Аннотация: Иногда вещи, о которых хочется забыть, преследуют людей и не дают уснуть, раз от раза напоминая былые грехи.
Картина первая
Отравленное вино
Это всё из-за бессонницы. Приглушённые звуки, будто они доносятся издалека... Картинка перед глазами давно потеряла резкость. Оформление интерьера в серебристо-фиолетовых тонах невольно заставляло его представлять себя лежащим на дне реки. Утопленник, придавленный водной толщей - так он себя чувствовал. Да, во всём виновата бессонница.
- Момо-тян, ты меня слушаешь?
Работа настойчиво взывала к реальности.
Рюноске растянул губы в своей самой обворожительной улыбке:
- Разумеется, Сугимото-сан. Даже будь я на смертном одре, я бы не переставала слушать вас. Вы так увлекательно рассказываете!
Бизнесмен просиял. На самом деле, его занудные рассуждения об экономике лёгкой промышленности интересовали только его деловых партнёров, но долг Момо-тян - выглядеть воплощением внимательности. А ещё можно ненароком поправить чулок... Вот так. "Теперь ты на крючке, милый... Придётся раскошелиться, не так ли?" - победа была у него в кармане.
Не смея отвести взгляда от изящной ножки, Сугимото-сан хрипло крикнул официанту:
- Ещё бутылку "Кристалла"!
Рюноске почувствовал себя так, словно проткнул мешок с золотыми дублонами.
- При свете ты выглядишь просто чудовищно, - ужаснулась Изабелла.
На сегодня работа хостов [мужчина, работник хост-клуба, чья задача -развлекать и веселить гостя, и в это время следить за тем, чтобы он потратил как можно больше денег на выпивку] была закончена (хотя они предпочитали именовать себя хостесс [то же, что и хост, только женщина] в силу известных причин). Уставшие "девочки" приводили себя в порядок в раздевалке, вяло переговариваясь.
Рюноске усмехнулся:
- Не имеет значения. В зале-то освещение приглушённое, - он немного помолчал. - Это всё из-за Удо, ты же знаешь.
Кояма Юки, в определённых кругах известный под псевдонимом "Изабелла" сочувственно покачал головой:
- Этот придурок ушёл от тебя две недели назад...
- Вот с тех пор я и не могу заснуть.
- Просто забудь его, - Избелла легкомысленно тряхнула рыжим париком и улыбнулась. - Постарайся найти себе кого-то, в конце концов! Вот увидишь, все страдания как рукой снимет! Или давай сходим на этой неделе куда-нибудь, выпьем, снимем мужиков... Как идея?
- Неплохо. Надо подумать над этим... Ладно, я пойду. Чао!
- Пока-пока!
Для Синдзюку три часа ночи - совсем ещё детское время. Каблуки Рюноске отбивали такт для оркестра ревущих машин и гомона праздношатающихся компаний. Изрядно подвыпившие господа окликали его или просто провожали его взглядом - это заставляло распрямить ноющую спину. Может, он и растерял форму в последнее время, но в "Мраморном карпе" всё ещё считается номером один. В отличие от остальных хостесс их клуба, Момо-тян действительно можно было спутать с женщиной. Весьма привлекательной женщиной.
"Но если привлекательная женщина не отдохнёт сегодня как следует, то скоро растеряет всю привлекательность" - угрюмо подумал он, пока пытался вызвать такси.
Огни вывесок за окном сливались в светящееся пятно. Нельзя сказать, что Рюноске плохо себя чувствовал. Скорее, он вовсе себя не чувствовал. После разрыва с Удо и двух недель бессонных ночей он плотно завис между небом и землёй, оставив бренное тело. Жизнь превратилась в затянутый фильм-артхаус и чем-то напоминала кафкианский кошмар. Врач отказывался выписывать ему снотворное, зато настоятельно советовал поменьше курить и пить кофе. Старый идиот. Рюноске уже устал осаждать его кабинет... Устал кошмарно выглядеть и впадать в пятиминутный транс в магазинах и автобусах, после которого с трудом приходил в себя и долго не мог вспомнить, где находится.
Он должен выспаться. Как-нибудь...
Рюноске хорошо осознавал, что не может развлекать толстосумов до старости, поэтому усиленно копил деньги для открытия собственного бизнеса и экономил на всём. Он снимал крошечную квартирку на окраине города. Дом сильно обветшал и его давно следовало бы отдать под снос... Но арендодатель боролся с администрацией, а потому до сих пор промышлял сдачей грошовых помещений, в которых в любой момент мог обвалиться потолок.
Осенний холод, этот неласковый любовник, пробрался под тонкое пальто и шарил по телу. По внешней лестнице Рюноске торопливо поднимался на второй этаж... Ещё пара минут - и ненадёжные стены укроют его, можно будет залезть под котацу [каркас низкого стола с одеялом, снизу к столешнице крепится обогреватель] и немного расслабиться. Когда-нибудь усталость должна его сразить, и он заснёт, разомлев в тепле. Хотя бы час сна... Это уже было бы счастьем.
Он точно помнил, что запирал дверь перед уходом.
"Удо вернулся!"
