Собрались все командиры и исполняющие обязанности. Каждый принес с
собой бутылку - водки или чего-нибудь, что бог послал, то же самое с
закуской, но в основном это была тушенка. Тушенка разных калибров и сортов.
Конечно, "офицерский лимон" - он же лук, чеснок и еще всякая всячина.
Штаб временно разместили в подвале. Там же поставили стол. Он был
сделан из сдвинутых ящиков из-под снарядов, застеленных газетами. Сидели, на
чем попало. И на какой-то мебели, и на принесенных раскладных стульях, и на
ящиках.
Сели за стол. Сан Саныч во главе. Быстро раскрыли разогретые на
радиаторах машин банки с тушенкой, распечатали водку, порезали хлеб, лук,
чеснок, невесть откуда взявшуюся колбасу. Говорили мало. И так все было
ясно. Потери - как людские, так и в технике, - огромные. Не готовы, по всем
канонам военного искусства не готовы мы к взятию такого укрепленного
объекта, как эта площадь.
Доказывать что либо Сан Санычу бессмысленно. Он не виноват. Здорово
деморализовало нападение на колонну. Неизвестна и судьба пропавших без
вести. Не весело. Но под воздействием алкоголя и близкого грохота танковых
орудий, а также артдивизионов, которых мы уже давно не видели, настроение
стало улучшаться. Живы. Значит, еще поживем.
Разговорились. В основном разговоры крутились вокруг расстрела нашей
колонны. Соседей у нас практически не было. Разведка не проверила маршрут
движения, так как была занята мостами. Не был послан авангард для разведки.
Короче - дерьмо. И мы сами идиоты, что не убедили этого нового засранца в
полковничьих погонах.
Обсудив вдоволь пройденный позор, принялись рассматривать план действий
при штурме площади. Тут уже больше говорил Сан Саныч. Продукты и выпивка
были сдвинуты в сторону. Было решено, что танкисты будут работать по
площади, а мы уже позже идем на штурм. В связи с тем, что разбивать
недоукомплектованные батальоны на еще более мелкие подразделения
бессмысленно, задача ставилась всем и сразу.
Ближайшая задача - перейти мост и закрепиться на той стороне Минутки.
Последующая задача - баррикада. Если там не будет духов, то Госбанк.
Танки и БМП прикрывают нам фланги, чтобы не было как в прошлый раз, а также,
стреляя через наши головы, расчищают проход. Пехота, выбивая
гранатометчиков, страхует технику.
Главная задача - Дворец Дудаева.
НЕ ЖДАТЬ подкрепления с противоположной стороны площади. Полагаться
только на свои силы. МЫ НИКОМУ НА ХРЕН НЕ НУЖНЫ - вот основной смысл нашего
совещания. Биться будем сами! Резервов у нас нет, свежих сил нет. Всю
технику и людей - на площадь. Это есть наш последний и решительный бой!
Совсем, как в еще недавно популярном хите сезона.
Бой отчаянных. Бой Сибиряков, которые в сорок первом спасли Москву, а
значит, и всю Россию. Теперь и нам предстояло сделать нечто подобное. Когда
всем стало ясно, ЧТО именно предстоит, то ушли слова. Нависла
ответственность. Одно дело просто разговаривать, и совершенно другое, когда
тебе заявляют, что помощи не будет. Когда начнут наступление на
противоположной стороне твои " союзники" - неизвестно. А может, как в
прошлый раз, тоже не начнут, а будут наблюдать за развитием событий и
"морально поддерживать".
Потом все разошлись и начали готовить людей. Объяснять, что предстоит.
Надо беречь людей. Надо беречь друг друга. Но и технику вперед не пошлешь,
хватит, наэкспериментировались в прошлый раз, когда входили в Грозный.
Кажется, что прошла целая жизнь. Так все наслоилось, что уже и не помнишь
всего произошедшего...
Пошел искать Юрку. Нашел его курящим возле танка. Мирно побеседовал с
бойцами-танкистами. Угостил их сигаретами. Разговор шел ни о чем. Просто
обычным трепом отвлекали себя от насущных проблем. Травили обычные армейские
байки. Но вот поступила команда экипажу готовиться. У тех танков, что
крутили "карусель", нагрелись стволы, и поэтому их пора было менять. Танк с
полным боекомплектом рванул с места и, встав у начала моста, постоянно
подгазовывая, ждал своей очереди. Подошли с Юрой поближе. И вот стоявший
танк, отстреляв последний снаряд, по привычке мирной жизни задрал ствол
высоко в небо начал откатываться назад. Следующий занял его место и начал
бешеную стрельбу по баррикаде. Было ясно, что там уже никого быть не может.
От баррикады остались лишь груды кирпичной крошки. Хорошо, нам работы
меньше. Люблю, когда за меня делают вот такую работу. Не знаю почему, но
нравится мне это.
Взглянул на часы. Через двадцать минут начнется штурм. В этом грохоте
что-либо говорить было бесполезно. Я тронул Юру за рукав и постучал пальцем
циферблату. Он кивнул головой, и мы пошли ко второму батальону. Над площадью
усилилась стрельба. Наши два артиллерийских дивизиона уплотнили огонь и
перенесли его в глубь площади. Здания Госбанка не было видно. Только дым и
облако пыли постоянно висели над ним. Это тоже хорошо.
Мы с Юрой подошли к остаткам второго батальона. Посмотрели, как
неспешно копошатся люди. Сели на какой-то камень. Закурили. Договорились не
терять друг друга из виду и держаться вместе. Вспомнили Пашку. Посмеялись,
что опять довели его до белого каления своим грязным бельем. Вспомнили, что
у замполита не забрали свою долю гуманитарки. Это хорошо, когда идешь в
атаку, а у тебя еще есть какое-то дело: верная примета - чтобы его
завершить, ты вернешься.
Посмотрели на часы. Пятиминутная готовность. Все эмоции в сторону!
Вдох-выдох, задержка дыхания. Теперь уже надо заводиться. Злость, ярость
вновь кипят в крови. Адреналин уже неистовствует, разносимый кровью по телу.
И вот сигнал по радио. И пошли, пошли, пошли!!! Вперед! Только вперед!
Работать, работать! Перейти, перескочить этот хренов мост, перелететь его,
пока духи не заметили! Ура! А-а-а-а!
Дыхание прерывистое. Болтающаяся сумка с гранатами для подствольника
больно бьет по ноге в такт шагам, немного мешает бежать. Но я уже в таком
состоянии, что не обращаю ни малейшего внимания на это. Вперед, только
вперед! За спиной у нас ничего нет, кроме России, которая нам уже ничем не
поможет. Резерва нет, техника чуть позже выйдет следом. И это будет
последняя техника в нашей бригаде. А поэтому - работать. Думать, и вперед.
Но думать мешает адреналин. Вновь просыпается в подкорке древний человек.
Впереди грязно-зеленая масса бушлатов уже вступила на мост. Их никто не
обстреливает. А почему ИХ никто обстреливает? Это МЕНЯ вместе с ними никто
не обстреливает!!! Еще не веря в удачу, мы плотной толпой перескакиваем этот
ублюдочный мост, на котором в прошлый раз так много осталось наших.
Разведчики говорили, что когда брали мост, то ни одного трупа не видели.
Значит, или рыбам скормили, паразиты, или куда-то утащили. Ничего, сволочи,
я у вас сейчас спрошу, куда вы наших мужиков дели. Сейчас, ублюдки!
Недоноски поганые!!! Я стреляю. Показалось, что в стороне баррикады кто-то
шевелится. Впереди меня тоже стреляют. Мы продолжаем гонку в сумасшедшем
темпе. Задние ряды, также сообразив, что по нам не ведется огонь, прибавили
скорости.
Теперь уже задние ряды подталкивают передних. Вот и танк, который ведет
огонь по позициям духов. Правда, все равно не понятно, где духи, но приятно.
Не видно что-то их. Попрятались, суки! Бей их, гадов! Жми, ребята!
Быстрее!!! Темп! Темп!!! Беги, пока не стреляют!
Бегу молча, широко раскрыв рот. Если б не курение, то воздуха хватало
бы. А так уже и в боку колет. Так можно и под духовскую очередь угодить. Не
выйдет, сволочи, нас сбросить с моста, утопить, мы уже на площади! Темп,
темп, мужики. Беречь силы. Только вперед. Обидно, что прямо на пути,
впереди, зияет большая воронка. Либо обегать, либо прямо через нее. Жаль,
дыхание окончательно собьется.
