Аннотация: Люди,пишите комменты.Ну пожалуйстаааа! Выложено: Часть1 Главы 1-19 Часть2 глава 3 Обновлено.
Пролог.
- У-у-у, у-у... жил да был темный эльф на горе....
И его ненавидели все.
Только песня совсем не о том,
Как не ла-адили лю-юди с эльфом.
Говоря-ят не повезе-ет,
Если темный эльф дорогу перейдет.
А пока наоборот.
Пым-пым-пы-рым пырым-пым-пым
Только темному эльфу и не везё-ёт.
Хм,... а неплохо получилось. Песни мага Антониуса очень даже поддаются небольшой переделке и это уже практические мое собственное творчество! Хотя.... Нет. Это никуда не годится.
Звук рвущейся бумаги. Тихое ржание лошади, громкий стрекот кузнечиков, зазывающих самочек своей песней.
По проселочной дороге, мимо полей и холмов, медленно переступая копытами, бредет молодая лошадка с рыжей гривой и загадочным взглядом. На ее спине, задом наперед, скрестив босые ноги и удерживая на них небольшой листок бумаги - покачивается юноша. Если быть точными, то эльф, а если еще точнее, то темный эльф - один тех, кто отличается черным цветом кожи, отвратным нравом и нежной любовью к оружию, пыткам и боли. С ранних лет детей этого народа обучают составлению ядов, владению всеми видами холодного оружия. Детям рассказывают на ночь жуткие сказки о погибших во цвете лет принцах и принцессах, которых доконала их любовь к прекрасному и полное отсутствие интереса к пыткам. Детей не целуют на ночь, им не дарят мягкие игрушки и не дают заводить друзей...
Но даже все это: трудности воспитания, знатные родители и давление общественного мнения - не смогли сделать из конкретно этого эльфа жестокого убийцу со стальными нервами. Скорее наоборот. Нервы получились слегка расшатанными, а идеи, которые царили в его голове, казались сородичам одна ненормальнее другой.
Начнем с того, что он всегда любил цветы. И между спаррингами с партнерами - убегал на край поляны и своим пением созывал птиц и зайцев. После чего гладил их, тормошил и целовал в мокрые носики. Родители и партнеры по спаррингу были в шоке. Как-то раз всю призванную пением живность перестреляли прямо у него на руках, после чего зажарили на ужин. У эльфа дня три наблюдался глубокий эмоциональный шок. Он бросался на эльфов, пытался убить стрелявшего, кусался и обещал страшно отомстить. Еле успокоили.
Или вот еще. В то время как все молодые эльфята предпочитали, есть грубую пищу с большим количеством питательных волокон для улучшения пищеварения и белизны зубов, наш таскал из ближайшей деревни пироги. Причем ладно бы сам травился пищей селян. Так нет же. Он собирал по ночам у костра других детей, раздавал пирожки и рассказывал ненормальные сказки о потерявшей туфельку, а не ножку или ручку, принцессе. Он даже показывал кукольные представления из грубо вырезанных деревянных поделок, в которых все в итоге жили долго и счастливо. Короче, отравлял умы и души будущего поколения, за что однажды был пойман и примерно наказан по законам темного народа. Его повесили вверх ногами на скале и оставили так висеть на три дня и три ночи без еды и воды. При этом днем ему необходимо было отбиваться от падальщиков круживших над ним и изредка спускающихся вниз: проверить готовность добычи, а ночью сражаться со змеями и мошкарой. Думаете, это его остановило? Напротив, с тех пор он стал еще более яростным поборником добра и справедливости, чем опозорил не только себя, но и всю свою семью.
