Схема работы тогда у нас была отлажена. Под курткой - чёрный пистолет, на морде - чёрная же маска. Маску сшить - дело плёвое. Главное - глаза прорезать где надо, и чтоб потом не сползала, а то... Впрочем, кто на ошибках не учится - ошибок уже не совершит. Ствол в те годы можно было достать легко, лихие девяностые они на то и лихие, что за хорошие деньги нужные люди могли подогнать что угодно. Иногда даже на слово верили, потому что понимали, что кто слово не держит, тот и не жилец. Но это всё лирика. Основа - стволы и маски. И всё. Потому что - мало ли... может ведь и со стороны какой посторонний наши хари срисовать. А валить всех мы ещё были морально не готовы, да и кто ж знает, сколько их всех, этих посторонних, и где они ныкаются? Так вот, схема была проста, проста как АК-47. Заявляешься с неофициальным визитом в стоящую на отшибе сельскую церковь, ставишь батюшку со сторожем под стволы и выметаешь Святой Храм подчистую, благо не оскудела пока русская глубинка на всякие звонкие штучки, резные доски и утварь из серебра. Ну а там - каждому по заслугам. Взял своё, сбыл барыге, в переводе на русский язык - скупщику краденного, и - гуляй рванина! Кто по кабакам с девочками, кто как. На чужую личную жизнь не покушался никто. Бешеные бабки тогда на особый учёт ещё не ставили. Провёртывали мы свои делишки тоже не по дурному, планировали. Сперва к церквушке Шнырь засылался. Недели за три, чтоб потом никто о нём и не вспомнил. А у Шныря личико, что спеченное яблочко, сам серый такой, неприметный. Тут потрётся, там с кем подымит, замочки-ставенки срисует, узнает что там, да когда, да каким местом приделано. Храмы-то сельские тоже не круглый год нараспашку. Бывает, и по две недели ни попа, ни дьякона, ни здрасте, ни насрать. Ну, тут уж сам Бог велел. Раз к святыням своим так по-хамски относитесь - значится, заслужили. Получите, распишитесь.
Вот и эту церковь в одном из дальних районов Московской области решили взять лихим налётом. А потом погулять по Первопрестольной. Всем кагалом. Потому что уже как бы сезон проходил, снежок со дня на день обещался, а с ним работать не так сподручно. Без снега, пока хмарь и темнота - все кошки серы. И коты тоже. А с ним... Не свезло только нам в ту ночку сильно, даже смертельно сильно. Один я и остался. Ни Шныря, ни Василиски. Ромка Лучик, здоровый верзила с щекастой небритой мордой и добродушными пухлыми губами тоже там остался лежать. И Лёня Бешеный с ним. Потому что... Потому что наглость - это здорово, но верёвочке виться не вечно, и на всякий хитрый винт находится гайка без резьбы.
А вышли хорошо. Подкатили с ветерком, по селу промчались - ни одна собака не тявкнула... Лёнька разворотом тормознул возле ворот. Там вокруг церкви раньше забор был, каменный. Сейчас он тоже есть, только как бы фрагментами. Тут кирпичный, дальше - деревянный, через десять метров - жердь-поперечина, потом сарай. В общем - как раз для нашего рейда. Но арочка с воротами и крестом по верху - на месте, как попы когда-то напланировали. И ворота настоящие. Как сохранились с дореволюционных времён - одному Богу известно. Наверное, всем не до них было. Ходили, видимо, если надо, рядом с воротами, а не в них. Так вот, выскочили пацаны из РАФика, выскочили лихо так, элегантно даже: дверцами похлопали. Сашка на крест этот самый своей лапищей знамение сделал. Ну, его право. По мне, так ты или крестишься или вот так в рейды за досочками и металлом ходишь. А в нём как-то всё совмещалось и не спорило меж собой. Так вот, Ромка перекрестился, Лёня кивнул Шнырю, и тот заторопился к одному ему известному лазу в заборе. Я пошёл было за ним, но Лёнька отодвинул меня и показал пальцем на Василису, мол, ты вторая двигай. Василиса шла с нами в первый раз. Она, наверное, месяц Лёньку уламывала, - возьми, да возьми. Тот всё откладывал, своей бабой рисковать не хотел. Мало ли. Сорвётся ещё. Нервы и всё такое. Но в тот раз было совсем чисто. Должны были вообще без звона взять. Поп сюда точно не должен был притараниться: по свежим данным Шныря он в соседнем селе венчания проводил. Ну а после венчаний местный батюшка обычно дня по три с похмелюги мается. Так что - приходи кто хочет и бери, что надо. Но Лёня не был бы Лёней Бешеным, если бы вот так просто всё на тормозах спускал. И маски на каждом лично проверил, и оружие. Ваське только пушку не дал. Потому что стрелять она не умеет, и своих только положит, если нервы сдадут. Дал штык-нож, чтоб почувствовала себя этакой Бонни. Чтоб адреналин у неё посильнее взыграл.
