Война стала выдавать такие неожиданности, каких не знала мирная жизнь.
Боевому орудийному расчёту из батареи конной артиллерии, который устроился на отлёте нашей деревни, объявили дневку с ночёвкой. Около разожжённого костра работал уже весь расчёт орудия - командир его, наводчик, заряжающий, установщик трубки, ящичный. Один из них устанавливал снятый с подводы столовый котёл, чтобы сварить в нём еду на костре. Двое других разбивали или ставили под прикрытием кронистых деревьев переносную бивуачную "жилплощадь" - буро-зелёную сводчатую палатку на приколышах, где каждому было место для погружения в сон. Двое ездовых, они же заряжающий и установщик трубки полкового орудия образца 1927 года, занимались более прозаичным делом: вооружившись скребницами, они расчёсывали гривы на редкость рослым тягловым коням одной масти. Шестой размерял метровой рейкой кусок портяночной мануфактуры.
Мальчишек всегда можно было видеть там, где появлялись мужчины: ведь в деревнях они в ту пору стали редкостью из-за своей отлучки на фронт. Едва мы успели единодушно привязаться к их обществу, как один из них уже охладел к нам и, не вполне дружелюбно отвернувшись, стал общаться с конями. А ведь нам так хотелось побыть в компании взрослых людей, особенно военных!.. Зато около второго собралась целая толпа босоногих мальчишек, лишённых всякого надзора. Мы докучливо вертелись вокруг этого большого, как уличный памятник, ездового, который оказался выше других по своей душевности к детям. Он легко находил общий язык с мальчишками. У детей досужее любопытство и живая любознательность в порядке вещей. Моё любопытство слишком задел предмет из прорезиненной парусины, который висел у него на дышле, словно башмак на кончиках пальцев у богатыря.
- Дяденька, это что такое... вот это на дышле? - ободрённый благодушием ездового первого уноса, полюбопытствовал я.
Артиллерист не нашёл мою любознательность неуместной.
- А ты попробуй отгадать, - подмигнув мне, быстро сказал он. - Этот глазастый предмет заслуживает достойного интереса. А тебе, как и другим, надо многое узнать и многому научиться.
Некоторое время я размышлял над этим непонятным предметом, но догадливость, к моему стыду, так и не снизошла на моё скудоумие.
- Не мо-о-гу... - растерянно и смущённо протянул я. - Не хватает смекалки в голове.
- И мне тоже невдогад, - утешил меня кто-то из товарищей.
Наше раззадоренное любопытство не осталось неудовлетворённым.
- Это конская противогазовая маска для моей боевой, а отнюдь не фольклорной Сивки-Бурки, - снисходя к нашему неведению, в виде пояснения сказал добродушный детина. - Если немцы вознамерятся распылить по воздуху газодымовое облако, а они этим грешили в своё время, я должен по инструкции натянуть на конскую морду данный противогаз. Орудие ведь мы перегоняем конной тягой. Было бы лучше, если бы эта штуковина не имела практического применения.
У мальчишек соблазн не только всё узнать, рассмотреть, но и потрогать руками.
- Дяденька, а можно мне подержать его.
- Подержи, если охотишься... - и, сказав так, он протянул мне веский конский противогаз, о котором мы не знали прежде.
Взяв его в руки, я внимательно осмотрел животное средство химзащиты. Не разобравшись, что в нём к чему, я возвратил его ездовому.
- Дядя, а почему у вас такие большие руки?- поинтересовался у артиллериста кто-то из оказавшихся с ним рядом.
- Уже просто потому, что мне много приходилось мять в руках глину.
- А вы печник?
- Совсем нет. У меня был иной род занятий. Я был ваятелем.
- Значит, вы делали скульптуры? - в один голос сказали мальчишки.
- До войны это было моей профессией. Не было, пожалуй, никого в нашем городе, кто занимался бы профессией скульптора прилежнее, чем я.
