Моключенко Виктор Александрович : другие произведения.

Ретроспект: Эхо

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жадно чавкала грязь, поверхность под ногами пружинила словно желе, и двигаться приходилось осторожно, тщательно проверяя место для следующего шага. Из зыбкой пелены воняющего серой тумана то и дело проглядывали химерные чешуйчатые головы, прислушиваясь к осторожным крадущимся шагам, а потом исчезали, разочаровано пыхнув клубами дыма, возвращаясь к своим змеиным делам. Люди замирали, остановив дыхание, пока наполненные расплавленным золотом холодные глаза исчезали в мареве, и опять продолжали шествие сквозь туман. Впереди неизвестность...
  Виктор Моключенко
  Ретроспект: Эхо
  книга вторая
   Ретроспект: Эхо []
  Пролог
  
  Жадно чавкала грязь, поверхность под ногами пружинила словно желе, и двигаться приходилось осторожно, тщательно проверяя место для следующего шага. Топи тянулись до самого горизонта, и не было видно конца края, этой однообразной унылой зелено-бурой равнине, с редкими проблескивающими окнами обманчиво чистой воды, чахлыми деревцами и зарослями камыша, что шумел под налетающим порывистым ветром. Ветер был густо настоян на запахе ила, тины и зелени, что уходила во все стороны, насколько хватало глаз, смешиваясь у предельной черты с бурой завесой клубящихся туч. Надсадно звенело комарье, с остервенением выискивая открытые участки тела, заставляя отвлекаться от едва заметной тропы, за пределами которой скрывались бездонные топи, покрытые зеленью и редкими блеклыми цветами. Из зыбкой пелены воняющего серой тумана то и дело проглядывали химерные чешуйчатые головы, прислушиваясь к осторожным крадущимся шагам, а потом исчезали, разочаровано пыхнув клубами дыма, возвращаясь к своим змеиным делам. Люди замирали, остановив дыхание, пока наполненные расплавленным золотом холодные глаза исчезали в мареве, и опять продолжали шествие сквозь туман. Надежная, относительно безопасная твердь осталась далеко позади, за бурой пеленой, где окружающее было хоть в какой-то мере понятно и объяснимо, а здесь - лишь проглядывающие сквозь пелену пристальные змеиные глаза. Игры закончились - сила, вошедшая в этот мир, впервые обратила на людей внимание, с тихим шипением сворачиваясь вокруг судеб незримыми кольцами. Впереди неизвестность.
  
  
  - 01 -
  
  ... - не шевелись, ради всего святого, не шевелись... - беззвучно, одними губами шептал Брама, не отрывая взгляда от побелевшего как смерть Шуни. Молодой держался молодцом, бисеринки пота выступили на лбу, стекая мелкими каплями и срываясь на зелень под ногами. Исполинский василиск не сводил тяжелого взгляда, хаотично меняя завораживающий, манящий узор. В этой игре выживает сильнейший - тот, кто не опустит глаз, смотря смерти в лицо. У смерти именно такое лицо - с леденящими мертвыми глазами, раздвоенным мельтешащим языком, скользящим по коже и голодными зрачками выпивающими душу. Отпустишь их хоть на миг, дрогнешь - ты погиб, василиск не нападет, пока ты смотришь в глаза, он никогда не нападает на того, кто смотрит прямо перед собой, в глаза самым глубоким страхам. Страх убивает, сковывает движение, не давая шевельнутся ни единому мускулу. Человек и змей остаются один на один, никто не в силах помочь, пока василиск сжимает свои объятия. Стремительный прыжок и жертва остается одна. Василиск перевел взгляд на Браму - о да, от пожилого крепкого путника он исходил густой волной, плотной серой лентой, ввинчиваясь в мозг. Змей ослабил хватку и повернул голову от окаменевшего человека, впиваясь в лицо высокой фигуре, раздраженно хлеща языком - еще мгновение, и он летит, распрямившись во всю свою исполинскую длину. С оскаленных ядовитых клыков стекает кипучая слюна, зрачки расширены в предвкушении, но оторопевшая жертва внезапно отскочила, змей врезался в корявое дерево, развернул голову, выискивая цель, и тут рявкнул выстрел. Брама ругнулся, когда черная кровь хлестнула и зашипела на броне, и предусмотрительно перекатился в сторону. Змей забил хвостом, обрушив дерево, выворачивая его с корнем и ударив в то место, где был человек, после чего канул в трясину с глухим бульканьем.
  - Ах, мать перемать... сука... жжется блин... матерый гаспид...
  Брама на четвереньках дополз к окаменевшему Шуне и рывком обрушил его вниз. Еще не хватало, чтобы на этот статуй другие сползлись, а рюкзак ведь не бездонный, патронов там вообще - кот наплакал. Тот со стеклянным звоном рухнул вниз и ударился о пружинящий ковер под ногами. Ну и Бог с ним, лучше так, чем в брюхе у василиска, после объятий змея все мышцы сводит такой судорогой, хоть с высоты человека бросай и не разобьется, ну почти. Он перевернулся, жадно глотая воняющий болотом воздух и вытирая с лица грязь, смешанную с кровью. Потом бросил взгляд на молодого. Тот приходил в сознание, тяжело вздрагивая, нервная система снова брала организм под контроль. Так всегда бывает, судороги, почти не болит, но ведь не часто жертве василиска удается избежать клыков и рассказать о впечатлениях.
  - Попали же мы в переделку. Ничего-ничего, потерпи - с этого тоже польза бывает, говорят, что после василиска уже вообще ничего не страшно. Тот, кто пережил атаку василиска, еще потопчет траву.
  Он поднялся и, тяжело пошатываясь, закинул молодого на спину, и понес в направлении островка, что едва выделялся на зеленом ковре болот. Под ногами опять захлюпало, Брама насторожено присматривался к малейшему движению своими выцветшими под солнцем, внимательными глазами.
  - Знать бы еще, куда нас с тобой занесло. Еще и големы уснули - как всегда в самый подходящий момент. Говорил же, края держаться надобно, края, а они что? Поперли напрямик, вот и попали мы. Болотник глаза отвел, от отряда отбились и забрели, голубь мой, в самый глухой угол болот, а тянутся же они... в общем, несколько дней можно идти и так никуда и не выйти. Вот так вот. И если случиться прорыв, то все, пиши пропало, погибнем к песьей матери, а через несколько дней таки добредем к Экс-один. В виде зомбей.
  Молодой захрипел, и, скользя в грязи и цепляясь за пожухлую траву, Брама опустил его среди спасительного островка, изучая высохшие деревья, густые заросли кустов, и массивные глыбы, лежащие посредине в форме кольца.
  - Вот и хорошо. Хоть какое то укрытие. От прорыва, конечно, не защитит, но оборону держать можно, если есть чем.
  - Василиск - захрипел Шуня - василиск... как он уполз? Я же сам видел, как ему башку снесло.
  - Новая отрастет, у них это запросто. Несколько недель и будет не хуже прежней. Слава Рэду Шухову, они лишь на болотах живут, в самой глубине. Тут вообще мало кто был, кому они нужны, эти болота?
  Брама расшнуровал шнуровку, вылил из обуви жидкую грязь, ругнулся, и повесил ее сушиться на ближайшем суку.
  - В общем, давай основываться на фактах, а факты, говорят, самая упрямая вещь в мире. Верно?
  Шуня кивнул, медленно садясь и опираясь спиной об нагретый за день валун, насторожено разглядывая расщелину.
  - Чего смотришь? Верно, осторожность она, брат, никогда не помешает. Но там нет змей, все они вон там - Брама кивнул в направлении болот - гляди какое кодло, и каких только нет, даже василиски и те обретаются.
  - А если по солнцу идти? - несмело предложил молодой, справляясь со слабостью.
  - По какому из них? - взглянул вверх Брама - их тут целых три штуки и как узнать, где ложное? Мох тоже не ориентир, но выбираться надо, в этом ты прав. Не сидеть же на этих болотах до скончания века и не ждать прорыва на свою голову, хотя котики Кречета обещали целых три дня. Целых три дня, а за это время мы куда-нибудь да выйдем. Еда есть, при экономии хватит, главное, чтобы нас самих не сожрали за это время. Вода тоже пока имеется, думаю, можно будет набрать в оконцах, но тут пятьдесят на пятьдесят - можно запросто провалиться в трясину или, испив, стать козленочком.
  Брама критически оглядел местность, осторожно ступая босыми ногами, направился в чащу, раздался треск, и вскоре он вернулся с охапкой дров.
  - А если на огонь кто-то приползет?
  Шуня пытался подняться, но Брама легонько толкнул его в грудь.
  - Это будет неприятно, учитывая, что патронов у нас маловато. Но есть также вероятность, что дым заметят и наши, кто знает, кого еще заплутал болотник.
  - Болотник это живое существо?
  Брама промолчал, шагнул в каменное кольцо и под его прикрытием развел костер. Весело затрещала сухая смолянистая древесина, давая жаркое пламя, и он опустился на плоский камень.
  - Живое, что-то вроде лешего, только на болоте живет, отчего голову дурит, не знаю, может у него такой характер скверный, а может скучно. Других развлечений у него нет.
  Шуня закрыл глаза, погрузившись в лихорадочную полудрему, а Брама поскреб в рюкзаке и положил на пламя две банки консервов. Открывать не стал, на их запах точно бы приперлись все кому не лень, а любителей поесть тут было много. Из пелены тумана то и дело раздавались булькающие звуки, плеск и протяжные раскатистые рыки. Потому грозу он держал поблизости. Нравилась ему эта маленькая смертоносная машинка, компактная, мощная, к тому же непривередливая. Он хотел было разбудить Шуню, но тот внезапно открыл глаза и сделал знак 'тишина'. Через мгновение путник услышал чьи-то шаги, быстро цапнул рюкзак, накинул автомат, поднял Шуню и поволок в противоположном от шагов направлении. Они спрятались в сочных, ярко-зеленых кустах, с острым маслянистым запахом, кружащим голову, и едва Брама придержал ветки, как на поляну, тяжело шагая, вышел дед. Вполне обыкновенный дед, в потоптанных кирзовых сапогах, засаленной изодранной фуфайке и шапке-ушанке с нелепо торчащим ухом. Воображение тут же пририсовало балалайку в руках, хотя нет, это в России балалайки, а что на Украине? Надо сказать, что, несмотря на обманчивую внешность тупого увальня, Брама имел острый пытливый ум и отличался редкостным неиссякаемым оптимизмом и изощренным чувством юмора, порой вплетая в свою речь словцо-другое позаковыристее, над которым опешившему собеседнику иногда приходилось изрядно подумать для извлечения смысла. Вот и сейчас воображение рисовало высовывающуюся из кармана бутыль, наполненную мутным самогоном, заткнутую бумажной пробкой из старой газеты и бандуру за плечами, почему-то закинутую сзади, на манер автомата. Пока воображение дорисовывало эти подробности, дед, кряхтя, уселся на камень, на котором только что сидел Брама, узловатой, до блеска отполированной палкой заинтересовано поворошил угли, и выгреб оттуда готовые взорваться от жара банки с консервами. Некоторое время он их изучал, потом перевел взгляд кустистых седых бровей на свисающие с ветки внушительные берцы, с которых все еще скапывала мутная вода, и валил пар. Брама досадливо зашипел, ругая себя последними словами, дед ткнул берцы палкой, зашамкал губами и уставился на кусты, зачем- то втянув воздух, и позвал дребезжащим старческим голосом:
  - Выходи, служивый, чего меня пужаться? Я вреда не сделаю.
  Брама, поняв что они обнаружены, со вздохом выполз из кустов, на всякий случай перетягивая грозу на грудь.
  Дед заинтересовано посмотрел на внушительную босоногою фигуру, скользнул глазами по оружию, и перевел глаза на Шуню, что пошатываясь и хватая руками ветки вышел вслед за Брамой.
  - Как я погляжу, тебя змеюка угостила? Эка их здесь расплодилось к бисовому батькови! Да вы садитесь, чего столбами стоять? Болота гляжу, помесили вы, сынки, изрядно, в ногах ведь правды нет.
  - Дедушка, извиняюсь, что не по отчеству, а что вы тут делаете, в этих проклятых болотах?
  - Да живу я тут, сынки, что же еще тут можно делать.
  - Как так живете, а как же змеи и прочие страшилища? - Брама, потряхивая обожженными о жестянку пальцами, ловко вскрыл консервы ножом и, не спрашивая, пододвинул одну деду.
  - Так ить за десять лет можно привыкнуть. Человек к чему только не привыкает, сынки, и к страшилищам можно привыкнуть. Если их не трогать, то и они не трогают.
  - Десять лет? - Шуня вытаращив глаза на диковинного деда, вновь прислоняясь к камню - вы тут жили десять лет? Один?
  - Ну да - он понюхал консервы и одобрительно кивнул - так и живу. После аварии на станции многие тута остались, в тридцатикилометровой зоне, почитай одни только старики, а кому мы еще нужны? Так и живем себе помаленьку даже после конца света, войну ить пережили и конец света тоже переживем.
  Брама вытянул флягу, разлил по кружкам и протянул деду:
  - Ну, держи, дед, извини, что не по имени. Не представляли нас.
  - Да чево там. Митрич я, так все и зовут - дед Митрич.
  Они выпили, дед зычно занюхал в рукав, одобрительно крякнул:
  - А вы сами кто будете, сынки, откуда такие?
  - Я Брама, а это Шуня.
  - Брама? Ты глянь, и впрямь брама - в плечах косая сажень. А сынка-то где укусила гадина?
  - Да тут и угостил василиск. Едва ноги унесли.
  - Василиск? А, каменщик. Ну да, большущий и лютый дюже. Погодь, есть у меня тут...
  Дед потянулся за тощим узелком, развязал, оттуда пахнуло травами, и он вытянул диковинный корешок.
  - Пожуй, это живик-корень, от каменщика первое средство. Да ты не боись, думаешь коли болотник, то у меня души нет?
  Брама рывком отскочил от костра и вскинул грозу.
  - Ух, какой! - кашляючи засмеялся дед - да ты не бойся, небось, баек всяких наслушался? Ну да, болотник, изломало меня жизнью, и разве ж я виноват, что после конца света у меня, на старости лет вместо руки такое вот отросло?
  С этими словами из левого рукава, распрямляясь словно крыло летучей мыши, выглянула внушительная шипастая коса, на изгибе которой сжимала и расправляла пальцы ладонь.
  - Думаете, оно мне надо, сынки, или просил я это? А меня никто не спрашивал ить, отросла и все.
  С этими словами он спрятал косу в рукав, потирая озябшие ладони.
  - Вот так оно быват, и не просил и не молил - сама появилась, а мне после этого хоть в землю живым. Но душ я не гублю, и человечины не ем. Это бурлаки, которые здесь валандаются, напридумали и под сто грамм рассказывают.
  Брама осторожно присел и положил автомат возле себя.
  - Митрич, ты учти - стреляю я метко, так что не шали!
  - Дык куда уж мне, детей только пужать, да козе траву косить.
  - Какой козе? - пуще прежнего удивился Шуня, и осторожно взял предложенный корешок.
  - Обыкновенной, рогатой, о двух, значится рогах, али головах. Тьфу ты... туды ее в качелю, кто ее стерву теперь разберет, сколько у нее рогов, а сколько голов? Молоко дает и то хорошо. Зона она не только по людям прошла, скотину ведь тоже не миловала. И бегает теперича Манька, траву щиплет, да морлоков отпугивает. Вредная, хоть плачь, как ускачет шельма на болота, а мне ее потом ищи день-деньской. Вот и чапаю за ней потихоньку. А ей что? Прыг-скок, с кочки на кочку, да и хвостом помахала.
  - А вы, Митрич, хорошо эти места знаете? - Брама, не спуская с деда глаз, осторожно разлил остатки из фляги.
  - Знаю, как не знать? Ежели вперед - то на Припяти выскочите, только худо там - от радиации не продохнуть, а если назад - он указал узловатой палкой, то аккурат к Шельману выйдите.
  Брама аккуратно выскреб остатки с банки, с сожалением положил на землю:
  - К Шуману?
  - Ага, к нему самому, да и кто его знает, Шуман он тама, али Шельман - прохфесур он и есть прохфесур. А вам туды надо?
  - От своих мы отбились, когда из Развязки уходили. Знаете где это?
  - Как же не знать? - в сердцах сплюнул болотник - шпиёны американские и сюда заходили и многих на хуторке избили. Нелюди говорят, мутанты вы. Только разве сами они люди, в малых дитев стрелять? Ну, значится, не вышли обратно они уже с болот, куда таких супостатов отпускать живыми.
  - Елки моталки! А ведь правда, не добили мы их тогда... знать бы... - Брама сжал руки и гроза жалобно заскрипела.
  - Вон оно как, служивый. Ну, тогда помогу вам, отчего не помочь сынкам-то? Мне и самому к Шельману надо было.
  - А коза ваша как, Манька? Если василиску попадет? - заинтригованный диковиной, спросил, жуя корень Шуня.
  - Дык кто ему виноват? Сам попадет, сам пусть и спасается! Не родился тот змей, которого Манька сожрать бы не смогла.
  - Так она что, змеев у вас ест? - Брама опешил от такого известия о прожорливости рогатой скотины.
  - Это уж как соизволит - снимая шапку, поскреб голову Митрич - когда хочет траву, когда хочет змеев. За ними, шельма и бегает. Сядет на тропу напротив самой трясины и мекает жалобно, они к ней сползаются, а чего ей еще надо?
  - Япона мама... - прошептал потрясенный Брама - десять лет в Зоне и думал, что все про нее знаю, а тут оказывается, нет зверя страшнее козы.
  - Ну, спасибо вам, сынки, за хлеб-соль, ну и за фронтовые сто грам. Одевай, Брама батькович, обувку, и пойдем, солнце еще высоко - он приложил к глазам ладонь - к вечеру в аккурат дойдем к профессуру в его значит апартаменты.
  Шуня встал, с удивлением обнаружив, что от былой слабости не осталось и следа, а Брама, отойдя от деда на порядочное расстояние, быстро одел чуть просохшую обувь, подхватил рюкзак и удобнее перехватил автомат.
  - Автомат у тебя чудной, Брама батькович, не шмайсер часом? Партизанил я, помнится, в этих местах, бывало, у фрицев отбирали и воевали потом ими. У самих ить одна винтовка на троих и много ей не навоюешь.
  - Это из-за Периметра, с большой земли.
  - Дивны дела твои, Господи! Неужто вспомнили и о нас? Думал уж помирать скоро, и так и не дождусь к людям. Я ведь хоть и болотник, а все равно ведь человек, и тянет иногда и с живой душой перемолвиться, а не только с козой да змеями.
  - Погоди помирать, Митрич, какие твои годы? Еще и на нашей улице праздник будет, Зона она тоже не вечна.
  Дед оглянулся и, сокрушенно кивая, посмотрел на Браму:
  - Все верно говоришь, только иные ить не уходят, а так и остаются тут насовсем. Раньше сколько народу здесь было - даже на заброшенном хуторе, все уходить не хотели, отцовские дома оставлять, могилки. Но кто спрашивает? Прибрала Зона. Кто сгинул, другие вовсе людьми перестали быть. Зона, она ведь не сразу, сынки, стала. Сначала конец света был, земля с небесами местами по сто раз по дню менялось, огонь плыл, горело, как в преисподней... вспоминать страшно. Не смотри, Брама батькович, что я старый да седой, но даже мне страшно становится, как вспомню. Тварюги эти, страшилища - это ить все наше земное, это все понять можно, и пережить...
  Болотник печально вздохнул и вдруг прытко припустил вперед, меся болото изношенными, старыми, как и он сам, сапогами. Шуня изумленно взглянул на плюгавого дедка и побежал вслед за ними, стараясь не упустить в тумане. Тут ведь так, отстанешь и все, ждать никто не станет, а если станет позже искать, то может и не найти. Прошлое исчезает быстро - мгновение и оно покрывается туманом, исчезая за поворотом.
  
  - 02 -
  
  Люди замерли, всматриваясь в клубящуюся муть, потом Схима подал знак, и все осторожно поползи вперед. Снаряжение было подогнано заранее, чтобы ничего не звенело и не терлось. Зона быстра на расправу, малейший звук выдавший присутствие может вынести приговор. Смертельный приговор, иных она не выносит. Слабые и немощные тут не выживают, таков уж этот край - смертельно-опасный, и вместе с тем притягательно-неповторимый хищной, чуждой красой мерцающих аномалий, тяжелых пластов клубящегося серого тумана и раскаленного багрового неба. И совсем не верилось, что все это - тихая, мирная, благополучная Украина, на просторах которой кто только не бывал, и кто только не воевал, начиная от набегов печенегов и прочих тюрок и заканчивая американским спецназом с авианосца 'Теодор Рузвельт'.
  Инцидент с высадкой спецназа в Севастополе замяли, списали на ошибку, представив в глазах мировой общественности, как оплошность командования и засбоившие приборы, взбесившиеся в одночасье, потерявшие ориентиры, показывающие сразу несколько магнитных полюсов. Самолеты, шедшие в тот роковой день над Черным морем, посадить удалось только чудом. Они полностью ослепли, потеряли ориентир в необычно плотной облачности, идя без приборов и связи с землей моля о помощи. Но обошлось без жертв, все благополучно приземлились на резервных аэродромах, но о Севастополе такого не скажешь. Он исчез с лица земли, в одночасье оказался стерт, смят исполинской силой, а потом вернулся постаревший сразу на несколько столетий, брошенный и безлюдный. Изотопный анализ показал, что он стал старше сразу на триста лет. Опустевший город оцепили войска и объявили зоной аномального бедствия. Страну охватил многомесячный траур, даже США принесло свои извинения, в конце концов, не каждый день оно теряло авианосцы такого класса у берегов страны антагониста. Предъявлять претензии и ноты протеста они не стали, у самих рыльце оказалось в пушку по самую макушку. Правительство СССР закрыло на это глаза и приняло соболезнования, выразив ответную скорбь об исчезнувших моряках с авианосца, предоставив спутниковую панораму исчезающего в гигантской водяной линзе 'Теодора Рузвельта'. США могло сколько угодно говорить о вышедшем из-под контроля оружии нового класса, но, заминая инцидент о вторжении в территориальные воды СССР и высадки десанта в Крыму, втихую сняло с вооружения многие ракеты стратегического назначения. Двадцать восьмое августа тысяча девятьсот девяносто первого года стало новой отметкой в истории. Аномальный всплеск зафиксированный многочисленными спутниками как СССР так и других государств, передавал одну и туже панораму - постаревший загадочным образом Севастополь пуст. США пришлось пойти на многие уступки и потерять свои позиции на международной арене. Некоторое время оно пыталось продвигать через ООН идею совместного исследования причин второй Чернобыльской катастрофы и возникшей Зоны, расширившейся в несколько раз, но СССР заявил: подобные заявления расцениваются как вмешательство во внутренние дела страны. Это дало новый виток холодной войны, ведшийся в основном на уровне финансов и идеологии. Выпущенные в сторону СССР стратегические ракеты, едва не спровоцировавшие начало третьей мировой войны, вызвали всеобщее охлаждение народных масс к идее 'мирной демократии' и процветания с соблазнами 'развитого капитализма'. К тому же, коммунизм стал стремительно приобретать человеческое лицо, с идеи обезличивания масс перейдя к идее развития индивидуальности. Дал ли этой идее первичный импульс акт внешней агрессии, или это заслуга нового руководства страны, но реформаторы стали спешно восстанавливать экономику, перестраивая ее на рыночный уровень с коммунистическими принципами.
  Благодаря открытиям Зоны, стало возможно изобретение запатентованного государством многослойного процессора крион, который по принципу строения и характеристикам на целые десятилетия обогнал все существующие технологии, заведомо списав их как морально устаревшие, выведя наноэлектронику СССР на позиции мирового лидерства. Это не было бы возможным без соответствующего программного сопровождения, но ученые, получившие, наконец-то действенную поддержку государства, которое сняло с науки мораторий на ее развитие под неусыпной эгидой Минобороны, сделали настоящий переворот, создав принципиально новый язык программирования 'логос', дающий возможность создания саморазвивающихся логических систем. Построенные на основе 'логоса' системы, имели острую потребность в самовыражении и общении с человеком, что в корне исключало прогнозируемый западными учеными пресловутый бунт машин. Осознав, что Зона может приносить не только массу проблем, но и огромнейшую прибыль, спецслужбы других государств развернули настоящую сеть промышленного шпионажа, стремясь любыми способами заполучить артефакты, дабы на их основе создавать аналогичные технологии и не зависеть от жесткой монополии союза. Воспользовавшись доставшейся от прежнего правительства системой культивировавшегося коррупционизма и не таких уж несокрушимых границ, им удалось внедрить свою агентуру и провести утечку из Зоны некоторых материалов. Были проведены попытки воссоздать архитектуру 'криона', это принесло некоторые плоды, подтолкнув развитие наноэлектроники в целом, но был утерян самый важный фактор - время. Советский союз остался новатором и неоспоримым лидером в данной области. Экономика и промышленность, получив, таким образом дополнительные внешние финансовые источники, перешла от однотипного штамповочного ГОСТ стандарта, к системе гибкой конкуренции, направленной на потребителя, взяв за основу качество, умноженное на дизайн, с отличительными характеристиками того или иного бренда или марки. Взрыв дизайнерской мысли преобразил однотипную убогую и серую толпу в букет разнообразия, что сказалось на всем - начиная с одежды и заканчивая домами, убогими коробочками, которые вскоре начали возводиться на пенокристалите, пластичном материале, который по прочности и долговечности превосходил все известные материалы. Но самый большой перелом наступил после того, когда Минздрав СССР заявил о создании действенной вакцины от рака, способной регенерировать ткани даже на смертельных стадиях. Мир охватила лихорадка, мировое сообщество заявило, что вакцина принадлежит человечеству и не может быть достоянием лишь одного государства. Правительство СССР дало лаконичный ответ - промышленные возможности страны дают возможность произвести синтез вакцины самостоятельно и обеспечить препаратом всех нуждающихся. Если раньше все стремились вырваться из-под железного занавеса страны 'светлого будущего' и 'счастливого детства', то теперь все изменилось. Не удивительно, что на фоне этих эпохальных событий Зонам уделялось не такое уж большое внимание. Мало кто знал, что за исполинской лентой Чернобыльского Периметра идет борьба за выживание. Зона, образовавшаяся на месте Севастополя, имела остаточные следы неизвестной энергии, однако ни аномалий, ни активности, ни жизни там не было. Мертвый, безжизненный пейзаж, разительно схожий с панорамой древнего Марса, снимками, переданной советской астрослужбой вместе с отчетом первой экспедиции.
  - Схима, что там?
  - Человек, меток нет.
  - Принято.
  Несколько фигур отделилось от отряда, и осторожно поползли к метке, Экс-один был рядом, и это усугубляло опасность.
  Схима стряхнул с глаз набежавшую прядь. Он по привычке носил длинные волосы, и, несмотря на то, что они мешали во время боя, не желал с ними расставаться. Мало кто из сталкеров мог определить в этом тихоньком улыбающемся печальной улыбкой человеке мастера. Многие путники по привычке вбитого с детсадовской скамьи атеизма, неосторожно назвав его 'попом', тут же испытали на себе его стальные кулаки. Размазавшись в воздухе он играючи справлялся с целым взводом путников на южном блокпосте. На повторное 'избиение младенцев' с вопросами, где святоша так научился драться, никто не решился. Сам он отмалчивался, а особо приставучих Звездочет отсылал обратно к Схиме, обронив о неком обмене опытом с шаолиньским монастырем по правительственной программе. Путники долго чесали головы, Звездочет был мастер напустить туману, и умел честно врать, не отводя при этом бесстыжих глаз.
  В средине измятых, чуть вздрагивающих камышей лежала скрючившаяся фигура в темной, насквозь пропитанной кровью броне. Змей на рукаве выдавал принадлежность к шпикам, а глубокие раны говорили о нешуточной схватке. Винтовка LR-300 хоть и чувствительна к влаге и грязи, но неплохо стреляет, оставалось только гадать, какое существо согнуло ее пополам.
  Звездочет прощупал пульс на шее, а Схима без слов снял аптечку.
  - Самаритянин, а где гарантия, что потом он не выпустит в тебя же пулю? Если по Божьей воле его сцапала какая то тварь, то кто ты такой, чтобы отменять его решение?
  - Я его не отменяю, а действую сообразно совести. Вполне возможно позже мы сойдемся в бою, но сейчас мы не враги. Ты не хуже меня знаешь, что многие отщепенцы из кланов идут в шпики, а засланных к нам из-за бугра по пальцам можно пересчитать. Да и что делает человека предателем? Обида, отчаяние, гнев...
  - Все-все, завязывай, ты даже зомби к покаянию привести сумеешь!
  - Однако... - Схима поднатужился и закинул шпика на спину - при этом он не перестает быть зомби и так же желает человечины.
  - Как знаешь, может, очнувшись, он скажет что путное. Шпики болот как огня боятся, интересно, что заставило его одного дернуть на болота.
  - Почему ты решил, что он один?
  - Других не видно, на болоте следы исчезают быстро, или съели, или утонули, или он был один. Выбор невелик.
  Путники, увидев на спине Схимы шпика, тут же подняли автоматы, но Звездочет отрицательно покачал головой:
  - В отсутствие Брамы командую отрядом я. Вопросы есть? Вопросов нет. Кстати, големы так их и не нащупали?
  - Нет - отрицательно покачал головой Гремлин, недобро щурясь и присматриваясь к шпику - не слышно. Попадись мне этот болотник, я ему всю бороду выщипаю по волоску. Болото намертво гасит сигнал, и искать их можно долго.
  - Ну, за Браму я не особо переживаю, его сарказм любой змее в глотке станет, а вот Шуня - дело другое. Это он на земле спец по аномалиям, а водных он ведь не знает, и у него феноменальная способность влипать в истории, как и у Листа.
  - И не говори, Лист, как увидел 'несгораемую купину', думали, башню снесло, несмотря на приказ не раскрывать себя, положил засевших на высотке шпиков как щенят. Сделал по всем правилам, даже Максу леснику до его мастерства тянуть и тянуть. Да и со Схимой он сошелся на раз-два - Гремлин вытер струившийся пот - вон гляди, оба как придурки лыбятся о чем-то переговариваются. Не часто услышишь от Схимы, что он хоть с чем-то согласен. Мы вот тут поразмыслили с ребятами на досуге - на кой оно нам надо, стрелять, бежать куда-то? Мы в сторонке постоим, покурим, когда назад через Развязку будем возвращаться, и пустим этих отморозков вперед!
  Схима, услышав слова Гремлина, оглянулся, улыбнулся краем губ, а Лист сделал изумленные глаза и тихо засмеялся.
  - Разве не отморозки? Два брата-акробата. Пустим вперед, а сами ставки делать будем, кто из них больше шпиков положит, и ведь положат, а потом будут идти и все так же улыбаться, блаженные ей Богу!
  Замыкающий подал знак, и отряд остановился, слаженно приникнув к земле. Что ни говори, а за десять лет это вживается на уровне рефлекса. 'Стоять!' - значит стоять, падать не желательно, но предпочтительно, во избежание несчастных случаев при исполнении. Вот и сейчас, едва Грива подал знак, как отряд рассредоточился по зыбкой, укутанной густым туманом тропе, высматривая возможную опасность. Опять-таки, опасность возможная, и опасность мнимая вещи очень разные. Выстрелишь, допустим, в подозрительное шевеление в кустах, а оттуда псевдокабан и часто не один, и поди объясни ему, зачем стрелял. Он ведь спрашивать не станет, клыки свои направит, землю взроет, как рысак и вперед на всех парах, а ты уж будь добр уворачивайся, если сумеешь. Увернулся - полбеды, а вот перещелкивать магазины, полосуя пулями бурую щетинистую спину, это уметь надо. Это не сразу приходит, и очень хорошо, если в это время ты будешь не один. Один это за Периметром хорошо, на свидании с девушкой, а вот на свидание с Зоной в одиночку не ходят, если, конечно, не ищут смерти. Даже сталкеры-одиночки бродят как минимум парой, хабара и артефактов меньше, но ведь и шкурка у человека только одноразового использования. Штопать аптечками можно почти до бесконечности, благо, если найдутся, а если дырок много? Вот затем и нужны здесь напарники, чтобы уму-разуму учить, да втолковать зеленому да непутевому - стрелять стоит лишь в четко зафиксированную и идентифицированную цель.
  - Бойко, Грива, что там?
  Бойко скользил настороженными глазами по клубящимся грязным лоскутам тумана:
  - Не нравится мне все это, командир, ой не нравится. Что-то приближается, очень быстро. Слишком быстро.
  Бойцы не сговариваясь достали запасные магазины, занимая позиции таким образом, чтобы не оставлять неприкрытых и непростреливаемых секторов. Если придется жарко, то каждое мгновение будет дорого, за одно мгновение много всего может произойти. Порывистый ветер разом затих, со всех сторон ватным одеялом упала оглушающая влажная тишина, и было слышно, как с бульканьем вырывается на поверхность болотный газ, и разом умолкают голосистые лягушки.
  
  - 03 -
  
  Ирис, осторожно крадучись на полусогнутых ногах, шагнул на усеянную желтыми одуванчиками полянку. Это могло быть обманом - трава была чрезмерно зеленой. На общем унылом сером фоне шелковистая трава, колышущаяся под ветром изумрудной волной, выглядела чем-то нереальным, невозможным. Но в Зоне нет ничего невозможного, в этом гротескном смешении абсурда среди 'возможно' и 'не может быть', случалось все. Здесь каждый миг может произойти то, с чем еще никто не сталкивался. Чем глубже сектор, тем чудесатее и чудесатее. Трава была слишком зеленой, вполне обычная трава здесь внушала опасения намного большие, нежели известная опасность. Слишком уж беспечно все было, словно звало, манило отдохнуть в этих волнах, прислониться к чуть шершавому, прогретому жаркими лучами солнца камню, и устремить взгляд в бездонную синь прояснившегося неба. И все. Точка в сталкерской биографии, жирная точка с коротким росчерком. Таких обманок-миражей было много в центральных секторах, как и зачем они возникали никто не знал. В этих колышущихся волнах могло таиться все что угодно, прилегший человек мог уже никогда не встать и в свете этого, вопрос о том, как они возникали, был не таким уж важным. Лесник встал в полный рост, закинул грозу за спину и махнул рукой. Путники тихо вошли на полянку, настороженно вглядываясь в траву.
  - Все нормально, на 'рывковой поляне' всегда чисто, но проверить все равно не мешает. Устраивайтесь.
   Он первым рухнул на траву и, прислонившись к камню, вытянул флягу и бросил Крамарю:
  - Можно не экономить, через полчаса будем на базе.
  - А почему 'рывковая поляна'? - Коперник смахнул пот, достал сигареты и уселся в густую траву.
   - Отсюда до базы всего один рывок. Расслабляться не стоит, не мне вас учить.
  Дуда шевелил траву, с мальчишеской улыбкой наблюдая, как с его ладоней вскакивает кузнечик. Варяг прилаживал на рану кусок обеззараживающий синтеплоти из аптечки. Рана была пустяковой, но все еще кровила, доставляя при движении неприятные ощущения. Во время боя можно терпеть, но позже желательно обработать, тут каждый пустяк мог стоить жизни.
  - Тут всегда чисто?
  - Всегда. Никто не знает почему. На поляне никогда не видели ни аномалий, ни мутантов - настоящий оазис.
  - После такого перехода в особенности - Крамарь почесал щетину - аномалий напичкано, как же вы выживаете?
  - Вот так и выживаем, кеноиды помогают, без них было бы плохо - Ирис взглянул на Аргуса, выкачивающегося в траве лапами кверху - Молодой совсем, потому позволяет себе иногда подурачиться. Взрослые кеноиды предельно собраны, лучших союзников нельзя и желать.
  - Кеноиды? - Коперник с любопытством взглянул на Аргуса, что нюхал нору тушканчика и азартно копал лапами землю.
  - Да, разумные собачьи. Не смотрите так - мне вполне достаточно знать, что они есть, а тонкости их появления мало волнуют. С вопросами это к Доктору, он объяснит лучше. Кстати, Брюс решил не поднимать базу на уши и решил встретиться с вами у него на болотах, так ближе и безопаснее. Здешние болота не глубоки, так, хлюпает под ногами, но полно мин. Мы их не ставили, они сами туда сползлись, не спрашивайте, откуда - не знаем.
  Коперник кивнул леснику, и, вскинув рюкзаки, они устремились к темной точке на горизонте.
  
  * * *
  
  Доктор подошел к окну и поежился, потирая руки:
   - Вот ведь зарядило, все небо в тучах. Может еще чаю? Он у меня на травах, местные сборы, знаете ли. Таких нигде нет: моровик-трава, слепой корень, много чего.
  Он оглянулся и весело, задорно расхохотался, разглядывая осунувшееся лицо Коперника, что с сомнением заглядывал в чашку, из которой только что испил ароматного настоя.
  - Судари мои, это лишь названия и не более - морить и слепить ни в коей мере не собираюсь, наоборот, эти растительные компоненты обладают регенеративными свойствами, свойственны лишь данной местности, и у меня есть все основания полагать, что за пределами Зоны они потеряют свои свойства. На исследования у меня было времени более чем достаточно.
  - Хм... а как вы попали к кинологам? Как доктор биологических наук попал к военным, а потом в Зону?
  Брюс, положивший ногу на ногу и изучающий карты будущего маршрута к Периметру, стряхнул пепел и кивнул:
  - Расскажите, Доктор, нашим гостям это будет интересно, а я, пожалуй, откланяюсь. Надо готовить людей в дорогу, да и на базе дел сейчас более чем достаточно. Покойный Марков в последнее время все пустил на самотек и сейчас приходится все буквально латать, так что вы уж меня извините. Коперник, Крамарь.
   С этими словами сухощавый лесник накинул капюшон, скрипнув дверьми, канул в пелену дождя и сопровождаемый вездесущими овчарками растворился в аномальном поле. Охрана Доктора знала свое дело. Кеноидам не нужно было отдавать приказов или распоряжений - каждый из них отлично знал, что нужно делать в тот или иной момент. Можно быть уверенным, Брюса сопроводят до самого блокпоста базы и доставят в целости и сохранности. После смерти бывшего лидера лесников кеноиды взяли на контроль любое 'прикосновение' к охраняемому объекту. Беря жертву на прицел, вражеский снайпер, так или иначе, думает о ней, 'прикасается' мыслями. Как только кеноиды чувствуют 'прикосновение', то видят, откуда будут стрелять и уводят человека в безопасное место. Если надо - сбивают с ног, если надо - сами прыгают под пулю, видя ее перемещение. Потеря человека, возможного партнера, для Рода куда трагичнее, чем гибель кеноида. У кеноида больше шансов выжить: от природы форсирована регенеративная способность, да и плотность кожного покрова держит пулю ничуть не хуже укрепленной брони.
  Доктор подошел к аккуратной, беленой грубке, бросил несколько смолистых поленьев, и по комнате поплыло живительное тепло, запахло гретой глиной, огнем, домом. Потрескивающее пламя бросало сквозь щелочку дверки свивающиеся на стене причудливые отблески. Все молча вглядывались в надвигающуюся темень, в далекие разряды бушующих за окном молний, и хорошо было сидеть вот так вот, просто впитывая тепло и глядеть на пламя. Доктор присел на скрипучий табурет, неторопливо зажег керосиновую лампу, взглянул на гостей и вздохнул:
  - Это длинная история, други мои. Не знаю с чего и начать - так много всего произошло, даже сейчас, спустя десять лет, не определишь, что стало решающим толчком в моих исследованиях. Как успел сказать Брюс, по образованию я биолог. Не знаю как кому, но мне намного ближе живое прикосновение к природе, нежели сухие цифры, оторванные от жизни. Когда они воплощаются в жизнь, то становятся вполне материальными, осязаемыми, жаль только, что до сих пор, во многом, гений человеческой мысли работает преимущественно на разрушение. Человечество потеряло первоначальную нить своей эволюции, вместо преобразования себя начав преобразовывать мир вокруг, не заботясь особо о грядущих последствиях. Технократическое направление приводит к неизбежной деградации личности, когда вместо человека начинают работать машины, оставляя его в сфере вакуума, который от неумения себя занять, неизбежно приходит к разрушению окружающего, покоряясь своим чувственным порывам и желанию превосходства над другими. Оторванный от труда сначала физического, затем и мыслительного, человек находит смысл в удовлетворении своих страстей. Возможно, я слишком сгущаю краски, но анализируя историю человечества в целом, я все больше утверждаюсь в этой мысли. Наши беды происходят от праздности и лени ума, от неспособности мыслить в созидательном ключе. Цивилизация идет к грандиозному тупику, попав в ловушку технократического прогресса, который приводит в конце к обезличиванию в общечеловеческом масштабе. Уже сейчас начинается это вырождение, все меньше и меньше рождается ярких, гениальных личностей и мыслителей. Парадокс - освободившись с помощью машин и механизмов от излишней работы, мы не знаем чем занять свой ум. Разучившись думать, мы наносим ущерб личному развитию и общему моральному фону, от недостатка которого к власти приходят те, кто меньше всего ее достоин. Наука начинает работать на удовлетворение амбиций, наращивая вооружения, направленные на конечное уничтожение. Но, если бы погибли только мы - вместе с собой мы губим также все живое, и планете не остается ничего иного, как защищаться. Зона - это один из механизмов ее защиты.
  Но это все пришло потом, а вначале я задался вопросами эволюционного тупика и разрешения этой проблемы. Как ни странно, но во всех своих ответах я приходил к одному и тому же выводу - человечество потеряло правильное направление, став в одночасье вместо собственной личности совершенствовать протезы и костыли технических аналогов. Поймите правильно, я ни в коем случае не против технического прогресса - я против моральной деградации. Большие знания должны неизбежно подразумевать высокую ответственность и нравственность. Наука стала развивать ум, забыв о том, что человек не может жить в мертвом голом вакууме цифр, погубив природу и оторвав ее от себя, потеряв сердечность, способность сострадать и нести ответственность за содеянное. Занявшись исследованиями, я пришел к выводу, что теория Дарвина, взятая некогда основоположниками научного атеизма за неоспоримый факт, была извращена. Из нее словно выдергивали целые куски, часто штопая несуразности и нестыковки белыми нитками, заливая потоками демагогии. Идея Вселенского Разума стала просвечивать для меня все ярче и ярче, указывая на восхитительные принципы созидания и творения. Я никогда не был религиозен, в нашей стране это слишком опасно, но стал зреть некую более высокую реальность, превосходящую наше воображение, и в ее свете увидел искомый ответ - началом нашего тупика стал ум, от которого так внезапно оторвали сердце. Неразрывная цепь эволюции остановилась и начала двигаться в противоположном направлении, приводя к власти все новых и новых тиранов, бросая на горнило вспыхнувшего нетерпения и войн судьбы миллионов, манкируя в массах идеей свободы. На самом же деле человек утратил свободу, став деградировать в существо стадное, веря в глупые идеи равенства всех перед всеми, на фоне всеобщей безответственности. Но, я отвлекся от основной мысли. Придя к идее неразрывной эволюции в самом человеке, я начал искать подобные аналогии в нашем близком окружении. В конце концов, мы живем в мире, который существовал задолго до нас, формируя колыбель нашего разума, который вдруг направили по ложному пути. Изумляясь этому откровению, я сделал еще более поразительное открытие - животные тоже способны к эволюции разума, ибо принцип совершенствования един для природы. Лишь глупцы задают вопрос о том, почему шимпанзе не эволюционируют сейчас в человека. Нельзя эволюционировать два схожих, но разных сосуда! Человек никогда не был обезьяной, он всегда был человеком, вмещая в себе все вехи эволютивного пути развития планеты.
  - Человек произошел не от обезьяны? А как же учение Дарвина об эволюции видов? - Коперник, успевший незаметно вздремнуть, впервые заинтересовано взглянул на Доктора.
  - Развитие человека произошло на всех континентах одновременно, словно получив некий внешний импульс. Этим импульсом стал сам человек, воплотившись в виде переходного звена, которое до сих пор безуспешно ищут и никогда не найдут. Изменение произошло за одно поколение, личность человека словно втиснули в обезьяний сосуд и оболочку, что стало мощным эволютивным фактором. Обезьяне же никогда не стать тем, чем она никогда и не была! Возможно сейчас, в виде Зоны, мы имеем следующий толчок эволюции, приводящий человека из нынешнего тупикового состояния в нечто иное. Как я уже говорил, человек не может существовать сам - окружение развивается вместе с нами. И я стал искать эти огни разума в самых близких питомцах человека. Увы, мы слишком заняты разрушением, чтобы их заметить. Мы принимает за разум способность к творению, но даже термиты производят жилища, по сравнению с которыми самые высокие наши небоскребы покажутся карликами. Они имеют строгую иерархию, их общество так же многослойно и функционально градуировано как и наше. Но мы, лукавя, лицемерно стараемся прикрыть глаза на существование искорки развивающегося разума, и, дабы не нарушить миф о собственной исключительности, называем его инстинктом. Инстинктом, который держит их в равновесии с окружающим миром намного лучше, нежели 'разумная деятельность' человека, дикая и направленная на разрушение. Так где же больше разума?
  - Хорошо-хорошо, Доктор, это мы поняли, но к чему здесь собаки, кеноиды? - Коперник раскурил сигарету - Допустим, если существует некий Высший Разум, почему он не ставит рамки нашему разрушению?
  - Друг мой, взгляните в окно - вот он, этот регулирующий механизм. Неспособные к трансформированию звенья погибают, имеющие потенциал - эволюционируют.
  - Вы хотите сказать что Зона, это некий эксперимент Высшего Разума? Не кажется ли вам, что это довольно таки жестоко?
  - Не более чем безответственное и бездумное разрушение собственной планеты. Думаю, этот механизм куда более разносторонен. Скорее он возвращает нам нами же выпущенную агрессию. Если бы это был инструмент воздаяния - то за десять лет от человечества не осталось бы и следа, в лучшем случае жалкие крохи. В начале своего возникновения Зона пульсировала, все с ужасом ожидали ее разрастания, и, не в силах противопоставить природе ничего кроме оружия, послали нас сюда. Но это лишь версия, гипотеза. И все же, не смотря на обилие техники, вы с трудом держитесь на территории Арсенала, в то время как лесники, применяя оружие преимущественно для защиты, живут в куда более сложных условиях. Не стоит обижаться, но факты беспристрастны.
  - Давайте ближе к кеноидам, Доктор, откуда они взялись? Неужели одна особь, попав в Зону и произведя потомство с дикими, пусть и одаренными телепатией сородичами, дала этому толчок?
  - Я вел исследования совместно с Кайманом, стараясь раздуть в нем искру разума, не ограничивая его развитие лишь на рефлекторном исполнении команд основанных на учении Павлова. В своей работе я основывался на разработанной мной теории рода, живом вместилище генетической памяти, где информация передает не только биологические признаки, но и суммарную единицу опыта накопленного предыдущими поколениями. Спустя годы кропотливого труда мне все же удалось обнаружить, и со временем даже сформировать некий соединяющий мостик к этому глубокому информационному пласту, лежащему обособленно от индивидуальности. Через некоторое время Кайман стал понимать сказанные мною фразы, сформированные в произвольной форме, не имеющие сходства с четко сформированной командой, что могло бы выглядеть как дрессировка. Возможно, сам Павлов также подошел к этому барьеру, но был вынужден молчать, понимая, что его открытие не будет услышано, или его, в худшем случае, попытаются применить в военных целях. Вообразите себе существо, способное к аналитическому мышлению, к выводам и имеющее потребность во встречном прикосновении разума. Имея в своем распоряжении информацию о родословной Каймана, я попытался доказать, что возможно прямое применение ранее накопленного опыта в тех ситуациях, с которыми сталкивались в жизни генетические предки. Один из его предков, во время Великой Отечественной войны служил в отряде АОСИТ - армейском отряде истребителей танков. Запись об этом была в его родословной, а значит осталась в живом информационном пласте рода. С огромным трудом выбив для проведения эксперимента соответствующее разрешение в Минобороны, я появился в одной из танковых частей. Многие помнят как Кайман, не получив от меня никаких предварительных инструкций или команд, обвязанный сумками с бутафорской взрывчаткой, превзойдя самые смелые наши ожидания, смело бросался под танки уворачиваясь от гусениц и холостых очередей, успешно 'подрывал' цели одну за другой.
  - Доктор, вам бы с Шуманом поговорить - два сапога пара, вот он бы понял вас с полуслова.
  - Евгений Петрович? Весьма, весьма гениальный ум, но, к сожалению, узник замкнутой формы мышления. Физик от Бога, не могущий вместе с тем, понять нечто более простое, нежели постоянная Планка или уравнение Эйнштейна. Мы с ним сошлись в общей теории поля, но мои исследования он назвал невозможными, хотя и не лишенными смысла.
  - Вы были у Шумана? Но это же на Экс-один! Как вы один прошли в такую даль?
  - Ну почему же один? Меня сопровождали кеноиды, они имеют острый исследовательский ум, не обделенный, вместе с тем естественным чувством предусмотрительности и осторожности. Их не особо интересуют другие сектора - но и на свой ареал пришлых они не пускают.
   - Это все интересно, но меня гложет одно сомнение - Варяг поднял на Доктора глаза - Не могу поверить, что вы не соблазнились провести подобное исследование и на человеке.
  - Вы весьма проницательны - покачал головой Доктор - да, я проводил такие эксперименты, но, не желая быть извергом и вивисектором, в качестве добровольца вызвался сам. В крайнем случае, случился бы еще один доктор Хайд.
  У Коперника выпала тлеющая сигарета:
   - И что? Чем вы стали? Что с вами стало происходить?
  - Мысли читать я не научился - рассмеялся Доктор глядя на путников - но вернулся к естественному человеческому состоянию, получив восстановившуюся в нормальный режим совесть и способность чувствовать других, как себя самого. Это неизмеримо глубже, нежели банальное чтение мыслей или угадывание туза в карточное колоде. Общее телепатическое поле Зоны усилило это действие многократно, подтверждая мысль о том, что она есть катализатор планетарного уровня.
  - Доктор является человеком в гораздо большем смысле, нежели все здесь присутствующие - послышался приглушенный голос, растягивающий и с трудом произносящий слова.
  Крамарь, ближе всех сидевший в огромному, протянувшемуся возле грубки во весь свой исполинский рост, Протосу, подпрыгнул от неожиданности, и его руки самопроизвольно заметались в поисках оружия.
  - Вот об этом я и говорю - Протос открыл глаза и взглянул на путников долгим пронзительным взглядом - человеческий разум исполнен мыслью о разрушении и не потерпит конкуренции эгоизму, превосходству и чувству исключительности.
  - Вы, ты... - растерялся Крамарь, не зная как обратится к громадному кеноиду - разговариваете?
  - Это слышите не только вы, Крамарь, значит, я действительно разговариваю. Будет трудно в дальнейшем списать это на массовое помешательство или воздействие на ваш рассудок. Мне все еще тяжело говорить - гортань кеноида не слишком приспособлена к внятной человеческой речи, но ради интересов Рода мне пришлось пойти на подобные изменения. Нам куда ближе прямой контакт, но люди не восприимчивы к эмпатии, хотя я вижу след сознания, которое уже соприкасалось с Родом. Вам трудно поверить в свершившийся факт, что кроме человека, венценосного носителя разума, может быть кто-то еще. Не скрывайте вашу растерянность - подобные чувства у вас вызывает все, в чем вы видите подражание, будь то медведь на велосипеде или мой далекий предок-сородич, танцующий собачий вальс.
  - Протос, но откуда у вас столь глубокие познания человека и наша манера говорить, словестные обороты, сравнения?
  - Род соприкасается с Доктором уже десять лет. У нас было время перенять вашу манеру говорить и способ мышления. Мы с вами уже многие тысячи лет, но вы не видите дальше собственного безрассудства. И если Высший Разум дал шанс нашему виду, в виде цепочки непрерывных случайных закономерностей, то мы приложим все усилия к выживанию. С вами тяжело ужиться - вы истребляете сами себя, и что будет, если мы заявим о себе во всеуслышание? Мы боимся быть истреблены из-за ваших страхов и предрассудков. Человек не умеет жить в равновесии и симбиотическом балансе, но Доктор дал нам надежду. Нам ценен каждый человек, способный поменять сознание и видеть в нас нечто более домашнего питомца. Среди лесников, живущих с нами уже десять лет, таких не много, и еще меньше их во внешнем ареале, мы ждем дальнейшего витка и ваш выбор.
  - Выбор? О чем вы, Протос?
  - Зона - это ответ на ваш эволюционный тупик, она нечто более нежели аномалия, она вопрос.
  - Вопрос, какой вопрос?
  Сигарета Коперника давно угасла, но он, не замечая этого, вглядывался в янтарные глаза кеноида, в которых светился разум, не уступающий человеческому.
  - Вопрос выбора. Совершите ли вы падение в разрушение и уничтожите все живое или изменитесь. В Зоне сошлись слишком много сил, слишком много интересов, чтобы вы могли понять. Вы не видите дальше угрозы 'Сиянию', я читаю это в мыслях Варяга, сюда пришло иное, жаждущее завершить начатый в вас цикл разрушения. Вы должны сделать выбор, и если он будет верным, кеноиды поддержат вас в восстановлении равновесия.
  С этими словами Протос тяжело вздохнул, отвернул голову и закрыл глаза.
  Путники, раскрыв рты, смотрели на Доктора, а он покачал головой:
  - Не стоит задавать больше вопросов - он не станет отвечать. Он сказал, что хотел, речевой обмен его слишком утомляет. Протос говорит от имени всего Рода, потому добровольно согласился на изменение своей гортани, для того чтобы глухие могли услышать. Мы называем разумом способность создавать что-либо вовне, кеноиды же созидают внутри себя. Они с легкостью и поразительной точностью умеют управлять энергетическими потоками, испускаемыми всем живым, изменяя свою природу и улучшая ее в рамках вида. Они сознательно выдавили из собственной генной программы все признаки слепышей, считая их атавистическими, оставив только обостренную способность к телепатическому восприятию. Эта работа была проделана столь точно, что даже спустя много поколений я не видел, чтобы среди них рождался щенок хоть отдаленно смахивающий на слепыша. Получившимися характеристиками восточноевропейской овчарки, мне как специалисту, можно восторгаться до бесконечности. Но и тут кеноиды пошли дальше - уже на втором поколении они стали намного крупнее, массивнее, ощутимо увеличился объем головного мозга, кора пошла складками, образуя нейронные связи, превосходящие человеческие во много раз. Это могло бы казаться угрозой, но нам повезло - они гуманнее нас.
  - Но все-таки, как это произошло, Доктор? Это не укладывается в голове!
  - Возможно потому, что у нас там слишком много лишнего. Но хватит разговоров, уже поздно и пора спать. Завтра грядет день перемен. Кеноиды так долго добивались мира между нами, что готовы сопровождать на Периметр, дабы все прошло успешно. Очень сильные союзники, вы еще будете иметь возможность, в этом убедиться. Пусть они и не имеют рук, чтобы пользоваться ими как орудиями - вместо этого они предпочитают мысль.
  Доктор развел гостей по спальным местам, прикрыл за собой двери, но Коперник успел заметить, как тот посмотрел на Протоса, беседуя с ним на безмолвном языке мысли.
  
