Аннотация: "Тяжел и опасен путь служителя богов, когда избирают они его орудием своих замыслов..." Цитату сам придумал :-) Стало обидно за некоторых персонажей фентези. Решил исправить несправедливость в меру сил и способностей.
В храме Прайоса завершилась праздничная служба ко Дню зимнего Солнцеворота. Прихожане в массе своей потянулись к выходу, опуская в урны для пожертвований монеты, различающиеся достоинством, но отнюдь не металлом. Поклоняющиеся Прайосу в подобный день не могли позволить себе опуститься до серебра, поскольку были людьми, как минимум, зажиточными. Посетив службу и совершив подаяние, теперь они спешили домой, чтобы начать праздничную трапезу в кругу семьи. Потом им предстояло принимать гостей или самим наносить визиты. Праздник всё же.
Но часть жителей города Сегорет и гостей из окрестных деревень не спешили покидать храм. Они направились в полутьму правого крыла здания, где по обычаю было устроено место для покаяния. Здесь уже было установлено несколько специальных занавесов из плотной тяжёлой ткани, которые отгораживали исповедующегося и исповедника от посторонних глаз и ушей. А парочка послушников, следивших за порядком, служили дополнительной гарантией соблюдения тайны.
Высокий и стройный жрец, вызывающий своей внешностью немало восхищённых взглядов и глубоких вздохов у слабой половины своей паствы, уже успел сменить сверкающую белизной паучьего шёлка и золотым шитьём ризу на бесформенную серую хламиду с глубоким капюшоном, и тоже направился в правое крыло храма. В этом одеянии он походил на призрака, скользящего по каменному полу. Так и должно было быть, ибо сияние славы и могущества Прайоса не должно смущать прихожанина, желающего покаяться своему божеству в грешных деяниях и помыслах. Грешнику удобней делиться своими тайнами с тенью, а не с величием.
Как только жрец проскользнул за одну из драпировок, послушники пропустили первого из выстроившейся перед ними молчаливой очереди.
***
Густой сумрак, почти тьма, отгороженного драпировками пятачка храма, совершенно не мешали служителю Прайоса. Он видел почти так же хорошо, как и в залитом светом многочисленных лампад главном зале храма. Толика нечеловеческой крови, текущая в его жилах, служила источником не только вызывающей восхищение внешности, но и некоторых других особенностей. Способность видеть во тьме была одной из них. Так что ему не нужно было пользоваться положенной для таких случаев маленькой лампадкой, а густой сумрак только добавлял откровенности исповедующимся.
Один за другим проходили перед жрецом мужчины и женщины. Он с полным безразличием выслушивал их монологи, изредка подталкивая колеблющихся привычными фразами. Взяточничество, жульничество, подлог, обман, измены - всё это было знакомым набором грехов в среде торговцев и землевладельцев. Даже признания в тайном вожделении к его особе, со стороны нескольких женщин, не смогли нарушить спокойствия в душе служителя Прайоса, хотя некоторые из грешниц и выглядели в глазах мужчин весьма соблазнительно. Но закутанного в серую ткань жреца интересовали вовсе не грешники, и даже не их грехи, а только искренность признания и раскаяния. Впрочем, он ничуть не сомневался, что через некоторое время эти же личности снова окажутся перед ним на коленях, и поведают ему о всё том же наборе грехов. Богатому избежать их практически невозможно. Да и своих прихожан священнослужитель уже успел изучить.
Очередной кающийся оказался жрецу незнаком. Он лишь мельком успел заметить этого ещё достаточно молодого человека сегодня во время службы. Новое лицо всё же, да и строгий покрой одежды отличался от окружающих нарядов. Хотя ткани были выбраны не из дешёвых, да и украшений хватало. А сейчас слуга Прайоса подметил ещё одну деталь - потёртую рукоять рапиры, что свидетельствовало о достаточно частом её применении.
- Ищет ли твоя душа избавления от беремени?
- Я хочу исповедоваться. Так полагается.
Голос был тихим, как и полагается в подобных случаях, но вот привычного смирения и раскаяния в нем жрец не услышал. Да и ответ не отвечал канонам. Что ж, случалось и такое, особенно среди молодых прихожан. Хотя и не похож этот мужчина на юного лоботряса.
- Тебя слушают. Какой камень лежит на твоей душе?
- Я согрешил, жрец. Давно, очень давно я поставил себе цель, и случилось так, что достичь её, не нарушая заповедей, у меня не получается. Приходиться принимать решения и убирать препятствия на своём пути.
- Каждому даны испытания, что бы испытать силу нашей веры. Поведай, в чём именно заключается грех твой. Облегчи душу от этого бремени.
- Я хочу обрести титул, но сделать это возможно лишь став владельцем достаточно крупного имения...
***
Уверенным шагом покинул мужчина храм Прайоса, опустив перед выходом несколько золотых монет в урну для пожертвований. Оказавшись на улице, он надел широкополую шляпу и направился через площадь к поджидающим его слугам.
- Какие будут приказания, господин?
- Отправляемся в имение, Грав. Надеюсь, что вы решили все свои дела за время моего отсутствия.
- А как же иначе, господин. Служба в этом храме достаточно длинная.
- Это радует. У меня нет желания задерживаться в этом городишке дольше, чем это требуется. Лошади готовы к пути?
- Вычищены и осёдланы.
- Отлично.
- Простите, господин. Позвольте удовлетворить своё любопытство.