И тут, словно услышав наши мысли, по нам ударили. Ударили со стороны
Госбанка. Неуверенная длинная пулеметная очередь высекла перед нами
фонтанчики пыли и искорки из асфальта и камней. Но расстояние было большое,
да и дух, видимо, не отошел от танкового обстрела, прицел был неверный.
Мазила!
Сейчас мы тебя, черная рожа, научим стрелять. Вперед! Я стреляю с
плеча. Почти не целясь стреляю. Все вокруг стреляют. Чья-то горячая гильза
обжигает щеку - тру ее и кошу взгляд, какая сволочь меня закидывает
гильзами? Ба! Да это Юрка! Такое же сосредоточенное лицо. Бежит в метре от
меня и тоже стреляет. На всякий случай загоняю гранату в черное, хищное
жерло подствольника.
Духи, видимо, очухались и открыли по нам огонь. Упал, откатился.
Перекат, еще перекат. Упал, больно ударился плечом. Небольшая воронка. Как
это я ее сразу не приметил. Воронка свежая, воды еще нет - или ночная, или
сегодня утром снаряд оставил. Не важно. Огонь духов усиливается. Я
высунулся. Дал очередь по духам, затем обернулся назад. Трое бойцов потащили
в тыл одного раненого. Пока порядок. Убитых нет. Везет неимоверно.
Тьфу-тьфу-тьфу! Что бы ни сглазить. Прошли, пробежали порядка пятидесяти
метров по открытой местности, и ни одного убитого!
Я вновь высунулся и начал уже более осмысленно всматриваться в позиции
противника. Дыхание еще не давало толком прицелиться. Кровь, смешанная с
гормонами и еще не успевшая отойти от бега, не позволяла эффективно бороться
с духами. Хорошо, ублюдочное племя, если пока я не могу прицельно стрелять,
то уж из подствольника я вас накрою. Прикинул расстояние, сделал поправку на
ветер и, открыв рот, нажал на спусковой крючок подствольника. Граната,
похожая на картошку, понеслась в сторону духовских позиций. Внимательно
смотрю. Вижу разрыв моей крошки-гранаты и облачко дыма и пыли. Что-то
мелькнуло. Очень похоже на руку. Неужели попал? Точно. Кто-то ворочается,
двигается, видать, к раненому спешат на помощь. А теперь уже пригодится и
непосредственно автомат. Переставляю прицельную планку на триста метров,
переводчик огня на одиночный огонь. Вдох-выдох, на полувыдохе задерживаю
дыхание и подвожу совмещенную с целиком мушку к мутному шевелящемуся пятну.
Плавно, очень плавно выбираю люфт - свободный ход у спускового крючка. Не
дышу. Я - единое целое с автоматом. Он - продолжение меня. Или я начало его.
Продолжаю также плавно давить на спусковой крючок. Сосредоточен. Ничего
кроме моего автомата и размытого копошащегося пятна не существует. Я даже не
почувствовал и не понял, что произошел выстрел. Продолжая выбирать курок, не
заметил, как он уже уперся, а я все продолжаю давить. Глаза, нет - все мое
естество смотрит только в то место, куда я только что стрелял. Пятно замерло
и сместилось влево. Есть! Одним духом меньше. Я - снайпер!
Вновь начался минометный обстрел. Все как в прошлый раз. Но теперь мы
уже не побежим назад. Чувство мести за погибших, которых вы, гады, заставили
меня оставить здесь в прошлый раз, не даст мне струсить. Хрен вам, уроды!
Так можно в этой вонючей воронке всю войну пролежать. Не выйдет.
Выскакиваю из воронки и перекатом, короткими перебежками стремлюсь
укрыться за обломками бывшей баррикады. Когда до цели остается метров
десять, почти не сгибаясь, бегу к этой груде пыли, осколков и хлама. Где-то
здесь я не справился с эмоциями и убил духа. И ничуть не стыжусь своего
поступка. Да, убил. Да, убил жестоко. А что делать? Выбор небольшой. Очень
небольшой.
Прекрасно осознавал, что духи сейчас под прикрытием минометного огня
попытаются пробраться к этой баррикаде, а затем расстрелять нас. Не выйдет!
Я первый!
Не успел толком оглядеться, как увидел, что со стороны Госбанка бегут
духи. Мне пока удалось их перехитрить. Заменил рожок у автомата. Там, хоть и
были патроны, но мало. Зачем рисковать и нервничать, когда перезаряжаешь. Не
надо нам этого. К встрече своих врагов надо тщательно готовиться. Ну, ближе,
бляди, ближе!!! Вон вас сколько, а Слава один. А сколько их? Пересчитал.
Оказывается, под полсотни душманов. Выбираю прицел, нажимаю спусковой
крючок. Автомат дергается, повожу стволом вправо-влево! Ага, уроды,
попались! Сейчас устроим вам Хрустальную ночь! Я рад, я опьянен. Никогда не
был так счастлив. Не существует грохота боя вокруг. Не рвутся мины за
спиной. Есть я со своим автоматом и духи. Много духов. Духов, которые не
любят нас. Духов, которые издеваются над нашими пленными, которые
приколачивают к крестам наших парней. Нате, подавитесь. Пора менять позицию.
Перекат, еще перекат. На коленях пару метров. Снова заменил рожок. Выбрал
позицию. Смотрю. Ага, дегенераты, лупите по моей старой позиции. Нет меня
там больше. Я тут, мерзавцы! С колена вновь даю очередь. Много уже, очень
много духов лежит, не шевелясь на асфальте. Так же и наши ребятишки лежали
несколько дней назад неподвижно. Куда вы их дели, пидары? Остальные духи
тоже залегли. Все как раньше, с точностью до наоборот.
Я кричу, я ликую. Залегли. Ну, ничего, оттуда тоже достанем. Это не
проблема!
Сбоку тоже раздается автоматная очередь. Поворачиваю голову, там мужики
уже подскочили и помогают долбить духов. Давай, мужики, всем хватит! Я не
жадный. Наград мне не надо. Вот моя награда! Спасибо тебе, Господи, за то
счастье, что дал мне. Кровь бушует в артериях. Ей мало там места. Я
расстегиваю бушлат, бронежилета на мне нет. Новый не успел получить. Не
беда. Вон сколько духов в бронежилетах лежит. Выбирай, как в универмаге!
Перехожу на подствольник.
Духи, хоть и кверху задницей лежат, но, тем не менее, огрызаться тоже
умеют. Так что не надо высовываться. Пусть пока подствольник поработает. Жму
на спусковой крючок и наблюдаю, куда летит граната. Делаю поправку и снова
нажимаю. Сволочь, куда ты! Пока заряжал, этот подлец перекатился, вновь
промах. Зло и азарт меня разбирают. Рядом плюхается Юра. Дышит, как
загнанная лошадь.
- Что, Юрок, курево?
- Ага, выберемся, - давай, бросим курить.
- У меня тогда не будет недостатков. Может и жена уйти от такого
положительного, - отшучиваюсь я и даю очередь по духам.
Надоели они мне своими перекатами. Вот тот, за которым я все время
охотился, дернулся и, выронив автомат, принялся кататься по земле. Юра
пристрелил его с первой же очереди. Я укоризненно посмотрел на него. Это же
мой дух!
- Чтобы не мучался, - пошутил Юра.
- Я смотрю, тебя нет, - продолжал он, - гляжу, а ты уже, как обезьяна,
вдоль насыпи кувыркаешься, орешь что-то, стреляешь, а сам довольный, как на
празднике.
- Так это и есть праздник. Посмотри, сколько духов положили. Разве не
радость? Бей чеченов, спасай Россию! Хрен, правда, знает, от кого! Может, и
от нас с тобой скоро спасать будут!
- Классно, конечно, сработали. Не удалось им своим минометным обстрелом
воспользоваться. Молоток, Славка!
- Я знаю, - скромно ответил я.
Тем временем наши танки попытались подавить минометную батарею, но это
у них плохо получалось. Видимо, она находилась на закрытых позициях и
долбила нас по координатам своего наводчика. Найти бы этого гада, да
прищемить ему хвост.
Духи тем временем попытались отступить, но не удалось им это. Все духи,
кто были на площади под нашим ураганным огнем, остались там лежать. Так
держать!