  - 04 -
  
  Туман нависал со всех сторон влажной пеленой, в которой на расстоянии вытянутой руки уже невозможно было что-либо разглядеть. Все сливается в липкой тишине, людей можно определить только по маячкам, даже големы пасуют перед этой пеленой, через десять метров отрезая сигнал как ножом. Остается полагаться на память и слух. Где-то вдали слышались всполошенные крики и так же быстро умолкали. Это же надо так попасть - до Экс-один всего ничего осталось, считай самая оконечность болот, а дальше так: кустики-пенечки, ямочки-горбочки. И плевать, что от аномалий мышцы сводит внезапной злой судорогой в наэлектризованном до предела воздухе. Самое главное - это земля, твердь, надежная опора, а не кваша под ногами, где все прогибается и пружинит. Тут каждое мгновение можешь ухнуть вниз с громким победным плеском, или с глухим отчаянным бульканьем - тут уж как повезет, смотря куда попадешь. В висках глухо стучит кровь, все словно смазано, реальность потеряла фокус, сместилась, и из самой глубины тумана вдруг появилось нечто.
  Нечто с огромными, вспыхнувшими несуразно высоко над землей глазами-щелочками, внимательно всматривающимися в людей. Все остановилось: дыхание замерло, потом у кого-то сдали нервы и пелену прорвал пронзительный треск очереди. Марево лопнуло с пронзительно оглушающим звоном, донося запах пороховой гари плясавшего в руках автомата и волну вздыбившейся от разрыва гранаты земли, взорвавшейся где-то очень высоко, у несуразно огромных глаз. На тропу медленно выползло нечто, отдаленно напоминающее помесь паука и кальмара, огромное, неотвратимое, равнодушное. Пули с противным хрустом рикошетили от хитиновой брони, погружаясь в трясину и люди лихорадочно отступали, из последних сил держа строй и стараясь не паниковать. Даже шкилябра, самый смертоносный мутант рядом с этим гостем из туманных глубин молодой земли, выглядела сущим котенком. Такие твари водились в кайнозое или в каком другом '...зое' - но с этим разбираться будем после, а пока убираться, да побыстрее. А если оно не одно? Если сейчас из туманной пелены выползет парочка таких же? Об этом лучше не думать и отступать, отступать, краем глаза глядя под ноги, благо, жуткий гость пока только следил, щелкая острыми жвалами и вдруг пронзительно, на грани слышимости, завизжал. Туман словно отдернуло сильной рукой, со стороны гиблой топи к чудищу метнулся едва заметный размазывающийся в воздухе вихрь и хлестнул методичный рокот до боли узнаваемой Брамовской грозы.
  - Сынки, уходь! - раздался старческий голос, чудище взревело сильнее, по болоту хлестнула, шипя в лужах, едкая кровь и оно, тяжело приволакивая громадное брюхо, начало отползать обратно. Вихрь завертелся сильнее, а из гущи тумана вдруг вывалился взлохмаченный Брама, огромной ручищей хватанул ускользающего с тропы Сирина и рывком втащил обратно:
  - Так вас пень через колоду! Оставь хоть на минуту одних, сразу вляпаетесь по самые уши!
  - Брама, да, мы тут в полном шоколаде! Откуда к нам - с того света или надолго?
  - Ходу, ребята - от прозрень-камня их целая колона ползет - красота неописуемая, особенно если не смотреть.
  Сирин издал восклик, когда чудище внезапно лопнуло, обдав болото веером синих кислотных брызг.
  - А че оно синее?
  - Пойди, спроси. Да куда прете - глаза распахните шире - впереди 'полынья'! Шире шаг!
  Путники понятливо бросились в проясняющийся туман, а Брама, приловчившись, схватил Шуню за рукав:
  - Дед где?
  - Заканчивает мясозаготовку. Так косой машет - джедаям не снилось.
  - Какие джедаи? - Брама вытер синюю слизь с лица и выстрелил из подствольника в очередного кикимора.
  Шуня пригнулся, пропуская над собой комья земли:
  - Давным-давно, в буржуйском Голливуде,... в общем позже.
  - Заметано, поэт. С меня 'лоза' - с тебя рассказ. Митрич, ты как там? Напартизанился, или тебя еще подождать?
  Вихрь внезапно опал, и образовавшийся на его месте Митрич, тяжело шаркая ногами, вышел на тропу:
  - Вот ведь развелось погани всякой, не продохнуть, туды их в качелю! Говорил же Шельману, дустом их надо... дустом...
  - Ну, ты даешь, деда. Где так шашкой махать научился, небось, у самого Чапаева?
  - Ты Чапаева, Брама батькович, не тронь. Много о нем брехни написано, а ты попробуй сам, как они в былые времена. Тогда худо простому человеку было, и как понять, на чьей стороне правда? Она ить у каждого своя, правда-то.
  Митрич ловко спрятал косу в рукав, и начал счищать с фуфайки синюю слизь:
   - Разбей их радикулит, теперь ить и 'лотосом' не отстираешь.
  - Митрич, да я знаешь какую броню тебе подгоню - в огне не горит и в воде не тонет!
  - Знаю я, Брама батькович, что в воде не тонет. Такого же качества, а?
  - Зря ты так, наши деды военпром за пояс заткнут. И знаешь чего, завязывай с отшельничеством, у нас на Арсенале старикам почет, а коса... ну так бывают протезы и страшнее. Насмотрелся я чудес советского Минздрава, видел, что нашим ребятам, которые руки-ноги в Баграме оставили, вместо благодарности предлагают - вот это действительно страшно.
  - Да оно, сынки, мне одному как-то привычнее, отвык я от людей, да и коза пропадет без меня.
  - Не горюй, Митрич - доставим твою Маньку, только ты ей намордник заранее одень, от греха подальше. Народ у нас хоть и крепкий, но не до такой же степени.
  Они неспешно брели через топи в сторону Экс-один, где их поджидал отряд, а Митрич все покачивал головой. Вот ведь как бывает, нежданно-негаданно и он на старости лет нужен оказался.
  Путники ошарашено смотрели, как из тумана вышагивает их командир, жив-здоров, а рядом с ним семенит смешливый дед, и видать ловко заливает, что даже юный Шуня, меж бандитами слыхавший всякое, покраснел как мак.
  - Ну, Брама, сто лет жить теперь будешь! Такое не каждый день бывает.
  Брама смерил отряд взглядом - в бинтах, заплатках, но живы. Путники стали в строй и отдали честь. Лист вдруг посмотрел на Митрича, пускавшего в стороне скупую стариковскую слезу, вспоминавшего, видимо, о чем-то своем, фронтовом, давно отошедшем, но вдруг ярко ожившем в памяти при виде этих окровавленных, потрепанных отдающих честь командиру ребят. Митрич поймал взгляд, как-то виновато улыбнулся, так, мол, оно, сынок, закинул котомку за спину и не спеша заковылял вслед за путниками в сторону мобильного лагеря ученых.
  Лагерь выглядел внушительно: высокая металлическая ограда, когда-то, несомненно, блестящая и покрытая новейшими противокислотными и прочими защитными покрытиями, теперь покрылась мелкими рябыми оспинами, сорвавшись с крепления и болтаясь на ветру как последний осиновый лист. Местами была вогнута, свидетельствуя о том, что лагерь не единожды подвергался атакам живности. Под живностью подразумевались также и многочисленные зомби, но их, слава Богу, на этом берегу небольшого, но достаточно глубокого озерца, не оказалось. Они водились дальше - возле серых громад завода, над которым высилась исполинская антенна, сплошь увитая жгучим пухом имеющая явное сходство со спутниковым радиотелескопом. Бункер выглядел не лучше. Когда-то окрашенный в веселый зеленый цвет теперь отливал всеми цветами ржавчины и следами глубоких царапин, оставленных чем-то куда более твердым, нежели титановый сплав. Широкий двор внутри периметра оказался неожиданно чист, на нем напрочь отсутствовали сорняки и заросли. Но самым удивительным был ярко цветущий куст роз, каждый цветок на котором отличался от других по цвету.
  Путники вошли во двор, и едва бросили рюкзаки наземь, как решетчатое сооружение на крыше бункера вдруг ожило, развернув в их сторону раструбы внушительных орудий, динамик захрипел, грозно потребовав:
   - Идентификационные метки не опознаны! Оружие на землю! Поднять руки над головой!
  Путники моментально исполнили команду, застыв с поднятыми руками:
  - Вот ведь, кибернетик хренов, понастроил киборгов...
  - Тише вы...
  - ...поднять руки над головой!!! Ноги на ширине плеч!!! ...начинаем утреннюю гимнастику...
  - Шуман, мать твою! Мы же от страха чуть не обделались, думали, свихнулся твой электронный лаборант и решил устроить двухсотлетнюю осаду. Импульсная пушка у него стреляет, не дай Бог увидеть в действии, слава родимой партии - авторская работа существующая в единственном экземпляре.
  Входная дверь отъехала в сторонку и довольный Шуман, пошатываясь от смеха и протирая очки краешком застиранного лабораторного халата, вышел наружу. Выглядел он импозантно: на мощной лысине остатки всклоченных волос еще вели последние попытки прикрыть выпирающий наружу ум, кряжистые плечи, более подошедшие отставному боцману, нежели ученому, красноречиво свидетельствовали, что Евгений Петрович не чуждался грубого физического труда, был лицом светел и духом бодр.
  - Видели бы вы свои лица! Давно я так не смеялся!
  Он снова зашелся в приступе гомерического смеха, а выглянувший на шум из бункера помощник Шумана виновато пожал плечами и многозначительно повертел пальцем у виска, дружески подмигивая путникам. Путники поворчали для порядка, а потом начали стаскивать увесистые рюкзаки в соседний отсек. Бункер был просторен и рассчитан на гораздо большее количество обслуживающего персонала. Так и было в начале, но что-то произошло, даже сам Шуман не мог сказать что именно - бункер потерял большую часть жильцов, а новых закидывать в Зону уже не решались. Общественность можно дурачить довольно долго, но скрыть массовое исчезновение многих ученых с мировыми именами было сложно.
  - Ба, Брама, собственной персоной! Какими ветрами в нашу скромную обитель науки?
  Шуман ловко подскочил к Браме, подхватил его под руку и поволок за собой, тот едва успел кивком позвать Звездочета.
  - Проблема у нас образовалась, Евгений Петрович, вот за помощью, пришли.
  - Что, чайник перегорел? - в притворном ужасе всплеснул руками Шуман - За чайники с 'чайников' двойная оплата!
  - Чайник я и сам починить могу, руки вроде, откуда надо растут, а вот остальное... тут такая загадка, что не разгрызешь.
  Брама протиснулся боком в двери и вошел в бункер. За время его отсутствия тут мало что изменилось, те же стерильно белые стены, тот же мягкий зеленоватого отлива свет. В свободное время Шуман грезил идеей разработки замкнутых экосистем для космических кораблей и дальних колоний Земли, преобразовав бункер в передовые достижения научной мысли, основанные на собственных бреднях граничащих с гениальностью. Щедрая на выдумки Зона предоставила Шуману такие экстремальные условия испытания его форпоста, что лучшего полигона отыскать было невозможно. В тамбуре по ним пыхнули клубы ионизирующего пара, зажглась надпись - 'готово к употреблению' и открылись двери внутреннего сектора.
  Внутри было светло как днем, мягкий свет не раздражал глаз и по спектру не отличался от естественного излучения солнца. За одно это открытие профессору можно было смело давать нобелевскую премию, но он отмахивался и скромно говорил, что давно пора открывать Шумановскую. Надо добавить, Евгений Петрович обладал весьма своеобразным чувством юмора, сошедшись в этом с Брамой, но в отличие от него любил вставить собеседнику шпильку другую, и тут же обозвать невежей за отсутствие юмора. Брама каждый раз давался диву, насколько преобразился бункер с той самой поры, как десять лет назад его отряд, настигавший только появившихся шпиков, вышел к Экс-один на свечение 'сферы'. Что и говорить - 'сфера' переливалась всеми цветами радуги, и не заметить ее было просто невозможно. Вокруг валялось разорванное в кровавую пыль зверье, а сверху над бункером сиял огромный шар, от одного взгляда на который ломило зубы. Покойному Свирепню порядком попало, когда он выстрелил по нему из подствольника, а потом оправдывался, что на крыше, мол, сидел гиббон. Сидел там гиббон или нет, это дело третье, а вот в бункере сидел полумертвый от голода Шуман. Первый прототип 'сферы', собранный в спешке, обладал целым рядом недостатков. Был слишком мощным, не пропуская ничего крупнее воздуха, к тому же не очень стабилен, прекратив свое существование от сконцентрированной взрывной волны. Шуман ругался, на чем свет стоит, обозвав путников изуверами, однако быстро сменил гнев на милость уплетая походный рацион и делая на обрывке бумаги расчеты. Получив результат, объявил, войди граната чуть не так - то 'сфера' бабахнула бы так, что ее фейерверк можно было бы успешно наблюдать даже на Периметре. Брама отрезал, что в таком случае на похороны можно было не тратиться. Шуман побагровел, а потом заржал во все горло и махнул рукой, приглашая гостей в бункер. Бункер представлял жалкое зрелище, переборки погнуты, в кромешной темноте что-то искрило и издавало жуткие клацающие звуки. Брама спросил, кто это там так громко стучит зубами, и получил полнейшее одобрение и благосклонность чудаковатого профессора.
  - И не стыдно тебе перед стариком? - спросил Звездочет, разглядывая портрет Эйнштейна на стене, в уголке которого было мелко исписано какое-то уравнение и жирная констатация - 'русские рулят!'.
  - А чего он язык показывает, глумится? Не стоит над нами смеяться, мы еще покажем кузькину мать мировой буржуазии! Сколько наших за границу уехало, бросило родину, когда нас самих родина бросила? Но я не из таких, плевал я на сытый Запад и на их гранды - у меня этих грандов черпай не вычерпай, целый Экс-один!
  Шуман ворвался в кабинет, сел на кресло, закинул ноги на стол и, подняв палец, продолжил вещать:
   - Можно подумать, мы не в курсе, что американский Intel разработали наши. Да это на восемьдесят процентов наша технология, наши разработчики! Но плевать - мы не жадные, пусть берут, тешатся. Только где теперь их хваленый Intel? Наш крион уложил его на обе лопатки c гарантией на несколько десятилетий.
  - Что это ты расплевался, пол не жалко? - Звездочет сел на кушетку напротив, разглядывая густые заросли папоротника.
  - Не жалко, помою. Можно подумать, ты был в восторге от их подлетных ракет в памятном девяносто пятом году?
  Звездочет замолчал, но кушетка жалобно скрипнула, когда он сжал ее побелевшими пальцами.
  - А почему за чайники двойная оплата? - спросил Лист, глядя на разошедшегося Шумана.
  Шуман взглянул на него поверх очков, словно только увидел:
  - Весьма любопытно. В Пути объявили призыв или я что-то упустил?
  - Это не набор, это как раз и есть загадка, а броня это так, для отвода глаз. Шпики они знаешь, какие глазастые.
  - Как же. Явились ко мне однажды с требованиями, а у меня как раз пушка была не откалибрована. Какая жалость. 'Титан' до самой границы горизонта по ним стрелял, но кто его поймет, то ли и вправду шалил, то ли развлекался - так ни в кого и не попал, но с той поры больше не беспокоили. А что за загадка, страсть как обожаю загадки.
  - А как же чайники?
  - 'Чайники', молодой человек, это те, которых я не чаял увидеть и не особо хотел лицезреть, но которые имеют наглость отвлекать меня от моих исследований по всяким пустякам. Если вопрос не важен, то оплата - двойная.
  - Твои расчеты оказались верными, прокол произошел возле Периметра. Но был один неучтенный фактор - прокол с той стороны, похоже, делали в спешке наши, что и объясняет возмущения которые ты зафиксировал. Они смогли вырваться в наше пространство, но Лист единственный из уцелевших посланцев. Жетоны не выдержали заряда неизвестного орудия. Мой голем записал и снял все возможные данные. Это тебе на десерт, плата за услугу.
  - Очень, очень интересно - потер в предвкушении руки Шуман - а что за услуга?
  Лист снял с шеи медальон и протянул Шуману. Тот взял кругляш и ловко завертел в пальцах, восторженно хмыкая.
  - Шуман, мы пойдем, дел у тебя теперь хватит.
  - Ну что вы, гениальная личность вполне может делать несколько дел вместе. Гай Юлий Цезарь это сказал, а я доказал.
  С этими словами он подскочил к Листу:
   - Юноша, мне нужна ваша кровь! Да не стоит делать такие глаза - не всю, для синтеза ДНК вполне хватит и одной капли.
  Они подошли к столу, густо заставленному непонятного рода приборами. В разноформенных колбах с разноцветными жидкостями что-то бурлило, стреляло и отдавало сероводородом. Шуман протер палец Листа ватой, и с быстротой профессиональной медсестры сделав прокол, взял в трубочку несколько капель и отошел к гудящим приборам:
  - Так-с, так-с... прелесненько... чудесненько - эти машинки запрограммированы на ДНК носителя и на требуемый код, для извлечения информации. ДНК мы сейчас получим, ну а код можно подобрать. И пока все это варится - давайте десерт!
  Звездочет молча снял голем, протянул Шуману, а тот трясущимися руками подключил его к проектору. На громадном экране проступили очертания ночного леса, внизу бежало время и меняющаяся точка географического приложения. Появились, тут же растворившись в темноте и пелене льющего из неба дождя, Схима и Верес. Потянулась панорама кустов, внезапно темень прояснилась от вспыхнувшего жемчужного сияния, развернувшегося в напоминающий арку проем, и из нее выскочил начавший набирать ход газик. Изображение замерло и приблизилось, Звездочет вдруг нахмурился:
  - Схима, сколько тел мы нашли?
  - Четыре, включая водителя. Лист пятый. Что не так?
  - Смотри внимательно. Сколько человек в кузове?
  - Пять. Все верно - утвердительно кивнул Схима.
  - А кто же тогда за рулем?
  - Твою мать... - начало доходить до разведчика - одного нет.
  - Именно. Мы имеем еще одного выжившего, и если судить по изображению - это девушка.
  Шуман, будучи в полном в восторге от предложенного 'десерта', возбужденно трепал остатки растительности на голове и, снимая дополнительные данные, увеличил изображение. Изображение пошло покадрово: от арки к газику протянулся ярко-белый сгусток плазмы, Лист прыгнул прикрывая собой девушку и активизируя медальон. Та замерцала, словно потеряв резкость, и за миг до удара исчезла. Все озарила вспышка, 'облачный мост' схлопнулся, газик перевернулся и, громыхая и скрежеща огненными искрами, покатился с откоса.
  Схима повернулся к Звездочету:
  - Ну и чего ты раньше молчал?
  - Сам не знал: голем не может так глубоко детализировать картину - слишком сильный дождь и помехи. Вычислительные мощности у него не те, я не спрашивал - он не отвечал. Я положился только на глаза, и как вижу зря. Имеем еще одного уцелевшего. И у меня вопрос - собственно как, и куда он исчез?
  Шуман поторопился к медальону, и в возбуждении начал подпрыгивать, прогоняя его через свой анализатор:
  - Если то что мы наблюдали некий телепорт, а других предположений у меня нет, то вполне логично предположить, подобный механизм существует и у этой малютки. Весьма, весьма предусмотрительно. Это увеличивает шансы носителя на выживание, что объясняет столь высокие требования по уровню допуска к информации. Замыкающий контур находится в активизированном состоянии, следовательно... юноша, вы потеряли память?
  Шуман оглянулся на Листа, тот сидел, прислушиваясь к себе, и вдруг отрицательно покачал головой, поднимая глаза:
  - Не совсем. Ее зовут Полина.
  
  - 05 -
  
  Над головами светило жаркое солнце, под ногами блестели мелкие лужи, оставшиеся от вчерашнего дождя, и болото, простиравшееся до самой базы лесников, выглядело более чем живописно. То тут, то там виднелись кувшинки, в небольших оконцах плескалась чистая синяя вода, обрамленная буйной зеленью камышей. Другая оконечность болот уходила вдаль сливалась с небесной синевой. Полесье болотистый край, край изуродованной исковерканной людьми природы. Хотя это спорный вопрос, является Зона делом рук человека, или же это неповторимое произведение вселенских механизмов и планетарный катализатор.
  - Ирис говорил, что болота тут не глубоки, так, лужи, а на самом деле попробуй их пройди.
  - Он прав, у Экс-один они куда глубже, этакие бездонные пропасти населенные весьма удивительными созданиям, среди которых много неизвестных мне видов - василиск, кикиморы, утопцы, и это далеко не вся их разновидность.
  - Кикиморы? - Коперник осторожно шел за Протосом, не спуская глаз с тропы. Идти было трудно, скальная гряда, выходящая на поверхность, скрывалась под водой, и рассмотреть ее под ногами не представлялось возможным.
  - Кикимора - название условное, местное. Предположительно существовали в пермском периоде, окаменевших остатков их так и не нашли, но у прозрень-камня водится множество живых экземпляров. Прозрень-камень место особое. Мне его показал один очень симпатичный местный житель, когда я гостил у Евгения Петровича. Любопытный такой старичок, он там вроде проводника, и болота знает, как свои пять пальцев. Пространство изгибается вокруг прозрень-камня в виде сегментов, и, если судить по тому, что я наблюдал - каждый сегмент это одна из временных эпох прошлого. Иногда сегменты не просто вращаются вокруг прозрень-камня, как узоры в калейдоскопе, а соприкасаются с нашим пространством образуя некие 'окна', через которые время от времени к нам проламываются представители той или иной эпохи. Я часами сидел на прозрень-камне и как завороженный смотрел на биографию земли.
  - Первый раз слышу о таком камне, Доктор. Зона не так уж и велика, а слухи тут расползаются быстрее огня.
  - Уважаемый Крамарь - учитывая прожорливость гостей из прошлого, это весьма сомнительно. Возможно, прозрень-камень и видели раньше, но вряд ли от него возвращались, чтобы о нем рассказать. Найти его весьма тяжело и Митрич, тот самый проводник, не очень любит водить туда гостей. Чудной старик, добрейшей души, но очень нелюдимый, с ним тяжело сойтись, намного тяжелее, чем с Шуманом. У Шумана своеобразное чувство юмора и взбалмошный взрывной характер, который может стерпеть только Ионов, если и он не сбежал до сих пор. Для Шумана прозрень-камень это еще один артефакт, сминающий пространственный континуум, для меня же это прежде всего чудо природы. Стойте!
  Доктор невесомыми легкими прыжками опередил колонну, сделав предупредительный жест, и путники застыли. Из водной глади, сбоку от тропы, показался тонкий бледный усик венчавшийся янтарным глазом. Глаз какое-то мгновение изучал пришельцев, а потом скрылся под водой. Доктор махнул рукой:
  - Усовертка. Она вас не знает, потому боится - не стоит беспокоить ее понапрасну.
  - Мы не станем ее пугать, пусть вылазит - Крамарь с любопытством заглянул вглубь, силясь разглядеть усовертку.
  - Друг мой, если она вылезет - то боюсь, что испугаетесь именно вы. Человеку свойственно бояться неизвестного, страх сидит в нашей первобытной природе слишком глубоко, чтобы его можно было искоренить, ссылаясь лишь на силу разума и на несколько жалких тысяч лет человеческой эволюции. Мы научились превозмогать трудности, защищаясь от хищников и от природы, используя внешние орудия мира, и, возможно, в тот самый миг, когда обезьяний сосуд впервые осознанно взял в руки палку, она перестала быть обезьяной, но и человеком от этого тоже не стала, не до конца. Вот у вас в руках оружие, но чего оно стоит по сравнению с созидательной силой природы? Можно, конечно, взять оружие мощнее, развязать слепую, разрушающую неконтролируемую силу атома, погубить природу, погубить вместе с ней и себя - но истребить собственный страх при этом невозможно.
  - Я это уже где-то слышал - Коперник прихлопнул севшего на шею комара - подожди, это же Лист говорил, почти слово в слово - 'нам не понять Зону, не понять самих себя, пока мы смотрим на все сквозь прицел...'
  - Лист? Тот, спасенный из грузовика? - Доктор с любопытством взглянул на путника и осторожно столкнул ногой с тропы застрекотавшую при виде людей мину, наблюдая как она помигивая огнями, идет ко дну - будет весьма интересно с ним поговорить.
   - Если человечество способно рождать такие мысли возможно, не все потеряно - констатировал Протос - но приходить к мысли, и разворачивать их воплощение в социуме вещи разные, очень часто неосуществимые. Люди веками говорят о мире, не переставая создавать более разрушительные виды оружия, не в силах вместить истину - страх рождает смерть. Страх преследует вас с той самой поры, как ваш обезьяний предок-сосуд, увидев горящее пламя, устрашился, не поняв - пламя, зреющее внутри него, намного сильнее внешнего огня и способно как к разрушению, так и к созиданию. У кеноидов нет орудий, мы не имеем страха, и потому нам не нужны внешние приспособления для защиты от мира - заложенные внутри нас инструменты намного разнообразнее для его созидания. Мы опасаемся лишь вашей беспечности, и если бы гибель вашего вида касалась только вас самих - мы не мешали бы вашему выбору, но вы тянете за собой гибель всего живого, по праву первичности возникшего разума, забрав право жить у других.
  - Доктор, оружие - зло, но это вынужденная мера защиты.
  - Не таким ли принципом руководствовалось США, нанося превентивный удар по СССР в девяносто пятом году? Они точно также оправдывали себя защищая мир от коммунистической угрозы ущемляющей их свободу. Вопрос в природе свободы: имеющие свободу внутри, способны даровать ее другим, возводя в новое состояние, освобождая от оков страха. Свобода всевластия устраняет конкурентов без всяческого зазрения совести, которая не берется в расчет точно так же, как и грядущие последствия планетарной катастрофы, не отделяющей правых от виноватых. Закрывая глаза на очевидные факты, мы возвели ее возможность в область вероятной угрозы, в то время как она неминуема.
  - Кеноиды - это понятно, но почему у вас за спиной автомат?
  - Человек без оружия привлекает внимание намного большее, чем с ним. Деталь сталкерской экипировки, хотя я даже и не помню, когда стрелял из него в последний раз, да и заряжен ли он вообще. Но я понимаю, о чем вы. Ядерный потенциал, призванный быть гарантом мира, является одновременно источником страха, не решает проблему агрессивности.
  - Протос, почему Род нам помогает? - Коперник спрыгнул со скальной гряды, с облегчением ступив на твердую землю окидывая взглядом проделанный путь.
  - Вы также имеете шанс на существование, даже если агрессивны и нетерпимы. Заставляя оглянуться, мы помогаем в первую очередь себе, помогая устранить разлом эволюции и не пустить события на самотек, как это делаете вы.
  Протос опустил голову, показывая, что он устал, а Крамарь задумчиво почесал щетину:
  - Доктор, положим, можно научить думать иначе молодежь, но старого кобеля в таком возрасте трюкам не научишь.
  Раздались кашляющие звуки, Протос запрокинул голову назад и оскалил внушительные клыки. Было жутковато смотреть, как смеется кеноид, и путникам понадобилось приложить немало усилий, чтобы не потянутся за оружием. Кеноид спрятал клыки и растянул губы в подобие ухмылки - получилось у него не очень и заставило бежать мурашки еще быстрее. Доктор деликатно хмыкнул, наблюдая за сконфузившимися путниками, и Протос, отсмеявшись, спрятал клыки:
   - Учиться не поздно никогда, разум сам определяет критерии старости.
  Крамарь согласно кивнул, рассматривая ленту бетонного кольца, по верху которого вилась проволока, ловя себя на том, что краем сознания отмечает пути прорыва на вражескую территорию. Прав кеноид - с возрастом враждебность становится привычкой, человек все время пребывает в напряжении и ищет спусковой крючок, вместо того чтобы искать причины проблем в себе самом. В конечном результате, выпущенное из языка слово ранит ничуть не меньше чем патрон, но если тело можно подштопать аптечкой, то для души их еще не придумали. А может так и должно быть? Пока она болит, еще не все для нас потеряно, еще не все огрубело там, в сердцевине, где все еще теплится огонек. Коперник понимающе хлопнул старого вояку по плечу, Варяг подмигнул, а Дуда согласно кивал головой, слушая объяснения Доктора, указывающего рукой в сторону темнеющего леса.
  База лесников стояла на возвышении, имела хорошо простреливаемый обзор и была свободна от аномалий, в низине же от них было не протолкнуться. Слева виднелся едва заметный хуторок, несколько темнеющих, покосившихся от времени деревянных домов и брошенная на ее окраинах строительная техника. По всей видимости, возведение Глуши не было закончено в полной мере, и не совсем понятно на кой она здесь сдались. Не на случай же внезапной атаки со стороны выворотников? Если о них знали десять лет назад, то почему оставили целый сектор без прикрытия и присмотра? Периметр не в счет, это сдерживающий фактор, временная мера призванная не дать расползтись заразе Зоны. Хотя она не будет спрашивать, с очередным прорывом возьмет и шагнет дальше, подобно раковой клетке въедаясь в плоть планеты, ползя все дальше и дальше, пока не поглотит все доступное пространство. Но пока что она молчала, ждала.
  Снайперы на вышках, увидев путников, сначала подняли винтовки, а потом, заметив кеноида, потеряли к ним интерес и повернулись в другую сторону. Нет, им было интересно, со вчерашнего вечера слух о грядущем исходе летал по базе, но если они в очередной раз прозевают шпиков, будет не до смеха. Шпики гнездились далеко за хутором упырей, у самой опушки Чертова Леса, представляя опасность куда большую, чем регулярно совершающий набеги на Заслон постулат. На Заслоне было порой жарковато, и от пробивающихся со стороны Экс-два отрядов постулата и от тварей. Но кеноиды дело знали туго, вся живность, крупнее мыши предпочитала бродить по окраинам и к людям не подходить. А постулатовцев нередко брали в плен. Стоило кеноидам выпустить парализующую волну, как они с грохотом падали на потрескавшийся и изрытый танковыми гусеницами асфальт. Ребятам с Заслона только и оставалось, что поглядывать по сторонам и волочь их после очередного боя через минные поля и колючку на свою сторону. Тут кеноиды давали волю своим способностям: ведущий прайда, помахивая пушистым хвостом, не спеша ходил меж едва дышащих постулатовцев ища бреши в психоблокаде фанатиков. Блокада велась с помощью какой-то изуверской технологии и была рассчитана на людей, но не на псиоников, которые с легкостью находили в ней бреши, обезвреживали и снимали. Чего греха таить, рыдали вызволенные постулатовцы в три ручья, и о таких ужасах рассказывали, что у бывалых лесников волосы на голове шевелились. Им верили на слово, не споря и не сомневаясь - если ведущий прайда подтверждал, что человек чист и ему можно верить, то его отводили на базу, пробиваясь через болото. Но, побыв какое-то время среди людей, они чаще просились обратно на Заслон, и сражались с таким остервенением, что диву давались даже самые отъявленные смельчаки. Им было за что мстить - за время в плену, за украденные воспоминания, за кровь на руках. По их словам, постулат не только Экс-два держал в руках, но и Припять, мертвый Город, где были, оказывается, выжившие гражданские, не выродившиеся в Зоне за эти годы.
  После возникновения Зоны эвакуация проводилась спешно, в панике, никто не ожидал и не мог быть готовым к такому. Не хватало времени, не хватало необходимого транспорта, и самое главное - не было проводников, чтобы вывести колонны из аномальных коридоров. Население из окраинных районов эвакуировали полностью, но тех, кто был в радиусе бывшей тридцатикилометровой зоны, считали пропавшим без вести. Исполинский всплеск аномальной энергии сжигал электронику, сжигал обмотки автомобильных генераторов, десятки военных грузовых вертолетов падали с небес один за другим без всяких видимых причин и от их использования вскоре отказались для того, чтобы не множить дальнейшие бессмысленные жертвы. Спустя много лет, можно было встретить в Зоне множество ржавых остов крылатых машин увешанных жгучим пухом. Вторая Чернобыльская трагедия всколыхнула планету, но через несколько дней ее затмил и отодвинул на второй план канувший в небытие Севастополь, вспыхнувший в ярких проблесках света, принятий за ядерные удары с оказавшегося в территориальных водах СССР авианосца 'Теодор Рузвельт'. Позже поступала оперативная информация, что в это же время соединения американской флотилии были замечены также в Белом и Баренцевом морях, после исчезновения Севастополя и авианосца спешно отошедшей в нейтральные воды и вопящей на весь мир о своей непричастности к Севастопольскому инциденту. В Первую, Чернобыльскую Зону, были спешно направлены экстренно сформированные заградительные колоны, но после того как они не вернулись, Периметр наглухо закрыли и взялись за спасение Севастополя, однако спасать там было некого. Многомилионное население исчезло в один момент, оставив опустевший город. Дискуссии о том, что возникновению Зон способствовало использованное вражескими спецслужбами оружие массового поражения нового, невиданного типа, велись очень долго, однако оно не давало ответов почему мертв Севастополь, почему там не растет даже трава, глохнут двигатели и электроника. Все списывалось на новый тип вооружения, с чем США соглашалось, однако утверждая, что применили его русские, выпустив из-под контроля новую технологию, и созвали внеочередное совещание ООН, потребовав от СССР отчета о новом виде оружия, и настояли на присутствии в образовавшихся Зонах международных комиссий. На приезд комиссий ООН СССР дало согласие, основав на Периметре первый миротворческий контингент, через полгода погибший под прорывом, но отчет об оружии давать отказалось, потребовав, чтобы вместо домыслов США предоставили реальные доказательства его существования.
  Часовые, стоявшие у входа на базу, переминались с ноги на ногу и, плюнув на устав несения караульной службы, перекидывались на ржавой бочке в карты. Увидев путников, бросили косой взгляд, однако к шлагбауму не подошли, и вообще не проявили никакого интереса, словно такие визиты случались по сто раз по дню. Коперник побагровел, увидев явное пренебрежение к службе. За такой караул в Арсенале их немедля отправили бы чистить выгребные ямы. Но тут его обвила тугая волна, разом пригвоздив к месту, в боковой караулке блеснули огненные глаза и, постукивая острыми когтями, оттуда вышел чепрачного окраса кеноид. Он окинул их грустным взглядом, увидев прыгающие в глазах Доктора ироничные огоньки, приветственно махнул ему хвостом, зевнул на показ, и ушел обратно в караулку. Сдерживающее поле исчезло, караульные встали, отвешивая проигравшим подзатыльники, и подошли к путникам.
  - Здорова, ребята! Не смотрите что у нас тут так это ...немного расхлябано - когда тебя страхуют кены, можно немного расслабиться. Шпики никогда не перлись бы в лоб - их Людвиг за версту чует, а вот сталкеров ни за что не пропустит. У них к ним свои, особые счеты. Так что будьте как дома, у нас тут весело, скучать не будете. Оружием размахивать не советую, особенно с непривычки, кены спрашивать не станут - спеленают, и скажите спасибо, если дыхание оставят.
  - Может сдать при входе? - Крамарь потянул с плеча автомат.
  - Да не, не стоит. Еще потянет кто, а кены в наши дела не вмешиваются, потом крайнего не отыщите.
  - Бардак у вас, ребята, дисциплины не хватает - Коперник положил руки на ремень, и впился взглядом в конопатого.
  - Товарищ майор, докладывает старшина Чередниченко: происшествий нет, нарушителей периметра не обнаружено, за время дежурства ничего подозрительного не происходило, активности со стороны шпиков не наблюдалось. Пальма разродилась благополучно и вскоре готова приступить к дежурству и караульной службе. Щенки кенов обладают высоким индексом пси-активности и сформированным речевым аппаратом, пригодным для прямого словестного общения.
  - Молодец, Чередниченко. Объявляю благодарность, и мои поздравления Пальме.
  - Зря вы так, товарищ майор. Это целое событие, щенки обладающие речью, мы этого ждали много поколений. Как видите, я могу и по-уставному, но хочу подчеркнуть, устав ни коем образом не должен заменять сердечности. Это снижает уровень эмпатии и ухудшает связь с напарником в боевых условиях, а значит, подрывает боеспособность.
  Коперник кивнул:
  - Извини, боец. Нелегко привыкнуть, что тут все по-другому. Вам виднее как организовывать оборону. Смотришь на эти плакаты - он указал на размытые дождями изображения - и думаешь, что ты до сих пор на большой земле, в учебке.
  - Бывает, товарищ майор. После Экс-два мы и этому рады. Брюс вас ждет с самого утра, он собрался с офицерами в 'Пьяном упыре' - это наш бар, будете идти мимо, не промахнетесь. Но, если вдруг заблудитесь, спросите дежурных кенов, говорить, как Протос, они не умеют, но дорогу укажут и проведут.
  - Не стоит, у нас есть провожатый... - Коперник обернулся, однако ни Доктора, ни главы Рода уже не было.
  - Так как нам отличить дежурного кена? - Крамарь, налаживая отношения, бросил часовому пачку 'путних' сигарет.
  Чередниченко, ловко поймав пачку в воздухе, широко улыбнулся:
   - Да проще простого - у него на шее бирка висит 'дежурный'.
  Путники пожали плечами и не торопясь пошли в указанном направлении, сопровождаемые взглядами снайперов, которые, видя со своих позиций один и тот же опостылевший за день пейзаж, были не прочь найти занятие поинтереснее. А что может быть интереснее, чем представители пути на 'стой-замри'? Будет что рассказать вечером ребятам в баре. Как этого высокого Людвиг ловко спеленал, тот даже пикнуть не успел! Доктор, пройдоха, ведь не предупредил, а если у кого сердце слабое? Оно ведь с перепугу всякое может быть. Хотя, на пугливого майор путников явно не тянул, даже Рыжий, и тот в струнку вытянулся, и чин по чину выдавал, как положено по уставу, забыв, что перед ним путник. Хотя Брюс и приказал валять перед путниками дурку, но, майор, наверное, раскусил этот трюк. Интересно бы знать, раскусил или нет? С чего вдруг взял что майор? Да оптика на винтовке будь здоров - не то, что погоны, стежки пунктирной красной звездочки на броне видны. Винтовку направлять, конечно же, не стал - влетело бы за такое провокационное движение, а вот оптику снять и смотреть в пол оборота, это в два счета. Вот такие вот мы, снайпера, народ, до подробностей весьма охочие, а иначе в нашей профессии никак. Эх, стрельнуть что ли у Рыжего, сигаретку?
  - Коперник, а не кажется тебе, что нас водят за нос? - прошептал Крамарь, осматривая расположение огромных ангаров.
  - У них нет оснований нам доверять, конечно, проверяют. А вот способности кеноидов это неожиданность. Мы все знали, у них тут на Глуши собаки. Ну, собаки и собаки, что тут такого особого? Но нам даже в страшном сне не могла привидеться параллельно развивающаяся ветвь разума! Оборотни, доминусы, морлоки - это все известно, понятно - мутировавшие и выродившиеся в аномальном поле люди, но вот возникновения новой ветви разума... это что-то новое.
  - Если лесники имели поддержку кеноидов, то почему сидели тише воды, ниже травы? С такими силами они давно могли стереть в пыль и постулат, да и нас тоже. Их хоть и меньше чем нас, но кто знает, скольких может спеленать такой псионик? После вылазки на Арсенал прайда кеноидов, лесникам только бы и осталось, что перещелкать нас как куропаток.
  - А вам не кажется, что мы заблудились? Сплошные ангары и никого на горизонте? - вдруг встрял Дуда.
  - Да они наблюдают за нами, голову на отсечение даю! - Крамарь скользнул глазами по крышам ржавых ангаров.
  - Наблюдают. Значит надо делать то, что от нас хотят и ожидают - Коперник оглянулся по сторонам, и тут из-за ангара вышел лобастый кеноид с биркой на ошейнике и уселся на дороге, склонив голову на бок и вывалив розовый язык.
  - Эээ... любезный... - тьфу ты, а ведь не могу - Крамарь смущенно посмотрел на остальных - не могу признать, что эта псина разумна. Словно затор какой-то в голове. Пока Протос говорил, все было словно на своих местах - раз говорит, значит, разумен, а тут овчарка как овчарка. Нет, сами пробуйте!
  Пока путники переминались с ноги на ногу, Дуда присел, посмотрел кеноиду в глаза, тот вдруг встал и выжидательно посмотрел на людей.
  - Так, уже лучше. Уверен, что ты сказал правильно? - Крамарь скосил глаза на молодого.
  - Не уверен. Просто вдруг вспомнил наш бар и пьяного Браму в хменьном угаре, что-то орущего и доказывающего Скале. В голове словно зашумело - Дуда сделал вращательное движение кистью над головой - и будто рассмеялся кто-то внутри.
  - Ага. Ну, веди нас, Сусанин, веди нас, герой, мы дружной толпою пойдем за тобой... только учти, болота тут рядом.
   Кеноид неторопливой походкой вел их через громады ангаров и заросли бурьяна, пока они не оказались во внутреннем кольце Глуши, незаметном снаружи. Какой мыслью пользовались проектировщики, неизвестно, но вряд ли удачной. Несколько двухэтажных кирпичных зданий выглядели как-то кособоко, местами покрылись трещинами, и светили наспех замурованными провалами, которые никто так и не удосужился побелить или заляпать краской. Длинные серые бараки выглядели немногим уютнее, но их угловатый вид напоминал скорее фермы, нежели казармы. Складывалось такое впечатление, что Глушь пережила сильное землетрясение или сокрушительный ракетный обстрел. Поскольку возможность использования для подобных целей летательных средств была весьма сомнительна, особенно вблизи центральных секторов, то в землетрясениях сомневаться не приходилось. Порой прорыв набирал таких титанических оборотов, что не выдерживали и рушились даже толстенные бетонные перекрытия, и уходила из-под ног стонущая земля.
  Путники с интересом рассматривали внутреннее кольцо. За эти десять лет никто из них тут еще не был, переговоры о кратковременных перемириях велись у самого входа на базу, и, как правило, много времени не занимали. Лесники не были рады гостям, да и сами в гости не напрашивались, редко покидая территорию Глуши, уделяя основное внимание северу, где находился Экс-два, кишащий постулатовцами, и Чертову лесу, где время от времени появлялись и так же таинственно исчезали шпики. Среди сталкерской братии ходили упорные слухи, о том, что лесники нашли путь к Периметру со своей стороны, в обход Арсенала и Могильника, но это было весьма сомнительно - глубочайшие болота, образовавшиеся вместе с Зоной, были столь непроходимы, что соваться в них было равносильно смерти. Потому северо-западная сторона Периметра жила в относительном затишье, не прорываемая бандформированиями и прочими лицами нелегального происхождения. Однако слушать со стороны Зоны бесконечные леденящие крики и рев местной фауны было довольно жутко, и уже спустя несколько месяцев северо-западный Периметр обозвали парком мезозойского периода, передразнивая провалившуюся в советском кинопрокате ленту голливудских творцов. Офицеры из 'мезозойского периода' шутя, предложили написать коллективное письмо Спилбергу и пригласить его на натуру в здешние болота, гарантируя незабываемую палитру впечатлений и фантастическую реалистичность картинки. Чем закончилась история с письмом, никто кто знает, но вместо Спилберга Зоной неожиданно заинтересовались отечественные кинематографисты, всего за неделю сняв такой сногсшибательный материал, что хроника 'Семь дней из прошлого', воочию демонстрирующая обитателей 'мезозойского периода', порвала все мировые рейтинги. Выкупаемая в основном зарубежными спецслужбами и служащая в дальнейшем материалом для создания пособий по выживанию в северо-западном секторе. В титрах фильма шел список благодарностей к руководителям Минобороны и личному составу северо-западного Периметра Первой Чернобыльской Зоны, оказывающих неоценимую помощь, и принимающих активное участие в создании фильма. Но в них не упоминалось о безвестных солдатах, сражавшихся в 'мезозое': не был упомянут старшина Живицкий, тащивший окровавленного режиссера на своих плачах до самого Периметра, отстреливающийся до последнего патрона и отбивший драгоценную камеру у свирепня, не был упомянут лейтенант Кузьмин, прикрывающий съемочную группу и пропавший среди болот, не был упомянут рядовой Асамбеков, отбивающийся ножом от гидры. О них не было написано - они были навечно запечатлены на пленке, сразу став общенародными героями, получившими внеочередные звания. Из финального монтажа 'семь дней из прошлого' были убраны только самые кровавые сцены, и сцена исчезновения лейтенанта Кузьмина, чья судьба неизвестна до сих пор.
  Кеноид посмотрел на Дуду, и кивком головы, совсем как человек, указал в сторону приземистого строения, на крыше которого отплясывал матерый упырь. Оружие само собой взлетело в руки путников, скупые очереди прорезали воздух, уходя трассерами в небо, и они отскочили за первый попавшийся ангар. Дуда, оставшийся на открытом пространстве перекатился через голову и упал в рытвину наполненную битым кирпичом, выставив ствол вверх ожидая нападения. Однако упырь не атаковал и, как ни в чем не бывало, дальше продолжал отплясывать на крыше бара. Кеноид, не тронувшийся с места, вдруг запрокинул голову вверх и оскалил в пароксизме смеха клыки.
  - Эй, ребята, где вы там? Выходите, опасности нет! - прозвучал от бара встревоженный выстрелами голос.
  Коперник осторожно выглянул из-за ангара. У дверей бара стоял изумленный, встревоженный выстрелами белобрысый лесник в камуфляже защитного цвета и, перехватив взгляд майора, посмотрел наверх.
  - А, это... теперь точно Рыжему накостылять надо, он совсем забыл вас о нем предупредить - это морок, ну голограмма.
  Он ловко как белка вскарабкался по отвесной серой стене, стал рядом с упырем и провел рукой по воздуху. Рука белобрысого нелепо торчала из груди упыря, а тот продолжал отплясывать, словно треплемое на ветру знамя.
  Коперник сплюнул под ноги, Крамарь что-то проворчал, Дуда вылез из ямы, сплошь изгвазданный крошевом кирпича, Варяг скупо ухмыльнулся, а Молчун, пятый член отряда, промолчал. За все время рейда он не проронил ни слова - не зря его прозвали Молчуном. Говорил он крайне редко, предпочитая обмениваться жестами, всегда знал что делать, даже говорили, что он онемел, после того как его втянуло в 'воронку', но это были вымыслы - говорить он умел, но чаще молчал. Вот и сейчас, разбежавшись и хватаясь за выступы, он вспрыгнул наверх за белобрысым, провел рукой по упырю, попробовал подергать его за клыки, пожал плечами и спрыгнул вниз, дожидаясь лесника. Тот спрыгнул следом, пожал руку Молчуну, потом всем остальным:
  - Извините, ребята, накладочка вышла. Я Макс, Макс-снайпер. Так меня называют, хотя стрелок я так себе, стреляют и лучше. А этот морок, голограмму - он посмотрел наверх - кены повесили, давно повесили, когда мы тут все разгребали и бар организовали. Долго думали, как назвать, головы ломали - бар без названия, что корова без вымени - в общем, должно быть название, хоть он тут один на всю округу. Ну и набрались в самую зюзю, пока это самое дело обмывали. Сурен как шел обмывать, так заранее, видать, это дело начал, в дверь не вписался - все ржать, хотя сами косые - 'Ну ты и гребешь, Сурен - как пьяный упырь!' Упырь ведь точь-в-точь так петляет, когда круги нарезает и от очереди уходит, ну а кены как всегда под ногами вертелись, зубы скалили и тихо прифигевали - с чего мы на все на рогах и ржем. Ну, мы им по-простецки ответили - 'Не в обиду мол, но вам не понять, пока пол-литра сами не всосете!' Всосали кены или не всосали, но только хвосты мелькнули, из бара как сквозняком вынесло. Ну, мы посидели еще малехо, и давай расходиться, и так целую ночь на радостях открытие обмывали.
  Выходит, значит, первым Бурлак, ноги тянет, за стену опирается, вышел он из бара во чисто поле, обернулся, сказать что-то хотел, но лыка не вяжет - и вдруг как заорет, ствол цап и очередью над головами. Ну, мы все как один попадали, бошки руками прикрыли - писец думаем, приплыли. Белочка видать набежала, хвостиком по мозгам навернула. Кинулся я, значит, с ног его сбил, автомат вырвал - глядь вверх - матерь божья - на крыше упырь пляшет! Ну, и заорал еще похлеще чем Бурлак и тоже очередью. Ну, хоть и поддатый был, заорал-таки по делу - 'спасайся, кто может - упырь, сучара!!!'. Мужики - кто внутрь ломанулся, кто на поддержку мне - грохот от очередей был, уши заложило, а он знай себе отплясывает. Тут смотрим, из кустов кен вываливается, ржет, зубы так характерно оскаливает, и голова опрокинута. Вкурили мы, что тут что-то не то, они ведь первыми тревогу бьют в таких случаях, а тут ржет, по земле катается - и не один, весь прайд в кустах угорает. Мы к ним - 'че за фигня?', а они телепатируют - 'шутка юмора мол'. С тех пор он тут так и висит, но в чувстве юмора кенов мы больше не сомневались.
  - Веселая история, только могли бы и предупредить. Еще сюрпризы имеются, а то хвататься нам за стволы, при случае, не хвататься? - Коперник посмотрел на часы - Если на этом все, то мы к Брюсу.
  - Майор, это же не нарочно, мы давно привыкли к нему и внимания не обращаем, хотя поначалу самого мандраж пробирал аж до копчика - Макс открыл дверь и впустил путников в просторное помещение, в котором пахло травами и домашней кухней - Брюс за вами Анархиста послал, сообразив, что вы с непривычки тут заблудитесь, а Анархист, сукин сын, предупреждать не станет, мода у него такая, дурашливая. Говорит, между вами ментал есть, и он хочет с ним потолковать.
  - Добро, пусть говорит. Все равно совещание только для офицерского состава. Дуда, Молчун - остаетесь с Максом, только в зюзю не напиваться, не шалить, и по морокам не стрелять.
  Он толкнул толстую металлическую дверь, и протиснулся в бункер, в котором было накурено так, хоть вешай топор.
  - Ну, начальство пусть толкует - кивнул Макс на бункер - а мы пошли, посидим у костра, да накатим с ребятами за знакомство. До зюзи поить не станем, приказ есть приказ, а за воссоединение не грех и выпить. Верно, Анархист?
  Анархист согласно оскалил клыки, думая какие же будут люди веселые, когда накатят за знакомство.
  Коперник пригнулся, чтобы не стукнутся головой об балку, и спустился по ступенькам вниз. При виде путников офицеры лесников встали, приветствуя гостей, а Брюс указал на свободные места:
  - Что-то вы задержались, мы вас ждали немногим раньше, за время вашего отсутствия мы успели, как следует изучить документы и все как следует обсудить. Надеюсь, вы не против?
  - Да нет, что вы, у вас так весело на Глуши - сначала болота, потом упырь этот, танцующий.
  - Непорядок - нахмурился Брюс - Анархист должен был предупредить, он хороший эмпат, и может транслировать мысли напрямую в виде озвученной мысли.
  - Ну, на то он и Анархист. Бог с ним, с упырем, местами было даже весело. Так что вы решили? - Коперник сел за стол, рассматривая внимательные, сосредоточенные лица, с воспаленными от бессонницы глазами.
  - В целом, мы согласны, но у нас есть несколько встречных условий, касающихся внутренней структуры лесников, если мы согласимся войти в ряды ПРО, объединив былую раздробленность.
  - В документах прямо указано - и Путь, и Лесники, в случае согласия, полностью сохраняют свою структуру и внутреннее соподчинение, в необходимых ситуациях прислушиваясь к мнению начальника разведывательной службы генералу Трепетову, которого все вы, здесь присутствующие, знаете как Звездочета. Хочу добавить, именно Трепетов описал возникшую ситуацию в Зоне, уделив особое внимание тому, в какой ситуации мы здесь оказались из-за недостаточности разведывательных данных десять лет назад и рискуя головой представил свой отчет в Минобороны. Можно сказать, только благодаря ему, мы воскресли как для общества, так и для родных.
  - Майор - постукивая ладонью по столу, ответил Брюс - мы все уважаем заслуги Трепетова, и глубоко ценим все, что он для нас сделал. В этом нет никакого сомнения - вся база на ушах стоит и каждый норовит попасть в группу, что отправится к Периметру. Вопрос не в людях - вопрос в кеноидах. Как быть с ними?
  - Я не понимаю о чем вы, Брюс. Если Род оказывает поддержку лесникам, то это ваше внутренне дело, мы не будем вмешиваться.
  - Видите ли, Коперник - снял очки один из офицеров - так может показаться только на первый взгляд. На самом деле проблема кеноидов намного глубже. Она касается также и вас лично и пути, да и всего человечества в целом. Если позволите, Брюс, я поясню нашим гостям.
  - Я не возражаю, Томенко, ксенобиология - это ваш конек.
  - Спасибо. Покойный Марков ведь не просто так не шел на примирение с путем, с Кречетом. Говорят, о покойниках или хорошо, или никак, но выбирать не приходится. Если брать начало нашего раскола, то попав в Зону никто из нас еще не осознавал, с чем мы имеем дело, чем все это закончится, и главное когда. В таких условиях у многих не выдерживала психика. Многие из нас едва-едва закончили учебку, совсем еще дети, мы даже стрелять толком не умели, что уж говорить об умении воевать и выживать, тем более в Зоне. Я вот, например, с института загремел и страшнее кошки зверя в глаза не видел, а тут - Зона. Поэтому нервные срывы в условиях неизвестности, когда вокруг сжимались аномальные тиски, были неизбежны. Одна из возможностей их избежать, занять людей делом, вы это знаете не хуже меня. Офицеров среди нас можно было на пальцах пересчитать, и Марков с Кречетом разошлись во мнениях. Мы ушли за Марковым, предпочитая хотя бы делать попытки вырваться из этой удавки. Но я не об этом, я, главным образом, о кеноидах.
  После того как Кайман вывел нас из аномального лабиринта предбанника и привел нас на базу, он сам открыл нам правду о Роде и прайдах. Уже тогда существовал Род, он был его основоположником, истоком - особь, имеющая соединенные цепи в сознании, открытые Доктором, и волей случая попавшая в Зоне в 'стикс', особое аномальное поле. Поле настолько редкое, что даже в Зоне, щедрой на диковинные флюктуации времени-пространства, за десять лет оно возникало всего дважды - одно здесь, на Глуши - другое на Экс-один. Не буду вдаваться подробно в метафизику, я сам многого не понимаю, но в поле 'стикса' время течет иначе, сразу в нескольких направлениях. Физическое время не отличается от нашего, но поле сознания и мыслительных процессов ускоряется в нем во множество раз, и чем ближе к центру 'стикса', тем быстрее идет время. Кайман не говорил, сколько он был в эпицентре, но зародыш разума, вложенный в него Доктором, превратился в спрессовавшихся тысячах лет в разумную самосознающую единицу. Так появилась разумная ветвь кеноидов. Имея недюжинные способности разума и физической ловкости, истребив волколаков, он стал вожаком и вскоре, также как и они, стал обладать даром пси-восприятия, но умноженным в несколько раз. Тогда и созрела в нем мысль о создании Рода. Повинуясь его железной воле, стая слепышей вошла вслед за ним в 'стикс', испила до дна и вышла измененной. В первом поколении кеноидов еще были слепыши, обладающие зачатками разума, но второе поколение, ровно через два года, превратилось в тот вид, который мы знаем теперь. Мы приняли это как данность - эта метаморфоза совершалась у нас на глазах, и сомневаться в ее истинности и эпохальности нам не приходится. Вполне возможно, что и наш далекий обезьяний предок попал в 'стикс' или подобное поле, что объясняет мощный эволюционный скачок в одно поколение, о чем вам уже рассказывал Доктор.
  Коперник помассировал виски:
  - Томенко, я не понимаю, чем, собственно, вызвана озабоченность кеноидов в данном вопросе.
  - Вопросом выживания вида - прозвучал голос с противоположного конца стола, где сидел седой как лунь кеноид - рано или поздно, люди увидят в нас конкурентов, что может повлечь за собой полное наше истребление. То, что показывали вам Протос, Людвиг или Анархист - игрушки по сравнению с мощью психической силы кеноидов и Рода. Я вижу в ваших мыслях вопрос - как лесники скрываются от прорыва без укрытий и бункеров как на Арсенале. Их защищаем мы, формируя поле, которое не может преодолеть управляемая стихия прорыва. Мы ответственны за людей - люди ответственны за нас, подарив нам возможность выжить и храня нашу тайну уже десять лет. Симбиоз и существование на равных - равновесие, в котором мы жили все эти годы. Пришло время перемен - в мир грядет иное, засеявшее искру разрушения, идущее собирать конечную жатву, и мы не хотим быть истребленными до того момента, как остановим его ход.
  - Но...
  - Молчи, человек, не утруждай меня словами, я вижу их задолго до того, как они возникнут у тебя в сознании. Я - Буран, сын Каймана, проживший уже десять лет, и не всегда имею достаточно сил, чтобы доносить слова Рода людям. Мои обязанности обычно исполняет Протос, но сегодня особый день - я не могу сидеть в стороне, наблюдая как уже сейчас, вы сеете зерна вражды между нашими видами. Если люди не изменят свой разум - погибнете не только вы, погибнет вся планета, призванная быть колыбелью разума для множества видов. Если ваша гордыня не позволит этого признать - это станет началом конца. Вам трудно вместить, что блохастая собака, звенящая цепью и служащая вам за миску помоев, может иметь разум не только не уступающий, но и превосходящий ваш собственный. И потому, дабы вы не чувствовали себя ущербными, не умея нас слышать, Протос и его линия добровольно пошли на изменение себя, перестраивая гортань для человеческой речи. И как сказал Брама: 'пока Протос говорил - все было словно на своих местах - раз говорит, значит разумен'. Мы готовились к этому - но мы можем давать полноценное потомство не раньше двух лет, и чтобы закрепить наш вид на уровне планеты, не требующий дальнейшей генетической коррекции, нужно семь поколений, четырнадцать лет. Из них прошло только десять. Марков исполнил свое слово перед Родом, дал нам столько времени, сколько смог жить сам. Сможет ли Путь дать гарантии, что наша тайна не будет разглашена и открыта миру без нашего ведома?
  Седой кеноид повернул голову к Копернику, и тот только сейчас заметил, что его слова раздаются у него в голове.
  - Я могу поручиться только за себя - ваше существование останется в тайне. За весь Путь я поручиться пока не могу, но думаю, Кречет поймет вашу обеспокоенность, и мы достигнем необходимого решения в принятии мер предосторожности.
  - В таком случае Род поддерживает решение лесников о вступлении в ряды ПРО, при условии сохранения тайны нашего происхождения. Мы также окажем помощь экспедиции на Периметр, проводя охрану от аномальных воздействий на случай внезапного прорыва или атак псиоников. Прайд Грея на месте и готов к действию.
  - Наши люди тоже готовы, они прошли предбанник. Коперник? - Брюс посмотрел на задумчивого майора.
  Коперник посмотрел на запястье, проверяя данные с голема:
  - БТРы на подходе, транспорт подан, проводники проведут вас к южному периметру. Если на этом все, то мы...
  Тут Буран поднял седую голову и неожиданно обратился к Варягу:
  - Какое вы имеете отношение к Роду?
  - Я вас не понимаю - растеряно посмотрел на кеноида разведчик.
  - В вашу сторону направлена мысль от некого Вереса - 'Где тебя носит, сукин ты сын, меня же сейчас сожрут!'.
  
