Шел мокрый липкий снег. Ложась на грязный асфальт, он смешивался с песком и солью, образуя вязкую кашицу. Струйки ручейков стекались в огромные бурые лужи, создавая целые озера слизкой грязи. Начиналась самая обычная Питерская осенняя погода.
Воздух, исполненный влаги, мельчайшими капельками пропитывал все вокруг, и казалось, что от него некуда было деться.
Одинокий листик клена, словно кораблик в безграничном океане, уверенно направился к водостоку. Откуда он взялся в каменных лабиринтах домов? Здесь, в центральной части города практически не было деревьев. Может, ветер занес его с близлежащего скверика доброй больницы, или веселый школьник, приготавливая гербарий, обронил его?
Мокрая кошка показалась из тусклой арки и, ступив в лужицу талого снега, поморщила усатые щечки. Ее шерсть, скатавшаяся и слипшаяся, напоминала валик для покраски стен, а ободранное ухо говорило о схватках с местными котами.
Темные улицы, освещенные желтоватым светом фонарей, уходили куда-то вдаль, словно отряд солдат, выровнявшихся по команде "смирно". Было всего-то часов девять вечера, но немногочисленный народ стремился скорее домой, не особо-то задерживаясь на свежем воздухе, только лишь стайка молодежи орошала округу звонким щебетом.
Окна домов, занавешенные шторами, пропускали немного света, напоминая грустные глаза одиноких стариков, а тяжелые арки невесело улыбались.
Разве камень умеет говорить, разве камень умеет плакать? Разве узнаем мы когда-нибудь трепетные воспоминания уставших от времени кирпичных, каменных, песочных сооружений? Их молодость была наполнена величием, красотой, совершенством. А сейчас - огромные вереницы сверкающих огней в тихой ночи разбегались по бесконечным стенам улицы, словно кто-то по мановению волшебной палочки зажег мириады небесных звезд.
Темное и светлое, злое и доброе воедино переплелись в сказочном мире уютного города. Конечно, здесь не летали магические драконы и не сидели на ветвях русалки, но атмосфера таинственности и старинной мудрости витала над реками и каналами.
Где-то, на одной из улиц, жил одинокий художник и сейчас, в его окошке, тоже горел свет. Этот художник был угрюм и печален, а его невеселые мысли, блуждающие в творческой голове, находили свое место в красочных картинах. Его звали Карл - коротко, звучно, громко.
Он был молод, высок, черноволос и излишне худощав, словно тонкая высохшая кисточка. Изящные черты лица, глаза, окаймленные пушистыми ресницами, все в нем создавало облик гениальности.
Но... наш герой был неизвестен. Его картины не ценились знатоками искусства, и даже среди обычных, не искушенных совершенством людей, редко когда имели успех. Полуголодный образ жизни заставлял искать новые направления, идеи, но единственное, что помогало, так это карикатурные рисунки случайных прохожих на Невском проспекте.
На его столе основательно поселились хлеб и молоко, иногда награждая чем-то более существенным.
Маленькая темная комнатка в коммунальной квартирке, как и скудная еда, и обветшавшая одежда наводили на грусть и тоску. Ложась спать и поскрипывая еще дедушкиным диваном, Карл долго ворочался в холодной постели. Его желудок ныл, а разум плакал.
Сон не шел долго, словно специально издевался, заставляя побольше времени провести думая о пище. Он как слабое обезболивающее медленно захватывал бодрствующее сознание. Сначала мысленные образы стали постепенно превращаться в цветные картинки, потом сомкнулись глаза, все более и более сильно погружая тело в легкую негу забывчивости.
Сновидения заполнили все вокруг, полностью вытеснив реальность происходящего, и бессознательное вырвалось наружу. Молодой художник крепко заснул отдавшись во власть тихим ночным сумеркам, искрящимся звездами.
Луна спустилась с неба и плавно покачивая стройными боками, уселась на край кровати, осветив таинственным светом волшебную комнату. Портреты, расставленные повсюду, заулыбались, пейзажи зажглись легкостью и воздушностью, а прекрасные цветы в позолоченных вазах засверкали свежестью. И куда бы ни падал взгляд небесной покровительницы, все преобразовывалось, наполняясь радостью и силой.
Слегка вьющиеся волосы Карла, разметавшиеся по подушке, пригладились, тонкое одеяло укутало озябшие плечи, а жесткие пружины старого дивана приобрели нежность и мягкость.
- Спи сладко, - ласково прошептала заботливая луна на ухо Карлу, - пусть тебе приснятся самые лучшие сны.
И снова покачнувшись, она направилась к окну, освещая себе путь золоченой улыбкой. Вырвавшись на улицу, она ненадолго замерла, оглянувшись на грациозные стены дома, подмигнула крохотным ангелочкам, охраняющим это здание, и послала им воздушный поцелуй, водворяясь на прежнее место.
Неприхотливый дом, осветленный озорством и заботой, устало выпрямился, потоптался на месте и снова уселся на насиженное гнездышко. Белая лепка, потемневшая от времени, засверкала как прежде, а венценосные балкончики, словно погоны на плечах адмирала, приободрились. Тяжело вздохнув, старинное здание вернулось к нахлынувшим воспоминаниям, и замерло в положенной позе.
Напротив стоял другой дом - молодой, четко очерченный, его прямые углы не выбивались из продуманной схемы, а ровные линии без каких-либо дополнений и узоров, неприветливо смотрелись среди великанов прошлого.
Негромко кашлянув он что есть силы позвал адмирала. Тот от неожиданности вздрогнул и неохотно посмотрел в сторону зова.
