Миронов Дмитрий Анатольевич : другие произведения.

Два негодяя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  Яблоки рассыпаны по коридору, они везде - на общей кухне в тазиках, на газете, в карманах плащей и курток. В дальней комнате мать орет на сына первоклассника, учебный год начался, осень.
  Человек сидит на кровати контуженный сочным сновидением, пытается прихлопнуть, зацепить ускользающие фрагменты. Он помнит мелодию, слышал даже как шуршит иголка по краю пластинки и все как бы замерли перед стартом, потом он симпровизировал сам, запел во сне! Синкопы бутылочных этикеток, незнакомых женских лиц и голых задниц, кафельные периметры бань, кокаиновые слоны, слезы и сопли. Но вся эта карусель слилась в оранжевое пятно, портал памяти захлопнулся, нет, там было что-то еще, какие-то конкретные лица и осмысленные, очень разумные действия.
  За окном утренний звездопад, блестит полумесяц в фиолетовой дымке, слышно, как хлопает со скрипом дверь парадной; эхо лижет стены старого дома.
  На полу грязная сковородка и пустые бутылки. Отвратительное это зрелище - грязная посуда на полу. Человек подхватил сковородку, накинул на плечо полотенце и вышел из комнаты.
  Комната большая, квадратная, классически поделена шкафом на две половины, за шкафом кровать, плазменная панель на стене, у окна письменный стол, компьютер. Крошечное бра освещает над кроватью картинки, распечатанные на принтере, черно-белые фотографии, прилепленные скотчем к обоям.
  На одной молодой Гитлер за столом с белой скатертью, на столе ваза с цветами, бутылка и несколько стаканов, рядом в плетеных креслах его друзья: Эмиль Морис, Рем, Купелькоф, все улыбаются.
  На другой картинке "Beatles", совсем еще дети, за их спинами - подворотни Ливерпуля, блестит булыжная мостовая.
  А вот Купчино: двор с помойкой, "хрущевки", лето. Несколько человек: Цой, Рыба, Свин, Болт, Алекс тоже смеются...
  Здесь нет никаких параллелей, все независимо, прижмурил ты сорок миллионов людишек или запарил половину человечества своими песенками, это просто великие начинания, когда все молоды и не ведают, чем все закончится.
  Человек вернулся с дымящейся кружкой, мокрое полотенце полетело на веревку. Проморгался Интернет...
  Вчера он отправил свой новый рассказ на "Литсбыт", вот он третий сверху в ленте на главной. Шесть комментариев от полуночников, пока одни дебилы, к вечеру отметятся достойные люди, тогда и надо ответить, поблагодарить всех.
  - А это что?
  Замигал конвертик в углу монитора, письмо на его "литсбытовский" почтовый ящик, в час ночи от некоего О. F.
   "Привет антон позвони сегодня этому номеру в любое время"
  Телефонный номер прилагался.
  - Как телеграмма, позвоню вечером, интересно...
  
  Метро. Потоки дыхания пассажиров, запах зубной пасты, каждое утро одни и те же лица, телодвижения, даже машинист приближающегося поезда всегда один и тот же.
  - Проспект просвещения, следующая - Парнас.
  Десять минут от метро на служебном автобусе, и родные склады за виадуком, шлагбаум, пропуска, перекур.
  Фыркнул, завелся погрузчик, зажужжали рич-траки, поползли вверх роллеты на воротах, Антон идет встречать новую партию узбеков. Узбеки прибывают каждый день, с баулами, нарядные, прямо с поезда, еще перепуганные насмерть цивилизацией. Надо проверить документы и знание русского языка.
  Он, как Оскар Шиндлер, со своим списком ходит вдоль шеренги, выбирает, отворачивается от несчастных аксакалов. Приходится изображать агрессию, нервничать, материться, так легче погасить приступы сочувствия. Нужны двое. Остальным не повезет, они пойдут на склады в "Пятерочку". О, они уже знают! Пятерочка - мазги сыктым! Там весь день будешь носиться как в жопу ужаленный без перекура на обед, и ленивых бьют палками по спине злые киргизы - надсмотрщики.
  Пятница, заказов много перед выходными, про письмо вспомнил только вечером, склад уже закрывался. Он набрал номер, ответили сразу.
  - Алло, я вас слушаю.
  - Здравствуйте...
  - Тоха! Это я Олег Филимонов, Фил! Узнал, не?
  - Еб твою мать, напугал. Ты где?
  - В центре. Вчера вечером прилетел, в гостинице пока, давай приезжай.
  - Я далеко, час-полтора...
  - Хорошо, жду тебя в семь на "Чернышевской", буду там где-нибудь шляться у метро, выйдешь - набери меня, я сейчас номер тебе продиктую.
  - Ты надолго?
  - Нет, в том-то и дело...
  - Все, записал, выйду из метро позвоню.
  - О кей, до вечера.
  - До вечера...
  
  На следующее утро Антон проснулся в ресторане "Атлантида", спал на стульчиках в отдельной кабинке, домой он вчера так и не вернулся. Сел, рядом никого, неподалеку официант накрывает на столы, шуршат скатерти, звенит посуда. Очень захотелось в туалет, еле добежал. Олег Филимонов стоял у зеркала над умывальниками и причесывался.
  - Гуд монинг.
  - Привет...
  Через пять минут они покинули гостеприимный подвальчик, все равно бар еще закрыт и кухня тоже. Вышли на набережную Мойки, прокашлялись, вдохнув утренний, речной воздух, пошли в сторону Невского проспекта, суббота, утро людей мало.
  - Надо бы позавтракать...
  - Да, не мешало бы.
  Заняли столик у окна на втором этаже прямо над станцией метро "Маяковская". Торговый центр еще был закрыт, но кафе работало, им принесли графинчик водки и бутерброды.
  - Так вот. Мы вчера вспоминали господина Заволоцкого.
  - Он вроде как издох в прошлом году или в позапрошлом.
  - Позапрошлом. Осталась вдова, не молодая и не старая тетка, по-прежнему живет в Лондоне, после смерти мужа объездила весь мир, жила на островах в Индийском океане, все ей надоело, и решила вдовушка книгу написать. И меня, как своего помощника и консультанта по любым вопросам, попросила найти толкового писателишку, литературного нигера, так сказать.
  - И ты нашел меня.
  - Почему нет? Да, есть целые производства, цеха негров с высшими филологическими и прочими гуманитарными дипломами, за один день они испекут толстенный пирог в суперобложке, но нам не требуется в один хлопок! Здесь нужна литературность, авторский крючок, синкопа, душа если хочешь. Да, и таких немало! Но тебя я знаю, ты наш, короче, ты сможешь.
  - Как ты отыскал меня?
  - Скролил "Литсбыт", самый интересный ваш ресурс, кстати, случайно наткнулся на твоего "Гангстера после полуночи", название понравилось. Читаю: погоняла, места, события, девяносто второй год - все знакомо. Ночь не спал, воспоминания мучили. И не хочу льстить, но написано здорово, как и позавчерашняя твоя новелла.
  - Самому нравится. Все о том же, о девяностых. Бесконечная история.
  - Ты это смотри, многие еще живы Кот в Барселоне, Пластилин где-то в Швеции.
  Антон рассмеялся.
  - Думаешь, в эту помойку кто-нибудь лазает из нормальных людей?
  - Я-то заглянул.
  - Ты искал. Сайт раскручен и популярен...
  Антон снова опьянел, они оба великолепно опохмелились. Пока завтракали, пошел дождик, расцвели зонты на Невском проспекте, в кафе стало многолюдней.
  - Ну, ты согласен?
  - Когда начинать?
  - Она хочет сама на тебя посмотреть, но это формальность.
  - Едем в Лондон? Ура.
  - Релакс. Вдова в Петербурге, в поместье старого друга семьи Заволоцких, у них же все конфисковали еще в двухтысячных.
  У Олега запиликал телефон, он что-то ответил на английском.
  - Это за нами.
  Их ждали тут же на Марата, большой черный автомобиль, Антон устроился на заднем сидении, Фил сел рядом с водителем. Выехали на Невский проспект, полетели...
  Олег обернулся, Антон принял позу "весь во внимании".
  - Хозяина поместья зовут Анатолий, принимает меня за какого-то Вована, хули контузия в девяносто первом, в милицейскую машину гранату самодельную бросил, только неудачно - три пальца на руке оторвало да с башкой проблемы и каждый день по литру водки.
  - Силен.
  - Он не вылезает из своей крепости уже много лет. Нельзя. Не разрешают. Ты при нем лучше молчи, может, не заметит.
  Проехали мимо ЦПКиО, промелькнули небоскребы Лахты, пост ГАИ, город кончился. Зарябили деревья, мелькнул голубой треугольник Финского залива, пустой пляж, заколоченный на зиму пионерский лагерь, снова сосны. Лес теперь казался бесконечным, черным и неприветливым, пропали совсем дома, дорожные знаки и встречный транспорт.
  Автомобиль повернул налево, стало темно. Шлагбаум в лесу, будка тонированная, забор из сетки рабицы в обе стороны. Секунду их разглядывали, потом эрекция шлагбаума, и они поехали дальше по дорожке. Лес оборвался, выехали из мрака на берег залива, дорогу утрамбовали петлей, вопросительным знаком, как объяснил потом Олег, специально, чтобы с вышки видели, кто приближается к поместью. Антон с любопытством оглядывался, действительно дворец прямо на берегу, но какой-то глупый, сказочный, что ли. В стиле девяностых. Справа и слева черепичные крыши таких же построек, еще дальше он разглядел полосатую башню маяка, острова на горизонте, белые пятна кораблей и одинокую резиновую лодочку с рыбаком.
  - Приехали.
  Водитель вылез из-за руля, сам открыл ворота. Они въехали во двор, остановились у крыльца. Машина покатила куда-то за угол, Антон с Олегом остались, ударил ветер с залива, они подняли воротники курток и застегнулись на все пуговицы.
  Услышали шлепанье босых ног, парадная дверь распахнулась, и на порог вышел толстый мужчина в спортивных штанах и с одеялом на плечах. Пахнуло из помещения рестораном - перегаром и вкусной едой. Лицо мужчины очень напоминало беляш, это и был хозяин усадьбы.
  - Вован! - заорал Анатоль. Они с Олегом обнялись, в дом пока не приглашали, расселись в беседке во дворе на кожаных диванах, и выпить не предложили, Антон приуныл, Анатоль все тискал Олега.
  - Братан! Ну, как там в Нью-Йорке?
  - Не знаю...
  - Я думал, тебя за Америкой смотреть поставили вместо Японца!
  Толстый захихикал, вытащил своей двупалой клешней откуда-то из штанов бутылку "Абсолюта", вставил себе в пасть и вылакал половину.
  - А помнишь, как мы ваучеры у старух отбирали у сберкасс?! С чего начинали!
  - Помню, конечно.
  - Как там Заяц?
  - Нормально. Живет...
  Лицо дяди Толика стало совсем фиолетовое, он повалился на мягкую кожаную ладонь дивана, сказал: "Я сейчас" - и вырубился.
  Минут пять друзья сидели молча, слушали шепот волн Финского залива, разглядывали клумбы с осенними поздними цветами, ухоженный яблоневый сад, сугробы из опавших листьев и ведра с яблоками, много ведер под деревьями и на тропинке.
  Они услышали шаги, в беседку вошел молодой мужчина в костюме, белая рубашка без галстука. Раскованный британский стиль, почему-то так подумалось. Протянул руку Антону:
  - Александр.
  Такой же эмигрантский акцент, как и у Олега, он махнул ему ладонью - виделись, потом кивнул на дом.
  - Она еще спит. Итак. Антон, Олег объяснил суть дела? Екселент. Он передаст вам мемуарные записи Светланы Абрамовны, так же готовые копии из-под вашего пера будут отправляться обратно на читку. Работы много, но летом надо успеть закончить, и в августе этот плод нашей совместной интеллектуальной деятельности должен лежать на прилавках и в Сети. Как раз в конце следующего года сценарист и актеры освободятся.
  Антон с Филом переглянулись.
  - Какие актеры?
  - Будем кино снимать! А как же.
  Все достали сигареты, прикурили.
  - Понимаете, наш герой - романтик. Да! Вы его таким и нарисуете, Олег сказал, у вас получится. И производство кино не такое оперативное, повторю, те, кто нам нужен из мира кинематографа, освободятся только к ноябрю следующего года.
  Дальше Александр стал расспрашивать про личную жизнь Антона, какую-то херню про пиратский беспредел в русскоязычном Интернете, растягивал слова, вздыхал, шутил, спрашивал что-то у Олега на английском языке, словно ждал какого-то знака. Антон понял, что за ним наблюдают, следят, разглядывают через невидимую амбразуру.
  Наконец, Александр улыбнулся, хлопнул в ладоши, все поднялись с мягких диванов, кроме дяди Толи.
  - Алекс.
  - Да?
  - Антону придется уволиться с работы.
  - Конечно! Я помню, ты же говорил.
  Александр вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт.
  - Держите. Здесь, конечно, немного...
  - Спасибо.
  - О! Вам спасибо, что согласились сотрудничать.
  Попрощались. Алекс скрылся в доме, автомобиль уже ждал у крыльца.
  - Я не поеду. Мы сегодня вечером всей кодлой возвращаемся в Лондон. Вернусь через пару дней, надо закончить там кое-какие дела. На работу больше не ходи.
  - Ну ладно, пока. Жду тебя.
  - Давай, до встречи, вот Майкл отвезет тебя, куда скажешь.
  Когда выехали на шоссе, водитель сказал:
  - Есть минибар, если желаете, панель на спинке пассажирского сидения.
  - Благодарю вас, большое спасибо.
  Через минуту два пустых бутылька полетели из окошка в лес. Теперь надо позвонить, но при шофере он вдруг постеснялся набрать тот самый номер, боялся вдруг там возьмут трубку. А зачем звонить? Он сейчас пойдет в гости, скажет: "Знаешь, я теперь другой..."
  Машина остановилась на том же перекрестке, где он сегодня завтракал. Зря он пил эти бутыльки, его развезло и укачало, он с трудом покинул автомобиль, спрятался за рекламный щит. Теперь толпа не мешала ему, шелестела мимо, не задевая его своими конечностями. Или все же позвонить? Я теперь другой, я теперь...
  - А кто я?
  Он вдруг стал выше всех, толпа напоминала лягушачью икру. Людишки. Вы никто. А я винтик, пусть пока самый маленький и ничтожный, но винтик того самого механизма, который заставляет вертеться эту планету. Я кнопка! Пусковая зеленая кнопка...
  Проклятая гравитация, шаги давались с трудом, минуту назад он еще добавил в гопницкой рюмочной на Стремянной улице.
  - Зачем иду? Ну зачем?
  Ноги отдельно от сознания сами ступали твердым шагом в нужном направлении. Дороги он не видел, перед глазами канализационные люки да шнуровка на ботинках.
  Поднял голову, ее подъезд, двери нараспашку, рядом микроавтобус, два туловища в красных комбинезонах выгружают стеклопакеты. Он вскарабкался на второй этаж, надавил на кнопку звонка, услышал шаги. Из-за двери спросили:
  - Мама, ты?
  - Я...
  Дверь распахнулась.
  - Осспади!
  Секунда, строчка времени, полузабытый портрет, он хотел что-то сказать, не получилось. Рухнул не подставляя рук, как памятник, прямо через порог в коридор. Прибежал еще кто-то в шлепанцах, тело затащили в квартиру, вызвали полицию...
  
