![Типичная лежнёвка - мост. [В.Тертышник]](/img/m/mohort_g_g/realizm/lezhnewka.jpg)
До этого я никогда лежневок не видел и мне было очень интересно, как быстро и уверенно водитель управлял машиной, в некоторых местах проезжая буквально по одному брёвнышку, если два других были сломаны. Таких мест, где дорога была частично разрушена, было довольно много. Через болотистые участки и ручьи дорога проходила по невысоким мостам. Вокруг дороги была вырубка, торчали пеньки, лишь кое-где были оставлены островки молодого леса. Там, где кончалась грунтовая дорога, был Городок - так называли бывший военный посёлок, в котором когда-то обитали военные, там был магазин, в котором продавались продукты и спиртные напитки. Этот посёлок стоял среди соснового леса. Наконец за поворотом лежнёвки появилась деревянная, выполненная в виде буквы П "арка" с надписью в верхней части "Добро пожаловать!". Мы въехали в Лёвушку, которую некоторые наши "юмористы" называли "Ловушка". Название посёлок получил от узенькой, сильно петляющей речки с водой цвета хорошо заваренного черного чая. Она снабжала посёлок водой. Вода слегка отдавала запахом болотной тины, но к этому все быстро привыкали и переставали замечать. Посёлок имел около десятка домов, рубленных, барачного типа, и сборных - четырех квартирных. Был клуб, баня, пекарня, просторная столовая, мастерские и отдельно - дом начальника участка из трёх комнат, кухни и туалета(!).
Грибов остановил свой "Уралец" на деревянной площадке перед столовой - отсюда утром увозили рабочих в лес, сюда же их возвращали вечером. Я познакомился с мастерами Захаровым и Хомечко, с завхозом Науменко, с механиком Нагорным, с бухгалтерами Надей Ерещенко и Олей Остренко, с десятницей Машей Куць. Почти все были молодые, приветливые, улыбались, дома тоже были ещё "молодые", не чёрные, моё первое впечатление было очень благоприятное! Обходя окрестности посёлка, я отодрал от ствола берёзы кусок бересты и написал на ней маме первое письмо с Севера. Почта шла в один конец ровно неделю. Телефонная связь была не очень надёжной и только с коммутатором конторы леспромхоза. Читатель уже заметил, наверное, обилие украинских фамилий. Это не случайно. Наш леспромхоз подчинялся Киеву, это было очень интересное предприятие, можно сказать, чей-то гениальный проект. Формально считалось, что предприятие работало силами командированных к нам колхозников из различных районов Украины. На самом деле рабочие леспромхоза были в основном из западных районов Украины. Они приезжали на работу готовыми бригадами по 7-10 человек и работали по полгода. Бригады имели своего тракториста, вальщика леса, сучкорубов, чокеровщиков, бригадиров. Бригада заключала договор со специальными агентами колхозов, в котором все члены бригады именовались командированными от этого колхоза для заготовки древесины с определёнными условиями дополнительной оплаты. За каждую выполненную "норму" рабочему доплачивали 3, 4, а то и больше рублей. Считалось нормой, если за полугодие человек дополнительно зарабатывал 200 норм. Если потратить эти деньги, то всё же оставалась вся сэкономленная зарплата от леспромхоза. Эта зарплата в среднем была меньше, чем в обычном, соседнем с нами Савинском леспромхозе, который возил лес по той же, что и мы, магистральной дороге. Но в сумме наши труженики могли заработать больше, чем соседи. В нашем леспромхозе были распространены взятки, подношения начальству, махинации с определением таксационных "таблиц" делянок - документа, на базе которого определялись нормы выработки бригады, проценты перевыполнения плана и фактический заработок лесорубов. Случались приписки и другие "грехи". Думаю, основная часть этого проекта - реализация полученной от нас древесины, тоже не была чистой, но это уже происходило вне поля моего зрения и моё предположение не более, чем гипотеза, которая основывается на том, что наша власть не очень была склонна что-то делать для простых людей, но себя не забывала. Что касается бытовых условий, условий труда, охраны труда и т.