- Это вон там, - уставший проводник протянул свой палец с длинным грязным ногтем в сторону темной скалы - черного силуэта, врезающегося плоским треугольником в красное, пылающее закатом небо. Дрожащее солнце, которое, казалось, было нанизано на вершину горы, подталкиваемое перстом Бога, медленно покатилось по ее склону и через несколько минут, свалившись за горную гряду, неожиданно зажглось десятками маленьких пламенеющих светил по скалам. Божественное зрелище заставило Пия забыть о плавящемся от зноя песке пустыни, невыносимой жажде, стоптанных в кровь ногах, смертельной усталости и конце света.
- Это пламя на алтарях огня, - прокомментировал проводник и сказал что-то на фарси, обращаясь к погонщикам.
Караван остановился, и тяжелая тишина дневного перехода под палящим солнцем сменилась радостным шумом привала. Верблюды, освобожденные погонщиками от ноши, легли на остывающий песок, с безразличием наблюдая за копошащимися людьми.
Когда наконец-то путники расселись и с жадностью начали поглощать пищу, благодаря Аллаха за прохладный покров ночи и за оставшуюся в бурдюках воду, Латиф подсел к Пию и тихо начал:
- Ты должен выйти через час. Один.
Пий вопросительно посмотрел на проводника:
- Что значит "один"?
- Мы договаривались, что я доведу тебя до места, но о том, что я пойду в таинственную башню к неверному, да к тому же сумасшедшему, не было и речи. Я и так сделал для тебя слишком много, - при этих словах Латиф засунул руку в карман и, чтобы удостовериться насколько "много" он сделал, похрустел здоровенной пачкой долларов.
- И никто из моих людей не ступит на проклятые места ни шагу.
И действительно, погонщики прятали взгляд от танцующих по черным склонам языков пламени. Одни шептали что-то, а по позам других можно было безошибочно определить направление на Мекку. В глазах Латифа читался животный страх.
- За этой горой, - он опять ткнул в темноту пальцем, - увидишь расщелину в скале. Я думаю, до нее километров десять, не больше... Пройдешь в нее и через семь шагов повернешь налево... слышишь меня! Через семь! Не через шесть и не через восемь. Ступишь не туда и долго, очень долго будешь гадать, почему под ногами нет земли, пока твои переломанные кости не достигнут дна... В этом повороте - лестница. Но! - он потряс пальцем, грязь под ногтями которого созерцал все время, пока говорил.
- Но, лестница начинается не сразу, и ее не видно. Ощупай стену... найдешь ступеньку. Как ты на нее заберешься, меня уже не касается, - при этих словах он еще раз хрустнул на всякий случай пачкой и уверенно добавил, - да... меня это уже не касается.
Пий еще раз обернулся на мирно спящий караван, перекрестился и вошел в темноту нависающих над ним гор. Звездный узор сверкающего неба позволял лишь определять силуэты валунов, возникающих вдруг на пути. Он осторожно продвигался почти в полной темноте, цепляясь руками за холодные мертвые камни горных стен и непрерывно спотыкаясь на коварной, усеянной скользкими булыжниками тропе.
Его поход напомнил ему блуждание меж склепов на заброшенном кладбище. Тогда он был тоже один, но в ту ночь небо не улыбалось звездами... Была поздняя осень, и небеса укрывались от людского взора плотной тучей. "Господи, - прошептал он и нервно сглотнул, - пусть не как в тот раз, умоляю"... Он всегда искал, щедро платил, но никто и никогда не давал ему гарантий. В ту ночь на кладбище он вслепую определял указанное направление и буквально ощупывал двери всех склепов, силясь обнаружить нужную, с рельефом песочных часов... Он не помнит, как случайно нажал на какой-то выступ в двери и как склеп поглотил его, спрятав от жизни на неделю. Но он хорошо помнит ужас нескончаемых минут, проведенных в компании отвратительно пахнущего смертью свежего трупа, пока из этого ада его не вытянули слова похабной песни, которую горланил неизвестно для чего прогуливающийся среди мертвецов пьяный бомж. Еще раз прокрутив в памяти забавную развязку страшной истории, Пий улыбнулся. "Бомж" теперь жил в роскошной квартире, - он заслужил ее...
Теперь, сбивая ноги об острые края камней, он снова шел в неизвестность... Что он знал об этом Латифе? Да ничего, как и о том, кто знал Латифа, и о том, кто знал знакомого его проводника и так по бесконечной цепочке. Его охватило страшное желание бежать назад к каравану, и он уже было прошел несколько шагов назад, но передумал. За валунами обратной дороги также скрывалась неизвестность. Он боялся, что увидит лишь песок и догорающий костер. Пий прислонился к скале и стал глубоко дышать. Надо было успокоиться. Он выбрал свой путь. Пий поднес к лицу руку с поблескивающими на ней часами и нажал кнопку подсветки. "2.36", - сообщили часы. Он прикинул, что идет уже больше четырех часов. И когда нервная улыбка отчаяния обманутого в тысячный раз человека собиралась исказить его лицо, впереди он увидел зияющую рану скалы.
Пий поднял голову, пытаясь разглядеть вершину скалы, но ничего не увидел. Прочитав все молитвы, всплывшие в памяти, он шагнул в пугающую неизвестность.
"Один, два, три, - он шепотом отсчитывал шаги, упираясь руками в стены узкой пещеры, - Четыре, пять", - рука провалилась во что-то горячее и мягкое, но он даже не пытался рисовать в воображении, что это могло быть. "Шесть, семь"... Он повернулся в кромешной тьме налево и стал шарить руками. Стены не было. Помня о бездне, распростертой где-то внизу, Пий осторожно прощупал ногой почву - все нормально. Поднырнув в проход, он через два шага уперся в скользкую стену. "Как тогда, в склепе", - охватил его ужас.
Не отдавая отчета в своих действиях, он полез зачем-то в карман и наткнулся на мобильный телефон... Звонкий русский мат пронесся эхом по пещере, потревожив пару летучих мышей, с осуждающим писком закружившихся над его головой. Он откинул крышку. Зеленая подсветка помогла избавиться от удушающих мыслей и позволила осмотреться. Он стоял в вырубленной маленькой нише, на дне глубокого каменного колодца. На расстоянии вытянутой вверх руки сверкала влагой первая ступенька.
- Дьявол, - выругался он.
Нужна была хорошая физическая подготовка, чтобы подтянуться на ней и прежде чем подняться на ноги, умудриться как-то уместиться на площадке в сорок сантиметров. В его пятьдесят шесть, да с его образом жизни это было невозможно... единственные мышцы, которым он давал работу - это глазные, а его руки способны были лишь переворачивать страницы да иногда тянуться на верхнюю полку за книгой.
Весь путь, проделанный по этой иранской пустыне, был напрасен; никчемной казалась сейчас и его двадцатилетняя подготовка к этому походу. Он, захлебываясь слезами отчаяния, стал тихо сползать по стене, приподнявшей над ним заветную ступеньку, выкрикивая слова проклятия колодцу, Латифу и всем, кто по цепочке привел его сюда, потрясая вверх кулаком с зажатым в нем сотовым. Вдруг тусклый луч телефона вырвал из темноты какое-то углубление. Пий приподнялся и стал осматривать противоположную лестнице стену. На ней были высечены еле заметные маленькие, на полступни углубления, начинающиеся за полметра от земли.
