Аннотация: Бера - просто молодая знахарка... Мази и настои - вот её стезя. А дела и беды людей... Разве дано ей это понять?
БЕРА
Неделю беспрестанно валил снег, и ветра обрушивались на горы и долы беспощадными кулаками убийцы. Справляли ли то свадьбу инеистые великаны, или боги прогневались - никто не знал. Люди лишь ниже пригибались к земле, да запахивали поплотнее подбитые мехом накидки. А десятого дня морозного месяца [второй месяц зимы, декабрь по григорианскому календарю] разыгралась страшная буря, подобной которой старожилы не помнили вот уже как двадцать лет. Всем пришлось непросто, но для хутора Карлсефни, что укрылся у подножия Северных гор, та ночь стала настоящим испытанием...
- ...вот и свет погас! Этого ещё не хватало! - в погрузившейся во мрак комнате плаксиво запричитала женщина.
- Наверное, авария на линии... Неудивительно. Такой ветер поднялся.
- Ты ещё и рассуждаешь! Плевать тебе на брата, мерзавка, я всегда это знала!
- Мне нужен свет, - тихо и измученно вступил третий голос.
В сторону двери зашаркали тяжёлые шаги бессердечной дочери:
- Сейчас я заведу генератор.
Вскоре в чулане затарахтел дизельный мотор. Лампочка неуверенно, будто спросонья, замигала, но наконец загорелась в полную силу. Бера снова обрела зрение.
Больной выгнулся всем телом и мучительно захрипел. Его мать, всё время находившая подле, встрепенулась, обеспокоенно взглянув на знахарку... Взгляд Беры был словно отточенный нож. Он улавливал каждый мышечный спазм, трепет век и ноздрей, оттенок горящих в лихорадке щёк... Не бездействовал и слух - один звук в надсадном кашле больного многое ей говорил о его состоянии. Слетавший с её губ бессвязный шёпот мог показаться зловещим, но он дарил надежду плачущей от напряжения матери. Загрубелые пальцы заклинательницы скользили по скользкой от пота коже, рисуя знаки, огненный след от которых виден был только ей одной в этой комнате. На высоком лбу Беры проступила испарина. Она чувствовала, как в лёгких юноши клокотала и корчилась в агонии хворь. Скоро... Уже.
Даг, единственный сын Гримы, вдовы, судорожно сжал кулаки и закашлялся. На бельё полетели маслянистые чёрные брызги.
- Таз несите! Быстро! - скомандовала Бера, помогая ему приподняться. На дно посудины шлёпнулись один за другим отхаркнутые комья слизи. Что-то прошипев, девушка плюнула в таз и хитро переплела над ним пальцы. И, повинуясь её воле, слизь пузырилась, исходила смрадным паром, и в конце концов, просто испарилась. Позже таз пришлось выкинуть - присохшее пятно не удавалось оттереть никакими средствами...
В комнате всё стихло. Болезнь ушла. Бера осторожно убрала таз.
- Великие боги... - прошептала Грима. Ноги уже не могли её держать, и ей пришлось прислониться к стене.
Даг, измученный борьбой за собственную жизнь, тяжело откинулся на подушки и забылся сном.
Дрожащей рукой Бера отёрла лоб. Она не любила колдовства... Уж очень это выматывало. Но... Она взглянула на Дага, на его мать, сквозь слёзы облегчения воздающей хвалы богам и духам, и на сестру... Та не сводила с юноши глаз. "Оно стоит того" - подумала знахарка и позволила себе улыбнуться. В уме она уже перебирала травы, из которых можно будет сделать укрепляющий отвар.
Вдова наконец обрела дар речи:
- Теперь всё будет хорошо?
- На самом деле я ещё не закончила, но основной этап пройден. Тебе больше не нужно тревожиться. Через пару часов лихорадка полностью спадёт. Мне нужна горячая вода и... Пожалуй, я останусь на ночь, прослежу за его состоянием. Не возражаешь?
- Что ты, нет, - замотала головой старая Грима, вытирая влагу с морщинистых щёк. - Спасибо тебе, Бера... Твоё появление сегодня - настоящее чудо. Он был так плох... А до города сейчас не добраться, всё снегом занесло...
- Знаю. Сейчас я дам ему принять кое-какой настойки... Притирание обязательно. И воды горячей, да... - она всё ещё улыбалась, но голос звучал устало.
Когда все вышли из комнаты, Бера похлопала себя по пухлым щёчкам, чтобы немного взбодриться, и бросила взгляд на спящего.
- Везучий парень... Духи хранят тебя.
Что-то заставило её нахмуриться. "Твоё появление сегодня - настоящее чудо". Верно, иначе и не скажешь. Но Бера и сама хотела бы разобраться в природе этого чуда.
- А может и нет... Что же тут творится...
Вспоминая об этом сейчас, она могла бы сказать, что вечер сразу не задался. Если внизу ветер обрывал провода и гнул деревья, то здесь, на горе, от бури дом просто ходуном ходил. Бера уже всерьёз начала опасаться, что сейчас он оторвётся от земли и улетит в дальние страны. Дабы отвлечься от глупых страхов, она внимательно вслушивалась в плавное течение саги, но и тут неудача... В связи с погодными условиями, радиостанция вынуждена была экстренно прервать вещание. Приёмник заперхал и умолк. Затем заглох генератор, и девушка прокляла свою медлительность - давно уже стоило пополнить запасы топлива, а она преступно медлила...