д., то у нас всё было заметно хуже, чем у соседей. Рабочих у них возили автобусами, у нас - переоборудованными грузовиками. У них в лесу были котлопункты, у нас их не было. У них зимой в каждой бригаде были обогревательные будки, у нас была одна будка на весь лесоучасток. У них выдерживался семичасовый рабочий день, у нас работали без ограничений, "по договорённости" бригады с шофёром. Летом, когда были "белые ночи", наши труженики работали, сколько могли, некоторые - круглосуточно. Это было вызвано тем, что заготовленный лес не успевали вывозить в дневное время, а водители лесовозов тоже хотели побольше заработать и ездили почти круглосуточно, вот и оставались несколько человек из бригады, чтобы погрузить вручную с высоких эстакад заготовленный лес. Среди водителей было много таких "фанатов" лесовывозки, которые, как шофёр Лукеча, что получил в начале командировки новенький голубой ЗИЛ, ездили на своих автомобилях так, что через полгода, когда кончалась их командировка, оставляли совершенно добитую машину, которую никто не хотел брать. Это была работа на износ и людей, и машин. Рвачество, кажется так это называется? Водители никогда не высыпались дома, спали в кабине, пока грузят их машину. Нагрузили - разбудили - поехал! Лесорубы тоже работали на износ. Летом их заедали комары, мошкара, зимой - морозы, снег до подмышек. Как говорили они сами - тот же фронт. Я тогда понял, что наших людей, если идёт хороший заработок, не надо заставлять работать, скорее - наоборот. Никакие проблемы с трудовой дисциплиной, как правило, не возникали. Уже гораздо позже, когда к нам приехали вербованные из России - из Беломорской сплавконторы и других мест, мы столкнулись с запоями в некоторых бригадах, которые не могли приступить к работе, пока у них оставались деньги на спиртное или просто пиво в бочке. Квалификация большинства наших лесорубов была достаточно высокая, я их мало чему мог научить. Среди них попадались совсем юные ребята. Однажды один бригадир предложил мне сдвинуть на эстакаде толстое бревно. Я взялся за него обеими руками и попытался подвинуть, но ничего у меня не вышло. Тогда бригадир позвал паренька, которому едва исполнилось 18 лет, и он это бревно подвинул. Силы у него было не больше, чем у меня, но были и сноровка, и тренировка.
![Наши кадры (Лёвушка) [Неизвестен]](/img/m/mohort_g_g/realizm/levushka.jpg)
На нашем лесоучастке был "сухой закон": алкоголь в нашем магазине не продавали. Но по дороге в Кривозерку можно было купить вино, водку или питьевой (950) спирт в Городке. Ещё до моего приезда, в какой-то религиозный праздник (после Нового Года) была грандиозная драка между украинскими бригадами и большой бригадой румын. Началось все, как это обычно бывает, с мелочи. По случаю праздника многие лесорубы были слегка под хмелем. Два товарища гуляли вдоль нашей единственной улицы от моста до столовой. Там стояла кузовная машина, на которой приехал водитель, чтобы проведать земляка и отметить с ним праздник. Один из товарищей, который недавно получил водительское удостоверение, открыл кабину грузовика и что-то там объяснял другу. Кто-то из бригады румын заметил ребят, которые залезли в кабину. Сразу несколько человек побежали к машине и, не долго думая, надавали "автомобилистам", кому-то из них разбили нос. Обиженные и побитые, они прибежали в свою бригаду с криком "Наших бьют!". Вооружившись чем попало, подняв ещё несколько бригад, мстители направились к бараку, в котором жили румыны. Те закрылись. Толпа нападавших, вооружившись чурками дров из ближайшей поленницы, быстро вышибла окна общежития и пошла на абордаж. Никого, слава богу, не убили, но раненных было несколько человек, один получил рубленую топором рану. Было милицейское расследование, арестовали самого грамотного участника драки, это был молодой бригадир Коваль, который имел оконченное среднее образование. Но и его скоро выпустили, он вернулся на участок героем, обогатив свой язык оборотами из тюремной "фени". Позже, уже при мне, один из молодых бригадиров Костя Зозук, как говорят, по пьянке, ударил более слабого физически и старшего по возрасту бригадира румын Шимона. Тот долго носил огромные синяки около переносицы и глаз. Т.к. расследования не было, видимо, конфликт этот они уладили своими силами. Сразу можно сказать, что жизнь в таком маленьком посёлке, где всё у всех на виду, полна всякими интересными событиями. Рассказывать о них можно долго. Но вернусь к началу моего пребывания на Лёвушке. Завхоз Науменко - мужчина средних лет, женатый, благоразумный украинец, предложил мне купить у него для начала фуфайку и резиновые сапоги. В такой одежде работали все лесорубы, трактористы, ходили мастера, механики.
![Строители дороги в 33 кв. [Неизвестен]](/img/m/mohort_g_g/realizm/lignevka.jpg)
Хозяйка, у которой квартировали Борей с Суржиком, Нечаева, после их возвращения из отпуска, отвела меня на квартиру к своей родственнице, Александре. Её дом был метрах в 20, т.е. рядом. Там я "базировался" около двух лет. У Александры было двое сыновей, один был на год старше меня, второй, от другого отца, едва пошёл в школу. Его отец отбывал наказание в колонии.
