В кабинет к редактору молодежной газеты меня вызывали редко. И всегда - по какому-то особому случаю. Когда надо было поручить что-нибудь дурацкое или маловыполнимое. Скажем, освещение первомайской демонстрации, дежурство по номеру 31-го декабря, интервью с каким-нибудь иностранным гостем. Вот и на этот раз редактор вызвал меня к себе и сказал:
--
Тут приезжают какие-то академики из Ирландии. Бери фотографа и дуй в аэропорт. Спроси, какого хрена им тут надо...
Он всегда примерно так ставил задачу. И еще был уверен (совершенно напрасно, между прочим), что я владею всеми языками мира. Хотя реально я лишь сносно изъяснялся по-английски, потому что учил его два года в армии. Но об этом в другой раз.
Мы с фотографом сели в редакционную "Волгу" и поехали в аэропорт. Там в зале интуристов намечалась пресс-конференция ирландских гостей. Их было двое: представитель Ирландской Академии наук и директор Бюро международных обменов Ирландии. Приехали они к нам для организации обмена учеными.
Мы все это отсняли-записали и вышли покурить с очаровательной директоршей этого "Exchange Bureau" Энн Конноли. Тут-то я и спросил для поддержания беседы:
--
А вот почему бы вам не организовать обмен журналистами? Ученые - это хорошо. Но массовой аудитории было бы интересно узнать объективную информацию о наших странах из уст непредвзятых журналистов...
Энн нашла эту идею интересной. На том и расстались. Через месяц редактор снова вызвал меня в свой кабинет.
--
Ты что там наплел ирландцам?! Тебя кто-то уполномочивал делать им предложения? Ты даже не член Союза журналистов, блин.
--
А что случилось-то? - удивился я.
--
А то и случилось: эта баба там у себя замутила проект, во всех газетах объявления дала и собрала группу добровольцев, которые рвутся в Союз писать репортажи. В общем, отступать некуда, ты заварил кашу, ты и расхлебывай. Иди в "Спутник".
"Спутник" - это бюро молодежного туризма такое. Там меня встретили недоброжелательно.
--
Так это ты тут самодеятельностью занялся? Ты хоть понимаешь, что город у нас закрытый для иностранцев?! Нам разрешение на каждого по полгода приходится запрашивать. А тут - пятнадцать человек! Но дело даже не в этом. Сначала в Ирландию должна отправиться группа наших журналистов... За свой счет, между прочим. И все будут жить в семьях! То есть должны говорить по-английски. Ты найдешь столько журналистов?!
--
Не знаю, - ответил я, - попробую. А сколько денег надо на поездку?
--
До хера, - просто ответил директор бюро. - И еще нужно, чтобы у наших журналистов были приличные жилищные условия. Ирландцы тоже будут жить в семьях. Мы им предложили поселить всех в гостиницу, а они, суки, отказались. Ты себе представляешь ответственность? За ними же следить надо будет с утра до ночи!
Вот так и началась ирландская эпопея. Я обзвонил всех коллег, которые соответствовали этим требованиям хотя бы частично. Набралось четырнадцать человек. Со мной как раз получалось пятнадцать. Мы стали оформлять документы, и тут одного человека "зарубили". На него, оказывается, в КГБ было заведено дело за распространение произведений Галича в семидесятых годах (стоит заметить, что пластинки Галича уже вовсю легально продавались в магазинах) ... В результате наша группа получилась меньше. Замену найти не удалось.
*Шеннон
Перед поездкой всех нас собрали в "Спутнике" и стали промывать мозги. Мол, пить надо меньше, жить скромнее, экономить воду и беречь тепло. Все, дескать, там очень дорогое, не нужно ежедневно звонить по межгороду родным и заказывать на дом еду.