Отдохнув пару минут, привязав веревкой ко лбу телефон, он начал подниматься. Размер ниши позволял держаться руками за стены колодца, аккуратно вставляя ноги в углубления. Наконец, Пий залез на первую ступеньку лестницы, ведущей в башню, и посмотрел вверх. Крутая, с потертыми от времени ступенями, она вела, казалось, прямо на небеса. Он застонал, ярко представив свое восхождение...
Через час Пий выполз на площадку вверху скалы и рухнул в изнеможении на холодные камни.
Когда его сердце перестало вырываться из груди и воздух перестал наполнять легкие жгучей болью, он почувствовал благоухание персидской ночи. Пий встал, раскинул руки и отдался космосу, вливаясь в него и возвращая ему искру божественного света, оторванную от Создателя. Небо накрыло горную пустыню бархатным покрывалом, усыпанным драгоценными сияющими камнями, выстроенными по жесту Творца в причудливые узоры на одном из небес. Не будь их, кто знает, потянулся бы человек в космическую даль угадывать замысел его звездного рисунка. Охватив жадным взглядом небесный свод с востока на запад, он пересек горизонт и задумчиво посмотрел на лежащую под ним пустыню. Даже если это творение рук Ангро-Майнью (1), оно прекрасно в своей художественной простоте и законченности. Оно сдирает с тебя налипшие за века пути от Бога оболочки тварного мира, оно испытывает твой дух и очищает твою душу...
Разыгравшееся воображение создало из огромного валуна, лежащего у подножия горы, спящую тварь - шестиглазого и трехпастого Ажи-Дахака, который вот-вот проснется и громоподобным ревом поднимет из камней армию дэвов, уже невидимо марширующую по миру. По этому он и здесь...
Нехотя оторвавшись от божественного, он вернулся в настоящее. На горной гряде возвышались алтари огня, зияющие открытыми чревами, обращенные к Богу с доахеменидских времен. В этой части пустыни зороастрийские маги все еще зажигали величественные огни.
Площадка, на которой он стоял, была первой ступенью затерянного в горах и покинутого много веков назад храма огня - мрачной темной прямоугольной башни, нависшей над ним зловещей тенью, пожирающей звезды. Пий поднялся.
Внутри храма находилось треугольное святилище, в центре которого властвовал четырехступенчатый алтарь огня. Пию пришлось поднять голову, чтоб увидеть его верхушку. Он представил себе, как когда-то жрецы, облаченные во все белое, в белых перчатках, с прикрывающим рот легким паданом, дабы не осквернить своим дыханием священный огонь, поднимали его по лестнице на крышу башни. Пий даже слышал шорох их белоснежных халатов по каменным ступенькам... Теперь он явно слышал этот шорох и... шаги.
- Что тебе здесь нужно? - прозвучал низкий голос, и в единственной двери показался будто вырванный из прошлого жрец.
Зачарованный Пий стал рассматривать вошедшего. Белая шапочка сливалась с длинными белыми от времени волосами, струящимися по такого же цвета халату. Его лицо было словно высечено из камня искусным ваятелем. Жрец был необыкновенно красив, несмотря на то что был свидетелем многих оборотов планеты вокруг огненного светила. Его длинные, обрамленные густыми ресницами черные жгучие глаза прожигали насквозь и туманили разум, хищные ноздри тонкого с горбинкой носа степенно вдыхали ночную прохладу, а тонкие ярко очерченные губы, не любящие произносить праздных слов, были плотно сжаты.
"Божественный шедевр, улучшенная конечная версия облика древнего мага", - подумал Пий.
- Зерван, - представился вошедший маг и, прочитав на лице вторгшегося в священное пространство незнакомца удивленный вопрос, пояснил:
- Да, я ношу имя Бога Времени.
- Пий, - произнес исследователь, протягивая руку жрецу, и добавил, - а меня назвали в честь главы католической церкви.
Жрец не подал руки, но напряженность между ними исчезла. Зерван будто не удивился, что человек другого мира пересек пустыню, чтобы попасть в башню, жестом пригласил нарушителя изложить цель своего визита.
- Мне нужен песок времени, - выпалил Пий и покраснел от ужаса, что жрец осмеет его. И тогда все было напрасно.
Вздох облегчения вырвался из его груди, когда он понял, что маг не смотрит на него как на сумасшедшего. Зерван, ничуть не удивившись странным словам, сверлил его взглядом, вытягивая потаенные мысли.
- Зачем тебе песок? - спросил он, хотя, казалось, знал все ответы.
- Сейчас 2011 год, и, согласно календарю майя, следующий год будет для мира последним...
- Вы взрослый человек, ученый. Я думаю, за свои годы вам пришлось уже не раз переживать "концы света", провозглашаемые как минимум раз в пять лет. А уж если оглянуться назад... Человечество всегда недовольно своим настоящим, ему постоянно кажется, что раньше было лучше, что сейчас самые худшие времена и что только разрушение мира несет очищение... Почему именно сейчас? - маг хитро прищурил глаза, и еле заметная тень улыбки коснулась его каменного лица.
Пий нервно мучил телефон, снятый со лба и теперь мигающий зеленым светом при каждом открытии и закрытии крышки. Он не знал, как лучше объяснить. Он никогда не обращал внимания на политические предсказания, на бред новоявленных астрологов, поднимающих рейтинг своих программ запугиванием доверчивого народа, и уж тем более смеялся над паникой сектантов, мечтающих быстрей попасть в космический корабль, пристроившийся в хвост кометы, или зарывающихся в землю, что бы переждать вселенскую катастрофу. ...Но древние, живущие мудростью богов, еще не до конца растерявшие божественные искры - это совсем другое! У них не было причин оперировать астрономическими цифрами, определяя время бесконечно сменяющихся миров; пугать и так безоговорочно верящую в них толпу ужасами, которые ждут мир через тысячелетия, говорить это крестьянам и пастухам, заинтересованным лишь в прогнозе на ближайшие несколько лет.
Ему, как и древним простакам, не было дела до времени, когда стоящий на одной ноге мир падет, знаменуя конец Калиюги. Он не мог прочувствовать, как это будет, когда вспыхнут разом семь солнц, поглотив всю воду земли, и как, громя выжившее, гирлянды молний повиснут над землей и двенадцатилетний дождь скроет остатки мира. Ему не было до этого никакого дела - Калиюга, начавшаяся в 3102 году до нашей эры, должна длиться 432 тысячи земных лет! Он даже не знал, останутся ли к тому времени на планете люди! Другое дело, когда древние мудрецы майя, народа, живущего в другой части мира от ожидающих конца дня Брахмы, называют 2012-й - твой год...
Изучение древних свитков, проверка различных данных и двадцать лет работы вселили в него уверенность, что этот великий народ, неожиданно в год начала Калиюги начавший летопись прошлой и будущей жизни и не промахивающийся в расчетах, не ошибется и сейчас. Но была какая-то загвоздка, некая червоточинка, не дающая ему покоя. Слабая надежда, что падет лишь та часть мира, в которой жили майя (ему стало стыдно, но Пий ничего не мог с собой поделать - он не любил нынешних американцев), или что-то, что он не мог осознать, изводили его.
Перестав пытать измученный телефон, стонущий крышечкой, он положил его в карман и, разглядывая жирного паука, собравшегося заползти на полуразрушенную ступеньку алтаря, произнес:
- Я хочу спросить у жрецов майя, как кончится мир и как его спасти...
