Аннотация: Написано на конкурс мини-рассказов Врочека Шимуна. Тема звучала так: "Кого же может полюбить урод? Конечно, самую красивую из женщин". Первое место по версии Врочека. Весьма вольная трактовка темы.
Рваные раны
Пакеты на миг остановились друг напротив друга, зависли, чуть покачиваясь, а потом опять начали кружить по пустому заднему двору. Один был заляпан грязью - кажется, на него кто-то наступил, а логотип "Ревайз" истерся в бесчисленных морщинах; другой - маленький и черный, приземисто полз под сдавливающим его ветром. Если некоторое время смотреть на то, как летают полиэтиленовые ошметки, можно ощутить что-то неприятное, - словно сам ты всего лишь навсего пустой скомканный пакет, которым управляет кто-то тебе невидимый. Из-за угла, около которого стояли хлопающие крышками мусорные баки, вывернул Терновник и еще раз наступил на бледный "Ревайс". Хлоп - и все.
- Хэлло, пацан, - корявая ладонь опустилась на голову. - Бери полотенца.
- Тебя ждет Шэт. Она размахивала камерой и орала, что ты проклятый идиот.
- Опоздал, - он посмотрел на часы, сдвинув широкие дуги бровей, выпуклые, как пластилиновые валики.
Терновник - это мой брат, если вы еще не поняли. Именно поэтому я могу стоять на заднем дворе "Гейта", где постоянно ошиваются торчки, обезумевшие от зрелища боя девки и прочий трущобный люд, тогда как вы точно обходили бы это место стороной. За спиной взвыло сотнями голосов - наверное, Файнс все-таки проиграл. И стоило столько выпендриваться и денег на рекламу тратить - все равно любому было понятно, что он слабак.
- Еще тебя ждет этот, - вспомнил я, почесывая заросшую голову и произнося последнее слово как можно более язвительно. - Будет, как обычно, клянчить...
- Это не твое дело, пацан.
В этот раз в голосе добродушия поубавилось. Он отодвинул меня с дороги и нырнул в темный коридор. Вся спина покрыта шрамами, а на руках красуются выжженные и вырезанные узоры, из ран превратившиеся в бледные полосы. За это его Терновником и прозвали - за то, что режет себя нещадно, как будто ему на ринге мало достается. Уродливый, как черт, череп здоровый, глаза узкие, а кулаки... Я надеялся, что когда вырасту, стану таким же, но пока до этого далековато. Я опустил взгляд на сжатый кулачишко, потом перевел его на покрытый белесыми змеями шрамами кулак Терновника, и только вздохнул.
- Су... - начала было Шэт, вскочив со стула, но брат быстро перехватил ее и положил на задницу здоровенную ладонь.
Вот ведь удивительно - он был на гориллу похож, а стоило ему прикоснуться к Шэт, как та сразу затихала, шевеля ноздрями, как лошадь на скачках.
- Ты должен успеть, - намного спокойнее добавила она, протягивая одну руку к камере.
Некоторое время они так и стояли: Терновник сверлил ее маленькими глазками, посмеиваясь, но Шэт этого не знала, это только я мог догадаться, ведь с ним столько прожил. Девица часто дышала, пытаясь вжать в себя грудь, которая касалась изуродованного живота брата. Побаивалась, но не убегала.
- И сволочь же ты, Терновник, - наконец сказала Шэт и отодвинулась.
Пока она брала у него интервью и спрашивала, собирается ли он победить, что сегодня за бой, что за награда и прочую чепуху, я достал из шкафчика чистые полотенца, бутыль анестеза и расправил скомканную турнирную таблицу. Брат взял в руки любимые ножи и позировал перед камерой, словно какая-нибудь девка из рекламы, а Шэт приговаривала:
- Рожу, рожу пострашнее сделай. Они должны тебя бояться, должны тебя хотеть, - посмеивалась она, обходя его со всех сторон. - Из красивых парней получаются негодные бойцы, все это знают... Злее взгляд!
Иногда мне казалось, что Шэт - больная. Особенно, когда у нее так блестят глаза. Женщины не могут так переться от уродства, пусть даже оно и пахнет мускусом и потом. Хотя тут дело в крови , которая заставляет их изнемогать, бросаться на первого попавшегося. Азарт всех уравнивает - и аристократов из центра города, и еле насобиравших на билет бродяг, и шлюху, и мать семейства. Из зала доносились крики и отчаянный визг восторга. Наверняка зрительницы в ложах уже поскидывали лифчики, меня так и подмывало посмотреть, а то таращиться на худую, как доска, Шэт было неинтересно.
- Кай.
Я обернулся и поморщился. Шэт неспешно убирала камеру, а тут вдруг по-быстрому свернулась и исчезла, будто ее и не было. Брат разминался, ножи сверкали, и удивительно было, как эта громадина умудряется так быстро двигаться. По имени брата никто не называл уже добрый десяток лет, а многие вообще не знали, что у него есть имя, но пришелец его прекрасно знал. В затхлую комнатушку ворвался запах лосьона и чистых волос. Я недолюбливал Мэриона - пидор и имя пидорское, но что поделаешь, если брату он нравился. Как-то я сказал Терновнику в лицо, что Мэрион - пидор, так он так меня отделал, что я больше вообще о этом придурке не заговаривал. А я что... Все так говорят.