  - 06 -
  
  Шкилябра шла по следу почти не принюхиваясь к размокшей за ночь земле. След был ясным и глубоким - обессиленная жертва, теряя последние силы, спотыкаясь и волоча ноги, уходила на север. Шкилябра не спешила. Ей нравился азарт охоты, долгое, методичное выслеживание добычи в гибельных, плюющихся голубыми колючками разрядов лабиринтах, под свежим, дующим со стороны Экс-два, радиоактивным ветром. Жертва уходила все дальше, зажимая кровь из раны на боку, капли которой, стекали на коричневую траву, щекоча ноздри, заставляя ее останавливаться и втягивать дразнящий солоноватый запах. Она не боялась, что добыча ускользнет - запах был четким, след становился все глубже и путаней, показывая, что силы человека на исходе. Никто не позарится на ее добычу - при виде стремительного, едва различимого в воздухе силуэта, все живое в панике забивалось в норы, дабы скользящая мерцающая смерть пронеслась мимо. Она играла, упивалась страхом, ведшим ее намного лучше запаха крови. Пули, прошедшие по ее боку, лишь добавили азарта и уже вышли, раны затянулись на бегу, шерсть легла ровнее, прикрывая гибкую хитиновую чешую. Чуткий слух различал малейшее шевеление в сгустившемся тумане, но не было даже намека на присутствие псов, чей взгляд ранил сильнее пуль. Шкилябра хрипло зарычала - кеноиды, единственные враги, такие же быстрые и беспощадные как она сама, жили южнее, их земли остались позади, и теперь можно не таясь настигать одинокую беззащитную жертву, не опасаясь, что они вынырнут, будто из-под земли.
  Верес вылез из воды и ничком повалился в высокую, острую траву, судорожно хватая ртом воздух. В обуви хлюпало, комбинезон напитался водой и лип к телу, рваную рану сводило короткими злыми судорогами и невыносимо жгло. Непонятно от чего жгло, то ли само по себе, толи из-за воды. Вода была удивительно хороша - от синих, сапфировых потоков, глаз не отвести, от активности - счетчик не унять. Где-то тут поблизости должен стоять Экс-два, или как его еще называли - 'эхо'. Правда, тех кто знал про 'эхо', и что, собственно, значит это самое 'эхо', можно по пальцам пересчитать, если они вообще найдутся. Разведчик осторожно отполз в кусты, стараясь не шевелить ветки. У него в запасе было полчаса, не больше - шкилябра догадается, что ее провели и пойдет вдоль ручья. Но полчаса это целая вечность, за полчаса можно многое успеть - например, сдохнуть от боли. Он разорвал зубами мягкий, непромокаемый сверток аптечки, вытянул анализатор и приставил к ране. Анализатор зажужжал, всадил в рану несколько уколов и вопросительно замигал, требуя решения человека. Верес с трудом открыл глаза, его бил крупный озноб и сил хватило только на то, что бы посмотреть на сообщение диагноста и опереться спиной о дерево. 'Ввести снотворное?'. Ага, как же, снотворное, сейчас для этого самое время. Тут она меня и сцапает, тепленького. Рывкообразная боль стихла, откатилась куда-то вглубь, выворачивая внутренности, и по ране расползся холодящий слой сентоплоти. Хорошая штука сентоплоть - стерильная, антисептическая, быстро стягивает раны и прирастает как родная. Стоит дорого, но жизнь все-таки дороже. Можно было бы насобирать 'слизи', собственно из которой и производят сентоплоть, и прилепить на рану - не так эстетично, но кому какая разница - это не пляж, где зеленоватая, отливающая трупными пятнами 'слизь', может вызвать немалую панику среди населения. Сентоплоть идеально копирует структуру окружающих тканей, быстро пропускает нервные волокна, в общем, еще одна находка для человечества, настоящий переворот в косметологии и прочей трансплантации. Правда имеется один существенный недостаток - для того что бы сентоплоть прижилась, требуется наличие большей части организма. И если он сейчас не откроет глаза и не встанет, то шкилябра любезно огрызет ему эту большую часть. Угораздило же его нарваться на шкилябру! Обычно они держатся по окраинам, а эта выскочила прямо на него, у старой водонапорной башни в хуторке упырей. Упырь штука неприятная, но со снайперского вала вполне пробиваемая. Если знать, как он петляет, то вычислить его траекторию не так и сложно, а вот шкилябра другое дело. В эту бестию попасть просто невозможно, хотя голем ручался, что бронебойная очередь прочертила ей бок. Но убедится в этом, времени не было. Учуяв человека на самом верху башни, она промелькнула по хутору, вихрем проносясь меж аномалий, на обход которых у него пошло почти час времени и два рожка патронов - на особо голодных упырей. Вопреки устоявшемуся мнению, упырь довольно таки уязвим. Хоть у него и имеется 'непрогляд' режим, уводящий его в невидимость - но на последнем рывке он всегда бросается на жертву, раскинув руки, стараясь заключить в страстные объятья. Вот в этот самый момент и надо стрелять - не раньше, и уж точно, не позже. Во время его зигзагообразных танцев попасть в него на повал сложно, вот взбесить - запросто. И когда он откроет свои грабли, на миг застывая, победоносно рыча и демонстрируя клыки - очередью в лоб, желательно бронебойными. Он берет на страх. Если нет страха, то он не такой уж не убиваемый, как болтают языками собратья сталкеры. Вот шкилябра другое дело, это живое воплощение убийства, машина смерти в действии. И, если судить по остаткам информации, как раз для таких целей и взращиваемая. Но за точность этих данных ручаться было нельзя, в большинстве случаев восстанавливать ее приходилось из пепла, а он не самый лучший рассказчик. Неизвестно почему от идеи построения противоракетного щита, которым изначально занимался 'Проект', он внезапно перешел к взращиванию вот таких вот тварей. Теперь спросить не у некого, но факт остается фактом - двадцать лет 'Проект' тихо-мирно, не привлекая внимания, в условиях строжайшей секретности, занимался щитом, отсасывая на себя громадные ресурсы и вдруг возникает Зона. Теперь остались одни загадки и домыслы. Но все это потом, если останется время, а пока что шкилябра тенью скользнула по поросшей мхом винтовой лестнице и Верес лихорадочно разрядил очередь прямо через подгнившую крышу водонапорной башни, надеясь хотя бы зацепить хищницу. Шифер разлетелся крошевом обломков, когтистая лапа молниеносно хлестнула по боку, и тут же рвануло вторично, гулко, раскатисто, выпуская багрово-огненный цветок, сминающий и отбрасывающий в человека в сторону.
  Вересу повезло, он упал в заросли ивы. При другом раскладе такого даже врагу не пожелаешь, но сейчас выбирать не приходилось, ива приняла обмякшее тело человека пружинистой волной, и тут же затянула в свои недра, чтобы не спеша, и основательно переварить. Он очнулся от тупой, глухой боли, всматриваясь в сумеречное небо, на котором уже выкатилось из-за горизонта желтое яблоко луны. Голем разразился радостной трелью, таки сумев активизировать раздавленную при падении аптечку, и Верес с отвращением оторвал от раны стебли ивы, успевшие присосаться к ране, жадно всасывая кровь. С минуту он лежал, прислушиваясь к действию стимуляторов, трелям цикад, выискивая среди пения тихое шипение шкилябры, а потом начал выбираться из острого сплетения ветвей. Благо ива ночью спит, и незачем ее тревожить, но все же лучше немного поспешить, чем немного опоздать. Особенно когда имеешь дело с шкиляброй. Слезящиеся глаза едва различали черный зев башни, обрушившиеся пролеты ступеней, и маслянистую гарь разорвавшихся облупленных бочек, которые он заметил еще при подъеме наверх, и которым не придал значения. Не только он, многие приходившие до него, равнодушно скользили взглядом по их ржавым бокам, предпочитая не выяснять что внутри. Судя по результатам, ничего хорошего там не было - рвануло изрядно, разметав ветхую, поросшую плесенью шиферную крышу самое меньшее на километр и накрыв шкилябру. По крайней мере, очень хотелось на это надеяться. Едва он выполз наружу и наспех приложил на рану сентоплоть, как завалы внутри башни зашевелились, и оттуда послышалось змеиное шипение. Верес чертыхнулся, но не смог себя заставить подойти к башне и попытаться ее добить пока она приходила в себя. Шкилябры коварны и могут притворяться ранеными, подманивая к себе неосторожную жертву. Разведчик не стал рисковать, а, прижимая руку к ране, начал уходить на север, в сторону Экс-два. Ночь была лунная, ясная, в общем, чудо, а не ночь. Хорошая ночь, что бы уходить от шкилябры. Если кто не в курсе, шкилябра самый опасный обитатель Зоны. 'Мобильный истребитель пехоты', как она значилось в клочках, оставшихся в упоминаниях 'Проекта'. Не верилось, что в такой огромной стране, есть секреты от отдела ПВО. Впрочем, отдел сформировали гораздо позже, после реформ, потрясших все основание общества, доказав миру - коммунизм, есть идея прогресса и будущее человечества, а капитализм обречен на неизбежную деградацию, не имея за собой ничего, кроме идеи быстрой и сиюминутной наживы. Право, какие любопытные мысли забредают в голову, когда покрываясь холодным потом, ты бредешь меж аномалий пересчитывая патроны в рожке и думая не оставить ли один из них для себя, напоследок.
  Он мысленно сосчитал до трех, глубоко вздохнул и открыл глаза. Сейчас было полегче, сентоплоть сняла боль и озноб затих, неприятно отдаваясь колющей болью в висках. Всегда приходится чем-то жертвовать, чаще всего собой, но тут ничего не поделаешь. Анормалов среди сотрудников разведотряда ПРО можно пересчитать по пальцах и все на разрыв, не успевая уследить за происходящим в разных частях громадной Зоны. Еще один секрет. Диаметр Зоны, вытянутой в сторону севера, не превышает ста километров, а вот внутри она намного больше. И почему, никто не знает. Аналитики говорят - эффект компактификации пространства. Умники! Их бы сейчас сюда, увидел бы он, как бы те запели, узрев даже самого завалящего, облезшего слепыша, а уж о шкилябре мы скромно умолчим. То-то и оно. Сталкеры не в счет - простые искатели артефактов, любители приключений и острых ощущений на все доступные части тела. Дипломированные спецназовцы-ветераны и иже с ними прочий люд суровой военной наружности. Тщательно проверяемый особистами как на предмет профессиональной пригодности и выживаемости в Зоне, так и на умение молчать за высокими стенами Периметра. Но не зря говорят, что у сталкеров язык как помело. Хотя и тут тоже имеется один огромный плюс - за оттрубившими контракт сталкерами, ушедшими за стену Периметра, как за ценными источниками информации велась настоящая охота зарубежных спецслужб. Но прошедшие Зону бродяги чуяли опасность нутром, каким то шестым чувством и чаще сами приволакивали неудачливых вербовщиков в соответствующие учреждения в бессознательном, нокаутированном состоянии, предъявляя на входе личный жетон сталкера-ветерана. За что их любить, вербовщиков? Сталкерская братия очень хорошо помнила тихий треск LR-300, направленный строго в спину. Треск! Верес рухнул в прелую траву, сбитый с ног резким подкатом и над головой прозвучала глухая очередь. Разведчик рывком откатился в сторону и потянулся за валом, но в лоб угрюмо смотрело дуло швейцарской SIG-550, холодные глаза по ту сторону прицела оценивающе смотрели на разведчика. Приплыли. Раздался плеск, рев, шкилябра довольно взвыла, распрямляясь в прыжке, и внезапно тяжело рухнула в ручей.
  - Ты всегда такой неповоротливый?
  Верес отвел взгляд от бездыханной шкилябры, темным пятном лежащей посреди ручья, и посмотрел на стрелка. Твердая рука рывком подняла его на ноги, и тут же оглушительный удар повалил его наземь. Голова взорвалась новой вспышкой боли, рану словно ошпарили кипятком, но тут боль прошла, и сквозь материю в руку вонзился инъектор.
  - Какого... - просипел он, рассматривая маскировочный комбинезон.
  - Такого. При воздействии кинетической энергии 'слизь' впитывается быстрее и естественнее. Не знал?
  Разведчик отрицательно покивал головой, с трудом фокусируя глаза на тонкой девичьей фигуре.
  - Ну да, откуда вам знать. И откуда вы такие беретесь, горе-разведчики.
  - Из-за Периметра - встал пошатываясь Верес - откуда же еще нам взяться. Как ты ее уложила одной очередью?
  - Шкилябру? У данной модели имеется один дефект - на стыке головы уязвимый нервный узел. Не могли же мы оставить такую тварь абсолютно бесконтрольной? Мы не совсем ведь сошли с ума. Только частично.
  - А ты кто, собственно, будешь?
  Боль наконец то отпустила, и разведчик смог рассмотреть незнакомку поближе. Из-под коротких, грубо стриженных, черных как смоль волос, цепко смотрели настороженные глаза, ощупывая пространство. Неизвестного покроя комбинезон ладно сидел на ее фигуре, и довершала этот нехитрый портрет снайперская винтовка, направленная в его сторону.
  - Не бойся, я не шпик.
  - Я боюсь не этого - отточенным движением забросила незнакомка винтовку за спину - смотрю, выворотник ли ты.
  - Ну и как, выворотник?
  - Нет, ты идиот - она развернулась и не оглядываясь зашагала прочь - только идиот будет отлеживаться с подветренной стороны - шкилябра давно тебя почуяла, просто играла как кошка с мышью. Пришлось надавать кошечке по носу.
  - Постой, кто ты такая? - он попробовал схватить ее за рукав, но та выскользнула из захвата, сделав молниеносный выпад. Верес в последний момент сместился с вектора атаки и с минуту они вертелись в вихре ударов и контрвыпадов. Потом она резко остановила бой:
  - 'Альфа?'
  - 'Сигма'. Теперь моя очередь задавать вопросы.
  Девушка тряхнула гривой волос:
  - 'Проект'.
  Верес изумленно приоткрыл рот.
   - Вот они, разведчики. Не мастерства, ни выдержки - фыркнула девушка.
   - А перед кем тут выпендриваться? Перед шкилябрами? Так им по фантику - Верес незаметно восстанавливал сбитое дыхание. Бессонная ночь, гонки с шкиляброй и показательный бой с незнакомкой давали о себе знать.
  - Выпендриваться не обязательно, но мог бы и представится. Не звать же тебя разведчиком?
  - Верес.
  - Гот что ли? Германец? - она насмешливо посмотрела на разведчика, осторожно обходящего 'спираль'.
  - Ага, кельт, причем натуральный, а имя это вересковые пустоши моей родины.
  - Понятно. Полина Северова, русская. Тоже натуральная, эндемичная ветви.
  - Ветви?
  - Что же вы делали эти два года, Верес? После Севастополя прошло целых два года. Неужели вы не знаете?
  - Каких два года, Полина? Очнись, на дворе две тысячи первый год! И чего мы не знаем?
  Полина резко развернулась на каблуках, и Верес едва не налетел на девушку.
  - Десять лет? Прошло десять лет?
  Верес вынул из кармана ПК и бросил девушке. Та поймала его на лету, осторожно присела на замшелую колоду и принялась поглощать данные. Разведчик, вполглаза наблюдая за притихшей участницей 'Проекта', рассматривал просветы неба между сомкнувшихся над головой могучих стволов, прикидывая, куда же его занесло.
  
  * * *
  
  - Вот это новость - посмотрел на Листа Звездочет - ты вспомнил?
  - Частично - покивал головой Лист - увидел запись, и словно что-то сдвинулось в голове. Вспомнил кто она, откуда мы прорывались, и координаты прокола.
  - Какие координаты? - Схима подвинулся поближе, а Шуман, лихорадочно клацая тумблерами, включил запись.
  - Координаты Севастополя. Он находится по ту сторону грани.
  - Какой грани? Шуман, да не стой ты столбом, записывай, записывай - вдруг он опять впадет в беспамятство!
  - Да пишу, я пишу, а если он и впадет, так мы это в один момент исправим. Кстати, дешифрация медальона закончена - можно открывать не опасаясь потери данных. В каждой защите есть бреши, надо только их поискать.
  - Кроме координат, так больше ничего нет - подал голос Лист, и его глаза, раньше сияющие и открытые, словно затянуло пеленой, и в них прорезалась боль - мы не знали куда прорвемся, и доберемся ли вообще. Зона намного больше, нежели мы думаем - она обвивает множество миров, вытягивая жизнь. Дошла очередь и сюда. Вы сами ее пригласили, вернее не вы лично, а вот такие как Шуман - безрассудные исследователи, думающие, что выше них никого нет. Дорога в ад выстилается добрыми намерениями.
  - Конкретнее можно, Лист?
  - Конкретнее некуда. Я не помню детали, все словно в тумане - но информацию о Севастополе и выворотниках вбивали в нас настолько глубоко, что бы даже забыв о себе, мы помнили о задании. Не знаю, что именно стало инициатором, но какое то наше действие, прорвало грань между мирами, о которых мы не знали и не догадывались, считая идею множественности сосуществующих миров нелепой фантазией, вымыслом, присущей людям недалеким и неразумным. Всякого, кто допускал возможность подобного существования, поднимали на смех, называя невеждой и мракобесом, исходя из трезвой позиции понимания мира. Все это правильно, но неверно. Мир многомерен, но если в обычном течении времени параллели не пересекаются, то это не означает, что их нет. Зона - это пробой между гранями, на стыке которых происходит возмущение всех законов, как физических, так и энергетических. Это вход в мир выворотников, но не они были первыми.
  - Стой, а как же тогда Севастополь? И почему он оказался там, по ту сторону, а тут только старые руины?
  - Вам бы не со мной говорить, а с ней - Лист кивнул на замершее изображение исчезающей Полины - это она научник и аналитик. Ее безопасность превыше всего. То, что я рассказал - результаты ее исследований, я только пересказываю и сам многого не понимаю. Полина должна быть где-то здесь, в пределах Зоны, телепорты имеют небольшой радиус действия. Думаю, она сама нас скоро найдет.
  - Но как, это же Зона, она тут в опасности.
  - Не больше чем каждый из нас - горько улыбнулся Лист, рассматривая побелевшего как полотно Ионова, незаметно вошедшего и прислонившегося к косяку дверей - она была здесь задолго до нас и знает больше, чем все мы вместе взятые. В том числе места, где можно отсидеться, а подготовка у нее дай бог каждому - в Севастополе слабые не выживают.
  - Лист, ближе к делу - подытожил Звездочет - у нас есть координаты Севастополя, каким образом это нам поможет?
  - В медальоне кроме координат ничего нет. Если бы нас поймали, то все пошло бы прахом, но мы надеялись, что сумеете во всем разобраться, сняв их с нас на этой стороне. Медальон был изменен - смерть носителя не стирает заложенной в нем информации, но мы не стали вкладывать туда ничего, кроме нахождения Севастополя. Выворотники, почему то, не предают особого значения этой информации. Они уверены в своей несокрушимости, не допуская мысли о том, что люди смогут контролировать мост и открыть проход. Нам удалось открыть его только чудом, но он охранялся не только выворотниками, но это мы поняли слишком поздно, когда нас накрыло разрядом.
  - А кто же тогда Иные?
  - Выворотники - это заложники, поставленные в безвыходную ситуацию. Высосав жизнь иные указали им путь на Землю, пообещав, что за сотрудничество те получат наш мир. Иных никто не видел, но разрушительных доказательств их существования на той стороне больше чем достаточно.
  - 'Наша брань не против крови и плоти, но против мироправителей века сего, против духов злобы поднебесных' - вдруг процитировал Схима.
  Звездочет удивленно оглянулся на Схиму, а Лист, взяв бумагу, начал чертить схему:
  - Для того что бы совершить прокол, нужно как минимум три точки...
  С этими словами Шуман тяжело опустился на стул, снял очки, и отсутствующим взглядом впился в пол.
  - Шуман, ты чего? - Брама подскочил к профессору.
  - Все становится на места. Сфера, три-эхи, сияние...
  - Да что становится на места? Развели тут тарабарщину, хрен поймешь.
  - Лист, или кто он там теперь, подтвердил мои предположения. Этот самый прокол совершил 'Проект', работая над три-эксами, излучателями, генерирующими поле противоракетного щита 'сияние'. До того как три-эксы были запущены на тестовую мощность, здесь была тридцатикилометровая зона. Пораженная и загаженная радиацией от аварии на ЧАЕС, но не более.
  - При чем тут 'сияние'? - нахмурился Звездочет, разглядывая набросанную Листом схему.
  - Ты хоть и генерал, но временами поразительно туп! С чего ты думаешь, излучатели поля, 'эхи', стали вдруг называть три-эксами? Потому что их три, этих самых излучателя! Экс-один, Экс-два, и Экс-три, по названию уровней! Никто не слушал мои предостережения, загоревшись идеей тотальной защиты и не отдавая отчет, к чему может привести использование нового, совершенно не изученного типа поля и его воздействии на метрику пространства. 'Проект' взял свое начало из тоненькой папки, которую забрали из моего сейфа. Там была разработка по 'сфере', всего лишь идея, но тут она обрела вторую жизнь на полную силу.
  - Так 'сияние' это твоих рук дело? - Звездочет кинул взгляд на побагровевшего Шумана - тогда понятно, почему в девяносто пятом году нам так быстро удалось его запустить. Не буду вспоминать, как мы проходили через постулатовцев, до последнего держа оборону, пока ты запускал его на Экс-два. Или может пресловутый Постулат, тоже твоих рук дело?
  - Зря ты так - вздохнул Шуман, водрузив на нос очки - у нас ведь как раньше было - или делаешь, что скажут, или в расход. 'Сияние' сделали без меня, была бы идея, а воплотить ее в железо и бетон не проблема. Как ты думаешь, кого сюда закинули в первую очередь, когда проявилась Зона? Кроме меня ведь никто так и не просчитал, чем все это может закончится. Чем, по-твоему, занималась группа, из которой выжил я и Ионов с Сергеевым? Мы укрощали вышедший из под контроля Экс-один, с помощью которого, перенастроив поле излучения, свихнувшиеся сотрудники 'Проекта' вздумали накрыть выворотников! Разумеется, Экс-один, не предназначенный для таких, целей пошел вразнос, а квантовая реакция она пострашнее ядерной будет. Тут само пространство рвется и такие фокусы выдает, что проявление Зоны вполне закономерное явление. Моя команда до сих пор там бродит, на некоторых даже остались обрывки скафандров. Лейкина, моего помощника и ассистента, мне пришлось застрелить собственноручно. Вы бы так же поступили, увидев, во что он превращается, выворачиваясь в искаженном пространстве наизнанку. Кажется это так легко - поднять оружие и выстрелить, сместить голову с прицелом и выстрелить. Нелегко, нелегко...
  - Будет тебе, Шуман - похлопал его по плечу Брама - все мы через это прошли, все мы убийцы, кто больше, кто меньше.
  Шуман лишь тяжело кивал головой, а Лист, все еще черкая на бумаге, подозвал Звездочета:
  - У нас есть пункт назначения. Для включения 'облачного моста' нужно ввести координаты отправления, взяв за основу точки излучателей. В каждом из три-экс должно быть некое образование, 'окно'. Введя координаты 'окон', можно будет вызвать 'мост' в любую точку Зоны. Именно так мы открывали проход на эту сторону. Вишневский знал, без разведки и достоверных данных никто не поверит в мир выворотников, теневой мир.
  - Агарти - обронил худой как жердь Ионов - подземная страна управляющая судьбами всего человечества. Только кто же знал, что там живут вовсе не мудрецы и боги, а нечто Иное. Вечно голодное Иное, которое наши предки видели как преисподнюю и мир падших духов. Выходит, это вовсе не миф, не сказки, а очевидная реальность - некая могущественная цивилизация, паразитирующая на других. Схима, надеюсь, я никоим образом не оскорбил вопрос веры?
  - Так это что? - ошалело захлопал глазами Брама - мы отправляемся в ад, что ли?
  - Выходит так - кивнул Звездочет - нам необходимо добыть координаты, настроив мост уйти на ту сторону и, получив данные, вывести оттуда людей. Это как минимум.
  - А максимум? - впился глазами в Звездочета нервничающий Ионов.
  - Максимум - законопатить эту дыру, вернуть пространственный барьер на место и развести стрелки, что бы наши пути с Агарти, больше никогда не пересекались. Схима?
  - Каждый из нас на своем месте, и видимо не зря. Шуман, если мы принесем координаты - сможешь открыть 'мост'?
  - Если это смогли сделать однажды - значит можно повторить. Лист прав: несколько дней назад, перед появлением 'моста', я фиксировал возмущение полей, центры которых совпадают с местонахождением три-экс. Благодаря этому мне удалось вычислить его точку выхода в нашем пространстве и, как вижу, я не ошибся в расчетах. Не знаю как с другими три-эксами, но на излучатель Экс-один одновременно может пройти только малая группа людей - человек пять-шесть, не больше. Это мера предосторожности и если судить по увеличивающемуся количеству зомбированных шпиков - она исправно функционирует до сих пор. Мы не ставили там никаких психополей, я еще не до конца разобрался с природой его возникновения, но на короткое время я могу вшить в големы контур, формирующий вокруг вас защитную оболочку. Надолго ее не хватит, но все же лучше чем ничего. А вот телепорт, такой как в медальоне, нам бы сейчас очень пригодился. Тот, кто его сделал - гений, и мне бы очень хотелось задать ему пару вопросов. Теперь приступим к составлению карты. По показателям, большую часть пути можно пройти мимо прямого излучения Экс-один...
  Брама подошел к Листу и потянул его за рукав к выходу:
   - Пошли, это теперь надолго, а нам не грех перекусить.
   Лист оглянулся, Звездочет и Схима дружно сомкнули спины вокруг голографического проектора, а Шуман, по привычке возбужденно трепая остатки растительности на голове, с радостными возгласами снимал данные с медальона. Как только двери приглушили очередной возглас профессора, Брама сочувствующе взглянул на Листа:
  - Ну и как это, тяжело?
  - Даже не знаю. Скорее как хроника - в нужный момент все всплывает само по себе, но если прислушаться, голова будто пустая и ты сам не имеешь к этому никакого отношения. Словно смотришь со стороны. Очень похоже на то, когда мы проходили тоннель зомби, только теперь все иначе. Все сказанное давит словно плитой, и тут уже нельзя быть прежним.
  - Ну а себя, себя то ты вспомнил? - Брама открыл дверь, откуда доносился хохот путников, но Лист пожал плечами:
  - Думаю, это не так уж и важно, наверное, важнее, кто я теперь.
  К ним подскочил довольный Шуня, освобождая место у стола, а Митрич, продолжал заливать, вызывая очередной взрыв хохота у сгрудившегося народа. Брама перевел взгляд с потускневших глаз Листа на Митрича, и в который раз за этот день подумал, что человека человеком делает вовсе не внешность, а душа.
  Подмигнув Шуне, он приступил к еде, накладывая на хлеб огромный кусок душистой ветчины. Немного активно, зато вкусно, как ни крути, а Зона есть Зона и ничего тут не попишешь. А что бы вывести радиацию, так на это есть 'лоза', в хорошей компании идет за милую душу. Митрич подсел к Листу, и пока путники смаковали рассказанную им историю о шпике забредшем на крайний хутор, покивал головой, сложив мозолистые, натруженные руки:
   - Странный ты хлопче, дюже странный. Боль на сердце, душа вся плачет, а в глазах ни слезинки, будто из железа сделан. Вон смотри - эти бурлаки десять лет как в Зоне, а все как дети малые и смех у них и горе, все рядом идет. А у тебя будто умерло что-то в душе, а с мертвой душой нельзя жить. Многое в жизни быват, но прошлое надо уметь отпускать, иначе оно не отпустит тебя.
  - Спасибо, Митрич, на добром слове, но иногда бывает так, что лучше не вспоминать.
  Митрич вздыхая и кряхтя, отошел к путникам, что расставив лавки вокруг стола резались в карты. Вроде бардак бардаком, но личному составу тоже иногда надо отдыхать. Как правило, такое бывает не часто. Стоит прийти командиру - всю дурашливость будто ветром сдувает и снова готовы топтать Зону, ползти под пулями хоть к черту на рога - только бы это было нужно, и в этом был смысл. Вот и сейчас, проиграв и раскрасневшись, Шуня вылез из-за стола, но тут его поймал Брама, что то шепнул, а потом встретился глазами с Листом и кивком позвал за собой. Не говоря ни слова, Лист пошел вслед за его широкой спиной, удивляясь про себя тому, что бункер внутри намного больше, чем касался снаружи. Путник пропихнул в узкую комнатку Шуню, а сам, прислонившись к белому пластику и вглядываясь в колышущиеся зеленые стебли папоротника, промолвил:
  - Просьба у меня к тебе будет, Лист. Или мне называть тебя иначе, настоящим именем?
  - Старого я не помню. Мельком помню мир тусклый мир Агарти, словно в тумане - руины Севастополя, зеленый прибой мертвых волн, но меня там нет. Словно все чужое, словно сон.
  - В общем, такое дело - после совета Звездочет отправит ребят домой или оставит тут - как Кречет решит. Наличие големов решило проблему дальней связи, но я чувствую, что должен идти к Экс-один, понимаешь? Не могу объяснить, чувствую. Но я вроде как командир отряда, и должен идти с ребятами.
  - Я скажу Звездочету, хотя после того как ко мне вернулись воспоминания, он смотрит на меня с настороженностью. Будто ждет, что я что-либо выкину, или зеленью покроюсь прямо у него на глазах.
  - Думаю, это пройдет, я тоже прибит сообщением о Агарти. Выворотники это еще куда ни шло, вроде как привычно уже, но вот Иные... в общем без слов. Тут, кстати, такое дело, помнишь того шпика, которого подобрал Схима?
  - Забудешь тут, за один день происходит больше чем за год. Он умер?
  - Совсем наоборот - пришел в себя и у него есть важная информация. И тут просьба номер два. Сам поймешь, что к чему.
  Брама приоткрыл дверь, пропуская сталкера в комнатку, где над откашливающим кровь шпиком склонился Шуня. Повернувшись на звук открываемой двери, шпик криво ухмыльнулся:
   - Ну, что решил, командир?
  - Я привел Шуню, говори, что знаешь, и советую быть откровеннее - а то я скажу сам, один раз. Но боюсь, что после этого профессору придется смывать со стен бокса кровавую кашу. Не хочу его утруждать подобным занятием. Пристрелить тебя по-тихому, или не тратить пулю, а отправить обратно, на болота, где тебе самое место?
  - Грозен - продолжал кривиться белый как стена шпик, опутанный вереницей капельниц и непонятно каким чудом задержавшийся на этом свете - все у тебя просто - враги - свои, а иногда бывает иначе. Череда тоже считался надежным, однако это не мешало ему захаживать к нам.
  - Говори, мразь, иначе узнаешь как легко пуля пробивает череп.
  - Мертвым я бесполезен и себе и вам, да и 'язык' подмешанный в капельницу немного горчит. Не смотри волком - вещи кажутся не такими однозначными, если смотреть на них иначе.
  Шпик перевел взгляд на Шуню:
  - Может я сейчас сдохну, но, все же хочу, напоследок тебе кое-что сказать. Ты ведь товарища ищешь, которого Тигран вместе с тобой привел к Щуплому на Развязку? Помню, как ты приставал к Тиграну и другим с расспросами, арты предлагал, дорогие арты. Только есть вещи, о которых говорить не следует, но мне уже все равно. В общем, видел я Понырева...
  Шуня подскочил к кровати, но Брама указал на табло, на котором разом замигали тревожные огоньки.
  - Мельком видел, но мне и этого хватило. У меня была хорошая память на лица... других не берут в особисты... что смотришь так изумленно, Брамской Анатолий Петрович, на мне узоров нет...
  - Откуда...
  - От верблюда... не перебивай - слушай. Кто знает, сколько мне осталось... - особист прикрыл глаза, а Брамской вышвырнул Листа за дверь и тот опрометью кинулся за Шуманом и ассистентами.
  - Неужели ты думаешь, что там, за Периметром, сидят сплошь идиоты, оставив Зону без присмотра? Как бы ни так. На этот раз мы не стали брать Зону штурмом - слишком обожглись, боялись, что она ответит на массовое вторжение военных, расширится и выстрелит теперь уже по Киеву или Москве, стирая и их с лица земли... Не важно, как я попал к лесникам, а от них, в виде ренегата-предателя, к шпикам... у нас свои пути... так было надо... да простит меня Род, хотя они знают...
  Шуман вихрем ворвался в узкую комнатушку, кинулся к приборам и начал выбивать на них сложную трель. Ионов и Сергеев перевернули шпика на живот, быстро спороли материю, и, увидев открывшуюся рану на спине, вопросительно посмотрели на профессора. Тот кивнул, и вбок отъехала переборка в стене, открыв сверкающую кафелем операционную. По комнате ударили струи антисептического газа, и ассистенты рывком втолкнули каталку под робота-хирурга, свисающего с потолка металлическим пауком, при виде такой толпы протестующе замахавшего манипуляторами.
  - Шуман, анестезия не берет - 'язык' блокирует хлороформ - Сергеев лихорадочно облачался в хирургический халат.
  - Отключайте нервные узлы и режьте по живому. А вы говорите, говорите, не замолкайте, вам нельзя замолкать.
  Шпик дернулся, когда к нему подключали многочисленные провода, потом обмяк. Лицо стало спокойным и отрешенным, но глаза не отпуская держали Шуню, цепко всматриваясь в него, пока упавшая перегородка не скрыла бокс.
  - Что все это значит, Брама? - Звездочет кинул взгляд на голем.
  - Звездочет, ты знаешь меня сколько лет, а имя, отчество хоть помнишь?
  - Нет, но к чему тут это? Имя в Зоне - плохая примета.
  - А вот он - Брама кивнул сторону перегородки - знает. И не только имя. По сказанному всему выходит, что он особист. Под 'языком' он не смог бы врать, это невозможно. Ты знал, что особисты присутствуют в Зоне?
  - Знал - разведчик присел на кушетку - но наши ведомства особо не пересекались, и кто и где именно работает, нам не известно. Это в интересах безопасности. Многие идут в глубокое погружение и сидят тут по пять-шесть лет. Но если он особист, то какого хрена он делал на болоте в такое милое время суток?
  - Если выживет, расспросим. У Шуни вон тоже вопросы имеются - особист имеет информацию о Поныреве.
  - Весело все переплелось - Звездочет кинул взгляд на нервничающего ординарца - ты видел его среди шпиков?
  - Не уверен - отозвался Шуня - они ведь в масках ходят, в таких, с вырезами для глаз. Так что возможно. А он выживет?
  - Если профессор уволок его в свой виварий живым - скорее всего. Он и не таких поднимал. Тут сколько оборудования собрано, многим клиникам с мировыми именами подобное и не снилось. Шуман использует передовые технологии, многие из которых разработал он сам. Если учесть что даже его аптечки вытягивают с того света, то за судьбу нашего друга можно быть спокойным.
  - Тут такое дело, Звездочет, думаю, нам с Шуней стоит идти с вами. Шуман говорил, что на Экс-один могут пройти только пять-шесть человек. Шуня хорошо ориентируются в катакомбах, думаю, его помощь тоже не станет лишней.
  - В принципе лично я не против. Кречет, зная тебя, заранее дал добро. Мы с ним как раз закончили совещание на частоте големов. Особой радости от полученной информации генерал не испытал, нам надо будет попасть на Экс-два, а это означает бойню с постулатовцами. На севере назревает крупная мясорубка, и нам будут все - и вы и лесники. Постулатовцев с Экс-два придется выбивать силой. Опыт этого у нас уже имеется - они будут держаться за каждую пядь земли. Для Листа есть приятная новость - Шуман успел распотрошить медальон и выявить предполагаемые координаты Полины. Судя по всему, она пыталась тебя вытянуть дистанционно, активизировав телепорт в медальоне. Но не хватило энергии - у медальона ограниченный ресурс и много информации в нем перенести невозможно, даже координаты туда запихнуть удалось только чудом. Именно эту энергетическую вспышку зафиксировал тогда на Периметре мой голем, приняв за всплеск неизвестной аномалии. Телепорт не сработал, однако включил медальон в режим маячка, сделав что-то вроде дефибриляции сердца.
  Лист кивнул, а Схима, разглядывая сталкера, продолжил:
  - По данным с медальона Шуман установил - благодаря какой-то там особой интерференции у прошедшего через 'окно' появляется к нему обостренная чувствительность. У тебя гораздо больше шансов его зафиксировать, чем у нас с големами. Для нас оно будет выглядеть всего лишь аномалией, подробного описания 'окна' нет, и кто знает, как оно отреагирует на стандартный обстрел болтами. Может, захлопнется и тогда все. Вот потому ты нам нужен. Понимаю, ты хочешь пойти по координатам, разыскивая Полину, но так или иначе, мы все равно туда направимся. Она где-то в районе Экс-два, вопрос в том, кто первым до нее доберется.
  Дверь бокса открылась, и оттуда вышел Шуман в забрызганном кровью халате, стягивая на ходу перчатки:
  - Ну-с, товарищи сталкеры, кто следующий? Желающих нет? Жаль. Сегодня у меня скидки.
  - Нет, как то не особо хочется. Ты же запросто можешь собачий хвост пришить. Просто так, прикола ради, что бы при встрече мы тебе им радостно виляли. Уж как-нибудь в другой раз.
  - Ну как знаете. В общем, жить будет, с кем - не знаю. Часа два-три поспит и будет как огурчик. Пришлось кое-что в нем переделать, изменить, но регенерация идет ускоренными темпами и все благодаря...
  - Шуман, давай без подробностей - мы все знаем, ты гений, и мир тоже об этом в курсе.
  - Эээ... злые вы. Уйду я от вас - в монастырь к Схиме. Примешь по старой дружбе?
  - В монастыре пиво нельзя пить одному. Только с игуменом на пару.
  - В самом деле? А кстати, у меня здесь есть именные сорта. Только не спрашивайте, где беру - сам не знаю откуда Митрич припер ячмень. И ведь какая, если подумать, в сущности, штука - сколько лет Зона стоит, а где то ведь он растет.
  - Но...
  - К Экс-один отправитесь позже - вдруг наш пациент, очнувшись, скажет что-то полезное. Шпики излазили подходы к Экс-один вдоль и поперек, но им не пройти защиту. Не имею представления, что сейчас там происходит внутри, но на вас будут контуры. Дело только в зомби, но тут вопрос решен.
  - И каким это образом? - подозрительно прищурился Звездочет.
  Шуман проигнорировал его вопрос, прошел по коридору и распахнул идеально круглый отсек, представляющий собой, по всей видимости, столовую.
  Лист подскочил к профессору и тронул его за плечо:
   - Я хотел вас спросить, мне кажется, или бункер внутри больше в несколько раз?
  - Все очень просто, юноша - скосил глаза Шуман - элементарная компактификация пространства. Многие о ней размышляют теоретически, а я давно применяю практически. Кстати, надо бы снять с вас показания, не забудьте при случае мне об этом напомнить.
  Он широким жестом указал на стол, на котором громоздились аппетитная снедь, нагоняя вошедшим слюну.
  Брама от удивления даже присвистнул:
  - Ничего ты приспособился, Евгений Петрович, натуральный буржуй.
  - Так после того как я едва не умер голодной смертью, мне срочно пришлось решать вопрос синтеза искусственного белка и прочих сопутствующих компонентов. Это все произведение моего синтезатора 'Лукулл - 1'. Не поверите, но до сих пор никак не могу распрощаться с идеей колонизации других планет. Если бы не Зона, кто знает, может сейчас просторы космоса бороздил наш колониальный транспорт, приближаясь к другой звездной системе.
  - Ну, ты даешь, мы тут тушенкой давимся, а ты жируешь! - подтрунивал офонаревший от такого зрелища Брама.
  - Так в чем вопрос? Сергеев, Ионов - проложите в приемную линию доставки. Особое внимание обратите на обилие пива - завтра поутру выпустим во двор Браму, и он спохмела порвет зомбей, как тузик грелку!
  - 07 -
  
  Зеленый полумрак над головами, густо напитанный запахом мха, сырости и разросшегося под ногами буйства трав, постепенно отступал назад, впереди проглядывал клочок яркого летнего неба, указывая, что группа вышла к предбаннику. Путники, ругаясь в полголоса, зычно шлепали по открытым участкам тела, а лесники прятали ухмылки. Они уже привыкли к тучам мошкары обитающим под тенистыми сводами леса. Комары, по всей видимости, тоже привыкли к ним, предпочитая держатся подальше и грызть чужаков. Так продолжалось до тех пор, пока на особенно витиеватую фразу Крамаря, цветасто описывавшую неописуемый восторг от этого места, лобастый Грей поинтересовался ее смыслом. Крамарь несколько секунд свирепо разглядывал вожака прайда, а потом звонко шлепнул по шее и выдавил:
  - Задолбали, упыри, спасу от них нет. Развели, понимаешь, тропики...
  Грей ощетинился, мысленно осмотрел окрестности, и, не найдя даже намека на присутствие упырей, обратился за дальнейшими разъяснениями к Брюсу, провожающему делегацию лесников. Брюс, сосредоточенно слушающий пересказ Кречета об отряде Звездочета и рейде на Экс-один, лишь отмахнулся и обронил - 'комары'. Грей удовлетворился ответом, едва заметно вильнул пушистым хвостом и занял свое место в отряде. Собственно, никакого места у них не было, они просто бежали рядом с людьми, по привычке образовывая кольцо вокруг отряда, готовые в любой момент отреагировать на угрозу, и в разе стрельбы уйти с линии огня. Такая тактика оттачивалась годами, позволяя и людям и кеноидам действовать сообща, не мешая друг другу во время боя. Крамарь не понял, что именно сделал Грей, но комарье будто кто ветром сдул, и оно отстало от отряда. Путники облегченно вздохнули и поравнялись с Коперником:
  - Варяг, мы эти места знаем еще хуже тебя, без провожатых от нас толку мало, погибнем в этих лабиринтах, а тут их сколько, глаза слезятся выискивать проходы. Верес тоже не мальчик, да и времени прошло уже основательно. Его голем молчит и на вызовы не отвечает, даже прайд не смог его вынюхать на расстоянии, след будто отрезали.
  - За проводниками дело не станет - замер, прислушиваясь к чему-то, сухощавый Брюс, разглядывая лесную сень и ступая след в след по мягкому мху - генерал прав, надо стягивать силы к Экс-два. У меня на Заслоне стоит целый отряд бывших постулатовцев и у каждого есть неоплаченные счета к братьям по вере. Они эти места как пять пальцев знают. Выйдем из предбанника, нагрузите с подошедших БТРов големы и можешь идти с моими ребятами обратно. Но в стычки не встревать - для нас главное найти эту самую Полину раньше постулата. Насколько я понял доклад Звездочета - она аналитик группы прорыва, а найденный Лист и погибшие, лишь сопровождающее прикрытие. Хотя я понимаю, сами теряли людей.
  Варяг кивнул, рассматривая пробивающиеся сквозь кроны лучи, и осторожно вышагнул из-под зеленого свода на свет. Некоторое время люди жмурились, пока глаза привыкали к яркому золотистому светилу, стоящему в самом зените. Кеноиды деловито расселись кружком, с любопытством поглядывая на стоящие неподалеку БТРы. Сидевший на броне путник, при виде их мохнатых глыб моментально взвел автомат, но, увидев Коперника, опустил, и махнул рукой.
  - Ну, что? Не забыли, как выглядит работающая техника, а? - Брюс посмотрел на бойцов, которые привыкнув к лесным сводам и болоту под ногами, настороженно рассматривали открытое и простреливаемое пространство - Если не совсем одичали, то приступайте к разгрузке.
  - А не потянут? - с сомнением посмотрел на темнеющий лес Коперник.
  - Кто? - вскинув бровь, ответил Брюс, и, сбросив с плеч автомат и рюкзак, вместе со всеми приступил к разгрузке. Людей быстро прошиб пот, обильно струясь по лицам то и дело, скапывая в мелкие лужи под ногами. Солнце жарило с небосвода, растянувшиеся цепью лесники быстро разгрузили ящики и облегчением заняли свободные места в БТРах. Внутри было на удивление прохладно, немного попахивало соляркой, резиной, но в целом было довольно сносно. Любопытные кеноиды тоже было сунулись внутрь, но чхнув от резкого для их ноздрей запаха, предпочли сидеть снаружи на броне или мерно трусить рядом. Молодой Уголек резво вспрыгнул на громоздившуюся у обочины груду ящиков, и тут же, в пол глаза, уснул чутким сном, дожидаясь пока с базы за ними не придут и можно будет вернуться в такую привычную зеленую полутьму. БТРЫ пыхнули соляркой, Уголек, от непривычного звука, вскочил как ужаленный, и, скатившись кубарем вниз, нелепо вскидывая длинные щенячьи лапы, обиженно завизжал вслед уезжающей колонне. Люди засмеялись и даже кены вскинули в ухмылке губы и, держась от выхлопов на почтительном расстоянии, скользили по ломкой, металлического отлива, траве.
  Крамарь, не любивший подземелий и прочих тесных помещений, вылез наружу и, подставляя под порывы влажного ветра загорелое лицо, вытянул пачку сигарет, степенно раскурил и предложил ребятам. Аметист сунул в пачку любопытный влажный нос, принюхиваясь к непривычному запаху, тайком рассматривая Дуду, у которого неожиданно обнаружилась способность к эмпатии. Доктор тоже отказался от предложенного в машине места и устроился на растянутом брезенте, закусив стебелек травы, закинув руки за голову, и устремил взгляд ввысь, насвистывая какую-то нехитрую мелодию.
  - Скажите, ребята, а от чего я не видел у вас на базе ни одного сталкера? Не доходят они к вам, что ли?
  - Доходить то они может, и доходят - хмыкнул Ирис, рассматривая заросшие душистой травой пологие склоны - да только не заходят. Их кены не пускают.
  - А что так? - Крамарь затянулся и скосил глаза на Аметиста, изучающего Дуду пристальным взглядом. Молодой путник сидел прислонившись к башне, мерно покачиваясь на ходу, прикрыв глаза, и Крамарь отметил про себя, что из этого следует всего два варианта: либо Дуда уйдет в менталы к лесникам, либо им придется открывать собственный собачник на Арсенале. Тут Аметист поймал взгляд Крамаря и запрокинул в ехидной ухмылке голову, выставляя напоказ белые как снег клыки. Тфу ты, развели тут Ноев БТР, уж и подумать нельзя спокойно, что бы у тебя в голове не покопались.
  - В общем, скверная вышла история - Ирис бережливо смазывал подаренную Коперником грозу, втирая ветошью оружейную смазку в предмет всеобщей и яркой зависти лесников, не забывая приглядывать в пол глаза за Аргусом, что прыгая меж мерцающих аномалий, по своему обыкновению гонял яркую бабочку. Улепетывающая бабочка попала в 'водоворот', лихорадочно заметалась, ища выход, но незримая сила раскрутила ее по спирали и выбросила в сторону помятые, ненужные крылья, что кружась в воздухе, упали в разинутую от удивления пасть кеноида. Аргус разочаровано выплюнул останки и, вопросительно склонил голову на бок, взглянув на человека.
  'Аргуша, не все такие неуязвимые как ты, да и тебе, стрекозел этакий, стоит больше смотреть под ноги - тут могут быть такие аномалии, которые запросто прокусят даже твою шкурку'.
  Аргус вздохнул и уныло поплелся за БТРом, что звеня комариным писком защиты, мягко полз по асфальту, иногда вздрагивая под схлопывающимися аномалиями. На самом горизонте темнело тревожное пятно Развязки, впритык подходящей к дороге, некогда соединяющей Глушь и бывший военный завод 'Арсенал'. Кроме этой, непонятно каким чудом уцелевшей дороги, серой лентой вившейся между заброшенных, заросших сорняками бескрайних полей, на которой время от времени еще проглядывали облупленные остатки дорожной разметки и серые будки одиноких автобусных остановок, их соединяла старая железнодорожная ветка, теперь заброшенная и основательно разрушенная. Той стороной старались не ходить, аномалий было не так уж и много, но грунт то и дело проседал, образовывая гигантские разломы, в которых виднелось нечто напоминающее расплавленную магму. Хотя, какая к черту магма, из-за непрестанных прорывов земля регулярно сотрясалась и будь это так, то все давно было бы затоплено огненными языками. Но что-то там все-таки было, глухо клокочущее, всхлипывающее разными голосами и вырывающееся на поверхность струями тумана. Выяснять из первых рук никто не пытался, не было такого идиота, который в здравом уме сунулся бы в сухое ущелье. Оно и впрямь было высушенным дотла: поднимающее к небу корявые руки-ветки мертвых деревьев, темными полосами обрамляющие утлые развалины, в которых резвились толпы тварей, чувствующими себя здесь полноправными хозяевами. Патрули путников сюда не заходили, даже преследуя шпиков, а сразу поворачивали обратно, желая тварям приятного аппетита. Потому не было ничего странного в том, что колона не спеша и осторожно шла по обманчиво мирной ленте дороги, обочины которой густо заросли травами, пахнувшими сладкой медовой горечью и светящимися в пшенице синими васильковыми глазами.
  - Странная история - повторил Ирис, забил магазин и взял предложенную сигарету - раньше сталкеры были - из тех, кто имел голову на плечах и глаза на нужном месте. Сами видели, места у нас заповедные, дикие, почти сказочные.
  - Ага, там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит... - хмыкнул Крамарь, разглядывая концентрические круги на полях, оставленные разгулявшимися за ночь полевиками.
  - Леший бродит - согласно кивнул Ирис, сразу поняв, к чему клонит путник - но встречаться с ним не желательно. Хотя можете попробовать, вдруг повезет. О русалках не знаю, не видел. Хотя болота тянутся по всему северу, кто знает, может какая прелестница, из выживших, вдруг и покрылась чешуей. Котик тоже есть, ученый, мать его, веселый такой, улыбчивый.
  - Знаем, как же... мозги здорово полощет и ладно сказки говорит. Ребята как-то одного такого изловили, всю задницу ему транквилизаторами утыкав, аки ежику, и на цепь посадили, смеху ради, на Елькином дубе, растущем как раз посреди Развязки. И что вы думаете? Эта скотина и там умудрилась не сдохнуть, ловко рассказывая шпикам сказки и здорово попортив их поголовье, пока Гриф лично не озадачился вопросом, куда это, собственно, так регулярно пропадают люди. Стали они издали, через оптику, рассматривать окрестности. Сами знаете, места там веселые - упыри туда-сюда бегают, резвятся, слепышей не протолкнутся, ну и засекли под самый конец на Елькином дубе, в самой гуще что-то непонятное. Буян, снайпер наш, сразу смекнул в чем речь, ну и перебил ему одним выстрелом цепь. Издали оно и не сразу поймешь, что там звякнуло, там регулярно что-то звякает и дребезжит. Подходят шпики к дубу, для выяснения подробностей, а сверху им на голову ловко так планирует этот разожравшийся гиппопотамус. Можете себе представить, что там было! Пока шпики в себя пришли, баюн куда-то ушмыгнул, успев, пользуясь неразберихой, прихватить одного из них как припас на дорогу.
  - Здорово - засмеялись лесники, облепившие броню БТРа - только не опасно ли оставлять такого дурня на Развязке?
  - Нам то что, это уже забота шпиков - плотоядно ухмыльнулся Крамарь, - но ты что-то там про сталкеров...
  - Да - спохватился Ирис - сталкеры. Заходили они к и нам, принимали мы их нормально, по-человечески, патронами снабжали, сами видели, у нас упырей на один квадратный метр дохренаси водится. Те арты нам в обмен толкали, хотя у нас у самих их ангары забиты, вы таких ребята в упор не видели. В общем, нормально все было, пока не попятил кто-то у Доктора бракованного кена, из первых, ранних выводков. Мы сами бы и не сообразили, но кены поставили всю базу на уши, а потом по следу пошли. До самого предбанника гнали, а потом отпустили. Так ведь, Доктор?
  - Было дело - повернулся, удобнее устраиваясь на жесткой броне Доктор - с той поры кены сталкеров бродяг на базу не пускают. Если он ранен, то может еще и доставят, доволокут на себе к КПП, а там уж наша, людская забота.
  - А чего они не догнали его и этого самого щенка не отбили?
  - Он имел все регрессивные качества слепыша, и все равно был бы отбракован. Видимо кены решили, что одна особь, если и выживет, то, не имея особого разума, за пределами Глуши особой погоды не сделает.
  - Жестоко - повернулся Крамарь к Аметисту - что же вы так?
  - Ты зрелый, умный, человек, но как бы ты отнесся к тому, если бы твоя жена вдруг родила обезьяну?
  Раздался в его голове четкий голос кеноида. Аметист пристально смотрел на путника, и тот готов был поклясться, что на самом дне его карих глаз плясали озорные искорки.
  - Погоди, разве не Дуда ментал?
  - А почему ты решил, что он только один? Но ты не ответил на вопрос.
  - Сложно сказать - задумчиво поскреб щетину Крамарь - это было бы... неприятно, что ли. Ничего ведь с этим не поделаешь - наследственность, но лично я удивляться не стал бы, поскольку теща у меня сущая макака.
  Народ на БТРе покатился со смеху, а одного даже пришлось ловить за ремень, что бы он не вывалился в зарасти лопуха.
  - Вам виднее, что будет для вас правильным. Полуразумный кен был бы изгоем и отщепенцем...
  - Буран не ошибся, поверив в способность людей меняться, и вы тому яркое подтверждение.
  Кеноид открыл пасть, показав в улыбке внушительные клыки, и прыгнул на Крамаря.
  Крамарь слетел с БТРа в сочную зелень, и в ящик, на котором он только что сидел, с хрустом впилась пуля. Бойцы скатились следом, Аметист сбил с брони растерявшегося Дуду, поднял лобастую голову и выразительно посмотрел в сторону нависающей Развязки. Лесники слаженно кинулись врассыпную, занимая огневые позиции, сливаясь с густой травой. Только теперь путники по достоинству оценили преимущество их застиранных, латанных, сливающихся с зеленью комбинезонов. Засвистели пули, срезая ветки низких приземистых кустов, гулко рвануло, впереди идущий БТР круто развернуло на дороге, он остановился, дымя правым бортом, и дал очередь по серым бетонным коробкам начатого, но так и незавершенного строительства. Люк распахнулся, Коперник перекатился за колесо и скошенный очередью тяжело рухнул в забитую листьями канаву. Лесники поддержали БТРы прицельным огнем, заставляя противника вжаться в бетон. Расцветший наверху огненный бутон прочертил линию над самыми головами лесников и взорвался среди поля, обдав землей, рванув во все стороны брызгами золотистых колосьев.
  - Фиге се салют. Это в нашу честь, что ли? - подползая к Крамарю и продирая от земли глаза, выдохнул Ирис.
  - Так откуда ж я знаю... - Крамарь прошмыгнул между колесами БТРа, плюхнулся на живот и дал очередь по мелькнувшей среди панелей фигуре. Пули с визгом взрыли землю перед его лицом, и, отпрянув, Крамарь успел заметить направленный в их сторону тупой раструб РПГ. Над дорогой тугой волной пронесся ветер, выбивая оставшиеся после оглушительной стрельбы пробки и сметая в сторону запах пороховой гари. Стрельба утихла так же внезапно, как и началась, с серого шпиля что-то сорвалось вниз, но падающий предмет вдруг завис над самой землей. Грей, отряхиваясь, вылез из канавы и неторопливой трусцой направился к нему. Ирис пробовал было окликнуть кеноида, тревожно поглядывая на замолкшие силуэты стройки, но следом выскочил Аметист, потом поднялся Доктор, смахнул пыль с плаща, с сомнением посмотрел на протянутый лесником автомат и отрицательно покивал головой. Он не спеша подошел к кеноидам, присел, беззвучно засмеялся, а потом махнул рукой, показывая, что опасности нет. Из-за урчащего на холостом ходу БТРа вышел сначала Ирис, а следом за ним потянулись остальные. На земле, застыв словно изваяние, лежал шпик. Крамарь многозначительно хмыкнул - на том не было ни царапины, бойцы не успели пристреляться, и совершенно непонятно как он навернулся вниз, и почему, собственно, еще жив. Путник поднял голову, прикидывая высоту.
  - Что тут? - выполз из канавы пошатывающийся и приглаживающий ободранную пулями броню Коперник.
  - Шпик - Крамарь приложил руку к глазам, наблюдая, как со стороны блокпоста путников на всех парах летит джип, из которого, перекатываясь, выпрыгивали бойцы и исчезали в расщелинах бетонной ограды.
  - Сам вижу что шпик, только чего это его так... стой... а кеноиды где? - майор подозрительным взглядом окинул перепаханную пулями дорогу и погнутый бок дымящегося, но все же выдержавшего удар ракеты БТРа.
  - Да кто их знает, только что были здесь, и словно в воздухе растворились - ответил Крамарь, не отводя глаз со стройки.
  - Доктор, что с ним? - присев возле шпика и щелкая пальцами перед остекленевшими глазами спросил майор.
  - Психоблокада. Тоже, что было с вами на 'стой-замри', только в более тяжелом варианте. Ничего, оклемается.
  Джип взвизгнул покрышками, из него выпрыгнул Кречет, разглядывая БТРы и лесников, выходящих из зоны обстрела и растянувшейся цепью подошедших впритык к зданиям, готовых открыть ответный огонь:
  - Все целы? Нехорошо вышло, не так я себе все это представлял.
  - Да ладно, генерал, еще пройдем парадным шагом - Брюс выпрямился, подошел к путнику, мгновение поколебался, а потом все же пожал протянутую руку. Бледный, прозрачный Кипарис подал знак 'внимание' и все умолкли. Оглушительная тишина накрыла поле боя, стало слышно, как трещат от жара бока БТРа и выводят свои нехитрые трели сверчки. В метрах десяти зашевелились кусты, и показалась вереница фигур в серых бронежилетах, с заложенными за головы руками, сопровождаемая плотным кольцом кеноидов.
  - Мать честная! А это что еще такое? - прошептал Кречет, глядя как шпики вдруг остановились, сбросили оружие в одну кучу и, подняв руки над головой, в один голос, с жутким акцентом завопили - 'не стреляйт... Гитлер капут!'.
  Лобастый Грей подошел к генералу и тяжело, с натугой, произнес:
  - Разрешите доложить... товарищ генерал. Отряд кеноидов особого назначения с боевого задания прибыл. На вражеской территории захвачены напавшие на колонну шпики... и приконвоированы для дальнейшего решения людей... Раненых нет, убитых нет... докладывал глава прайда Грей.
  - Благодарю за службу... эээ... товарищи кеноиды - сбиваясь, произнес генерал, наблюдая за тем, как шпики сели в плотный кружок и один из них начал наигрывать на губной гармошке до боли узнаваемую мелодию 'Oh, du lieber Augustin'.
  - Ирис, сукин кот... - прошипел за спиной генерала Брюс - ты опять Аргусу не те книжки читал?
  - Никак нет, видимо генная память. Вероятно, кены вспомнили, как их далекие предки в войну брали в плен немцев.
  Путники, не выдержав заржали, стараясь не смотреть на генерала, а тот нахмурился и вдруг сам захохотал:
  - Ладно, шут с ними. Грей, поднимайте этих диких гусей и конвоируйте сзади БТРов. Посадим их на газик, захватите их с собой на Периметр, а дальше пусть особисты решают, что с ними делать.
  Генерал обернулся, бросил на бойцов грозный взгляд и вдруг устало улыбнулся:
  - С возвращением, ребята! Жаль Марков не дожил, старый плут. Да ладно, все на базу - зарядимся и в путь.
  