Маг ухмыльнулся:
- Тогда ты просишь у меня многого. Ради чего я должен тревожить Великого Зервана по пустякам?
- Пустяк?! - подскочил Пий, изумленно тараща глаза на жреца.
Излучающий неземной внутренний свет маг, ставший от этого еще прекрасней, присел на ступень алтаря, перенеся паука на камни поближе к двери, и задумчиво посмотрел через проем входа в бесконечную даль. Казалось, он видел сквозь пелену мира.
- Я вижу, что возничий уже не справляется с колесницей космоса и стихии, несущие ее, начали свою борьбу... Я знаю, что в этой битве победит всепожирающий огонь... Огненная смерть разрушит старый мир, его зло и несправедливость... и наступит час великого преображения мира, - он обернулся к Пию и спросил:
- Так почему ты плачешь в день торжества и радости?
Объяснять почему "он плачет" в столь радостный день, когда от него, от тех, кого он любит, от мира останется горстка пепла, было столь же сложно, как убедить правоверного мусульманина отведать парной свининки, причем в рамадан, и когда солнце стоит в зените...
Он просто вздохнул.
- Хорошо, - сказал маг, - я потревожу Зервана, но он потребует великую плату...
Маг выгнал Пия под бесконечные звезды. Всю ночь над башней в бешеном ритме менялись свет и тьма, солнце и луна, слышались вытягивающие нити разума звуки...
Пий, чуть не лишившийся ума от увиденного и услышанного, перегнулся через край и с высоты наблюдал, как в пустыне, у подножия горы, вросли в землю, наверное, обернувшись на дьявольские видения, люди. Он уловил их крики, увидел, как вдруг они засуетились, и его охватил дикий страх при виде обращенного в бегство каравана ... его каравана!
Когда истинное солнце в положенное ему время было почти готово выскочить из-под линии горизонта, жрец вышел из башни, бережно неся прозрачную колбу со сверкающим в ней песком. В другой руке он нес наспех нацарапанную на клочке бумаги инструкцию.
- На три раза, - произнес маг, приподнимая колбу к глазам ученого, - туда, обратно и "на всякий случай".
Пий начал судорожно изучать надписи, и жрец с изумлением заметил, что ученый собирается немедля воспользоваться песком.
- Стой, безумный!
Пий непонимающе обернулся. Зерван, посмотрев на него, как на полного идиота, разъяснил:
- Разве я дал тебе песок, повелевающий пространством? Не думаю, что, пронзив десятки веков, ты найдешь посреди Персии хоть одного жреца майя.
Зерван ухмыльнулся и скрылся в башне. Пий взял песок Бога Времени и, обняв заветную колбу и крепко прижав ее к груди, пустым взглядом уставился вдаль. Как, черт возьми, он выберется из каменистой пустыни, когда Латиф сбежал, прихватив с собой надежду отсрочить смерть мира! Не мог же он сказать: "Дорогой товарищ маг, не бросите ли вы вашу башню к такой-то бабушке и не проводите ли меня через весь Иран в аэропорт?".
Удрученный своим положением, Пий не заметил, как маг вернулся к нему и, мельком взглянув на него, подскочил от шока. Перед ним стоял все тот же пожилой человек, но теперь он был в дорогом костюме, с волосами, собранными в аккуратный хвост, и со спортивной сумкой через плечо. Только божественный свет в нем как-то погас, оставив, однако, жрецу пронзительный взгляд, повелевающий стихиями и людьми. Пий открыл рот, чтобы что-то сказать, но не знал что именно, и поэтому закрыл его, вытаращив так широко глаза, как только позволяли ему надбровные дуги.
Персидский маг удивленно посмотрел на европейца:
- А ты думал, я в чем должен предстать на конференции по экономическому развитию в Тегеране?
Зерван потянул Пия за рукав, приглашая следовать за ним. Пока они огибали башню по висевшей над обрывом тропе, к Пию уже почти вернулся дар речи, но он тут же пропал, когда на площадке за храмом, обдуваемом ветрами не менее двадцати восьми веков, Пий увидел маленький вертолет.
- А ты думал, я превращусь в птицу? - спросил жрец, а про себя подумал: "Знал бы ты, насколько это болезненный способ... нет, лучше уж вертолет".
Пий как заколдованный смотрел на "Robinson", пытаясь соединить все увиденное им за ночь в единое целое, но у него не получалось. А что его удивляло? Он же читал, что высшее военное командование Египта вызывало дух Насера, чтобы по его совету скорректировать действия армии. Или о каирском профессоре, который провел телефон в свою будущую гробницу на тот случай, если ему понадобится позвонить. Что странного в том, что персидский маг управлял вертолетом? Он содрогнулся: это все же было странно.
Они уже садились в вертолет, когда Зерван стукнул себя по лбу ладонью:
- Забыл!
Он, прошептав заклинание, махнул рукой, и пламя огня, танцующее на алтаре с ночи, тут же погасло. Маг подмигнул уже ничего не соображающему Пию и поднял машину в воздух...
Уже в аэропорте Зерван, с печалью всматриваясь в мысли одержимого ученого, произнес:
- Твое предприятие безнадежно... Ход борьбы добра и зла и все что происходит в мире - предопределено Зерваном.
Когда Пий скрылся в толпе, маг задумчиво добавил:
- Именно осознание этого и станет невольной целью твоего путешествия.
2
Пий, находясь в нездоровом полусне, плохо помнил дальнейшие события: то он видел под брюхом "Боинга" летящий прочь от самолета погибающий мир, то ему казалось, что он бредет по бескрайней пустыне, шевелящейся барханами из песка времени, которые накрывали волной и погребали навечно величественные мексиканские пирамиды. Иногда в его видения врывался странный маг, по-домашнему устроившийся за иллюминатором на ковре, сопровождая летящий на Юкатан самолет... Он не мог сказать наверняка, приснился ли ему аэропорт Мериды и частный самолет до Паленке, были ли реальны какие-то люди, странно заглядывающие ему в лицо и спрашивающие, не он ли тот господин, что едет в древний город. Или он на самом деле катил теперь на джипе через джунгли в компании четырех незнакомцев на юго-запад полуострова.
Его воспаленное странными событиями последних дней воображение под воздействием теплого ветерка, играющего в его волосах, стало медленно уступать место реальности. Он приходил в себя под непрекращающееся щебетание какой-то девицы, вжимающейся в молодого парня, который чуть не вываливался из машины. Девица звонким голосом требовала "быстрее посмотреть на эти твои тутанхамоновые пирамиды", а беспрестанно краснеющий парень, безуспешно пытался вставить что-то, типа "у Тутанхамона не было пирамиды", "ты говоришь про Египет" и еще другие неважные для нее фразы. Девица, со словами "Джон, ну какой же ты зануда", переключилась на динамичное созерцание пейзажа. Она подставила запрокинутое лицо ветру так, чтобы длинные волосы эффектно развивались, демонстративно выставила вперед грудь, обтянутую тоненьким прозрачным топиком, и начала качаться из стороны в сторону под музыку, несущуюся из динамиков. Мужчина у левого борта нервно теребил сумку и, покусывая усы, приподняв очки, не сводил глаз с кривляющейся девицы, которая "случайно" в танце задела водителя. Молодой мексиканец, вопя: "good, good", стал оглядываться на нее и чуть несколько раз не съехал с дороги. Почти пунцовый Джон дергал любимую за запястье, а Пий начал понимать, почему этот парень, у которого на коленях лежала книга по археологии майя классического периода, встречался с девицей, ищущей в Мексике египетского фараона.
