Аннотация: История со сказочным привкусом. История о пирате и принцессе.
От кэпа каравеллы пахло табаком и солью. Он имел раздражающую привычку: при разговоре с кем бы то ни было щурить синие глаза и смотреть вдаль, а не на собеседника.
- Капитан Финнбар к вашим услугам, - сказал капитан, с сильным гэльским акцентом. Я пожал протянутую мне руку, едва не оцарапавшись о загрубелые, шершавые мозоли.
Без долгих предисловий я принялся описывать сложившуюся ситуацию:
- Мне срочно нужно попасть в Гленнхолл. По стечению обстоятельств я отстал от поезда, что повлекло за собой цепь остальных опозданий: на корабль и дилижанс, везущий нас до самого Лизерайла. Мой оркестр в пути, слушает перестук колес, а я вот здесь, в Боллиндерри, все еще лелею надежду догнать их.
- Да ты отчаянный парень. Мало кто из пассажиров отваживается свершить путешествие на моей 'Искательнице миров'.
- Мне очень нужно, сэр, - кивнул я, переложив футляр со скрипкой из одной руки в другую, чтобы вытащить из кармана бумажник.
Кэп назвал сумму, я расплатился и окрыленный пока еще призрачной надеждой, взошел по трапу на борт старенькой каравеллы. Команда из семи человек вытянулась по стойке смирно, едва тяжелые башмаки капитана коснулись досок палубы.
- Прошу любить и жаловать: это наш дорогой и единственный пассажир мистер...
- Нэйт, - подсказал я, вспомнив, что настолько расстроился из-за своих недавних злоключений, что забыл представиться капитану. Матросы вперили в меня ничего не выражающие рыбьи глаза.
- Что ж, мистер Нэйт, - капитан пригладил немного неряшливую рыжую бороду с проседью. - Юнга Креншо проводит до каюты. - От общего строя отделился маленький, худой человек - почти коричневый, с выгоревшими волосами и бровями. В отличие от команды, у юнги был живой взгляд. Я не дал бы ему больше тридцати. Странно, что он до сих пор ходил в юнгах, возможно это потому, что он казался одним из тех, кто с радостью пропьет последнюю пару сапог в кабаке, ни на секунду не задумавшись о дальнейших последствиях.
- Давно в Боллиндерри? - поинтересовался юнга, поманив меня за собой кивком головы.
- Да, собственно, я здесь случайно. Отстал от поезда. Сначала чистильщик обуви долго искал сдачу, явно надеясь на щедрые чаевые, затем продавец газет показал мне неправильный путь до станции, а потом пожилая пара, заговорившая меня до полусмерти. Хорошо, что скрипка и бумажник при мне. - Мои слова, как и мысли, были весьма сумбурны, но, кажется, Креншо все понял.
- В следующий раз, когда не будете слишком спешить, задержитесь в Боллиндерри, - сказал он, блеснув широкой улыбкой. - Я сам отсюда. У нас славный город, со славным названием.
- Оно что-то значит? - Название города казалось мне очень знакомым, хотя я никогда не бывал здесь прежде.
- Да, в переводе с гэльского 'Из города с дубовой рощей'.
- О, я знаю! - осенило меня. - Знаю, почему название города мне кажется таким знакомым! Ни один город не упоминается в сказках так часто, как Боллиндерри.
- Все верно! - подтвердил улыбчивый юнга и тут же процитировал начало одной из сказок: - 'В тот день из города с дубовой рощей исчезли все цветы'.
Я улыбнулся в ответ. Теперь жизнь представлялась мне в более радужных красках. Ведь я был на корабле, а это значило, что у меня есть шанс догнать оркестр, в котором я играл первую скрипку.
Моя каюта оказалась тесной конурой, которую можно было обойти в два широких шага. Но, не подумайте, никаких жалоб. Я обустраивался в каюте и поэтому пропустил отшвартовку, а когда вышел на палубу, то каравелла стремительно удалялась от порта Боллиндери. Я получше присмотрелся к кораблю. 'Искательница миров', расправив паруса, гордо шла по белопенному морю. Матросы травили канаты, а я, на правах единственного пассажира, подставлял щеки крепчающему бризу и смотрел на васильковую воду.
Я прошелся вдоль борта, дошел до грот-мачты. Полюбовался безмятежным небом. Соленый ветер приносил мне зычные команды капитана, матросы сновали туда-сюда, ловко карабкались по снастям. Я заметил, что теперь, вдалеке от порта, матросы щеголяли без обуви. По-видимому, карабкаться на мачты и передвигаться по палубе гораздо удобнее босиком.
Возвращаясь к себе в каюту, я по рассеянности перепутал двери и зашел в затемненное помещение. По-видимому, тоже каюту, только без койкоместа. Здесь витал опьяняющий запах лилий. А еще здесь находился рундук, а на полу, на овечьих шкурах, лежал ростр в виде крылатой девы. Даже в полутьме я успел заметить, насколько прекрасным было творение скульптора. В огромных глазах застыло выражение печали, а на заостренные скулы ниспадали тугие кольца локонов. Облаченная в тунику, она была похожа на древнюю богиню. Мое своеволие заметил кто-то из воблоглазых матросов, но прежде чем покинуть каюту я вновь вдохнул полной грудью аромат лилий. Было в нем что-то горькое и губительное.
