Им пора была ехать - отцу и дочери. Отец всё ходил мимо её комнаты с этажа на этаж, проверяя что-то из своей электроники дома; она же, как ей было сказано, собиралась.
Надев белую майку с эмблемой любимой группы и голубые джинсы по худой фигуре, она расчёсывала длинные рыжие волосы, когда отец вошёл в комнату. Даже не вошёл - встал в дверях и просто глядел на дочь. Она развернулась от сверкающего солнечным светом окна, не отвлекаясь от расчёски, и взглянула на него, улыбающегося, в ответ; не могла не улыбнуться вслед: её отец всегда заставлял её радоваться.
Ей было шестнадцать, но выглядела она куда взрослее - какой и была. Отцу её, однако, было всего тридцать два. Он многого не рассказывал из своей ранней жизни - всегда говорил "Тебе не стоит знать"; может быть, и вправду не стоило - так она думала сейчас, ибо верила своему отцу.
Они глядели друг на друга, не говоря ни слова и улыбаясь. Дочка, сдавшись, усмехнулась и спросила всё-таки: "Ты чего?".
Он глядел на неё сквозь очки без оправы, поставив руки на пояс; человек, любивший читать - человек, готовый убить за свою семью. Глядел и улыбался - добро, нежно, по-отцовски любя - и не говорил ни слова.
Лишь подошёл к ней, обнял за плечи, взглянул ей в глаза ещё раз и взял в свои объятья.
- Я люблю тебя.
- Я тоже тебя люблю.
Его маленькая радость обняла его в ответ. Для неё это не было странным - лишь несколько непривычным: её отец не говорил, что любит её, каждый день, каждую неделю, каждый месяц - но каждый раз, когда он чувствовал в себе это, он выражал это со всей силой, которую чувствовал. Каждый раз эта доброта и ласка заставляли её ещё раз вспомнить, какой у неё отец.
Когда он вновь обнял её за плечи и взглянул на неё, наступила та же пауза, что звучала несколько секунд назад: тёплая, даже мягкая, не требующая разрушения. Наверное, потому он и молчал: наслаждался моментом - тишиной и обществом своей дочери - теми вещами, которые он любил больше всего на свете.
Но одну вещь он не мог не сказать - если не ради дочери, то ради себя и неё, с ещё большей улыбкой на лице:
- Ты - копия твоей матери.
Она улыбнулась, услышав эти слова.
Что-то грустное едва заметно, на миг промелькнуло в его улыбке.
Она плохо помнила свою мать сама, но отец очень много рассказывал о ней: как они ездили на самую высокую гору близ их старого дома, как пугали туристов на лесной тропе, прикидываясь духами леса, как угнали машину её отца, чтобы прокатиться по ночному городу и остановиться в вышине под звёздным небом - это был идеальный момент для--
И оба раза, когда отец рассказывал об этом, он обрывал рассказ на одном и том же месте, глядя в пол, и его обычная улыбка так же, как моменты назад, сменялась чем-то грустным - но в эти моменты - не на доли секунды.
Отец наклонился к дочери, поцеловал её открытый лоб. Она в ответ обняла его ещё сильнее и, по семейной традиции, потёрлась носом об его грудь, скрытую футболкой. Он давно такого не видел, и потому посмеялся от радости; дочка в ответ улыбнулась. Он обнял её, прижав её голову к своей груди, а свою - положив на её рыжие волосы.