Аннотация: Майк Шнорри узнает страшную тайну: его учитель -- не тот, кем кажется. А тысячи лет спустя прекрасная Мирей и Пол противостоят жестокому Геронтократу Дарру Даймону... "Звездные войны"? Да, но не те. Ведь это -- совсем другая галактика...
Возвращение героя, или Царские дети против дракона
Посвящается Персею Горгоноубийце и всем Персеидам (в особенности - Амфитриону)
Накинув халат и препоясавшись, вышла из ванной, кивнула дворецкому, уже поджидавшему её - в левом глазу полыхнул задорный огонёк... улыбнулась, еле заметно подмигнула... отчего на щеке появилась ямочка. Впрочем, в темноте коридора было не разглядеть, но она знала: дворецкий оценит. Оценит и не забудет, хотя на самом деле ему, конечно же, плевать. Всё это кокетничанье - не более чем притворство. "Но ведь потому-то он меня и не забудет -- почувствует стыд!..
И это хорошо. По крайней мере, что-то останется после меня - пусть даже смутные воспоминанья в сознании этого олуха," - думает хозяйка особняка. -- "Ведь если б вовсе ничего по смерти не было, было бы гораздо, гораздо гаже". И -- в комнате, надевая тесное вечернее платье -- решает: -- А-а, ладно. Не в том суть.
И выходит, и снова движется по коридору -- в зал, где вовсю идут поминки; где большой длинный стол уже накрыт, и в середине его торжественно высится громадной горою пирог, ради которого, собственно, они все сюда и пришли... и прочие кушанья... и вино, вино... Вина у неё в хозяйстве всегда было вдоволь.
((И вновь она лукаво улыбается им всем - этим чёрным фракам, постным лицам, их тихим, как на похоронах, речам. Кокетничает с ними, выражая в этом язвительном кокетстве своё презрение... а лица у них всё такие же постные, но, без сомнения, им приятна её игра. Потом она уходит... уходит, хотя кто-то пьёт за неё (конечно, не говорит "её здоровье" - до такого они, даже захмелевши изрядно, не докатятся... вернее, не докатились - пока ещё). И вступает в комнату, где погашен свет.
Где -- как она надеется -- жду я.
Что ж, принцесса,ты не ошиблась. Я действительно был здесь все это время. Пока ты тусовалась с народом -- терпеливо торчал в комнате, рассчитывая на тебя.
- Я знала. Знала! Ты вернулся, Среброкожий.
- Слишком поздно, да, Андро? Ну, тут уж ничего не поделаешь... Зато я буду с тобой в последние минуты твоей жизни.
Она, горько вздохнув, отворачивается (насколько это вообще возможно - цепи, проклятые цепи светских условностей, держат крепко. Крепче иных всамделишных цепей... например, тех, которые будут на ней завтра. У моря. При всём народе.
- Зачем ты пришел, альбинос? Ну вот скажи: з а ч е м?
Теперь уже вздыхаю я.
- Не знаю, сестра... Но не прийти я не мог.
Молчание. Несколько минут мы стоим, друг на друга не глядя - и я не решаюсь двинуться с места.
Наконец она цедит сквозь зубы:
- Брат!
- Что, Андромедочка?
- Уходи. Уходи, гадина красноглазая, - она говорит хрипло, с заметным придыханием, и я понимаю: на неё, как всегда, "накатило", нервы сдали. (Да, сестра моя - та ещё крутая штучка, круче некуда; но всё же... Всё же она слабая женщина)... а плакать она не может - и не будет.
- Нужна мне твоя жалость, особенно после того, что было сегодня на пиру. Эти жирные свиньи... они не будут помнить принцессу Андромеду! И то, что она сделала для блага Абиссинии. А вот вкусные поминки, устроенные загодя, еще до самой казни -- это пожалста, это нам в память врежется накрепко! Зачем думать о неприятном, да, альбинос? Пусть лучше воспоминания про княжну останутся самые умиротворя... кхе-кхе... нет, кхе-кхе, умилительные... -- и тут она заходится кашлем. Я молчу. Сестра истошно надрывается в приступе, её уже чуть ли не тошнит, и потому -- ей приходится ухватиться за резную дверцу шкафа. Я жду, пока девушка успокоится, потом отвечаю:
- Умиротворяющие? Умилительные? Следи за тем, что говоришь, Андро. Это разве не одно и то же? - и усмехаюсь. (Шутка неудачная, но дорогая сестрица ее, конечно же, поняла).
