Мы собирались в большое путешествие на машине - из Москвы до Полтавы - навестить маминых родственников. Весь вечер накануне мама разговаривала с ними по телефону и уточняла у папы время нашего приезда.
- Примерно часам к десяти вечера , - отвечал папа. - Если вы, конечно, не прокопаетесь. Все вещи упакуйте сегодня! И спать ложитесь пораньше - вставать придется с солнышком!
Потом я долго лежала в кровати, а сон все никак не приходил. В распахнутое окно вливались звуки и запахи летней ночи. На потолке серебрилась дорожка от фонаря.
- Как долго тянется эта ночь, - думала я. - Поскорее бы утро настало!
...В начале шестого мы выехали из города. Было почти светло. Отблески восходящего солнца отражались в лужах, оставленных ночным дождем. Машины еще не оккупировали улицы, и мы без всяких затруднений покинули Москву.
Мама постоянно поворачивалась ко мне с переднего сиденья и рассказывала:
- Алла, ты увидишь легендарные места, воспетые Гоголем! Побываешь на шведской могиле. Искупаешься в реке с удивительным названием - Ворскла. Такое название ей сам Пётр 1 дал...
Я слушала ее вполуха и смотрела в окно - пейзаж менялся на глазах. Мимо мелькали поля, леса. Мы огибали стороной какие-то города и, наконец, глухо застряли на таможне города Глухова. Под шпарящим солнцем скопилось множество автомобилей.
- Часа на три, а может и на все четыре, - мрачно констатировал папа.
И тут, откуда-то выскочил толстый дядечка в бежевых шортах по колено, белой маечке и зеленой фуражке.
- С дитём ждать замаетесь...
- Сколько?, - спросил папа.
- Полтинник зеленых, и через час вы - на Ридной Батькивщине...
- Идёт.
- Тогда поехали!
Мы медленно потянулись по обочине, обгоняя очередь, которая провожала нас злобными репликами...
Но даже, несмотря на это, мы подъехали к Полтаве глубокой ночью и долго плутали в потемках, разыскивая нужное место. Потом я прямо обалдела от количества незнакомых людей, обступивших нашу машину. Мама со всеми обнималась и целовалась. Папа знакомился. А меня просто трясли и рассмотривали так, что я даже спать расхотела...
Огромный стол был накрыт прямо во дворе под деревом, на котором росли белые пупырчатые ягоды, напоминающие недоразвитый виноград.
- Это шелковица, - сказала мама. - Попробуй!
...Когда я уснула - не помню, но открыла глаза из-за странных шорохов, доносившихся откуда-то из угла... Мне стало очень страшно. Я уже собралась разбудить маму, которая спала рядом, когда раздался низкий печальный голос:
- Тыхону...
- Шо?, - сквозь храп отозвался мужской голос из темноты.
- Проснысь...
- Та шо?
- Та проснысь, - уже громче сказала женщина.
- Та шо Вам?
- Та проснысь!
- Та шо Вам?
- Та проснысь, тоби кажуть!!
- Та шо Вам?!
- Та я заблудылась!!!!!
Тут я не выдержала и начала хохотать. У меня даже колики в животе от смеха начались. А голос у меня достаточно громкий. Мама говорит, что мне только полком командовать с таким голосом...
Вспыхнул свет. Я обнаружила, что в комнате полно народа. А возле стенки, между двух больших сундуков, стоит наша родственница баба Ира. Тыркается то взад, то влево, то вправо, то влево - и никак выйти не может. А назад пройти ей почему-то в голову не приходит...
Улеглись, когда небо стало светлеть. А я никак уснуть не могла. Потом увидела , как баба Ира поднялась и вышла на улицу. Я тихонько за ней пошла. Она сидела возле распахнутой двери хлева на маленькой скамеечке и тянула корову за вымя, похожее на надутую перчатку, нисколько не обращая внимания на коровий хвост, который постоянно бил ее по голове...
Я подошла, чтоб разглядеть корову, поближе. Она была большая, белая с рыжими пятнами. Кожа у нее на боках ходила ходуном, как будто там кто-то ползал. И еще она часто вздрагивала.