Когда песня кончилась, она наигранно сжала губки и с придыханием произнесла:
- Хорошо, что мы приехали сюда в этом году, а то в следующем - конец света, - и, сжав парню лицо так, что его щеки прижались к носу и губы сложились бантиком, потерлась своим носиком по его лицу и добавила:
- Правда, Джон?
Джон произнес что-то невнятное, Пий подпрыгнул, окончательно проснувшись, а усатый мужчина возмутился:
- Что за бред!
При этих словах и Джон, и Пий резко повернулись в его сторону. "Усатый" снял очки и развел руками:
- Помилуйте, господа, какой конец света? Вы это о предсказании майя на декабрь двенадцатого года, я полагаю? - он с удивлением посмотрел на обернувшихся на его замечание мужчин.
- А вы, что, не согласны с расчетами этого великого народа, рассчитавшего длительность года точнее григорианского календаря? - начал заступаться за майя опять раскрасневшийся Джон, уже собравшийся поведать попутчику о величайших достижениях этой цивилизации в астрономии и математике. Но это оказалось лишним. Мужчина, представившийся Гэри Дескином, профессором какого-то (Пий не обратил внимание, какого) университета в Техасе, был подкован в этом вопросе.
- Меня, честно говоря, смущает, что мы опираемся на надписи и манускрипты майя, смысл которых еще не известен до конца ученым - только догадки. Потом, вы наверняка знаете, что первый ключ к иероглифам был найден Ланда, - он повернулся к Люси - "тутанхамоновой девице", как он прозвал ее, и пояснил ей:
- Это епископ, который уничтожил в конце XVI века почти все литературные сокровища майи с бесценными сведениями, посчитав их порождением дьявола.
Он продолжил для всех:
- Так вот, местные жители за эти его выходки зло над ним подшутили. Они сознательно исказили смысл иероглифов. Ну, справедливости ради, скажем, что с расшифровкой числовой системы ему повезло больше. Но, - он ткнул в небо указательным пальцем:
- Вас не смущает, что работу Гудмэна по связи дат майя с григорианской системой, проведенную на основе анализа сумасшедшего садиста Ланды и еще некоторых источников, долго игнорировали. И что, несмотря на принятие его идеи Томпсоном с некоторыми поправками, заметьте, - он поднял вверх указательный палец, - этот вопрос остается открытым.
- Почему? - дуэтом выпалили Пий и Джон.
- Ну, многие его коллеги не согласны с тем, как он проводил дешифровку иероглифов, - объяснил профессор.
- То есть, - Джон выглядел озабоченным и даже отстранил налегающую на него Люси, - вы хотите сказать, что синхронизация календарей может быть ошибочной и конец света не обязателен?
Расстроенная потерей к ней интереса со стороны мужчин, Люси запрыгала и захлопала в ладоши:
- Ура, конца света не будет!
Дескин, не обратив на нее внимания, улыбнулся и пожал плечами:
- У меня нет причин сомневаться в расчетах майя, все, конечно же, закончится когда-нибудь, но, вот вопрос - когда?
- Ну, положим, ошиблись ваши томпсоны и гудвины, или как их там, на пару месяцев или один годочек... что с того - результат-то один, - послышался незнакомый голос.
Тут все заметили, что в машине, на заднем сиденье, находилась симпатичная девушка. Всю дорогу она спала, натянув на лицо шляпу, и, поскольку была, как заметили мужчины, "миниатюрной", а на коленях у девушки лежала огромная сумка, ее заметили только теперь.
- Мисс? - поклонился ей профессор.
- Сарра Бергер, писатель, - представилась она, протянув Гэри руку и кивнув остальным.
- Мисс Бергер, - продолжил профессор, - не все так просто! Народ майя обладал достаточно сложным календарем. Они пользовались тцолкином - годом из 260 дней, нечетным годом из 365 дней, циклом в пятьдесят два года...
- А еще считали уиналами, катунами, тунами, кинами и тэ дэ, - добавил задумчиво Пий, не понимая, почему он сразу безоговорочно принял на веру пересчет Томпсона. Если, как сказал профессор, эта система может оказаться ошибочной, тогда зачем терзал тело и душу под палящим иранским солнцем и что он делал в призрачной башне с бесноватым персом? Сейчас он даже задумался, а было ли это... Но заветный песок покоился в его сумке. "Значит - маг все-таки был", - заключил он.
Фраза Джона пролилась на его терзания живительной силой:
- Не думаю, что бы они ошиблись на такой срок, что мы его не застанем, - он покосился на водителя и под нос пробурчал: "Если только наш доблестный гид, заигрывающий с моей девушкой, нас не перевернет".
Люси, к прозрачному топику которой все окончательно потеряли интерес, убедившись, что информация, вылившаяся на нее за последние минуты, скорее всего, была на неизвестном ей языке, обиженно взвизгнула:
- Ну, так мы умрем или нет?
Пий не выдержал и рассмеялся. Через секунду хохотали все, кроме молодого мексиканца, который давно решил, что в английском языке ему нужны лишь два слова: "мани" и "гуд". Люси тоже на всякий случай засмеялась, боясь, что не поняла какой-то шутки, а потом с неподдельной надеждой спросила:
- Ну, ведь супермэн спасет мир, правда?
- Нет, - резко ответила Сарра.
Она сказала это с такой твердой уверенностью, что напугала всех.
- Почему? - прозвучал стройный хор голосов, каждый из которых подразумевал под суперменом что-то свое.
- Он просто не захочет...
Все замолчали. Эфир наполнили громкое урчание разогретого мотора, шум покрышек, выбрасывающих назад мелкие камушки и звуки джунглей, стремительно проносящихся мимо, будто в спешке убегающих от неминуемого конца...
- А что, собственно, ему спасать? - спросила Сарра через несколько минут, заставив всех вздрогнуть. Она несла свой взгляд вдаль, через мир, как смотрел тогда Зерван, наблюдая за борьбой стихий...
- Что делает пахарь, когда уставшая земля дает никчемный урожай? Он дает ей отдохнуть и сеет в другом месте. Мы и есть никчемный урожай... Так пусть же гибнет! - она не отрывала глаз от какой-то точки за горизонтом.
Профессор, пошуршав листами книги, появившейся вдруг в его руках, торжественно читал:
- "В сумерках этой эпохи, когда царями везде будут воры, Владыка Вселенной родится в виде Калки", так..так... он прибудет, - он перелистнул страницу: - "верхом на белом коне, держа в руках меч, сверкающий подобно комете"...
- Это не майя, - встрял Джон.
- Конечно, нет, это из "Бхагавата Пурана", но что меняется! - Дескин достал из кармана платок и протер мокрый лоб. - Хотите, цитируйте Откровение... Просто майя назвали точную дату, которая нам не нравится.
Пий все это время, пока техасский профессор цитировал индийскую мудрость, думал о словах писательницы. Он встрепенулся, вдруг почувствовав себя спасителем обреченного мира Пятого солнца, и возбужденно набросился на Сарру:
- Я с вами не согласен, а как же пять праведников, из-за которых Бог согласился пощадить город? Неужели во всем мире не наберется их столько, чтоб Господь простил мир и дал нам еще шанс?