Но надо было прорываться. Сзади не могла подойти техника, потому что мы
лежали, и не могли идти из-за мин. Но вот отдельные группы наших мужиков
короткими перебежками дернулись вперед. Минометная батарея пока молчала. И
тогда уже смелее все больше бойцов последовали их примеру.
Давай! Давай, Слава, давай вперед! Я рванулся. Вперед, через остатки
завала. Ноги вязнут в песке и мелком щебне. Глаза смотрят только вперед, что
под ногами - не важно. Опять кровь стучит в голове. Ноги увязают все глубже.
Выдергивать их из вязкого плена все труднее. Специально валюсь на бок и
перекатываюсь. Автомат крепко прижимаю к себе и качусь. Слышу треск рвущейся
материи. Звиздец новому бушлату! Не важно. Все это не важно! Главное вперед,
подальше от этого завала, подальше от этого ориентира для минометного
наводчика. Больно ударяюсь о какой-то камень головой. В глазах красные
круги. Бедная моя голова! Несмотря на непрекращающуюся боль, я продолжаю
катиться по земле. Вот и асфальт. Вскакиваю на ноги и бегу вперед. Толком не
вижу, кто, что впереди. Только вперед. Голова разламывается от боли. Все
пройдет. "Все пройдет, придет и мой черед... " - всплыли в голове слова из
старой песенки. Хрен! Не придет! Так просто я не дамся. По крайней мере,
сейчас! Вперед! Только вперед.
Взгляд более-менее прояснился. Вот и наши залегли. Значит, вперед, к
ним. Впереди наша бригада залегла и отстреливалась. Духи окопались возле
полуразрушенного Госбанка и на его верхних этажах. Судя по ведущемуся оттуда
огню немало их там. Жаль! А как хорошо мы полплощади проскочили! Так и
остаток пролететь! Ну ладно, гады, вы сами напросились! Падаю между бойцами.
Из-за дыма, что висит над Госбанком, толком ничего не видно. Духи прикрыты
дымом. Но, судя по плотности огня, который они ведут, получается, что много
сволочей там окопалось. Высматриваю огневые точки. Ага! Вижу, как в дыму
мелькнул отблеск пламени от выстрела. Не раздумывая, вскидываю автомат и даю
короткую очередь туда. Еще одну. Смотрю. Вроде, больше не видно вспышек.
Может, откатился, а может, и попал я. Бить из автомата бесполезно.
Становлюсь на колено, вынимаю гранату для подствольника. И жду. Вокруг
ведется плотный огонь. Стреляют все из всего чего только можно. Где же
танки? Мы прошли вперед. Что им еще надо? Злость, отчаяние разбирает меня.
Неужели все жертвы, все те парни, что остались лежать здесь после первого
штурма, бесполезны и бессмысленны? Где вы, танкисты? Сволочи, гады! Жму на
спусковой крючок, и граната летит в сторону духов. Не гляжу, где она
разорвалась, снова заталкиваю гранату и вновь стреляю. Не выйдет! Не будет
больше того унизительного позора, который я испытал. Не будет! Буду здесь до
конца. Где же вы, сраные танкисты?
Вновь возобновился минометный обстрел. Пока мины падают и разрываются
далеко за спиной. Но чувствуется опытная рука корректировщика. С каждым
залпом все ближе и ближе. Нельзя здесь оставаться. Нельзя. Но разве укроешь,
спрячешь четыреста человек в тех немногочисленных, неглубоких воронках, что
изрыли площадь-сковородку? Хрен! Не спрячешь!
Нервы на пределе. Минометный вой, который раньше игнорировал, с каждой
новой миной все более настойчиво врывается в душу. Каждый новый вой этой
долбанной мины вибрирует, как тугая струна, и вместе с этим воем трясется,
вибрирует каждая клеточка тела, каждая клетка несчастного головного мозга. С
трудом сдерживаю желание заткнуть уши и упасть на землю. Каждый новый разрыв
мины воспринимается с облегчением. Значит, не ты, не тебя, значит, пока не
судьба. И вот новый вой заставляет сжиматься, съеживаться, ломать зубы,
стискивая челюсти до хруста в скулах. И, чтобы заглушить страх и собственное
бессилие, чтобы попытаться обмануть судьбу, перебегаешь с места на место,
стреляешь по едва различимому в клубах дыма противнику.
Постоянно повторяю себе, что не боюсь. Чтобы подхлестнуть себя,
стараюсь вспомнить картину своего недавнего бегства и прощальный взгляд на
площадь, усеянную телами наших бывших сослуживцев, наших товарищей...
Помогает. Приходит осознание происходящего. Наступает какое-то душевное
равновесие. Если здесь оставаться не надо, то надо идти вперед. Каким бы
безумием это не казалось сейчас, другого выхода нет. Как нет и пути к
отступлению. Резервов и подкрепления тоже не будет. Есть только две вещи,
которые остаются в сознании. Есть мы - "бешеные псы", и есть духи. Кто кого.
Все предельно просто и ясно. Предельно ясно и просто.
Значит, вперед, только вперед. В промежутке между воем мин делаю бросок
вперед. Короткой перебежкой до первой неглубокой воронки. Упал в грязь.
Наплевать. Высохнет - отвалится. Оглядываюсь. Бойцы также перебегают.
Покидают прежние позиции. Начали стрелять наши танки. Бля! Где же вы, уроды,
раньше были. До гребаного банка остается метров сто-сто тридцать.
Тут и нам духов лучше видно, и духам нас тоже. Но, благодаря мудрой
стрельбе наших танков, духи умерили свою прыть. Именно мудрой стрельбой, а
не меткой, наши танкисты заставили подзаглохнуть душманов.
Веером ложились разрывы от снарядов, обсыпая верхние этажи вниз. Нам
известно, что там мощные подвальные помещения, вот с ними-то и будут
проблемы. Я вздохнул. Ладно, разберемся с подвалами, только бы добраться до
них. А там "зачистим". Пока духи более-менее заткнулись, надо идти вперед.
Этого мнения придерживался не только я. Вокруг уже поднимались и бежали
вперед бойцы.
Ходил слух по бригаде, что из Госбанка не успели эвакуировать деньги и
валюту. И поэтому в глазах у всей бригады читался не только боевой задор, но
и азарт победителя. Хотя я сам не верил, что деньги не вывезли, но огонек
жадности сжигал и мои нервные клетки. Неплохо бы было поправить свое
материальное положение таким образом. Почти законным способом, а поэтому -
вперед, только вперед. Страх, азарт, жадность, да еще при поддержке
собственных танков - великая движущая сила. Каждому хочется первому
ворваться в денежное хранилище. Банковские подвалы видел только в кино. А
вдруг там золото? Я усмехнулся своим мыслям, несмотря на то, что отчаянно
стрелял по второму этажу. Хрен там деревянный, а не залежи золота. Весь
золотой запас Союза, России, этой мелкой страны - Ичкерии, где-нибудь на
Каймановых островах. А все равно, азарт кладоискателя так и гложет, так и
толкает вперед. Но снова пришлось залечь. Духи, несмотря на обстрел, начали
огрызаться. Ну, теперь, ребятишки, не достанет нас ваш миномет. Теперь можем
и поупражняться в меткой стрельбе. Прикладываю автомат к щеке. Ну, что вы,
как слепые котята, уцепились в Госбанк? Пограбили сами, дайте другим. Закон
социализма и братвы "Грабь награбленное! " забыли? Нехорошо! Делиться надо!
Нас тоже трясет золотая лихорадка! Стреляю короткими очередями по духам,
которые изредка появляются над развалинами. А чаще они просто высовывают
автомат и поливают сверху, стреляя в белый свет, как в копеечку.
Первый раз золотая лихорадка меня захватила еще в классе в пятом. Жили
мы тогда в чудесном волжском городе со старинным названием Кострома. До
Советов город был чисто купеческий. Очень много церквей. Многие до сих пор
сохранились в первозданном виде. Первого Романова крестили на царствование
именно там. В Ипатьевском монастыре. А последнего казнили в доме Ипатьева в
Екатеринбурге. Интересная взаимосвязь, правда? Начало и конец. Так вот,
стояло засушливое, обычное для тех мест лето. И так повелось, что именно в
это лето при различных раскопках, будь то гараж или погреб, стали находить
то клады, то просто какие-то интересные находки. Знакомые моего отца
укрепляли погреб в своем доме, и нашли бутылку водки царских времен.