Весь вечер старая Хрода заливала в себя крепчайший самогон собственного изготовления, так что ей всё было нипочём, хоть упади небо на землю. К полуночи она погрузилась в пьяное забытье, а упавшая из её пальцев папироса прожгла коврик. Бера затоптала огонь (вёльва так и не проснулась) и решила выпить перед сном молока. Трещали поленья в очаге, разыгравшаяся за стенами хижины вьюга рёвом своим давно заглушила волчьи песни в глубине леса... Когда Бера опрокинула кружку с молоком себе на колени, она подумала, что на этом неприятности должны закончиться - всё равно пора ложиться спать.
В дверь постучали. Знахарка застыла, как была, в портках и толстых носках, держа в вытянутой руке мокрую юбку. Стук повторился. Торопливо натянув подвернувшиеся под руку штаны, она прикинула расстояние до ближайшего хутора, погоду, что держалась вот уже четыре часа, и свои шансы в противостоянии со взрослым инеистым великаном - вряд ли кто-то другой смог бы добраться до хижины через лес и сугробы в такую бурю. Запахнув шаль получше, девушка вздохнула и отворила дверь.
Ударивший в грудь порыв ветра сорвал с плеч шаль и заставил пошатнуться. Бера невольно согнулась и прикрыла лицо рукой. Глаза мгновенно начали слезиться. Но на пороге никого не было. Только ночной мрак и силуэты деревьев, тянувшиеся к затянутому тучами небу.
Излечи его.
Бера так и не поняла, звучал ли голос или она слышала его лишь в своём сознании.
- Кого излечить? И кто говорит со мной? Назовись! - бросила она, перекрикивая завывания вьюги.
Не имеет значения... Даг болен... Он умирает. Я поведу тебя.
Бера замерла. До Карлсефни день ходьбы, и это в ясную погоду... Но... умирает? О здоровье Дага легенды ходят!
- Я только захвачу накидку...
Хрода поёжилась и приоткрыла глаза. Облачка пара вырывались из её ноздрей. В хижине было не теплее, чем на улице, и на пороге уже намело порядочный сугроб. Выбираясь из кресла, старая вёльва [прорицательница, колдунья] проворчала:
- Проклятая девчонка... Могла хотя бы дверь за собой прикрыть.
Во время её ночного дежурства у постели больного ничего не случилось. Даг мирно спал, как и все в доме... Беру тоже клонило в сон, но пока она не могла себе этого позволить. Поэтому она думала.
Вот она стоит в дверях своего дома, земля отталкивает её, будто брыкливый конь... Свист ветра в ушах и перед глазами лишь мутная пелена... А когда она приходит в себя, то уже сидит в сугробе у дома на хуторе. Часы на руке подсказали, что прошло не больше пяти минут.
Незваное появление знахарки оказалось, впрочем, весьма своевременным. В суматохе и напряжении той ночи никто, кроме неё, не задумался о том, что же привело ученицу Хроды Гневливой к их порогу в такой час.
Девушка стойко выдержала ночь без сна, тем более, что тревожные мысли прочно утвердились в её голове. То, что она увидела на дне таза... Сильно отличалось от всего, с чем ей приходилось сталкиваться... Вряд ли кто-то ещё заметил. Видение длилось буквально доли секунды, но у Беры не было причин не доверять своим глазам. В мокроте и слизи мучительно извивался толстый чёрный червь. Дурной знак... Целительница хмурилась (это выражение крайне странно смотрелось на её всегда робком и приветливом лице) и листала свой рукописный "Малый справочник"...
Когда под глазами набрякли мешки, а в теле появилась слабая ломота, она поднялась со стула и подошла к маленькому окну. Зевота выворачивала челюсти. Там, у горизонта, небо встречало рассветное солнце и пунцовело под его лучами. Снег укрыл всю землю и сейчас обагрился кровью восходящей зари. Свет отгонял тревоги прошедшей ночи.
За спиной Беры Даг повернулся набок - скрипнула кровать. Девушка прислушалась к его дыханию. Спокойное и ровное, только слабая хрипотца... Пройдёт бесследно к концу дня. "Это не воспаление лёгких, как я думала в самом начале... Иначе я бы справилась, не прибегая к столь серьёзным чарам. Болезнь порождена колдовством. Как бы мне сейчас пригодился совет Хроды..."
Она ещё раз посмотрела на больного, поплотнее подоткнула одеяло, набросила на плечи свой синий плащ и вышла на улицу. Несколько часов назад буря утихла, лишь слабый ветер гонял снежную пыль. Сугробы были глубоки, но во дворе меж строениями кто-то заботливо прокопал дорожки. Бера огляделась. В дальнем краю двора сосредоточенно и как-то сердито орудовала лопатой старшая дочь Гримы, Дрива. Она была укутана по самые глаза, а чёрная, на медвежьем меху накидка на сутулых плечах придавала ей мрачный вид. Бера неуверенно потопталась на месте и направилась к девушке.
Дриву отнюдь нельзя было назвать красавицей, к тому же, угрюмое выражение никогда не сходило с её лица. Она была рослой и крепкой и славилась в округе воистину мужской силой.
- Дрива?..
Девушка прекратила откидывать снег и обернулась на голос. Волчий взгляд смерил фигуру знахарки.
- Как он?
- Намного лучше. Думаю, моя помощь здесь больше не требуется. Вы сможете выходить его сами...
- Все дороги завалены, - оборвала девица, предупреждая вопрос.
- И что же, вырваться невозможно?.. Даг идёт на поправку, и мне бы не хотелось злоупотреблять гостеприимством...
- В таком случае, тебе придётся потерпеть. Мы заперты на хуторе. Сугробы в полтора человеческих роста, каково? Я могу, конечно, дать снегоступы или лыжи, но сомневаюсь, что в таких условиях ты доберёшься домой, - Дрива помолчала, глядя куда-то в сторону дома. Потом уставилась на Беру и протянула: - Если, конечно, не воспользуешься тем способом, который применила вчера вечером... Или Хрода на горе прозрела будущее и отправила тебя загодя?