- Ах ты... - дар речи покинул принцессу. Немудрено: завтра идти жертвой к морскому чудовищу, а братец язвит, не вникая в пафосность минуты... Но мне, собственно, это и нужно: вывести сестру из равновесия. Чтобы из-под маски светской львицы снова показалась моя Андромеда. Пусть даже злая, как чёрт.
Но, поняв, что ничего не добьюсь, я тут же отвернулся.
- Ну... я пошёл. До встречи завтра в полдень. Больше ты ничего сказать не желаешь?
- Иди. - Нет, не заплакала, не кинулась, не повисла на мне... даже голос не подчёркнуто-спокойный (это бы значило, что она скрывает чувства... а она до такого не опустится). - К морю-то являйся, попрощаться, как положено. Спасать... сам понимаешь... не прошу. В котором часу, вижу, тебе уж известно? - Голос ее лишен каких-либо чувств. Ну просто -- в нем их нет. Ни-ка-ких. Обычный голос богатой дамы - густой, сдобный, равнодушный.
Казалось, между нами все кончено. Краткая надежда на то, что (внезапно) возникнет контакт -- вспыхнула, как искра,и пропала...
Но тут я вспомнил.
Обернулся к ней.
***
...Плывёт, плывёт, крутится пол под нами... и стены комнаты раздвигаются, а за ними - чернота. Плотная угольная чернота, густая - хоть ножом режь - и непроницаемая.
В ней вспыхивают звёзды. И вот уже мы плывём, по-прежнему оба - кружась в эдаком вальс-macabre (хотя и стоим далеко друг от друга)... и становится видна планета...
Наша родная планета.
Ветки липы шелестят во дворе, заглядывая в окна отцовского замка.
Шелестят - но уже совсем по-другому - морские волны.
Андро... Энди - так я её звал, ещё когда мы, недоростки шестилетние, гоняли в мяч на пустыре за дворцом. Не пристало это, конечно, царским детям, но кто ж уследит?
И уже тогда она боялась моря.
Она всегда его боялась.
А я... я.. не помню.
***
- Аль... Алька! Даймон меня побери... Алька! НЕ "альбинос"! Что всё это значит?
- То, что это - правда, сестрёнка.
***
На следующий день. Берег моря. Ровно двенадцать, судя по солнцу.
Она молчит, по-прежнему отвернувшись.
- Я же всё понимаю... - это не слова, так, лёгкий выдох, тут же тающий в стылом морском бризе. - Знаю я, зачем ты пришёл... моя душа не черствый сухарь... Я просто не верю... как это может быть... чтоб ты вот так...
Она недоговаривает, и это хорошо: если бы она сказала "рисковал", то свела бы на нет весь смысл своей тирады. А если бы она сказала что-нибудь другое...
То это была бы уже не моя сестра. Не Андро.
- Ничего, родная, - с этими словами я касаюсь её виска. Она отдёргивается - резко, чуть ли не брезгливо.
Я, тем не менее, отвожу в сторону красивую русую прядку.
- Я стал другим. Теперь я могу себе позволить сражаться... ну, скажем так - вообще ни за что. Просто потому, что мне н а д о. Решил тебя защищать -- значит, буду.
- И куда же, - удивляется она, - куда же с появлением этого бесстрашного и отчаянного воителя, девался тот...
- "Кроткий книгочей, которого она любила"? - спрашиваю я... и мы оба, не выдержав, впервые за весь этот долгий разговор, тянувшийся уже два дня, заливаемся счастливым смехом, ибо - вспомнили...
Через некоторое время я, уже посерьёзнев, молвил:
- Я же виноват перед тобой, помнишь? В тот день... ты была Падминэ, а я - Лукасом...
- Помню, братишка. Всё я помню прекрасно...
- Если самое малое, что я могу для тебя сделать сейчас - это умереть вместе с тобой, то... да будет так. Если Меч не поможет против порождения Глуби - роптать не стану. Просто приму этот жребий.
- Из чувства долга, альбинос? - по-прежнему угрюмо щерится моя сестра. - Или... из-за чего-то большего?
Я улыбаюсь.
- Это одно и то же. Если уж полностью придираться к словам - не так важно.
Я обернулся, оторвавшись от вскрикнувшей в отчаянном испуге девушки, вскинул щит, и воздел Клинок в приветственном жесте...