  - 08 -
  
  Полина стремительно пробиралась через бурелом поваленных замшелых стволов и Верес, стараясь не отставать, лишь покачал головой. Он безуспешно пытался себе представить, что же творилось там, в находящемся за гранью Севастополе, если даже такая, хрупкая с виду девушка, была вынуждена превратилась в хищника, уверено обходящего многочисленные аномалии и с легкостью пробираясь через заполненные бурлящей 'жижей' провалы. Во всем ее облике сквозила гордая, неукротимая красота, и своей грацией она была похожа скорее на пантеру, скользящую под сводами древнего леса по зеленому покрывалу мха, нежели на сталкера-бродягу. Проглотив данные из ПК, Полина вернула его разведчику и устремилась на север. Верес едва поспевал за ее текущим шагом, рана на боку уже не болела, но его шатало от усталости несмотря на действие стимуляторов. В конце концов, всему есть пределы, терпению тоже. Обогнув покрытую наростами грибов сосну, он окликнул Полину и в изнеможении опустился на ствол:
  - Стой, дай отдышатся.
  Она бросила скользящий взгляд по сторонам, кивнула, и присела напротив:
  - Слабая у вас подготовка, разведчик.
  - Я не выворотник, что бы скользить по лесу не разбирая дороги.
  Полина тряхнула неровной челкой, убирая с глаз набежавшую прядь, и многозначительно положила руку на винтовку:
  - С чего ты взял, что я выворотник?
  - Почему нет - пожал плечами Верес, - какие могут быть гарантии? Ты видела мой жетон, я твой - нет.
  - Выворотники не разговаривают - она прищурилась и принялась изучать 'шотландца' блеснувшими глазами.
  - Зато стреляют отлично, да и выдержка у них отменная, прямо как у тебя.
  - Логично - кивнула Полина, достала свисающий на цепочке жетон и показала Вересу - Неужели вы до сих пор так и не научились отличать выворотников? Чем же вы занимались целых десять лет?
  - Научились, но оборудование довольно громоздкое и в карман не влезет даже при всем моем желании. А эти десять лет мы посвятили вытаскиванию страны из руин. Не знаю как у вас - но мы тут были всего на волосок от ядерной войны. Это так, для справки, но, полагаю, что в Севастополе вам тоже было не сладко.
  - Союз все еще существует? - распахнула изумленные глаза Полина, и Верес отметил затаившуюся на самом дне горечь.
  - А ты что ожидала здесь увидеть? Соединенные штаты? После того как у них не прошел в девяносто первом году финальный аккорд Даллеса, нацеленный на развал страны изнутри, они пустили по нам свои ракеты, да только зубы обломали. Встречный вопрос можно? У меня их, знаешь, тоже немало накопилось.
  - Валяй - она кивнула головой, посматривая на браслет - только не затягивай, тут можно попасть на патруль постулата и хоть после обработки они бойцы так себе, но с какой стороны держать автомат все-таки помнят.
  - Ты все время говоришь - десять лет, чего ты так прицепилась к этой цифре?
  - Тебе будет трудно это понять, но там, за гранью, в осажденном Севастополе, прошло только два года. Не десять.
  - Вот это новость - присвистнул разведчик - а как же соизмеримость констант времени-пространства?
  - Тоже мне, Эйнштейн - там свое пространство, чуждое настолько, что даже Зона по сравнению с ней - детский садик.
  - Ну, если вы там такие крутые ребята, то почему не изобрели защиты от плазморазрядника? Или как он там называется?
  Полина рывком подняла голову и впилась в него взглядом:
  - Откуда ты знаешь...
  - Скажем так, прогулки по ночному Периметру, мое любимое время провождение, после догонялок с шкилябрами. Да и медальон у тебя очень любопытный, точь в точь как у Листа.
  - Что за Лист? - Полина тайком взяла оружие наизготовку и, заметив это, Верес ухмыльнулся:
  - Не стоит считать нас идиотами - ежу понятно что ты с того самого грузовика. Как ни крути, а Севастопольские номера тут редкость, да и медальоны курьеров не выдают направо налево. Лист это уцелевший, которого мы подобрали после того, как по вам шмальнули, светловолосый такой, со странным выражением глаз.
  - Мистраль жив? - радостно вскочила на ноги Полина.
  - Жив, только отморожен на всю голову, не помнит нифига, так, урывками набегает на него что-то вроде просветления и начинает говорить в бреду о Севастополе, про СНГ какой то. Не просветишь на этот счет?
  - Некогда - Полина закинула винтовку на спину - если Мистраль жив, то он вспомнит все что нужно.
  - А то, что не нужно, тоже вспомнит?
  - Слушай, где тебя откопали, такого остороязыкого? Или таких сейчас берут в космонавты?
  - Где посадили, там и откопали, а вообще, говорят, в капусте нашли.
  - Ага, понятно, так ты еще и головой ударился, во время приземления. Ладно, пошли быстрее, нам надо засветло успеть на хутор, а там решим, как быть дальше. Жаль, нет под рукой Мистраля, мы бы в два счета соорудили прокол.
  - Куда?
  - На тот свет - оглянулась Полина - иначе, зачем бы мы сюда прорывались с боем? У нас одна очень неприятная новость, Верес - мы следующие. Не понимаю, почему они ждали целых десять лет, и что их сдерживало - но теперь они пришли в движение, развернув наступление на всех уровнях. Мы знали, что нам не поверят на слово и будут нужны куда более веские доказательства, чем просто слова. Собственно мы за вами, ребята. Дело пустяковое - смотаться туда и обратно.
  - Кто такие - они? Пришельцы?
  - Умный, да? У тебя будет возможность увидеть это воочию, уверяю - после этого твою дурь как рукой снимет. Кстати, где теперь Мистраль? Не могу до него достучатся, пробовала несколько раз, но глухо, он не отвечает.
  - Должен был идти со Звездочетом на Экс-один, что бы открыть вашу весточку в медальоне. Вообще, зачем было так все усложнять? Без паролей генштаба и канала связи его ведь не откроешь, и какой смысл было так делать?
  - Для того, что бы его ни открыл на раз-два какой либо забулдыга сталкер. Информация, как ты понимаешь, более чем секретная. Не сумев его открыть, он продал бы его военным, и медальон попал бы по назначению. Возможно и другое - он просто пропал бы в Зоне, как это часто бывает, но что бы этого не случилось, мы постарались выжить.
  - И что, каждый прокол сопровождается таким вот фейерверком?
  - Тебе случалось отступать с боем? - Полина кинула на него сердитый взгляд.
  - Было дело. Однако для той, что пропала вместе с Севастополем десять лет назад, ты очень много знаешь. Как ни крути, но десять лет назад сталкеров здесь еще не было. Твоя осведомленность в здешних делах несколько настораживает.
  - В самом начале нашего знакомства - Полина перепрыгнула через наполненный бурлящим 'киселем' ров и присела, высматривая какую-то опасность - я упоминала, что работала на 'Проект'. Тут ведь не всегда было так живописно как сейчас. Обычный военный заказ Минобороны, которых всегда было пруд пруди. Мы вооружались, готовились к войне, а нас взорвали изнутри, на уровне экономики и социума. Мы проглядели целый пласт - людей нельзя кормить одной только отвлеченной от жизни идеологией - надо, что бы она и в действительности работала, не доказывая, а показывая, что мы и в самом деле жили в стране, где так вольно дышит человек.
  Она сделала едва заметный знак, и Верес в который раз удивился тому, как непринужденно и легко она использует повадки, более присущие прошедшим огонь и воду спецназовцам, нежели ученому, со стройной фигурой. Но где она этому училась, не в 'Проекте' же, сидя за микроскопом или уравнениями?
   Лес начал редеть, над головами время от времени пролетали одинокие птицы, почему то уцелевшие в этой части Зоны, которую разведчик, при всей своей опытности не мог узнать. Но Полина уверено шла вперед, бесшумно ступая по поросшей мхом земле, порой замирая, и насторожено прислушиваясь. Кроме узкого браслета он не заметил у нее ни ПК, ни иного приспособления хоть отдаленно напоминающего детектор, и как она безошибочно распознавала незримые глазу аномалии, для него оставалось загадкой. Да она и сама была загадкой, отвечая краткими, колкими фразами, отложив разговор о 'Проекте' до лучших времен. Знать бы, доживут ли они до этих самых лучших времен. Но человеку свойственно надеяться, и, исходя из этого, Верес следовал за Полиной, решив, что к Экс-два он доберется позже, а пока что надо доставить ее в безопасное место и обеспечить защиту, хотя на деле выходило совсем наоборот. Полина играючи справилась с шкиляброй, а по определению аномалий и прочих многоликих опасностей Зоны с ней не мог тягаться даже голем, который лишь жалобно мигал огоньком спящего режима, толи и в самом деле пребывая во сне, толи закапсулировавшись на веки вечные. Оставим решение этого вопроса на потом - и голем разбудим и со Звездочетом свяжемся, а пока надо следовать за Полиной и попытаться вытянуть из нее максимум информации. Она знает очень многое, если не все, и не спешит этим делиться, хотя ее можно понять. Тут сам порой не поймешь где свой, где чужой и наличие выворотников лишь подливало масла в огонь.
  Предаваясь данным рассуждениям, Верес пытался подробнее разглядеть проступающие сквозь буйную зелень кустов, обвитых вьющимися растениями, некие приземистые предметы и вдруг понял, что это дома. Покосившиеся, местами по самые окна вросшие в землю брошенные дома. Словно по мановению чьей-то незримой руки непролазные чащобы сухостоя вдруг отошли на второй план, словно потеряв резкость, и стали различаться ржавые, местами ввалившиеся внутрь костяками прогнивших обрушившихся балок крыши, и стены, со следами давно смытых бесконечными дождями белил. Окна слепо, беспомощно, смотрели тусклыми стеклами на развесистую иссушенную акацию, что тянула к небу покрученные ветви, из последних сил поддерживая почерневшее от дождей осиротевшее, покинутое аистовое гнездо. Едва заметная тропа примятой, изломанной травы вилась между домами, терпеливо ждущими возвращения людей. Они умели ждать, им не оставалось ничего иного как ждать и терпеть, скрипя и вздыхая на разные голоса под порывами ветра, переговариваясь между собою тихими голосами, вспоминать о том, как уходили люди - спешно, среди ночи, освещенной тусклыми фарами загородившей узкую улочку спасательной техники под багровыми вспышками приближающейся беды. Чуть впереди по улочке, в гуще темнеющего чернобыля, открыл черный зев колодец, тихо бьющий ржавым ведром о край бетонного кольца и скрипя несмазанным барабаном. Ветра не было, но барабан все равно скрипел, едва заметно покачивая ручкой и нарушая ставшую осязаемой мертвую тишину. Верес подошел к колодцу, сел на скамейку и склонил голову. Он видел в жизни руины куда более масштабные и ужасающие, оставившие на теле земли глубокие рваные шрамы, которые будут затягиваться еще долгие годы, но почему то именно эта картина, заброшенного и погребенного в бурьяне хуторка, затронула душу, заставив отозваться уходящие вглубь памяти струны, разворачивая перед глазами давно забытые полу стершиеся образы. В сознании будто растворилась какая-то незримая дверка и все, что было похоронено и оттеснено вглубь души, вдруг всплыло на поверхность. Дунув в лицо духом свежего ржаного хлеба, запахом парного молока, скобленого дерева на столешнице, ласковых рук бабушки, беззубой улыбкой деда, выгревающего на солнце старые раны, и веющей из полей духом терпкой полыни. Боль неминуемой утраты затопила мощной волной, сердцу стало тесно, оно встрепенулось, рванулось, а когда он очнулся, то увидел над собой задумчивое лицо Полины.
  - Прости, со мной что то произошло, расслабился, потерял контроль...
  Полина поднялась, опустила ведро в колодец и быстрыми, привычными движениями начала крутить за ручку скрипучего барабана. Достав из зарослей лопуха старую эмалированную кружку, она зачерпнула воду и протянула разведчику:
  - Все нормально, это хутор. Тут всегда так. Он словно живой, живет своей жизнью, раз за разом вспоминает былое, ему теперь только и остается что вспоминать, кроме этих воспоминаний у него ведь больше ничего и не осталось.
  Девушка убрала с глаз непослушную прядь, погладила рукой темный, отполированный до блеска барабан и не спеша пошла вперед. Верес был благодарен за понимание, ведь бывают вещи, о которых можно только молчать. Он посмотрел на старый колодец, подумал, что надо бы его смазать, поправить рассохшиеся доски козырька и заменить разлохмаченный трос. Просто так, потому что так надо, потому что так будет правильно. Ведь даже ему хотелось почувствовать в руках не только рифленую рукоять автомата, а что-то куда более и обыденное и простое. Но это будет потом, когда не будет надобности в таких как он, а пока не настало это время, ему надо оставаться самим собой, не считая прошлые ошибки слабостью, а настоящее неминуемой расплатой за прошлое. Разведчик подобрал рюкзак, привычным движением вскинул на плечо автомат и поспешил вслед за Полиной. Та завернула в густо заросший кустами двор, Верес ускорил шаг, и нос к носу столкнулся со слепой собакой, что виляя облезшим хвостом, вертелась вокруг ног Полины. Собака не обратила на него никакого внимания, а продолжая радостно визжать, норовила лизнуть девушку в лицо.
  - Жучка, ну чего ты расходилась? - послышался из сеней приглушенный голос, раздались шаркающие стариковские шаги и в дверях показался худой как жердь, еще крепкий с виду дед, одетый в застиранную клетчатую рубашку и выцветшие солдатские галифе. Полина рывком бросилась к деду, обняла, а тот отстранил ее от себя, рассматривая:
  - Внученька! Взрослая стала, думал уже и не доживу увидеть тебя, пропала, как в воду канула. Забыла совсем старика.
  - Ну что ты такое говоришь, как можно.
  Дед кинул на Вереса заинтересованный взгляд:
  - А это кто, жених, наверное?
  - Нет, товарищ, сослуживец.
  Старик встрепенулся и затараторил, пропуская гостей:
  - Что же я вас держу на пороге, старый пень. Проходите до хаты.
  Он отворил темные сени, и верткая Жучка быстро шмыгнула вовнутрь. В хате пахло разложенными на пожелтевших газетах сушеными травами, валерьянкой, ветхостью, запустением. Было темно. Маленькие оконца, спрятанные под тяжелым саваном разросшегося плюща, скрадывали свет, некоторое время глаза привыкали к полумраку и вскоре стал различаться низкий потолок и нехитрая обстановка комнаты. На стенах висели большие рамы с выцветшими от времени фотографиями, на которых уже трудно было что либо разглядеть, цокали старинные ходики и скреблись мыши. Жучка деловито заползла под кровать, вынюхивая мышиные норы, старик убрал со стола разложенные травы, указал гостям на стулья, присел сам, переводя потеплевший взгляд с Вереса на внучку:
  - Вот радость мне старому. Ко мне ведь давно никто не заходит, а тут Полинка, да еще и не одна. Жаль нечем угостить.
  Он отдернул со стола рушник, под которым обнаружилась краюха свежего домашнего хлеба, пяток яиц и молодой, в мундирах, картофель. Верес перевел взгляд с фотографий, на которых тщетно пытался найти Полину, на хлеб, и посмотрел так пристально, что старик, закашлявшись, рассмеялся приятным низким смехом:
  - Что удивляешься, служивый? Хлеб это. Где не сей, там и вырастет. Любит он руки людские, если с любовью растить, то и радиация ему не страшна, растет-колосится. Поле вручную вскапывать приходится, времени занимает много, но зато земля щедро вскормлена потом. Особо мне спешить некуда, время есть, а работа, так я всю жизнь хлеб сеял, растил.
  - Целое поле? Так тут лишь лес да болота.
  - Дальше - старик махнул рукой - есть поле. Старое, заброшенное. Я вскопал, сколько мне надобно и сею. Человеку без работы нельзя. Пока человек работает, он живет, а как только станешь к болячкам прислушиваться, враз одолевают.
  - Извините, что не по имени, но сам один... в Зоне...
  - Что же это - засуетился старик, подсовывая картофель - совсем забылся да одичал. Какая надобность Жучке называть меня по имени? Вот только она и осталась, с ней и доживаю. Андрей Гордеич я. Теперь сюда ведь никто не заходит, хотя даже после эвакуации люди были, почитай одни старики. Но, бывало, и молодежь раньше приходила, кто из стертых.
  - Стертых? - Верес бросил взгляд Полину, что закатав рукава набросала в плиту тонких полен и чиркнула зажигалкой разжигая огонь. Андрей Гордеич встал и направился к двери:
  - Пока Полинка тут куховарит, пошли служивый, погуторим на улице, не будем ей мешать.
  - Извините, я и сам забыл представиться - я Верес.
  - Имя что ли? Чудное имя - старик вышел и комнату залил приглушенный зеленью свет.
  - Скорее позывной - разведчик устроился возле него на жалобно скрипнувших ступеньках и достал сигареты. При их виде Гордеич довольно крякнул, и Верес спешно протянул ему открытую пачку.
  - Давненько я не курил настоящих, все самосад один. Знатно пахнут - раскуривая, улыбнулся старик, а потом задумчиво протянул - имя, говоришь, такое. Да я все понимаю, служба такая. Сам в окопах отсидел от Бреста до Сталинграда, а потом обратно от Сталинграда до Берлина. Всякого в жизни повидал, но вот такого как сейчас не приходилось.
  - Андрей Гордеич, вы говорили о стертых - кто это такие?
  - Стертые? Это те, кто после конца света потеряли память. Как рвануло вторично в девяносто первом, так потом со стороны Припяти люди стали приходить. Странные люди и форма на них была странная, вроде комбинезона химзащиты. Погоди, сейчас покажу, у меня ведь остался Полинкин.
  Старик, обминая кустарник, направился к потемневшему сараю, на котором змеились замазанные серым цементным раствором трещины, открыл дверь, какое-то время возился внутри, а потом вышел наружу и протянул Вересу сверток:
  - Вот он, комбинезон этот, в нем я ее и подобрал.
  Разведчик развернул мягкий серебристый комбинезон, на груди которого была эмблема в виде стилизованного атома, и чуть выше выцветшая нашивка - 'Полина Северова'. Он удивился прочности и эластичности материала, а Андрей Гордеич, присев на ступеньки и посматривая на комбинезон, задумчиво продолжил:
  - Кто его знает, что произошло тогда на локаторе, но одно было ясно - плохо дело. Мы, местные, знали, что выше нас стоит секретный объект. Никто об этом не говорил, но охраны было - мышь не проскочит. Понятное дело, не совались туда. Места тут глухие и захоти американцы со спутника чего разглядеть, не много бы увидели. В общем, привыкли, что под боком военные, хотя самих их не видели. По деревням они не ходили, но к локатору не пускали никого, хоть с виду обычная часть ПВО. Но слухи ползли, несмотря на всю секретность, кто его знает, где правда, а где брехня, но только говорили, локатор это так, для виду, а остального глубоко внутри.
  - Так что, их никогда не видели?
  - Почему не видели, видели. Сам и видел, мельком, когда нас бросили в восемьдесят шестом тушить реактор. Я ведь в химзащите служил, на такие вещи взгляд у меня наметан. Нас на БТРах, под вой сирен от локатора везли, дали похожие комбинезоны, а перед этим какие-то уколы ввели, особые. Всю дорогу от них нам плохо было, но только благодаря им, наверное, и уцелели. Так вот когда везли, то через щель люка было видно, что едем под землей - темно было, фары включены и выехали возле самого четвертого энергоблока.
  - И много вас было?
  - Не считал, не до этого было. Нашей задачей было не допустить угрозы цепной реакции в других реакторах. Послали в самое пекло, а после всего, когда возвели саркофаг, не разрешили выехать за пределы зоны отчуждения и подписку взяли, вот и жил здесь. Думал, недолго буду мучиться, мужики ведь один за другим уходили, вон их целое кладбище лежит. Но, неожиданно для всех, выжил.
  Он бросил взгляд на полуоткрытую дверь дома, потом поманил разведчика за собой и повел через заросли к скрытому в бурьянах погребу, открыл тяжелую ляду и спустился внутрь. Щелкнул включатель и погреб залил тусклый свет лампочки, ляда скользнула на место и они оказались в глубоком, вытянутом погребе. В мурованных из кирпича отсеках лежала потемневшая прошлогодняя картошка, пахло сыростью, на деревянных нестроганых досках стояла консервация, покрыв снаружи банки налетом многолетней плесени. Какое-то время разведчик вопросительно смотрел на старика, тот хитро улыбнулся, подошел к беленой стене и постучал пальцем. Неожиданно раздался глухой металлический звук, разведчик колупнул стену и под бетонной пленкой оказался тускло блеснувший свинец.
  - Сколько же тут его - пораженно обвел погреб глазами разведчик, прикидывая размеры - целый бункер.
  - Ну да, надо мной так и смеялись, бункер, говорили, рою. Если бомба упадет, так никакой бункер не поможет. Но они не были на станции, а я был. Словно с ума сошел после увиденного, начал обшивать стены свинцом, ну и еще кой чем. Когда небо в девяносто первом среди ночи заполыхало, кто в чем был так сюда и прибежал. Так и пересидели всем хутором, пока наверху грохотало и землю трясло. Думали, мир вверх дном перевернулся. Потом, когда все утихло, вылезли наружу, все вроде на местах стоит, дозиметр трещит, но пока терпимо. Потом глянули - вблизи хутора следы от БТРов остались, видать, приезжали за нами. Стали мы за головы хвататься, да потом перестали, когда пошли по следам и увидели что от них осталось. Осталось от них мало, словно кто в жернова бросил. Вот так оно и было. Первое время пробовали выбраться отсюда, кто помоложе и покрепче, да только все сгинули. Потому оставались здесь, спали прямо в погребе, одеял натаскали сверху, припасов. Так и жили, привыкали к аномалиям, к новой Зоне, а она привыкала к нам.
  Ляда отъехала в сторону, и над люком показалось лицо Полины:
  - У меня все готово, если вы закончили, то давайте к столу.
  Гордеич весело подмигнул Вересу, взял из полки банку с огурцами, и пошел вверх по ступенькам.
  Верес прикрыл глаза от солнца, и пошел вслед за ним, отметив про себя, что комбинезон Полина уже успела убрать.
  Покончив с обедом, дед позвал Полину в другую комнату, а Верес, сидя на крыльце, безуспешно пытался растормошить спящий голем. Через некоторое время вышла Полина, и вид у нее был расстроенный:
  - Дай анализатор.
  - Вот - разведчик отцепил от пояса аптечку - что-то случилось?
  - Не мне, деду.
  Верес вошел комнатку, где лежа на постели согнулся в приступе кашля Гордеич, приложил анализатор к его плечу, и после того как аптечка ввела несколько уколов, взглянул на дисплей, хмыкнул и протянул Полине. Она посмотрела на экран, побледнела, а потом бессильно уронила голову, всматриваясь в уснувшего старика.
  Разведчик вернулся на крыльцо и раскурил сигарету, возвращаясь к проблеме связи. Скрипнула дверь, но вместо девушки вышла Жучка, зевнула, равнодушно посмотрела на него безглазой мордой и, цокая острыми когтями, поплелась в бурьяны. Полина подошла так тихо, что разведчик даже вздрогнул от неожиданности, когда она села рядом и, не говоря ни слова, вытянула из пачки сигарету и закурила. Верес отрешенно смотрел, как на развесистом молодом клене переливаются крылья гигантской стрекозы, как едва заметно мерцает пятно 'пятна', с многократно усиленной силой тяжести впрессовавшего кусты в землю и образовав почти идеально ровную окружность. Чуть далее вихрилась, примостившись на крыше соседнего полуразрушенного дома, слабенькая 'спираль'.
  - Он заменил мне отца, заменил всех, подобрав бредущую в состоянии человеческого овоща, с трудом переставляющую ноги, пускающую слюни и выходил, вернул в человеческое обличие, не отходя ни на шаг. Мне повезло, а вот Федулов и Кириенко не выжили, их структуры не смогли перестроиться под воздействием резкой смены топологических констант. Через несколько дней они умерли в ужасных муках и бреду, он похоронил их там, в конце улочки. Ты спрашивал что такое 'Проект', и какое я имею к нему отношение? 'Проект' это глобальная программа противоракетного щита, созданного нами по заказу Минобороны на основе 'супер струнных' технологий. Знаешь что такое 'супер струны'?
  - В общих чертах... колебания квантовых струн порождает частицы второго уровня - все известные нам частицы.
  - Это если в двух словах. Принято считать, что квантовая механика и общая теория струн удел отвлеченной физики, мечтателей, грезящих о недостижимом, но то, о чем весь мир только мечтает - мы воплощаем в жизнь. На следующем витке военные воплощают это в смерть. Все очень просто и прозаично. Было бы лучше, если бы мир никогда не увидел общей теории поля, разработанной нашим соотечественником. Но случилось то, что случилось - кто-то увидел в теории ключ к неограниченной власти. Разумеется, во благо родины и всего прогрессивного человечества, все теми же методами. Не понятно почему 'Проект' решили развернуть здесь, так близко к границе - возможно для того, что бы поле 'сияния' было как можно ближе к западному фронту, как наиболее вероятному с точки зрения возможного нападения, но это только предположение. Настоящих причин не знает с никто, по крайней мере, из тех, кто был на три-экс. Секретность на объектах была высочайшая, даже наверху о них мало кто знал, и, если учесть, что сейчас вы знаете еще меньше чем я, рядовой физик-полевик, то и те малые клочки информации, просочившиеся вовне, были уничтожены.
  Верес согласно кивнул, а Полина выбросила окурок в бурьян, обняла колени и продолжила:
  - В 'Проект' я попала случайно. Откуда же я могла тогда знать, наивная молодая дура, свято верящая во вдолбленные нам идеалы родины и коммунизма, что каждый, мало-мальски выделяющийся из усредненной серой толпы, находится под пристальным наблюдением спецслужб. Едва я успела защитить диссертацию у Шумана, как за мной пришли.
  - Ты защищалась у Евгения Петровича? - удивленно вскинул бровь Верес.
  - Да, у него. Ты что, его знаешь? Хотя, после катастрофы, понятное дело что знаешь. В общем, за мной пришли, и так я попала в зону. Тут еще не было никакой зоны, стройка была почти завершена, 'глушилки', сбивающие шпионские спутники с толку и скрывающие нас как под покрывалом, работали денно и нощно, а потом, когда военные взялись соединение подземных коммуникаций, отключили за ненадобностью. Я не экономист, но и так было ясно, что в 'Проект' вбухивали огромные суммы и ждали, что он себя оправдает. Перед нами поставили прямую и конкретную задачу - разработать поле, которое служило бы как противоядерный щит от ракет противника. Если учесть, что созданное поле должно было накрывать всю страну, то можешь себе представить масштаб работ и энергетические затраты для его функционирования. Добавь к этой головоломке одну немаловажную деталь - во включенном состоянии поле должно иметь нулевое внутренне значение или быть приближенным к нему. Если сказать проще - быть безвредным для окружающей среды и населения. Ведь никому не хотелось сменить радиоактивное облучение на что-то похуже. Задачу нам поставили заведомо невыполнимую - перевести теорию струн во вполне конкретный поставленный результат. Работа шла во всю, нам предоставляли все запрошенные мощности, для первичного запуска даже соорудили поблизости Чернобыльскую АЭС. Но мы топтались на одном пятачке, ни на шаг не продвинувшись в нужном направлении, хотя попутно сделали немало других открытий, за которые нам уже при жизни должны поставить памятник. Но мы осознавали, что памятник у нас будет только один - надгробный, если мы не переломаем ситуацию в ближайшие сроки. Мы готовились к худшему, многие из ребят исчезали, и мы не имели представления, что с ними случилось. Тот день я помню как сейчас, обычная планерка, на которую нас созвал руководитель Экс-один, Ионов, и бросил на стол засмоленную папку. Неровный почерк Шумана я узнала сразу, но это уже не имело значения - в неровных строках был выход, указание пути, гениальное и вместе с тем простое решение, поверить в простоту которого мы не решались. Мы работали как проклятые, по две смены, падая с ног и держась на разработанных нами же стимуляторах. Поле Шумана, которое мы назвали 'сиянием', было новым состоянием взаимодействия, переворачивающим представление о строении мироздания. 'Сияние' открывало громадные перспективы и идеально вписывалось в поставленную нам задачу. Оно было податливой глиной, из которой можно было вылепить практически все что угодно. В ходе исследований 'сияния' нас привел в восторг один неоспоримый факт - даже при всем нашем желании его было невозможно сгустить в плазменный сгусток или нечто подобное, сделав из него оружие куда более страшное, нежели атомное, к которому мы по неразумения притронулись. Словно некто, куда более превосходящий нас, вмуровал в природу 'сияния' принцип ненападения, потому что соорудить из него некий заслон, завесу, оказалось вполне возможным - на это наших общих способностей еще хватало. Поле имело двустороннее нулевое проявление, полностью нейтральное, существующее как бы само по себе, вне остального континуума, не фиксируемое ничем, кроме экспериментального оборудования, смонтировано нами при исследованиях. При попадании в незримое статическое поле 'сияния' любой объект, имеющий в себе боеголовку и направленный на разрушение, аннигилировался, оставляя остаточное явление в виде едва заметного жемчужного всполоха. 'Сияние' словно ткало само себя, как будто читая из наших голов, что необходимо и само принимало форму, перетекая из голой теории, идеи, записанной торопливым почерком Шумана, в нечто нами осязаемое и ощутимое. Каким образом он смог разработать, вывести единую теорию поля, над которой безуспешно бились многие умы человечества - было непонятно. Было понятно одно - он гений, величайшая личность, сравнимая разве что с Эйнштейном, если не превосходящая его.
  Она замолчала, а потом, собравшись с силами, продолжила:
  - В марте восемьдесят шестого были смонтированы прототипы первых излучателей - 'эхи' и установлены на башнях, прозванных три-эксами, которым заранее, еще при строительстве, исходя из соображений секретности, придали форму обычных радиолокационных станций. Между ними и должно было раскинуться генерируемое полотно 'сияния'.
  Верес многозначительно хмыкнул, прикидывая, сколько же Полине лет, но та вновь погрузилась в воспоминания:
  ... - по подземным коммуникациям к установкам были проведены многократно дублируемые силовые линии с АЭС, мы опасались, что нам не хватит мощностей, хотели перестраховаться, но тревога была напрасной. Была дана команда - 'ноль', излучатели запущены в режим нарастающей мощности, и многие из нас даже закрыли глаза, опасаясь толи взрыва, толи еще чего, но все прошло как нельзя лучше. Внешне ничего не изменилось - не было никаких иллюминаций, спецэффектов - о существовании поля свидетельствовали лишь приборы. Убедившись в стабильности сгенерированного поля, военные приступили к его 'обкатке' - начав обстрел объектами имеющими следы радиоактивного воздействия, весившими меньше грамма, постепенно дойдя к сходным по характеристикам с тактическими ракетами. Как им удалось соблюсти вопрос тотальной секретности, и удалось ли, не знаю. Нас волновало 'сияние', но результат тестовых проб был одинаково неизменен - все объекты, имеющие радиоактивные, химические или взрывчатые вещества были аннигилированы, оставляя после себя слабые, едва заметные всполохи. Ни радиации, ни иного проявления отличающегося от естественного фона зафиксировано не было. Опасаясь могущего возникнуть в результате неучтенных проявлений в работе 'сияния' жесткого излучения, мы заранее разработали новейшие антирадиационные и модулирующие препараты, но они так и не были задействованы. Лишь однажды в работе три-эксов произошло резкое, скачкообразное снижение мощностей, но через пару секунд все пришло в норму и это списали на перебои в силовых линиях. Подобное больше не повторялось, о 'провале' вскоре забыли, и, пожиная лавры свершителей невозможного, мы с утроенными силами взялись за включение 'сияния' в единую систему противоракетной обороны. Это был триумф, торжество разума, но о нем нам вскоре пришлось забыть - двадцать шестого апреля произошла авария на четвертом энергоблоке. Мы взялись за ее ликвидацию, тогда не было времени задумываться о причинах. Причинами занимались военные, среди их докладов вскользь упоминалось такое определение как 'диверсия'. Временя шло на минуты - другие реакторы готовы были взорваться. Гордеич, ведь рассказывал, как их везли по подземным коммуникациям?
  - Рассказывал. Так 'Проект' не причастен к взрыву на Чернобыльской АЭС?
  - Нет, мы тут не при чем. Для запуска 'сияния' мы лишь единожды взяли одну десятую часть мощностей станции, в дальнейшем оно работало в автономном режиме, войдя в замкнутый цикл, не требуя для подпитки внешних источников энергии. Станция переключилась на удовлетворение нужд народного хозяйства. Хоть ее реакторы и были построены по морально устаревшей технологии, но имели многоступенчатые контуры безопасности, которые и сведущему обойти не так-то просто. Перед строительством станции мы предложили на рассмотрение свой проект, куда более продуктивный и безопасный, но нам приказали заниматься своими делами и не лезть в чужой огород. Вот тогда и пригодились наши препараты, но к рядовым ликвидаторам они так и не попали, почти все были реквизированы и употреблены военными.
  Разведчик выбил новую сигарету, с интересом наблюдая, как бестолковая ворона, влетев в 'спираль' на крыше, коротко каркнула, и ее выбросило вверх словно из катапульты. Во все стороны рванули черные перья, услышав запах крови из кустов выползла Жучка и потрусила облезлыми боками в сторону соседского дома.
  - Слишком просто у тебя все получается - этакое эссе, отчет о прожитых годах.
  - Если ты знаешь, что такое бозон Хиггса, и как происходит взаимодействие в спин-хрональном поле то можно иначе, только смысл все усложнять, если можно рассказать простым человеческим языком?
  - Прости, ты права, но как то все сухо, будто слушаешь хронику.
  - А ты чего ждал, заламывания рук и слез ручьем? Так нет их, Верес, были, да давно все вытекли. Нам практически связали руки и запретили высовываться из три-эксов, и мы наблюдали, как умирает масса народу из-за лучевой болезни и радиоактивного поражения. Хотя нет, не все молчали - профессор Тарнавский прорвался в средства информации и заявил, что есть эффективное средство дезактивации, настолько простое и действенное, что его можно распылять просто из кукурузников без всякого вреда для окружающей среды. При воздействии катализатора период распада цезия и прочих радиоактивных изотопов ускорялся в тысячи раз и связывался в безопасное соединение. Но это замолчали, списали как неудачную насмешку над народным горем, а самого Тарнавского не стало. Вот так, прямо и просто.
  - Тарнавский? - наморщил лоб Верес - поглядывая на жалобно мигающий браслет голема - нет, не помню.
  - Никто не помнит, кроме нас. Но так у нас все делалось - концы в воду и меньше проблем. После аварии из зоны начали эвакуировать население, чему служба безопасности чуть ли не аплодировала, не из-за беспокойства за людей - из-за того что служба стала проще, и плевать они хотели сколько ликвидаторов сгорело в клиниках, тогда как бункеры три-эксов ломились от запасов новейшего антирада, излечивающего даже запущенную лучевую болезнь. Почему? По определению. Утечка информации о новейших средствах антирадиационной защиты для них значила больше чем живые люди. Так всегда было, и сейчас ведь ничем не лучше, и плевать правительству на маленького человека, что умирает без всякого смысла, только для того, что бы сохранилась чья-то государственная тайна.
  - Про сейчас не согласен, ты многое упустила, в том числе и то, что за семьдесят лет к власти впервые пришли те, кто действительно не только думает, но и делает для людей, а уж потом для государства из них состоящего. Говоришь, чем мы десять лет занимались? Составлением онкобазы, например, и теперь можно вылечить даже последнюю стадию.
  Увидев лицо Полины, он охнул и пресекся, а та впервые проявила что-то кроме сухой констатации, схватив его за ворот:
  - Что? Что ты сказал, повтори!
  - То, что слышала - от рака теперь есть и лекарство и прививки. Отпусти, ведь придушишь.
   Полина отпустила воротник не отводя взгляд от разведчика, а тот судорожно глотнул воздух и помассировал шею:
   - Ну и хватка. Я думал, ты знаешь, если была на этой стороне после прокола.
  - Не знала, была в девяносто пятом, во время экстренной активации на Экс-два. 'Окно' было нестабильно, только и успела, что активировать модуль автоматического наведения, а дальше мою группу накрыло разрядом с той стороны, медальон автоматически отстрелил меня в район Затона. Пока оттуда выбиралась, было несколько разговоров с бродягами, с чего и составляла текущую картину. Думала, доберусь до Периметра и во всем разберусь, но механизм прокола тогда был еще несовершенен, жестко привязан и меня, неожиданно, уже с Могильника выстрелило обратно в Севастополь. После этого мы не могли пробиться к вам до последнего времени. И, как мы недавно выяснили, течет оно у нас по-разному. Скажи, что нужно для того что бы сделать лекарство?
  - Анализ ДНК и проба крови - и то и другое теперь находится в анализаторе аптечки. Вопрос в том, куда нам сейчас идти - пробиваться на Экс-два, ожидая Звездочета и Листа для совершения прокола в мир иной, или за лекарством на Периметр?
  