Его посадили за недостачу, любил выпить, как многие северяне, и поэтому плохо контролировал свои дела. Александра не отличалась красотой, кроме этого, прихрамывала, т.к. в молодости косой перерезала себе ахиллесово сухожилие. Когда она поехала к мужу в колонию, чтобы навестить его, он, по её словам, застеснялся и отказался с ней встречаться. У неё была корова, иногда она угощала меня молоком. Ничего, кроме молока и хлеба, я у нее не ел. Готовить она, по моим понятиям, совершенно не умела, в чём я быстро убедился. Рыба в её рыбниках запекалась вместе с чешуей, а рябчиков, которых я принёс с охоты, она сварила, не ощипав перьев... Иногда она привлекала меня к работе. Единственный раз в жизни я у нее ходил за плугом, когда мы пахали огород. Однажды грузили на чердак сено для коровы, нам помогала её племянница Дуся, которая служила в Северодвинске, во флоте и носила чёрную, как у эсесовцев, форму. Она приезжала к матери, в отпуск. У неё была красивая "точёная" фигурка, она была умной девушкой. По словам моей хозяйки, в послевоенный период она спасла их с матерью от голодной смерти, т.к. была бригадиром огородной бригадой и имела возможность помогать родственникам. Много людей в тот период умерли с голоду. За "угол" и за стирку я платил хозяйке рублей 15 в месяц. Однажды она попросила меня помочь ей купить радиолу. После этого приобретения мы получили возможность слушать радио и пластинки. Я любил и часто слушал Анну Герман - "Танцующие эвридики". Потом к Александре приезжала в гости молодая девушка Надя из деревни, она любила слушать пластинки и не очень музыкально подпевать им. Пока я работал на Лёвушке, бывал в Савинске не часто - иногда в выходные дни, на Новый год. Майские праздники проводил на Лёвушке, с Николаем Хомечко ходили по лесу, который освобождался от снега. Была распутица, добраться в поселок Савинский было трудно.
![Олин день рождения [Неизвестен]](/img/m/mohort_g_g/realizm/den_r.jpg)
Вернулся из отпуска мой начальник. Это был невысокий лысеющий блондин, которого в поздравительной открытке кто-то из старых друзей называл "Златокудрым поэтом Славиком".
Он был выпускником Киевского сельхозинститута. Работал в леспромхозе уже третий год. Ему достался участок Лёвушка после какого-то, проштрафившегося в прошлом, партийного руководителя. Тот прославился своей жадностью и умением выжимать из людей взятки. Например, какой-то молодой парень скучает за своей женой, просит у начальника квартиру. Тот похлопывает его по плечу, улыбается и приговаривает: "Думай, Петя, думай!". Петю надоумили товарищи и после того, как он дал начальнику энную сумму денег, тот ему говорит, что можно вызывать жену. Жена приехала. Начальник ведёт Петю с женой в однокомнатную квартиру Гриши и предлагает им жить вместе. На робкие протесты Гриши начальник ему говорит: "Тебе нравится спать с женой? Нравится! А они что? Не люди? Они тоже хотят спать вместе! В тесноте - не в обиде!" Вопрос улажен. Надо было платить начальнику и за новый трактор, за новую бензопилу и уж, конечно, за хорошую делянку леса. Этот ловкий проходимец меньше чем за год купил себе новенький "Москвич-407". Колея колёс этой машины не позволяла ей ездить по лежневкам, так что ездил он только зимой, по зимним снежно-ледяным дорогам. Однажды, двигаясь задним ходом, он зацепил открытой дверкой глубокий снег и повредил её. Бригадир Боян рассказывал мне, как он любовно, руками ровнял повреждения, пока всё не исправил. К моему приезду от этого начальника остались на участке предания и возле дома пустой гараж, в котором хранились дрова.
![Лёня и Валя [Генрих]](/img/m/mohort_g_g/realizm/lv.jpg)
Борей предложил мне кровать в большой комнате, рядом с телефоном, а сам ушел в маленькую, где была печка и стояла радиола. Дом начальника был светлым и тёплым, его убирала и топила уборщица Аннушка, жена Николая Компанийца, водителя, который при мне возил людей и выполнял различные служебные и хозяйственные поездки. Кроме него, было постоянно ещё три таких водителя - Гриша Рыбалко, Миша Ивасик по прозвищу "дыхало", которое пристало к нему за его манеру матерно ругаться: "в дыхало мать!", Соколов и ещё какие-то водители, которые почему-то долго у нас не задерживались.