Затем, уже в аэропорту, нам раздали анкеты партнеров по обмену. То есть, наши анкеты были отправлены по факсу в Ирландию, где каждый выбрал себе того, кого хотел бы у себя принимать. Меня выбрала двадцатипятилетняя девушка по имени Аннет О'Мара, отчего все мои коллеги пришли в ярость: у них в анкетах были какие-то старые тетки и мужики.
В самолете "Аэрофлота" народ поначалу обалдел с непривычки. То есть, самолетами "Аэрофлота" все, конечно, летали, но на внутренних рейсах. За границей, как оказалось, до этого момента был только я. Узнав, что можно курить, все дружно затянулись. А когда бортпроводница стала бесплатно наливать в фужеры винцо - просто впали в нирвану. Правда, повторять стюардесса напрочь отказалась. Это несколько снизило пафос международного перелета. Тогда группа решила отправить гонца, придумав ему "легенду": у него, мол, день рождения, надо бы отметить с товарищами. Он вернулся с бутылкой сухого и сказал:
--
Дала всего один пузырь со словами: "Как только летит советская группа, так обязательно у кого-то случается день рождения"...
Ночью мы оказались в пустом аэропорту Шеннон, никто нас не встречал с флажками и шариками, сотрудники аэровокзала были не в курсе нашего прибытия и дальнейшей нашей судьбы. Они предложили созвониться с теми, кто нас должен встречать. Во-первых, у нас не было денег, чтобы позвонить (их выдали на следующий день в Бюро обменов). Во-вторых, мы и не знали, куда звонить. Поэтому решили разбить лагерь в зале прибытия и ждать.
В центре зала стоял огромный прозрачный шар с прорезью наверху. Шар наполовину был заполнен купюрами различного достоинства и происхождения (их кидали на память улетавшие иностранцы). А денег, напомню, у нас не было. Мы окружили этот шар, пытаясь выудить проволочкой какую-нибудь бумажку. Удалось вытащить красивый такой "фантик" с какой-то арабской вязью. Но обменять это нечто на ирландские фунты, увы, не получилось - представительство банка, где можно было бы конвертировать выловленные тугрики, ночью не работало. Пришлось сидеть на чемоданах до утра, пока не приехал огромный автобус с названием Бюро обменов на борту. Из него выскочила Энн, и я бросился на нее, как малыш, потерявшийся в ГУМе.
*У лорд-мэра
Аннет совсем не походила на ирландскую девушку - такая пухленькая румяная хохлушка. Работала она редактором журнала "Bakery World" (профсоюзный журнальчик для владельцев кондитерских и булочных), жила в двухэтажной квартире, которую снимала с подругами - Лорайн и Имой. Има трудилась медсестрой, а Лорайн преподавала английский язык в школе для выходцев из стран третьего мира. Поэтому поначалу я мог общаться только с ней. Она понимала мой английский, а я понимал то, что она мне "переводила" с Аннетовского на мой. В Дублине все говорят с дублинским акцентом. При этом очень-очень быстро. Этот акцент сильно отличается от обычного произношения, особенно моего, потому что свои разговорные навыки я приобрел в Дании...
--
Сегодня отдыхаем, а завтра у нас большая программа, - сказала Аннет. - Сначала - ко мне в издательство, а вечером - на прием к лорд-мэру Дублина. У тебя есть смокинг?
У меня был рюкзак с запасными джинсами из Копенгагенского сэконд-хенда, парой футболок и сменой белья. И еще большая сумка с сувенирами для ирландцев. Плюс - пятьдесят ирландских фунтов, которые выдали в Бюро. О чем я и проинформировал Аннет.
--
Возьмем у моего брата Вильяма, - не растерялась Аннет. - Он твоего роста, хи-хи.
"Хи-хи" вовсе не касалось скудости моего гардероба. Оно относилось к моему росту. Дело в том, что при заполнении анкеты я указал свой рост в метрах и сантиметрах. А в Ирландии все измеряется в футах и дюймах. И Аннет ожидала встретить карлика ростом 1 фут 72 дюйма (64 см)...