Ну здравствуй, враг мой. Здравствуй, дракон.
Выбор Лукаса
Майк Шнорри вошёл в кабинет правителя, когда тот был, по своему обыкновению, занят: перебирал бумаги. Юный Рыцарь был чем-то озабочен, и это сразу бросалось в глаза (по крайней мере, он так думал - но растрогать канцлера ему не удалось: тот лишь краем глаза на него покосился и снова уткнулся в чтение какой-то, по всему судя, важной распечатки...
Или всё же удалось?)
- Привет, - равнодушно бросил Одисс VII, не отрываясь от своих дел. - Заходи. Чай на столе... или тебе чего покрепче?
"Как мило с его стороны". Юноша сам не понимал, за что он так привязался к старшему другу: тот был донельзя прагматичен, и в любом другом человеке это раздражало бы Майка. Ведь злила же его Падминэ, когда начинала трещать, как сорока, о государственных делах, вместо того... А поведение канцлера, которое, кстати, от её поведения ничем не отличалось - оно почему-то Рыцаря привлекало.
- Да не-ет... - Майк смешно наморщил нос, стараясь выглядеть как можно более по-детски. В последнее время это ему удавалось всё естественней. - Я пришёл посоветоваться, канцлер.
- Да ну? И что ж тебя мучит?
- А с чего вы взяли, что меня что-то мучит? - рассмеялся юноша. - Я сказал, что просто пришёл посоветоваться, не более того.
- Так, Шнорри, - рявкнул канцлер, откладывая бумаги, - не дури! Ты поговорить хочешь? Ну давай... Давай поговорим.
"Всегда он такой", - умилённо подумал Майк, втайне любуясь старшим другом. Господин Одиссей меж тем отошёл от стола, выключил искусственное освещение, и резные деревянные панели комнаты заиграли, заискрились собственным розовым светом.
- Поговорить, значит, хотел?...
В полумраке комнаты глаза канцлера заиграли красно-жёлтым огнём, лицо стало более худым и даже хищным - щёки словно впали (на самом деле, конечно, игра теней, однако...), нос заострился...
- Одисс, - с трудом выговорил Майк, - меня... Меня Падминэ беспокоит.
- Ах, ты опять об этом.
По лицу канцлера было ясно, что он утратил интерес к разговору. "Ах, ты об этом" - и всё; Одисс замолчал. "Что ж ты не встаёшь, канцлер, почему не идёшь включать свет?"
- Мне это снится. Опять снится. Вот, сегодня снилось... - он осёкся, умолк, натолкнувшись на ироничный взгляд старшего друга, но потом всё-таки продолжил: - В каждом сне она умирает, и винит в этом... меня!
Правитель долго молчал, потом заговорил, не обращаясь (вроде бы) ни к себе, ни к Майку.
- Ну да. Да. Всё, как я и предполагал.
Встал, запахнулся в свою официозно-пышную мантию, пошёл к двери. Уже у дверей окрик Шнорри настиг его:
- Что?! Что вы предполагали? Объяснитесь, канцлер!
- А ты уверен, что хочешь этого, парень? - произнёс тот. Верней, он произнёс "хочешшь" - прямо-таки прошипел, куда там гадюке! - и Майк отшатнулся.
- Ну ладно... - сказал, смягчаясь, старик. - Слушай... Ты что-нибудь знаешь о Серых Владыках?
***
Майк брёл по мостовой, стараясь ни на кого не глядеть, и время от времени пинал носком башмака булыжник-другой. Он заглянул в бар, где, по идее, должна была сейчас быть его жена - и ошалел от увиденного: эти клоны, верные слуги Одисса - они сидели, хлопали в ладоши, орали дурными голосами и хохотали как ненормальные... "Его войско. Его войско, готовое в любой момент наброситься на нас. На всех..."
Потом он понял: да ничего же не случилось! Просто Падминэ держит речь, а эти увлечённо слушают.
Ушёл. Ретировался, спешно, пока она не заметила.
"- Так как мне вас называть-то? На "Д'харрт" - язык не повернётся, а Одиссом, значит, уже нельзя?
- Зови не по имени. Просто - учитель.
- Учитель??"
