Пришла Весна, на улице заговорила капель. Пронеслась непогода. Из-за беспорядка, по первому взгляду, средь ясного неба появились тучи и понеслись над городом. Подгоняемые южным ветром они громоздились друг на друга, крутили любовь с громом и молниями, и в минуты высокого напряжения про-ливали теплый дождь. В пылу силы и страсти все оживало и расцветало на зем-ле. По улицам в новых одеждах стали форсить женщины. Со свежим дыханием у Ивана пробудилась душа и точно с глубокого сна захотела.... В городе стало жить невыносимо. Театры, кинотеатры, кафе и рестораны не спасали от ее ка-призов, и Иван стал подумывать о сбережении души.
Разговоры с ней были бесполезными, слова заканчивались, и начинался самый настоящий весенний переворот. Вместе с песнями птиц рвалась она в даль, в лес, глубоко в чащу, где действенность и чистота потому, что за зиму осадок на душе случился.
Три друга, три очистительные силы души: друзья, баня и природа - по случаю его душевной депрессии засвидетельствовали о своем участии.
Иван позвонил другу, на другом конце телефонного провода трубку взяла жена.
- Вчера ушел за зарплатой и не вернулся, - ответила она и всплакнула.
Позвонил второму другу.
- Вчера в бане был. Кстати с тобой был. Уходил на двух ногах, как чело-век, а приполз на четырех как..., - она не договорила, а как-то обидно для Ивана закричала. - Больше он никуда не пойдет! - и бросила трубку.
- Третий друг, вот так друг, - подумал раздосадованный Иван про приро-ду, - никогда тебя не подведет и не обманет, а если и сделает плохо, то все рав-но будет хорошо. А эти..., друзья называются.... Все на баб променяли.
Он быстро собрался, точно нервничал, взял палатку, выехал за город и пошел.... Он шел полем, впереди на несколько километров расстилались поло-гие холмы, а на самом горизонте, насколько хватало свободы взгляда, в ниточку располагалась небольшая деревенька. За ней в розовом закате, на краю неба ос-танавливался усталый день и, оборачиваясь назад, он точно задумывался о пройденном пути, чтобы, сократив или удлинив его по воле свыше, завтра на-чать движение с новой силой.
- Наверное, если бы люди забывали с уходящим днем своих знакомых, - подумал Иван, - и начинали с ними знакомиться с силой нового дня, то было бы хорошо находить их прежними, без недостатков, и как это было бы интересно встречаться. Они бы говорили друг другу:
- Я тебя уже где-то видел! Я уже когда-то с тобой говорил! Я тебя тысячу лет знаю! Я тебя тысячу лет люблю! Все вмещалось бы в один день, как в по-следний.
Впереди блистало своей гладью лесное озеро и в нее, точно в зеркало, смотрелись полуголые березы по берегам. Чем ближе подходил к нему Иван, тем громче ему слышались аплодисменты, точно совсем близко в огромном за-ле шло небывалое по своим овациям представление. Только тогда, когда он ступил на берег озера, он смог разобрать в этих аплодисментах тысячи голосов лягушек в брачном периоде.
Душа его понемногу очищалась, и от этого движений в ней прибавилось. Она то улетала, то убегала от него и вновь преданно возвращалась, заискивая перед задыхающимся от восторга Иваном.
-Жизнь! - кричала душа в его измученном алкоголем теле. - Признаюсь тебе.... Ты меня удивляешь! Я все больше и больше тебя хочу! Если ты время и пространство, а не любовь, то кого же я люблю..., призрак?
- Этак, мать, нельзя, - говорил ей в ответ Иван. - Надо десять минут радо-ваться, а пять минут грустить, а лучше плакать, тогда по жизни выходить будет, а то как бы что-нибудь не вышло от твоего постоянного веселья.
Навстречу ему двигался напоенный запахами нарождающегося цветенья трав легкомысленный ветер и дышал этим коктейлем прямо в лицо.
-Иван! Иван! - чудилось ему, точно кто-то звал его, приглашая опохме-литься.
- С русскими проще, - размышлял опьяненный травами Иван, - у них все-гда место для тебя в душе найдется от природы, а возьми с собой какого-нибудь иностранца; европейца, к примеру... Западника... Не выдержит, нет, не выдер-жит такой широты и красоты нашей земли: задохнется от восторга. Бегай тогда за ним по всей округе: не выпить, не закусить - рационализм один. С русскими проще, у них всегда стремление есть: жить по потребностям, а не по деньгам. В природе их нет, значит это наш мир. Куда я иду? Зачем?