А Шнырь тем временем скользнул в щель и через церковный двор устремился к храму.
***
Костя уже начал подрёмывать, когда какой-то посторонний шум, растолкав все звуки, вкрался в его полусон. А шума не должно было быть. Вокруг не должно было слышаться ничего кроме вечернего перечерикиванья птиц да заунывной трели одичавших с голодухи залётных комаров. На Костино счастье репеллент, купленный им накануне возле хозяйственного у характерного вида синяка, действовал так, как тот и уверял: ни одна сволочь не рискнула покуситься на Костину кровь, обходя его тридесятой милей. Впрочем, Костя полагал, что помогали в этом и здешние святые места: как-никак церковь всегда конфликтовала с вампирами, будь они страшными дракулами или мелкими болотными кровососами. Ночевал Костя в стареньком спальнике, устроившись прямо возле алтаря храма Всех Святителей. Головой на рюкзак, и вроде как бы и ничего, если по летнему времени. Впрочем, стояла достаточно поздняя осень, и снег обещался вечно врущими синоптиками со дня на день. Поэтому под утро Костя вскакивал без будильника, единственно потому, что желание согреться побеждало сон с неравным счётом. Можно сказать всухую. Можно было, конечно, напроситься на переночевать к кому-нибудь в деревне, но там на халяву уже никто не пускал, а колоть дрова ради ночлега было нерационально. Этим только весь день и заниматься придётся. А у него были на выходные и свои планы. Много ли можно успеть за пару дней одному? Вот то-то. Значит, всё зависело теперь от того, как он будет организовывать отпущенное ему время. А времени в каждый выходной было в обрез, львиную часть от которого отнимала дорога. Ещё, хочешь - не хочешь, своё забирали сон, еда и всё такое прочее. Оставалось... Хорошо, хоть отец Сергий был человеком душевным. Плохо, что человеком душевным он был для всех. Поэтому помогать Косте он не помогал, но и не мешал: снабдил ключиком от чёрного входа, показал, где что лежит, а сам двинул куда-то по своим поповским делам. То ли свадьба у него случилась, то ли рождение. Он и Костю с собой звал, да тот отказался: времени, как уже сказано, и так было не густо. Дело тут у него было с одной стороны простое, с другой - ответственное по самые корочки: описать существующее имущество. И это не только тут, но и по всей области. В последнее время по северу участились случаи, когда иконы, кресты и прочие святые ценности делали ноги, а после невзначай всплывали на различных аукционах, порой даже закордонных. Или не всплывали. А священники клялись бородами, что у них отродясь ничего из всплывшего не наблюдалось, и государство, когда передавало церкви здания, кроме стен и дырявой крыши ничего и не прикладывало. Разве что десяток крыс или старые ящики из-под пива. А если что и появилось потом, так это лишь то, что понатащили осенённые святым духом прихожане. Косте было совершенно фиолетово, откуда оно взялось, ибо в избах у колхозного ещё крестьянства попадался порой даже шестнадцатый век. Но в избах-то всё не перепишешь, а тут - можно. Мало того - нужно. Вот он по выходным и переписывал, фотографировал и систематизировал. И для себя, и для контор, которые все такие-прочие дела контролируют. Там ему тоже приплачивали. За консультации по предмету, а не за то, что вы подумали. Тем и пробивался помимо институтских грошей. Да и душой отдыхал он в храмах. Тут всё распрямлялось в нём и дальше жить хотелось. И творить, и дерзать, и вести... Потому что, если не вести, то следующее поколение просто деградирует. На ать-два. Путь с горы легче, чем в гору. А значит - надо тащить за уши тех, кто не хотел идти сам. Не к коммунизму, так к чему-то чистому и совестливому, что сегодня, увы, стало совсем не модным.
Так вот, Костя проснулся от шума и насторожился: на крыльце явно кто-то был. И это был не отец Сергий, того Константин услышал бы издалека. Тот приходил громко, ковырялся в замке, ругаясь, как сапожник, топал, фыркал, потом, уже за столом, остроумно пересказывал все последние деревенские и околоцерковные сплетни, заставляя Костю принимать участие в беседе хотя бы невольным слушателем. А куда деваться? Отец Сергий был тут хозяин. Но сегодня на крыльце был не он. Тот, кто был на крыльце, не знал, что задняя дверь открыта. Он был тих. Он лишь тихо брякнул замком, ещё раз, третий. Но именно нежданный "бряк" и ворвался под утро в Костин сон.
- Что там, Шнырь? - донёсся до Кости баритон откуда-то со двора.