  - 09 -
  
   От темнеющих вдали зданий Экс-один по кромке гниловатого озера плыл туман. Идти приходилось осторожно, замирая через каждые несколько метров, напряженно прислушиваясь, как от наэлектризованного аномалиями воздуха по коже пробегают колючие злые мурашки и поднимаются волосы на всех возможных частях тела. Чутье сталкера хорошая штука и вырабатывается преимущественно у тех, кто десять раз проверит, а потом ступит вперед, предварительно обстреляв тропу болтами. Даже надежную, чистую с виду, нахоженную тропу. В Зоне вообще не бывает чистых троп и на каждого опытного бродягу сталкера непременно найдется какая-то своя, особая хрень, которая успешно отправит его к праотцам, если он будет чрезмерно щелкать клювом или слишком осторожничать. Тут ведь так, чуть поспешишь, а потом все, можно не спешить, на том свете некуда спешить. Вон сколько их валяется по берегам глубокого холодного озерца с романтическим названием Изумрудное. Знать бы какой остряк придумал такое название, наваять ему хорошенько по лицу, справедливости ради, и отправить погулять по его живописным берегам. А места тут, право, чудные, и какой только здесь не водится хрени: тут тебе и зыбь обыкновенная сыпучая и зомби гражданский бродяжий, байбаков да гиббонов по самое не балуйся, а уж аномалий - выбирай любую, которая приглянется, да и наворачивайся смело, не тушуясь. Тут тушеваться нельзя - назвался сталкером, полезай в Зону. А как вы хотели? Работа у нас такая, героически-опасная. Только жаль орденов не дают за вредность. Такой уж мы, сталкеры, народ, вреднющий до невозможности и въедливый до крайности. А уж нервы у нас потолще стальных канатов будут - чуть что, сразу за автомат. Иначе нельзя, иначе просто сожрут или застрелят, это уж как кому понравится. Одно хорошо - на похороны тратится не приходится, тут с этим быстро, если не сожрут так обглодают. Еще в полуживом состоянии. Но в некоторых случаях лучше все же немного поспешить, чем опоздать. И хоть обещал кудесник Шуман, что прорыв еще не скоро, но противная каламуть небес, мягко скажем, не радовала.
   Протестующего Схиму оставили с отрядом путников в бункере, и приказали не мешкая возвращаться на базу. Для вылазки на Экс-один один записалось куда больше народу, чем требовалось, потому после недолгих, жарких споров кроме Звездочета, Листа и Брамы с Шуней, к ним примкнул вечно молчащий Ионов и не ко времени оклемавшийся шпик. С Ионовым все было ясно - окрестности озера он знал как никто другой и по составленной карте аномальных полей мог пройти с завязанными глазами, установки Экс-один тоже знал не понаслышке, но вот шпик, и, как оказалось, по совместительству еще и особист, со звучным именем Самум, вызывал более чем смутные опасения. Одно то, что он выжил, было чудом, яркой иллюстрацией к воскрешению мертвых. Шуман осматривал Самума с таким же вдохновенно-восторженным выражением лица, как мастер смотрит на свое творение, вертя из стороны в сторону, просвечивая, проверяя, насколько быстро идет вживание искусственных позвонков. Черкнув пометки на полях журнала, профессор посоветовал ему завязывать с карьерой шпика, вместо этого подумать над тем, чем заняться в ближайших сто лет, и впустил Звездочета. О чем они говорили, неизвестно, но через десять минут отряд вышел из бункера и направился в сторону Изумрудного озера. Какое то время турель 'титана' на бункере задумчиво смотрела им вслед, а потом повернулась в сторону болот.
   Задумчивый, вечно погруженный в свои невеселые мысли Ионов шел впереди, не отводя глаз с детектора и сверяя дорогу, оставив проблему огневого прикрытия на усмотрение Звездочета и Брамы. Казалось глупость - надо смотреть на дорогу, смотреть в оба, насторожено выискивая среди угрюмого бурого пейзажа малейшее шевеление или рябь. Но смотреть здесь особо было не на что - порезанная, будто смятая исполинской силой косыми линиями яров, холмистая местность, на дне которых что-то бурлило, вздыхало противными голосами, шипело струями пара и перебегало с места на место. Со всех сторон нависла пелена кислотного тумана, и только наличие големов позволяло хоть что-то разглядеть в этой липкой каше, в которой словно перемешались все цвета и вылились в один мутный ком. Самум вначале отставал и шел в конце с Листом, но потом вошел в ритм и двигался так же четко и слаженно, как и остальные. Смотря на его блеклое лицо, и бесцветные водянистые глаза было трудно поверить, что всего несколько часов назад он лишь немногим отличался от трупа. Брама вначале косился, но после того как шпик снес голову гиббону, выпрыгнувшему из тумана и вскочившему на спину рослому путнику, тот немного расслабился и даже попробовал улыбнуться, но через маску этого не было видно.
   - Ионов, что впереди? - с придыханием промолвил Звездочет, стирая с лицевого щитка багровые разводы крови.
   - 'Теслы'. Стоят сплошной стеной так что не пройти. Надо делать крюк и обходить у вертушки. Плохо.
   - Почему плохо? - Лист посмотрел на вытянутое лицо Ионова, выражающее всеобщую безысходную унылую печаль.
   - Там от активности зашкаливает так, что зубы ноют. И нехорошее что-то сидит, непонятно, живое или условно живое.
   - Как это? - спросил Лист, рассматривая валяющиеся у рвов сплошь заросшие ядовитым мхом бетонные трубы.
   - А, ты же не помнишь - нехотя бросил Ионов, постучал пальцем по детектору и снял маску - основную массу тумана мы прошли, тут почти можно дышать.
   Звездочет откинул щиток и бросил короткий взгляд на Листа. В нем что-то изменилось, будто распрямилась некая внутренняя пружина и, сквозь молодое, почти мальчишеское лицо стали отчетливо просвечивать иные черты. Поступь стала стелющейся, хищной и глаза, прежде такие восторженные и чистые, становились глубокими и угасшими. Было непонятно кто перед ним - Лист или кто-то другой. Вот это и тревожило, ведь все что неизвестно по определению опасно. Но вся жизнь разведчика, неважно долгая она или короткая, так или иначе, риск, опасность, и если она станет явной... он в сердцах защелкнул магазин скорострельного снайперского вала, взятого вместо медлительного винтаря, и поймал ответный взгляд Листа. Лист смотрел задумчиво, словно что-то взвешивая, потом едва заметно улыбнулся, совсем как прежде, и от этого на сердце у Звездочета стало еще тяжелее.
   - Всех существ Зоны можно поделить на два вида - живые и условно живые...
   Ионов снизошел до скупого пояснения, пока поглядывал по сторонам и неторопливо калибровал детектор. Повертев в руках предложенный ему голем, он лишь скептически хмыкнул и отказался, сославшись на его ненадежность. Характер он имел своеобразный, словно в противоположность жизнерадостному Шуману - хмурый и подозрительный, и к технике, сделанной не его руками, он относился с пренебрежительным раздражением, считая ее ограниченной и примитивной. Надо заметить, что, несмотря на хмурую ворчливость, он оказался прав относительно аномально зашкаливающего Экс-один. Големы действительно сбоили, лицевые щитки то и дело подергивались полосой помех. Потому сдвинув невесомые дуги оптики на затылок, сталкеры облегченно вздохнули, присматриваясь к клубящейся мути и прислушиваясь к каплям дождя, барабанящим по просвечивающим сквозь туман перекрученным ржавым конструкциям. Они спрятались от внезапно налетевшего дождя под выпирающей из-под земли надломленной, оплавленной бетонной громадой, в который было невозможно угадать ее первичное назначение. Громада потекла, словно свеча от порыва свирепого пламени и кое-где еще виднелись нити железобетона свисающие вниз нелепыми окаменевшими сосульками. Самум, задрав голову вверх, рассматривал потекший бетон, Брама надвинул лицевой щиток, водил стволом грозы из стороны в сторону, в поисках живности, которая любила селиться в подобных щелях. Звездочет осторожно смел рукой пыль и присел на краешек плиты, примостив вал между колен таким образом, что бы можно было выхватить при первой необходимости.
   - Гиббоны, слепыши, волколаки, морлоки - это живые организмы, подвергшиеся тотальной мутации, как вследствие радиоактивного излучения, так и влияния аномальных образований, которые усиливают первое. Академически принято считать, что мутации, нарушения в структуре генома, проистекают далеко не сразу, но это теория. Все что мы с вами сейчас наблюдаем - это практика, которая опровергает голословную хрестоматийную теорию. Мутации могут провялятся со сколь угодной скоростью, где скорость задает тот или иной участок аномального поля, влияние тех или иных искаженных законов. Молекулярный анализ показал, что это земные организмы.
   - Ну а зомби, доминусы, выворотники - имеют внеземное происхождение? Откуда же они прилетели?
   - Пришельцы с иных планет это фантастика, вымысел зевак. Пришельцам, даже если они где-то и есть, нет никакого смысла тащиться к нам через бездну вакуума, только для того, что бы эксплуатировать биосферу Земли. Любое общество, достигшее уровня межзвездных перелетов, должно вначале решить проблемы внутренние, планетарные, а уж потом колонизировать иные миры. При таком раскладе синтезатор биологических веществ будет изобретен гораздо раньше, чем маршевые двигатели межзвездных полетов.
   - Это почему же? - прищурился Самум - профессор вон какой бункер отгрохал, как раз в стиле замкнутых экосистем.
   Ионов удивленно поднял бровь, не ожидая, что личность, скрывающаяся под изодранной броней шпика, может разбираться в экосистемах и проблемах социума. Он махнул рукой на прибор, объявив, что кислотный дождь сбивает настройки, двигаться дальше при таких условиях равно самоубийству и присел к разведенному Брамой костерку.
   - Согласитесь, для того что бы обладать технологиями позволяющими преодолевать звездные расстояния, они должны обладать мотивом, логикой, пусть даже не совсем понятной нам логикой. Межзвездные перелеты слишком дорогая штука, что бы их оправдывало одно лишь исследование иных миров. Для того что осуществить такой проект должна быть веская причина, такая как глобальное перенаселение, но синтезатор органики, из которой вы имеете теперь удовольствие состоять не менее чем на четверть решение куда более простое и приемлемое. Если исходить из того, что существо построенное на белково-углеродной основе, прежде всего должно питаться, а потом уж где-то жить. Потому эксплуатация биосферы Земли и порабощение нас для использования ее ресурсов - нелогично. Если предположить, что их природа и колебание собственной космической частоты, равной в трехмерном континууме числу пи и отличается от нашей, в чем лично я сильно сомневаюсь, то в виде сырьевого источника Земля им подавно не нужна. Равно как и для колонизации. Перед пришельцами станет проблема неизбежной терраформации, преобразования, за которое мы принимали первичное проявление Зоны. Взаимодействие местных жизненных форм с привнесенными - это такой фактор неопределенности и риска, что проще и дешевле основать колонию на безжизненной планете, или там, где жизнь делает только первые шаги, нежели все здесь стирать подчистую, а потом снова заселять. Если не проводить преобразование, то им самим придется изменяться под здешние условия, что гораздо правдоподобнее объясняет образование Зоны, некого полигона с множеством возникших столь противоречивых форм.
   - Вы полагаете, что все это лишь банальный пикник на обочине? - обронил Звездочет, всматриваясь в огонь - Не обижайтесь, Ионов, но ваша теория местами сыровата. Не обязательно изобретать синтезатор белка и прочей органики, и уже потом этот ваш гипердвигатель. Технократическая, если взять за основу что это именно технократическая цивилизация, не должна развиваться линейно - прогресс может быть слишком непредсказуем. Мы, например, еще не вышли дальше солнечной системы, но уже умудрились совершить прокол пространственно-временного континуума, не вылезая при этом из собственной колыбели. Согласитесь, если они имеют технологию пространственного прыжка, то неужели у них нет технологии, позволяющей преобразовать намеченную или случайно открытую планеты под их параметры? И последнее - проблема перенаселения и выживания может толкнуть на даже крайние меры, несмотря на очевидный риск. Но в одном вы правы, мой ученый, но недалекий друг - происхождение Зоны имеет четкий рукотворный характер, и нестабильность пространственно-временных перегородок само указывает на мир, откуда приходят выворотники.
   Ионов помассировал подбородок:
   - Признаюсь, мне давненько не попадались столь образованные собеседники, все путники да путники.
   С этими словами Брама побагровел, но ученый проигнорировал его возмущение и продолжил:
   - Собственно, для этого я и изложил общие тезисы моей теории, что бы показать всю бессмысленность инопланетного вторжения. Да, Зона имеет земной характер, но после того как Лист прямо подтвердил наши предположения о мире выворотников, Агарти, то их стоит называть не инопланетянами, поскольку планета у нас одна, а паралельщиками, зазеркальщиками - пусть эта идея и отбрасывается общепринятым научным мнением.
   - Но почему идея многомерности мироздания не признается, а идея инопланетного разума вполне? - вставил Лист.
   - Не следует забывать - ход научной мысли задают устои и нравы общества, и если религиозная идея, говорящая нам о некой превосходящей нас реальности высмеивается обществом как атавизм, то точно так же будет высмеяна любая мысль, говорящая о многомерности вселенной. Идея же инопланетной жизни замкнута только на физическом трехмерном континууме, что не противоречит концепции атеизма. Потому никто серьезно не рассматривал вопросы многомерности и влияния колебаний квантовых струн на структуру пространства, могущих вызвать пробой его недоказуемых перегородок.
   - Скажите, Ионов, вы всегда были приверженцем многомерности, научным еретиком или...
   - Или - прервал Звездочета Ионов - после того как по тебе лупит взбесившийся излучатель, запущенный теми, в кого ты еще вчера не верил и даже саму идею их существования бредом, многое приходится менять и искать этому объяснение.
   - Хорошо, зомби, доминусы - это результат мутаций, сейчас не так уж и важно, направленных, вызванных искусственно или спонтанных и самообразовавшихся - все это основано на человеческом материале. Тогда что такое выворотники, откуда они берутся? Все мы знаем, что они есть, но как они приходят?
   - Вы задаете слишком сложные вопросы, Лист - вы сами видели, откуда они приходят, так почему же молчите?
   Звездочет бросил на сталкера взгляд, но тот лишь вздохнул:
   - Из вбитой в меня информации о прорыве и Севастополе и не связанных между собой смутных образов, невозможно выстроить всей полноты. После того как открыли медальон и он оказался почти пуст, за исключением координат, к которым надо еще найти точки отсчета, мне полагалось вспомнить все, в том числе и себя. Но я до сих пор чувствую себя все тем же Листом и никем другим, имея вместо памяти только короткие вспышки-провалы. Почему?
   - Не могу ответить - кивнул Ионов - возможно, мы найдем ответ там, в 'окнах', меня это интересует не меньше вашего. Первое появление выворотников было обнаружено в девяностом году, были ли подобные проявления раньше, не знаю, но складывая теперь все произошедшее в одну цепочку, прихожу к выводу, что оно произошло вместе с тестовым запуском противоракетного щита 'сияния', когда образовался внезапный, ничем не объяснимый провал мощностей. Мы пытались обнаружить причину провала, но тогда это не удалось. В своих расчетах мы не выходили за рамки трехмерного континуума, а вектор прокола был направлен вовне. Пока пространственные перегородки, о которых мы даже не предполагали, были еще достаточно стабильны, выворотники проходили через барьер в виде матричных полей, приводящих к сбоям аппаратуры и создавая возмущения. Но чем больше мы углублялись в изучение волнового мира, создавая еще большую нестабильность и расшатывая грани, они начали проникать уже в энергетические поля человека, уничтожая личность носителя и занимая его место. Знаю, это звучит дико, но иного объяснения тому, что произошло позже, у меня нет.
   - И что, вы не пробовали ничего предпринять? - Самум вошел в привычную для него роль особиста.
   - Вы представляете, как бы это выглядело в отчетах? 'В ходе исследований мы атакованы неизвестными матричными полями, вызывающими у личного персонала нарушение мозговых процессов. Просим принять соответствующие меры'.
   - Сейчас это не вызывает сомнений - после каждого прорыва наша служба отлавливает на Периметре пробивающихся вовне выворотников. Они ведь не за цветочками к нам явились, и наше счастье, что они не могут копировать модуляцию медальонов, напрямую считывающих код ДНК с носителя. Кстати, как именно возник термин - выворотник?
   - Впервые мы столкнулись с этим здесь, на Экс-один - указал сквозь поредевшую завесу дождя Ионов - в воздухе образовалось нечто, напоминающее линзу, образовалось прямо внутри здания, и в нее попал один из сотрудников. Его словно вывернуло, отразило, будто в зеркале. Пока мы оказывали ему первую помощь, он успел убить десять человек.
   - Линза? - переспросил Звездочет, силясь задержать мелькнувшую на окраине сознания ускользающую мысль.
   - Да, как круги на воде, только в воздухе. По внешнему виду очень похоже аномалию 'рябь'. Охрана нафаршировала взбесившегося Воротина свинцом, пока тот, держась на ногах, пытаясь до них дотянутся. Пока длилось расследование, и труп находился в морге, повреждения от огнестрельного оружия успели полностью затянутся. Когда мы сделали вскрытие, обнаружилось нечто поразительное - у него отсутствовали внутренние органы, осталась лишь пустая оболочка. Результат биологического анализа оболочки был абсурден и не имел ничего общего с человеком. Хочу напомнить, это было в девяностом году, и хоть Экс-один после успешного запуска 'сияния' и катастрофы на ЧАЕС перебросили на создание средств биологической защиты и иные проекты, тест ДНК занимал длительное время. Тогда еще не было сканеров ДНК и технологии, разработанной позже для опознавательных жетонов. Ладно, дождь перестал, надо идти.
   Шуня поднялся и шагнул наружу, навстречу зыбкой серой пелене, но его рывком отдернула назад чья-то твердая рука. Он оглянулся и встретился с бесцветными, равнодушно-спокойными глазами Самума:
   - Не стоит так торопиться - это не Развязка, это Экс-один. Тут навернутся раз плюнуть. Посмотри вперед.
   - Лужа, туман, дальше что-то непонятное, то ли дерево, то ли развалины.
   Шпик присел на корточки, поднял с земли кусочек отсыревшего бетона и точным движением метнул над лужей. Над самой срединой камень замер, повисел нерешительно в воздухе, а потом с глухим бульканьем ухнул вниз.
   - Ничего себе лужица. 'Полынья'?
   - Нет, тяжелая вода. С виду как и нормальная, но на ней не бывает ряби. Ее можно отличить только по этому признаку. Выбраться невозможно - камнем идешь ко дну, никто знает какая там внутри глубина. Будь осторожнее, тут даже обычные явления могут быть смертельно опасными, иначе сгинешь как Понырев.
   - Где он, что с ним? Вы же обещали рассказать.
   Самум вышел наружу, миновал недвижимое зеркало мертвой воды и, получив утвердительный кивок от Ионова, пошел вперед. Шуня поравнялся с ним, но шпик отодвинул за его спину:
   - Держись сзади. Звездочет, Брама - прикрывайте спину, здесь полно гиббонов, а они любят душить сзади. Лист?
   - Тут - послышался голос сталкера.
   - Говорят, ты хорошо стреляешь? Будь готов открыть огонь на поражение - тут бродят зомбированные шпики, они мастера стрелять. Три-эксы тянут их к себе как магнитом, и они скитаются между развалин наземной части зданий. Выплеск аномальной энергии был слишком силен, тут все поплыло, как от ядерного удара, так ведь, док?
   - Так - Ионов сморщился, постукивая ладонью по ребру детектора - никто не знает, когда все началось. Выворотники проломили пространство, отрезали нас от пульта, а потом что-то сделали с излучателем, перенастроили, и вместо 'сияния' он стал генерировать какое-то невообразимое поле, в соприкосновении с которым рушилась сама метрика пространства. Все словно взбесилось, здесь творилось настоящее светопреставление, излучатель ударил по Экс-два, а потом оттуда пришел ответный удар. Дальше ничего не помню, меня привел в чувство Шуман, вокруг одни развалины, трупы, огонь. Когда в центре поняли что тут все вышло из-под контроля, их доставили вертолетом и высадили из вблизи корпусов НИИ, для того что бы они вернули управление над излучателем.
   - Так это его вертолет там лежит? Но вертолеты не летают над Зоной, двигатели глохнут, несмотря на защиту.
   - А разве был выбор? Так или иначе, но излучатель они погасили, погасили полностью и сейчас он не больше чем груда дорогостоящего железа. Потом здесь начало фонить, пространство изменилось, породив такие аномальные формы жизни, над которыми мы будем ломать голову еще несколько веков.
   Самум, прикрыв голову руками, как подкошенный рухнул в грязь и покатился по склону неглубокого оврага. Глаза не успели зафиксировать опасность, но оточенный, обостренный навык выживания швырнул людей наземь прежде чем что-то, с противным звоном разрезав воздух, пронеслось над головами и ушло вглубь тумана. Брама приподнял голову, процедил через зубы многоэтажное сложно-эпитетное ругательство и покатился вслед за шпиком, следом скользнул по бурой траве Шуня, рухнул на живот и вцепился в ворот Самума.
   - Звездочет, Лист - помогайте, самим нам не справится!
   Путник обхватил Самума под руки, рухнул на спину и, упершись ногами в валяющуюся поблизости перекрученную бетонную балку начал тянуть. На его лбу вздулись багровые жилы и, увидев, что Шуня начинает скользить в направлении ртутно блестящей лужи, с натугой выдавил:
   - На землю, на землю падай, так больше опоры.
   Самум уже по пояса провалился в скопившуюся на дне оврага мертвую воду, все его силы уходили на то что бы дышать.
   Звездочет скользнул по грязи, теряя равновесие, взмахнул руками и зацепился за колючий терновник, Лист, отбросив автомат, упал возле недвижимого зеркала и подхватил шпика с другой стороны, не давая ему уйти на дно.
   - Осторожнее, осторожнее тяните, иначе вода его разорвет - одну половину оставит, а другую отдаст.
   - Помог бы лучше, умник... - хрипел Брама, сантиметр за сантиметром вытаскивая шпика из зеркала.
   - Там места больше нет - обронил Ионов, философски созерцая как шпик, вылетев из тяжелой воды, рухнул на путника.
   Брама вытер струящийся пот, и скосил глаза на судорожно дышащего Самума:
   - Ты только пойми меня правильно, обычно я сам предпочитаю сверху...
   Самум скатился в сторону:
   - Будешь у нас на Развязке, устрою я тебе и сверху и снизу.
   Брама засмеялся, скользя руками по жидкой грязи, встал, пошатываясь из стороны в сторону, и помог подняться шпику:
   - Какого черта особист делает у шпиков? Или это тоже, государственная тайна, за обнародование которой ты меня прикопаешь за ближайшей грудой? Так тут вон сколько секретов - умирай не хочу.
   - Думаешь, контрразведка просто так даст разгуливать 'диким гусям' по Зоне? Знал бы ты, сколько их прет - отлавливать не успеваем. Шпики внутрь - выворотники наружу. Не Периметр, а прямо митохондриальный барьер какой то.
   - Это ты сейчас что-то умное сказал? Мы народ простой, университетами не балованный, так что если можно - попроще.
   - Если попроще, то в стране не все так идеалистически, как кажется обычному человеку, не обремененными сложными вопросами государственной безопасности. Зона создает множество проблем и притягивает к себе носителей демократии словно магнитом. Они много говорят о правах человека, особенно когда хотят с этого что-то иметь.
   - Завязывай разговоры, Самум. О вопросах безопасности мы с тобой позже побеседуем, в более благоприятной обстановке, если вернемся живыми. Мы не имеем права погибнуть - потому все закрыли рты и поглядывайте по сторонам, а то устроили выездное заседание академии наук. Академики с кривой дороги - путник да контуженный.
   Все заткнулись и прибавили ход, насколько вообще можно было прибавить ход в нашпигованном поблескивающими аномалиями лабиринте, и вскоре из тумана показалась кромка гниловатого, резко воняющего химикатами Изумрудного озера. Когда то оно было маленьким зеркальным плесом, которых много на Полесье, но после аномального урагана, пронесшегося над землей, озеро изменилось, увеличилось, рывком поднявшись на несколько десятков метров, щедро вскармливаемое образовавшимися болотами, скрывая в своих недрах кладбище старой, активной техники, захороненной здесь еще с аварии на ЧАЕС. Иногда, когда над Экс-один сквозь толщу туч все же пробивалось солнце, словно по чьей-то прихоти его воды внезапно прояснялись, становились прозрачно хрустальными и на дне были отчетливо видны машины: яркие, блестящие, словно только сошедшие с конвейера. И было видно, как между ними кто-то ходил: неторопливой размеренной походкой, нелепо загребая из стороны в сторону, раскачиваясь и запинаясь, трогая холодные металлические ручки дверей и проводя рукой по обросшим зелеными водорослями бокам. Кто это был, не знали, но смотреть на высокую, сгорбленную фигуру было жутко, в душе поднималось что-то липкое, черное, казалось, она сейчас повернется, посмотрит холодными провалами глаз, утащит на дно, высосет и отправит пустую безжизненную оболочку блуждать окрестностями озера. Вымысел это или нет, но к озеру старались не подходить, приближаясь к нему лишь в самом крайнем случае, держась как можно дальше и пытаясь быстрее миновать, не тревожа мертвых зеленых волн.
   Никто не спорит, многое из происходящего было преувеличением, окрашенное кистью сталкерского воображения в нечто невиданное, неслыханное, но всегда неизменно смертельное. Была ли Зона ответом природы человечеству за ее беспощадную эксплуатацию, или же она результат случайности, вышедший из-под контроля эксперимент, до конца не известно. Здесь смешались многие факторы, наползая, громоздясь друг на друга тоскливым серым туманом. Но в одном сталкеры, вольные бродяги, авантюристы на государственном содержании, были правы - неизвестно и смертельно опасно. Можно подумать, военные после второго прорыва не пробовали вернуться в Зону, взять ее под уздцы, сломать хребет и поставить себе на услужение? Пробовали, да только ничего из этого не получилось. Там где относительно легко проскользал сталкер-одиночка, специалист с немалой платой и страховкой за риск - военные погибали. Погибали и все, вопреки всем законам логики и здравого смысла. Казалось вот дорога: относительно ровная, немного побитая колдобинами, наполненная бурлящим 'киселем' и заросшая зарослями полыни и чернобыля. Обычная с виду дорога, ни аномалий особых, ни зверья разного, но попробуй, ступи - враз вылезет нечто такое, от чего нет защиты на БТРах, ныне сиротливо оставленных вдоль дорог, светящих открытыми люками, со следами жирной копоти и отпечатками вплавившихся в броню тел. Если же проскользать, к примеру, пешком, незаметно и постепенно, без поддержки такой привычной и милой солдатскому сердцу бронетехники - то нехитрая арифметика становится еще проще - через Периметр входит сотня, а до пункта назначения доходит всего двое-трое, и то, в чем имеется большое сомнение. Военные даже пробовали переодеваться в сталкерские комбинезоны, серые и неказистые, более приспособленные к сложным условиям, нежели мимикрирующий динамичный камуфляж с жидкой компенсационной броней, но после входа в Зону их больше не видели - ушли и исчезли. Потому вскоре, поскрипев зубами и подсчитав жертвы среди стремительно редеющего личного состава, они были вынуждены отказаться от силового давления, организовав сталкерскую службу из экстремалов-одиночек, которые, к их удивлению, чувствовали здесь себя довольно неплохо, имея позади суровую школу выживания в горячих точках. Возможно, Зона видит намерения входящего, читает в душах и пропускает по своему усмотрению. Это объясняет, почему одни топчут Зону годами, блуждая по аномальным лабиринтам, собирая ее щедрые дары, а другие погибают крайне нелепо или становятся тупыми деревяшками, не имеющими в себе более души и разума.
  Звездочет сменил прихрамывающего шпика, стелясь на полусогнутых над изрытой язвами землей, вдруг внезапно остановился и зазевавшийся Шуня врезался ему в спину.
  - Тише, Студент. Слышишь?
  Шуня прислушался, вертя головой, но кроме шипения колючих 'тесл' и бурлящего 'киселя' ничего не услышал.
  - Не ушами - скосил глаза сталкер, осторожно снимая вал - запах.
  Шуня шумно втянул воздух, поперхнулся вечно хлюпающими в носу соплями, Звездочет отбросил его в сторону, а сам перекатился за выпирающий оплавленный обломок покрученной бетонной конструкции. Из тумана застрекотала очередь, прочерчивая муть над головами трассерами. Брама прижал к себе Шуню, одной рукой вжимая его голову в прелую траву, другой пытаясь дотянутся до закинутой за спину грозы. Опытный Самум, сделав подсечку, сбил с ног ученого и ничком упал в грязь. Пули свистнули высоко, он схватил барахтающегося Ионова и поволок к плите, не дожидаясь продолжения.
  Звездочет осторожно повернул голову, наблюдая как Лист умело обполз огрызок плиты, и, примостившись, дал короткую очередь - 'раз-два', 'раз-два'. Гильзы падали на сырую землю, а генерал смотрел на лицо Листа - замершее, отрешенное, будто и не человеческое вовсе лицо, а некая маска - равнодушная, холодная. Со стороны озера показались темные кляксы, но в отличие от тупых гражданских зомби, едва переставляющих ноги, эти ничуть не уступали людям ни в скорости, ни в ориентации, стягивая вокруг них кольцо. Брама, наконец-то, добрался до грозы, выпустил наугад очередь и, приподнял было голову над плитой, но по бетону вжикнули пули и он с руганью упал обратно, а Лист продолжал стрелять - спокойно, методично, даже как то неторопливо. Трепетов потряс головой, сбрасывая оцепенение, высунулся из-за укрытия и поймал в прицел ближайшую фигуру. Сквозь оптику вала было видно, как через туман продвигается живая цепь. Относительно живая. Зомби ведь нельзя назвать определенно ни живым, ни мертвым - некая средина, грань между. Если человек попал под прорыв или под воздействие пси-аномалии, то, иногда, его можно откачать, если немедленно ввести очень дорогостоящий препарат, вызывающий в мозгу взрыв ферментов, от которых у нормального человека самое меньшее случилось бы кровоизлияние. Но то у нормального человека, не у зомби. Кто знает, какая сила поднимает их из небытия, и что творится в головах наполненных мраком и темнотой, подвигая переставлять деревянные ноги и искать живых. Тот, кто пережил на себе - не помнит. Может и к лучшему, не стоит человеку вспоминать что там, за гранью. И чем ближе к источнику перерождения, тем дольше они сохраняют присущие при жизни качества и умения, и уж конечно, не бредут, мыча и протягивая окровавленные руки. Тут ведь не Голливуд, забугорный производитель всевозможного шлака, тут Зона и зомби тут настоящие - стреляющие и координирующие свои действия. С годами и они изнашиваются, но за это время Зона успеет создавать новых, ведь у нее нет недостатка в людях.
  Темные фигуры, умело скрываясь за остатками внешнего периметра Экс-один, подбирались все ближе. Звездочет едва слышно ругнулся, узнав в одном из зомби пропавшего несколько месяцев назад Крипу, напарника Схимы. Крипта был специалистом по проникновению и только благодаря ему, в свое время им удалось отбить на короткое время у постулатовцев Экс-два, активизировать противоракетную систему 'сияния' обойдясь малой кровью. Вот как бывает в жизни, еще сегодня ты еще человек, а завтра уже нет. Он сжал зубы и выстрелил. Крипту развернуло в сторону, он поднес руку к пулевому отверстию, с удивлением трогая кровь и подняв белесые глаза, посмотрел прямо на Трепетова. Что было дальше, Звездочет не разобрал, налетел язык ржавого тумана и Крипта исчез, то ли упал, то ли слился с тенями.
  - Брама, давай гранатами, там Крипта, если он успел их натаскать...
  Путник, приловчившись стрелять через какую то щель, кивнул, мол, понял, выхватил из подсумка гранату, кинул и рухнув на землю прикрыл голову руками. Увидев гранату, Лист едва успел отскочить за плиту, как туман расцвел багровыми проблесками, гулко зарокотало, и во все стороны плеснулась волна невыносимо яркого света. Свет проникал даже через плотно прижатые ладони, опаляя лицо испепеляющей волной. Какое-то время в ушах противно звенело, земля содрогалась в конвульсиях, а потом все утихло. Трепетов, опираясь на дрожащие руки, встал, мотая головой, пытаясь избавится от звона, а Брама, откашливая едкую гарь, вылез из-под 'п' образного бетонного блока, и вытащил оглушенного Шуню.
  - Все целы? - хрипло спросил путник, рассматривая пятно раскаленной, светящейся темным медовым цветом земли.
  - Да вроде - отозвался Самум, приподнимаясь на локтях и уставившись тяжелым взглядом на вяло шевелящегося Ионова - какого черта вы соорудили в своей лаборатории? Только не пудрите мозги, что это была цепь смыкающихся аномалий - так даже они не смыкаются.
  - Микроновая - криво ухмыльнулся Ионов, вытирая платком сочащуюся из уха кровь.
  У Брамы отвисла челюсть, он явственно вспомнил недавние багровые всполохи над Лабиринтом.
  - Ионов, если эта зараза просочится через Периметр, я самолично тебя убью, закопаю, а потом снова убью.
  - Не беспокойтесь моей загробной жизнью, Самум. Таких 'микро новых' существует всего пять. Теперь уже четыре. Для того что бы стабилизировать баланс даже одной, требуется уйма аномальной энергии, годы напряженной работы и уникальнейший алгоритм для создания стазисного равновесия. Но на поток ее не поставить невозможно даже в Зоне.
   - Апельгеймер тоже так говорил - проронил Лист, стряхивая белесый пепел и приседая перед Ионовым - все равно поставили. Разработали технологии, ускорили процесс, приблизив гибель во имя мира.
  - Кто такой Апельгеймер? - Шуня опустил щиток внезапно ожившего голема, рассматривая полыхающие руины.
  - Отец атомной бомбы, или вы не проходили в школе?
  - Проходили. Ты только не обижайся, Лист, но память у тебя точно сквозит. Каждому известно - отцом атомной бомбы был немецкий ученый Клаус Груббер. Нам крупно повезло, что он не успел довести ее до ума, иначе бы миру точно пришли кранты в ядерном пепелище или один великий, счастливый фатерлянд.
  Лист поднял удивленные глаза, но промолчал, опустил щиток и направился за Ионовым, на которого насел Самум:
  - Док, не сильно ли вы разогнались, тут запросто могут быть выжившие зомби.
  - При температуре две тысячи градусов? Это маловероятно - радиус поражения несколько десятков метров.
  - Брама, слышал? - кивнул особист хмурому путнику - В следующий раз кидай ее подальше, только не забудь заранее нас предупредить, во избежание скорого транзита на небо. Сколько, говоришь, Шуман выдал гранат?
  Брама молча показал два пальца и вдруг замер:
  - Голем. Он что то чует, словно взбесился, тараторит о каком то источнике. Ионов, дверь точно не тут?
  - Нет, вход дальше, нам надо еще пересечь активную зону, будьте внимательней, под пси ударом видится всякое и если...
  Лист внезапно развернулся и, не говоря ни слова, канул в сгустившийся туман. Звездочет лишь скрипнул зубами, окинул притихший отряд многозначительным взглядом и, снимая вал, коротко бросил через плечо:
   - Всем оставаться здесь, я скоро вернусь.
  
  - 10 -
  
  БТРы мягко шли по дороге, а рассевшиеся на броне лесники разглядывали полузабытый, смытый течением времени пейзаж Могильника. То тут, то там, среди фонящих груд высились остатки ржавой, покореженной техники, среди которой изредка попадались танки, при виде которых сердца у бойцов сжимались, и накатывала печаль. Но это быстро прошло, оптимисты по природе, они с детской непосредственностью озирались вокруг, а водитель-путник, при виде такого разгильдяйства лишь сопел, имея четкий приказ Кречета держать язык за зубами и не провоцировать лесников во избежание. Приказ есть приказ, из двух зол выбирают меньшее и хмурый Трак был рад и тому, что его не послали объездной дорогой через Лабиринт, на котором, как известно, произошел настоящий армагедец. Правда не особо он обрадовался тому известию, что ехать придется через старый блокпост. Он хорошо помнил, как они удирали ночью от какой-то хрени, взрывшей землю перед блокпостом. Их счастье, что дорога на базу вилась между двух крутых каменных склонов, которые удалось взорвать и засыпать, а то кто знает, чем бы все это закончилось. В общем, настроение было скверное, и перспектива катать вчерашних врагов не очень радовала. Он, было, упомянул, что дорога вообще то вроде как взорвана, но генерал лишь поднял руку, словно отмахиваясь от этого факта и почему то посмотрел на этого...кено... кено... да тьфу ты пропасть - ну псина такая громадная, по слухам типа умная и умеющая говорить. А точно - кабаноиды, епть! Интересно будет посмотреть, как эта рота лесников собирается разгребать такие офигительные завалы. Рвануло же там, мама не горюй. А мы, а что мы? Мы, де, разгребать не можем-с. Очень хотим-с помочь, прямо аж подпрыгиваем от восторга, но не можем. В БТРе ведь, как на зло, что-то сломалось, ах какая досада, и надо срочно смотреть, раз далее ехать хотите. Да еще и псина эта смотрит, глаз не отводит, небось, прикидывает какая часть его, Тракового тела, аппетитнее будет. Тут надо смотреть, а то ведь откусит, не глядя, зубы вон какие, шкилябре впору от зависти в 'полынье' убиться. Пес, наконец, отвел от путника грустный немигающий взгляд и лесники, рассевшиеся на броне, разразились очередным приступом захлебывающегося смеха. Эх, посмотреть бы с чего ржут, жаль сменить некому. А посмотреть, действительно, было на что - лесники играли в 'загадай мелодию'. Простая, немудреная игра. Ментал-лесник транслировал кеноиду мотив песни, а тот воспроизводил его через речевой аппарат выбранного человека, а остальные отгадывали мелодию. Обычно кеноиды вежливо спрашивали разрешения, но не спрашивать же разрешения у шпиков? В общем, лесники от смеха по броне катались, когда шпики, с едущего следом грузовика, выводили во все глотки то 'черный ворон', то 'землянку', то вдруг разливался над Зоной низкий, с хрипотцой, голос Луи Армстронга. И так вдохновенно они выводили, что где то вдалеке взвыли испуганные слепыши, поспешив ретироваться от нового чудища на безопасное расстояние.
  Едва рокочущий выхлопами солярки БТР вполз на мокрую от моросящего дождя ленту, как веселье словно рукой сняло. Лесники, стреляные птахи, там, в своей Глуши, всякое видали - умолкли как один, всматривались в зелень разросшегося на каменистых склонах коридора боярышника. Странное дело, но автоматы доставать не стали, а мирно дремавший в кресле седой вояка, с багровым шрамом через всю щеку, вдруг открыл глаза и толкнул в бок:
  - Браток, пусти-ка за руль. Да не косись так - я его, родимого, еще по серпантину Гиндукуша водил. Там - совсем не здесь, хотя и здесь - не так что бы очень. Полезай наверх, так будет больше толку, да и места эти ты знаешь лучше.
   Трак какое то мгновение смотрел на седого, потом все же уступил место, не глуша ход, и вылезая наружу заметил, как лесник с трепетом гладя отполированные рычаги, перехватил управление и БТР сразу пошел мягче, вздрогнув совсем как человек. Лесники подвинулись, освобождая обзор, путник поднял руку, останавливая водителя ползущего следом жалобно подвывающего газика, и спрыгнул в высокую траву:
  - Приехали. Дальше я машину не поведу, не то что бы меня стремало, но я отвечаю за вас головой ... эээ - отец, куда это ты собрался? - кинул он вслед удаляющейся фигуре - Сказано же - сидит там что-то.
  Доктор обернулся, иронично прищурился, лучики морщин собрались вокруг его озорных глаз, он сокрушенно кивнул и, как ни в чем ни бывало, пошел дальше.
  - Остановите его! Мне же потом Кречет голову в два счета свернет.
  - Не кипятись - нехотя обронил один из лесников, не оборачиваясь, стряхнул пепел с сигареты провожая взглядом потянувшуюся вслед за Доктором цепь кеноидов - ничего с ним не случится, да и невозможно его остановить. Если он чего удумал, то остается только ждать. Если спросишь - не скажет, если надо - сам подойдет.
   Трак, холодея от ужаса, наблюдал, как Доктор медленно идет по полотну разбитой дороги, а следом за ним, так же неторопливо и размеренно, движется процессия кеноидов, помахивая пушистыми хвостами, время от времени зевая и всем своим видом демонстрируя, что такие де, прогулки скука одна и ничего толкового и интересного быть здесь просто не может. Вот дернулась слева рябь 'тисков', едва заметная в разогретом, раскаленном жарким зноем воздухе, затаившаяся в плывущем мареве, сменившем скороминущий серый дождь. В Зоне погода изменчива. Вот только что вовсю хлестал дождь, стуча тяжелыми каплями по броне и на тебе, через минуту уже жарит солнце. Ласково так, приветливо, оставляя мелкие струйки подрагивающего воздуха, которые и без того сбивают с толку. Вот так вот в Зоне, обманчиво и ненадежно, тут можно положиться лишь на плечо товарища да на автомат, дай Бог, если не заклинит и тот и другой. Тут вообще такое бывает, что... на этом путник прервал размышления и протер глаза. Доктор, как ни в чем не бывало, прошел через вздрагивающую в воздухе рябь 'тисков', будто не человек прошел, а призрак. Легко так прошел, не обращая на нее никакого внимания, между тем внимательно смотря под ноги, взбираясь по груде серого гранита преградившего дорогу. Словно услышав его мысли, Доктор повернул голову, зачем то кивнул и скрылся на той стороне гребня. Следом за ним юркнули кеноиды, легко перемахнув через край, и скрылись из виду. Лесники, проводив Доктора равнодушными взглядами стали в кружок и завели свои разговоры, раскуривая сигареты, не выпуская груду камней из поля зрения. Один из лесников потоптался возле газика, ударяя ногой попробовал не спущены ли колеса, а затем открыл борт.
  - Эээ ... ты что делаешь, их же приказано доставить на Периметр.
  Трак подскочил к грузовику, на кузове которого на грубых дощатых лавках, застыв словно манекены, сидели шпики.
  Лесник понимающе хмыкнул:
  - Приказ он и есть приказ, что бы его исполнять. Что им сделается, а завалы то надо разгребать.
  Трак, прикинув на глаз высоту серой гранитной гряды, согласно кивнул и отошел в сторону, а лесник заложив пальцы за ремень звучно скомандовал:
  - Выгружайся, хлопцы. Поработаем во славу отечества, господа... заср... засланцы. Не боись, работы на всех хватит.
  Он начал скручивать самокрутку, но путник протянул пачку сигарет и кивнул в сторону строящихся шпиков:
  - Ловко у тебя получается.
  - Да что тут уметь - лесник с удовольствием выдохнул струю ароматного дыма и сплюнул на землю - я в учебке старшиной был, дело знакомое. Дисциплина она даже из обезьяны человека сделала. С трудом в купе. Как известно - два солдата из стройбата, заменяют экскаватор. А этих сусликов тут точно побольше будет. Рекс, сучий сын, хватит спать, гони этих заср... засланцев на работы.
  Матерый кеноид, дремавший в тени машины встал, с хрустом потянулся и с лязгом захлопнув пасть, посмотрел в сторону колонны. Шпики вздрогнули, словно им включили питание, и дружно затянув 'эй, ухнем' двинулись в сторону завала.
  - А не убегут?
  - Куда тут убежишь? Разве что на ту сторону, но я и врагу не пожелаю сейчас туда соваться.
  - Так там же Доктор!
  - Ну, а я о чем? - скосил глаза старшина.
  Не успел Трак возразить, как за грядой что-то взревело и земля содрогнулась от мощного удара. Не помня себя, он рывком взлетел на верх гребня, срывая на бегу автомат, и застыл как вкопанный. Из провала в земле выглядывало нечто несуразно громадное, брызжущее кипящей слюной, щелкающее бесчисленными жвалами и бьющееся в агонии. Похожее на параноидальный бред воспаленного сознания, поскольку таких тварей не должно быть даже здесь, в Зоне. Но оно было - отдаленно смахивающее на огромную многоножку в две цистерны обхватом, блестящую иссиня-черной хитиновой броней, явно недовольное присутствием кеноидов, что ощетинив загривки и припав к земле сжимали кольцо. Многоножка издала протяжный, скребущий по нервам вопль, мотнулась в сторону, незримый удар толкнул Трака в грудь и он упал на спину, больно ударяясь о ребристые глыбы. По ту сторону слышались пронзительное визжание, а он смотрел в небо и думал, как же хорошо не знать, что бывает на свете такое. Вскоре захрустели камни, и к нему подошел давешний лесник со скучающим выражением лица:
  - Ты как, цел?
  - Да вроде - путник осторожно сел, стараясь не смотреть в сторону гребня - а что это было?
  - А мне без разницы, там мы только обуза - Ирис присел рядом, сметая рукой с плоского как блин камня пыль.
  - Это я уже понял - Трак вытер испарину, прислушиваясь к пронзительным, переходящим в ультразвук визгам.
  - Если предстоит стрельба, Доктор предупреждает заранее. Кажется все, уже закончилось.
  Трак замер, но кроме разговора лесников и шумящего боярышника ничего не услышал. Вдруг камни под ним мелко затряслись, заходили ходуном, он чертыхнулся, отскочил на дорогу, поворачиваясь к гребню лицом и ожидая, что перед ним взроет землю это самое нечто. Но лесники спокойно наблюдали, как камни зашевелились и с грохотом поползли вперед, а потом завал стал оседать, словно куча рыхлого снега под солнцем. Когда пыль и грохот, наконец, умчались вдаль, отражаясь от подлеска испуганным дребезжащим эхо, Доктор не спеша направился к ним, ступая по ровно утрамбованной каменной кладке, временами притопывая, словно пробуя на прочность.
  - Ни фига себе... это же невозможно - шептал пораженный путник.
  - Что невозможно? - спросил Доктор, вытирая рукавом лицо - Нет такого слова: 'невозможно'. Есть не понимаю, не осознаю. Для человека, по сути, если разобраться в этом вопросе основательно, нет ничего невозможного, но проблема нашего вида заключена в том, что свое несовершенное видение и понимание мира мы выдаем за единственно возможную истину. Говоря 'невозможно' - не сможем никогда. Вопрошая - как возможно и ища причины, при желании осознать и внутренней зрелости принять искомое - найдем ответ.
  - Ну, я где то так и понял - обалдело пробормотал путник, рассматривая ровную как стекло каменную дорогу - а что же это все-таки было? Большое такое...
  - Любопытство не порок - рассмеялся Доктор - а нормальное стремление человека к познанию, так уж мы устроены. Другое дело, что некоторые вещи нам знать рано по определению. Могу утолить вашу жажду к познанию - сам не знаю что это. Но оно очень сердитое и очень голодное и теперь не вылезет.
  - Точно? - с сомнением покосился заново созданную мостовую Трак.
  - Уж будьте уверены. Когда кеноиды за что-то берутся, то доводят начатое до конца. Если вам интересно, что это такое, то спросите лучше у них, думаю, расскажут. Они не прочь позабавится с новой диковинкой, на Глуши они каждую щель знают, а тут все по-другому, масса новых возможностей для исследований.
  Путник неопределенно кивнул, и, пребывая в глубоком ступоре, не заметил, когда седой лесник завел БТР и колона пошла вперед по гладкой, словно вылизанной временем каменной кладке заполнившей дыру в земле. Он опомнился только тогда, когда БТР мягко проурчал мимо него, обдав выхлопом солярки, едва успев запрыгнуть наверх, в последний момент ухватившись за протянутую Ирисом руку.
  - А ты, как я погляжу, ничего - скосил глаза Ирис, когда тот обессилено прислонился к броне - быстро сориентировался. Обычно человека клинит от неожиданности, даже вякнуть не успевает, как его пришибет. Похоже кены правы - среди вас полно пассивных менталов. Кто знает, Зона она ведь тоже, зря не проходит для человека. Я вот все думаю, доберемся до Периметра, а что дальше? Наружу, даже если и отпустит Зона, я не пойду, не смогу, наверное. Уходили сопливыми мальчишками, а вернулись другими и все вокруг другое, чужое, не наше. А тут все знакомо, каждый кустик, каждая тропка и шелест ветра в лицо, правда, Аргуша?
  Пес заскулил, лизнул лесника в лицо, смахивая с его щеки соленую слезу. Сколько лет прошло, а они не разучились плакать. Иногда без слез, просто сжимая до боли, до скрипа зубы, сидя возле тела погибшего товарища. Может потому и остались людьми, а это самое тяжелое - быть человеком.
  Колонна прошла меж покореженных столбов блокпоста путников, на которых раньше висели мощные ворота закрывавшиеся сервомоторами, теперь валявшиеся в зарослях бурьяна измятые, оплавленные, ненужные. Слева виднелись развороченные бетонные блоки - все, что осталось от подземного бункера, защищавшего наряды от непогоды или внезапно налетевшего прорыва. Сидевший спереди Кипарис внезапно поднял автомат наизготовку, но путник ухватил за ствол:
   - Опусти оружие, там не в кого стрелять.
  - Так бандит же. Гляди, вон на верхотуре маячит, справа от проема, за плитой.
  Бойцы прикипели взглядами к серому, основательно разрушенному прорывами зданию, на самом верху которого, за огрызком панельной плиты, виднелся краешек истрепанной заношенной кожанки. За оружие хвататься лесники не стали, многозначительно посмотрев на Трака, который тяжело вздохнул, поднял автомат и, тщательно прицелившись, выстрелил в стену рядом с видневшейся черной кожанкой, неизменным атрибутом джентльменов удачи. Кожанка вздрогнула, метнулась в провал дверей и отчаянно кувырнулась в заросли высоченной, густой крапивы. Судя по обрывкам витиеватых ругательств на фене пополам с русским, ее приземление прошло довольно удачно, но наружу она не собиралась. БТР мягко остановился, и из люка показалась седая голова водителя-лесника:
  - Что за цирк? Чего ржете?
  - Да тут урка один в крапиву рухнул, ругается, а наружу не хочет, стремно.
  - А, ну это бывает - понимающе кивнул лесник и скрылся внутри.
  - Рассказывай давай, что это за кекс такой - пристал к путнику заинтересованный Кипарис.
  - Да особо рассказывать нечего - вздохнул Трак, присматриваясь к шевелению стремительно отдаляющихся зарослей - сами знаете, тут рядом Шахты, если идти через крысиный город, всего пару часов пехом. Мы туда особо не суемся, места там дикие: странные заводы, заброшенные подземелья, в которых немеряно крыс да морлоков. Пока на Могильнике стоял наш блокпост, бандюки сидели смирно и особо не наглели. Против лома нет приема, ссорится с нами не рисковали, но и упускать из виду сталкеров одиночек не хотели, потому иногда совершали набеги со своей вольницы из крысиного города. Мы их зажимали по черному, метелили почем свет стоит, но убивать не убивали, все-таки люди, не шпики.
  Он посмотрел в сторону подвывающего газика, прикидывая, дотянет ли он до Периметра, выбил из пачки сигарету и прикурил от протянутой зажигалки. Вопреки расхожему мнению 'Путние' сигареты не вызывали задышки и не сказывались на длительных пробежках по просечной местности с автоматом наперевес. Потому и стили соответствующе.
  - Мы их не единожды предупреждали - однажды наше терпение лопнет, и перестреляем их до ноги. Как ни крути, но каждый бродяга сталкер, который не размахивает оружием и не палит почем зря, у нас гость, а своих гостей мы защищаем. Тем более если они приносят вести из внешнего мира. Солдаты нет. Те дальше Коридора не суются, сложно вспомнить, когда их видели здесь в последний раз. Ну, это кроме выворотников, хотя те не люди совсем. В общем, зажали мы как-то таких вот гавриков, а те круть и ушли в сумерках сквозь аномалии с боем в сторону Шахт. В честном бою стрелки они так себешные, они все больше из-за угла любят, и, поскольку никого из наших не ранили, то мы плюнули и повернули к блокпосту. Здесь хоть не Глушь, но сами помните, сколько во время штурма парней тут легло. А тут слышим, стрельба за спиной, нешуточная такая, а очень даже серьезная. Вылетает из аномальной петли несколько гавриков, а следом за ними какая-то скотина несется, споро так, пережевывая кого-то на ходу. Разглядеть толком не успели, что за тварюга такая, дело к ночи было, а из освещения только глаза кабанов по кустам. Прикрыли мы братву огнем, не пожалели, значит, патронов, а эта скотина толи наелась, толи решила не рисковать особо, но повернула назад в петлю, а эти придурки бросились кто куда. Думали, постреляем их. Плюнули мы, и ушли на блокпост. Утром проснулись, слышим - часовой с кем-то переговаривается, мешая культурные слова пополам с некультурными, и по голосу ясно, терпение на исходе. Мы к нему, а он нам показывает, пригнувшись за деревом - 'прячьтесь'. Пока головами крутили от кого нам прятаться на родном блокпосту, вот оттуда, с той самой верхотуры по нам рявкнул обрез. Мы ушли перекатом от выстрела, благо стрелок оказался никудышным, кричим - не стреляй, мол. А он в ответ свистит, гад, тоненько так, протяжно. В общем убалтывали мы его пока не надоело, а он знай себе, свистит. Стрелять уже не стрелял и решил его Глухарь поймать. Обошел развалины сзади, взобрался осторожно по плитам, а урка прыг-скок, что заяц и на ноги. Поржали мы с ребятами, а на следующее утро смотрим - сидит на том же месте и свистит, ну и прозвали мы его Соловьем.
  - Не разбойником, часом? - взорвались смехом лесники, поглядывая на промелькнувшую покосившуюся остановку, вокруг которой вились роем байбаки.
  - Так откуда мы могли знать, что он крышей поехал, от тварюги улепетывая, а натура так прежней и осталась. Гостил как-то у нас на Арсенале один из сталкеров бродяг, и двинул потихоньку через блокпост в сторону Периметра. День чудесный, погода отличная, солнечная, настроение соответствует, переговариваемся ни о чем, вдруг слышим - от руин брань отборная, а через пару минут возвращается этот самый сталкер злющий-презлющий, шлепая босыми ногами по асфальту.
  - Что за дела - кричит - среди бела дня, в шаге от блокпоста грабят!
  Рванули мы к развалинам, пронеслись через заросший кустами дворик, раздвинули осторожно ветки - смотрим, сидит наш Соловушка, обновки примеряет, действуя сообразно принципу все вокруг колхозное, все вокруг мое. Увидел нас, за обрез схватился, мы на землю рухнули, все как положено и вдруг слышим над головой - 'пах, пах!'. Стоит Соловушка, из обреза целится, щелкает пустым стволом и со всей серьезностью стрельбу изображает, сияя восторженным дебильным взглядом. Вот после этого мы и поняли - расстался Соловушка с последними мозгами в той гонке. Сталкер, как увидел пустой ствол, затрясся от злости, берцы забрал, выматерился в три этажа, а детина в рев пустился. Дали мы сталкеру рожок патронов в утешение, а Соловушку с собой забрали, не оставлять же на погибель человека? Накормили, напоили, место у костра дали, а на утро смотрим - снова сидит наверху и насвистывает. Хотите верьте, хотите нет, но стал он у нас чем-то вроде местной достопримечательности. Проходящие на Арсенал сталкерюги, заранее, издали удостоверившись, что его обрез кроме 'пах-пах' ничего больше не издает, изображали жертву ограбления, с радостью поднимая руки вверх и подкармливая убогого как могли. Но как то, среди бела дня, как это всегда бывает, неожиданно грянул прорыв, ломанулись мы в бункер, а потом вспомнили - Соловушка снаружи остался! Даже жаль как-то стало, привыкли к нему, расстроились, решили помянуть, пока стены ходором ходили. Утих прорыв, взяли мы лопаты, наружу вылезли - смотрим и глазам не верим - стоит наш Соловушка, уставившись на небо багровое, как дите малое от восторга повизгивает и рукой тычет - 'красота, мол, какая, а вы внутри сидите!'. Обалдев с такого дива, мы еще раз накатили, за его здравие, примостившись прямо среди руин. И ведь смотрите, какая штука - Зона, казалось бы, слепая стихийная сила, а и та щадит сирых и убогих.
  - Да уж - протянул Кипарис - история, однако. У нас, кстати, тоже есть свой убогий, на болотах, правда, мужики?
  - Ага, есть, только не такой мирный - стреляет во все что шевелится. Знать бы, где патроны берет. Говорят, бежал от упырей, повредившись умом. Прошел через минные поля, забился вглубь болот, с тех пор там сидит.
  - Заливай больше, Доктор его выходил и ум вернул. Он давно на Заслоне, служит под началом Вихря.
  - Правда? - Трак с уважением взглянул на Доктора - может и Соловушку тоже можно вернуть, вылечить?
  Доктор задумчиво покивал головой:
   - Нельзя сказать наперед, не видя пациента. Для начала его необходимо отловить, а он у вас, извините, сигает как заяц. Но это проще. Куда сложнее решить действительно ли это нужно? Кто будет нести ответственность, если он вернется к прежнему образу жизни? Может, для него большим благом будет оставаться таким вот Соловушкой, нежели снова убивать.
  - За свои поступки отвечаем только мы сами, а что до других - мы можем только подтолкнуть, направить человека в правильном, на наш взгляд, направлении, но ему самому выбирать, как жить и что делать.
  Доктор пристально посмотрел на Трака, словно взвешивая каждое его слово, а потом согласно кивнул:
  - Если вы его отловите, когда мы будем возвращаться обратно, я посмотрю что можно сделать.
  Путник благодарно кивнул, а дремавший в пол глаза Аргус внезапно поднял голову. Ирис тут же стукнул по люку, и БТР сбавил ход. Кусты зашевелились и в метрах в двадцати от них вышли двое и осторожно направились к колонне.
  - Здорова, бродяги, от кого прячетесь? - соскочив вниз и хлопнув старшего по плечу осведомился путник.
  - Привет, кто это с тобой, никак лесники? - с удивлением протянул бывалый - странные, однако, дела творятся.
  - Э, сталкер - беззлобно протянул Кипарис - ты не в зоопарке, а я не жираф.
  - Может и не жираф - согласился бывалый - но ростом, гляжу, не сильно отстал. Япона мама, это ж надо как мне повезло - живые лесники да на Могильнике! Не злись, просто в ваших краях я не бывал, о вас я только слышал.
  - Да я не в обиде - соскочил вниз Кипарис, прикидывая, не много ли остановок на одну поездку - скажи лучше, отчего у тебя руки так мелко трясутся и характерная ссадина на лбу? Места тут не такие уж опасные, стряслось чего особенного?
  Пожилой сталкер какое-то мгновение подозрительно изучал невозмутимое лицо лесника, а потом поднял вверх палец и проникновенно произнес, обращаясь, по всей видимости, к напарнику:
  - Се человек! С первого взгляда учуял неладное. Такому за просто так зубы не заговоришь. А тебя учи-учи, а глаза, словно на заднице. Сколько раз говорил - наблюдательность. Глаза и уши держать открытыми, а язык во рту!
  - Хватит давать показательное выступление, Паганель, время дорого, а нам еще ехать. Так что с тобой стряслось?
  Сталкер сплюнул на землю:
  - Да в том то и дело, что после того как вы укатили к себе на Арсенал, здесь начала творится какая то непонятная хрень. Зона и так полна загадок, по самое не хочу, но это вообще ни в какие ворота не лезет. Понимаю, аномалия там новая или тварь какая - еще куда ни шло, но вот оживший танк...
  - Чего? - отвисла челюсть у Трака.
  - Того - огрызнулся Паганель, вытирая ушибленный лоб - идем мы, значится, с Тюлей...
  Лесники засмеялись и густо покрасневший Тюля поспешил опустить глаза.
  - Чего ржете, думаете смешно? Дальше слушайте! Идем мы по Коридору, и нутром чую - неладно что-то. Понять не могу что именно, но ломает хоть волком вой, и будто шепчет в ухо - а не пошел бы ты, Паганель... в общем, другой дорогой. Чутье сталкерское его ведь не пропьешь, и зря предупреждать оно не станет. Крадусь на полусогнутых, и не могу понять, что не так: вроде все те же рытвины на асфальте, кусты, тени лежат правильно, ровненько, как и положено лежать порядочным теням. Спрашиваю голема - все нормально, отвечает, новых аномалий нет. И тут меня как током пробило - тишина!
  - Понятное дело - тишина. У нас вон тоже, стоишь в карауле, и вдруг такая жуть на тебя накатывает, беспричинная...
  - Верно говоришь - кивнул Паганель опираясь локтем о БТР - разная она бывает, но сразу видно, вы издалека. В Коридоре ведь никогда не бывает тихо. Скрипит там что-то все время, вздыхает на разные голоса, циркулярки те же, что бы им пусто было, грызут так, только искры в разные стороны. Если на это дело в темноте смотреть, фантастическое зрелище получается, но больно страшно. Как только до меня дошло, словно оторопь пробрала, будто доминус издали цепляет.
  При этих словах кеноиды насторожились, а лесники понимающе закивали.
  - Не знаю, что на меня нашло, но рухнул я мордой в землю и Тюлю за ноги потянул, кричать было некогда. И только об железяку лбом звезданулся, как спереди что-то заскрипело, завыло и как громыхнуло, комья земли в разные стороны, в ушах пробки, а сзади нас воронка несколько метров в поперечнике, дымится! Тюля глазами хлопает, растерялся хлопец совсем, я его на ноги поставил и пинками вперед погнал - петляй, кричу, если жить охота. Вот так и петляли, а вслед за нами земля под ногами рвалась. Пока петляли, я таки бросил взгляд через плечо, интересно же все-таки, что за хрень такая. Вижу, танк башней вращает, и пытается выехать из груды металлолома. Слава Рэду Шухову, гусеница проржавела давно.
  - Паганель, может вы с Тюлей в 'марево' попали и вам все это привиделось? Мы же оттуда все снаряды давным-давно повынимали, когда вокруг Арсенала, против поднявшихся из земли зомби, минные поля ставили. Нечем им стрелять, да мы бы услышали такое дело, налет снаряда это тебе не хлопушка, лупит только держись.
  Паганель поднял глаза и на самом их дне плескался тщательно скрываемый страх:
  - Я понимаю - дико звучит, но что же тогда меня так приложило по башке? Доминус? Он бы просто мозги заграбастал и с концами, да и Тюля трясется, зубами морзянку выбивает. В общем, мое дело предупредить, а дальше смотрите.
  - И куда ты теперь?
  - К Грейдеру, вон ангар виднеется, предупредить надобно - поправив ремень автомата, обижено отвернулся Паганель и нехотя продолжил - Верить или нет - дело ваше. Если решили идти через Коридор, предупредите потом наших на хуторке. Там, в основном, зелень, новички, а надежная дорога здесь была всего одна. Жалко, если погибнут.
  С этими словами он, не оборачиваясь, пошел в сторону высившегося ангара, чья ржавая крыша была видна даже отсюда, подняв руку, то ли прощаясь, то ли подзывая Тюлю. Тюля бросил на лесников извиняющийся взгляд, шмыгнув носом поправил рюкзак, и пошел за ведущим. Характер у Паганеля был далеко не сахар, но лучше уж так, чем одному. Один в Зоне не воин и даже не сталкер, а мясо, кусок плоти, дерзнувший сунутся в гибельное сплетение чужих законов.
  - Что скажешь? - задумчиво спросил Доктор у путника, рассматривал далекие ворота колхозного двора, за которыми начиналась извилистая пустошь Коридора. Собственно, Коридором этот участок назывался условно, как и все в Зоне. И так уж сложилось, что чисто сталкерские обозначения легли в основу военных карт, да так и стало все называться: Коридор, Могильник, Лабиринт и прочие, куда менее приятные и гостеприимные места.
  - Не знаю. Паганель, конечно, тот еще враль - загнет и глазом не моргнет, но очень похоже на правду. Это вроде как засекреченная информация, но какие теперь к черту тайны? Когда Коперник со своими бойцами вылезли из Лабиринта в районе Развязки, их внезапно обстрелял БТР ...тоже оживший.
  - А может шпики - предположил Ирис, трепая Аргуса за ушами - такие вещи как раз в их духе - затаится и стрелять в спину или мину поставить на тропе, на такие вещи они мастера.
  - Не сходится, Ирис - отрицательно покивал головой Трак с тоской взирая в сторону Коридора - после того как Гремлин подорвал этот оживший гроб, он там каждый сантиметр исползал и ничего не нашел. Ничего - ни тел, ни гильз, которых, как ни верти, должно было остаться немеряно, а ведь ребята полчаса головы поднять не могли под кинжальным огнем.
  Пока они совещались, бойцы молча проверяли оружие - против танка не поможет, но чувствуешь себя увереннее. БТР остановился у раскрытых настежь ворот и их взору предстал элеватор, самый обычный, которых полно на просторах огромной страны. Здание весовой слегка покосилось и начало сползать в образовавшийся от прорывов провал, кирпичная кладка местами пошла трещинами, но крохотные оконца были зарешечены наспех сваренной арматурой, а провал частично засыпан глыбами гранита. Тяжелая, севшая дверь открывалась с трудом, и Кипарису пришлось приложить немало усилий, прежде чем он открыл ее настежь. В углу, на досках, лежали сбившиеся линялые матрасы, а посреди комнаты стояла закопченная бочка. Кипарис подсветил фонариком полутьму и подозвал путника:
  - Чья-то лежка, от прорыва не укрыться, но можно очень даже неплохо отстреливаться.
  - Места тут проторенные, а путь на Могильника есть только через Коридор или оконечность болот, дальше идут топи. Кто-то из сталкеров облюбовал это место, даже вон решетку приспособил, густую, так что гранатами не закидаешь. Можно держаться.
  Они вышли из темного помещения и посмотрели на небо, потом Доктор вздохнул:
  - Надо дождаться пока вернется Грей, если там 'марево' или иная пси-активность - они это сразу учуют и предупредят.
  - А если и в самом деле ожили танки?
  - Сами по себе они не могут ожить и быть осмысленными. Раз стреляют, значит, кто-то их направляет. Мы этого не увидим и даже не почувствуем, нам не дано видеть в пору внутренней дикости, а они могут. Понимание начинается там, где, хотя бы, прекращается стрельба.
  Лесники умело прочесали окрестности элеватора, но кроме крыс и пары приметных, обнесенных вешками аномалий ничего не обнаружили. Один, видимо, собрался прикатить к разведенному бездымному костру лежащее в зарослях бурьяна спущенное колесо от трактора и приспособить для сидения, но вдруг издал глухой, сдавленный крик. Стоящие рядом бросились к нему, но Трак успел крикнуть:
  - Стоять!
  Лесники моментально остановились, всматриваясь в багровое лицо товарища, и медленно шагнули назад.
  - Мать-перемать! Думали, раз из Глуши вышли, то дальше все как семечки? Какого лешего ты к нему полез?
  - Так прикатить к костру, чего задницей на земле сидеть?
  - Еще немного и не было бы у тебя больше никакой задницы! Так... разворачивайся на месте... медленнее... медленнее... ног от земли не отрывай, руки, руки вверх подними!
  Лесник медленно, сантиметр за сантиметром начал оборачиваться вокруг оси, а Трак сердито шипел:
  - Навязали же вас на мою голову! Плевое дело, называется, проехаться туда обратно.
  Между тем лесник успел повернуться спиной, раздался сдавленный хлопок, и его откинуло в заросли сухостоя.
  - Ты живой там?
  - А что мне сделается... репьев, только как на собаке...
  - Эх, жаль не я твой командир, а то получил бы ты у меня под первое число. Сюда иди, к колесу не приближайся.
  - Понял я.
   Затрещал бурьян, и, проламывая сухие стебли, из них выполз красный как рак лесник.
  Трак сердито сплюнул, а Доктор, взглянув на провинившегося, выразительно постучал пальцем по лбу.
   Лесник виновато вздохнул, а Кипарис заинтересованно смотрел на спущенное, потрескавшееся колесо от стоявшего рядом, насквозь проржавевшего 'белоруса'.
  - Что это за аномалия такая? Даже почувствовать не успел.
  - 'Коловорот'. Он изгибает пространство вокруг себя, меняет местами. Влетишь - вывернет тебя наоборот, не отражая, к примеру, как безвредное 'зеркало', а проворачивая вокруг оси. Приятного мало. Непонятно отчего, но привязывается он только к круглым предметам. Единственное спасение - повернутся к нему лицом и по миллиметру приближаться к критической черте. Если очень повезет, то даст пинка и выбросит наружу, не повезет - у кого-то будет плотный обед. Кстати, гостившие у нас сталкерюги как-то рассказывали, что ученые толстолобики приспособились и вмонтировали 'коловорот' в двигатели космических кораблей, что бы те изгибали пространство, а не ломились напрямую сквозь вакуум. И за этим самым 'коловоротом', как вы понимаете, теперь идет настоящая охота, так что тебе повезло вдвойне.
  - Нет, спасибо, больше не хочется - просопел из-за спины товарищей сконфуженный Малюта.
  Путник подобрал с земли подходящий камень, прикинул вес и бросил по касательной. Камень чиркнул по краю аномалии и загрохотал под сводами дырявой, чудом держащейся крыши, под которой раньше хранили заготовленное зерно. Он не спеша подобрал второй, сделал едва заметное движение кистью и камень, будто попав в невидимый вихрь, завертелся по спирали, раздался звук битого стекла, от колеса внезапно отделился полупрозрачный шарик и покатился к проржавевшему остову 'Белоруса'.
  - А тебя самого, не вывернет? - бросил вслед Ирис, заметно нервничающий без своего напарника.
  - Главное упаковать в нейтрализующую 'пору' и не помещать в закольцованное пространство. Думаете, зря, что ли сталкерские контейнеры похожи на коробки? У них все продумано наперед, только слишком поздно они стали думать.
  Трак осторожно подошел к трактору, медленно присел над поблескивающим шариком 'коловорота' и набросил на него бледное полотно 'поры', универсального нейтрализатора полей, кстати, тоже изобретенного Шуманом. 'Пора' была почти невесомой, но при этом поглощала практически все виды аномальной и жесткой энергии, позволяя соседствовать в тощем сталкерском рюкзаке многим артефактам, которые при обычных условиях моментально аннигилировали. Как сумел Шуман в одиночку решить проблему, над которой безуспешно бились целые НИИ, неизвестно. На все расспросы он лишь иронично оттопыривал нижнюю губу и отвечал - 'все намного проще, чем вы думаете, а может наоборот, сложнее'. Путник махнул рукой, и любопытный Кипарис осторожно подошел к нему:
   - Надо же, как повезло - созрел, иначе бы не вывалился. Вот и отгадка на загадку, почему неизвестный сталкер устроил здесь схрон. Тут у него что-то вроде огорода или алмазной жилы - выбирай, что больше нравится. Вот этот маленький шарик стоит многих и многих артефактов, даже не верится, что он столько времени лежал на видном месте.
  - Ты думаешь, будет правильным его забрать? Вроде как чужое, не наше.
  - Этот 'огородник', судя по всему, был тут длительное время, наблюдая за ним, но вешек не ставил, чтобы не привлекать ненужного внимания к своему сокровищу. Он должен знать примерное время 'дозревания', но если не пришел к сроку, возможно с ним что-то случилось. Или предлагаешь просто положить на подоконник в лачужке?
  - Глупо, первый попавшийся возьмет и скажет - 'мое', и... - он осекся на полуслове, к чему то прислушиваясь.
  Трак уже убедился, что слух у лесников острее, нежели у него, потому, отойдя от трактора на безопасное расстояние, упаковал артефакт и на всякий случай взял автомат наизготовку. Вскоре показалось шевеление, прайд кеноидов черными тенями пронесся через ворота и застыл возле Доктора. Тот какое то время слушал, а потом согласно кивнул.
  Грей вышел на середину и, тяжело, с натугой выговаривая слова, повторил для остальных:
  - Там чужое, непонятное: оно смотрит - но не видит, слушает - но не слышит, существуя на грани меж сном и явью.
  Все притихли, переваривая услышанное, потом потрясенный путник, искоса поглядывая на Грея, произнес:
  - Доктор, а по-человечески можно? А то я по-собачьи как то не очень - то ли они больно умные, то ли я настолько тупой.
  - В Коридоре присутствует нечто такое, с чем еще никто не сталкивался. Это не выворотники - иное, и пока, благодаря стараниям кеноидов, оно мирно 'спит'. Сколько продлится этот 'сон', я не знаю, потому нам лучше поторопится.
  - А оно точно спит, а ну как проснется и снова начнет в танчики играть?
   - Могу пойти вперед, если угодно.
  - Не нужно. Просто от обилия впечатлений у меня все перемешалось в голове - многоножка эта, Соловушка, танки.
  БТР взревел, перемалывая остатки кирпичного крошева, пронесся через элеватор и выскочил на тянувшуюся между крутых склонов к горизонту дорогу. Справа синел лес, опушка которого заросла шиповником и была обвита бесчисленными саванами паутины. В гуще непроходимой чащобы виднелось что-то непонятное, но, приглядевшись внимательнее, пока еще можно было узнать в этом покосившемся сооружении позеленевшую от времени водонапорную башню, с которой свешивались длинные, до самой земли, мочала жгучего пуха. Сталкеры не любили соваться в этот сонный лес. Артефактов там было не много, но вот пауков и упырей более чем. В лес заходили только в одном единственном случае - когда на пятки наседала рассвирепевшая циркулярка и приходилось выбирать меньшее из зол. Особой грацией циркулярка не отличалась, достаточно было спрятаться за первым попавшимся деревом, пропуская мимо себя ее увесистую тушу, а потом осторожно, на цыпочках, улепетывать в сторону элеватора. Слева, сразу за крутым холмом, начинались пустынные низины, постепенно переходящие в нескончаемые топкие болота, а впереди простирался Коридор, стиснутый сплошной стеной непролазного леса, в редких прорехах которого поблескивали бесчисленные аномалии, отбивая всякую охоту туда соваться.
  Въехав в Коридор, бойцы не сводили глаз с ржавых развороченных танков, и если ранее их вид навевал тоску и горечь утраты, то теперь от них веяло могильным холодом, будто сама смерть смотрела из черных ледяных провалов, наставив в грудь тупые жерла. Казалось, сейчас раздастся пронзительный скрежет поворачиваемых ржавых башен, на которых местами еще были видны бортовые номера, и они направят свои длинные хоботы в сторону пробирающейся между дымящимися воронками колонны. Но танки не двигались, стояли мертвые, угрюмые, их башни и без того были направлены в сторону дороги. Все накрывала неестественная тишина, осязаемо липкая, плотная, пробегающая по спинам холодной дрожью. По развороченной земле тяжело стелился смрадный дым, застилая глаза режущей пеленой и затрудняя движение. БТР взрыкивая ныряя носом в очередную воронку, и тут же выскакивал обратно, указывая безопасный путь подвывающему следом газику. Трак напряженно сжимал противотанковое ружье, понимая, что толку от него будет мало, но пальцам требовалось ощутить что-то реальное, привычное, не давая рассудку утонуть в этом призрачно зыбком мареве. Ему на плечо легла чья-то рука, и навалившаяся тяжесть отступила, он будто вынырнул на поверхность из под толщи свинцовой воды судорожно вдыхая воздух. Трак открыл глаза и увидел склонившегося над ним Ириса:
   - Что это было?
  - Не знаю - снизал плечами лесник, выпуская кольца дыма, поглядывая на прояснившееся небо и прислушиваясь к звонко поющей в вышине пичуге - Доктор говорит это иное. Иная форма жизни, а может и существования. И у нас с ним проблема - если оно перекроет Коридор, то всей этой затее с вступлением в ряды ПРО может прийти конец.
  - Сколько я валялся в отключке? - Трак попытался встать, увидев бойцов толпящихся возле открытого капота газика.
  - Минуту, не больше. Ты и так хорошо держался - отличный показатель для не ментала при пиковой активности поля. Благо, не начал стрелять из этой пушки. Неужели ты надеялся из нее ранить 'это'? - он кивнул на противотанковое ружье.
  - 'Это'? Нет - Трак застонал, держась за голову - это против циркулярок, они же, дуры, как учуют свежее железо, так и лезут как сумасшедшие. Только этим и можно их пронять. А что с машиной, совсем сдохла?
  - До Периметра должна доползти, вроде уже починили, сейчас поедем - Ирис повернулся и вопросительно посмотрел на путника - надеюсь, ты помнишь наш уговор - о кеноидах ни слова. Просто натасканные собаки-псионики, и не больше.
  - Я понимаю, чем меньше военные будут знать, тем больше у нас козырей. Не стоит открывать все карты сразу.
  - Верно - кивнул лесник - кто знает, во что выльется это сотрудничество.
  БТР тронулся, а сзади, подвывая и дребезжа, полз помятый газик. Колонна медленно спустилась со склона скрывающего Коридор, собственно, именно это их и спасло. Под самый конец это 'нечто' таки проснулось и нанесло удар. Потерявший сознание Трак не видел, как вслед им рвалась земля, взлетая серым выжженным пеплом, как люди сжимая головы падали вниз, а кеноиды рыча и скуля от боли, метались между воронок, отвлекая огонь ожившего железа на себя. Одному Богу известно выжил бы хоть кто-то, если бы не Доктор, который вдруг спрыгнул вниз, и не пригибаясь, и не уклоняясь от расцветающих вокруг него огненных бутонов, медленно пошел в гущу танкового кладбища. Ирис видел как Доктор обернулся, будто прощаясь, едва заметно улыбнулся, прошептал: 'уходите' и пропал в очередном взблеске. Лесник рванул было за ним, но взрыв ударил о броню и пока он приходил в себя, его подхватили сильные руки и подняли наверх. Помнится, он пытался вырваться, спрыгнуть вниз, вернутся через спасительный гребень назад, за Доктором, который возможно еще жив, но плотное поле Аргуса связало его по швам и ему только и оставалось что выть, скребя пальцами броню и смотреть на светлеющее небо.
  Набирающий ход БТР проскочил возле непонятного, скрытого в плотном тумане предмета, учуяв который понурые, потрясенные гибелью Доктора кеноиды, вдруг взвыли жутким воем и поспешили за колонной.
  - Что это с ними? Я еще не видел, что бы хоть чего то боялись.
  - Там смерть - коротко обронил Ирис, не оборачивая голову и только теперь Трак заметил, что на броне нет Доктора.
  - А где Доктор?
   - Его больше нет - тихо прошептал Ирис - он остался там, в Коридоре, спасая всех нас.
  Трак попытался что-то сказать, но предательский ком подошел к самому горлу, он изо всех сил ударил кулаком в броню, расшибая до крови пальцы и взвыл, глубоко, протяжно, подняв лицо к небу, и следом за них взвыли кеноиды, не в силах больше сдерживать боль потери. Огромный Аметист подошел к человеку, уперся тяжелой лобастой головой в грудь, помогая разделить горе. Трак не помнил сколько прошло времени пока он сидел вцепившись в его густую шерсть, и опомнился только тогда, когда БТР остановился возле блокпоста под мостом и ему пришлось спрыгнуть вниз:
  - Здравия желаю, майор.
  - И вам того же. Эй, что это с тобой?
  - Мы потеряли человека - выдавил путник через зубы - самого важного, нужного человека.
  - Как это? - вытаращил от удивления глаза Вербин - тут же от Могильника рукой подать, ясельки почитай!
  - Нет больше яселек, майор, теперь это полномасштабная война. В Коридоре село нечто такое, что давит мозги так, как не снилось сотне доминусов. Мало того - оно двигает технику, наши проржавевшие старые консервные банки, заставляя их не только оживать, но и стрелять при первом же движении.
  - Хрена се... - прошептал Вербин - может 'марево'?
  - Какое на хрен 'марево', майор! 'Марево' не стреляет несуществующими снарядами! Это похоже на марево? - он указал на почерневший, изогнутый, чудом сохранивший целостность борт жалобно вздыхающего БТРа.
  Майор с изумлением обошел искалеченный БТР и отрицательно покачал головой.
   - Мы тоже подумали пси-зона глюки гонит, не поверили Паганелю, вышедшему из Коридора на Могильник поседевшим. Зря не поверили, на смех подняли - и из-за этого чуть все не полегли. В общем, запирай дорогу, майор - без письменного разрешения Лысенко в сторону Коридора никого не выпускать. На Периметре я доложусь, считай, приказ уже отдали.
  - Ну, мимо меня-то не пройдут, а как же Могильник? Если оттуда к нам пойдут, лягут все как один в этой горловине.
  - Паганель предупредит Грейдера и остальных на той стороне, нам сейчас своих уберечь надо.
  Вербин зло рявкнул на разинувших рты солдат:
   - Чего рты пооткрывали? Пропустить колонну и закрыть дорогу блоками, что бы ни одна мышь не проскочила. Да чего ты шарахаешься, Кандыбенко? Подумаешь, собака! Собака и собака, ну и что, что ростом с кабана? Это порода такая, лесная, специально под четвертым реактором выводимая.
   Солдаты заржали, смотря как угрюмый Аметист, не обращая никакого внимания на обмершего Кандыбенко, прошел через блокпост, уселся на той стороне и показал внушительные клыки, после чего смех сразу умолк и они начали усердно оттаскивать бетонные блоки, освобождая дорогу. Вербин едва заметно кивнул путнику, и было видно, что он пытается скрыть страх. Солдаты боялись Зоны как огня, и новость о новой, непонятной угрозе под боком не добавляла оптимизма. Искалеченный БТР, надрывно ревя вконец угробленным мотором, осторожно прополз под мостом, волоча на буксире сдохший газик, отделавшийся лишь оторванной дверью, да лохмотьями досок оставшимися от кузова.
  - Удивительно, а ведь ни один из них не пострадал - Кипарис бросил задумчивый взгляд на оболваненных шпиков - и если Господь, если он где то там есть, то какого же хрена...
  - Не трави душу - отозвался Трак - я сейчас прямиком на Периметр, сдам шпиков и доложусь. Пусть перекрывают блокпост. Ну и эти мероприятия, с вашим принятием в ряды ПРО пусть начинают, а вы заскочите в деревню новичков.
  - Сделаем - кивнул Кипарис - ребят надо остудить, а то ведь ринется дурачье искать там арты, а найдет смерть.
  Пребывающий в меланхолии Аргус встрепенулся и тут же отозвался Ирис, уставившийся в бегущее полотно дороги:
  - Мы тоже пойдем. Аметист и Грей удержат шпиков в нужной кондиции, главное ты сам не подведи.
  Путник кивнул, и по его осунувшемуся лицу было видно все сделает как надо и тайна кеноидов останется нерушимой.
  Поравнявшись с веткой дороги вьющейся в направлении хуторка, лесники спрыгнули с притормозившего БТРа, фыркнувшего остатками солярки и скрывшегося с глаз. Аргус в нетерпении кружил вокруг, деловито нюхая воздух, потом еще двое кеноидов отделились от прайда сопровождения, и пошли с ними. Какое то время лесники тоскливо смотрели в сторону бетонной ленты Периметра, думая о том, что мир за стеной уже давно не тот каким они его помнили, и вряд ли найдется в нем место для них. Налетающий ветер шевелил высокие травы, и так хотелось лечь, вытянутся во весь рост, зарывшись лицом в ромашки и забыть о Зоне, о выворотниках - обо всем этом абсурдно нереальном пространстве, в которое их забросила безжалостная слепая титаническая сила десять лет назад. Хотя нет, как показывали последние дни, эта была вовсе не слепая космическая сила, а проявление некого чуждого разума, направляющего и сеющего это безумие и все эти бесчисленные, ненужные смерти.
  - Пошли что ли, все равно по протоколу без нас не начнут.
  - По протоколу должен быть еще и Доктор, полномочный представитель лесников.
  - Его нет, Ирис, и вернуть его невозможно, нам всем его будет не хватать, да и не только нам. Теперь кены из Коридора не уйдут, пока не дороются до истины и не возьмут ее зубами за глотку. Сам знаешь, они бывают не только милыми и пушистыми, а очень могут проявить бойцовские навыки. Это мы привыкли, что они этакие мишки...
  - Ага, как же - невесело ухмыльнулся Ирис, поправляя ремень грозы - этого, Кандыбенко, чуть кондрашка не хватила.
  
