Я стояла на зубах ступенек эскалатора и медленно поднималась к выходу из метро. Навстречу мне так же медленно ползла колонна людей. Всех этих незнакомцев объединяло две общие черты: постная печаль на их лицах была скрыта медицинскими масками, а в усталых руках безвольно болтались мокрые зонты. Именно последние привлекли мое пристальное негодующее внимание: судя по каплям, срывающимся со складок ткани, на улице шел дождь. А у меня у самой зонта как раз не было.
Наконец, эскалатор стал втягивать внутрь зубы своих ступенек и, проскочив тамбур с санитайзерами, я вышла на улицу. Высокое серое небо брызгало на гладкий темный бархат асфальта залпами редких крупных слез. Те из прохожих, кто сохранял сухость своих голов и одежды под сенью зонтов, то и дело выставляли ладони за пределы их диаметра, те же из них, кто, как и я, были лишены привелегии оставаться сухими в непогожий день, то и дело с непониманием поднимали лица вверх - чтобы понять, собираются тучи всерьез разразиться стихией или так и будут плеваться редкими каплями. Капли эти были большие, тяжелые и, если бы температура воздуха вдруг резко упала до отрицательной, они превратились бы не в маленькие, легкие и безобидные снежинки, а сразу в большие, тяжелые и опасные для целостности голов комки снега. Но на дворе стоял август месяц и, хоть он и отличался не по-летнему холодной погодой, до заморозков еще было пару сотен тонн зеленой листвы.
Между тем, я уже подошла к битком набитой остановке и буравила линию проспекта взглядом в ожидании троллейбуса. Этим же были заняты и все остальные будущие пассажиры, исполняя ногами неловкий медленный танец ожидания, поминутно переминаясь с одной на другую. Я перевела взгляд на небо, и, думается мне, он был таким же вопрошающим, как у сотен людей до меня. Втянув носом воздух, я ощутила его дождевую свежесть. Мне захотелось окунуться в нее с головой, нырнуть в прохладу, как в огромный бассейн, чтобы она крепко обняла каждый сантиметр моего тела. Поскольку бассейном на проспекте могла выступать только большая лужа возле ливневки, то я решила пройтись немного пешком, чтобы ощутить всю полноту кристального звона воздуха, лишенного прибитой дождем пыли.
Я отвернулась от маленькой остановки, под навес которой пыталась затолкаться несоразмерно большая толпа, расправила плечи и двинулась по направлению к дому. При каждом шаге немного саднило мозоли на пальцах, которые я натерла накануне, и это позволяло мне чувствовать себя русалкой, выбравшей боль ходьбы в обмен на возможность быть рядом с любимым человеком. Я же обменяла сухость одежды и приглядность прически на возможность почувствовать кожей каждую из сотен капель, врезающихся в нее сверху, тяжесть промокшей футболки, давящей своей бескомпромиссной свежестью на плечи, прилипание к ногам свободных джинс, весело подмигивающих каплям своими блестящими пайетками.
Когда я добралась до дома, я была насквозь мокрая, насквозь счастливая и насквозь чистая, умытая небесной водой, напрыгавшаяся по ручейкам после бордюров тротуаров, с расплывшимся от влаги макияжем, который теперь выглядел как грим на рок-концерт. Однако черные круги под глазами выражали не несогласие с окружающим миром, а, наоборот, его полное принятие. Чистое и легкое, как воздух после дождя.