Сарра печально улыбнулась:
- Бог не уничтожил провинившегося Адама - и появился Каин, он пощадил Ноя, но мир не населился праведниками. Бог из-за нескольких праведников мира терпеливо ждал, когда обратят к нему взор заблудшие, а что получилось? Весь мир превратился в один огромный Содом, и многие из людей уже не те, - пришедшие в город похоти и зла извне, - они с рождения впитали в себя ядовитые пары сладости греха, и никакие праведники мира не смогут открыть им глаза... только огонь и сера...
- Или великое движение земли..., - задумчиво произнес Пий.
Водитель стал что-то кричать, показывая на небо. Все, словно по команде, притихли и обратили взоры на взявшиеся ниоткуда и теперь собирающиеся вокруг полуденного солнца облака змеевидной формы. Вдруг небесные змеи прошипели молниями, Кукулькан стукнул по миру громом, и благотворный дождь рухнул стеной на протягивающие к нему листья джунгли и на инстинктивно закрывающихся от него спорщиков.
Увы, джип был открытым, и пассажиры, прикрывающиеся кто чем мог, с завистью смотрели на проносящиеся мимо них уютные микроавтобусы с веселыми туристами, прижимающимися к окнам. Только Пий отдался полностью стихии - он распростер руки и подставил лицо небесной влаге. Как тогда, в Персии, он наслаждался бархатом ночи, теперь впитывал в себя иное божественное явление. Он научился за последние годы радоваться всему, что дается свыше, как будто это последний закат, последний запах восточного каравана и последний дождь...
Шесть с половиной километров по хорошей дороге никто не заметил, и промокший джип остановился перед охраняемой зоной. Водитель обернулся к пассажирам, похожим теперь на речных божеств, явленных миру, потер большим пальцем по среднему и указательному, произнося при этом любимые английские слова. Получив заветные доллары, он грубо освободил машину от вещей путешественников, прицокнул, заметив как промокший топик прилип к точеной фигурке Люси, кинул "гуд" и укатил...
Пий, который никогда не путешествовал туристическими маршрутами, разочарованно воскликнул: "О, Боже", - и его лицо заметно помрачнело. Он изучал мир по Интернету и иллюстрациям в дорогих книгах, где величественные пирамиды, таинственные замки и стремящиеся вверх одинокие розоватые колонны молчаливо покоились в гордом одиночестве, имея собеседниками лишь пролетающий мимо ветер, да плач дождя по минувшим векам и тысячелетиям. Бережно прикасаясь к монитору или к страницам, представлял, что под его пальцами древние стены чуть вздрагивают, и он улавливает еле заметное дыхание спящей до поры истории. Ему казалось, что он слышит гул городов, лязг мечей сражений, песнопения жрецов. Он мечтал прикоснуться к ним настоящим. Но в реальности все оказалось иначе...
Вся площадь этого древнего города - цитадели предсказателей - была похожа на разоренный муравейник: громыхающие на разных языках туристы, заполонившие все видимое пространство, скакали туда-сюда по уснувшим ступенькам храмов, размахивали руками, хрустели упаковками, беспрестанно щелкали фотоаппаратами. То и дело сверкающие всполохи вспышек слепили глаза вырезанных в камне древних таинственных ликов. Пий надеялся, что вот-вот каменные ягуары и змеи стряхнут с себя пыль столетий и в миг очистят священные руины от навязчивых зевак, нарушающих их покой. Но они терпеливо наблюдали...
Пий стонал, наблюдая за осквернением сакрального могущества руин. Он посмотрел на своих попутчиков. Люси, за секунду оценив, что увиденное не произвело на нее никакого впечатления, уже тащила Джона за рукав в лавку с сувенирами. Гэри, вооружившись блокнотом и карандашом, буркнув что-то про Храм Черепов, скрылся в толпе. Рядом с Пием осталась только Сарра.
- Если вы не против, - обратилась она к нему, - могу предложить уединиться во-о-он там, - девушка показала в сторону дальних деревьев, - А к вечеру можно будет походить среди руин. Профессор договорился с тем парнем, который нас привез, что он заберет нас часов в одиннадцать.
Они удалились от шума и затаились под кронами деревьев за Дворцом. Сарра достала из сумки ноутбук и, изредка поднимая голову на руины, стала что-то писать. Видя заинтересованность спутника, пояснила:
- Я пишу роман, в котором мой герой Том здесь, в Паленке, на ступенях храма, откроет смысл своей жизни и здесь же, увы, погибнет. Мне нужно прочувствовать это... А что привело вас? Вы не похожи на человека, просто коллекционирующего виды достопримечательностей.
- Я хочу с помощью песка времени отправиться в прошлое и узнать у жрецов майя, что будет с нашим миром, - выложил Пий сущую правду.
Писательница как-то странно улыбнулась, произнесла "понятно" и, решив, что от нее просто хотят отделаться, принялась за шестую главу романа, где Том уже подъезжал к древним руинам. Разговор был окончен, чему Пий очень обрадовался - было время подумать, что делать дальше. Но, путаясь в обрывках мыслей, под мерный убаюкивающий стук Сарры по клавиатуре он заснул.
Она разбудила его, когда над храмами повисла тишина, и спросила:
- Вы готовы к впитыванию прошлого?
Он кивнул, подумав: "Ты не представляешь, насколько...".
В условленный час они стояли перед Храмом Надписей. К ним присоединился профессор, который, как они увидели, изрядно потрудился за день. Не обращая внимания ни на туристов, ни на коробейников, постоянно его дергающих, он умудрился изрисовать целую тетрадку и теперь с гордостью показывал зарисовки и надписи. Не дождавшись Джона и Люси ("Бедняга Джон", - пожалел парня Гэри), они отправились бродить по древнему городу, представляющему собой по форме амфитеатр, прижатый к горному хребту. Профессор вызвался "поработать" гидом и теперь читал целую лекцию по мифологии, истории и архитектурных приемах майя. Пий не слушал, он думал, как затеряться среди руин и остаться одному.
Около одиннадцати часов они услышали условный сигнал джипа.
- Ну, что ж, - вздохнул профессор, печально оглядевшись, - пора, а то опоздаем на самолет.
Услышав подъехавшую машину, из-за деревьев показалась потерянная парочка. На вопрос "ну как вам Паленке", Люси надулась, демонстрируя, что недовольна "зря потраченным временем", если не считать, как она сказала, "схемы летающей тарелки с каким-то королем внутри", которую ей удалось приобрести в лавке по хорошей цене и, увидев которую, ее подруга Кэтрин "просто сдохнет от зависти". Джон выглядел таким разбитым, унылым и смертельно несчастным, что все заключили, что весь день он наслаждался отнюдь не архитектурой майя классического периода, а был вынужден созерцать милое, но глупенькое личико Люси и слушать ее бессодержательное, а порой и вопиюще глупое щебетание. Он разочарованно кусал губы и теребил так, по всей видимости, и не открытую ни разу книгу с манящими его пирамидами на обложке.
Некоторое время Пий шел с компанией к выходу. Когда перед ними возник силуэт уже знакомого молодого мексиканца, Пий резко остановился и, потупив взгляд, произнес:
- Поезжайте без меня, я хочу остаться еще на один день.
Гэри хотел было возразить, но передумал - в конце концов, все они были чужие люди, случайно проехавшие несколько километров в одной машине. Он пожал плечами:
- Дело ваше, но осторожно,.. молчаливые руины странно действуют на восприятие ночного мира... да и на нервы тоже.
