Искандер, не тот рогатый падишах Искандер из Самарканда, и даже не двурогий Искандер Македонский, но Фазиль Искандер - советский писатель, предложил такую культурную концепцию: делить всю литературу на литературу дома и литературу бездомья. Как примеры той и другой он приводит пары: Пушкин - Лермонтов, Толстой - Достоевский, Ахматова - Цветаева. Идея состоит в том, что литература дома - это литература мудрости. Она вмещает в себя героев и детали быта, с которыми хочется жить бок о бок в одном доме. Литература бездомья - это литература ума. Она открыта всем ветрам и склонна, скорее, к полёту мысли над бездной жизни. Если принять такое разделение литературы, предложенное Искандером, то тогда следует признать, что многочисленные современные нам тексты вряд ли являются литературой вообще. В самом деле. С кем из современных героев, выведенных в текстах, взятых случайно, выборкой, навскидку, нам хотелось бы жить под одной крышей достаточно долгий промежуток времени? С Форестом Гампом от Уинстона Грума? С Гарри Поттером от Джоан Роулинг? С парфюмером Жаном Батистом от Патрика Зюскинда? С Василием Чапаевым и Петром Пустотой от Пелевина? Не знаю как вам, мне - не особо хочется ни с кем из перечисленных. Тогда, быть может, подобные тексты являются литературой бездомья и полны видами от смелого полёта мысли над вселенской бездной? Роулинг летает, но явно не мыслью и не над реальной бездной духа. У Зюскинда есть и мысль и бездна тьмы (последней даже с избытком), но полётом, увы, и не пахнет. У Пелевина есть и полёт, и бездна, и мысль, но все они друг с другом, кажется, никак не связаны, а посему и бездомья нет, а напротив - есть дом; ну или, точнее, дурдом. Так что и на литературу бездомья современные тексты, пожалуй, не тянут. Скорее всего их падение с высот началось с того момента, как Кто-то пролетел над Гнездом Кукушки и двери Дома Для Дураков распахнулись, а пациентам была дарована свобода. Некоторым даже и пинком под зад. Тогда принялись все, кому не лень, охотно составлять тексты, единым и единственным наполнением которых были сами составители, как потенциальные гении и гонорарополучатели. Впрочем, справедливости ради, надо признать, что миллионы людей в мире читают подобные тексты и вполне ими довольны. Значит, всё же - литература? Допустим, что - да. Тогда не точен Искандер. И литература может, помимо предложенных им типов, быть ещё и типа домашнего бездомья. Или бездомной домовитости. Это как кому будет удобней. Основой такой литературы является мудрёное умничанье. Или заумная мудреность. Кому что ближе и понятней. И обитает эта литература не в доме, и не в бездомье, а в бездомье дома. Или в доме для бездомных. Кому что по-карману. Вообще-то, трудно ставить диагноз, спя в одной палате с пациентами. Трудно определить болезнь мира, живя в нём. Трудно судить о литературе, варясь уорхел-супом в плавильном котле ноосферы. Тут нужно отстранение. Уход из общего нашего дома на станцию Астапово. Лишь сидя на скамеечке, в тишине крошечного зала в ожидании поезда, который никогда не придет, только и можно понять, что диагноз нашего времени - дромомания, или страсть к перемене мест. Мест не только физических, но и метафизических, сиречь духовных. А болезнь современного мира - клаустрофобия уюта, гармонии и целостности. Вот современное составительство и отображает своими мозаическими текстами тот диагноз и болезнь. В самом деле! Литература дома всегда грезила о высоком полёте. Литература бездомья мечтала об уютном доме. О чём мечтают и грезят современные тексты? Вы знаете? Я - нет...
Одна надежда - на выздоровление. Оно произойдёт. Случится это тогда, когда обитателям современного мира надоест сидеть в абсурде одинокого бездомья своей крепости. Крепости, летящей, как улитка с крыльями стрекозы, над чудовищной пурпурной бездной всеобщего взаимного безразличия, наполненного мраком себястоимости на виртуальных рынках духовного рабства и реальных ярмарках тщеславия по берегам чернильного океана директив, указов, подзаконных актов, положений, инструкций, теорий, решений, концепций, протоколов, заявлений, сценариев, схем, аналитических проработок, постановлений, требований и прочего канцелярского добра из арсенала литературного отдела администрации. Тогда они встряхнут головой, чтоб слетела блажь, и произойдёт исцеление. И поползёт тогда улитка дальше по склону. А поп'рыгунья-стрекоза вновь запоёт о лете. И вздрогнут тогда читавшие и чтившие эти тексты, ибо поймут, что та бездна, по краю которой их так долго вели, есть не рисованная в павильоне постмодерна декорация, а настоящая, всамделишная прорва экзистенциального забвения. И вели их наощупь не проводники, но слепцы, которых манил запах барбикю с другого берега пропасти...
Господи, спаси и сохрани нас от бездомного домоседства !