На участке были мастерские по бензопилам и по тракторам. Первой заведовал тихий, лысый мужчина Липаков. Тракторная мастерская была сравнительно большая и располагалась у опушки леса. Ею заведовал механик Анатолий Нагорный, там было несколько слесарей, помню Филечкина и токаря по металлу Владимира Босого. На крутом берегу речки Лёвушки стояла наша дизельная электростанция, которой заведовал ещё один механик. К ней вёл узенький подвесной пешеходный мостик. Электростанция запускалась в 4 часа утра и выключалась после 23 часов. Она была весьма маломощной и токарь Босый включал свой станок во время демонстрации в клубе кинофильма, когда там собиралось почти все население участка и потребление электричества было минимальным, тогда мощности хватало для работы его станка. Об этом мы узнавали по колебаниям напряжения, каторые сопровождались дефектами звукового сопровождения кино. Раннее включение электростанции требовалось для работы пекарни и столовой. На работу вставали очень рано: летом в 5 утра, зимой в шесть. Для меня было самой большой мукой так рано вставать. Кроме этого, были ещё сезонные неудобства. Весной и летом заедали комары, гнус и прочие насекомые, которых в лесу было очень много! Бедных наших рабочих, кроме этого, в бараках заедали клопы. Когда я возвращался ночью домой с ночной погрузки, электростанция уже не работала, в тёмных окнах бараков то и дело вспыхивали огоньки - это спичками "жгли" клопов самые чувствительные к ним лесорубы. Зимой бывали сильные морозы, на моей памяти до минус 42 градусов по Цельсию. Они дезорганизовывали всю нашу жизнь. Мало того, что при таком морозе очень холодно в любой одежде, так и техника перестаёт работать, а от усердия истопников то и дело возникают пожары.
![У костра [Кострец (младший)]](/img/m/mohort_g_g/realizm/u_kostram.jpg)
Молодой мастер леса Коля Хомечко приехал с бригадой на Лёвушку, как обычный лесоруб, но когда ему предложили работу мастера, узнав в отделе кадров о его лесотехническом образовании,
он согласился. Мы с ним пешком ходили по лежнёвкам и он мне рассказывал то, что уже успел узнать об участке и его людях. Однажды Борей сказал мне, что к нам приедет на пару дней директор Виноградов Василий Захарович. Поэтому мне надо будет переночевать в комнате, где жили Босый и Хомечко. Я не подозревал, что в этой комнате полно клопов, что свет там ночью не тушат. В ту единственную ночь, которую я провёл в гостях, уснуть мне не удалось. По счастью, директор у нас долго не задержался. На ужин к начальнику были приглашены механик Нагорный, девушки Надя и Маша, женщина - завмаг с Удриги... Как впоследствии рассказывали девушки, ужин начался со спора, у кого, у директора или у механика, больше половой член. Они вышли на кухню и там определили, кто победитель. Потом, правда, умолчали о результате. После ужина директор уехал в гости к завмагу на Удригу и там пропадал всю неделю. На Удриге не было телефона и напрасно жена директора звонила нам, пытаясь выяснить, где её муж и чем занимается. Директор наш был человеком не слишком образованным. Из "дипломов" у него были водительские права, в сильном подпитии его всегда тянуло к управлению автомобилем, что кончалось тем, что он сваливался с лежневки. Больше всего он любил "воспитывать" водителей в гараже ранним утром, выгоняя их на работу. За это они прозвали его "Зверь Захарович". В военные времена он руководил лагерем заключённых, которые тоже занимались заготовкой леса.
