Аннотация: Это часть произведения. Если кого-то заинтересует продолжение и концовка, прошу оставить комментарий и тогда я размещу всё до конца. Там не всё так просто - поверьте :)
Когда чего-то не ждёшь, оно обязательно придёт, несмотря ни на что. Приходит это внезапно, накатываясь, словно девятый вал и оглушает, бьёт по голове так, что просто не можешь долгое время понять происходит ли это на самом деле или происходящее всего лишь ещё один банальный сон, который должен закончиться с минуты на минуту. Но пока он продолжается, всё происходящее кажется чистой воды реальностью. В это время действуют все защитные реакции, вырабатываются гормоны, определяя эмоции и психическое состояние человека. Человек в таких ситуациях всегда находится, как во сне, и ведёт он себя так в первые моменты. Человек не понимает и не знает, что ему предпринять, к тому же если он находится в небольшом замкнутом пространстве, придавленный чем-то тяжёлым, что не даёт даже пошевелиться и вдохнуть полной грудью.
Незавидное положение. Даже если это сон. Но кто может точно сказать в первые мгновения происходящей беды точно - сон это или это самая, что ни на есть реальность, реальность, в которой жизнь всегда под угрозой и нет такого места, где можно было бы переждать или избежать опасности. Тем более если находишься в замкнутом помещении, приваленный чем-то тяжёлым чувствуешь, как начинает подбираться паника вместе с клаустрофобией. В этот момент можно почувствовать, как рассудок уходит из тела, потому что становиться очень страшно, невыносимо страшно. И к этому страху примешивается ужас бессилия. Лежать здесь, в небольшом закрытом помещении, где вокруг разбросаны осколки стекла, вверху свисают ошмётки пластика, служившего помещению потолком, а сквозь него проглядывают корявые ржавые зубы наружной оболочки небольшой четырёхугольной коробки.
Никому не пожелаешь очутиться в таком положении, быть может только врагу, хотя... нужно подумать. Но себе так уж точно. Даже во сне можно получить сильный шок - нельзя пошевелиться, нет возможности вдохнуть полной грудью, нет возможности позвать на помощь - это же погребение заживо! Кто придёт на помощь? А если придёт, то, как скоро? В будний день, конечно спасательных бригад наедет множество. Будут бегать по месту происшествия разбирать оборудование и затем делать всё организованно. Да, будний день это еще, куда ни шло. А как же насчёт субботы или воскресения, или праздника какого-нибудь. Новый Год, например. Чем не хороший праздник. Весёлый такой и всемирный. Отмечают его все кому не лень. Всем хорошо, кроме того, кто лежит в небольшой закрытой четырёхугольной коробке, прижатый лавкой из вагона электропоезда метро, на которую сверху навалилась раздвижная дверь с частью, не выдержавшего потолка.
Все празднуют.
На дежурстве осталось всего пару бригад. Остальные празднуют. А вы знаете, как наш народ отмечает праздники. Не все, конечно, но большинство. Никого не дозовёшься до завтрашнего утра. А тот, кто придавлен раздвижной дверью и потолком вагона, может быть умирает, хотя кто его знает, может быть, он уже умер, и никому не придётся переться посреди ночи и разгребать завал в тоннеле метро.
Смерть неубедительный повод для того, чтобы не расчищать завалы. Погибшего человека всё равно нужно извлечь из-под обломков и доставить в морг для опознания и вскоре для погребения. Если же труп не опознают и никто из родственников не объявится, можно не беспокоиться - стервятники из медуниверситета быстро слетятся и уладят всё в считанные минуты.
Это случится в худшем случае. Если человек не выживет. Но он только придавлен грудой бесформенных обломков. Может быть, у него сломан позвоночник и нет чувствительности в ногах, может быть, его ноги лежат на слишком дальнем расстоянии от него самого, а может быть, их просто сильно сдавило, и они постепенно начали разлагаться. Никто пока не знает, даже он сам. Но человек жив. Он ничего не чувствует, потому что находится в шоке, и думает, что видит кошмар, который должен закончиться с минуты на минуту. Ему хочется, чтобы этот сон закончился с секунды на секунду. Ему очень страшно и он чувствует приближение боли. Боль будет нестерпимой и адской. Он знает это. Он знает ещё и то, что его ноги завалены какой-то тяжёлой искорёженной дрянью, и что с ними далеко не всё в порядке.