Горлышко залито сургучом. На стекле давленые орлы. Этикетка, конечно,
сгнила, но мужиков это не отпугнуло. Открыли, выпили. Понравилось. Водка,
говорят, была изумительная. В те времена я еще не пил. Так что мне это было
не особенно интересно. Но вот, когда родитель моего приятеля, копая червей
для рыбалки, наткнулся на хрустальный кувшин времен Петра I, набитый
золотыми червонцами, а потом на причитавшуюся премию купил автомобиль, то
тогда я и мои друзья заболели. Основательно заболели золотой лихорадкой. Это
был тяжелый случай. Ни о чем мы, пацаны, думать не могли. Все мысли,
помыслы, поступки были направлены только на одно - на поиск клада.
Где еще могли спрятать клад, как не в церкви? С первого класса в нас
вдолбили, что священники - кровососы. А также то, что они, дурманя простой
народ, отнимали у них все накопления и зарывали их в кубышках (наверное, и
сейчас тоже нечто подобное происходит). А наша школа находилась на бывшем
Лазаревском кладбище. Кладбище, как велось по доброй Советской традиции,
уничтожили, перекопали. Часовенку, что стояла на кладбище, снесли под
корень, а на ее старом фундаменте построили школу. Кое-что, конечно,
пристроили, но школа стоит и по сей день. Несколько символично, все в духе
застойных времен. На месте кладбищенской часовни, где отпевали покойников -
среднюю школу. И вот мы, группа малолетних хулиганов, обследовали подвал
школы. Обнаружили подозрительную нишу метр на метр. В глубине ниша была
заложена кирпичом. Что там может быть заложено? Конечно, клад, что же еще!
Договорились брать его ночью. Сторож был старый, любил приложиться к
бутылочке. Вечером сказали, что идем на рыбалку, пошли "брать" клад.
Соблюдая все мыслимые меры предосторожности, трясясь от страха при каждом
шорохе, перепилили решетку на подвальном окне, вынули раму. Пролезли. При
свете ручных фонарей начали ломать кладку. Плохо она поддавалась. Да и
силы-то откуда у пятиклассников? Но, тем не менее, сменяя друг друга,
разбили эту кладку. За ней, конечно, ничего не было. Стояло только каменное
распятие. Видимо, у строителей не поднялась рука разбить каменное изваяние
Иисуса, вот и заложили. И сами грех на душу не взяли, и невинность статуи
соблюли. Мы расстроились и пошли домой. Зато на утро возле школы стояли
милиционеры, что-то записывали, измеряли, фотографировали. Оказалось, что мы
"работали" под кабинетом директора школы, в сейфе которого были деньги.
Зарплата, кажется. Естественно, что мы основательно перетрусили.
С тех пор золотая лихорадка меня не мучила, а вот сейчас, кажется,
начинается рецидив. Самому смешно наблюдать за собственными ощущениями. Но
пусть лучше будут приступы такой лихорадки, чем приступы леденящего душу и
парализующего волю страха.
Лежание и топтание на месте становилось утомительным. Танки все также
держали духов в западне, но больше разрушений они нанести уже не могли. Для
этого надо было взять прицел ниже, но так они могли задеть нас. И мы вперед
двигаться тоже не могли. Духи не пускали.
А жадность, сменившая трусость, жаждала своего. Деньги, деньги. Какой
на хрен патриотизм нужен на войне! Нужны деньги. Кто первым встал - того и
тапочки. Если солдатский труд - это рабский труд, то возьми людей, которые
будут делать эту же работу более профессионально, умело, малой кровью, с
наименьшими потерями, но плати им. А у этих пацанов, научившихся воевать три
недели назад на крови, на примере своих погибших, раненных, пропавших без
вести товарищей, сейчас только жадный блеск в глазах. Алчный блеск, круто
замешанный на страхе.
Ствол у автомата уже нагрелся. Вновь перешел на подствольник, но толку
было мало. Либо надо идти в лоб, либо откатываться назад, чтобы наши танки
могли окончательно развалить всю эту домину. Судя по блестящим глазам моих
сослуживцев, очень хотелось идти вперед, но после очередного танкового
обстрела там вряд останется хоть копейка. Танкисты тоже наши простые русские
парни. Живут по извечному русскому принципу "если не мне, то никому". И
поэтому они очень хотели разбить эту халабуду до основания, чтобы денежки
никому не достались. Азарт, азарт. Что поделаешь, золото правит миром. Все
старо как сама земля.
По радиостанции передали, а по цепочке продублировали, что сейчас
начнется штурм площади с другой стороны. Тоже неплохо. В прошлый раз тоже
нам обещали, что начнут штурм, а все закончилось позорным бегством.
Посмотрим. Все оживились и начали прислушиваться к происходящему. Даже темп
стрельбы снизили. Ожидание затягивалось. Духи же, напротив, почувствовали
наше ожидание, приняли его за нерешительность, усилили свой огонь. Возле
меня начали подниматься фонтанчики грязи. И препротивнейший звук рикошета.
Этот звук заставляет инстинктивно втягивать голову в плечи, сердце замирать
и опускаться в пятки, выбрасывая лишний адреналин в кровь. И так постоянно
ощущается его переизбыток, и лишняя стимуляция тут ни к чему.
Фьють, фьють. Снова передо мной поднимаются фонтанчики грязи. Блядь!
Головы не поднимешь из-за этих стрелков. Не выдерживаю, отползаю немного
назад, начинаю стрелять. Толком не знаю, откуда ведется огонь по мне, но
стреляю наугад по позициям духов. Показался дух, вернее его голова.
Навскидку, не выцеливая, бью короткой очередью по поганой башке. Что-то
больно резко после выстрела она исчезла. Это хорошо!
Сверху послышался звук самолета. Они что, опять нас хотят накрыть? Ну,
нет! Хватит. Страх холодной лентой вползает внутрь. Подбираюсь весь. По лицу
бежит пот. Подтягиваю ноги к животу. Все внутри сворачивается в тугую
пружину. Готов рвануться вперед, назад, куда угодно, лишь бы не попасть
опять под этот ужасный налет. Не хочу больше слышать воя своих авиабомб,
которые наши же летчики сбрасывают на меня. Хрен! Лучше опять бежать, пусть
даже на позиции духов, чем лежать и ждать, когда тебя разнесет прямым
попаданием, или осколки от бомбы разнесут на тысячи лоскутов. Не хочу. Все,
я готов помчаться. И мы и духи смотрим вверх. Особой радости пока ни те, ни
другие не ощущают. По кому будет нанесен удар? Все замерли. Самолет -
транспортный, а может, и бомбардировщик, - лениво парит на недосягаемой
высоте, и вот, отлетев немного в сторону, начинает резкое снижение. Уже
никто не стреляет. Сердце бьется заячьей лапкой, жарко, очень жарко. Пот уже
струится по всему телу. От лица, головы валит пар. Ну, по кому же? По кому?
Инстинкт самосохранения требует, чтобы я немедленно рванул куда угодно,
лишь бы подальше от этого страшного места. Или закопался. Стараюсь думать о
чем угодно, только не о самолете. Вот он спикировал, потом вновь начал
набирать высоту, или пугает, или хочет провести точечное бомбометание. Наш
передний край окрасился розовыми дымами. Может, эти летчики-убийцы заметят
наш сигнал, и нас пронесет эта ужасная участь? Стараюсь мысленно отвлечься.
Вспомнился один случай, когда прапорщик Николаев во время своего
отпуска собирал грибы в районе стрельбища. Сам не заметил, как забрел на его
территорию. Потом он рассказывал, что услышал, как пули впиваются в стволы
деревьев. Поначалу не понял, а когда сообразил, то стал окапываться. Из
всего оружия у него был только перочинный нож. Вот этим ножом и руками,
срывая ногти, за пять секунд он отрыл окоп, который скрыл его с головой. Он
там сидел, а сверху еще оставалось с полметра свободного пространства. Плюс
бруствер из земли, который он накидал. Потом привязал к палке, которой он
разгребал листву при поиске грибов, свою рубашку. Высунул палку и начал
махать над собой. Его заметили и прекратили стрельбу. Подбежали, вытащили.
Потом долго удивлялись, как можно за такой короткий срок вырыть окоп.