   2
  Этим же субботним утром два инвалида по зрению приехали на такси в незнакомую школу на первую свою тренировку по гандболу, слабовидящая Алина и совсем слепая Настя.
  Тетка в спортивном костюме и с секундомером на груди дальше вестибюля их не пустила.
  - Девочки, подождите, зал сейчас занят, вон еще трое ваших сидят, познакомьтесь пока.
  Алина еще вчера поздно вечером звонила Настиной маме.
  - Вы вообще представляете, что такое гандбол?
  Мама ответила, что это типа, когда все сидят на полу и, растопырив ноги, катают друг другу мячик.
  - Возможно, что так оно и будет...
  - Я адрес школы и деньги в столе на кухне оставила, поедете на такси, это далеко. Там будет еще группа инвалидов.
  Группа инвалидов - трое мужчин. Познакомились. Дядя Алик, дядя Боря и еще один с гитарой на ремне за спиной, он не представился. Им было лет за сорок пять, все в одинаковых серых штанах и такого же цвета курточках, Боря натянул поверх штанов еще красные спортивные трусы. Алина предложила:
  - Пойдемте в столовую?
  - Отличная идея!
  Заорал дядя Алик, Настя вздрогнула. Сели за стол, Алина принесла поднос с компотом, мужчины продолжили прерванный в вестибюле разговор. Говорил Борис:
  - Они у меня в подвале живут, сердце мне вырезали, какой-то механизм вшили, пощупайте, не бьется, и пульса нет. Пришельцы везде, маскируются под предметы, вот как вы думаете, это стакан? Стакан, я вас спрашиваю?! Откуда мы знаем?
  Толстый седой дядя Алик, презрительно отмахнулся.
  - Пришельцами сейчас никого не удивишь, на Земле и без них есть много удивительных существ.
  - Например?
  - На улице академика Вавилова, в доме номер семь дробь четыре, живет мой друг двухголовый человек.
  - Господи...
  - Да-да, он приходил к нему в больницу, только вторую голову прятал под куртку.
  - Показал хоть?
  - Не, мы и не просили, он и без второй головы страшный.
  Все замолчали, было слышно, как стучит в спортзале мяч, свистит арбитр.
  - А у меня жопа поет голосом Киркорова.
  Похвастался Борюсик. Громыхнуло над столом! Все схватились за животы, Алина с Настей звенели, как колокольчики. Дядя Алик и гитарист отдышались, уныло закачали головами.
  - О-о-о...
  Алина откашлялась, спросила:
  - Что, пела?
  - Еще как!
  Дядя Боря тоже перестал смеяться, объяснил:
  - Из-за нее я в дурдом и попал. Сначала с пришельцев все началось, я-то в милицию заявление написал - мол, разберитесь, инопланетяне под полом засели, организма лишают. Я на первом этаже живу. В тот же день приходит наш участковый. Все, говорит, пиши на имя начальника РОВД, дело серьезное. Так и пиши - в подвале моего подъезда поселились роботы. И этот Филька мой вдруг заныл про свою Марину - субмарину! Участковый убежал. Чего ржете? Я перенервничал тогда, стресс! Через час санитары нарисовались. Вот так, ждал людей в черном, а приехали в белом. Надо было не говорить, что это жопа сама, я ее Филькой зову.
  - А пусть споет!
  - Ха! Если бы я мог ей приказывать, давно бы жил в Сочи. Она скотина, просыпается, когда сама пожелает или в критической ситуации. Это фокусники в цирке животу - а ну, пой! И тот с радостью - ла-ла-ла.
  Про гандбол все забыли, чесали макушки, пили компот.
  - Ну, а вы?
  Алина обратилась к мужчине с гитарой, тот спокойно ответил:
  - А я - Виктор Цой.
  - Простите...
  - Пятнадцатого августа девяностого года я тоже попал в аварию, лежал в коме, был там. До этого гитару в руках не держал, а теперь даже сочиняю.
  - Сыграйте.
  - Нет. Будем считать, что я тоже жопа.
  - Но Цой не Киркоров. Прошу вас.
  Он секунду подумал, подкрутил колки на грифе, тренькнул пару аккордов и запел "Восьмиклассницу"...
  Дядя Боря прослезился. Он хорошо помнил тот день много лет назад в середине августа, когда утром в "Сайгоне" ему сунули "Ленинградскую правду", где маленькая заметка гласила на весь мир - "Вчера в автомобильной катастрофе...". Помнил, как слезы сами потекли из глаз, он немедленно побежал кому-то звонить, так плачут об умерших родственниках.
  Настя слышала эту фамилию из трех букв, Алина знала по надписям на заборах, но песенка им понравилась.
  - Мамина помада, сапоги старшей сестры, мне легко с тобой, а ты гордишься мной!
  - А что здесь за концерт?!
  Тетка в спортивном костюме стояла на пороге столовой, ее взор буравил пустые граненые стаканы. Бутылки не было.
  - Идите вон отсюда, пожалуйста. Тренировки для вас сегодня не будет.
  На ее добром лице читалось - для "вас" тренировки вообще никогда не будет, потеряйтесь навсегда, граждане инвалиды.
  На улице гандболисты достали сигареты, прикурили, Боря снял свои спортивные трусы, выкинул в урну.
  - Не пригодятся, - пояснил он.
  - Дядя Альберт, как зовут вашего двухголового?
  - Коля - Миша, можно просто Колей, он более умный и покрупнее.
  - Ой, а это возможно посмотреть?
  - Алинка!
  - Да тихо ты...
  - Почему нет, он всегда рад новым друзьям, только сначала я сам зайду, надо предупредить, потом вы. Кстати, здесь не далеко.
  Веселой компанией дошли до угла Вавилова и Северного проспекта, остановились у подъезда пятиэтажного дома.
  - Здесь, первый этаж. Ждите меня, я быстро.
  Дядя Алик исчез. Через минуту, сквозь обитую ржавой марлей форточку было слышно:
  - Выпустили?!
  - Выпустили!
  Потом радостная возня, собачий лай.
  - Со мной мои друзья, мученики.
  Тут же в окне проявилась женская кудрявая физиономия.
  - Ребята, заходите!
  Алик открыл дверь.
  - Прошу вас, это - Муза.
  - Ой, не разувайтесь, как я рада!
  Толстая некрасивая Муза схватила Настю и Алину за локти и усадила в кресло.
  - Девушкам почетное место, как я рада!
  Остальные расселись на диване, Алик носился за Музой, помогая ей таскать из кухни чашки, ложечки, блюдца, расставлять это все на столе.
  - Сейчас будем чай пить!
  Она щебетала про каких-то Василия с Анечкой, Алик в ответ хохотал. Собаки, запертые в соседней комнате, царапали дверь, Алина разглядывала квартиру. Вонючий коридор с плешивым линолеумом, две кепки на вешалке, гора собачьих поводков на стиральной машине, пустой сервант, деревянный телевизор, задумчивые лица в отражении антикварного зеркала.
  Наконец хозяйка принесла чайник, хлопнула по дверям собакам, те сразу притихли, стала разливать кипяток, капнула заварки в каждую кружку.
  - Твои друзья хотят сосисок, я только с рынка?
  Все хором отказались:
  - Спаси-и-ибо...
  Альберт подвинул к Алине большую чашку с обсосанной каемкой и весело подмигнул:
  - А Коля чай будет?
  Муза пожала плечами:
  - Он спал, сейчас спрошу. Девушка, телефончик уберите.
  Распахнула еще одну дверь, уже третей по счету комнаты, было слышно, как она там открывает окно.
  - Фу, навонял...
  Тишина. Все уставились на дверной проем.
  - Ну ты идешь чай пить? Алик пришел с друзьями.
  - Мяса купила?
  - Сосисок взяла. Выходи давай.
  - Там детей нету?
  - Нету, нету.
  Хрустнул диван, шорох ног в поисках тапочек, твердые шаги, и показался он.
  - Здравствуй, Альберт, здравствуйте друзья.
  Если минуту назад было тихо, то сейчас, казалось, погасло все. Заткнулись часы, околели голуби за окном, заглохли машины на улице.
  Мужчина подошел к Алику, поздоровался с ним за руку. Одна голова на длинной, слегка выгнутой вбок шее разглядывала компанию, вторая спала на плече. У этой второй, слюна изо рта повисла на груди словно аксельбант, шевелилось ухо. Алик удовлетворенно обвел взглядом публику.
  - Разбуди Миху-то.
  Коля подергал плечом.
  - Мишаня, вставай, похмелиться хош?
  Настя теребила Алину за рукав:
  - Ну, что там, а? Чего молчишь?
  - Хорошо, что ты слепая...
  Коля недобро посмотрел в их сторону. И тут дядя Боря бзданул невероятным оттенком звучания, будто брезент порвали, и знакомый с детства голос заверещал:
  - И любовь безумной пти-ицей разобьет твое окно-о, снова буду я те сниться, буду сниться все равно. Бля, я ахуеваю! Единственная моя-а! С ветром обрученная...
  Вторая голова распахнула один глаз, словно змея, ускользнула за воротник, остался торчать маленький острый кадык. Дядя Боря разбежался по дивану прыгнул на подоконник и спиной вперед бросился в окошко. Зазвенело, осыпаясь стекло, хрустнул кустарник, снова залаяли собаки.
  - Вы напугали его, зачем так громко петь! Так, Альберт, кто эти люди?
  Алина, Настя, Цой и Альберт, вышибая двери парадной, клубком выкатились на улицу.
  - Разве это друзья! Вам, что, цирк здесь! Вон! Все отсюда!
  - Он сейчас собак спустит, сюда!
  - Чудовище! Чудовище!
  - В лес! Там не найдут! За мной!
  Подобрали в зарослях сирени дядю Борю, рванули по тропинкам вслед за Альбертом.
  - Даже в зеркале разби-итом, над осколками склонясь, отражением забы-ытым, ты увидишь вновь меня-а...
  Борис на бегу хлестал себя пятками по ягодицам.
  - Хозяин! Не бей, а то я обижусь и больше не вернусь!
  - Да чтоб ты сдох!
  Выбежали на центральную аллею парка и рухнули на скамейку, всех трясло, кто задыхался от смеха, кто от бега.
  - Уф.
  - Все, больше не могу.
  Собак не слышно, где-то далеко шумела улица, звенели трамваи на проспекте Науки. Сидели молча, у всех дрожали колени.
  Желтые, оранжевые, красные полуголые деревья прямо на глазах под уговорами настойчивого ветра прощались с остатками своего оперения.
  - Осторожно листопад...
  Сказал мечтательно Альберт, Борис кивнул головой:
  - Красота.
  Алина позвонила своим родителям и Настиной маме.
  - Да. Играем в мячик. Здесь очень весело.
  Жопа заткнулась, дядя Боря ничуть не пострадал при полете с первого этажа, даже штаны не порвались.
  Из кустов выскочила запыхавшаяся тетя Муза.
  - Мужчины, постойте!
  - Да мы-то здесь...
  Она отозвала Алика в сторону, они о чем-то заспорили
  - Я ждала тебя!
  Аля, седовласый мальчик, слушал, печально кивал головой, глядя в землю, потом вернулся к скамейке:
  - Товарищи! Муза приглашает всех к себе в гости.
  - Ура! Надо срочно выпить.
  - А потом пойдем к дяде Боре в подвал. Мы еще пришельцев не видели.
  Виктор боем заиграл легендарные аккорды и все хором запели:
  - Пустынной улицей вдвоем с тобой куда-то мы идем, я курю, а ты конфетки ешь! И светят фонари давно, ты говоришь: "Пойдем в кино", - а я тебя зову в кабак конечно...
  Пересекли кладбище, Муза с кем-то поздоровалась у церкви. Пошел мелкий дождик, компания притормозила у "Пятерочки" за кладбищенскими воротами. Все скинулись у кого сколько было, в магазине Настю посадили на подоконник, Муза с Альбертом пошли выбирать водку и закуску, Алина заняла очередь в кассу, Цой с дядей Борей притормозили у киоска "Телефоны и планшеты Б/У".
  Гремя пакетами, опять спустились к пятиэтажкам. Квартира такая же как у Коли - Миши, только на третьем этаже, хозяйка включила телевизор, переоделась в соседней комнате в лосины и кофту, ушла с пакетами на кухню.
  - Муза, стаканы!
  - Алик, покажи!
  - Как хорошо у тебя, Музочка.
  Цой выложил на тарелку соленые огурцы, хлеб, Альберт разлил водку поровну по кружкам - рюмкам - стаканам.
  - Аптекарь, - похвалил его дядя Боря.
  - Муза, иди.
  - Иду - иду в центр Жоржа Помпиду!
  Все засмеялись, расселись вокруг стола, девушки на диване, остальные на стульях, на кухне зашипела сковородка.
  - Ну, за знакомство!
  - Да уж, давно пора.
  Пауза. Хором захрустели огурцы, Настя закашлялась, ей со всех сторон протянули чашки с соком.
  - Опять блевать буду.
  - Только не в ванну!
  - Да я пошутила.
  - Сейчас колбаса будет готова.
  Блестящие от жира, слегка подгорелые, бардовые ломтики вываливались из тазика, просились на закуску. На столе появились: сыр, маринованные помидоры, банка со шпротами. Пьяный дядя Алик пытался обнять Музочку, та отмахивалась, она внимательно слушала Борюсика.
  - ...Ну, вот ей насильно пол и поменяли. Так на этой почве у нее шифер и потек, полгода у нас лежала или лежал, хрен теперь разберешь, потом перевели куда-то.
  - Кошмар. Сознание женщины, тело мужика.
  - Говорили, это ее дружок из олигархов так пошутил, за измену.
  - Вот падла.
  - Найдет денег, снизу отрежет, сверху приклеит, делов-то!
  - Думаешь это так просто?
  - Ну, вас! Давайте чего-нибудь веселое.
  - Борька, наливай!
  - А я, Настя, придумал слово на букву мягкий знак!
  - Скажите...
  - Да, скажи-ка!
  - Сейчас выпью, вспомню.
  Когда стаканы брякнули донышками о стол, Алька закрыл глаза, задвигал кадыком и вырыгнул:
  - Иг-готтлль.
  - Как птичка...
  - Я дарю его тебе, Анастасия.
  - Спасибо, а что оно значит?
  - Ничего.
  - Синоним к слову тихопомешанный.
  Все опять заржали, Альберт отвернулся к телевизору.
  - Мне никто еще не дарил новых слов, только мне его будет, наверное, не выгваривогрить, тьфу. Но я запомню.
  - А я, я, девочки, знаю один удивительный номер телефона! Предсказывает будущее! Подождите-ка.
  Дядя Боря выбежал в коридор, он почему-то очень возбудился, руки стремились переплестись в замысловатый крендель, колени сгибались во все стороны, он шел как бы вприсядку, удивительная походка.
  - Никогда и никому! Это моя великая тайна!
  Не пить бы ему больше.
  - Где телефон?! - заорал он из коридора.
  - Звони с мобильного!
  - Мобильник?! Вы же номер запомните! Никогда и никому. Оракул только мой...
  Он приволок телефонный аппарат в комнату, Настя хлопала ресницами, приложив трубку к уху.
  - Ну, чего там? Мы все хотим!
  Далеко-далеко, в бездне телефонного эфира, кто-то слабым надрывом причитал, жаловался, срываясь то на стоны, то на плач. Этот голос было очень плохо слышно, бормотание на неземном языке порывами заглушал треск, азбука Морзе, шум морских волн. Надо признаться, шум завораживал. Сказать алло, было бы полным идиотизмом. Все по очереди приложились к телефонной трубке.
  - Потусторонний мир...
  - Хуйня какая-то.
  - Что это, Боря?
  - Я дежурил в субботу, врачей не было, ну и в кабинете всю ночь просидел, с телефоном баловался, звонил разным людям. Вот и нарвался.
  - И как он будущее предсказывает?
  - На нашем языке иногда пищит, только ждать надо, не упустить. Два дня назад вот так шумел, кукарекал, кукарекал, потом говорит - иди, Борис, сдавай белье. Зачем, думаю, мне еще лечиться и лечиться, ну и вот мы сегодня здесь, с вами!
  - Простите, вы что, сбежали?
  - Девочки...
  - Погулять вышли, - ледяным голосом ответил Цой. И тренькнул первые два аккорда остопиздевшей за сегодняшний день "Восьмиклассницы".
  - Почему сбежали? Мы в той школе на тренировке четвертый раз.
  - И в четвертый раз нас не пустили.
  - Не расстраивайтесь, мы еще поиграем в мячик, соберемся в следующую субботу. С вами весело.
  Муза облегченно вздохнула. Голос в телефоне совсем пропал, Альберт разлил по кружкам остатки первого литра.
  - Много тайн на земле.
  - Главное людям наплевать, вон Колю - Мишу во дворе каждый чурка знает, и что?
  - Не, Муза говорит, ему немцы шлют посылки с консервами, правда такие, что и собаки не едят, благотворительный фонд какой-то "Гринпис" или "Красный крест".
  За окном усилился дождик, было очень похоже, что вот-вот полетит первый снег. Голая, с блестящей корой ветка тополя чирикала по стеклу, Алина приоткрыла форточку, слишком накурено. Незаметно пропали Муза и Альберт. Дядя Боря открыл вторую бутылку, он увидел, как Цой нервно ломает хлеб, обратился к публике:
  - Знаете в чем все беды России? Потому что у нас принято за едой ломать хлеб!
  - Ну и что, Бобсон?
  - Это же плохая примета! К несчастью, горю. А теперь представьте, как несколько миллионов людей, за едой начинают рвать буханки! И тогда маленькие несчастья неминуемо сольются в одно большое!
  - Браво, Боб! Великолепная теория.
  Вдруг за стенкой раздался лошадиный хохот Музы, дверь распахнулась, и из комнаты выбежал заплаканный дядя Алик. Не глядя по сторонам, протопал в коридор, грохнула входная дверь. Вышла Муза, поправляя прическу.
  - Ну что гаврики, о чем толкуете?
  - О чудесах, и бедах России.
  - Прекрасно, налейте мне выпить.
  - С удовольствием, как раз меньше половины осталось, всем по чуть-чуть.
  - Еще сходим!
  - Генерала пошлем, - Муза соорудила себе бутерброд, - он мой друг и должен мне шестьдесят рублей. Ну, кто еще расскажет чудесную историю?
  - Выпьем сначала.
  - Конечно же...
  - Когда я была маленькой, - подала голос Настя, все мгновенно притихли, - отдыхала летом у бабушки в Сиверском. Поехала однажды на велосипеде на станцию встречать папу и маму, не удивляйтесь, я еще зрячая была, ослепла потом, на следующий год. Приезжаю, жду, четыре электрички прошло - нет моих родителей, опять обманули. Поела с горя мороженого, решила обратно ехать через лес по тропинке. Еду, жму на педали, солнце рябит сквозь елки - палки, вдруг вижу: из-за деревьев наш сосед дядя Паша выскакивает, через канаву перепрыгнул и быстрым шагом впереди меня пошкандыбал. Я его догоняю - здравствуйте, дядь Паш, он молчит, ходу прибавляет, здравствуйте, дядя Паша, кричу. Он все отворачивается, потом говорит - скажи Илье, пусть яблоню у калитки спилит. Мне смешно, зачем, спрашиваю. Он ничего не ответил, брык опять в кусты и в лес. Я домой приезжаю, настроение плохое, что родители не приехали. На следующее утро, когда завтракала, слышу шум на улице, плач. Я быстренько молоко допила и во двор. Бабушка у калитки стоит, все соседи тут же, слышу, Павла Егорыча нашли, четыре дня по всему лесу искали, а он тут у тропинки помер. Инфаркт. Я чуть на попу не села. Не стала никому говорить, что со мной вчера на обратной дороге приключилось, вечером мама приехала, я все и забыла. Ильей моего деда звали, следующим летом играли мы в зверят с девочками местными, я и свалилась головой вниз с той самой яблоньки на какие-то железяки. Месяц в больнице лежала, реанимация, все дела, думали, что умру, а я всего лишь ослепла. Вот такая история.
  Все потянулись за сигаретами, Муза вытерла слезы скатертью, залпом допила остатки из своей кружки, откашлялась:
  - Когда мне было семнадцать, за мной ухаживал очень интересный мужчина, непьющий, правильный, холостой. Старше меня лет на десять. Влюбилась я по уши. Долго он меня обхаживал цветы, вафли, кинотеатры, раньше так было не то, что ныне. И вот я решилась, зовет он меня в очередной раз, и я говорю - да. Матери чего-то там про больную подругу наплела, новый лифчик надела, еду к нему. Он встречает, расфуфыренный такой, вокруг меня все бегает, шоколадом кормит. Я, как дура, и говорю: "Неплохо бы под шоколад коньячку!" Он вздрогнул, бросился ботинки надевать, сейчас, говорит, принесу, гастроном еще функционирует. Я мигом, жди.
  Муза замолчала, горько вздохнула.
  - И вот, тридцать лет жду. Пропал он, как в воду канул. Я тогда даже ночевать у него осталась, подумала, придет - разбудит, может, коньяк по всему городу бегает ищет. Утром дверь прикрыла и домой поехала, звонила потом, звонила - как в могилу. Исчез человек. И свет в его окнах несколько лет не горел. Вот так.
  Она заревела в ладошки, засмеялась.
  - Зачем я это вам рассказала? Так! Я звоню Генералу, хочу еще водки! Дайте кто-нибудь телефон.
  Очень быстро, буквально через пять минут, нарисовался молодой веселый бомж в шароварах с красными лампасами. Он громко разговаривал и называл Музу Мурзилкой.
  - Куплю нормальной! Ты ж меня знаешь!
  Пока бомж ходил за водкой, уснула Настя, Цой тоже закемарил в кресле, гитару он спрятал за телевизор. Хозяйка сделала музыку тише, они с Борей танцевали медленный танец, держа друг друга за ладони и щекочась носами, как целуются эскимосы, Алина снимала все это на телефон.
  Из магазина Генерал притащил с собой еще двоих, Муза сказала:
  - О, какие люди!
  В комнате стало шумно и тесно, на стол с грохотом выставили водку в разных бутылках с косыми этикетками, гости стали обниматься с Музой, Генерал, не спрашивая, переключил музыкальный канал в телевизоре на какую-то хуйню.
  Этих двоих звали Пыня и Челентано. Еще один певец, подумала Алина, ну и рожи. Лысые, мохнорылые, зачем-то в спортивных костюмах - законченные герондосники. Таких "пацанов" в народе зовут чертями или гандонами, они отбирают у детей телефоны на улице, клянчат жетоны у касс метрополитена, потом исчезают навсегда, где-нибудь между ларьками в спальных районах.
  Челентано увидел Настю на диване, присвистнул:
  - Это я удачно зашел.
  Ржач, скрип стульев, бульканье пойла по кружкам, стало тревожно. Муза попросила не материться.
  - Здесь дети.
  - Чтоб я матом? Вот уж хуй!
  - Буга-га!!!
  Алина царапала ногтем себе по брекетам, так обычно сопровождается усиленный полет фантазии, надо уходить, позвонить отцу, пусть приезжает, телефон достать страшно, даже встать уйти в туалет страшно. Адрес какой, хрен знает, навигатор есть...
  Настя застонала, захлопнула рот ладошкой, с криком у-э! вскочила с дивана, разбежалась и хлопнулась лбом о косяк двери. Алина подхватила ее, они успели добежать до ванной, Настю благополучно вырвало.
  Алина включила навигатор в телефоне, запомнила адрес, набрала номер отца. Занято, как обычно. Такси...
  - У-э-э! У-э-э-э!
  - Да, тише ты!
  Алина вышла на кухню, Генерал писал в раковину.
  - Ой...
  - Извините, привычка.
  - Девушка, машинку, пожалуйста, адрес проспект Науки, дом четыре, корпус семь. Едем в центр, переулок Джамбула...
  - Дай-ка посмотреть.
  Генерал легко отобрал телефон.
  - Ух-ты, андроид!
  Он изобразил какие-то цирковые пассы руками, и телефон исчез. Вытянул грязные ладони перед лицом несчастной девушки, осклабился, стал похож на пожилого китайца.
  - Отдайте.
  - А нету.
  Алина бросилась в ванну, щелкнула задвижкой.
  - Ну и сидите здесь! Сучки.
  Генерал погасил свет и задвинул дверь тяжелой стиральной машинкой. Настя оклемалась, она помыла голову холодной водой, выжала волосы.
  - Поехали, Алечка, мне уже лучше.
  - Приехали по-моему. Нас заперли, подруга, телефон отобрали.
  - А что делать?
  - Не знаю.
  - Весело. А мне так хорошо стало, я бы еще выпила.
  - Ну так иди, посиди с ними.
  - Плохие ребята?
  - Да как тебе сказать.
  - Слушай, я сильно здесь наблевала? Посмотри в ванную.
  - Я ничего не вижу, свет погасили. Уроды.
  - В гандбол я больше не играю.
  - Дура...
  Они засмеялись. В квартире начались танцы, задрожали стены, очень нехороший и непрерывный ржач слышали пленницы. Плохо все.
  Тем временем из маленькой комнаты с довольной харей вывалился Пыня - а вот и я! Он запихивал свой загорелый болт в ширинку. В комнате на кровати развалилась голая тетя Муза, она дрыхла, булькая носом. Ноги широко раскинуты, почти в шпагат, густо заросшая манда призывно подмигивала малиновым зевом.
  - Борюсик, давай!
  - Давай, Борька, пока она спит.
  Дядя Боря уставился на мохнатый треугол. И тут его свело окончательно - руки переплелись в узел, пальцы скрючились, брови взлетели высоко на лоб, обильная слюна полилась на грудь.
  - Э-э-э-у-у-у...
  Пыня с Генералом стянули с него штаны, выскочил эрегированный член, Борю стали толкать к кровати, он отчаянно упирался, скользя носками по паркету, мотал головой, слюна летела во все стороны. И тут он кукарекнул и кончил!
  Самое толстое ядро спермы плюхнулось прямо Музе в пупок, Боря упал, упали все, черти катались по полу, Челентано сидел за столом, икал, держался за живот. Сзади подошел Цой и со всего маху треснул ему гитарой по башке. Отличный получился воротничок! Челентано рухнул под стол, Пыня с Генералом вскочили на ноги, силы были не равны...
  Вспышка света ослепила Алину, откатили стиральную машину, дверь в ванную распахнулась.
  - Мне молоденькую!
  Их за волосы потащили по коридору, Алина уцепилась за ножку стола, ее ударили по лицу, Настя голая верещала, как припадочная, ей пытались разжать колени...
  И вдруг будто гаубица выстрелила! Дом вздрогнул, входная дверь вылетела с петель и замков на середину коридора, по ней, как по мосту, с оружием наголо в квартиру ворвались полицейские.
  - Лежать! Лежать! Лежать!
  В комнатах совсем стало тесно, полицейские начали драться, кроме Алины и Насти получили все, даже охеревшая со сна Муза и контуженный, со спущенными портками дядя Боря и раненый в голову бутылкой Виктор Цой. Очнулся, заверещал Филипп Киркоров:
  - Ты бережок, а - я - речка. Ты колобок, а - я - печка. М-да, какое сегодня число? Надо запомнить этот денек, даже слова забыл...
  Но всем уже было не смешно.
  
