- Алло, Василий Сергеевич, здравствуйте, это Андрей.
- Да, я узнал вас, - ответил усталый мужской голос.
- Я хотел спросить, вы сегодня встречались с деканом?
- Мы собирались с Игнатом по вашему вопросу в деканате... - мужской голос сделал задумчивую паузу, - и было принято решение о вашем отчислении...
Андрей не поверил своим ушам.
- Как? Ведь вы же обещали? И Игнат Самсонович обещал? - не понимая, переспросил он.
- Я знаю, и тем не менее, было принято решение о вашем отчислении!
Андрей молчал, пытаясь вникнуть в суть происходящего в эти секунды.
- Понимаете, вам всё равно! - устало сообщил мужской голос. - Это подтверждается тем, что вас сегодня не было в институте. Вы должны были стоять под дверями деканата, пока там шло совещание по вашему вопросу, если бы наше решение имело для вас хоть какое-то значение...
- Теперь вы можете решать что угодно, мне всё равно! - раздражённо ответил Андрей и нервно бросил трубку мобильного, уронив его в салат.
Теперь он шёл по заснеженной ночной улице и снова, и снова прокручивал в мыслях этот телефонный разговор. Ему не хотелось верить в происходящее.
'Почему я не пошёл в институт сегодня, точнее уже вчера?! - Андрей не различал дороги, перед глазами летели крупные хлопья снега. - В последнее время совсем не ладилось с Наташей, а на самом деле уже давно. Решил провести время с ней... Дать ей хоть немного тепла и внимания, поухаживать... Мы пошли в кино, потом в кафе. Хотелось отпраздновать уход в академический отпуск и уж точно не хотелось присутствовать на таком диком маскараде, как совещание в деканате. Значит, вот чего не хватило бывшим мастерам курса и декану? Не хватило моего покаяния, они хотели увидеть мою униженность. Гигант Касимов хотел созерцать свою победу надо мной, своим бывшим студентом. Аха-хах! Весело было бы, если бы не так грустно...'.
За спиной Андрея висел небольшой горный рюкзак, тот самый, с которым он приехал три с половиной года назад в Москву. Сейчас в нём были самые необходимые вещи: бельё, майки и зубная щётка. Этой ночью он ушёл от Наташи...
'Наталья, Наташенька, Натуля, как же всё так получилось между нами? Ведь всё же было когда-то, но теперь я больше не могу...
В первый раз она подошла ко мне в главном просмотровом зале университета - лучшем и самом большом кинотеатре университета. Стоя через один зрительский ряд, напротив меня, она спросила что-то о моей одежде. Наташа училась на художника по костюмам, и очень интересовалась этой темой. Я действительно был одет, мягко сказать, странно... На мне был тёмно-синий зауженный костюм в тонкую голубую полоску, выпендрёжные туфли и тёмная панамка в тон костюму. Видок был гламурный, нечего добавить.
Я ответил Наташе что-то типа: 'костюм - это полная фигня'. Она рассмеялась и сказала, что выгляжу я хорошо и необычно, и мягко посмотрела на меня светло-голубыми и бездонными глазами'.
Андрей улыбнулся, вспоминая свой первый разговор с Наташей, и свернул в тёмный, неосвещённый фонарями двор.
Снег стал идти чуть тише. На детской площадке сидели таджики, обычные гастарбайтеры - на них были грязные оранжевые жилетки коммунальных работников.
Андрей сел на соседнюю скамейку и горестно задумался, глядя прямо перед собой.
- Уважаемый?! - окликнул его молодой таджик.
- Да?
- А что вы такой грустный? - спросил таджик.
Гастарбайтеров было четверо.
- Так, проблемы... - печально ответил Андрей.
- Вы, это... Не грустите, пожалуйста! - молодой двадцатилетний таджик встал поодаль от Андрея и добавил. - Хотите пива?
- Давай! - Андрей сделал над собой усилие, чтобы не казаться слишком разбитым.