"Наш мир когда-то был ими заселён, Майки, они первые начали здесь строить город, который превратился в то, что ты видишь теперь... Город-в-центре-Мира. Он назывался Эбор... да, - Одисс усмехнулся, - вот это его истинное название! А не то, к которому ты привык. А теперь скажи-ка: ты часто выходишь из дому по ночам?
- Ну... А зачем вы спрашиваете? Вообще-то никогда.
- Воот. И не только ты, но и девять десятых от всех горожан! Потому что чувствуется это... в самом воздухе. Если выйдешь после полуночи, то кожей улавливаешь ЕЁ эманации.
- Чьи?!
- Другой жизни, Майк, другой жизни! НАСТОЯЩЕЙ жизни этого города!"
Майк мало что понял из сказанного Одиссом, но по тому, что он понял, выходило: из всех живущих в этом Городе никто по-настоящему не умирает, - Город сохраняет их в себе. И тени обитателей его по ночам, когда живые не видят, сходятся на улицы и площади Эбора, где ведут какую-то совершенно иную жизнь, непохожую на ту, что ведёт дневной город...
"Я ждал... я ждал, когда появится он. Когда появишься ты, Вечный Рыцарь.
- Да с чего вы взяли, что это я?!
- Твои видения, мальчик мой! Твои видения!"
***
...Он хочет меня использовать. И я это знаю, и он это знает. Но теперь я уже не уйду так просто: передо мной словно дверь приоткрылась, и пока я не пойму, куда она ведёт, я...
***
...я...
***
...прости, Падминэ...
***
В чёрном зерцале шлема отражались блестяще-серебристые мундиры солдат-клонов. Линзы, заменявшие ему глаза, горели в свете маленького эндорийского солнца. Чёрный плащ спадал до самых подошв таких же чёрных сапог.
- Давай, ребята! - крикнул Тёмный лорд, делая знак солдатам. Те двинулись к кораблю, унося с собой бесчувственное тело молодого Лукаса.
"Я - Вечный Рыцарь. Моё предназначение... не знаю, каким оно было бы в другой жизни, но в этой я несу зло. Быть по сему. И я сделаю это. Но не ради тебя, Одисс! Я несу зло - потому что и оно должно быть в жизни. А не потому, что так кто-то хочет... кто-то алчный и очень грубый, которому, дай волю - не одну звёздную систему захапает!
И уж тем более не потому, что я так хочу.
Пережив смерть почти всех своих близких, я уже разучился чего-то хотеть. Это и хорошо... Потому что... учитель, я благодарен тебе за смерть Падминэ, и за то искушение - оно сыграло свою роль в том, кем я стал, но если бы я ещё чего-то хотел, мы по-прежнему были бы связаны.
У Вечного же Рыцаря нет и не может быть никаких связей".
***
Лукас стоял посреди Зеркального зала и без особого любопытства глядел на миллиарды своих отражений в блестящих черепках, коими были вымощены стены и пол. Плащ - алый с синим - вился по широким плечам; рука в перчатке тех же оттенков была поднята ввысь и касалась рукояти Меча. Губы юноши кривились в совершенно не юношеской гримасе.
Сам Меч висел в воздухе - огромный, в рост Лукаса, и блестела серебряная рукоять (клинок, разумеется, был переведён в режим "призрачного", поэтому на полу угадывалась только неясная тень от него).
Герой Тысячи Галактик хотел было сомкнуть пальцы на рукояти, но тут...
Лёгкий шорох, раздавшийся за спиной, заставил его отдёрнуть руку - он обернулся.
Ну так и есть... Джо'Нбар. (Или Джон Тар? Он никогда не мог запомнить эти итакийские имена).
- Владыка Одисс ждёт вас, - получеловек-полуробот поклонился. - Он интересуется, почему вы к нему давно не заходили...
"Делать мне больше нечего", - подумал Лукас; вслух же сказал:
- Хорошо, передай, что я приду.
***
...Чернобородый мужчина в пышном тёмно-зелёном одеянии хмуро смотрел на второго Вечного Рыцаря, не решаясь начать разговор.
- Ты... - сказал он наконец, - готов уже отправиться в путь?
- Готов, - кивнул Лукас, - но меня ещё не ввели в курс моей миссии...
- Ты полетишь на планету Эрколанум, где мы сейчас имеем восстание взбесившихся автомашин. Будешь их убивать - сколько сможешь и на сколько хватит заряда в твоём Мече. Миссия, как ты видишь, простая - но не лёгкая...
- Я всё понял, государь. Так когда отправляться?
