Джен : другие произведения.

Миссия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Гости не раскрывали своих имен. Точнее, говорили, что услышать - и произнести - их имена можно лишь сердцем. Мы воспринимали это как метафору, не могли поверить до тех пор, пока кто-то из Гостей не демонстрировал, что его сердце способно биться очень по-разному. Не только быстро или медленно, но то глухо, то звонко, то сильно, то слабо. С паузами разной длины. Это немного пугало, но больше - восхищало. Сердце каждого Гостя могло говорить с другим сердцем, вот только люди не могли вступить в диалог. Может, для того, чтобы научиться, следовало перестать бояться умереть. Ведь сердца Гостей иногда подолгу молчали, и мы были свидетелями тому..."
  Гости прибыли к нам на летающих досках - неторопливо паря, спустились с неба. Их диковинный транспорт, вроде бы деревянный, был ярко расписан сложными символами и орнаментами. Гости выглядели как люди, только значительно более совершенными. В нашем мире мы давно привыкли к сочетанию красивого тела с бессмысленно-туповатым, заурядным лицом. В то время как незаурядные персоны обычно искорежены физически, по крайней мере - имеют весьма нездоровый вид. Конечно, попытки изобразить всесторонне развитых героев предпринимаются в индустрии кино, но имеют слишком уж кукольный результат. Явление Гостей мы поначалу приняли за неожиданный спектакль, дорогостоящий короткий праздник. Охранные службы опешили. Довольно скоро выяснилось, что высокие, сильные Гости - отнюдь не актеры. Приземлившись, они подхватывали свои доски, и, волшебным образом сложив, помещали куда-то в складки одежды. Мужественные, как у идеальных космонавтов, лица озарялись радушными улыбками, когда Гости встречались глазами с кем-то из нас. Трудно было не улыбнуться в ответ.
  
  Стоял спокойный августовский вечер, полный солнца и сказочных кораблей-облаков. Я прогуливался по набережной, разглядывал публику. Появление в небе Гостей заставило меня остановиться вместе со всеми. Сцена выглядела странной и торжественной, как будто прилетели маги. Они опускались, и толпа расступалась, чтобы дать место каждому. Гости не отличались молодостью, но время вылепило их идеально. Как рассказали позже - и у нас нет оснований не верить, - с годами любой Гость расцветал и даже становился выше. На набережной образовалось несколько групп, всякая - с двумя-тремя Гостями в центре. Большинство незнакомцев были мужчинами, причем такими, что любой мужчина-человек рядом с ними терялся. Немногочисленные женщины, также двухметрового роста, выделялись очень короткими стрижками на фоне своих длинноволосых партнеров. От них исходило столько сочувствия, мудрости и доброты, что хотелось прислониться к ближайшему пришельцу и заплакать в объятиях. Все Гости были одеты во что-то вроде длинных туник глубоких, чистых цветов - лазурных, темно-золотых, терракотовых, - и эти цвета заставляли задумываться о гораздо большем, чем ткань и покрой. В качестве обуви Гости предпочитали кожаные сандалии или легкие невысокие сапоги. С приходом осени и даже зимы они не поменяли одежду, но умудрялись не мерзнуть.
  
  Гости мягко смотрели на нас, а мы на них - во все глаза. Потом они поздоровались и сказали, что немного поживут с нами - если, конечно, мы не возражаем. Гости также сказали, что от нас им ничего не надо, и они постараются не мешать. 'Позвольте только быть среди людей'. Толстая женщина рядом со мной резко протянула к ним руки и воскликнула, что готова приютить нескольких, ведь она понимает, она так понимает ценность пришельцев! Другие на нее оглянулись с сомнением, но спорить не стали. Гости улыбнулись и поблагодарили за приглашение. Возможно, они им воспользуются. Седой грязноватый мужчина интеллигентного вида сказал, что тоже может предложить раскладушку. Вдруг ряды разорвались: к нам пробивался милиционер. Он выглядел ошарашенным, но пытался это скрыть. В глаза Гостям он посмотреть не решался, чему помогал его маленький рост. Упершись взглядом в широкую грудь под лазурной тканью, он потребовал документы. Люди вокруг заворчали, что, мол, неплохо было бы сперва показать удостоверение самому. Но один из Гостей спокойным жестом остановил начавшуюся было бурю. Из складок туники - оттуда, куда он недавно умудрился упрятать доску - он достал какой-то синий документ с серебряной звездой на обложке. Другие мне потом говорили, что там была не звезда, а штурвал. Милиционер явно чувствовал себя виноватым. Он попятился, козырнул. Гость сказал ему: 'Ничего страшного'. Вдруг милиционер зажмурился. Его лицо болезненно покраснело. Казалось, он сейчас потеряет сознание от стыда. Я подумал, что неплохо и мне было бы обзавестись таким документом. Да, как и все, я напрягался при встрече с милицией, которая, по идее, должна меня защищать. Но кто из нас верил в эту идею? Кто из них жил в согласии с ней?.. Какими убогими мы, наверное, казались Гостям. Но они нас не осуждали. Они всегда нас терпели такими, какие мы есть.
  
