Аннотация: Перед вами обычная многоэтажка. А точнее, всего один подъезд. Сколько же в нем квартир, сколько жильцов? Дети, бабушки, коты... И все такие разные, такие интересные! Большинство даже незнакомы друг с другом, но есть кое-что, что их объединяет: это Гуршин. Ему открыты многие двери. А вместе с ним - и нам. Посмотрим, как живут соседи?
Ирочка вошла в подъезд и сразу заметила на подоконнике небольшую стопку книг. Книги были в твердом ярко-зеленом переплете. Три тома. Золотое тиснение. В общем, все как положено.
"Книжки", - подумала Ирочка. - "Ничейные".
"Ничейные" книжки тут же перекочевали в Ирочкину авоську к коробке молока и свежему творогу. Войдя в квартиру, Ирочка, как положено молодой активной пенсионерке, занялась домашними делами. Загрузила белье в стиральную машину, поставила рыбу на размораживание, протерла в ванной пол. Потом кормила пришедшего из школы внука.
С достоинством, комичным для семилетнего малыша, он восседал на стуле и сурово, по-мужски, ел суп. От гречи отказался, выпил чаю и здесь же, за кухонным столом, засел за тетрадки. Убирая посуду, Ирочка уважительно старалась не шуметь, но внук все равно иногда поднимал голову и осуждающе вздыхал.
"Весь в зятя пошел, - думала Ирочка, вытирая тарелки и немного ежась под его взглядом. - Большим начальником будет, точно будет".
Стоит ли говорить, что в такой обстановке найденные книги тут же были позабыты. Они сиротливо пристроились на тумбочке возле входной двери.
Скоро пришел с работы зять. Место у входа, на которое каждый вечер он ставил свой портфель, было занято. Книгами. Скинув ботинки, с портфелем под мышкой, зять прошел в кухню, сел на табурет и молча уставился на Ирочку. Сердце у нее, понятное дело, сжалось. Наконец он заговорил.
- Я считаю, что во всем должен быть порядок, - веско сказал зять.
"Пыль, что ли, не вытерла?" - судорожно соображала Ирочка.
- Я руковожу людьми. Семьдесят человек. Как, по-вашему, мама, это много? - спросил он.
- Много, Анатолий, - отрапортовала Ирочка, все еще не понимая, где нагрешила.
- Мы регулярно перевыполняем норму, - рубил он. - Повышаем показатели. Нормочасы с человекочасами почти сравняли. Как, по-вашему, мама, это легко?
- Трудно, Анатолий, ой трудно, - чуть не плача от напряжения, лепетала Ирочка.
- Нет, мама, это легко. Легко, если во всем соблюдать порядок. Раз и навсегда заведенный, выверенный, согласованный и утвержденный порядок. Как, по-вашему, мама, это сложно, порядок соблюдать?
Тут на счастье хлопнула дверь - пришла Дашенька, доченька, спасительница. Из прихожей раздался ее звонкий голосок: "Что за хлам у нас на тумбе? Чьи книжки? Гуршин какой-то. Это чье? Толик, твое, что ли? По работе?"
Она влетела в кухню, чмокнула сначала Ирочку, потом мужа. При ее появлении случилось волшебство: Анатолий действительно превратился в Толика, мягкого и домашнего. Но чуткая Даша успела уловить витающее в воздухе напряжение.
- Тиранствует? - сочувственно спросила она у матери.
- Непорядок, - тихонько, оправдываясь, пожаловался ей муж.
Даша скользнула быстрым взглядом по зажатому в подмышке портфелю, и через пять минут все стало на свои места. Три тома вернулись в подъезд, портфель был водружен на тумбу, Анатолий сурово, по-мужски, ел суп - словом, жизнь в 15-й квартире покатилась по привычным рельсам.
***
На четвертом этаже жили студенты, муж и жена, называющие друг друга Масей и Мусей (по паспортам - Мария и Матвей). Кто из них Мася, а кто, соответственно, Муся, стороннему наблюдателю определить было нелегко. Оба выглядели тощими, высокими, носили короткие стрижки, очки и джинсы. Курили тонкие сигареты, читали толстые книги и ночами в интимном полумраке чертили на ватманах чертежи.
Пройти мимо трех толстых томов, выложенных в подъезде, студенты не могли.
- Представляешь, книгам почти 30 лет, а они в таком безупречном состоянии! - радовался супруг. - Умели же раньше все качественно делать!
- Может, их просто не читал никто? - разумно заметила супруга.
Так сложилось, что почитать Гуршина не довелось и им. Книгами оказалось удобно прижимать чертежные листы, так и норовившие скрутиться в трубочку. В качестве пресс-папье трехтомник прослужил два дня - точно до экзамена по черчению, который Мася сдала, а Муся завалил. С горя Муся вынес все напоминавшее о неудаче на лестницу. Они с женой заперли квартиру и махнули на Кавказ: забираться в горы, встречать рассветы, жарить барашка и пить нарзан. По этому плану прошла первая неделя отдыха. Затем студенты внезапно обнаружили, что почему-то кончились деньги. Еще не до конца восстановившийся после черчения Муся вспылил и обвинил Масю в транжирстве. Мася не осталась в долгу и уличила мужа в разгильдяйстве и безответственности.
- Ах так?! - срываясь на фальцет, поинтересовался Муся.
- Именно так, - отчеканила Мася и назло улыбнулась проходящему мимо джигиту.
Такого вероломства Муся стерпеть не мог. Он кинулся в съемную мансарду паковать вещи.
- И как же ты без денег уедешь? - ядовито прошипела жена.
- Электричками, на попутках, пешком - лишь бы подальше от тебя! - бросил Муся и хлопнул дверью.
Если кого-то взволновала судьба этой парочки, то сообщаю: к вечеру конфликт был улажен, Мася и Муся воссоединились, дождались почтового перевода от тети из Саратова и благополучно вернулись в родной город. Конечно, ко времени их возвращения никаких следов черчения на лестнице уже не было. Ватманы и миллиметровую бумагу с горем пополам впихнула в мусоропровод молчаливая уборщица. Книги она пожалела. Сама читать не любила, но толщина томов и добротность обложки сделали свое дело: безымянная трилогия снова оказалась на первом общедоступном этаже, на всеобщем обозрении.
***
- Мам, я книжки на лестнице нашла! - с порога крикнула Анюта.
- Покажи отцу, - посоветовала мама с кухни, помешивая что-то на сковороде под бормотание телевизора.
Отец семейства был занят приучением кота к новой когтеточке. Данный предмет был приобретен еще в субботу. Отец торжественно водрузил когтеточку по центру ковра в гостиной и довольно объявил:
- Ну, хвостатый, теперь диван драть не будешь, вот тебе вещь посолиднее.
Хвостатый презрительно обнюхал громоздкую конструкцию, потерся об нее пушистой щечкой и действительно пошел точить когти не об диван - об кресло. Два дня хозяева надеялись, что кот образумится, но кот не образумился. И глава семьи решил взять ситуацию в свои руки. Стоя на карачках, отец пару раз мяукнул, чтобы вызвать у питомца верную цепочку ассоциаций. Затем неуклюже подполз к когтеточке и принялся скрести по ней пальцами.
Кот с любопытством пронаблюдал пантомиму до конца, после чего сделал хвост трубой, прижал уши и стремительно скрылся под диваном.
- Необучаемое животное, - пробормотал отец, поднимаясь с корточек.
- Папа, я книжки нашла, - напомнила Анюта.
- Книжки - это хорошо, - загудел отец. - Книжки - это образование, а образование - это свет.
- Учение свет, папа, - поправила строптивая дочь.
Отец нацепил на нос очки и, бубня под нос "нуте-с, нуте-с, что тут-с у нас", стал изучать трехтомник.
- Ага, Гуршин, - сказал он, безуспешно выискивая на обложке название.
Названия у загадочной книги не было, аннотации тоже. Начал было читать первую главу, но уже на третьей строчке внезапно вспомнил, что скоро ужин, а потом футбол, завтра на утро назначили совещание, а в следующие выходные придется ехать к теще на дачу ставить забор.
- Перед сном почитаю, - извиняющимся голосом сказал он Анюте. - Отнеси в спальню.
- И так хлама много, - крикнула из кухни мать. - Федик, ты кроме газет уже лет десять ничего не читаешь! Сдайте их в макулатуру. Ну или в библиотеку.
Федор с облегчением вручил книги дочери, погрозил пальцем необучаемому коту и удалился.
***
- Здравствуйте, вы книги принимаете?
Библиотекарша придирчиво оглядела три безупречно-зеленых тома и отправилась к стеллажам картотеки. Гуршин в наличии был, именно трехтомник и именно восемьдесят третьего года выпуска. Судя по записям, за все тридцать лет книгу не брали ни разу.
- Эти не возьмем, - покачала головой библиотекарша, вернувшись на место.
- И куда их мне девать? - растерялась Анюта.
- Попробуйте букинисту сдать. За деньги.
Деньги Анюту воодушевили. Противные родители не разрешают отрезать косу и покрасить волосы в розовый. Все девочки как девочки, одна Анюта, как монашка-первоклашка. Заработаю и подстригусь, решила Анюта и потащила увесистые тома в книжный.
Однако с букинистом все оказалось не так уж и просто. Во-первых, букинистические отделы, как выяснилось, есть не в любом магазине. Во-вторых, нужный адрес кассирша дать не смогла, и пришлось возвращаться домой, гуглить.
Включив комп, Анюта сначала, как обычно, залезла почту проверить. Потом замигал мессенджер - это Юлька делилась впечатлениями от новой школы, она переехала, бедняга, прямо посреди учебного года. Какой ужас быть новенькой, поежилась Анюта. В седьмом-то классе. У всех уже пары сложились, компании друзей-подружек, приткнуться некуда. Только если к самым стремным неудачникам. Тем более, Юльке, с ее-то внешностью и мелким ростом. Нет, Юлька, конечно, хорошая девчонка, по крайней мере, раньше такой была, когда жила в соседнем подъезде. Но если объективно оценить, то шансов у нее в новой школе, конечно, никаких...
Анюта поделилась этими размышлениями с парой подружек, затем зашла на полчасика в онлайн-игру, потом тайком, оглядываясь на дверь, открыла фото одного мальчика из параллельного и стала сравнивать его с Робертом Паттинсоном. Выяснилось, что Роби лучше, но и этот тоже ничего. Запищал мобильник. Кинувшись к сумке, в полутьме Анюта споткнулась о твердый пакет. "Точно, книжки же надо продать!" - вспомнила она. Задумавшись о том, сколько денег она выручит, открыла поисковик, вбила "стрижки на средние волосы" и поизучала модные тенденции. Через пятнадцать минут спохватилась и нашла все же адрес магазина, принимающего подержанные книги. "Может, все же фиолетовым челку покрасить?.." - уже засыпая, счастливо предвкушала она.
В букинистическом все оказалось как-то сложно. Грузная тетя за прилавком отправила Анюту ко входу, изучать объявление для таких, как она, алчных владельцев ненужных книг. Объявление содержало список дней, по которым производится приемка, и требования к сдаваемой продукции. Требований было аж семнадцать пунктов, и Анюта их благополучно пропустила. А что, думала она, книжки красивые, обложка целая, примут как миленькие. С днями приемки тоже было непросто: нет бы написать "по средам и пятницам". Нет, книги принимались по всем четным четвергам, кроме второго четверга каждого месяца и исключая праздничные и выходные дни. Как четверг может быть выходным, Анюта не поняла, поэтому решила наугад прийти прямо на этой неделе.
Но книги у нее не взяли. Оказывается, нужно было приложить к ним список, оформленный по шаблону, который можно получить у заведующей, которая бывает по вторникам до обеда. В общем, Анюта решила, что торговля книгами - не ее конек, оставила тома на подоконнике в подъезде и стала жить дальше с позорной первоклашкиной прической. Но мучения длились недолго: ровно через две недели, на день рождения, чуткая мама отвела ее в салон-парикмахерскую. Там Анюте помыли голову душистым шампунем, срезали ненавистную косу, высушили волосы феном и даже подзавили кончики. И несмотря на то, что фиолетовую челку мама отвергла безоговорочно, Анюта была счастлива. Настолько, что даже Юльке искренне пожелала удачи на новом месте. Вот такие чудеса делает с девушками новая стрижка.
***
- Гур-шин, - по слогам прочитала шестилетняя Ляля фамилию автора, нанесенную на обложку сияющим тиснением. Ее старшая двенадцатилетняя сестра пошла дальше: открыв третью страницу, начала читать первую главу.
"Когда невозможно загорелое, до смуглости, раздиравшее острыми, словно меч рыцаря эпохи Возрождения, и тонкими, как лезвие брадобрея, лучами тучи, сгустившиеся на небосклоне русской словесности, солнце графоманства спустя тысячелетие наконец закатилось, - гласила книга, - маститые и начинающие писатели обрели новый смысл существования в изобретении новейших словоформ, небывалых метафор и до неузнавания исковерканных литературных сюжетов".
- Про что книжка? - наивно заглядывая в глаза сестре, спросила Ляля.
- Тебе не понять, - презрительно ответила та.
И действительно: даже в свои двенадцать лет девочка не смогла бы ответить, о чем хотя бы примерно написан сей труд. "Муть какая-то", - решила она про себя и с наслаждением зашла с сумрачной лестницы в теплую квартиру. Ее ждал учебник физики. В нем и то непонятного было меньше.
***
Вернувшись из деревни, где гостила у сестры, Анна Иванна обнаружила перемены: уже взрослые дети не только сделали перестановку в гостиной, но и основательно почистили красу и гордость дома - шведскую стенку. Исчезли фигурки зверюшек, расписанные под гжель, новогодняя открытка от двоюродной тети, ветвь бумажных розочек и прочие милые сердцу вещицы. Судя по практически пустым полкам, пропало что-то еще, но Анна Иванна настолько привыкла к своим шкафным безделушкам, что за много лет перестала их замечать. "Это пылесборники, а ты сборщица пылесборников", - поддразнивали Анну Иванну дети. Это было справедливо, отчего еще более обидно.
Порозовев от возмущения, Анна Иванна кинулась звонить.
- Куда моих зверюшек дели? - начала она с места в карьер. - И дедова фотография где?
- Не кипиши, мамо, купим мы тебе новых зверушек, - отвечала неучтивая молодежь. - А фото в альбоме. Дед помер давно, не обидится. Давай вместо него кого-нибудь живого поставим, а?
Анна Иванна погрустнела. Ей показалось, что дети не шкаф освободили, а свою жизнь - от нее. От ее внимания, заботы, от молитвы "на долгую дорожку", когда они отправляются на свои кипры и в турции, от советов, начинающихся фразой "я старше, я лучше знаю" и "в мое время ваша прабабка меня бы за такое выпорола".
Не буду вмешиваться, в сотый раз пообещала себе Анна Иванна. Пусть живут, как хотят: без прошлого, без памяти, без души. Сами потом поймут. Буду говорить, только когда спросят. Обратятся сами - помогу, а нет, так и живите своим умом. Хотя какой там ум, ветер сплошной в голове да танцульки эти. Музыку в двенадцать ночи как включат, соседям потом в глаза смотреть стыдно.
Ворча и бормоча, Анна Иванна вышла на лестничную клетку к мусоропроводу. На окне лежала аккуратная стопка книг - ярко-зеленых, с золотыми буквами. "Книжки, - подумала Анна Иванна. - Ничейные".
Книжки идеально встали в шкафу в гостиной. Они чудесным образом закрыли собой более темное, невыцветшее квадратное пятно на полке. Выглянуло солнце, и надпись "Гуршин" засияла драгоценным блеском. Чистая зелень корешков изящно сочеталась с гардинами и вазой, которую дети почему-то пощадили. Анна Иванна стояла и любовалась, чувствуя, как отпускают грусть и раздражение. Ее отвлек телефонный звонок. Звонила Ирочка с первого этажа: поделиться свежими новостями и освежить старые. Потом пришло время варить суп и жарить окорочка. Запел радиоприемник, заскворчало масло, и жизнь Анны Иванны вернулась в привычную колею.
А Гуршин остался стоять на своем законном месте - именно там, куда его, еще пахнувшего типографской краской, поставили тридцать лет назад, в далеком восемьдесят третьем.