Конечно, он немного поломается, выяснит отношения, но позже примирение станет по-настоящему жарким... Какое облегчение...
Он не стал включать свет. Осторожно, стараясь не споткнуться в темноте, снял туфли и вошёл в комнату. Эта каморка в шесть татами видела столько ссор и торжественных воссоединений, что потерпит и ещё один раз...
Футон был расстелен и под одеялом тихо посапывал человек. Рюноске встал рядом на колени, склонился к уху спящего и игриво укусил его за мочку:
- Момо так соскучилась по тебе, милый...
- Нии-сан [обращение к старшему брату]... Ты уже пришёл?
Ох, сердце, кажется, остановилось... Горло сдавило и он с трудом выдавил из себя слова:
- Сакико? Что ты здесь...
- Прости, что не предупредила... Я решила тебя навестить, и вот...
- Но как ты попала в квартиру?
- Когда я приехала, какой-то мужчина выходил отсюда. Я спросила, кто он и что делает в доме моего брата. Ответил, что пришёл за вещами. Отдал мне дубликат ключа... Это был твой друг, да?
- Неважно... Сакико, что случилось?
На какой-то момент в комнате повисла тишина.
- Давай не сейчас... Горо спит, - только сейчас он заметил, что рядом с сестрой из-под одеяла выглядывает головка ребёнка. - Утром я всё тебе расскажу. Мы подвинемся, и ты тоже ляжешь, хорошо? Уже поздно...
Старший брат рассеянно кивнул и побрёл в ванную.
Закрыв за собой дверь, он бессильно осел на пол. Тёплые слёзы прочертили дорожки на напудренных щеках и разбились о кафель. Прошлое навалилось каменной громадой, вытащило из тела хребет и погребло под собой. Он был совершенно не готов ко встрече со старыми призраками. Из горла вырвался хриплый полувсхлип-полустон. Со всей силы Рюноске ударил себя в грудь кулаком, пытаясь заглушить боль будто бы давно зарубцевавшейся раны.
Рыдания окончательно вымотали его. В какой-то момент сознание накрыл благословенный мрак, и пол полетел ему навстречу.
Рюноске не просыпался до утра.
- Горо, не вертись! Сядь нормально! - одёрнула сына Сакико, снимая суп с плиты.
От того, что Рюноске несколько часов кряду провалялся на ледяном полу, тело нестерпимо ломило. В голове гудели колокола. Мельтешение сестры раздражало, как и вертлявая непоседливость племянника, но все прочие чувства перекрывал глухой страх.
Сакико поставила перед ним рис и налила в чашку суп. Потрепала Горо по волосам и села напротив.
"Она похорошела" - пролетела мысль на краю сознания. Раскалённая спица ещё глубже вошла в сердце.
- Итадакимас! - женщина подмигнула брату из-за сложенных ладоней и принялась за еду.
Какое-то время они молча жевали. Только Горо что-то невнятно лепетал себе под нос, размахивая зажатой в пухлом кулачке ложкой.
Рюноске заговорил первым:
- Почему ты приехала в Токио? Не то чтобы я был не рад твоему визиту, но... - "Совершенно не рад".
На красивое лицо набежала тень. Сакико не поднимала глаз. Она положила палочки не стол и потёрла шею.
- Мы поссорились. Очень сильно, - она бросила на сына тревожный взгляд, но, видимо, сочла, что он ещё слишком мал, чтоб что-то понимать. Впрочем, имени мужа вслух так и не назвала.
- Я не рассказывала родителям... Он... играет в патинко [игровые автоматы]. Давно, как выяснилось. Я очень долго ни о чём не догадывалась. А месяц назад его уволили с работы, у него началась депрессия... Из дома стали пропадать сначала деньги, потом вещи. Раньше я не следила за его доходами, а теперь стала экономить, и правда всплыла на поверхность.
В её голосе появилась дрожь.
- Когда я уличила его, он так кричал... Что я чёрствая, холодная, совершенно его не понимаю. Что наш брак просто ужасен, что я вышла за него только из-за его хорошей должности и денег... И в такой тяжёлой ситуации, как теперь, его может утешить только игра, а жене на него плевать. Представляешь?
После того, как всё было съедено, и посуда отправилась в раковину, Горо уткнулся в телевизор, а взрослые остались сидеть на кухне. В чашках остывал нетронутый кофе.
- Вот такая история, нии-сан.
- Родители знают?
- Догадываются, что я уехала не просто так, но ни о чём не спрашивают.
Рюноске молчал. Да и что он мог сказать? Зять никогда ему не нравился... Впрочем, в этом вопросе старший брат не мог быть беспристрастен. И все недостатки, которые он во время редких встреч замечал в муже Сакико, списывались на ревность. У неё, как известно, богатая фантазия...
Сиротливо оголённые ветви старой вишни скреблись в оконное стекло. В комнате щебетали на разные лады голоса мультяшек. Он чувствовал повисшее в воздухе молчание кожей, но не мог произнести первое слово.
Сакико, краснея от стыда, тихо заговорила:
- Я понимаю, это всё так неожиданно... Мне нужно было тебя предупредить... Мне на самом деле просто некуда больше податься. Не к родителям же! - в последовавшем смешке чувствовался привкус засевших в груди слёз.