- Закрыто, - почти шёпотом отвечал стоявший за дверью, - Погодь, отмычки достану.
Костя стремительным ужом выполз из мешка и потянулся за топориком. Честные люди отмычками не пользуются. А от нечестных топорик - первое средство. Особенно в умелых руках.
***
Лёня Бешеный своей беззвучной походкой подтанцевал к Шнырю и отодвинул его в сторону. Из карманов ветровки он достал пару разводных ключей и одним ловким движением разжал дужки замка. Замок брякнул и скатился к Лёниным сапогам. Тот глянул на него и носочком поддал по уже сломанному агрегату, ловко отправив его в сухой репейник за перилами крыльца.
- Так быстрее, - бросил он.
- Зато замочком бы снова щёлкнули и... словно никто и не был, - прошелестел Шнырь.
- На хрен. Поп только завтра явится. И то не факт. Открывай давай, не тормози.
Шнырь потянул за ручку, и тяжёлая церковная дверь поползла в сторону. Опережая Шныря в церковь вошла Василиса, за ней и сам Лёня. Я тоже засуетился. Да и Сашка, видимо уже надышавшись околоцерковной благодатью, неспешными шагами двинул за всеми нами. А что? Без него никуда. Он-то как раз и понимает, как никто, что брать стоит, а что - лишний вес. И Сашка уже подходил к открытым Шнырём дверям, когда из церкви донёсся отчётливо слышимый голос:
- Стоять. Предлагаю развернуться и покинуть помещение. Иначе...
- А чё иначе? - Лёня двинулся вперёд. Сопротивление аборигенов всегда только заводило его.
- Стоять, я сказал. Ещё шаг и...
Лёня остановился, поднял обе руки в умиротворяющем жесте, потом резко дёрнулся правой, вытаскивая ствол.
- Не надо! - завопила Васька и повисла у него на руке, - там же человек!
Пуля ушла куда-то в сторону иконостаса.
Лёня, грязно ругаясь себе под нос, попытался освободить руку от женщины, которая клещом в неё вцепилась. Шнырь шмыгнул куда-то налево, скрывшись из моего поля зрения.
- Ой, - взвизгнула, наконец, Василиса, которой Бешеный носком сапога заехал по голени и отпустила его руку, - Ты что не понимаешь, да?
***
Топорик топориком, но если у тебя кроме топорика за душой ничего нет, а перед тобой личности сомнительной направленности, приходится применять и доброе слово. Кто ж знает этих личностей? Может, испугаются и покинут негостеприимную церковь. Хотя бы на сегодня. А грабителей было, как минимум, трое. Это как минимум. Во дворе, судя по звукам, тоже суетились, но Константин их пока в расчёт не брал. Да и сколько их вообще может быть? Рота? Да что тут, бронепоезд что ли? Пока те входили в церковь, Костя успел отойти к алтарю и спрятаться за престолом. Он выглядывал из-за него справа и вроде бы пока вошедшие в церковь его не замечали.
- Стоять. Предлагаю развернуться и покинуть помещение. Иначе... - начал Константин, сам офигевая от собственной наглости. Один институтский препод против целой банды. Оставалось только надеяться, что это бухие местные колхозники. Но тогда не сходилось многое. Не полезут местные тишком в храм. Даже, если им не одну бутылку самогона поднесут. В деревне секретов нет, а тех, кто вот так ломает традицию, могут и... Сдать, и это самое лёгкое. Да и многовато их для такого случайного выхода. И лица под масками... Один, небольшого росточка тут же нырнул в сторону¸ второй же, словно подстёгнутый, уже было попёр в сторону Кости, и тот уже приготовил топорик для броска. На всякий пожарный он ещё раз предупредил нападавшего, но тут вмешался случай. Третий, бывший рядом, завопил и повис, вернее, повисла у второго на руке, потому что уж что-что, а женский визг от мужского Константин мог отличить определённо. По тембру звучания. Тот, освобождаясь от своей товарки, всё же выхватил что из-под штормовки. Прозвучавший выстрел, казалось, оглушил всех, заставив на секунду замереть. И Костя промедлил с броском. Всё же он мог топориком зацепить эту женщину, даже если та и была бандиткой. Ведь кого тогда станут судить? Не докажешь, что отбивался. Корочек-то соответствующих, как церковной индульгенции, он не имел. Между тем тот, что с пистолетом, ударил женщину, и та осела на пол, причитая о том, что они не убийцы и не надо никого стрелять.
- Эй, как тебя там? - крикнул в сторону Кости тот, который был с оружием, - Давай выходи. Мы добрые, встанешь носом к стенке и постоишь чуток. А потом мы уезжаем, и ты идёшь себе тоже гулять. Всё понял, сторож хренов?