  Как выяснилось немного позже, Гости прибыли одновременно во все города и села. Пришли к лесникам и полярникам, спустились во дворы монастырей. Сосчитать чудесных пришельцев не удалось. Власти пытались как-то регламентировать отношения, но Гости смеялись, и чиновники смущались, точно тот маленький милиционер. По сравнению с возможностями Гостей любой регламент казался таким неважным! Гости все время оставались на улице, они не спали никогда. Их было ровно столько, что можно было надеяться на разговор. Каждый Гость выбирал кого-нибудь из людей, и прогуливаясь, вел весьма серьезную беседу. Люди плакали, влюблялись в Гостей, устраивали истерики, угрожали самоубийством. Другие, напротив, становились тихими-тихими и будто бы просветленными. Гости сносили все. Они не любили праздников, старались находиться в спокойных местах - пригородных парках, на запущенных улицах. Гостей то и дело звали на свадьбы и дни рождения, но ни один так и не был замечен на торжестве. Зато пришельцы помогали хоронить наших близких. Шли вместе с нами по кладбищу. Не чурались работать лопатой. Утешали вдов и детей. Если Гость появлялся на похоронах, то священник казался лишним. Да и сами представители церкви официально Гостей сторонились и переговоров не вели. Но я видел не раз, как какой-нибудь батюшка шел и беседовал с Гостем. Гости выслушивали любого, привечали нищих старух и отвязных подростков, вот только игнорировали цыганок, точно последних не существовало. Впрочем, за год жизни Гостей в человеческом мире, цыганки куда-то поисчезали. Также стало меньше больных. Ведь, чтобы оказаться рядом с Гостем, требовалось быть способным несколько часов пробродить по улицам.
  
  Гости не раскрывали своих имен. Точнее, говорили, что услышать - и произнести - их имена можно лишь сердцем. Мы воспринимали это как метафору, не могли поверить до тех пор, пока кто-то из Гостей не демонстрировал, что его сердце способно биться очень по-разному. Не только быстро или медленно, но то глухо, то звонко, то сильно, то слабо. С паузами разной длины. Это немного пугало, но больше - восхищало. Сердце каждого Гостя могло говорить с другим сердцем, вот только люди не могли вступить в диалог. Может, для того, чтобы научиться, следовало перестать бояться умереть. Ведь сердца Гостей иногда подолгу молчали, и мы были свидетелями тому. Хотя, конечно, нас могли обманывать. Ходили такие слухи. Но если мы верили слухам, а не Гостям, то почему-то казались себе хуже, чем есть. В доверии пришельцам, напротив, чувствовались чистота и правота. Они нас подсадили на наркотик понимания. Никто не слушал нас так, как они. Мы становились рядом с ними как будто лучше: выше, стройнее и телом, и духом. Конечно, биение любого сердца можно считывать датчиками, усиливать тоже с помощью аппарата, привыкнуть к определенной последовательности ударов, пользоваться этим, как речью, отстукивать пальцами. Но мы понимали, что это - совершенная ерунда: наш способ познания, наши методы перевода. Мы слишком многое упрощаем, и теряем истину по пути. Гости - иные. Правы - они. А мы должны пытаться следовать за ними, в меру собственных сил.
  
  Да, люди видели в Гостях учителей. Но учиться не получалось. Взять хотя бы ситуацию с досками. Конечно, многие хотели летать, особенно молодежь. Гости не жадничали, доставали и раскладывали доски по первой просьбе. Удивляло, конечно, как довольно толстая доска способна от стремительного движения рук преобразоваться в предмет размером - и весом! - со спичечный коробок. И превратиться обратно в надежную, ярко раскрашенную, с закругленными краями доску. Полет на ней казался более доступным и простым, чем такие превращения. Я, правда, не решался поставить ноги на ее узоры. Но другие вставали. Ничего не случалось. Гости говорили, что доска приводится в движение с помощью мысли. Люди прикрывали глаза, бормотали что-то под нос. Расставляли пошире руки. Приседали и выпрямлялись. Никакого эффекта. В то время как Гостя доска поднимала легко. Даже если человек шил себе одежду как у Гостя и учился ходить в снегопад в одной легкой тунике, - не менялось ничего. Можно было научиться не мерзнуть, но поднять доску вверх вместе с собой, хотя бы на несколько сантиметров, не получалось. Люди умели летать лишь на чем-то очень тяжелом, да и то - целиком за счет механизма, а не внутреннего усилия.
  