О, как бы ему хотелось прогнать её сейчас же, раз и навсегда, и больше никогда не видеть! Раскрыть окна, чтоб ветер вымел впитавшийся в стены запах её духов... Сжечь футон, на котором она спала, разбить зеркало, которое её отражало, уничтожить любое напоминание...
Рюноске вымученно улыбнулся:
- Ты можешь оставаться здесь столько, сколько потребуется. Я всегда тебе рад.
Он поднялся со стула, забрал пепельницу и пачку ментоловых сигарет, и вышел на лестницу. Только очутившись в холодных объятиях осени, Рюноске осознал, как тесно и душно стало в доме, в который пришла она. Неужели он мог надеяться, что когда-то отмоется от грязи своих желаний? Бог жесток... И без устали будет напоминать своей заблудшей овце, за что она наказана.
Поддёрнув брючины спортивных штанов, мужчина присел на корточки и прислонился к стене. Огонёк зажигалки опалил пару волосков, пыхнул слабым жаром в лицо. Дым наполнил лёгкие. Небо на горизонте пенилось грязно-серыми тучами. "Дождь собирается..." Ураган памяти подхватил фермерский домик Момо-тян и не оставил шанса вырваться...
Осенний день, и дождь ломится в дом, требовательно стучит по крыше, стенам, окнам...
Рюноске вымок до нитки. Ему семнадцать лет и он убежал с занятий пораньше, стремясь застать момент, когда в доме никого не будет. Уже привычная процедура.
Волосы липнут ко лбу, но он не обращает внимания. Нужно торопиться. Родители на работе, а бабушка в это время обычно уходит пить чай к подругам, но мало ли... В любой момент она может вернуться.
Сакико в школе...
Сакико.
Это её комната. Всё здесь пропитано ей. Цветок в горшке, который Рюноске подарил ей в прошлом месяце, совсем зачах... Она такая рассеянная. Комочки белых гольф, небрежно брошенные у кровати. Он поднимает один и мнёт его в руке.
Снимает школьную форму, затем бельё. Какое-то время он просто стоит обнажённый, не шевелясь и полуприкрыв глаза. Десятки призрачных сестёр бродят по спальне, задевая его волосами, кончиками пальцев, бёдрами. Кожа горит.
Он открывает комод. Тщательно подходит к выбору наряда. Натягивает влажноватые, пахнущие потом гольфы на свои слишком худые ноги. Голубое ситцевое платье - она надевала его на последний день рождения. Змейка не сходится на спине юноши, юбка слишком коротка... Он сильно вытянулся за последние несколько месяцев.
Ещё трусики... Конечно, лучше бы ношеные, но мама совсем недавно устроила большую стирку.
Он выбирает белые, хлопчатобумажные. Сакико пятнадцать, но её бельё ещё совсем детское.
Разбухшую, требовательную плоть с трудом удаётся запереть в девчоночьи трусики. Вот так...
Рюноске подходит к зеркалу, оглаживает себя ладонями по бокам.
Они с сестрой очень похожи, хоть и не близнецы. Чуть не забыл... Капля духов, для полного сходства.
Если напрячь воображение, можно представить, что равнодушное стекло отражает не юношу в нелепой одежде, а девушку. Сакико. Можно было бы вообразить, что это она. Её запах, её одежда, её тело. К которому нельзя прикасаться, но если так, то...
Руки нервно разглаживали ломаные складки на ткани. Пальцы воровато касались шеи, чуть пониже затылка, запястья, пуговиц на груди.
Нервный, горячий вздох. Боясь сам себя, он задирает подол и касается белой ткани.
Он не расслышал шагов позади и скрипа, с которым открылась дверь.
Рюноске дрожит от холода, но не торопится заходить в дом. Как долго он тут сидит?..
Бабушка не стала поднимать шум после того, что ей довелось увидеть... Дождавшись, когда юноша закончит школу, она устроила всё так, чтобы его отъезд в Токио не удивил никого из семьи. Это было условие - он уезжает и больше не возвращается. С Сакико встречается только на людях, и никогда - никогда! - не остаётся с ней наедине. А бабушка, в свою очередь, никому не рассказывает о случившемся как-то раз в дождливый день. Разве можно придумать сделку честнее этой?
Рюноске понимал, что старуха не испытывает к нему ненависти... И не мог не признать, что оградить внуков от общения друг с другом было единственно возможным способом уберечь их от беды.
С тех самых пор он не появлялся в родном городе. Когда отец узнал о том, где работает его сын и с кем якшается, он отрёкся от Рюноске. Мать тайно поддерживала общение, изредка звонила или присылала смс. Сакико же, узнав, что её брат - трансвестит, относилась к нему с прежним участием и теплотой. К тому же, вскоре после школы она вышла замуж и у неё появились свои проблемы.
"А теперь, когда я уже начал думать, что всё осталось в прошлом, она заявляется в мой дом... Господи, как мне выдержать всё это?"
- Не сиди на полу.
Он вздрогнул и закашлялся. Сакико улыбалась брату. На сгибе руки у неё болталась хозяйственная сумка.