  Настя, ее мама и дядя Сережа сидели на стульчиках вдоль стены в коридоре в отделении полиции на Садовой улице. Дядя Сергей, "бой-френд" Настиной мамы, сам когда-то здесь работал, знал всех хорошо в "двойке". Он только что вышел из кабинета следователя.
  - Этих чертей иногородних второй день ищут, ограбили салон сотовой связи у Казанского собора, сегодня эту сладкую парочку по приметам опознали, центровые пасли их до Гражданского проспекта, хотели всю шайку заарканить, грабителей-то четверо было. Сидели, ждали у подъезда, и тут местные с отделения с мигалками - вызов поступил: дебош и крики в такой-то квартире, ну решили брать немедленно. Хорошо, успели, девчонкам повезло.
  Мама, увидев дочку в чужой одежде и с шишкой на лбу, заплакала. Час назад здесь были родители Алины, привезли кое-что из вещей.
  В коридор из другого кабинета, раскладывая по карманам возвращенные предметы: телефон, блокнот, две авторучки, ключи и конверт с деньгами, вышел Антон. Высокий, молодой сержант попросил одну купюру из конверта за услуги. Антон несколько часов проспал в отдельной камере, а не с гопотой в обезьяннике.
  - Да, конечно. Спасибо...
  - Мужчина! - дежурный выкрикнул его фамилию, - Паспорт!
  - Черт. Извините.
  Настя замерла, вытянулась, стала похожа на суслика в поле.
  - Ты где? Антон!
  - Еб твою мать, - сказал дежурный полицейский, мама покачала головой.
  - Ну все...
  - Я иду с ним. Я иду домой.
  Родители уехали. Шел крупный снег и тут же таял на теплом асфальте, кто-то из толпы выпустил клуб сигаретного дыма Насте в лицо, она закашлялась, взяла Антона под руку.
  - У тебя деньги есть?
  - О, денег навалом.
  - Зайдем куда-нибудь, а то у меня жопа замерзла, трусы же порвали гады, чтоб им ежиками обосраться.
  - Испугалась?
  - Да я чуть не прозрела от страха.
  - Расскажешь?
  - С интимными подробностями или без?
  - Чего ржешь, дура?
  - Не знаю, просто мне сейчас почему-то хорошо-хорошо.
  
  Тихо у Насти в комнате, она лежит на кровати, одеяло до горла, только голова и руки торчат. Антон в кресле, на столе недоеденные пироги из кафе, откуда они пришли полчаса назад.
  - Сколько время?
  - Почти одиннадцать.
  - И спать не хочется.
  - Знаешь, сегодня сбылась моя мечта, я больше не буду ходить на работу. Потом я больше не люблю Ю-ю, и сегодня началась зима.
  - Зима, и это прекрасно. Ю-ю - это твоя девочка с работы?
  - Ее звали Юлька, она давно уволилась. Я сегодня был у нее дома, там меня милиция и подобрала. Некрасиво получилось...
  Они засмеялись.
  - Лоб болит?
  - Я привыкла.
  - Настя?
  - Чего?
  - А у тебя был когда-нибудь мужчина?
  - Зачем тебе?
  - Ну расскажи?
  - Эх, не было. Но все думают, что был.
  - Это как?
  Она засмеялась, потом вздохнула, подняла руки, шлепнула ладошками об одеяла, снова засмеялась.
  - Валеру помнишь? День рождения у него был недавно, ну выпили, потанцевали кто как смог, Алина была, еще пара кротов, ну я ночевать там осталась. Предки захрапели, Валера ко мне в кровать брык, люблю, шепчет, шубу куплю. Ну реально крот из "Дюймовочки". Поломалась немного, как положено, правда, молча, я ведь тоже живой человек, надо когда-то начинать, все-таки двадцать лет уже. Только с этим дауном не хотелось. Отвернулась от него, он это, елду свою тычет мне в зад, потом между ног вошел, никуда не попал и давай о ляжки тереться, сам, наверное, в первый раз. Так и кончил. Блин, я вся мокрая в чужой квартире, кошмар! Он теперь счастливый ходит, и не знает, дурачок, что мужчиной так и не стал. А ты чего вдруг спросил?
  - Не знаю, ваше это приключение сегодня, не могу представить тебя голой, как родную мать увидеть или сестру.
  - Ой, как будто меня голой не видел!
  - Где?
  - В ванной, что, скажешь, не подглядывал через окошечко из туалета?
  - Дура что ли? Там и не видно ни фига...
  - Зато ты гужбанил, бабушка, царство ей небесное, докладывала - тетки голые по коридору бегают, бутылки везде, я еще с куклами разговаривала, лет двенадцать мне было...
  - Неправда.
  - А я тебя совсем не помню.
  - Увидишь скоро.
  - Тоха, а я красивая?
  - Ну, как сказать. На любителя.
  - Блин, я сегодня не засну, а завтра воскресение, мне на работу. Почитай чего-нибудь, у тебя есть новенькое?
  - Есть. Про Югославских патриотов будешь?
  - Ого, тащи!
  Через минуту Антон вернулся с рукописью, погасил большой свет, включил торшер, расположился в кресле, пошелестел страницами, откашлялся.
  - Разглядев русскую морду за рулем автомобиля с "шашечками", Арнольд Никонорович махнул рукой, скрипнули тормоза, быстро договорились, поехали. Он попросил водителя выключить музыку и добавить газу. Арнольд Никонорович спешил, потому что дома все уже садились за стол и его ждали пьяный зять, литр водяры и любимая книжка - "Сборник песен военных лет".
  Таксист Женя боялся бабочек всю жизнь до обморока, и, когда в салон машины впорхнул здоровенный мотыль, Евгений заорал во всю глотку:
  - А-а-а!!!
  - А-а-а!!? - удивился Арнольд Никанорович.
  Машина потеряла управление, они пролетели перекресток, разнесли вдребезги стеклянную автобусную остановку и врезались в столб.
  Шофер не пострадал, он был пристегнут ремнем безопасности, а пассажира хоронили в понедельник всей синагогой. Его любовница Маргарита Че сунула ему в гроб мобильный телефон.
  Ранним утром в одной квартире на Таврической улице, всю ночь не смыкая глаз, ждали телефонного звонка трое лидеров еврейского Сопротивления Савелий Собчак, Мамлюк Жванецкий и Соломон Хуй. Напротив, с ними за столом югославские патриоты Ебан Жирны и Славко Шнягин - Дрочевич. Всем хотелось спать, евреи шевелили бровями, длинными и кручеными, как у Карабаса - Барабаса, югославы беспрерывно курили. Только скрип кожаных курток да чирканье зажигалок, новые и новые скульптуры из табачного дыма медленно таяли, добавляя густоты в слоистый никотиновый туман, евреи кашляли. Они ребрами чувствовали, как под верхней одеждой шевелятся пистолеты в кобурах при каждом вздохе, но главное - не сорваться, когда зазвонит телефон. В прошлый раз на "стрелке" так и было - кто-то пукнул и понеслось пиф-паф...
  Антон, переворачивая страницу, посмотрел на Настю, она спала.
  Он отложил рукопись, открыл еще банку с пивом, почему-то вдруг вспомнил женщин, которые были в этой квартире. Две алкозависимые с работы и какой-то товарищ, он и имен-то не помнит. Приятель уснул, у него тоже ни хрена не получилось, утром разбежались по домам.
  И была еще одна, познакомились на Сенной у "Макдоналдса". Лето, ночь, жарко, слово за слово и два совсем незнакомых человека пошли вместе, оба пьяные. Для этого и существует алкоголь.
  Утром она сказала - я люблю тебя. Его вытошнило, он с трудом затолкал в себя рюмку водки, стало легче, она ждала ответа, сидела на диване в его рубашке, лохматая, ноги искусны комарами.
  - Пойдем в магазин.
  Он купил себе и ей пива, дал немного денег и проводил до метро. Может, она и осталась бы у него жить на какое-то время, но он тогда болел другим именем на букву Ю. И только потом и сейчас во время ежевечерних сеансов рукоблудия он вспоминал только ее тело. Бывало, несколько раз в припадке одиночества он буравил толпу на Сенной площади в поисках этой потерянной параллели его бестолкового существования.
  А сколько вообще баб у него было, нет, не проституток, это дело покупное. Он стал считать, Господи, всего-то!
  - А, к черту. Пойду и я спать.
  Он собрал рукопись в пачку, погасил свет и ушел в свою комнату.
  