Он пожал Пию руку и, перелезая через борт джипа, как-то хитро улыбнулся и добавил:
- А ведь вы что-то задумали, и это что-то мне о-о-очень не нравится!
***
Когда красные огни джипа, похожие на злые глаза рычащего чудовища, растаяли в ночи, оставив Пия наедине с сомнениями, из-за черных, еле угадываемых облаков, нехотя выползла круглая луна. Ее потусторонний свет, скользивший по ступеням древних пирамид, наполнил магической силой руины Паленке, которые, казалось, начали отряхиваться от сна.
Пий, которому расчищенное и "облагороженное" современной цивилизацией пространство покинутого города казалось недостаточно выразительным, стал пробираться через джунгли к еще не освобожденным от их власти постройкам.
Перед ним из-за деревьев возникла опутанная растениями древняя известняковая стена. Мучимый терзающими его сомнениями и страхами, Пий прижался к стене и начал гладить ее шершавую поверхность, вдыхая аромат веков и размышляя, как ничтожен человек перед лицом времени. Удивительно, подумал он, эту стену озаряли лучи полмиллиона закатов и восходов, а он жил всего полстолетия, нет... он существовал полстолетия, а жил гораздо меньше. И теперь, когда он, наконец-то, понял, что есть жизнь, одолженная нам Богом, теперь знакомый ему мир умрет, возвестив начало новой эпохи - эпохи Шестого солнца, но эпохи без них...
Он сел под стеной, облокотившись на пахнущий ночью ковер из листвы, достал колбу с песком времени и поднес ее к глазам. На минуту он засомневался: "Смешно... я, взрослый человек... человек двадцать первого века, вроде бы не глупый... бросил все, чтобы отправиться черт знает куда на встречу со старым иранцем, разыгравшим спектакль с переодеванием...". Он вспомнил смену светил над башней: "Небесные явления?... Наркотик... А интересно, когда меня им накачали? Может все это плод моего воображения, подогреваемого каким-нибудь искусным восточным гипнотизером.... И теперь я, как дурак, сижу один ночью в джунглях, на другом конце земли и пялюсь на горсть грязи, которую мне вручил сомнительный персонаж". Пий, называя себя в мыслях дураком, на самом деле очень боялся и вправду оказаться им. Как только он представил лица "мага" и его подельника Латифа, смеющихся над ним и, возможно, рассказывающих на местном базаре, как ловко они провели русского Ваньку, кровь закипела в нем, и он стал люто ненавидеть весь мир.
Он открыл колбу и высыпал часть песка на ладонь. Песок переливался ледяными лунно-голубыми кристаллами, перемешанными с огненно-красными брызгами. Пий не знал, игра ли это света или его воображения или это и правда магический песок, но он твердо решил испытать его теперь и сейчас. Он вытащил из кармана помятый листок, врученный ему безумцем, и, водя лучом фонарика по буквам ("Спасибо Зервану, что по английским буквам!"), стал изучать его содержание. Пий мучился. Рациональная часть его "я" кричала: "Ты только вдумайся в слова "инструкция к песку времени"!", но другая часть, благодаря которой он и познал, что жизнь стоит того, чтобы родиться и переносить все, данные Богом, испытания, внимательно изучала корявые буквы. Язык заклинания был Пию не известен, но он надеялся, что произнесет это правильно. "Инструкция" предписывала стать лицом на запад. Среди построек древних это было самой простой частью - их сооружения были всегда строго ориентированы по частям света, надо лишь знать, где вход. Пий не стал долго готовиться, - наверное, в диалоге сознания побеждала разумная половина, и он не верил в то, что делал.
Он обратил свой взор в сторону, куда каждый день закатывается солнце и куда боги зовут мертвых, досыпал на ладонь нужное количество песка, поднял вверх руку и, позволяя песку времени медленно сочиться сквозь пальцы, стал читать заклинание и поворачиваться на триста шестьдесят градусов через север мира... Песок Зервана, обретя собственную жизнь, только коснувшись почвы, стал с легким шипением, напоминающим пение на неизвестном наречии, подниматься от земли в необыкновенно великолепном мерцающем спиральном тумане. Восхищенный божественным явлением, Пий начал терять сознание. Он уплывал куда-то, рассыпаясь на песчинки и присоединяясь к сверкающему потусторонним светом звучащему молитвой к древним богам хороводу. Он мчался в этом потоке через все небеса, чувствуя присутствие рядом с собой и в себе иных мыслящих субстанций, заполняющих и обволакивающих его, и ему было божественно прекрасно и тепло... А вокруг простирался бездонный и почему-то родной космос, наполненный звездами, похожими на песчинки времени... нет, чуть не задохнулся он от восторга, не звездами, а манящими глазами миллионов ангелов... И он удивлялся, как страшно слеп был раньше... И он жаждал вечно заглядывать в глаза ангелов и быть неразделимым с этим чем-то... Но вдруг темное холодное чрево стало с невообразимой силой втягивать и поглощать его безумно счастливый разум в черную пропасть: нечто покинуло его, в легкие стал шумно вливаться тяжелый воздух... и ангелы закрыли глаза...
3
Пий очнулся, чувствуя, что лежит на чем-то холодном. Он боялся приподнять веки перед неизвестностью, ЧТО ворвется вместе со светом... может он упал от жары и увидит сейчас склоненное над ним лицо Латифа, или обнаружит себя лежащим на ступенях руин Паленке или... соскользнувшим во сне со стула в своем кабинете... Пий ощутил на своем лице легкое дыхание кого-то и крепко сжал веки, застонав от страха. Но, услышав: "Кажется, жив", - резко открыл глаза.
Яркий свет, хлынувший в его широко распахнутые глаза, очертил склоненный над ним странный силуэт и несколько таких же фигур поодаль. Когда свет перестал резать глаза и стал мягче, Пий восторженно вскрикнул, увидев, будто сошедшего с рельефа, жреца майя, с некоторой озабоченностью вглядывающегося в его лицо. Жрец подал Пию руку и помог сесть. Пий огляделся: он все так же прислонялся к стене той же постройки, но сейчас джунгли отступили, и красную стену храма заливало теплое солнце. Пий хотел ощупать себя, чтобы проверить, цел ли он, и к удивлению обнаружил, что его торс был обнажен, грудь покрывали тяжелые украшения с нанесенными на них сакральными символами, на его голове был надет головной убор жреца, а волосатые ноги торчали из-под "юбки". Он был одет так же, как и склонившиеся над ним. Вот теперь он уже точно ничего не понимал!
Окружающие его жрецы воздели руки к небу:
- Хвала Хун-каме, что вернул тебя, мы думали, больше никогда тебя не увидим.
Главный (судя по тому, как повиновались ему другие) жрец жестом приказал всем удалиться и, внимательно вглядываясь в глаза Пия, произнес:
- Ты не Зеленый Ягуар!
- Конечно, нет, - ответил Пий, не переставая удивляться, почему он свободно понимал этот язык, и оглядываясь по сторонам.
- Ты тот, кого предсказали нам темные светила, когда Хуракан получил свою жертву. Было сказано, что мы должны дать ответы о дальнем времени тому, кто придет вместо одного из нас... и помочь определить путь... хотя... пока я не понимаю, что это значит, - говоря, жрец с интересом рассматривал Пия. И предлагая Пию следовать за ним, добавил:
- Но поспеши, когда тень коснется второй нижней ступени Храма, время вопросов закончится.