Захочешь выжить - не такое сотворишь. Исторический факт: во время Великой
Отечественной войны немецкий бомбардировщик сбросил на корабль
двухсотпятидесятикилограммовую бомбу. Она, видимо, была с замедлением, и
поэтому сразу не взорвалась. Матрос, обычный матрос, подбежал, схватил ее
руками и выбросил за борт. Вот там она и рванула. Корабль остался цел. Когда
потом у матроса спросили, как у него это получились, он ответил, что сам не
знает.
Вот и я при бомбежке был готов показать чудеса по бегу, либо закопаться
метра на три в землю за пару минут.
А самолет, холера ему в бок, казалось, не торопился нанести удар, а
просто издевался. Было видно, как с земли к нему несутся очереди. Многие
пули трассирующие, и поэтому хорошо были видны светящиеся следы.
Вот самолет снова начал снижение, и, не доходя до нижней точки, от него
отделилась темная клякса, которая устремилась к земле. На бомбу это не было
похоже. Вот раскрылся парашют, и груз медленно опустился на землю. Куда и к
кому он попал, не было видно из-за здания Госбанка. Но, судя по тому, как
радостно завизжали духи, можно было предположить, что к ним. Кому изначально
предназначался этот контейнер, также было для нас загадкой. Не исключено,
что и духам. Ранее разведчики уже рассказывали, что духам сбрасываются
грузы. Я не верил. А вот теперь довелось увидеть собственными глазами. Кому
- война, кому - мать родна...
Духи вновь начали обстрел, и тут мы услышали канонаду на
противоположной стороне. Неужели наши начали настоящий штурм? Духи
засуетились. Не знают, уроды, куда им стрелять. И тут мы ударили. Ударили с
воодушевлением, с вдохновением. Это было здорово! Духи метались, как мыши в
мышеловке. Еще немного, мужики, и эта ловушка захлопнется. Бей, гаси гадов!
Автомат вновь ожил у меня в руках. В рядах духов царила паника. Они
метались, меняли позиции. Стреляли то в нашу сторону, то в сторону
собственного тыла.
По цепочке передали, что махра и десантники начали штурм банка с
противоположной стороны. Это передал Сан Саныч по радиостанции. Теперь
наступила наша очередь радостно вопить. Мы поднялись и побежали. Поначалу я
предполагал, что это будет обычным перемещением, но потом, как-то спонтанно,
мы всей бригадой пошли на штурм. Духи поздно заметили свою оплошность и
поэтому не сразу отреагировали.
Вперед, только вперед. На штурм. Ура! Бегу. По привычке хочется
короткими перебежками, осторожно, аккуратно. Но куда там! Бойцы словно
ополоумели, лезут на рожон. Вот первые уже достигли здания, вот и два
уцелевших подъезда. Оттуда ударил пулемет. Трое или четверо наших солдат как
подрубленные упали. Если из пулемета, да еще и с близкого расстояния, то
бронежилет не поможет... Не держит он пулю такого калибра, с такой
скоростью. Вот и я оказался почти напротив подъезда. Сходу упал,
перекатился, судорожно затеребил застежку на сумке с гранатами для
подствольника. Достал гранату. Пальцы, словно деревянные, не гнутся. Срываю
и бросаю на землю перчатки. Мешают. Кажется, что делаю все медленно. Не
смотрю на свой автомат. Руки делают все сами. Ужасно медленно делают. Сам,
как завороженный, смотрю только на черный проем подъезда Госбанка. Там видно
только огонек вражеского пулемета. Видно, как пули выкашивают нашу махру.
Как мужики на ходу, наклонив корпус вперед, несутся к этому подъезду, а
строчка пуль перечеркивает им животы, плечи, ноги. Оттуда мгновенно бьют
фонтанчики красной, очень красной крови, и ребята, как споткнувшись, летят
на землю. Некоторых инерция тела продолжает еще нести вперед, других,
наоборот, скорость пули останавливает, отбрасывает назад - видно, как бьются
они головой о разбитый, грязный асфальт. Руки разбросаны, оружие отлетает
далеко в сторону. Некоторые судорожно сжимают автомат, и тот, разя своих,
стреляет до последнего патрона. Медленно, очень медленно все это происходит
передо мной. Еще медленнее мои руки посылают гранату в бездонное жерло
подствольника. Есть! Знакомый спасительный щелчок доходит до моего сознания,
говоря, что граната встала на свое место. Глаза неотрывно следят, как
пулеметная очередь двигается в мою сторону. Там, где она не встречает свои
жертвы, высекает фонтанчики грязи и пыли, иногда и искры и земли, асфальта,
металлического хлама. Из всего того сожженного оружия, что осталось тут
после первого штурма. Мне кажется, что я даже вижу полет пуль, которые тоже
медленно несутся в пространство. Я знаю, куда они попадут. Я чувствую и
пулеметчика и его страшное оружие. Я - это он. Сейчас, через полторы секунды
эти тяжелые пули попадут в меня!
2
Есть фиксация гранаты! Я вскакиваю на одно колено и уже не с левой, как
положено, а с правой руки стреляю по черному проему подъезда. Выстрел. Сам
смотрю не на дверь, а на пулеметную строчку. Вот до меня остается уже не
более двадцати сантиметров, как я слышу приглушенный взрыв, и строчка
замирает на месте, а потом исчезает. Поднимаю голову. Из подъезда валит дым,
там что-то горит.
И тут вновь ворвался мир звуков. Странно, кажется, что прошла целая
вечность, а не несколько секунд. Нечего рассуждать! Жив, и ладно. Значит не
судьба! Вперед! Только вперед. Я вскочил на ноги и помчался в сторону
"своего" подъезда. И хотя предстояло пробежать не более двадцати метров,
посмотрел в сторону второго подъезда. Там бойцы, подойдя с нашей стороны,
закидывали ручными гранатами черный проем. Так их, мужики! Никому никакой
пощады! Вперед! Вперед! Врываемся в подъезд. На полу валяется в тлеющей,
тошнотворно воняющей одежде обугленный, полуразорванный труп пулеметчика.
Рядом искореженное орудие убийства. Моя работа! На бегу перескакиваю через
него и успеваю в деталях рассмотреть свое "произведение". Всадил я гранату у
него перед носом. Буквально в полуметре. Головы не было. Так, какое-то
неопределенное месиво коричнево-серого цвета. Руки, вернее, все что осталось
от них, раскиданы, бушлат тлеет. Воняет горелой ватой.
Врываемся на первый этаж. Большое помещение, с колоннами, уходящими в
темноту потолка. В воздухе висит смесь пыли и дыма от выстрелов. Видны следы
от костров. В углу валяются какие-то тряпки. Куда бежать? Из-за отсутствия
света и пыли толком ничего не видать. Сразу начинаем проверять помещение.
Всего нас уже человек пятнадцать. Народ постоянно прибывает.
Быстро, приставными шагами, страхуя друг друга, обходим помещение.
Автомат у плеча, все напряжены. От бега еще никто не отошел. Слышны лишь
тяжелое дыхание и односложные реплики и восклицания. Так получилось, что мне
и трем рядом стоящим бойцам досталось осматривать за стойкой. Заглядываем. В
темноте что-то лежит. Боец осторожно подходит, наставив автомат. Носком
ботинка трогает. Затем сгибается и переворачивает. Темно. Очень темно.
Дышать трудно из-за пыли, вони, дыма.
- Что там? - не выдерживаю я. - Только быстро. Времени в обрез.
- Наш, - отвечает боец, возвращаясь к нам.
- Кто?
- Наш. Темно. Не разобрать.
- Жив?
- Давно уже убили. Наверное, от первого штурма остался.
- Ладно. Пошли. Потом заберем.
Народ все прибывает. Слышны крики и вопли. Снаружи и у нас над головой
стрельба становиться все ожесточенней. Русские крики, маты смешались с
гортанными чеченскими воплями. Кто что конкретно кричит уже не разобрать.
Просто все в голове смешивается в один вопль. Толстые стены как-то
приглушают стрельбу. Но она уже настолько сильна, что больно стегает по
ушам. Духи понимают, что путь к отступлению им отрезан, и поэтому дерутся с
остервенением. Правильно, уроды гребаные, живых не берем!
Тут вновь раздались выстрелы. Рядом, совсем рядом. И откуда-то с левого
торца здания врывается толпа. Крики, топот. Все слушают. Маты. Ругаются без
акцента. Наши!!! Значит, им тоже удалось! Мы не один. Держитесь, духи,
сейчас мы поднимемся и всем нашим объединенным коллективом начнем вас
убивать! Радостное возбуждение охватывает нас, идем, бежим навстречу друг
другу. Кричим радостно.