В издательстве меня приняли очень душевно: хлопали по плечу, предлагали сигареты и кофе, неизменно спрашивали "Как ты находишь Ирландию?". А полная редакторша журнала "Irish Printer" ("Ирландский печатник") с обидой в голосе сказала: "Да, Аннет очень повезло. Получить настоящего русского!". Это звучало примерно как "завести дома игуану"... Издательство "Jema Publication" объединяло под своей крышей семь разных профсоюзных журнальчиков вроде аннетовского. Босс сразу же спросил, могу ли я написать статью о проблемах с продуктами в СССР. Ирландских производителей еды это тогда очень волновало, потому что открывался новый неизведанный рынок для их продукции. Статью я по привычке пообещал накатать за выходные (босс не поверил), пообщался с сотрудниками всех журналов, попил пива "Гиннес" в местном пабе и отправился с Аннеткой за костюмом.
Костюм брата мне не подошел - по полноте. Брат, вероятно, мало отличался от своей сестрички. Мы плюнули на это дело и поехали в Меншн-хаус на прием. Там собрались все наши со своими обменными ирландцами. Общение коллег после недолгой разлуки напоминало беседу детдомовцев, которых раздали по разным семьям.
--
Ну и как твоя? Чем кормила? А где живешь? А видак есть? - Все в таком духе.
После пространной речи лорд-мэра выяснилось, что надо выступать и кому-то от нас. Вытолкнули меня ("Ты ж по-английски лучше всех говоришь, и вообще все это замутил!"). Я взобрался на подиум к трибуне - в потертых джинсиках и футболке с надписью "Добро пожаловать в Копенгаген!" - и толкнул спич про гостеприимный ирландский народ, падение железного занавеса и первый в истории двух стран профессиональный обмен журналистов. Официальная часть закончилась и мы налегли на выпивку. В пьяном виде у всех развязались языки, все очень хорошо заговорили на английском и нашли полное взаимопонимание. Кто-то уже надиктовывал ирландцам в транскрипции русские ругательства для употребления по приезду к нам.
Мы обменялись координатами, чтобы не потерять друг друга за полмесяца пребывания на острове и разъехались по семьям. С утра мне стали звонить по очереди все "одногруппники". После пятого звонка Аннет с подозрением посмотрела на меня и спросила:
--
Ты из КГБ?
--
С чего ты взяла!- вознегодовал я.
--
Почему все тебе звонят? Что им надо? Они спрашивают у тебя разрешение?
С большим трудом мне удалось объяснить Аннет, почему звонят именно мне. Опыт проживания в заграничном жилище был только у меня. Остальные чувствовали себя беспомощными инопланетянами, когда надо было, скажем, включить водогрей в ванной или заказать по телефону разговор с родными.
--
Серега, - орал в трубку один, - мне мой дал какую-то карточку и велел приехать к нему в офис на автобусе. Куда эту карточку в автобусе совать?
--
Старик, - спрашивал другой, - как ей правильно сказать, что мне надо простирнуть шмотки?
Вечером Аннет поверила в мою непричастность к спецслужбам и сообщила, что утром мы отправляемся к ее родителям в Типпирери.
*It's a long way to Tippirery
Во время второй мировой войны американские солдаты ирландского происхождения очень любили эту песенку о долгой дороге в родной Типпирери. Что такое "Типпирери" я совершенно не знал. Но догадывался, что это сельская местность с зелеными лугами и полями, по которым бродят овцы (так было нарисовано в буклете, который я прихватил в аэропорту Шеннон). В общем-то, картинка достаточно верно отражала сущность края, в который мы приехали на автобусе ближе к вечеру. Городок Клохйордан ("Дорога в Иордан" в переводе с ирландского), где родилась и выросла Аннет, показался мне очень милым. Как и в российских деревнях, жители его непременно здоровались с нами, справлялись о самочувствии и о том, как я нахожу Ирландию. Я ощущал себя слоном, которого водят по улице на веревочке, потому что пока мы добрались до родительского дома, на меня вышли посмотреть чуть ли не все жители городка. Понятное дело - я был первым в истории Клохйордана русским. И жители приятно удивлялись моему виду (в джинсах и футболке "Добро пожаловать в Копенгаген!"), совсем не соответствовавшему их представлениям о казаках и красноармейцах...