Они принимали его за сторожа. Что ж. Так даже лучше. Теперь точно ясно, что перед ним пришлые. Если кто из местных о Косте мог и не знать, то о том, что у отца Сергия помощников штатных нет, знали наверняка.
- Понял, - ответствовал Константин, выгадывая время и пытаясь понять, где слабые стороны у этих залётных, - Я тоже предупредил. Не стоит грех на себя брать. И вообще - я тут не один. Предлагаем сдаться, раз уж уйти сразу не захотели. Оружие на пол, а не то будем стрелять. И вон тот вёрткий пусть оружие тоже кинет. Считаю до трёх. Один.
Ага, только это он тут один. С ним разве что святой дух и все апостолы со Христом во главе...
- Лёня, не надо. Уйдём, давай! - закричала женщина, обвив ногу бандита, который стоял по центру. Но тот, видимо разгорячённый её воем и внезапным сопротивлением, попытался было, отчаянно ругаясь, подойти ближе. Двигаться не удавалось, тогда он, почти не целясь, выстрелил в Константина, и тут же ответный выстрел прозвучал с клироса. Пистолет из простеленной руки бандита упал на пол и отскочил куда-то направо.
Несколько минут тому назад Костя был уверен, что он в церкви один, и что ему в этом храме куковать в одиночестве минимум до утра. А потом явились эти плохие ребята в масках, а теперь ещё и... Явно было, что стрелявший не испытывает тёплых чувств к первой группе. Но кто это? Не дай бог ему, научному работнику попасть под замес двух шаек. Тогда несовпадение времени и места может стать для него локальным экстремумом.
***
Вот так и кончаются удачи. Лёня ругался посреди храма, Васька висела у него на руке, больше путаясь, чем помогая, а ситуацию надо было куда-то двигать. Вооружённая и опасная добыча мне нравилась всё меньше и меньше. Оттого я и засел тогда за углом. Вперёд не полез - дело полных кретинов под пули соваться, но и дёру не дал. А то, если таки наша возьмёт - ведь не простят. А тем временем Ромка Лучик из-под полы достал обрез... Я и не знал, что у него там такая дура запрятана. А он, словно никуда не спеша, двинул к окну. Фокус, правда, не прошёл. Пока он своими чёботами хлюпал, Васька таки отцепилась от Лёни и, уже от страха перед ним, поползла к упавшему стволу. Ещё выстрел изнутри и она просто воет, наклоняясь над ним, растрепанная, жалкая, не в силах ни взять ствол, ни ослушаться своего мужика. Лёнька тоже просёк ситуацию и, пока там стреляли и перезаряжались, ломанулся направо, не налево, куда скрылся Шнырь, а в противоположную сторону. Это правильно, ещё б свою пушку получить, но... в ловких руках и дрын будет балалайкой. А Ромка как раз к окну подошёл. Прыг-прыг - высоковато. Саданул прикладом по стеклу, отвлекая внимание, и бросился дальше по краю церкви, искать другие входы-выходы.
***
- Эй, на клиросе, ты кто? - громко спросил Костя. Под сводами храма хорошо слышно. Эхо перекатывается по комнаткам и закоулкам.
- Пётр.
- Какой Пётр?
- А разница есть? - хрипловатый голос походил на пиратский, - Пётр - это "камень". Тебе камень нужен? Сам же звал.
- Я? - пока бандитов рядом не было, разговор начал клеиться как бы сам собой.
- Ну да. Ты в нас поверил и я услышал. Услышал, передал по цепочке и пришёл.
- По цепочке? - Костя чего-то не понимал.
- Ну да. Отползи влево. И девку эту...скрути что ли. А я с мелким...
- Он к тебе пошёл. - подтвердил Костя.
- Добро. Я учту.
Ощущение было такое, что они говорят, но больше их никто и не слышит. Потому что баба, что цеплялась за бандита, как причитала, так и продолжила свои стоны прямо посреди Храма. Странно, но удивляться он будет потом. А потому Костя воспользовался советом с клироса. Скинув ватник, он бросил его направо, отвлекая внимание, а сам с левой стороны бросился на женщину, пытаясь сделать так, чтобы она не схватила за пистолет. Женщина всплеснула руками и упала на спину, силясь ногами оттолкнуть Костю как можно дальше от себя. Костя получил каблуком по подбородку, со злости схватил бабу за левую ногу и принялся выворачивать её, попытался перевернуть женщину на живот. Тогда он хотя бы сядет ей на спину и будет хотя бы контролировать тело. Мало ли... Но тут из-под живота у бандитки показалась кровь и Костя даже отпустил ногу. Одно дело - тот, который в него стрелял. А тут вот так... Обезвредить он её хотел? Да. Но не убивать. Нет! Об убийстве в храме и речи быть не могло. Да полно, полно! С чего он вообще взял, что женщина убита? Может, это вообще не кровь, а вино, как в "Операции Ы"?