- Свои!
- Мужики не стреляйте! Свои!
- Здорово, махра!
- Ура! Наши!
- Что так долго!
Никто никого не слушает. Просто говорят. Нет ни офицеров, ни солдат.
Здороваемся, обнимаемся, целуемся. Наши! Наша махра, наши десантники. Во рту
катается это слово "наши"! Готов вновь и вновь проговаривать его вслух и
повторять про себя. Отходим назад. Все больше прибывает народу. Прибегают,
прорываются наши. Прибывают и десантники вперемешку с незнакомой махрой.
Радостно-приподнятое настроение охватывает всех:
- Звиздец духам!
- Теперь уж точно!
- А ты знаешь, как нас здесь раздолбали во время первого штурма?
- Слышали!
- Они слышали. А почему не пришли на помощь?
- Приказа не было.
- Сейчас возьмем этот банк и деньги пополам.
- А как еще?
Такие и другие разговоры слышались. Никто не торопился подняться
наверх. Возле лестниц стояли бойцы и выстрелами, очередями загоняли духов
обратно наверх. Сейчас все поднимемся и накостыляем этим ублюдкам. Пусть они
там бесятся от злости. Всех охватило благодушно-лирическое настроение.
Многие закурили, прибавив к общему аромату табачный дым. Кто-то начал искать
земляков. Кто просто обсуждал то, что уже сделали, и предстоящий штурм
Дворца Дудаева. Штурм банка считался почти решенным делом. Многие шутили,
как будут делить золото и доллары, что спрятаны в подвале.
Раздается ужасный грохот. Кажется, что потолок падает на тебя. Тут же
раздались вопли. Пару секунд спустя еще один взрыв и грохот. Не видно
абсолютно ничего. В воздухе сплошной стеной висит пыль. Слышны только крики
и стоны раненых. В потолке, там где был левый угол, зияет пустота. Что
случилось? В ушах звон. Вопли чеченцев слышны все громче. Стрельба
усиливается. Кто-то обвалил стену. Может, какой-нибудь танкист выстрелил?
Вряд ли. Снаряд такого не смог бы натворить. Значит, духи заминировали. Вот
и решили нам братскую могилу устроить. Подождали, пока нас не набьется
побольше, а затем и взорвали. Ну, уроды, ну, гады, суки долбанные! Они меня
уже достали со своей восточной извращенной психологией! Подошел поближе к
обвалившемуся углу. Пыль, дым забивают легкие. Кашляют все.
Целый пролет обвалился. Под завалом оказалось не меньше десяти человек.
Многие были просто раздавлены. Головы, животы разорваны. У многих
внутренности вылезли наружу. Многие метры белесо-серых кишок тащились по
грязи, пыли за своими хозяевами, когда их вытаскивали из-под обломков.
Некоторые лишились своих конечностей. Раздавленные кисти, руки, ноги обутые
в ботинки валялись под ногами. Живые ходили как сонные под впечатлением от
увиденного, пинали оторванные части своих товарищей. Какой-то боец пытался
заправить вывалившиеся внутренности обратно. Не получалось. Как тесто они
лезли наружу. Потом ему это надоело, он достал нож и отрезал лишнее. Обрезки
толкнул в разорванное тело. Когда вынул руки, они были перемазаны кровью,
желчью и чем-то еще склизким кашеобразным. Боец брезгливо вытер руки о
бушлат трупа. Я с трудом сдержал позывы рвоты.
Тут же сидели раненые. Им делали перевязки. Двум бинтовали культи
оторванных рук. Раненый курил здоровой рукой и возбужденно расспрашивал у
присутствующих: "А руку мне пришьют? Не, мужики, не молчите, ведь правда,
что пришьют?! " Окружающие стыдливо отворачивались и молчали.
Одному перевязывали, перетягивали ногу. Он был без сознания. Из ноги
торчала ослепительно белая кость и по ней непрерывным потоком бежала
черно-алая кровь. Ногу уже стянули в нескольких местах жгутами, но кровь
продолжала хлестать.
Кто истошно орал, кто отчаянно матерился. Кто-то громко читал что-то
наподобие молитвы. Три или четыре человека, из-за пыли не разобрать кто,
кричали в гарнитуру своих радиостанций, мешая друг другу:
- Нас завалило!
- Есть и убитые и раненые!
- Пошел ты на хрен со своими "двухсотыми"-"трехсотыми"! Я сказал -
убитые и раненые!
- Не знаю я сколько наших. Тут все наши!
- Не знаю!
- Медиков!
- Немедленно медиков!
- Есть тяжелые! На руках не вынесем!
- Да! Технику подгоняй!
- Духов выбить?!
С момента взрыва и не прошло минуты, а уже почти все пострадавшие были
извлечены из под завала. Оставались еще там и другие. Но без крана было
невозможно это сделать. В живых не осталось никого под этой страшной
бетонной плитой.
Стало понятно всем, что из-за духов на крыше и втором этаже нам не
подогнать технику для эвакуации раненых и убитых. Надо выгонять их. И тут
вновь раздались крики:
- На штурм!
- Идем, вдарим сволочам!
- За этот взрыв я сотню в капусту изрублю!
- Ура! На штурм!
- Вперед!
- Наверх!
Не было единого командира, не было команд. Все побежали к единственной
лестнице, ведущей на второй этаж. Оттуда неслись проклятия и вопли. Что
именно орали духи не разобрать. Первые подбежавшие начали из подствольников
стрелять наверх. Звук разрывов гранат заметался по помещению, больно стегая
барабанные перепонки. Остальные из-за узости подхода были вынуждены просто
стоять, ожидая, когда им представится возможность. И вот впереди стоящие
бойцы и офицеры сделали еще один залп из подствольников и шагнули наверх.
Шаг - залп, потом еще два шага, и еще залп. А потом уже просто побежали,
стреляя из автоматов перед собой. Все тоже побежали наверх. Толкая друг
друга, подталкивая передних магазинами, выталкивая руками, все рвались на
второй этаж. Остатки третьего этажа и часть крыши. Внизу нас скопилось, по
моим подсчетам, не меньше шестисот человек. Опасался, что лестница не
выдержит такой тяжести, и обрушится вниз. Не обвалилась.
Я бегу в плотной толпе. Автоматом больно толкаю переднего. Меня так же
толкают. Потом кто-то пнул меня в зад, чтобы пошевеливался. Наверху уже
слышны разрывы гранат и автоматные очереди. Вперед! Вперед! Да, что же это
за большая задница впереди меня так плохо шевелится?! Да пошел ты вперед!
Быстрее, быстрее! Не можешь, что ли, урод, ноги передвигать. С трудом
удерживаю себя, чтобы ножом не уколоть его.
Вот и миновали первую лестничную площадку. Наверх. Наверх! Что там под
ногами такое мягкое. Опускаю глаза вниз. Остатки духа. По ним уже прошлось
не меньше ста человек. Ноги разъезжаются на чем-то скользком и липком. Не
думать, что это было когда-то человеком. Вперед! Наверх! Разве это был
человек? Это был дух. И этим все сказано! Не надо разводить никаких
дискуссий. Вперед! Как ты меня достал уже, задница! Иди быстрей! Не можешь?
Толкай впереди идущего. Хреново толкаешь. Сильней толкай! Ублюдочное племя!
Пока доберемся, всех духов перебьют.
Злость, ярость меня душат. Никого не слушаю. Все говорят только о том,
что необходимо быстрее подняться. Злость на толстую задницу, что не может
впереди двигаться быстрее, злость на того идиота, что постоянно подталкивает
меня в спину. Не видит что ли, что из-за какого-то толстяка я не могу идти
быстрее. Я знаю, что сам не худенький, но если бы ты посмотрел, кто передо
мной, то я бы показался тебе тростинкой.
Вот и показалась крыша. Темп ускоряется. Все бегут по ступеням,
заваленным мусором. Ноги, кажется, вот-вот сорвутся и упаду. Хрен! Не упаду.
Стискиваю зубы и наклоняю корпус. Вперед! Вырываюсь на крышу. Бегу вправо.