  Да, все так и было, обычная девочка, училась в школе, ни о чем не мечтала, и однажды летом яблонька, травма, больница, глазной центр. Но жить надо, жить надо всем: слепому, глухому, безрукому или безногому.
  Настя часто вспоминала двух человек, слепых с рождения, тех, что пели под гармошку в переходе станции Сенная площадь. Жалкие люди, некрасиво одетые, с увеличенными глазными впадинами, слипшиеся ресницы, белые палочки.
  Нет, Настя просто болела, что вы, никаких черных очков, палочек и шрифта Брайля, жила как бы с закрытыми глазами, врачи говорили, что вероятно, скоро можно будет все поправить, слепота иногда уходит, если это не врожденная патология. И ее травму тоже научились лечить, только пока не здесь, на другом полушарии Земли в Северной Америке. Ждите.
  И они ждали. Год назад умерла бабушка, мать хотела забрать Настю к себе, но та осталась, привыкла жить здесь. Для нее самыми близкими стали люди, которых она никогда не видела - Алина, Антон и еще мальчик Валера с работы. Да-да, она ходила на работу - по воскресеньям и четвергам в кооператив Общества инвалидов по зрению, они там собирали какие-то полезные в хозяйстве вещицы из пластмассы, получала зарплату.
  Весной врач позвонил Настиной маме и сказал, что перед Новым годом можно будет попробовать.
  - Почему так долго, перед Новым годом?
  - Очередь. Деньги не имеют значения, и без гарантий.
  - Хорошо, мы подождем...
  
  
   3
  Никого в квартире, тапочки в коридоре на ковриках. Антон решил начать с кухни. Сложил всю грязную посуду в черный пакет для мусора, тарелки, чашки и сковородка, туда же - нестиранные рубашки, носки, футболки. Он оделся, взял конверт, мешок на плечо, спустился во двор, пакет полетел в помойку - бум-м. Зашел в рюмочную, долго не задерживался, махнул не закусывая, пошел дальше по проспекту.
  Через час вернулся с покупками. Переоделся в новые джинсы, свитер, винтажные ботинки "Wrangel", прошелся по коридору перед большим зеркалом. Новые вещи скрипели и вкусно пахли. Он сел на пуфик напротив зеркала, достал телефон, нашел нужный номер.
  - Не рано ли, а похер. Алло!
  - Да, привет, Антон.
  - Здравствуйте, меня завтра не будет.
  - Не понял.
  - Мне надо срочно уехать. Родственники...
  На ходу что-то придумал немыслимое, глядя на себя нового в зеркало, отражение помогало импровизировать.
  - Ты только позвони, как приедешь.
  - Обязательно.
  - Ну, пока.
  Сим-карта треснула в пальцах, улетела в форточку.
  Он навел порядок вокруг монитора, поставил новую посуду, бутылку, разложил закуски и включил компьютер.
  Как обычно - высокий рейтинг и длинный хвост комментариев под его рассказом, надо ответить, поблагодарить, пообщаться, завтра он исчезнет - потеснят "новые поступления". Приятно думать, что ты один из лучших. Он полистал ленту сегодняшних новинок, один сплошной гавнопоток. Многих Антон давно знает, глупые животные, попробуй скажи правду, не поймут, будут топать ножками, огрызаться.
  В профайл заглянешь, залюбуешься - юристы, нефтянники, головы седые, один часами сверкает, часы дороже этой облепленной фотографиями комнаты. Я пишу для себя! Вранье, никто не пишет для себя.
  "Прошу комментировать, делать замечания, я еще совершенствуюсь"
  Несчастные упертые графоманы...
  Вот жил человек, вроде все есть, и вдруг его озаряет. Да! Он сможет, у него получится. Но надо время, надо много свободного времени. Он постоянно теперь где-то прячется, что-то записывает на клочках бумаги, в блокнотах.
  Уволился со службы. Жена в шоке.
  - Зачем, Гриша?
  - Я писатель...
  - Я так и знала.
  Жена собирает вещи, пакует детей, уезжает к матери. Друзья смеются. И вот этот чудак отправляет свой роман на "Литсбыт". Начинается он примерно так: "Глава первая, часть первая. Под утро Семен Витальевич скончался..." очень много букв.
  Первый комментарий от пробегающего мимо гавнокритика - экая дристня! С ним соглашается второй гавнокритик - заебался шкролить. Кто-то вяло похвалит, кто-то даже что-то посоветует, а еще хуже - пожалеет, и через пару дней все это смоется с главной странички сайта, станет еще одной какешкой в океане такого же, откровенно говоря, абсолютно нечитабельного и, как правильно замечено в первом комментарии, кала. Ну ничего! Я еще покажу вам, говорит чудак, и вываливает очередную дристню еще жиже. Ох...
  Не, потом найдет, конечно же, какой-нибудь уютный ресурс, кладбище графоманов, с добрыми коллегами и плюшевыми редаками, где у автора есть "отдельный кабинет" и каждому высеру припечатывается индивидуальный номер, чтобы не спиздили гениальное творение, что вы, не дай Бог. И чем все это заканчивается? Никто не знает, у каждого своя тайна.
  Хорошо, если ты молодой, посмеешься и забудешь, а если тебе сорок семь или пятьдесят три? Хорошо, если ты разумный - да, это действительно не мое, все, на фиг людей смешить...
  Нет, разумеется, есть много приличных авторов, нормальных, адекватных людей, Антон всегда с удовольствием читает, хвалит - пиши еще, братан. Но таких очень мало. Есть поэты и поэтессы, стехи! Здесь хоть поржать можно. Некоторых он читал с упоением, хотя сам никогда не писал стихов.
  Не смешно все это на самом деле, вот Антон в десятке лучших за две тысячи тринадцатый год, почти классик сетевой литературы.
  - А хули толку...
  Он рассылал свои рассказы по журналам, солидным и не очень, из одного только ответили - спасибо, интересно, но нам не подходит, попробуйте в другом месте.
  Значит, у него тоже что-то не так. Значит, нужна идея, искра! Надо что-то думать, думать, думать. Уж он аранжирует, расставит буквы в нужном порядке...
  Была у него минута славы: в прошлом году он ездил в Москву на ежегодную тусовку "Литсбыта". Бухали в ресторане на Красной Пресне, ему вручили футболку с логотипом сайта за победу в конкурсе. Он померил подарок в туалете, футболка оказалась мала, и он отдал ее одному поэту, с которым этим же вечером возвращался в Петербург. О футболке потом жалел, но что сделаешь, пьяный был дурак. С поезда ему сразу на работу, двадцать восьмое декабря, последний рабочий день, он мучительно ждал корпоративной вечеринки. Им раздали конверты с деньгами, но магазинов рядом не было...
  Ее звали Катя, работала у них несколько месяцев, девочка в кожаных штанах, в том году было очень стильно - героиня из фильма "Девушка с татуировкой дракона", к сожалению Катя была толстой и некрасивой, но начитанной. С ней было интересно поговорить в курилке или в развозке по дороге домой. Двадцать восьмого декабря после вечеринки они с Катей остались у магазина рядом с метро. Чокнулись баночками, он спросил:
  - Ты есть "ВКонтакте"?
  - Не-а, я на "Литсбыте" тусуюсь.
  - Ни хрена себе. И как тебе?
  Она назвала пару имен и его в том числе.
  - Знаю, читал...
  Это было его первое живое признание, даже там в трактире на Красной Пресне было не так, там все были одинаковые, все такие мучительно гениальные, да и запомнилась больше пьянка на Ленинградском вокзале.
  Он не признался, страшно подумать, если узнают на работе.
  "- А у нас писатель.
  - Что, блядь! Где?
  - Вон идет.
  - Хи-хи-хи"
  Лучше даже не думать об этом. С Катей он попрощался, она обиделась, наверное, знала, что он живет один. Не тащить же эту корову к себе, он уже получил удовольствие, ему хорошо, с наступающим Новым годом! После Нового года Катя не пришла на работу, больше он ее не видел.
  - Да пес с ними, - он захлопнул страничку литсайта, - лучше посмотрим, за чей счет мы сегодня отдыхаем, что нам скажет старина "Яндекс".
  Итак, Заславский Олег Борисович по прозвищу Зоб, хозяин заводов, газет, пароходов. Покушение в двухтысячном году, фотографии: порванная пополам машина, туловища в костюмах на асфальте бодигарды, скорее всего. Изгнание из России, еще одна пальба в Лондоне, опять повезло. Смерть в двенадцатом году от естественных причин, что-то с сердцем.
  - А вот и тетя Света.
  С Заславским с тысяча девятисот девяносто девятого года, тоже второй брак, детишки, дом на лужайке, яхта, ссылка на "Инстаграм". Скука. Антон вернулся к покойному олигарху, портреты Путина, еще какие-то суровые лица, знакомые по выпускам новостей.
  - И моей рожи здесь еще не хватало.
  Бутылка опустела, надо еще идти, бутылку с собой взять, название он не запомнит, а пойло понравилось. Он прилег на диван и закрыл глаза.
  Может, отказаться, вернуть деньги, сколько он потратил?
  - Так и проживу всю жизнь в этой норе до седых яиц, буду "известным сетевым писателем". Почему бы и нет...
  