В день своего совершеннолетия эльф вошел в тронный зал с ярко-розовым ирокезом и густо обведенными чем-то серебристым глазами. Одет он был в тонкую атласную рубашку и переливающиеся на солнце штаны из кожи химеры. Кисти рук скрывали тонкие кружева, шею оттеняло пушистое жабо, а высокие сапоги, обшитые монетками, колокольчиками и метательными звездочками слепили глаза, отражая свет солнца... Длинные розовые ногти, заостренные на конце, завершали образ бунтаря, вызвав гробовую тишину в зале. К слову сказать, в тот день в тронном зале собрались все ближайшие и не очень родственники эльфа, дабы поздравить его с совершеннолетием и женить на прекрасной эльфийке. Которая, уже сейчас поражала родню своей свирепостью, беспощадностью и любовью к убийству. В душе родители этого ходячего недоразумения надеялись, что девушка (истинная дочь своего народа) хоть как-то повлияет на непутевого отпрыска. Но было уже поздно.
Он произнес небольшую речь, в которой объявил, что хочет стать бардом. После чего обнял мать, скупо улыбнулся застывшему и еще не пришедшему в себя от потрясения отцу и, взяв под уздцы любимую лошадь (такую же пацифистку, как и он), ускакал, пока все не опомнились. Через минуту после того, как затих звон копыт - невеста вытащила из ножен кинжал и пообещала найти и зарезать жениха лично. Так ее за все сто лет жизни не унижал еще никто. Мать эльфа и прочие родственники - растеряно переглянулись и... сели за стол: толи горевать, толи праздновать отъезд из племени одного из самых непутевых его сынов.
И вот сейчас наш эльф - а зовут его Эзофториус, или просто Фтор - едет по убитой солнцем равнине, любуется на пролетающих мимо птиц и, зевая, сочиняет новую песню. К вечеру он планирует посетить село Кукуевка, где надо будет поразить народ чем-то свежим и оригинальным кроме своей внешности конечно. А иначе парень рискует и сегодня заночевать под открытым небом, наевшись перед этим кореньев и кислых ягод. А что делать, ведь убить даже самое слабое, больное и полудохлое существо он не мог. Ранимая душа новоявленного барда просто бы не выдержала.
- А если так?
Здравствуй, моя дорога-ая...
Я не вернулся из бо-оя
Лежу и грязи умира-аю.
Не смог я выйти из запо-оя.
- Нет, это слишком тоскливо. Не заплатят. Надо что-то повеселее и поромантичнее что ли. Вроде принцессы неплохо шли, с принцами там и драконами.
Эльф сунул перо в зубы, поправил чернильницу, закрепленную у седла, и начал шарить в одной из седельных сумок.
- Ага! - С этим радостным возгласом он вытащил миниатюрное подобие гитары с двенадцатью струнами и кучей мелких рычажков по бокам. Сунув бумагу и перо в сумку, парень устроился поудобнее, сдул розовую челку со лба и, закатив глаза в приступе вдохновения, начал петь.
Однажды рыцарь... принцессу повстречал,
Прекрасней ликом... доселе он не видал.
Глаза большие... и кожа как белый снег.
Грудь как арбузы... а талия как... как...
- ... омлет? Нет. Причем тут омлет?! - Пролетавшая мимо муха грузно села на кончик носа поэта, привлеченная запахом недавно съеденных ягод. Ее безжалостно согнали, попросив не мешать. Муха, недовольно гудя, снова атаковала столь желанный для неё нос.
- Убью. - Предупредил её эльф.
Мухе было все равно, она исследовала нос.
- Нда. Иногда быть пацифистом вредно.
И муху убили.
- Так, на чем я там остановился? Ах, да.
Грудь, как арбузы... и легок ее был бег.
Принц на колени... к ногам ее стройным пал
И умоляет... ему даровать свой стан...
- Нет. Как-то пошло. Обычно принцы начинают с руки и сердца, а этот сразу все потребовал.... Хм, что тогда? Сан? Какой корыстный принц попался. Принцесса тут вся с педикюром, с маникюром, а ему сразу титул подавай. Или сан - это ж вроде не титул? А, не важно. Да и мудрёно для крестьян. Лучше про природу! Это им ближе.
Птички, цветочки, стрекочут цикады.
Работать сегодня нам явно не надо.
Пойдем и напьемся в ближайшей таверне
Красотку разыщем, и... чмокнем, наверно.
Припев.
Эх, жизнь моя, залетная,
Всю жизнь хочу с косой.
Нет, я не смерть бубонная -
Селянин холостой.
