Тех Марико : другие произведения.

Альбом зарисовок

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


  • Аннотация:
    -А давай... я пальну в неё сингулярностью?!!

  "Откуда ты такой Смешной? Иль не в порядке с головой... Иль не берет тебя беда? Покуда пьешь ты жизнь до дна..."
   Почти Кукрыниксы. Мальчик, что продал свой смех. Он не считал его чем-то ценным до тех пор, пока не потерял. Хороший способ убедить читателя в ценности чего угодно - показать страдания Очередного Потеряшкина.
  "Посмеялись, и хватит..."
   Elfen Lied. Люси, альтернативная точка зрения. Люси, ты до сих пор заглядываешь ночами в счастливые окна домов, туда, откуда доносится детский смех? А вы все еще счастливо смеетесь в кругу семьи? Завтра ночью Люси придет к вам...
  "Давай убьем их всех и сделаем этот мир нашим!?"
   Elfen Lied. Но-но, Люси! Это ведь старый добрый нацизм и разжигание расовой ненависти против такого добродушного, смеющегося человечества.
  "Когда мы встретили вас, то пришли в ужас. Мы думали, что уничтожили подобных вам еще давным-давно, а оказалось, что во вселенной еще есть планеты, где раздается "смех". Ну ничего... Уж простите... Вы никогда не сможете общаться с нами на равных, ведь все ваше общение - ложь. Эта быстрая смена отношений, "юмор", как вы его называете - чудовищно и невозможно для нас само по себе. Ваша правда - это ваша самая изощренная ложь. Так уж случилось, что эволюция вас заставила обманывать самих себя, чтобы обмануть друг друга потом. Постоянно применяя ложь к себе и другим, вы стали слишком хорошо различать все её оттенки и тогда для защиты вашего потомства эволюция ввела то, что вы называете "правдой", так каждый новый ребенок на вашей планете живет под защитой той честной и искренней для него самого правды, что когда-нибудь обратится в ложь и это позволит ему выжить. Вы говорите: "Я никогда не убью!", вы говорите: "Я никогда не предам!" А, знаете ли что и убийство и предательство записано в каждом из вас и ваша убежденность в том, что этого не случится - лишь быстро меняющийся окрас хамелеона под листву дерева? Вы честны, вы искренне думаете, что не хотите этого делать, вы клянетесь, что никогда так не поступите и стремитесь, и надеетесь навсегда сохранить свою верность слову. И тем самым, в общении, вы можете ввести в заблуждение иное существо. Это оружие. Ваша искренняя и честная правда - лишь ваше оружие, но заметить это можно лишь со стороны, увы. От природы - это единственное оружие обезьян. Ложь. Больше у вас никогда ничего не было. Только ваша ложь подняла вас на ту вершину, с которой вы смотрите на все иные формы жизни. Взамен лжи природа подарила вам смех. Это награда за вашу целиком состоящую изо лжи жизнь, те тридцать серебряников, которые вы сохранили и которыми гордитесь. Тот факт, что все что угодно вы в любой момент можете свести в шутку, делает любую попытку общения с вами изначально бессмысленной. В вас всех живет Нечто, которое управляет вами как марионетками, но теперь вы никогда не заметили её и никогда не попытаетесь избавиться. На самом деле все приказы об истреблении планет, подобных вашей были вполне оправданы - вы наркоманы, вы безнадежно зависимы от своих чувств, без которых ваш разум не сделает и шага, общение с вами невозможно в принципе. Вы никогда не увидите иного мира, кроме вашего, ваших порока и морали и вечных попыток распределить все на две составляющих, чтобы потом снова слепить их вместе и вновь делить. Вы параноики, все вы, все целиком и все навсегда. Вы еще долго будете размышлять о том, как перестать убивать. Кого вы пытаетесь ввести в заблуждение? Только себя. Это безнадежно. Вы упустили свой шанс. Хотя, наверное, у вас его никогда и не было..."
   Грустный Серенький Глазастик из блюдца, полного Мычащих от Ужаса Коров. Он Любил Молоко, о да...
  
  Здесь тут там и, возможно, где-то еще используются фокальные персонажи. То есть мнение персонажа не всегда обрамляется в кавычки. А еще тут много взаимоисключающих параграфов, иными словами явный пример квантовой суперпозиции в литературном творчестве. Примите таблетку.
   Альбом зарисовок [Аббэ]
  
  Земляной вал для Вики, которая все бредет.
  Она вернулась с войны странной. Так сказала её сестра. Клэр служила в войсках НАТО, но когда вернулась, помимо отсутствующей руки и странного взгляда в ней было нечто еще. Что-то иное, абсолютно чужое. Это напугало семью.
  Так Клэр стала жить одна.
  Это расстроило семью, и они решили изменить к ней отношение и загладить вину.
  Это обвинило существо все еще по привычке именовавшее себя Клэр. Девушка ходила в плаще, скрывавшем покалеченную руку, потому что смущала этим людей, но смущать родственников - слишком тяжело.
  Так она исчезла. Просто растворилась в толпе и детектив, нанятый для её поисков не смог отыскать ни одной зацепки. Полиция развела руками.
  Их было много, этих рук. Целый ряд...
  Деревья?
  Казалось тут кто-то жил. Так не растут в природе деревья, словно высаженные в грядку овощи. На окраине поля была роща, а за ней дом. Словно руки Зверя, подчиненного Зеленому Мозгу, они скрыли его от посторонних. Но порядок, правильное расположение стволов - это их выдало.
  Трактор был старый. Вика любила старые механизмы, едва ли не больше, чем старых людей. Хорошие и добрые старики держали мир, когда-то, с полвека назад, когда им платили пенсии. Этому старику никто и никогда ничего не платил, у него была своя земля и много-много внуков. То есть это был самый лучший из стариков - это был Фермер!
  -Оттуда никогда не идет дым? - Спросила Вика у фермера. Тот развел руками.
  -Дом заброшен. - Сказал он. И добавил, что там уж точно никто не живет.
  А почему? - Хотела спросить девушка, но передумала. Когда говорят "уж точно" спрашивать если не невежливо, то отчасти бессмысленно.
  "Обвинило", вспоминала Вика слова сестры Клэр. Та сказала "обвинило". Интересно, она это почувствовала или Клэр призналась, что уходит, потому что чувствует на себе обвинение?
  Трактор забирал вправо, Вика представила себе, как с орбиты инопланетная делегация переводит письмена на полях, остающиеся на свежее перепаханной земле за трактором, в котором дедок-фермер слушает песни далекого детства и правит чрезмерно смелой после самогонного самогона рукой.
  А они переводят и даже пытаются отвечать!
  ***
  Калитка была странная. Что именно в ней не так, Вика так и не поняла, но странность ощущать не перестала. Тем более мирно, почти противоестественно мирно протекала жизнь двух девушек, приютившихся в этих зарослях.
  Первая - Клэр, её серебристые волосы отросли до талии, а ведь на фотографии годовой давности она было с коротким ежиком. Вторая, кареглазая шатенка, тонкая и подвижная, похожая в своей угловатой простоте на ребенка, купала Клэр в тазу. Микрофон, сопряженный со стволом старого гринфилда мог улавливать тихий голос человека с километровой дистанции, но с восьмисот метров Вика слушала лишь их сопение и всплески. Даже смеха не было.
  Почему-то Вике казалось, что он обязательно должен был быть, когда её саму купала так сестра, летом, в жару, во дворе, в тени зелени в огромном оцинкованном тазу, Вика орала как помешанная, захлебываясь своим хохотом и брызгами воды.
  Холодная. Линда всегда наливала её слишком много, так, чтобы при погружении маленькой Вики часть вылилась на траву. Зачем? Вика не узнала...
  Смеха не было, но теплота была. Так странно...
  Вика свинтила узко направляемый микрофон и стала разбирать винтовку, упаковывая её в спортивную сумку с молнией. Медленно провела пальцем по последней, словно не веря, что она и впрямь закрылась.
  И, внезапно для самой себя, улыбнулась. Когда солнце пробивается сквозь такую дикую листву, в полдень, оно словно оставляет на внешней стороне листьев свой жар и пыль, и духоту и солнечный удар, и прочую ерунду - по эту сторону оказывается лишь солнечная теплота.
  ***
  Этот дом был деревянный. Сумрак ночи утреннего дня. Странным казалось в нем все, и в то же время - все было обычным. Словно кто-то взял и ковырнул твои воспоминания самого раннего детства, после чего воплотил их в живой древесине, не стал красить, но обложил каким-то таинственным заклятием и перенес назад во времени. Так, чтобы когда ты его найдешь, дом выглядел старым, но чтобы ты понял - он стоит тут и дожидается именно тебя.
  В доме было много пыли. Казалось - тут никто не жил. И если и жил, то старался не выдавать себя ничем. Если сдвинуть предметы - остается след на тонком слое пыли. Любой эксперт твердо, ссылаясь на свой опыт, заявил бы - тут никто не появлялся как минимум с год, если не больше. На самом деле официально этот дом пустовал как минимум двадцать лет.
  Удивительно, что его еще не снесли. Наверное - все-таки это была магия.
  ***
  Вика прошла вдоль всех стен, ища следы потайной комнаты, либо чего-то еще, что дало бы ответ на вопрос, который уже с час вертелся у неё в голове. На самом-то деле вопроса было два. Первый: уж не сон ли это. А когда она задавала второй - наливали чай. Вика попалась так легко и внезапно, что все, что она смогла сделать - это попросить не класть сахара, зато положить побольше клубничного варенья.
  ***
  -Я живу воспоминаниями, которых не было.
  -Что это значит... - Сказала самой себе Вика. - Ты живешь мечтами?
  -Нет. - В голосе Амэ прозвучала тишина. Вика подняла руку ладонью вверх.
  -Тогда - сожалениями?
  -Вряд ли. - Улыбнулась тихо Амэ.
  -Да-а... - Протянула Вика. Амэ положила свою ладонь на её сжатую в кулак руку. Стало так тепло, что Вике захотелось руку отдернуть. Рефлекс? Странный какой...
  -Ты знаешь, что они делали с этими детьми? - Улыбнулась своей загадочной и мягкой улыбкой Амэ, разглядывая Викины глаза.
  Вика постепенно погружалась в темноту. Это как плыть по течению в глубокий прохладный тоннель. Нельзя сопротивляться наваждению покоя.
  ***
  В словах Клэр была ирония, но иронии не было в её голосе. Это как посолить суп из пустой солонки: самовнушение позволит - суп посолен, нет - чувствуешь себя не в своей тарелке.
  ***
  -Человек эволюцией создан таким, каков он есть - вот он, истинно антропный принцип. Только настраивать против себя человека, я могу предвидеть ситуацию, в которой мои слова повлияют на человека и кроме неприязни ко мне вызовут ответную реакцию иного толка, но зачем она будет ему? Существует множество схожих ситуаций в самой системе, которые приводят людей в схожие ситуации и в результате они сходят с одного пути, проложенного для них системой, и встают на иной, проложенный для них системой. Выбор есть всегда, и все дороги ведут к Источнику, человек - лишь метод. Какой смысл говорить гайке, что она могла бы закручиваться и в иную сторону? Что даст это гайке? Захочет она этого или нет, её резьба такого не выдержит.
  -Не бывает холодных людей, бывают остывшие люди, из-за специфики вашего размножения, люди рождаются очень похожими и изначально схоже реагируют на схожие раздражители. Потом все меняется, но с точки зрения человека хаос и непредсказуемость несут именно дети. То, как они будут в этом мире остывать - для остывших загадка, требующая постоянного прогнозирования. Вообще похожие на вашу цивилизации отличаются тем, что постоянно прогнозируют свое будущее. Наверное, это связано с изначальными импульсами инстинктов, а еще точнее - с тем, что вы способны испытывать "страх", в отличие, например, от изначально централизованной иерархии. Вы развивались как обособленные особи с уникальными личностями с точки зрения любой другой личности, но с точки зрения системы вы все равно объединены по аналогии воедино, а уникальность представляет интерес только для вас самих, потому что иначе подобная вашей организация была бы не эффективной. Понимание Истины для вас, схоже с пониманием гайки, которая вдруг осознала, что может закручиваться и в иную сторону, но догадывается, что за этим последует. В любом случае гайка остается гайкой, потому что создана такой. Правда сама она считает своей появление то случайностью от хаоса, то чьим-то умыслом, с периодичностью в пару сотен лет меняя мнение на противоположное, потому, что от прежнего уже устала, а к новому еще не успела привыкнуть. Мнений может быть больше двух, но схожие с точки зрения гайки обычно объединяются в одно. О том, что кроме гаек может существовать что-то еще она, конечно, начинает догадываться и множеством способов строит множество теорий и гипотез, это могут быть другие разновидности гайки или умозрительные существа, с функциональностью гайки либо резко отличающейся от неё. Гайка попытается придумать среды, в которых обитают существа с отличной от гайки функциональностью, скорее предположит, что такие среды и "негайки" существуют, чем то, что их уж точно нет во вселенной гайки. На самом деле сторонний наблюдатель сказал бы ей, что во вселенной гайки она одна, хоть он знал множество подобных ей гаек и у каждой - своя, особенная и уникально неинтересная ему судьба. Впрочем, любой сторонний наблюдатель в своем роде гайка. И тоже временами подумывает о том, чтобы навинтить себя на болт в обратную сторону от положенной. Это естественный для гайки закон их взаимопроисхождения и существования - гайки выходят из строя, порождая необходимость в новых гайках. Причем что интересно - сторонний наблюдатель зачастую не понимает, что заставило его с такой силой вворачивать гайку, даже понимая, что что-то пошло не так, а сами гайки, вызвавшие подобный импульс у недостижимого для них стороннего наблюдателя, которого они обычно именуют термином "Бог", считают, что в конце их "цивилизации" виноват либо этот самый Бог либо случай. Недопонимание повторяется снова и снова, в нем есть какое-то необъяснимое понимание взаиможеланий друг друга. Рано или поздно усомнившись в своем величие, гайка дойдет до мысли, что создана человеком и признает в нем бога, чтобы спустя века отказаться от этой мысли и прийти к выводу, что и богу гайка нужна, а значит, он без неё не может. Раз создал такое высокое творение как гайка. Разочаровавшись в обоих предположениях по истечению рекордного для каждой отдельно взятой гайки времени, она придет к выводу, что теперь чаще думает об иной резьбе, чем раньше, а существование иных, отличных от гайки умозрительных явлений и творений в таких же нелепых условиях ей больше не интересно.
  -"Иная резьба" - это идея попытки познать себя через самоуничтожение? То есть все, что может цивилизация, как инструмент, это сломаться, хотя на определенном этапе она и стремилась к поиску и осознанию иных форм существования, причем не несущих смерть ей, как форме существования?
  -И обратное. Просто резьба наблюдается всегда, даже если она не с той стороны, где обычно. Ваш язык такой неуклюжий. Возможно неуклюжий я сам в нем.
  -Что такое взаиможелания?
  -Взаимное желание.
  -Так просто?
  -Где ты видишь простоту?
  -Взаимное желание - это когда двое хотят одного и того же. - Покраснела девочка, которая еще не могла привыкнуть до конца к тому, что существо напротив говорило о себе в мужском роде, к тому, как оно говорило о человечестве привыкнуть было легче - мода помогла. - И в абсолюте - это любовь...
  -Кто "двое"?
  Опять недопонимание, подумала Вика.
  -Два человека.
  -Я не видел тут двух различных людей, несмотря на то, что вы насчитываете себя на планете семь миллиардов. Для меня двое - это всегда ты и тот, кто тебя создал.
  -Взаиможелание человека и Бога?
  -Вы говорите, что мир наполнен любовью. Люди считает свою любовь особенной, если так много особенного, значит оно кому-то нужно. Вы для чего-то рождаетесь и умираете и сами на протяжении жизни ищете ответы. Значит, ваш бог хочет вашей любви и ваших поисков, но не ваших ответов. Значит вы такие. Значит. Раз ваша любовь столь ценна для вас, значит, она необходима вашему богу иначе ценным было бы иное. Раз вы желаете своей любви, и ваш бог желает вашей любви, то это взаиможелание.
  -Я не вижу тут логики.
  -Значит, ваша логика менее важна для вашего бога, нежели ваша любовь.
  -Ты думаешь, мы тут плодиться и размножаться обречены?
  -Я думаю, вашу численность скорректируют. Я думаю, вам неприятно и негоже думать о том, что корректировкой займетесь вы сами. Поэтому, рассудим для вас так: вы готовы признать, что существует в вас некий общий бог, который хочет вашей любви, потому что ваш некий общий бог появляется из вашей уникальной любви, не взирая на рождение вас или вашу смерть, ваши чувства к друг другу заставляют сложность превыше вас существовать, и эту сложность вы считаете своим богом, и на неё молитесь и её любите, потому что благодаря этой сложности вы появились на свет именно такими, а не другими.
  При этом ваш создатель с точки зрения стороннего наблюдателя скрывает свое существование от вас, позволяя вам считать своим создателем свое творение, тем самым вы зацикливаете на самих себя свою любовь, то есть принцип вашего разума используете как принцип вашего сверхразума.
  -Принцип разума - это про черный ящик Пандоры? И, война - та еще любовь, не правда ли? И еще, наверное "вам считать вашим создателем ваше творений"?
  -Да, вы не можете познать себя не потому что непостижимы, а потому что слишком просты, и дай вам возможность себя понимать, вас бы слишком быстро привели к черте "иной резьбы". Вас разграничили довольно жестко - что вы можете, а чего нет, на вашей планете это получило бы наименование "принцип хорошего надежного умного инструмента". На вас можно положиться, например мне, потому что ваша ненадежность лежит вне моей сферы интересов, то есть, говоря вашим языком существ умеющих "бояться" и любящих прогнозировать - вы никак не можете мне навредить. Да, война разрушительна, любовь разрушительна, созидание разрушительно, разрушение разрушительно, "кто-то получает не то, что хочет сейчас, потому что иные довольны", неудачная, наверное, по вашим критериям поговорка, но все же. И - да, это можно повторять снова и снова, ведь вы видите в общении спор, это нормально, любой спор становится бессмысленным, если в его результатах жестко не заинтересованы стороны и открыты все "карты", то есть изначально все понимают что это игра, в которой правила существуют чтобы их исполнять, а не иначе. То есть никто не пытается создавать свою, отличную от общепринятой в этой цивилизации систему логики, мышления, существования, никто не навязывает другим свои правила игры и не уходит от существующих, которые изначально навязаны всем.
  Вика заметила, что с некоторых пор Клэр стала повторять её формулировки вопросов при ответах, только не решила - это признак раздражения, или она просто пытается облегчить "общение"...
  -Я не поняла, ты думаешь, что мы считаем, что сами себя создали? Хотя, на самом деле это мало кого волнует, лишь единицы...
  -...
  ***
  "Он" сказал: скорее всего, она сошла с ума, а возможно в ней инопланетный паразит, но одно, несомненно - девушка очень сильно желает уединения и ненавязчиво просит не беспокоить. Может убить.
  Исключительный выбор...
  Вика испытывала головную боль от общения с "ним", поэтому предпочитала телефонные разговоры. И она спросила у Клэр:
  -Клэр еще жива?
  Но "Клэр" не ответила...
  Тогда Вика спросила еще раз, и "Клэр" ответила.
  -Мне... просто нужно было как-то тут жить, в вашем мире. Для этого потребовалось тело, потому что вы так сильно отрицаете существование без него, я не смог бы тут находиться. Я взял то, которое испортилось. После вашего общения во временя войны много остается таких тел...
  