  ***
  - Вы Филимон?
  - Примерно...
  - Проходите, он дома, только, пожалуйста, осторожнее, там везде блевотина и бутылки с мочой. Я - Настя.
  - Приятно познакомиться.
  - Он же писатель. Я ничего не вижу, вы закройте на замок сами.
  Олег вошел в комнату, бросил рюкзак в угол.
  - Спишь?
  - Не-а...
  - Эта дура в Лондоне, отлично устроимся.
  Они собрали в мешок мусор и пошли гулять, надо было проветрить комнату. Опохмелившись в приятном подвальном ресторанчике на два столика, прогулялись по Владимирскому проспекту.
  Спустились в метро, лень было идти две остановки до канала Грибоедова, друзья из Лондона попросили пощелкать Олега Храм Спаса На Крови, Казанский собор, Исаакий. Подошел поезд, они вошли в вагон, Антон выругался.
  - Что такое?
  - Они читают.
  - Дысиз вандефул!
  - Они читают электрические книги!
  - Ну и пусть, люди не бросили читать и это главное.
  - Ты не понимаешь иностранец, у нас пираты. Музыканты где-то поют, фильмам дворцы-кинотеатры, а мы в полной жопе!
  - Не ори. Ну и хорошо, останутся кремни, проверка на прочность, ты вот бросишь?
  - Очень глупый вопрос. Я жизнь угробил на это.
  - И во-вторых, скоро все изменится, примут закон, ведь это не правильно, пиратов на рею!
  - В этой ебаной стране?
  - Да, у нас все иначе, писателишки зарабатывают на "озонах - амазонах", ну а если кино снимут...
  - Настоящая, хорошая книга эта которую нельзя налепить на экран, ее можно только перечитывать и перечитывать. Пойдем, пройдемся.
  Они протолкались из одного конца вагона в другой, на подъезде к станции моргнуло освещение, на секунду в темноте лица пассажиров с гаджетами вспыхнули лазурью.
  - Прошу прощения за истерику, всего два букридера и четыре планшета с игрушками против пяти бумажных книг, все не так еще плохо.
  Олег с Антоном вышли на "Садовой". В углу на мраморной скамеечке завтракали узбеки - нарезали колбаску, чистили яйца. Все скамейки заняты узбеками, аксакалы кемарят, бабы в цветных панталонах вздыхают, мужики все с телефонами на кнопки давят, звонка ждут, смотрят куда-то в даль сквозь мельтешащую толпу.
  - Везде такая жопа, это крест промышленно развитых стран, местные не хотят работать, а прогресс не будет ждать.
  - Согласен, надо привыкать, развивать толеранте.
  - У нас-то еще хуже, Европа, купол цивилизации, настроила еще в средние века городов пряников, вот тянутся из пустынь и джунглей.
  - Из совдепии вонючей.
  - Оттуда тоже...
  Петр Первый вылез из кареты, поправил треуголку, изящно поклонился двум интуристам. Олег снимал Храм Спаса на Крови на видео, Антон разглядывал лотки с сувенирами, народу мало сегодня. Из кареты выглядывала императрица, холодно, легкая метель, а царь хорош - старается, ножку тянет, еблуша осиновая-осиновая.
  - Фил, пошли уже.
  - Сейчас. А чего это за девчонка мне дверь открыла, слепая что ли?
  - Слепая, скоро прозреет, слава Богу.
  - Разве это лечится?
  - Если не врожденное, то лечится. Ей в детстве по голове железом ебнули, или упала куда-то, не помню.
  - Симпатичная.
  - Настька-то? Жаба.
  - А родители где?
  - Бабушка была, умерла прошлой зимой. Мать приезжает почти каждый день, жрать привозит, микроволновка есть. Я почти всегда рядом, соседка тетя Галя, подружки разные. Мать хотела забрать ее к себе, но Настя ни в какую, привыкла здесь, да и скоро операция, все ждут не дождутся. Плохо без бабушки. Мама ее меня не любит, то накурено у Насти в комнате, то стол пивом залит. Один раз я сыр сожрал из холодильника, лень в магазин было идти за закуской, мамаша потом орала на весь переулок...
  Проходя мимо универсама, Антон спросил:
  - Может, возьмем чего?
  - Не надо, я привез, ты такого еще не пил.
  - Ого!
  Вечером сделали перестановку мебели, диван сдвинули к окну, отгородили сервантом, включили торшер и телевизор, получилось даже уютно.
  - Твоя берлога, устраивайся.
  Антон себе оставил кровать и стол с компьютером, еще развернули шкаф получился лабиринт буквой "Z". Олег кинул через сервант "флэшку".
  - Лови.
  Это были лучшие дни. Антон конечно же не был гением, гении бьют наотмашь, поражают сразу. Труднее сказать себе: херней ты занимаешься, бросай, бросай, пока не поздно. Антон хотя бы годами учился на своих и прежде всего на чужих ошибках, и еще он был более-менее талантлив или, как говорят, не такой как все. Пусть молчат издательства, но сейчас в данную минуту он счастлив. Счастлив и окрылен - то, что он сейчас делает можно назвать работой. Он заработает деньги тем, что пишет, переставляет буковки, тасует слова, предложения, абзацы, пусть пока ему не разрешают убивать, калечить, влюблять и так далее героев, как он хочет, пусть пока это чужие мысли, чужой сценарий, но эта работа и есть то, о чем мечтает любой бумагомарака.
  Как он и предполагал, текст Светланы Юрьевны - обычные бабские сопли в стиле реалстори. Я пошла, я накрасилась, я нажралась - такого в Сети навалом. И его задача - вылепить из этого жидкого теста, ну или хотя бы попробовать вылепить что-нибудь этакое съедобное.
  До трех часов дня тишина в квартире, только дробь клавиатуры да шорох страниц за сервантом, это Олег читал книжки, они накупили бестселлеров в "Буквоеде", самых современных авторов. Олег часто вздыхал, шепотом матерился, бросал книжку на пол, брал следующую. Следующая летела на пол.
  - Хрень какая-то. Это же муть!
  - Не нравится? Как говорят уязвленные графоманишки, это твое личное мнение.
  - Буга-га. Пойдем покурим.
  В три часа хлопала дверца холодильника, Олег с Антоном выпивали по сто граммов водки, закусывали, потом курили в кухне на подоконнике, дымя в распахнутую форточку.
  - Истеричное время, ранние сумерки, всегда кажется, что день прожит зря, даже в окно смотреть противно.
  Настя идет по коридору, шуршит плечом по обоям.
  - Привет, негодяи.
  - Почему не на работе?
  - Я тебя тоже люблю. Хам. У меня сегодня из будильника выпала батарейка, и я чудесно выспалась. Уже час хожу по комнате скулю, как собачка, они ноль внимания, гулять идете?
  - Уже уходим.
  - Вижу.
  Фил удивляется.
  - Как?
  - Мне мама в детстве выколола глазки, чтоб я в шкафу конфеты не нашел. Я не смотрю кино и не читаю сказки, зато я нюхаю и слышу хорошо.
  - Какая прелесть.
  - Без меня не исчезайте, я быстро.
  Они обедали в одном и том же подвальчике на три стола, главное, успеть пока не потек планктон по проспектам и переулкам, тогда прощай русская кухня, придется искать столик где-нибудь в "МакДональдсе".
  - Что ты читал сегодня, Филимон?
  - Очень интересную книгу...
  - Я распечатаю тебе с нашего сайта самое лучшее, по мнению прогрессивных втыкателей и редаков.
  - У меня же планшет есть!
  - Знаю, но с бумаги лучше.
  - Валяй.
  Настя сидела тихо, кушала что давали, обычно какой-нибудь винегрет и яблочный сок, хотя над столом пахло жареным мясом. Она слышала перезвон хрустальных рюмочек, как водка, бульк-бульк, перетекает из бутылок в эти самые рюмочки, ее слух выделял этот смех хрусталя из всего ресторанного шума, и она улыбалась, думала, наверное, что тоже алкоголик.
  - Давайте еще посидим.
  - Настя, ты не заболела?
  - Домой не хочется, сейчас примчатся Валера с бабулей, меня же на работе не было, мама уже там, наверное, ждет меня у холодильника...
  - Ты плачешь?
  - Не плачу. Просто странно, скоро операция, доктор обещал - мир вспыхнет всеми цветами радуги, но как-то страшно...
  - Это почему?
  - Никто потом не будет со мной нянчится, все разбегутся и ты тоже. Я тебя никогда не видела и потом тоже не увижу, и его и всех, всех! Останусь одна.
  - Прекращай.
  - А так и будет.
  Антон махнул рукой Олегу, мол не слушай! Они допили графинчик. Прогулялись по Гороховой, пагода такая особо не разгуляешься, еще светло, но в окнах зажгли электричество, все видно с улицы, здесь снег, брызги и мокрые ноги, за стеклом в офисах белые рубашки и миниюбки.
  Дома разбредались по своим углам, спиртного вечером не пили, чтобы Антону завтра продержаться до трех часов. Антон уходил в Интернет, Фил включал телевизор, и начиналось:
  - Если верить вашим телепроектам, все живут в отдельных коттеджах, перемещаются на иностранных марках, у каждого бизнес в рекламе, и только несчастные милиционеры ютятся в белоснежных квартирах с кожаной мебелью. Ебаное СССР, ничего не изменилось, как хорошо, что я уехал.
  Или кричал:
  - Кобзон! Леонтьев! Сколько лет, надо же...
  Однажды, это было в субботу вечером, Антон увидел на сайте новый столбик от одного знакомого поэта, того самого, с которым вместе возвращались в Питер после журфикса на Красной Пресне.
  АНТОН ИЗЮМОВ: привет ненормальный прекрасный верлибр как делюги?
  БОТАН: здарова писатель. держусь. что у тебя с телефоном я звонил вчера.
  АНТНОН ИЗЮМОВ: у меня новый номер сейчас тебя наберу.
  Ботаник рассказал, что напечатал книгу своих стихов, арендовал на воскресение два квадратных метра в "Буквоеде" на Лиговском проспекте, будет завтра сидеть торговать. Он уже обзвонил всех "наших" - Питерских, хотел пульнуть анонс на "Литсбыте", но боится, что его забанят.
  - Ты чего, спонсора нашел?
  - Да это копейки, сто буклетов, так они в типографии называют книжки малым тиражом, сто буклетов где-то около семи тысяч, верстку я сам сделал, ISBN - тысяча, ну и так далее, в общем, все по карману. Приходи.
  - Придем обязательно, возьмем чего-нибудь.
  - Да-да, "чего-нибудь" обязательно.
  В воскресенье еще ночью опять завыла метель, началась зима - настоящая, та самая, которая до апреля.
  Они решили пить с самого утра, начали с подоконника на кухне, Настя мелькнула в коридоре.
  - Вы куда?
  - Кутить.
  - Я с вами.
  - Иди в жопу.
  - Сиди дома, малыш, на улице вьюга.
  Позавтракали в любимом подвале, с собой взяли бутылку - пол-литра. Ботаника разглядели сквозь мельтешение мокрых спин, народу было много, метель ему в помощь. Он сидел за раскладным столиком, в футболке "Литсбыта", подаренной Антоном, рядом у ног клетчатая барыжная сумка. На столике развал одинаковых книженций и симпатичный плакатик - метафизическая подворотня, ночь, пятна окон, тени в подворотне, "торгует автор требуйте автограф" все это маркером на скорую руку. Рядом ценник на клочке бумажки - "100 руб". Легкий ажиотаж, одни бабы, фотографируют автора на телефоны и планшеты.
  - Он что, известен?
  - Я бы сказал, популярен в определенных кругах.
  Они подошли, Антон представил Фила, купили по книжке, растопырили свои мокрые куртки на вешалке, заказали сок, сели читать.
  - Делаем вид, что мы в ахуе, бровями умеешь шевелить?
  - Глаза могу надувать, вот так.
  - Ой, не надо.
  - Невозможно читать, буквы прыгают.
  - Спасибо, девушка. Сок апельсиновый? Отлично, сейчас "отверточку" замешаем.
  - Водка в куртке, как бы незаметно...
  - Я сделаю, сиди, нужен пакет.
  Антон смешал Ботанику коктейль, поставил на стол, поэт немедленно выпил, Антон разбавил еще, воткнул в бокал соломинку.
  - Не спеши.
  Водку наливали в сок, закрывшись куртками, Ботаник снял пальто, стал часто протирать очки и бегать в туалет, Антон садился вместо него, хлопал в ладоши. Покупатели оборачивались. Ценник валялся в луже под столом.
  - Сколько стоит?
  - Девушка, берите так.
  - Автограф.
  - М-м-м, а вон идет...
  Ботаник прибегал с расстегнутой ширинкой, лоб мокрый, девчонки смеялись, аромат перегара придавал брутального шарма, было весело. Ботан рисовал вместо автографов то горбатого мамонтенка, смайлик - чебурашку, подписывал книгу то своей настоящей фамилией, то сетевым псевдонимом, кому-то нарисовал свой номер телефона. Антон с Филом пошли гулять до пирожковой, купили еще бутылку. К столику возвращались утренние покупатели - забыли вензель поэта на обложке, гадали, кто из этих троих автор. Длинный, лохматый хрящ в круглых очках, "американец" в белой рубашке под пиджаком или лысый дядька в джинсовом костюме и блестящих ботинках на ребристой подошве.
  - Прекрасная книга! Это вы?
  - Это я.
  Клетчатая сумка похудела наполовину, осталось экзов десять, в четыре часа Ботан махнул рукой:
  - Надоело, пошли отсюда.
  Непроданное решили оставить на полке с бесплатными буклетами у входа в супермаркет. Охранник отвернулся, ничего не сказал.
  - Искусство должно быть доступным!
  Фил плакатик с подворотней забрал себе.
  - Куда дальше?
  - Не знаю, только не домой.
  - Исключено.
  - Погодка еще прогулочная...
  Ботан куда-то позвонил, ему не ответили, и это его почему-то обрадовало, он сказал:
  - Я знаю место, пошли.
  В универсаме купили продуктов, на Невском сели в троллейбус, проехали весь проспект до Дворцовой площади. Потом шли против ветра и снега вдоль стены очень старого дома, скорее всего, еще времен Петра Великого. Торцом дом выпирал на берег Невы и когда-то, наверное, обозначал въезд в переулок, давно разрушенный и ныне забытый.
  Остановились у железной двери, Ботан брякнул ключом в замке.
  - Входите быстрее, я сейчас сигнализацию выключу.
  - Что это?
  - Запасники одного музея, прошу в мою башню.
  Они поднялись по каменной лестнице в каморку, вероятно, под самой крышей, сложили продукты на столе, Ботан с Олегом сразу ушли за ножом и посудой.
  Антон сел у полукруглого окна, было тихо, метели не слышно, он видел Эрмитаж на том берегу белой от снега реки, Ростральную колонну, белые с проталинами крыши - красота, как на черно-белых открытках семидесятых годов. Каким бы еще секретным фотошопом вырезать навсегда этот металлолом на колесах, прущий по мосту и Стрелке, эту рекламу на крышах. И заменить. Чем? Можно пустить одинокий троллейбус, нарисовать негра в пальто на остановке, рядом военного в шинели, с портфелем, пару беспризорников в растопыренных шапках-ушанках. На Стрелке экскурсионный "Икарус", это обязательно, это всегда, и крепко сбитая в тесный кружок группа туристов.
  Пальто у негра с каракулевым воротником, советское, уебищного покроя, с квадратными плечами и ремешком на поясе. В любом универмаге висели по шестьдесят рублей, эту дрянь носили только негры и нищие...
  - О чем задумался?
  - Красиво тут у тебя.
  Олег нарезал закуски, открыл бутылку, Ботан попросил не переключать музыку в радиоприемнике, напарник узнает - скандал будет, эту волну на средней частоте потом не поймаешь. Никто и не собирался, шероховатые звуки эстрадной оркестровой музыки из динамика, обшитого желтым вельветом, отличное сочетание с полукруглым окошком в прошлое столетие. Ботаник спросил:
   - Что пишешь сейчас?
  - Да так, экспериментирую.
  - А я поэму задумал.
  - Ты сколько сегодня книжек продал?
  Ботан с Олегом стали считать.
  - Половина тиража у меня дома, значит, было пятьдесят, осталось девять штук, пять подарили, тридцать ушло к четырем часам, я считал деньги. Шесть штук пропали неизвестно куда.
  - В следующее воскресение пойдешь?
  - Нет, остатки распихаю по магазинам и забуду, аренда в "Буквоеде" дорогая, я же не буду продавать книжку по триста рублей, а на рынок лень тащиться. Наживы-то никакой, это не коммерческий проект, так, пиар-акция, пусть знают нашего поэта.
  - Во сколько говоришь одна книжка обошлась?
  - Зачем тебе?
  Олег достал из-за пазухи пиджака рисунок с подворотней и звездами, повертел его в руках, убрал обратно.
  - Почитать вам мою новую поэму?
  - Давайте в окно посмотрим.
  - А включи лучше Интернет, может, война началась...
  - Все понятно, давайте выпьем и я вам кое-что покажу.
  - Вот выпить давно пора.
  Они чокнулись, слопали по бутерброду, Ботаник махнул рукой.
  - За мной, только тихо, в том крыле охранник где-то гуляет.
  Спустились вниз к стеллажам с ячейками хранения, пошли по длинному коридору мимо ненужных, вероятно, на сегодняшний день музейных экспонатов. Справа, слева бесконечные коробки на полках, стеклянные витрины с какими-то минералами, костюмы неизвестных народностей, попались даже доспехи. Наконец лабиринт вывел их в тупичок с дверью под номером "101", Ботаник распахнул дверь, включил свет.
  Маленькая каморка: на деревянных полочках, как в домашнем погребе, стояли запечатанные трехлитровые банки. В них в мутноватой жидкости застыли, словно космонавты в невесомости, голые человечки, дедушки. Кудрявые головы и длинные бороды, чуть приоткрытые глаза, крохотные пальчики на конечностях, все они были ростом с бутылку, половые органы отсутствовали.
  - Что это мазафака?
  - Гномы, а вот русалка и водяной.
  Русалка улыбалась, она занимала все пространство колбы, ей было тесно, голова с кулак, желтые волосы, грудки с ноготок, серое тельце внизу заканчивалось рыбьим хвостом.
  Водяной - плотный кусок шерсти с двумя белками глаз из-под густого козырька бровей. Рот существа в безмерном ужасе изогнут в скорбную дугу.
  - Что это с ним?
  - Это он Иру Ильину увидел. Мы их всех в Новгородской области наарканили, в экспедиции девушка была с нашего института, этот бедняга вообще людей никогда не видел, а тут Ира из-за дерева - оп!
  - Не понимаю.
  - Когда я познакомился с Ирой, потом не спал неделю, кричал, кошмары мучили, но прошло, привык. А вообще, кто ее видел заикался пару дней, фотоаппараты выходили из строя, зеркала лопались. Кстати, она тоже здесь, вот.
  Антон с Олегом вздрогнули: в большой пятилитровой банке плавала лишь голова.
  - А ее-то зачем? Убили?
  - Сама, царство небесное, довели девку, вены вскрыла, тело нам завещала.
  Перешли к последнему экспонату, собаке в круглом аквариуме. Пес как бы бежал куда-то, морда вытянута, взгляд мудрый, хвост кольцом. Внизу на бирке имя и цифры - "Милорд 2001-2012".
  - Редкая порода?
  - Нет, просто говорящая собака.
  - Понятно, обыкновенная говорящая собака.
  - У нас целая фонотека с записями, можно потом послушать.
  - Гав-гав!
  - Гау-гау!
  - Ау-у-у!!!
  Вернулись в мансарду, молча расселись по своим стульям, выпили, слышали шаги охранника внизу, хлопнула где-то дверь. Снежные хлопья падали и падали, казалось, это их деревянный звездолет летит вверх в сером космосе сумерек.
  Ботаник совсем расклеился, вернулся из туалета, сел на пол спиной к дивану, Олег рассказывал:
  - Это было в Лондоне, года два назад, я возвращался откуда-то домой по Пип стрит, я там снимал румс за четыреста фунтов. Уже издали видел дом, в котором жил, и мне показалось, что как только я взглянул на свои окна, там погасили свет. Смотрю, дверь нашего подъезда открылась, вышел человек и пошагал мне на встречу. Он глядел себе под ноги, опустив голову, будто всего стеснялся, прошел мимо. Людей там всегда не очень много, улица без магазинов, жилой квартал...
  - Ну и чего?
  - Я сразу узнал его, как люди узнают себя со спины на фото или видео. Даже пошел за ним, боясь окликнуть, потом отстал, испугался, что он обернется, наши глаза встретятся, я не был уверен, скорее всего, я обознался. Он вышел на широкую, многолюдную Комус гарден и потерялся в толпе. Это был я, я сам, не помню, как это по-русски, фантом что ли, в квартиру я вернулся с приятелем, собрал вещи и переехал жить в другое место, вот так.
  - Мы все умерли, - всхлипнул Ботаник, - мы давно все умерли.
  Он уже лежал на полу, руки на груди, очки блестели.
  - Пора нам собираться, а его завтра разбудят.
  Они переложили "покойного" на диван, выключили все из розеток, закрыли форточку, собрали со стола весь компромат и покинули музей. В отличии от поэта, эти двое были еще как живы.
  У Олега в бумажнике завалялась визитная карточка, подобранная им в гостинице, когда он приезжал в первый раз. Он позвонил, назвал адрес Антона. Через полчаса пришли негр с негритянкой, увидев эту пару в куртках - алясках. Сутенера звали Оливер, Олег расплатился фунтами.
  - Сам откуда?
  - Камерун.
  - А я фром Ингланд.
  - О-о-о, - негр засверкал белыми зубами, закудахтал на ломаном английском.
  - Не-не, все давай, испаряйся, будешь в Лондоне, заходи.
  Оливер спросил - можно в туалет? Олег махнул рукой в конец коридора. Девушку звали Яйя. Они посидели немного втроем, выпили, потом Фил взял бутылку и ушел на кухню, что бы не мешать.
  Антон никогда не видел голых негритянок, немного испугали розовые ладошки и белки глаз на полированном лице...
  Олег выпивал, сидя на подоконнике, включил музыку на всю катушку. Пришла Настя.
  - Олег, ты?
  - Я.
  - Вы куда пропали?
  - Мы-то?
  - Антон в комнате? Там женщина смеется...
  - Релакс. Хочешь выпить? Отличный виски, двадцать фунтов бутылка.
  - Олег, у меня скоро операция, вдруг...
  - Все будет нормально, дружище.
  - Сделай музыку потише, ты такой пьяный.
  - Нормальный.
  - Через неделю Новый год, я буду в больнице, приходите ко мне.
  - Обязательно.
  - Меня забирают завтра, пойду сама ему скажу.
  - Не стоит этого делать.
  Настя ушла, пока он тушил сигарету в пепельнице, раздался грохот, тетя Галя высунулась на шум. Дверь в комнату Антона настежь, Настя сидит на полу задумчиво, видимо, в состоянии аффекта, зажимая запястьем нос, рядом валяется ботинок "Врангель"
  Вопль тети Гали! Из ванной, истекая водой, вылезла на цыпочках некая черная, корявая человекоподобная субстанция и поковыляла на кухню, там сушились на веревке полотенца, это был Оливер, про него и забыли.
  - Ай нид э тауэл, тауэл (полотенце)!
  - О, дурак.
  Тетя Галя уже кричала в телефон - в квартире джаз-фестиваль, бегают голые негры, Настя лежит в коридоре из носа кровь...
  Прошло полчаса, примчались все - мама Насти, дядя Сережа еще какие-то люди, Антон, Олег, их африканские гости успели удрать от греха подальше.
  Вернулись домой, когда погас свет в окнах соседей, разбрелись по своим диванам, и тихо стало в квартире, только несчастная тетя Галя допивала украдкой на кухне заморский вискарь.
  