В родовом гнезде меня напоили местной настойкой, накормили от пуза и подарили пачку ядреных сигарет без фильтра "Major" (что-то вроде "Примы"). Мама Филис и папа Вилли приняли меня как родного сына. У мамы была своя кондитерская лавочка (вот почему Аннет избрала такую тематику в своей журналистской карьере!), а папа держал овечью ферму. Мы сходили с ним в какой-то загон посмотреть его овец, (они были огромными, красивыми и очень ухоженными), в сарае (это я так называю, по нашим меркам, скорее - в офисе) папа угостил меня еще какой-то домашней настойкой и вкусным сыром.
Вечером мы пошли на службу в местную церковь, которая одновременно являлась клубом для обмена новостями. Все, естественно, смотрели не на проповедника, а на меня... А потом началось: меня сводили на кладбище за церквушкой, показали могилы всех предков - О'Маров, в местный паб - испить, естественно, "Гиннесу", по домам родственников и знакомых. Владелец паба Пат, как оказалось, служил в американской армии (это, наверное, про него песня) и даже два раза общался с русскими солдатами. В его военных воспоминаниях о моих соотечественниках осталась только смикшированная фраза "Черт твою мать!"... Хороший край Типпирери. Добрый такой и сердечный.
... А ранним утром меня встретила с подносом свежих пирожных мама Филис!
*Ждет ли русских голодная зима?
Закончилось удивительное путешествие в страну Типпирери, мы вернулись в Дублин воскресной ночью. И тут я вспомнил про обещанную боссу статью. Пришлось разбудить Лорайн и втроем писать опус под заголовком "Ждет ли русских голодная зима?". Я наговаривал Лорайн текст, она его литературно и грамотно диктовала Аннет, а та, в свою очередь, печатала все это на компьютере, редактируя по ходу дела. Утром я вручил боссу нашу нетленку. Босс внимательно прочитал статью и пришел в неописуемый восторг. Он срочно вызвал к себе всех сотрудников и, указывая на меня рукой, торжественно произнес:
--
Вот что такое социализм! Там умеют работать. Учитесь! Я заплачу за эту статью пятьдесят фунтов и еще двадцать - за оперативность и ответственность!
Такого идеологического поворота я совершенно не предполагал, но последние слова меня тронули. Слышал бы все это мой редактор, который обычно наоборот депремировал меня за несвоевременную сдачу материалов и распекал на летучках, обвиняя в саботаже и чуть ли не срыве выпуска газеты... А главное, знал бы он, сколько надо платить, чтобы всего этого избежать!
В обеденный перерыв все снова хлопали меня по плечу, угощали пивом и поздравляли: "Сергей, это очень хорошие деньги, это много для нашего издательства". Будто я сам не понимал, имея полтяху на две недели (пачка сигарет стоила два фунта, а пинта "Гиннеса" - три).
Аннет позвонила в Бюро обменов Энн и поделилась радостью. Дело в том, что все участники проекта должны были докладывать организаторам о проблемах и успехах. Весть о разбогатевшем буратине моментально дошла до моих земляков. Они с нескрываемой досадой поздравляли меня по телефону и непременно добавляли: "С тебя причитается, старик!". В общем, мы решили по этому поводу устроить вечеринку. Хоть это и не практикуется в Ирландии по понедельникам...