Там залегли бойцы и не могут выкурить каких-то духов, укрывшихся на третьем
этаже. Если второй этаж почти весь уцелел, то от третьего остался лишь один
угол. А вот крыша сохранилась почти полностью. Она как портик нависала над
нами на семиметровой высоте. Часть духов укрылась на оставшемся углу
третьего этажа. А часть забралась на крышу. Все они оказались выше нас и, не
щадя патронов и гранат, поливали сверху. Уже оттаскивали наших убитых и
раненых. Вот и тело духа свалилось сверху. Его никто не трогал, просто
ногами отпинали подальше, чтобы не мешалось.
Что у духов, что у нас, позиции были практически одинаково неуязвимы
друг для друга. Мы поливали свинцом своего противника, как могли, но толку
не было никакого. Все мое естество жаждало возмездия. Я подошел к бойцам:
- У кого взрывчатка есть?
- Не знаю.
- У кого есть взрывчатка?! - заорал я, пытаясь перекрыть шум боя.
Подтащили грамм пятьдесят пластита. Мало. Я подозвал радиста с нашей
бригады:
- Выйди на наших, скажи, чтобы принесли килограмм пластита и
электродетонаторы. Понял?
- Понял! - боец закивал головой и радостно оскалился в улыбке.
- Не суши зубы, вызывай!
- Есть!
Злость не проходила. Она требовала выхода. Перед глазами встала картина
с раздавленными телами. Вскинул автомат и дал очередь от души вверх. Надо их
как-нибудь отогнать от края, а то не заложим взрывчатку. Вкратце объяснил
свой план рядом стоящим. Те поняли, и мы начали усиленно обстреливать духов.
Попробовали закидывать гранаты и долбить гадов из подствольников и "Мух".
Вроде помогло. Отошли от края, откатились. Знай наших!
Тут уже подоспели и наши бригадные саперы. Притащили большой кусок
желтоватого пластита и детонаторы с проводом. Сейчас пойдет потеха!
- Мужики! Вы только не переборщите, а то все здание завалите вместе с
нами!
- Не боись!
- Здесь немного будет. Сейчас духов как яблоки-падалицу будем собирать.
- Давай, зажарим скотов!
- Эх, огнемета, жаль, нет!
- Еще раз, мужики, отгоним духов от края!
- Давай! Огонь!
И все начали вновь в бешеном темпе обстреливать засевших наверху духов.
Пули рикошетили от стен, уходили вверх. Ручная граната, брошенная вверх,
ударилась и отскочила обратно вниз. Упала на площадь. Никто из наших не
пострадал.
- Ты что делаешь, чурка долбаный?
- Я же не специально!
- Да меня не гребет, специально или нет. Чуть не угробил. Идиот!
- Бери от подствольника гранату, бей о каблук, а потом кидай.
- А не взорвется в руках?
- Не бойся, попробуй!
Тот попробовал. Получилось. Остальные тоже, узнав о нашей задумке,
начали обстреливать "своих" духов, отгоняя их подальше от края. Наши саперы
быстро работали. Широкой черной изолентой привязали бруски взрывчатки к
сохранившимся колоннам, воткнули электродетонаторы, по одному запасному на
всякий случай, и побежали обратно. И вот он настал. Настал Судный День.
Молитесь своему Аллаху, ублюдочное племя. Сапер закрепил концы проводов в
своей "адской машинке" и начал крутить рукоятку. А затем резко надавил
небольшую черную кнопку.
Раздался оглушительный взрыв, и кирпичная кладка рухнула вниз. Были
слышны короткие, полные ужаса человеческие крики, когда раздался взрыв. Под
этими кирпичами нашли свою смерть духи. Так и надо. Око за око! Еще духи
остались на остатках крыши. Там тоже работали саперы. И теперь потащили свою
"машинку" в тот угол.
- Крыша не обвалится?
- Не знаю.
- Давай подальше уберемся.
Послышались команды, и толпа отхлынула и освободила угол. Саперы тоже
отошли подальше. Снова быстро покрутили рукоятку, нажали на кнопку, и грянул
взрыв. Здесь уже кровля медленно наклонилась, и падала не на второй этаж, а
на улицу. Сначала посыпались духи, а следом рухнула крыша, завалив их собой.
Высота, с которой они слетели, была метров двенадцать, да еще бетонные
перекрытия сверху... Нормально, я даже не подходил к краю посмотреть. А
народ пошел.
- Не видать ничего!
- Сейчас пыль осядет.
- Не стреляй! И так пылища висит.
- А вдруг кто живой остался?
- Ты в своем уме. С такой высоты...
- Да тонн десять камней сверху. Нет, вряд ли.
- Смотри, совсем как внизу наших накрыло.
- Ага. И кишки точно также размотало. Не надо было взрывать над нами
потолок, тогда бы по-человечески погибли.
- Тьфу. Собакам собачья смерть. Идем деньги делить.
- Идем!
- Идем деньги делить!
- Всем поровну!
- Размечтался. Поровну! Ха!
- Все, кто брали этот сраный банк, тот с долей.
- И больше никому!
- Пошли они на хрен!
- В гробу я этих халявщиков видел!
Вниз! В подвал! Скорее! У всех сперло дыхание от возможности
поживиться. Странно, но те, кто остался внизу, не пошли осматривать и
грабить подвалы. Хотя там оставалось не менее пятидесяти человек с ранеными.
Они стояли, постреливая вниз. А внизу, в подвалах, было темно, как у
грешника на душе. Из бушлатов, которые остались от раненых и убитых,
соорудили что-то наподобие факелов, окунули в солярку у подъехавших БМП и
зажгли.
На ступенях, ведущих в подземелье, лежали обезображенные пытками трупы
наших солдат и офицеров. Тех, кто раненными или контуженными попали в плен к
духам при первом штурме. У многих в распахнутые рты были забиты пачки денег.
У некоторых были разрезаны животы, и вместо внутренностей также были забиты
деньги. Много денег. Но деньги были старые. В России в девяносто третьем их
поменяли, а в свободной независимой Чечне они ходили до нашего прихода.
Умно, сволочи, поступили. Населению, народу сунули фантики, которые, кроме
как в этой сраной дыре, больше нигде не имели никакой силы, а сами получали
за нефть, оружие, наркотики доллары. Ублюдки долбанные. Хотя они действовали
по примеру незабвенной коммунистической партии. Когда кроме как в Союзе наши
"деревянные" рубли нигде не принимали. Сомневаюсь, что их и сейчас где-то
примут.
У всех сразу прошла золотая лихорадка. Вынесли трупы на улицу.
Десантники и пришлая махра ушли к своим. Мы остались на месте. Пошли вниз, в
подвалы.
Подвалы Государственного банка независимой Республики Ичкерия
располагались под всем зданием. В одном месте подвал был "двухэтажным".
Освещая себе путь самодельными факелами, спустились вниз. Шли медленно. Духи
могли оставить нам любой "сюрприз", любую подлянку. С них станется. Всюду
видны следы поспешного бегства. Брошенные развороченные ящики, коробки, из
некоторых наполовину высыпались деньги образца 1991 года. Пустые и набитые
инкассаторские сумки. Впереди идущий радостно закричал и начал копаться в
коробке. Все подошли поближе. Из двух полуразорванных коробок торчали
перевязанные резинками и бумажными лентами пачки долларов. При тусклом,
неверном свете факелов эти две коробки, битком набитые вожделенными зелеными
деньгами, казались чем-то вроде невероятной удачи. Доллары, доллары! Это -
обеспеченная жизнь, это квартиры, машины, хорошее образование для детей.
Доллары, доллары!
Сразу стало тесно вокруг коробок. Толкая друг друга, все подбежали к
этим коробкам. Начали расхватывать. Брали по пачке, по две. Выдергивали
банкноты, пытались рассмотреть при плохом освещении на просвет, мяли их,
тискали, нюхали. Доллары! Вот за это стоит воевать! Это как награда за все
перенесенное! Заслуженная награда. И не надо ни орденов, ни медалей. Вот
она, наша награда! Все были возбуждены. Но тут один боец закричал:
- Мужики! Они же красятся!
- Брось. Ты что выдумываешь?
- А точно, красятся! Вон пальцы зеленые!
- Они у тебя по жизни грязные!
- У самого грязные! Плюнь на банкноту и потри!
- Точно красятся! Тьфу, ты...
- Это же надо! А я уже и губу раскатал. Думал, что хоть сейчас повезло,
и буду как человек жить. Хрен! Тьфу! Гребаные чечены, не могли пару коробок
настоящих баксов оставить!
- Уроды!
- Что с ними будем делать?
- Что, что! Задницу подтирать!
- Зеленая будет.
