Возле опрокинутой урны махались двое: жирный в оранжевой куртке, с лоснящейся мордой и розовыми кулаками без костяшек и тощий, - гибкий, змееподобный, в черных велоперчатках, костюме Puma и сиреневой бандане. Тощий, легко огибая неповоротливого противника, имел неоспоримое преимущество. Зрелище было завораживающим, и Гунита с интересом смотрела на драчунов, стоя возле арочного прохода, ведущего из квадратного, закрытого двора на оживленную улицу. Зайдя под арку, она остановилась и еще раз взглянула на дерущихся. У тощего из носа струилась кровь, которую он отирал рукавом спортивного костюма. Его противник раскачивался в полуприседе, над губой его собрались капельки пота. Моментальная картинка впечаталась в память, Гунита усмехнулась и зашагала к остановке трамвая на улице Гертрудес, что в центре Риги. В трамвае она села, закинув ногу на ногу, достала из рюкзака небольшой бумажный блокнот и раскрыла его на коленке. Двусторонним карандашом с сине-красным грифелем она сделала набросок, после чего стала смотреть в окно. В наушниках заиграла композиция of Group Rhoda 'Nightlight', и она улыбнулась, зажмурившись на ослепительном солнце. На белоснежном лице ее, обрамленном блестящими темно-каштановыми волосами до плеч, красовался небольшой курносый нос. От волос по салону трамвая распространялся тонкий запах ромашки. Гунита снова посмотрела в блокнот и дорисовала только что виденных персонажей. Тощий оказался затянутым в космический костюм и черно-белый шлем, а толстяк - в рыцарские доспехи. Глядя на собственный рисунок, Гунита беззвучно рассмеялась, и на шее зазвенело, соприкасаясь, с десяток картушей и монисто, сплошь покрытых символами и цифрами. Из-за их постоянного бряцанья друзья прозвали Гуниту Коровой. Корова была худенькой девушкой шестнадцати лет. Выйдя на Miera Iela (Мирной улице), она направилась к эко магазину. Над дверью тонко зазвонил колокольчик. Привычно обогнув стеллажи с продуктами в первой комнате, она свернула в узкий коридор, ведущий во вторую, более просторную. Из-за плотной зеленой шторы, скрывавшей от глаз подсобку, вынырнул долговязый парень со светлым ежиком коротко стриженых волос. Увидев Гуниту, он расплылся в улыбке.
- Sveiki, Гунита!
- Привет, Айварс. Привезли пеньку?
- Привезли! Подожди здесь, я сейчас, - сказал Айварс и скрылся за зеленой шторой.
Проводив его взглядом, Гунита глянула на золотые кольца дверной перекладины и прошлась по небольшой комнате. На деревянных стеллажах и расставленных тут и там больших деревянных кубах покоились рубахи, брюки и прочая одежда из конопли и льна, сложенная аккуратными стопками. На полу были расставлены сандалии и кеды изо льна. Она подняла голову, посмотрела на низкий потолок с множеством вбитых в массивные деревянные перекрытия крюков и покачала головой. С крюков свисали веревки с деревянными сабо, и Гунита, глядя на крюки, будто испытывая их надежность, качнула пару башмаков. На деревянных штырях по периметру кубов висели многочисленные кожаные браслеты и разнообразные амулеты, многие из которых были сделаны самой Гунитой. Она закрыла глаза и с удовольствием втянула в легкие воздух, напоенный ароматами лавандового масла, холста и кожи. Постояв немного, сняла со спины небольшой рюкзак небесно-голубого цвета с вышитым на нем золотым черепом и небрежно бросила его на пол. Затем, по-хозяйски подбоченясь, еще раз прошлась по комнате, нежно проводя ладонью по всем поверхностям окружавших ее предметов. Спустя несколько минут из-за зеленой шторы возник огромный серый тюк в форме цилиндра, обвязанный бечевкой, а за ним Айварс. Гунита удовлетворенно мурлыкнула.
- Вот. Айварс бухнул тюк на пол перед Гунитой. - Пленкой три раза обмотал.
- Спасибо, Айварс. Хорошо, что три. Правильное число, - засмеялась Гунита и расплатилась с ним несколькими купюрами, вытащив их из заднего кармана длинных джинсовых шорт.
- Смотри, не перепачкайся, - улыбнулся Айварс.
- Пустяки, - ответила Гунита. - Мне надо спешить. Jauku dienu, Ацварс!
- Хорошего дня, Гунита!
Гунита надела рюкзак, и Айварс проводил ее на улицу, где помог водрузить тюк на складную тележку.
- Прошкурь бока у дальнего куба, - сказала Гунита, привязывая тюк к тележке. Раскрыв ладонь с занозой у Айварса перед носом, она улыбнулась и пошла на остановку трамвая.
Войдя во двор, она заметила дорожку кровавых пятен, тянувшихся до бокового подъезда. Перед глазами сразу же возникли четкие силуэты драчунов. Затащив тюк в квартиру на первом этаже, она оставила его возле входа, налила воды в высокий тонкий стакан и залпом осушила его. Кухня была выдраена до блеска. Родители уехали отдыхать, впервые доверив шестнадцатилетней Гуните квартиру и саму себя. Из кухни она направилась по коридору в свою мастерскую и спальню по совместительству. Комната находилась в самом дальнем конце квартиры. В мастерской она распаковала пеньку и первым делом обнюхала ее. Вскоре из огромного полого глобуса с изображением древнего мира стали по очереди появляться на свет самые разнообразные предметы: деревянная баклажка и железная банка янтарно-прозрачной смолы, собранной с деревьев в марте, банка висцина*, по случаю выпрошенная у мамы. (*Висцин - в данном случае название стоматологического пломбировочного цемента. Висцин также означает клейкое вещество. Птицы, в основном дрозды, поедая ягоды омелы, пачкают клейкой ягодной массой клювы и, перелетая с дерева на дерево, очищают их о ветви, т.о. распространяя зародыши омелы). Гунита снова мурлыкнула и включила Group Rhoda, композицию 'Hi Rise', небольшая крышка в районе Антарктики распахнулась, выпустив из глобуса железную коробку из-под монпансье, набитую смятыми кусочками сусального золота, раздобытого у отца-художника. В завершении из-под кровати появились деревянные полозья на колесиках. Комната Гуниты за последние пару лет, что она училась на художника, все больше напоминала склад одновременно с мастерской. В ней, с точки зрения родителей, никогда не было порядка, хотя сама Гунита считала, что в ней все на своих местах.
- Хорошо, - сказала она вслух, надевая черный матерчатый фартук.
