Поселился у нас в деревне один странный человек по имени Николай.
Странный он хотя бы тем, что жил он один, и никто его не заметил ни в одной сельской компании, ни в одной пьянке-гулянке, при этом он не был замкнутым и необщительным, вполне комфортный в общении человек, с глубоким взглядом и лицом интеллигента. Близко к себе он никого не подпускал. Он всегда был готов помочь когда его просили об этом, легко и просто разруливал ситуации c односельчанами до того, как они становились конфликтными. Был и в технике продвинут, причем значительно выше деревенского жителя, но на вопросы о личной жизни, не распространялся. Обычно о себе отвечал не грубо, но короткими междометиями, не предполагающими продолжение разговора.
Он прибыл к нам не так давно, не был ни чьим знакомым или родственником, никто не знает кто он такой, чем жил раньше и что его привело в нашу глушь. Жить бок-о-бок со скрытным человеком, с непонятной историей, не очень уютно, и при первой возможности, посещая в качестве дружеского визита, одного влиятельного столичного знакомого, я попросил его выяснить что-нибудь про нашего нового соседа.
Через некоторое время, мне поведали историю, настолько необычную, что я до сих пор нахожусь под впечатлением.
Вот его история.
Николай родился в небольшом сибирском селе. С раннего детства он мечтал о небе. Он любил выходить на холм, с упоением наблюдать за летающими птицами, и распахнув руки сбегать со склона, представляя себя летящим по небу. В шестом классе он записался в авиамодельный кружок, и с головой погрузился в его работу. Выпиливал из фанеры лобзиком всяческие нервюры с лонжеронами, клеил и красил. Особенной аккуратностью в рукоделии он не отличался, хотя и старался, и всегда испытывал неописуемый восторг, когда его не самые аккуратные модельки всё-же взлетали в воздух.
К окончанию школы для него не существовало вопроса, куда пойти учиться, конечно же в лётное училище.
Прошли годы. Позади первый прыжок с парашютом, первый полёт на Яке с инструктором, первый полноценно самостоятельный полёт на реактивном самолёте.
Никаких революционных изменений в своей жизни Николай при этом не ощущал. Всё происходящее с ним шло как будто по написанному свыше плану. Всё шло именно так, как он себе представлял в детстве, но однажды ошеломляюще революционное событие в его жизни всё же случилось, оно заставило его ощутить реально, как земля уходит из под ног. Это был недолгий разговор с приезжим генералом и приглашение в отряд космонавтов.
С этого момента Николай уже не чувствовал, что живёт в мире детской мечты.
Реальность накатывающей новой космонавтской жизни оказалась куда более впечатляющей и необычной, чем он мог себе представить. Теперь всё стало по новому, и новые методы физ.подготовки и неизвестная ранее аппаратная часть.
Тело лётчика, виртуозно управляющего сверхзвуковым "свистком", было достаточно подготовлено. Начавшиеся тренировки без осложнений выводили будущего космонавта - испытателя на новый "космический" уровень, а погружаясь в изучение систем и органов управления космическим кораблём, он иногда скучал по самолётам, вспоминал трепетный восторг полёта. Здесь же он уже не ощущал себя пилотом, в большей степени он был элементом системы, человеческим фактором огромного программно - аппаратного комплекса.
Оказалось, что воздействуя на приборы управления кораблем, космонавт вовсе не управляет им напрямую, а всего лишь сообщает управляющей системе корабля свои пожелания, и уже система учитывает эти пожелания, увязывая их с текущим состоянием всех своих бесчисленных датчиков и узлов. По-другому, конечно, и быть не может, ограниченный ум человека не в состоянии непосредственно управлять таким огромным комплексом, и если бы не автоматика, то ракеты до сих пор летали бы не дальше потешных фейерверков.
