Романтический ужин.
- Нет, чтобы там не говорили, а в старости есть свои прелести,-
подумал он, глядя на стройную фигурку молодой женщины,
переходящей улицу в неположенном месте (ее изогнутая наподобие
лебединой шеи талия столь ловко и замысловато переходила в область
знаменитых полушарий, разделенных вертикальной экваториальной
линией, что невольно в голову приходила гениальная рекламная фраза:
"Качество джинсов определяется их содержимым."),- в старости вы
можете любоваться женщинами и предаваться эротическим мечтам в
любом людном месте безо всякой опасности быть разоблаченным.
С годами его чувство юмора становилось все более крепким в
полном соответствии с Фрейдовской теорией замещения. Если оно в
молодости было достаточно тонким ( он вспомнил, как однажды зашел
в соседнюю лабораторию узнать нужный ему номер телефона, записал
его на клочке бумажки, и тут одна из женщин сказала ему: "Ну, ладно,
бери свою писульку и пойдем проводишь меня". Он нашелся: "Наташа,
ну, почему так неуважительно?"), то теперь с возрастом, это чувство
подкреплялось жизненным опытом, мастерством рассказчика,
возросшим самосознанием, не требующим защиты от окружающей
среды и агрессивности людей.
Теперь же в ответ на просьбу жены снять очки, которые якобы не
шли к его темному двубортному костюму, он ответил, что с возрастом
его зрение ухудшилось настолько, что он уже и спит в очках.
А однажды, когда он нежно погладил жену в постели, и она оберегая
его здоровье, сказала: "Ну, что ты, право, каждый день", он
отреагировал:" Понимаешь, я уже в том возрасте, когда каждый день
надо доказывать, что я еще мужчина".
Кроме чувства юмора, он, как и каждый нормальный мужчина, был
забывчив на те "мелочи", на которые женщины обращают особое
внимание: одежду и знаменательные семейные даты.
Чтобы часто не попадать впросак, он придумал специальную теорию.
Когда он говорил жене: "Какое у тебя сегодня красивое новое платье ",
то в ответ на ее возмущение : "Да я ношу его уже полгода, как можно
быть таким невнимательным", - он обычно отвечал, что произнес свой
комплимент нарочно, давая ей возможность высказать свое
негодование, тем самым поддерживая ее в тонусе.
Жена, конечно, понимала, что это только отговорка, привыкла к его
забывчивости, но все равно каждый раз как-то да реагировала.
Вот и сегодня, придя домой с работы и увидев накрытый на двоих
стол с горящими посередине свечами, он почувствовал неприятный
холодок в груди: он опять прозевал какую-то дату и пришел домой без
цветов.
В его памяти мгновенно прокрутились даты всех свадеб, дней
рождения и независимостей, каких-то общественных праздников, но
все это было не ко времени. Да и, логически рассуждая, решил он, ну,
все это никак не могло быть причиной романтического ужина вдвоем
со свечами в натюрморте.
Он вспомнил их первый поцелуй, случившийся в девятом классе. Она
уходила от него вокруг куста сирени, но не настолько быстро, чтобы
догнать его с другой стороны, и потому ее родителям пришлось
дожидаться их прихода до трех часов ночи. Мучительность и
неприятность такого ожидания они поняли впоследствии, когда их
дочери достигли соответствующего возраста.
Но он совершенно точно помнил, что это происходило не в сентябре,
более того, он был уверен, что тогда стоял месяц апрель, и, скорее
всего, это было девятое число. Точно помнила его жена. Но в любом
случае это не было годовщиной первого поцелуя.
Он отсчитал девять месяцев от дней рождения дочерей, но
получившиеся даты никак не попадали в сентябрь. Больше ничего
романтически-интимного он придумать не смог и сдался, отдавшись на
милость жене. Жена же хранила молчание, лишь иногда загадочно
улыбаясь и совсем не собираясь выводить его из состояния полной
заинтригованности.
Однако вид стола и голод превысили все остальные чувства, и они
приступили к трапезе. На протяжении всех трех часов, что они провели
за столом пока догорали свечи, жена вспоминала истории из школьной
и университетской жизни, рассказывала какие-то сказки из жизни
друзей и знакомых, даже намеком не касаясь темы сегодняшнего
вечера. Он же, поняв, что получаемая информация не ведет его к
постижению сути, расслабился, тоже предался воспоминаниям,
почему-то переключился на спортивную тему, наверное в сотый раз
начал рассказывать о том, как сдавал зачет по лыжам. И этот сотый
вариант нравился ему ничуть не меньше, чем девяносто девять
предыдущих.
Ну, посудите сами. Лыжня на финишном отрезке ( а, вернее, полное
ее отсутствие ) была покрыта коркой льда и имела небольшой уклон,
перпендикулярный направлению движения. Большая бригада судей
расположилась у нижнего края финишной черты, и он на полной
скорости, не сумев противостоять скольжению по наклонной
плоскости, врезался в эту бригаду. Упали все, в том числе и судейский
столик...
Когда он вышел из психологического шока, то ощутил, что лежит на
молодой преподавательнице физкультуры. Их совместная фигура
представляла собой пирог, основанием которого являлись его лыжи, на
которых лежала она. Он же размещался на ней так удачно, что их глаза
смотрели точно в зрачки друг друга. Он никак не мог понять, как не
снимая лыжи, он сможет с нее подняться. Лыжи же самостоятельно он
тоже не мог расстегнуть.
Его лихорадочные рассуждения прервал ее спокойных голос,- ну, и
долго ты собираешься так лежать?
До сих пор ему кажется, что он не пересек финишную черту, и она не
остановила свой секундомер в откинутой руке, который он почему-то
запомнил даже лучше, чем ее глаза. Но зачет его больше не заставляли
сдавать...
Вечер уже подходил к концу. Поднимая свой последний бокал вина,
жена, наконец, сказала,- ну, а теперь я, наверное, раскрою тебе
причину сегодняшнего романтического ужина: мы,- она с нажимом
произнесла это слово, улыбнулась и выложила на стол две пилюли,- с
сегодняшнего дня начинаем принимать виагру