Кульминацией подготовки к предстоящей работе стали два прозрачных манекена, извлеченные из деревянного сундука, стоящего в углу комнаты. Выложив их на большую клеенку, разложенную на полу, она обмазала их смолой, поверх которой стала приклеивать длинные светло-зеленые волокна пеньки, аккуратно накладывая их слоями один на другой. Убедившись, что туловища манекенов стали достаточно лохматыми, она перешла к их пустым прозрачным головам.
Работая или погружаясь в себя, Гунита становилась совершенно непроницаемой внешне и внутренне. Выпуская из своих глубинных резервуаров и хранилищ на свет Божий необъятное количество идей, она вновь выходила из своей скорлупы с единственной целью - собрать материал для следующего воплощения. Доминантой ее натуры было упертое, почти монашеское молчание в повседневном общении с окружавшими ее людьми. Временами она погружалась в него на два, а то и на три дня. К счастью, родные относились к этому с пониманием.
В комнате зазвучала следующая композиция of Group Rhoda - 'Disappearing Ground'. Уверенно спилив головы манекенов отцовской электропилой, она покрыла их отверстия полиэтиленом и законопатила вымазанной в смоле пенькой, после чего перевернула и обильно полила из бутылки, попутно проливая часть воды себе на ноги. Убедившись, что вода не проходит, зажгла охотничью спичку и расплавила края шеи, после чего быстро припаяла головы обратно к туловищам, снова обмазала шеи смолой и залепила еще одним слоем пеньки, скрыв некрасивые швы. Сердце Гуниты застучало быстрее. Прицелившись, она с размаху вонзила отвертку в макушку манекена. Продырявив обе головы, бросила внутрь каждой серебряные звездочки-блестки и через трубочку влила смесь глицерина с дистиллятом. Оставалось закрыть дырки на макушках аквариумным герметиком.
Раздавшийся звонок в дверь резко вырвал ее из работы, щелчком в голове переключив измерения. Не отрывая глаз от лежащих на полу мохнатых манекенов с глицерином в головах, она вытерла руки тряпкой, бросила ее в углу комнаты и нехотя поплелась открывать.
- Привет, Корова, - сказал стоявший за порогом Маркус.
- Привет. Проходи. Гунита отстранилась и впустила Маркуса в дом. Лицо ее ровным счетом ничего не выражало, и Маркус, взглянув на ее перепачканный фартук, сразу же пожалел, что пришел. Корову он знал со школы и хорошо ориентировался в ее состояниях. Он тряхнул длинными соломенного цвета волосами, причесанными на прямой пробор, и почесал щеку.
- Сегодня будешь в "Skaņu mežs"*? - неуверенно поинтересовался он. (*Skaņu mežs - 'Лес звуков', некоммерческий клуб экспериментальной музыки).
- Нет, - отрезала Гунита. Ее лицо было ангельски безмятежным. Она изучающе смотрела на Маркуса, скользя взглядом по его лицу, и выжидающе молчала.
- Ты совсем перестала общаться с нами, - заметил Маркус, но она продолжала уперто молчать.
- Я, пожалуй, пойду, - с досадой в голосе сказал он и взялся за ручку двери.
- Постой, - остановила его Гунита. - Прости, но я сегодня, правда, не могу.
- Я понимаю, - вежливо улыбнулся Маркус и вышел из квартиры.
Вернувшись к манекенам, Гунита обошла их со всех сторон и поморщилась. Немного поразмыслив, она приставила стремянку к высокой нише, расположенной рядом с окном, и достала с самой верхней полки пакет с надписью Bonheur Porte* (* фран., счастливая дверь). Из пакета она извлекла прекрасной сохранности венки омелы с покрытыми лаком листьями и водрузила их на головы манекенов. Последним штрихом были кусочки сусального золота. Их она нанесла поверх висцина вокруг глаз новоявленных инопланетян. Приставив близнецов к стене, она отошла подальше и критически осмотрела их, после чего легонько качнула лохматые фигуры. Звезды внутри голов взметнулись вверх и закружились. Глядя на их хаотичный танец, Гунита прибавила звук музыкального сопровождения.
Теперь оставалось только надежно закрепить фигуры на полозьях. И снова в ход пошла смола. Лохматые лешие в пеньке, имитирующей водоросли, с прозрачными головами, полными звезд и в больших венках омелы на головах, стояли теперь напротив друг друга и держали в руках старую отцовскую рыболовную сеть. Гунита толкнула конструкцию ногой, и та отъехала к окну.
2. Где твое жало? Встреча Гуниты и Андрея.
Только теперь она почувствовала, что в животе воют волки. В просторной кухне за створками большого двухдверного холодильника стоял одинокий пакет томатного сока. Картину дополнял кусок черствого хлеба. В морозилке хранились коробки и пакеты с полуфабрикатами, оставленные заботливыми родителями, однако размораживать и готовить их Гунита не собиралась. Устроившись на подоконнике, она принялась грызть хлеб и запивать его соком, одновременно перебирая купюры в маленькой деревянной шкатулке. Почти все деньги, оставленные родителями на питание, ушли на дорогостоящую пеньку. О том, чем питаться оставшуюся до их возвращения неделю, она не думала. Обычно на свои инсталляции Гунита почти не тратилась. Так было и в этот раз, если не считать пеньки, - манекены со свалки, висцин от мамы, остатки сусального золота из художественной мастерской отца, а деревянные полозья пожертвовал Айварс - дизайнер и держатель эко магазина на Мирной улице.
Взяв из шкатулки немного денег, она сунула их в задний карман джинсов и вышла в прохладу вечернего города. Точно волчица, рыскала она по всем его закоулкам в поисках добычи - материалов для будущей работы. Заскочив в Kebabnica, купила египетский и, плюхнувшись на диван возле окна, стала с жадностью поглощать его. Не прошло и нескольких секунд, как напротив нее приземлился парень. Гунита посмотрела на его поднос и перестала жевать. На подносе лежал питбургер с большой порцией картошки фри и кофе. Парень улыбнулся ей, но она, опомнившись, быстро проглотила оставшийся кусок кебаба, залпом осушила стакан сока и вылезла из-за стола. На улице она забрала велосипед и быстро скатилась с парковки, но не успела проехать и сотни метров, как сзади раздался сигнал велозвонка. На ходу оглянувшись, она увидела летевший за ней велосипед парня, только что сидевшего напротив нее в кафе. Он обаятельно улыбнулся ей. Гунита сменила полосу и остановилась возле тротуара. Не оглядываясь на преследователя, она достала из рюкзака велоперчатки и стала натягивать их. Парень обогнул ее и спрыгнул на асфальт, очутившись прямо перед ней.
- Привет, - сказал он задорно, но Гунита не ответила, лишь смерила его спокойным изучающим взглядом. На парне была черная облегающая футболка с коротким рукавом и черные велошорты. На голове черно-белый шлем.