Одному из нас захотелось выпросить у расчёта орудия пилотку, но лишней ни у кого из них не оказалось. Под влиянием всё той же любознательности, свойственной детям по возрасту, я вновь спросил ездового:
- Дяденька, а почему у вас ни у кого нет касок? Ведь под каской голова бывает целей.
- Ну что поделаешь, - усмехнувшись, удовлетворил моё любопытство бывший ваятель. Не доснабдили нас всем положенным по табелям... Выходит, что таковых для нас нет в наличии у Щаденко.
Откуда мне было знать, кто такой этот человек с украинской фамилией.
- А кто такой этот Щаденко? - машинально спросил я, стоя перед ездовым и натирая задубленной пяткой одной ноги подъём другой.
- Это наш жадный всесоюзный каптенармус, - был ответ. - Обещал. А касок у нас как не было, так и нет. Наша армия под стать бывшей пуританской, всего в ней в обрез.
Видя, что я не знаю и боюсь у него спросить, кто такой каптенармус, он сказал, что это тот армейский служака, кто выдаёт боевое снаряжение, в том числе и эти самые каски.
Встреча с артиллеристами была для нас первой неожиданностью в тот летний день. Неожиданность номер два не заставила себя ждать.
Где бы что ни произошло, мы были тут как тут.
В дополуденное время на низкой высоте появился мирно стрекочущий, словно речная моторка, самолёт-невеличка "У-2", одно появление которого в небе вызывало у детей радостное умиление. Ещё бы: "прялочка" в воздухе! Какой мирный вид был у этого досаафовского самолёта! Мало кто знал тогда, что эти недооцениваемые фанерно-проволочные бипланы вполне оправдывали своё бытие в войне: они уже воевали по ночам, а то и сутками напролёт, приспособленные к фронтовому применению.
- Ребята, айда за мной! - видя, что биплан собирается приземлиться, скомандовал Лёнька Дрык, мой одногодок и сосед по школьной парте, отец которого воевал в какой-то кавалерийской части.
Нас точно ветром взметнуло с места. Тут уже никого, кроме артиллеристов, не осталось.
"Гадкий утёнок" авиации, как несправедливо называли эту пропеллерную машину немногие её принижатели, стал снижаться кругами, чтобы пойти на посадку у смежного с нашей деревней хутора Пальково.
Мы бросились к месту его предполагаемого приземления.
Биплан круто развернулся, сел под ветер и, убавляя посадочную скорость, подрулил к нам, разогретый в полёте мотором. Когда самолёт остановился, из его открытой пассажирской кабины высадился без заметных потуг рослый офицер в чёрном реглане и хорошо отлакированных сапогах, сшитых по ноге. Из-под кожаного реглана тут же мелькнуло галифе с красным лампасом. Батюшки: самоличной персоной галантный генерал! Авиационный командир в кожане был, действительно, не менее чем генерал-майором, у которого был должный вид и умение держаться.
Лётчики всегда считались престижным родом войск. Окружённые в войну ореолом славы, они, особенно молодые лейтенанты, были способны вызвать к себе не только детскую любовь. В ту пору из авиации не ушла ещё и романтичность.
В этом я убедился, увидев миловидную девушку под каской, видимо, бойца из полевой команды БАО, которая засматривалась на молодого летчика, а он на неё. Она объявилась у раскачиваемого ветром самолёта с войсковой винтовкой и, став на его охрану, приставила её стоймя к "ноге".
Маломощный биплан, на фоне которого мы к тому же созерцали вооружённую девушку, произвёл на нас большее впечатление, чем всё остальное, вместе взятое.
Авиационный командир, поощряя наше любопытство, полушутливо обратился к нам:
- Мы с лейтенантом осмотрим обзорную вышку и землянки для технарей. А вы помогайте девушке-воину охранять наш легендарный "У-2". Но имейте в виду: с часовым, как того требует устав, разговаривать не положено.