Чем на более высокий уровень подготовки к полетам продвигался Николай, чем больше он становился космонавтом, тем меньше лётчика оставалось в нём. Нет, конечно, он и сейчас, оказавшись в кабине истребителя, показал бы безупречный уровень владения машиной, но теперь, занимая место командира космического корабля в тренажере, он всё больше походил не на лётчика, а на восточного мудреца, не ожидающего в ответ на свои действия прямой реакции материального мира, реализованного в данном случае космическим кораблём. На уровне созерцателя, собирающего расфокусированным зрением максимум информации о внешней обстановке, одновременно охватывая все индикаторы состояния систем корабля, он лишь слегка корректировал работу этих самых систем. Его человеческий фактор являлся нелинейным оптимизирующим центром принятия решений, элементом системы, обеспечивающим оптимальность режимов работы, при необходимости, способным независимо от центра управления полетом воздействовать на режимы работы ракеты.
Такое смещение акцентов в профессиональном поведении не могло не отразиться на мировоззрении Николая. Он с детства был спокоен и уравновешен, эта черта обеспечивала ему глубокое стратегическое видение ситуации при моделировании сценария авиационного боя, и вероятно явилось одним из факторов его отбора в космическую программу, а теперь к его глубокому спокойствию добавилась и философская хладнокровность. Буддистское "Делай что должен и будь что будет" в данном случае звучит более чем 'к месту'. Он просто делает что должен, и точка.
Прошел не один год, позади сотни программ, сотни экзаменов, и когда пришло его время, уже не было никакого трепета предстоящего полёта.
Просто такая работа.
И вот он на финишной прямой.
Уже красноармеец Сухов спас чужой гарем, а песняры пропели 'земля в иллюминаторе'.
Команда идёт на погрузку в корабль, идёт не спеша.
Немного тяжеловатая поступь. Скафандр, защищающий от экстремальных условий в космосе, стесняет движения в условиях земной гравитации, да ещё приходится нести с собой мобильный блок обеспечения жизнедеятельности.
Посадка в корабль не выглядит как-то особо торжественно, просто очередная рутинная процедура, люк открыт, заносится нога внутрь и ставится на первую внутреннюю ступеньку. Каждый космонавт, и опытный и новичок, должны испытывать особенные чувства, заходя внутрь ракеты, готовой оторваться от земной гравитации, и вероятно, снижению напряженности этого момента и служит традиционный благословляющий пендель от главного конструктора, сопровождающего космонавтов прямо до этого самого момента.
Так или иначе, удобное кресло приняло своего хозяина, скафандр подключен к корабельной системе, экипаж к полёту готов.
Все предстартовые проверки пройдены, в наушниках слышен обратный отсчёт - пафосная традиция, придуманная более ста лет назад, когда будущий создатель первой баллистической ракеты, Вернер фон Браун, ещё подростком прочитал фантастический рассказ про полет женщины на луну. Описанный там обратный отсчет при пуске ракеты произвёл на него такое сильное впечатление, что был впоследствии наложен на процедуру пуска уже реально созданных им немецких баллистических ракет Фау. После войны немецкие технологии были вывезены в США вместе с самим Брауном, ставшем впоследствии "отцом американской астронавтики". В Россию тоже удалось вывезти несколько образцов немецких ракет и несколько специалистов из побеждённой Германии. Вывезенные немецкие специалисты внедрили традицию обратного отсчёта и в советские и в американские ракетные системы. Так окончательно закрепился обратный отсчет при космических пусках, несмотря на то, что технических причин для него никогда не существовало. Это маленький пример того, как фантастика прошлого влияет на развитие будущего... но мы немного отвлеклись...
Старт прошел штатно, Николай не заметил ничего, отличающегося от процедур, отлаженных на бесконечных тренировках, все системы старта отработали безупречно, легкая вибрация без особых толчков переходила в нарастающую силу тяжести.
Вдруг его тело пронзила знакомая с молодости реакция лётчика, способного с закрытыми глазами ощущать изменение положения самолета в пространстве. Его вестибулярный аппарат сообщил ему, что траектория полета ракеты наклоняется, а этого не должно быть сейчас, когда ускорители первой ступени ещё не отработали. Мгновенно запищал зуммер, приборы начали безумный танец с цветомузыкой разнообразных индикаторов. В наушниках зазвучали стандартные для ситуации вопросы и команды. Дурацкие правила международной интеграции наполнили эфир англоязычными словами, стандартными, но бесполезными, съедающими своим дублированием драгоценные секунды. ЦУП видел отклонение траектории, но телеметрия не выдавала никаких отклонений в работе систем ракеты. И автоматикой и специалистами Цупа и самим космонавтом были выполнены все возможные аварийные регламенты, а траектория снижалась всё сильнее. Оставались мгновения до срабатывания САС - системы автоматического спасения экипажа. Осевой поворот корпуса ракеты, уже позволял Николаю видеть в иллюминатор землю во всех подробностях ландшафта, как из самолёта, начавшего снижение перед посадкой.