Старуха вёльва не раз повторяла: "Коли дела идут не так, как тебе нравится, напускай на себя вид, будто знаешь все тайны мира. Положение обязывает сохранять лицо". Бера не умела выглядеть таинственной, но очень старалась. Она улыбнулась как можно загадочней:
- Секрет.
Затем она сослалась на нестерпимо мучающую её малую нужду и побежала за сараи к нужнику.
Засев в деревянной коробке, девушка невесело вздохнула и проследила, как рассеивается в воздухе белый пар. "Как бы то ни было, теперь я здесь надолго... В смысле, на хуторе, а не в сортире. Надеюсь, не до весны. С другой стороны... - и тут она задумчиво прищёлкнула пальцами, - кажется, боги благоволят ко мне. Если кто-то наслал на Дага болезнь... Право слово, растрачивать силы на простуду как-то мелко. А значит, этим дело не ограничится"
Спаси Дага... Он в большой опасности... Вор пьёт его силы...
- Знаешь, не очень вежливо врываться в... Вор? Какой вор?
Спаси...
"Объяснил бы хоть..." - но этого она не сказала. Сплошные загадки... Придётся всё выяснять самой.
Вернувшись в дом, она застала Гриму хозяйничающей на кухне. Женщина готовила хлеба для отправки в печь. Это занятие предназначалось для рабынь, но последнего раба вдова продала пять лет назад и с тех пор хозяйство вела сама. Дрива сидела в углу и подновляла зубцы грабель - к летним работам лучше готовиться с зимы.
- Чем-нибудь помочь? - спросила Бера у Гримы. Та встрепенулась.
- Нет-нет, что ты! Ты и так много сделала для нас... Я заходила к Дагу - он всё ещё спит, но, кажется, с ним всё хорошо... Приготовить постель? Ты просидела всю ночь...
Знахарка вымученно улыбнулась:
- Спасибо, но пока нет... Дождусь, пока Даг очнётся.
- Тогда чаю?
- Не откажусь.
И не могла отказаться - чай стоил дорого, его везли из далёких стран, где не бывает зимы, а семья Гримы не отличалась зажиточностью. Скорее всего, сами домочадцы к напитку почти не притрагивались, разве что по праздникам. Хрода учила её, что отказываться от угощения невежливо... Раз уж люди хотят отблагодарить и отдать лучшее - нужно брать. Безвозмездные подвиги только обязывают спасённых.
Приняв исходящую паром кружку, она вдохнула божественный терпкий запах... Что уж таить - она и сама редко пила чай. С тех пор, как Хрода ушла со службы у конунга и вплотную занялась её обучением, кладовые оскудели, и они многое перестали себе позволять. Благодаря большому кругу разного рода просителей и пациентов они не голодали, но и на широкую ногу не жили. "А всё потому, что кому-то нужно просаживать меньше денег на табак и выпивку..." Так что Бера считала в праве позволить себе маленькую слабость... Вряд ли скоро представится подобный случай.
Грима включила приёмник. "Хейдрек заговорил с людьми, которые были рядом с ним, и он так повёл свою речь, что они поссорились, и каждый сказал другому что-то злое. Тогда Ангантюр вернулся и попросил их замолчать. Во второй раз, когда Ангантюр вышел, Хейдрек напомнил им то, что они говорили..." Прислушиваясь к словам саги, Бера прихлёбывала обжигающий чай и поверх кружки украдкой поглядывала на Дриву. Работа в её руках спорилась - стружки так и летели. Пара взмахов ножом, и новый зубчик готов. Бера с удивлением заметила на губах девушки слабую, мечтательную улыбку. Она думала о чём-то своём, увлечённая процессом.
- Дрива! Брось-ка нож и подсоби... Никуда твои грабли не убегут. Вот брат подлечится, и сам всё сделает...
Улыбка слетела, как озёрный туман от порыва ветра.
- Он со своими кривыми руками только дерево попортит и пальцы себе изрежет в кровь... Лучше уж я...
- Не смей говорить так о своём брате!
Бера постаралась стань незаметнее. Быть свидетелем чужой семейной ссоры - пренеприятнейшее дело... Но остаться в стороне ей не удалось.
- Ох, Бера, наверное, досадно всё это слышать... Но такие разговоры заходят уж в который раз и моё терпение на исходе! Дрива всё время шпыняет брата из-за того, что тот не слишком ловок в работе... Отец учил его плотничать, но... Это так печально, он не успел поведать ему всего.
С опаской поглядывая на хмурую вдовью дочь, Бера робко заметила:
- Всё приходит с опытом, всё-таки Даг ещё молод... У него будет время научиться.
Лицо матери потеплело. Кажется, она села на любимого конька.
- Непременно! Он станет таким же прекрасным плотником, как его отец. Поэтому я и отправляю его этим летом в Трондхейм - он будет учиться и работать на верфи.
- Ай!
Дрива сунула окровавленный палец в рот. Она опустила голову и спутанная чёрная чёлка сокрыла выражение её лица, но Бера могла поклясться, что исходившие от девушки волны запредельной злости изморозью окатывали помещение. Мать смотрела на неё с торжеством:
- И ты мне ещё говоришь, что у Дага кривые руки... Сама-то... - она вернулась к тесту, но продолжила говорить, задумчиво покачивая головой. - Что с ней делать, не представляю... Давно пора замуж отдавать, так ведь не сватает никто. На ярмарки в город ездим, как на работу... Так если кто на неё и заглянется, она тут же свару устроит! Знаешь, Бера, она ведь не плохая девочка, хоть и лицом не вышла... Хозяйка отменная. Но вот характер... Так и просидишь всю жизнь в девках, у матери на шее! - рявкнула она в сторону дочери.
