Mirash : другие произведения.

Трудная профессия: Смерть. Глава 8

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    - Мягкова! - Повысил голос Виктор Андреевич. - Дай мне свою тетрадь. - Он неожиданно сильнее потянул, и она оказалась у него в руках. С полминуты листал, затем поднял на меня взгляд. - Ты уверена, что это ты мои лекции записывала? - скептически произнес он. - Я не очень их узнаю.
  Я вернулась к своим обязанностям смерти, вернулась в дом наставницы и в институт. Свою работу я теперь выполняла безукоризненно, понимая ее значение, но вовсе не испытывая от этого облегчения. Раньше у меня была внутри пусть слабая, но надежда на какое-то чудо, на внезапно восторжествовавшую мировую справедливость. Теперь я осознала свою неправоту, и борьба за мировую справедливость потеряла смысл. На смену надежде пришло чувство долга, честно выполняя который я не могла почувствовать ни облегчения, ни радости.
  Я снова жила в той же комнате, в которой жила с первого года своей жизни. Безжалостно вышвырнув практически все свои старые вещи, я превратила ее в почти нежилое помещение. Пустое, с ободранными стенами, без занавесок на окне оно тяготило меня, но на ремонт не было ни денег, ни сил. Пропасть между мной и другими соученицами только увеличилась. Они осуждали меня, они прекрасно понимали цену моей ошибки. Заговаривали со мной только по необходимости, держались холодно и отстраненно. И мне было от этого больно, за время общения с Ариной я почувствовала себя в семье и теперь невольно ждала этого от тех, кто изначально должен был быть мне семьей. Хотя тщетность этих ожиданий была очевидна даже мне.
  Я снова ходила в институт, хотя совсем недавно мне казалось, что больше я там уже не окажусь. Возвращение было тяжелым во всех смыслах. Нельзя пропасть на два с половиной месяца и вернуться, как ни в чем не бывало. Наставница снова вмешалась и я не была отчислена, но ее разговор с преподавателями долго не желал тускнеть в моей памяти. До этого я не знала, каким образом она решает мои учебные проблемы. Я только была уверена, что дело не во взятках, хотя злые языки и утверждали обратное. В этот раз она не стала оставлять меня в неведении.
  Через неделю после моего возвращения, когда немного улеглись волнения от внезапной смерти Арины, я была вызвана на собрание специальной комиссии, которая должна была решить мою дальнейшую судьбу. Наставница пришла со мной, четко и прямолинейно ответила на вопросы членов комиссии. Да, я сбежала из дома и не появлялась два с половиной месяца. Да, она знает и о моем пьянстве, и о моем отвратительном поведении, и о моей лени. Согласна с тем, что снисхождения я не заслуживаю, и меня следует отчислить. Но просит в последний раз дать мне возможность закончить обучение. Она тоже не слишком верит в то, что я способна взяться за ум, но если меня отчислят, то я окончательно покачусь по наклонной. Да, она приложит все усилия, что бы заставить меня учиться и вести себя хоть относительно нормально. Меня саму ни о чем уже не спрашивали и обещаний не ждали - никто не видел в этом смысла.
  Я была оставлена в институте. Поначалу меня переполняла решимость взяться за учебу и не скандалить с окружающими. Но в плане учебы все было слишком запущено, преподаватели словно говорили на другом языке, и я не могла их понять. Я продолжала упрямые попытки писать конспекты и выполнять задания, но от этого почти не было толка. Для меня это было скорее способом занять свое время и отгородиться от терзающих мыслей, чем реальной учебой. И в отношении сокурсников я тоже очень быстро скатилась к обычной для меня манере поведения, основанной на ненормативной лексике.