Непонятна причина той внештатной ситуации, все тесты были корректно пройдены, все контакты, все провода с тысячами разъёмов, все электронные блоки были исправны до установки ракеты на стартовый стол. И даже во время развития этой нештатной ситуации ЦУП не получал информации о каких либо поломках. Какая-то мистическая неисправность, доказывающая, что огромное количество предполётных примет, традиций и ритуалов очень даже не лишнее в таком сложном процессе, как взлёт ракеты.
Время для Николая замедлилось. Он совершенно ясно понял, что это конец полёта и вероятно конец жизни. Он не был испуган, его подготовленность к любому исходу не оставляла страху никаких шансов, но напряженность возрастала со скоростью вспышки.
Что то в системах корабля претерпело изменения. Экипаж перестал слышать команды с земли, но это уже не воспринималось как проблема, уже и так понятно, что остаётся только ожидать развязки, ибо всё, что можно сделать, уже было сделано. Капсулу с экипажем вот-вот отстрелит спасающая автоматика, или люди сгорят вместе с кораблём, если неисправность коснулась и этой спас-системы.
Траектория ракеты, к этому моменту ощущающаяся уже заметно снизилась, и напомнила Николаю его самолётное прошлое. Забавно - проскочила у него мысль - мечтал о небе больше жизни, и вот он финал жизни, и вот оно небо, сквозь которое не удалось прорваться. И в этот миг наш космонавт с железной психикой, всю мгновенно сформировавшуюся энергию сожаления, все эмоции, досаду, связанную с не оправданными ожиданиями космического полёта, с невыполненной задачей, и не реализованной мечтой, выразил вслух одним единственным возгласом: "ЖАЛЬ !", с протяжкой первого шипящего "ж-ж-ж-ж".
Это слово оглушительно прогремело в наушниках других членов экипажа, оно прорвалось даже в динамики Цупа, несмотря на то, что связь с экипажем пропадала. Видимо какой то электронный ключ не переключился, не пропустил или заблокировал прохождение команд управления траекторией, а вместо команды управления, подключился к голосовому каналу микрофона командира.
Командирское отчаянное "ЖЖАЛЬ" вызвало нестерпимую боль в ушах членов экипажа, неожиданно громкость возгласа оказалась запредельно высокая. Кроме того, этот возглас прогремел по внутренним цепям всех ступеней ракеты. Характерная шипящая модуляция этого возгласа, поступившая вместо стандартного сигнала в электромагнитные привода управления рулями и дюзами, вызвала необычные электромагнитные и механические вибрации. Было похоже, как будто сам корпус ракеты вздохнул этим пронзительным жужжащим возгласом сожаления. Наверное если бы кто-то мог в этот момент находиться недалеко от ракеты, то он услышал бы как ракета вздохнула с сожалением 'жжжаль!!!'
Дальше случилось совсем невообразимое.
Электромагнитная вибрация, модулированная шипящими звуками, прошла по проводам, электромагнитам, и прочим индуктивным элементам, возбудила электроны в полупроводниках, запустила лавинообразный процесс электронной коммутации, и злополучный ключ перешёл таки в нужное состояние. Цепь управления рулями восстановилась.
Тут же, мгновенно сработали технические службы, провели аварийное переподключение. Оказалось, что топливо стартовых ускорителей после нарушения траектории расходовалось минимально, и после восстановления взлётной кривой, сохранились шансы отработать программу полёта штатно.
В целом полет оказался успешным, полётные задачи выполнены, правда изменения разгонной траектории вынудили сделать пару-тройку лишних витков вокруг земли, но это уже штатные, рутинные вещи.
После окончания полёта, Николай выпал из фокуса общественного внимания, будто его и не было вообще. Из отряда космонавтов он ушел. Он исчез для всех, оборвал все контакты и обосновался в нашей, относительно глухой деревушке, занявшись простыми деревенскими делами.