Дрива вспыхнула, отбросила нож, да так, что он впился в стену. Вихрем подхватилась и вылетела во двор, только дверь хлопнула.
Не особо над тем печалясь, Грима повернулась к Бере:
- Вам в хижину хозяйка не нужна? Пристроить бы куда дурёху...
Но целительница только покачала головой.
"Но правда ведь, как она неловко по пальцу полоснула... Как будто рука соскочила..."
Бубнил приёмник, и Грима что-то напевала себе под нос, чай в кружке уже давно закончился, но Бера держала посудину в руках, проводя пальцами по гнутым алюминиевым бокам. Где-то во дворе Дрива остервенело метала лопатой снег, да блеял в хлеву десяток овец. Скрипнули половицы. Пошатываясь и сонно потирая глаза, в кухню вошёл Даг. На щеках его алел здоровый румянец, и глаза чуть припухли со сна. Золотые волосы падали на плечи. Бера невольно залюбовалась... Среди юношей с окрестных хуторов Даг был самым красивым. Он был, как своё имя - солнечный летний день. И так поразительно отличался этим от своей угрюмой сестры.
- Мама... Сколько я лежал? Не помню ничего...
Грима только сейчас заметила сына. Из глаз её немедленно брызнули слёзы.
- Милый мой! Как ты себя чувствуешь? Болит чего? Жар?
- Нет, всё хорошо... В горле вот только першит немного... А кто это?.. - тут он узнал Беру. Она одна спасала люд со всей округи от всякой хвори и увечья. - Доброго дня... Я болел?
Мать уже открыла рот, чтоб выложить ему в красках всю историю, но благость спокойного рабочего утра нарушил собачий лай.
Грима беспомощно оглянулась на Беру - её разрывало между необходимостью выйти и посмотреть, кто это пожаловал на их скромный хутор, и рассказать юноше о его горячечной агонии. Целительница ободряюще улыбнулась и махнула рукой в сторону двери. Женщина торопливо выбежала во двор.
- Да, ты болел. Тяжело, хоть и недолго. Почти всё время ты был без сознания, - объясняла Бера Дагу, глядя, как выражение лица его становится совсем растерянным и даже чуть встревоженным. - Поэтому ничего не помнишь. И раз уж мы не хотим ухудшения, предлагаю тебе вернуться в постель - скоро я подойду и принесу лекарство.
С тем она снова накинула плащ и вышла из кухни - всё-таки ей тоже было очень любопытно.
И, как оказалось, не зря. Двор Гримы посетил не кто иной, как Ёфур Рыжий - богатейший бонд [землевладелец] в окрестностях. Его усадьба самим своим существованием порождала зависть в тех, кому были не чужды тщеславие и стяжательство. Рабы и скот, земли, лес... У него было всё и в избытке. А так как деньги идут к деньгам, имущество с годами лишь прирастало, и Ёфур активно тому способствовал. Судя по реакции ощетинившейся лопатой Дривы и резко помрачневшей Гримы, его появление тут не предвещало добра.
Бера не удержала тревожных мурашек... Что ж всё так - один к одному, и всё какие-то неприятности. Она осторожно выглянула из-за угла дома - на чём же добирался Ёфур в эдакую погоду?
Сани, ну конечно же. Транспортных средств было всего два, в каждом по трое мужчин, и, судя по раздувающимся бокам пары взмыленных лошадей, путь по снегу дался им не слишком легко. К тем саням, что были дальше от двора, примотана оленья туша. Значит, едут с охоты.
- Доброго дня тебе, вдова! - Ёфур соскочил на землю, широко улыбаясь, и направился к Гриме. - А ты, никак, гостей принимаешь? Доброго дня, Бера!
- И тебе доброго дня, Ёфур, - девушка чуть склонила голову. Какие бы ни были отношения у этих людей, а она должна быть вежлива со всеми.
А вот хозяйка хутора миндальничать не была намерена.
- Смотрю, мне здесь не рады... Зря ты так, Грима! А я проездом, вообще-то. Мы с сыновьями решили поохотиться, как буря улеглась, да на обратном пути заскочили к тебе... Я вот гостинцев привёз.
И извлёк откуда-то трёх упитанных зайцев.
Грима подношение приняла, что вызвало у её дочери новую волну негодования, и немного смягчилась.
- За гостинцы спасибо. Ответно угостить не смогу, прости - мы не ты, самим бы прокормиться.
- Знаю, потому и в гости не набиваюсь, - усмехнулся Ёфур ещё шире.
Дрива зашипела. Кто-то из сопровождавших землевладельца сыновей крикнул:
- Да не ярись ты так, ещё страшнее ведь становишься!
- На себя погляди, тролль кривоносый!
Бера покачала головой, но не могла не фыркнуть. Нос у крикуна и правда был малость повёрнут набок - а всё потому, что после той драки на летней ярмарке никто не вызвал целительницу, решили, что само зарастёт. Зарасти-то заросло, да ходить теперь парню некрасивым...
Перепалка тем временем разгоралась всё жарче, и дело дошло бы до потасовки, но Ёфур вновь привлёк к себе внимание.
- Ну как, ты хорошо подумала над моими словами?
- Достаточно. И ответ мой прежний - хутор я не продам.
- Грима, не глупи. Хорошие деньги ведь предлагаю! Сможешь купить дом в городе и жить с детьми припеваючи, а Даг будет спокойно учиться на верфи. И для дочери приданое, опять же.
- Вот только с такой рожей не возьмёт никто... - проворчал "кривоносый тролль". Ёфур проигнорировал его реплику.
- Тебе эту землю не потянуть! Вы и сейчас едва концы с концами сводите...
Грима устало вздохнула. Ясно было, что разговор этот не первый и не последний. И может, в других обстоятельствах, вдова и уступила бы. Но...