- Оса, - подумала про себя Гунита и усмехнулась. - Где твое жало?
Вслух она по обыкновению ничего не сказала. Друзья давно привыкли к ее немногословности, но посторонние всегда недоумевали. Случалось и такое, что прохожему, спросившему дорогу, она объясняла жестами, как глухонемая.
- Ты забыла блокнот с зарисовками на столе, - сказал парень. У незнакомца была обаятельная улыбка и добрый прищур карих глаз с золотисто-зелеными огоньками, вспыхивающими в их глубине. Она протянула руку и взяла блокнот, глядя то в его лучистые глаза, то на резко выделявшуюся ямочку на подбородке.
- Извини, не сдержался, полистал его, - сказал он и снял черно-белый шлем.
Она продолжала молча изучать его. Красивый, уверенный в себе брюнет. Прическа как у дикобраза.
- Как тебя зовут? - спросил он.
Гунита молча положила блокнот в задний карман джинсов и поставила ногу на педаль. Она еще раз задумчиво посмотрела на его шлем.
- Ты глухонемая? - спросил парень. И Гунита, посмотрев на его губы, демонстративно медленно кивнула.
- Ясно, извини, - вздохнул он и, приложив ладонь к сердцу, слегка поклонился. Гунита отметила, что ни разу в жизни она е видела столь магнетического взгляда, как и не слышала столь прекрасного мягкого голоса.
Она вернулась на трассу и, проехав метров триста, остановилась на светофоре и оглянулась. Между ней и брюнетом, находившемся в том же ряду, стояло несколько машин. Зажегся зеленый, и она рванула вперед, но, не успела проехать перекресток, как услышала позади воздушный хлопок и свист тормозов, за которым последовал звук удара и сигнал автомобиля. Гунита быстро съехала к обочине и спрыгнула с велосипеда. На перекрестке лежал без сознания ее недавний собеседник. Послышались крики. Люди выходили из машин и подбегали к лежавшему на асфальте юноше, тому самому, что отдал ей блокнот три минуты назад. Бросив велосипед, она со всех ног рванула к перекрестку. Над пострадавшим склонились люди, и среди них молодая женщина - водитель сбившей его белой тойоты IQ.
- Господи, что я натворила, - заплакала женщина.- Сама не знаю, что на меня нашло. Педали перепутала. Сидя на коленях перед лежавшим на асфальте парнем, она закрыла ладонями лицо, содрогаясь от рыданий.
Гунита стояла над ней и смотрела то на парня, то на тойоту. Машина была новой, видать, только что с конвейера. За свою шестнадцатилетнюю жизнь она научилась управлять только велосипедом и теперь задумалась о том, как можно перепутать педали в автомобиле. Пожилой мужчина закричал:
- Не трогайте его, отойдите. И женщина отдернула руки и снова закрыла лицо ладонями.
Парень лежал на боку. Гунита не видела ни крови, ни даже царапин на нем, он показался ей спящим. На голове его по-прежнему был черно-белый шлем. Она сконцентрировалась, фиксируя каждую мельчайшую деталь происшествия: дорожное покрытие с серебристыми вкраплениями, позу велосипедиста, выражения лиц, одежду и разговоры окружавших его людей, марки и номера автомобилей. Когда юношу погрузили на носилки, и карета скорой помощи скрылась из поля зрения, Гунита еще раз окинула взглядом место аварии с сиротливо лежавшим на мостовой велосипедом и почувствовала легкий укол в сердце. Несколько минут спустя она уже вертела педали в направлении парка 'Аркадия', но мысленно всё возвращалась к фрагментам картины происшествия.
В парке возле моста у водопада она устроилась на камне и стала смотреть на воду с отражавшимися в ней деревьями и облаками, но по-прежнему видела не их, а парня в черно-белом шлеме. Куда он ехал? Шум падавшей воды настойчиво вытеснял из головы все мысли, предоставляя взамен созерцательность, и она достала блокнот, чтобы сделать несколько зарисовок. Пролистав страницы, сплошь покрытые сценками городской жизни, рука застыла возле красовавшегося в самом низу страницы номера телефона. Гунита убрала руку. Под номером значился адрес и подпись 'Андрей'. За спиной послышался смех, и она оглянулась. Возле скамейки стояли девушка и парень. Задумчиво поглядев на них, она захлопнула блокнот. Через несколько секунд она уже на всех парах летела в сторону выхода из парка.
- Странная, - сказала девушка, глядя ей вслед.
- Она коснулась твоей руки, - заметил парень.
- И твоей тоже.
3. Маркус помогает Гуните.
Гунита неслась в сторону Slokas iela, указанную в адресе Андрея. Номера дома он не указал, вероятнее всего просто не успел или забыл, спеша догнать ее. Быстро добравшись до места, она отерла со лба пот и, держа велосипед за середину руля, пошла по бордюру вдоль вереницы старых домов, зачем-то заглядывая в окна. Она всматривалась в них, пытаясь угадать по форме и характеру дома, в каком из них он мог жить. Глаза цеплялись за детали: облупившуюся краску ставень в старых двухэтажных зданиях, разноцветные занавески, деревья и булыжники мостовой. Свернув в один из проулков, она неожиданно наткнулась на груду металлолома. Какой чудак бросил здесь этот клад? В следующие десять минут она уже копалась в куче железа, испытывая почти экстатическое наслаждение, и в итоге извлекла из нее велосипедную раму и колесо от bmx. Улов был знатным, и Гунита мысленно поблагодарила своего преследователя. Она отпила воды из фляги и, немного поразмыслив, привязала колесо к собственной спине, обмотав его вокруг туловища бечевкой, продетой между гнутых спиц, а вслед за тем надела на шею один из треугольников рамы. Второй треугольник громоздко завис над рулем. Вполне довольная, она продолжила свой путь, сгибаясь под тяжестью сокровищ, и вот уже миновала Вантовый мост, как услышала голос Маркуса.
- Корова, постой! - крикнул он.
Ехать было неудобно, а вертеть на ходу шеей в железном ожерелье тем более, и она продолжала движение, глядя вперед. Через минуту с ней поравнялся запыхавшийся Маркус, и тогда она остановилась.
- Я тебя еще до моста засек, - радостно сообщил он и, не встретив возражений, помог ей снять с себя раму.
- У тебя есть, чем закрепить ее? - спросила она, и Маркус задумался.
- Да, конечно, - вспомнил он и достал из рюкзака веревку.
- Возишь с собой веревку? - улыбнулась Гунита.
- Конечно. Я же знал, что встречу тебя.