Пьянка удалась на славу - на столе горели свечи, медсестра Има затаскивала поочередно русских гостей по лестнице на второй этаж в туалет (они искали его в кладовке на первом этаже). Все пели песни и пили водку с пивом, а бывалый радиожурналист, приобняв одной рукой Лорайн, другой рукой скатывал на полированном столе шарики из пивных банок.
--
Этому меня научили моряки в Магадане, - гордо говорил он всепонимающей учительнице.
На этом мои семьдесят ирландских фунтов закончились.
*Да, блин, Дублин!
...Фотограф Володя говорить по-английски не умел. Но ему это совершенно не мешало. Он обходился несколькими фразами, вроде "Наливай, андестенд?", "веа здесь туалет" и "окей". Едва попав в редакцию газеты, он позвонил мне:
--
Слушай, меня тут привели в фотолабораторию и сказали, чтобы я чувствовал себя как дома. Ты дома видел столько пленки "Кодак"?!
Володя брал пленку и бродил по Дублину с фотоаппаратом. Его снимки печатали каждый день. Ирландцы раскупали газету, в которой он трудился, на корню, кажется, они даже выстраивались в очереди у киосков. "Такого Дублина мы никогда не видели!" - писали читатели. Володя снимал стариков, бомжей, инвалидов, помойки и пустыри. За две недели он, кстати, заработал почти пятьсот фунтов, а его фотографии потом долго украшали самые престижные выставки Ирландии и Великобритании.
* * *
Радиожурналист Слава очень хотел правильно говорить по-английски. Он повсюду носил с собой блокнот, в который записывал все идиомы. Как-то раз мы сидели в пабе с неким Джоном. Джон не был обменным журналистом, но почему-то всегда присутствовал на общих тусовках. Ему было лет сорок, он ходил в шлепанцах на босу ногу, курил гашиш и носил в кармане белого пиджака маленького плюшевого мишку.
Слава спросил Джона, как лучше всего выразить благодарность его партнерше, когда она угощает его чем-то вкусным.
--
It's better then shit...- продиктовал Джон.
Слава записал эту волшебную фразу и произнес ее за утренним пудингом в кругу принимавшей его семьи. Семья была в шоке (если кто не знает, переводится фраза так: "Это лучше, чем дерьмо").
* * *
В английском языке, как и в русском, есть слова-паразиты. Первоначальный смысл они давно утратили, однако помогают в качестве связок при живом общении... Одно из таких выражений - "You know". Дословно - "Ты знаешь", а на самом деле - нечто вроде нашего "как говорится" или "так сказать".
Слава брал интервью у представительницы какой-то женской общественной организации. Без переводчика, на английском языке. Он заранее выучил свои вопросы, а ответы собеседницы записывал на диктофон. Женщина как раз страдала обильным употреблением фразы-паразита "You know". Слава же после каждого такого "паразита" добросовестно отвечал: "Yes, I know!", отчего дама периодически на несколько секунд замирала в изумлении... Потому что выглядело это примерно так же, как если бы вы в ответ на слова: "Ну и тут мы, как говорится, пошли по бабам..." услышали от собеседника: "Да, так говорится".
* * *
К нам в гости пришел мой тезка - Сергей, телерепортер. Они разговорились с Аннет о своих семьях.
--
Моего отца зовут Вильям, - рассказывала Аннет, - и брата тоже зовут Вильям. Чтобы их не путать, мама зовет папу Вилли, а брата - Лайм.
На что Серега ответил:
--
Хорошо, что моего папу зовут не "Сергей". Иначе мама звала бы его "Сэр", а меня - "Гей"...
* * *
По Майн-стрит шел иссиня-черный негр в обнимку с рыжеволосой ирландкой. Мы с Аннет стояли на автобусной остановке и болтали о том, о сем.
--
Такая симпатичная девушка, - заметил я, - а обнимается с негром...
--
Ты расист?! - ужаснулась Аннет.
--
Нет, с чего ты взяла? - ответил я. - Просто это выглядит как-то противоестественно.
--
Ты настоящий расист! - сокрушенно подытожила Аннет.