Из алтарных врат показался человек. Новый человек. То, что это был совсем не тот, что на клиросе, Костя почему-то понял сразу. Хотя и не видел первого. И человек был не из банды и человек был... Странным? Нелепым? Костя не находил слов. Если у первого пиратским был голос, то у второго... вид. Это был пират, но не из западного вестерна, а из русского истерна. Вот такие удальцы ходили с Ермаком Тимофеевичем бить хана Кучума и ставить сибирские городки. С рыжей бородкой, в ярких шароварах и кафтане, с кривым палашом, с которого капало тоже что-то красное. И уж точно это было не варенье.
- Который тут вызывал? Этот? - крикнул он в сторону клироса, кивком головы указав на Костю, - А не жидковат?
Тем временем тот, который был там, с хрипловатым голосом, поднялся и облокотился о перила:
- Он.
Вот он какой, назвавшийся "камнем". Чернявый, гладкий, с чуть крючковатым носом и... в треуголке. Век семнадцатый, - на глаз определил Константин. Странно. К чему вообще весь этот маскарад? И ещё фитильный мушкет в руках. Судя по всему, из него-то и стрелял чернявый, когда ранил названного Лёней. И ведь хорошо стрелял! Из такого оружия так метко попасть! Это тебе не из автомата - дулом налево, дулом направо и все лежат.
- Не жидковат.
И тут внезапно не стало чернявого на балконе. Послышался то ли скрип, то ли звук борьбы и к ногам Кости вниз слетело тело, тело того вёрткого, которого называли Шнырём. Тело слетело, ударилось об пол, как-то нескладно переломилось и осталось лежать неподвижно.
- Готов? - спросил чернявый с клироса, - Тогда я спущусь. Там как у вас?
- Девка тоже того, - подтвердил рыжебородый, подошедший к Константину и лежавшей перед ним женщине, - Да на крыльце я положил одного. Вы, робя, слышьте, он тоже был в палачской шапке. Я думал - нехристь какой. Как вломил в лобешник. Он и с копыт.
- И что? - спросил Пётр.
- А ничего. Православный оказался. С крестом. Вот оно как бывает.
- А... вы кто? - наконец немного отошёл от стресса ситуации Костя, - Что-то не понимаю.
- Мы-то? - Хмыкнул рыжебородый, - Спомоществление мы. Рать храмовая. Ведь ты попросил у небес помощи.
- Не то, что бы..., - начал Константин.
- Попросил-попросил. Иначе бы нас тут не было, - начал рыжий. Ладно, кончай балаболить, давай хоть к стенке их оттащим что ли.
И они начали перемещать труп женщины. Когда открылось лицо, Костя невольно замер. Спокойная, умиротворённая, в себе уверенная. Ну, что ей тут понадобилось? Зачем пошла с этими? За лёгкой жизнью? Ведь отвела же руку подельника, не всё у неё в душе и сердце помертвело...
Тем временем подошёл Пётр. Вдвоём с рыжим они перенесли и положили рядом Шныря.
- А у этого и креста нет! - возмутился тот и хотел было сплюнуть, но, вспомнив, что находится в храме, только цыкнул сквозь зубы.
- Значит - поделом, - отозвался Пётр. - Да, ещё один точно остался. Который стрелял. Надо, чтоб не ушёл. - и он поднял указательный палец, показывая, сколько врагов ещё осталось в живых.
- А меня Егорием. Ну, брат, как того, что на ефимках.
- Но они ж на талерах напечатаны... - почему-то вспомнилось Косте.
- А Егорий-то сверху! Егории завсегда сверху. Вот-то-то! - хмыкнул рыжебородый, который, в отличии от угрюмого Петра, постоянно улыбался от уха до уха, - Петьку-то не первый раз вижу. Мы как гул слышим - все и торопимся. По цепочке. Спомоществление оказать. Сегодня вот успели.
- А сколько вас? - любопытство уже пересилило чувство страха, неприятия, скорби. Хотелось всё же понять, что за внезапная помощь ему была оказана. Кто два эти странные мужика, откуда они взялись и ... что они планируют делать дальше в конце концов!
- А хрен его знает! - честно отмахнулся рыжий. - Имя нам - легион. Когда сколько нас. Видишь - сейчас двое. А надо будет - ещё придут. Мы ж не по первому разу в дело идём. Как зов слышим, так, значится, и сбираемся. Да двигай вперёд. Но втихую. Что у тебя с оружием?
- Топорик.
- Умеешь?