- Помоги, - сказала баба Ира, закончив доить. - Счас процедим и попьешь молочка парного. А то вон яка бледна та худа, як та шпрота з банки...
Я двумя руками держала вдвое сложенную марлю на подойнике, а баба Ира лила через нее в другое ведро густое молоко, от которого шел пар и незнакомый какой-то запах. Потом она налила молоко в большую кружку:
- Пей! В городе такого не найдешь.
Я отхлебнула глоток и меня тут же затошнило. И я выплюнула все на траву. Во-первых, молоко было теплым. Во-вторых, все, что я пила до сих пор, так не пахло!
Только с третьего захода мне удалось сделать три глотка. Парное молоко показалось мне еще хуже, чем рыбий жир, который заставляла пить мама, убеждая при этом, что это лучший источник витаминов.
Зато потом все было замечательно - баба Ира разрешила мне покормить корову чёрным хлебом, посыпанным солью.
- Не бойся, - сказала она.
А я и не боялась. Ведь я с пяти лет занималась верховой ездой и часто кормила лошадей.
Потом из хлева баба Ира вывела теленка - тоже бело-рыжего и ужасно смешного. Мы выгнали семейство за калитку, где они присоединились к другим коровам, которых погонял пастух с большим батогом.
- Как их зовут?, - спросила я бабушку.
- Корову - Люта, а теленочка - Борька.
- А папу ихнего как?
- Чьего папу?
- Ну Борькиного. Лютиного мужа.
- Так мы ее искусственно осеменяли.
- Как?
- Видишь ли, - баба Ира странно так на меня посмотрела - У коров мужей не бывает...
- Почему? Ей же одной телёночка трудно растить!
- Так она и не одна. Мы ей помогаем. Кормим, ухаживаем...
Она вдруг рассердилась:
- Иди-ка ты лучше спать!
Я пошла в дом, а сама все думала: как же так - ведь очень несправедливо, что у коров мужей не бывает. Бедная Люта! Значит у нее и свадьбы не было!
Днем, когда меня познакомили с местной девочкой Настенькой, я ей предложила:
- Давай нашу Люту поженим, а то она какая-то мать-одиночка!
- Давай, - согласилась Настя. - А на ком? У нас в селе ни одного быка сейчас нет. Вот в соседнем вроде есть. Но он, говорят, злой и бодается.
- Злого нам не надо, - решила я. - Но ведь, согласись, любой женщине обидно не быть невестой!
- Но корова - не женщина, - возразила Настя, - и потом я никогда не слышала, чтобы у них свадьбы справляли.
- Тогда давай будем первыми!
Целый следующий день мы готовились к Лютиной свадьбе. Сшили ей белую фату из куска марли. На нее приделали венок из ромашек и колокольчиков. Потом собрали огромный букет цветов и перевязали его розовой ленточкой. В бутылку из-под шампанского налили чистой колодезной воды.
Потом я села писать поздравительные стихи: У коровы есть рога,
Есть теленок. Нет быка!
Мы построим новый дом
И быка тебе найдем!
- А вдруг она поверит, что мы и дом ей построим, и быка найдем, - загрустила Настя. - ведь обидится
- Не обидится, а будет жить мечтой и надеждой, - сказала я. - Так иногда взрослые говорят.
- А как мы ей фату наденем? - не унималась подружка. - Боднёт еще, она норовистая - недаром Лютой зовут.
- Сама наденет, - решила я. - Мы ей её просто отдадим...
Мы взяли большую тетрадь в клетку и написали: "Корова Люта считается законной женой быка Валерьяна. В браке имеется сын - телёнок Борис Валерьянович."
Вечером мы торжественно пришли к Люте в хлев, где она лежала у яслей и медленно что-то жевала.
- Люта! - произнесла я речь, - мы поздравляем тебя с законным браком. И протянула ей букет цветов и фату. Букет она съела с большим удовольствием и даже фату немного пожевала.
Потом я нарисовала портрет Люты в фате. Он до сих пор у меня хранится.