- Папаш, не слышишь что ли? - снова подал голос молодчик, - к тебе, к тебе обращаюсь.
Адмирал нахмурил густые брови и неодобрительно усмехнулся.
- Тут есть где повеселиться? Ну, прогуляться хотя бы, город посмотреть?
- Сиди, нашел где веселиться, - хрипло произнес взбудораженный дом.
- Вы что тут, все такие? Или уже помирать собрались? - не унимался юнец.
- Все, все, - односложно ответил адмирал, - и не приставай, дай отдохнуть.
- Эх, старикашка противный, на свалку пора. А все строишь из себя, - огорченно взвизгнул молодой.
На этот раз адмирал промолчал не обращая внимания на сказанное. Здесь редко когда поселялись молодые, в основном однополчане, старые друзья, с которыми и жизнь вспомнить не грех и рюмашку другую за тех, кто в море можно.
- Что замолчал, горло пересохло, штукатурка осыпалась? Да ты посмотри на себя, разговаривать он не хочет. Ну и не надо, я сам с тобой поговорю, - восхвалялся храбрец.
- За тобой скоро придут и кирпичика не останется. Зато я, нет, такие как я, займем твое место. Мы молодые, красивые, свежие, а вы? Что в вас хорошего? Сыростью пахнет, морщины-трещины по всему телу, согнулись от старости.
- Замолчи, - вступился сосед, - как у тебя язык поворачивается такое говорить?
- Ничего, ничего, - успокоил его адмирал, - пускай пофантазирует.
- А я и не фантазирую, от вас по всему городу гнилью несет. Вот когда придет время и не останется ни одного захудалого домишки, будут стоять стройные вереницы новых, лучших домов.
Мы повыбрасываем все, что будет напоминать о прошлом. Сфинксы? Зачем нам сфинксы? Зачем нам лошади, взвившиеся на дыбы, зачем нам статуи, памятники, зачем? Только прямые, параллельные линии, вот в чем красота, вот в чем искусство.
Обиженный адмирал хотел было отвернуться, но увидев ласковые глаза волшебной луны - покровительницы и острые наконечники стрел охранников - ангелочков, немного успокоился. У него есть защитники, есть те, кто всегда придет на помощь.
Легкий игривый ветерок отер показавшиеся слезы из глаз-окон и нежно поцеловал в мудрый лоб. Теперь адмирал был спокоен, он все-таки кому-то еще нужен.
Утро застало веселым, ярким солнышком. Его всевидящие лучи проникли в комнатку художника и осветив темные углы, пробежались по спящему лицу молодого человека. Ресницы дрогнули и мимолетный сон упорхнул, словно трепетная бабочка. Его кружевные крылышки задели кончик носа и исчезли, растворившись с рассветом.
Ночная властелинша отдала узды правления в руки света, солнца, чистоты. Потянувшись в кровати Карл сладко втянул в себя прохладный воздух - пахло листвой, землей, осенью. И тут он вспомнил обо сне. Вспомнил волшебницу луну и свой любимый старый дом, оскорбленный наглой новостройкой.
Образы ночного происшествия проносились в голове со всеми подробностями, и казалось, он сам присутствовал при неприятном разговоре, видел таинственное освещение улицы, видел погоны на плечах здания - адмирала, слышал крикливый голос дома - задиры.
Схватив кисти и краски, художник бросился к выходу. Внезапно посетившая муза подгоняла его, не давая даже умыться.
Шумная улица, наполненная снующим народом, встретила Карла радушно. Тусклые тона окружающего мира, словно рисованные акварелью картины, приободрились, впитывая в себя яркость и четкость.
Как раньше он не замечал, блуждая по городу в поисках истины, всей красоты и счастья этих огромных, величавых, прекрасных домов. Там башенки, там балкончики, там колонны, а чуть дальше, за углом - острый шпиль, грациозно устремленный к небу.
И не надо ничего большего. Здесь, в атмосфере священности и заключалась душа нашего родного, любимого города. Именно здесь, среди старинных домов, среди изящных улиц, среди людей, вечно куда-то спешащих и бегущих, именно здесь, среди гранитных берегов Невы, среди мостов и мостиков и билось живое сердце Петербурга, размеренно отсчитывая минуты.
И куда ни глянь, в любой стороне, в любом самом маленьком закоулке виднеется что-то огромное, сильное, несущее в себе отпечаток истории, истории нашего народа, нашего города, нашего мира.
Карл шел разглядывая каждый камешек, каждый кирпичик. И даже осенняя грязь больше не огорчала, наоборот, она показалась до боли родной, привычной, приятной. И теперь она не напоминала что-то жуткое, слизкое, а виделась сливочным мороженым, растекшимся по голубой тарелочке.
На право - Летний сад усыпанный золотом листвы, на лево - Михайловский замок в окружении неиспарившейся славы, чуть дальше Русский музей ярко-желтого цвета радости и любви, а потом... да что уж там потом? Все здесь, здесь настоящий Петербург.
И слава Богу, что грубая новостройка из сна не существует, позоря священность старинного города, не в ней магический смысл, витающий над улицами, не в ней мудрость великих, не в ней прелесть оригинальной идеи.
Вернувшись к родному, тихому дому Карл достал мольберт. Краски ложились легкими, плавными мазками, уверенно создавая облик решительности, величия, гордости каменного великана. Чисто-голубое небо, лучи солнца в пушистых облаках, мягкие тона балкончиков, чуть потускневшая лепка, и конечно, листик клена, нежно опускающийся на асфальт.