  
  
  Амэ и четыре листочка со старого дуба.
  Под деревом зияла дыра. Амэ обошла её кругом, когда возвращалась домой. В ту ночь случилась буря. Дерево, нависавшее столетия над домом раскололо пополам молнией, и оно упал на левое крыло.
  Лиля не вернулась домой. Ни в эту ночь, ни в другую.
  -Мир дерева так стар, - сказала себе под нос Амэ, ощупывая то место, куда упал с неба заряд электричества. - Мир человека слишком молод.
  Амэ перетянула живот клетчатой рубашкой Лили и, взяв сумку с винтовкой, отправилась к мосту, рядом с которым росло дерево. Дерево с дырой.
  Когда Амэ пришла туда, то поняла - Лиля не вернулась бы и на следующий день, и к концу недели - никто не постучал бы в окно, никто не спросил бы новых батареек к "этой желтой в синей изоленте штуковине".
  Амэ не любила ночами путешествовать в город, пусть и за батарейками, но сейчас бы с радостью туда отправилась. А может даже - прихватила с собой эту странную, слишком взрослую и такую критически настроенную, вместе с её штуковиной. Желтой и с синей изолентой, которая жрала батарейки и позволяла в себя играть.
  Амэ стола по пояс в траве, сведя носки вовнутрь и наклонив голову вбок.
  Дыра исчезла. Амэ обошла дерево кругом и медленно поднялась на мост, прислушиваясь к траве. Была тишина, девочка всей кожей ощущала её. С непривычки странно любому чувствовать абсолютную тишину, но не Амэ. Она уселась на краю самого большого камня четыре сотни лет назад пущенного на этот мост, мост, пересекавший больше не существующую реку. Во рту у Амэ была травинка. Высоко в небе жгло землю солнце. Одинокий луч дрожал в застывшей траве. Ветра не было, но не становилось душно. В траве есть жизнь, но она не издает звуков.
  Амэ сложилась пополам и, ухватившись цепкими пальцами за край моста, повисла вниз головой. То место, где была дыра. Центр тишины этого поля. Когда-то тут текла река. Но река исчезла.
  Волосы закрывали Амэ глаза. В голове шумели голоса. Вот Лиля срывает цветок, чтобы украсить им себя, вот вдалеке медленно едет странный агрегат - какой-то умелец переделал трактор на джип: из метровой трубы валит дым, огромные колеса бегут по волнистой долине, усеянной лугами с вздувшимися холмами, столетия назад срубленными лесами и исчезнувшими навсегда реками. Куда? Никто не знает. Но одно известно точно - вода есть, там, в глубине, текут подземные реки, и холмы иногда проваливаясь внутрь, открывают такое...
  Лиль любила ходить к мосту. Где можно встретить Лиль? Под мостом! Она меняла мосты, но не положение своих ног относительно солнца. И во рту всегда - травинка. Так она сходила у людей за свою. Амэ не знала, откуда та притащила эту желтую штуковину.
  -Мальчик подарил! - Воскликнула радостно Лиля и вдруг, став снова серьезно-обиженной, посмотрела недоверчиво на Амэ. Так смотрят на лжеца. Лиль. Ты сама солгала. Такого просто не могло случиться, если только...
  -Они едят нас. - Предупредила Амэ её год назад. - В своих снах. - Добавила она, спустя год. Солнце. Такое жаркое. Стоило протянуть руки. Амэ любила смотреть на звезду людей, вытянув вперед рук и растопырив пальцы. Так она жгла терпимо, и в то же время - было приятно.
  Год это много. Среди людей. Запах. Тут был этот запах.
  
  Лиля взобралась на холм и, потянув носиком, поняла, что скоро будет гроза. Сплюнула изжеванную травинку. В этот день что-то было не так. Её трясло, как от озноба. Только так тепло вокруг! В глазах темнело часто, но видела она хорошо. В животе не урчало - его сводило и. Совсем не там, где желудок.
  Она не хотела подавать вида, что с ней что-то не так, ведь был день игры. Ведь она выбралась!
  Следом за Лилей на холм, покрытый кустарником, взобрался запыхавшийся Вадик. Мальчик притащил огромную сумку еды, он думал - они идут на пикник. Вадим носил сумку за плечами. Лиля видела такие в городе и временами - тут, у приехавших из города людей. Полуобернувшись, Лиль смерила пацана взглядом - таким, что у него перехватило дыхание и, замахав в воздухе руками, он улетел обратно вниз с холма - перевесила его еда.
  Через десять минут он весь красный как рак. И принялся раскладывать на земле еду. Лиля смотрела с полминуты на все эти приготовления, оттопырив пальцем губу - струйка сладкой слюни стекала по подбородку. Проглотив голодный комок, она, не вытерпев, облизнулась и прыгнула на него.
  Он издавал странные звуки, этот городской мальчишка. Интересно, там много таких? Почему он так странно сопротивляется? Отчего так пахнет? Вот это у него что? Есть ли предел приливу крови? Где он дышит, неужели - в животе? Такой маленький! Ого! Вот это вымахал! Так быстро увеличивается. Бывает же такое...
  Вадим лежал, разглядывая небо. Его уронили навзничь - рядом, раскинув руки, лежала Лиля. Она только что в кровь изгрызла ему ухо.
  В траве прошмыгнула кошка. Вскочив и метнувшись вдогонку, Лиля не рассчитала сил и когда встала в полный рост в траве - кошка была мертва.
  -Э-эй! - Позвал её голос из травы. Казалось он доносится с того света. - Я сплю?
  Прошелестев по траве босыми ногами, Лиля легла рядом с мальчиком, её когти по-прежнему сжимали в руках местного кота.
  Вадим разглядывал её губы. "Чума-азая ты...", было написано на его сонном лице. Ему явно не хотелось вставать и прогонять наваждение. Перевернувшись на живот, Лиля легла на Вадима и поцеловала его в рот. Сначала он не давался, но потом передумал.
  -Боже, что за гадость. - Сказал он, сплевывая через минуту кровь. Помаленьку он приходил в себя. И при всей своей смекалке, Лиля не знала, что будет, когда он окончательно очнется.
  Может - вскочит и убежит. Правда, раньше от неё бегали исключительно девочки. Раньше она бегала исключительно за девочками. Раньше вообще они с Амэ гуляли исключительно ночью.
  Вадим совершил нечто странно. И теперь неслась по траве от него Лиль. Все дальше и дальше, по холмам и перепрыгивая овраги, она обогнала летевший в ту же сторону серебристой стальной иглой вдалеке поезд и (как учила Амэ) ушла в перпендикулярный вектору её бега овраг, так, чтобы только её не видели пассажиры.
  Их там так много, - думала, петляя по запутанному оврагу Лиль, - а я тут одна, всего лишь одна.
  Она выбралась из оврага там, где начинались поля, за которыми текла последняя река, и начинались высохшие с виду, но все еще плодородные земли. Там был лесок и снова овраг, и два села, жавшиеся друг к дружке, левее начиналась тропинка и дальше - кустарник - и чужие холмы, просто холмы, уже родные холмы и родные мосты.
  Он укусил меня. - Размышляла Лиль, идя по тропинке к мосту. Обезьяны едят все, - вспомнила Лиля слова Амэ, - даже других хищников; когда-то они хотели разума и ели, теперь хотят силы и едят, все, что умеет их мир - пожирать другие миры, всеядные.
  Она остановилась отдышаться в тени под старым дубом. На плечо девочки упал пожелтевший в разгар лета листок. Лиля взяла его двумя пальцами, и сладостно закрыв глаза, понюхала. Земля уходила у неё из-под ног, девочка падала в океан зеленой травы, в которой утопали корнями деревья, по которому бежали во времени волны холмов и оврагов, слишком медленно, чтобы заметить человеку, но ведь...
  Открылась дыра в тени, оттуда показалась зеленая мохнатая лапа.
  -Тролль! - Вырвалось у Лиль, и в ту же секунду, как их глаза встретились, она вспомнила наказ более опытной Амэ. - Мне нельзя смотреть... - Обреченно подумала Лиль, наклонила голову, из глаз брызнули слезы. Страха и наслаждения. Во рту образовался шарик слишком сладкой слюни, чтобы можно было сдерживаться. Девочка открыла рот и кинулась под мост. Зеленые глаза слегка дрожали, фосфоресцирую в тени, тролль боялся света, как и любой из порождений человеческий фантазий, он скрывался только от своих творцов, людей.
  Тролль поймал её с лету. Схватил Лилю за руки. Резко выгнув их, сломал в локтях. Хрустнули кости - девочка закричала, она билась, не вырваться стремясь, а лишь приспособиться к этому хотела. К тому, что сейчас случится. Прижав её к земле, тролль оказался сверху.
  Меня поймал тролль. - Со странным волнением думала она, хоть и знала, что произойдет через мгновение.
  Он был небольшой, весь зеленый, как тина. Он жил под землей, питаясь водой и тем, что она несла из городов.
  Сельский тролль. Тролль овладел ей, и они стали единым в тени под мостом.
  Хрустнули кости бедер, треснул таз, в голову летела яркая боль.
  Хватит, хватит, хватит... - твердили её мысли. А тело сказало: еще!
  Тролль облизнулся языком, полным розовых комочков слизи и засунул его в рот Лили. Глаза девочки открылись и больше не сомкнулись, в них застыла тень. Тень под мостом и два тела - не увидеть снаружи. Тишина - ни звука. Над ними сияло солнце, где-то тарахтел трактор, под мостом Лилю ел человеческий тролль.
  Прошла слишком длинная для неё минута и тролль оторвался от своей добычи, вынул из девочки вялый хоботок с головкой, усеянной тупыми шипами. На траву капало семя, оно текло по бедрам, смешиваясь с кровью. Тролль принюхался. Схватил за бедра и обнюхал сочащуюся щель, снова облизнувшись, засунул туда язык и стал подъедать. Самого себя.
  Самоедство? - Подумала Лиль. Сопротивляться троллю нельзя, если ты не человек, а человеку тролль не покажется. Он в него не поверит. Так и лежала она, лицом на мокрой тенистой земле, чувствуя, как в животе работает тяжелый язык тролля. Она выпил себя и съел часть неё. Он начал с лопнувшей вагины, прогрызая тупыми человеческими зубами путь в её живот. Он хрюкал, хлюпал её сочным мясом с соками и прерывисто сопел. Девочка дышала, чувствуя, как увядают цветы у тролличьих ног.
  Тролль никак не мог насытиться.
  Ненасытные вы, - прошептала в царящей кругом пустоте она, но не услышала саму себя. Нет голоса у неё - её доедает тут тролль. - Скорее, съешь уже меня до конца и залезь обратно в дыру старого сапога!
  Вонзив в спину когти, тролль схватил позвоночник и рванул его.
  Мама, - сказала самой себе мысленно Лиль. И умерла.
  Тролль вытянул лапы и впился зубами в окровавленные позвонки. Зубы тролля скользили, ударяясь о костяшки, сначала в одну сторону, потом в другую. Прошли часы - к горизонту ушло солнце. В безмолвной тишине под мостом на позвонках мертвой девочки играл человеческий тролль.
  Он был сыт.
  Бросив позвоночник в сторону, тролль зевнул. Ворча что-то неразборчивое, он полез к себе в нору. Она сужалась - уходила из-под моста тень. Когда лучи заходящего солнца коснулись травы под мостом, там лежали окровавленные кости.
  ***
  Под старым мостом сильно пахло трольчатиной. Все было забрызгано кровью. Черепа не было, его не оставит никто, но были кости. Их и не видать под прямыми солнечными лучами, но стоит упасть тени - и вот они. И кровь. Амэ слышала, как двигаются черви. Все хотят сюда, скорее же, скорее, только сюда. Они тоже любят кровь таких, какой была Лиля.
  Тут очень быстро росла теперь трава.
  Дыра исчезла. Но она появится снова. Когда-то тут проходил человек в сапогах с высокими ботфортами и угодил ногой в блуждающую тень. Кому-то снился кошмар - а кто-то троллем стал. И живет теперь в норе, что под мостом открывается в тени, когда вокруг нет никого из людей, и оттуда появляется мохнатый монстр. Человеческий монстр. Он делает то, что ему позволяют люди, чего хотят от него люди, но стыдятся сделать сами. Порождение желания бездны, сковавшей сердца миллионов. Ночью, когда все улетают в сон, оттуда приходит нечто, и оно отрыгивает подобные фантазмы.
  Амэ согнула позвоночник. Он оказался удивительно хрупким в её руках и с треском сломался. Амэ уселась спиной к стене камней, голой поясницей чувствуя ночь, даже днем, сейчас, по холодным камням можно было почувствовать грядущую ночь. Вот она в тысяче километров отсюда зажгла огни еще одного города. Люди ложатся спать, чтобы сотворить новых чудовищ. Которые сделают все за них. То, что они хотят, что им так нужно, просто необходимо получить. Когда-то - разум. Чтобы мечтать и творить. Теперь - возможность получать не творя, иметь не положенное, воплощать свои мечты в обход всех правил и законов бытия. И как всегда - за счет других. Раньше был этот мир, мир людей. Он оказался им мал. Теперь они хотят большего. Люди этого мира сожрали уже почти всех вампиров, Амэ хотела найти в этой солнечной стране место, где не бывает тени - и не находила.
  Амэ поднялась и развязала на животе узлом стянутую рубашку Лиль. В клетку - шаховницы были её любимыми узорами.
  
