Аннотация: в последнее время все про суицид да про суицид :(
На перроне целая толпа, а я почему-то считал что этот маршрут не слишком популярен. Как и у других поездов, люди подобрались самые разные. Вот стоит полная жещина лет сорока, отправляет мужа домой, говорит, что с чемоданом справится сама. Возле проводницы стоит молодая мамаша, лет шестнадцати, ребенок трется щекой о её шею и тихо всхлипывает. Сухопарая проводница старается улыбатся ей и ребенку, но больше похоже на судорогу. Испуганные неизвестно кем двое, девушка и парень, лет двадцать обоим. Жмутся друг к другу и постоянно оглядываются. Мужчина бомжеватой наружности с блохастым псом. Ещё одна девочка кому-то звонит, на лице у неё мечтательная улыбка. Явно раньше не знакомые мужчины в строгих костюмах, вдруг разговорились, кажется, вспоминают кого-то. И много, слишком много других лиц.
Отворачиваясь от толпы, вылавливаю в кармане мобильник. Сеть пока есть. Сжимаю его в руке и стараясь не моргать смотрю на заходящее солнце. Розово-фиолетовые облака цепляются за верхушки деревьев и провода. Если снять линзы, будет казатся, что птицы сидят прямо на этих облаках.
Проводница уже начинает проверять билеты. Толпа пытается выстроится в более-менее нормальную очередь. Привычная толкучка и нестихающий гомон казалось бы взрослых людей.
Мой билет проводница почти выдирает, я оказался последним и ей уже надоел и свежий воздух и чужие разговоры и люди в целом.
В узком коридоре привычный потрепанный коврик, уже сьехал и задрался от колес чемоданов. Люди стоят в проходе, устраивают багаж и прощаются. Моё купе оказывается абсолютно пустым и это неожиданно огорчает. Сейчас я совсем не против поговорить.
За стенкой раздается детский плач. Выходит, в тишине я тоже не поеду. А до отправки всего пять минут. Про себя решаю, что если после отправки это не прекратится, зайду и обьясню мамаше, что за детьми нужно хоть иногда присматривать.
Оставленный на столике телефон вибрирует и сползая по столешнице, женским голосом напевает что-то о своей душе.
-- Алло.
-- Игорь, ты где? -- взволнованно спрашивает Светка.
-- Еду кое-куда.
-- Надолго?
Даже не знаю, как ей ответить...
-- Да. Может, даже поселюсь там.
Светка ненадолго замолкает, будто не решается что-то сказать. Я почти вижу как она рисует что-то очередное сюрреалистичное и неживое в альбоме.
-- Игорь, мама волнуется. И мы все тоже... Тебе уже лучше? Может всетаки к нам приедешь?
-- Свет, все хорошо. Правда. -- я смотрю на снующих у вокзала людей. -- Приехать пока не смогу.
-- Как бы ты не скучал, все равно Аня...
-- Я знаю. -- резко прерываю сестру. -- Я ведь сказал, что все хорошо?
Угрюмо разглядываю изрезанную столешницу. По ней бегают неизвестно откуда залетевшие мухи. И вдруг улыбаюсь, будто Света может это увидеть.
-- Передавай Тохе и племяшке приветы.
-- Передам. -- в голосе сквозит досада. -- Брат, ну там ты остороженее все таки. И Юльке очень понравился твой подарок. Она с этой куклой просто не рас...
Сестра не договаривает. Поезд дергается, начиная движение, и связь просто рвется. Мне вдруг нестерпимо хочется выпрыгнуть из этого поезда, дернуть стоп-кран, только бы услышать как сестра рассказывает про свою дочь и мама пришивая очередному плюшевому медведю оторванное ухо, хвастает необычно яркими снами.
Поезд уже набрал скорость и за грязными стеклами окон мелькают одинаковые сосны. Я сижу, всё ещё прижимая к уху телефон, будто сингнал может снова появится.
-- Молодой человек, белье брать будете? -- вторая проводница машет пахнушим дешевым порошком пакетом. Она замечает телефон и будто нехотя роняет, убирая дежурную улыбку. -- Сети больше не будет. Если вы не успели что-то сказать, то можете позвонить оттуда, но только один раз. И там сложно об этом договорится.