- Решила пройтись по магазинам. Холодильник у тебя совсем пустой, нии-сан. И раз уж я свалилась тебе на голову, то просто обязана позаботиться хотя бы о твоём питании, как считаешь?
Мужчина что-то невнятно промычал, всё ещё чувствуя першение в горле.
- Присмотри за Горо, хорошо? Ну, я пошла. Не скучайте!
Какое-то время он стоял, облокотившись на перила, и смотрел ей вслед. Прошло восемь лет, а сердце в её присутствии заходится, как сумасшедшее. С Удо так не было... И ни с кем не было.
Он вернулся в квартиру. Налил себе кофе и забрался под котацу. Горо смотрел "Дораэмона" и грыз рисовое печенье. Заметив дядю, трёхлетний малыш проглотил прожёванное и поинтересовался:
- Хочешь? - в кулаке было зажато надкушенное лакомство.
- Хочу.
- А я тебе не дам, - очередной кусок отправился к облепленный крошками рот.
- Ну и не надо.
Через пару минут выразительного обмена взглядами Горо фыркнул и пододвинул к Рюноске блюдо с печеньем.
"Момо-тян теряет позиции", - шептались хостесс "Мраморного карпа". Её рассеянность стала слишком заметна, как, впрочем, и запавшие щёки, и круги под глазами. Большую часть рабочего времени она сидела в уголке вялая и скучная, и даже преданного Сугимото-сана её общество перестало развлекать. Окружающий мир виделся Рюноске сквозь муть мыльной воды. С приезда сестры прошла неделя, и эти дни нельзя было назвать самыми лёгкими в его жизни.
В один из вечеров к его явно затосковавшему клиенту подсела с другого бока Изабелла. Прощебетав пару комплиментов и пригубив вина, она сверкнула в сторону Момо глазами:
- Мама-сан вызывает на ковёр.
Рюноске извинился и поплёлся прочь из зала.
Крохотная, скудно обставленная каморка, где Мама-сан отчитывала провинившихся трансвеститов и подбивала счета, гордо именовалась "кабинетом", хотя явно не дотягивала до этого звания. Комната освещалась мерцающей люминесцентной лампой, и в её мёртвом свете морщины Мамы казались глубже и резче, чем были на самом деле. Но и Рюноске выглядел не блестяще, так что один-один.
- Садись, - Мама-сан оторвался от накладных и указал на стул.
Рюноске повиновался. Пока владелица (владелец?) клуба возилась с документацией, он безучастно разглядывал свои колени. Интересно, что будет? Его пожурят? Или сразу уволят? Учитывая количество разочарованных клиентов, которые так и не захотели оставить в кассе бара свои денежки, вполне вероятный расклад.
Наконец, Мама-сан снял очки, устало потёр красный след на переносице и воззрился на хостесс.
- Клиенты недовольны, Мацуо-кун.
Мама назвала его по фамилии, да ещё с мужским суффиксом... Дурной знак. Начальница задумчиво протянула:
- Наша работа не такая лёгкая, как многие думают... Люди приходят в хост-клуб, чтоб выбросить из головы свои неприятности. Расслабиться. Провести время в приятной компании среди милых девушек. Потому-то милые девушки обязаны оставлять собственные беды за порогом заведения. Мы должны быть весёлыми, когда нам грустно, красивыми, когда не хватает денег не то что на косметику, даже на еду. Разговорчивыми, очаровательными... Ну и так далее, не мне тебе рассказывать. Ты же лучший из лучших, Мацуо-кун! Мужчины в очередь выстраивались, чтоб потратить деньги именно за твоим столиком. Так что с тобой происходит?
- Бессонница, - честно ответил он.
- Бессонница, - сухо повторила Мама-сан. - Выглядишь ужасно. Какие-то проблемы? Ты же знаешь, я готова помочь...
Но искренность Мамы натолкнулась на глухую стену молчания. Что Рюноске мог ей сказать? Что его сестра, единственная женщина, которую он когда-либо любил, живёт в его доме, и каждый день, проведённый ей там, оставляет на его сознании огненную печать? Что ему хочется бежать без оглядки, но некуда? Что он затрачивает все силы, чтоб улыбаться в её присутствии, и утешать её, когда она вспоминает о муже?
Не нужно Маме-сан этого знать.
Немолодой мужчина в слишком броской женской одежде устало вздохнул. Яркий макияж делал его похожим на грустного клоуна.
- Знаешь что... Отдохни-ка ты недельку. Или две. Отпуск я тебе оплачу. Вернёшься, когда приведёшь себя в порядок.
Рюноске с трудом выдавил:
- Спасибо.
"Теперь я пропаду".
На полпути к дому он осознал, что ноги отказываются идти. Снова видеть её... мучительно. Ради её же блага он истово желал Сакико развода, но сейчас согласился бы и на примирение с мужем, лишь бы она покинула квартиру. Рюноске вздохнул и развернулся к детской площадке. Он купил в автомате банку тёплого кофе, присел на качели и оттолкнулся от земли. Ноги в новых туфлях невыносимо гудели, кажется, он натёр сразу несколько мозолей... А, неважно. Остановившись на некоторое время, отхлебнул кофе, запрокинул голову и выдохнул пар. Бездна монолитно чёрного неба будила в глубине души какой-то суеверный, колючий страх. Впрочем... Зачем большому городу звёзды, если есть неоновые вывески?