Вот такую неожиданную информацию я получил про своего соседа, и захотел с ним сойтись поближе, расспросить.
Стараясь по-возможности почаще пересекаться с ним, я не был навязчив, и так или иначе, у нас завязалась не то чтобы дружба, а скорее приятельский контакт, позволяющий помимо стандартных приветствий при встрече, обмениваться парой фраз не только о погоде.
Очень хотелось узнать, как может человек, побывавший на самой вершине технологий, слетавший в космос, спокойно существовать в глухой деревне, как его не распирает от желания быть причастным к великим делам, и ещё много разных вопросов постоянно роились в моей голове, и однажды случай позволил мне завести об этом разговор.
Не спеша я ожидал ситуации, когда мы окажемся с ним вдвоём, без посторонних, и будет много времени на неспешный разговор, так, чтобы прервать этот разговор ему было неудобно.
Ещё с древних времён известно, что, где есть двое - там обеспечена беседа, где есть трое или больше - более вероятна ссора. Вероятно одной из причин такого шаблона поведения был факт, что на боевых колесницах было только два места, для возницы и воина. И если случалось на колеснице оказаться троим или четверым, то неизбежно возникала теснота и возня за место, что могло привести к падению лишнего пассажира, то есть конфликт был неизбежен.
Итак, мы на рыбалке, на озере, вдвоём на лодке. Наша 'колесница' достаточно далеко от людных мест. До дневной расплавляющей жары ещё далеко, клёва нет, и ручеёк нашего разговора мало-по-малу потёк в нужном направлении.
Оказалось, что моя информация верна, и он действительно прошел путь от лётчика винтомоторного самолёта до космонавта-испытателя. Поначалу я с трудом сдерживал волнение, подбирал слова, чтоб не задеть возможно щепетильные моменты, но совсем скоро его чёткие ответы без пафоса, просто и ясно отражающие его отношение к череде событий, ввергли меня в состояние подобное катарсису. Я влился в поток его слов, и казалось уже сам видел всё, о чём он говорил, сам был участником описываемой реальности и ощущал её всеми своими органами чувств. Быть может, это игры моего мозга, слишком рано разбуженного для выезда на рыбалку, или гипнотизирующие ритмичные шлепки мелкой волны о надувной борт лодки, или всё вместе, но эффект восприятия был потрясающий.
Сейчас, вспоминая этот наш разговор, пытаясь очистить суть полученной информации от эмоций и навеянных образов, пытаюсь вывести сухой остаток в последовательность причин, так круто изменивших жизнь Николая.
После каждого завершения космического полёта проводится подробный разбор всех его этапов, изучается работа всех служб, всех блоков, всех датчиков. Эта, и без того обычно не быстрая процедура, в случае его более чем странного полёта, тянулась бесконечно долго.
Вероятных причин странного поведения ракеты было назначено несколько, от неконтролируемого попадания примеси в полупроводник при изготовлении одного из чипов, до дефекта одного из разъёмов. Николай был признан невиновным в возникновении аварийной ситуации, но и героем, спасшим программу полёта его тоже не признали, слишком уж ненаучно выглядела эта волшебная киматика, спасительное совпадение его спасительного возгласа с замыканием 'нужных' контактов, которые привели к вибрации в 'нужных' электромагнитных приводах, и волшебному восстановлению нормальной работы всех систем ракеты.
А самому Николаю было не до выяснения причин, у него в это время развивалась борьба за сохранение управления уже не ракетой, а собственным организмом.