2.
Док закашлялся. Кашель был плохой, как при туберкулёзе. Грудь болела изнутри, и Док подумал, что помимо рёбер он повредил ещё и лёгкие. Кашель раздирал грудь, словно когтистая лапа. Каждый вдох давался с трудом, а каждый спазм мышц вызывал отдалённую боль, которая, догадывался Док, скоро даст о себе знать в полной мере.
Док был в полусознательном состоянии и старался не двигаться, чтобы не усугубить своё положение до предела. Он надеялся, что всё происходящее это сон, хотя прекрасно понимал, что обманывает себя сознательно.
Док успокаивал себя: паника ему была вовсе не нужна.
Он не очень понимал в какой части вагона находится, поэтому ему пришлось оглядеться по сторонам и убедиться, что это мало чем помогло. Везде были куски бетона и кирпича, завалившиеся через разбитые окна, поверх всего этого громоздились выломанные поручни и изуродованное железо и пыль. Много пыли. Целые сантиметры пыли покрывали весь этот хаос. Док расслабился и остановил взгляд в одной точке там, где каких-то несколько десятков минут назад ещё был потолок вагона. Он всегда так делал в не очень хороших ситуациях, когда нервы на пределе, но самообладание терять нельзя. В такие моменты он полностью отключался от реальности и не думал ни о чём, а только повторял одну единственную фразу: "Я спокоен, я совершенно спокоен".
Док понимал, что вечно так продолжаться не может, он понимал, что долго он не протянет, лёжа под этим завалом. Он постоянно повторял свою мантру и постепенно успокаивался. О не любил чувство паники, которое могло навредить и помешать ему выжить в этой почти безвыходной ситуации.
Док считал эту ситуацию совершенно безвыходной. Он был здесь совершенно один и не ждал извне никакой помощи. Когда некоторое время назад он протискивался в закрывающиеся двери вагона, тот был совершенно пуст: не было даже подростков, которые любили кататься по ночам. Док вспомнил, как закрывающие двери не хотели поддаваться, как он с силой открывал их.
Док сел на первое попавшееся сидение и закрыл глаза. Он очень хотел домой. От быстрого бега он тяжело дышал. Хотя в тот момент Док практически не мог думать, но всё же промелькнула приятная мысль: " Как хорошо, что я успел. Окажусь дома на полчаса раньше. Здорово, всё-таки, что я пробежал эту стометровку".
Он откинул голову назад и больно ударился о стекло. Вскрикнув от резкой боли, которая тут же вывела его из приятной дремоты, Док открыл глаза и боковым зрением заметил ещё одного человека в соседнем вагоне - тот собирался выходить на Площади Независимости. Док посмотрел на человека и попытался предположить кто он и чем занимается. Док всегда проделывал такую процедуру, когда видел человека, чем-то выделяющегося из толпы, или просто со скуки, как сейчас. Его глаза стали опять закрываться и Док не хотел проспать свою остановку, поэтому своё внимание полностью сосредоточил на невысоком мужичке, который, видимо, был немного пьян.
" Скоро и я смогу слегка расслабиться. Только бы побыстрее добраться до дома. А дома - меня ждут. Здорово". С этими мыслями Док ещё больше расслабился. Постепенно его внимание стало рассеиваться, и веки уже не хотели быть открытыми. Как они тяжелы. Док подумал, что неплохо бы ведро холодной воды себе на голову или льда за шиворот. Всё, что угодно лишь бы не заснуть в метро, лишь бы не заснуть...лишь бы....
Док уснул, сразу провалившись глубоко-глубоко. Провалился туда, где нет снов, и где ничего из внешнего мира не волнует. Такие сны обычно очень быстро проходят: заснул - проснулся. Может быть, этот глубокий сон и спас его от неминуемой гибели.
Электропоезд, в котором спал Док не доехал даже до Площади Победы.