Он свернул в лес и, немного протрезвев, пошел к деревне опушкой леса. Вдоль деревни протекала небольшая речка. Иван прошелся по деревне и обла-янный собаками свернул к реке и берегом пошел в лес.
Река брала свое начало в лесной чаще. Здесь она превращалась в тонень-кий и стройный ручеек, который большинством голосов, населяющих эти мес-та, основываясь на законах природы, был избран президентом. Здесь было больше начал, здесь музыка Весны звучала сильнее, здесь униженный, уничто-женный в обществе, сломленный алкоголем Иван, уважающий порядок приро-ды, обретал власть человека душевного, разумного, всепрощающего.
Достаточно было уже для него одного того, чтобы увидеть эти места. Це-лые пласты воспоминаний вскрывались на сердце у Ивана, и он понемногу очищался до непорочного состояния в осознании и осмыслении своего светлого детства. Он никак не мог примириться с этой теорией очищения души, но из года в год покорялся своей давнишней привычке ходить в лес - все равно нуж-но было куда-нибудь идти, а идти ему было некуда.
Иван торопливо шагал вдоль ручья, но его движения человека из города совсем не гармонировали с нарождающимися движениями всего живого на земле: он спотыкался, бежал, останавливался, когда ветки цеплялись за него, словно кто-то испытывал его, и поэтому в мыслях давно желал скорее достичь любимого места и того блаженного покоя и равновесия, которые замечал у при-роды.
На своем любимом месте он увидел молодую пару походников: мужчину и женщину. Они сидели у костра на поваленном дереве и смотрели как заворо-женные на магию огня и тепла. Ивана точно кольнуло что. Ему показалось, что жизнь неудачника, которую он вел в городе и оставил, догнала его здесь, и те-перь шаг за шагом будет донимать его, обнажая перед ним то многое, чего он не хотел понимать и ценить в обществе. Поэтому он решил уйти подальше от людей, где девственность, наконец, чистота и его затея быть наедине с приро-дой получили свое дальнейшее осуществление.
Новое место, в полукилометре от походников, было восхитительно: в бо-лоте, которое образовывал протекающий ручей, волновалась густая болотная трава до самых родовых родников, по косогору, к воде бежали молодые березы, совсем рядом обживал это место коростель. Солнце уже давно скрылась за го-ризонтом, время вышло, и в сумерках до ночи Иван успел нарвать травы, поста-вить палатку, да собрать немного хвороста для костра.
Ночь для него выдалась светлая: полнолуние, такая уж засеребренная вышла ночь, что и костру места нет. Иван зажигает спичку, а она гаснет от влажности потому, что сырость из болота вышла и одной ногой на костер на-ступила, да и сам он сидит точно на облаке тумана. Тишина, только коростель нарушают ее.
Вслушивается Иван в ночь, а думает о дне, тем самым, образам ночным дает у себя разгуляться. Закричала встревоженная птица. Жутко стала Ивану наедине с природой, залез он в палатку и, свернувшись калачиком, положив ру-ки под голову и закрыв глаза, стал думать. Мысли маленькие, короткие прихо-дили к нему на ум; они точно нарождающаяся травка пробивались наружу. Он вспомнил своих друзей и родных с их недостатками, врагов, даже походников, которые заняли его любимое место, тем самым забыв и простив их.
- Ведь они живут в городе, - думал про них Иван, - где масса народу и ма-ло места на земле: в многоэтажках они стоят друг на друге как акробаты, разде-ленные перекрытиями. При таком напряжении больным можно стать. Жалко их было Ивану.
Наконец в своих воспоминаниях он перешел к природе. Видит Иван под впечатлением пройденного дня картины природы, а в них самого себя и думает:
-Кто же я тогда, если так могу наблюдать за собой? Бог! Может быть, мы пришли из другого мира, а этот мир нам понравился своей красотой, потому и живем в нем надвое и можем наблюдать за собой. Может быть, оттого я себя чувствую совсем маленьким, и только сегодня научившимся ходить, что живу еще в другом мире, где мне всего лишь два годика? Поэтому Ивана переполня-ло огромное чувство важности каждого человека, приходящего в этот мир.