- Не спеши... - произнёс Одисс IX. - Не спеши... Это ещё не всё. Перед тем, как отправишься... ты должен отказаться... от Неё.
Последовало затяжное молчание.
- Должен? - наконец угрюмо переспросил Лукас.
- Да, - кивнул император, довольный, что его поняли. - Именно так: должен.
***
- ...Нет, Лея, они не знают, что ты моя сестра. Они думают, что мы с тобой обычные влюблённые, так что успокойся - их гнев вызван совсем не этим... и наш инцест ни при чём тут... Всё куда проще, и при этом - хуже...
Лея стояла перед ним - тонкая фигурка в белом платье, тоньше тростинки... А между ними в воздухе неподвижно завис - Он. Его Меч.
- Они просто хотят, чтобы... чтобы я выбрал Его, а не тебя...
Маленькая женщина печально кивнула, - и обмякла в его объятиях. Из её тела выскочили два обоюдоострых лезвия, пронзившие бок, живот и грудь Лукаса.
Вслед за этим из его тела вышли точно такие же секироподобные клинки, прошедшие плашмя над Клинками Леи сквозь её плоть.
Он убивал её... и при этом убивал себя, не жалея, стараясь, чтобы как можно больней это было, и понимая: потом - уйдёт. Забудется. Но сейчас - эту чашу надо испить сполна. Он убивал себя, и сестра, прильнув к нему, убивала его... и он убивал сестру.
***
Он стоял над её телом. И в воздухе перед ним был - Меч.
- Одни мы с тобой остались, - сказал Лукас Мечу. Погладил рукоять. Потом, протянув руку (оружие легло в ладонь как влитое), вынул его из воздушной "ниши" и пошёл прочь из зала, не оглядываясь...
Тайна белого слона
Пол проснулся среди ночи, сам не зная, почему. То ли у него желудок забурчал, то ли просто спать не хотелось - за минувшие дни он только и делал, что бегал, прыгал, кувыркался, размахивал атомным ножом... Хотелось еще, сид побери. Или, как сейчас модно говорить - Дарр побери. Ведь время сидов прошло, а вот рыцари-Дарры еще совсем недавно были настоящей угрозой...
Пока Мира не истребила их главаря.
Кстати, самой Миры в кровати не было...
Чувствуя, что он - на пороге некоей важной тайны, храбрый воин Сопротивления быстро, но осторожно обулся, натянув сапоги из шерсти трехглазого полярного пса эски. Накинул поверх своей ярко-коричневой, форменной пижамы плащ из белого совиного пуха. Теперь наш повстанец выглядел очень солидно, а, значит, мог идти на поиски Мирей.
После нескольких... Как бы это сказать... Не вполне преднамеренных столкновений со старым Руддлем, который нес в свои покои чашку горячего кактусового сока, с девушкой, которая ни с того ни с чего вдруг стала (видимо, из-за завтрашнего парада Победы) ночью среди коридора учить быстрый танец, - а также просто столкновений с соседями, желавшими немного поспать, - наш Пол сумел-таки разобраться, где Мирей.
Она была в гараже. Когда сопротивленец открыл тяжелую дверь (ключи у него почти всегда были с собой, да и, кроме того, с шифрованным замком Пол давно находился в дружеских отношениях - на уровне "превед, кагдила?"), девушка, застигнутая врасплох, отреагировала более чем флегматично. Даже не ахнула, проще говоря. Хоть по лицу ее и было видно, как раздосадована: в кои-то веки собиралась побыть одна, поласкать рыже-розовых пушистиков, а тут... Лезут!
Капитан-лейтенант Пол оглядел хлипкую фигуру Миры, что в пижаме выглядела еще меньше, беззащитнее. Оглядел стайку митигориан, заполонивших весь гараж подобно убежавшей у нерачительного кондитера сладкой вате... И улыбнулся во весь рот. Лучшая воительница галактики вела себя совсем не по-воински, находясь сейчас среди инопланетян другого вида -- полуодетая, опухшая со сна (а митигориане лезли, терлись о смуглые лодыжки; прыгали прямо на руки, оборачивались эдаким смешным шарфом вокруг шеи...) Короче говоря, - почему б не подурачиться? Особенно сейчас...