Как только генерал и лейтенант ушли от самолёта, мы с некоторого отдаления дали волю своему нескрываемому любопытству. Так бы всё стояли и зачарованно смотрели на этот бипланный, с расчалками крыльев, самолёт, чтобы навсегда иметь о нём близкое представление. В нём было больше фанеры и проволоки, чем чего-то ещё, но от этого небольшого самолёта, как от живого существа, исходила какая-то сказочная притягательная сила. В порванных местах обтяжечная перкаль на плоскостях крыльев была наспех подлатана и подштопана стежками шорной и даже парусной дратвы. По следам ремонта на хвосте и фюзеляже было видно, что "У-2" уже не раз побывал во фронтовых переделках.
Насмотревшись на малую двукрылую машину, я перевёл взгляд на окружающую обстановку. Было ясно: строится небольшой военный объект - полевой оперативный аэродром для истребителей. Потребная часть гладкой поляны, на которой, по утверждению местного луговода, хорошо косилась прежде отава, была пущена под запашку, выборочно выровнена и теперь тракторишко с дорожным утрамбовочным катком на солидном крюку производил укатку взлётно-посадочных авиаполос.
В берёзовом перелеске уже стройно стояла на подвышенном месте только что возведённая деревянная вышка с открытой обзорной площадкой; стратегически важная точка, позволяющая часовому со всех курсовых углов наблюдать за воздухом и высматривать в широкой панораме далей чужие самолёты.
Генерал сел на пилотское место и повёл на нас рукой, чтобы мы отошли. Потом он взялся за ручку пускового магнето и подал команду на запуск. Лётчик дёрнул за лопасть винта с латунной окантовкой и, крикнув "Контакт!", отпрянул в сторону, чтобы не рубануло завращавшимся винтом. Мотор застрекотал с первой попытки. Генерал переместился в свою кабину, освободив место пилота.
Двое бойцов из полевой команды БАО, которые считались в большой силе, придерживали "У-2" за нижние крылья и, выждав время, когда пропеллер раскрутился так сильно, что был виден один светящийся круг, одновременно отпустили его.
Никому из нас и в голову не пришло, что биплан не имеет тормозного устройства.
Лётчик, щёлкнув замком привязных ремней, повёл свой "У-2" с генералом на борту на взлёт. Погромыхивая крыльями в местах их расстыковок, самолёт рванулся навстречу вновь поднявшемуся ветру. С первых же секунд подъёмная сила пятицилиндрового мотора потянула биплан в небо. Покинув поверхность земли, он очутился в воздушном пространстве. Лётчик повёл "У-2" с прижимом к земле, надеясь таким образом избежать своего обнаружения немецкими истребителями. По земле, пугая сторожких гусей и скот на выгонах, бежала его крылатая тень.
Мы провожали его заслезившимися глазами, пока он ни улетел.
- Ур-ра! У нас будет под боком самолётня! Мы близко увидим и своих истребителей! - радостно и звонкоголосо закричал один из нас, сделав при этом прихлоп ладошками.
Когда затих стрекот только что стартовавшего "У-2", до нас, словно ради смены впечатления, донеслись бравурные звуки духового оркестра.
Это явилось третьей неожиданностью в тот событийный день.
Возможно ль для нас, падких на всякие зрелища, не побывать там, где что-то развёртывается с бравурной музыкой?
- Это ополченцы, должно быть, присягают за самих себя, - выразил предположение один из бойцов аэродромной службы.
Не имея тогда об этом даже туманного представления, мы, тем не менее, и на этот раз, следуя своему обыкновению, бросились вперед, чтобы всё увидеть своими глазами и по возможности уяснить себе суть очередной неожиданности.
Прежде чем выставить свои полки на рубежи обороны и перейти на фронтовое служение Родине, каждая дивизия народного ополчения должна была по её сформировании получить знамёна и с особым рвением присягнуть ей на верность.
Всему, как известно, определяют время. Для личного состава 17-ой Москворецкой дивизии народного ополчения, прибывшей в Спас-Деменский район, день вручения знамён и принятия присяги был определён на 8 августа текущего года.