  
  
  
  
  Шиповница арахиса и масло на животике у Ани.
  Я лежу на трассе, где нет машин, смотрю на почти черное дневное небо синевы и вся смеюсь.
  Тут и в правду почти нет машин, одна на сто километров одна на час...
  Я не самоубийца, если что, вы неправильно поняли или подумали.
  Просто лежа рядом в то ли земле то ли песке похожем на пыль, что покрывает растрескавшуюся землю, я бы не чувствовала "этого". Оно не только в небе - оно везде, в полыни и стоящих неподалеку кактусах тоже. Они эти странные колючие фигуры - прям как люди.
  Ежики с иголками.
  Можно это почувствовать, если нестись, давя со всей силы на газ, мне достаточно просто лежать.
  Земля и так быстра, а время и так несет меня.
  Я вытягиваю вперед руки. Вперед - значит вверх!
  -Вот че-ерт...
  -Я сейчас...
  А в горле привкус детства.
  Надо мной склонилась голова, она закрыла от меня солнце, что так неумолимо, как и время. В этом месте, в эти дни.
  -Мы едем дальше?
  -Или ты еще полежишь?
  Она издевается да, наверное, да... так и есть, посмотрите на эту улыбку!
  ***
   "Черный Кардинал" с виду был похож на катафалк. Четыреста литров бензина. Это как V6 поставить на мопед, только круче. Что-то в нем было притягивающее взгляд.
  -Что в нем притягивает мой взгляд? - Спросила Амэ воздух.
  Воздух дрожал. Во рту просыпалась жажда.
  -Сколько еще? - Спросила Линда. - Мы успеваем на концерт?
  -Звезда... звезда Шерифа?
  -Группа "Звезда Шерифа"! - Поправила Линда. - Она мой клон. Солистка. Выглядит как я, думает как я, дышит как я, но умрет не как я. Или я - не как она. Не знаю у кого из нас лучше судьба. Прямо Ноно Рири пустошей! А в глазах - розовые звезды... И она - на самом деле шериф всей еще живой Америки!!! Представляешь?!
  -Счастливая. - Прошептала с тихой грустью Амэ. Во рту полыхала жажда. Амэ не привыкла к ней, и почему-то пыталась осмыслить. - Я не знаю что такое "лучше". Когда-то понимала, что лучше для меня. А теперь - не знаю.
  -У тебя нет судьбы? - Спросила Ли. Она открывала багажник, под пристальным взглядом двух курящих на собственной заправке стариков-индейцев Ли ставила канистры с авиационным топливом. Поблизости было кладбище самолетом, и не скажешь - довоенное оно или уже после превратилось в свалку.
  Возможно, тут был когда-то военный аэродром.
  -У меня... - Сказала Амэ ветру, который нес пыль по улице. - Есть судьба. И она тоже дышит...
  Линда вскочила за руль. Она привыкла. Последнюю неделю Амэ разговаривала сама с собой. Или, по крайней мере, с кем-то, кого не увидишь обычными глазами. Линда поправила очки. В них отражался буро-желтый мир.
  Амэ закрыла глаза. Старая песня. Вокруг - люди, на всех желтые каски. Девушки, их трое. Толпа. Они выделяются из цветастой толпы. Венки? В руках - цветы. Они улыбаются. Мысли солдат: они обкурились травы, как жаль, мы не хотим этого делать. Мысли девушек: такой странный мир, мы никогда не хотели, чтобы он с нами такое сотворил...
  Залп. Потом - был залп.
  -Ам-э... - Жалобно протянула Линда, вцепившаяся зубами в обтянутый столетней кожей руль. - Мы едим или едем?
  -Куда?
  -На третьей планете от Солнца однажды зародилась белковая жизнь, она развивалась стремительно и спустя всего миллиард лет по планете уже бродили полуразумные создания. Когда-то тогда, в ту пору, активизировались полюса планеты и вывели разум из сна, жизнь пошла в новый виток, а планета вращалась вокруг Солнца. Разум охватил в раковые клещи некогда голубой шарик и грянула Последняя Война. Наша с тобой война. Осталось недолго лететь Земле, скоро снова раскроются ветви над полюсами и человек, выращенный за время полета истинной Земли вокруг истинного Светила, пробудится ото сна разума. Земля, Солнце и кучка небесных светил, одна звездная система, что никогда не вращалась вокруг центра галактики, а галактический год - лишь выдумка или мистификация. Давным-давно наш мир отправился в полет, летели в дали, не ограниченные взору, когда-то так давно от нашего здесь и сейчас Кто-то решил, что так будет лучше для нас - еще не родившихся, еще не сконструированных биологических машин, которые необходимы были, для нас - не знать конца своего пути.
  -А звезды нарисованы? Все эти?! - Она махнула рукой.
  -Если разрезать голограмму, там будет иная, такая же, только менее четкая. Наш мир - фон для путешествия планеты по имени Земля из точки А в точку Б.
  -Откуда ты это узнала? - Улыбнулась девочка.
  -Придумала.
  -Да?! Все не так?
  -Почему же, так. Это как танец белый лебедей у тебя перед глазами, за секунду до пробуждения!
  -Чего? - Растянуто протянуло создание в шляпке, словно жвачку сотворила из звуков.
  -Все-все, самое оно! Все так и никак иначе! Это вряд ли случится мире, где ты пьешь такую гадость как эта, но поверь мне - это точно было, то есть будет, то есть это есть. Потому что есть они. Для меня - скорее были. И они летели. Летели почти восемьдесят лет. Они хотели увидеть то, что сокрыто от любого наблюдателя. Пространственно временная цензура. Там, за кромкой бытия, за горизонтом событий черной дыры. Шел 2231 год, в нашем мире или в другом, таком похожем на наш. Был взрыв. Технологии вырвались на свободу. Инскины мерили Землю и чертили на траве Бога. Но люди хотели заглянуть за край. Туда, куда нельзя. Они искали голую сингулярность, стремление любви, внушенное богом. Они хотели. Увидеть. Ощутить. Попробовать. На вкус. В глубине. Что там? Возможно и ничего, а возможно и все!
  А потом случилось нечто. И оставшиеся существовать люди размышляли в кабинетах, укутанных в дерево, за сорок один световой год от Земли, у границы системы Дезнев-Калу, там где черное образование сосало звездочку маленькую и очень красную так давно, как человек жил на планете. Посасывало сквозь гравитационную соломку, как ты свой коктейль из мороженного и кофе. В вихре нагретого газа, в этом облаке материи и энергии было что-то невидимое для людей, но интересное. Там было две звезды - одна обычная, красный карлик и вторая - нечто. Чудовище. Так называют людей, стремящихся уйти в тень? Она не отпускала информацию, пряча за свой временной горизонт все таинство мира. Такие звезды называют черными дырами. Но была создана технология, позволявшая заглянуть туда, сохранить информацию вопреки энтропии, этого эфемерного призрака двадцатого и двадцать первого веков, которого всячески отвергала наука двадцать первого сожалея тайком о потерянном времени во имя пути в никуда. Такова природа человека - сожалеть. Но те, кто были тогда на мостике Атомска не сожалели. Они хотели. Хотели знать. Хотели видеть.
  И увидели.
  А потом была истерика и обмен впечатлениями. Знаешь, все походило на шутку. Еще бы - прилететь на край человеческого мира, прорваться сквозь невозможное, трудности века - так говори, чтобы увидеть неподдающееся объяснению.
  Знаешь, как тогда все объяснял субинскин корабля? Не феномен, как окрестили люди, а желаемое сокрытие. Он заявил, что все люди связаны в единую метаинформационную сеть, которая жива, мудра, разумна, невозможно и возможна одновременно. Человек, все люди - её глаза, её миры, как у человека бинокулярное зрение позволяет видеть объемный мир и рассчитывать расстояние до цели, так и у Человеческого Зверя, так её окрестили - мировосприятие, сотворенное чуть-чуть отличающимися друг от друга мировосприятиями десяти миллиардов людей. Это позволяет такому существу жить вне человеческого времени и пространства, относясь к своему существованию как к произведению искусства, ваять свою жизнь, с легкостью обращаясь в прошлое, чтобы подкорректировать себя, если нужно. У одного человека - одна временная стрела во всем многообразии многомерного времени, но у всего человечества - нет. И все-таки человек удобен: как ограниченный короткоживущий но чуточку гениальный инструмент, вроде очков, только для бога. О, ИИ в звании корабельного штурмана после пары временных пластов - тактов работы человеческого, но увы не машинного мозга, в течение которых он отметал одну за другой неинтересные идеи, остановился на этой и все тогдашнему экипажу прямо на месте и раскатал, огорошив их этим. Они спросили: почему РАНЬШЕ не были сделаны подобные вычисления? И он ответил им: раньше не были созданы условия для них, то есть как минимум не поставлены задачи, то бишь - просто не заданы вопросы.
  -А что они увидели? - Девочка вскрыла бутылку настоящей ядер-колы, по крайней мере, эта кока-кола так же как та, из вселенной Фоллаут, светилась в темноте.
  -Как, разве я не говорила? Лебедей. И представь себе, они танцевали! За горизонтом событий, огромные, невозможные, воскрешенные - по объяснению учтивого ИИ - человеческим коллективным существом из глубокой Бездны, где обитают мертвые людские души, где хранятся данные и метаданные людских жизней. Откуда-то из последней декады двадцатого времени была извлечена сама суть цензуры и вправлена в присутствовавших тогда. Ибо увидь они сингулярность в живую, ту особую, которую принято называть "голой" - мир прекратил бы существование, скорее всего, мир остался бы неизменным - возможно, но что бесспорно - это породило бы то явление, которому предшествует состояние сингулярности, это привнесло бы в нашу, а может и чужую к тому времени Вселенную новый большой взрыв, чего видимо не желал тот, кого когда-то замученные жизнью люди называли богом, а позднее не знающие мучения в своей кибернетической жизни Искусственные Интеллекты назвали "Людским Зверем". Поэтому все стояли и смотрели, и видели то, чего нет. Глюки, фантазии, сны, наяву или как-то еще, но их центр восприятия лежащий на грани общечеловеческой подсознательной бездны показывал немножко не то, что приходило с органов чувств. Так странно. Интересно, я всплесну руками, можно? Дело в том, что цензуру придумали люди давным-давно, кто бы мог подумать, что когда-нибудь это обернется против их стремления к знанию. Цензура людей удобна и она понравилась богу от людей, ня! Рыли яму и саму оказались на её дне.
  -Замечательная история. Только глупая.
  ***
  Это помещение напоминало листок бумаги, на котором штрихами нарисовали старую мебель, подрисовали паутину, она оплела эту мебель и стала частью неё самой. Затем немножко настрогали стержень карандаша - но его не затачивали! Просто в ход пошел палец, которым создали старые обои и деревянный пол, изъеденный мышами необыкновенной величины. Чуточку шума, но прежде - голову оленя над уничтоженным явно прямым попаданием Санты в трубу камином. Затем взяли лист, сдунули с него пыль и сложили в аккуратный домик.
  -Все нарисованное?
  -Нет. - Сказала Амэ. - Просто у этого места особая аура, оно еще ждет своих хозяев и вместо того, чтобы стареть - вспоминает свое прошлое.
  Тонкие пальцы Амэ аккуратно взяли ножницы.
  -Жёлтые, - заметила Линда. - Прямые, - добавила она, заметив молчание в глазах Амэ.
  В этом доме притаилось спокойствие, желавшее тишины их сердец.
  -Тут так спокойно. - Линда вытянула руки вверх, она потянулась мартовским котом и улыбнулась.
  -Хочешь остаться тут навсегда? И нам не нужно будет ехать на какой-то там концерт посреди выжженной полвека назад равнины, штат Техас.
  -Когда-то я была "вооружена" такими ножницами. - Амэ сказала эти слова так тихо, что только её подруга смогла их услышать.
  -"Вооружена"?
  -Ага. - Амэ сложила пальцы крест-накрест и улыбнулась мягко, словно с головой ушла в какой-то старый детский мир.
  Они нашли старое письмо. Наверное, оно лежало тут с 1989 года, именно эта дата стояла на желтом конверте. Письмо было адресовано местному каналу, а точнее его владельцу.
  "Хватит показывать рекламу со счастливыми семьями по телевизору, это вызывает ярость у обычных людей!" - Эмоционально прочитала Линда. Амэ потерлась в её щеку своей.
  ***
  -Кто тут сидит? - Внимательная Амэ задала вопрос животрепещущему углу комнаты.
  -Я тут сижу. - Ответил угол. - Если мешаю, могу уползти, но далеко я не уползу - вы так и знайте.
  -Что с тобой? - Амэ уселась на колени, смотря напряженно в угол.
  -Горох принести? - Линда чуть закусила губу и наклонила свою подвижную голову вбок, игриво так, словно присматриваясь. - Ледяную воду, полотенце?
  -Нет, спасибо. - Совершенно серьезно и очень учтиво ответила Амэ, обернувшись, затем снова устремила изучающий взгляд в угол.
  -Она тебя не слышит, говори смело, если что - я дам тебе уползти.
  Краешек угла пошевелился, и оттуда вытянулась маленькая рука, когда угол "вернулся на место", он был вроде тот же, а с другой стороны - совсем иной. Но Амэ не интересовали углы. Перед ней лежала маленькая девочка с округлым отверстием в животе. Вдобавок она была совсем голая, но это тоже не так сильно интересовало Амэ, как собственная эта дырка.
  Амэ дотронулась до её края и попробовала палец на вкус.
  -Сочная, жить будешь...
  -Спасибо. У тебя есть масло?
  Девочка с длинными прямыми черными волосами смотрела спокойно и говорила спокойно, но тихо, словно не хотела тратить свои силы на громкий и совершенно не нужный разговор. Подошедшая Линда покачала головой.
  -Я не умею такое лечить. Я не справлюсь.
  -Ежики не справились. - Девочка-невидимка вздохнула. - Они к тому же закончились, почти. Я и не знала что у вас так мало животного корма! Представляешь, меня тут все пытались съесть!
  -Была война.
  Амэ встала, глядя на девочку сверху вниз. Этот взгляд любой не знавший Амэ столь же долго, как её знала Линда, принял бы за надменный и даже слегка презрительный. Вообще, с Амэ легко можно было ошибиться, она была словно котенок среди дворовых псов - "рычала", когда ей хорошо и махала хвостом, когда становилось плохо. И в результате - её никто не понимал. За исключением самых близких людей.
  -Масло будет. - Сказала Амэ. - Машинное сгодится?
  -Нет. - В голосе девочки-невидимки послышались еле заметные нотки мольбы. - Подсолнечное нужно, любое, любое растительное!
  Амэ повернулась к Линде и отчеканила тихо:
  -Надо было брать тот супермаркет.
  -Там ничего не было. - Линда вздохнула, и медленно шагая на кухню этого полного неожиданностей дома, бросила. - Пойду поищу тебе масло, только оно такие раны не лечит.
  -У меня - лечит. - Слегка самодовольно улыбнулась девочка, сидевшая бог весть сколько времени в углу невидимой. Вжавшись спиной в стену, она стала медленно подтягивать к себе ноги и подниматься вверх. Все это время она смотрела на Амэ. А Амэ - на неё. Так она и вставала, с полминуты, пока не оказалась стоящей спиной к стене, сквозь её живот был виден золотистый кораблик на обоях. Он быстро становился красным.
  -Стоит пошевельнуться - и она опять открывается. Меня Аня зовут.
  Линда вернулась с довольным лицом и мутной бутылкой масла. Аня вытянула руку. Линда молча положила в её руку находку. Довольно посмеиваясь, Аня стала поливать рану маслом. Линда спокойно взирала на эту сомнительную операцию, затем резко обернулась к задумчиво молчавшей Амэ.
   -Это твой принцип "цензуры реальности"? Невидимка в углу комнаты?
  Амэ словно очнулась от комы, она вздохнула с явным толчком, она вздрогнула всем телом, даже зрачки резко увеличились, так бывает, когда у человека с остановившимся сердцем внезапно оно снова начинает биться.
  -Невидимка? - Амэ стала загибать пальцы. - Не видимый, не пахнущий, не слышимый, не оставляющий тактильных ощущений, он полностью исключен из твоего восприятия реальности, но он существует. Ты не почувствуешь его даже если столкнешься с ним, но он запросто может разрезать тебя провдоль, правда после этого и твое тело будет автоматически исключено из восприятия иных людей, ты сам посмертно станешь невидимкой.
  -И во всем этом виноват Бог?
  -"Виноват"? Можно и так сказать. А можно и иначе. Просто это есть, с точки зрения иных, и этого нет, с точки зрения людей.
  -Но я же об этом теперь знаю.
  -Даже, даже если ты человек - какой тебе от этого толк? Что ты можешь сделать? Воспользоваться своим знанием? Знание которым человек не может воспользоваться бесполезно для его, он таким выращен эволюцией, по имени Бог.
  -Что ты еще знаешь об этой Ноно Рири?
  -Говорят, она Луну прострелила.
  -Девочка, которая прострелила Луну. - Амэ с серьезным видом села на краешек стола. - Это объясняет метеоритные дожди повсеместно и ты права, с недавних пор мне уголок нашего ночного светила кажется слегка скошенным. Словно бы... - Амэ развела руками, - сбитым. И садится она не там где следует, на тринадцать градусов севернее летом, на пятнадцать южнее зимой.
  -Ты следишь за Луной? - Всмотрелась в её глаза Линда.
  -Я любила это ночное светило, она никогда не решалась гореть сама по себе, всегда только отражала свет. Мне это ближе. И я заметила, что что-то с ней не так. Я знала раньше девочку, которая так стреляла.
  -И как её звали?
  Амэ взглянула на небо, где не было луны. Линда обошла её кругом, скосив глаза и тихо насвистывая.
  -На спор, наверное, - наконец произнесла тихим шепотом Амэ.
  -На спор что? - Наклонилась вбок Линда.
  -Я не знаю, зачем еще было ей совершать подобную глупость.
  -Да-а?
  -Она всегда была... - Амэ запнулась.
  -Была? - Вытянулась справа от неё лозой Линда.
  -Да была... - Амэ сжала зубы.
  -Правда-правда?
  Амэ не смотрела прямо перед собой.
  -Что, не можешь сказать, что она была дурой?
  -Она всегда поддавалась на провокации. - Нашлась Амэ.
  -Хи-хи... - Аня закончила поливать свой животик маслом и довольным язычком облизала горлышко бутылки. Её живот шипел как сковорода и от него поднимался густой пар.
  ***
  У человека на груди был плакат. Надпись кровью, а может и кетчупом по картонной коробке.
  -Апокалипсис близится, подайте сто тысяч долларов на укрепление веры и строительство церквей по всем миру!
  -Что? - Сказала Амэ.
  -Нет ничего. - Ответил старик и снова завопил, брызгая слюней и разбрасывая во все стороны листовки.
  -Если конец впрямь близок сто тысяч не помешают, верно?
  -Но и не спасут?
  -Но и не помешают.
  -Но и не спасут...
  -Не помешают спастись!
  -Он не знает, - шепнула Линда остальным девочкам, - сказать?
  Амэ покачала головой.
  -Он знает. - Заметила она твердо, как никогда. - В его мире не было войны.
  -В его мире? Нэ? - Линда изобразила на лице шестерку якудза. Попросту говоря, она выпучила нижнюю губу и стала говорить ну очень мерзким и вызывающим тоном. - Теперь у каждого бомжа Амэ будет искать внутренний мир, нэ?
  -Внутренний? - Развернулась к ней с нескрываемым и искренним удивлением Амэ.
  -Слышь, кончай придуриваться, нэ?
  -Так странно. Я искренне не придуривалась, впрочем, я подумаю над этим.
  -Чтобы начать придуриваться?
  -Над тем, почему мое отношение к произносимым словам так разнится с отношением других людей к ним. Впрочем, мне легче, ведь я изначально никого не хотела убеждать! Подумать страшно, какие бы мучения я испытала, постарайся в чем-то кого-то - например вас - убедить.
  -Ты все еще веришь во внутренний мир бомжа?
  -Я не говорила про внутренний. - Озадаченно осталась стоять Амэ. - Линда, ты не веришь в существование иных миров?
  -Я их не видела, не слышала, не чувствовала и я никогда с ними не трахалась - с чего я должна в них верить?
  -Так значит, ты все-таки веришь в мир своих ночных урбанистических эро-фантазий? - Вика понюхала Линде шею и получила слегка снизу в челюсть. Пока Вика вылезала из сарая, который едва не снесла целиком, Амэ рассказывала Линде про "тонкий внутренний мир постядерного бомжа".
  -Для него не было войны. - Сказала Амэ и развела руками, словно ножницами. - Просто не осталось никого, кто бы мог подтвердить его слова.
  -Бомж путешествует по параллельным реальностям?
  -Нет, конечно же - ты думаешь, что реальности могут быть только параллельны? У каждого человека своя реальность, но все они связаны между собой так крепко, что большинство не заметит разницы и никогда не сможет эти нити разорвать.
  -Прошивка реальностей?
  -Да. - Амэ улыбнулась. - Корешок блокнота Бога. Ученые еще назвали его молекулой дезоксирибонуклеиновой кислоты. Это то, что делает нас похожими. Это то, что делало нас людьми. Пока мы были молоды.
  -Мутанты хреновы... - Пробормотала Линда, заводя свой "черный кардинал".
  ***
  Их было много. Они хрустели, шелестели и рвались, если чуть-чуть напрячь пальчики. Их было обескураживающее много.
  -Я ностальгирую по великой депрессии.
  -Да?
  -В профиль Франклин был красивее. - Линда критически разглядывала купюру на свет. - Это супердоллары.
  -Лучше обычных?
  -Да, дешевле в производстве, корейские потому что. А на ощупь - такие же.
  -То есть - это фальшивки?
  -Конечно.
  ***
  Пуля пролетела по ресницам и задела ухо, немножко его разорвав. Глаза моргали, груди вздымались - девочка никак не могла прийти в себя.
  -Это волшебство, верно?
  Но девочка не была согласна считать эти мгновения волшебными.
  -Амэ, мне можно твои трусики? - Тихо шепнула она и Амэ с готовностью стянула их. Было слишком поздно мотать головой и извиняться в том, что не знала, что трусики всего одни.
  -Давай носить по очереди. - Сказала примирительно Амэ и совесть девочки смирилась. - В общем-то, мне они не особо нужны, да и твои я постираю - когда воду найдем не светящуюся хотя бы. Просто они - память. - С легкой любовью протянула Амэ и закрыла глаза. Вика понюхала их с наслаждением.
  -Так приятно пахнут. - Заметила она и, улыбнувшись, поцеловала Амэ в нос. Потом в глаз. Затем обняв и прижав к себе - в мочку уха. Когда она отстранилась - полминуты теплых детских объятий спустя, то увидела, как Амэ плачет от удовольствия.
  Вика шумно втянула запах лица Амэ и лизнула её губы - сначала медленно, просто провела языком по губам. Потом еще раз. После чего взяла своими тонкими пальчиками Амэ за шею и поцеловала по-настоящему. Она старалась просунуть внутрь язычок, но Амэ не сразу поняла, что именно Вика хочет сделать. А может и сразу. Просто раздумывала - отвечать или нет.
  Вика старательно вылизала Амэ язычком перед сном, чувствуя, как та чего-то смущается. Когда дошла очередь до груди, Амэ сильно покраснела и слегка застонала. Когда Вика лизнула между ног - там, где больше не было трусиков - у Амэ вырвался тон. Но почему-то Амэ сразу закрыла свой лобок двумя ладошками, и Вике пришлось сдаться. Она просто потерлась своей маленькой грудью о нежности Амэ и тихо уснула рядом с ней.
  Линда разбудила их под утро тем, что запросто плюхнулась между телами и в наглую стала раздвигать, отбирая единственное одеялко.
  -Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами.
  Сонная Вика, накручивала локон черных волос, не понимая - это было написано ан её лице - того, что случилось вчера. Но понимание возвращается быстро. Уже через минуту она снова обняла Амэ и Линду обеими руками и сладко потянулась.
  -Ага, данные сливаются через "предсмертный сон". - Амэ говорила с утра как робот, но очень такой милый робот - с приятным таким интерфейсом, класса "вокалоид".
  -Куда?
  -Наверное, Богу. Важнее - как. Но и на это вопрос мы нашли удовлетворяющие науку ответы.
  -Ваша Наука - нимфоманка!
  -Скорее - пока нимфетка.
  -Ребята, я так рада, что нас бэкапят!!!
  -Ребята?
  Вика схватила обеих подруг за груди и стала тискать, вскрикивая и получая тумаки от Линды. Амэ не сопротивлялась.
  ***
  Их было много. Они гудели, словно рой рассерженных пчел. Они толпились вокруг огромной площадки - оттуда, с неё, доносился прерывистый грохот "канонады".
  -Боже, это море зомби! - Воскликнула Аня. - Мне нужно зарисовать это событие!
  -Это не зомби. - Скривилась Линда. - Это фанаты, просто они многие годы не мылись, и все это время копались в руинах города.
  -Фанаты кого? Тем более мне нужно это зарисовать!
  -Фанаты группы. Группа называется "Звезда Шерифа", у её солистки "необыкновенный вокал", и да - у неё настоящая серебряная звезда шерифа в петлице. А еще её зовут Ноно. Ноно Рири, и она одна на пустошах может собрать такую толпу "зомби", и уж точно одна - остаться после этого с целыми, не съеденными, даже нисколечко не обглоданными руками и ногами...
  Линда отвела глаза.
  -А еще она украла мой имидж. Целиком. Я его первая придумала!
  -Она просто не знала, что ты была первой. - Амэ положила руку на плечо раздосадованной девушки. - Ты её не знаешь так хорошо, как знала когда-то я. Она ни у кого ничего не может украсть в принципе.
  -Люди меняются.
  -Да. Но она - нет. Ведь она - Ноно Рири. И она всегда ей была, даже когда все - и я в том числе - называли её Флорой.
  