В болоте скрипел коростель, он точно открывал и закрывал для него дверь в ночную природу. Жучки и паучки, которые оказались в траве под па-латкой, ползая, убаюкивали его. Страхи у Ивана понемногу утихли и он, успо-коившись, уже стал входить в ночную дверь природы, когда кто-то вдруг заорал на него, потом ухнул, пугая, и захохотал уже на оцепеневшего его от ужаса. Иван разом превратился в стальной крючок, казалось, никакая сила не разогнет его. По его спине с головы побежали мурашки, какой-то детородный природ-ный ужас вылез откуда-то из него и охватил его обручами. Он попробовал разо-гнуться, но тело не подчинялось ему. Жучки, паучки, которые убаюкивали его, зашевелились с огромной силой так, что все заходило ходуном. Палатка вдруг стала огромным шатром, а Иван - микроскопически крошечным существом. Ка-залось, кто-то огромный снаружи, чтобы увидеть Ивана в дырку на крыше па-латки, которую он все время хотел зашить, потянул ее к своим глазам и, увидев его превращение в микроскопическое существо, захохотал с неистовой силой. В одно мгновенье пронеслись перед глазами картины его никчемной, пьяной жизни, вспомнились крамольные мысли и все то, что мучило его и уничтожало. Ивану вдруг отчетливо стало ясно, что еще минута этих криков и он погибнет за все за это.
-О господи! - машинально произнес он и дернул ногой, она послушалась. - Слава тебе, господи! - обратился он к спасителю снова и дернул второй ногой, она выпрямилась. Тогда приподнявшись на руках, он, не спуская глаз с дырки в крыше палатки, попятился из нее, подтягивая ватные, еще малопослушные но-ги. Выбравшись наружу, он увидел, что какая-то птица со зловещим размахом крыльев спорхнула с палатки и полетела в сторону леса. Не упуская ее из вида, Иван задвигался еще быстрей, чтобы различить ее, но уперся спиной в прегра-ду, точно кто-то следил за ним, заведомо зная, куда он задвигается и ожидал на пути. Мурашки снова окутали все тело Ивана, и он, вздрогнув, забыл о том, ку-да пятился. На его пути стояла береза, которую он не заметил в темноте.
В лесу снова закричала зловещая птица, но в этом крике Иван услышал нечто иное, чем простое человеческое глумление самим над собой.
- Чего я так испугался? - воспользовавшись небольшой передышкой ме-жду ужасами, задумался Иван. - Птицы? Едва ли она желает пугать меня боль-ше, чем я себя. Он вздрогнул от неожиданной спасительной догадки и, подра-жая птице, как мог, радостно заорал на весь лес. Она не заставила себя долго ждать и закричала в ответ. Так они кричали друг с другом до утра. Утром Иван залез в палатку, попробовал закрыть глаза, чтобы уснуть: они не закрывались и были пусты, точно целый мир исчез для них.... - Надо скорее идти к людям, по-думал он, - испытания объединяют людей.
Женщину и мужчину он нашел спешно собирающих свои походные вещи, чтобы побыстрей покинуть это место.
- Вы откуда? - не отрываясь от сборов, спросила женщина. - Точно из-под земли выросли. - Сказав это, она вздрогнула, точно кто-то ее толкнул и, пере-став собираться, посмотрела на Ивана испуганными глазами.
- Я отсюда, совсем рядом с вами остановился, - сбиваясь с речи, стал оп-равдываться Иван. - Ужасная ночь, полнолуние и этот крик птицы....
- Разве там птица кричала, - спросила женщина и подозрительно посмот-рела на Ивана.
Он стушевался и начал говорить, что-то несуразное ругаясь про себя: "Ну зачем, зачем я сюда приперся? Разве женщину обманешь? Теперь выкручивайся как уж." Но женщина уже взяла инициативу в разговоре и продолжала:
-Такое впечатление, что кого-то там прикончили... Маньяки! Мало того, что они это сделали.... Эти придурки, ужаснувшись от содеянного, еще заорали на весь лес об этом. Всю ночь, всю ночь они орали без перерыва. Мой муж хра-па не выдерживает, а здесь такое.... Мы просидели в палатке, глядя друг другу в глаза, точно в последний раз в ожидании своей участи. Что у них было на уме? Вы, наверное, знаете, какая у нас молодежь?
- Николя! Как ты? - наконец обратилась она к мужу.
- Ничего...,- отвечал он с усилием, - ничего....
Иван воспользовался этим и от чувства неловкости перед этими людьми поспешно скрылся в лесу.
Последние отзвучия слов, которые не успели замереть, когда он как мед-ведь, пробирался в лесу были:
- Где же мужчина? - спрашивала себя женщина. - Где? Он только что сто-ял здесь. Колдовство. Надо скорее уносить свои ноги от этого ужасного места.