--
Никакой я не расист, - обиделся я, - мне просто не нравятся негры.
--
Мне тоже, - вздохнула Аннет.
* * *
Самым интеллигентным и представительным среди нас был Женя, которого ирландцы называли Юджином. Кто-то спросил у Юджина, какие ругательства допустимы в приличном обществе. Женя ответил, что в приличном обществе вообще не допустимы ругательства. На приеме у лорд-мэра к Жене подошла очень видная дама светской внешности и игриво спросила:
--
Юджин, угадайте, что это такое: холм, а на его вершине - лестница...
Женя вежливо улыбнулся, поправил галстук и галантно сказал, что затрудняется ответить.
--
It is fucken miracle (это траханный мираж), - расхохоталась светская львица.
* * *
Нас с Юджином решили сфотографировать для местной газеты. Фотограф сказал, что лучше всего сделать снимок в пабе с пинтой "Гиннеса" в руке. Мы пришли в паб, фотограф купил нам по пиву и усадил за столик. Пока он налаживал свою аппаратуру и свет, мы, естественно, пиво выдули. Фотограф купил нам еще по пинте и попросил пока не пить. Затем он отщелкал нас в разных позах, и мы выдули по второму пиву. Тут подошел хозяин паба и попросил сфотографировать нас вместе у стойки с бокалами "Гиннеса" - чтобы вставить снимок в рамочку и повесить потом на стенку. Он налил нам еще по пинте и встал между нами. Мы выпили и эти пинты. Увидев такое дело и решив, что мы - какие-то знаменитости, к нам стали подходить посетители паба и тоже фотографироваться среди нас. Естественно, все они угощали нас "Гиннесом". А "Гиннес", между прочим, довольно крепкий напиток. И домой мы пришли на бровях. На вопрос Аннет, где это я был, я честно ответил: "Фотографировался". В общем, с тех пор у нас с Женей появилась кодовая фраза. Когда мы собирались пойти выпить, Женя говорил своей супруге: "Пойдем-ка мы с Серегой сфотографируемся".
Международный женский День
Святого Патрика
Накануне 8 марта 1991 года меня вызвал редактор.
-Ты у нас по заграницам разъезжаешь, пока мы тут газету делаем...
-За свой счет во время отпуска, - вставил я.
-Все равно. Я только в Венгрии был пять лет назад. Поэтому назначаешься ответственным за подготовку и проведение Международного женского дня.
- В масштабах планеты? - уточнил я.
- Нет, умник, в масштабах редакции. Собери с мужиков деньги, напиши сценарий, организуй закупку продуктов. Если что, ссылайся на меня.
Я уже привык к тому, что самые идиотские поручения достаются мне, и не роптал.
- А какой сценарий-то надо? - только и спросил я.
- Вот ты по ирландиям ездишь, про пабы ихнии рассказываешь. Вот и сделай нашим женщинам заграничный праздник, чтобы запомнили.
- Тут, - говорю, - на подходе очень популярный на Западе праздник - День святого Патрика. Может быть, в этом духе все забубенить?
- Вот-вот, - обрадовался редактор, - давай Патрика-матрика. Чтобы все как у них. По высшему разряду. У нас ведь молодежная прогрессивная газета. Возьми в профкоме рублей сто под это дело, я распоряжусь.
Восьмого марта 1991 года, за пять месяцев до крушения советской власти, в молодежной газете "На смену!" сотрудники отмечали День святого Патрика.
Консилиум в составе меня, фотографа Володи и Вики Возчикова (он хоть и ездил в составе группы в Ирландию, в дублинских оргиях участия не принимал, ибо жил в Лимерике) постановил:
Превращаем 12 этаж Дома печати в Дублин.
Переименовываем кабинеты.
Кабинет секретариата, как самый просторный, трансформируем в паб.