- Сейчас, когда Дарр Даймон побежден, - сказала Мирей. - И весь народ завтра будет пышно праздновать... А нас ждёт совсем другое будущее - видимо, не воинов, но политиков. Почему же нельзя вот так, весело, проститься со своей юностью и только тогда - слышишь, брат мой, ТОЛЬКО ТОГДА в это скучное и пошлое будущее идти?
- Ты права, сестренка, - сказал Пол. - Ты, безусловно, права... - Он шагнул в живой океан пушистых зверей, и те в одно мгновение оказались на нем: сверху, на голове (как будто шляпа). На спине (словно еще одна мантия) и даже на поясе (словно еще одни штаны. С напушью).
- Дарр Даймон.... Я его помню.
- И я, - вздохнула Мири. - Молодой, красивый, импозантный... Жаль, что выбрал в конце концов дорогу зла!
- Я от этого черноусого и не ждал ничего, кроме, - вздохнул Пол Джейкс. - Хоть и был момент, когда он перешел на нашу сторону...
- И много-много подвигов под знаменами Восстания совершил!
-... Но все-таки слишком сильна была в не тёмная "закваска". Не вливают вино молодое в мехи ветхие, Мири! Или мех лопнет, или - что еще хуже - прогоркнет само вино.
- Ты прав, - Мирей промокнула глаза концом пояса. - Дарр был неисправим; но я - я его любила... - И девушка в досаде топнула пяткой о каменные плиты. - Ох, да ну, неважно оно все! Главное, Пол - мы победили! И оба живы! Ведь это уже само - прекра-а-асный повод для радости...
Она протянула ему стакан сидра.
- Хочешь, не?..
Пол пригубил шипучий напиток (местная разновидность яблокогруши, которая на него шла, обладала немного резким запахом и вязала рот. Но ему сейчас и это было приятно.
- Не было - ни разу за всю историю галактики, не то что за историю наших Сопротивленцев! - нигде такого бравого пулеметчика, как Дарр Даймон. Я очень сожалею, что этот парень продался злу.
- Я тоже, - Мири прижала узкую ладонь к сердцу и слегка покраснела. - Да ну, митигориан меня живую жри!.. Нельзя ведь все время жить прошлым. Братка, мы должны отпустить призрак черноусого. И открыть свое сознание новым... Э-э-э...
- Возможностям. Надеждам. Стремлениям! Это ты хотела сказать?
Мирей с благодарностью пожала ему руку...
***
Тот, кто был Дарром Даймоном, не пережил поединка с Мирей. Из далёкой, далёкой галактики он был навсегда (ну или, во всяком случае, на очень большое время!) вычеркнут. А потому - пришел в себя неизвестно где, очевидно, на каком-то другом краю вселенной.
... Вокруг были унылые белесые стены. Ковер на полу; растение в кадке. Он ощупал свое тело и убедился (без особого, впрочем, потрясения), что в мир сей явился уже стариком. "Неважно", - решил темный Воин. - "Древний император-сид, говорят, вообще себя с помощью силы омолаживал; почему я не смогу? Главное - не в меру прытких митигориан держать в узде".
- И все-таки, где именно я нахожусь?
- Вы в стране Геронтократов, - ответил мягкий, легкий, мелодичный (хоть и бесполый) голос. - Я - ваш новый ассистент; не далее как со вчерашнего утра мои наночастицы были введены в ваше тело.
- Как меня зовут? - Дарр не желал упускать самое главное.
- Ваше имя - Грегори Бергхофф, Генеральный секретарь Верховного совета КБ ВПК ПО... А-а, тьфу, пропускаем! Ни один нормальный язык - машинный, человеческий ли - этого не выговорит...Мир, куда вы попали, изнывает под натиском "дружественных" государств, - (это слово ассистент произнес, откровенно издеваясь). - Они только и ждут, как бы вцепиться в вашу страну, господин! Надо дать укорот Бессараб-Карпатии, а также Поднепровью, а также...
- Ясно, дальше можешь не говорить, - Дарр Даймон вздохнул. "Бывало и хуже". Например, когда в микромире с вирусами воевали... "Что ж. У любой империи есть свой конец и свое начало. Да простят меня все старички-пенсионеры, и прочие... того... малообеспеченные... Но на этот раз началом буду я!"