- Значит, спалить их. Да и хрен с ними!
- А может, можно что-нибудь сделать? раздался робкий голос из темноты.
- Сделай, лет пять тюрьмы получишь.
- Так что, палить?
- Давай, родной, запаливай!
- Давайте проверим, а вдруг там пара пачек есть настоящих!
- Давайте проверим!
И тут же начали рвать коробки, разрывать пачки, ощупывать, мусолить
банкноты. Единственное, что не делали, так это не лизали их. Если бы имело
смысл то, как раньше проверяли деньги, то и надкусывали бы. Проверенные
фальшивые пачки летели в общую кучу. И вот от факела очень неохотно занялась
куча с фальшивыми долларами. Медленно, чадя, потрескивая, распространяя вонь
горелой бумаги и краски, куча загорелась. Не было в этих коробках ни одного
настоящего доллара.
Странно, подумал я, еще каких-то семь-десять лет назад я готовился к
войне со страной, где доллар является национальной валютой, а сейчас я с
радостью готов их заполучить. Так за что же я здесь воюю? За доллар? За
идею? За Родину? Не знаю. Но то, что мы проиграли третью мировую войну - это
уже свершившийся факт. Проиграли, не открывая боевых действий. Нас победили
с помощью этого самого доллара. Он наш Бог, наш Главнокомандующий, из-за
него началась эта война. И не помогли наши танки, которыми заставлена
площадь равная, пожалуй, территории Франции. Не помогли и наши ракеты с
ядерными боеголовками. Наши правители стараются вывезти этот самый доллар за
границу. А это означает, что Россия, великая, могучая, неделимая им не
нужна. Получив свою долю "зелени", они готовы отбыть. Детей своих уже
обучают за границей, а мы здесь загибаемся в этой холодной, сырой,
простреливаемой и продуваемой всеми ветрами Чечне! За что, Господи! За что?
Пока смотрели на догорающую кучу фальшивых долларов, как на сгорающие
наши надежды, бойцы принесли шесть мешков с пятидесятитысячными купюрами. И
опять, с надеждой, но уже без прежнего рвения начали рассматривать их. Но, к
сожалению, даже при поверхностном осмотре было обнаружено, что бумага, на
которой отпечатаны эти фальшивки, не выдерживает никакой критики. Такое
ощущение, что у духов не нашлось никакой бумаги, кроме оберточной, для этих
денег. И опять летит в костер очередная порция наших надежд и чаяний. Костер
вспыхивает, и огонь уже ярче и веселее горит.
- Смотри, а наши-то горят лучше, чем баксы!
- Так они же деревянные!
- Точно, деревянные!
- Ладно, пошли дальше.
- Пойдем, посмотрим, зачем наши разбомбили местное министерство
финансов, и на кой черт им понадобилось разбивать Госбанк.
- Как зачем? Для того чтобы сжечь документы по махинациям!
- Ты здесь в здании хоть один документ видел?
- Нет. Только чистые бланки.
- Вот то-то и оно. Духи все документы вывезли, не знаю, правда, удался
ли им этот фокус с минфином, но похоже, что они долго будут еще
шантажировать наших правителей. А мы, как собаки, будем выбивать духов
отовсюду, чтобы только найти эти документы.
- Похоже, что так. А что делать?
- А кому сейчас хорошо?
- Что это?
- Деньги. Что еще ты хотел найти в Госбанке?
- Точно. Деньги. Но старые деньги. Деньги образца девяносто первого
года. Что с ними будем делать?
- Как что! Давай наберем, и используем для растопки печей. Нам еще
ночевать в этом здании. Вот и будем греться у костра из миллионов! Тебе
когда-нибудь приходилось греться у костра из многих миллионов?
- Нет.
- И мне тоже. Вот и погреемся!
- Мне нравится!
- А то!
Всем присутствующим эта идея понравилась. Потащили на выход мешки с
деньгами, вышедшими из обращения. Теперь все были пусть не настоящими, так
хоть мнимыми миллионерами. Могли позволить себе погреться у костра, где
сгорали деньги. Попутно можно помечтать, отвлечься от реалий.
А реалии были таковы, - при взятии здания Госбанка мы потеряли около
пятидесяти человек. Убитыми, ранеными, пропавшими без вести. Вместе с первым
штурмом Минутки, неудачным переходом и взятием банка получалось что-то около
трехсот человек. Дорогая плата. Многое было неизвестно. Было неизвестно
местонахождение нового командира, который бросил нас. Многие бойцы пропали,
искать их никто и не пытался. Не было ни сил, ни средств. Накатилась бешеная
усталость. Не хотелось ничего. Было одно желание - поесть и в тепле лечь
спать.
Если поесть нам принесли, то вот со вторым вопросом было сложнее. Из
батальона материального обеспечения нам принесли продовольственные пайки
армии НАТО. Такая картонная прямоугольная коробочка. В ней находились
запаянные банки с продуктами, самая большая - с мясом и овощами, затем -
что-то типа желе, шоколад, растворимый кофе, таблетки для обеззараживания
воды, салфетки гигиенические, жевательные таблетки. Они выполняли двойное
действие. С одной стороны служили для очищения полости рта после приема
пищи, а с другой - в них содержалось вещество типа кофеина, и при усталости,
утомляемости они придавали силу и бодрость.
Начали греть консервированное мясо с овощами на костре из обломков
мебели и денег. Оказалось, что его можно есть и в холодном виде. Мясо не
жирное. Овощи вкусные. Пришли к выводу, что наш раненный боец не сможет
открыть банку тушенки и потому умрет с голоду. Рядом крутились бойцы и
офицеры из батальона материального обеспечения.
- Откуда такая роскошь, мужики?
- Было направлено в Россию в качестве гуманитарной помощи. Начало
портиться на складах бундесвера. Они это не доели. Вот то, что осталось от
гуманитарки, нам и направили.
- Хорошо кормят наших противников!
- А ты как думал!
- Лучше не говорить об этом.
- Да. Спирт тыловики привезли?
- Есть. На брата по пятьдесят грамм.
- Не густо. Могли бы отвалить за Госбанк и побольше.
- Подожди. Завтра пойдем на долбаный дворец, вот тогда и попьешь.
- Кстати, как там?
- Да никак. Наши бегают туда и назад. Вот и все дела.
- Опять что-то брать.
- А ты как хотел на войне?
- Надоело!
- Бери и вешайся.
- Да пошел ты.
- Сам туда иди.
Через четыре часа после взятия Госбанка эйфория победы сменилась глухой
усталостью. С крыши здания мы видели, как наши войска пытались прорваться к
Дворцу, но массированный огонь заставлял их откатываться назад. С тупым
упорством обреченных войска посылали вновь и вновь на штурм, и всякий раз
они откатывались от укутанного в дым здания, оставляя на площади погибших.
Все прекрасно отдавали себе отчет в том, что завтра и нам предстоит вот
также идти вперед под мощным обстрелом. Авиация летала высоко в небе,
изредка расстреливая здание из пушек. Немногочисленные танки старались, как
могли, но толка пока не было видно. Видя тщетность и бесполезность попыток
штурма, в горле пересохло. Появилось желание крепко выпить. Раздраженность,
негодование против бессмысленной бойни сменилось глухой усталостью. Было все
безразлично. И даже тот факт, что недалеко от нас под развалинами лежат наши
товарищи, уже не вызывало никаких эмоций. Было абсолютно все равно.
Преобладало наплевательское отношение к происходящему. Мысли ворочались в
голове, как тяжелые большие камни. Подошел Юра. Судя по его воспаленным
глазам и усталому виду было видно, что и ему также не сладко. Он присел
рядом. Вернее, даже не присел, а тяжело плюхнулся, остаток пути проделав,
съезжая на спине по стене.
- Ты как? - спросил я его.
- Плевать, - он устало махнул рукой.
- Выпить есть?
- Немного. Давай, пойдем тряханем тыловиков.
- Сил нет. Если бы они принесли, тогда другое дело. А так...
- Чем народ в подвале занимается?
- Стеллажи со старыми деньгами грабит. Тебе надо?
- На хрена?
- И я то же говорю. На растопку, на карты мы и так найдем.
- Как завтра будем? - спросил я прикуривая.
- Хрен его знает. Что-то последнее время я устал.
- Старые мы с тобой, Юрка, стали для этих игр. Сейчас мне абсолютно все
равно. Приходи - бери голыми руками. На все начхать с высокой колокольни.