Рюноске не любил задумываться. Любые размышления неизбежно приводили его к Сакико и тому, как всё могло бы сложиться, не будь она его сестрой. Но генетика неумолима, а потому такие мысли следовало гнать прочь из головы. Иначе... бесконечный и беспросветный мрак, совсем как ночное небо шумного Токио. Сейчас он был слишком уставшим, чтоб оказывать сопротивление своему подсознанию, а потому бросился в его пучины, как в океан, и мгновенно пошёл на дно.
Любое человеческое устремление так или иначе направлено на достижение счастья. Никто не может толком сказать, в чём заключается заветная цель - точнее, слишком уж отличается представление о ней у разных людей. Но призрак счастья, что маячит где-то далеко впереди, делает человека живым, даёт ему силы, чтоб стойко сносить все неурядицы и стремиться, стремиться вперёд. Для себя Рюноске давно решил, что ему никогда не стать счастливым. По вполне очевидным причинам. Он долго отрицал себя, пытался всё забыть, найти кого-то... Мужчину или женщину, за чьей спиной бы можно было укрыться от собственного уродства. Иногда ему даже начинало казаться, что он почти оправился, былые грехи поросли мхом и травой, а впереди какая-никакая, но жизнь... И вдруг ослепляющее сияние памяти настигало его, как свет фар поезда встречает человека, идущего по железнодорожному туннелю. И ничего не забыто, от себя не скрыться, а значит, ему вечно уготовано пить вино и яд этих чувств... Ах, как же хочется заснуть.
Рюноске совсем продрог. Он бросил пустую банку в урну, поправил сползшую туфлю и пошёл домой.
- ПАПА!!! Хочу к папе!
- Горо, милый, угомонись, пожалуйста...
- ХОЧУ К ПАПЕ!!!
- Мы не можем сейчас поехать, но скоро...
- А я хочу сейчас!
- Замолчи немедленно!
Рюноске открыл дверь ровно в тот момент, когда мягкая обычно рука матери влепила ребёнку хлёсткую пощёчину. Красивое лицо Сакико корчилось в маске гнева и отчаяния, она раскраснелась и тяжело дышала. На пару секунд ошеломлённый такой жестокостью Горо замолк, а затем зашёлся в хриплом, надрывном плаче. Он повалился на пол, захлёбываясь в рёве, и засучил ногами.
- Успокойся, негодяй! - крикнула мать, топнув ногой. Она сама была на грани срыва.
Рюноске замер на пороге.
- Сакико...
Заметив брата, женщина уже не могла сдержаться. Из глаз её брызнули слёзы.
- Нии-сан...
Он жестом прервал начинающиеся объяснения, сбросил ненавистные туфли и подошёл к племяннику. Аккуратно взяв мальчика на руки, Рюноске опустился на колени и прижал Горо к себе.
- Ну-ну... Не стоит плакать.
- Папа-а-а-а...
- Папа скоро приедет. И вы все вместе вернётесь домой, - грубая ложь, Рюноске не мог знать, когда помирятся и помирятся ли вообще родители Горо... Но ведь нужно было говорить что-то утешительное.
- ...и пойдёте в парк аттракционов. Ты любишь кататься на чёртовом колесе, Горо-кун?
- Нет, я боюсь высоты.
- А что ты любишь?
- Мне нравятся карусели... И зеркальный лабиринт.
- Значит, папа сводит тебя на карусель. Смотри-ка, что у меня есть, - он снял с запястья широкий, ярко блестящий браслет с фальшивыми камнями. - Нравится?
Цепкие ручонки тут же ухватили новую игрушку. Ребёнок вертел украшение так и эдак, смотрел, как искрит свет, попавший в ловушку стеклянных граней. Браслет полностью занял его внимание.
Дядя погладил Горо по головке и немного покачал на коленях. Сакико утёрла слёзы и пробормотала:
- Я целый час пыталась его успокоить. Ты гений, нии-сан.
С улыбкой Рюноске повернул к ней лицо:
- Разве? Ты была точно такая же. Не перестанешь голосить, если не подсунуть какую-то хорошенькую вещичку.
Сестра рассмеялась немного нервно, но искренне. Глядя на неё, Рюноске вдруг поймал себя на мысли, что именно сейчас ему нестерпимо хочется её поцеловать. И тут же одёрнул себя. "Я слишком расслабился". Помрачнев, он ссадил увлечённого Горо на пол и прошёл на кухню. К его досаде, Сакико тут же последовала за ним. Она присела за стол и проговорила в пространство:
- Мой муж... Знаешь, он совсем не умеет общаться с Горо. Когда малыш только родился, приходилось часто вставать по ночам, я совсем извелась от этого, чуть с ума не сошла от недосыпа. А он... страшно раздражался первое время, потом купил себе бируши, и спал без всяких тревог до самого утра. Пока дела шли хорошо, он баловал Горо - покупал ему игрушки и всё такое. Но играл с ним редко и совсем не разговаривал. Ты другой. Ты был бы хорошим отцом, я думаю...