  * * *
  
  Рябого порядком разморило на солнцепеке и, пошатываясь и зевая, он уже думал вздремнуть, свернувшись прямо под разлапистой елью, как вдруг почувствовал на своем горле острую сталь:
  - Кореш, не убивай! Деньги отдам, арты, все что хочешь отдам, только не убивай!
  Его пинком опрокинули на землю и он, наводя резкость, с удивлением уставился на высокие, поджарые фигуры в застиранных комбинезонах старого образца. Один бесцеремонно уселся на пенек и уставился долгим изучающим взглядом. Рябой понял что начал речь не с того и на урок эти двое не тянули, скорее на шпиков, которые нет-нет, да и захаживали на Периметр, вернее на покинутое АТП, а все знают, что урки с шпиками на мази. Но непременного змея на рукавах не было, а был какой то другой, не виденный ранее знак в форме оскаленной волчьей головы.
  - Собачьей... - сказал второй, равнодушно рассматривая Рябого.
  При этих словах Рябого прошиб пот, он слышал такое бывает: за нарушение не писанного сталкерского кодекса красный сталкер может жестоко наказать, и даже прислать постулатовцев, которые ходят как призраки и для которых нет преград. Он начал лихорадочно вспоминать свои мелкие прегрешения: как мухлевал в карты, как пожалел и зажал раненому аптечку ...
  - А ты, Рябой, оказывается, гнилой человек - не дать умирающему аптечку.
  - Так он не умирал - пролепетал было Рябой, и внезапно похолодел от жути - они читали его как открытую книгу!
  - Хватит его мучить, брат - Зов постулата зовет его. Пойдешь ли с нами, недостойный? - подняв на Рябого белесые глаза, страшным голосом вопрошал второй, наставив палец ему в грудь.
  - Да... да... - мямлил похолодевший Рябой - верой и правдой, в радости и горе...
  Тут оба засмеялись страшным демоническим смехом, и один из них сделал знак подняться:
  - Вставай, боец, а то отстирывать исподнее неделю придется. Мы не из постулата.
  - Не из постулата? - проблеял Рябой, поднимаясь на ноги, и пытаясь унять предательскую дрожь в коленях.
  - Но дело к тебе есть - Бирюка грохнуть надо.
  - Бирюка? Я, да я... ну коли надо то надо... я завсегда...
  Странная парочка снова засмеялась, а потом один из них протянул его рюкзак, на самом дне которого валялось всего добра, что завернутый в жирную бумагу кусок сала, да краюха черного хлеба.
  - Не ссы, сталкер, это обычная проверка лесников.
  И тут до Рябого дошло, лесники! Ну, конечно же, злейшие враги постулата, умелые бойцы и следопыты. Понятно, что за нашивка на плечах - лесники, а он уж чуть было и в самом деле не обделался. Лесник дружески хлопнул по плечу:
  - Ты, Рябой, не серчай, что мы тебя разыграли, вроде как шутка, да только уж лучше мы, нежели бандиты. Они бы просто по горлу чик и все, больно ты на карауле зевал и ворон ловил, а теперь невольно, но будешь настороже.
  Рябой кивнул, судорожно сглатывая слюну, явственно ощущая как холодное железо проходит по его шее рисуя улыбку.
  - Вот и хорошо - подытожил лесник, вставая с пенька и дружески подмигивая - веди в лагерь, охранничек, у нас к старшему дело, только не вздумай шутить. Я же по роже вижу - решил расквитаться и провести через 'спиральный овраг', просто так, на всякий случай.
  С этими словами ноги у Рябого едва не отказали обратно, он хотел было возразить, что даже и в мыслях не было, но тут кусты перед ним зашевелились, и из них выбралась здоровенная собака, по сравнению с которой даже матерый волколак казался жалким щенком. От ужаса сталкер словно примерз к земле, ожидая, что лесники откроют огонь, но те спокойно прошли к этой образине и один из них положил ладонь на огромную лобастую голову:
  - Проведи нас безопасным путем, Аргус, и если суждено мне погибнуть, то пусть тело мое покроется шерстью, а ноги станут такими же неутомимыми как твои, брат-лесник.
  Ускользающий в беспамятство Рябой почувствовал, как в голове щелкнуло, и успел зафиксировать мысль: 'так вот как сходят с ума', но наваждение тут же исчезло, мысли стали кристально ясными, а тело легким и невесомым, двигаясь помимо его воли. Тут он увидел на широченной спине пса рюкзак, и его зубы защелкали еще сильнее.
  - Ирис, а мы не перестарались? - прошептал давящийся от смеха и делающий страшное лицо Кипарис.
  - Мы теперь на Периметре будем частыми гостями, и нет более действенного способа заставить несговорчивых сталкерюг сотрудничать, нежели их припугнуть. Ручаюсь, не успеем мы предупредить старшего об опасности, как Рябой приукрасит нашу встречу такими живописными подробностями, что авторитет лесников взлетит на небывалую высоту.
  - Ловко ты загнул - 'и если суждено мне погибнуть, то пусть тело мое покроется шерстью' - теперь весь Периметр будет уверен, что мы после смерти становимся оборотнями.
  Рябой деревянными ногами шел по едва заметной сталкерской тропе, а лобастый 'оборотень' время от времени поворачивал голову, смотря на него и жадно облизывался. Сталкер, холодея от жути, смотрел в его глаза и видел в них разум, осмысленный, глубокий и ...голодный. Он, было, попробовал рухнуть в спасительный обморок, как однажды рухнул, когда его зацапала банда Бритого, но подобный фокус не получился, несмотря на то, что факир был трезв. Сбоку показалось движение и по бокам от него появились еще два чудища, конвоируя словно заключенного. Когда все закончилось, лесник подал знак, все остановились возле пригорка и странное оцепенение пропало.
  - Значит так, Рябой. Иди вперед и предупреди своих - идут лесники, у нас срочные дела к старшему, и пусть особо впечатлительные уберут автоматы подальше, ибо если раздастся хоть один выстрел... в общем действуй, охранничек. Через десять минут ждем тебя с ответом. Все понятно?
  Рябой кивнул и прыснул через ленту дороги с завидной прытью.
  - Думаешь, вернется?
  - А куда он денется, вернется как миленький, иначе ночами спать не сможет, прислушиваясь к каждому шороху.
  И верно, не успели лесники как следует изучить окружающий пейзаж, как на пригорке снова показался Рябой, а за ним шел кряжистый сталкер в поношенном комбинезоне с весьма красочными отметинами. Комбинезон, как и оружие, вещь характерная и может многое рассказать о владельце. Взять хотя бы броневые пластины на груди, явно видно, замененные и если присмотреться к ним внимательно, прикинуть ширину едва заметных стежков по бокам, то становилось понятно, что этот пожилой неторопливый сталкер обладал превосходной реакцией и не так давно схватился с шкиляброй. Увидев дружелюбно улыбнувшихся кеноидов побледнел, сбился с шага и вытянул вперед руки, показывая, что оружия у него нет. Ирис кивнул, и сталкер осторожно приблизился, проскользнув возле кеноидов, которые впрочем, не обратили на него особого внимания, высматривая трясущегося Рябого.
  - Здорова бродяги, я Кобальт, старший в лагере. Каким ветром из таких далей?
  - Вести у нас плохие. Шли мимо, да и решили предупредить. Так и будешь на пороге держать, или впустишь?
  - Проходите - скосил глаза на кеноидов Кобальт - только соратники у вас больно страшные.
  - Не бойся, они у нас мирные и без повода не буянят, главное пусть за железяки никто не хватается, и все будет путем.
  Кобальт кивнул и позвал за собой. Лесники пошли за ним, отметив, что трусливого Рябого и след простыл, но вести об их появлении уже успели распространиться по лагерю. Часовой, сжимая до боли зубы, прятал руки за спиной, опасаясь даже прикасаться к висящему на груди автомату, а сталкерская молодежь высыпала из домов на улицу, во все глаза рассматривая степенно вышагивающих кеноидов, подошедших к бочке с горящим пламенем и севших кружком. Ирис с Кипарисом опустились следом, и Кобальту поневоле пришлось присесть возле костра, он нервно теребил броню на груди, явно вспоминая недавний бой.
  - В общем, дело такое - ехали мы через Могильник и повстречали Паганеля, знаете такого?
  - Как не знать, он еще с утреца к Леснику заскакивал. Приключилось с ним что?
  - Нет, слава Богу, живой, вышел на нас, когда мы на БТРе ехали, и предупредил о новой напасти в Коридоре.
  Услышав такую весть, Кобальт стиснул зубы и кивнул:
  - И что там, стена 'тисков'?
  - Хуже, что-то вроде доминуса, только намного сильнее, мы сами едва живыми пробились, эта хрень что-то сделала со сгнившими танками и теперь они живые... там все перепахано воронками от взрывов, в общем, не суйтесь туда, ребята.
  - А как же Могильник? - едва не вскочил на ноги Кобальт.
  - Думаю, все будет нормально - проводил взглядом поднявшихся кеноидов Кипарис - Паганель порядком поседел, но мужик кремень - и сам выжил и отмычку сберег. К Грейдеру ушел, а они там сами оповестят кого надо. Военные перекрыли дорогу до отдельного распоряжения Лысенко. Такие дела, Кобальт.
  Тот кивнул, прикидывая как быть дальше, лесники, потянувшись, встали и тут послышался сдавленный вопль. Сталкеры бросились врассыпную, и глазам лесников предстала скрюченная, припертая к стене дальнего дома фигура. Кеноиды окружили человека с трех сторон, отрезая пути к отступлению, и по их поднявшимся загривкам было видно, что дело принимает серьезные обороты. Несмотря на недавний уговор сталкерское братство сорвало автоматы и направило на пришельцев, но Ирис, как ни в чем небывало прошел через ощетинившуюся стволами толпу и посмотрел на человека:
  - Так я же тебя знаю, мужик! А говорят, гора с горой не сходятся. Помнится, гостил ты у нас, да только липким на руки оказался, я бы может и не узнал при встрече, но вот у них память на такие дела очень хорошая.
  - Вон оно что - протянул Кобальт, сделал знак сталкерам, и первым опустил автомат - расскажи ка нам, о чем речь.
  - Да что я, я вот... - заикаясь, начал бледный как смерть Хворост.
  - Собаку он у нас спер, воспользовавшись доверием, это после него путь на нашу базу вольным сталкерам заказан - подытожил Кипарис, сверля Хвороста недобрым взглядом.
  - Теперь понятно, откуда ты 'подобрал' Берту. Если это правда, то за такие вот дела сам знаешь что бывает. Говори!
  - Они ее убить хотели, а она щенок, жалко. Я оклемался от ран, за пазуху ее сунул, пока их доктор отвернулся ну и...
  - Так - произнес Кобальт холодным голосом, забросив автомат за спину, и взглянул на лесников - что будем делать?
  - Прежде всего, верните образец - послышался сзади чей то голос и из-за угла вышагнула фигура в дырявом плаще.
  - Доктор - пролепетал затрясшийся при его виде Хворост.
  - Доктор?! - обернулись потрясенные лесники, смотря на тень отца Гамлета, не смея поверить своим глазам.
  Кеноиды завопили, и, забыв о Хворосте, кинулись к обожаемому ими Доктору. Однако он осадил их быстрым взглядом и позвал оторопевшего Хвороста:
  - Ну-с, любезнейший, рассказывайте, куда вы дели мой, весьма редкий, экземпляр.
  Хворост лишь на миг взглянул на стоящую на отшибе хату, но Доктор поймав его взгляд, ухмыльнулся в бороду и пошел в указанном направлении. Кобальт хотел было предупредить об аномалиях, но Доктор только отмахнулся и неспешно пошел через бурьян, на глазах изумленных сталкеров, как ни в чем не бывало, прошел через 'свечу' и вышел к покосившемуся крыльцу. Из темных сеней раздалось отважное вякание и ему под ноги выкатился лохматый щенок. Доктор схватил его за шкирку, поднял, и на него доверчиво уставились темные глазки-бусинки. Доктора придирчиво вертя, рассматривал его со всех сторон, потом опустил на землю и повелительно, властно позвал:
  - Берта, поди сюда!
  При звуке этого голоса сталкерам вдруг захотелось пасть наземь и, виляя хвостами ползти на пузе к ногам Человека. Некоторые явно уже собирались это проделать, но Ирис быстро хватал за шиворот и поднимал на ноги:
  - Стой животное, ты же человек!
  Пока сталкеры обалдело вращали головами переваривая двусмысленность фразы, Берта, скуля и тонко визжа, выползла на брюхе из хаты и подползла к ногам Доктора боясь поднять на него безглазую свою морду. Следом за нею катились несколько щенков, попискивая и забавно подпрыгивая, это смягчило Доктора, он присел и погладил ее по загривку:
   - И что же мне теперь с вами делать? Такой эксперимент запороли.
  - Может еще не все потеряно, щенки отзываются на прикосновение и вполне обучаемы - Ирис бесшумно подошел к Доктору, тот поднял голову и посмотрел на него снизу вверх, потирая задумчиво подбородок:
  - Что ж, возможно, при пребывании в поле Рода возможно стойкое клеточное морфирование...
  Ирис молча смотрел на Доктора, тот, наконец, оторвался от щенков, которые действительно более походили на овчарок, нежели на слепышей, и понимающе кивнул:
  - Иногда и милосердие хорошо, даже если им, чаще всего, руководит глупость.
  - Доктор, но как же...
  - В большинстве случаев мы видим не то что есть, а то, что хотим видеть, но об этом позже.
  С этими словами он развернулся и направился обратно. Сталкеры не отрывая глаз смотрели как бородатая фигура в прорванном развевающееся плаще ступает прямо через аномалии, а следом за ним, скуля и попискивая семенят щенки. Доктор остановился перед огорошенным Кобальтом, считающим, что его ничто уже не сможет удивить, и произнес:
  - Поступим следующим образом: я прощу Хвороста и позволю сталкерам проходить на базу лесников, но здесь останутся несколько собак и их проводники. Вы получите надежную охрану не только от прорыва и случайных тварей, которых я чую даже отсюда, но и пси-защиту от доминусов и диких слепышей. Взамен вы разрешаете нам здесь оставаться сколько угодно и иметь весомое слово при возникающих конфликтах. Но главное условие - военные не должны ничего знать о собаках и их способностях, которым я сам приведу убедительные доказательства в необходимости их присутствия.
  При этих словах Кобальт просиял, сразу же оценив возможность такого сотрудничества:
  - Будьте спокойны, Доктор, мы сами не любим, когда вояки лезут в наши дела, и всякий кто проболтается, будет наказан.
  Сталкеры одобрительно загудели и почему то посмотрели на Рябого, что в наглую протолкнулся наперед:
  - Если вам надо на Периметр, то я проведу...
  - Сиди уже, охранничек - обронил стоящий рядом сталкер - сам пойду. Мне надо пару слов сказать, если они не против.
   Доктор согласно кивнул, ударил с Кобальтом по рукам и, направляясь к выходу, подозвал одного из кеноидов:
  - Вега, щенки остаются на твоем воспитании, все не так уж безнадежно.
  Щенки подкатились к рослой Веге, которая обвела разинувших рот сталкеров многозначительным взглядом и не спеша вошла в дом, который занимал Рябой. Рябой попробовал было преградить ей дорогу, но та показала клыки и, под хохот сталкерской братии сконфуженный 'охранничек' пробкой выскочил через окно. Даже Хворост выдавил что-то вроде улыбки, посматривая, как Рябой растерянно чешет затылок, а вызвавшийся в проводники сталкер догнал лесников и скрылся вместе с ними в колышущихся травах.
  - Вы помните меня? - спросил сталкер у Доктора, который изучал ленту Периметра, тоненькую, едва заметную линию у горизонта, отделяющую небо от земли и прошлое от настоящего.
  - Ретроспект... - задумчиво произнес тот.
  - Что? - переспросил удивленно проводник, осторожно вышагивая из шуршащей травы на дорогу, где виднелись свежие заплатки асфальта, который военные решили обновить вместе с восстановлением слизанной безвестью стены.
  - Зона это ретроспект, попытка заглянуть в будущее, всматриваясь в прошлое - повторил Доктор и, оторвавшись от своих мыслей, кивнул - конечно же, я вас помню: рваная рана брюшной полости и последующее заражение крови.
  - Точно - просиял сталкер - я ведь и поблагодарить вас толком не успел.
  - Пустое - отмахнулся Доктор, посматривая на посеревшее небо - благодарность это слова, дела важнее.
  - Вот потому и вызвался, остальные струсили при виде собачек, а я помню, как они меня подранного упырем на хуторке нашли и на спинах выволокли, век этого не забуду. Как видите, до сих пор молчал о них, держу слово. Ваша новость про Коридор плохая новость - но не все так уж плохо, есть обходные пути и помимо болот - дорога старательно забыта, но иного выхода сейчас нет.
  - А вот это уже интересно, показать сможешь? - остановился при виде подозрительного шевеления в траве Кипарис.
  - Это 'зыбь', ничего страшного - можно обойти сбоку. А дорогу покажу, конечно, но там стрелять придется.
  - Мы только и делаем, что стреляем, в основном друг в друга - отозвался Ирис - так что дело привычное. Мы не лыком шиты, да и ты бывал на Глуши.
  - Ну, добро, коли так. Отдам старые долги, а может новых заодно наберусь. Я Бурлак, если забыли.
  - Прикольно - ухмыльнулся Кипарис - ладно, Бурлак, время дорого, а небо что-то хмурится. Надавим на ноги.
  Судя по развевающемуся на флагштоке знамени и стройным рядам личного состава, официальная часть все-таки началась без них. Прибывший на Периметр генерал Одинцов говорил что-то патриотически возвышенное и лесники уже начали тайком зевать и переминаться с ноги на ногу. Вдали от родных Глуши, на простреливаемом пространстве, они чувствовали себя очень неуютно, к тому же многих начало лихорадить и ломать - за последние дни остаточная энергия безвести истощилась. Когда вихрем ворвавшийся в строй Кипарис оттолкнул в сторону хмурого Малюту, тот собрался было сказать что-то резкое, но, увидев Доктора, застыл с открытым ртом и выпученными глазами. На шум обернулись остальные, и сразу образовалось бурное смешение рядов, сопровождаемое возгласами крайнего удивления. Лесники проявили изрядное наплевательство к протоколу проведения торжественного построения, и генерал, будучи вынужден самолично вмешаться в это безобразие, протиснувшись сквозь их ряды, тоже застыл, увидев как Доктор, качаемый руками лесников, взлетает над головами. Смущенный Доктор вырвался из объятий и подошел к Одинцову:
  - Ну что с ними поделаешь, чисто дети, ни на минуту нельзя отлучиться.
  - Но ваши бойцы утверждали, что вы погибли в Коридоре - генерал растерянно посмотрел на дырявый плащ Доктора.
  - Вести о моей гибели весьма поспешны, к тому же я совсем не готов к смерти. В нашем возрасте, знаете ли, к подобным вещам надо готовиться основательно, тщательно взвешивая.
  Генерал приобнял Доктора, подвел к трибуне, и над Периметром раздалось эхо торжественного салюта в честь чудесного воскрешения идейного вдохновителя лесников. Доктор растрогано вздыхал, а генерал, печатая слова, вторично зачитал приказ верховного командования о причислении лесников в ряды службы пространственной обороны, с присуждением им звания отдельного гвардейского полка. Под самый конец из дверей вышел солдат, держа огромный фанерный ящик, поставил на землю, и застыл по стойке, смирно ожидая дальнейшего приказа. Одинцов хитро ухмыльнулся:
   - Чего стоишь, солдат? Лучше убегай! Гвардейцы ...почта!
   В глазах солдата мелькнул ужас, он отскочил было сторону, но лесники уже начали качать и его, под самый конец забыв поймать, разнесли ящик в клочки, сжимая в руках конверты, радостно вскрикивая и хлопая друг друга по плечам:
  - Бардак - подытожил Одинцов, заложив руки за спину - и как вы с ними справляетесь, это же сущие анархисты.
  - И не говорите, места то дикие, кругом зверье и до ближайшего клуба на танцы только в самоволку через Периметр.
  Генерал захохотал, собирая с трибуны бумаги и осекся, взглянув на встревоженное лицо Доктора. Не успел он спросить, что случилось, как над Периметром пронесся протяжный леденящий вопль. Лесники схватились за оружие и, отталкивая в сторону растерявшихся и смешавшихся солдат, устремились через раскрытые ворота в сторону казарм. Доктор сорвался с места, сходу взяв спринтерскую скорость, генерал едва успел остановить солдат и устремился за ним, крича вдогонку:
  - Да скажет мне хоть кто-нибудь, что тут, черт возьми, происходит?
  - Так кеноиды воют только в одном единственном случае - когда чуют выворотника - бросил через плечо Доктор.
  Генерал влетел в аудиторию для совещаний, откуда доносился сверлящий уши вой, протолкнулся через толпу лесников ощетинившихся новенькими, только что выданными грозами в сторону дальнего угла, где припав к земле и оскалив в бешенстве клыки, сверкали огненными глазами взбешенные кеноиды. Глаза Одинцова широко распахнулись в узнавании, лицо побледнело, и он только и смог выдавить пересохшими губами:
  - Вы, это вы?
  
  - 11 -
  
  Верес постучал ПК ребром о камень, с тоской посмотрел на угасающий экран и спрятал в нарукавный карман.
  - Не разобьешь? - бросила Полина, не отрываясь от бинокля. Густые развесистые кусты, окруженные сплошным кольцом мерцающих аномалий, надежно скрывали их от случайного обнаружения детекторами.
  - Нет, там стекло 'слюдяное'...
  - А нутро там гнилое - фыркнула в тон Полина - сделано в СССР. Прямо сказка.
  - Это ты зря, сейчас все по-другому...
  - Ага, как же, и военные тоже все сплошь белые и пушистые, да? Они во все времена одинаковы и их суть не меняется от смены государственного строя, в которую я не очень верю - слишком утопично.
  Верес вытянул электронный бинокль, перевел тумблер в режим механического управления и стал рассматривать ржавые сосны, между которыми вилась изрытая оспинами дорога, рвы которой были щедро наполнены кипящей 'жижей'.
  - Мне вот тоже не особо верится в сказки о пробое - слишком много нестыковок во всей этой истории. Никто, ни разу за эти десять лет не возвращался из-за грани смещения, а ты уже вторично здесь. Каким образом тебя засосало обратно прямо с Могильника, ведь для пробоя нужны координаты, которые, оказывается, кроме того постоянно смещаются?
  - Ты большой специалист по пространственным смещениям? Что-то незаметно - Полина отложила бинокль и посмотрела задумчивым взглядом - если бы все было так просто, то мы бы давно вывели людей сами, без вашей помощи, но пройти не так легко, там другое пространство, иная физика. При проходе через прокол выживает один человек из сотни...
  Бинокль выпал из рук в густую траву, и разведчик едва успел его подхватить, прежде чем тот начал скользить вниз.
  - Сплошное кладбище, там одно большое пепелище. Когда это произошло, сначала подумали, американцы скинули бомбу: пригородные кварталы раскатало в щебенку, образовав непроходимые завалы, не давая возможности выйти из города. Рвались коммуникации, горел газ, проводка вспыхивала как бенгальский огонь, все ходило ходуном как при землетрясении. За считанные минуты все утонуло в огне, началась паника. От поднявшегося дыма заслонившего солнце на город опустилась ночь и даже те немногие, уцелевшие при переходе, погибли в образовавшихся разломах. Позже, когда начали искать выживших, не нашли ничего кроме пепла - ни тел, ни трупов, только белесый пепел накрывающий сплошной пеленой грязного снега. Только это был не простой пепел, это все что осталось от людей.
  - Но как...
  - Никто не знает. Не знает, почему это произошло, что спровоцировало смещение, почему из сотни выживает всего один.
  Когда ко мне, понемногу, начало возвращаться осознание себя, я ничего не помнила, знала лишь что Гордеич мой дед, я его внучка, остальное меня мало волновало. Первое что я увидела - это хуторок, и весь этот вывернутый мир я принимала за естественное положение вещей. Аномалии и окружающая Зона была для меня так же привычна, как и ветер и облака, как активный дождь, которым иногда плакало небо, барабаня по облезлым крышам домов. Тяжелая сельская работа закалила мое тело, а Зона выковала характер, словно наполнила пустую заготовку. Роющая посевы шкилябра была для меня таким же привычным явлением, как для тебя соседский пес роющийся в мусорке. Зато я точно знала, куда надо бить, что бы ложить с одного выстрела прямо у ворот дома, иначе надо было разделывать ее на мясо прямо у поля. Для этого была нужна изрядная прыть, но у меня ее хватало с лихвой. Временами мне было одиноко, но иногда приходил Клим, Захар и другие ребята с соседнего хуторка, которых здесь предостаточно. Один-два дома, развалюхи, но никто не хотел покидать привычных мест и селится вместе, хоть это было намного безопаснее. Однажды я пошла к ним через Стылый лес за запасом керосина для лампы, но войдя во двор, увидев растерзанного слепого Каштана у порога и сорванные с петель двери, бросив канистру кинулась в дом. Я нашла тетю Наташу прямо в веранде, она лежала с простреленной грудью, и на губах пузырилась кровь. Скользнув холодеющим взглядом, она притянула меня к губам:
  - Захар, Клим - их забрали люди в странной форме... они пошли...
   Куда пошли военные, забравшие ребят, я уже не расслышала, тяжелая слеза скатилась по щеке тети Наташи и та замерла у меня на руках. Отбросив в сторону бесполезную двустволку Гордеича, выйдя наружу, и кое-как навесив тяжелую дубовую дверь, я подперла ее камнем и пошла в схрон. Захар как-то похвалился мне оружием, которое они нашли у расплющенного БТРа в гнилой канаве. Ходить туда нам было запрещено, но мальчишки на то и мальчишки, что бы влезать в неприятности. Отрыв пальцами автомат, и затолкав в карманы запасные магазины, я выскочила из землянки и приникла ноздрями к земле. Чужаки оставили множество следов пахнущих железом и еще чем-то тяжелым и непонятным. Канистра так и осталась в бурьянах, теперь во всей округе не было никого, кто бы ее подобрал. Гудящая багровая линия, оставленная мыслями чужаков, висела в воздухе, но даже без нее я чуяла след и летела, низко пригнувшись к земле, в сторону Чертова леса. Во мне словно что-то рушилось, будто кто-то другой смотрел на мир через мои глаза, и все воспринималось словно во сне. Чужаки в ржавых доспехах, похожих на остовы тракторов которые я видела на далеком колхозном дворе, двигались медленно, и как только они вошли в лес, я убила их одного за другим - не спеша, методично и беспощадно. Автомат издавал много грохота, деревья взрывались брызгами смолянистых щепок, но меня там уже не было, я моментально смещалась в сторону, петляя и нарезая круги словно голодная шкилябра. Мне стало интересно, куда они идут и, убедившись, что Клим и Захар со связанными сзади руками, покрытые спекшейся кровью, находятся в безопасности в центре кольца чужаков, я пошла следом. Своих они не хоронили, не подбирали, а так и оставляли между мерцающих аномалий, потому я быстро разжилась острым хищным ножом и винтовкой, к которой набрала вдоволь магазинов с оставшихся трупов. Винтовка мне понравилась - удобная и компактная, она била намного точнее и тише, чем старый автомат с треснувшим, стянутым изолентой прикладом, который я тут же забросила в жадно чавкнувший 'студень'. Ее я успела подметить, когда чужаки в панике дырявили серый туман, бессмысленно расходуя нужные мне патроны. Когда они достигли опушки леса, их оставалось уже четверо - двое лихорадочно пытались поймать в прицел мою размазанную, мелькающую между деревьями тень, а остальные, подхватив ребят своими ручищами, перешли на бег и устремились в сторону бетонной громады с исполинской антенной, раскалывающей сиреневыми всполохами низкое небо. Винтовка была просто чудо, она послушно выплюнула кусок свинца в удаляющуюся ржавую каску, квадратная фигура запнулась и рухнула наземь, а Клим покатился в высокую траву. Вторая на миг замешкалась, обернулась, и через оптику было видно, как пуля пробила забрало, окрасив его изнутри в кровавый цвет. Ребята не шевелились, приникли к земле ожидая развязки. Чужаки видимо собирались их прикончить, подняли оружие, но сами умерли раньше, чем успели выстрелить. Вытерев окровавленный нож о траву, я перерезала впившиеся в руки Клима веревки и скинула со своей головы капюшон. Увидев меня, он хотел что-то сказать, но я сунула в его руки нож и кивнула на Захара. Хуторяне народ понятливый, им не надо повторять дважды, он освободил брата, но с земли не вставал.
  - Отползайте к лесу, в дупле разветвленного дуба найдете оружие. Похороните маму и уходите к соседям, предупредите, что бы прятали тропы - здесь появились чужаки.
  - А как же ты, Поль?
  - Схожу в гости к этим ржавым шестеренкам, посмотрю, что к чему. Если увижу, что вы увязались следом, уши оборву!
  Захар кивнул, они поползли к опушке и больше я их не видела. Перебив патруль постулата, и удостоверившись, что их очень много я едва унесла оттуда ноги, улизнув подземными тоннелями, где нос к носу столкнулась с матерым упырем. Когда меня держала за горло его когтистая лапа, я в ужасе закричала, а потом потеряла сознание. Очнулась от бликов аварийной красной лампочки, соображая, почему лежу в запасной ветке 14 блока в форме специального охранотряда? Видимо сильнейший стресс, прорыв ферментов и кто знает что еще, но моя запертая память снесла стенки темницы и я все вспомнила, но вместе с тем оставалась той новой Полиной, что как нож прошла через заградительные отряды пропущенных через 'постулат' спецназовцев.
  - Погоди, упырь тебя оставил? - Верес на миг оторвался от бинокля, в который успел заметить идущий отряд.
  - Оставил, только не спрашивай почему, видимо повезло, миловала Зона. Да не косись ты так. За месяцы проведенные у Гордеича я многое поняла, начала воспринимать мир по-другому, не только через призму уравнений, а чувствовать как себя, и, как ни странно, любить. Это заброшенные пустоши были моим домом, иного я ведь не знала тогда и не помнила, потому и любила, как любят родину. Отлежалась тогда в тоннеле, на холодном бетоне, смотря в блики аварийной лампочки, выбралась наружу и пошла по ночному лесу домой. Леса я не боялась, он был для меня своим, потому, закинув на спину этот самый швейцарский SIG-550, я поспешила обратно. От трупов спецотряда, постулатовцами они стали называться уже потом, не осталось ничего, голодное зверье струбило даже кости, оставив после себя лишь кучу измятой листвы да ржавые экзоскелеты на которых виднелись следы от множества зубов. Когда пришла домой, села на крыльцо, захотелось просто взять и умереть. Удержал Гордеич, что тяжко вздыхая, возвращался назад, неся канистру, и сжимая в руке двустволку. Увидев мое лицо, в чужой запекшейся крови, он не сказал ни слова, просто пошел в сарай и вытянул из него этот самый комбинезон. Я с отвращением стянула чужую одежду, которую сменила еще в лесу, догоняя постулатовцев, моя ветхая куртка моментально изорвалась о сучья, но выбирать не приходилось, взяла то, что было.
  - И ты одна положила отряд матерых постулатовцев?
  Она скосила на него иронично прищуренные глаза:
  - Тебе это кажется чудом только потому, что твои рефлексы формировались в нормальном мире, где нет аномалий и надобности моментально отпрыгивать, приседать или перекатываться, уходя от опасности. Ты вырос в нормальном темпе, а мне пришлось многое начинать с чистого листа. Зона меняет все под себя, и я не была каким то особым исключением, получилось то, что получилось, в этом нет ничего особого. А постулат - они были такими же естественными врагами как шкилябра - напал на друга, значит враг, все просто.
  - Уверена, что на тебе не испытывали что-то вроде программы 'суперсолдат'?
  - Дурак ты Верес, хоть большой и умный с виду. Если бы на мне что-то испытывали, то не болтали бы мы с тобой вот так вот мило, я бы просто всадила тебе пулю между глаз, во имя постулата.
  - Кстати о постулате, вон идут, спокойно и не таясь, словно у себя дома.
  - А они и есть дома - пожала плечами Полина, рассматривая неспешно шагающие меж аномалиями фигуры в выцветших серых комбинезонах - даже военная разведка мало что знает о них, не так ли? Я вот все думаю - как вы до сих пор тут все не разбомбили? Кинуть одну бомбу и все, все проблемы решатся одним махом.
  - Может я большой с виду, но бомба может спровоцировать хрен знает какую реакцию и отправить все в тартарары. Да и на ЧАЕС ядерному топливу еще выгорать и выгорать. Решающую роль сыграли артефакты - их наличие позволяет терпеть все эти мелкие неудобства и окупается с лихвой. В конце концов, огородить бетонным забором Зону по Периметру для страны не такая уж и проблема, вот шпики дело другое.
  - Это все мелочи, шпики-шпионы ваши, то, что стремится попасть сюда, куда страшнее и опаснее.
  - Так что там с постулатом, не осведомишь?
  - Бери ручку и записывай мелким почерком - фыркнула Полина.
  Как только патруль постулата скрылся за поворотом, она бесшумно выскользнула с кустов и ползком спустилась с пригорка. Верес собрался было спросить, почему так, но та указала ему на гущу деревьев среди серых выгоревших камней, и через какое то время разведчик сумел рассмотреть вышку, на которой затаился снайпер. Полина бесшумно ползла вперед, осторожно раздвигая руками высохшую траву с ломкими стеблями. Июнь, начало лета, но здесь уже все давным-давно высохло, несмотря на обильные дожди. Мертвые, активные дожди. Простая вода с неба тут большая редкость, капюшон ведь не зря является неизменным атрибутом сталкерской экипировки, без него запросто можно потерять не только волосы, но и глаза. А кому, спрашивается, нужен сталкер без глаз? Разве собакам да тушам, а они быстро избавят от ненужных мучений, можете не сомневаться. Вот так вот, потому и терпели сталкеры вынужденное сужение обзора, иначе нельзя, иначе очень можно умереть, когда тебе на голову день за днем капает ядовитая едкая морось. Впрочем, ближе к окраинам Зоны дожди были преимущественно нормальными, но рисковать и гадать, что упадет на голову сегодня, никто не спешил. Удивительно, что тут вообще хоть что-то росло, но природа сильнее, в стремлении к жизни она пробивается через толщу камня и бетона, пробивается через ржавое железо и отравленную почву, живет, приспосабливаясь и изменяясь в причудливые, искаженные, изуродованные формы. Вот и сейчас, среди пожелтевших от кислотных дождей каменных глыб проглядывали исполинские черные дубы - молчаливые, угрюмые, трепещущие на ветру последними зелеными листьями. К дубам жались низкие кусты, испуганно ощетинившись острыми шипами в тщетной попытке защитится. Но человек не знает жалости, оставляя после себя на безжизненной земле только железо да мертвый бетон, стискивающий ее грудь тяжелой удушливой лентой ведшей в бездну.
  По ленте не спеша шли люди: глухие, невидящие, безучастные ко всему кроме своей веры, в которой заключалась сама суть их существования, заменяя способность думать или сострадать. Постулат не знал жалости, жалость и человечность была у них отнята давным-давно, десять лет назад, вечность по времени Зоны. Кто-то, управляющий судьбами народов, неизвестный и могущественный решил, что нет более надежной охраны нежели вера, которая заменяет все человеческое оставляя только служение. Элитный спецназ, лучшие бойцы страны были тщательно отобраны среди множества и прошли через 'постулат' - систему тотальной коррекции разработанной в далекой Экс-три, самой охраняемой цитадели военных лабораторий. После успеха противоракетного щита 'сияние' военные бонзы пришли в ликование и, удостоверившись в несокрушимости своей обороны, начали создавать самое сокрушительное орудие превентивного нападения - веру. Веру глубокую, яростную, изменяющую личность человека до неузнаваемости, каждая мысль которой становилась незыблемым постулатом, основой и сутью жизни. 'Постулат' даровал новый смысл, отбирая слабости, такие как алчность, страх, даруя взамен бесстрашие и беззаветное служение идеалу, который занимал все жизненное пространство выжженной души, из которой выдирали все, что ему не соответствовало. Эта идея эта не была пустым звуком, сухим казенным сводом догм общественного строя или мнения, она жила в человеке и человек находил доказательства, глубокие, весомые, неоспоримые доказательства ее исключительной правильности и верности. Творцы 'постулата', величайшие гении и умы, вынужденные работать по изволению имеющих право решать, вскоре сами стали заложниками собственного детища, дабы тайна о его существовании оставалась неразглашенной. Отсекая саму возможность утечки информации, направляющие движение судеб и эпох, решили спрятать тайное на видном месте, намеренно пустив в прессу и средства массовой информации байки о психотропном оружии, о кодировании и зомбировании, вызвав, таким образом, волну скепсиса и неверия, обезопасив и успокоив людское стадо, которое надлежало держать в должном повиновении. Во время возникновения Зоны большинство персонала Экс-три погибло в изменившемся пространстве, а 'постулат' перешел в аварийный режим, продублировав себя во множестве разрывающихся коммуникационных систем, включая режим обороны, отдав команду - 'не допустить противника к центру Зоны'. Именно сюда, на Экс-три направлялась танковая бригада генерала Кречета, которому отдали недвусмысленный приказ - 'уничтожить всех выживших и захватить контроль над объектом'.
  Мог ли знать Кречет, разнося снарядами группы беженцев, выходивших на рокот колоны к спасительным окраинам новообразовавшейся Зоны, что они сами вскоре станут стражами в своей темнице. Что Зона, неумолимая и, казалось, неразумная сила, скоро поменяет их местами? Знал ли он, что пока звучит приказ 'огонь' и в будущем хуторке сталкеров новичков взлетает на воздух очередной деревянный дом, куда в тщетной надежде спастись кинулись несколько фигур - в роковом Коридоре набирают силы проснувшиеся аномалии? Говорят, героев не судят, история не раз доказывает обратное, доказывает, что от героя до военного преступника всего один взмах пера. И тем, кто направил их в зону экологического бедствия с приказом о тотальной зачистке зараженной территории - ничего не стоит сделать этот взмах. После того как они с огнем пронеслись по окраинных районах Зоны, посылая снаряд в каждое подозрительное шевеление и вокруг них внезапно сомкнулось кольцо смертельных аномалий и начали взрываться машины, Кречет внезапно осознал что обратной дороги нет, что все окончится прямо здесь. Раздавшийся рядом надрывный вой пробудил его от оцепенения, и он скомандовал - 'все из машин'. Подавляя поднимающийся животный страх люди бежали по туманной полосе, а сзади раздался грохот словно от столкнувшихся исполинских айсбергов, сопровождающийся всполохами пронзительного пламени. Небо продолжало гореть, а они все шли и шли, преследуемые аномалиями и проглатываемые Зоной один за другим, волоча на себе истекающих кровью раненых и то немногое, что могли нести. Трибунал не будет разбираться, как именно погибли его люди, все спишут по статье преступная халатность, и к стенке. Но мы еще посмотрим, кто кого! Они ответят, непременно ответят, за все и за всех, за каждую смерть в этом аду. Сцепив зубы и проклиная все на свете, сопровождаемые воплями умирающих и рвущимися сзади танками они продвигались по ночному Могильнику вперед, пока обессиленные и измученные не рухнули на мощеные плиты Арсенала, в котором им суждено было оставаться, искупая долги совести.
   - Романтическая история. Только с каждым твоим новым рассказом, о Шахрезада, эхо прошлого становится все мрачнее и мрачнее - перевернулся на спину Верес, хватая ртом воздух и осторожно смахивая пот - а как же Марков?
  - Вскоре будем на месте, вон в тех кустах вентиляционная решетка, а дальше по тоннелям. Марков? Марков горел идеей выйти победителем - Полина выглянула за угол - собрал людей, которые не могли и дальше томится неизвестностью, ушел в этом направлении стремясь пробиться с боем через центр Зоны и выйти с другой стороны. Людей с ним пошло немало, но это на танках прокатится боевым маршем раз плюнуть, но пешком против постулата не выстоять. Может они и фанатики, да только обрабатывали их так, что бы вера усиливала боевые качества, а не наоборот.
  Верес перебежал по ее сигналу через дорогу, заранее осмотрев на наличие аномалий. Едва он растянулся на земле, как снайпер, которые, похоже, торчали здесь чуть ли не на каждом повороте, повернулся в их сторону. Верес скосил глаза на Полину, но та дышала ровно и спокойно смотрела в проблескивающее багровыми всполохами небо.
  - Вовремя мы, еще немного и попали бы под прорыв.
  - Здесь нельзя спешить, тут можно проскользнуть или захлебываясь кровью, или контролируя нервы.
  Разведчик галантно отстранил девушку и взялся за ржавый воздуховод, потянул на себя и со скрипом сдвинул в сторону. Казалось, на скрежет приржавевшего люка сейчас сбежится весь постулат, но все было тихо и, подсветив фонариком темнеющий лаз, он нырнул вперед. Полина пружинисто приземлилась рядом, перекатилась через голову и наставила на зияющий вверху просвет неба винтовку. Упершись ногами в узкие стенки колодца разведчик вскарабкался наверх и, стараясь не шуметь, вернул крышку на прежнее место, затем спустился обратно.
  - Лампочек не видно.
  - Некому менять, шахта давно заброшена и ею никто не пользуется, разве что морлоки.
  - Тут есть морлоки? Я как то не очень их люблю, аппетит у них отменный.
  - А ты под ноги посматривай и к стенам не прикасайся - тут многое могло измениться.
  Она пошла в непроглядную темень, осторожно обходя многочисленные мелкие лужи. Верес издал тихий победный вопль - бетон надежно экранировал напичканною аномальными полями полосу, мигнув огоньком готовности неожиданно проснулся голем, высветив очертания удаляющегося коридора, толстенные трубы, спросив у разведчика где они находятся и что изменилось за последнее время. Верес повеселел, пробираться практически на ощупь ему не очень то и нравилось и нагнав Полину он снова начал приставать с расспросами:
  - Далеко до узла управления, или где там это 'окно'?
  - Пару километров, после пряток со снайперами это прогулка, но не расслабляйся и больше доверяй себе, а не голему.
  - Это само собой - кивнул Верес - в общем, с постулатом понятно, но как ты попала в Севастополь?
  - Прежняя Полина затряслась бы от страха при подобной мысли, может быть даже попробовала выбраться к Периметру и, вероятнее всего, погибла, но я уже была другой и думала по-другому. Потому попрощалась с Гордеичем и пошла обратно на Экс-два. Остался у меня один неоплаченный должок и смутная догадка - она замерла, прислушиваясь к шлепкам стекающих капель, сделала знак, и они свернули направо - предположение о том, кто причастен к происходящему. Хотела поговорить по душам, два дня выслеживала караулы постулата, пока не подобралась вплотную и только успела сграбастать этого сукина сына за горло, как ворвалась толпа вооруженного народа и начались гонки с препятствиями. Стрелять не стреляли, видимо хотели взять живой и обработать, как это у них принято. Зажали в тупике, а тут возьми да и откройся 'окно' прямо передо мной. Долго думать не стала - прыгнула вперед, а там будь что будет, лучше сразу смерть, чем бегать тупоголовой. Очнулась уже там, на той стороне, и не сразу поняла, в какую преисподнюю провалилась.
  Тут раздался пронзительный скрежет, и сзади них с грохотом обрушилась толстенная плита, отсекая путь назад. Они сорвали оружие, уставив его в темноту коридора, какое то время было тихо, потом послышался звук немазаных петель, и перед ними распахнулась дверь, из которой бил ослепительный свет. Верес прикрыл глаза рукой, успев рассмотреть фигуру что шагнула к ним и произнесла:
  - Здравствуй, сестра, мы ждали тебя. Твой путь был долог, но ты вернулась к сиянию истины!
  В тот же момент сознание угасло, и его поглотила тьма.
  