  Фил улетел опохмелятся в Лондон на следующий же день, сказал - скоро праздники, надо готовиться. Настю увезли еще вчера...
  Антон тридцатого декабря позвонил своим родителям, сказал что в этот раз не приедет. Никого не хотелось видеть, вообще.
  Конверт почти пуст, осталась одна купюра, должно было хватить до весны, так рассчитано неведомым бухгалтером, всем наплевать на его аппетит.
  Он пошел гулять, начинало темнеть, толпа на Невском толкала в спину и плечи, крутила на перекрестках. Щелкают петарды, все смеются, много пьяных.
  - Хули вы смеетесь?
  Он нырнул в распахнутую вертушку "Дома Книги", поднялся на последний этаж, и здесь народу как в автобусе. Это прибавило настроения, вспомнил слова Олега - люди не бросили читать, и это главное. Да, для него это главное, какая-то надежда. Интересно, что скажет "эта дура", а вдруг зафыркает, пропишет Филимону подзатыльник, закатит истерику, потребует конверт обратно. Ох, лучше не думать. Да не, не может быть, ее строчки вообще читать нельзя, он красиво все сделал, должно понравится.
  На третьем этаже современная проза, "Дом Книги" чем хорош, здесь большой выбор малотиражной литературы и самиздата, вот два его любимых стеллажа. Антон засмеялся, увидев знакомый "буклет", цена сто пятьдесят рублей, нормально. Он переставил книжки Ботаника в "праймряд", то есть на полочку, которая на уровне глаз покупателя, одну в фас обложкой.
  - Вот так, что бы все видели...
  Ничего не купил, все новинки от "Лениздата" и "Эксмо" у него есть, еще даже не читал. А выбирая самопал, главное - не потратить деньги зря, эти книжонки за счет автора мало чем отличаются от интернет публикаций. Тот же кал, только на бумаге.
  Надо успеть еще в "Кулинарию", придется постоять в очереди за готовыми салатами. Как много народу, а он сейчас будет один, да скорей бы.
  Позвонила мать - с наступающим, ты у друзей? Да, у друзей, все нормально. Да, вас тоже с праздником! Когда приеду, не знаю. Пока! Пока...
  У друзей. Каких на фиг друзей?! Им не до него, это нормальные люди, делают то, что должны делать нормальные люди. Переезжают из коммунальных комнат в квартиры, меняют машины, детишек куча, отдыхают черт знает где, он таких названий и не слышал.
  "ВКонтакте", семьдесят рыл "друзей".
  - Кто вы? Кто все эти люди?
  У него почти пустая страничка, фотография только та, что на аватарке, зато много музыки и видео, "стена" заляпана новогодними соплями - "поздравляю!", котики, банты, елочные игрушки, зайчики, гирлянды.
  - Ну, привет, Леха.
  Старинный кореш еще со школы, если звонит, значит, бухой. Жена. В спортивном костюме, плечи, как у штангиста, жопа лягушачья, деревенская кость. Альбом - "аэробека)))". Пожалуй, лучше это не видеть. Вот Леха в обнимку с дельфином, голубая вода, песок, пальмы, дети - "египет)))".
  Альбом "мой сынуля)))" сто пятьдесят одинаковых фотографий.
  - Блядь, кому это интересно? Твой сынуля задушит тебя потом за квартиру или сипровизирует кухонным ножом в героиновом припадке на почве латентной слабости к извращениям.
  - Так, дальше. Здравствуй, Ирочка!
  Подружка его, тоже работала на складе, была в этой комнате. Молодая, красивая баба, "я счастлива!)))" Две тысячи кадров расфасованы по альбомам, вся жизнь, "наше счастье)))", "МЫ!!!)))", "гуляночки)))". Кто это - мы? Кольнула ревность. А, понятно, все как обычно - мурло квадратное, лысый, деловой, Архангельск. Ну, почему бы и нет, может, это и есть то самое - "счастье".
  - А вот и наш Олеган.
  Ничего нового, десяток фотографий с их знаменитой площади Пикадили, двухэтажные автобусы да маленькие черные такси нарезают круги вокруг статуи с крыльями, вечная реклама "SONY" и "TDK". Олег везде один, в костюмчике улыбается, позирует. Он сказал вернусь - бизнес замутим.
  - Ничего ты не понял, дружище, хули мне твой бизнес, "замутить" я могу сам хоть завтра...
  Завтра пойду возьму кредит, куплю все, что есть у вас - любое гавно, которым вы так гордитесь. Только надо ли? Каждый живет, как он хочет, вот ему ничего не надо, у него ничего и нет.
  Они познакомились в тысяча девятьсот девяносто пятом году на ринге в спортивном зале стадиона им. Ленметростроя, Антон только вернулся из армии, жил с родителями в Озерках. Они вместе ездили после тренировок домой, Олег учился, мог хоть десять лет учиться, мать была какой-то шестеркой в Смольном. Он постоянно твердил - надо валить отсюда, куда-нибудь подальше, от этой Советской власти, которой не будет конца, только нужна "тема", нужны деньги. Антон часто бывал у него дома, смотрели фильмы по "кабельному", "MTV", еще американское, потом Фил, без предупреждения, очень тихо, уехал по какому-то хитрому приглашению в Соединенное Королевство Англии, Шотландии и Северной Ирландии, у мамы и там были друзья. Пару раз звонил, написал одно письмо, потом пропал.
  Антон после драки в ночном клубе на канале Грибоедова познакомился с "пацанами", вместе убегали от милиции по кривым улицам, что за Казанским собором. Ездил с парнями на какие-то "стрелки", разборки, мало чего понимал, но потом быстро соскочил, сбежал после первого же залпа по нему из огнестрельного оружия. Надо было жениться. Женился. Не понравилось, развелся. Влюбился, тоже неудачно. Родители разменяли квартиру в Озерках, переехали в Купчино, ему досталась вот эта комната в переулке Джамбула.
  Пятнадцать лет долой, так он и живет один, срет буквами на литературных сайтах, рисует благодарным слушателям высосанные из пальца истории из "лихих девяностых", ждет чего-то...
  Он включил телевизор, стрелки на часах Кремлевской башни склеились на римской цифре двенадцать, бум-м, бум-м. Ура!
  - С Новым годом, дорогие товарищи, с новым счастьем!
  
  ***
  Через несколько дней после Нового года самый главный врач разрешил снять повязку.
  - Открывай глаза, не бойся.
  Он что-то записал в своем журнале, больше ничего не сказал и вышел из палаты.
  Здоровому индивидууму трудно представить, что чувствует человек, к которому вернулось зрение, те первые мгновения. Радость? Шок? Но это только самые первые минуты, потому что голоса, запахи - все как было вчера, позавчера и много дней назад. В первый день Настя мало разговаривала, все-таки легкая контузия имело место быть, дядя Сережа, Алина такие, какими она себе и представляла, мама такая же. Врач строго запретил плакать, сказал - потом наплачешься, вся жизнь впереди, еще насмотришься разного...
  На следующее утро разрешили раздвинуть занавески, на третий день телевизор полчаса, потом ее выписали. А еще через день она пошла гулять одна.
  Глаза привыкли к белой зимней плоскости одинаковых улиц, нашла новую станцию метро, повторяя все действия пассажиров - жетон, турникет, эскалатор, перрон, поезд - доехала до "Садовой".
  Ух, Сенная площадь, закружилась голова, она засмеялась! Ее толкали со всех сторон, извинялись, она не оборачивалась, все смотрела, смотрела, смотрела.
  Что здесь раньше было! Где грузины - господины? Где зеленые палатки, где торговля с ящиков разной чепухой? А бомжара, что танцевал у ларька "аудио - видео", сдох скорее всего, конечно же. "Макдональдс" старый знакомый, она зашла, вонь, как в зоопарке, очередища в женский туалет, на кассах вместо детей какие-то тетки свирепые, смотрят - ну и хули приперлась, пожрать больше негде?
  Ей было тринадцать, они с мамой сидели вот за этим столиком у окна, лопали гамбургеры, вдруг бух! Рухнул козырек над входом в метро, они выбежали на улицу, крики, густое облако пыли, все бегут куда-то, несколько человек насмерть, май девяносто девятого. Через месяц она сама чуть не погибла, не спилил дед яблоньку.
  Купила молочный коктейль, села за столик у окна, в толпе на площади одна молодежь, здесь много институтов, или по-новому - университетов. В то последнее лето девчонки носили джинсы и юбки, спущенные чуть ли не до колен, трусы до ушей, голые животики, мода была такая, первые телефоны мобильные на груди, на поясе, главное, чтобы было видно.
  В торговом центре она присела на диванчик, устала и заболели глаза.
  - Ладно, поедем домой, в следующий раз, я доберусь до тебя...
  Но очень скоро ей стало некогда думать про переулок Джамбула и соседей, которых Настя никогда не видела, надо было учиться, вспоминать, догонять, поступать на подготовительные курсы. Прорезались морщины в уголках глаз, она стала выглядеть на свои двадцать пять...
  Его звали Денис, молодой офицер полиции, будущее России, ипотека без проблем, да и вообще все без проблем, если не жадничать, не зарываться. Дядя Сережа познакомил:
  - Сын моего товарища, хороший парень.
  Десять лет назад в тренде были коммерсанты, бизнесменишки, Алина сказала, идеал нормальной девушки сегодня - молодой госслужащий, но и милиционерик сойдет, ведь они тоже по большому счету чиновники.
  Они всей компанией ездили к ней домой на машине Дениса, надо закрыть комнату на ключ, забрать кое-что из вещей. Долго не задерживались, никого не видели, она испугалась, вдруг сейчас выскочит из "той" комнаты кривой мужик, пьяный и обоссаный, ей почему-то так представилось. И чего боятся-то, все равно когда-нибудь увидит. Но давайте не сегодня. Он был дома, когда уходили, она заметила спицу света над его дверью.
  Ей понравилась ее комната, она жила там с первого класса с бабушкой, пока мама устраивала свою личную жизнь.
  В телефоне всего семь номеров, подстричься надо, день рождения скоро.
  - Подождем, он не может про меня забыть.
  Интересно, какой он? Аля говорила, что страшный, на аватарке "ВКонтакте" какая-то пуговица, ни одной фотографии. Вспомнит про день рождения? Про Новый год забыл, ладно, прощаю и ботинком по носу прощаю и даже негритянку...
  
   4
  ANTON: чо нового? когда?
  OLEG: привет только собирался тебе отписать. видел я вчера светлану нашу юрьевну
  ANTON: ну и чего?
  OLEG: она сказала что ты лох печальный, и я пиздюлей получил, короче ей не понравилось
  ANTON: и чего делать?
  OLEG: ничего, пошла она в жопу, не нервничай все будет ок я скоро приеду, есть пара мыслишек, отдыхай привет соседям.
  Не понравилось... Да и плевать. На работу только возвращаться очень не хочется, а так он привык к обломам.
  Насти долго нет, надо узнать, в какой она больнице, Галина знает. Галя постоянно на кухне, это ее вторая комната, сын Мишка здесь делает уроки, обедает. Приходит вечером мужчина, они на кухне беседуют, курят, поддают, магнитола поет.
  Не, к Гале не хочется, он вообще старался не выходить из своей комнаты, только по крайней нужде. Ссал в пустые бутылки, утром их в пакет и на помойку, по дороге в "Кулинарию" за селедкой под шубой. Пятьсот рублей утром и примерно столько же вечером, не оборачиваясь, не считая, сколько скажут, столько - пожалуйста. Последняя мелочь в карманах, да и плевать.
  Настя говорила, операция в декабре, позвонить некому, номер ее матери улетел в форточку вместе со старой сим-картой. Он никогда и не звонил, номер был записан давным-давно так, на всякий случай. Ой, да и плевать на них на всех, Настя объявится, сама первая постучится...
  Ботан тоже пропал: вот кому он завидует, всегда чем-то занят, постоянно кого-то ищет, еще какие-то марки жрет. Он видел его пару дней назад, безлюдным новогодним утром, но не стал подходить. Ботан кого-то встречал на углу Невского и Восстания, подпрыгивая от холода, вглядывался в глубину Невского колодца, без шапки, круглые очки побелели.
  Насти нет уже две недели, почему так долго? Комната ее открыта, никогда на ключ не закрывалась, запах как в помещении, где много детей, старинный телевизор на комоде, унылые тряпки торчат из шкафа. Кровать, круглый стол, у комода спилены углы, миллион раз он здесь был, даже спал вот в этом кресле.
  Хлопнула дверь, это было утром, он услышал голоса за стенкой в ее комнате, Настя и Алина, Настя говорила чуть громче, как ему показалось. Он даже привстал на диване, но тут мужские, бодрые голоса, это не отчим, молодые парни, по интонации друзья, и скорее всего друзья близкие. Хруст пакетов, пробыли минут пять, дверь опять грохнула, смех на лестнице, голоса затихли, еле слышно бахнула железная дверь подъезда. Он опомнился, быстро оделся, выскочил на улицу. Машина уезжает, притормозила, вспыхнули задние фонари, он махнул рукой. Даже разглядел кого-то на заднем сидении.
  Набрал в строке поиска "ВКонтакте" ее фамилию и имя, просто так, ни на что не надеясь. Его будто обожгло, он вскочил со стула, - Настя, ты что ли?! Залп из двустволки, ее взгляд, ее глаза, живые. Вернулся за стол, смотрел в монитор минуты две. Она где-то в торговом центре, с Алиной, с каким-то парнем круглоголовым. В футболке, куртку в руках держит, голые руки и шея, короткая прическа, он раньше никогда не обращал внимания на ее руки и другие части тела, просто не видел, не хотел.
  - Да ладно, все нормально, что за паника?
  День рождения завтра, адрес помнит, один раз он привозил ее туда, давно это было, подъезд, этаж, квартира напротив лифта, это недалеко от его родителей. Да, решено, он поедет туда, имеет право.
  Вдруг вспомнил, два или три года назад, его уговорили съездить с ней на какую-то дискотеку, вечер для инвалидов совпал с ее днем рождения, все друзья-подружки заболели, мама дала денег. Они приехали куда-то на Петроградскую в Дом культуры, нарядные люди, как на школьном вечере, сидели на стульчиках вдоль стены. Грохнула музыка, он ушел в буфет, оставил ее одну. В буфете предлагали из алкоголя только коньяк и шампанское, он быстренько налакался, познакомился с очень красивой глухонемой девушкой. Зина - она написала в своем блокнотике, он попросил авторучку и нарисовал - Петр. Пошли танцевать, он раза четыре покупал дорогущий коньяк, потом они склеились в поцелуе, держась друг за друга в медленном танце. Зина звала его, махая руками в сторону выхода, на улице их догнал мужчина, Антон видел его там на танцполе в зигзагах цветомузыки, большой нервный мужчина, тоже инвалид. И навстречу из-за угла выскочил еще один постарше, и эти двое глухонемых мужчин стали драться в темном переулке.
  - Апц! Амн! Гхыа! Анц!
  Зина бросилась разнимать.
  - Ауаэ! Ауаэ!
  Антон убежал. Насти нигде не было, все танцевали: девочки и мальчики, мужчины и женщины, некрасивые, саблезубые, очкастые. Надо уходить отсюда, он спросил у дамы с бэйджиком - не видели? Слепая!
  - Здесь она! Ждет вас!
  - Спасибо!
  Настя сидела в кресле за дверью с табличкой "служебная", икала от слез, щеки черные, цепочки нет, потеряла или сорвали, мама надела ей поверх свитера тонкую золотую цепочку.
  - Где цепочка?
  - Не знаю, с девочками вместе в туалет ходили, потом я танцевала с мальчиком, он меня бросил. Тебя кричу, кричу, охрана в угол увела, я сказала, за мной сейчас придут.
  - Бог меня накажет...
  - Что?
  - Ничего, пойдем.
  - У меня, наверное, тушь потекла.
  - Здесь темно, не видно.
  