В праздничный день ошеломленные сотрудники и сотрудницы, а также посетители и авторы обнаружили, что вместо редакции попали в сумасшедший дом. Над дверью секретариата висела табличка "Old Irish Pub", на туалете - "WC", вместо таблички "редактор" готические буквы складывались в слово "BOSS"...Вывеска "На смену!" была скрыта красивым плакатом "Welcome to Dublin!".
*Слонча, товарищи!
Вечером, когда были подписаны все полосы праздничного номера газеты, мы пригласили наших дам в паб. Минут пять они столбом стояли в дверях и дивились на бывший кабинет ответсека.
- Всегда бы так, - только и промолвила заведующая отделом коммунистического воспитания молодежи Тома Ломакина.
Да, мы постарались: приволокли из дому всякую ирландскую атрибутику, два казенных электросамовара после нехитрых оформительских манипуляций превратились в аппараты по розливу пива. Из шкафов, столов и стеллажей соорудили чудный бар со стойкой, за которую мы поставили самую надежную и очаровательную девушку Ирину Горбачеву. В этот вечер она должна была откликаться только на имя Молли...
В самовары залили разливного "Жигулевского" пива, разбавив его водкой. Ну, ерша такого запузырили. "Гиннес"-то тогда не достать было даже за валюту в "Березке"!
Когда дамы успокоились, Вика Возчиков обратился к ним по-английски, а я гнусавым голосом закадрового переводчика пиратских видеофильмов стал переводить. Вообще-то Вика декламировал стихи Бернса, выученные еще в школьные годы, что-то типа: "Ай оупэн зе эа инто зе эа..." Я же сообщил посетителям нашего паба, что сегодня мы торжественно отмечаем День святого Патрика, что при употреблении напитков необходимо говорить не "Будем здоровы!", а "Слонча!", так как это практически то же самое. Но по-ирландски. Кроме того, все должны обмениваться вырезанными из бумаги клеверками, целоваться от души и плясать народные ирландские танцы. А картонные подставки под бокалы и свечи можно взять с собой на память. Но только после вечеринки.
Еще я объяснил, что паб отличается от забегаловки типа "Мутный глаз" только нерусским названием. В пабе, как правило, все говорят друг с другом громко и одновременно, веселятся и пьют пиво в огромных количествах.
Народу очень понравилось это вступление. Особенно его конец. Молли щедро наполняла бокалы, ловко орудуя краниками самоваров, мы с Володей и Викой демонстрировали особенности ирландских танцев, сотрясая ногами 12-й этаж. Коллеги снизу из газеты "Уральский рабочий" потянулись на эти звуки со своей водкой.
Оказалось, что ирландские народные танцы умеют танцевать почти все. Правда, то и дело слышались выкрики "Асса!" и "Опа", но в целом на сиртаки или гопак это не походило.
Ерш очень скоро сделал свое дело, все полюбили далекую незнакомую Ирландию, беспрерывно орали "Слонча!" и били казенные стаканы. Редактор целовался со всеми женщинами, включая пожилую корректоршу и уборщицу.
- Серега,- то и дело спрашивали меня, - а вот там в твоем Дублине есть двухэтажные автобусы?
- Есть, сколько хочешь.
- И как они там в час пик выбираются со второго этажа?
Я объяснял, что "часа пик" за две недели так и не увидел, но все равно ехать на втором ярусе страшно. Когда забываешь об этом и вдруг обнаруживаешь, что нет кабины водителя и самого водителя... Плюс - левостороннее движение: все время кажется, что ты сел спиной и едешь назад.
- А ты там проституток снимал?
- Нет, их Володя снимал - на "кодак". У него спросите. А вообще там очень католическая публика, аборты и разводы запрещены.
Такая получилась вечеринка. Посланцы "русского Дублина" вдохнули в размеренную атмосферу уральской прессы свежий перегар "Гиннеса", привнесли здоровый пофигизм и чувство сопричастности к быту и нравам загадочного острова.