"Как же повезло ему, - подумал До к, лёжа под грудой наваленного хлама. - Как же повезло ему в этот вечер и как не повезло мне. Зачем же я успел именно на этот поезд. Я же открывал руками эти чёртовы двери, я продирался в кошмар всеми силами".
На глазах у него появились слёзы. Одна скатилась по грязной щеке и оставила размытый след. Постепенно Док терял самообладание. Он оставил свою мантру, и самые скверные мысли стали поглощать его со всех сторон, будто стая грифов, слетающаяся на падаль.
"Я буду здесь лежать, пока не умру, - пролетела тревожная мысль. И одновременно с ней пришла другая: - Почему в таких ситуациях приходят только плохие мысли, почему не придёт мысль о том, что всё будет хорошо и что я смогу выбраться из неприятности, в которую так нелепо попал. Почему?"
Ещё несколько минут назад он не мог думать, находился, как во сне, как в тумане, но теперь мысли лезли, словно тараканы из всех щелей и словно тараканы они были мерзкие и противные. Такие мысли невыносимо было держать в голове, и поэтому Док решил, что нужно что-то предпринимать, хотя совершенно не представлял как.
Ему можно было поддаться порыву и впасть в панику, которая пыталась настичь его всё новыми и новыми приступами, но в этом случае ни о какой дальнейшей жизни не могло быть и речи - только смерть и ничего более. Бездействие ещё никому не продлевало жизнь, быть может, лишь провалившемуся в трясину, да и то ненамного.
Док хотел жить и он боялся мыслей, которые стали приходить к нему последние несколько минут. Он уже полностью осознал, что находится в развалинах метрополитена в искарёженном вагоне под грудой развороченного металла, пластика, кусков бетона и кирпича, и он осознал, что с его ногами далеко вен всё в порядке. Док не чувствовал своих ног и это ему не нравилось. Как же это ему не нравилось.
Но нужно приниматься за дело. Времени осталось совсем мало. Он начинал чувствовать боль, а это было ещё хуже.
Док не любил боль. Впрочем, как и все остальные, но он относился к ней с особой нелюбовью. Он часто чувствовал боль, хотя ему было не больше двадцати семи. Док частенько наведывался к своему стоматологу, потому что зубы его никуда не годились и их приходилось латать, некоторые удалять и ставить новые. Для таких случаев у врачей припасены пара-тройка сильных обезболивающих, которые заставят вас забыть обо всех неприятностях. Всё бы хорошо, но Док в детстве подцепил какой-то вирус. Болезнь прогрессировала и долго не проходила. Врачи не могли решить в чём же дело и брали бесконечные анализы, назначали препараты, которые не давали никакого эффекта. Родители Дока были в шоке и падали от усталости. Мальчик в то время изучил все процедуры, которые ему назначали, знал все лекарства, которые перепробовал, в общем окунулся в медицину с головой и тогда-то он получил прозвище Док, а вскоре, после спонтанного выздоровления, получил ещё и аллергию на большинство анестетиков, если не сказать больше - на все.
С тех пор Док ненавидел боль, терпеть её не мог и боялся. Поэтому сейчас он решил приступить к немедленному своему спасению.
Док снова оглянулся по сторонам. Теперь-то он нашёл, что ему нужно. Главное знать, что тебе нужно, и ты всегда это найдёшь. Во что бы то ни стало. Он нашёл справа от себя обломок металлической трубы, служившей поручнем в прежние времена. Док попытался дотянуться до него, но не хватало нескольких сантиметров. Он вытянул руку, как можно сильнее, и дотронулся до скользкой поверхности трубы.
--
Давай, прошу тебя, ещё чуть-чуть! - казалось, всё получится, но
труба провернулась и ушла на недосягаемое расстояние.
--
Кто здесь?! Я тут не один?! Слава тебе, Господи! Слава тебе,
Господи. Я здесь не один! - мужской голос доносился из соседнего вагона.
Док опешил. У него появилась реальная надежда выбраться отсюда.
3.
--
Как вы сюда попали? - произнёс Док. Он не знал, то ли ему
радоваться, то ли ему плакать, и поэтому вопрос вышел какой-то уж чёрствый. Можно было подумать, что Доку не нравится присутствие другого человека.