Косим и пашем с рассвета до ночи,
Косить и пахать - мы не любим уж очень.
Но надо скотину кормить ежедневно.
Разок не покормишь, и сдохнет, наверно.
Припев...
Птички, цветочки, стрекочут цикады.
На ярмарке нашему брату все рады.
Гуляем, смеемся, пусть льется вино.
Гори моя хата - а мне все равно.
Припев...
Придирчивое изучение нового произведения. А что? И не пошло, и про цветочки есть. А то прошлая песня, посвященная природе, вызвала бурю негодования и тухлый помидор уже на втором куплете. Там как раз богомол признавался в любви цикаде среди капелек росы. Красиво так призвался, с чувством, подергивая пузиком.... Но. Народ не оценил. И поесть эльфу тогда не дали пока на ходу не сочинил новые куплеты про урожай, компост и перегной...
Нда. Не ценят настоящего поэта. Не ценят.
Тяжелый вздох сорвался с покрытых тонким слоем блеска губ и влился в ветерок, легко и незаметно скользнувший мимо.
Глава 1
Деревня.
Бабы с ведрами и коромыслами сгрудились у колодца, перемывая косточки односельчанам и греясь в лучах заходящего солнца. Где-то на завалинке сидит петух, лениво пересчитывая численность кур. Дед Макар открыл в хате заначку и глушил самогон, страшась не успеть спрятать пятилитровую бутыль обратно в подпол до прихода жены. А трое ребятишек, сгрудившись у большой, но быстро подсыхающей лужи - старательно топят лягушку, которая, то и дело пытается выпрыгнуть на берег, ловко уворачиваясь от лаптя.
- А Дуська-то, Дуська! Чё учудила-то. Вчерась порося своего взяла и к Федоту загнала. Пинками! А потом пошла домой, напялила новый платок, намедни купленный у странствующего торговца, намалевалась, да и пошла его звать, чтоб открыл, да порося вернул.
- Да только Федот порося не вернул, - басом загремела соседка. - Что б Федот и вернул порося! Дура она, Дуська-то. Тепереча и без порося, и без Федота осталась.
Дружный хохот собеседниц заглушил кваканье удирающей лягушки. Все с восторгом вспоминали вчерашнюю сцену, где злая Дульсинея (крупная баба давно уж не девичьих лет) ломала калитку, угрожая щуплому Федоту не только свадьбой, но и ее последствиями прямо здесь и сейчас. Федот при этом уволакивал в дом порося, испуганно вжимая голову в плечи и напряженно сопя.
- А что Матрона-то учудила. Видали, аль нет? Эй, я с вами разго...
Но Матвеевну уже никто слушал. Мертвая тишина упала на деревню. Даже петух отвлекся от своих кур и заинтересованно покосился в сторону забора, раздумывая, не кукарекнуть ли для разрядки обстановки и привлечения внимания. Хотя... это все равно бы не помогло, ибо бабы, разинув рты, смотрели на въезжающее в деревню невиданное прежде диво - дивное. Темный эльф с кожей цвета самой черной ночи и лиловыми, чуть раскосыми, глазами, поражал розовым, стоящим дыбом чубом на голове, длинными, ярко-алыми ногтями и белоснежным жабо. Глаза его были обведены углем, губы блестели, словно жиром намазанные, а острые, чуткие ушки, едва заметно шевелились, улавливая даже самые тихие шорохи и предупреждая своего хозяина о малейшей опасности.
- Это шо? - Пискнула Матвеевна - главная сплетница села Кукуевка.
- Это,... а мы перегрелись случаем? Привидится же такоё. - Протерла глаза Фадеевна - ее ближайшая подруга и соратница.
Худое изящное виденье легко перекинуло ногу через седло и спрыгнуло вниз, на миг, обнажив в улыбке длинные парные клыки. К сожалению, стремясь произвести как можно более благоприятное впечатление на кукуевцев, он не смотрел, куда именно прыгал. А жаль, ибо в это время лошадь, увидевшая вкусный куст, выпиравший между штакетин ближайшего забора, резко рванула в сторону. Что заставило эльфа дернуться влево, поскользнуться на жидкой лепешке и... неизящно грохнуться вниз, пропахав носом что-то теплое, нежное и страшно вонючее.
