Клава уже большая, Клаве уже пять лет. И жизнь у нее такая же большая и серьезная.
Весь день она сегодня принимала гостей и подарки. Гости были торжественные и нарядные, а подарки неожиданные и приятные. Гости-дети отчего-то терялись и, переминаясь с ноги на ногу, гнусавили заученно "па-зд-я-вь-я-ю", доставали испуганно подарки из-за спины и тут же забывали о Клаве, и носились восхищенно по комнатам, и играли в папу и маму, и пили "Фанту", и по всему видно, очень сожалели о том, что это не их день рождения. Гости-взрослые были обстоятельные и веселые, они распахивали перед ней свои крепкие руки и гоготали жизнерадостно: "Клава, девочка, ну, иди же сюда, иди", - а потом долго тискали её, прижимали к дряблым щекам, сопели и были особенно неприятны тем, что уж очень не хотели ее отпускать.
Клава ждала дедушку. Дедушка был военный, он все время молчал и о чем-то грустно думал. И она полюбила забираться к нему на колени, крутить пальчиком золотой танк у него в петлице и тоже о чем-то думать. И так они могли сидеть долго-долго... Пока дедушка не вздыхал устало и хрипло и не причитал к чему-то: "Так вот, внученька, так вот".
Сегодня он сделал ей самый замечательный подарок - настоящего плюшевого медведя. Она назвала его Мишей и весь вечер тыкалась ему в плечо розовым носиком, и дышала, и было ей душно, тепло и хорошо. А когда все гости разошлись, мама мыла на кухне посуду, а папа вышел на лестничную площадку покурить, она сказала Мише буднично и просто: "Пойдем спать". И они пошли с ним в детскую спать. Там она уложила его в свою белую постель, заботливо укрыла одеялом и даже поговорила о чем-то перед сном. А затем просунула свою маленькую ножку меж его косолапых лап, и так они уснули - счастливо и нежно. И снилось ей ромашковое поле, она бежала по нему, и светило над полем жаркое солнце. Она бросала к солнцу трепетные ромашки, и была в голубом, как небо, платье, и босиком. И еще ей виделось, что так и будет всю жизнь.
Всю жизнь.
Проснулась она от грубого толчка по правому колену, - и пяти минут не поспала, - кто-то в черных трусах и растянутой на животе майке переваливался через нее и кряхтел раздраженно:
- Клава, ты чё, сдурела совсем, время семь часов, опять на работу проспали, а кто детей в садик поведет?
И она с минуту еще не могла понять, что это за человек и почему он говорит с ней так грубо? А потом вспомнила и отстранилась от него неловко; изо рта у этого человека неприятно пахло винным перегаром и табаком.