  * * *
  
  Сознание возвращалось медленно, действительность воспринималась словно сквозь толщу воды, временами перед ним возникали причудливые образы, сминаемые рябью налетающего ветра, но потом доносившиеся голоса стали внятнее и вскоре стали различаться отдельные фразы:
  - ...никто не смог бы исполнить лучше, нежели агент, который даже не подозревает о своей вербовке. Признаюсь, я был неприятно удивлен твоим поведением при первом визите на Экс-два. Откуда сколько злости? Не стоит видеть во мне сумасшедшего маньяка, квинтэссенцию мирового зла или монстра мечтающего поработить мир. Это ошибочно.
  Почувствовав шлепки по щекам, Верес с трудом разлепил веки и увидел склонившегося над ним человека. Белесые глаза ощупывали его лицо, потом человек удовлетворенно кивнул и убрал из под носа ампулу с прозрачной жидкостью. Он был облачен в серый с ржавыми разводами экзоскелет, однако шлем был снят и разведчик едва сдержал изумление, узнав в нем сотрудника разведки ПРО, тщательно законспирированного и внедренного в постулат пять лет назад. Гранит растянул бледные губы в подобии улыбки, отступил в сторону и Верес увидел того, кто говорил с Полиной, а теперь смотрел на него. Серые, с зеленоватым отливом глаза внимательно смотрели из-под стекол в тонкой оправе, темные круги под глазами свидетельствовали, что в последнее время слишком много работал, прерываясь лишь на краткие перерывы на сон, руки были небрежно сложены на груди, где красовалась такая же эмблема атома с вязью символов как и на серебристом комбинезоне Полины, он сидел на краешке стола рассматривая разведчика:
  - Спасибо, Гранит. Я вижу, особого удивления твоему присутствию наш гость не высказал, хотя и пытался это скрыть. Поскольку вы все знакомы, то осталось представиться только мне - Семецкий Юрий Михайлович, глава Экс-три, бывший руководитель проекта 'Истина', ныне глава Постулата.
  Он сделал в сторону Вереса легкий поклон, и, заметив его замешательство от сковывавших наручников пояснил:
  - Полина весьма импульсивна и на этот раз я хотел избежать ненужных неприятностей. Если обещаете вести себя как следует гостю, то их тут же снимут.
  Верес кивнул, а Семецкий перехватил взгляд брошенный в сторону Полины, что отвернувшись к окну курила:
  - Нет, ей наручники не нужны, ее скитания и неопределенности закончились, сейчас она на пути истины, а истина не способна нанести вред кому бы то ни было. Но я вижу, вы не понимаете.
  Семецкий подошел к ложу на котором был пристегнут разведчик, фонариком проверил зрачки и отщелкнул толстенные фиксаторы сковывающие руки. Стоящий рядом адепт в пепельно-сером комбинезоне дернулся, но он успокоил его движением руки. Верес потер затекшие запястья и соскочил на пол, рассматривая путаницу световодов идущих к изголовью в форме арки:
  - И что, я уже кодирован?
  - Вы чувствуете себя полным болваном? - Семецкий глумливо глянул из под стекол, перелистывая показания на дисплее.
  - Отчасти. Запутался в паутине догадок - кто на кого работает и что будет в итоге.
  - Это важный вопрос, очень важный не только для вас, но и для меня. Присаживайтесь - Семецкий кивнул в сторону дивана стоящего у стены напротив массивного стола - нас ждет трудный и длинный разговор, но судя из записей, вы любите длинные разговоры. Ваше появление, то есть появление Полины, было ожидаемым, и, зная, ее я потрудился установить в служебных тоннелях не только датчики обнаружения, но и камеры, заранее подготовившись к визиту гостей.
  Верес опустился на диван, не отводя глаз с Полины, что неторопливо пуская струи дыма, рассматривала замерших снаружи постулатовцев в пепельно-ржавом камуфляже, надежно укрывающем их на фоне унылого пейзажа.
  - Хочу еще раз принести извинения за то, что вас оглушили, мы не хотели сложностей со стрельбой - он кивнул и караул вышел, оставив лишь две безучастные фигуры застывшие у стены с заложенными за спину руками - во всем остальном мы не принесли никакого ущерба, ни психическому, ни физическому здоровью. Даже наоборот - слегка вас подлатали.
  Разведчик прикоснулся к ране, однако не ощутил ноющего дискомфорта, который невозможно снять обезболивающими. Юрий Михайлович терпеливо ждал, пока он распахнув комбинезон ощупал бок на котором не осталось следов оставленных шкиляброй. Даже синюшная сентоплоть была тщательно удалена и под пальцами была ровная здоровая кожа.
  - Итак, обо всем по порядку - Семецкий протянул руки вперед, переплел пальцы и, постукивая по столу, продолжил - не стоит винить Полину в предательстве или злостном умысле - она говорила чистую правду, вернее ту часть правды что знала. Если угодно, можете считать это официальным визитом управления пространственной обороны в обитель Постулата.
   С этими словами Семецкий бросил на стол и подтолкнул к разведчику деактивированный голем. Верес одел браслет, ожидая, что голем будучи насильно снят не включится, однако тот подмигнул огоньком готовности и включил режим записи.
  - Как вы уже поняли, Гранит передавал только ту информацию, которая не нанесла бы вреда, но и он не стал в связи с этим предателем родины, ведомства или злобным перебежчиком. Принято считать, что мы ограниченные и оболваненные неким мифическим артефактом злобные фанатики не способные к здравому рассуждению, убивающее всех подряд или же насильно обращающие в веру в некий постулат. К нам приходят добровольно, взвесив все за и против, выслушав доводы и приняв решение. Полина рассказала вам историю возникновения 'Проекта', ту ее часть, о которой она знала и в которую была посвящена. Сами видите, что творится в Зоне. Только глупец будет продолжать наивно верить в то, что 'Проект' работал исключительно над программой 'сияния'. Ваше ведомство, несомненно, собрало за эти годы некоторую информацию, кропотливо просеивая ее через сито аналитиков, сделав выводы, некоторые из которых были близки к истине, некоторые - нет. После запуска 'сияния' была развернута вторая фаза 'Проекта' - 'истина', имеющая в своей основе не такие уж миролюбивые планы. Были развернуты программы по взращиванию 'суперсолдат' - бесстрашных, живучих и ...послушных. Основой генетического материала был человек, но из биореакторов выходили только жуткие монстры, словно отражение нашей скрытой агрессии и страсти к разрушению. Выбор у нас был невелик - или продолжать работать, закрыв глаза на попрание норм этики и морали, или же самим отправится в эти реакторы, но проекты 'конвергенция-13' и 'триумф-5' рано или поздно были бы закончены, с нами или без нас.
  Семецкий снял очки, потер переносицу и посмотрел на Полину, которая измяв окурок в пепельнице села к Вересу:
  - Волей случая мне попали в руки первые отчеты о пространственной аномалии 'линза', которые вскоре начали появляться в окрестностях Экс-два. Это было самое первое проявление Зоны, первая ласточка, подтверждающая наши предположения о деструктивном влиянии излучателей поля на ткань пространства, которым никто не внял. Первоначально 'линза' была абсолютно безвредным образованием, рябью в воздухе через которую без каких либо последствий или изменений проходили физические объекты или излучение. 'Линза' была феноменом, на который не обращали внимания ввиду их чрезвычайной редкости. Как то я закончила замеры параметров одной из 'линз' в полевых условиях, вернулась очень поздно и рухнула на узкую койку, даже не снимая тяжелого скафандра. Проснулась от ощущения, что ко мне ласкается маленький щенок, забавный такой, вислоухий, какой у меня был в детстве, и лижет шершавым языком, оставляя на носу запах жареных семечек. Я разлепила глаза, начала стягивать неудобный скафандр и вдруг замерла - прямо передо мной в воздухе висела 'линза', почти невидимая во тьме, потрескивающая по краям голубыми искорками. Я протянула руку, и прилив дружелюбного прикосновения повторился, но тут распахнулась дверь, включился свет, вернулась со смены моя напарница, вконец измотанная и измочаленная, 'линза' тут же сжалась и стала невидимой, но я продолжала ощущать ее незримое присутствие. Светлана выскользнула из комбинезона, не сказав ни слова, отвернулась к стене и уснула словно убитая - мы работали по три смены и падали с ног, с нами не церемонились, требуя результов 'сияния'. Маленькая 'линза' следовала за мной как привязанная, легко проходила сквозь любые объекты и только приборы управления почти завершенного противоракетного щита обнаруживали ее присутствие. Я все чаще стала выходить из комплекса, сославшись на исследование 'линз', и стала с ней разговаривать как с живой душой, ведь на смене кроме пары-тройки скупых слов порой даже поговорить было не с кем. Рассказывала ей как маленькому щенку, как же будет хорошо жить, когда мы запустим 'сияние' и оно окажется неспособным принести вред и стать оружием. О том что наступит мир и люди, наконец, заживут долго и счастливо, сохраняя долгую, почти бесконечную молодость, трудясь во благо разума, как это описано в книгах любимого мною Ефремова. Я честно делала свою работу, измеряла показания других найденных 'линз', тайком от охранников с каменными лицами, следующими за мной как тень, пыталась с ними разговаривать. Но 'линзы' молчали и не отзывались на мои прикосновения, потому после ряда безуспешных попыток их расшевелить пришла к выводу, что этот случай уникальный и только моя маленькая 'линза' способна к эмпатическому контакту. В одном из отчетов я высказала косвенное, неподтвержденное предположение о том что 'линзы' реагируют на психическое воздействие человека, и меня вскоре вызвал начальник отдела Экс-три, Семецкий. Он был возбужден, глаза лихорадочно поблескивали и, увидев меня на пороге, втянул внутрь и захлопнул дверь перед носом у охраны.
  Семецкий кивнул и продолжил:
  - Своим неосторожным упоминанием Полина разбудила страсть всевластия, жаждавшую иметь инструмент тотального подчинения, могущий успокаивать разгорающиеся конфликты в разваливающейся империи. Не знаю, кто надоумил их искать в этом смысл, но был отдан приказ - или мы сделаем излучатель, или всех в реакторы. И тогда я пошел на риск, огромный риск: отчитал Полину под первое число, устроив позже инсценировку несчастного случая с 'линзами'. Северова была помещена во внутренний лазарет 'Проекта' с признаками амнезии. Как сотрудник она была очень ценна, потому врачи прилагали все усилия к ее излечению. Ввиду занимаемой мною должности я мог свободно перемещаться внутри Периметра, без какого либо контроля со стороны военных и вскоре нашел в окрестностях Экс-два 'линзу' и, после длительных целенаправленных попыток, добился результата. Через несколько месяцев была готова концепция 'истины' и проект лег на стол имущих власть. Я все верно рассчитал - сюда прибыла вся свора, руководившая страной за спинами старых, отживших век генсеков вызывающих лишь смех. Они пришли в экстаз, когда через созданный мною 'постулат' прошло два отряда спецназовцев, уверовав, что они друг другу смертельные враги и была отдана команда на истребление. Не буду описывать эту бойню, кровавый кошмар, на который равнодушно взирали с высоты наблюдательного пункта лица исполненные презрения ко всему, кроме своих корыстных целей. Я выпустил на волю чудовище, джина берущего власть над своим господином, знал, что мы будем следующими и потому принял соответствующие меры. Правящая элита уехала из Зоны в полной уверенности, что мы стали деревяшками, их послушными безропотными рабами, но - Семецкий с силой треснул кулаком по столу - они сами оказались в дураках! Как только был отдан приказ о нашем кодировании, выросшая в Постулат 'линза', сделала не только это - она изменил самих господ!
  - Так кто теперь руководит страной, вы?
  - Нет, ну что вы - невесело засмеялся Семецкий - я и группировкой то с трудом руковожу, все никак не привыкну. Страной должны руководить не кухарки и доярки, а те, кто этому учился и умеет это делать.
  - Тогда кто это делает?
  - Они и руководят, только теперь они сами верят в то, о чем рассказывают людям с высоких трибун - власть должна быть народная и служить народу, а не своим амбициям. И нет более ревностных поборников идеи мирного коммунизма, нежели сами правители, это стало их плотью и кровью, их воздухом и совестью - все для людей.
  Потрясенный Верес изумленно уставился на Семецкого, а тот тяжело вздохнул:
  - Как бы вы поступили на моем месте, Верес, что бы вы сделали, что бы ни дать развязаться новой войне, которая стала бы для человечества последней? Гуманно ли это, имел ли я на это право... до сих пор я сам не могу ответить на этот вопрос. Не думаете ли вы, что эти монстры с человеческими лицами и в самом деле стали иметь совесть, или может людям в один прекрасный момент просто захотелось жить иначе, по другому, веря и отвечая за то, что они делают? Если это преступление перед человечеством, тогда не медлите, стреляйте сейчас, потому что я не допущу, что бы кто бы то ни было добрался до Постулата и загадал по-другому!
  Семецкий кивнул и молодой постулатовец безмолвно стоящий у стены протянул Вересу пистолет.
  Верес отрицательно покивал головой:
  - Я не знаю, я не судья, не имею представления, как бы я поступил на вашем месте, но вы ведь все равно не умрете, сталкеры говорят, вы попросили у Постулата бессмертие.
  Семецкий измучено улыбнулся и поднял полные боли глаза:
  - Увольте меня от этого, вечно жить и нести на себе такую ответственность? Знаете, каких усилий стоит нам просчитать даже одно минимальное воздействие, каких сил, стольких жертв стоило в образовавшейся Зоне настроить постулат на волну 'сияния', чтобы не допустить адекватного ответа на ядерный удар штатов? Постулат не игрушка, а невиданная мощь, которой необходимо бережно управлять и охранять. Его нельзя все время держать включенным, это не планета Саракш из 'Обитаемого острова' Стругацких, это Земля и люди сами должны научиться ценить то, что имеют. Тот день, когда я отключу рубильник и разрушу установку Постулата, будет самым счастливым моим днем, а пока я должен его охранять и не допустить что бы он попал в алчные руки.
  - А как же все те спецназовцы, они могут уйти при желании?
  - Пусть лучше он ответит - Семецкий указал на бледного постулатовца - Сережа, ты можешь идти, если захочешь.
  - Подожди, Сережа, случайно не Понырев?
  - Понырев - кивнул молодой постулатовец - а откуда вы меня знаете?
  - Как не знать - Шуня и твой брат, Олег, пол Зоны перевернули, разыскивая тебя, а ты вот где, оказывается.
  - Юрий Михайлович, можно? - скосил на Семецкого полные надежды глаза Понырев - я вернусь, я обязательно вернусь, они же не знают правды, считают врагами, на знают что творится в Зоне и скольких ребят мы теряем отражая выворотников.
  - Конечно, иди, Сережа - но только не сейчас, надвигается прорыв, а для них он смертелен, их не коснулся свет 'истины'.
   Из-за дверей послышалось шаги и в комнату, сморкаясь в огромный клетчатый платок, вошел облаченный в черные как ночь доспехи сталкер и вдруг рухнул, рыдая, в объятья обалдевшего разведчика:
  - Боже, какая драма, какая драма! Я весь обрыдался, каков драматург, а?
  - Вы вообще кто будете? - Верес изумленно посмотрел на незнакомца.
  - Так сталкер я, красный - незнакомец спрятал платок, смахивая набежавшие слезы.
  - А почему тогда в черном, если красный?
  - Не комильфо - в советской стране и вдруг черный сталкер, это детская страшилка получается. Красный, интерпретация от английского - 'рэд', а вообще при жизни Родионом Шубиным звали.
  - Шухов! - прошипел при виде черного сталкера Семецкий.
  - Ну да, Шухов. Однако, какая речь, Юра, видишь даже я, и то в слезах. Только сам-то ты в это веришь? Конечно же, веришь! Ты так вжился в эту роль шекспировского героя, что без пол литру тут никак не разобраться. Даже Верес и тот подумывал уже оказывать постулату посильную и сознательную помощь.
  - Что тут происходит? - вопросительно посмотрел на Семецкого разведчик.
  - Да врет он, врет и не краснеет - ответил Шухов и посмотрел на постулатовца у стены потянувшегося за оружием, тот сдавлено булькнул и начал оседать на пол - Юра, а вот кнопочку нажимать не стоит, ну погибнут же зазря твои ребятки, зачем тебе новая кровь на руках?
  - Привет, Рэд, что то ты долго - вдруг бросила Полина, подмигнув вконец обалдевшему разведчику.
  - Так стреляли, и пока ты им объяснишь, кто тут главный, умаешься.
  Семецкий попробовал было встать из-за стола, но Шухов пренебрежительно махнул рукой, и его припечатало обратно.
  - Вижу, вы тут весьма полезно и увлекательно проводили время. Если ложь перемешать с правдой, то получается очень убедительно и правдоподобно, а если при этом еще нацепить ореол мученика и героя, так вообще шедевр выходит.
  Шухов сел на диван рядом с Вересом и начал:
  - Все что он сказал - чистая правда, кроме него самого. Рыльцо в пушку по самую макушку, или ты думал, я исчез? Дело было так. Прочитал наш Юра доклад красна девицы, и взяла его за горло жаба лютая, жаба лютая и сурьезная - тщеславие называется и жажда власти иже с нею. Всю жизнь подхалимом был, по чужим спинам вскарабкивался да подсиживал, и вдруг такой шанс! Ясное дело, задурил девке голову, да и устроил ей несчастный случай на производстве и вовсе не случайно, а намеренно, и я, как бывший комендант объекта Экс-три, мог бы сейчас взять его за шкирку и наказать по полной. Определил он ее в медчасть, посадил на иглу и решил все сойдет с рук, да только неувязочка одна образовалась. Полина натура романтическая и мечтательная, все мечтала о счастье для всех, светлом Ефремовском будущем, и ее маленькая 'линзочка', позже притыренная нашим Юрочкой, дала ей вечную молодость, неуязвимость и вечно здоровый румянец. Но Юрочка как был бездарью, так ею и остался - не удосужившись разобраться, что к чему, попробовал на ней обкатать 'постулат', плод своей никчемной, подлой личности. Ничего из этого не вышло, ибо шло в разрез с исполнением ее желания, но Полинка у нас девка смекалистая, и сразу поняла, как надо реагировать на ключевую фразу 'сияние истины'. Память ей повредило уже при образовании Зоны, но это цветочки, если учесть что другие, не прошедшие через 'постулат' вообще умерли страшной смертью.
  - Так 'линза' Полины стала служить Семецкому?
  - Нет, он долго ее пытался приручить, но та от него ушла, и он пол года искал ключи к другой. Если разобраться, то 'линза' не живое существо, а канал в информационное поле планеты, что фокусируется на одном единственном человеке-операторе. И что есть в человеке, то и усилится в 'линзе', а поток силы воплотит это в жизнь.
  - Тогда что такое Постулат и откуда вообще он взялся?
  - Смотрите - черный сталкер взял со стола листок бумаги - 'сияние' это информационное поле, поток чистой первозданной силы, работать с которой наше человечество пока что неготово, и не будет готово до тех пор, пока будут вот такие личности как Юрик. Тень на полу - это Постулат, проекция потока преломленного нашим восприятием.
  - А листок?
  - Листок это наше сознание, плоское, но у некоторых нет даже такого - Шухов, хихикнув, посмотрел на Семецкого.
  - Так что просил Семецкий, власти?
  - Точно. Причем власти абсолютной и поспешил сделать доклад заказчикам 'Проекта', удалив все возможные упоминания о 'линзах', приписав создание 'Постулата' своей гениальной личности. Позже он понял, что совершил ошибку, что власть слишком лакомый кусок, что бы отдать ее кому бы то ни было, и обработал попутно всех попавшихся под руку. Дошло до того, что его 'линза' до такой степени напиталась всей этой жижей, что стала проявленной, обретя подобие искаженной личности Семецкого. Уподобившись своему оператору, Постулат решил обойтись без него, и начал стягивать всю энергию на себя, выходя из-под контроля. Думаете, к кому прибежал тогда Юрик? На Экс-три было всего несколько необработанных 'постулатом' человек - я и Журбин, приехавшие к началу всей этой свистопляски. Смотрим, мама дорогая - над Экс-три висит черный хобот от земли до неба, вроде водоворота. Юрик в кабинете заперся и зубами стучит от страха. Выбили мы дверь, сгребли его за грудки и в пультовую, а там сгусток громадный среди зала пульсирует и вопрошает громовым голосом о желании. Народ весь в отключке валяется - нечего исполнять. Вспомнил я тогда слова Рэда Шугарта из книжки и попросил... счастья всем, даром - но да будет каждому по совести! Юрик про все власть что-то блеял и на коленях ползал, а Журбин хмурился и все хотел понять людей, что же ими движет, раз довели до такого. Потом как загрохотало все и волной через нас пронеслось. Жуть, в общем. Дальше какой-то умник с Экс-один по нам излучателем ударил, не иначе как со страху. Вот так собственно и возникла Зона.
  - И что дальше? - Верес скептически посмотрел на ерзающего Семецкого.
  - А дальше наши желания исполнились, все четыре.
  - Как четыре? Нас же три человека было в фокусе - просипел глава постулата.
  - А кто тебе сказал, что сознание должно быть непременно человеческим? Хватило того, что Кайман очень хотел понимать других. Он получил просимое - эксперимент Журбина увенчался успехом и даже более. Но так как человеческое сознание отталкивается в своем миропонимании от четырех основ - то вслед за притянутым вплоть до земли извращенным тобою контуром веры, для соблюдения равновесия начали проявляться еще три недостающих грани.
  - Эээ... - Семецкий тщетно пытался вместить новое положение вещей, а Шухов, видя его потуги, снисходительно пояснил:
  - Что бы ты не там не утверждал, но ты оказался под властью созданного монстра, уверовав в свое могущество настолько, что прохлопал очевидную вещь, к которой мы с Журбиным пришли давным-давно. Постулат имеет четыре грани!
  - Как - охнул Верес - четыре постулата?
  - Почти. Вначале возникает и зреет 'линза' и, следуя программе заложенной в нее сознанием оператора, создает поток ускоренного времени - 'стикс', после чего проявляется грань Постулата, не обязательно в виде глыбы как у Семецкого, но вполне пригодная к работе. Главный фокус в том, что желание первого запечатленного оператора становится высшим приоритетом, после чего нагадить там становится почти невозможно. Потому, принимай управление, Полина.
  Семецкий издал торжествующий вопль и вскочил на ноги:
  - Я, я задал приоритет Постулату, он исполняет мою волю!
  - Верно, но активизировала его к жизни Полина, а ты оказался ворьем. И вообще, принеси чаю, пить охота.
  Семецкий побагровел, но под насмешливым взглядом Шухова опал и вылетел из кабинета.
  - А он охрану не позовет? - Верес подбежал к бессознательному постулатовцу и поднял автомат.
  - Пусть попробует, а мы посмотрим на это выступление - Шухов откинулся на диване, положив ноги на табурет.
  - А как же вы, что получили вы?
  - Я? Стал справедливостью, воздавая каждому по делам. Дел много, даже посидеть и поговорить по душам некогда, да и мало нас, 'призраков' Зоны - я, Семецкий, Журбин, он же Доктор, еще есть доминус Григорий и упырь Митош.
  - И что, всегда тот так? - Верес взмахнул рукой повторяя движение черного сталкера.
  - Не всегда, иногда хочется по старинке просто дать по морде, особенно таким вот как Семецкий, а вот и он сам.
  Верес прислушался к бегу ног в коридоре, а Шухов лишь скептически хмыкнул и склонил голову набок:
  - Командуй, девонька - он сам давно не был у Постулата, хотя тот зовет к себе, да так, что порой даже простые сталкеры слышат его зов, и чем ближе к центру Зоны, тем сильнее. Но Юрик отчаянно трусит, вот наказать бы его бессмертием.
  В воздухе появилась 'линза', оттуда повеяло силой, Верес ощутил, как кто-то огромный посмотрел прямо на него. Тусклый кристалл, проявившийся в 'окне' заискрившись коснулся Полины, и в этот самый момент сорвав дверь с петель в комнату ворвались вооруженные постулатовцы.
  - Остановитесь! - прозвучал громоподобный голос, заставив содрогнутся пространство.
  Постулатовцы застыли, увидев живое воплощение своего божества, а Семецкий при виде этой картины побледнел.
  - Он более не исполняет волю Постулата, да будет изгнан и презираем всеми в Зоне, вечно умирая за свои злодеяния!
  - Она может это сделать? - прошептал Верес Шухову.
  Черный сталкер лишь прищурил глаза и Верес решил временно прикусить язык. Постулатовцы расступились, образовывая живой коридор, провожая бывшего владыку презрительными взглядами. Когда Семецкий ушел, сияние угасло, но постулатовцы явственно видели незримый огонь, плясавший в глазах Полины:
  - Пусть соберутся все и да слышат слова Постулата.
  Постулатовцы тут же исчезли, а Полина перевела дыхание:
  - Ничего себе подарочек, ну ты и удружил, Шухов!
  - А что я? Все старики высказались за твою кандидатуру, думаю лучшей охраны для Постулата нам не найти.
  Думаю, ты сможешь исправить ситуацию, а мы придумаем как лучше использовать пропущенных через 'постулат'.
  - А если взять и отменить?
  - Экий ты быстрый - 'вот бы понедельники взять и отменить'. Отменить невозможно, можно скорректировать, не зря же Журбин посетил все оставшиеся грани, причем старый лис загадывал следующее желание таким образом, что бы оно дополняло и усиливало предыдущее. И как ему это удалось, пес его знает.
  - Какой пес?
  - Верес, вопрос за вопрос - ты до спецшколы КГБ куда поступал?
  - На факультет журналистики.
  - Оно и видно - хохотнул Шухов и добавил - кельт, говоришь? Но морда то у тебя типично рязанская! А пес, так этот самый пес, который загадал желание. Журбин так и остался с ним. После того как образовалась Зона, он пошел в сторону Периметра, пытаясь опередить и остановить вторжение военных, но не успел.
  - А этот самый 'облачный мост' он откуда? - решил взять быка за рога Верес.
  - Оттуда - подытожил черный сталкер и пошел в сторону двери, в которой показалась голова постулатовца.
  Бросив взгляд на голем, разведчик печально вздохнул - вся собираемая им информация оказалась стертой.
  Постулатовцы выстроились на площади четкими пепельно-рыжими рядами, не сводя с Полины взгляда. Она взлетела на бетонный блок, ухватилась за мачту, окидывая взглядом площадь и приземистые низкие облака с красными прожилками близкого прорыва. Верес и Шухов почтительно стали сзади, Полина вздохнула, и пространство качнуло потоком силы:
   - Дети Постулата! Пришло время перемен. Отныне беспричинная вражда и убийство неверующих запрещено, но проход к Постулату останется закрыт для всех, кроме избранных, на которых будет его печать. Всякий нарушивший мир и убивший без причины да будет изгнан, ибо свет истины светит всем, озаряет всех кроме шпиков, скрывающихся в тени подобно трусам и змеям жалящим, желающих обманом войти в доверие и утопить мир в крови!
  Сорвав винтику она вскинула ее вверх и слаженный рев множества глоток сотряс основание площади.
  - Долгие годы вы служили верой и правдой, проливая кровь и принося в жертву свои жизни ради торжества истины этого дня. Всякий желающий обрести покой и уйти к родным и близким за Периметр покроется почестями и славой, его имя и дух останется в Постулате навсегда, но память о цитадели будет стерта, дабы ею не воспользовался наши враги!
  Ни один из постулатовцев не шагнул вперед, все как один смотрели на лидера, вдохновителя в котором горел огонь веры, давным-давно угасший в Семецком, которому подчинялись скорее по привычке, нежели из уважения или почитания. Подарив способность верить Постулат не забрал способности думать, постулатовцы верили в просвещающее пламя, в того кто сам жил верой о 'истине' сверкая среди мрака неопределенности, а не срываясь за их спинами от звучащего Зова. Все чаще и чаще смотрели они на Семецкого с закравшимся сомнением, пытаясь увидеть в нем отголоски давно угасшего огня, ибо как может быть, что бы тот, кто говорил от имени Постулата, сам не имел в себе истины? Не потому ли Постулат долгие годы призвал гулким раскатистым эхом к себе истинного служителя, дабы избранный носитель огня сверг с пьедестала лукавого самозванца, указав им новый путь, являясь живым воплощением истинной веры сияющей во мраке. Они уже потеряли надежду, но Постулат, утешая, говорил им, что он уже близко и вот они видят его воочию, своими глазами, готовые по первому слову пойти на смерть и отдать жизни во славу истины просвещающей каждую тварь.
  После построения Полина созвала старших по званию в кабинет Семецкого. Воины, привыкшие к пренебрежительному отношению изгнанного владыки, по достоинству оценили этот шаг и расположились за столом для совещаний, указывая на карте расположение патрулей. Полина положила руку на плечо Вереса, его тряхнуло как от удара током, и на плече засиял знак Постулата. Бойцы отвыкшие от такого проявления силы в благоговейном экстазе прикоснулись к нашивкам, после этого разведчик получил право говорить. Он обрисовал сложившуюся картину, поставив особое ударение на том, что ни путь, ни лесники отныне не являются врагами, а становятся союзниками в борьбе с новым врагом, наносящим мощные удары и готовящемся к наступлению. Постулатовцы в ответ изложили ситуацию в Припяти и на ЧАЭС, рассказав, что с выворотниками идет война не на жизнь, а на смерть и они держатся только благодаря вере и скудному потоку обращенных, которых становилось все меньше. Полина всех поблагодарила, и уже закрыла совещание, как вбежал посыльный с вестью о том, что от Заслона движется ударный отряд лесников, и бойцы постулата ждут ее распоряжений. Полина кивнула и отпустила всех.
  - Только этого не хватало, вроде начало срастаться и на тебе - шаткий мир на грани войны. Шухов, есть идеи?
  - У меня нет, а у него есть - Шухов кивнул в угол, и только теперь Полина заметила огромные огненные глаза.
  - Кто это?
  - Полина, у него рот хоть когда-нибудь закрывается?
  Та отрицательно покивала головой, а из угла вышел громадный кеноид и в тиши прозвучал его голос:
   - Не беспокойтесь о лесниках, я остановлю отряд. Они ищут вас по приказу Брюса, но получив известие о том, что с вами все в порядке вернутся обратно. Время решающей схватки близко, но оно еще не настало. Рэд, Полина, Верес - он обвел их пристальным взглядом - выворотники это не то, что вы думаете, все ваши предположения - далеки от истины.
  Верес дико протер глаза, но место, на котором только что восседал огромный пес, было пустым.
  - Ты видел, Рэд?
  - Видел - Шухов задумчиво потер подбородок - если даже он появился, значит, плохо дело. Можете не беспокоится, Кайман все сделает, по силе предчувствия он сильнее всех нас вместе взятых. Полина, держи. Здесь координаты всех трех 'окон' - теперь ты можешь открыть проход за грань из любой точки Зоны по своему усмотрению даже без Шумана.
  - А как же Мистраль? - спросила Полина, позвав дежурившего постулатовца, что вопросительно посмотрел на нее, и она скомандовала - позвать Понырева и Хроноса - они будут меня сопровождать. В мое отсутствие на нашу территорию никого не пускать и поворачивать обратно вплоть до моего возвращения.
  - Возьмите больше бойцов!
  - Сила Постулата твердыня моя - отрезала Полина и тот моментально исчез в проеме.
  Пока Шухов о чем-то сосредоточено размышлял, в комнату вбежали экипированные бойцы и застыли, ожидая приказа. Черный сталкер словно очнулся от сна, и кивнул в сторону появившейся 'линзы':
  - Этот проход за грань безопасен для твоих спутников, но с той стороны сама ты открыть его не сможешь. Сила Постулата работает лишь здесь, вот потому мы так долго ждали твоего возвращения и терпели Семецкого. Мистраль сейчас на Экс-один, он в безопасности, там его встретит Митош, кто-то из нас постоянно дежурит у 'окон' - они прибудут вовремя.
  Он подмигнул Вересу, подтолкнул вперед, Полина подала знак своим бойцам и они шагнули в 'линзу'.
  Какое-то время Шухов задумчиво смотрел сквозь окна опустевшей комнаты на багровые нити прорыва, закурил и кинул взгляд на пиликнувший входящим сообщением ПК - 'Юрий Семецкий, Экс-два, 'воронка', засмеялся и растворился в Зоне.
  
  - 12 -
  
  Длинные нити жгучего пуха свисали с изогнутых лопастей, на которых поблескивали оставшиеся после дождя капли. Капли сливались воедино, образовывая узор причудливых ломаных линий, и устремлялись вниз. Не так ли у человека? Вся жизнь непрерывная чреда совпадений, за которыми мы не видим судьбы. Вся происходящее кажется случайностью. Нам просто не хочется верить, что есть вещи, которые предопределены заранее, тропы которыми суждено пройти ткутся и прокладываются задолго до нашего прихода в этот мир. Важно понять зачем, что нужно сделать, дабы прожитая жизнь не была напрасной и пустой.
  Звездочет вылетел из плотной полосы тумана, сжимая в руках оружие, уворачиваясь от плюющихся искрами 'тесл' и остановился как вкопанный, налетев на незримую преграду. Вся его злость, все непонимание исчезли при виде Листа охваченного призрачным синим пламенем. Он рванулся вперед, пытаясь, дотянутся пальцами до вытянутого в струну человека, но незримая сила снова и снова отбрасывала в сторону. Звездочет упал наземь, в отчаянии скребя руками землю, воя от того, что все оказалось напрасно, что напарник, с которым они знакомы всего несколько, дней погибнет за шаг от ответа, к которому Трепетов стремился все эти годы. Этот странный парень неожиданно стал намного ближе и роднее чем все те, кто отказался и предал, оставшись за Периметром. А теперь он бессилен, как был бессилен тогда, десять лет назад, убеждая и доказывая Генштабу - нельзя брать Зону грубой силой, посылая в людей в неизвестность. Опоздал, опоздал! - билась в его голове одна единственная мысль, слезы бежали по щекам сурового сталкера, но он их не чувствовал, меся руками землю и воя как воет смертельно раненый зверь. Мертвенное сияние вокруг Листа опало, словно впитавшись телом, он открыл глаза и мягко спустился на землю, выходя из призрачного кокона.
  - Вставай, все уже кончилось.
  - Погоди, но как же... я же видел - Звездочет цеплялся скрюченными пальцами за руки Листа, всматриваясь в лицо.
  - Вещи не всегда такие, какими нам кажутся. Пошли, скоро прорыв, нам надо успеть к 'окну'.
  - Но что это такое, скажи хоть что-нибудь! Везде только одни вопросы и нет ответов - взмолился Звездочет.
  - Это аномалия 'стикс', грань проявленного. Путь восхождения для готового и смерть для глупцов. Но об этом тебе надо спросить Ионова, не напрасно он хотел вести нас в обходную, опасаясь за свои тайны.
   Лист помог Звездочету подняться, всучил оброненное оружие и улыбнулся, озаряясь изнутри:
  - Не надо стрелять, я человек теперь даже больше чем когда бы то ни было. Пошли, а то Брама там сходит с ума.
  Звездочет оглянулся в сторону опавшего вихря, тряхнул головой, коря себя за минутную слабость, и решил, что он найдет ответы, непременно найдет ответы на все вопросы и вдруг услышал, будто кто-то засмеялся печальным смехом. Скользя по мокрой глине они вылетели из плотной полосы тумана, словно вырываясь из некой пелены отделяющей от остального мира. Увидев Листа, поддерживающего Звездочета, Брама облегченно опустил оружие и с деланым гневом прогудел:
  - Какого хрена ты пропадаешь в самый подходящий момент? Можно подумать там был святой грааль!
  - Почему был, он там есть! Не так ли, Ионов?
  При виде пляшущих в глазах Листа молний Ионов нервно икнул и попробовал скрыться за спиной шпика. Брама, наблюдая за столь странными реверансами профессора, бросил взгляд на Листа:
  - Может, я тоже смотаюсь? Одним глазком только гляну и все, вдруг там не только граали дают, но и пиво халявное.
  - Позже глянешь, скоро прорыв, и если не привести уважаемого профессора в чувство, то с ним мы точно не пробьемся.
  Самум понял, произошло нечто неординарное, потому вытащил из-за спины находящегося на грани обморока Ионова и с наслаждением влепил пару звонких пощечин, приводя того в чувство:
  - Вставайте профессор, не время для обмороков, вы нам нужны непременно живым и пригодным для ответов!
  Лист вел отряд в сторону гигантской антенны, словно плывя над аномалиями и Шуня, которому только и оставалось, что молча наблюдать за всем со стороны, не встревая в разговоры старших, мог дать голову на отсечение - аномалии сами расступались перед вчерашним незрелым отмычкой. При виде появившихся между приземистыми серыми коробками фигур, он вскинул автомат, но Лист скомандовал не стрелять таким голосом, что затряслись поджилки. Брама опустил Ионова за огрызок бетонной стены, переводя дыхание, смахивая пот и осматриваясь по сторонам. Лист положил оружие на блестящие лужами бетонные плиты, и под изумленными взглядами отряда направился в сторону темных фигур. Вот повезло же им, сколько странностей да за несколько дней! Потому нервы таки не выдержали, когда через минуту вслед за Листом из тумана появилась внушительная фигура в покрытой ржавчиной экзоскелете.
  - Не стрелять, это бойцы постулата, они пришли с миром.
  - С каких это пор постулат приходит с миром? - прошипел Брама, направив пришельцу грозу промеж глаз.
  Человек снял шлем и при виде бледного лица и белесых глаз Звездочет потрясенно прошептал:
  - Крипта? Ты, ты у постулата? Но я же сам недавно тебя...
  - Подстрелил - кивнул соглашаясь постулатовец - не смертельно, но обидно. Верь не верь, но мы прикрывали вас, зачищая территорию от зомбей. В тумане ведь не особо разберешь, кто есть кто, но такие вот гранаты - это уже лишнее.
  - Погоди. Но как...
  - А ты все такой же, Звездочет, все ищешь свои ответы. Но правда бывает не одна, их бывает несколько и они не всегда уживаются между собой. Опустите оружие, отныне причин для стрельбы нет.
  - Ага, жди когда у вас в головах в очередной раз переклинит! Всю жизнь стреляли и тут на тебе - братья во постулате!
  - Не хочешь мира - гуляй с зомбями. Скоро прорыв - пожал плечами и кивнул на темнеющее небо Крипта.
  Лист кивнул, Брама бубня под нос о сопляках и выскочках, нехотя повесил оружие на плечо. Наверху гулко загрохотало и, перепрыгивая через шипящее в лужах 'ведьминого студня' железо, отряд устремился вслед за постулатовцем по лабиринту заводских корпусов. Земля уже начала содрогаться под ногами, когда они прыгнули в узкий люк, и над ними закрылась тяжелая крышка. В углу ярко пылало бездымное пламя, и фигуры в массивных экзоскелетах повернулись в сторону гостей. Брама шумно сглотнул, но Лист, как ни в чем не бывало, прошел к пламени и протянул озябшие руки. Фигуры расступились уступая место, а один из постулатовцев придвинул пару ящиков и позвал остальных. Первым сдался Шуня, тершийся и меж бандитами и меж шпиками, убедившийся, что общий язык можно найти со всеми, если этого захотеть. Потом подошел Самум, невозмутимо разглядывая подернутые белой пеленой глаза, шпики всегда ладили с постулатовцами и только собирался он что-то спросить как чья-то гигантская рука рывком подняла его в воздух:
  - Шпик!!!
  - Нет-нет! - Лист повис на руке постулатовца - Это только комбинезон, свой он растворил в 'студне', а этот снял потом с зомби. Смотрите, как он прорван поперек спины, может ли человек после этого выжить?
  Постулатовец поднес Самума ближе к костру и посмотрел на спину:
  - Нет, с такой раной жить невозможно. Твое счастье, сталкер. Два раза выжил.
  - Каких два раза? - прохрипел отпущенный наземь Самум, держась за горло и судорожно втягивая воздух.
  Постулатовец повернулся к костру:
  - Сегодня был Зов вещающий - отныне вражда между постулатом и сталкерами завершена, ибо зажегся новый светоч, принесший мир и указывающий путь к истине, и только шпики пребывают в тени внешней и подлежат истреблению.
  - Учту - кивнул Самум - только где же мне тут взять другой комбинезон, ведь придушите ненароком.
  Постулатовец стал и позвал его за собой, в противоположную сторону просторного помещения. Самум пожал плечами и пошел за ним, а через несколько минут вернулся к костру уже облаченный в ржавый экзоскелет подгоняя его под себя. Постулатовцы удовлетворенно закивали головами:
  - Носи с честью, сталкер. Брат Бозон был хорошим бойцом, и погиб как подобает бойцу, исполняя великую волю.
  - Постараюсь не посрамить - склонил в почтении голову Самум, пробуя, не стесняет ли ветхая экза движений. Несмотря на внешнюю дряхлость экзоскелет оказался даже лучше путних, намного легче и гибче, внешняя ржавчина была только камуфлирующим слоем, прекрасно сливающимся с любой поверхностью.
  - А мне такой можно? - попросил неожиданно Шуня - я тоже не очень люблю шпиков, от их рук погибло немало моих друзей. Взять хоть Понырева... эх, Серега Серега...
  - Брат Сергий пребывает в добром здравии - отозвался Крипта - он удостоен чести лицезреть светоч истины.
  - Понырев? Понырев жив? - Шуня подлетел в Крипте и вцепился в плечо экзоскелета.
  - Жив - повернувшись, посмотрел на него страшными белесыми глазами постулатовец - покуда светоч не открыл нам глаза на бездну этого греха, мы имели дело с богомерзкими шпиками. Они нам его продали.
  - Так он тоже в постулате? - Шуня похолодел.
  - Это великая честь - отозвался сидящий рядом постулатовец - видение истины опаляет неготового, и этот след на наших глазах остается как память о прежнем неведении. Вы лишь изредка теряете бойцов и только слышите о выворотниках, зачастую ни разу их не видев, мы же ведем с ними постоянную войну. Не было ни дня, что бы они не штурмовали Припять или ЧАЭС, но благодаря голосу постулата и являющей силу его Полине Северовой - мы одержим победу.
  - Полина? - в один голос воскликнули Лист и Звездочет.
  - Да, именно она открыла нам свет истины, указав на былую гибельность пути, которым нас совратил трус и предатель, чье имя отныне проклято и презираемо каждым верующим.
  - Вот это новости - выдохнул Звездочет и рухнул на ящик - мы тут из шкуры лезем, ищем. И что теперь?
  - Ты можешь быть с нами по доброй воле. Мы сами не могли противиться воле того, кто извращал и покрыл ложью пути, ведущие к свету. Это как знать, что поступаешь неправильно, но все равно продолжать это делать ибо нет сил противостоять.
  - Ясно. И давно ты, Крипта, служишь Постулату и вот так вот странно говоришь?
  - С тех самых пор как братья мои показали мне путь, но их ли вина что их вел недостойный? Среди вас он тоже есть.
  Крипта посмотрел на Ионова и тот задрожал, вжимаясь в стену на которой плясали блики костра.
  - Ионов, и извративший слова постулата Семецкий - коллеги. Один руководил Экс-три, этот вот здесь, на Экс-один. Один отравил Постулат ложью и жаждой власти, скрыв свет его истины, этот пытал ни в чем неповинных людей, превращая в чудовищ.
  - Вот это да! - прошептал потрясенный Самум - и после этого вы будете прикидываться мирной овечкой, Ионов? Ионов?
  Но в том месте, где он только что стоял светилась тонкая полоса электрического света, стремительно сужающаяся от бесшумно закрывающейся бетонной плиты. Крипта гигантским прыжком подскочил к стене и успел просунуть окованную сталью ногу в щель прежде, чем она успела закрылся. Он зарычал от боли, к нему подскочило еще несколько фигур, и напрягая сервомоторы экзоскелетов начали сдвигать стену в противоположном направлении. За толстой стеной раздался приглушенный вой исполинских моторов. Ноги бойцов высекая гроздья искр, со скрежетом начали скользить обратно, в воздухе запахло озоном, сверкнула сиреневая вспышка и с гулким звоном плита раскололась на мелкие части. Крипта отлетел в сторону, осыпаемый бетонной крошкой, а Лист потрясенно смотрел на свои руки.
  - Сила Постулата! - выдохнули бойцы и опустились перед Листом в почтении на одно колено.
  - При чем тут сила? Просто наэлектризовался парень, занервничал, и как шарахнул - скрывая изумление хохотнул Брама.
  Постулатовцы не поднимали голов до тех пор пока Лист, с дрожью в голосе, сам их об этом не попросил. Звездочет помог подняться Крипте, что тоже порывался высказать почтение и спросил:
  - Я может и неверующий, и не особо понимаю в вашей вере, не сочти за труд, объясни бывшему командиру, что к чему.
  - На нем светится знак Постулата, ты этого не видишь, не можешь видеть, но его сила пронзила пространство и размела в прах преграду, хотя ты можешь думать, что он просто неудачно прикурил.
  - Так выходит у Постулата может быть несколько господ?
  - Постулат един, но имеет четыре грани, каждая из которых исполнена силой целого. Это истина.
  - Хрена се святая троица - посмотрел в сторону коридора с тускло мерцающими ртутными лампочками Самум - тогда, как минимум, должно быть еще двое этих, 'хранителей единого'. Вы их знаете?
  Крипта отрицательно покачал головой:
  - Нет, но при встрече с ним Постулат сам укажет его лик, как указал наверху, когда он не стал стрелять в своих слуг.
  - Как же с вами сложно, ребята - прошептал опешивший от такой информации Звездочет - что будем делать дальше?
  - В начале дайте нам такую же броню - сказал Лист, стягивая комбинезон - не в обиду путникам, но там надо иметь что то покрепче. Пока не знаю что именно, но внизу что-то есть и лучше его встретить во всеоружии.
  - Откроешь ли нам свое имя? - Крипта все-таки встал на одно колено, завывая поврежденным сервомотором.
  - Мистраль - сжал губы сталкер, одевая поданный ему экзоскелет, и отказываясь от протянутого шлема.
  - А как же Лист? - тихо спросил подошедший Звездочет, заглядывая в глаза - неужели тот Лист, которого я знал, умер?
  Какое он время молчал, опустив голову под пристальным взглядом бывшего наставника, а потом произнес:
  - Вовсе нет, просто Зона написала на пустом и чистом листе новое имя.
  