Рюноске замер, вцепившись в столешницу так, что побелели костяшки. Сакико виновато охнула:
- Прости, нии-сан, я не хотела...
- Ничего страшного. Уже очень поздно... Лучше иди спать.
- А ты? Ты совсем не ложился с тех пор, как я приехала... У тебя какие-то проблемы? Ты ходил к врачу?
"Боже, не смотри на меня такими глазами... Иначе я поверю, что тебя действительно волнует моя судьба"
- Ходил. Он не хочет выписывать мне лекарство...
Сестра озадаченно нахмурилась, но потом осторожно погладила лежащую на столе ладонь Рюноске. Сакико поймала его взгляд и сжала тонкие пальцы:
- И всё-таки, постарайся сегодня расслабиться. Если не уснёшь, то хоть отдохнёшь немного. Не стоит всю ночь просиживать за книгой на кухне...
- Я постараюсь. Иди.
Сакико увлекла сына в ванную и прикрыла дверь. Опалённую её прикосновением руку старший брат накрыл другой ладонью и прерывисто вздохнул. Футон в его доме один... Достаточно широкий, но сможет ли он расслабиться, когда тепло другого тела так ощутимо рядом? Может, ему стоит погостить у Изабеллы, пока сестра в Токио? Но тогда Сакико обидится... Слишком сложно.
Он долго ещё сидел на кухне, читал, и выходил на лестницу курить. Сестра с племянником давно уже заснули, прижавшись друг к другу. Весь дом замер в ожидании тусклого утра... Опустошив пачку сигарет, Рюноске бросил её в мусорное ведро и потёр лицо ладонями. Наскоро ополоснулся в душе, надел пижаму и юркнул под одеяло. Между ним и Сакико лежал Горо, и причмокивал во сне губами. Это было страшной ошибкой - лечь к сестре лицом. Рюноске боялся пошевелиться, чтоб не потревожить их сон, а сам не мог сомкнуть глаз. В комнате царила оглушающая темнота, но он слишком хорошо помнил каждую черту Сакико, чтоб не суметь её разглядеть. Чёрные волосы разметались по подушке, рот чуть приоткрылся. Край одеяла сполз с худого плеча, и вся она казалась такой трогательной и хрупкой. Никогда он не посмеет причинить ей зла, она не заслужила этого... Он поймал себя на том, что тянется погладить её по щеке, и остановился. Вдруг сестра перехватила его руку и заговорила, не открывая глаз:
- С тобой так спокойно, нии-сан... Я, наверное, могла бы прожить так всю жизнь.
- Всё наладится, - невпопад ответил Рюноске. - Спи.
Перед самым рассветом он ненадолго погрузился в беспамятство. Всё это время брат и сестра не разжимали рук.
Может быть, он уже загубил все свои нервные клетки или слишком устал, но шли дни, и Рюноске в конце концов перестал себя накручивать. Рано или поздно Сакико уедет. А до тех пор... Почему просто не получать удовольствие? Долгие годы он тосковал по ней, и радовался любой возможности увидеться. Смотреть на неё украдкой, с восторгом и жаждой ловить каждое обронённое в беседе слово. Самый незаметный её жест намертво врезался в память. И вот теперь она здесь, совсем рядом. Больше ему просто не получить.
И он улыбался ей, почти не чувствуя боли. Отдыхал, как и советовала Мама-сан. Пил горький зелёный чай и вёл неспешные разговоры на кухне. В неброской мужской одежде ходил с сестрой и племянником в парк, смотрел на облетевшие деревья и сидел у пруда. Нянчился с Горо - ему нравилось этим заниматься. Нерастраченной любви у Рюноске скопилось в избытке, он подолгу играл с сыном Сакико. И он стал спать. Тревожным, прерывистым и недолгим сном, но всё же лучше, чем вообще ничего. Рюноске давно мучили кошмары, но посещавшие его порой приятные сны с появлением сестры стали едва ли не страшнее. Ему снились непозволительные, ужасные вещи, после которых он уходил из дома, и всё утро бесцельно бродил по городу. Ему снилось... что это его семья. Его сын, его жена, его тихое, согревающее сердце счастье изо дня в день, до самой старости. Подсознание зло разыгрывало его, но как хотелось в это поверить... Тогда можно было бы не просыпаться вовсе.
За вычетом сновидений, во всём остальном, казалось, воцарялся порядок. Сакико стала реже уходить в себя, а Горо перестал впадать в буйство при воспоминании об отце. Рюноске чувствовал себя много лучше и в скором времени собирался выходить на работу.
В один из дней, совершая утренний туалет, он критически разглядывал себя в зеркало и ворошил пальцами пробор. Отросшие корни не могли радовать глаз. Он не носил парика, как Изабелла - длинные, мягкие волосы Момо-тян были натуральными. Только крашеными. И вот теперь из-под золотистого блонд на поверхность нагло прорывалось угольно-чёрное естество, которым его одарили родители.