--
То есть как это я сюда попал?! - голос человека был возбуждён
и его обладатель явно не скрывал радости. - Я ехал домой.
--
Вы в порядке?
--
Да не очень. Меня тут придавило. Ног совершенно не
чувствую. И мне страшно. Как мы выберемся отсюда?
--
Рано или поздно нас вызволят, - а про себя подумал, что
прекрасный шанс со свистом вылетел в трубу.
--
Лучше рано, чем поздно. Не говорите, что нас спасут поздно.
Меня от этого прямо трясёт.
--
Вы двигаться можете?
--
Руками я двигаю, да, и шеей верчу. Ног своих не чувствую.
--
Сильно вас придавило?
--
Порядочно. Навалилось всякого хлама. Мне страшно.
--
Мне тоже. Но делать что-то надо. Мы должны попытаться
выбраться. Вдвоём у нас шансов больше.
--
Я понимаю. Одна голова хорошо, а две - лучше. Но мы даже не
видим друг друга. Как вы себе это представляете? Я так понимаю, вы тоже не можете передвигаться?
--
Правильно понимаете.
--
Так как вы собираетесь выбраться?
--
Хочу приподнять то, что меня привалило с помощью железной
трубы. Сделайте то же самое.
--
Но где я найду железную трубу? - голос становился
истерическим и капризным, что придавало Доку уверенности.
--
Покрутите шеей и посмотрите вокруг себя. Я же нашёл, - в его
голосе не было раздражения, только наставнический тон.
--
Хорошо.
На мгновение воцарилась тишина, а затем раздался неприятный
скрежет металла о металл. Док попытался просунуть трубу между своей ногой и лавкой, но сделать это оказалось не так просто - труба была слишком крупной и не проходила в щель.
--
Вот дерьмо!
--
Что с вами? - тут же раздался голос из соседнего вагона.
--
Ничего. Всё в порядке.
Док взял кирпич и принялся ровнять один конец трубы. Делать это ему приходилось, лёжа на боку, и, что было вдвойне неприятно, создавалось давление на ноги, которые уже ныли. Он на носил удары по трубе, но она не очень-то поддавалась - такую трубу и молотком не всегда удаётся расплющить, не говоря уже о кирпиче, который с каждым ударом крошился и, в конце концов, раскололся на несколько красных кусочков.
Док оценил проделанную работу и остался недоволен, хотя лёг на спину и примерил трубу к щели между ногой, полом и лавкой. Док крутил трубу и пытался её вогнать в щель подальше, но она упиралась.
"Зараза!" - прокричал про себя Док. Он больше не хотел ругаться вслух, потому что человек из соседнего вагона был слишком взволнован, и ему не хотелось больше колотить кирпичом по этой трубе. Док прекрасно понимал, что с его ногами и лёгкими далеко не всё в порядке. Ему не хотелось проделывать эту операцию ещё раз, но без неё никак нельзя было обойтись, и потому Доку пришлось начать всё заново.
Когда конец трубы приобрёл нужную форму(при этом Док использовал уже третий кирпич), Док просунул его в щель. Труба со скрежетом прошла на нужную глубину. На этот раз Док был доволен собой - рычаг выглядел убедительно и должен был сослужить хорошую службу.
Док проверил его на прочность, слегка приподняв. Рычаг сдвинулся с места и намертво упёрся в пол.
"Прекрасно! Это уже радует! - подумал Док. - Теперь осталась самая малость. Вот теперь мы и посмотрим на что ты годишься".
--
Эй, парень! Я нашёл какую-то трубу! - перебил мысль Дока
человек в соседнем вагоне. - Это бывший поручень. Боже, как же его искарёжило. Я использую его, как рычаг!
Док ничего не ответил на его слова, и человек сразу забеспокоился:
--
Эй, парень. Ты ещё жив?
--
Док.
--
Чего?
--
Я - Док. Все меня так зовут.
--
А-а. Я - Игорь. Так ты жив там?
--
Да-да. Тебя Игорь зовут?