Пий, осознав, наконец, что песок Зервана сработал, выпалил:
- А Пакаль жив?
Жрец, молниеносно обернулся, не ожидая такого вопроса:
- Солнечный Властитель не покидал нас! Осторожнее в речах!
- А сколько ему лет?
- Семьдесят восемь, - ответил на странный вопрос жрец, а потом, резко подтащив Пия к себе медленно, будто взвывая к проникновенному пониманию и долговременному запоминанию, сказал:
- Девять властителей Ночи приказали мне открывать тебе будущее, и только его...
Пий, смутившись от этой выходки, высвободился от хватки жреца и, теперь бредя за его тенью, прикидывал: "Если Пакаль умер в возрасте восьмидесяти лет, то сейчас... шестьсот восемьдесят первый год...". И вдруг, словно огненная стрела пронзила его мозг - ведь он мог спасти от гибели эту великую цивилизацию! Пий так быстро схватил жреца за локоть, что тот, продолжая движение вперед, резко развернулся и, потеряв равновесие, стал падать. Пий подхватил его:
- Вы погибнете... Не доверяйте...
Жрец, восстановив равновесие, с такой силой прижал свою большую загорелую руку к губам Пия, что тот даже перестал дышать и только вопросительно приподнял брови. Мудрый жрец отрицательно покачал головой и, убедившись, что пришелец отказался от идеи предсказывать будущее его народа, убрал руку:
- Больше не слова, или я брошу тебя в колодец...
Жрец, за которым за стеной зелени бесшумно двигалась охрана, уводил Пия подальше от города, под покров влажных от недавно прошедшего ливня джунглей. Пий, возмущенный тем, что ему не дали осмотреть "настоящий" Паленке и окунуться в прошлое, о чем он мечтал всю свою жизнь, молча плелся за индейцем, мысленно осыпая его проклятиями. Неужели это "ископаемое" не понимало, что такое дается редко... "Идиот! - оценил свои мысли Пий, - такое вообще не дается!". "Ископаемое" объяснило Пию, что не может подвергать свою "паству" великим сомнениям, кои обязательно закрадутся в их души, как только они увидят его, Пия, поведение или, не дай бог, услышат его речи.
Они остановились у расчищенной огнем площадки земли, готовящейся принять в этом году семена, и индеец, совершив какие-то обрядовые движения, пригласил Пия присесть. Пий начал:
- Скоро я стану свидетелем четвертое ахау третьего канкина... Очень скоро..., - Пий заглянул в глубокие глаза индейца.
Жрец, с сожалением и пониманием посмотрев на пришельца:
- Начавшаяся во тьме погибнет от великого движения земли, так написано у нас... Но что привело тебя через покровы времени?
Пий, испугавшись услышать ответ, задумался, но жажда познания запретного усыпила сомнения и развязала язык:
- Как это произойдет и точно ли это будет следующий год?
Жрец пронзил взглядом пространство. Этот взгляд Пий видел уже не первый раз за последние сутки... А сутки ли? Он потерял счет времени. Пий зацепился за последнее слово и улыбнулся: "Время - теперь это звучит совсем по-другому"...
- Я не смогу ответить на второй вопрос, вы живете, согласуя время с иными светилами и развернув его в одну линию. Но я отвечу на первый..., - жрец не отрывался от невидимой точки, находящейся где-то, может, на другом краю вселенной.
- Боги благосклонны к вам, если одарят вас Великим движением, поглощающим все во чрево земли, - он прошептал что-то прикрыв глаза, а затем снова приковал взгляд к запредельному миру. - Это будет равносильно дару!
- Дару? - взревел Пий.
Жрец кивнул.
- Но берегитесь! Они же могут сотрясти твой мир другим Великим движением - движением теряющихся душ, и путь их через пещеры смерти будет преграждать ужасный Цоцилаха Чимальман с его легионом тьмы. Он накроет мир черными зловонными кожистыми крыльями, но никто, никто из вас, ослепленный мнимым светом, не заметит его. А он, до поры таящийся между землей и небесами, тихо пропищит вашу похоронную песню - умертвляющее заклинание преисподней, приводящее вселенную к вибрации, от которой теряются все души мира, и покинутые тела живых и неживых (как вам кажется) существ заполняются жуткими легионами...
Волна дрожи сотрясла жреца, сквозь ставшую вдруг тонкой кожу было видно, как кровь стала уходить из тела. Его глаза опустели от страшного видения будущего, и губы покрылись инеем. Еле шевеля ими, собрав последние силы, он прошептал:
- И поздно... слишком поздно, подняв однажды глаза, вы узрите вдруг его закрывшее небеса тело. От ужаса того, что вы увидите...
Жрец упал бездыханным. Голова Пия наполнилась шумом барабанов и тяжестью зеленых звезд, наполнивших ее танцем хаоса, глаза заволокла свинцовая пелена и он, отпуская сознание блуждать в иных мирах, рухнул рядом с бескровным телом...
Тень наползла на сороковую ступень храма, когда постаревший от увиденного, но возвращенный богами жрец привел Пия в сознание. Как только Пий восстановил в памяти прошлое, он тут же набросился на жреца:
- Что... что увидим?
Жрец плакал:
- Боги запретили открывать это...
Пока мертвая тень темной стороны храма медленно облизывала десять ступеней, они молча следили за солнечным лучом, проникшим сквозь густую крышу леса и весело скакавшим теперь по листочкам мира эпохи Пятого Солнца, шагающей по миру без двух веков уже четыре тысячи лет...
- Умоляю тебя, скажи, - разбил хрустальную тишину голос Пия, - как умилостивить богов? Что человечество сделало не так, и почему..., - он вытер слезы, катящиеся из глаз, - почему расплачиваемся именно мы?
- Человечество сотворило самое страшное, что только могло, - тихо, пересыпая из руки в руку горсть земли, произнес жрец, - оно отвернулось от богов... Так нам открылось. Я не знаю как это, и что это значит... Тебе виднее... Нам было лишь показано ожиревшее животное, которое возомнило, будто все, что ему нужно, находится внутри его уютной клетки, в которой оно устроило себе гнездо из соломы, которую ему дал хозяин, и сделало запасы из зерен, которые ему так же дали. И, не нуждаясь более ни в чем, бедное глупое животное сказало своему хозяину: "Ты мне больше не нужен, убирайся"... Нам открыли, что это животное - человек закатывающегося солнца нашей эпохи... Но, я вижу, что ты не такой, - жрец пожал плечами, - Многое я не понимаю и многое не могу объяснить...
Пий ужаснулся, как точно нарисовал индеец образ его мира. И тут ему вспомнились слова Сарры, произнесенные по дороге в Паленке, в том, другом Паленке, что был полторы тысячи лет назад ("Или вперед?", - запутался он). Тогда мудрая еврейка сказала: "Так пусть же гибнет!".
Пий, уже не рассчитывая на поддержку жреца, робко промямлил:
- У меня есть песок... я еще могу повлиять на ход жизни... Только скажи, когда в твоем видении животное отреклось от хозяина?
Жрец взял его руку, покрытую браслетами, крепко сжал ее и сказал:
- Нам не открыли, потому что это ничего не изменит... Так, какая разница?
Но, увидев, как в голубых глазах Пия собираются озера слез, разъяснил:
- Хорошо, давай представим, что ты готов отправиться в ту точку. Где, ты думаешь, она находится? Ты знаешь народ, который первым это сделал? Или место, где это произошло? Или когда точно это случилось?