Мастер Захаров после моего приезда заторопился в отпуск, меня приказом обязали "временно" принять его бригады. Тот же бригадир Боян предупредил меня, что на Захарове "висит" много невывезенного леса, этот лес брошен на бывших зимниках, в основном, вывезти его оттуда практически невозможно, ибо экономически невыгодно торить дороги к этим небольшим объёмам древесины, разбросанной на необъятных просторах старых вырубок. Да и в том, что этот лес там есть в указанных в документах количествах, он очень сомневался, т.к. Захаров занимался приписками. Я же, настроенный очень благодушно, не внял его предупреждениям. В силу природной лени, я также не очень аккуратно записывал, где этот лес находился и в каких количествах. Но большинство мест, где Захаров показывал мне брошенную древесину, я запомнил на местности. Надя Ерещенко, наша молодая бухгалтерша, сразу урезала мне зарплату до размеров зарплаты мастера. Правда, эту её ошибку быстро исправили. Я обходил свои новые бригады, знакомился с людьми. Буквально в первую же встречу один из молодых бригадиров Л. стал совать мне взятку. На вопрос, зачем он мне даёт деньги, парень сказал, что для знакомства. Я ему рассказал, что это преступление, за которое можно получить немалый срок. Он был немного смущён моим нетипичным поведением. А я понял вскоре, что его поведение было типичным для нашего леспромхоза. Мне много раз совали деньги различные бригадиры, пока не поняли, что я взяток не беру. Потом, когда начальнику понадобились деньги на приём лесничих, комиссии по приёму делянок, я уже хотел бы их получить, но сработало моё честное имя: приписку бригада "проглотила", как должное, и я ничего от них не дождался. Но об этом позже. Иногда меня загружали работой технорука: я рисовал технологические карты делянок и возил их главному инженеру на утверждение. Потом директор заказал мне план нашего лесоучастка. Но всё это было несерьёзно. Никому эта работа не была нужна. Главная моя работа заключалась в том, чтобы показать бригаде их делянку, а потом, в конце месяца, закрыть наряды. Между этими делами я периодически навещал своих лесорубов, знакомился с новыми делянками, которые "отводила" инженер лесфонда Галя Виноградова, она же нам составляла и рисовала на кальке планы делянок. Весной, когда растает снег и проснутся комары, к нам являлись представители лесничества и (почему-то?) банка, из Архангельска. Я их водил по лесу и по вырубкам, где они замеряли высоту пеньков и составляли акты нарушений, за которые леспромхоз платил штрафы. Приходилось их кормить, поить и развлекать. Был такой лесничий Каргин, который после изрядной выпивки требовал гармошку. Начальник в общежитии находил и приносил гармошку и тогда лесничий отводил душу, напевая и наигрывая какие-то мелодии. После работы мы устраивали пикник на Белом озере со стрельбой по бутылкам, с рыбалкой и ухой.
В конце месяца мы с мастерами ездили на нижний склад на сверку. Там подсчитывали объёмы вывезенной древесины отдельными бригадами, мастерскими участками и в целом по лесоучастку. Акты сверки подписывали мастера и начальник нижнего склада Прыгунов В.К. Его предшественник на этой должности был мужчина пьющий. Однажды нагрянула проверка и у него обнаружилась большая недостача. Был суд и он получил небольшой срок. Когда назначили на должность Прыгунова, он сразу сказал, что недостачи больше не допустит. Его десятницы измеряли объёмы получаемого и отправляемого по железной дороге леса, а во время сверки цифры прихода и расхода сравнивались. Частенько бывало, что отправляли вроде бы больше, чем получали. Чтобы поправить отчётность, мы в актах сверки писали вывозку в несколько больших объёмах, чем получалось по квитанциям, выписываемым на каждый рейс лесовозного автомобиля. В результате вывозкой "проводились" объёмы, превышающие объёмы заготовки. Благодаря этой разнице списывались те тысячи кубометров, которые я принял на ответственное хранение у мастера Захарова. Когда меня перевели на работу в центральную усадьбу, то эта цифра уже была красной, т.е. я "вывез" немножко больше, чем за мной числилось. Пришлось принять по акту немного леса у мастера с другого участка - Удриги. Не сложись всё таким образом, я не представляю, как бы я отчитывался. Ведь реально удалось вывезти совсем немного оставленного в зимних делянках леса.
Как-то наш директор в беседе со мной заметил, что не видит у меня инициативы к работе. Это было после вручения мне диплома, полученного из института, т.е. после года работы. Я ответил, что всего лишь отрабатываю свой трёхлетний срок, хотя это замечание было обидным. Мои бригады всегда были в передовиках. За первые несколько месяцев меня даже премировали, что составило примерно половину отпускных денег (около 300 рублей). А за 1964 год мой участок был единственным по леспромхозу, который выполнил годовой план. За это меня премировали 25 рублями, из которых главбух оставила мне 15 р., т.к. финансовое положение леспромхоза было бедственным. Наши рабочие за месяц зарабатывали столько, сколько я за полгода. Фуфайки, сапоги, валенки нам, мастерам, приходилось покупать за свои деньги, тогда как рабочим всё это полагалось как спецодежда. Понятно, что всё это не способствовало нашей бодрости. Из развлечений реально можно было заниматься охотой или пить водку. Водку мой организм не принимал. Так что оставалась (безальтернативно!) охота. Наш токарь Босый Владимир имел мотоцикл ИЖ-56, пару ружей. Как то мы с ним зашли в сельпо, там продавалось одноствольное ружьё ИЖ-17, я его сразу купил, стоило оно 21 рубль. Босый подарил мне патронташ, латунные гильзы и немного всего того, что необходимо для снаряжения патронов. Потом мы с ним поехали в известные ему леса по грунтовой дороге, там мне повезло настрелять рябчиков. На обратной дороге мы свалились с мостика без перил, мотоцикл перевернулся, но не заглох. Отделались лёгким испугом. Потом к нам на участок приехал участковый милиционер Доронин, который спросил меня, когда я собираюсь вступить в общество охотников. Я был удивлён его осведомлённостью и спросил, где находится это общество. Он мне всё подробно обяснил и я вскоре получил зелёное охотничье удостоверение. Охота была сомнительным развлечением в том смысле, что, как и работа, требовала хождения по лесу, а ту дичь, что иногда удавалось подстрелить, я редко готовил и кушал сам, чаще кому-нибудь отдавал свои трофеи.