Большую часть времени я провел в своей каюте, там же я перекусил солеными галетами, которые запивал разбавленным виски. Покачивание каравеллы, перешептывание белопенных волн и уютное поскрипывание досок действовали на меня лучше любого снотворного.
'В тот день из города с дубовой рощей исчезли все цветы. Король Ри приказал сорвать их в память о своей пропавшей дочери Созанне. Говорили, что злой колдун Бренсин обратил ее в скульптурную фигуру, призванную украшать нос корабля. Убитый горем король издал указ, запрещающий кораблям иметь подобные украшения...'
Я проснулся от яркого света. Приоткрыв глаза, я обнаружил, что это всего лишь свет полной луны. Я собирался перевернуться на другой бок, чтобы спастись от лунного света, но так и застыл на месте: до моего тонкого слуха донеслись разудалые песни. Нестройный хор отчаянно фальшивил на высоких нотах.
Я вышел из каюты, подставляя разгоряченное лицо под опахало ветра. Такелаж казался гигантской паутиной, а над 'Вороньим гнездом', в такт небольшой качки, двигался желтый огонек. Другой огонек, напоминавший крошечную луну, висел над входом в рубку капитана. Я посмотрел направо и увидел женскую фигурку, стоявшую возле фальш-борта. Она смотрела на лунную дорожку, изредка перенося вес с одной ноги на другую. А ветер иногда поправлял ее упругие локоны.
Мою спину защекотали мурашки, когда я увидел появившийся словно из ниоткуда корабль, идущий нам наперерез. Лунного света было достаточно, чтобы я смог опознать флаг. На флагштоке идущей навстречу каравеллы трепетал флаг с Веселым Роджером.
Она обернулась. Лунный свет выбелил острые скулы и наполнил загадкой большие печальные глаза.
- Из города с дубовой рощей не просто выбраться, особенно когда твой отец - король, - сказала она. Ее голос был манящим и тягучим как смола. - А когда единственная дочь отдает сердце пирату пяти морей, это вообще недопустимая комбинация. 'Но раз в тысячелетие звезды выстраиваются в виде арки, через которую можно выйти. Хватит ли у тебя терпения, дитя?'. Это не мои слова, это слова милого колдуна Бренсина, который, рискуя своей седой головой, согласился помочь принцессе.
Я не успел ничего сказать, потому что дверь рубки с треском отворилась, выпуская из душного прокуренного чрева гудящую компанию призраков. Призраки парили в воздухе, горланя разнузданные портовые песни. Позади призраков плелся едва держащийся на ногах капитан, поддерживаемый юнгой. Кажется, они и загадочная девушка были единственными материальными существами на этом корабле.
Каравелла дернулась так, что я едва ли удержался бы на ногах, если бы вовремя не схватился за бизань-мачту. Капитан и юнга, привычные ко всякой качке, тоже устояли. А девушка упала и заливисто рассмеялась. 'Искательницу Миров' взял на абордаж пиратский корабль. Я посмотрел на призрачные фигуры пиратов. Все до одного - призраки, кроме капитана - высокого, гибкого мужчины с печатью порока на красивом лице. Судя по мрачным лицам призраков, драка была неизбежна, однако, радостное восклицание загадочной спутницы разрядило напряженную обстановку. Капитан пиратского корабля, ловко перепрыгнул через борт, помог девушке подняться и они закружились в радостных объятиях. И я понял, что вероятнее всего обе команды скрестят не сабли, а кружки, наполненные ромом.
- Наконец-то они вместе! - пробормотал Финнбар, пьяно икнув.
Я проснулся с дикой головной болью. Кажется, вчера я хватил лишку, когда ел крекеры и пил виски. Корабль прилично болтало, погода была ветреной, а море беспокойным. Улыбчивый юнга поприветствовал меня кивком головы и вернулся к своему занятию: он заштопывал парус огромной цыганской иглой. Капитан попыхивал трубкой, приглаживал рыжую с проседью бороду. Он скупо сообщил мне, что мы прибудем в порт Гленнхолла завтра утром. Такая новость обрадовала меня, но все-таки было такое чувство, будто я забыл нечто важное, будто хотел вспомнить о чем-то, но не осмеливался... Я зашел в комнату, в которой еще вчера обнаружил прекрасную скульптуру, но не обнаружил там ничего, кроме рундука и овечьих шкур.
Я пытался сделать вид, будто совершенно ничего не помню. Однако я помнил... помнил их встречу и почти не помнил их свадьбу. Меня напоили виски и я, подыгрывая на скрипке общему нестройному хору, порвал одну струну.
'Из города с дубовой рощей уплывают высоленные корабли, везущие в трюмах карго из позабытых сказок'.