--
Мг,- промычал человек в соседнем вагоне.
--
Тёзка значит. Доком меня прозвали ещё с детства. А так я тоже Игорь. Повезло нам с тобой, как считаешь?
--
Это ты называешь везением? Нет это не по мне, - Игорь
нервничал, голос его дрожал и время от времени срывался.
--
А что же по тебе, тёзка? - Док пытался его отвлечь, да, и себя,
впрочем, тоже. Он не хотел терять над собой контроль, а это могло произойти в любую секунду. Док был на границе своих психологических возможностей, и небольшого толчка хватило бы для полного поражения, которое он так пытался отдалить.
--
По мне, Док, так это сидеть в уютной квартирке со своей
жёнушкой и чем-нибудь заниматься. По мне это просто ходить на чёртову работу, делать мою чёртову работу и возвращаться домой после неё. Вот это по мне. Я не любитель всякого рода неприятных, точнее кошмарных ситуаций. Не люблю я этого. Можешь мне поверить?
--
Могу, тёзка, могу, - Док слушал то, что говорил невидимый для
него человек, и ему показалось, что этот незнакомый ему человек рассказывает его, Дока, историю.
У Дока появилось какое-то неприятное чувство dИjЮ vu. Ему показалось, что он знал человека, лежащего по ту сторону завала, но не мог вспомнить откуда.
--
А чем ты занимаешься? - осторожно спросил Док. У него было
неприятное предчувствие.
Вопрос остался без ответа, и Док переспросил. Ничего в ответ, ни шороха. Док не на шутку забеспокоился. Страх мгновенно залил живот и подступил к горлу.
--
Игорь? Что с тобой? - в ответ до него донёсся только стон,
который сопровождался каким-то шумом. - Держись, парень. Не умирай. Я сейчас.
--
Я не собираюсь умирать сейчас. Мне нужно было дотянуться до
кирпича, чтобы расклепать конец этой трубки - она не пролазит в щель. Ноги начинают болеть. Мне это не нравится, но, слава Богу, я знаю, что позвоночник мой в порядке.
--
Ты меня до смерти напугал, - Док не кривил душой - всё было
так, как он сказал. - Как думаешь, сможешь поднять весь тот мусор, который тебя придавил?
--
Постараюсь, хотя не думаю, что это будет легко.
--
Я тоже.
Теперь Док сосредоточился только на трубке, которая превратилась в этот момент в спасительный рычаг. Док закашлялся - на губах появилась кровь. Внутри, там где лёгкие были повреждены, начало нарастать жжение и боль. Док решил, что это его последний шанс сбросить с себя эту груду металлолома и поэтому напрягся всем телом и рванул рычаг вверх.
Трубка заскрипела и начала гнуться, но удержала вес. Док закричал от напряжения и до предела навалился на рычаг. Было невыносимо тяжело, но он почувствовал в ногах облегчение. Он поднимал искарёженные лавку, раздвижную дверь, часть потолка из последних сил. Док почувствовал, как тёплая струйка потекла по его животу. Он не знал, что это было: пот или кровь, хотя он больше склонялся к последнему варианту.
Силы были на исходе. Рычаг согнулся до такой степени, что, казалось, сейчас потеряет опору и выстрелит в бок сражающемуся за свою жизнь человеку, а за рычагом с высоты упадёт изуродованный металл, и тогда придёт конец. Конец всему. Но рычаг не потерял опору. Он просто сломался. Трубка сломалась с таким треском и скрежетом, что Док закричал больше от неожиданности, чем от боли. Теперь он придавил себя навсегда, так ему казалось в тот момент. Док не хотел и думать о своих ногах. Он примерно представлял, что с ними могло произойти за этот отрезок времени при попытке выбраться из-под развалин.
--
Что опять у тебя случилось? - раздался голос из соседнего
вагона.
--
Я обречён - вот, что случилось. Я обречён и от боли сейчас
потеряю сознание. Я, видимо, потерял свои ноги. Труба сломалась и всё добро....
Док замолчал, не закончив мысль. Он потерял сознание.
--
Почему замолчал? Док, говори со мной. Сейчас попробую
выбраться с помощью трубы. Может мне удастся это сделать. Док, слышишь меня?