  * * *
  
  Под ногами шипя, хлюпали лужи 'студня', но металл экзоскелетов, обработанный неизвестным способом, не вступал ни в какие химические реакции и не пропускал жесткого излучения, гарантируя почти стопроцентную защиту от негативных факторов окружающей аномальной среды. Наиболее уязвимой его частью был шлем, дающий замкнутую систему очистки воздуха, но Мистраль, не смотря на все уговоры бойцов постулата, наотрез отказался его одевать, сославшись на силу и на какого-то владыку Вейдера, с которым вдруг увидел сходство. Крипта согласно кивал, однако на всякий случай засунул шлем в рюкзак, идя сзади и переговариваясь со Звездочетом. Вспоминая недавнее знакомство с путниками Мистраль признал, что иметь дело с постулатовцами намного проще, каждое сказанное слово принималось ими на веру и не приходилось терять множество времени на долгие и ненужные объяснения. Вскоре каждый получил нужный экзоскелет, постулатовцы быстро и профессионально подогнали их под новых владельцев, а затем спросили нужно ли искать Ионова.
  - Если он был здесь начальником, то знает эти подземелья, как пять пальцев и поймать его будет очень трудно. Значит у нас проблемой больше, но прежде всего мы ищем аномалию 'окно', знаешь такую?
  - Знаю, каждый из нас знает, они привязаны к излучателям и являются чем-то вроде перехода в ткань реальности. По воле Постулата, чтобы уберечь тебя от врагов, твоя память была временно усыплена, ты пришел в это отражение, не помня ничего, и тогда он сам начал обучать тебя, и дабы не смутить прежде готовности не называл имени, а ты думал это голем.
  - Подожди - остановился Мистраль, ведя стволом автомата в направлении труб - но я же говорил с големом!
  - Ты слышал только то, что должен был услышать. Големы это только машины, умные машины, эволюционировавшие в 'стиксе', но не умеющие говорить с Постулатом как мы, имея с ним неразрывную мыслительную связь, чем воспользовался предатель Семецкий, вложив в него свою злобу и жажду власти. Если бы Полина находилась в сознании и имела память, неважно сколь угодно большим было бы расстояние - Семецкий не смог бы этого сделать. Но он предал и ее, накачав препаратами забирающими сознание и память и юный, неокрепший Постулат, называемый гранью веры, утратил с ней связь. Не сразу, нет, не сразу Семецкий получил власть. Более полугода он уговаривал зерно 'линзы' хотя бы посмотреть в его сторону, пока сам не начал верить в то, что он несет благо, что изменит мир к лучшему и Постулат поверил и был отравлен, как отравляют чистый источник. Оказавшись в его власти, мы не имели сил скинуть цепи, и так было до тех пор, пока не вернулась Полина.
  Мистраль замер, посмотрел в громадный зал с пустыми клетями, увидев надпись 'конвергенция-13':
  - Ты рассказывал, что вернув память, она пришла за Семецким, почему же Постулат не стал тогда на ее сторону?
  - Нужно время, что бы он, очистившись ото лжи, вспомнил ее душу. Семецкий уже почти настиг ее, но в последний момент Постулат распахнул перед ней 'окно' и она вывалилась в мир выворотников - самое худшее, что могло произойти. Постулат часть нашего мира, но его сила не распространяется на другие отражения, хотя он служит невидимой осью мироздания.
  - Погоди, ты говоришь о Боге?
  - Скорее о силе Его проявления, которая не должна попасть в грязные руки. Но даже здесь все стает на круги своя - рядом с тобой с моего ума спадает религиозная пелена, да и глаза очистились не только у меня, но и у других братьев. Пройдет немного времени и возможно разрушатся даже оковы 'постулата' и мы станем почти как все. Неисповедимы пути которыми Постулат, проявление силы единого, вел тебя к себе, имеет ли большое значения буду ли я его называть Богом? Разве в древние времена не использовалась грань веры для инквизиций и убиения инакомыслящих? Или, может быть, наука всегда служила во благо? Посмотри на эти руины, Мистраль, кто знает, каких чудовищ выводил здесь Ионов.
  - Скажи мне, Крипта, если придет более достойный и отдаст приказ - будешь ли ты меня ненавидеть, и убьешь?
  Крипта остановился, повернул в его сторону стеклянные линзы шлема и отрицательно покачал головой:
  - Нет, не смогу. Слушай Постулат, и ты услышишь, как он скорбит об убитых, о пролитой крови, что взалкал Семецкий. Очистившись от яда ненависти, отныне он подпустит к себе только тех, кто будет чист как лист, ведь не зря это было твоим именем. Вера должна быть чистой и не замусоренной эгоизмом, разумной. Не случайно ты услышал его Зов именно здесь, на Экс-один, где проявилась грань разума.
  - Как все сложно - Постулат, который имеет четыре грани, соответствующие религии, науке, философии и искусству, 'линзы' которым нужны операторы - разве нельзя проще и понятнее?
  - Проще лишь в сталкерских байках, где постулат это огромный кристалл, находящийся в четвертом саркофаге на ЧАЭС. Все просто - один Постулат, одно желание на каждого. Что может быть проще? Дело не в Постулате, дело в нас - если бы мы воспринимали мир целостным, не разделяя в сознании на эти четыре грани, то не было бы и этих проекций. Но они есть, и тот же Семецкий, будучи ученым, казалось, должен был пробудить грань разума, но оказавшись в душе диким фанатиком, пробудил искаженную оболванивающую веру, создав из гибрида веры и науки свой дьявольский 'постулат'. Можно думать как угодно - один Постулат, одно желание, но все равно он лишь преломляется в нашем сознании.
  Сзади что-то загрохотало, будто рухнуло на пол что-то увесистое, ртутные лампы, горящие через одну и мерцающие бледным светом, порождающим причудливые тени, вдруг вспыхнули на полную мощность и взорвались ослепительным взрывом. Мистраль, почувствовав как что-то стремительно несется на них, толкнул локтем безликую дверь из которых состоял этот бесконечно длинный коридор, отшвырнув туда Крипту и рявкнув - 'на пол!' открыл огонь. Коридор наполнился мерцающими силуэтами, пули остервенело рвали призрачную плоть, окрашивая стены темными кровавыми росчерками, сбивая атакующих с ритма. Побывавшие в переделках бойцы постулата ударами ног выбили боковые двери, откатились внутрь и швырнули гранаты. Гулкий взрыв сотряс коридор, на миг остановив нападающих, и Крипта закричал:
  - Назад, назад, отходим назад, их слишком много!
  Постулатовцы слаженным расчетливым огнем, стреляли в петляющие фигуры, прикрывая отход группы. Во все стороны летело кровавое месиво и как только магазины опустели, они откинули автоматы за спину и выхватили громадные тесаки. С торжествующим воплем упыри столкнулись с людьми, обхватывая длинными руками, оскалив клыки ища на экзоскелетах слабое место, что бы вгрызться в податливое тело и высосать еще теплую кровь. Как Лакаон обвитый змеями стояли бойцы, широко расставив ноги и ударами боевых ножей кромсая узловатые тела, расчищая локтями дорогу не давая бледной волне упырей повалить наземь. Вот упал один, и отступающий с основной группой Мистраль будто налетел на преграду, и бросился назад. Подобно неистовому вихрю пронесся он по коридору, сбивая с упавшего бледные тела, ударами многократно усиленных экзоскелетом рук расшвыривая их в стороны, с силой ударяя по стенам. Увидев человека с незащищенной головой, упыри ликующе взвыли, кинулись со всех сторон, но через несколько мгновений ликующий вопль перешел в паническое визжание, голова человека оставалась в недосягаемости, а сам он будто удесятерился, налетая на упырей одновременно с разных сторон, выворачивая конечности и ударами закованных в сталь ног расшибая грудные клетки. Пораженные воплощением беспощадной холодной мощи постулатовцы застыли, в благоговейном ужасе взирая на берсеркера в которого превратился вчерашний робкий паренек называемый Листом. Зона написала новое имя, нарекая Мистралем, воскрешенным именем его утерянной забытой памяти. С каждым ударом силы словно прибывали, не чувствуя усталости он разил и крушил тварей в которых не было ничего человеческого, не было той основы с которой они были однажды слеплены слепым людским неведением и страхом, заставившим создавать жутких бездушных чудовищ ради умерщвления себе подобных. Когда все закончилась и бесчисленная кошмарная волна опала, Мистраль развернулся и уперся глазами в постулатовцев, стоящих на одном колене с опущенными ниц головами. Они боялись поднять головы, вздохнуть, дабы не исчезло видение силы которого они удостоились. Но что это, голос их божества прозвучал резко и колко:
  - Никогда и не перед кем вы не должны склонять колени и головы! Пусть вас заставили верить в лживые цели, покрыли ваши руки кровью, но разве стали вы от этого раболепствующими собаками, трусливыми животными пригибая голову перед созданным вами божеством? Поднимитесь, и что бы я этого больше не видел - ибо мы все равны перед истиной!
  Постулатовцы нерешительно встали, взирая на покрытую кровью фигуру, не смея смотреть в метающие молнии глаза. Основная группа подтянулась назад, рассматривая поверженные полчища упырей, Брама одобрительно крякнул, а Шуне стало дурно, он оперся рукой о покрытую кровью стену, и вдруг услышал чей-то кашляющий смех. Все затихли, пытаясь понять откуда он идет: звонкий, нарастающий, бьющий по ушам восторженно колкой волной.
  - Прекрасная речь, молодой человек, прекрасная и возвышенная. Вы верите в то, что говорите. Ваши слова исполнены решимости и мужества. Будь у меня толика вашего мужества, подобной бойни можно было бы избежать. Грань не напрасно вела вас к себе, звала, манила, испытывая на прочность, на мужество и благоразумие.
  - Кто вы? - крикнул в темноту коридора Мистраль - покажитесь.
  - Покажусь, непременно покажусь, но вначале хочу передать приветствие от нашего общего знакомого, Григория.
   В коридоре вспыхнуло тусклое аварийное освещение, и за отъехавшим в сторону сегментом стены стал виден крутой спиралевидный изгиб, уходящий куда то вниз.
  - Не бойтесь, больше упырей здесь нет, по крайней мере диких! - повторился и затих кашляющий смех.
   Мистраль не колеблясь шагнул на спиральную винтовую лестницу уходящую вглубь, но Брама поймал его за руку:
  - Мистраль, а может ну его в колоду эту чучундру говорящую, Крипта вот говорит что 'окно' близко, оно нам надо?
  Сталкер лишь ухмыльнулся и загрохотал по ступенькам. Следом за ним, озираясь по сторонам и водя оружием в кромешной тьме, осторожно продвигались остальные, последним пыхтел, причитая, Брама:
  - Ну, какого лешего, спрашивается, я сюда поперся? Шел бы сейчас себе тихо-мирно по Развязке, шпиков постреливал, солнышком любовался. Нет, поперся, предчувствие, понимаешь, взыграло. У меня вот другое место сейчас играет, и что, его тоже слушать?
  Снизу раздался раскатистый хохот, отрешенные и отмороженные постулатовцы тоже, оказывается, умели смеяться.
  Брама с тоской смотрел на сужающееся вверху пятно света, а лестница все вилась и вилась, уходя вниз, будто в самую преисподнюю. Может так оно и было - иначе, как объяснить все то, что тут происходило? Преисподняя это не обязательно котлы с кипящей смолой, или что там нас ждет, в прекрасной загробной жизни - кого то воздаяние настигло еще тут, заперев в незримой клетке Зоны на веки вечные. А может быть и преисподняя тоже, только преломляется в нашем сознании, как и постулат и на самом деле все куда проще? Может быть это ад следствий, гулкое раскатистое эхо былых времен...
  Блики аварийных лампочек освещали узкую шахту, едва слышно капала вода из протекающих труб, стекая вниз бесчисленными струйками, но казалось, это течет вовсе не вода, а кровь. От этого на сердце становилось еще тяжелее, хотя во всем были виноваты давящие на нервы красные блики, и не было видно конца-края этим кругам чистилища. Неожиданно ноги ступили на твердую поверхность, и лишь внизу он вспомнил, что забыл включить прибор ночного видения. Бойцы рассредоточились по периметру, настороженно водя стволами по чернильной темноте, сквозь которую не могла пробиться даже мощная оптика, все было плоским и блеклым, словно на выцветшей черно-белой фотографии подернутой рябью фонившей, потрескивающей радиации. Где-то шипел газ, со свистом вырываясь из прогнивших источенных временем труб клубясь под ногами тяжелым мутным покрывалом. Все взглянули на Мистраля, но он не обращал на это никакого внимания, лицо было расслабленно, а глаза невидяще скользили по бетонным блокам небрежно разбросанной титанической силой.
  Крипта подошел к нему, но он поднял руку, словно к чему-то прислушиваясь, а затем скользнул в черный зев дверей, и им не оставалось ничего иного как следовать за ним, настороженно посматривая на бесчисленные ответвления коммуникаций, тянувшиеся во все стороны пучками оголенных сплавившихся воедино проводов, свисающих вниз рваными лохмотьями потекшей изоляции и тусклыми металлическими сосульками. Из чернильной пустоты перед глазами вырисовывались, проявляясь, словно на фотобумаге исполинские боксы-аквариумы, зияя остатками толстенного стекла устилающего кафельный пол обломками потемневшего от времени и многолетней пыли льда. В проходе беспорядочно валялись сплющенные неистовой силой темные металлические ящики с угрюмыми метками биологической и радиационной опасности, детекторы регистрировали повышенный фон, звенящий в ушах комариным писком, но они продолжали пробираться вперед, осторожно переставляя ноги, чтобы не дай Бог не наступить на крошево стекла или на развороченные остовы приборов, части которых еще свисали с серых бетонных стен роняя колючие искры. Время словно замерло, потеряло бег, стало таким же пыльным и плоским, разворачивая картину произошедшей трагедии высвечивая все новые и новые эпизоды, пока Мистраль, наконец, не остановился в тупике перед безликой металлической дверью. Он подал знак бойцам и, закинув за спину автомат, взял за ручку и потянул на себя. В комнате царил относительный порядок, стены увенчивали непонятные таблицы и диаграммы, съежившиеся, пожелтевшие, тронутые местами плесенью, в углу стоял шкаф, в приоткрытой дверце которого был виден небрежно накинутый лабораторный халат, под потолком тускло горела лампочка. Глаза, привыкшие к мраку, вскоре различили в другом конце узкой комнаты рассохшийся конторский стол и сидящее за ним существо, внимательно разглядывающее вошедшего. Сталкер вначале принял его за иссушенную мумию, труп со свисающими лохмотьями одежды, виденные ими в других выхваченных из тьмы кабинетах, но существо сверкнуло глазами, и он понял, что оно живое. Оно неотрывно смотрело на Мистраля, сверля глубокими черными глазами, и он медленно развел в сторону руки, демонстрируя, что оружия нет. Раздался сухой кашляющий смех:
  - Нет-нет, Григорий не ошибся, вы другой... совершенно другой и смотрите иначе, может из-за того что не от мира сего?
  Существо медленно встало, опираясь о стол руками, и только теперь стало понятно, что никакая это не мумия, не труп, а исполинский упырь, перевитый жилистыми бугрящимися под бледной кожей мускулами, сверлящий в упор вертикальными щелочками глаз. Он насмешливо смотрел на человека, а сталкер медленно сел на узкую кушетку не сводя глаз и пытаясь понять, что же в этом существе не так. Упырь еще раз засмеялся, и Мистраль вдруг понял, что его насторожило - у этого странного упыря отсутствовали клыки. На их месте виднелись лишь темные пятна, словно следы от глубокой татуировки, за которыми проглядывали вполне нормальные человеческие зубы.
  - Если взаимное разглядывание закончилось, стоит переходить дальше. Я Митош, упырь, хотя раньше был человеком. Нет, не утруждайтесь, я знаю кто вы, о вас мне рассказал доминус Григорий, такой же член клуба 'альфа' образцов.
  - Можно позвать остальных? У людей нервы на пределе.
  - Стоит, конечно же, стоит, но определяйте сами у кого крепче нервы, комната маленькая, много народу сюда не войдет.
  Мистраль выскочил наружу и едва прикрыл за собой дверь, как его засыпали вопросами:
  - Ну что там? Что там такое?
  - Там упырь...
  Автоматы прыгнули в руки бойцов, но Мистраль поднял руку, успокаивая ощетинившихся оружием людей:
  - Это разумный упырь, вернее человек, был человеком, пока его не переработали реакторы 'Проекта', он не опасен.
  Самум качнул головой и закинул автомат за спину, опасливо поглядывая в сторону скрытого во тьме коридора:
   - Вы как хотите, но внутрь я не пойду, мне одного раза хватило с лихвой, а во второй может не повезти.
  Шуня тоже отрицательно покивал головой и отступил за спину одного из постулатовцев. Брама нерешительно шагнул вперед, протягивая свой автомат одному из бойцов, следом за ним вошли Звездочет и Крипта. При виде недвижимого Митоша Брама вздрогнул, однако медленно опустился на скрипнувшую кушетку, не отрывая взгляда от вертикальных зрачков упыря. Звездочет устроился на тумбочке, а Крипта просто стал у двери, сложив руки на груди.
  - Весьма, весьма приятно видеть человеческие лица - прошипел Митош - еще важнее, что вы демонстрируете выдержку. Обычно при моем появлении начинается стрельба, чаще беспорядочная, хаотическая, исполненная паники и страха. Разуму свойственно преодолевать страх, и я рад, что рассудка у вас больше чем ужаса, или хотя бы пополам. Не надо имен - я узнаю и доблестного Браму и рассудительного Звездочета и Крипту, верного слугу Постулата, докучающего своим присутствием.
  - Кто Вы? - спросил Звездочет, с облегчением снимая тяжелый шлем и всклочивая взопревшие волосы.
  - А как вы думаете, что я такое: упырь, человек, или что-то среднее, некий гибрид? Может ли быть человек в обличии упыря? Надо признать - это редкость, а вот упыри в человеческом подобии встречаются куда чаще даже вне Зоны.
  Он засмеялся своим кашляющим сухим смехом:
   - Не обращайте внимания на мои слова - я привык говорить сам с собой. Григорию с его человеческой внешностью везет на собеседников куда больше моего, мне же за ними приходится побегать. Но какой от них толк, если они мычат от страха? Раньше, вечность назад, я был начальником службы охраны этого поистине величественного места, собравшего в себе всю квинтэссенцию человеческой глупости и страха, был до тех пор пока передо мной не стал сложный, нелегкий выбор - быть человеком в чудовищной подобии или наоборот - стать чудовищем, выполняя приказы. На Экс-один не приходят просто так, сюда приходят за ответами - значит вы уже знаете какую-то часть информации о 'Проекте' и 'сиянии'. После запуска щита закрывать такие лаборатории и выпускать на волю собираемые с таким усилием умы, было слишком расточительно и глупо. После аварии восемьдесят шестого года здесь оставили умы лучшие ученые страны. Ум покинул их в прямом смысле этого слова. Ставши узурпаторами божественности и меняя природу следуя извращенным заказам тех, кто грезил о власти мирового пролетариата, не спрашивая, нужна ли такая власть людям. Всегда есть несогласные, а значит будут войны. В войнах побеждает тот, чьи ракеты быстрее, чьи танки крепче и чьи солдаты выносливее, могущие выживать даже на радиационных пепелищах, в которые могла превратиться планета в неминуемом противоборстве. Власть слишком сильный наркотик, что бы брать в расчет реальную возможность ядерной войны. Никто в нее не верит, но все готовятся.
  - Надо же, расскажу на Арсенале, никто ж не поверит, с упырями философствовал. Скажут, налакался с Ионовым.
  - Ионов.... да... - зашипел как вода раскаленном металле Митош - я слишком хорошо помню этого... человека. Ему было мало изуродованных их изуверскими опытами животных, ему надо было добиться идеального преломления...
  - Преломления? - спросил Звездочет, отводя глаза от разумного упыря, делая вид, что рассматривает плакаты.
  - Живой организм непрерывно излучает множество разнообразных волн, в том числе и электромагнитную, а свет одно из ее проявлений. После обнаружения первичной глины, плоти из которой было создано 'сияние' - мы получили возможность стать как боги, лепя что угодно по своему усмотрению. И мы лепили, смело, вдохновенно и безнаказанно экспериментируя с тонким геномом человека, пытаясь встроить в клеточный кодер механизм управляемого преломления светового пучка. Говоря проще, возможность преломлять свет вокруг себя, образовывая невидимость.
  - Митош, вы не обижайтесь, но такое обилие научных терминов, которыми вы так вольно оперируете, сбивает с толку. Если вы служили в службе охраны Экс-один, то разве от вас требовалось знание волновой физики или же бионики?
   - Волей неволей, но мне приходилось в то время много времени проводить в обществе ученых. Поначалу ты чувствуешь себя полным болваном и тупым деревенским дурачком, потом улавливаешь кое какие понятные слова, затем общий смысл. После у меня было достаточно времени, а уцелевшие отсеки Экс-один битком набиты отчетами и подробной научной литературой, а скука мой самый страшный враг. Но всему свое время. Ионов хотел переплюнуть Шумана, опередить Северову и создать своего суперсолдата - выносливого, неуязвимого, и, самое главное - обладающего способностью управлять преломлением. Это открывало военным неограниченные перспективы в диверсионном искусстве. Такой солдат был невидим не только в видимом, но практически во всем диапазоне, включая тепловой и инфракрасный. Наличие даже одного такого солдата могло склонить чашки весов на нашу сторону, но никто не собирался размениваться на единичные образцы, планировалось начать серийную обработку спецподразделений.
  - И так появились упыри - подытожил Звездочет - но что-то пошло не так. Но ведь такой эксперимент не делается на пустом месте, все многоразово просчитывается и перепроверяется, прежде чем пойти в 'серийное производство'.
  - Понимаю, но, не смотря на это, они добились значительных успехов: в результате стойких целенаправленных волновых изменений был сконструирован универсальный жизнестойкий автономный защитник - УЖАЗ. Модуль истребления диверсионных отрядов противника под кодовым названием 'шкилябра', могущий длительное время выслеживать и нейтрализовывать как единицы, так и целые группы сил противника. Кроме преломления светового пучка, непогляда, как его стали называть позже, она имела молниеносные регенеративные способности, ставши практически неуязвимой. Было еще много забавных проектов: 'серая тень' - называемая сталкерами баньши, 'голос тумана' - популяции волколаков и слепышей, но венцом всего была - 'тень повелителя' или же доминусы. Всем известно, доминусы медлительны - эту недоделку не успели исправить, иначе от них вообще не было бы спасения. Кстати, не только доминусы вышли полуфабрикатами, тот же кот-баюн есть не что иное, как шкилябра, не прошедшая конечных стадий преобразования.
  - Ужас какой - прошептал Брама - взять бы этих гадов да самих преобразовать во что-нибудь!
  - Ужас начался позже, когда после опытов над животными перешли к людям. Заключенные, которым грозила смертная казнь, но разве это что-то меняет? Вот тогда я и сказал что я не палач, не фашист и отказываюсь в этом участвовать. Между моим подразделением и превосходящими силами охраны завязалась бойня, перестрелка, но мы были в меньшинстве и очень скоро нас сломили и самих определили в биореакторы. Помню глумливое, высокомерное лицо Ионова, когда он помахал мне ручкой через толщу бронированного свинцового стекла, а дальше была только дикая, невыносимая боль. Излучатели накрывали весь преобразовательный бокс, и ученые могли во всех деталях наблюдать и кропотливо протоколировать все подробности и стадии трансформации. В краткие моменты просветления, когда не было сил кричать, ибо голосовые связки уже отсутствовали, своими полу ослепшими и слезящимися глазами я видел человека, находящегося в соседнем боксе. Он был недвижим и безмолвен, в мою память врезались его глаза, глубокие, пронизывающивающие. Время от времени он прикладывал руку к прозрачной толще смежной стенки и изнуряющая боль немного стихала. Это было последнее, что я запомнил, после этого все накрыло спасительной пеленой, в которую я погружался, дабы спастись от боли. Понемногу утихла и она, а дальше было небытие. Именно так люди материалистического склада ума представляют себе смерть, наивно полагая, что все будет именно так, все закончится, и они просто исчезнут. Пробуждение по ту сторону бывает внезапным, шокирующим, но обратной дороги просто не существует. Я очнулся от пронзительного женского крика, будто мне на голову кто вылил ведро ледяной воды, открыв глаза, увидел, как чья-то когтистая лапа держит за горло девушку и в ужасе отскочил. Девушка рухнула без сознания на пол, и тут я понял - это мои руки, если можно назвать руками эти мощные лапы с изогнутыми острыми когтями. Не помня себя, кинулся прочь по длинному извилистому коридору, освещенному раздражающими глаза красными бликами, пока не почуял свежий бодрящий радиоактивный воздух. Взглянув наверх, я увидел проблескивающие яркие точки и вспомнил, что они называются звездами. Взвившись в воздух, выпрыгнул из люка, какое-то мгновение прислушивался и услышал обрывистую отчаянную стрельбу. Тело само среагировало на звук: я легко мог рассмотреть и низкие кусты, и едва различимый на ночном небе изогнутый бок месяца. Невесомой призрачной тенью понесся на звуки выстрелов, с легкостью уклоняясь от летящих в серой дымке замшелых древесных стволов. Не помню расстояния, но я преодолел его молниеносно, перепрыгнул через высокий гребень и увидел человека в странном комбинезоне, отстреливающегося вблизи покосившейся водонапорной башни от мелькающих теней. Одна, учуяв мое присутствие, замерла, повернула уродливую голову с ярко горящими глазами и угрожающе зашипела. О, как я хотел увидеть в них разум, сознание, заточенное в облике зверя! Но, увы, это был лишь голодный хищник, узревший во мне конкурента. Отчаяние и боль захлестнули меня тяжелой волной, как вихрь я накинулся на противника, рвя и терзая острыми когтями, противопоставив первобытной звериной мощи ум человека. Через мгновение все было закончено, и другая тень, уже торжествующе нависшая над человеком была откинута в сторону и ее вскоре постигла участь первого собрата. Подойдя к распростертому человеку, я застыл, и, увидев глубокую равную рану на животе, растерялся, не зная, что же мне делать дальше. Человек зашевелился, застонал, отпрянул в ужасе и потерял сознание.
  Митош замолчал, погрузившись в тяжелые воспоминания, а люди молча ждали, пока тот продолжит рассказ. Вскоре он словно очнулся, качнул уродливой бугристой головой, с пульсирующими, вздувшимися на висках фиолетовыми венами, и неторопливо, с хриплым продыхом выталкивая слова, продолжил:
  - Вот этими когтистыми лапами я подцепил его рюкзак, вытряхнул содержимое наземь, ища перевязочные материалы, и вскоре нашел бинт, с огромной осторожностью распаковал обертку и, как мог, перевязал. Я не врач, не медсестра, но в ранах толк знаю, и было понятно, что эта поверхностная перевязка лишь отсрочка, кровь продолжала сочиться, а я сидел на корточках подле него, не зная, что предпринять. Неожиданно в кустах показалось шевеление и на освещенную лунным светом проплешину бесшумно выскочило несколько теней. Я собрался дать бой, отстаивая человека до последнего, и пусть это был бы мой последний бой и последнее благое дело. И вдруг, совершенно неожиданно, ощутил прикосновение чуждого разума - мягкое, осторожное и удивленное. Тени приблизились ближе и я увидел, что это не волки, а гигантские собаки, с непропорционально выпуклыми лбами и черной как смоль шерстью. Повинуясь какому-то внутреннему чутью я взял человека на руки, бережно прижал к своей бугристой изуродованной груди, и последовал за ними. Черные тени быстро летели передо мной, лавируя между сонмом аномалий, что шипели гроздьями искр и плевались кислотными брызгами, ни одна из них не могла нанести моей нынешней личине хоть какой маломальский вред, но я избегал туда соваться, дабы не навредить своей хрупкой ноше. Краем глаза заметил стоящую на холме цитадель, состоящую из бетонных глыб с пущенной по верху колючей проволокой, мои глаза без труда рассмотрели даже далекий, стоящий на вышке человеческий силуэт с беспечно зажженной сигаретой. Я ожидал, что мои нежданные проводники поведут меня туда, к людям, где раненому смогут оказать настоящую помощь. Но нет, они миновали укрепление по широкой дуге, и устремились в самую гущу поблескивающих под луной болот. Под ногами сребрилась множеством дрожащих лунных отражений темная вода, и собаки, ловко перепрыгивая с кочки на кочку, вывели на различаемый в толще бездонной трясины скальный гребень. Вскоре я увидел темный бревенчатый дом, приютившийся на крохотном сухом островке, и выделяющийся на фоне предрассветного серого неба чернильной кляксой. Собаки, шмыгнув, исчезли в скрипнувших дверях, а я остался снаружи, ожидая неизвестно чего. Но двери распахнулись, из них вышагнул человек в поношенном коричневом плаще, невольно вздрогнул, встретившись со мной взглядом, и мне не оставалось ничего иного, как осторожно опустить свою ношу на рассохшееся от времени и непогоды крыльцо, и медленно отступить назад. Человек облегченно вздохнул, поднял раненого и скрипнув дверью скрылся внутри. 'Упырю упырево' - подумал я с горечью и направился обратно, не представляя куда идти и что делать дальше. Но дверь снова отворилась, и бородач, махнув рукой, попросил меня немного подождать. Чего еще надо усталому упырю? Я сел на корточки, обхватив длинные ноги несуразными бугристыми руками, и стал терпеливо ждать, вслушиваясь в звуки просыпающегося предрассветного болота. Вскоре потянуло утренней свежестью, пополз клубящийся туман, край неба сначала посерел, затем зарделся багрянцем, и я даже как-то забыл о себе, всматриваясь в эту красоту, и отчего-то вдруг подумалось: неужели для что того бы увидеть и понять настолько прекрасен этот мир, надо непременно стать упырем? Мои столь внезапные мысли прервал Доктор, а это был никто иной как он, одна из живых легенд Зоны, неслышно подошедший сзади и положивший руку на мое узловатое плечо. Вот так мы и встретили этот рассвет - упырь и человек, молча созерцая поднимающееся солнце. Говорить я не мог, из моей пасти вырывались только резкие визги и шипение, и после целого ряда неудачных попыток Доктор позвал меня за собой и повел вглубь болот. 'Утопит как Муму' решил я тогда, но дойдя до какого-то лишь ему известного места, рядом с исполинским развесистым дубом, неведомо каким чудом выросшего между чахлой болотной растительности, остановился и попросил меня сесть. Я послушно сел на землю, ожидая, что же будет дальше, и, несмотря на голодные спазмы, на меня напала непонятная дремота. Слипающимися глазами я успел заметить, как вокруг меня начинает вихриться какой то странный туман. Я проснулся от того, что какая-то смелая птаха раздалась громкой трелью прямо над ухом, переворачиваясь на бок и прикрывая глаза от чрезмерно яркого солнца, сказал недовольное - 'кыш' и вдруг подскочил как ошпаренный, начав лихорадочно ощупывать лицо. Голова осталась такой же, бугристой и шишковидной, но тут мои пальцы, когти на которых существенно уменьшились, однако оставшись такими же острыми, неожиданно коснулись губ. Вполне обыкновенных губ, за которыми я прощупал не клыки в два ряда, а вполне приемлемые для человека зубы. Заплетающимися ногами я доковылял до прозрачного плеса, руками разогнал густую ряску и глянул в воду. Сначала жутко испугался, я ведь не видел со стороны, что собой представляю и отдал Доктору должное - он был отъявленный смельчак, просидеть столько времени, не вздрагивая от омерзения, рядом с таким кошмарищем как я. Но потом набрался смелости, убеждая сам себя, что на это раз не струшу, и посмотрел снова. На меня смотрели суженные от яркого солнца глаза-щелочки, взирая с жуткой, прозрачно бледной, будто отбеленной лунным сиянием морды. Не смея поверить в такое счастье, я попробовал что-то сказать, но единственное что я смог тогда выдавить было изумленное - 'твою ж мать!'. Не Бог весть что, но по сравнению с ночным шипением это был значительный прогресс в эволюции от упыря разумного до человека прифигевшего. Голодный желудок быстро напомнил о реалиях бренного бытия, и я начал соображать из чего состоит основной рацион упырей. Первое что пришло на ум это кровь, но при мысли о ней меня начало невыносимо тошнить, и я едва разогнулся со спазма. Решив, что действовать надо тоньше, представил парной клок свинины, но меня согнуло пуще прежнего, и я взмолился о миске наваристого борща со сметаной. Прислушавшись к этим образам, желудок, согласно заурчав начал подвывать, и я начал подумывать, где бы разжиться на съестное. Решив, что успешный межвидовой контакт с Доктором должен включать также прокорм голодающих хотя бы на первое время, весело чалапая по болоту направился в сторону едва заметного домика у горизонта. В высоких сочных камышах что-то то и дело шуршало и вздрагивало, но желудок упрямо решил не менять рацион, и мне только и оставалось, что вздыхать и перепрыгивать громадными прыжками с кочки на кочку. Во время моих кульбитов на меня вылетел из камышей разгневанный, заросший колючей щетиной, кабан, угрожающе выставив клыки и сопя как паровоз. Но, увидев на кого наехал, истошно завопил и начал забавно загребать назад всемя четырьмя ногами. Решив, что в гости без гостинца ходить негоже, я рывком подскочил к кабану, который при моем дружелюбном оскале тут же издох, несколько минут полоскал его в ближайшем водоеме, но увидев, что мытье тут не поможет, взвалил на плечо и поспешил к домику. На сердце, почему то было легко, мне бы вот от всего этого головой о камни в истерике биться, да выть - но нет, будто сто лет ходил упырищем. Я осторожно подошел к домику, и, не желая лишний раз пугать здешнего Айболита, осторожно постучал в окно, подождал несколько минут, затем снова постучал. Посему, решив, что с официальной частью закончено и формально о своем присутствии я его все-таки известил, скинул кабана наземь и поперся в сени. Не совсем привыкнув к упыриной подобе и росту, я тут же приложился головой о стропила, звонко ойкнул, но внутри никого не было. Глаза быстро адаптировались к освещению, и, увидев, что никого нет, встал на цыпочки, насколько это возможно для упыря, и пошел к другой двери. Приоткрыв, увидел узкую комнатушку, освещенную мягким зеленым цветом от заслонившей окна бузины, узкую кровать, и моего вчерашнего знакомца, с туго перебинтованной грудью и животом, спящего глубоким сном. Делать было нечего, но жрать ужасть как хотелось...
  - Ой, погоди, Митош, я же сейчас лопну... - стонал от смеха Брама, валяясь на топчане - дай хоть немного передохнуть.
  Обстановка, раньше угрюмая и безысходная, теперь искрилась смехом, даже Крипта, преданный и суровый слуга постулата не сдерживал хохота. Ясное дело вскоре дверь тихо скрипнула, и в комнату просунул голову Шуня, увидев Митоша испуганно икнул, но увидев покатывающихся со смеха сталкеров, шустро проскользнул внутрь.
  - Сижу и думу думаю, чего мне делать? Есть хочется, нашел краюху хлеба, но даже вкуса не ощутил, глотнул, как пес муху. Кстати о псах, один из них вошел в дом, и как то странно кивнул головой на стол, на котором я вдруг обнаружил записку исписанную мелким, ровным почерком - 'Располагайтесь и чувствуйте себя как дома. Угостить вас, к сожалению, нечем, во всем остальном будьте моим гостем и ничего не бойтесь. Доктор'. Хорошенькое же дельце, а угостить нечем... и тут меня посетила светлая идея - так гость же не с пустыми руками пришел! Вышел я во двор и кинул задумчивый взгляд на принесенного мною кабана. Будет у нас чего поесть, устрою я вам, любезный Доктор, шкварки из свежего кабанчика! Одухотворенный этой мыслю начал я искать нож, с сомнением потрогал ржавое, давно не точеное лезвие, плюнул и в два счета разбаловал матерого борова своими когтями. Дело спорилось, смотрю, из под дома, стоящего на высоких столбиках-сваях, ряд любопытных собачьих глаз наблюдает. Выбрал я внушительный шмат посочнее да повкуснее и свистнул псам - 'Налетай, Тузики, тут на всех хватит!'. Тузики, видимо, были той же мысли, потому дружно принялись за кабанчика, только лязг за ушами стоял. То-то, знайте дядю Митоша! Намурликивая что-то под нос промыл я мясо в ближайшем чистом плесе, разделал на тоненькие кусочки - аж сам загляделся, как ловко все получилось, зашел в дом, обнаружил грубку, раскочегарил ее на быструю руку, благо спички лежали на видном месте, и подул на обожженные пальцы - упырь не упырь, но кусает-таки хорошо. Решил, что негоже разумному упырю светить голой задницей, соорудил что-то вроде фартука, поставил на конфорки сковороду, сальцо как следует прожарил, да так что бы розовая корочка стреляла аппетитно во все стороны горячими брызгами, мясо кинул, лук по запаху нашел, как слышу, в дверь постучали. Ясное дело, Доктор в собственную дверь стучать не станет, а я как то оторопел и думаю что делать? В непрогляд уходить сознательно пока еще не умею, и пока я это соображал - дверь широко распахнулась, стоит сталкер в защитном камуфляже, улыбка до ушей, ну и я улыбнулся, ей Богу рефлекторно! Сталкер посмотрел на меня каким-то удаляющимся взглядом, а потом в обморок рухнул, укрывшись ногами, да так, что даже крыльцо подпрыгнуло. Стою и думаю, что же делать? И снаружи оставлять неудобно и внутрь тащить не пристало, это получается, что я его вроде как на съедение заготовляю. Пока я так думал, чую, запахло чем-то, мать моя - смалец на сковородке вспыхнул! Задул я его, набрав в богатырскую грудь воздуху и пока я так по комнате прыгал-носился, чувствую - смотрит кто-то. Оборачиваюсь - стоит Доктор, вид у него совершенно обалделый, а рядом с ним стоит тот самый знакомец с Экс-один, чей взгляд мне помогал держаться тогда в живодернях, тоже рот разинул, а потом как заржут оба. Долго смеялись, хватаясь за животы и указывая пальцами на рухнувшего в несознанку сталкера. Поели мы дружно, чем Бог послал, да за знакомство и за человеческую дружбу выпили, а тут и этот самый сталкер начал в себя приходить, первак учуявши. Глянул еще раз на меня, подпрыгнул, однако увидев Доктора, осмелел и вскоре тоже к гурту пристал. Покойный Марков, царствие ему небесное, однако, засиживаться не стал, а кивая удивленно головой, ушел на Глушь. Всякое про болотного Доктора говорят, но что бы такое!
  Тут взгляд Митоша опять погрустнел, и он кивнул головой:
  - После того как мы поели да закусили, рассказали мне Доктор и Григорий всю историю возникновения Зоны от самого ее начала до конца. Надо признать, Доктор ожидал что 'стикс' кеноидов, в котором он меня оставил, полностью восстановит мой прежний вид, но немного поразмыслив, я не стал отчаиваться и предаваться черной печали - покуда есть Зона, всегда есть надежда на чудо. Если не всматриваться особо, то внешность как внешность - чуть бледнее чем цыган, чуть быстрее чем сапсан. Это мне здорово помогало в дальнейшем, особенно если учесть что, почуяв диких бет-упырей, я рвал их в клочья, ставши для них ужасом. Мало того, среди некоторых я нашел своих бойцов, в диком и некультурном состоянии, но кто знает сколько я бегал да душ извел, пока вопль Полины, вернее сила Постулата, выплеснутая мне прямо в лицо не пробудила дремавший разум. Я отловил почти всех моих сотоварищей и, следуя советам Журбина, запихнул в 'стикс' на Экс-один. Некоторые даже меня обошли в ретроспекции клеток - у Гамаюна даже волосы отросли и кожа темнее стала, разве что глаза остались еще упырьими, но это ему только помогает - ночью, как днем видит.
  - А как же преломление? - спросил Мистраль - с восстановлением клеток оно ушло?
  - Почему ушло? Он проскользнет в такие места, куда другим ходу нет, потому сталкерский люд его Призраком окрестил.
  - Дела... - протянул удивленный Брама - я же намедни, вот перед нашим рейдом, с ним на Арсенале 'лозу' выпивал!
  - То-то - засмеялся Митош - но к делу, языком потрепать успеем, если еще в гости заглянете.
  - Как же, заглянешь - засмеялся Крипта - развел ферму упырей, не пройти, ни проехать.
  - А ты тут уважаемый не ходи, незачем тебе здесь ходить, да ретранслятор восстанавливать - мы его всей нашей дружной компанией так закомпостировали, что Семецкий себя за локти кусал, но так и не смог засунуть свой изуверский 'постулат' в 'сияние'. А то что он вам, во истине верующим речи толкал, что это де его гений войну остановил - басни. Он даже не смог запустить башни, потому, под видом отступления, пустил в девяносто пятом году к Экс-два Шумана, что бы тот его настроил.
  - А кстати, как же Шуман, он тоже входит в клуб легенд Зоны?
  - Нет - поднимаясь из-за стола, смеясь, произнес Митош - хотя его тоже коснулась грань разума, та самая, что находится у вертолета. Так уж сложилось, что единственная безопасная дорога обратно пролегала возле вертолета, для которого нашли пилота-камикадзе на один рейс. Вертолет, подбитый в воздухе аномалиями и державшийся только на честном слове да на отборном мате, тот посадил, дело свое сделал, а дальше уж Шуман и остальные. Выключили разошедшийся излучатель и выскочили отсюда как пробки, тут все взрывалось и горело так, что не доведи вам увидеть. И на свою голову нашли они Ионова. Все остальные, кроме него, погибли. Несправедливо, несправедливо, но мало этого - убегая во все пятки и попав краем в 'стикс', Ионов так боялся смерти, что стал себе на беду бессмертным! А Шуман не был бы Шуманом, если бы на беззвучный вопрос грани о желании не брякнул что хочет знать, как все устроено. Вот с той самой поры из него открытия как из рога изобилия лезут, мочи нет. Но, слава Богу, пока он здесь, грань разума не дает ему повернуть их во вред даже в принципе. Пусть себе изобретает, вдруг однажды и мне вид человеческий вернет. Тех же големов именно он хотел сделать разумными альтруистами и помощниками человечества. И видно таки не зря зацепил ящик с их прототипами, которые они же и завезли в Зону в вертолете. Сознание у кристаллов развивается медленно - так они и лежали, эволюционировали, пока какой-то безвестный забулдыга-сталкер, не раздумывая особо об уникальности 'стикса', вытащил ящик с ними примитивнейшим багром! Принес их сперва Шуману, а тот что дитя малое прыгает, да руками от восторга хлопает, надоумив втихую продать военным. Военные сразу зачли контракт исполненным, насыпали сталкеру рублей и велели помалкивать.
  - Как же, однако, все переплелось! - протянул восхищенно Шуня - но как же Ионов, его же надо непременно отловить!
  - Об этом не беспокойтесь - покивал головой Митош - уже отловили, Призрак и прочие ребята, давно ждут доставить. Собственно за тем и поднялся. Вы уже прикажите своим бойцам при виде моего навьего воинства не стрелять, для нас это не сразу смертельно, но очень обидно, вроде одно дело делаем.
  Крипта выскочил наружу и скомандовал грозным голосом:
  - Стволы на плечо, это союзники!
  При виде упыря Самум побледнел, но за автомат хвататься не стал, а повернулся в сторону приближающейся из темноты процессии. Сталкеры в поношенных комбинезонах заранее надвинули на глаза непроницаемо темные дужки големов, дабы не стращать окружающих видом кошачьих глаз. Увидев Митоша Ионов засучил ногами, заупирался, что-то мыча, лебезя и вымаливая прощение, но его толкнули под ноги задумчиво склонившему голову упырю:
  - Что же нам с тобой сделать? И казнить невозможно и отпустить нельзя.
  - Засунь его в 'окно', Митош - прозвучал властный голос человека шагнувшего из-за колонны спецназа упырей и снимающего усеянный крупными металлическими заклепками капюшон - пусть полюбуется на мир своей мечты!
  - Григорий! - воскликнул Мистраль - но как же вы оказались здесь, вы же боитесь соприкасаться с сознаниями людей?
  - Ну, от шпиков тоже иногда бывает толк, особенно если набрать их в нужном количестве. Эти нейтрализаторы полей предназначались для защиты шпиков от доминуса, но что если доминус сможет защититься от людей?
  Окинув глазами присутствующих и задержавшись глазами на Мистрале, он качнул головой:
  - Вот мы и встретились снова, все сбылось, как я и обещал. Однако нам пора: Рэд Шухов открыл 'окно' на ту сторону и Полина с бойцами уже в пути, Доктор прижал выворотника к стене и тоже вскоре присоединится к нашей компании.
  - Можно один вопрос? - Брама вопросительно скользнул глазами по высокой фигуре доминуса.
  - Можно, но только по быстрому - 'окна' легче открывать синхронно - прислушиваясь, согласился Григорий.
  - Неужели по-другому никак и все должно быть вот так? Такая великая страна и погрязла во всем этом. Нельзя ли иначе?
  - Страну мы очищаем, Брама - прозвучал из-за его спины голос Самума - но, сколько еще осталось в душах, кто знает...
  - Время - отрезал Григорий, в воздухе потянуло озоном, и в коридоре образовалась колеблющаяся в воздухе 'линза'.
  Мистраль первым шагнул в проем, за ним гуськом потянулись постулатовцы, волоча отчаянно упирающегося Ионова, потом Шуня, Звездочет и под самый конец шагнули Брама и Самум, положив по братски руки друг другу на плечи. Пространство завихрилось, Григорий, прощаясь, кивнул Митошу и закрыл вслед за собой 'окно'.
   Призрак откинул четную дужку голема сверкнув вертикальными упырьими глазами и раскурив сигарету спросил в одночасье погрустневшего Митоша:
  - Почему такой грустный, дружа? Все же образовалось, ну?
  - Напрасно Брама сказал - 'нельзя ли иначе'. Это 'окно', а через него постулат слушает сердца, не стряслось бы беды.
  - Да будет тебе тоску наводить. С ними же будут Доктор и Григорий, да и молодые, Северова и этот иномирец, взрослеют на прямо на глазах. Прорвемся командир, не впервой смерть за усы таскать. Считай, сравняли счета сегодня.
  - Ай, ладно, бандарлоги, ставьте чайник!
  
  - Эпилог -
  
  - Боже мой, Старик, это Вы! - воскликнул изумленно Одинцов - но как же...
  - Как в детективе - хрипло рассмеялся военврач - кто проверит доктора, который проверяет всех? Побельский брал мои анализы после прорыва безвести, все по инструкции, но конечные результаты все равно сопоставлял я. Уберите собак и поговорим по-человечески, вы же этого так хотите.
  - Вы не человек - резко оборвал приникшего к стене Старика Доктор.
  - Правда? - глумливо спросил военврач и, сдвинув кустистые седые брови, пристально посмотрел на Доктора - но ведь и вы, как я посмотрю, тоже не совсем человек.
  Все вопросительно посмотрели на Доктора, а тот вдруг начал лихорадочно закатывать рукав плаща:
  - Выворотники ловко манипулируют нашим сознанием, пытаются найти малейшую слабину для того что бы разобщить, а затем уничтожить, повернув наши слабости против нас же. Генерал, прикажите позвать Побельского, кажется, он был помощником настоящего Старика и младшим врачом? Пусть возьмет анализ моей ДНК и хоть загонит экспресс лабораторию, но принесет конечный результат. Да еще одно - перед запуском анализатора неплохо было бы провести его диагностику, кто знает, что с ним делали все это время.
   - Разумно - кивнул Одинцов сверля выворотника ледяными глазами и рявкнул на вбежавших солдат - всем разойтись по боевым постам. Лысенко, выгони отсюда всех к чертовой матери!
   Солдат вымело словно ветром, он посмотрел на лесников грозным взглядом, но те старательно его игнорировали. Вбежал запыхавшийся Побельский, цепляясь полами халата за раскиданные в беспорядке стулья, и опасливо, со страхом покосился на недвижимого Старика, вжимающегося в стену перед оскаленными клыками кеноидов. Он быстро наложил жгут, взял кровь и, загрохотав каблуками, скрылся в сопровождении личных адъютантов генерала. Доктор кивнул, растирая руку и поднимая с пола стулья, обратился к Кипарису:
  - Уведи отсюда лишних ребят. Душно, дышать нечем, не иначе прорыв на носу.
   Кипарис понимающе кивнул и, не сводя с выворотника настороженных глаз и автомата, сделал короткий жест, и лесники будто испарились, исчезнув беззвучно и молниеносно. Доктор прошел через кольцо ощетинившихся и дрожащих от возбуждения кеноидов, подтолкнул стул Старику, но тот лишь скептически хмыкнул:
  - Неужели вы думаете, что я стану сотрудничать? Признаюсь, с вами вести игры разума куда интереснее, чем с тем же Звездочетом, который настолько боялся гипотетической утечки информации о Листе, что направить его в Зону, навстречу опасности реальной и очевидной, вопреки здравому смыслу, не составило большого труда. Увы, мне не удалось получить медальон, он был у Трепетова пока я прогонял Листа через ассенизатор, попутно блокируя ему незатронутые амнезией участки памяти. Убивать его прямо здесь, было слишком рискованно и могло вызвать ненужные подозрения. Мне, прежде всего, нужно было оценить уровень угрозы и опасности исходящей от скрытой в его недрах информации. Это было даже забавно - я прямо говорил Звездочету - за пределами Зоны мы будем практически бессильны, но он был слеп, как слепы и вы сейчас, думая, что имеете надо мной власть! Вы можете применять ко мне любые препараты и физические воздействия - мне ничего не стоит отключить рецепторы, и, смеясь вам в лицо, прекратить свое существование.
  - Тогда зачем Вы сейчас все это говорите? - нахмурился Одинцов.
  - Детективы, я страсть как люблю детективы, испытывая от распутывания хитросплетений неописуемое наслаждение ума - снизал плечами Старик, присаживаясь на предложенный стул - следуя законам жанра, в конце все становится на свои места - все нити развязываются, становятся ровными и скучными, тени и двусмысленности исчезают. Не интересно, хотя дальнейшее еще не определено, все так быстро меняется. И увидим ли мы, как наше вчера станет вашим завтра?
   Вернулся раскрасневшийся Побельский, победно размахивая результатами полученных анализов:
   - Извините, но не тот ли вы Журбин Петр Алексеевич, создавший теорию эволюционной преемственности?
  Доктор удивленно посмотрел на него, потом на разведшего руками Одинцова и кивнул, как вверху гулко зарокотало, забагровело вспышками, а Старик, отвернувшись от происходящего, безучастно смотрел в окно, хотя проемы тут же закрыли толстые титанитовые переборки, надежно укрывая от прорыва. Наконец он встал и словно прощаясь, кивнул Одинцову:
  - Приятно было иметь с вами дело, генерал. Напоследок хочу сказать следующее - сбор информации закончен, но о целях вы не узнаете никогда. Любое ваше предположение будет прямым отражением истинного положения вещей. Доктор, был рад знакомству. Признаюсь, весьма удивлен вашими успехами, не ожидал. Но любая, даже самая совершенная система имеет уязвимые места и ваши питомцы не являются исключением из этого правила.
  Он развел руки в стороны, лесники нервно вздрогнули, не сводя с него оружия и когда перед выворотником начал разрастаться внезапно открывшийся разворачивающийся вихрь, открыли огонь. Пули рвали тело Старика, взрывая бетонную стену, наполнив комнату грохотом и гарью, кеноиды завили, в ужасе отпрянув людям под ноги, но выворотник продолжал смеяться даже, когда белый халат расцвел кровавыми бутонами, шагнул вперед и растворился в гигантском водовороте. Прежде чем он скрылся из виду, Журбин прыгнул следом, успев обхватить его руками, и за ним кинулись две тени. Яркая вспышка опалила глаза, проносясь по комнате ударной волной сметая все на своем пути, людей откинуло прочь, впечатывая в стены, а когда они, постанывая, поднялись на ноги, ошалело вращая головами, вихрь исчез, а вместе с ним и Доктор.
  - Скажет мне кто-нибудь, что это было? - пробормотал генерал, рассматривая изрытую очередями стену, с потеками густой, стекающей на пол крови. Ирис поднялся с пола, стряхивая с себя древесные щепки и успокаивая визжащего Аргуса:
  - Я бы тоже хотел это знать, особенно где они теперь. Грей и Аметист успели прыгнуть за Доктором, будем наедятся он вскоре даст о себе знать. Его так просто не возьмешь, видели бы вы, что творили танки в Коридоре - по сравнению с ними это так, хлопушка просто. Так что вернется, можете не сомневаться. Надеюсь, договор о принятии в ПРО еще в силе?
  - Теперь тем более! - скрипнул зубами Одинцов, рассматривая дымящиеся остатки мебели - Кстати, не одолжите пару ваших собачек? Если бы не они, то долго бы нам этот выворотник голову морочил, да нечисть за Периметр пускал. Подумать страшно, сколько их теперь снаружи гуляет. Так что очень бы они нам пригодились.
  - Это не простые собачки, генерал, а псионики, к ним особый проводник нужен и подход особый, вроде партнерства.
  - Да я сейчас хоть крокодила расцеловать готов, лишь бы помогло! Так что давай, соглашайся, а мы не обидим.
  - Посмотрим. Доктор, кстати, тоже хотел предложить основать нашу базу на хуторе новичков.
  - Тогда добро, считай, что так оно и будет. Но как вы назад, неужели опять через Коридор?
  - Да нет - ухмыльнулся Ирис - за сталкером одним должок заржавел перед Доктором, есть у меня одна мысля.
  - Вот и хорошо - согласился Одинцов, прислушиваясь к утихающему рокоту - неужели затихло?
  - Нет - кивнул Ирис, открыв двери и выходя под клубящееся зарево прорыва - это только начало, генерал, только начало.
   Генерал, разинув рот от изумления, смотрел, как лесник небрежно шагает под гибельной стихией, разговаривая с вертящимся под ногами Аргусом, направляясь к рокочущим и готовым к обратной дороге БТРам.
  
  конец второй книги
  
  Россия, Миасс, июнь - ноябрь 2011 года
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"