Кладу телефон обратно на стол.
-- Я знаю условия звонка. -- пожимаю плечами, все таки косясь на потухший экран. -- В этом нет необходимости. Давайте белье.
Полученный пакет просто кладу в угол. Нужно быть полным идиотом, что бы проспать прибытие.
Солнечные лучи замерли на стенах и давно стих плач за стенкой. Поезд тишится, будто поясь выдать себя. И даже стук колес становится невнятнее. На часы я давно уже не смотрю, одна из проводниц зайдет и скажет, что мы прибываем. Вот сейчас, сейчас... Я думал это просто, сел на поезд и катись. Оказалось, что когда остается совсем чуть-чуть, начинаешь понимать какую зделал глупость. К сожалению, изменить ничего уже нельзя. И теперь это действительно правда. Деликатный стук отвлекает от однообразного пейзажа, залитого нежно-бежевым светом заходящего солнца. Девушка не заходит, так и говорит через приоткрытую дверь.
-- Извините... Можно, я с вам посижу? Меня соседи выгнали, из-за ребенка.
Та самая молодая мамаша. Выглядит она как-то неважно. Под сильно накрашенными глазами залегли круги, руки держащие ребенка заметно подрагивают. Мне вдруг становится её жаль.
-- Садитесь.
Она устраивается напротив, постелив простыню и уложив на неё ребенка. Видимо он давно уже уснул, единственный во всем поезде. Никогда не слышал, что бы на этом поезде ездили с детьми. Мамаша худощавые ноги к груди и сидит не двигаясь только пару минут. Она ещё маленькая и ей по-настоящему тяжело.
-- А почему вы... -- она даже не знает как сказать. -- Ну едете здесь? -- неловко заканчивает девочка.
За собой бы последила. Это любопытство неожиданно меня злит.
-- Я соскучился по жене.
-- И всё? -- удивляется девочка. Она таращит свои громадные глаза с красными капиллярами и пожелтевшими от усталости белками. -- Тоесть... это так необычно сейчас, только из-за жены... Думаете, вы там её встретите?
-- У тебя более веская причина? -- я киваю на спящего ребенка. Это стыдно, говорить такое, но я почему-то не сдерживаюсь.
И она злится. Это видному по тому, как сжались сцепленные в замок пальцы. Сама же виновата и пытается ещё доказать мне, что я сделал несусветную глупость. Будто я сам об этом не догадываюсь.
-- Обязательно встречу. -- не говорить же девочке, что я только и надеюсь на это дурацкое "может быть", "вдруг" и на все остальные неопределенные фразы. Просто навернека знать этого не может никто.
Мы замолкаем. И хоть на самом деле мне действительно жаль только ребенка, у которого и имени то наверное нет, выглядит девочка жалко.
В начале вагона хлопает дверь купе. Звонкий голос проводницы доносится и до остальных пассажиров.
-- Прибываем на конечную через пятнадцать минут!
Девочка вздрагивает, её ноги соскальзывают с полки и она хватается за столик, что бы не касаться ими пола. А мне хочется открыть окно и увидеть, прямо сейчас, в далеке, эту конечную. Или зажмурится и даже не дыша, просидеть эти пятнадцать минут. И все оставшееся время, что бы не думать и не ждать.
Кажется, нет, точно, Аня мне этого бы не простила. Она бы сказала ещё чуть-чуть подождать и как обычно накрыла лицо книгой и комично попыталась захрапеть.
По вагону прокатывается легкий шепот. Люди чертовски боятся быть сейчас в тишине.
***
Через лес неспешно катит поезд и стук его колес распугивает редко забредающих сюда животных. Ещё несколько метров и на пути поезда окажется живописный обрыв с уходящими вглубь рельсами. Этот воронкообразный провал в земле настолько глубокий, что грохот поездов утопает внутри. На самом краю, торчащими, будто у дерева, корнями, оставлена табличка с кривыми липнущими друг к другу буквами.
"По своей воле".
Врядли кто-то сможет выбратся со дна обрыва. Они ведь сами этого хотели?