  Арины больше не было, никто не смягчал эпитеты и не пытался сочувствовать. Со слов Вересной все знали, что в последний раз она видела нас вместе и именно после этого мы исчезли. В полиции считали, что я, как родственница врача Родневой, принесла ей плохие вести, и мы спонтанно решили вместе сбежать из города. Арина должна была быть слишком потрясена новостью, а я и без того не славилась здравомыслием - так что решение хоть и странное, но могло иметь место. Какое-то время мы, очевидно, ездили автостопом, затем остались в одном из городов. Смерть Арины от разрыва аневризмы напугала меня, и я сбежала к тете, которая сообщила в полицию о местонахождении трупа Родневой и моем появлении дома. Полиция выяснила и место работы Арины, и про мою неудачную попытку работы, и даже про то, как я попала в больницу - хотя последние два факта я поначалу пыталась отрицать. В общем, в их понимании картинка сложилась, если в ней и не хватало деталей, то они легко объяснялись моей неискренностью.
  Следователи не докладывали о своих выводах в институте и там о моей связи с побегом Родневой не знали. Поначалу, конечно, возникли вопросы, но на них я отмалчивалась или устраивала скандалы, потому что не было сил и желания что-то объяснять этим людям. Вскоре мое имя перестали связывать с Арининым. Слишком уж велика была пропасть между заслуженно всеми любимой Ариной и мной, что бы без веских оснований предполагать, что мы могли сбежать вместе. "Странное совпадение? И не такое бывает!" - было решено большинством голосов и институтское сообщество переключилось на более насущные проблемы. Кажется, Вересная продолжала недоумевать, но это никак особо не проявлялось.
  Тяжелее всего мне далась встреча с родителями Арины, пришедшими однажды к нам в дом, в надежде получить ответы на вопросы, которые я дать не могла. Они, разумеется, были в курсе, что я находилась все это время рядом с их дочерью. Они хотели понять, почему Арина так поступила, как она жила это время, было ли в ее последних днях хоть что-то светлое. Моя боль потери была огромна, но ее не стоило даже сравнивать с их горем. Однако что я им могла сказать? Правду? Она бы принесла им только еще больше боли. Солгать? Я не знала, как это сделать, что бы дать им облегчение. Я большей частью молчала, изредка односложно отвечая на вопросы. После этого они со мной разговаривать больше не хотели.
  Мое возвращение почти совпало с концом семестра и чередой зачетов и экзаменов. Сессию я ненавидела и боялась больше, чем любой другой студент института. За время обучения бесчисленное число раз оказывалась на пересдачах, неоднократно с гневом вышвыриваемая с экзаменов, оставалась на осень и краснела перед комиссиями. Несмотря на свой ужасный язык и несдержанность в общении с другими студентами, в присутствии преподавателей я обычно терялась и не могла выдавить из себя ни слова. Да и, собственно, нечего было выдавливать - последним, что я действительно полноценно выучила, оставался алфавит. Энтузиазм первого года обучения в институте, когда я на самом деле горела геологией и хотела учиться, прошел слишком быстро, что бы оставить след в моей голове.
  К началу сессии в моей зачетке стояло только четыре зачета из шести необходимых. Три из них были просто поставлены автоматом всем учащимся, один нарисован со словами "только из сочувствия твоей тете, так бы ни в жизнь не поставила". В завершающий день зачетной недели Топотова Наталья Леонидовна, которой навязали руководство моей курсовой работой, молча, взяла мою зачетку и ушла, вернувшись с уже заполненными строками.
  - На сессии помощи от меня не жди, с курсовой работой тоже прикрывать не стану, - неприязненно сказала она. - Помогла только потому, что пообещала твоей тете.
  
  Наступила новогодняя ночь. Мы не отмечали Новый Год с тех пор, как младшим Каттер и Танре исполнилось по 10 лет. Да и до этого праздник был формальным. Украшали елку и накрывали стол... Сейчас же этот день и вовсе не отличался от других. Сидя под одеялом в комнате, обложившись своими бестолковыми конспектами в попытках готовиться к экзаменам, я думала о том, каким чудесным мог бы быть этот праздник, если бы Арина была еще жива. Мы бы ели мандарины - она питала к ним особенную слабость и как-то призналась, что Новый Год особенно любит из-за них. Я бы навела порядок, она бы сготовила что-нибудь вкусное и мы бы просидели допоздна, болтая о глупостях, смеясь и забывая о тех бедах, что живут за стенами нашего маленького уютного убежища. "Нет, нет! Не думать об этом!" приказала я самой себе, чувствуя, как перехватывает горло. Но потом отложила тетради, оделась и тихо выбралась на кухню.