Борщ с котом (Глава 2)
У бабы Иры был кот. На вид - ну самый обыкновенный: темно-серая полоса, светло-серая полоса. Глаза - ярко-зеленые. Шерсть - ни длинная, ни короткая. Хвост без особых примет. Худой и до изумления нахальный. Например, он мог в любую минуту прыгнуть на стол, схватить кусок колбасы или курицы, уронив при этом на пол пару-другую тарелок, разлить напитки и смешать салаты, а заодно и перессорить всех гостей. Одни из которых любили кошек, в то самое время, когда другие их просто терпеть не могли и призывали сдать вредного кота на мыло...
Мне он, к огромному негодованию папы и насмешливому - мамы, в первый же день здорово расцарапал руки и колени, когда я попыталась его погладить. После чего срочно сбежал, ухитрившись избежать возмездия...
- Как его зовут?, - спросила я у бабы Иры.
- Мабудь, Васька, - ответила она.
- И почему котов называют Васьками? - думала я. - Вот бычок Борька - понятно. Лиса - ясное дело - Алиса. А котика надо бы называть Костиком. Котик - Костик. А кот - значит Кост? Нет - Котя - Костя. Но ни одного кота по имени Костя я в своей жизни не встречала. Зато Васек - хоть пруд пруди. Вот и в бабы-Ирином селе всех котов Василиями именовали.
Несколько дней я безуспешно пыталась завоевать Васькину дружбу. Подманивала его самыми лакомыми кусочками колбасы и курятины, наливала в мисочку молоко. Но гордый сын полтавщины все знаки внимания игнорировал.
Он даже головы не поворачивал в сторону выставленных мною яств. Но стоило только отвернуться - и еда исчезала. Несколько раз я замечала, как Васька утаскивал трофеи на чердак, резво перескакивая по ступенькам старой почерневшей лестницы.
Однажды и я полезла вслед за ним. На чердаке пахло сеном. Под самой крышей висели гирлянды золотых кукурузных початков. Но дальше начиналась темнота чужого мира, и я не решилась туда проникнуть...
Наконец, мне это все надоело, тем более, что скучать не приходилось, и я оставила Ваську в покое.
Две недели пронеслись незаметно. Накануне нашего отъезда баба Ира решила закатить грандиозный пир! В его подготовке участвовало все женское население дома. Баба Ира зарезала двух куриц и обварила их кипятком. Тетя Оляна кур ощипывала. Мама крошила салаты, чистила картошку и гоняла нас с Настей на огород за зеленью и овощами. На печке, выстроенной посреди двора, шипело мясо, фырчала картошка и пыхтел, разливаясь ароматом, настоящий украинский борщ...
Когда спала большая жара, наш двор начал наполняться народом. Из сеней вытащили лестницу и установили там большой стол, который покрыли белой скатертью. Накрывать его начали сами гости, из которых никто не приходил с пустыми руками. И чего здесь только не было! И мёд - от бледно-желтого до коричневого - в сотах, и огромные ярко-красные помидоры, и огурчики свежие, нежно-зеленые, и огурчики солёные, тёмно-болотные, пахучие, пупырчатые, хрустящие на зубах. И домашняя кровяная бордовая колбаса, и сало, покромсанное толстыми лоснящимися ломтями, и огромные миски с варениками, и огромные миски со сметаной, в которой "стояли" ложки, и бутыли с самогоном - от мутно-белого до ярко-свекольного цвета, и тарелки с вишнями, яблоками, грушами...
Наконец все уселись за стол. Понеслись тосты, приправленные оживлением и смехом. Маме говорили комплименты. Мама вспоминала детство. Потом все поворачивались ко мне и в сотый раз сообщали, как я похожа на "малэньку Наталочку"... Папа тоже смеялся, но я видела, что он страшно злится, потому что завтра надо быть "за рулём" и он не может полностью насладиться застольем.
Мы с Настей, по правде говоря, больше всего на свете хотели сбежать, потому что уже наелись до отвала. Но могли это сделать только после борща.