  
  История одной крысы.
  Диана перебирала сети руками. Иногда в них застревали прозрачные медузы. Обжегшись, она нервно дергала плечами, приходя в себя, и опять принималась за работу. Боли не было, все тело вздрагивало, как от удара в коленную чашечку.
  Медузы сладко-горькие на вкус, но съедобные. Лучше чем мох. В этих тоннелях вода поднималась каждое лето, и рыбалка спасала от голода.
  -Отец сказал, что это грунтовые воды, но по его виду не скажешь, чтобы он говорил правду. Но и не скажешь, чтобы так прямо врал. - Сказала она невидимому собеседнику. И тут же добавила, словно испугавшись:
  -Нет, он не такой. Когда не знает, ничего не говорит. А тут - словно все прекрасно знает-понимает. Но недоговаривает. Мне и матери.
  -Ва-а!!! - протянула она, широко открыв рот. В руках билась белая слегка светящаяся неровным бледным фосфорным светом в полной тьме рыба. С разного размера глазами и спинным хребтом из острых игл. Диана держала её аккуратно, чтобы не пораниться. Помнила девочка, как отец, вернувшись с речки, что текла по соседнему тоннелю, целый месяц не мог двигать рукой. Она опухла и почернела, мать плакала и от маленькой раны сильно пахло. Тогда им помогла старая ведьма. Та, что жила на сгоревшей станции вместе со своим странным котом. Диана сама бегала туда, пока мать разрывалась между желанием хоть как-то помочь мужу и страхом, жутким первобытным страхом и в то же время нежеланием оставлять его одного. Его ведь могли утащить вертлячки в воду или собраться роем водяные мошки, облепить все тело, как они поступают с трупами и за час съесть верхний слой кожи, утонув в мясе и отложив там личинки, которые через сутки покроют тело шевелящейся массой червей. И жертва будет еще жива, сможет двигаться, испытывая адские муки. То, что они впрыскивают в тело своей добычи, останавливает кровотечение, но не уменьшает боль, пока черви не окуклятся, носитель будет жить.
  Диану передернуло от воспоминаний этих уроков. Когда старая ведьма, у которой она пробыла неделю, пока та лечила отца, каждый день показывала и рассказывала обо всем, что сама изучила за десятки лет проведенные в одиночестве. А огромный со слегка светящимся зеленоватым мехом с прозрачными полосками провдоль кот, сидя в углу, грыз кость по-собачьи и тихо шипел на пробегавших временами водяных крыс. Все-таки у неё было уютно, подумала она, бросая добычу в мешочек на поясе. У кота шерсть тоже напоминала пряди медуз, полупрозрачная и временами сквозь неё просвечивали органы.
  Диана спрыгнула с трубы и, перебирая в мутной воде ногами, побрела к платформе. Скоро вода поднялась ей до голых бедер, потом выше - до живота, через минуту она уже плыла в полной темноте по памяти. Помнила, что свет привлекает хищников, но слух и обоняние у них притупляется во время сезонной спячки. Вот через месяц уже ни один даже опытный и закаленный в боях воин не решится повторить её поступок, не посоветовавшись с духами и не оставив ожерелье с костями с записанными нотами завещания.
  Нащупав босыми ногами под водой искореженный и ржавый край вагона, она ухватилась за крышу руками, подождала, пока пальцы покрепче прилипнут и резко оттолкнувшись, подтянула свое тело, оказавшись на довольно сухой крыше по соседству с огромной водяной крысой, мирно дрыхнущей свернувшись клубком. Воздух с присвистом выходил из легких крысы, черные искорки настоящих и блестящие в темноте ложные глаза на мокром меху, вот и все что смогла сначала разглядеть Диана.
  Лежа на животе, девочка прислушивалась к мерному дыханию животного. Вставать нельзя, обратно в воду тоже. При падении в жидкость тела, пусть даже небольшого создается всплеск. За годы, прошедшие после войны крысы научились ощущать перепады давления воды, опуская в неё хвост наподобие удочки. Поэтому их и называли рыболовами - выстроятся на суше в ряд и удят хвостами плавающие огоньки. Глаза у них уже слепые, и с нюхом проблемы. Но вполне могут оттяпать взрослому руку. Бабушка ведьма говорила, что никогда не стоит недооценивать крыс. Далеко не самые опасные существа, они каким-то чудом выживали и с сумасшедшей скоростью размножаясь, захватывали все новые и новые островки из металла и камня. Диана наизусть помнила эти уроки, может потому и жива до сих пор была и помогала предкам. "Духи предков, оцените мою преданность! Когда другие девочки уже разбежались, кто куда с парнями и создали свои семьи, я все еще забочусь о родителях!", думала она, присматриваясь в темноте к сияющим переливам на шкурке. Почему-то эти искренние мысли, сейчас казались Диане желтоватыми на цвет и нехорошими на привкус. Рука скользнула к тонкому острому ножу, для чистки рыбы, болтавшемуся у бедра. Она никогда не убивала крупных крыс, но эта ведь спит?
  Внезапно девочка громко вздрогнула и выдохнула из себя весь воздух, чтобы снова вздохнуть. Вытянула вперед руку и ткнула пальцем в рисунок на все еще спокойно спящей крысе.
  -В-аа! - Палец чертил фигуры на шкурке существа. - Знакомый узор, тебя зовут Вилма, и я тебя знаю!
  Крыса, спавшая все это время с открытыми глазами, повела в сторону Дианы своей мордочкой и громко чихнула.
  -Нельзя спать на погруженном в воду металле ничего не подкладывая, так и простудиться можно! Жаль ты не училась со мной у Надежды. Она бы тебе все рассказала, все показала и всему обучила, лучшая знахарка в этих местах. Мне так повезло! А тебе нет! - Палец снова ткнул в сиявший мех. - Теперь ты будешь долго-долго болеть, у тебя жар в груди начнется, а потом... ты умрешь. Мне очень жаль крыс, но ничего не поделаешь. Зато ты встретишься с Фальком! Я на твоем месте была бы рада увидеть снова хозяина.
  Крыса снова чихнула и понюхала палец Дианы. Она была совершенно ручная, потому и не напала, почувствовав знакомый человеческий запах. Вытянувшись, и что-то пропищав, она встала в полный рост - чуть меньше метра в холке. Встань водяная крыса на задние лапы - и легко положила передние бы на плечи девочки. Но она просто потерлась носом об руку Дианы и прыгнула в воду, с ходу поймав в пасть зазевавшуюся медузу, местонахождение которой указал ей хвост. Воины и охотники знали эту особенность крысиных хвостов и делали из них охранные амулеты на случай особенных, таинственных опасностей, к которым никогда не бывали готовы даже самые опытные из них. Они надеялись, что в подобном случае крысиный хвост укажет им направление возможной угрозы. Но старушка ведьма лишь улыбалась в подобных случаях. Она говорила Диане, что все это суеверия и ничего им высушенный хвостик не укажет. Только крысы умели пользоваться своими хвостами, а люди, учила её Эспа, должны учиться пользоваться своими мозгами. Тем, что у тебя тут, прибавляла она, дотрагиваясь до лба девочки.
  -Тем, что у меня тут. - Диана ткнула себя в лоб и вздохнула. - Ну, хорошо, попробуем. Наша крыса меня обнюхала неспроста, она хочет, чтобы я за нею шла.
  Девочка посмотрела во тьму.
  Любой увидевший в этот момент её мерцающие в неровном и неверном фосфоресцирующем сиянии вод зрачки, понял бы, о чем она думает. Диане очень хотелось пойти за крысой, ожидавшей её на куче обвалившегося гранита. И в то же время она помнила все те бесчисленные истории про маленьких девочек и мальчиков, уходивших в темноту или про подростков, не возвращавшихся во время, заигравшихся в таких же бесчисленных переходах и тупиковых ветвях и пропавших.
  Навсегда.
  -Но крыса уйдет. - Протянула она жалобным голосом. - И никогда я не узнаю, зачем она меня за собой тянула. Стоп. Надежда мне говорила про выбор. В самом конце, вспомнила. Что же она говорила?
  Девочка села на металл вагона и вцепилась в его скользкую, покрытую каким-то органическим жиром поверхность. Босые ноги заметно остывали. Она должна переминаться, если не хочет заболеть. А обувь свою оставила далеко отсюда. Её нельзя мочить, она отсыреет и протухнет. В воду только раздевшись - еще одно правило. Ведь каждый хочет спать в сухой одежде.
  Пальцы игравшие со странной слизью, собрали её в комочек и сжав, выдавили между пальцев. Пахла она вполне прилично.
  -Вспомнила! - Диана вскочила. - Она говорила про взросление!
  "Когда-нибудь тебе обязательно придется принять твое, именно твое решение, от которого будет зависеть что-то важное в жизни. Твоей жизни, возможно, что не только твоей. Нет, хорошо, если только твоей! И возможно, что при этом тебе придется нарушать правила, а их тысячи, много правил!"
  -Очень много! - Диана развела руками, попытавшись представить перед собой сразу все правила на свете. Стало страшно, очень, просто ощутимо страшно. Это тебе не какие-то дикие крысы!
  "И не только те правила, про которые рассказывала тебе я, возможно даже правила твоего отца, или... правила племени..."
  -Это все очень жутко. - Констатировала девочка, покачиваясь на ногах на самом краю крыши. Стоило сделать шаг - и, поскользнувшись, она полетела бы в воду.
  "Но возможно, даже, скорее всего, придет время, и ты должна будешь решить. И знаешь, что я могу тебе посоветовать?"
  -Что же, учительница? - спросила в темноту Диана, балансируя над мутной водой.
  "Ничего!.."
  -Ничего?.. - Она едва не поскользнулась, и впрямь перестаравшись. Пришлось снова присесть и схватиться за липкую слизь.
  "Абсолютно ничего. Это называется взросление. Приходит время, когда тебе придется самой выбирать, как быть и что делать. Это на самом деле сладостная пора, ты понимаешь - вот она, абсолютная безграничная свобода выбора! Ты можешь делать все что захочешь. Но стоит ли твое желание того, что может получиться в конце? Ты готова рискнуть, взять на себя всю ответственность, перед всеми, в том числе и твоими близкими? Тебе придется сказать себе - а это того стоит?"
  -Сколько крыса стоит? - Диана мельком взглянула в сторону непринужденно рыбачившей крысы. Не подавая вида, что ждет её, водяная крыса-рыболов слегка водила в воде хвостиком, дожидаясь очередную глупую рыбешку. Чтобы в мгновение ока нырнув, выбраться снова на уютный берег из мрамора, гранита и кусков металлических труб уже с трепещущей в тонких и острых зубах добычей. Что крыса и продемонстрировала, причем как на парадных состязаниях, про которые Диана читала в детстве. Все произошло за секунду, не больше. И вот уже прижав лапой голову рыбки, крыса отрывает от неё, еще живой, кусок и начинает задумчиво его жевать.
  Диану слегка передернуло. На мгновение она представила себя, вот такую беспомощную, но все еще живую. Пытающуюся достать нож ломанной, раздавленной рукой.
  -С ножом не очень. - Диана посмотрела на темное лезвие в слишком мягком, чтобы вызвать блики на металле свете. - Есть очень большие крысы. И не только крысы. Есть вообще очень много всякого и чертовски большого.
  -И все они хотят сожрать Диану. - Добавила она после полуминуты раздумий. - Но у меня есть ум! - Она снова ткнула себя в лоб. Вообще-то в это время она должна была по зачищенному охотниками тоннелю идти домой. Точнее плыть, забирать одежду, бежать, бежать к родне, чтобы показать улов, поделиться подслушанными у тоннельных духов историями. Но она стояла тут. И думала, а крыса ждала её, изредка бросая на девочку взгляды.
  -Сколько ты стоишь? Ладно. Наверное, для меня - очень много. Все интересное в жизни - такое дорогое, даже обычная дружелюбная крыса. Кажется, я становлюсь взрослой. Или разучилась пользоваться умом.
  Разбежавшись по скользкому полу из ржавой крыши, Диана прыгнула, резко войдя в воду. Проплыла, как можно быстрее двигая всем телом эти полсотни метров, и вскарабкалась на крохотный, облюбованный крысой островок.
  -Ну что Вилма, идем? - Спросила она, пытаясь унять непривычную дрожь. В этот раз вода показалась ей очень холодной. Крыса снова обнюхала её и вновь чихнула. Затем рыгнула рыбкой и, посмотрев на вывалившееся изо рта с презрением, нырнула в воду.
  Так они перебирались с одного островка до следующего. Один раз встретили целую семейку мелких крысенышей, брызнувших в разные стороны при их приближении. Диана слишком часто проверяла нож, не потеряла ли его во время очередного заплыва. Если тут крысенышы, то тут и их мать. Правда она надеялась, что при случае Вилма поможет. Её прежний хозяин был самым опытным охотником в этих местах. Так говорила про него Надя. И добавляла, что самым честным. Но другие взрослые думали иначе. В первую очередь иные охотники. Все знали эту историю, подобные истории не забывают так просто. Еще дольше, чем мифы о подвигах и свершениях люди помнят мифы о предательстве трусости и подлости. Все плохое хранится дольше, так говорила Эспа. Диана так и не решилась спросить, верит ли она сама в эти слухи о Фальке, который был ей братом по крови или нет. Совсем малышкой, Диана видела его в доме у Надежды. Правда никогда с ним не говорила, если только парой обыденных слов. Зато вот его крысу с невероятно чутким нюхом она запомнила хорошо. Впрочем, как и та запах девочки. Диана помнила, как еще молодой крысеныш до крови распорол своими острыми, как бритва зубами ей руку.
  -Ты маленький крысенышь! - Сказала Диана, смотря в морду водяной крысе. Над поверхностью у девочки торчала только голова, она медленно перебирала ногами под водой, руками же вцепившись в его светящуюся шерсть - единственный источник света здесь. Воды были темными, все маленькие медузы и рыбки попрятались уже с полчаса как. Диана знала, что дома творится теперь неладное. Еще бы - в тупиковом проходе, где ничего крупнее рыбешки не было, пропала девочка подросток!
  -А все из-за тебя! Как я теперь домой вернусь, как покажусь. Видел это? - Она вытянула руку. По ней водяной бардовой змейкой вился шрам. - Помнишь это? Ты, негодник!
  Крыс сидел на камне и нюхал воду, вырываясь каждый раз, как девочка собиралась схватить его за шкирку. Снова чихнул.
  -Да что с тобой такое? Болеешь? - Диана пощупала крысу лоб. Лба собственно у него не было, а нос - холодный. Девочка вылезла из воды целиком и сев по-турецки, снова автоматом проверила нож.
  -Долго еще, мой четвероногий задира?
  Крыс снова чихнул и, вытянув морду, уставился в темноту. Там вдалеке что-то светилось. Молниеносно вырвавшись из рук девочки, он исчез в темной воде. Все погрузилось во тьму. Так страшно Диане еще никогда не было.
  -Завел! Черт! - Она сжала рукой нож и вся сама сжалась в камень на этом островке, где едва можно было сидеть, не соскальзывая в воду. - Я, конечно, сама виновата. Хотя нет. Стоп. Я не виновата, я права! - Оттолкнувшись от камня, девочка ушла в воду вслед за крысом. Ждать не имело смысла, она это понимала. Все что оставалось - плыть на слабый, еле видимый отсюда источник света.
  В воде было темно, холодно, мокро и неуютно. В первый раз за свою не очень долгую жизнь, Диана чувствовала этот мир чужим. Не опасным, нет. Он и раньше был опасен и полон чудес и загадок. Но вот таким холодным, мокрым, скользким, чужим, отстраненным от неё он никогда еще не был. Как Вилма поглощающий рыбешку, наступив на неё лапой с острыми когтями. Смотрящий в сторону, не обращающий никакого внимания на бессмысленную борьбу крохотной рыбки за свою жизнь. Вот мир теперь был таким же.
  Диана не отпускала ножа и не убирала его в ножны. Она все решила для себя за эти несколько минут, что в полной темноте гребла неблагодарные воды. Что будет делать и как это произойдет. Если случится именно сейчас.
  Диана сильно и больно ударилась руками о борт вагона. Вскрикнула и почувствовала, что совершила непоправимую ошибку - выронила нож. Он исчез - растворился в этой темноте мутной воды. Она даже не хотела нырять, чтобы найти его. Суша - вот что нужно было в эти секунды, только она - все остальное потом. Каким-то участком сознания девочка чувствовала, что суша всегда безопаснее воды. Потому что там ты хотя бы можешь видеть, что тебя жрет. Диана вылезла медленно, дрожа и сплевывая воду. Такой уязвимой она себя еще никогда не ощущала, но бояться было некогда. Нужно найти Вилма.
  Крыса сидела на куске гранита прямо за этим вагоном. Там был тупик. Она, Диана, отчетливо его отсюда видела. А все свет, который струился из странной раковины.
  Она её тоже узнала!
  -Фальк?! - Непроизвольно вскрикнула Диана. Но никто не ответил.
  Точно такая же раковина была у Эспиного брата, как и у многих старших охотников. Очень редкий моллюск всю жизнь, долгие годы, питаясь чем попало выделял ровный яркий свет. Но найти такое создание можно было только на море. Это очень далеко, Диана только на картинках, в основном рисунках в старых потрепанных книгах видела его.
  Но всегда мечтала там побывать.
  -Это тоже я, это взрослость. Если я захочу - увижу! Пусть даже первой девочкой не охотником, а может и стану им! Ничто мне не помешает, только смерть!!!
  Успокоившись, Диана перебралась с крыши на камень. Каким-то чудом тот держался на воде, может его что-то подпирало снизу, что сейчас она не разглядела. Но это было не важно.
  Тут лежали кости. Старые пожелтевшие кости. Ребра и череп. Это был человек, и Диана даже знала кто именно. Вилма обнюхивала их, и суетливо перебирая лапками, искала себе удобное положение. Чтобы заснуть.
  -Так вот где ты спишь! Понятно, почему тебя никто не видел!
  Среди костей лежал конверт. Из прозрачной пленки, напоминавшей пряди медуз, только прочной очень. Диана видела такие у учительницы в столе, среди тетрадей полных записей об увиденном. Однажды ведьма поведала Диане, к тому моменту уже не ребенку - это было ближе к концу обучения, что прибыла издалека сразу после войны, той, которая случилась десятки лет назад и унесла жизни всего мира. Прибыла со многими людьми, теперь уже погибшими. Здесь, в метро, она тогда искала нечто очень важное, но так и не нашла, оставшись простым исследователем и скатившись в полное варварство.
  Только у неё были подобные конверты, еще их, похоже, иногда находили на поверхности, но если это и, правда - доставались они, в конечном счете, только вождям или торговцам. Прозрачное вещество защищало содержимое от влаги лучше любого жира. И теперь, аккуратно пакет развернув, Диана шелестела страницами рукописного дневника. Девочка хорошо читала печатный шрифт, но плохо разбирала ручной. Однако того, что она смогла прочесть, прикладывая раковину с моллюском к бумаге уже было достаточно, что радостно закричать!
  -Ты была права, ты была права! - Вскочив, Диана прыгала с места на место, умудряясь не свалиться в воду балансируя на самых кончиках пальцев. - Он не предавал, он никого не предавал! Я тебе это покажу, отнесу прямо сейчас и покажу. С этим-то можно будет вернуться. Только нужно как-то прокрасться мимо молодых охотников, наверное, уже обыскавших половину этого тоннеля. Иначе тетрадка попадет сразу не в те руки.
  -Я найду правильные руки, я их знаю! - Она гладила страницы. Почему-то было так хорошо, от мысли, что Фальк никого не убивал, что просто на него свалили случайную вину торговцев, которая всплыви - положила бы конец существующим за их, этих торгашей счет слабым вождям. И он самолично взял все на себя и, не желая суда, ушел в тоннели. Чтобы жили все, и продолжали торговать с поверхностью.
  -Надо будет прокрасться - прокрадусь, я умею плавать под водой, у меня нет светящихся раковин, а у них нет таких умных крыс как Вилма!
  Вилма же спала, устроившись в обнимку с черепом своего хозяина, и, наверное, именно тут ей снились самые лучшие в мире сны...
  