- Привет, - кивнул брат, отложив ножи.
Тело лоснилось, делая его похожим на копченую рыбину, когда-то попавшую в сети и изранившуюся донельзя. Мэрион зашел, сцепил длинные пальцы и остановился. Они никогда не должны были оказаться рядом, как не могут в нормальных условиях соединиться в одном объеме клок колючей проволоки и вырванная из глянца страница, но я скромно сидел на стуле и воочию видел, как худощавый Мэрион чуть наклоняет в приветствии голову, а брат вразвалку отходит к раковине, чтобы смочить лицо. Не понимаю, как он его терпел.
- Никто не хочет позволить мне драться, - произнес гость. - Красивые...
- Красивые парни ни на что не годятся, - завершил Терновник, подходя к двери. - Владельцы считают, что это влияет на инстинкт самосохранения. Никто на тебя не поставит. Если твое тело тебе дорого, ты не можешь делать шоу, - это аксиома, - голос брата звучал устало, но в нем слышалась не понятная мне поддержка. - Мэрион, ты никого не убедишь, что в тебе нет этой слабины, если не попробуешь. А попробовать тебе не дадут. Скажут, что твое место в рекламе шампуня, а не на ринге.
Забежал распорядитель, кинул несколько коротких фраз. Мэрион помрачнел. Он был высок, спокоен, изящен, совсем не похож на бойца для "Гейта", да к тому же еще и аристократишка. "Рваные раны" требовали выдержки и презрения к своему телу, тут не действовали правила, а побеждали психопаты. Телевизионщики на пушечный выстрел не подпустят большеглазого пидора к рингу, им нужен ужас, страх, ненависть к себе, а кого может напугать Мэрион? Там, за занавесями, потрошили противников и резали себя, плюясь презрением в толпу. Не очень изысканно, может, но выжившие участники "Рваных ран" становились героями трущоб, настоящими мужиками. Верю, что Мэрион умел владеть ножами, но толку от этого все равно никакого. Если бы не брат, я бы фыркнул.
- Если ты вызовешь меня, они не будут противиться.
Даже голос у Мэриона был пидорский. Бархат, а не голос, в него бы теток заворачивать. Я не мог понять, почему он день за днем приходит сюда, получая только отказы и плевки, вместо того, чтобы наслаждаться роскошью. Терновник замер, встретился глазами с просящим, тот буквально впился взглядом, в котором проносилось все, что угодно, - от мольбы до страсти. Страсти даже не такой, какую можно увидеть у женщин, кружащих вокруг брата, а привязывающей, подразумевающей что-то большее, чем я мог себе представить.
- Они согласятся, - просто ответил Терновник, повернув ножи.
Слова прозвучали буднично, просто, упали на пол и исчезли. Иконописная красота Мэриона была настолько не нужна здесь, что хотелось сплюнуть.
- Мне все равно, что случится, - качнул головой аристократ. - Я обещал.
Никогда не видел, чтобы брат колебался, но в этот раз он несколько раз дернулся, захлопнул дверь перед носом у распорядителя, который начал волноваться, скользнул взглядом по мне, наморщился, от чего его лицо стало похоже на раздавленный полиэтиленовый пакет.
- Слушай, я... - крики раздражали брата, он ударил кулаком об дверь, и теперь уже Мэрион сохранял спокойствие, ожидая ответа. - Я не хочу этого делать...
- Спасибо.
Аристократ положил бледную ладонь на изрезанное плечо некрасивого мужчины, а потом вышел в заполненный воплями проем.
========
Никто не узнал бы в раскромсанной туше тело недавнего красавца. Его пронесли мимо, как груду бесполезного мяса, но я помнил, как Мэрион улыбался, когда блеснул ножами навстречу недоверчивому и жаждущему его крови реву. Вот псих... Меня мутило, но больше разбирала досада на его упрямство, которое выбило брата из колеи. Терновник сидел, сжав широкое лицо в ладонях, и смотрел в одну точку; когда я устроился рядом, он даже не заметил. На руках и спине было полно новых ран, но на них он тоже не обращал внимания, кровь постепенно засыхала ломкой коркой. Я даже никакой шутки или поддерживающего слова не мог придумать, все казалось неправильным, а в бесстыжем упорстве Мэриона теперь виделось что-то величественное. Тишина нависала над нами и невыносимо кололась виной за что-то, что я не понимал.
- Недоволен?
Брат усмехнулся так жутко, что у меня по телу пробежали мурашки, и ударил по рукам, в которых я сжимал потную пачку денег. Банкноты, выдаваемые за победу, разлетелись по пустому двору.
- Да какого черта ты согласился, если он тебе нужен, если ты его любишь! Почему же ты согласился?! - неожиданно даже для себя взвился я, ревнуя и чувствуя ужас, который приходит, когда ничего уже не изменить. - Ты же сам говорил, что он твой друг! Ты же...
И тут я заплакал, топча банкноты и проклиная и эту игру, и ринг, и брата, и всех, кто приложили свою руку к гибели этого чертового упрямого пидора.
- Пойдем.
Терновник тронул меня за плечо, и мы медленно направились домой. Пакеты все так же ползали уродливыми лепешками.