- Совсем запустил себя, - сказал мужчина отражению.
Пока Рюноске намыливал щёки для бритья, его ум напряжённо работал. Подбивал финансы и высчитывал ходы, каким образом подкрасить корни дёшево, но прилично. Приезд Сакико, помимо прочего, основательно ударил его по карману. Он мог экономить на чём угодно, но только не на внешности... Как быть?
Сакико и Горо, ушедшие на прогулку, вернулись как раз тогда, когда Момо-тян уже оделась, вдела в уши серьги и завершала макияж.
Сестра отправила сына мыть руки и озадаченно поинтересовалась:
- Ты куда-то собрался?
- В салон. Волосы отросли, пора к парикмахеру.
- Но зачем?.. Я ведь могу...
Через час краска была куплена, напряжённого Рюноске усадили посреди комнаты на стул, а Сакико, подобно спутнику, возбуждённо кружила по его орбите. Горо завороженно наблюдал за взрослыми. Женщина накинула на плечи старшего брата полотенце, но после засомневалась:
- Может, тебе стоит снять блузку? Вдруг капля упадёт.
- Нет, я просто поплотнее оберну...
- Такая красивая вещь, обидно будет... Но тебе лучше знать, нии-сан.
Рюноске судорожно вцепился пальцами в колени. Каждое прикосновение Сакико током простреливало его, но он старался не подавать виду. Она же болтала, размешивая краску:
- Ты не знал, но я, между прочим, посещала курсы стилистов некоторое время. Пока Горо не родился. Я так жалела, что не стала продолжать образование! Сидеть дома целый день, умирая от скуки, провожать мужа на работу и ждать с работы... Вот я и нашла себе занятие. Он был не очень доволен... Говорил, что мне это не нужно, что он сможет меня обеспечить и всё, чего он хочет - это вкусный ужин...
- Так вот... Мне очень нравились эти курсы, нравилось работать с людьми. Я ведь ни с кем особенно не общалась. Соседки иногда, и ещё поездки к родителям. Я собиралась устроиться в салон, когда закончу обучение. И вдруг беременность, роды... Сидеть с ребёнком так сложно. Ни на что больше сил не остаётся. Нет, я ни на что не жалуюсь... Но...
Она замолчала. Рюноске потребовалось немало мужества, чтоб выпростать из-под полотенца руку и погладить сестру по запястью.
- У тебя ещё есть возможность. Горо уже совсем большой, так что ты могла бы... У меня есть знакомый - хозяин небольшой парикмахерской. Если хочешь...
- О, нии-сан, это было бы так здорово! Содержать нас с Горо обременительно для тебя, я понимаю...
- Ничуть!
- ...А так я могла бы помогать. Познакомь нас, хорошо? Ну, с хозяином...
- Разумеется.
Некоторое время они провели в молчании. Затем Сакико налила им обоим чаю, и они сели на кухне, ожидая, когда можно будет смывать краску. Глядя в чашку, женщина задумчиво пожёвывала губу. Она явно собиралась что-то сказать... Наконец она неуверенно начала:
- Мама очень скучает по тебе. В каждую нашу встречу только и разговоры о том, какой ты был милый и послушный сын. И отец... он давно тебя простил.
Рюноске криво усмехнулся:
- Простил... Что ж, я рад.
- Не иронизируй. Я серьёзно, нии-сан. Конечно, папа ещё дуется. Мужчинам вообще трудно признавать, что они в чём-то не правы... Но если бы ты сейчас навестил их... Мама будет очень рада, и, думаю, папа быстро оттает.
- Да. И первое же моё слово о работе снова скуёт его сердце льдом. Не надо, Сакико. Он никогда не примет меня.
Сестра внимательно посмотрела ему в глаза. Устало вздохнула и перевела взгляд на вид за окном.
- Папа стареет. Становится мягче. Вряд ли он сможет когда-нибудь тебя понять, но смириться... Неужели ты сам не скучаешь по родителям?
"Я скучаю по тебе. Очень. Каждую секунду"
- Когда-то скучал. Я бы с радостью увиделся с мамой. Но отец... Ты не знаешь, каково это - сидеть рядом с человеком, который испытывает к тебе отвращение. Каждое слово - как ведро помоев. У меня был опыт... И я не хочу его повторять.
Старая вишня скрипела на ветру. Где-то вдалеке громыхали раскаты грома. В комнате Горо о чём-то говорил сам с собой.
- Пойдём смывать краску.
Рюноске вернулся на работу. Чувствовал себя он явно лучше, чем до внепланового отпуска, и теперь снова блистал в "Мраморном карпе", как и в прежние времена. Мама-сан была довольна, клиенты охотно отдавали свои деньги, а другие хостесс - завидовали.
Сакико, очевидно, решила, что останется в Токио надолго. Она перепоручила заботы о Горо детскому саду, а сама устроилась на неполную ставку в парикмахерскую. Опыта у неё не хватало, поэтому не обходилось без ошибок, но постепенно дело шло на лад. Горо в садике быстро завёл новых друзей, и теперь в квартире не утихал восторженный детский щебет... Новые впечатления требовали выхода.