4.В те далёкие годы зима в Плесецком районе Архангельской области начиналась после Октябрьских праздников. Были стабильные морозы и почти каждый день сыпал снег. К весне в лесу глубина снега была больше метра. Движение по скользким лежнёвкам становилось практически невозможным. Обычно рядом с лежнёвкой проходил зимник. Так называли снежно-ледяную дорогу, которую сначала готовили бульдозеры - валили лес, расчищали полосу шириной метров 12 - 15. Потом, когда начинались морозы, пускали по ней гусеничные трактора, которые ломали тонкий лед, "проминали" грязь. Когда вся полоса дороги хорошо промёрзнет, пускали трактор с "угольником" на буксире. Это была раскладная деревянная конструкция в виде огромной буквы "А", подбитая снизу железнодорожными рельсами. Она, как струг и утюг одновременно, утюжила и ровняла будущую дорогу, превращая её в зимник. Почти каждое зимнее утро начиналось с протягивания по дороге этого угольника, дорога получалась широкая и ровная, а в морозные дни даже не очень скользкая. По этой дороге после осенней распутицы начиналась вывозка леса, накопленного в период распутицы и даже ещё раньше на зимних делянках. Это обычно были делянки в сильно заболоченной местности, с ручьями и озёрами. Иногда это были островки соснового леса среди бескрайних болот. Добраться к ним на транспорте иногда было очень трудно. Чтобы сделать к такому острову дорогу, пришлось бы утопить в болоте весь тот лес, который вырос на острове. Т.е. явно овчинка не стоила выделки. Летом по этим болотам можно было ходить, болото прогибалось под ногами, но не проваливалось. Было немножко страшно, но потом привыкаешь и уже не думаешь, что будет, если вдруг... Были маленькие ручьи, шириной метра 2 -3, которые текли в заболоченной пойме. У берегов этого болота его покров был такой прочный, что держал человека, но по мере приближения к ручью коричневатый цвет болотной растительности сменялся ярко зелёным, эта зелень уже была непрочной, чтобы перейти ручей, приходилось выламывать несколько тонких сушин и укладывать их поперёк ручья. Сотни километров таких болот пришлось пройти летом и зимой, на лыжах или без лыж, часто в компании Гали Виноградовой, нашего инженера лесфонда. Когда бригада знакомилась с новой делянкой, я водил всех желающих во главе с бригадиром по "тёмным" визирам - затёсам на деревьях, которые едва удавалось разглядеть. Не раз нога глубоко проваливалась в болото, которое скрывал снег. Приходилось становиться на колени и руками доставать из болота резиновый сапог или валенок, который быстро заполнялся болотной водой. После обхода делянки по периметру, который в идеале имел вид квадрата 500х500 метров (25 га), выбирали место для эстакады, дороги и лесорубы приступали к работе. Иногда им приходилось несколько месяцев складировать заготовленную древесину, пока не проложат к ним дорогу и не начнётся вывозка. Такие бригады на работу и с работы добирались пешком, иногда несколько километров в один конец. Был случай в бригаде Зозука, которая вот так же "автономно" работала за ручьём, когда вальщик - сам бригадир, повалил солидных размеров сосну прямо на крышу своего трелёвочного трактора. Кабина трактора смялась, стёкла вылетели. Тут появляюсь я. Бригада просит никому об этом случае не рассказывать. Я сомневался, что они смогут на таком тракторе работать, но меня стали уверять, что мы всё сделаем сами, только не выдавайте нас. Тракторист Шпилька, только-что чудом избежавший смерти, постепенно приходил в чувство. Я пообещал молчать. Действительно, коллективными усилиями бригада сделала, что смогла. На их производительности этот инцидент не сказался. В другой бригаде, где трактористом был Рафаил Оборотов, сгорел трактор. Новенький. Приехали утром, стоит присыпанный снегом трактор, а вся кабина сгорела. Истинную причину пожара выяснить не удалось, списали на самовозгорание хвои от глушителя. Оборотов плакал, а я его утешал.