Док не слышал его. Он всё ещё был без сознания и не подавал никаких
признаков жизни. Болевой шок делал своё дело и приближал человека к бездонной пропасти. Док стоял на самом её крае и невидящим взглядом смотрел вниз. Он не видел ничего кроме темноты и серого тумана застилающего бездну. Он опять почувствовал себя, как во сне, и самое главное ему казалось, что сейчас он видит просто кошмарный сон.
Над пропастью летали страшные твари. Они кричали, пронзительно кричали, кричали так, что барабанные перепонки выгибались в купол и грозили полопаться, если звук станет ещё громче.
Док стоял на земле, которая под ногами рассыпалась в пыль и уносилась ветром. Док наступал на камни - они тоже превращались в пыль. Земля была здесь бесплодная и какая-то старая, точнее сказать, древняя. Док не видел больше земли в этом мире, кроме той, на которой он стоял - всё остальное составляла пустота и туман и ещё летающие твари. У этих тварей были огромные кожистые крылья и лапы с длинными уродливыми когтями. Они парили над бездной и кричали.
Док не мог думать, хотя во сне он всегда думал. Он стоял, опустив голову на грудь, которая была в полном порядке, и руки его безвольно свисали, как две плети. Док что-то ждал. Он не просто стоял и смотрел в бесконечность. Он что-то ждал или кого-то.
Твари дрались, не замечая человека, стоящего на клочке выветривающейся земли. Они дрались жестоко и беспощадно, вырывая клочья отвратительной плоти друг от друга. Это было их развлечение, почти единственное развлечение здесь.
Неожиданно Док сделал шаг вперёд и оказался лицом к лицу с пустым пространством. Твари прекратили свою жуткую игру и обратили своё внимание на Дока. Одна из них закричала, а другая подхватила этот крик. Они переглянулись и в мгновение ока оказались перед человеком.
--
У меня получилось, - произнесла тварь человеческим голосом. -
Док, у меня получилось! - на этот раз тварь закричала и Док, повинуясь непонятному чувству, отступил от пропасти и упал на землю.
4.
--
Не кричи! Замолчи, ради Бога! - Док вырвался из
бессознательного состояния и, не понимая, где находится, оглянулся вокруг.
Он опять находился в замкнутом помещении приваленный грудой какого-то ломья. Вокруг было тихо и спокойно и только человек в другом вагоне постоянно повторял одну и ту же фразу: "У меня получилось! Док, у меня получилось!"
Доку казалось, что Игорь будет бесконечно повторять эти слова, но он ошибался. Голос постепенно тускнел, превращался в призрак и неумолимо затихал. В этот момент Док подумал, что Игорь умирает и тогда пришёл страх. Страх, леденящий душу, страх, приводящий к краю пропасти и заставляющий человека сорваться вниз. Доку не хотелось опять быть одному здесь, в развалинах минского метро. Он боялся одной мысли о том, что рядом будет лежать труп человека, с которым он разговаривал несколько минут назад.
Док произнёс что-то вроде: " Ты жив?", но вместо этого из его горла донеслись только булькающие звуки и хрип. Док откашлялся и повторил попытку. На сей раз получилось немного лучше, хотя смысла сказанного всё ещё нельзя было понять. Док откашлялся снова, более настойчиво, и почувствовал, как там внутри отделился слизистый комок и начал продвигаться к выходу.
Пришлось кашлянуть снова. После следующего раза Док почувствовал боль, как будто что-то в трахее или бронхах разрывает его. Док явно чувствовал когти, которые царапают кожу, впиваясь всё глубже и глубже. Ему невольно вспомнился фильм "Чужой" с Сигурни Уивер в главной роли. Ему всегда было неприятно, когда существо прогрызает себе путь на волю, но в этом моменте было что-то притягательное - ему всегда так казалось.
Теперь Доку думать об этом не хотелось. Он всеми силами пытался погасить образ, возникший так некстати в его перегруженном мозгу, но образ отпечатался очень прочно и картинка была такая реалистичная, что Док почувствовал, как чужеродное существо шевелится у него в горле и с минуты на минуту покажет свету свою уродливую морду.