  Он приехал в Купчино в два часа, хотя вышел утром. Возвращался от метро обратно раз десять, сомневался, проклинал, глазел на экспонаты в магазине "Подарки", час сидел в любимой "Кулинарии". В Купчино купил розы, завернутые в блестящую чешую, быстро нашел дом и парадную.
  Дверь открыла незнакомая девочка, увидела букет, ничего не спросила, только поздоровалась.
  - Здравствуйте.
  Громко шумел телевизор, тени на кухне.
  - Здравствуйте, Настя здесь?
  - Проходите.
  Антон не стал раздеваться, снимать ботинки.
  - Кто там?
  - Не знаю, мужик какой-то.
  - Я поняла. Иди сюда!
  Он вошел в комнату, почему-то сразу уставился в телевизор, показывали "Властелин колец".
  - Привет, культовый фильм смотришь?
  - Привет. Ага.
  - Старый...
  - Но я же не видела.
  Она вдруг засмеялась громко, вскочила с дивана, убежала из комнаты. Мужские голоса в коридоре:
  - Почему дверь открыта?!
  Мама отозвалась из кухни:
  - Этот пришел.
  Антон поздоровался, оглянулся, ее нигде не было, угол праздничного стола, много мужчин в коридоре, все смотрят на него. Она смеется где-то там, за этими головами. Жаль. Как выйти, пройти сквозь них и не упасть? И сказать больше нечего, не дадут.
  - До свидания. Извините...
  - Всего хорошего.
  Закрыли дверь за ним, на лестнице тихо, он вернулся, приложил ухо, Настю уже не слышно, какая-то возня, топот ног по коридору, музыка.
  Он спустился по лестнице, держась за перила, медленно побрел к метро. Домой он не поехал, об этом не могло быть и речи, опять один в этом склепе. Какой он дурак, Господи! Ничтожество, ноль, чем он всю жизнь занимается, все эти буковки, трепыхания...
  Позвонил родителям.
  - В Новый год не был, посидим, выпьем...
  Два дня и одну ночь прожил у них на кухне, спал на раскладушке, квартирка маленькая, однокомнатная. В пятницу утром попрощался, ушел, обещал позвонить, как приедет домой.
  - Привет, чего делаешь?
  - Да ничего особенного.
  - Хреново мне, Игорян...
  - Водку не пей больше.
  - Почему?
  - Ты где?
  - Где-то в центре, домой идти не хочу.
  - Слушай меня...
  Они встретились у касс "Аэрофлота", прошли немного по Малой Морской, свернули во двор. В черной зассаной парадной Ботан снял очки и пальто, отдал Антону.
  - Подержи.
  На втором этаже позвонился в квартиру, звонка не слышно, но чьи-то шаги, грохот засова.
  - Ты?
  - Я.
  - Кто еще?
  - Свои.
  Бородатый дядька в свитере и пляжных шортах поздоровался, провел их по коридору в комнату. Здесь было светло и жарко, из невидимых динамиков доносилась сложная электронная музыка. Везде картины, непонятные - какая-то цветная геометрия, части человеческого тела, глаза, полужопия. В углу шикарный диван, на стене телевизор.
  Игорь с мужиком о чем-то спорили, Антон присел на пуфик возле дверей. Мужчина достал из сейфа крохотную черную шкатулку, Игорь взял ее в руки, о чем-то спросил, мужчина замотал головой - нет-нет-нет - и тут же получил шикарный удар ногой в висок, грохнулся на пол. Антон замер, мужик лежал, зажмурившись, борода вверх, волосатые ноги шевелились.
  - Ну, чего сидим!
  Они выскочили из квартиры, дворами на улицу, Игорь надел пальто, очки, свернули на набережную Мойки, здесь совсем тихо и безлюдно.
  - Предупреждать надо. Он хоть жив?
  - Жив, первый раз что ли.
  - Покажи, что там.
  - На смотри.
  - Ух ты!..
  Изящная, лакированная, коробочка, готической вязью на крышке буквы "Alice in Wonderland". Антон открыл шкатулку, внутри в бархатной нише соединенные тонкой перфорацией лежали две серенькие марки.
  - Осторожно, дай я сам. Надо отойти куда-нибудь.
  - Давай здесь.
  - Держи во рту, пока не растает.
  - Ха-а-шо.
  Пустая шкатулка полетела в канал, они пошли дальше по набережной в сторону Невского проспекта...
  - Я слышу оркестр.
  - Я тоже слышу, опять какой-нибудь флэшмоб.
  - Надо выяснить, что там происходит.
  - Непременно. Только не беги.
  - Я и так очень тихо иду.
  - Фу, не могу больше...
  - Ты же молодой, Игорян! Ты чего?
  - Иди.
  - Пойду гляну и обратно, жди меня здесь.
  Антон пошел дальше один. На узкой гранитной тропинке, что тянется вдоль ограды набережной канала, ему навстречу приближалось какое-то существо, между ними было шагов тридцать. Непонятно, животное это на задних лапах или человек, кто это? Кенгуру! Ну да - кенгуру. Да нет, человек, конечно же, с острой мордой. Тогда женщина. А как это может быть? Существо каким-то танцевальным движением развернулось боком, прижалось хвостом к ограде, чтобы пропустить встречного пешехода, и как бы в испуге прижало передние лапки к груди - так детишки изображают зайчика. Антону же все казалось, что это баба в меховой шубе.
  - А может, и не баба. Здравствуйте, ой, извините, я подумал, вы женщина.
  - Женщину ты в зеркале увидишь.
  Тонким лисьим голосом тявкнуло существо.
  - Что?
  - Там.
  Существо тыкнуло своей замысловатой конечностью в витрину магазина. Антон приблизился к черному зеркалу, и увиденное им почему-то рассмешило, а не напугало. Ему в глаза смотрела с той стороны зазеркалья растрепанная, похмельная проститутка со злым, недовольным лицом. Кривые локоны до плеч, рубашка навыпуск поверх скатанной до пояса юбки. Мускулистые ноги, полосатые гольфы и туфли с пряжками. Кенгуру на набережной взвизгнуло:
  - Попрыгай!
  Антон подпрыгнул, клетчатая юбка расправилась, как положено, до колен, блеснула квадратная пряжка на поясе, Антон еще раз прыгнул и превратился в девочку с красивыми глазами и длинными ресницами.
  Существо пропало, на небе очень ярко вспыхнуло солнце, оно стало желтым, летним, Антон засмеялся и бросился вперед - туда, где оркестр.
  На проспекте много народу, но толпа не двигалась, все стояли на тротуаре, глазели шествие на проезжей части. За оркестром в двух метрах над асфальтом плыли надувные овощи, прямо перед Антоном проплыла огромная оранжевая морковка с тряпичной ботвой, ее за стропы держали парни - колхозники. Надутая гелием тыква катилась сама, за ней смешная редиска, кабачок величиной с дирижабль, на боку надпись - "Теплицы Гатчинский район".
  Солнце лупило, отражаясь от филигранного купола Казанского собора, было жарко и весело, вокруг хихикали, бегали туда-сюда, кого-то несли на руках. В переулке за храмом работники зоопарка с факелами ловили пиявку, точнее пытались загнать ее в клетку. Пиявка большая, размером с трамвай, боялась огня, мерзкая кожа ее бултыхалась, она горбилась, надувалась, вытягивалась, норовила улизнуть в подворотни. Оставляла после себя слизь на асфальте, плоская ребристая голова ее порхала над улюлюкающей разбегающейся толпой. Пиявку, жаля факелами со всех сторон, наконец-то затолкали в клетку, взревел двигатель, бульдозер потащил добычу обратно в зоопарк.
  Антон подружился с какой-то компанией, они все вместе побежали купаться в фонтан у памятника Барклаю Де Толли. Купаясь, он потерял новых друзей, его бросили, да и плевать, надо где-нибудь спрятаться, выжать мокрую юбку и гольфы.
  Кто-то из толпы два раза крикнул его по имени, он даже не обернулся. Черная тень накрыла улицу, что это? Воздушный змей! Какой красивый, великолепный, а кто им управляет, кто дергает за нитку? Он шел, завороженный инопланетным узором на парусах, спотыкался, упал, вскочил, ниточка тянулась в подворотню.
  Он вбежал во двор, что здесь? Ах...
  - Сволочи!
  Несколько мужиков избивали слоненка. Цепями, палками, снятыми ботинками. Потные лица, оскаленные рты, проклятия. Голова слоненка застряла в канализационном люке, оттуда он трубно, глухо визжал, передние лапы взлохмачивали асфальт, уши из люка торчали, как капустные листья из кастрюли. Слоненок истекал кровью, перебитый хвост слабо вибрировал, вот-вот он рухнет на бок и свернет себе шею. Хлест железа по плоти, рычание, предсмертный рев, Антон зажал уши и выбежал на проспект.
  Под зонтиком уличного кафе человек-кенгуру и двое пьяных карликов играли в покер. Они держали карты открыто, каждый игрок мог видеть, какая масть на руках у соперника, как-то странно для покера. Рядом за столиками отдыхали работники зоопарка которые ловили пиявку, пожилые мужчины в черно-красных ливреях и комичных шляпах-цилиндрах. Человек-кенгуру обрадовался, задрал вверх копытце, заблеял:
  - Дружище!
  - Кенга! Помоги! Там мужики слоненка убивают! Где милиция?!
  - Слоненка! Ты сказала слоненка?! - запищали карлики, противно заскрипели пластиковые стулья об асфальт, посетители кафе, теряя цилиндры, спешно покидали террасу. В первый раз существо-кенгуру повернулось к Антону в фас: глаза - две угольно-фиолетовые сливы, морда острая рыжая, с седым подшерстком.
  - Слоненка?! А ты змея не видела?!
  - Видела. В небе, воздушного!
  Кенга отпрыгнула, щелкнула хвостом и поскакала прочь. Антон пробежал по обезлюдевшему проспекту от Дома книги до Адмиралтейства, вернулся обратно, никого, куда все подевались? Да что ж это такое! Увидел брошенный транспарант, он гласил - "Змея и Слоненок - первый шаг в бесконечность"
  - Глупость какая.
  У кинотеатра "Баррикада" мелькнул околыш фуражки с кокардой, оттуда же донеслась прекрасная скрипичная мелодия, Антон бросился на звуки музыки. Он увидел зеркальное крыльцо с вывеской "Казино-Казино" и на ступеньках печального милиционера, это он играл на скрипке. Антон обрадовался.
  - Как замечательно! Помогите, слоненка убивают!
  Милиционер перестал скрипеть, строго посмотрел ему в глаза.
  - А почему ты тогда улыбаешься, девочка?
  - Он так пищит прикольно...
  Милиционер с трудом разогнул руки, его мужественное лицо стало печальным, он тяжко вздохнул.
  - Я не могу помочь тебе, мой юный друг. Видишь? Я прикован за ногу к водосточной трубе. Отрабатываю большой долг этому казино. Когда-то я работал здесь охранником и в мою смену угнали дорогой автомобиль, прямо из под носа увели.
  - Значит, мне никто не поможет?
  - Ну, не знаю, обратись к Коле омоновцу.
  Антон упал на колени, сложил ладошки у подбородка.
  - Как его найти?! Помогите, это мой последний шанс!
  - Очень просто, славный ребенок, ступай в Купчино.
  - Опять Купчино. Это очень далеко...
  - Почему далеко, это за углом, второй ларек "Свежее мясо", он там работает.
  За спиной доброго милиционера на окне рядом с крыльцом поползла вверх ставня роллета. За стеклом проявился огромный глаз, бровь, одна ноздря и половинка рта. Губы раскрылись, чудовище обнажило серые зубы.
  - Перипиленко! Не слышу музыки!
  Милиционер встряхнул руками и заиграл бодрую еврейскую мелодию. Глаз посмотрел на Антона, бровь в умилении скосилась на бок.
  - Какая красивая девочка, что мы здесь ищем, лапа?
  Антон вскочил с колен, бросился наутек, добежать бы до угла! За углом ряд ларьков, над ними большие буквы "Купчино".
  - Это здесь, слава Богу.
  У второго ларька очередь из пенсионеров, грузчики из грузовика вытаскивали громадный банан. Очередь расступилась, банан занесли в ларек, положили наконечником на колоду. Высокий плечистый парень в белом переднике широким тесаком точным ударом отсек наконечник и с помощью грузчиков стал сдирать кожуру. Ударил нечаянно Антона локтем, он спрятался под прилавком.
  - Ай!
  - Ты чего, ахуела? Как здесь очутилась, соплячка?
  - Между ног у вас пролезла.
  Коля опустил тесак, старухи занервничали:
  - Бесстыжая! А говядина будет?
  Антон захныкал.
  - Коля, спасите слоненка! Его там убивают, прямо на Невском, во дворе, это недалеко!
  - Я тебе Маугли, что ли?
  - Мне Перипеленко сказал, вы всем помогаете.
  Антон зарыдал, уткнув лицо в колени, он так и сидел под прилавком. Толпа между тем волновалась:
  - Говядину давай! Свинину! Где колбаса?!
  Коля что-то свирепо разжевал, сплюнул, надо работать, отрубил ломоть от банана, бросил на весы, сказал кому-то в окошечко:
  - На семьдесят пять рублей, пойдет?
  Старухи завыли:
  - Сам жри свое обезьянье мясо!
  В ларек протиснулась голова старика.
  - Слышь, ты! Хуй! Нам двадцать пять лет зарплату не платят...
  Коля побледнел, глаза их встретились, старикан все понял, задергался обратно, но башка застряла в амбразуре - вот неудача! Николай взмахнул мачете, Антон зажмурился, голова пенсионера с кошмарным звуком брякнулась об пол. Очередь прыснула кто куда, Николай снял передник, вытащил из сумки сетку яиц, протянул ее Антону.
  - Иди свари мне яйцо на завтрак, а я пока переоденусь, и пойдем слона выручать.
  - А куда идти? Мы, наверное, уже опоздали...
  - Не опоздали, я переведу часы, успеем как раз к началу.
  - Да? Тогда я быстро! Я мигом!
  Его нашли на кухне кофейни "Старбакс", он держал в ложке под струей кипятка куриное яйцо, пытаясь его сварить. По пояс голый, орал какие-то имена, звал кого-то. Очень быстро приехала карета скорой помощи и увезла его в бомж-отель под названием городская больница Љ 16, что на Литейном, дом пятьдесят шесть...
  
  Настя выпила больше всех, смачно проблевалась за остановкой, когда автобус увез ее друга Дениску. С Алиной зашли еще в магазин, купили бутылку крепкого пива и два стаканчика.
  - Что-то ты разошлась, подруга.
  - Мой день рождения, идите в пах.
  - Что Денис?
  - Дениска? Пригласил меня в субботу к себе...
  - Пойдешь?
  - Еще бы! В ресторан зовет, увидел, как я водку сегодня хлестала, теперь думает, все можно.
  - Надо тоже кого-нибудь в субботу выебать...
  - Купи себе новое пальто, а то как пьяница семидесятых годов.
  - Мне нужны новые очки, в этих я уже ничего не вижу.
  - Давай по стакашку и по пещерам.
  - Твое здоровье...
  - Слышишь, Алька, свалю я отсюда прямо сейчас в комнатку свою. Как-то слишком хорошо все...
  - Давай я тебе глаза выколю, будет все как прежде.
  - Дура.
  - Ладно, расскажешь потом, чем в субботу занимались?
  - А как же, ищи меня в инстограм-ме, ик...
  - Пока! Больше не пей.
  - Пока...
  
  Денис стал лезть целоваться еще в лифте, но у него были заняты руки, в ресторане им дали с собой коробку с пиццей и бутылку вина. Он снимал квартиру с приятелем, приятель еще в пятницу уехал куда-то на все выходные.
  Да, сегодня Денис накушался, включил музыку бесячую на русском языке, Настя сняла куртку, подумала: если снимет ботинки, то уже никуда не уйдет. Она хотела смыться еще в ресторане, но неудобно было бросать пьяного товарища, кривого, как саксофон. Села на табуретку на кухне между столом и холодильником, открыла штопором бутылку, нашла стаканы, налила. Дениска прибежал, он уже разделся, был по пояс голый, только полотенце вокруг бедер.
  - Ну, ты где?!
  - Давай выпьем, мой мужчина.
  Звякнула микроволновка, пицца готова, Дениска вылакал все вино из бутылки прямо из горла, грохнул донышком об стол.
  - Таги-ил!!!
  Заорал он. Залаяла собака у соседей за стенкой.
  - С ума сошел?
  - Пойдем в комнату!
  - Дай поесть.
  - Котенок...
  - Да пошел ты.
  Он не расслышал, убежал в комнату, музыка заглохла, через секунду заиграла медленная мелодия.
  - Только не это.
  - Котенок, иди сюда!
  - Иду...
  Дениска совсем по швам разъехался, брови высоко на лбу, весь блестящий от пота.
  - Не буду с тобой танцевать, ты пьяный.
  - Я?! Хочешь, докажу? Смотри!
  Полотенце упало на пол, он повернулся к Насте волосатыми ягодицами, подошел к стене, наклонился, хоп! Мелькнуло очко, яички, писун, и Дениска встал на голову.
  - А? Я пьян? Пьян?
  Настя заперлась в ванной.
  - Ебанный в рот, - сказала она, - как это называется?
  - Настя-а! - Денис искал ее по всей квартире, что-то разбил на кухне, грохнулся в комнате, наверное, зацепившись за ковер или ножку кресла и затих.
  Настя выскочила на улицу, бежала пока не стала задыхаться, пошла пешком, прошептала звездам:
  - Спасибо тебе, Господи. Спасибо...
  