В период перехода с лежневок на зимники больше всего было аварий лесовозов. Слететь с лежнёвки в это время было проще простого. Что было делать водителю, который слетел с дороги?
Идти на участок за помощью. Мы в осеннее - весенний периоды держали на "десятовском" перекрёстке специальный трактор для буксировки таких машин. Но часто "слетали" лесовозы уже после работы. Тогда приходилось просить тракториста, чтобы помог водителю выбраться. Был у нас хороший тракторист Юрчишин. Его "наградили" новым красным трактором ТДТ-75. Чтобы обкатать его без больших нагрузок, поручили Юрчишину буксировать машины. Юрчишин после знакомства с новой техникой был явно не в восторге. Он показывал свои руки в волдырях от рычагов, которыми управлять было очень трудно. Наши умельцы-механики обычно сразу переделывали управление тракторами, отрезая так называемые "рога" и приваривая тонкие рычажки поворотов. Вот иду я в общежитие, где тракторист ещё не спит, но уже находится в кровати, и начинаю в очень вежливой форме просить его помочь товарищу-водителю. Вроде бы удаётся его уговорить, он начинает обуваться. Но потом что-то вспоминает, матюкается, разувается, вся процедура уговоров начинается сначала. Все товарищи по комнате с интересом наблюдают за нашими разговорами. Последний аргумент - помочь надо, а кроме тебя больше некому! И бедный усталый тракторист идёт, заводит трактор, едет с водителем в ночь и бог знает в котором часу возвратится обратно в общежитие. Однажды в подобной ситуации, когда я уже готов был отказать водителю в помощи, он предложил свой вариант. У него на участке есть земляк, немец, немолодой уже тракторист Пильц. Если Лёня Свирид, тракторист из бригады Липая, который устал и отказывается ехать, даст Пильцу свой трактор, то он поедет и вытащит машину. Лёня и Пильц согласились на такой вариант. А утром оказалось, что опытный Пильц не заметил, как из двигателя трактора вытекла охлаждающая вода и блок цилиндров двигателя лопнул. Трактор оставили на месте аварии машины. Бригада Липая осталась без трактора. Наш механик сразу же обвинил в этом меня, но на мою защиту встал новый начальник участка и пришлось ребятам браться за ремонт трактора. Пильц держался независимо, вины своей не признавал, сам, мол, Лёня виноват, жену, бритву и машину нельзя доверять никому. Позже я возместил бригаде материальные потери, связанные с простоем трактора, за счет описанной выше "схемы". Но, видимо, немного перестарался: Липай стал чемпионом среди вальщиков леса в Архангельской области, его чем-то награждали, приглашали обмениваться опытом и т.п.
При морозе в - 42 градуса почему-то начинают потеть руки в рукавицах и ноги в валенках, лицу становится больно уже через несколько минут. Машины не хотят заводиться, нормальная жизнь прекращается. Бригадиры и механики собираются возле машин, крутят моторы заводными рукоятками, т.к. аккумуляторы теряют свою силу. Нашего механика Нагорного бог не обидел силой: он так крутил заводную рукоятку, что скрутил её, как если бы она была из теста. Этот мужик имел привычку, когда здоровался, пожимать руку так, что было больно. Это выработало у меня привычку к сопротивлению, т.е. я тоже хватал его руку и жал её изо всех сил. Когда я только приехал на участок, один из молодых механиков - Бобриш, предупреждал меня насчёт Нагорного, что он опасный человек. Я как-то не очень этому предупреждению поверил. Но тут с Нагорным случился первый конфуз: его жена застала его с нашей бухгалтершей Соломчак. Нагорный изобразил из себя жертву этой женщины и потребовал, чтобы её или его убрали с участка. Так Соломчак перевели на новый лесоучасток Удригу - в 15 км от нас в северном направлении. Её отец работал на Лёвушке ночным сторожем, её брат тоже работал на участке. Это были вполне нормальные люди. О ней же рассказывали, что она любила разговоры на "сексуальные" темы: неужели у Нагорного такой уж большой половой член? После перевода на Удригу с ней случались такие запои, что она без сознания валялась на перекрёстке дорог около лежнёвки, а водители лесовозов, встречаясь на разъездах, предупреждали друг друга со смехом, что, если хочешь, то пожалуйста! Соломчачка принимает всех желающих...