- Эмм... смотри-ка, Матвеевна. Видение в Муркину лепешку упало.
- Злое какое. Сидит, ругается, почем зря.
- Ага-ага. И белоснежным платочком утирается, чисто пава.
- И волосы на бок упали. Это они у него отродясь такие? Бедняжка. Хоть бы смолой мазал. Помню, у Агриппины муж светлый-пресветлый был. Чисто мышь белая. Так она его накоротко остригла, да смолой каждый день и мазала. На ночь только платочек одевала, дабы подушки не измазал.
- Ага-ага. Помню, как же. Теперь он вообще лысый ходит.
- Видать, надоело. Или все к платочку прилипло, да и отпало.
- Ну... и такое возможно.
Встаю, кашляя, отплевываясь и шипя ругательства под нос. Это ж надо так испортить первое впечатление. Злобно кошусь на лошадь, но Молния спокойно продолжает, поедает зелень и ягоды с куста, не обращая на меня, ни малейшего внимания. Так, ладно. Надо восстанавливать авторитет. Как-нибудь. Изучаю шушукающийся контингент, бросающий на меня жалостливые взгляды. Краем уха услышал 'худющий какой'. Стало тошно. Еще и живот свело.
- Дамы!
Дамы притихли, прекратив перешептываться, и заинтересованно на меня глядя.
- Я - Бард! Буду у вас в деревне сегодня петь! У кого-то тут можно остановиться?
Мне не нравится алчный блеск в их глазах. Сюда так редко заезжают гости?
- А ко мне иди, касатик. - Улыбнулась дородная баба в цветастом платье. - Фадеевна я. Да ты не боись: и накормлю, и отмою. Вона худющий-то какой.
- А чегой-то это сразу к тебе? У меня уже пироги поспели! Пущай ко мне и идет!
- У меня капуста! И картошка стынет! И банька растоплена через полчаса будет! Ереме-еееей!!!!
- А?! - Из избы выглянул высокий патлатый мужичонка с объемным круглым пузом и туповатыми глазками.
- Топи баньку!
- Не надо, Еремей! У меня банька не хуже твоей будет!
Прижав острые уши к голове, отступаю на шаг назад. Давненько мне так бурно не радовались. Полное ощущение того, что еще немного, и меня просто разорвут на сувениры, растащив по избам.
- Я,... пожалуй, пойду с Фадеевной. Она все-таки первой предложила. - Рискую влезть.
Бабы притихли. Фадеевна вышла вперед, гордо поправила подол платья, легко подняла коромысло с двумя наполненными доверху ведрами и подошла ко мне. Стараюсь не пятиться. Но женщина все же, право, крупновата на мой взгляд.
- На. Пошли, касатик.
Покачнувшись под тяжестью коромысла, едва не рухнул вниз. Но меня удержали, схватив за шкирку и, с гордо задранным носом, потащили в хату, обнесенную слегка покосившимся забором.
- Где петь-то вечером будешь, касатик? - Уточнили оставшиеся стоять у колодца бабы.
- В трактире!
- А нету у нас трактира-то.
- У старосты будет. - Ответствовала Фадеевна, не оглядываясь. И, тряхнув гривой тяжелых, затянутых в косы, волос она с грохотом закрыла за собой дверь.
В доме меня усадили на лавку, быстро собрали на стол, дали в лоб пробегающему мимо ребятенку с куском сахара в грязных руках и сели напротив, подперев подбородок кулаком и изучая смущенную физиономию гостя.
- Ты б шоль умылся, что ли. Воняет. - Ласково добили тонкую ранимую натуру, рискнувшую взяться за ложку.
Я смущенно повел ушами и выскочил наружу, в поисках умывальника.
Вернулся через пять минут уже чистым и благоухающим мылом местного изготовления. Хозяйка одобрительно кивнула, а я сел за стол и уже более спокойно взял ложку в руки, приступив к трапезе из отварного картофеля, компота, кислой капусты и пирожков с яблоками.