Умел ли Костя пользоваться своим оружием? Топорик в специальном чехольчике был подарен ему в прошлом году товарищем на двадцатипятилетний юбилей. Уже после армии и окончания вуза. Подарен для того, чтобы Костя ходил в походы и всегда при себе имел то, что поможет развести костёр. Но к походам Костя так и не присноровился, зато от нечего делать стал тренироваться кидать топорик в деревянную дверь, снятую со старой бани в деревне. Через некоторое время дверь была раскрошена в щепу, а Костя научился втыкать своё оружие в центр нарисованного мелом круга даже с закрытыми глазами метров с пяти. Нет, яблоко на голове ребёнка он бы не поразил, но мини оружие на поясе с тех пор придавало Косте уверенности в его нештатных вылазкахпо окраинам Московской области.
- Немного так, - поскромничал Константин.
- А в живую плоть кинешь? - хитрованом подмигнул Егорий.
- Не знаю.
- Ну, хотя бы честно. Да... ладно, держи наготове.
Они двигались медленно, осматривая каждый угол, стараясь подстраховывать друг друга. Точнее подстраховывал большей частью Костя. Егор то и дело рвался вперёд, порой наплевав на слаженность и скрытность. Только бросал назад короткое "Паси тыл" и шёл, словно ни страх ему был не ведом, ни возможные осложнения. И Костя прикрывал, как мог.
Когда правая сторона была почти пройдена, Егорий в очередной раз посмотрел на Константина и сказал. Буднично так сказал, словно стакан воды попросил:
- Ты, Костяха, что надо парень. И среди нас будешь. Когда срок придёт. Пока просто рано. Чую я...
- Что рано? - не понял тот.
- Ну тебе к святому воинству примыкать. На земле ещё своё не отработал.
- А ты?
- А я отработал. Как и Петро, впрочем. Я - пораньше только чуток. Но дел-то, понимаешь, у нас много осталось. Вот и...
Атласная ткань прямо перед ними внезапно ярко вспыхнула. Миг - и Егорий уже кинулся вперёд. Туда, не думая, не рассуждая, просто кинулся. Там был враг. И этот враг мог спалить храм, да и не только храм. Костя, поморщившись, дёрнул за материю, на пол её сбросил, принялся затаптывать. Пожар мог перекинуться на... да куда угодно. Церковь хоть и была каменной, внутри старого сухого дерева хватило бы на то, чтобы тут всё мигом пионерский прощальный костёр устроить. Огонь поплясал ещё немного по когда-то отциклёванным паркетным квадратам и погас. Да, половицы пострадали, но, кажется, этим дело и ограничилось. Костя обернулся в ту сторону, куда вылетел, словно тур, Егорий. Его не было видно, только хрипы слышались из соседнего помещения. Костя медленно двинулся туда, готовый без колебаний пустить в ход своё оружие. Поджечь Храм - это было сверх его понимания. Словно фашисты... Нежить, да и только.
Егорий лежал на стопке риз прямо за дверью, держась левой рукой за грудь. Трёхцветная наборная рукоять воровского ножа выпирала оттуда неестественным уступом. Кровянило, видимо, сильно. Егорий, как мог, зажимал пальцами рану. Он хотел было что-то сказать, но на губах его показалась кровь, и Егорий только указал своим ятаганом, который так и не выпустил из правой руки, дальше, в тёмный проём. Судя по всему, именно туда и скрылся ударивший его.
Костя только скрипнул зубами и плотнее стиснул рукоять топорика. Потом медленно, очень медленно, стараясь, чтобы даже звук его дыхания не был слышен, он двинулся в указанном направлении.
- Константин, ты где? - ни с чем не сравнимый хрипловатый голос Петра, раздался из-за двери.
- Тут.
- Слева чисто. Что у вас?
- Егория ножом этот...
- Жив?
- Кто?
- Георгий.
- Пока да.
- Ну и добро. А этот выскочил вот.
Константин двинулся на голос и в следующем помещении увидел сидящего на гнутом венском стуле Петра. Он был уже без камзола, который лежал тут же, на столе прошлого века ручной работы, и без рубахи. На его шее, на серебряной цепочке болтался нательник. Резной, вычурный. Своей рубахой, изодранной на полосы, Пётр перевязывал себе левую лодыжку.
- На тебя надёжа. Не подведи.
Хорошо сказать, "не подведи". Если налётчик удрал, где его теперь ловить? Ночь на дворе совсем уже не белая. Не июнь месяц в Карелии.
Костя двинул дальше. Туда, где чёрный ход и...
- Стоять! - донёсся до Константина новый голос. И это был совсем не голос Лёни, который Костя ранее уже слышал в церкви. Голос был громкий и повелительный. Бас, а не тенор, командирский голос. Костя и сам невольно остановился, хотя команда явно отдавалась не ему.