  Я помню свои разговоры с Гостями. Требовалось ходить по улицам долго, чтобы найти одинокого Гостя. Затем встретиться с ним глазами. Затем он жестом подзывал к себе. Гостю можно было сказать, что угодно. Но ерничество, или попытки соблюсти формальный ритуал, или проявления гнева уже на старте ощущались такой огромной глупостью, что человек сбивался, замолкал, а после начинал вести себя естественно. Как с очень близким, всепонимающим другом. Таких не бывает среди людей; Гости, скорее, подобны внутренним собеседникам. Очной встречи с которыми ты ожидаешь всю жизнь. Они не критикуют и не оценивают тебя, ничего от тебя не ждут, не заигрывают, не пытаются управлять. При этом ты очень важное для них существо. Несмотря на твои ограниченные способности. Гости были единственными, кому я раскрывал свои идеи, и перед кем жалел, что никому мои идеи не нужны. Им я признался, что уже не жду счастья, и кое-как доживаю свой век. Мои сорок лет - это время бессилия, угасания. Я не особенно хочу жить, но смерть пугает меня, да и родных не хочется огорчать. Все-таки они от меня зависят. Я должен работать для них. Помогать матери на огороде, оплачивать образование детей. Может, им будет лучше, чем мне, хотя я не особенно верю в это. Простые люди, вроде меня, обречены на жалкое существование. С другой стороны, любые деньги, приключения и чувства не делают жизнь человека менее жалкой. Разве что создают иллюзию смысла. Я бы хотел жить один, но никто не позволит. Я бы в отпуск поставил палатку на другом берегу реки - там, где лес, - и месяц ни с кем бы не говорил, но это слишком небезопасно. Меня могут избить, убить. Я не умею за себя постоять. Я избегаю опасностей. Я такой же, как все.
  
  Я знаю, другие, более молодые питали надежду, что Гости возьмут их с собой. Забегая вперед, скажу, что этого не случилось. Впрочем, Гости дарили подарки. Своими руками - мягкими, вроде наших, руками! - они плавили твердый камень и создавали небольшие скульптуры для парков. Нечто подобное я видел лишь в музеях. Мои современники никогда не творили такой красоты. Из камня рождались хрупкие, большеглазые люди и ангелы, птицы и звери; бабочки с настолько тонкими крыльями, что страшно смотреть. Позже, когда Гости ушли, отдельные люди попытались уничтожить скульптуры. Не вышло. Расплавленный чужими ладонями и вновь застывший камень оказался неразрушимым. Его ни портили ни металл, ни огонь. Небольшие - размером с восьмилетнего ребенка - статуи нельзя было сдвинуть с места даже с помощью машины. Они отторгали краску, их не брала кислота. Хотел бы я быть столь же стойким! И, думаю, не я один. Еще Гости изредка создавали для нас дома. Маленькие деревянные избушки внутри оказывались просторными, точно дворцы. Люди, правда, боялись там жить - вдруг схлопнется пространство, точно летающая доска? И ты окажешься пойманным насекомым в спичечном коробке. Но на экскурсии ходили, удивлялись, восторгались. Рассказывали, что в других местах эти домики представляли собой лабиринты, и, если в лабиринте как следует заблудиться, то можно попасть в мир Гостей. Но к общему разочарованию и злорадству отдельных лиц, все возвращались домой.
  
  Зимой, ближе к новому году, Гости разводили для нас костры и рассказывали волшебные истории. В феврале на реке устроили огромный каток. Почему-то на нем люди чувствовали себя особенно ловкими и быстрыми, и никогда не падали. Осмеливались кататься даже старушки. Весь месяц стояла хорошая солнечная и почти безветренная погода с небольшим бодрящим морозцем. В марте, когда подули большие ветра, Гости поведали нам, зачем появились. Не только мы, люди - но и они считали, что их присутствие нас сделает лучше. Сознательнее. И это вроде бы удалось.
  
  Все дело в том, что у людей есть душа. У каждого человека. Мы почти ничего не знаем о ней, забываем о ней, и уже не слишком верим в ее существование. Даже если стараться, то полной убежденности не достичь. Тем не менее, она есть - и растет. Как сорная трава, независимо от условий. Убить ее мы не можем. Но пользоваться ею - тоже не способны. В прошлом встречались люди, у которых она достигала довольно больших размеров. Так возникали те, кого мы почитаем за великих. Но это не особенно отразилось на окружающих. Даже то, что люди называют любовью, к душе особого отношения не имеет. Хотя, благодаря любви, она немного может подрасти. Чуть лучше она растет, если заниматься искусством или наукой. Правда, не в каждом случае. А вот такие вещи, как разговаривать сердцем или летать с помощью мысли, нам, людям, недоступны совершенно, в чем мы все успели убедиться. Хотя душа является той силой, которая... Дальше я не могу объяснить. Мне не хватает слов. Любой человеческий язык к описанию подобных явлений не приспособлен. Гости говорили вроде бы по-нашему, и все мы вроде бы поняли, но никто не способен воспроизвести. И записать тоже не довелось. Позже выяснилось, что Гостей даже никто не сподобился сфотографировать. Но это как раз хорошо. Было бы трудно смотреть на снимки и знать, что Гости ушли навсегда и больше с нами не заговорят. Во всяком случае, с большинством.
  