Федотовна задумчиво изучала мокрые, струившиеся по плечам эльфа розовые пряди волос. Теперь они выглядели чуть темнее и не так пугали. Вокруг глаз больше не было темных кругов, и фиалковые радужки ярко блестели из-под длинных черных ресниц. Сердце Фадеевны сжалось. Была бы лет на двадцать помоложе, да без мужа... одела бы лучшее платье, накрасилась бы поярче, да и совратила б эту худющую прелесть.
Эльф пошевелил ушами и нервно покосился на хозяйку.
- Да ты ешь-ешь. Вон, какой костлявый. Как еще поёшь, да не задыхаешься на вдохе? Еще картошечки?
Отрицательное мотание головой.
- Тогда ватрушек! Творогом. Своим, деревенским.
- Ну... - Задумчиво дожевывая пятый пирожок.
- Ага. Щас принесу.
Гость задумчиво посмотрел ей вслед и чихнул. Из-под стола вылезла чумазая мордашка ребятенка и заинтересованно на него уставилась, открыв рот.
- Привет, - улыбнулся эльф, демонстрируя острые края белоснежных клыков.
Глаза ребенка расширились, а сам он нырнул обратно под стол.
- Пока. - Слегка растеряно.
Ребенок не ответил, вспоминая сказки о зубастых темнокожих чудищах, обожавших похищать детей и долгими зимними вечерами поедать их у костра. И хоть конкретно это чудовище сильно опасным не выглядело - осторожность никогда не повредит.
Вечером эльфа насильно засунули в баню, где отпарили, отхлестали вениками, довели до предынфарктного состояния и выпустили, а точнее вынесли через час с красным лицом и обмякшим ирокезом. Подумав немного, парня окатили ведром колодезной воды. Вопли несчастного спугнули ворон с ближайших веток растущего рядом с баней дерева. Бабы хихикали, сгрудившиеся у забора и с интересом наблюдавшие за экзекуцией 'нелюдя'.
В дом он забежал сам, где и оделся в своё, дрожа от холода и постоянно напоминая себе о том, что, является пацифистом.
Потом он настраивал струны и распевался в деревянной будочке недостроенного туалета (ибо это было единственное место, где его беспокоить не решались). А как свечерело - надел парадную ярко-голубую шелковую рубашку с кружевными длинными манжетами, особым лаком поставил игольчатый ирокез на голове и интенсивно очертил глаза черным угольком. Лицо, чуть тронутое белоснежной пудрой, выглядело несколько пугающе (а в ночи и вовсе создавало впечатление белого овального пятна, плывущего в неизвестном направлении). Композицию завершали кожаные штаны, на которых были закреплены двадцать цепочек и пять метательных звездочек. Все гремело и переливалось. Эльф, посмотрев на себя в начищенный до зеркального блеска таз, остался собой крайне довольным.
У выхода из дома его уже ждали мужики с факелами и бабы в нарядных платьях. Кукуевка стояла сильно в стороне от расхожих дорог и троп, а потому сюда заезжали очень и очень редко. Купцы в последний раз были и вовсе лет тридцать назад. Но о них до сих пор вспоминали, бережно храня купленные безделушки.
- Эмм... всем привет. - Эльф удивленно огляделся и нервно сжал в руках инструмент. - Ну что... пошли?
И они пошли. По деревне. Вдалеке тихо завыли волки, где-то высоко вскрикнула голодная птица, а к окнам домов прилипли мордашки детворы, которую вроде бы 'уложили спать'.
Бабы тихо начали что-то напевать. Эльф, нервно прислушиваясь, не решался открыть рот...
... зато в небольшой тесной комнатке дома местного старосты после пятой кружки вина раздухарился так, что спел аж три песни из своего репертуара: про эльфа и цветочек (его любимая, но, к сожалению, никого не вдохновившая), про красавицу и чудовище (бабы поахали, мужики - нахмурились) и про крестьян (ту, что сочинил совсем недавно). Последняя песня прошла на ура. Припев заучили мгновенно, остальное пришлось исполнять на бис раз пятнадцать!