- Повторю ещё раз - я не продам землю. Ни тебе, ни кому-либо другому. Прости, Ёфур, но хутор - наследство моего сына, и когда-нибудь он поднимет хозяйство, я верю. Ценю твою заботу, но моё решение не изменится.
- Что ж... Жаль, жаль... Но предложение в силе. Передумаешь - приходи.
На том и распрощались.
Всхрапывая, лошади набрали скорость, и сани быстро скрылись где-то за лесом.
Бера задумчиво жевала нижнюю губу. "Наследство, значит... И не будь Дага, Грима бы давно избавилась от хутора - или её избавили? Так надо понимать?" Грима была мрачна. Она стояла посреди двора, уйдя в себя. Выходит, так.
Дрива положила руку матери на плечо. Обида была забыта.
- Не расстраивайся ты. И на посулы его не соглашайся - все знают, что он за гусь. Своей выгоды не упустит. Значит, и в золотых горах, что он тебе предлагает, есть какой-то подвох.
- Везде есть какой-то подвох, дочка. Да только нам к следующей зиме половину овец придётся перебить - кормить нечем. Прав Ёфур - мы сейчас все в заплатах, а как Даг учиться пойдёт, так совсем, что ли, помирать ложиться?
- Мам, ты чего?
Вдова смахнула непрошеную слезу и попыталась улыбнуться.
- А хутор я всё равно не продам. Скаге хотел, чтоб хутор достался сыну - и он достанется. Хоть бы мне и умереть ради этого пришлось.
Она развернулась и поспешила к дому. А не то ещё хлеба подгорят из-за нежданных визитов... Дрива смотрела ей вслед и выражение её лица было странным. А потом снова стала разгребать снег.
Разобравшись с лекарствами Дага и пригрозив ему, что если он ещё раз попытается встать с кровати, то она смешает ему снотворное со слабительным, Бера засобиралась в туалет. Ей срочно надо было обдумать ситуацию в новом свете, и более уединённого места для размышлений в природе не сыщешь.
"Так... Попробуем с самого начала. Неизвестно кто и каким образом перенёс меня сюда, утверждая, что Дагу грозит смертельная опасность. Я отвела болезнь, но в вытянутом остатке обнаружила следы колдовства... И колдовства сильного, лихорадка - только одно проявление проклятья. Что подтверждает бестелесный глас - он проявил себя снова, и с теми же просьбами, когда я, по сути, уже закончила работу... Вор. Какой-то вор... Вот это никуда не укладывается. Ладно. Отложим на потом. Кто и зачем проклял Дага? Его все любят. Хотя он и должен вызывать у менее красивых и ловких зависть, тем не менее, он никому не переходил дорогу... Так что зависти недостаточно. У кого могут быть веские причины?.." И вот уж напрашивалось - Ёфур. Только как-то сомнительно, что он стал бы делать такое. Конечно, бонд был бы не прочь заполучить хутор, если Даг посторонится или вообще исчезнет с игрового поля. Но прибегать к колдовству землевладелец бы не стал. Он был честным человеком, и это знали все (настолько, насколько вообще может быть честным богач), честь и принципы для него не пустые слова... К тому же, такое колдовство карается по закону. Не верилось. Но других вариантов пока не было...
От всех этих размышлений у Беры начинала гудеть голова... Травы, грибы, отвары и настойки - вот её стезя. А дела людские... Кому дано их постичь? Она крепко зажмурилась и закрыла лицо ладонями. Не стоило бы ей вмешиваться, но придётся. По силам ли ей такая задача? Когда в деле замешаны злые чары...
"Вор". Что за вор? Ей нужен был совет, и уже подмывало знахарку прибегнуть к испытанному способу сообщения со своей наставницей, но пришлось попридержать коней. Бера вспомнила, что как-то раз она поспешила обратиться за помощью, не разобравшись в ситуации толком, и была наказана. Давно это было... Но исхлёстанный когда-то лозой зад горел от одних воспоминаний.
Нужно понаблюдать - уж это-то то она могла сделать. А там...
Прошёл день, за ним последовала ночь, а потом ещё день и ещё одна ночь... Ничего не происходило в Карлсефни, хоть Бера и вглядывалась пристально в каждую мелочь. Вот разве что снова занялась вьюга, и ветер утих, лишь когда солнце третьего дня поднялось над горизонтом.
Бера не могла сидеть сложа руки - не приучена! - и потому не только присматривалась и прислушивалась, но и подрядилась помогать вдове по хозяйству. Даг стремительно шёл на поправку, и её неусыпное бдение у постели больного больше не требовалось. Так что она могла с чистой совестью положить свои силы на расчистку снега, уход за скотом и кухонные заботы. Поначалу Грима возмущённо кудахтала, но вскоре смирилась. Пожалуй, и сама она не смогла бы сидеть сиднем целый день, хоть бы и была целительницей, которую привечают и угощают в каждом доме.
Бера закрыла за собой дверь кухни и растёрла раскрасневшиеся от мороза щёки.
- Распогодилось. Солнце так ярко светит...
Грима неопределённо хмыкнула. Она накрывала на стол. Бера взялась расставлять посуду. Дрива отказалась обедать со всеми, сославшись на дела, и потому еду ей ученица вёльвы принесла прямо к месту работы. У одной из табуреток подломилась ножка, и сейчас вдовья дочь увлечённо орудовала рубанком.
К столу подсел Даг. В эти дни он был странно хмур и неприветлив со всеми. Будто какая-то тревога точила его. Грима списывала это на вынужденное безделье сына - по болезни он был прикован к дому, ведь Бера запретила ему заниматься тяжёлой работой или выходить надолго во двор. Бера же подозревала иное. При всех своих физических и духовных достоинствах Даг оставался шалопаем, обаятельным бездельником. Так что не отсутствие работы угнетало его, а что-то другое. Может, это и был след, который она так искала?..