  Итак, душа человека растет как трава, и служит основой для многих возможностей. Однако, сам человек воспользоваться этим не может. Подросшие души берут себе Гости. Срезают как гриб, срывают как плод. Осторожно и бережно, - чтобы она продолжала расти. До следующего сбора урожая. Гости давно живут поблизости от людей, именно по этой причине. То, что недостижимо для нас - вполне подходит для них. Они питаются тем, что произрастает из нашего существа. Поэтому они столь прекрасны, сильны, мудры и, по сравнению с любым человеком, практически, всемогущи. Быть пищей - или почвой для роста пищи, кому как нравится, - это единственный реальный смысл человеческой жизни. Все остальное - такие мелочи. Гости никогда не скрывали своей потребности в наших душах, и порой появлялись среди людей. Мысль о том, что человек является едой для неких высших сил, в сущности, является основой многих религий и верований. Это знание проникло и в современные книги. Правда, авторы, не соглашаясь с естественным ходом событий, пишут о том, что подобное положение дел ненормально, и следует от него избавляться. Высвобождаться, пестуя душу и осознавая, что с ней происходит. Проблема в том, что когда душа разрастается, человеческое сознание ее не выносит. Это все равно, что носить в себе дерево и чувствовать, как оно всеми ветвями рвется наружу. Если такое случается, то из-за желания сохранить себя человек старается рост прекратить. Происходит борьба, кто-то оказывается проигравшим. Раненый выздоравливает и вновь идет воевать. Печальные судьбы гениев всем известны. Поэтому Гости пытаются нам помочь, забирая ненужное. Это нормально, так устроены мир и природа. Конечно, все люди испытывают беспокойство, когда в них что-то растет. Но, в целом, мы можем рассчитывать на спокойную, хорошую жизнь, а иногда даже и на счастливую. Если же кто-то захочет вместо человека стать, условно говоря, деревом, отказаться от своего 'я', то Гости его не тронут. Хотя им больно смотреть на наши страдания. Именно потому в последние лет этак сто в человеческом мире гениев стало меньше. То есть, почти не стало. Да, люди не смогут летать подобно Гостям; но зато самой большой болью для человека останется разве что смерть собственного ребенка, - этому Гости помочь не в силах. Если уж ты человек, то тебе свойственно умирать очень быстро. У условного дерева смерть, конечно, другая.
  
  Нельзя сказать, что от признания Гостей все люди были в шоке. Все-таки в двадцать первом веке мы довольно циничны. Да, мы видели полеты на доске, странные игры с пространством, и даже смогли поверить в буквальное говорение сердцем. Но существование наших душ Гости не смогли показать. Возможно, души людей действительно слишком малы, чтобы увидеть друг друга. Несколько месяцев ушло на тихие разговоры. В любом случае, говорить с Гостями по-прежнему было гораздо приятнее, чем с подобными себе. Многие сами просили взять у них излишек души. Ничего особенного не происходило. Гости говорили спасибо. Люди рассказывали потом про ощущение слабой легкости, но, может, они выдумывали. Да и Гости могли выдумывать тоже. То есть, говоря о неведомых нам вещах, лишь весьма приблизительно передавать их значение. С другой стороны, большинство было радо оказаться хоть в чем-то полезным Гостям, пусть даже эта польза абстрактная. Потом Гости ушли. В одних городах они просто исчезли. В других, включая наш, они собрались и торжественно улетели на своих досках, растаяли высоко в небесах. Мы видим в этом знак особого внимания.
  
  Мне не жалко своей души. Если она существует, то пускай будет тот, кто сумеет ею воспользоваться. Я не жду от себя великих свершений, и не люблю чувствовать боль - особенно такую, от которой не смогут избавить врачи. Конечно, не очень приятно считать себя пищей, но, по сути, я ведь всю жизнь кормил своим временем и вниманием многих людей, и вовсе не считал это постыдным или трагическим. Напротив, я чувствовал, что должен так поступать. Даже теоретически я не могу сопротивляться своей участи, потому что не знаю, как это сделать. Но все же мне кажется, что будь я деревом - среди других деревьев, конечно, - то я бы отдал одну из своих ветвей под такой человеческий мир, в котором никогда не появятся Гости. И тогда мы посмотрим, что будет.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"