Позже Нагорный отличился тем, что, возглавляя народную дружину участка, так наводил порядок, что ранил ножом бригадира Баннова. Просил не заявлять в милицию, обещал оплатить ему лечение. Но время шло, рана бригадира не заживала, загноилась, утаить всё это не удалось, в результате механика перевели в трактористы. Воровал он с детства, о своих "подвигах" рассказывал охотно. На чердаке его дома было полным полно ворованных запчастей к трактору. Позже у него произошёл ещё один скандал - с Филечкиной - женой тракториста. Этот случай "разбирался" в нашем клубе на заседании товарищеского суда. "А что, я мужик, она купила бутылку коньяка, пригласила меня, вот я и не устоял!" "Пострадавший" Филечкин рассказывал на суде, что они с женой, которая работала у нас заведующей ГСМ (заправщицей), "испытывали" друг друга долгих 6 лет, потом официально "расписались" и вот, на тебе... Он грустно и растерянно улыбался. На Нагорного он не обижался. Чего ещё от такого человека можно было ждать? Что касается охоты, то моему примеру вскоре последовали многие: в Архангельске купили ружья Рыбалко, Капелусь, Павлов, Хомечко, Кикла, Компаниец. Многие заказывали ружья по почте - "Товары-почтой!". Коля Компаниец был очень талантливым человеком: он был одним из лучших водителей леспромхоза, виртуоз езды по лежнёвкам. Он одинаково быстро умел ездить вперёд и задним ходом. Был он человеком азартным. Раньше он возил лес и всегда был в лидерах лесовывозки. Бурдак был недоволен тем, что Борей взял его на участок: людей, мол, любой дурак возить может, а хорошего лесовозника леспромхоз потерял! Когда Николай занялся охотой, то очень серьёзно, зимой почти каждый день добывал зайцев, глухарей, тетеревов. Мы иногда выезжали с лесоучастка на охоту всей "командой". Недалеко от нас был заброшенный лесоучасток Кирилловка, где какое-то время оставался наш откормочный пункт. Там летом откармливали телят, а поздней осенью их забивали. Их мясо на нашем участке ели до весны. Рядом с Кирилловкой было большое белое озеро Плотичье. В день открытия охоты все наши охотники с Нагорным во главе ранним утром ринулись к озеру. Над озером поднимался туман. Когда мы приблизились к воде, то увидели там множество уток. Тут же началась ружейная канонада. Утки поднялись и перелетели к другому берегу озера. До самого вечера наши охотники пытались кого-нибудь подстрелить, но безуспешно. Позже я разобрался в том, почему не мог попасть в утку. Проходя мимо поленницы, я метров с 10 выстрелил дробью в торец бревна. Когда подошёл, то удивился, как мало дробинок попало в то место, куда я целился! Это было большой неожиданностью, т.к. стрелять я умел, имел первый спортивный разряд по стрельбе из пистолета, стрелял с раннего детства, вырос среди охотников. Видимо, заряд бездымного пороха, который я из-за отсутствия у меня весов отмерял объёмным способом, был слишком большим. При этом дробь сильно разбрасывалась, а отдача от выстрела была такая сильная, что мне до крови разбивало средний палец правой руки рычажком открытия затвора ружья. После того, как мама по моей просьбе купила и прислала мне маленькие аптечные весы, эта проблема была решена. Для того, чтобы сгонять уток, которые сидели на воде озера вне досягаемости дробового выстрела, я стрелял по ним пулями. Пуля рикошетом отскакивала от воды и летела довольно далеко. Утки взлетали и летели вокруг озера. Тут мы по ним стреляли влёт. На моей памяти никто из наших охотников влёт в утку ни разу не попал. А я один раз метров за триста попал в утку пулей, конечно, совершенно случайно. Коля Компаниец, который плавал на плотике, даже не хотел верить, что такое возможно. Но потом поплыл и привёз её. Зимой Коля на зайцев ставил проволочные петли, в которые они, бедные, регулярно попадались. Иногда мы на участке устраивали стрельбу влёт по бутылкам. Бутылок за участком валялась целая гора. Попаданий у нас было маловато. Причина была в том, что мы все брали слишком большое упреждение. На расстоянии 25 метров это было совершенно лишнее. За всё время я на охоте подстрелил одного зайца, 5 уток и одну глухарку. Два раза очень близко видел крупных лосей. Первый раз лось перешел лежнёвку перед нашей машиной и скрылся за бугром. Я побежал за ним, но его и след простыл. Второй раз я видел, как лось очень уверенно перешёл заболоченную пойму и сам ручей и скрылся в лесу. Мощное животное и превосходный вездеход. Иногда кто-то убивал лося и сдавал часть мяса в столовую, так я попробовал гуляш из лося. Довольно жесткое мясо. Живых медведей ни разу не видел, но, проходя по вырубкам, не раз видел окорённые медведем пеньки. Под корой медведи ищут личинки, которые питаются древесиной. Одного молодого медведя застрелил наш водитель Соколов, который шкуру подарил Борею.
|