Наконец ломти хлеба, кувшин с пивом, горшок сметанной похлёбки и пара луковиц выстроились на столе в полной боеготовности. Не говоря ни слова, Даг наполнил свою плошку и принялся за еду. Мать неодобрительно поглядывала на него, но вместо поучений предпочла сказать:
- Ну что ж... Приступим. Все мы проголодались.
Бера неловко заёрзала на стуле. Похлёбкой в этот раз занималась она. В хижине на горе на её плечах лежало всё скудное хозяйство, и готовку её Хрода без устали поносила день и ночь... Нрав у вёльвы был вздорный, это правда, но когда тебе столько лет твердят, что твоё варево не согласятся есть даже тролли, в это начинаешь верить. Теперь Бера краем глаза следила за ложкой, которую вдова подносила ко рту.
- М-м-м... Невероятно! Так вкусно, правда, сынок? - восхищение женщины было искренним.
- Ум-гум...
Бера зарделась:
- Вот и славно.
- Я по-другому её готовлю, вкус не такой нежный... Что ты туда добавляешь?
- Это тайна.
Грима понимающе заулыбалась. Пару минут все молча поглощали пищу.
- Айщ-щ... - Даг вдруг сморщился.
- Что-то случилось?
- Язык прикусил... Сильно.
В это приходилось верить - в уголке рта проступила кровь.
- Запей пивом... Ты такой рассеянный в последнее время, просто ума не приложу, что с тобой творится.
Бера кивнула про себя. Всегда ловкий и грациозный, как молодой олень, Даг вдруг стал неуклюжим. За то время, что знахарка провела на хуторе, с ним непрестанно что-то случалось. Взявшись помогать матери, он полоснул себя ножом по ладони - лезвие глубоко пропахало кожу, кровь залила столешницу. Он ронял посуду со стола и ударялся головой о косяки. А по дороге к нужнику его укусила собака, которую отвязали погулять. Грима не переставала удивляться - из псины разве что песок от старости не сыпался, она и в лучшие времена была тише воды, ниже травы, а тут на тебе. Вернувшись на привязь, сука бесновалась после того случая до поздней ночи.
Фантастическое невезение, иначе не скажешь. И Бера была готова головой поклясться, что это проявляет себя проклятие. Когда она спрашивала, каким образом такой здоровый телёнок, как Даг, ухитрился серьёзно заболеть, ответ подтвердил предположения. Отправившись в лес за хворостом, юноша зачерпнул снега сапогами и промочил ноги. Пустяк, сколько раз такое случалось... Но хворь вцепилась в него пуще пиявки.
Где-то на краю сознания слабо мерцал ответ, но... как Бера не силилась, поймать его за хвост не удавалось. Значит, всё-таки придётся...
Она заговорила в попытке отогнать мрачные мысли.
- Там, в сарае, где работает Дрива, под самым потолком полки... И множество маленьких корабликов. Кнорры [грузовой, торговый корабль], ладьи, драккары [военный корабль]... И такая тонкая работа! У тебя золотые руки, Даг, Скаге мог бы тобой гордиться.
Юноша дёрнул плечом.
- Это не моё. Сестра делает их в свободное время.
- Будь её воля, она бы отгрохала судно в полную величину! Что за занятие для девушки... Муж совсем запудрил девчонке мозги...
Бере хотелось бы узнать, в чём дело, но ворчание матери прервал Даг:
- Мама, я уже совсем здоров. Хочу прогуляться сегодня. Схожу в лес, заодно хвороста наберу...
- Зачем же? Дрива только вчера ходила за ним. Не волнуйся, милый, лучше отдыхай...
- Я уже четвёртый день без толку отдыхаю! - взвился сын, будто ужаленный. - Мне нужно на воздух, размяться.
Вдова растерялась от такого напора. Она с сомнением бросила взгляд в сторону целительницы.
- Ну, тут уж не мне решать...
Сколько надежды было в глазах юноши. Бера притворилась искренне задумавшейся. Она сама себе удивлялась. Лицедейских талантов в ней ни на грамм, да и хитрости тоже, а ведь откуда-то берётся...
- Даже не знаю... Ты хорошо себя чувствуешь, но организм ещё слаб...
Она следила за реакцией Дага. Губы его искривились в гримасе отчаяния. Куда он так рвётся?
- Впрочем, думаю, немного свежего воздуха тебе не повредит.
Явное облегчение, едва ли не счастье.
- ...и я пойду с тобой, - заметив, как собеседник переменился в лице, она улыбнулась. - У меня свои дела в лесу, так что мы разделимся.
Уважительное бормотание. Ученица вёльвы, знахарка... Конечно, у неё могут быть свои дела там! Жизнь таких людей окутана тайной, у них свои секреты, и не только кулинарные - дураку понятно. "Иногда мой род занятий доигрывает роль за меня" - отметила про себя девушка, но не произнесла ни слова.
Путь близкий и долгих сборов не предполагалось. Бера оделась, приготовила лыжи... А Даг всё кружил по комнате, прихорашиваясь, и вырядился так, будто не в лес за хворостом, а на ярмарку собрался. Но и этим нельзя заниматься бесконечно. Перед тем как надеть шапку, он в последний раз расчесал волосы изящным деревянным гребнем с резьбой. "Будто ладьи рассекают позолоченную закатным солнцем воду тихого фьорда... Наверное, мне стоило податься в скальды [поэт, певец]" - подумала Бера, наблюдая за юношей.
- Красивый гребень, - заметила она вслух.
