Летом даже свет другой. Да, вы это и сами знаете, без меня. Кто ж этого не знает... Но этот летний свет каким-то особенным способом воздействует, не знаю, как на вас, а я уж всегда в его власти...
Даже любовь в свете лета другая... Невесомая, легкая, несколько необязательная.
Зимой тепла ищешь, как змея в гнездо, вскальзываешь под одеяло, скорей прильнуть к теплой спине, вжаться в нее, скорей согреться, пропитаться, внутрь спрятаться, проникнуть. Еще и с головой под одеяло можно. И там уже под одеялом, ну, сами все знаете. Так, в пылу, в жару, в огне, скорей согреться, две крови в одну, пальцы в пальцы, огня, тепла, тепла... Даже глаза можно не открывать, так, вслепую, как котята, они ведь тоже тепла ищут.
Лето... долой одеяла, никаких покровов, только голышом, кожа к коже слегка, как два яблока рядом на ветке; лениво тянешься, истома во всем теле. А он спит, спит. Подую на него чуть-чуть - летний ветерок я - ага, на бок отвернулся. Ладно, отдыхай. Я тут о лете, о свете...
Скошу глаза влево и немного вниз - собственный сосок кажется центром мироздания, этаким полюсом. Потом крупная рябь ребер, сколько их там у меня, пойди сосчитай, потом спокойное озеро живота, крутобедренные берега, а потом через коленки - в ноги. И все это лунным светом полито щедро из окна. От пальцев ног до колен - серебром, потом выше - мягче, легче, белым дымом.
Даже лунный луч летом - ласковый и нежный. Зимой он колется, тело в его свете чужим становится, безразличным, искусственным. Лежишь, как с куклой рядом. От снега отраженный свет в воздухе висит, не тает, не дрожит; как лед, стеклом замерз, болезненно мерцает. С луной зимой страшнее спать, она опустошает, бежит по коже промозглый лучик, как будто тоже в поисках тепла. Отвернуться скорей от него, носом в близкое сердце уткнуться, тук-тук, попроситься переночевать, и тут же, согревшись, хищником подлым наброситься на теплую шею, пальцы в плечи ему вонзить... Ну, хватит, хватит... Лето ведь, тепло... Движения замедленны, скупы, ленивы. Вместо поцелуев раскаленных - касанье губ губами, вместо жарких колец объятий - незаметное прикосновение кончиками ресниц к голой его спине. А луна смотрит на нас снисходительно, выливая, выплескивая один за другим кувшины своего лунного молока ему вдоль хребта, вниз, вниз, свет струится. Он загорел уже, темная кожа под луной отдает голубым, на белой простыне вопрошающе призывно изогнулся, мальчик мой... Эй, проснись, проснись немедленно, не оставляй меня наедине с луной, я боюсь, я не хочууууу... Проснись же, дрянь, сука ты такая, я сейчас в окно выпрыгну от ужаса... от одиночества... Ты весь в этой луне, весь светишься, недоступный, неизвестный.
Осторожно, ползком из постели, быстро в джинсы и свитер, ботинки на босу ногу уже в лифте... бегом отсюда, бегом от него, от света лунного летнего...
Вернусь через пару минут, часов, ночей, тысячелетий. Просочусь тихо в дверь, не скрипнув, не зашуршав ничем. Сброшу одежду и, вздохнув, быстро ладонями по нему пробегусь - все ли по-прежнему, он ли? Удостоверившись, как в родной пристани, улягусь головой ему на живот, удобно калачиком свернувшись. Он сонную руку на мое плечо положит.