Я до этого много раз слышала, что такого борща, как баба Ира варит, приготовить не может никто. Что все другие борщи - по сравнению с ее борщами - просто ерунда! И, что она своих кулинарных секретов так никому и не раскрыла. Наконец подошло время фирменного блюда.
Стол замер в ожидании кулинарного шедевра. Баба Ира внесла огромную пахучую кастрюлю и пошла за половником. В это самое время прямо над моей головой очень внятно сказали: "МЯЯЯЯЯЯЯУ!!!!!!!!"
Мы с Настей, как по команде, подняли головы вверх. Оттуда на нас, с чердака, не мигая, смотрела зеленоглазая морда кота Василия. Он не мог спуститься, потому что лестницу убрали. Но он очень хотел принять участие в пиршестве.
- Мяяяяяяяяу!, - повторил Василий, нервно свешиваясь с чердака.
- Кис-кис, - давясь от смеха, - позвала я кота.
- Киси-киси, - продолжила Настя, - Вася, иди к нам!
- Мявввввффффф, - осторожно отозвался Васька, принюхиваясь к новому блюду.
- Предлагаю выпить и закусить настоящим кулинарным шедевром Ирины Филипповны!, - заявил очередной Гость. - За её таланты! С этими словами он снял крышку с кастрюли с борщом.
У кота вдруг огоньками вспыхнули глаза, превратившись в глазищи. Шерсть встала дыбом. Он ещё раз решительно мявнул и прыгнул прямехонько ........ прямехонько в кастрюлю с борщом!
- Мяуооооооооооффффффф!!!, - с громким утробным воем кота вынесло из кастрюли вместе с бурым фонтаном горячих брызг, которые обрушились на оцепеневших от неожиданности людей. И тотчас же, буквально в унисон с ним, завопила моя подружка Настя, которая ближе всех сидела к злополучной кастрюле. Её окатил целый фонтан горячих брызг.
Нечто из шерсти и капусты пронеслось по столу, сметая на пол тарелки с закусками, стаканы и одновременно обдавая всех брызгами и кусками еды.
Мгновение - и Васька метеором пронесся по двору, распугивая мирно дремлющих в пыльных ямках кур. Затем с душераздирающим воем исчез в огороде.
Еще мгновение стояла пронзительная тишина, которую всколыхнул вопль души бабы Иры:
- Ото ж гад скаженный!
Мы как то враз посмотрели друг на друга. У Насти сарафан из белого превратился в грязно-бурый, с волос свисали ошметки капусты; у тети Зины на груди брошкой красовался кусок колбасы. На папиных волосах висели помидоры. А я просто мокла в луже, потому что борщ лился и капал именно туда, где я сидела... Потом я перевела взгляд на бабу Иру. Она стояла с выражением вселенской скорби на смуглом лице. И вдруг на меня напал смех, точнее не смех, а какая-то смеховая истерика. Я просто пополам согнулась, а из глаз потекли слезы. И захохотали все! Точнее "заржали" буквально хором!
В ответ немедленно заволновалсь куры, которые в панике начали метаться по двору, пытаясь удрать куда-нибудь подальше. Петух взлетел на забор и грозным басом заорал: "Кукареку!" Из соседних дворов тут же откликнулись другие петухи. Заливисто забрехали собаки. А на улице у плетня немедленно собралась толпа любопытных соседей, которые, разинув рот, изо всех сил пытались выяснить, что же у нас происходит?
- Так вы деретесь чи веселитесь? Може вас розняты трэба? - попытался выяснить чей-то сердобольный голос.
В ответ раздался новый взрыв смеха. Дядя Петро все время ударял почему-то рукой о край стола и повторял, как заведенный:
- Ото дав, Бисов сын! Ото дав!
Тётя Зина не выдержала и стремглав, держась за живот, помчалась за сарайчик...
А тётя Нина даже икать начала и все повторяла: "Ой не могу! Ой я сейчас просто умру от смеха!"
Но со смеха она не умерла, а живёт и сейчас, и даже звонит нам иногда - по праздникам. И кот Василий тоже жив. Только говорят, что борщ он с тех пор начисто разлюбил...