  Фрукты у нас никогда не переводились, мандарины сейчас тоже были. Зажав пару штук в руке, я перенеслась на кладбище к свежей могиле. Почистила мандарины, понимая всю глупость своих действий, разломила один на дольки и положила на холмик, а второй медленно, не чувствуя вкуса, съела сама. Где-то далеко били куранты, звенели бокалы, на ночном небе распадались икрами феерверки... но не здесь, здесь было тихо и холодно.
  - С новым годом, Ариша, - прошептала я. Затем резко выдохнула и перенеслась обратно в свою комнату.
  
  После новогодних выходных началась сессия, за время которой мне предстояло сдать четыре экзамена, ни к одному из них я не была готова. Первым в списке преподавателей, которым предстояло оценивать мои знания, стоял Некруев Виктор Андреевич. Молодой, активный и, несомненно, один из наиболее принципиальных и требовательных педагогов института, что фактически заранее определяло для меня исход экзамена. Среди студентов считалось особой честью получить у него на экзамене отличную отметку, но и для получения тройки следовало действительно знать предмет.
  Следует заметить, что, несмотря на строгость, Некруев пользовался заслуженной любовью студентов. Он великолепно читал лекции, интересно проводил семинарские и практические занятия, был известен своей преданностью науке и всерьез увлекался спортом, с удовольствием принимая участие в студенческих спортивных состязаниях. К тому же он сам хорошо относился к студентам и всегда был готов помогать жаждущим знаний. Но ко мне подобным был беспощаден.
  В прошлый экзамен, который я сдавала Некруеву, он с позором выставил меня с трех пересдач; в конце концов, я была брезгливо помилована предметной комиссией. В этот раз он едва удостоил меня взглядом и предложил выбирать билет. Взяла ближайший - что толку выбирать, если знаний ноль? Села, прочла вопросы. Я помнила пару определений и это, несомненно, было огромным для меня прогрессом. Но не подлежало сомнению, что это даже и не приближалось к тому объему знаний, которым мне бы следовало обладать.
  - Мягкова, садись отвечать. - Позвал Виктор Андреевич.
  Я села, положила на стол лист бумаги с записями и приготовилась к казни.
  - Приступай. - Я неуверенно прочла первый вопрос.
  - Громче, пожалуйста, я тебя не слышу. - Попросил он.
  Прочла громче, замолчала. Некруев внимательно на меня смотрел.
  - Ты учила? - спокойно спросил он. Я неуверенно кивнула.
  - Ответ на вопрос знаешь? - отрицательно покачала головой.
  - А на второй вопрос?
  Я молчала и с трудом удерживалась от того, что бы выскочить из-за стола и убежать.
  - Я смотрю, ты что-то написала, давай погляжу. - Он взял листок из моих рук.
  - Первое определение верно, второе не вполне корректно. Схема большей частью неверна. Негусто, конечно. А чего же ты не попыталась хотя бы определения мне сказать, раз вспомнила?
  Не дождавшись от меня реакции и проследив взглядом за моими ходившими ходуном руками, которые я поспешила спрятать под стол, он вдруг спросил:
  - У тебя лекции с собой? Вроде, в последнее время начала писать?
  Я достала тетрадь из сумки, полагая, что мне сейчас будет предложено поискать там ответ, что бы увериться в моей неспособности даже на это. Вместо этого преподаватель протянул к тетради руку. Я вцепилась в нее со своей стороны, понимая, что показывать это никак нельзя.
  - Мягкова! - Повысил голос Виктор Андреевич. - Дай мне свою тетрадь. - Он неожиданно сильнее потянул, и она оказалась у него в руках. С полминуты листал, затем поднял на меня взгляд.
  - Ты уверена, что это ты мои лекции записывала? - скептически произнес он. - Я не очень их узнаю.
  Ну да, то, что я сумела записать, наверняка порядком отличалось от того, что было сказано Некруевым. Многое писать я не успевала, определения часто просто не воспринимала на слух, так как они были мне совершенно не знакомы. О формулах и говорить не приходилось. К тому же лекции были щедро дополнены моими сочными комментариями, которые я писала, когда злость от собственной тупости и никчемности требовала выхода.