- Подарок, - в голосе Дага звучала неподдельная нежность. - Ну, что ж... Теперь можно идти.
Солнечный свет, отражаясь от снега, до слёз слепил глаза, и небо было таким высоким, без единого облачка. Действительно хороший день. И если бы не глубокие сугробы, о недавних игрищах метели нельзя было бы догадаться.
Едва только встав на лыжи, Даг ухитрился сломать палку. Пришлось идти за другой. "Лишь бы на него не упало подточенное жуками дерево..." - мысленно сокрушалась его спутница.
Дрива стояла во дворе перед хлевом, опираясь на черенок лопаты. Она как раз собралась чистить у овец, но её внимание отвлекла синица на краю плоской крыши. Девушка тихо посвистывала и прищёлкивала. Птица, склонив набок головку, щёлкала в ответ. В жёстких волосах вдовьей дочери запуталась древесная стружка.
Уже на выходе со двора Бера обернулась, чтоб увидеть мимолётную улыбку, преображающую обычно некрасивое лицо. Она тихо протянула:
- После работы у твоей сестры настроение явно идёт в гору.
- Есть такое, - весело ответствовал Даг. Как только вопрос с его прогулкой решился, он снова стал разговорчивым и благодушным, в общем, таким же Дагом Карлсефни, каким его знала вся округа.
Скользя на лыжах по снегу, он продолжил:
- Она любит работать с деревом... И умеет это делать. Говоря по правде, она, наверное, превзошла бы отца в плотницком мастерстве, родись она мальчиком.
Бера привыкла и к дальним походам, и к тяжёлому труду, но уже чувствовала, как пот катится по спине. Наверное, не стоило одеваться так тепло. Перестаралась...
- Но, насколько мне известно, плотничать отец учил именно тебя.
Даг остановился на секунду и обернулся к ней, целясь в самое сердце своей легкомысленной и обезоруживающей улыбкой.
- Так и было. Но... Ты знаешь, на сколько лет Дрива старше меня?
- Лет пять, полагаю...
- Семь! - он возобновил движение, не переставая рассказывать. - Отец был одержим идеей передать сыну своё искусство. В конце концов, в своё время он был лучшим мастером в Трондхейме и на верфи состоял на хорошем счету. Но первой родилась Дрива. Не женское это дело - строгать и приколачивать. Но, сколько родители не старались, матери не удавалось вновь зачать, а когда наконец удалось, она не смогла выносить... В юности была очень болезненной. Так шли годы, а наследник всё не появлялся. И вот, когда Дриве исполнилось четыре, отец стал учить её! Мать возмущалась, но... Папе удалось внушить ей мысль, что для Дривы так будет только лучше - что бы ни случилось, она сможет устроиться в жизни и прокормить себя. А потом... появился я. И мать с отцом мало-помалу оттеснили сестру в сторонку...
От этой истории у Беры заболело сердце. Конечно, бывает и хуже, но и так...
- Мало весёлого, - пробормотала она.
- Мало. Но я постараюсь. Стану хорошим плотником, разбогатею и обеспечу ей жизнь. Ей ни о чём не придётся заботиться!
- Ты очень любишь свою сестру.
- Конечно, люблю... Ты не знаешь, какой она может быть ласковой. Она нянчилась со мной всё время, пока мама и папа работали на хуторе. Она будто второй я для меня, так я её люблю! В шесть лет я даже заявил, что обязательно женюсь на ней, как только у меня начнёт расти борода! Смешно вспомнить...
За разговорами под их ноги незаметно легла развилка, где предстояло разделиться. Условились о времени встречи и разошлись в разные стороны. Даг тут же напоролся щекой на коварный сучок и рассмеялся от собственной неуклюжести. Вскоре его силуэт скрылся за стволами. Бера попыталась стряхнуть с себя печаль. В жизни бывает всякое, но сейчас не время забивать себе голову. Ей необходимо хорошенько распеться. Одна ошибка, одна-единственная фальшивая нота - и сообщение до адресата дойдёт неточным. К тому же, ей нужно было найти самую высокую ель.
Убаюкивающе поскрипывал под лыжами снег, где-то недалеко трещали белки. Она даже остановилась ненадолго, чтоб порыться в карманах - какой бы случай не гнал её в лес, она всегда брала с собой горсть орешков или кусок хлеба. Зимнее время голодно не только для людей. Разбросав по белому полотну орехи и насадив на сучки пару хлебных корок, целительница заозиралась. Нет, здесь не имеется подходящего дерева. "Хотя... Вон, высокая макушка виднеется... Ну-ка, поглядим...".
Идти пришлось дольше, чем она себе представляла, но и ель превзошла все ожидания. Будто копьё Одина, она вонзалась в самые небеса, привольно раскинув могучие лапы и укрыв в непроглядном мраке своих менее везучих, захиревших товарок. Вот это другое дело!
Осторожно, не опуская ног на снег (в лесу сугробы меньше, чем на открытом пространстве, но и по колено провалиться - удовольствие маленькое), целительница сняла лыжи, поплевала на ладони и уцепилась за ближайшую ветку.
Всякий, кто видел ученицу Хроды хоть раз, поразился бы той прыти, с которой она взбиралась вверх. Пышущая здоровьем, сложенная по-крестьянски основательно и крепко, Бера больше походила на медведицу, чем на юркую белку. Но и медведи лазают по деревьям! В сезон сбора трав, что начинался ранней весной и заканчивался поздней осенью - для каждой травки свой срок! - ей доводилось делать всякое. Лезть на деревья и скалы, спускаться в ущелья, бесконечно долго бродить по долам и весям... Не впервой. Хотя, конечно, зимой свои сложности. Например, снег, который сыпался за шиворот. Но о неудобствах она будет думать потом.