***
Празднество по поводу окончательной смерти Даймона удалось на славу. Шикарно смотрелась (отметил Пол) более чем радостная Мири, в щегольском повстанческом мундире - слепяще-белом, с черными вставками где надо и (особенно) где не надо. (Обратите внимание на второе "Особенно", братцы мои!) Атомные мечи - естественно, театральные, задеть или ранить такими никого было нельзя - блистали, слепя глаза и создавая потрясающий эффект - будто яркая световая волна, а не люди, кружились по площади. Пол, Фрикс и Грокс плясали на небольшой анфиладке, сбросив грубые армейские сапоги, стеснявшие их. Мирей хохотала во всю глотку, глядя на этот разудалый пляс (что было вполне объяснимо - она приняла слишком много сидра со специями). Время от времени ей лезла в голову безумная мысль: самой избавиться от формы, сковывающей движения, влезть на анфиладу и показать неотесанным парням, что же такое НАСТОЯЩИЙ, рантуинский, пустынный танец! А заодно - раз уж повод такой есть - и перецеловать их всех, без особого стыда..
Но, поскольку небольшая доля трезвости в голове ее все-таки сохранялась, Мири ничего такого не делала. Все-таки прославленной героине Академии Звездных Капитанов, выращенной под терпеливым надзором мистера Энтони Нобла, не годится вести себя на людях подобно пацанке ("хоть я и есть пацанка", улыбнулась про себя героиня галактики. "Но - терпи, терпи. Не в казарме ж, как-никак").
Поэтому она молча допивала сидр, стоя в сторонке и чувствуя, как опохмел, поданный тигромедведем вовремя, снимает всякие следы шума в голове, делая ее вновь спокойной, тихой... Уравновешенной. И так же молча следила за грандиозным завершением шоу.
"Сгинул лютый бармалей. Стало в мире веселей!"
Казалось бы - нежиться и нежиться в этих беспрестанно накатывающих волнах счастья. Ан нет, какой-то противный червячок душу точил. С чего бы - она не знала; только полного покоя в ее сердце не было.
***
Бергхофф сидел у себя в кабинете и листал страницу за страницей: документы, оставленные его предшественниками. Кой-какие мысли показались Геронтократу стоящими внимания (например, "заморозить" сельское хозяйство с помощью пятилетнего плана, или утопить бойскаутов с молодыми членами Партии Труда в ворохе бумаг, заставив их вместо активной деятельности разбираться, кто первым на кого настучал). Однако же большинство предложений, внедренных предыдущим Геронтократом, безнадежно устарели. Прежде всего следовало обратить внимание на мир, причем не какие-нибудь там сопредельные страны, а именно что дальний Запад. На Западе сейчас жизнь крайне проблематична, большинству не хватает денег даже задницу прикрыть (о съёме квартиры вообще умолчим - больная тема!) Значит, наша первоочередная задача - втюхать им, как насущный выход из положения, идеологию Чарльза Марлоу и друга его Фредерикса...
Империя Геронтократов, да и лично сам Бергхофф, не думали о поражении. Они знали: победа отнюдь не близка, но рано или поздно ИХ " правда" восторжествует. Причем именно в масштабах всего мира, а может, и другой какой галактики....
***
- Вот так это было, - сказала Мирей.
Маленькая Лея-Зора вылупила глазёнки, не в силах переварить все те сведения, что странная подруга, приходящая по ночам, вываливает на нее. Потом улыбнулась. Потерла слюнявый рот кулачком, попутно размазывая по лицу остаток овсянки.
- Значит, Дарр Даймон плохой... Ага?
- Очень плохой. Он нас всех погубил; мы-то считали его давно мертвым, не боялись! А в это время... Ну ладно, Зорка, вижу, утомила я тебя. - Призрак Мири неслышно поскреб синеватым сапогом землю, которая в рантуинском жилище заменяет пол. (Читатель понимает, что к самому сапогу земля не пристала - этот жест всего лишь свидетельствовал о скуке, которою томилась сейчас Мирей).
- Давай о чем-нибудь более приятном, а?
- Дава-ай! Мне, ты знаешь, дядя Оуэн на семилетие слона подарил.
- Настоящего, или... Постой-постой, - Мири лукаво хохотнула, - настоящие-то здесь и не водятся! Ах ты... Юмористка.
- Неет, не-ет, - заныла Лея-Зора, - он не игрушечный! И не автоматон, не думай. Настоящий... Только, может быть, не совсем слон.
![Cover art by: [Wombo Dream]](/img/m/minstrell_m_a/belyi-sllon/dream_background111.jpg)