  - Я вам не разрешала ее смотреть! - дрожащим от стыда голосом сказала я, перегнулась через стол и выхватила тетрадь у него.
  Теперь мне мало не покажется. Втянув голову в плечи, прикусив губу и опустив глаза, я чувствовала, как горят щеки. Ждала расправы.
  - Ты права, мне не стоило ее у тебя брать без разрешения. - Вдруг спокойно сказал он. - Извини, пожалуйста. Но это, конечно, пересдача. Ты ведь понимаешь?
  - Понимаю.
  - Ты по учебнику готовилась?
  - У меня его нет.
  - А читательский билет в порядке, в библиотеке взять сможешь? - я покачала головой.
  - Возьми мою книгу, только верни потом. - Он протянул мне учебник. - Список вопросов тоже отсутствует? Возьми и его. Жду тебя на пересдаче со знанием предмета.
  Я сдавала последней, поэтому, на выходе из аудитории, никого из однокурсников уже не увидела, чему была рада. Неторопливо поплелась домой, где меня ожидала наставница в компании Джуремии и Луззы.
  - Как успехи? - спросила она.
  - Пересдача.
  - Не скажу, что неожиданно. Ксюаремия, если тебя отчислят, пойдешь работать. Больше я тебя вытаскивать не стану, в твоих интересах начать учиться.
  - Но я учила!
  - Очевидно, что плохо учила.
  - Я не могу лучше.
  - А что можешь, в ларьке торговать? - съязвила Джуремия. Я вспыхнула.
  - Это тебя не касается!
  - Замолчали! - чуть повысила голос наставница. - Ксюар, все, что я тебе хотела сказать, я сказала, можешь быть свободна.
  Я стиснула зубы и пошла к себе.
  Следующий экзамен принимала Подбельская Лариса Степановна, пожилая добродушная тетушка, славившаяся любовью к задушевным разговорам со студентами и немотивированным положительным оценкам. С ее экзамена я вышла с заполненной строкой в зачетке и пылающими ушами. В этот раз по стечению обстоятельств я оказалась во второй пятерке экзаменуемых, мои однокурсники имели удовольствие послушать ее прочувствованную речь о моем плохом поведении и необходимости исправляться, - благо, Подбельская была глуховата и, как следствие, говорила громко. На следующем экзамене Стеклова Наталья Федоровна сведенными бровями остановила мою робкую попытку ответить и расписалась в зачетке:
  - Несете полную чушь. Вас, девушка, давно пора выгнать. Но раз уж мы комиссией решили дать Вам последний шанс, я буду последовательна и в последний раз нарисую вам тройку. Полагаю, это ничего не изменит, мы скоро с вами расстанемся.
  Последний экзамен я сдавала Топотовой. У меня теплилась надежда, что, несмотря на свое заявление, она все же последует примеру лояльных экзаменаторов, но она недрогнувшей рукой отправила меня на пересдачу со словами:
  - Я предупреждала, снисхождения больше не жди.
  Экзамен был последний, в коридоре столпились счастливые "отстрелявшиеся" студенты, желая перед каникулами вдоволь пообщаться с однокурсниками. Выходя из аудитории, я зацепила плечом Регину Статскую, большую приятельницу Вересной.
  - А извиниться не надо? - я проигнорировала ее недовольство, ускоряя шаг в направлении выхода.
  - Эй, алло, придурочная! Я с тобой разговариваю! - разозлилась она.
  Мое нервное напряжение вылилось на ее голову длинной тирадой.
  - Мягкова, ты находишься в институте, что ты себе позволяешь?! - Наталья Федоровна вышла на шум из кабинета и теперь, крайне возмущенная, смотрела на меня поверх очков.
  Из соседней двери, ведущей в лабораторию, появился Некруев и его лаборантка. Лаборантка немедленно принялась обсуждать меня со Стекловой. Они считали, что я их не слышу, но я-то отчетливо слышала каждое слово, бессильно скрипя зубами. С меня хватит, я уйду! Я резко развернулась, намереваясь уйти, зацепилась за шкаф в коридоре. Дернулась и услышала треск дешевой ткани своих джинсов - на штанине образовалась приличных размеров дыра. Твою мать! Вокруг раздались смешки и едкие комментарии. Я психанула, быстро зашагала в направлении выхода и врезалась в наставницу.