Наверное, не очень вышло, ему осторожно и заботливо подали бутылку.
- Что вы такой печальный, уважаемый?! - повторил вопрос гастарбайтер.
- Да так из института отчислили и от девушки ушёл, - ответил Андрей.
- Да, что вы говорите?! - зацокал языком собеседник.
Остальные гастарбайтеры встали с соседней лавочки и тоже подошли к Андрею.
Было темно, холодно и одинаково печально от всего происходящего, но Андрей разговаривал с этими людьми из Центральной Азии и вдруг почувствовал, что вокруг братья. У него всегда будет поддержка, пусть даже от незнакомых людей, пусть из разных культурных и социальных кругов... Все мы люди, мы все жизнь и всё это жизнь! Нет смысла скорбеть или страдать, что сделано, уже сделано, что пережито, то должно остаться в прошлом, и только так можно жить и любить дальше.
Андрею нелегко было в эту ночь, но мир разговаривал с ним и согревал его глазами этих чуть-чуть нелепых восточных людей. В их суждениях преобладала строгая практичность, продиктованная необходимостью выживания в чужом для них мире. Это были деревенские парни и мужчины из Таджикистана, которые попали в центр циклона под названием Москва.
В конце разговора, когда таджики собирались на уборку очередной московской улицы, они посоветовали Андрею возвращаться к Наташе и ни о чём не переживать.
Лето
Андрей занёс тяжёлый колун высоко над головой и резко, со всего размаху, ударил им по огромному выкорчеванному пню. Колун вошёл в большую трещину в плоскости дерева и намертво застрял. По лицу Андрея стекали крупные капли пота, попадая ему в глаза, он смахнул их и задумчиво уставился на пень.
'Как же вообще можно его расколоть? Здоровый какой! Странное покаяние выбрал отец Паисий... Как же так?!' - Андрей перевёл взгляд на гору пней рядом с собой.
С другой стороны, были сложены уже разрубленные дрова. В чистом небе ярко светило солнце и быстро носились ласточки: хотелось всё бросить и отправиться купаться в озере или окунуться в купели 'Живоносного источника'. Было жарко.
'Так, нужно подумать... - обратился к себе Андрей. - Что мы имеем? Железных клиньев было три, и все я уже вогнал в эту старую корягу, теперь есть большая трещина, но пень так и не раскалывается! Какой же он огромный, в диаметре примерно метр! Ох... Что же теперь делать?!'
Андрей раскачивал застрявший колун вверх и вниз, безнадёжно пытаясь его вытащить.
Шёл второй день Андрея в Площанской пустыне. Приехав, он долго беседовал с иеромонахом Диомидом.
- Вот, например, я не могу понять: 'Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть?'. Как понять эти слова? - тихо спросил Андрей.
Диомид, задумавшись, слушал, возвышаясь в сумерках огромным чёрным валуном. Он сидел на поросшем деревьями склоне у берега озера и лунный свет красиво серебрил его тёмные плечи в синеве летней ночи.
- Я уже и не помню, как правильно, - задумчиво ответил монах. - Ты поищи ответ в толковании Евангелия Феофилакта Болгарского. Прочти, ты найдёшь ответ...
'Феофилакт Болгарский... - задумчиво повторил про себя Андрей. - Почему Диомид не хотел сказать, как он понимает эти строки? Не захотел брать ответственность? Что ж, наверное, это мудро...', - решил Андрей и снова уставился на выкорчеванный пень, царственно возвышающийся перед ним.
'Очень часто в моей жизни люди брали на себя ответственность за то, чего не понимали или не умели. Одни любили давать советы, как поступить в той или иной ситуации, не понимая, что не могут осознавать всех обстоятельств чужой жизни. Другие выносили поверхностные суждения, руководствуясь эмоциями и предубеждениями. Диомид поступил по-другому, - продолжал размышлять Андрей, глядя на монументальный пень. - Странные они все в этом монастыре, не от мира сего! А если это и есть жизнь?! А всё остальное?!'.
Во всём здесь царили покой и гармония - благодать, Андрей не знал и не использовал бы это слово, если бы не чувствовал проявление благодати в каждой единице измерения жизни в монастыре, во времени и пространстве. Минуты и метры, такие беззащитные перед бесконечностью, лишь безропотно скорбят о своём уродстве и тихо плачут перед величием Вселенной, которую здесь венчали словом Бога.
Андрей отвлёкся от мыслей, как разрубить пень, и созерцал прозрачную полуденным безразличием даль. На горизонте лежали тёмные мелкие облака. Словно острова, они раскинулись в безмятежности лазурного пространства над озером у монастыря.
- Эй, паря, не так ты всё делаешь! - услышал Андрей голос коренастого, короткостриженого блондина, который был трудником в монастыре. Он стоял у садовой тележки, рядом со щуплым парнишкой в застиранной клетчатой безрукавке.
Блондин элегантно поправил солнцезащитные очки 'Adidas' и, оставив гружёную сорняками тележку, подошёл к Андрею.
- Давай покажу, как надо! - предложил он и ухватился за рукоять колуна. На блондине была модная майка и короткие синие шорты, своей яркостью они точно обозначали иерархию градаций цвета на фоне выцветшей рубашки щуплого, который остался дожидаться у тележки.
- Ну, давай! - весело подзадорил Андрей, который любил учиться и когда тяжёлую работу делали другие.
Крепыш раскачал колун и сильно потянул его вверх, огромный пень с неохотой отпускал добычу. Надув от натуги полные щёки, блондин с трудом вытащил колун.
'Вселяет надежду!' - решил Андрей. - 'Небось, парень в деревне вырос'.
Блондин излучал неимоверное воодушевление и оптимизм, его товарищ у садовой тележки благоговейно улыбнулся.
- Сейчас мы его! Сейчас я покажу как-к надо! - с этими словами блондин занёс колун высоко над головой.
'Криво пойдёт', - с сомнением подумал Андрей, глядя на чуть повёрнутое в сторону лезвие колуна.
Изо всех сил и с хриплым выдохом парень обрушил колун на пень! Раздался лязгающий, звонкий стук! Тяжёлое лезвие с переломившимся топорищем со свистом отлетело в траву.
На секунду все застыли.
- Оп... па! - не разгибаясь, многозначительно констатировал блондин.
Он аккуратно положил деревянный обух на пень и начал пятиться к тележке.
- Ты это, извини, если что! Нам это, уже пора сорняки на компостную яму везти, - пролепетал он и бросился догонять малого в застиранную клетку, который уже удалялся с тележкой по дорожке.
- Да ладно, - рассмеялся Андрей. Он совсем не чувствовал обиды на сконфуженного блондина.
Всё здесь воспринималось, как должное и как единственный необходимый порядок течения жизни. Посмотрев вслед смешной паре друзей, удалявшихся за тележкой, Андрей отправился с обломками колуна к отцу Иоанну.
- Переломил? - то ли спросил, то ли подтвердил отец Иоанн, вертя в руках две части топора.
- Это не я, парень один хотел помочь! Ну, вот и помог... Показал, как правильно колоть! - оправдывался Андрей.
- Это хорошо, что не ты, - ответил Иоанн и, с сожалением выдохнув, стал отпирать каморку с инструментами.
Андрей рассматривал старинные осыпающиеся фрески на стенах монастырского подвала. Через маленькие слуховые окна струились лучи летнего солнца и наполняли новой яркой жизнью, выцветшие от времени, краски.
В подвале было сухо и чисто, и ещё прохладно - это было особенно приятно после полуденной жары во дворе.
Вернувшись с другим, целым колуном к не расколотому пню, Андрей с особым энтузиазмом взялся за дело. Он перевернул пень на другую сторону и сумел победить его. Работая вдумчиво и осторожно, он расколол ещё три огромных пня. Андрей следил, чтобы колун не застревал и наносил удары под прямым углом к плоскости высохшего и твёрдого дерева.
- Эй, пойдём купаться? - позвали Андрея трудники в разгар полуденного зноя.
Он искупался в холодной воде 'Живоносного источника', где температура воды в любое время года была три градуса.
Источник бил глубоко из недр земли и находился у озера, рядом с которым золочёными куполами возвышалась Площанская пустынь.
Пришедшие к источнику обычно погружались в воду три раза и всё тело пронзали тысячи мелких иголок льда. Но стоило выбраться из воды и всё тело становилось лёгким и невесомым, а голова - ясной и светлой.
Вернувшись к вековым пням, сваленным в большую кучу на краю монастырского двора, Андрей увидел свой колун, он был аккуратно оставлен рядом с наполовину расколотым пнём. Отдельно лежали: переломленная у топорища рукоять и толстое железное лезвие инструмента.
'Ещё кто-то захотел попробовать свои силы в колке пней...', - Андрей грустно улыбнулся и вздохнул, представив, что снова придётся идти к отцу Иоанну и оправдываться.
- Я пошёл искупаться, а когда вернулся, колун был уже сломан, - печально сообщил он монаху.
Они стояли в монастырском подвале, в котором заведовал Иоанн. Он недоверчиво смотрел на расстроенного Андрея.
- Ладно, давай колун... - сказал монах и, благодушно улыбнувшись, добавил, - Тебе нельзя инструмент доверять. Ты, как рабы в древнем Риме, портишь орудия труда! Одно слово - городской! Иди к отцу Паисию, он в иконописной мастерской, пусть новое покаяние тебе назначит!
Андрей промолчал, шутливый укор отца Иоанна был несправедлив, но он не обиделся. Выйдя из подвала, Андрей почувствовал, как его сердце радуется тихому и безмятежному счастью, разлитому в пространстве вокруг.
Отец Паисий отвечал за всю хозяйственную деятельность монастыря, в круглых очках, с прямыми и длинными, уже седеющими волосами, он был похож на Санту.
Расспрашивая встречных трудников и монахов, Андрей стал искать иконописную мастерскую.
Академия
Андрей поднимался по склону высокого холма, поросшего редкими и низкими соснами. Подъём был крутой, и, взбираясь вверх, Андрей с силой цеплялся руками за мох и можжевельник. За спиной открывалась величественная панорама на Белое море, которое волновалось под постоянным натиском холодного ветра.
Учась в академии, Андрей увлёкся водными походами и ходил на байдарках по горным рекам несколько раз в год. Поход по Северной Шуе был для него первым в роли капитана. Пройдя шиверы и водопады, Андрей с друзьями ввалился в Белое море у посёлка Кемь, здесь была окончательная точка их двухнедельного путешествия.
Первым делом друзья распаковали свои рюкзаки, спрятанные в большие полиэтиленовые мешки. Они достали документы и деньги, которые остались на воде сухими, и отправились в посёлок Кемь, где огромные поморские чайки низко летали над самыми головами и пугали прохожих двухметровым размахом огромных крыльев.
Напившись кефира и вдоволь наевшись сыра и мороженого - продуктов, которых не было в рационе туристов эти две недели, ребята вернулись на стоянку. Андрей решил прогуляться по берегу Белого моря и взобраться на высоченный холм, видневшийся в тайге недалеко от их лагеря. Друзья не захотели идти с ним, они предпочли отдаться покою, после напряжённого похода.
Были в последние две недели и переворачивания байдарок, и удары о камни в быстром течении северной реки Шуи, и перетаскивания лодок по каменистым берегам. И только теперь, в конце похода, можно было отойти от адреналина и физической нагрузки, а ещё погреться после холодной воды на августовском северном солнышке.
Андрея же словно тянуло на вершину, видневшегося в тайге трёхсотметрового холма. Ему хотелось рассмотреть знаменитый Соловецкий лагерь с высоты. Именно здесь, недалеко от их туристической стоянки, находилась пересылка лагеря СЛОН. Отсюда, в середине прошлого века, заключённых отправляли по островам архипелага.
Взобравшись на вершину холма, Андрей увидел небольшую залитую солнцем поляну, правильным треугольником на ней возвышались светло-серые валуны. Он прошёл по мягкому ковру сухого мха и уселся между огромными камнями.
Внизу виднелись разрушенные фундаменты из старого кирпича с одинокой покосившейся караульной вышкой - всё что осталось от пересыльного лагеря. Дальше простиралось Белое море и в нём голубыми пятнами темнели острова Соловецкого архипелага.
Изгибаясь на линии горизонта, как сложенная бумага, море превращалось в невесомое небо, отражая острова в плоских темнеющих облаках. Дул ветер, несущий влажную соль, и кожа покрывалась мурашками от величия пространства, разворачивающегося перед Андреем.
Ему захотелось вспоминать стихи и песни. Он ощутил, как это место наполняет его силой и энергией. Испытывая душевный подъём, Андрей вспоминал всю свою жизнь и образы давно ушедших событий и близких людей пролетали над морем, находя единение и принятие в его душе, именно здесь, в этом месте. Андрей чувствовал, что вся его жизнь была не просто так, что во всём движении событий есть своя большая цель, ещё не осознанная им, но гармоничная и неизмеримо прекрасная. Величественная цель существования его - человека и этих валунов, холма, тайги и моря.
Вот внизу остатки пересылки Соловецкого лагеря, которого больше не существует, - его снесло временем, как что-то наносное и искусственное. Значение имеют только человеческая жизнь во главе с совестью и великая несокрушимая природа, наделённая собственным интеллектом планеты.
Он слышал отголоски своих давно сказанных слов в пространстве, которое давало ему возможность почувствовать смысл и цель сущего. И всё это было одномоментно и величественно прекрасно.
В небе исконной памяти звучали бубны шаманов и сбивчивое дыхание древних охотников, вибрация гор и шелест тяжёлых верхушек тайги, рокот бушующих морских волн и голоса людей, где-то далеко в их туристическом лагере.
- Куда ты пропал?! - озабоченно спросил Лёша, худой долговязый парень, учившийся в архитектурном институте.
- В смысле пропал? - не понял Андрей.
- Тебя не было пять часов! - волнуясь, сообщил Лёша. - Уже десять вечера! Мы собирались идти тебя искать...
- Правда?! - смутился Андрей. - Я и не заметил, мне показалось, что меня не было минут сорок...
Андрей огляделся вокруг, Кемь находилась за полярным кругом, и в августе здесь стояли белые ночи. День и ночь смешались для него в круговороте туманного и бледного северного света.
Мария
'Важнейшими факторами в контрапункте являются движение каждой линии, с одной стороны, и интервальные соотношения линий - с другой. Понятие 'контрапункт' относится к линеарному, горизонтальному аспекту, тогда как гармония - к вертикальному'.
- К тебе пришли! - в комнату заглянул Иваныч и смешно выпучил глаза на полном одутловатом лице.
- Спасибо, - ответил Андрей и закрыл книгу по музыкальной композиции.
Он спустился на вахту общежития. В жёлтом тусклом свете старой электрической лампы стояла Мария и улыбалась, в её волосах серебрились капельки дождя.
- Это ко мне, - сообщил Андрей вахтёрше Семёновне, она славилась своим добрым и мягким нравом.
- Я не буду подниматься, - сообщила Мария и снова улыбнулась. - Пойдём погуляем?
- Мне одеться надо, - растеряно ответил Андрей.
- Давай. Я подожду.
Они не виделись уже неделю, с момента неудачной попытки Андрея проникнуть в её общежитие.
Андрей быстро оделся и выйдя из подъезда общежития, поцеловал Марию. Она была тиха и улыбчива, так часто бывало после их размолвок. На ней была короткая курточка из коричневой замши, длинная клетчатая юбка и сапоги на высоком каблуке.
Молча они пошли по дорожке, мимо учебного корпуса, к бульвару Толбухина. Было темно, стоял мягкий и безоблачный ноябрьский вечер. В лужах, вдоль дорожки, мерцали звезды и воздух пах влагой увядающих листьев.
Они держались за руки и шли, изредка поглядывая друг на друга. Никто из них не знал, как начать и что сказать. Чувствовалось, что они хорошо знают и понимают друг друга, но что-то тяготит их обоих.
- Красиво... - задумчиво сказал Андрей, глядя вдоль тёмного бульвара на дымку тумана, укутывающего стволы деревьев.
- Да... - тихо согласилась Мария и помолчав, добавила. - Я хотела с тобой поговорить.
Она встала на лавочку на бульваре (в таком положении Мария была выше его) и, нежно обняв, притянула его к себе.
- Любимый... - быстро заговорила она. - Мы теряем друг друга. Это неправильно, что мы живём раздельно. Я не хочу приходить в это грязное и фашистское общежитие, где тупые соседки, менты на вахте с масляными глазами и царица вахтёрша! Давай вместе снимем квартиру!? Я буду заботиться о тебе! Я смогу, Андрей!
Он внимательно посмотрел на неё. Повисла пауза.
- Почему ты молчишь?
- Я уеду, Мария... - тихо ответил он.
- Как? - опешила она и отстранилась, чтобы тоже посмотреть ему в глаза.
- Я тоже больше не могу и не хочу продолжать учиться здесь, буду поступать в Москву в университет кино.
- А я!?
- А ты хочешь учиться в институте на станковой живописи в этом городе. Я не могу этого изменить и не хочу продавать чай, и обманывать людей, впихивая его втридорога! А это единственный сейчас заработок для меня, например, чтобы оплачивать квартиру... Не хочу... Я тоже так не могу... Я хочу учиться... хочу снимать кино...
- Ты любишь меня?! - пристально глядя ему в глаза, спросила Мария.
- Начинается... - печально улыбнулся Андрей. - Что такое любишь?
Мария убрала руки с его плеч.
- Не такого ответа я ожидала... - она опустила глаза. - Мне очень жаль, что ты не понимаешь... Я хотела выйти за тебя замуж, теперь это не имеет значения... Езжай, куда хочешь и учись снимать своё кино!
- Почему ты раньше не говорила о семье? - растерявшись спросил он.
- Неважно! Не провожай меня...
Ничего не видя, она спустилась с лавочки. Её глаза рассеянно смотрели прямо перед собой, Мария старалась не встречаться с Андреем взглядом.
- Это будет наша последняя встреча. Прощай... - тихо сказала она.
- Значит, таким я тебе не нужен?! - воскликнул он и зло улыбнулся.
- Не важно, я хочу семью. Ты не готов, а я готова. Я очень ошиблась в тебе.
Они ещё стояли рядом, договаривая друг другу последние слова. В этот момент оба понимали, что это конец. Их отношения закончились. Обоим было холодно и больно. Каждый из них не мог поступить иначе. Их жизни должны были продлиться отдельно друг от друга.
- Я просто хочу попытаться что-то изменить в своей жизни! - оправдывался Андрей.
- Делай, что хочешь... Прощай! - холодно и отрешённо ответила Мария.
Она медленно пошла вдоль бульвара, Андрей не сделал и шага за ней. Он смотрел ей в спину пустыми глазами и думал, что больше не увидит её. Ему было грустно и страшно, но отказаться от своей мечты было страшнее. Он оставался на месте, словно прикованный к лавочке, на которой ещё несколько минут назад стояла Мария.
В темноте бульвара поднялся ветер и сильно закружил опавшие листья. В тусклых пятнах света фонарей всё меньше становилась фигура Марии - девушки, которая медленно и безвозвратно уходила из жизни Андрея.
Он смотрел ей вслед, пока она не исчезла из виду, растворившись в темноте осеннего вечера.