Сразу после приземления оказалось, что он не может встать на ноги. Ноги у него подкашивались и каждая попытка ими пошевелить отзывалась острой звенящей болью. Как потом рассказывали врачи, он перенёс стресс по силе граничащий с возможностью жизнедеятельности. Врождённый запас живучести и хорошая подготовка гарантировали ему нормальное самочувствие на физическом уровне, но переживания о риске срыва полётной программы, ответственность перед тысячами специалистов, готовящих этот полёт, перед экипажем, перед целой страной, доверившей ему важный этап освоения космоса (а неважных там нет), создали в нём взрыв энергии такой силы, что он чуть не выгорел полностью изнутри. У него закипела кровь. С возвращением на землю, гравитация притянула загустевшую кровь и тромбы забили кровеносные потоки в ногах. Пока его транспортировали в клинику, тромб двинулся по вене и благополучно миновал сердечный клапан. Этот момент он описывал как переход ракеты на баллистическую часть траектории, момент, когда перегрузка сменяется снижением веса: некоторое снижение давления и лёгкое головокружение. Затем тромб направился в лёгкие. В этот момент вся жизнь, что была раньше, меркнет перед жаждой живительного глотка воздуха. Примерно как если вдохнуть в лёгкие горсть сухих колючих крошек сухаря, когда жжение и спазмы не дают вздохнуть, а кровь, и без того густая, не получая должной порции кислорода превращается в подобие битума. Мозг перестаёт получать питание. Мозг - он как ракетный двигатель, не может функционировать без окислителя, без кислорода, и в таких ситуациях начинает готовиться к полному отключению. Как винчестер компьютера перед отключением дефрагментирует набитую на него информацию, так и мозг на последних искрах своего функционирования укладывает весь свой опыт в непрерывную цепочку событий, их причин и оценок. Наверное поэтому говорят, что перед смертью человек видит всю свою жизнь, словно на ускоренной перемотке плёнки.
И именно в этот момент Николай совершил свой настоящий полёт. Он явственно ощутил себя вне своего тела, увидев его со стороны во всём его нынешнем незавидном бездыханном положении. Неизвестно сколько это длилось, но вдруг его тело вздрогнуло от дефибриллятора и ожило от этой внешней встряски, прям в точности как та ракета, что чуть не упала, но ожила от вибраций его возгласа, случайно усиленного приводными системами.
Он ощутил каждую частичку оживающего тела, каждый его атом, и понял, осознал, что он, настоящий он - не часть этого тела. Он это что то другое, он живёт в теле, он управляет им, зависит от него примерно также, как космонавт, который временно находится в ракете и управляет ей, но и сам зависит от неё.
Медицина успела, Николая оживили и вовремя подключили к аппарату искусственной вентиляции лёгких, удалили тромб и провели реабилитационные мероприятия. Спустя пару месяцев, он был точно таким же как до полёта. Внешне. А внутри у него теперь было всё по-новому. Он уже не мог отделаться от ощущения некоторой отчуждённости от своего тела. Тело - его... мозг - его... мысли - его... он владеет всем этим, и соответственно сам не может являться всем этим. Нельзя быть одновременно и владельцем и предметом владения, это было бы самопротиворечием. Простая аналогия состоит в том, что человек может иметь машину, управлять этой машиной, но он сам не эта машина и даже не её часть, он её временный владелец, он кое-что другое Он отдельное мыслящее существо, управляющее этой машиной, и в некоторых ситуациях зависящее от неё.
Такие переживания бесследно не проходят. В поисках своего начала, в поисках ответа на вопрос, если он не тело, не мозг, и не мысли, то кто же тогда, он пришел к неутешительному выводу, что ответа нет. Размышления об этом, чтение книг самых разных философов постоянно открывали новые аспекты мироздания, но каждый раз цель оказывалась призрачно недоступна. Ответ всегда оставался где-то за горизонтом познания.
На каком-то этапе само-исследования, он понял, что ему больше не быть ни космонавтом, ни лётчиком. Какие-либо достижения в материальном проявлении перестали быть для него важными целями. Оставив отряд космонавтов, он не выбирал куда перебраться: в другой город или самую глухую деревню, всё получилось как-то само-собой. С этих пор у него всё шло само-собой, а пока его тело жило нормальной деревенской жизнью, он уже находился так далеко, куда человеческие ракеты вряд ли когда-нибудь доберутся.
И поэтому на мой последний вопрос, не тянет ли его вновь летать в небе, он просто и коротко ответил - 'нет', и улыбнулся так, что мне показалось будто улыбнулась вся вселенная.
Не спрашивайте у меня его контакты.
Лучше помогите мне найти ответ на простой вопрос, который мучает меня с тех пор, как мне удалось поближе познакомиться и разговорить Николая: