Аннотация: Наметки к повести.
Пока только наметки.
Прелюдия
На пустынной улице только фонари назначали себе свидание в такой ветер. Стояли потом, покачивая головками, и о чем-то своем пытались светить. Как и у людей, им было трудно найти взаимопонимание, - светить так, чтобы было понятно другому фонарю. Отсюда возникли пятна на черном асфальте, в черной темноте ночи, где свет и тьма случайным образом переходили друг в друга. Предсказать их появление и исчезновение в контексте встреч этого вечера было, ей-Богу, невозможно.
Дул ветер. Дул с завываниями, заглушая текст речи. И оттого было непонятно, откуда появились эти двое посреди пустынной улицы. Они говорили, говорили невпопад, сбиваясь, ища слова и понимая всю тщету передать суть мыслей в звуке. Возникнув, как пятно от разговора фонарей - случайно и неожиданно, они были нужны друг другу, как воздух. Но ни минуты не могли оставаться рядом. И растаяли, едва услышав ключевое слово. До фонарей оно, увы, не донеслось, иначе и те последовали бы за нашими незнакомцами в небытие.
Так было. Так снилось. Верилось, что все так и будет, но вера растаяла в огне дневного света. Потому что только фонари могут оставаться, когда беседуют люди, пришедшие с подветренной стороны.
Диалог в кулуарах рабочего дня
- Добрый день, будьте добры, буквально пять минут и несколько вопросов для журнала "Папарацци"! - уютно устроившись на диванчике, улыбаясь, привычной скороговоркой проговорила Ася, глядя в глаза своему собеседнику.
- Да, я Вас внимательно слушаю.
- Как Вы намерены провести День Конституции? Этот праздник имеет немаловажное значение для всех нас, а в этом году, пожалуй, особенно актуален на фоне последних событий в сфере бизнеса.
- Вы застаете меня врасплох, ей-богу, милая девушка. Как Вы знаете, 7 декабря у нас проходят выборы, и только по их результатам можно будет судить о реальном раскладе дел в политике. Тогда и будем решать, как вести себя 12 декабря.
- Задумывались ли Вы о том, как пойдет Ваша жизнь после выборов?
- Разумеется. Но решительно ничего не вижу пока на этот счет. Как белое молоко, - цвет один, а скиснет на следующий день или нет, определяют лишь постфактум.
- Спасибо. И последний вопрос: зачем Вы меня бросили?
Ее собеседник глядел перед собой.
- Я не настаиваю на ответе, - продолжила Ася. - Но постарайтесь заранее определяться со многими позициями, влияющими на Вашу жизнь. Это решение было необоснованным по многим пунктам. Но Ваше право иметь свою точку зрения. Вот мой телефон, - завершила она, протягивая ему бумажку с каллиграфически выведенными цифрами, - если у Вас возникнет желание поговорить на эту тему подробнее, я всегда к Вашим услугам.
Открытое общество
- У меня возникло ощущение, что на моей кухне появился мой двойник, - делилась Ася с подругой.
- Понимаешь, это меня сравнивали с героиней сентиментального кино, это я хотела: с детства жить в том городе и учиться на том факультете, это мое имя, пусть и выступающее псевдонимом. Будто украли что-то. И человека у меня украли. Душеньку, которой до сих пор владела одна я. И рассказывались все эти истории до сих пор - лишь мне. А тут - так легко - "дайте я положу голову к Вам на колени". Мне остается только учиться у неожиданного своего двойника.
"Остров накануне" Умберто Эко, демонстрирующий тот же сюжет, - не слишком ли много совпадений для одного дня? Раньше я существовала в мире "Маятника Фуко", теперь реальностью стал следующий роман. Что дальше - "Введение в семиологию"?
Сентябрьский ветер
Коммунисты опять обошлись с журналистами как свиньи. Четвертая власть благополучно мерзла у дверей здания "Агропромстроя", проклиная все на свете. "Хорошо, что не стала торопиться", - подумалось Асе. Выхода к диктофонам так-таки никто и не совершил, а первый морозный денек этой осени заставлял изрядно ежиться под порывами ветра.
Единственное, ради чего сюда стоило прийти, - пообщаться с друзьями. Последнее лето было плодовито на встречи и пресс-конференции, так что круг знакомых разрастался в геометрической прогрессии. Уже сейчас на вопрос: кто твой друг, она могла отвечать по названиям разнообразных столичных СМИ. Где работа, там и досуг.
Ждать себя никто не заставил.
- А вот и Ася! наконец-то. Мы тебя уже заждались, думали, не придешь. Куда там - снизойти до освещения съезда, мы же понимаем, не для царских ручек...
Акка был в своем репертуаре. Почему все было именно так, сказать сложно, однако смесь едкости и приветливости его слов уже становилась потребностью, за удовлетворением которой стоило сходить даже к коммунистам.
- Вы с десяти здесь?
- Ну Асенька, мы же журналисты! разумеется, мы здесь с утра. В отличие от некоторых.
- Тебе рассказать, в чем разница между обозревателем и репортером? Первые аккумулируют и объясняют результаты происходящего, выделяя наиболее важное. А последние приходят к десяти утра и отправляют на ленту новостей мелкие события типа "к журналистам вышел заместитель первого помощника последнего дворника".
- Кажется, кто-то тут забывается! Предлагаю немедленно провести правку мозгов и перевербовку дружественного издания в пользу Агитлистка.ком. Ты же понимаешь, что в итоге именно мы будем главным ньюсмейкером, пока Вечер.нет соберет разрозненные факты и попытается выжать из них что-либо пристойное. А аналитики, если кому хочется знать, в настоящее время сидят в редакции и держат все нити паутины в одной руке. А не шляются по заброшенным съездам каких-то коммунистов.
- Ак, пора бы научиться ценить, что только ради тебя "Утренняя газета" появилась на этом мероприятии, - смеялась Ася, продолжая привычную нить взаимной перепалки.
Но он был прав, по большому счету. Если бы было кого отправить на съезд КПРФ, она бы успела побывать на "яблочном" съезде. Там, по крайней мере, закрытый пресс-центр и худо-бедно кормят. Там люди, с которым можно внятно общаться. О чем ей было говорить с Мельниковым, выползшим на свет божий во двор на первом перерыве? Масса интрижных тонкостей по формированию списков, и все это надо бы услышать. Но и только. В данном случае так хотелось бы сидеть, подобно пауку, в центре сходящейся информации, а не бегать за крупицами смысла по закоулкам Москвы.
Как бы то ни было, интрига нашла Асеньку сама. "Яблоко" о себе напомнило очень скоро, и совсем не так, как хотелось бы. "Анна, мы подадим на вас в суд", - услышала она, взяв трубку телефона. Вот так раз!
- Давайте подробно - что именно случилось? - она постаралась отвлечься от смеха и шума журналистской тусовки. Ушла вглубь двора, пропуская выход Харитонова, не думая о бегущих по мобильной связи минутах.
- Вы опубликовали заведомо неверную информацию. Вы аккредитованы на наш съезд, поэтому я обращаюсь к Вам.
- Какую информацию?
- О манифестации перед воротами съезда. Там не было представителей партии "Яблоко", как Вы пишете в материале.
- Я умоляю, меня вообще не было у вас, и я ничего не писала!
- Тогда кто это сделал?
- Если Вы дадите мне время, я непременно узнаю и перезвоню Вам.
Вот и пообщались. Как теперь идти к "Яблоку" на следующий день, как планировалось по графику... И ведь ясно, откуда ноги растут - заказной материал. Сколько раз ей самой приходилось поднимать трубку и слушать концепцию статьи, диктуемую шеф-редактором, сколько раз! Но сейчас - зачем было так поступать, не предупредив ставшую лицом издания на сборищах прессы Асю?
Днем позже, стоя на ступеньках перед входом на съезд "Яблока", она пыталась объяснить схемы распространения информации в интернет-СМИ. Для собеседника, казалось, такое положение дел стало неприятным открытием. Как и для нее в свое время, впрочем. Что делать с такими технологиями, не знал толком никто. "Хотелось бы однажды написать о том, как вообще эти вещи делаются", - сказал он, глядя с надеждой на Асеньку. Та смутилась. Идея хороша, но что она знает?
От Странника веяло сопротивлением ветру официальной политики в ауре PR-технологий. Что-то, поднимающее на отстаивание человеческих прав. Как наркотик, который тогда Ася пробовала впервые. Потом она поняла: он тоже пришел с подветренной стороны.
Интермедия
"Мы одной крови, а таких людей мало", сказал он, глядя девушке в глаза. Да, мы были одной крови, люди со светлой кожей и голубыми глазами. Пришедшие с подветренной стороны. Люди, в чьих глазах дует ветер. Мне всегда представлялось, что мы, такие люди, непременно должны остаться в роду человеческом. Продолжать его, встречаясь, - нас мало, и нужно держаться друг за друга.
Мы одной холодной, но насмешливой, - пусть больше над собой, - крови. Той, что способна вдруг, следуя за световыми беседами фонарей, закипеть голубой волной, выпустить из себя северное сияние. Там, откуда мы пришли, ветер всегда дует в лицо. И знаешь, - именно там было сказано: "Любить - не значит глядеть друг на друга. Это значит идти вместе по одной дороге".
Люди с подветренной стороны не останавливаются. Люди с подветренной стороны не знают, что такое полуденный зной и отдых в сиесту. Ветер раздувает их светлые волосы, заставляя бурлить голубую кровь. Да, мы - голубой крови. Не по праву рождения - по праву глаз, голубых с серым. Серый цвет - налет пыли от путешествий против ветра. Голубой - цвет неба над дорогой. Мы пришли с подветренной стороны.
На дороге
- Я не думаю, что имею право пользоваться твоими дарами.
За окном проносилась пурга, было темно.
- Ты уверена, что так правильно?
- Я считаю, что только так и правильно, - заметила Ася, задумчиво разглядывая ворону на тротуаре. - Это мои отношения долга и его возмещения. В конце концов, ты ставишь меня в неудобное положение: я договорилась об этом, и уже довольно давно. Изменение статус кво сию минуту не входило в мои планы, веришь?
- Да, но мне неудобно.
- Помнишь: "Как вы расслабляетесь? - А мы не напрягаемся". Вот не напрягайся. Оно того не стоит.
- Хорошо, если ты настаиваешь, попробуй договориться на понедельник или вторник, я не смогу раньше.
- Мне было бы куда удобнее в воскресенье, ты же понимаешь... Но раз так, я постараюсь сделать все возможное.
- Ты делаешь слишком много. Я не люблю, когда меня так сильно любят. Кажется, ко мне многие относятся незаслуженно хорошо, совершенно не понимаю, за что.
- Значит, есть за что. Это во-первых. Во-вторых, тут еще одна маленькая деталь. Я вот не понимаю - если мы с тобой решили остаться друзьями, значит, то, о чем ты меня просил раньше, то, чего ты хочешь и сейчас, не должно быть исполнено? Уж это, прости меня, и подавно не выходит за рамки дружеских отношений. Передо мной была поставлена задача, я намерена ее выполнить. Кроме того, ты упускаешь из виду, что я сделала бы то же самое для любого из моих друзей, буде кто дернулся бы учиться стоять на доске. Мне нужна компания, особенно компания с собственным транспортным средством. Ведь и я буду кататься на доске вместе с тобой, не забывай.
- Но мы могли сделать проще - взять в прокат.
- И лишить себя возможности оперативно выбираться на ближайшие горки в черте города на полчаса. Сразу после работы. Или ты избавился от трудоголизма и уходишь с работы в шесть вечера? Или от него избавлена я?
Аськин стук
Зеленые глаза ICQ мелькали на экране монитора, принося с собой слова. Paroles, paroles, paroles. "Если вы отключите у меня аську, я перестану работать", - совсем недавно объясняла Ася своему начальнику.
- Ты придешь вечером?
- Я постараюсь, смотря когда закончится бюро. Может быть, поздно.
- Как будто впервые. Ты прекрасно знаешь, что мы сидим допоздна. Другое дело, что не удалось собрать тех, кого я ждала. Вчера посидели неплохо, часть народу не смогла в другой день, и я сказала им, чтобы приходили в пятницу. А еще парочка появится у меня в течение недели. Кстати, вчера тебе бы было интересно, - ребята приехали с подготовки к выборам в Саратове, много занятного рассказывали про то, как это проходит в регионе. Впрочем, при тебе бы они, наверное, не откровенничали так.
- Ну может быть, тогда отложим на сегодня?
- Как хочешь. Ко мне гости все равно придут, блины и все такое, но спецсобрания не будет. Решай сам.
- Асенька, я же к тебе не на спецсобрания хожу! Я же к тебе тоже как человек...
- Тогда приходи. Как освободишься, так и приходи, я тебе всегда рада.
Зеленый глаз помолчал. На другом конце шло заседание федерального политсовета партии. Кто-то выступал с речами, над залом царило легкое присутственное бормотание. Мобильный телефон, не жужжа, выполнял функции модема.
- Слушай, у меня комплекс. Я, может быть, некстати буду, у тебя там старые друзья соберутся...
- Нееет! (Боже мой, думалось Асе, сколько раз нужно пригласить человека в гости, чтобы он наконец пришел!) Часть я увижу в реале впервые, Егорку я знаю хорошо, но недавно, Оля тебе и без меня известна, а уж совсем старых друзей вовсе не будет.
- Ну ладно. Тогда договорились.
- Нет, теперь уж позвольте. (Зеленый глаз недоуменно замигал). Теперь уж у меня комплекс: может, ты не хочешь приходить?
- Нет. Если бы не хотел или не мог, я бы сказал.
- ОК.
Короткой американской аббревиатурой Ася заканчивала диалоги только со Странником. Многое она почему-то делала только с ним, подчеркнуто в ответ на его реплики. Всегда в воздухе царило сопротивление ветру. Наперекор порывам, в зимние снег и вьюгу, в обжигающую жару лета, посреди талой паводковой весенней воды и в шелесте осенних листьев, они пробивались навстречу друг другу. Вместо того чтобы идти по одной дороге.
Карнеги-центр
Неожиданное утро, будничное, ничем не отличающееся от всех прочих, принесло немного соленого ветра в лицо. Улыбка сквозь виртуальность ощущалась ежесекундно, как будто кто-то на небесах поверил на мгновение бреду высокопарных речей от них, приходящих с подветренной стороны. На мгновение, по оплошности судьбы затянувшееся на целый день.
- Сегодня в Центре Карнеги презентация партии. Если хочешь...
- Ух! А у меня сегодня начинается педпрактика. Как обидно, - я люблю Центр Карнеги и давно не была там. Во сколько? Нужна ли аккредитация?
- В шесть. Я сам пока не знаю деталей, правда.
- Попробую поискать их телефоны.
- Если не найдешь с ходу, не страшно. Я тебе подскажу.
- С ходу да, не найду. Аккредитуй меня заодно, коль скоро будет время и если понадобится.
Вырвавшись из суматохи рабочего процесса, замерши на мгновение, Ася думала: "Как славно было бы сейчас пойти туда, пройти сквозь дверь на Тверской, оказаться в знакомом зале". Московский центр Карнеги, где чудесно выступал Билл Браудер, давший ей материал к одной из звездных, обошедших несколько изданий статей. Где она, помнится, слушала внятную речь чиновника МЭРТ про административную реформу, и сноп вопросов гладко укладывался в четкую структуру ответов. Центр Карнеги был тем местом, где репортаж превращался в аналитику. Он был подарком в ее журналистской беготне, - наряду с семинарами в Голицыно и встрече с Соросом в "Вышке". Вернуться туда сейчас означало вернуться в полумифическое прошлое этого лета, щедрого на встречи и разговоры.
- Что, Ася, ты так мечешься? - спрашивал ее однокурсник перед доской с расписанием школьных занятий.
Им следовало определиться с классами, в которых преподавать. Ей, - отдельно, - с программой замены учительницы уже в ближайшие дни. Бонус, конечно, но что же они все так тянут, что же не могут обернуться к ней, договориться о встрече и отпустить ее наконец? Там, на Тверской, уже началась дискуссия.
- Сколько лет мы знакомы, ты все мечешься, - не унимался Игорь. - То ты носилась с 1С, потом, помнится, тебе стала интересна журналистика. Теперь ты говоришь о Газпроме.
- Я и теперь говорю о журналистике.
- И что тебе это все дало?
- Я расту. Разве на втором курсе я могла спешить в Центр Карнеги?
- А что там?
- Презентация партии.
- Анна... вы все живете в выдуманном мире.
- Быть может.
Слякоть и жесткие, хлещущие плети полудождя-полуснега на улице. Темнота. Сквозь улицы, метро, навстречу неприятному сегодня ветру она спешила успеть. Успеть узнать, услышать, прочитать, подумать, осознать информацию. Высказаться. Опубликовать. Иначе зачем все остальное. Ася задумалась о словах Игоря. В выдуманном мире, казалось ей, жили ее однокурсники, за пять лет ни разу не сменившие ни работы, ни места жительства, ни образа мыслей. Маленький такой, свой мирок. Они сдавали экзамены вовремя и на пять, они очень помогали Асеньке пережить сессии - одну за другой, отдавая ей конспекты, предупреждая о зачетах и вызовах в деканат. Кто из них жил на самом деле?
В Карнеги-центре было тепло и уютно. Как всегда, впрочем. "Раздевайтесь и проходите", - на лице у девушки никакого удивления.
- Ася, захочешь задать вопрос, спроси меня. Я предупрежу, вдруг эту тему уже обсуждали.
- Непременно.
Говорили все о том же, наболевшем. Опять две точки зрения на одни и те же действия партии. Она знает их обе, стоит на двух сторонах баррикады. Иногда это бывает тяжело. Защищать партию перед обвинителями, доказывать партийцам, что они неправы в отношении к медиа. Писать, вдумываясь, вчитываясь в книжки, разбираясь, что же там на самом деле, и понимая, - истина ускользает, может выйти боком в любую минуту.
Только потом, уже на улице, она поняла, что снова пошла навстречу ветру, когда встала и сказала: "Моя аудитория пойдет голосовать против вас. Ваша точка зрения ясна тем, кто разбирается, но невнятна большинству. Доказывайте!" Им надо было свежей струи в бормотание общего обсуждения. Но времени до выборов тогда оставалось слишком мало, чтобы принципиально что-либо изменить.
- Это Ася Рязанова.
На лице депутата - признание. "Ах, это Ася Рязанова..."
- Кто Вы? Откуда? Куда Вы пишете?
- Я стрингую.
Они шли потом по улице, рука об руку, вместе, в одну сторону. Редкая минута, и фонари поворачивали головы им вслед, удивляясь. Фонари помнили тот разговор, помнили все, эти фонари. "Мы одной крови". - "Да, мы одной крови", - вторила она ему. Мы идем навстречу ветру.
- Ты почему без шапки? Возьми мою.
- Как я буду выглядеть в кепи?
- Чудесно. Тебе идет. Хочешь - возьми. Хочешь?
- Мне нужна другая кепка. Так, чтобы лекало выкройки плавно сходило на нет к кончику.
- Да, и черная. Конечно, тебе нужно черное кепи.
Улыбнулась. Посмотрела в зеркало заднего вида.
Остановилась, слегка кокетничая, перед замерзшей скользкой лужей.
- Берись за меня, и мы будем падать вместе.
- С моей обувью я буду падать первой, - можно?
- Можно.
Об исторических деятелях
С утра на рабочем столе синело только одно имя. Появившись он-лайн, Акка выбросил традиционную плеть приветствия: "А-Н-Н-А". Ее имя он мог повторять из мессаги в мессагу, в сопровождении разнообразных смайликов, меняя регистр.
- Ак?
- Ася, ты Юлий Цезарь!
- Да ну?
- Точно тебе говорю. Вот вечно ты всем объясняешь что-то, они и пугаются тебя.
- Думаешь, он тоже пугается?
- Я уверен.
- А что делать?
- Меньше заботы. Страна проживет и без твоей головной боли, честно.
Ася задумалась. Было бы грустно отказаться от личной жизни в пользу исторического деятеля, умершего за несколько тысячелетий до ее рождения. Империалистическое сознание в наши дни уже непродуктивно, а потому сравнение скорее огорчало. Неужели она авторитарна?
- Мне сказали, что я Юлий Цезарь. Не в смысле умения одновременно делать несколько дел, а в авторитарности. Это правда?
- Нет, ты Клеопатра.
- Почему? Я не способна убить человека.
- Это же образ, Ася! Просто образ.
- А что он значит?
- Ты не авторитарна. Ты попросту занудна, ты знаешь об этом?
- Знаю, - улыбнулась она. - Еще как занудна. Ну и образы у вас, вот сейчас обернусь единорогом и уйду в глушь лесную, если будете вешать на меня ярлыки.
- Не уйдешь. Нет там ветра.
Вечером появился Макс, объяснивший все с позиции финансового аналитика.
- Клеопатра же не только убивала своих любовников. Это миф, легенда, неизвестно еще, как все было на самом деле. Зато точно можно сказать, что от ее личной жизни зависело течение политической жизни в нескольких странах. Я думаю, что тебе сделали комплимент.
- Не сомневаюсь.
16 тонн и все-все-все
- Йозеф, я закупаю молоко и яйца. Да?
- Зачем?
- Ну как же, ведь мы договаривались на сегодня. Не правда ли?
- Мне, право, неудобно. Быть может, мы пересечемся в центре? Какое кафе Вам удобнее?
- Я космополит. Любое передвижение мне подвластно.
- Тогда приходите в "16 тонн". Знаете?
- На "905-го года"?
- Точно.
- Приду. Смогу в девять.
Она ожидала увидеть большого развязного журналиста. "Мы будем смеяться, отпускать сальные шуточки и пить пиво", - мечтала Ася по дороге. Именно это ей было сейчас крайне актуально. Войдя в клубный зал, Ася увидела солидного обеспеченного мужчину. Свой дом в Лондоне, ведущая позиция на западной радиостанции, уверенный голос, властные глаза. Да, пиво возможно. Но не более.
- Могу я задать Вам неприличный вопрос? - спросила девушка.
- Нужны ли нам руки? Да, руки нам нужны. Но не всякие. Если у Вас есть что сказать, присылайте.
На этом Ася предпочла откланяться.
Звонок подруге - то, что может спасти ее душу прямо сейчас, казалось Асе, идущей против ветра к метро.
- Что ты делаешь сию минуту? - задала она трубке вопрос.
Трубка ответила, что смотрит футбол и никак не может решить, за кого болеть.
- Пошли гулять.
- Куда?
- Пока не знаю.
- Идея мне нравится, - сказала трубка. - Встречаемся на Пушкинской через 20 минут. ОК?
- Хорошо, - улыбнулась Ася.
"ОК" она отвечала только одному человеку. Все остальные заслуживали более пространного и вежливого ответа.
Девушки сидели в кафе, окнами выходящем на Старый Арбат. За деревянным столом пришедшая на мобильник мессага выглядела анахронизмом: "Ну что, продули?!" Асенька вздрогнула - нечего бежать от ветра, который догоняет, продувает спину. "Ты уже дома?" - спросила она Странника. - "Да, а что? Ты снова застряла где-нибудь?" - "Почти". - "Тебя нужно забрать?" - "Нет, я доберусь сама. Просто думала: вдруг ты еще в Думе". Позвонил. Позвонил, и опять ветер зашелестел в ушах, прохладный ветер с моря. "Давай ты сядешь на метро, мне так не хочется выходить из дома".
Конечно, Ася сядет, да и вообще вся затея с отправкой сообщения была одним сущим порывом. Стоило ему услышать нотки в ее голосе, намекающие: да, непременно, приезжай, забери, увези меня отсюда... - пошел на попятную. Не трогайте раны, не кладите в них соль. Просто оставьте подсыхать на ветру.
Слухи в Матрице
- Говорят, Странник складывает чемоданы.
- Правда?
- Я слышал так. Уточни. Куда он собрался?
- Я не знаю, Акка. Он давно не рассказывает мне о своих планах. Да и никогда не рассказывал, пожалуй. Ты же знаешь.
- Ася, ты же агент Смит. Ты можешь узнать все. Щелкни пальцами, стань королевой, и тебе твоя собственная служба контрразведки принесет всю информацию на блюдечке.
- Только голубой каемочки на том блюдечке не будет. Вот незадача!
- Ничего, Ася, информация и без каемочки приемлема.
- Хорошо, я тебя поняла. Спасибо, что сказал.
Вечером Ася отправилась в дебри Матрицы. В очередной раз эмпирически установив отсутствие видимой ложки, она составила парочку уравнений. Из тетради повалил дым, в воздухе повеяло соленым морским ветром, а вдалеке замаячил шпиль. Все ясно, этого и следовало ожидать. Для девушки вопрос перемещения из Москвы в Петербург по-прежнему оставался в рамках литературы. Значит, Странник уезжает в Питер, исчезая в виртуальность. Тем лучше, она, наконец, имеет право успокоиться и закрыть сей виток бытия. Одно тревожило: в северной столице появится еще один риф, не пускающий с легкой душой заплывать в тихую гавань.
Интерлюдия
Ася брела по коридорам, спотыкаясь о плинтусы, задевая руками выкрашенные синей краской стены. Молила - дойти и не увидеть пустоту в глазах. Будто бред, тянулся коридор навстречу ей. Ася проклинала планировщиков, строивших здание - только после галлюциногенных средств могло прийти в голову так долго тянуть ниточку прохода. Будто вслед за убегающей мечтой.
Ветер догнал и завертел вокруг нее брошенные бывшими жильцами бумажки. Одна из них листом обернулась навстречу Асеньке: квитанция за телефонные разговоры. И строчкой в них - Сибирь, родные, знакомые цифры кода. Чьи-то разговоры, забытые в суматохе переезда. Плакала трубка, повествовала о несбывшихся надеждах. Иного быть не могло, Ася знала. Эта дорога оказалась чересчур пыльной, и ее ветер забивал ноздри сплошной пеленой песка.
Ночь напролет
Не спалось. Ася подняла голову и переключила тумблер на батарее - пусть отдохнет, в комнате и без того вполне тепло. Наутро вставать рано, спать будет хотеться безумно, но сейчас сна не было ни в одном глазу. Что-то внутри томило, искало выхода. В стихах, в любом тексте, главное - выйти наружу. Включив старый лэптоп, она застучала по клавиатуре, играя унылую мелодию одинокой ночи.
Раздался звонок. Ася посмотрела на телефон озадаченно: цифры на нем ясно указывали на полчетвертого ночи. В это время ей могли позвонить лишь те, кто никогда звонить бы не стал - жизнь проходит, унося за собой и полуночные разговоры, и сумасшедшие бдения, и бессвязные реплики.
Звонил, тем не менее, Странник, шестым чувством узнавший знакомое поскрипывание ветра в ее окне. Ветер дул и ему в лицо. Ветер и ему не давал разглядеть важные вехи пути, засыпая глаза песком, надувая серый налет на прозрачно-бездонные зрачки. И он не спал - отчего-то. Так думалось Асе, ей было отчаянно нужно, чтобы он не спал оттого же, чтобы его ночь соприкасалась с ее - сквозь пространство. Люди, пробивающиеся навстречу ветру, должны быть рядом, думалось ей.
- Ты не спишь? Прости, что разбудил.
- Отчего же, вовсе нет. Сижу и пишу тексты.
- По работе?