  - Але...
  - Наконец-то! Ты где? Почему не дома?
  - Я дома.
  - Настя...
  - Мама, я позвоню тебе завтра, найду нужные слова и позвоню, только не сейчас!
  - Ты глаза капала?
  - Конечно, у меня все есть.
  - Завтра утром! Слышишь?
  - Обязательно. Пока.
  Пусто в квартире, вчера стучалась во все двери, никого. Милая комната. Как здесь хорошо и красиво, высокие потолки, лепной узор вокруг люстры, окно в полстены, правда, все равно темно - живем в колодце. Голова болит после вчерашнего ресторана, последние деньги отдала таксисту, Дениска этот чертов...
  Кушать хочется, а еще больше пива или просто воды, хоть из-под крана. Прошлась по квартире, которую знала только на ощупь, в далеком счастливом детстве она редко сюда приезжала. Черная полоса на обоях - след от плеча, фарватер ее прогулок по коридору.
  Разгребла шкаф, все тряпки на середину комнаты, и она это носила?! Кошмар.
  - Алинке по башке тресну.
  Надо все в узел и на помойку или в приют какой-нибудь, туда же бабушкину кровать и дряхлое кресло, пожелтевшие занавески, трухлявый ковер со стены и этот "мексиканский" телевизор.
  В полдень пришла Галина, Настя вышла в коридор.
  - Здравствуйте.
  Тетя Галя заплакала, все повторяла:
  - Ну наконец-то...
  Она дала в долг тысячу рублей, Настя купила шесть банок пива в связке, несколько коробочек с готовыми салатами, хлеб. Дома выпила большую чайную кружку пива и сразу уснула.
  Вечером к Галине пришел мужчина, Галя наготовила еды, они все вместе ужинали на кухне. Когда мужик ушел за второй бутылкой, Настя спросила:
  - Чего-то соседа нашего нет.
  - Давно нет, неделю, может быть.
  - А номер есть? Его телефонный номер?
  - Сейчас, записывай.
  Настя ушла в свою комнату, зажужжал вибровызов за стенкой, заквакал сигнал - "и от жадности ква-ква, и от глупости, не поможет твой товар, злой противный Дуремар! И от жадности ква-ква и от глупости..."
  Он здесь! Дома! Но сигнал оборвался, Настин телефон сообщил - "абонент не отвечает", набрала еще раз, все то же "ква-ква".
  - А может, умер?
  Она постучала в стенку. Нет ответа. На следующий день Настя пошла гулять, и надо еще капли в аптеке, еды, пирожков каких-нибудь. Когда стояла в очереди запиликал телефон. Галина.
  - Да.
  - Настя, тебя ждет парень какой-то на лестнице, я ему сказала, что ты здесь не живешь, а он говорит - я Денис, пустите.
  - Спасибо, тетя Галя, не пускайте никого...
  Она обогнула Владимирскую площадь, дошла до Разъезжей, чуть не заблудилась в этих каменных коридорах. Вот и станция метро "Лиговский проспект", полчаса и она у мамы.
  На прилавке газетного киоска Настя прочитала - "последний день одиночества". Раздвинула журналы, получилось два заголовка "Последний день шакала" и "Николай Писменчук устал от одиночества".
  - Забавно. Веселая рифма моего настроения, но фигня все это, не верю, только в кино...
  Толпа шевелилась туда-сюда, буранчик из человеческих голов, гранитная пасть подземного перехода пожирает, отрыгивает...
  И тут Настя услыхала едва уловимое бряцание гитары, очень-очень знакомые гопницкие аккорды.
  - Не может быть!
  Она сбежала вниз. На гитаре играл и пел мужчина лет пятидесяти, еще двое ему подвывали, толстая чумазая женщина с шапкой в протянутых руках клянчила монетки. Все они в одинаковых казенных ватных куртках.
  - Ты говоришь, что у тебя по географии трояк, а мне на это просто наплевать! Ты говоришь, из-за тебя там кто-то получил синяк, многозначительно молчу, и дальше мы идем гулять. М-м-м-м-м, восьмикласница-а-а...
  - Здравствуйте! - закричала Настя.
  Песня оборвалась, артисты испугались, только тетя Муза обрадовалась.
  - Настя! Какая ты стала красивая!
  - У меня все хорошо, да здравствует академик Федоров.
  - Витя, Боря, Миша, вы помните Настю?
  - Эта девочка приносит несчастья.
  - Да. Нас опять побьют и изнасилуют.
  - Господа, помилуйте.
  Какие прекрасные люди, подумала Настя: тетя Муза, похожая на тающего снеговика, пожилой парень с гитарой, старичок Борюсик и высокий, горбатый и мрачный мужчина с кривой длинной шеей. Двухголовый человек! Горб зашевелился, мужчина посмотрел на Настю - ну, давай, спроси чего-нибудь.
  - А если бы...
  - Что если бы?
  Значит, нельзя или не хотят. Не хотят, чтобы шапочка тети Музы за несколько минут была бы полной денег. Жалко. Она бы с ними постояла часок-другой. Струны заныли, Цой крутил колки на грифе, гитара капризничала на морозе, постоянно расстраивалась.
  - Гуляешь? Почему грустная?
  - Вообще-то дела мои не очень.
  Рядом с компанией стояла раздолбанная детская, сидячая коляска, наверное, на ней возили кого-то из артистов. Муза пододвинула этот вонючий механизм к Насте.
  - Садись, рассказывай. Она сейчас заплачет!
  - Я не могу найти одного человека, жду, жду его...
  Настя села, приступ быстро прошел, но пара слезинок успели выскочить и замерзнуть на щеках.
  - Боря, ты должен ей помочь.
  - Да я уже и не помню.
  - Борис, вспоминай!
  - Не кричи только, ага?
  Борюсик стал диктовать цифры.
  - А, пришелец.
  - Да. Он все знает.
  Настя ссыпала всю мелочь из карманов в шапочку, пока тетя Муза отвернулась, Боря замигал глазками - сыпь, сыпь не жалей.
  - Большое спасибо, друзья!
  - Иди, звони, передавай привет!
  Она выбралась на улицу, приложила телефон к уху и нажала зеленую кнопку. Чпок. Будто рой насекомых, густое месиво из мириадов голосов, кто-то кричал и плакал, смеялся, тявкал, мяукал. Прошло десять минут, полчаса, Насте вдруг все надоело. Она устала и замерзла.
  - Пойду домой и будь что будет.
  Еще раз набрала волшебный номер и вдруг шипящая тишина.
  ...Шаги, кто-то идет. Еще далеко, но человек приближается, что-то напевает, веселую мелодию, он будто идет по лесной тропинке, вот-вот появится среди воображаемых деревьев. Надо что-то сказать, а то он пройдет мимо.
  - Але, товарищ...
  Она забежала в подворотню, другое ухо зажала ладошкой. Человек совсем близко и голос такой знакомый.
  - Я сейчас сойду с ума...
  - Тебя с днем нерождения! Меня что ли? Тебя что ли! Задуть свечу и загадать! Желание пора. Тебя с днем нерождения! Меня что ли? Тебя что ли! На праздник нерождения я приглашаю вас...
  - Антон!
  Голуби вспорхнули с карнизов, человек в телефоне засмеялся.
  - Здравствуй, жена... здравствуй, жена... здравствуй, жена...
  - Ты что, умер?
  - Нет, любимая... нет, любимая... нет, любимая... не собираюсь... не собираюсь... собираюсь...
  - И где ты? Я больше не могу... Как тебя найти?!
  - Очень просто... записывай номер...
  Вдруг снова треск, будто упало дерево, гудки, гудки разной тональности...
  - Я тебя не слышу!
  Опять тихо, сонный шелест волн океана.
  - Девушка, не колыхайте драгоценный эфир, зачем так орать?
  Чужой голос совсем рядом, прямо в ухо, Настя даже оглянулась, телефон она держала двумя руками.
  - Кто это?
  - Кто-кто... Костя Джанашвили, э, только не исчезайте, вы же не расслышали, что он вам хотел сказать.
  - Не успела, дерево какое-то рухнуло, а ты подслушивал?
  - Конечно, и все запомнил.
  - Вы мне скажите?
  - М-м-м... как тебя зовут?
  - Алена.
  - А сколько тебе лет, Алена?
  - Четырнадцать.
  - Ну, я пошел.
  - Ой, ладно, двадцать пять.
  - Давайте погуляем сегодня, я хороший, можно встретиться часиков в семь.
  - Хорошо, я согласна.
  - На Цветном бульваре, где-нибудь.
  - А где это - Цветной бульвар?
  - Приезжая! Ну, Арбат-то знаешь?
  - В Москве что ли?
  - Слышь.
  - Нет-нет! Я буду в семь на Арбате, конечно!
  - Ну пока, я тебе еще позвоню.
  - Костя, а номер? Ты что!
  - Ну вечером и поговорим.
  - Костя, ты дурак?
  - Чо бля?!
  Раздался шлепок, очень напоминающий подзатыльник, кто-то куда-то с треском провалился, космический ветер унес и эти звуки и она услышала эхо уже родного голоса - восемь, девятьсот двадцать один...
  Номер повторяли и повторяли, будто он там думал, что она его не слышит, как радист тонущего корабля мечет в эфир одни и те же заклинания - спасите наши души, спасите, спасите...
  Ответила женщина.
  - Я вас слушаю.
  - Простите, вы, наверное, его знаете...
  - Девушка, почему вы мне звоните? Есть же регистратура.
  - Как туда позвонить?! Пожалуйста.
  - Ссспади. Триста двадцать семь, шесть-шесть, семь-семь.
  - Спасибо большое!
  Еще один номер, сколько их, не перепутать бы цифры.
  - Справочная, больница. Слушаю...
  Нужную дверь она нашла, когда на улице начинало темнеть, бабулька в окошечке с надписью "регистратура" сказала:
  - Его выписали сегодня, лежал на терапии...
  Настя присела на лавочку, можно никуда не спешить. Она огляделась, старинная больница, бывший чей-то дворец, запах лекарств, мочи, хлорки. Сюда привозят с улиц бомжей, алкашей, даже у охранника морда веселая, фиолетовая. Народ туда - сюда, очередь в гардероб, сквозняк гоняет по мраморному полу голубые пакетики, которые надевают поверх ботинок. Только бы не заснуть. Надо Галине позвонить...
  Она увидела Антона, он спускался по лестнице в одной рубашке, шароварах и домашних тапочках, рядом какой-то пижон в куртке - аляске.
  - Вот они, два негодяя.
  Навстречу им вскочил со скамейки парень в пальто и круглых очках, он вытряхнул из пакетов одежду. Антон напялил охламонскую куртку, сапоги, ему нахлобучили шапку. Смеясь и что-то громко вспоминая, эта троица вышла на улицу. Все это произошло напротив Насти в пяти шагах, ее не заметили, прошли мимо. Ее словно парализовало, пусть поговорят, пусть идут.
  И Настя заплакала, слезы потекли ручьями, она закрылась ладошками, люди рядом понимающе вздыхали. Дураки, подумала она, глупые люди, мне очень хорошо, и я счастлива, и как жаль, что об этом нельзя кричать на всю больницу.
  
  ...Неделю он здесь, сначала привезли в наркологическое отделение и выгнали бы на следующий день, если бы не высокая температура. Простудился, думали, двухсторонняя пневмония, но обошлось. Теперь он будет следить за своим здоровьем, не дай Бог попасть сюда еще раз. В палате десять кроватей, все заняты, лежат и в коридорах, ночью не заснуть - храп и задушевный пиздежь о смысле бытия. Жидкая плоть старух в очереди в столовой, он в футболке, бабушки в халатах с короткими рукавами. Жарища, больницу хорошо отапливают. Хлеб и кисель, больше ничего в рот взять невозможно, бомжары, счастливые, хавают с удовольствием. Отстоял еще одну очередь - к единственному телефонному аппарату, на следующий день приехал отец, привез еды и телефон с интернетом. Антон отправил письмо, Фил примчался тем же вечером.
  - Старина, ты чего?!
  - Алиса в стране чудес...
  - Я уже два дня в Ленинграде, звоню-звоню. У Ботана твоего был, заходили к тебе домой, никто не открыл. Когда выписывают?
  - Сегодня узнаю.
  - Ну, давай лечись, завтра зайду. Ну и вонь здесь.
  - Это тебе не Лондон.
  Сегодня приснилась Настя, будто она стоит на улице под окнами, пишет ему записки, комкает и кидает, пытается попасть в форточку. а он лежит, ничего не замечает, и наконец комок бумаги залетает в палату, катится по полу к его кровати...
  Она там, дома. А вдруг нет? Вчера звонил, Галя его не узнала, он спросил - Настю можно? Галина ответила - она здесь больше не живет. Какая мемориальная фраза, ее надо высечь на камне - "она здесь больше не живет".
  - Алло, Фил, ну вы где? Меня уже выгоняют.
  - Здесь мы, я сейчас.
  
  У магазина на углу Некрасова и Восстания замедлили шаги, Ботаник спросил:
  - Тебе можно?
  - Сегодня можно.
  Фил продолжал:
  - ...Не ссы, Алекс сказал Светлане Юрьевне, что ты захлебнулся во сне собственной блевотиной, как Сид Вишез, достойнейшая смерть! Если серьезно, мы с Алексом отщипнули немного от твоего конверта, там чуть больше было. А Светка сказала, ну и хуй с ним, все равно книжки одни лохи читают, да и сумма-то не велика была, копейки. Она сейчас в Москве бухает с "бондарчуками", хочет сериал продюссировать - вдовы олигархов, тяжелые судьбы, встречи, расставания... Но это ерунда, я выпросил денег, на этот раз много. Интернет - магазин! Будем эксклюзивными тряпками торговать из Англии по каталогам, в этой стране до сих пор в магазинах ничего не купишь приличного, за любые деньги.
  - Еб твою мать.
  - Да погоди, это не главное, сейчас придем, увидишь. Я уже вторые сутки живу у Игоря, надо жилье снимать, где-нибудь здесь рядом с вами...
  Пришли. Двор - подъезд - узкий коммунальный коридор, с кем-то поздоровались, проходя мимо кухни. Жена Игоря, здравствуйте, здравствуйте, я - Елена, проходите. Столик на четверых, Ботаник водку на стол, Лена требует:
  - Идите мойте руки, вы из больницы.
  - Яволь!
  Пока хозяева открывали бутылки, таскали с кухни салаты, Олег увел Антона в смежную комнату. Две стены над кроватью и письменным столом Ботаника были увешены рисунками, очень похожими на книжные иллюстрации. Почти комикс, но не комикс.
  - Это по мотивам твоих рассказов, - пояснил Игорь, - прошу шампанское, я налил.
  - Ты еще и художник...
  - Книгам нужны иллюстрации, в идеале, конечно же, чтобы их ваял сам автор текста, но жаль - не каждый умеет рисовать.
  - Это как музыка к кинофильмам.
  - Акуна-матата, - прошептал Антон, - то, что нужно!
  Пацаны на рисунках в длинных пальто и вязаных шапочках, "мерседесы" сто двадцать четвертый кузов, это важно, именно сто двадцать четвертый, а не фольклорный сто сороковой, именно так и было, пацаны в девяносто третьем году ездили на "бегемотах".
  Антон сам пробовал рисовать, но слабо получалось, очень слабо.
  - Кроме магазина у нас будет своя мини-типография, два гения уже есть, можно нарыть еще кого-нибудь в вашей помойке. Почему бы интернет - магазину не торговать еще и "книгами для лохов"! Вот Игорь предлагает какой-то альманах...
  - Это называется издательство, а не типография, мутное дело.
  - Пойдемте за стол.
  - Есть какие-нибудь предложения, пожелания?
  Пожелания, то есть чего еще ему желать... Антон задумался, смотрел, как Игорь разливает водку, и то о чем он желал, мечтал, миллион синонимов есть этому слову, вошло в эту комнату.
  Сначала постучались, соседка позвала из-за двери:
  - Лена, к вам, наверное.
  Лена ушла встречать, Игорь пожал плечами.
  - Ошиблись, может.
  Они услышали:
  - Я иду, иду за ними от самой больницы.
  Фил сказал:
  - Свои. Игорь, нужен еще стульчик.
  
  Лунный квадрат на полу, ночь. Настя испугалась, со сна ей померещилось, что она в квартире у Дениски. Антон на диване в углу, ее положили на детское раскладное кресло. Стол пустой, все убрано, она вспомнила желтый дворец - больницу, длинный коммунальный коридор, когда она сюда вошла, они обедали, закусывали, рюмки в руках. Обнялись с Олегом, ее представили Игорю, с Антоном молча поздоровались через стол, отвернулись друг от друга. Ее заставили сходить умыться, руки и щеки черные. Кушала одна, остальные облепили компьютер. Лена положила ей на тарелку ломоть салата, вареную картошку, маринованных груздей, водки она налила сама.
  - ...Нужен верстальщик. Сам пойду на курсы. Как дорого!
  - Сейчас нет верстальщиков, печать по требованию там файл - шаблоны.
  - Аренда подвала от пяти да десяти тысяч. Нормально.
  - Надо точку в ДК Крупской, я там был недавно, народу тьма.
  - И это в эпоху файл - шаблонов! Парадокс.
  - Попробуем. Постеры, календари, рожи всякие на футболках.
  - "Сетевая литература на бумаге" - анонс.
  - Нужен сайт.
  - Да, это главное, этим завтра же и займемся...
  Антон обернулся, Настя после рюмки осмелела, смотрела ему в глаза. Она ела, ела, не могла наесться, щеки в салате, выпила вкусной водки почти полбутылки.
  Брякнулась вилка на пол, теперь все обернулись, Настя уснула, вот-вот упадет лицом в тарелку. Ее положили на диван, потом перенесли на раскладное кресло.
  Три часа ночи. Вот он на диване под одеялом, штаны и рубашка на стуле, они вдвоем в комнате. Шорох шин на улице Восстания, грохнула где-то дверь, Антон пошевелился, что-то сказал. Она не расслышала.
  - Как много времени мы потеряли...
  - Что?
  - Я сегодня не могла выйти на улицу, дверь замело снегом. Плохо быть одной.
  - Нет, до этого что ты сказала.
  - Да ерунда, все нормально, у каждой минуты свой час. Спи. А я посижу рядом, подожду, я привыкла ждать.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"