Утро на своей стоянке Иван встретил строго и холодно, точно и без него у него было много дел. Он разжег костер и, присев рядом на рюкзак, стал без-думно смотреть на другую сторону болота, где осины образовывали на ветру в зеленный бархат покрова из листьев. Их неуловимый отблеск на ветру завора-живал Ивана. Хорошо ему было сидеть у костра, понемногу растворяясь в ти-шине и одиночестве и после ужасной ночи ощущать доброту дня. Вскоре он увидел, как, отделившись от леса, вышел на тропинку к нему мужчина.
Небольшого роста, с прямой осанкой, круглым лицом и такими же очка-ми, схожий с совой, подойдя вплотную, мужчина сказал прерывающимся голо-сом.
- Здравствуйте!
- Здравствуйте! - удивлено произнес Иван в ответ и пожал протянутую руку неизвестного ему человека.
Мужчина устало присел и стал смотреть туда, куда смотрел Иван. Насту-пило неловкое молчание.
- Когда я шел к Вам, - глубоко вздохнув и опустив голову как человек, чувствующий свою вину перед другим, наконец он начал свое повествование. - Я встретил походников: женщину и мужчину. Они рассказали мне, что сегодня ночью перенесли стресс: более ужасных криков они не слышали за свою жизнь. Из их рассказа я сразу все понял: к Вам прилетал Гоша - моя птица. Она очень добрая и приветливая птица: любит и понимает людей. Я орнитолог, - продол-жал он, - и мне в подарок друзья привезли эту птицу. Когда он был маленьким птенцом, все только и делали, что наслаждались им: до того он был ручной, нежный, ласковый и самое главное доверчивый, точно кошка или собака. Днем эти птицы не видят, поэтому все их выражения любви и привязанности начина-ют проявляться только ночью. Вы, наверное, не зажигали костра ночью?
Иван не отвечал. Он не мог вымолвить ни одного слова, потому что не в силах был понять сказанное незнакомцем, точно это было новое знание.
- Когда Гоша повзрослел, - не дождавшись ответа, продолжил мужчина, - он стал так кричать ночью в квартире, что все мои родные, да и соседи тоже стали также, да еще хуже, кричать на меня. Наконец они предложили: "Или ты или Гоша" и мне пришлось выпустить его этой весной здесь.
Он поднял глаза и посмотрел на Ивана - кровь застыла в нем, точно весь перенесенный ужас и непонимание выразились на его лице, искривив и исказив его человеческий облик. До него только сейчас, точно в тумане стало доходить, кто стучался в его палатку ночью с добром и любовью.
Кто когда-нибудь видел на лице другого внезапное выражение ужаса и непонимания, тот поймет мужчину, испугавшегося за Ивана. Чувствуя вину пе-ред Гошей и Иваном, единственное, что просил мужчина, уходя: не съесть Го-шу, когда тот прилетит.
Потом Иван с чувством вины сам ходил по лесу и, где ночью сидел Гоша, звал его.
Ничего подобного даже в сказках и легендах не встречал он за свою жизнь, чтобы любовь, привязанность, понимание были в таких ужасных выра-жениях.
- Да и где было взяться хорошим манерам у Гоши, - размышлял Иван. - Рожденному ночью, среди таких же, как и он. Без широты и простора светлого дня - человеку-то трудно выразить свою любовь внятно. А как это сделать пти-це? Вообщем многое еще нужно понять и преодолеть, чтобы найти любовь в этом мире. Главное сейчас надо сделать так, - думал Иван, - чтобы кто-нибудь из этого мира понял и полюбил тебя, хотя бы так, как я сейчас Гошу.
Ивану еще долго слышались эти пронзительные ужасные звуки, но они уже были для него звуками гармонии ночи, в которых слышалась любовь и доброта.
Так и не дождавшись Гоши, Иван возвращался домой. Картины природы, ранее виденные им, представлялись ему в обратном порядке, поэтому дорога казалось короткой и веселой. Он любил сейчас все: птичку, которую встречал на своем пути; листочек, вырвавшийся из почки наружу, жучка, остановившего свое движение на этом листочке, кошку, собаку, родных и близких, друзей и врагов, Гошу. Его душа сидела глубоко в груди, присосавшись к сердцу, словно маленький ребенок, и Иван точно знал, что проживет в любви и согласии с ней еще год, до следующей весны.