- Нет, так, просто слова. Про нас с Вами, молодой человек. Помнишь, я обещала написать с тебя героя художественного произведения? Вот и пишу, так что ты кстати звонишь.
- И кем я там?
- Как обещала, - человек дождя в плаще из серого тумана. Как и обещала - с ветром в глаза.
- Ты так и не объяснила, что означают твои сравнения. Кто такой - человек дождя?
- Заметь, с ветром. Это ключевое. Я раньше думала, что в тебе только ветер навстречу. Но это не только у тебя, хотя нас и мало таких. Мне тоже ветер дует, каждый день, и каждый день - в лицо. У меня он сухой, с жестким, режущим песком в глаза. У тебя песок мокрый, увлажненный водяной пылью. Откуда же так много воды на пути приходящих с подветренной стороны? Только дождь, моря ведь нет поблизости, Странник, хотя ты в своих путешествиях до него и доходил. И еще уйдешь, человек дождя, к своему соленому морю. К тому, которое сам себе наплачешь. Но пока твой песок увлажняет лишь дождь.
- Ася. Ты неисправимый романтик. Ну что ты такое там придумала? Куда я уйду, интересно?
- К морю. В дождь. Навстречу ветру. И только ветер, понимаешь, будет нас с тобой связывать. Не видим друг друга, но идем в одну сторону, навстречу одному ветру.
- Асюта, ты что, так там и сидишь, и несешь всю эту чушь? Слушай, тебе спать надо.
- А ты чего звонил?
- Ну подумал, вдруг... Я что-то сказать хотел.
Конец-начало (первый вариант)
Визг тормозов. На проезжей части - каша из снега, перемешанного с солью, чернорабочие московские машины-трудяги постарались на славу. В луже - оправа из очков, дорогая, с любовью подобранная родителями. Одна линза плавает рядом, благо что пластиковая. Вдалеке лает собака, на встречной полосе отваливает от остановки синий троллейбус, обычный утренний троллейбус, забитый горожанами. Все спешат на работу.
Секундами раньше Ася в последний раз потушила в сознании смутную мысль - о том, что Звездный Странник сегодня вечером совершит перемещение в пространстве. Ночная дорога, шелест шин, встречные фары. Зажжет сигарету, приоткроет окошко. Включит "Эхо Москвы".
Эта мысль отдалась резкой болью в затылке, - болью, к которой Асенька привыкла за месяцы общения с ним. Как обычно, освобождаясь от нее, повернула голову в сторону. Направо. И шагнула на проезжую часть, - на противоположной стороне к остановке подъезжал ее троллейбус. Тот самый, синий.
Соседка по подъезду подхватила под руку сына, велела внимательно смотреть на дорогу - вначале налево и только потом направо. "Жалко девочку, совсем молодая была", - машинально подумала она. И, в свою очередь, поспешила наперерез автомобилям, чтобы успеть на следующий троллейбус.
Несколькими часами позже молодой человек завел свою машину, проверил наличие сигарет. Уже на Ленинградском подумал: "Позвонить бы Асе, попрощаться. С ней - не успел, а жаль". Потом решил, что не стоит. Еще увидятся, не в последний раз.
"Ася Рязанова", - читал милиционер пресс-карту. "Журналистка, значит. Диктофон, блокнот, ручка, карманный компьютер. Хорошо сейчас журналистам, небось, а раньше все руками записывали. Что успел, то и отметил, остальное по памяти", - сказал он, обращаясь к врачу скорой. Тот согласился, - мол, да, с нынешней техникой другое дело работать.
Адрес Асиных родителей в редакции не знали. Телефон она в тот день оставила дома. Он звонил еще несколько дней, потом затих, - соседи догадались выключить.
Конец (второй вариант)
Ася не погибает под колесами автомашины, а только получает травму мозга. Или даже отделывается царапинами. Далее должна следовать цепочка воспоминаний о случаях везения, включая случай на Эльбрусе с аналогичными провалами памяти.
Потом Ася погружается в пучину быта. Точка. Вариант смерти, кстати, только не кровавый. И очки не подавлены.