Он опять закашлял. Кашель на этот раз пришёл сам и был результатом повреждённого лёгкого.
"Вот и конец, - пролетела страшная мысль. - Я не выберусь отсюда никогда".
Кашель продолжался. Доку было трудно дышать. Лёгкие не расправлялись в полную силу, а мышцы больше не могли поднимать и опускать повреждённую грудную клетку, как раньше.
Док не мог остановить этот кошмар. Кашель охватил его полностью. Изо рта маленькими каплями влетала ярко-красная кровь и попадала на остатки крыши вагона.
"Я в дерьме. Я по уши в дерьме, - простонал голос в голове Дока. - Я пропал. Всё кончено! Всё кончено, мать вашу! Всё!!!"
Этот голос истерически вопил где-то недалеко от реальности, и Док с нескрываемым ужасом подумал, что тот, казалось бы, чужой, чужеродный голос поразительно похож на его собственный.
Док ещё не понимал, что никакого другого голоса не было. Он сам кричал. Да кричал так, что в последствии врачи немало повозились с его голосовыми связками, чтобы вернуть их в нормальное состояние.
Док не понимал, что кричит вслух, а не про себя, в мыслях. Он кричал по-настоящему. Он так боялся остаться здесь навсегда, что не мог уже больше сдерживать накатывавшую раз за разом панику. Каждый её приступ был всегда сильнее и захватывал Дока полностью. Док уже не мог думать, он не понимал, где находится, и тем более не знал, что его слышат.
Док кричал до тех пор пока связки его не разорвались. Он даже не почувствовал боли и продолжал кричать, но только из гортани уже вырывались не звуки, а жалкие всхлипы и брызги крови, как при том страшном кашле. Сознание Дока затуманилось, и безумие поглотило его. Вскоре он скажет, что заставила его сорваться смерть человека в соседнем вагоне, его тёзки.
5.
Когда зазвонил телефон на станцию службы МЧС, трубку подняла молоденькая девушка-диспетчер, которая только несколько дней назад поступила на эту работу и ещё не знала многих нюансов. Как везде водится, её оставили дежурить и на 25 декабря, и в новогоднюю ночь. Молодым сотрудникам всегда достаётся такая участь. Первые несколько месяцев все праздники не для них.
В тот вечер звонков поступало очень много и спасательных бригад не хватало на всех. Звонили родители и перепуганными голосами причитали, что в руках их ребёнка взорвалась петарда, звонили люди и в панике сообщали, что их елка горит, и пламя уже перекинулось на шторы и стены....
К каждому нужно было найти подход и по возможности успокоить и дать правильные инструкции, пока не прибудут спасатели. Думать нужно было быстро и нужно было всё чётко себе представлять. Лена справлялась со всем этим с большим трудом. Первые дни были самыми тяжёлыми. Её сразу посадили за телефон и в темпе объяснили, как что работает и о чём нужно говорить в разных ситуациях. Смена длилась около восьми часов, и после этих восьми часов объяснений и инструктажа Лена выходила с головой размером с дирижабль. Новая информация перемешивалась с такой быстротой, что превращалась не в кашу, а просто в пюре.
Первые дни всегда кошмар. Но это только первые дни, затем всё становится на свои места. Начинаешь постепенно осознавать, что к чему, постепенно понимаешь, как сделать лучше, рациональнее, чтобы всё успеть и не запутаться окончательно в кнопках на пульте или в чём-то другом.
--
Служба МЧС слушает. Что у вас случилось?
В трубке было тихо. Только треск статических помех. Лена подумала, наверное, дети балуются, но всё же на всякий случай переспросила:
--
Что у вас произошло? Говорите, не молчите.
Сначала ничего не происходило, а затем сквозь помехи стал пробиваться слабый голос. Помехи полностью поглощали смысл слов. Лена попыталась настроить связь - никакого результата.
--
Я вас почти не слышу! - отчеканила она каждое слово. - Вам
придётся перезвонить!
--
Я не могу перезво..., - голос на мгновение прорвался сквозь
шум и опять отошёл за него.