Ну, одно дело - выпрыгивать из двери, зная, что за последней может оказаться засада и совсем другое - выпрыгивать, зная, что враг бежит и тебя кто-то страхует, отводя внимание, беря инициативу на себя. Как и он в самом начале. Правда, тогда о том, что будет какая-то помощь, Костя даже и предполагать не мог. Не то, что сейчас. Сейчас он верил в это непонятное святое воинство, пришедшее нему на подмогу охранить храм и всё, что есть в нём. Охранить от человеческой мрази. Или шушеры. Или... Ну, в общем понятно. И, если с ним плечом к плечу против всего такого уже стояло два небесных воина, то их могло ведь стать и три, не так ли? И Костя открыл дверь. И тут же закрыл её, но уже с той стороны, уйдя резко в сторону. Не стоило подставляться. Дверь ведь могди и под прицелом держать. Всё же, хоть у бандита по имени Лёня и была ранена правая рука, левой он владел, судя по всему, неплохо. А сколько у него сейчас оружия и есть ли оно вообще... Хм... Костя подумал, а не предложить ли бандиту в очередной раз сдаться, но тут же отмёл эту мысль. Одно дело предлагать сдаться человеку, который ничего ещё не совершил. Ну, кроме таких мелочей, как взлом и вторжение, а другое... Тут тебе и Пётр, и Егорий. Конечно, спрашивается, чем лучше он? Он же тоже убил ту женщину в храме. Не специально, то уж так получилось. Или всё же она сама? А Егорий и Пётр? Кто они и чем они лучше? Они же тоже тут чужие. Он звал их, как святое воинство или всё же не звал? Но сомневаться было некогда. Всё сказанное блуждало в его подсознании, пока глаза Константина привыкали к уличному полумраку. Хорошо, что хоть луна помогала. Если б стояли низкие тучи, совсем бы туго пришлось. А на заднем дворе церкви, откуда он ещё вечером притащил немного дров из длинной поленницы, покрытой целлофаном, по направлению к нему уже медленно шёл тот самый Лёня, поигрывая ещё одним ножичком. "Зачем ему столько?" - хотел спросить Костя, но... Да, кстати, а навстречу Лёне двигался... Пётр был похож на стрелка эпохи Екатерины, Егорий - на парня времён смутного времени. А теперь Константин увидел идущего от крыльца к поленнице... богатыря. Витязя, в шлёме и кольчужной рубахе. С мечом в правой руке и небольшим щитом в левой. Витязь был не высок, но широкоплеч.
- Брось нож, я ж тя иначе располовиню, - скомандовал, улыбаясь, богатырь.
- А ты попробуй, - и Лёня неуловимым движением перетёк вперёд, норовя достать своего противника. Свистнул меч, но вора уже в этом месте и не было. Новый выпад, новое движение мечом, и снова Лёня, пригнувшись, уходит от удара. Бандит попытался пойти по кругу, но богатырь переступил, и тому не удалось приблизиться. Константин застыл, наблюдая движение фигур, словно балетный этюд известного хореографа. Два мужских силуэта двигались, не касаясь друг друга, переходя поочерёдно из защиты в нападение и обратно. И вдруг, внезапно, когда этого никто, совсем никто не ожидал, из-за угла церкви прозвучал очередной выстрел. Богатырь застыл на месте, озираясь, не ожидая, видимо, ничего подобного, А Лёня.... Лёня тут же перешёл в атаку и... И рука Кости, словно и независимо от него сделала непроизвольное движение. Всего одно. Но движения хватило, чтобы поставить жирную точку. Топорик, словно на тренировке, красиво перевернулся в воздухе и громко чвакнув, раскроил бандюгану череп. Тот на секунду замер. Из его руки вывалился складной нож, а потом и сам он начал оседать, заваливаясь на левый бок.
- Мастерски, - обернулся к Константину человек в кольчуге, - И добивать не надо.
Костя только развёл руками. Стоявший перед ним мужчина был молод, моложе Петра и Егория, которые по сравнению с Константином, казались зрелыми мужами. Этот же был его ровесником. Он был рус, имел небольшую бородку и ясный, открытый, даже какой-то немного наивный взгляд. Наверное, это всё глаза. Было темно, но Константин готов был поспорить с кем угодно и на что угодно, что глаза у богатыря васильковые. Летние-летние
- Там, ещё один стрелял, - указал Костя на угол.
- Да? Значит, и с ним справимся! - бодро ответил юноша в кольчуге и по-доброму улыбнулся.
Между тем послышался шум двигателя. Костя даже немного побежал на звук, насколько можно было вообще бегать по двору в сумерках, но... Когда он достиг угла церкви, достать последнего жулика можно было только из мушкета. Но мушкет остался у Петра... Там, около чёрного хода.
