Голубой бубенчик 
позвякивал на ее красной шапочке. 
Она была сладкой, 
как дюймовочка, 
как колокольчик. 
Ее розовые нежные пальчики 
совсем замерзли без перчаток. 
Субботнее утро. 
Заснеженный Ковенский переулок. 
Желтое солнце 
и синие небеса. 
Она бежала на первое свидание. 
Она запыхалась, 
повернула направо 
и приостановила шаг. 
Еще 200 метров 
до памятника Маяковского. 
И, наконец, 
при минус 12 по Цельсию 
ноябрьский поцелуй.

Куда делись все голуби? 
Он прислонился 
к заиндевевшему розовому граниту 
лысого памятника
белой полипропиленовой подошвой 
желтого замшевого башмака. 
Одно наглое воронье. 
Кар! 
Черные торчащие тополя, 
белый снег 
и прозрачный лед. 
На свою остановку 
приграхотал блестящий 
красно-белый трамвай 
(двенадцатый маршрут). 
Мальчишка в коричнево-белом 
клетчатом пальто, 
зенитовской розе и шапочке 
разбежался 
и со свистом прокатился 
по накатанной в садике 
дорожке-льду. 
Нетерпение, 
ожидание, 
опоздание 
на 13 минут 29 секунд. 
Поцелуй 
под кряхтение и причмокивание 
сидящих на скамейке 
двух укутанных в польта старух.

Жизнь сочилась 
сквозь длинные музыкальные пальцы 
и маленькие нежные пальчики. 
Сочилась выспренне, 
как пыхтящий утюг. 
Отражения сочащихся кровавых сердец
 ритмично бушевали 
переплетением пульсирующих вен 
и аорт 
в зеркалах, 
смазанных жирным любвеобильным маслом.
И отражения распадались 
ненасытным сближением в трупный прах. 
Продолжение стояния 
в длинном ноябрьском поцелуе 
двух сердец 
и в дружном сжимании 
ровно двадцати пальцев
венчало жизнь-встречу двух людей, 
как пояснительный абзац. 
Ура!