  - Что вы тут делаете?!
  - Проверяю истинное положение твоих дел. Экзамен сдала?
  - Нет.
  - Что и требовалось доказать. Что с твоими джинсами?
  - Зацепилась случайно, мне нужны деньги на новые.
  - Денег не дам, я предупреждала.
  - Но мои деньги закончились. Вы же обещали исключительные случаи рассмотреть отдельно.
  - Я рассмотрела, денег не дам. Зашивай эти.
  - Как я их зашью? Здесь дыра больше штанов!
  - Это твои проблемы.
  - Мне нужны новые штаны!
  - Я не возражаю, покупай. На свои деньги.
  - Непонятно что ли, что у меня нет своих денег и мне просто не в чем ходить?! - заорала я, уже не заботясь о посторонних ушах.
  - Так может, наконец, найдешь себе работу?! Или ты до бесконечности собираешься тянуть из меня средства, как присосавшаяся пиявка? - она тоже значительно повысила голос, теперь нас отлично слышали все желающие.
  - Мне нужны деньги!!!
  - Так заработай!
  - Каким, ... , образом я... - ладонь наставницы обожгла мою щеку, оборвав фразу. Она резко развернулась и пошла прочь. Мне на плечи опустились тяжелые руки и настойчиво повлекли прочь из коридора и от любопытных глаз. Уже зайдя в лабораторию, я дернулась в сторону.
  - Сядь и успокойся. - Рявкнул на меня Некруев.
  Я села на стул, тщетно пытаясь перестать дрожать от обиды. Виктор Андреевич достал из кармана несколько купюр и протянул мне.
  - Держи. На новые штаны тебе хватит.
  - Мне не нужны подачки!
  - А чего же тогда у тетки их требуешь? - я не ответила, но деньги все равно не взяла.
  Некруев посмотрел на меня и спросил уже намного мягче и как будто задумчиво:
  - Ты принципиально не хочешь работать или просто не можешь найти себе работу?
  - Да где я ее себе найду?! - снова взвилась я.
  - Ты можешь поработать у меня в лаборатории. Мне нужен младший лаборант. Зарплата невысокая, но она у тебя будет. Тебе это подойдет?
  - А вам это, ... , видимо подойдет?! Я же ни ... не понимаю в вашей ... науке!!!
  - Ксения, придержи язык! - Некруев опять повысил на меня голос. Я закусила губу, будто это могло остановить уже вырвавшиеся слова. Преподаватель тяжело вздохнул.
  - Я прекрасно знаю, что как специалист ты величина даже не нулевая, а отрицательная. Но лаборанта ищу давно, а тебе, как видно, нужна работа. Давай попробуем. Подучить тебя я смогу, если сама постараешься. Если у нас не получится, то просто уволишься. Хорошо?
  - А если я разнесу вашу лабораторию?
  - Уволю. Так что, пойдешь лаборантом? - я уже остыла, поэтому вздохнула и нерешительно кивнула. Впрочем, не столько соглашаясь с его идеей, сколько подчиняясь натиску. Виктор Андреевич снова протянул мне деньги.
  - В долг. Лаборант с голым задом ударит по престижу моей лаборатории, так что все же купи себе новые штаны. А заработаешь - вернешь.
  - Спасибо, - тихо произнесла я, беря деньги.
  "Какие мы слова знаем, оказывается...", "Ну надо же, вежливо говорить умеет", "Ведь можешь, когда захочешь вести себя прилично"...
  Нет, он не стал ни язвить, ни воспитывать.
  - Не за что, - спокойно ответил Некруев. - Приходи в начале февраля, объясню, что от тебя потребуется. А сейчас свободна.
  - До свидания...
  - До свидания, Мягкова. Сессия закончилась, а я еще не была отчислена. Меня ожидали устройство на работу и две пересдачи после каникул. Но перед этим предстояло сделать сделать кое-что еще.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"