Наконец, цель была достигнута. Бера кое-как угнездилась на суку чуть не у самой верхушки, обхватила ствол ногами покрепче и сложила ладони рупором. Лишь бы не перестараться... Горы совсем близко.
Над зимней чащей разнёсся крик чайки, пронзительный и резкий. Филин заухал глухо и низко, отрывисто прокаркала свою сварливую тираду ворона ... Бера меняла птичьи голоса, словно маски, пела и заливалась трелями, какие невозможно услышать зимой. Она щебетала и щёлкала, заключая слова в броню этого странного шифра. Хрода слышит её... Хрода слышит всё. Знахарка старалась изложить ситуацию как можно более полно и точно. Ну а уж если она действительно поспешила, и ответ лежал на поверхности... То расплатится за это позже. А здесь нужно человека спасать.
Наконец несуществующие птахи умолкли. Девушка прикрыла глаза и прислонилась лбом к шершавой коре. Теперь остаётся только ждать.
- Холодно... - рассеянно пробормотала она.
Из глубины ельника ей ответили голоса. Бера навострила ушки. Пусть у неё не такой отменный слух, как у вёльвы, но и она могла кое-что разобрать... Правда, не слова.
Голосов было два. Один принадлежал Дагу, вне всякого сомнения. А другой... женский.
Вот и раскрыта тайна нервозности юноши. У него было назначено свидание!
При других обстоятельствах Бера предоставила бы влюблённым возможность миловаться без свидетелей. Но сейчас узнать, с кем же встретился её подопечный было крайне важно. Не все женщины милы и прекрасны, некоторые оказываются весьма коварными... А некоторые - ведьмами. К тому же, встречаться, прячась ото всех... Свободные люди честно сватаются.
Бера со всё возрастающим нетерпением оглянулась на гору, поёрзала на суку и, услышав предательский треск под собой, с досадой застонала. Она сейчас свалится, а ответа всё нет и нет.
Что же это за женщина, к которой Даг так спешил? Ни Грима, ни Дрива явно не подозревают о её существовании. Версии роились в голове тучами, но Бера отметала все. Не факт, что именно тайная зазноба прокляла мальчишку, преследуя какие-то свои цели. Но всё это выглядело крайне подозрительным.
Бера так задумалась, что едва не вскрикнула, когда ворон вцепился в её плечо.
- Ну наконец-то!
Отвязав от лапки ручной птицы записку, она не глядя сунула её в карман и поспешила спускаться. Ворон Хроды обиженно каркнул и полетел обратно к горе.
- ...Давно не приходил, Даг. А я ждала... И седьмого дня, и десятого. Ждала, ждала... Что ж ты, разлюбил меня? Или другая в сердце запала?
- Бьёрг! Не говори так... Ты же знаешь, во всём свете мне нужна только ты. Я заболел... Себя не помнил, с постели не вставал. К нам знахарка пришла. Боялся, и сегодня не выпустит. Но вот, вырвался.
На лице Бьёрг, единственной дочери Ёфура и самой любимой из его детей, отразились и тревога, и стыд за свои пустые выдумки.
- Что с тобой случилось?
- Горячка... Простудился, да и вот... Ерунда это всё, ты не думай.
Бера едва сдержалась, чтоб не фыркнуть от возмущения: "Ничего себе "ерунда"! Чуть не умер!". Но она лишь крепче прижалась к дереву, за которым пряталась. Ох, ну и дела... Бьёрг известная гордячка, да и парням головы кружит, а в своё сердце не пускает никого. Сколько юношей отрубили бы себе руку за её потеплевший взгляд... А оно вон что...
- Как ты себя чувствуешь сейчас?
- Сейчас хорошо. Сейчас я чувствую себя лучше всех!
- А лоб горячий...
- Это оттого, что увидел тебя... Во мне горит пламя!
- Дурак! Лучше уж иди обратно домой, а то вернётся болезнь, по старым-то следам.
- Бьёрг, не глупи. Только ведь свиделись, дай хоть обнять тебя!
- Вот ещё! Попробуй, поймай! - и девушка бросилась прочь, взметая снег.
Бера в своём укрытии не могла не улыбнуться. Невинные радости... Впрочем, не стоит забывать, что именно Бьёрг может быть той, кто наложил проклятье. Папенькина дочка, она всегда стремилась угодить Ёфуру, так баловавшему её, но в остальном не чуралась и чисто женского коварства. Если уж обедневший хутор так приглянулся бонду, его можно заполучить и не самыми честными способами.
"Как-то не верится..." - Бера не любила думать о людях плохое. К тому же, эти двое так и светились искренней любовью и счастьем, ни тени притворства...
Охотник настиг свою добычу. Со смехом парочка повалилась прямо в сугроб.
- Осторожней, тут камни.
- Ох, а могли бы ведь и головой упасть!.. Ну-ну, ты что удумал, чумной?! Губы обветрятся...
- Не страшно...
Целительница фыркнула в кулак собралась ехать обратно, к развилке. Пусть себе целуются, не так и много в человеческой жизни радости.
Но наблюдала за влюблёнными не только она одна. Едва на шаг отступив от ствола, служившего ей прикрытием, девушка заметила три фигуры, что стремительно, уже не таясь, приближались к паре. "Это не к добру" - у знахарки сердце сжалось от дурных предчувствий.
- Отпусти мою сестру немедленно, ты!..
"Кривоносый тролль", Атли, исходил гневом, как угли исходят жаром. Да и братья, вставшие от него по обе стороны, не были настроены миролюбиво.
Влюблённые вскинулись, но не разняли рук. Даг закрыл девушку своим плечом. Что, видно, разозлило Атли ещё больше...
- Вот, значит, куда ты бегаешь, как только отец выходит за ворота... На смазливую рожу повелась, потаскуха!