Пий начал судорожно перелистывать в памяти страницы мировой истории, ища, кто конкретно, где и когда потянул мир к неминуемой смерти. Он лихорадочно перебирал эпохи и действующие лица, но чем глубже в океан прошлого ныряли его мысли, тем яснее становилось, что это было невозможно. Даже если он сейчас вернется к Зервану в башню и вымолит у него гору песка, а еще надо добыть где-нибудь что-то, повелевающее пространством (вряд ли можно перетащить с собой вертолет), что он сможет сделать? Ну, "слетать" и придушить, например, Лютера, парочку гуманистов впридачу, не забыв несколько мыслителей античности, еретиков локаяты... Список виновных все рос и рос... Даже если каким-то чудом, он, перемещаясь по времени неизвестное количество лет, вычислит их всех, увы! Человек устроен так, что раньше или позже, но на их место станут другие... Мир обречен! Или все же стоит попробовать сделать хоть что-то?
Его мысли с такой силой вращались в его мозгу, что, наверное, материализовались, потому что жрец вдруг сказал:
- Ничего нельзя изменить!
- Почему нет, - возразил Пий, - мир построен на причинно-следственные связях и ...
- Связях? - перебил его жрец, - если ты вдруг заметил, что, наступив в костер, получишь ожог, и приписал это каким-то вселенским связям, это не значит, что я обожгу ноги, пройдя по горящим углям!
Ты ничего не знаешь про мир и ничего - про время. Вы вытянули его в жиденький волосок и возомнили, будто на нем есть точки, где стоят знаки "направо-налево"! Нет! - он понизил голос в страхе, что его кто-нибудь услышит:
- Время похоже на тоненькие оболочки, обволакивающие мир, с каждым событием нарастающие на нем пленкой с его отпечатком. Этот отпечаток события нельзя ни стереть, ни перекрасить. Единственное, что ты можешь, если бог Времени тебе позволит, - это пройти по прямой через оболочки и попасть в нужное тебе место. Но это все. Ты не можешь управлять временем, общего времени вообще не существует!
- Ну не правда, а часы? - обиделся Пий, он правда не помнил, знали ли майя часы, - А ваши расчеты?
- У каждого свое время, - возразил жрец, - давай возьмем время, за которое тень проходит две ступеньки лестницы храма. И пусть за отрезок времени в две ступени я покажу тебе величественный храмы каменного города и расскажу сказания моего народа. А за следующие две ступени мои люди будут вырезать обсидиановыми ножами на твоем нежном теле слова жертвенных заклинаний. Разве это будут равные отрезки?..., - жрец вздохнул. - Или вспомни хааб из своей юности! Разве он не длиннее хааба твоей зрелости? У богов иное время, и у светил... и у бабочки, что за несколько дней рождается, взрослеет, оставляет потомство, наслаждается яркими цветами, дряхлеет и умирает... И у часов свое время, не имеющее с нашим ничего общего... Наверное, из-за того что вы приписали миру свои о нем представления и живете по ним, он и кончается для вас, - грустно закончил жрец свою речь.
Пий, ошеломленный иным взглядом на, казалось, известные ему с детства вещи, хотел ослабить пуговицы рубашки, чтобы легче дышать, но, наткнувшись на нагрудные украшения жреческого одеяния задумался, что вообще с ним произошло, и кто такой Зеленый Ягуар? Он повернулся к жрецу:
- Кто такой Зеленый Ягуар и что я сейчас делаю в моем времени?
Жрец опять помрачнел, словно тень покинула ступеньки храма и перенеслась на его лицо:
- Зеленый Ягуар - мой ученик. Мы шли через лес, и его внезапно укусила неизвестно откуда взявшаяся змея. Он умер, но в его теле появился ты. Я думаю, это ты убил его!
- А я?
- Ты думаешь, что разгуливаешь сейчас в этом городе ("А все-таки наш город еще стоит в веках", - возрадовался индеец.), но в твоем времени? Нет! Твое тело валяется где-то бездыханное с потерянной где-то на пути к богам, среди ужасных существ, душой моего ученика, который не может один, без обряда, справиться с переходом, - чуть помедлив, он добавил:
- Я думаю, когда ты вновь воспользуешься своим песком, мы сможем совершить обряд перехода над бедным Зеленым Ягуаром.
Он замолчал и прислушался к звукам джунглей. Пий включился в это действо и, закрыв глаза, с невиданным ранее наслаждением втягивал в себя благоухание девственного леса, пока не почувствовал толчок в плечо. Он открыл глаза и увидел хитрый оживленный взгляд жреца, в котором играли яркие звездочки любопытства:
- Ничто в мире не дается даром. Скажи, что ты отдал Богу Времени?
Пий подпрыгнул с такой силой, что при его приземлении, ожерелье на его груди порвалось и с бряцаньем рухнуло на землю, подняв в воздух тройку неизвестных птиц. Он затих и долго сидел, опешив и тупо уставившись в землю широко раскрытыми глазами, взгляд из которых подтверждал закон эвклидовой геометрии о параллельных прямых.
Каким он был глупцом! Маг же говорил ему о высокой цене Зервану, но нет!.. он даже не поинтересовался! А хитрый перс и не думал повторять... "Боже, что же я наделал!". Пий дрожащими и не слушающимися его руками пытался нащупать карман, но кармана не было. Он опять набросился на жреца:
- Где?...
- Что?
- Где мой листок, он был у меня в руке!
- В руке чьего тела, - спокойно спросил жрец, - Твоего... или моего ученика?
И только когда индеец увидел, что глаза застонавшего вдруг Пия от ужаса вылезают из орбит, а сердце, сокращаясь, приподнимает на палец грудную клетку, жрец его успокоил:
- Прежде твоих действий должна нестись твоя мысль... Но не бойся. То, о чем ты говоришь, и таинственный сосуд со сверкающей пылью были на земле рядом с телом, ты, видно выронил их, - говоря последние слова, жрец рылся в складках своей "юбки" и, наконец, достал колбу с песком и помятую инструкцию.
Пий выхватил у него из руки лист и стал жадно поглощать написанные корявыми буквами строки. Жрец, перегнувшись через его плечо, с интересом рассматривал загадочные письмена. Неожиданно Пий ткнул пальцем в красные строки: "Зерван возьмет твоими руками две жизни невинных людей и твою душу".
- Что это? - испуганно обернулся он к жрецу, ища поддержки.
- Зеленого Ягуара ты уже убил...
- Но я же вернусь, и все будет как прежде, правда? - он дрожал и боялся прочитать маленькие буковки в следующей строке. Пий, щуря глаза, и поворачивая листок к свету, наконец, прочитал: "...или 16 месяцев мира".
- Что это значит! - окончательно потерялся Пий.
- Все просто, но плата слишком высока. Если ты вернешься - ты придвинешь конец эпохи... если нет - сам знаешь... Это значит - выбор...
- Но ты же доказывал мне, что ничего нельзя изменить!
- Нельзя только то, что уже свершилось!
- Что мне делать?
Пий вскочил на ноги и, обхватив руками голову, начал быстро передвигаться по несуществующему кругу. - Что мне делать?
- Не знаю, - мрачно произнес жрец, - Но поторопись с выбором - тень коснулась седьмой ступени!
- А если я останусь здесь, если буду жить в вашем мире? - со слабой надеждой обратился к индейцу Пий.