Гунита пнула ногой круг железной ограды моста, улыбнулась, а затем, не выдержав, залилась звонким смехом. Они стояли в самой середине длинного моста над Даугавой, мимо проносились машины, троллейбусы и автобусы, пассажиры которых с интересом смотрели в окна на хохотавшую девушку и высокого светловолосого парня, пытавшегося проделать странную манипуляцию со старой велосипедной рамой. Надев раму на седло, он развернул ее в сторону багажника и обмотал веревкой, ловко завязав морской узел под одобряющим взглядом Гуниты.
На Гердтрудес Маркус затащил раму в квартиру и аккуратно снял колесо со спины Гуниты. Золотой череп и голубая ткань рюкзака, сплющенного под колесом, стали черными от грязи.
- Жаль рюкзак, - констатировал Маркус.
- Забудь. Гунита бросила рюкзак на пол. - Идем, - поманила она Маркуса пальцем.
В мастерской, освободившись от груза, он посмотрел на инсталляцию, стоявшую возле окна. От неожиданности он застыл на месте, до того странно и потустороннее выглядела парочка с сетью.
- Что это? - удивленно спросил он.
- Это близнецы, - сообщила Гунита, откусив яблоко, и качнула конструкцию. В прозрачных головах закружились звёздочки.
- Это я вижу. Что они означают? Маркус подошел поближе и погладил мохнатую шубу из пеньки.
- Секрет.
- И куда они путь держат?
- Ну, это для одного проекта, - уклончиво ответила Гунита и протянула второе яблоко Маркусу. Она зажгла свет и еще раз качнула конструкцию. Темные венки на головах затряслись, от одного из них оторвался и упал на пол листок.
- Знаешь, Корова, по-моему, это очень свежо и актуально, - сказал он, осмотрев конструкцию со всех сторон.
Гунита усмехнулась, взяла его за руку и повлекла за собой в кухню. Здесь она налила в стаканы газировки и протянула один из них Маркусу.
- За успех! - сказал Маркус, и они чокнулись.
- Смотри, - сказала Гунита, поставив бокал на стол. Она по старинке разложила на столе старую бумажную карту Риги. Водя по ней пальцем, она тут и там делала пометки своим любимым двусторонним карандашом. Маркус же смотрел вовсе не на карту, а на нежный профиль и длинные ресницы Гуниты, и вздыхал про себя.
- Почему бы не посмотреть в интернете или в телефонном навигаторе? - поинтересовался он.
- Так интереснее.
- Понял. На самом деле пират из меня никудышный. Маркус склонился над картой.
- Посмотрим, - вздохнула она, посмотрев на него кротким взглядом святой.
Упершись руками в стол, она снова углубилась в карту, показывая Маркусу намеченный маршрут. Через несколько минут они снова тронулись в путь. По дороге, лежавшей в сторону вокзала, они то и дело останавливались возле витрин магазинов, заглядывали в подворотни и петляли узкими улочками в поисках чего-то, о чем Маркус не ведал, но догадывался. День выдался на удивление теплый, зацвели вишни, а по дворам с криками носилась детвора. Всю дорогу Маркус то и дело глазел по сторонам, обращая внимание на молоденьких жизнерадостных девушек, одетых совсем по-весеннему - ярко и легкомысленно. Гунита же смотрела прямо перед собой и повороты делала столь резко и неожиданно, что Маркус временами терял ее из вида, пролетая вперед и возвращаясь. Картинки сменяли одна другую, и ему все больше казалось, что они давно двигаются на автопилоте, так как усталость неожиданно уступила место легкости. Финалом двухчасового скитания по городу стала доверху забитая дарами города корзина Гуниты и возвышавшаяся над багажником Маркуса башня из разнообразного старого хлама, призванного обрести новую жизнь.
- Слушай, у тебя паяльник есть? Гунита с трудом крутила педали, виляя влево - вправо и позвякивая монистами на шее.
- Есть, конечно, - обрадовался Маркус. - Поехали.
До дома Маркуса они добрались, когда стемнело, однако Маркус, быстро сложив инструменты в рюкзак, подчёркнуто бодро закинул его за спину.
- Корова, - бросил он на ходу, рассматривая вывеску над магазином, - может, поесть купим?
Но Гунита лишь тряхнула волосами, и, опустив голову, пожала плечами в ответ, и тогда Маркус сразу же пожалел о своем глупом вопросе. Ведь он прекрасно знал, что она сейчас жила без родителей и все свои сбережения тратила на творчество. Маркус также знал и о том, что ее загадочные конструкции пользовались спросом и мелькали то в спектаклях неформального театра, то на выставках и фестивалях Риги.
Внезапно налетел ветер, загрохотало, и с неба обрушились потоки воды. Маркус, втянув голову в плечи, побежал под навес, но Гунита даже не шелохнулась. Она продолжала стоять, крепко вцепившись в руль и наблюдая, как струи воды стекают с груды металла в корзине.
- Корова, иди сюда, - крикнул Маркус и, нетерпеливо хлопнув себя по бедрам, вернулся к ней.
- Идем же. Промокнешь.
Он накрыл ладонями ее руки и посмотрел в ее грустные глаза, на прилипшие к лицу мокрые волосы и стекавшие по щекам струйки воды. Наконец, она вышла из оцепенения и послушно отдала ему велосипед. Спрятавшись под навесом, Гунита прислонила голову к стене. На щеках ее застыли крупные капли дождя, и в каждой из них Маркус видел свое отражение.
Купив хлеб и молоко, промокшие до нитки, они вернулись к ней. Дождь продолжал лить стеной. Гунита вынесла на улицу огромных размеров плетеную корзину с ручками, и они сгрузили в нее все, включая ветви деревьев и металлические шесты, а затем кое-как подняли по десяти ступенькам лестничного пролета. Дома она выдала Маркусу сухую футболку и спортивные брюки. Разломив хлеб на две части, передала ему половину.
- Слушай, Корова, хотел спросить. Маркус отряхнул руки и поставил стакан с молоком на подоконник.
- Почему они одеты в пеньку?
- А они бойцы, вот что, - сообщила она. - А пенька - их кольчуга.
- А-а-а, - протянул Маркус.
- Кстати, забыла спросить, ты паять умеешь? - виновато посмотрела на него Гунита.
- Просто обожаешь, - покачал головой Маркус и улыбнулся.
Маркус, расположившись прямо на полу, с видом профессионала рьяно принялся за дело. А дело было по заверениям Гуниты, наивысочайшей важности и заключалось оно в припаивании велосипедного обода к новоявленному металлическому шесту. Погрузившись в работу, он так увлекся, что совершенно потерял счет времени и даже забыл о подруге. Однако по мере того, как он концентрировался на работе, в нем сгущалось чувство, что в комнате помимо них присутствует кто-то еще, и когда оно достигло критической массы, он опустил паяльник на подставку и посмотрел на Гуниту, стоявшую возле окна. Та все еще колдовала над своим детищем, расправляя нити пеньки и прикрывая ими шеи близнецов. В комнате давно стемнело, если не считать желтого света уличных фонарей, и Маркус залюбовался ее мраморно-белым лицом и все еще влажными, падающими на плечи темными змейками волос. Она была погружена в работу, на предельную глубину своего любимого мира и, как ему показалось, по-прежнему грустна. Он подумал о ее манере молчать и при каждом удобном случае прикасаться руками не только к предметам, но и к людям и об ее искусстве забывать себя, и вдруг обратил внимание на нечто странное, а именно на то, что ступни Гуниты не касались темных досок пола. Между босыми ногами и полом был явный зазор сантиметров в пять, а то и больше. Он крепко зажмурился и снова открыл глаза, но такого рода перезагрузка ему не помогла. Корова продолжала парить в воздухе. Вдобавок в углу комнаты, в том месте, где на стене висела картина из сухоцветов, собранных Гунитой, заиграли переливы всех цветов радуги, через мгновение бесследно исчезнувшие. Он громко покашлял и даже пропел какую-то пришедшую на ум мелодию, пытаясь вернуть себя в колею привычной реальности, но это не помогло, и тогда он окликнул ее:
- Корова! Однако та не реагировала, продолжая парить в воздухе.
И тогда он подошел к ней, висящей в круге света, и тронул за плечо.
- Корова, с тобой все в порядке? - спросил он, и воздух отчего-то наполнился запахом хвойного леса, от которого, как и от всего происходившего, у него слегка закружилась голова.
Гунита посмотрела на него с удивлением, и он заметил, что оттенок грусти на ее лице уступил место доброжелательному спокойствию.
-- Ты в воздухе паришь, - кивнул он на ее ноги.
Гунита посмотрела вниз, а затем вопросительно на Маркуса. Теперь она стояла на полу, и он видел это также ясно, как и ее парение над панелями пола и цветное сияние на картине несколько секунд назад.
- Наверное, показалось, - стал оправдываться Маркус, - ведь в комнате совсем стемнело.
- Не заметила, извини, - сказала она и зажгла верхний свет. Под потолком стала медленно вращаться люстра в виде множества разноцветных стеклянных колбочек, причудливо переплетенных между собой, и комнату залил мягкий свет. В углу красовался только что получивший новую жизнь железный шест трех сантиметров в диаметре и полутора метров в высоту, с припаянным к нему ярко-оранжевым ободом велосипеда DX. Маркус взял новоявленный посох и стукнул им посреди комнаты. В светло-карих глазах Гуниты вспыхнули золотые искры, и на щеках заиграли ямочки.
- Гунита Йурас, - произнёс он торжественно, - с возращением на землю! Ты награждаешься парой часов отдыха. Ну и я тоже, если не возражаешь.
4. Болезнь Маркуса.
Дома Маркус первым делом включил компьютер и зашел в свою музыкальную библиотеку. Странно, - промелькнуло в голове, - что Гунита никогда не включает свой ноутбук. Он надел наушники, чтобы не мешать сестре и родителям, спавшим в соседних комнатах, и погасил свет. Сидя в кресле, он вспоминал прошедший день, не обращая внимания на боль, нараставшую в горле.
Наутро Маркус почувствовал себя совсем скверно, - по телу волнами пробегал озноб, а горло воспалилось. Дома, как назло, никого не оказалось. Был выходной, и родители с сестрой уехали в загородный дом. Из-под магнита на холодильнике торчала записка с приглашением присоединиться к ним, и Маркус досадливо скомкал ее и бросил в мусорную корзину. Внимательно изучив в зеркале свое покрасневшее горло, он подогрел молоко и улегся обратно в постель, отправив родителям сообщение, что у него есть дела в городе. Он снова надел наушники и задремал, а когда проснулся и поднес к губам кружку, подавился и выплюнул молоко на пол. В кресле напротив дивана сидел незнакомый мужчина. Маркус верил своим глазам, но стал сомневаться в своих действиях. Он судорожно вспоминал, не открыл ли кому входную дверь, поставил кружку на пол и снял наушники. Изо всех сил он старался держать себя в руках, но дыхание, как и пульс по мере того, как он всматривался в совершенно реальную фигуру, стремительно учащалось. Незнакомец, судя по всему, чувствовал себя здесь весьма комфортно. Совершенно живой и выпуклый, одетый в лётную кожаную куртку и военные штаны, он сидел, закинув ногу на ногу, изучающе смотрел на Маркуса, да в придачу нагло и снисходительно улыбался ему.
- Иван Кожедуб, - сообщил гость и коротко кивнул. - Ваш инструктор по полетам.
- Кто? - изумился Маркус. - Кожедуб? Как Вы проникли в дом?
Новоявленный инструктор оказался к тому же невоспитанным, ибо вместо ответа стал испаряться. Контуры его тела колыхнулись, слегка задрожав, и он исчез. Маркус нахмурился, встал и осмотрелся. Комната была пуста, а дверь в нее плотно прикрыта.
- Я болен, и у меня бред, - заключил Маркус. Он обреченно поплелся в ванную комнату искать в аптечке термометр, но несколько минут спустя настроение его окончательно испортилось. Панель инфракрасного термометра ясно показывала каких-то 37,6. Он осмотрел его со всех сторон и, поймав себя на мысли, что становится параноиком, тихо застонал и плюхнулся на плетеный стул возле раковины. Недолго думая, он набрал номер Гуниты, однако трубку никто не снял.
- Корова, сними трубку, ну сними же! Что за привычка, - расстроился Маркус. И написал ей, чтоб перезвонила.
Сидение кресла в его комнате было все еще продавлено только что испарившимся визитером и вызвало новый мозговой шторм. По мере того, как Маркус всматривался в отчетливый провал в светло-бежевой обивке кресла, он чувствовал, как к лицу приливает кровь. Ему стало невыносимо жарко, и он скинул футболку. Не прошло и минуты, как Гунита перезвонила.
- Привет, как ты? - спросила она запыхавшимся голосом.
- У меня к тебе дело, Корова. Но не телефонный это разговор, на самом деле, - ответил Маркус, растягивая слова, и в голосе его прозвучала полная обреченность.
- Скоро буду, - без лишних слов сказала она и дала отбой.
Голова взрывалась от предположений, наезжавших одно на другое, мысли цеплялись друг за друга, но чем больше Маркус напрягал извилины, тем хуже себя чувствовал. И тогда он попытался ни о чем не думать. Он с силой хлопнул себя по коленям и отправился в ванную комнату, где стал плескать себе в лицо ледяной водой, а затем оголтело и беспощадно чистить зубы.
Спустя десять минут после их разговора Гунита уже стояла в прихожей с бумажным пакетом в руках.
- Держи, - сказала она и протянула ему пакет. Заглянув в него, Маркус увидел свежую зелень и яблоки.
- Что это? - спросил он, уставившись в пакет.
- Я имел в виду, когда ты успела их купить? Мы ведь только что по телефону разговаривали. Маркус с подозрением смотрел на Гуниту.
- Я не купила, - улыбнулась она. - Зелень домашняя, на подоконнике вырастила.
- Яблоки тоже? - спросил он с сарказмом, но Гунита ничего не ответила. Она внимательно смотрела на его сильно раскрасневшееся лицо и контрастирующие с ним светлые пряди волос, затем взяла его под руку и повела в просторную гостиную, где аккуратно усадила на большой сиреневый диван. Он чувствовал себя ужасно, и сил ходить вокруг да около не было совершенно. Оставалось надеяться на ее понимание.
- Слушай, Корова, случилось нечто странное, - начал он.
Гунита прогуливалась по комнате. Сегодня на ней были удлиненные джинсовые шорты, белая майка и голубая ветровка, а волосы были собраны на затылке в высокий хвост. Вся она излучала внимание и покой и была на удивление свежа, несмотря на то, что полночи работала. Залюбовавшись ее прекрасным лицом, он совершенно позабыл о том, что только что сказал ей. И тогда она пришла на помощь, применив свой фирменный прием. Она присела рядом и взяла его за руку, крепко сжав ее. Затем коснулась губами его лба.
- У тебя температура, - сообщила она.
- Почему ты принесла яблоки? - спросил он.
- Просто, - ответила она, пожав плечами.
- Слушай, Корова. Я не знаю, как это объяснить, но полчаса назад, когда я лежал в постели, я видел в своей комнате незнакомого человека, а точнее мужчину, который представился Иваном Кожедубом, - выпалил он без остановки. - Вдобавок он сообщил мне, что является моим инструктором по полетам.
Маркус поднял голову и напряженно посмотрел ей в глаза. Сидя на краешке дивана, она внимательно слушала и понимающе кивала. Руки ее были аккуратно сложены на худых коленях, однако лицо, как всегда, оставалось бесстрастным. Она не засмеялась и даже не улыбнулась, а значит, отнеслась серьезно к тому, что он только что ей сообщил, и Маркус немного успокоился. Теперь он мог продолжать без опасения быть непонятым.
- Что это было? - спросил он.
- Кожедуб?
- Ну да.
Он подошел к столу, стоявшему посреди комнаты, взял стакан с водой и с мольбой в глазах посмотрел на Гуниту.
- Тебе не приходило в голову, что он приходит не для того, чтобы пугать тебя, а чтобы ты задал ему вопросы? - сказала она. И почему ты босиком? Гунита смотрела теперь на его ноги, торчавшие из-под просторных домашних джинсов.
Настал черед Маркуса посмотреть на свои ноги. Под подошвами босых ног вместо твердой поверхности светло-бежевого ламината была воздушная подушка.
- Не дергайся, - сказала она и, предупредив его испуг, подошла поближе и осмотрела со всех сторон. Маркус почувствовал, что приподнялся в воздухе еще немного. Он продолжал зависать над полом, пока она ходила кругами вокруг него. С видом заправского художника она вертела головой, склоняя ее то к одному, то к другому плечу. Неожиданно он почувствовал толчок и нечто вроде быстрого электрического разряда, но не в ногах, а в голове, и тогда он снова опустился на прохладные панели ламината.
- Что это было, ты знаешь? - спросил он. - Ты ведь вчера вечером тоже парила над полом, я видел это. - Объясни же, наконец, не молчи, ты ведь все знаешь.
- Я не знаю, Маркус, правда, - вздохнула она и отрицательно помотала головой. - Лучше я принесу тебе мед и лимоны. Я скоро вернусь. Она положила ему руку на плечо.
- Постой, кажется, мед у нас есть, - сказал Маркус. И мед действительно нашелся в одном из кухонных шкафчиков. - Погоди. Погоди. Маркус поставил банку на стол.
- Тебе не известен некий Блюмберг? - резко оборвала его Гунита.
- Кто? - удивился он, но она уже успела надеть свои зеленые полукеды и выпорхнула из квартиры на лестницу. Маркус лишний раз отметил, что в пространстве Корова передвигалась как никто другой, - бесшумно и быстро.
- Что, черт возьми, за Блюмберг? - крикнул он в пустоту за дверью. Только теперь он заметил, что футболка на нем стала совершенно мокрой. Он снял ее и забросил в бак стиральной машины, после чего обтерся влажным полотенцем и натянул новую майку. Белую. Как у нее.
Выйдя на улицу, Гунита направилась к ближайшему магазину купить лимоны. Она уже стояла возле кассы, когда в кармане подпрыгнул телефон.
- Алло, кто это? - спросила она, держа трубку одной рукой и пересчитывая смятые купюры другой.
- Это Андрей. Ваш номер определился у меня. Вы звонили?
Она узнала его голос, и в трубке повисла неловкая пауза.
- Да, это я звонила. Гунита мечтательно улыбнулась.
- Тогда привет, глухонемая, - сказал он мягким и обволакивающим баритоном.
Андрей сидел на широком больничном подоконнике и держал телефон в левой руке. Правая была в гипсе.
- Я была по твоему адресу, - сообщила Гунита, даже не думая оправдываться.
- Да? Интересно, - искренне удивился он.
- Угу. Очень.
- Что ты там делала, можно спросить? Я ведь спешил и, кажется, не написал номер дома.
Андрей сверлил взглядом одну точку на каменной плитке пола и улыбался.
- Собирала материал для работы.
- Ты говоришь загадками.
- Если хочешь, расскажу, когда поправишься.
- Ты видела аварию? - спросил он удивленно, но она промолчала.
Эта девчонка действовала на него гипнотически, и стряхнуть с себя ее непонятное обаяние он решительно не желал с самого первого взгляда на нее в кафе у вокзала. Как ее зовут?
- Извини, мне пора, - сказала она, будто предугадав вопрос, и, не дав ему опомниться, дала отбой.
В трубке послышались короткие гудки. Андрей улыбнулся и покачал головой. Он посмотрел в окно, за которым на ветру трепетали и покачивались светло-зеленые молодые листья березы. У порога стоял май.
Гунита деловито развела сок лимона с медом, протянула Маркусу банку с ложкой и обеими руками ухватилась за его локти. Она смотрела на него так, будто боялась пропустить что-то важное.
- Корова, - опомнился Маркус, когда минуту спустя она отпустила его и отстранилась с почти безразличным видом, - давно хотел спросить тебя. Почему ты всегда всех держишь за руки?
- Маркус, мне пора. Мне надо сделать одно очень важное дело.
- Ну, хорошо. Он замахал на нее руками. - Иди. И спасибо за лимоны.
Уже на выходе из квартиры она повернулась, тряхнула волосами, прикоснувшись к ним изящными пальцами, загадочно улыбнулась и сказала:
- По поводу Кожедуба.
- Да? - замер Маркус.
- Если тебе не страшно, он вернется, - заговорщицки подмигнула она.
Маркус нахмурился.
- С чего бы это мне должно быть страшно? Мне скорее интересно. Раньше он не возникал ниоткуда посреди комнаты. И почему именно Кожедуб?
- Зато не скучно.
- Это точно. Не скучно, - вздохнул Маркус. - Какой-то странный вирус проник в меня.
Гунита убрала прядь волос с его лба. Она стояла в дверном проеме такая прямая и вытянутая по вертикали, что Маркусу показалось, что она растет прямо на глазах. Он вдруг почувствовал себя маленьким и непроизвольно расправил плечи.
- Каждый новый день - это белый лист. Мы рисуем на нем, что захотим.
- Но при чем тут ас времен Второй мировой войны?
- Кожедуб принимал участие в воздушных боях над Ригой.
- Но почему именно он явился?
- Нипочему. Каждый день - белый лист, - повторила она и махнула рукой на прощание.
Она стремительно сбежала по ступенькам лестницы, а Маркус, проводив ее взглядом, закрыл дверь в квартиру и отчего-то вытянул перед собой руки. Оглядев их со всех сторон и не найдя ничего примечательного, он вернулся в комнату и подошел к окну посмотреть на нее, однако ее уже и след простыл. Он понюхал прядь волос, которую она только что трогала, услышал едва уловимый запах смолы и улыбнулся. В квартире заиграла приятная мелодия, а он продолжал смотреть в окно на прохожих, зная, что музыка доносилась не от соседей и что он ее не включал. Мелодия знакомая, - 'Disappearing ground' by Group Rhoda, звучала совсем негромко. На всякий случай он схватил со стола стеклянный стакан и, приложив его к уху, прослушал стены в квартире, однако у соседей, как он и предполагал, было тихо. Он засмеялся, решив, что быть психом и правда, не скучно. Окончательно успокоившись, он плюхнулся в кресло и стал думать о Гуните. Она всегда точно знала, что делать и как держать нос по ветру. Он с удовольствием проглотил большую ложку меда с лимоном.
- Маркус? - услышал он голос сокурсника в трубке.
- А, Юрас, привет!
- Готовишься к экзаменам?
- Да, конечно, - соврал он.
- Тогда ладно. Хотел конспекты попросить до завтра. Спрошу у кого-нибудь еще.
Настроение Маркуса съехало до нуля.
5. Гунита творит маски и отправляется в театр.
Гунита ползала на коленях по большому листу полиэтилена, расстеленному на полу мастерской. У окна по-прежнему стояла возведенная на паллет инсталляция, а за дверью в углу комнаты спаянная Маркусом конструкция. Перед ней выстроились в ряд аккуратно разложенные гипсовые формы масок. Запустив пальцы в большую банку вазелина, стоявшую под рукой, она обмазала им внутреннюю часть каждой и пропитала клеем листы мятой папиросной бумаги, добытой из старых обувных коробок. С любовью гладя мокрые листы длинными, гибкими пальцами, останавливалась на тех местах, где скапливались пузырьки воздуха, и с особой нежностью проглаживала их. Терпения Корове было не занимать. Листы накладывались один на другой и наглухо прилипали друг к другу, незаметно наращивая форму и образуя плотность. К пяти вечера на полу были выложены на просушку все пять гипсовых заготовок.
На телефонный звонок Гунита ответила после того, как неспешно вытерла руки и бросила тряпку на пол.
- Sveiki. (лат. Алло).
- Meita hi. (Дочка, привет).
- Oh hi tētis. (Ой, привет, папа).
- Чем ты занята, дорогая?
- Да ничем особо. Готовлюсь к экзаменам. Как вы отдыхаете?
- Отлично. Ты знаешь, здесь необыкновенная природа. И я подумал, может быть, ты захочешь приехать к нам?
- Извини, пап, но я не смогу. Мне очень надо быть в городе. Ты ведь знаешь, выпускные экзамены засчитываются как вступительные.
- Да? Тогда конечно, готовься. Если будет возможность, можешь приехать в любое время, только позвони, чтобы мы с мамой встретили тебя.
- Labi. (Ладно).
- Кстати. Денег тебе хватает?
- Да, пап, хватает, все в порядке.
Положив трубку городского телефона на базу, она выгребла из железной коробки все оставшиеся деньги и тяжело вздохнула. Окончательно расстроившись, она резко выдернула из-под магнита на холодильнике лист блокнота с перечнем необходимых покупок. Перечень без конца пополнялся. Но если у мамы это был перечень продуктов, то у Гуниты - список необходимых для работы материалов, и теперь в ее голове возник неизбежный вопрос: как питаться и одновременно творить? Посреди списка большими жирными буквами было выведено слово 'свекла', и она повторила его как магическое заклинание, перебирая в уме все свои настоящие и предстоящие работы. Денег на весь материал точно не хватит, а родителей просить она не хотела. Достаточно было того, что они платили за ее обучение на подготовительных курсах при Латвийской художественной академии, где она занималась вот уже третий год. Мама приносила в дом основной заработок, работая стоматологом и протезистом по совместительству, отец был художником. Пересчитав деньги еще раз, она сунула несколько купюр в задний карман джинсов, обмотала паллет с манекенами полиэтиленовой пленкой и, привязав конструкцию к багажнику велосипеда веревкой, отправилась в путь, - к зданию независимого театра 'Dirty Deal'.Продавать свою конструкцию театру Гунита не собиралась. Театр был не то, чтобы совсем нищим, но сам нуждался во вложениях, а потому она сдала ее в аренду на месяц за сущие копейки, но это были хоть какие-то деньги. Способностей к коммерции у Гуниты не было, однако желание независимости было очень сильным. Иногда она позволяла себе помечтать о самостоятельной жизни в съемной квартире, но мечты ее были неосуществимы. Даже если с кем-то вскладчину, слишком дорого, и Гунита методично откладывала часть заработанных денег на личный счет в банке, но каждый раз, проверяя его, расстраивалась, ведь скопить ничего не удавалось. Все уходило на материалы. Оставалось одно - делать оригинальные конструкции напрокат, заключая договора с театрами. Она терпеливо обивала их пороги и делала это самостоятельно, никогда не прося помощи у отца или друзей, имея основанием лишь сильное желание и связанный с ним напор. Маски, над которыми она теперь работала, были тоже одним из заказов театра, и предназначались они для единственного актера, исполнявшего по замыслу режиссера все роли в новой постановке. Подоплека идеи крылась также в полном отсутствии финансов. В производстве масок Гунита поднаторела еще в детском возрасте, когда занималась в кружках. Это были прекрасные маски, почти не уступавшие тем, что делают профессиональные мастера для Венецианского карнавала.
Паллет, привязанный к багажнику, страшно скрипел и кренился набок при каждой малейшей неровности дороги, а неровностей на дорогах Риги было немало. Ей приходилось поминутно оборачиваться назад и двигаться ближе к бордюру. Только бы довезти конструкцию до места назначения и не развалить в пути!
- Маркус, не вовремя позвонил. Гунита остановилась, чтобы ответить на звонок, и уперлась ногой в тротуар.
- Я везу манекены по проезжей части. По велодорожке не могу, еду слишком медленно.
- Как? Что же ты не сказала утром? Я ведь мог отцовскую машину взять.
- Их проще так довезти.
- Ладно. Делай, как знаешь. Я позвонил сказать тебе спасибо.
- За что?
- Мне кажется, я выздоровел.
Гунита усмехнулась.
- Да нет. Точно выздоровел.
- Мне надо свеклу купить, я вспомнила! - сказала она.
- Свеклу? - удивился Маркус. Это еще зачем? Для работы?
- Для салата свекольного, - засмеялась она в трубку, да так заразительно, что Маркус не выдержал и расхохотался сам.
Однако, после разговора он снова стал корить себя за то, что позвонил ей некстати и отвлек прямо на дороге. Но с другой стороны, подумал он, Корове, когда не позвонишь, она всё занята. И он решил, что больше в этот день звонить ей точно не будет. Маркус злился. Заниматься было лень, как и коротать вечер одному. Он подошел к зеркалу и осмотрел небольшой прыщ, вскочивший на правом крыле носа, недовольно поморщился и протер свой крупный нос с едва обозначенной горбинкой одеколоном. Затем сменил футболку, надев черную, и тряхнул густой копной соломенных волос. Последним штрихом к образу был черный кожаный браслет на левом запястье. Он твердо решил увидеться с друзьями, по обыкновению собиравшимися вечером в "Skaņu mežs"* (*Skaņu mežs - 'Лес звуков', некоммерческий клуб экспериментальной музыки). Невозможно постоянно гоняться по всему городу за девушкой, даже такой особенной и красивой, как Гунита.
6. Встреча Гуниты и Андрея.
Сдав конструкцию лично директору театра и получив сумму на недельное безбедное с ее точки зрения житье, страшно довольная, она сразу же помчалась покупать пончики. Поглощая их, она думала об Андрее, об их знакомстве в кафе и аварии. Не успел перед глазами возникнуть его образ и кафе у вокзала, как раздался телефонный звонок.
- Привет, - сказал знакомый баритон.
- Андрей, - искренне обрадовалась она. - Ты не успел спросить мое имя. Меня зовут Гунита, - представилась она, рассматривая недоеденный пончик. Она сидела в уличном кафе возле дороги, мимо проезжали машины, и она провожала их взглядом, а перед глазами стоял бело-черный шлем Андрея, его ямочка на подбородке и каре-зеленые глаза.
- Гунита. Что значит твое имя? У него ведь есть значение?
- Не знаю. Она поймала себя на мысли, что безумно хотела бы увидеть его прямо сейчас и грустно вздохнула в трубку.
- Я узнаю и расскажу тебе. Меня уже выписали. Андрей немного помолчал, ожидая ответа, но Гунита молчала.
- Кроме перелома и небольшого сотрясения, ничего не обнаружили, - пояснил он. Она наверняка видела аварию.
- Ты обещала рассказать мне, что нашла на моей улице.
- Да. Гунита рассматривала остывший пончик. - Хорошо, Андрей. Давай встретимся, - решилась она, глядя в небо на реактивный самолет, оставлявший за собой махровый белый хвост.
- Отлично. Где ты сейчас? Я могу подъехать.
- Я на Merķeļa iela.
- В Макдональдс?
- Хм, нет, конечно.
- Почему конечно?- удивился Андрей.
- Э-э, долго объяснять.
- Ты самая загадочная девушка из всех, кого я знаю. Я на Bruņinieku iela 92.
- Здание с коровой на фасаде? - усмехнулась Гунита.
- Точно. К тому же еще и ясновидящая. Скоро буду.
Возле столика Гуниты стояла детская коляска, рядом с которой копошилось двое малышей лет пяти-шести. Их мать зашла в здание кафе и оставила их ненадолго без присмотра, вероятно надеясь, что за несколько минут ничего особенного не произойдет, однако, не успела она отойти, как братья, не поделив игрушку, стали ссориться. Старший толкнул младшего, тот упал и разревелся.
Подъезжая к уличному кафе, Андрей увидел горько плакавшего малыша с поджатой нижней губой, стоявшего в метре от Гуниты. Второй малыш продолжал толкать его до тех пор, пока тот не упал на мостовую прямо возле ног Гуниты и не разревелся еще громче. Сделав небольшой вираж вокруг кафе, Андрей притормозил чуть поодаль и стал наблюдать за Гунитой. Она была прекрасна: грациозные плавные движения тонких рук, переливавшиеся на солнце темно-каштановые волосы до плеч, уложенные на косой пробор, большие карие глаза. Однако красота ее совершенно не вязалась с равнодушным отношением к происходящему в метре от нее. И если бы только она просто не обращала внимания на происходящее рядом! Напротив, она с интересом наблюдала. Андрей слез с велосипеда и подошел к ней. Он поздоровался и стал разнимать малышей, поднял на ноги и утешил младшего. Наконец, подоспела их мать и Андрей, сдав сорванцов с рук на руки, повернулся к Гуните. Она смотрела на него с нескрываемым восхищением. Сознание ее мгновенно схватывало и фиксировало его облик, впечатывая образ в память: черные, торчащие дыбом иголки волос, прищур каре-зеленых глаз, прямой нос, волевой и слегка выдающийся вперед подбородок с выраженной ямочкой посередине, стройные мускулистые руки и ноги, затянутые в черную футболку и велошорты. Гунита остановила взгляд на его загипсованной руке в черном бандаже.
- Ты хотела рассказать мне что-то, - напомнил он.
- Да. Я делаю инсталляции на заказ. Для них мне нужен материал - коротко ответила она и движением головы отбросила волосы с лица.