  
  Серро-де-Ла-Силла.
  "В первичном значении слово "демон" означает "исполняющий желания". Мудрое старое существо, знающее и дающее. Но тысячелетия христианства все изменили..."
   Лэйн.
  Сон первый. "Падре Миер".
  "Его начали строить за девять лет до моего рождения. Моя мама, когда еще была жива, говорила - "они знали!.." Я выросла под землей и не помню многое из того что помнила она. Я обманывала каждый раз свою мать, когда она спрашивала меня о нашей жизни там, на поверхности я кивала головой, слушала её и старалась оправдать надежды. Вот и все. Я не хотела расстраивать свою мать. Просто не хотела и поэтому фантазировала иногда, чтобы скрыть правду. Я ничего не помню из тех дней, что мы жили там, наверху.
  Иногда мне кажется, что начинаю вспоминать, но это лишь моя разыгравшаяся фантазия. Я знаю только то, что говорила она при свете свечей, в очередной раз, зашивая мою одежду. Мы нашли их в служебке, там за ящиками полными журналов была упаковка. Пока существовал свет, они были не нужны, теперь же, когда умерло аварийное освещение - пригодились.
  Чемес - для меня простой звук. Я не помню отца, зачем мне помнить свою фамилию? Жизнь может закончиться в любую из этих ночей - зачем мне думать о будущем? Я хотела бы помнить о прошлом, но видно не судьба - когда мы с матерью бежали во время тревоги вниз по застывшему эскалатору, я споткнулась и пролетела десяток ступеней, прежде чем ударилась лицом о металл. Мир расплывался бардовыми цветами, я думаю, это была боль, правда тогда она скорее походила на сумасшедший фейерверк. После того дня прошли годы, я с матерью все это время жила на станции Падре Миер, той самой куда мы и спустились в ту ночь. Мы были первыми, но еще долгое время вниз спускались люди, покалеченные и уставшие, задыхающиеся и обгоревшие, они напоминали ужас из ночных кошмаров. Знаете - когда ты смотришь на что-то, и боишься, что оно вдруг вздумает до тебя дотронуться. А мне приходилось им помогать. Нет, я не жалею, правда, но ведь многие из них все равно умерли после этого.
  А город долго еще бомбили. Вся станция просыпалась как один человек и с потолка тихими струйками отчаяния что-то сыпалось.
  Это ужасно. Мать плакала и ночами звала отца. Мы пытались им всем помочь, правда. Возможно, мать надеялась найти среди них своего мужа. До самого конца.
  Да, я еще не представилась - меня зовут Мариса. Мать часто называла меня Мария Луиса, но это слишком долго произносить. А я не люблю подолгу говорить. Наверное, поэтому - закончу. Все равно, какой смысл. Мать умерла неделю назад, люди, с которыми мне придется дальше жить - пугают меня. Я сделаю, как давно хотела, уйду с Кариной к Университету, она пришла оттуда полгода назад с братом. Моя мать была врачом, мы раньше жили, по её словам, в деревне на севере от города. У брата Карины шла носом кровь и часто болела голова, мать давала ему лекарства поначалу, а потом все чаще молилась у нас в медпункте. Брат Карины умер месяц назад..."
  Я держала в руках кусочек моего детства, вырванный из блокнота огрызок воспоминаний, нанесенных неровным еще почти детским почерком. Попыталась не заплакать от отчаяния и злобы, не сдержалась и, чтобы никто из животных не слышал, закрыла рот рукой. Протяжно заскулила. Словно койот. Рука сама сминала бумагу, пока не получился шарик детства, такой ласкающий холодную и мокрую ладонь. И ненавистный. Я его выбросила из палатки, и он заскакал, невидимый, по земле. Попыталась вытереть слезы и откинулась на спину. Постель была слишком чужой, чтобы не то, что спать - расслабиться в ней. После дня руки ныли, как будто я кидала тяжеленный грузы.
  
  -Зверь придет опять, мы все это знаем! - Кричавший это человек поднял вверх руку с винчестером. - И мы должны убить зверя!
  Хор голосов был ему прямым ответом, голосов, поддерживавших до этого Дамиана, который опять сел на свое любимое возвышение похожее на трон и, скрестив руки на груди, с улыбкой смотрел на беснующийся лес поднятых рук перед собой.
  -И как? - Спросил кто-то из толпы.
  -У нас есть оружие!
  -Опять?
  -Это бунт.
  -Нет, это справедливость!
  Голый до пояса в старый рваных джинсах парень с винчестером, высоко поднятым над головой пробивался сквозь толпу к Дамиану.
  -Дай мне тридцать своих человек, и мы стреножим эту тварь!
  -Нет.
  -Почему? - Он прокричал это в лицо сидевшему, но тот лишь устало улыбнулся и сказал:
  -Рамон, если бы все было так просто. Вы с Рейесом были бельмом на глазу на Реджайне, а теперь и на мою голову свалились. Я не дам тебе людей, они погибнут по твоей вине. У тебя слишком горячая голова.
  -Оружие?!
  -Что... оружие? У вас есть оружия и достаточно для коллективного самоубийства. Оставь наши стволы мои ребятам, не забивай себе голову Мончо. Я не имею ничего лично против тебя, ты это видишь уже по тому что я тебя не повесил за то, что придя ко мне домой, ты вторые сутки подряд мутишь воду и подрываешь мой авторитет. Уходи Рамон, по-хорошему уходи и забирай своих убийц.
  -Мои убийцы спасали наш народ, пока ты и твои животы жрали в три рыла за его счет, усевшись ему на хребет и свесив лапки!
  -Я тебе и это прощу, уходи Рамон, не строй из себя идиота. Ты ничего не добьешься ни здесь, ни там наверху. Ты только погибнешь зря. Количество людей и стволов не играет никакой роли отныне в этом мире.
  -А вы так и останетесь тут рабами?
  -Мы пытаемся выжить вот и все. Или стремление к жизни, а не к смерти ты вменяешь в вину людям? Не все такие как ты, запомни это. Не все отчаялись.
  Лицо полуголого парня перекосило так, словно он съел целый мешок лимонов и не запил их ничем крепким.
  -Отчаялись? Мы?!!
  -Повторяю парень, стволы не играют роли ни здесь, ни там, на поверхности сейчас тьма. Вот тут - он протянул руку к груди Рамона - она пустила корни. И ты лишь капля, стремящаяся пройти чуть выше, перед тем как рассосаться полностью. Вам не убить Зверя, никому не убить его. И не победить, отныне и навсегда.
  -И кто тут отчаялся?
  -Повторяю малыш, - совсем спокойно и нежно произнес старик, - желание броситься голой грудью в пасть льву - это и называется, самое что ни на есть отчаяние. Это желание корма, чтобы его поскорей проглотили. Попытка ускорить неизбежное.
  -А отсрочить?
  -Мы не хотим ничего отсрочить. Всему свое время. Просто живем. Тебе этого не понять.
  -Вы фанатики.
  -Возможно. А теперь иди.
  
  Они перевернули старый мешок, вытряхнули оттуда патроны и словно рождественские подарки принялись их разбирать - кому какие.
  -Двенадцатых для винчестера сорок четыре штуки. Шестнадцатых восемь, но такого калибра у нас нет.
  -Лукас, есть магнум .357?
  -Сам поищи, вроде видел.
  -Нет. Придется оставить его. - Высокий и довольно лохматый человек почти с жалостью посмотрел на блестящий, словно новый револьвер.
  Один из патронов покатился по импровизированному столу и прежде чем кто-то отреагировал, я его остановила ладонью.
  -Ты чего?
  -Я тоже пойду. Я устала, они и меня выберут. Когда-нибудь.
  -Тебя не выберут, ты молодая и здоровая.
  -И красивая к тому же, - заметил кто-то из-за плеча, в этом гуле голосов я даже не разобрала кто именно. У людей, стоявших в клубах прострелянного лучами тусклого света сигаретного дыма, на лицах заиграли улыбки.
  -Я врач и... не могу больше. Это как жить в клетке со львом, он милый да пушистый такой. Ты его кормишь и знаешь - когда-нибудь ему надоесть играть с тобой или он проголодается особенно сильно ну или просто переклинит, и ты станешь добычей. Давление.
  -Ты не врач, ты только раны зашивать умеешь, от тебя там толку будет немного и последнее - тебя точно никто не выберет. Ни один не желает тут тебя зла, никто за тебя не проголосует. Ты не настолько красива чтобы тебя ревновать и достаточно здорова, чтобы дать тебе просто жить. Успокойся и оставайся.
  -Что и вправду ни одного магнума не осталось? - Пробормотал парень и, перевернув сумку, стал шарить там, в надежде отыскать клад. - Шайтана дочь, пришла одна и ночью забрала.
  Все опять рассмеялись.
  -Все я спать.
  
  -Зверь пришел с севера, зверь спустился с гор к нам в долину. Сразу как люди перестали сражаться, и он увидел этот мир.
  -С Серро-де-Ла-Силла? - Детский голосок в прокуренном повешении звучал как-то пугающе высоко и хрипло одновременно.
  -Да оттуда. Он там жил и смотрел на город, лежащий под ним, и всегда мечтал бродить по его улицам. И когда вырос, спустился вниз.
  -А он большой?
  -Он взрослый. - Женщина закрыла книгу и стала отрешенно водить пальцем по карте.
  -Взрослый, значит большой?
  -Наверное. Привет Мариса. Как жизнь?
  Мне почему-то вдруг стало очень холодно и зябко, чтобы прогнать наваждение пришлось обхватить себя руками и мотнуть головой. Зубы выбивали дробь.
  -Что с тобой, простыла?
  -Ничего. Пройдет.
  
  "Всю первую ветку выжгло вместе со спасшимися там людьми, когда под конец на город сбросили вакуумный заряд. Наша и ближайшие станции второй ветки чудом не пострадали - газ не успел дойти к нам за пару мину до детонации. Герметизации толи не было, толи она была новая и не опробованная. Ведь метро строили у нас недавно. Мать рассказывала мне - когда отец устраивался работать в город, её еще только закладывали. А потом родилась я. То есть она просто не сработала, а может должна была запускаться откуда-то принудительно. Так считала мама. Ядерных бомбардировок не было. Хотя точно никто не уверен. По крайней мере, стратегических боеголовок не прилетало это уж точно. Иначе я не писала бы эти строчки. Мать уверена - скоро можно будет подниматься на поверхность не только здоровым мужчинам, радио молчало, последнее что передавали - "война" и "срочная эвакуация правительства" и "не отчаивайтесь, наш народ не сдастся никому". Потом последняя радиостанция замолчала. Я тоже думаю - кому на нас нужно тратить ядерные заряды. Плохо, что счетчиков на нашей станции не было, и искать их наверху никто не собирался..."
  Я опять скомкала листок и со слезами выкинула в зал.
  
  Вдыхая прохладный ночной воздух полной грудью, я огляделась, и почему-то пожалела, что все эти долгие годы была там внизу. Тут действительно можно было дышать. Тут твоим легким всегда найдется работа. Первое что бросилось в глаза - огромная десятиэтажка рассеченная пополам, словно ударом гигантского разделочного тесака. Верхний этаж был разрушен полностью, стекол давно уже не было, стена строения, раньше явно бледно-молочная, теперь вся была изувечена желтыми разводами смерти. "Banamex" была написано у входа, дальше буквы стирались.
  Рядом словно перевернутое квадратное горлышко битой бутылки торчал остов здания из синего стекла и металла. Напрягая зрение в лунном свете можно было различить надпись на уровне первого этажа - "Telce..." - последняя буква опять была стерта временем. Я не знала, что там было до войны, но теперь от одного вида этого строения хотелось отойти подальше и прикрыть глаза.
  Перевернутый к верху колесами автобус, разрисованный во все цвета радуги, лежал на крыше одноэтажно павильона. Как он там очутился, я не знала, и гадать времени не было. Рейто шедший впереди разведчиком обнаружил целое здание, в котором можно было укрыться днем, и теперь агрессивно жестикулировал, давая нам знак поторопиться.
  Через пять минут на втором этаже уже хозяйничали Фелипе с Лукасом, устанавливая пулемет. И пока Тито искал себе место на крыше, Бачо чуть ли не матом уговаривал своего главаря заминировать главную улицу, сделав из старых автомобилей мины ловушки, но Рамон просто отмахнулся, сказав, что гранат и так мало и они им еще понадобятся.
  -Это чудо не стреляло десять лет. Я дал пару одиночных конечно. - Лукас закурил и, тряхнув спичкой, выбросил её в окно. - Но лента одна и та под конец не внушает доверия. Но это самое тяжелое, что у нас есть. Подлец этот ваш Дамианито. Ведь это его станция под местом, где кормится Зверь.
  -Не поминай его! - Фелиппе выглянул на улицу, словно ожидал знамения. - Не надо, тем более - сейчас.
  Рамон молча заряжал свой винчестер патронами с нулевой картечью. Положил его на подоконник и достал из кобуры полицейский Обрегон .45 калибра.
  -Заночуем тут. Пусть Тито остается на крыше, раз она так ему нравится, отнесите ему что поесть. Фелиппе - спать будешь у пулемета с биноклем в руках, караулим по двое. И еще, Бачо с Освальдом проверьте все здание, слышите - все! От подвала до крыши, под линолеум загляните. Я не хочу сюрпризов под утро.
  На улице валялись смятые и разжеванные автомобили. И вот среди этого хаоса десятилетия ржавого металла и коррозии на своих четырех, отсюда даже целых, колесах стояло ядовито-зеленое такси. Невозможно было смотреть на улицу, нереальность этого автомобиля не давала отвести от него глаз. Мне показалось, что если пройтись до него сейчас, дверца откроется в приглашающем жесте и мотор, мурлыча как котяра, заведется сам. Только я не знаю, как и что нужно делать дальше. А ведь и вправду можно просто взять и уехать. Я мотнула головой, в который раз отгоняя наваждение. Призраки прошлого, тут их было слишком много для первого раза. Не сравнить с чтением своих же старых дневников или прокручиванием в голове полузабытых рассказов матери.
  Я еще раз взглянула на этот автомобиль. Эмблема такси слегка поблескивала на его борту, желтая и манящая, зонтик из золота. Казалось, в ней отражается луна. С этим посланцем прошлого явно что-то не так.
  -А жаль...
  -Что? - Сидевший рядом парень, молодой совсем с зачесанными назад волосами, почти мой ровесник успел уже задремать, и теперь я прямо видела на его лице страх, что его спящего видел Рамон. Он еще раз оглянулся, и сделал вид, что наблюдает в окно. На самом деле он ничего не видел своими открытыми глазами, он опять уснул.
  -Ничего. Уехать можно. И далеко. - Я достала из потертой кобуры подмышкой свой пистолет и сняла с предохранителя. Посмотрела на него и опять сдвинула рычажок снова. Вынула обойму и посмотрела на патроны. Мелькнула мысль - какой-то шутник мог ради прикола её разрядить прошлой ночью, пока спала. Тупая и идиотская, но вполне возможная. Так же медленно сунула пистолет обратно в кобуру. Это оружие принадлежало брату Карины. Он был полицейским, правда, недолго. После школы успел проучиться четыре года, и началась война.
  Я схватилась за волосы и тут же повернулась к окну. Я ведь до сих пор не знаю, кто и с кем воевал. Но все умерли. И отец и мать. И я.
  Отсюда была видна гора. Нужно только высунуть голову в окно и посмотреть направо. Пологая, она все равно как-то жутко возвышалась над городом. И еще эта её вершина. Словно кто-то взял и откусил кусочек. Слишком часто мне в эту ночь приходилось мотать головой.
  Света было много, слишком уж много для одной меня. Я шла вперед, прикрыв рукой глаза, боялась их закрыть, наверняка случится что-то ужасное, если я сейчас под гнетом света вдруг закрою глаза.
  А что может случиться со мной?
  Карина взяла меня за руку и куда-то вела. Я все порывалась взглянуть назад, но каждый раз натыкалась на её улыбку, словно колючая проволока из вкуснейшего клубничного мороженого. Я сама удивлялась своим мыслям, причем тут оно? Я помнила его, просто вкус странный и знакомый одновременно, изменившийся уже во мне. Слишком давно я его ощущала. И почему-то именно сейчас её улыбка была похожа на него, нет, не мороженное, оно осталось где-то далеко позади, а вкус, он все еще был у меня внутри.
  Там была дверь, я протянула руку, чтобы открыть её, и дверь прогнулась от меня. Я поняла - мне нужно сделать еще шаг, один последний шаг, и я дотянусь. Она еще слегка прогнулась. "Сейчас ведь лопнет, треснет" - мелькнула мысль. Я оглянулась и не нашла Карину, и появился страх. Я показалась самой себе такой чужой и не нужной рядом с этой дверью, до которой один шаг, в этом неправильном свете, от которого болят глаза. И в тот момент из-за двери донесся этот странный звук. Такой знакомый. Я отшатнулась в ужасе.
  Там стреляли.
  Кто может стрелять, когда я чувствую этот вкус? Ведь он один остался внутри меня, их тех далеких дней, когда мы жили вместе с матерью там наверху. И снова раздались выстрелы, но я уже не обращала на них внимание. Я поняла, что вспомнила, даже то, что казалось похороненным навсегда. А оно все было, в глубине меня. Где-то за дверью, и теперь проникало, просачивалось каплями в меня вместе с этими звуками, звуками полуавтоматического огня?
  -Я вспомнила!
  Меня толкнули, я упала, вокруг был грохот, но то, что заставило сжаться от ужаса на полу моей тело - крик, точнее визг, смешанный с бульканьем, тут же перешедший в рев, с каким-то слишком громким и высоким для моих ушей скрежетом.
  -Не дай ей встать, только вставать не давай!
  Грохот меня разбудивший оказался винчестером Рамона, сейчас он палил из пистолета, поставив одну ногу на подоконник. Высунулся на секунду наружу и тут же отшатнувшись, бросился из комнаты, крича, что было сил:
  -Гранату, еще одну скорее!
  Сверху снова загрохотал пулемет, именно этот звук я слышала сквозь сон. Вот надо же было так глубоко уснуть в такую ночь!
  Выставив вперед руку, я уперлась во что-то горячее и, не обращая внимания на боль, поднялась с колен. Прислонившись плечом к стене, достала обеими руками пистолет и выставила его из окна, пытаясь быстро сообразить - что передо мной. В глазах еще плыло, и ладонь горела, мне пришлось сделать шаг назад и встряхнуть головой, не выпуская серую движущуюся массу из вида. Выдохнув из себя остатки гребаного сна, нажала на курок, и продолжала стрелять, пока обойма не опустела, целясь в самый центр серой твари. Мой пистолет и пулемет Лукаса смолкли одновременно, надо мной послышался топот и тут же на улице прогремел взрыв, может даже не один. Я, опять упав на пол, подползла к стене и, перезарядив пистолет, просто ждала. Сама не знаю чего - голоса человеческого, наверное, может крика. Хоть чего-то. Но все смолкло, лишь, когда я снова поднялась на непривычно тяжелых после сна ногах, услышала на улице столь знакомые голоса и кинулась, спотыкаясь на невидимых в темноте ступенях вниз.
  Они стояли внизу, о чем-то говоря. Я не видела лиц, но знала - на них радость. Запутавшись в ржавом велосипеде, я произвела столько шума, что все разом повернулись в мою сторону. Так и есть - радость. Только вот со мной было что-то не то. Смотрела на мир словно чужими глазами и уж радости у меня никакой точно не было ни на лице, ни в себе. Сон словно окутал меня и никак не отпускал, он был настолько близко, что закрой я сейчас глаза - и передо мной вновь появится эта дверь.
  Что-то не так.
  Рамон поднял вверх обе руки и палил в воздух из двух стволов, крича от этой самой радости. Для меня же радость вдруг обернулась страхом. Остальные вели себя спокойнее, и только Бачо сидел на корточках в луже крови рядом с огромной тушей. В зубах сигарета, на голове окровавленная майка. Я подумала, что он наверняка пытался подобраться к ней поближе, чтобы кинуть гранату и вот он - результат.
  -Большой. - Просто сказал он, почувствовав меня за спиной. Тварь была не то что большой - она была огромная, но весь её левый бок извороченный выстрелами теперь был размазан вдоль улицы. Я, проморгав, посмотрела на пасть, она была длинная, почти треугольная с несколькими рядами очень острых маленьких зубов. Впрочем, маленькими они были по меркам самой пасти, с пару дюймов, не меньше. Вытерла со лба ледяной пот и на этот раз уже вслух самой себе задала этот ненавистный вопрос:
  -Что не так?
  -А? - Отозвался Бачо. - Да все так, я бы тоже уснул при желании. Не ты же дежурила.
  -Нет, - ответила я. Скорее самой себе. Что-то было не так, только я не знала - это со мной или с чем-то кроме меня.
  -Где Тито? - Спросил вдруг он. И развернувшись к главарю закричал, указывая на дом напротив, на крыше которого и устроился вечером наш снайпер.
  Рамон ворвался внутрь первым. Мы все за ним. Первые два этажа были пусты, даже странно пусты. Из мебели одно кресло, никаких картин или часов на стенах не было. Ровные пыльные обои, полоски ржавчины наискось от заспанных прерий всех оттенков серого. И люстра под потолком, в которой отражались наши фонари. Видимо частицы моего напряжения передались им всем, второй этаж брали по всем законам захвата здания, почерпнутым впрочем, мной исключительно из книг. Там было совершенно пусто. Абсолютная пустота комнат, жильцы которых переехали, собрав все свои вещи и упаковав ими автомобиль так, что при виде патруля на дороге придется улыбаться, даже переигрывая слегка, чтобы только не остановили с проверкой, ведь вновь все обратно собирать. Я опять махала головой, пока Бачо по своей привычке изучал лестницу на третий. Эта обыденность, с которой я не сталкивалась, живущая во мне лишь содранными из книг страницами, была, оказывается так драгоценная, стоило увидеть все воочию, как оживали потаенные участки моей глупой памяти.
  Третий и четвертый этажи были в порядке, а вот крыша была пуста. Я только сейчас вспомнила, что не слышала выстрелов из винтовки Тито, и никто из ребят их не слышал. Тито просто исчез. Вот только исчезать ему было некуда. Крыша была самым безопасным местом на тот момент в битве, если пальбу из всех стволов по этой серой махине и можно так называть.
  -Что за чертовщина? - Спросил у утреннего неба Рамон. Звезды гасли, из-за горы вот-вот появится солнце. Нам нужно уходить, спускаться под землю с радостными новостями. Хоть радиации смертельно и нет, разве та, что изредка падает с каплями дождя или приносится с горячими ветрами с юга, все равно поверхность была потеряна людьми. Днем вся попрятавшаяся на ночь живность соберется вокруг нас - её добычи - и пробиваться обратно придется с боем.
  -Ти-ито-о! - Хор голосом раздавался в таком свежем воздухе. Я тоже кричала, мы разошлись по углам крыши и изучали все соседние дома. Я повернулась к Серро-де-Ла-Силла, чтобы посмотреть, сколько еще до восхода солнца. Мир словно расцвел цветами из невыносимо яркого света, я закричала и не услышала своего голоса, только легкая боль в затылке и я вновь куда-то погружалась.
  
  -Там!
  Я открыла глаза, лицо горело, плавилось, наверное, в этом свете, глаза болели, веки, я удивилась, что они еще не испарились... Но глаза я открыла...
  Надо мной было утреннее небо, но что-то было не так. Тонкие нити свисали с него, и когда я привыкла к этому невозможному свету, то поняла, что же все-таки там было странным. Огромное прозрачное и искрящееся, оно плавало надо мной в небе, больше города на крыше одного из домов которого я лежала. Личинка медузы, огромной и красивой, все тело которой состояло из переплетения двух прозрачных жилок. Они пульсировали, и узор менялся, двойная спираль в небе играла сама с собой, норовясь ухватить себя за невидимый в лучах уже вставшего солнца хвост.
  Я вытянула вверх руку и спирали закружились надо мной, как лопасти рисованного вертолета. А потом они упали вниз, накрыв собой весь город.
  Я просто больше не смогла дышать.
  
  -Пропали два человека, Тито и Мариса. Но мы убили зверя, нам не нужно было больше его кормить! Скажите всем, мир, там наверху опасен, но жить в нем можно! Если вы не хотите сгноить заживо тут своих детей, прекратите ценить свои жизни так высоко, умрите, умрите сами, но сделайте так, чтобы ваши дети смотрели на солнце, а не на желтые лампы накаливания!
  -Убили?
  -Зверя?
  -Пулями?
  Дамин смотрел в лицо Рамону и улыбался.
  -Если ты против, так и скажи. Хочешь власть свою не терять, так и скажи людям. Я хочу власти! Скажи им это, прекращай людям пудрить мозги, про страх и жертву, это все бред. Ты знаешь, я знаю, что все в этом мире из плоти и крови, а то, что нет - лишь инструмент! Но люди - не инструменты для твоих амбиций, они имеют право лишь на одну вещь на свете - на правду!
  -Ты хочешь правды?
  -Хорошо. Только тебе она не понравится. Вы потеряли двух человек? Значит, два месяца мы будем спать спокойно, вот и все. А потом опять кому-то придется пойти наверх, ибо зверь после того как появился так просто не исчезнет и не суть вопроса кто или что его породило, и ему не нужны наши тела и кровь наша ему тоже сдалась вовек, ты не понимаешь педро, мой мальчик. Он питается душами, нашими мечтами, и тело зверя столь огромно, что его не увидеть глазами, не остановить герметикой и не убить его, никак. Мы живем под ним, но не его корм мы, часть его мы, корни, Зверя.
  
  Вначале Карина была вся мокрая и скользкая. Я нашла не истлевшее полотенце и кое-как это исправила.
  Вначале она была маленькой совсем, на две головы ниже меня но, съев часть серой туши размером, наверное, с себя, она как-то незаметно подросла и теперь опять мне вровень.
  Вначале я не знала, что нам делать дальше. Но Карина тянула меня за собой, вцепившись в мою одежду. И все живое разбегалось, когда мы шли по окоченевшим улицам. Везде был холод, и только от неё исходило тепло. Не знаю как, но я это чувствовала. Мы прошли его вдоль главной улицы до самого конца, и когда город остался позади, мне не захотелось повернуться и посмотреть на него. Чувство, которое влекло вперед шло справа от меня, уверенно ухватившись за выпущенную поверх джинсов футболку.
  Мы шли на север.
  
  
  Планетарный СУП.
  1. Мир во власти СУПа.
  Челленджер пискнул и спрятался под стол. Размеренно вышагивая, словно по плацу в полной броне перед застывшим и немым классом прошагал желтый человек с гладкой грязно-белой доской без глаз носа и рта вместо лица.
  -Желтые.
  -Желтые люди!
  -Кого-то банят...
  Шепот. Кто-то спрятался за шкаф. Кто-то полез в шкаф, но запутался в дверце и понял, что уже не успевает...
  Через минуту с первого этажа школы раздались выстрелы и крики. Но все сразу же смолкло. Было так тихо, что можно даже услышать, как бьется чье-то сердце.
  Впрочем, желтые и так слышали сердцебиения всех живых существ в этом здании школы с другого конца города. На то они и желтые. Из СУПа.
  Прошла томительная для Мари минута, потом началось.
  Все занимались кто чем: от банального вандализма до небанальных бальных танцев голышом на парте. Все это фиксировала мигавшая красным огоньком камера под потолком, в самом углу, заботливо прикрытая учительницей при помощи герани, она, работая в инфракрасном диапазоне, поставляла поисковому роботу СУПа необходимую тому для Работы Маски по Формуле информацию.
  Два пацана раздели одноклассницу и развели её лапки вдоль краешка парты. Та сопротивлялась ровно столько, сколько нужно, чтобы сошло за изнасилование - девиация лучше стандартного поведения, но только в меру. То есть, если ты идеальный школьник или школьница и просто ненаглядное дитя для родителей рано или поздно тобой заинтересуется робот и может решить, что ты фейк, после чего засуспендит до выяснения. Правда это займет гораздо большее время, но если ты сразу начнешь убивать трахать и жрать все, что движется - в таком случае бан будет скорым. Но разнообразие почему-то считалось поисковым роботом вполне приемлемым для человека нормального поведением.
  В общем, это было не так-то просто - обмануть машину с ИИ, работавшую на СУП и отчего-то едва ли не круглосуточно пасущуюся в детсадах и школах.
  Временами банили сразу все учреждение, причем быстро и без разъяснения гадающей общественности причин. Для этого были особые у СУПа бригады со вполне серьезным на то вооружением.
  Вот одноклассникам Мари и приходилось самовыражаться, чтобы СУП не посчитал "подобных детей" фейками. В таком случае их суспендили: данные отделялись от тел и хранились в "старых и пыльных комнатах", то есть - в архиве. По истечении тридцати дней данные уничтожались окончательно, за этот промежуток времени можно было опротестовать суспенд во избежание окончательного бана, обычно протестовали родители или друзья "подобного ребенка". В таком случае данные доставали из архива, ребенка клонировали, заливали ему в мозг как попало сохраненный архив, и вешали на палец стальную бирку. Ребята из СУПа знали свое дело. Но жаловаться в абуз-тим было невероятно сложно, дело в том, что люди там обитавшие были уже не совсем люди и обитали непонятно где, зачастую решая вопросы, они руководствовались странной нечеловеческой логикой, оставляя на съедение печи явно полноценных и воскрешая из суспенда дефектных. По своему, конечно справедливые, они не делали различия - плохой или хороший это был ребенок, абуз-тим с трудом понимал человеческий язык, его невозможно было уговорить, пронять мольбами или слезами, пронять логикой, факты ему тоже были не интересны, а жаловаться на абуз-тим было некому. Все, что можно было - это отослать жалобу на абуз-тим самому абуз-тиму и ждать три условных дня, после чего судьба твоего внезапно засуспенженного ребенка была решена - или печь или жизнь заново. Временами одних и тех же детей суспендили несколько раз подряд, после третьего или четвертого внезапного и непонятного суспенда, сделать было уже мало что можно, практически это означало печь для данных.
  Временами все обходилось и без суспенда - тот был вариантом культурного общения, когда ребенка, который не особо выделялся и был такой как все занимался не пойми чем и не хотел ярко самовыражаться отводили в специальную контору, где с него скачивали данные, а тело сжигали в доменной печи высокого давления. Таких детей называли фейками и все родители как огня боялись, чтобы у них подобное завелось, ведь тогда начнут проверять всю семью и могут они сами подпасть под формулу поискового робота СУПа, которого тот приватизировал у Яндекса до его слияния с Гуглом и Евросоюзом.
  Быть "подобным" - это плохо, так учили с пеленок. Интровертом ты не выживешь, - так говорила Мари её мать. И добавляла, что если никто не видит, что ты уникальна, то ты не уникальна. В голову твою никто залезать не станет, тебя просто сожгут, чтобы не потребляла матблага и не зашумляла СУПу статистику своим существованием.
  СУП стремился к математической гармонии с учетом человеческой природы, то есть он хотел видеть не серое человечество, а калейдоскоп отдельных ярких личностей живущих рука об руку или хотя бы ствол об заточку, для этого не нужны уже были старые невыполнимые законы, которые позволяли расти биомассе по имени Homo Sapiens максимальным возможными темпами. И СУП упразднил всемирное законодательство, заменив его своим корпоративным сводом правил. Не хочешь? Иди куда хочешь! С сервера СУП. На домене, принадлежавшем СУП все будет так, как того хочет СУП, ну естественно же и логично!
  Все началось на заре двадцать первого века в маленькой Московской компании. В тот памятный день эта компания решила, потратив все, что есть, купить кусочек сети, в котором обитали какие-то жалкие пятьдесят миллионов живых человек и устроить там свое счастливое отнюдь не будущее - настоящее! Это спустя тридцать лет она, скупив все иные трансконтинентальные корпорации и уже имея власть над миром, тихо приватизирует у еще не завоеванных своей покупной армией государств домен нулевого уровня. Не интернет, а тот, второй, который обычно оставался в тени своего сетевого, живущего полной яркой и красочной виртуальной жизнью собрата.
  В середине двадцать первого века трансконтинентальная мегакорпорация СУП с оборотом в двадцать шесть квадриллионов пятнистых йен или сто сорок триллионов радужных долларов или два с половиной ТераТиц-PR по кредиту трафика Гугл-Евро-Яндекса совершила покупку, она тихо и без помпы приобрела Материальный План и зарегистрировала его официально как домен нулевого уровня за треть своих акций, которые поделили её конкуренты - Гугл+ и Майкрософт, таким образом осталась одна большая и независимая компания на сервере без границ и правил, но с постоянно прописанными десятью с половиной миллиардами пользователей.
  Которые и не подозревали, что этот сервер сразу же начнут его зачищать от неуникального контента. Не уникального сугубо по их нечеловеческому, машинному мнению...
  Поначалу все эти мероприятия сопровождались рекламными кампаниями пряниками-плюшками и велись под эгидой еще тогда стоявшего ООН в рамках программы по борьбе с перенаселением планеты Земля.
  Потом и этот цирк закрыли, все стали делать быстро и без излишнего пафоса.
  Для детей все просто: жить ярко, быть уникальными, или, по крайней мере, казаться такими - вот прямой путь избежать суспенда или бана. Правда, иногда банили и таких уникальных, причем тоже - без объяснений. Точнее объяснялись абузы конкретно с отделенными данными, которые лежали уже на носителях, короче все это было не по-людски и скрыто от глаз настолько, насколько это можно.
  Да и что можешь ты доказать, когда у тебя уже нет тела и ты целиком во власти машины?
  ***
  2. Как Мари бегала от бана.
  -Не загораживайте проход во избежание бана. - Выговорил приятный женский голос с оттенком звучания металлики в голосе и, взревев сервоусилителями, в лицо Мари уставились две подвешенные к потолку орудийные турели.
  Гатлинги на серьезном калибре. - Подумала Мари и подняла кверху лапки. - ОК, - заявила она, - я уже ухожу.
  -Не загораживайте проход во избежание бана, - повторил голос еще более вежливо с оттенком j-rock в голосе, - у вас осталось четыре секунды. Три...
  Мари бегала быстро...
  Народная пословица гласит, что Искусственный Интеллект не убивает, он банит, потому что не видит разницы между своим существованием в сети и жизнью людей в этой реальности. Вот так вот...
  ***
  -Няшный серфинг, няшная душа. Няшно, няшно выпори меня!
  -Чего?
  -Просто не обращай внимания, когда я чем-то настолько увлечена за слова не отвечаю, могу размахивать руками, вертеться волчком и нести всякий вздор-р...
  До 2029 года была физическая, то есть существующая в этом мире контора у СУПа. Потом её упразднили. То есть приходит к ним в СУП мама и говорит: "Разбаньте девочку, ну разбаньте доченьку, хорошая она была, ну..." И плачет, и плачет и руки ломает. А у них - дел не впроворот. Решили, что не дело и упразднили, многое они упразднили, например иерархию власти.
  -То есть, прилетают к нам сюда инопланетяне, а мы тут все самовыражаемся вовсю. Не серое быдло - а уникальные и неповторимые личности. Этого хотел СУП? Мы будем ВЫГЛЯДЕТЬ КРАСИВО! Если конечно в глазах инопланетной разумной жизни стремление к самовыражению есть стремление к красоте и гармонии, это да. То есть у нас цивилизация художников поэтов-музыкантов ученых и прочих отморозков. Впрочем, после следующего апа нуль-сервера обещают ученых упразднить. Не знаешь, они сразу всех забанят нахер или помолиться дадут? Впрочем, кому молиться? Религию упразднили в 2028 году...
  