Изабелла и Сакико познакомились и очень скоро стали закадычными подружками. Хостесс теперь частенько заходила в гости, не забывая гостинцы для Горо. От ребёнка она была в восторге.
Когда Сакико получила первую зарплату, она решила, что это достойный повод для небольшого праздника. Изабелла согласилась посидеть вечером с Горо, и запланировала для него целую культурную программу. А брат с сестрой отправились в гастрольный тур по барам Синдзюку. Знай Рюноске, как закончится этот вечер, он никогда не согласился бы на него...
- ...Я никогда не воспринимала алкоголь особенно хорошо. Надеюсь, у тебя не будет из-за меня проблем, нии-сан, потому что я имею твёрдое намерение напиться.
- Не усердствуй особенно, - улыбнулся старший брат. Сам изрядно навеселе, он видел мир ярче, а жизнь казалась ему если не проще, то терпимей.
- Да, о чём это я... В общем, клиентка эта просто ужасная женщина. Каждый её приход - обязательно скандал, жалобы. И с мастерами она общается, знаешь, как с обслугой. Мало приятного. Непонятно только - если ей так не нравится наш салон, то зачем же она всё время ходит именно сюда?! И Хомма-тян решила её отвадить. Оставила краску дольше, чем требовалось, всего-то... Сожгла ей волосы невероятно! Теперь они как солома, нии-сан, совершенно как солома, и торчат в разные стороны, как ни укладывай. Крика было... Но теперь эта тётка в нашу парикмахерскую ни ногой. Начальник Хомма-тян даже премию выдал за это.
Посетители бара сильно шумели. Им было весело и хорошо. Рюноске подумал, что именно в этот день, в этот момент всем, вообще всем людям на свете должно быть хорошо и весело. Он смотрел на свою сестру и она, мягкая от выпитого, с порозовевшими щеками, казалась ему красивее, чем когда-либо ещё. Но вдруг на её нежное лицо набежала тень.
- Он тоже как-то неудачно постригся. Очень неудачно, вкривь и вкось. Ох, как он тогда бесился... Поставил на уши всех, судился с парикмахерской, ему выплатили компенсацию...
Она залпом выпила своё саке и выдохнула:
- Ужасный человек.
Сколько чистой, кристаллизованной ярости заключалось в двух словах. Жёстче пощёчины. Эти слова высекали искры. Сакико оскалила зубы:
- Как же я его ненавижу!
Она крикнула это слишком громко, перекрыв даже шум в зале. Люди стали оборачиваться.
Рюноске попытался отвлечь сестру:
- Знаешь, мы что-то засиделись... Пора забирать Горо и...
- Ненавижу! Ненавижу его! До дрожи, до боли в зубах! Каждый раз видеть его мерзкую физиономию... Как он прихорашивается по утрам!
- Сакико, прекрати! Пойдём отсюда!
- Почему я жила с ним... Почему столько сил тратила на то, чтобы ему угодить?! И любое неверное движение...
К Рюноске подошёл встревоженный официант.
- Пожалуйста, покиньте заведение. Вы тревожите других посетителей...
- Да, конечно. Сакико, пойдём.
Кое-как подняв сестру, которая не прекращала кричать и пыталась сопротивляться, Рюноске оплатил счёт и вывел женщину на улицу. Пока он вызывал такси, Сакико привалилась к стене. Уже гораздо тише, но она продолжала свою речь:
- Все соседи думали, что мы такая славная молодая семья... Никто, никто не знал, что он мне говорит, как унижает... О-о-о, он умеет ударить словом, как никто другой! А ещё он постоянно повторял, что очень разочарован во мне, что я глупая и необразованная, потому что не училась в университете, как он... Что ему не о чем со мной говорить... А когда мне было учиться, если я сразу после школы взялась подтирать его блестящий университетский зад!!!
Когда подъехала машина, Сакико стала совсем смирной. Её сотрясали беззвучные рыдания. Она оплакивала свою загубленную жизнь. Рюноске беспомощно созерцал эту неприглядную картину.
Он помог сестре сесть на заднее сиденье и устроился рядом с ней. Назвав адрес водителю, он осмелился на немыслимое: прижал Сакико к себе так, чтоб её голова упала ему на плечо. Женщина охотно обняла брата в ответ. Он гладил её по волосам, повторяя, как заклинание:
- Всё будет хорошо... Всё наладится, ты ещё так молода... Всё будет хорошо.
Она слушала его молча. Мимо проносился ночной город, но двое в такси словно возвели вокруг себя кокон тишины, и ничто не могло проникнуть туда.
- Нии-сан... Ты лучший из людей. Почему такая несправедливость?.. Как я хочу, чтобы ты был моим мужем...
"Как я хочу, чтобы ты была моей женой..."
Рюноске пришлось просить Изабеллу оставить Горо на ночь у себя. Он сомневался, что племяннику стоит видеть свою мать в таком "разобранном" состоянии. Подруга была только рада. Положив трубку, Изабелла повернулась к мальчику:
- Горо-кун, как ты смотришь на то, чтобы поиграть с тётей Беллой ещё немного? Твоя мама разрешила.
- Здорово! - Горо действительно было весело у "тёти".