- Пусть, - подошёл сзади богатырь, - Этот больше не приедет. Никогда.
- А ты... ты откуда знаешь? - - повернулся к нему Костя.
- Знаю, и всё. Он же трус. А трусы не возвращаются туда, где их побили. Пойдём. Я же не первый, так? У нас ещё чуток времени есть. Ты как, наш или ещё не совсем?
- Ну... наверное не совсем. Но Егорий сказал...
- Егорий? - изумился богатырь, - Ну, он дока! У него чуйка есть. Значит - будешь с нами, но ещё не завтра. Кстати, меня Олексой кличут. А сам кто?
- Константин.
Они подошли к церкви.
- Там ещё Пётр. Они... ранены они! - немного сорвался Костя, который просто не знал, а что делать дальше. По идее надо было вызывать скорую, но, как и что объяснять медикам? Или сперва милицию?
- Ранены - не убиты. Подлатаются. Показывай, где тут что, - юноша был настолько уверен в себе, что Константин даже не решился прекословить. Они открыли дверь, через которую Костя покинул церковь, потом Олекса негромко поговорил с Петром, который уже упрыгал на одной ноге к Егорию и сидел возле него. Егорий был плох. Его конопатое, как у большинства рыжих, лицо было бледным. Испарина покрывала широкий лоб.
- Как он? - спросил Костя у Петра.
- Дотянет, - кивнул тот.
- Давай приберёмся, - прервал его Олекса, - Мы скоро уйдём... А мертвецов надо сюда сложить. Всех. Рядом с Егоршей. Тогда и они с нами уйдут. Словно и не жили. А потом уж вопросы, хорошо? Их ведь накопилось, да? А иначе - тебе и за них ответ держать придётся.
Он кивнул в сторону церкви. Да, отвечать за трупы Константину совсем не хотелось. Поэтому с доводами Олексы он согласился. Да и нельзя было не согласиться, очень уж молодой богатырь был убедительным. Такой мог бы и ротой командовать, а то и полком. И все бы слушались.
И они пошли за телом Лёни. А потом принесли невзрачного взломщика, которого Лёня называл Шнырём. У него, когда сняли с него маску, оказалось сухонькое, спечённое, словно яблочко, лицо и редкие белёсые волосы, Шнырь был лёгкий, словно подросток. Даже женщина, напоровшаяся на свой же нож, была тяжелее. Тёмные густые волосы подметали пол, пока её перетаскивали. И ещё макияж, яркий макияж, частично смазанный маской. Для кого она красилась? Принесли ещё один труп с улицы. Чернявый мужчина, с глазами навыкате и небольшим брюшком даже после смерти поджимал пухлые губы. Он оказался самым тяжёлым из всех налётчиков. Олекса поочерёдно закрыл им глаза, присаживаясь на корточки
- Теперь спрашивай, - повернулся он к Константину, - Хотя ты ведь и так всё понял.
- Наверное - да, - подтвердил тот, - Спасибо вам.
- Сегодня мы, завтра глядишь и ты, - улыбнулся Олекса, снимая шелом, а Пётр подтвердил:
- Так оно. Только не спеши за нами. Тебе жить... Да святится имя твоё.
И Костя остался. Он по-братски попрощался с нежданными помощниками и вышел из комнатки. Всё правильно. Таинство их исчезновения должно было остаться таинством. И они ушли. Ушли, как и не были. Куда? Как? Костя не видел. Осталось только несколько рваных тряпок, которыми перевязывали раны, да пятна крови, которые он замоет. А ещё следы от колёс невдалеке от храма. Но кто ж на них обратит внимание?
***
Всё же я тогда выстрелил. Один раз выстрелил, а до сих пор муторно. Как вспомню, так и пробирает насквозь. Не потому, что церковных грехов боюсь, а потому что было там что-то такое, чего и... Пуля моя точно попала, я не мажу, да вот... словно заворожённым оказался тот, в кого я стрелял. И ведь не себя, Лёньку, дурака, защищал. Думал - вместе отсюда рванём, отойдём. Бешеный-то он Бешеный, да кто ж знал, что ещё и безбашенный. Когда очко играет надо ноги делать, а не переть на рожон. Он что, не понял, кто против него, думал - менты переодетые? Ха, как же! Я далеко был, а видел всё получше многих. И сияние, и нимбы и звук такой, словно тебя пропускают через мясорубку. Так на уши и давило. И вот я жив. Пронесло. И, скажу я вам, это лучше, чтоб тебя вот так один раз мягко погладили по затылку, предупреждающе, чем по хребтине, как остальных. До сих пор нет-нет, да и приснится мне, как со стороны церкви, словно в замедленной съёмке, летит топор, обрывая весь наш последний вояж в том уже почти забытом году