А вообще погуляли знатно. На столе стояли тазы с салатом, копченая свинья, колбаса, сало, картофель, репа... да чего только не было! Одной рыбы пять сортов. Бабы то и дело пускались в пляс, мужики вприсядку. Дети, пробравшиеся на праздник, расхватали все самое вкусное и, устроившись под столом, довольно сопели, заучивая слова песен, что орал осипший эльф. Даже свиньи и те не сомкнули до утра глаз, прислушиваясь к воплям, ругани и громким призывам завалить еще одного порося (к счастью, валить никто никого не стал). А на рассвете икающего от переедания и осипшего эльфа поблагодарили, еще раз налили и попросили исполнить что-нибудь для души напоследок.
Далее повествование идет от первого лица.
Изучаю радостные рожи вокруг. Табурет, на котором я сижу, уютно покачивается (его установили на центральный стол, чтобы меня всем было видно). А внутри так тепло и уютно, словно в рот залетел ночной светлячок, а я случайно его проглотил. Для души... Ик. Чего б им для души-то спеть-то? Эх! Оскаливаюсь в хищной улыбке, ударяю по струнам и начинаю...
В лесу за болотами синими
Средь гор и чудовищных скал
Косматый, угрюмый и сильный
Жил страшный морской адмирал.
Шок в зале. Крестьяне прислушиваются, медленно трезвея. Воображение рисует что-то волосатое и не совсем вменяемое.
Походы и почести сгинули,
Забыт и оставлен стареть.
Все зубы из золота вынули
Соратники, чтоб им сгореть.
И вот адмирал забирается
Случайно в пещеру одну.
В цепях там сидит красавица
И тихо щебечет ему:
Возьми меня милый, зубастенький,
Отважный морской адмирал.
Я справлюсь со всеми напастями
И сердце девичье отдам.
Сожми мои руки прекрасные,
Целуй, и неважно куда.
С тобой, хоть и сильно мы разные,
Союз создадим на века.
Но кто ты? Надменно спросил ее,
Снимая штаны, адмирал.
Я дева, я ведьма Годзилла
Тебе свою честь я отдам.
Красные щеки у баб, открытые рты у мужиков. Ага. Пошла песня, пошла...
И в темной и мокрой пещере
Познал адмирал вкус любви.
И больше не грезит о море,
Забыл про свои корабли.
В объятьях прекрасной Годзиллы
Проводит он каждую ночь.
Не зная, что страшная ведьма.
По каплям сосет его кровь,
Кто-то крикнул, что все бабы - кровопийцы. Ему тут же заехали тазом в лоб, и мужик затих под столом, более не имея возражений. Пью из поданного мне кубка, и надменно киваю парнишке, предложившем еще вина подлить. После чего оглядываю собравшихся селян слегка разъезжающимися глазами и заканчиваю трагическую историю о старике и вампире.
Все выпила леди Годзилла
И цепи сама порвала.
Покинув того адмирала,
Скитается где-то одна.
Узнать ее будет несложно
Коль встретится ночью она:
Красивая наглая рожа
И два очень острых клыка.
Бурные аплодисменты. Мне налили еще. Я выпил и куда-то упал. Меня подняли, попытались усадить, но я снова упал. Мы, темные эльфы, к выпивке ... непривычны, что ли.
Утром, едва расцвело, меня с почестями вынесли из дома, дали слегка запачканный инструмент, посадили на зевающую Молнию и отправили в путь. Лежу на ее шее, обнимая руками и мечтая не свалиться. В голове в неравном бою сражаются колокол и молот. Я - сижу в колоколе и страдаю,... тяжела жизнь барда. И даже очень.
Мне, к примеру, сегодня так и не заплатили. Зато, хоть картошки запихали. И курицу, кажется, дали. Нет, это я сам ее взял, пока меня тащили к лошади. Правда, в итоге визжащее пернатое было отобрано и водворено обратно в курятник... ну и ладно. Я все равно овощеед, как меня называли родители. Только овощи и ем.