--
Хорошо. Говорите медленно, чтобы я поняла. Я почти вас не
--
Авария в метро, - Лена от неожиданности чуть не сорвала с себя
наушники - голос будто находился за её спиной. Она обернулась - никого. В динамике снова начался шум, похожий на рёв каких-то двигателей.
--
Авария в метро?! - она не могла поверить и к тому же ещё слабо
понимала, как такое может произойти, потому что где-то слышала, что метро рассчитано на двести лет и какие-либо аварии здесь исключены. - Я правильно вас поняла?
В ответ она услышала всё тот же шум.
--
Ответьте мне! Я вас правильно поняла?!
Теперь в наушниках раздались только слабые гудки. Связь разорвалась, и Лена не представляла, что ей делать. Она была в диспетчерской одна, совсем одна и ни одной бригады все были на выездах и уехали несколько минут назад.
Лена лихорадочно соображала. Мысли крутились, как воздушный вихрь, как смерч, только вот воронка была менее упорядочена, точнее сказать воронки не наблюдалось вовсе. Лена никогда не встречалась с подобными ситуациями, а тем более аварии в метро. Она не представляла, что ей предпринять в данный момент. Звонить ли ей в милицию или в пожарную службу, а может нужно было звонить в министерство по транспорту.
"Спасибо, вам за всё", - она не знала к кому обращалась и что означают эти слова, но она набрала первый попавшийся телефон:
--
Это пожарная?
--
Да. Я вас слушаю. Что случилось? - произнёс диспетчер
стандартную фразу
Лена подумала, что несколько минут назад она сама задавала этот вопрос и ей захотелось рассмеяться и заплакать одновременно.
--
У меня непроверенная информация. Мне позвонили и
сообщили, что в метро авария.
--
Кто звонил и почему вам?
Лена вспомнила, что не назвала себя:
--
Я - диспетчер службы МЧС Центрального района.
--
А, понятно, - голос стал более заинтересованным и участливым.
- Какая станция метро?
--
Я не знаю. Была плохая связь. И я услышала только об аварии в
метро.
--
Спасатели выехали на место?
--
Нет. У меня здесь ни одной бригады. Я почему и звоню вам -
мне нужна помощь.
--
Ну, милочка, а где же я вам возьму людей?
--
Найдите, прошу вас. Я просто не представляю, что делать в таких
ситуациях. Я здесь новенькая.
--
Ладно, милочка. Я помогу тебе, но ты тоже не прекращай
поисков. Хорошо?
--
Я буду искать, - Лена почувствовала такое облегчение, что чуть
не потеряла сознание. - Не сомневайтесь.
--
Ну, тогда конец связи.
В наушниках раздались короткие гудки. Лена сидела неподвижно и в этот момент не думала ни о чём. Она будто погрузилась в густой туман, который проник в её мысли и блокировал их. Сейчас у неё была одна мысль: "Слава Богу, обошлось". Она повторила эту фразу несколько раз подряд и только затем какая-то невидимая иголка больно уколола её, и Лена вышла из оцепенения.
Этой иголкой оказался телефонный звонок. Лена слушала, как неприятно разносится по пустому помещению диспетчерской механический звук. Она смотрела на телефон с каким-то недоумением и не знала, что ей делать в этот момент. Телефон надрывался, а Лена отметила про себя, что просто считает звонки, и ждёт последнего. Она думала, вот он последний, но после него был и второй и третий, и Лена опять надеялась, что тот звонок, который снова прозвучит, будет самым последним.
Телефон всё звонил, видимо, человек на другом конце провода был терпеливый и настойчивый.
Наконец, Лена окончательно вышла из сковавшего её паралича и протянула руку к телефону. Рука медленно приближалась и уже было обхватила трубку, как вдруг Лена резко отдёрнула руку, будто трубка была не трубка, а кусок раскалённого металла. Девушка лихорадочно начала щёлкать многочисленными тумблерами и тут же в наушниках раздался оглушительный треск и не менее оглушительные голоса, переговаривающихся между собой спасателей.
- "База" вызывает "Первого". Приём! - облегчённо прокричала она в динамик.