Формула присяги была настолько однозначна по редакции с красноармейской, что почти не требовала подкорректировки.
На поле около малонаселённого хутора Пальково представители полков, батальонов, рот, батарей расположились чётким предписанным квадратом. В центре каре находилась трибуна, традиционно украшенная кумачом и государственным флагом. За столом возле трибуны сидели командиры и политработники из штаба дивизии. Сначала проходила процедура вручения соответствующих знамён, а потом уже дивизия принимала военную присягу.
Для участия в этом торжестве прибыли представители Москворецкого района, а также многочисленные делегаты от учреждений и организаций, с которыми дивизия поддерживала тесные шефские связи. Они привезли почётные, кричаще багрового бархата знамёна, с тяжёлыми ковровыми кистями и золочёной бахромой: одно от МГК ВКП(б), другие от МВО и трудящихся Москворецкого района. Эти священные реликвии войны были сделаны вручную московскими флажными мастерицами и представляли собой не только материальную, но и художественную ценность. Многие из ополченцев никогда ещё не видели такой добротной ручной работы. В то время знамёна для вручения войскам Красной Армии и иррегулярным частям ополчения ещё не имели строго определённого образца. Лишь в конце 1942 года был учреждён новый образец Красного Знамени, символ воинской чести, доблести и славы.
Нас попросили убраться в сторону.
Сначала к собравшимся обратился с речью перед микрофоном первый секретарь Москворецкого райкома партии. Заметно волнуясь, он обратился к памяти предков, живших задолго нас и разгромивших под княжеским стягом Александра Невского немецких псов-рыцарей на льду Чудского озера. Напомнил он и о боевых традициях наших воинов в период Семилетней войны, пронёсших свои победные знамёна по поверженному Берлину. Этот подвиг своих предков мы обязаны повторить.
Мощное "ура!" прокатилось по рядам ополченцев.
- Трофеи, - продолжал оратор, - взятые у противника в виде боевых знамён, всегда считались самыми заманчивыми. После кунерсдорфской битвы русские взяли в плен около пяти тысяч пруссаков из отборного войска Фридриха Второго вместе с 28 знамёнами и штандартами. Знамёна - это древние символы, пробудители героических дел ради победы над врагом. Так, нисколько не упрощая, можно охарактеризовать то, что мы привезли вам для вручения.
Затем взял слово дивизионный комиссар с красными звёздами на рукавах гимнастёрки. Этот всегда был в своём репертуаре. Он вдохновился и, задав себе нужную дикцию, произнёс пламенную речь, стиль которой был далёк от изящной словесности. Судя по протокольной записи, сделанной в режиме словесной экономии, всё сказанное им прозвучало примерно так:
- Товарищи ополченцы! Мы считаемся ушедшими на фронт. Для одной РККА задача невообразимо тяжёлая - разбить немецко-фашистских захватчиков, у которых веками выработанное умение воевать. Для помощи и оказания силовой поддержки РККА и создана народная армия, в которую и входит наша ополченческая дивизия. Настал час действия и для нас. У Гитлера война была задумана на полтора месяца. В сроки он не укладывается и, берусь сказать, не уложится. Тот, кто посвящён в историю России, знает, что драчливые германцы не раз уступали нам в войнах. Большинство верит: Москва устоит. Мы Москву на этот раз не переуступим другим. А, следовательно, устоит и Россия, и весь Советский Союз. Что у нас не должно остаться в просчёте, так это сила народная. Нам, говоря словами Виктора Гюго, следует "собраться с силами, вскормить святое негодование... образовать армию из всего народа". Нам, как и в прошлом, нечего уповать на европейскую помощь. Перед нами стоит двоякая цель: выстоять и одолеть! Смею вас уверить: наша дивизия покажет себя с наилучшей стороны и внесёт достойную лепту в дело борьбы против гитлеровской Германии. Смерть немецко-фашистским захватчикам и поработителям!