- Что у тебя?
- Это вон тот красавчик правит в здешнем храме?
Мужчина оглянулся. Действительно, на ступенях храма он увидел высокую фигуру жреца в серой хламиде. Сейчас служитель Прайоса откинул капюшон и оглядывал площадь. И при это даже вроде как и принюхивался к чему-то.
'Вышел подышать свежим воздухом, что ли? Так в храме вроде и не душно,' - мелькнула удивлённая мысль, но вслух мужчина сказал другое.
- Да, это он. Наверное, одна из его прабабок в своё время согрешила с эльфом.
- Что верно, то верно. Ему бы грудь приделать да косу прицепить, так от поклонников отбоя не было бы. Не каждая девка так пригожа. Разве я не прав, господин?
- Зачем ему поклонники, если в поклонницах недостатка нет, - ответил мужчина слуге, одновременно слегка поклонившись жрецу, который как раз обратил свой взор на него, - Пошли, нечего тут языками чесать.
Священнослужитель ответил легким кивком, словно подтвердил что-то, и начал спускаться по ступеням храма, явно заторопившись куда-то.
Мужчина посмотрел на солнце.
- Следует поторопиться, Грав. Путь нам предстоит не близкий.
- Как прикажете, господин. Пойдёмте на постоялый двор.
***
Скрипнула дверь, впуская коренастую фигуру в толстом тулупе и волну морозного воздуха. Шериф Торгрим бухая сапожищами тяжело протопал через зал к барной стойке и уселся на один из стульев.
- Где же это Вы так замерзли, шериф? - спросил бармен, пододвигая внушительных размеров дымящуюся кружку.
- У-у-ух! Хорошо! - удовлетворенно прогудел гном, одним глотком осушив посудину примерно на треть, - Где замерз, спрашиваешь? Дык в лесу, вестимо, где же ещё? Копался в сугробах, словно я не шериф, а вепрь какой! Угораздило же меня наняться служить шерифом в этом захолустье! Сюда же остроухих нанимать надо, в леса то такие.
- Неужели опять, шериф?
- Ужели-ужели, - шериф снова отхлебнул глинтвейна, - Прибежали дровосеки с утра. Говорят: 'Нашли тела убиенных. Посмотрите, шериф'. Принесла их нелёгкая. Пришлось в лес переться. Пони мой в снегу едва не утонул. Добрались кое-как. Я как посмотрел - нашей зверюги работа. Кровищи! Порвала четверых бойцов, неслабо, кстати, вооружённых. А вот лошадей - ни-ни. Двоих уже потом волки сожрали, а ещё двое в ближайшую деревню прибились. Пришлось расследовать. Вот ведь зверь неугомонный - не дал отпраздновать Солнцеворот, как подобает.
Возле шерифа и бармена уже начали собираться посетители питейного заведения.
- Оказались наши убиенные ещё теми гусями, - шериф допил глинтвейн и толкнул посудину в сторону бармена, - Плесни-ка мне эля. Так, о чём это я. Ага. Опознали покойников крестьяне. Новый владелец 'Загорного' со слугами, ну и отправились мы в это имение. Разобраться что да и как.
- И что там, шериф, - пискнул подвыпивший Бодо, который почти что и жил в трактире.
Кряжистый гном недовольно посмотрел на пьянчужку, и пристроившийся радом кузнец, тоже подгорного племени, немедленно отвесил Бодо увесистую оплеуху. Дескать, нечего перебивать слугу закона. Шериф поглядел на это восстановление порядка, довольно крякнул и продолжил свое повествование.
- Ведомо что. Зверь то наш знает, кого рвать надобно. Прежних владельцев, кои уехавшими в столицу числились, отыскали под навозом в дальнем углу имения. А управляющий, когда я ему свой топор под нос сунул, немедля сознался, что новый хозяин со товарищи заставили прежнего подписать купчую. Клинки к шеям жены и дочери приставили, тот и подписал. А что с ним далее было - можно только догадываться. Тела были изувечены до неузнаваемости. Вот кто зверями лютыми, а не людьми, оказался.
Все вокруг загудели. Шериф отхлебнул эля. Тёплый глинтвейн с морозу всё же сделал своё дело, и сурового гнома потянуло на раздумья. Вслух.
- Такие вот дела. Свели мы управляющего в холодную и барону доложились. А что и дальше делать-то не ведаю. Барон велит зверя изловить да изничтожить. А я вот сомневаюсь - не льет он крови невинной. Что делать?..
***
Жрец в серой хламиде преклонил колени перед алтарём. Губы шевелились в беззвучной молитве. Он не чувствовал холода стылого воздуха и каменных плит пола.
'...Свершилась воля твоя, Прайос Справедливый. Слуга твой выполнил повеление и не позволил Чаше Весов склониться в сторону Несправедливости. Готов я понести епитимья, которая будет мне положена за гордыню мою...'
Когда жрец окончил молитву и начал подниматься с пола, вспышка боли пронзила его левый бок. Рука непроизвольно потёрла забинтованную рану.
'Всё же опытным воином и быстрым на руку оказался этот нераскаявшийся. Да и слуги его тоже были не робкого десятка. Непроста стезя служителя твоего, Прайос. Не поверил бы я, если бы кто раньше сказал, что уготовано мне. И до сих пор я не понимаю, благословение это для меня или испытание, быть карающей дланью твоею. Дай же мне сил оказаться достойным, если это благословение, и терпения, если это испытание...'