Вдохновенно произнесенная комиссаром дивизии речь стоила многих. Одобрительный ропот пробежал по рядам ополченцев. Им понравились обдуманность и свойственный ему склад речи, под которым подписался бы любой патриот.
На наших глазах вершилась история.
Стрелки и сапёры, пулемётчики и связисты, артиллеристы и миномётчики застыли в строю. Никто из них не был равнодушен к важности предстоящей церемонии, - официально принятого церемониала вручения знамён и принятия присяги. Раздалась команда "Смирно!" и представитель Московского военного округа вручил полковые знамёна командирам полков. Те, приняв святыню части, говорили каждый почти одно и то же:
- Принимая Боевое Красное Знамя, личный состав полка даёт торжественную клятву своему великому народу, Родине и Рабоче-крестьянскому правительству отстаивать от врага каждую пядь земли, не щадя своей крови и самой жизни.
Оставалось ещё одно невручённое знамя - знамя дивизии. Держась обеими руками за древко, вручитель МВО поставил слегка наклонённый, багровой окраски, стяг.
Первым принял служебную присягу полковник Пётр Козлов, кому штабом МВО поручено было возглавить дивизию ополченцев. Как-то особо торжественно, прочувствованно и категорично он произнёс: "Присягаю!". И, эффектно опустившись на левое колено, совершил само за себя говорящее действо: поцеловал, как это и требовалось, край полотнища выданного дивизии знамени. Затем он приказным голосом подал команду, от которой многие непритворно вздрогнули:
- Дивизия, будь готова к совместной присяге! Призываю всех и каждого из присутствующих. Индивидуальные листки присяги с фамилиями отсутствующих штаб подготовит для подписей в какие-нибудь из ближайших дней.
Комиссар дивизии через звуковой усилитель стал читать текст присяги. Остальные ополченцы начали повторять за ним:
"Я гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Народной Армии ополчения, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров, комиссаров и начальников.
Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему народу, своей Советской Родине и Рабоче-Крестьянскому Правительству.
Я всегда готов по приказу Рабоче-Крестьянского правительства выступать на защиту моей Родины - Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Народной Армии Ополчения, я клянусь мужественно, смело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
Если же по злому умыслу я нарушу мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся".
И вот знамя дивизии передаётся бравому знаменосцу. Он бережно берёт его из рук командира дивизии и в сопровождении двух ассистентов проносит перед застывшим строем.
Звучит парадная музыка духового оркестра.
Если кому-то покажется, что я не так, как следовало быть, описал процедуру принятия присяги, то это означает лишь одно: я не смог отличить увиденного во сне от реальности. А теперь мне кажется, что иначе в то время и быть не могло: избавляясь от ненужных усложнений, командир дивизии и его окружение посчитали очень существенным упростить процедуру принятия присяги. Текст присяги каждый из собравшихся подтвердил собственноручной подписью. Политработники имели на руках листы бумаги с текстом присяги и азбучным перечнем фамилий всего личного состава дивизии, которые штаб передал им для подписания.
Ничего не знавшим о знамёнах и присягах, нам трудно было разобраться во всём этом. Насилу уяснив себе, что тут происходит вокруг, я всё увиденное назвал тогда про себя "митингом ополченцев".
У деревенского колодца, возле которого каждую ночь менялись часовые, по утру мы увидели знакомого артиллериста ополченцев, который выпаивал коней на дорогу из примитивной водопойной колоды, бесшумно орудуя брезентовым ведром.
- Дяденька, а вы присягу приняли? - спустя некоторое время спросил я.
- Принял весь наш расчёт орудия, - сказал в ответ словоохотливый ездовой первого уноса. - Политработник принёс нам штабные листки с текстом присяги и мы по прочтении скрепили их своими подписями. Война идёт с многообещающим началом для гитлеровцев. Так что нам, принявшим присягу, придётся драться с ними, засучив рукава.