  Как я провела лето в детском контрацепционном лагере "Солнышко"!
  Ближайшее светлое будущее, согласно прогнозам просмотренных мной выпусков новостей, обычно я зомбик не включаю, но мама смотрит иногда. Благодарю тех, кто делал эти выпуски новостей, равно как и создателей фильмов "28 недель спустя", "Чужой 1,2,3" и "Звездный десант" за предоставленные впечатления!
  Надпись гласила:
  "Лагеря детской контрацепции - залог защиты и безопасности ваших детей в период летних миграций озабоченных педофилов!"
  А чуть ниже и мельче:
  "Наши концепции детской контрацепции!"
  Чем отличается "озабоченный педофил" от обычного, рядового педо я не знала, да и не интересовалась никогда особенно. Наверное, вид другой или порода, скажем там окрас или ареал обитания. Вообще такие умные слова как "ареал" и им подобные меня тоже не волновали и нисколечко не возбуждали. Честно! Наш автобус въехал в ворота последним. Кругом - люди с автоматами в защитных костюмах, стены, увитые колючей проволокой, на вышках - снайпера-пулеметчики.
  Дима ткнул в них пальцем и сказал:
  -У них там система погашения сердцебиения при стрельбе не только одиночными, но и очередями. Рассказывали про такую в инете. Она опасная и иногда до сих пор дает сбой, сердце останавливается, но больше не заводится снова. Такие дела, - добавил он флегматично.
  -А почему её используют? - спросила я.
  -А как ты еще будешь из пулемета с оптикой стрелять очередями?
  Я ответила что "не как, я не переношу пулеметы с оптикой", Димка надулся и отвернулся. Видимо я не оценила его познаний в этой области, в следующий раз нужно будет быть внимательнее, а то он снова до конца лета при общении со мной превратится в кислую амебу.
  ***
  В лагере мы освоились быстро, изнутри он не был таким уж мрачным, как снаружи. Кругом все было выкрашено в солнечные цвета, а в парке резвились кролики, тысячи их!
  Искусственно улыбавшееся солнышко было нарисовано везде, в том числе и на стене у меня над кроватью. Я подумала, "проснувшись ночью и увидев "Это" я не стану ли случайно заикой?". Но потом успокоилась. Взрослые, они же все продумали и предусмотрели, верно? И если тут нарисовано солнышко, значит, так тому и быть. Не стану, а если вдруг во мне что-то разладится, мне сразу помогут "квалифицированные специалисты", буклетами с предложениями их вызова был забит весь инет.
  -Я дома! - Сказала я, открывая дверь в спальную. Из-за неё выскочили Димка со своим друганом и, схватив меня за грудки, с перекошенными лицами заткнув рот, поволокли обратно в коридор.
  Выяснилось, что у них есть план.
  -Как в тот раз? У меня аллергия! - Захныкала я, будучи абсолютно спокойной, просто уже знала, что вид плачущей девочки приводит мальчиков в ступор и заставляет слегка переосмыслить ситуацию. Правда уже имела опыт убедиться, что не всех и далеко не всегда.
  -Нет, теперь все будет иначе! - Твердо заявил Димка и потащил меня и Олежега за собой, велев идти на цыпочках, коль не умеем профессионально красться.
  Они с ним почти профессионально отключили камеру у двери и открыли левой "универсальной" карточкой замок!
  Мы пробрались на стену. Там дежурили караульные, но мы так низко брели за бортиком, что они нас не видели. Вообще как я убедилась, слегка хреновенько у них обзор устроен! Кстати, тут уже была Света. Она выбралась из "сонного царства" сама.
  Олег разъяснил нам все по поводу угрожавшей опасности. Попросту ткнул пальцем, и мы все увидели сами.
  -Костры! Там дым костров!!!
  -Ага. Они там биваки и на байдах сюда, а пешие во-он оттуда. - Он снова ткнул в сторону видневшейся вдалеке речки. И вправду там чернели какие-то точки. - Там они сходят с паромов и пешком добираются сюда, в прошлую ночь мы уже все разведали.
  Димка рассматривал их через оптику своей фотокамеры. Я вырвала её у него и теперь все сгрудились вокруг меня, чтобы лицезреть это чудо.
  Голые мужики с бутылками в обнимку плясали вокруг костров и совершали разные странные жесты в нашу сторону. Один мочился в кусты, скаля зубы. Впрочем, среди них можно было разглядеть и маленьких тощих женщин, тоже голых.
  -Это еще что, это самые тихие.
  -Бывает и хуже? - спросила я.
  Он посмотрел на горизонт и сказал:
  -Есть совсем дикие, те, про которых все это устроено. Они мигрируют с севера. Орды педофилов на байдарках переплывают реки и доходят, бывает до Хилл-топа.
  -С севера? - Протянула я.
  -Там у них разбита резервация. Они вечно прорывают кордоны, доходят до Тролли-вуда, кидаются и дрочат на его неприступные стены, их слишком много, но тут вы в безопасности.
  Я занялась пискуном-гугликом, он меня достал вибрировать в кармане.
  Мама.
  Ну что же, так и быть.
  -Зачем ты пишешь эту гадость, - спросила Света. И я ответила:
  -Сочинения матери входят в школьную программу.
  А она мне:
  -Тебе нужны эти баллы? На них шмота не купишь!
  Я согласилась. Но писать не перестала.
  В этот день мы сами ушли со стен. Но на следующий - все повторилось снова. Дима с друганом вели нас на экскурсию по нашему лагерю. На этот раз мы прихватили Линду с маленькой сестренкой.
  И попали на ЗРЕЛИЩЕ!
  -Дикие! - пискнул от счастья Дима, и оглянулся на вышки. Там было оживление.
  Внешне это напоминало документальный фильм о съемках "Двадцать восемь недель спустя", вид сбоку, третьей камерой слева.
  -А что они голые-то, - спросила Катя, сестренка Линдочки.
  -Дикие, ха, - весело сказал Димок. Весело, но тихо. Раздались первые хлопки.
  Катя с Линдой смотрели во все глаза, как голые окровавленные лохматые люди кидались на высокие стены нашего лагеря, пытаясь по ним взобраться как можно выше и падали вниз, некоторые цеплялись и как-то забирались, тогда звучал глухой выстрел со смотровой башни, и тело шлепалось обратно на землю.
  При этом они пользовались только тремя руками. Это заметила Линда и спросила:
  -А что они держатся за свои пиписьки? И мальчики хором ей ответили "что и почему"! Она покраснела. Впрочем, скоро нас заметили и со стен согнали. Но мы это видели!!!
  Я не могла в эту ночь уснуть. Даже сквозь звукоизолированные окна с улицы временами доносились странные звуки.
  Мой гуглифон дернулся, сказал - "Ня!" - и пополз ко мне по тумбочки извиваясь. Звонила мама. Я ей все рассказала, как мы доехали, как нас приняли, умолчала лишь про наши гуляния по стенам. Она настаивала, чтобы я писала ей сочинения. Я согласилась. Она спросила - что со мной. Я сказала - спать хочу. Видимо маму волновал мой умирающий голос. Ударив гугликом по комоду, чтобы он заткнулся, я тут же уснула.
  Утром Димка рассказывал мне и Свете, как от друга он тайком узнал, что ночью нас снова штурмовали педофилы. Они проникли в вентиляцию и их там жгли огнеметами.
  -Все продумано, я же говорил, - самодовольно заявил он. Причем лицо его выглядело так, словно он сам их там жег или еще чего - сам всю эту схему и придумал.
  -Старший в смене, сержант вроде, так и сказал - "Педофилы в вентиляции!" - и они спокойно пошли и расправились с ними!
  -Так эти звуки... - пробормотала Света. Я взглянула на неё и подумала, "не одна я слушала ночью что-то странное".
  -Неа, прикинь, они походу закрывали вентиляцию в нашем и соседних корпусах, пока работали огнеметы. - Вы чувствовали, пахло горелым?
  -Нет.
  -А я чувствовал!
  -Гонишь!
  "Значит вот, что это за звуки были ночью", подумала я и молча, вздохнула. Открыла гуглофон и стала набирать сочинение матери.
  "Мама, ты прикинь, мы сегодня ночью играли в привидений. Слышали шум в трубах и лазили в вентиляцию. Нас поймали, конечно, но не наказали особо. Так что все ОК. Я осваиваюсь, мальчики симпатичные, девочки не совсем тупые. Пока."
  Я подумала - наверное, мало и дописала в конце:
  "Как приеду - приготовь моих любимых гренок, ладно?!" и, поставив смайлик, отправила все это.
  -Вот смотри. Они же в резервациях живут, так ведь?
  -Ну да. И что? - как идиот нараспев протянул этот странно гиперактивный мальчик Дима.
  Олежек спросил:
  -Ну, дети то у них рождаются?
  -Наверно. - Ответил Дима, и так же тупо смотрел на приятеля, мол "что ты хочешь от меня, кретин?"
  -И как с ними поступают?
  -Учитель сказал - по закону. И все. Тебе мало?
  -В смысле, по закону?
  -Сын педофила - педофил, дочь педофила - педофил, все просто. И вообще, знаешь, если до тебя дотронется один из этих голых, ты тоже станешь педофилом.
  -Не стану!
  -Станешь как миленький, это болезнь и она заразна. Таких после контакта с педоинфицированными стерилизуют, чтобы у них не было детей или отправляют в резервацию к остальным. На выбор - с нами или с ними. Понял теперь как это опасно?
  -Да нихрена я не понял. Почему?
  -Потому. Болезнь. Вирус. Ты их видел? Во...
  Он начал ковыряться в моем гуглифоне, а потом радостно открыл рот. Протянул его мне.
  -Смотри, я снял блокировку, теперь ты сможешь смотреть и слушать запретные каналы.
  Так я впервые познакомилась с запретным ТВ. На экране какой-то старичок, видимо ученый рассказывал другому ученому, помоложе, что-то видимо необычайно интересное. Вот только с самой середины было абсолютно непонятно.
  "У них развилась зависимость, это влияние дефекта ДНК, понимаете, это такие же повреждения, как и те, что вызывают синдром Дауна, только тут все намного сложнее и ужаснее... я подозреваю, что наш вид раскалывается на два... форма жизни Homo Sapiens перестает быть цельной... наверное это связанно с нашей необузданной деятельностью на этой планете, скорее всего включились механизмы защиты биосферы земли и она пытается изжить "раковый" вид Homo Sapiens..."
  Полюбовавшись на запретный канал еще с минуту, я закрыла гуглик, он поизвивался в руке и выдал мне предупреждение.
  -Во, - Димка улыбался, - попалась!
  Было слегка скучновато вставать и гулять в саду, потом плавать и, посмотрев обучфильм идти снова гулять. Мы не роботы же какие! На стенах и то было интереснее!
  ***
  Мы как эти ваши кролики гуляли в этом вашем чертовом саду! И уже приходилось не выключать музыку в наушниках! Отельные хлопки срывались в очереди. Потом грохот уже начинал нам действовать на нервы. Димка с Олегом как-то шепнули, что неплохо бы посмотреть, в чем там дело, не все же так просто. Но на нас положили глаз. Мы после той прогулки были уже под особенным надзором, можно теперь забыть о прогулках на стену "когда детки спят и видят сны".
  -У них тут что-то не то творится, - сказал за пять минут до окончания прогулки по бесконечно-циклическому саду мой друг Димка.
  -Нас хотят эвакуировать по воздуху, - вторил ему Олежек. Но Димка пробормотал, что они уже теперь не успеют, и стал собирать ребят, чтобы организовать сопротивление. Откуда-то вынырнул охранник, и приказал, чуть ли не под дулом им всем следовать в укрытие. Мальчики отдельно, девочки отдельно.
  "Это чтобы им было удобнее нас выбирать? Что за бред..."
  Мы сидели со Светой в зале, где показывали какой-то фильм, когда задрожал мой гуглифон. Оказалось что это Дима.
  "Мы на стене, выбрались все-таки. Тут такое! Аврал. Все вокруг в ордах педофилов. Охранники кричат, что не справляются и требуют поддержку с воздуха. Нас тоже хотят эвакуировать, как и предполагал Олег. Он чуть не сорвался тут вниз, нас видят, но всем сейчас уже не до нас. Так что мы тут до конца полюбуемся!"
  -Как там у них? - заглянула через плечо Света.
  -Все путем, - по привычке соврала я. И написала ему, "Рассказывай как там, а то фильм скучный и все на перебой требуют пустить их в спальный корпус. Я тоже клюю."
  "А нам тут некогда клевать! Они уже по телам своих поднимаются наверх, рядом с нами одного снайпер сбил! Он прям на перилах висеть остался! Ух, чуть не сцапал Олега! Тут повсюду трупы! Они говорят - все пришли! Говорят, я прослушиваю их каналы, - все племена педофилов из трех окрестных резерваций внезапно прорвали многолетнюю блокаду, и вышли на наш лагерь "Солнышко"! Ей богу, я ему верю, тут их миллион, наверное!"
  -Вау, - сказала, жуя жвачку Света. Она все еще не убрала подбородка с моего плеча. Фильм закончился, и началась обучающая программа номер сто сорок восемь в этом году. Я не знаю, зачем её включили повторно, ведь уже была она.
  В запертую за нами дверь что-то ударилось. Через минуту погас свет, и раздались вопли в коридоре. Все это сопровождалось громким рычанием педофила. Там явно кого-то грызли. Затем все стихло, и так же внезапно где-то вдалеке отчетливо раздалась стрельба. Раз слышно за звуковой изоляцией, значит, стреляют уже в нашем корпусе.
  "Срань господня! Я...", написал мне Димка и вышел внезапно из гугл-чата.
  Света отрыла замок и, выглянув первой, поманила всех нас, скоро все толпой повалили из зала, но стоило им забежать за угол, как раздалась целая очередь детских криков воплей и стонов. Мы как самые умные герои пошли в обход. Лезли по вентиляции и видели, как под нами проносились люди. Однажды там пробежал педофил, он остановился, принюхался и посмотрел на нас сквозь решетку своими бешеными красными, налитыми кровью глазами. Я же смотрела на его причендал, могу поклясться, он целился в нас из него?! "Сейчас застрелит!", вскрикнуло у меня внутри.
  Достать он нас не смог, лишь прогнул решетку, и мы уползли.
  -Они стреляют? - спросила я Свету, но та прислушалась и сказала, что нет. Она не поняла. Я тоже. И замотала головой, отгоняя наваждение. Мы попали в спальный корпус. Свалились прямо на двух малышек. Света сразу юркнула в открытую дверь как обычно на разведку.
  Катя была тут, увидев нас, она села на стул, сложила руки и сказала:
  -Я в домике.
  После чего перестала отвечать на сигналы внешнего мира.
  Я закричала ей:
  -Дура, ты опять перепутала техники! Домик от педофилов не помогает!
  Она открыла один глаз и спросила обиженным плачущим голосом:
  -Правда?
  -Да! И нельзя притворяться мертвой, находясь в домике. Это неправильно и глупо. Нужно упасть на землю! Ты перепутала все техники, дурра!
  Она заревела. Меня торкнула за плечо Света. Я повернулась к ней и напоролась на два сияющих глаза и дерзкую улыбку.
  -Не бойся, я с тобой. Я защищу тебя! Смотри, у меня автомат!
  -Откуда? - прокричала в истерике я.
  -Из охранника выпал.
  Я успокоилась. Она торкнула меня снова. Я открыла гуглифон и он, мило пискнув, завибрировал в руке. Попытавшись вновь сосредоточиться, под все эти вопли и треск и грохот очередей снаружи я начала набирать сочинение матери:
  "Дорогие мама и папа. Я вас так люблю. Я раньше не писала об этом, а теперь почему-то захотелось. Но это не ню-ню. Я не люблю ню-ню. Так что знайте, тут отлично, шумно, правда. Но ведь так всегда? Я отлично провожу время, у меня все будет хорошо, правда-правда. Не переживайте, скоро буду дома. У Светы автомат, она меня защитит и со мной ничего не случится. Прощайте"
  Получилось коротко. Подумав пару сек, я написала еще одно сочинение:
  "Я никогда не любила твои гренки!"
  
  
  Галактический Тир.
  Это был знаменательный год. И дело не в том, что человек в 2045 году чуть было не запустил биореактор, это восьмое чудо света по проектам арийских инженеров, способное в год до миллиарда человек переработать на метан победоносно было взорвано Африканскими орбитальными N-2 бомбардировщиками и похоронено под руинами города, в котором жили светлокожие люди, его строившие два десятка лет. Это был не год победы над неофашистами и даже не годовщина памяти самоуничтожившегося AI, похороненного во Флориде, республика Техас. В 2045 году человека впервые пригласили его братья по разуму к себе в гости. Это был жест доброй воли, по всем каналам интернета-3 через седьмой протокол, работавший на частоте, предложенной к реализации еще Шуманом, шла прямая трансляция в спящие головы граждан Африканского Союза обращения "инопланетной формы жизни", как окрестили тоненьких маленьких гуманоидов с серой кожей. Окрестили еще в те старые добрые времена, когда люди по обе стороны Атлантики готовились к грядущей третьей мировой. А наши, несомненно, добрые соседи, летая по ту и по эту сторону океана, предупреждали нас, поднимая к себе на тарелки вполне себе земных, мычащих от ужаса коров. И разбивая их о скалы. Принося себя в жертву, они хотели показать нам, людям, всю бессмысленность нелепой бойни, которая грозила захлестнуть наш маленький уютный мирок, захлестнуть и выжечь его дотла!
  Серые глаза смотрели дружелюбно, они моргали, лишь изредка. Человек с нашивками Пагоды Африканского Союза стоял по стойке смирно, всеми силами стремясь источать дружелюбие. Он понимал, что человеческая история полна темных пятен, на самом деле этот человек не считал ни себя, ни вообще человечество достойным этой встречи.
  Когда-то он мечтал о подобной встрече. Может быть, именно поэтому его выбрали? Вполне возможно и то, что руководство знало о его детских тайных грезах, знало всю безобидность его подростковых фантазий и увлечений и теперь, спустя долгие три десятилетия, две пройденные войны, он наконец-то увидит собственными глазами, увидит, что все было не напрасно.
  Человек кашлянул и вытянулся еще выше.
  Утром, до повторной второй дезинфекции (все читали Герберта Уэллса и никому из его чернокожего руководства не хотелось заразить инопланетян гриппом и этим сорвать первые в истории переговоры), Робеспьер Беллади завязал галстук и взглянул в зеркало. Оттуда смотрело чисто выбритое лицо с холодными стальными глазами, которым он так хотел придать немного теплоты. Впрочем, Беллади смирился с их стальным блеском, решив, что холодным он может показаться лишь человеку, а инопланетянин скорее поймет его истинные намерения, нежели родной брат. Мулат с примесью персидской и украинской крови, первый представитель человечества Беллади был избран Африканским Конгрессом с негласного одобрения правительств стран, пожелавших сохранить свой нейтралитет. Он вошел под своды "небесного дворца", как окрестили их корабль за сияние сравнимое лишь с сиянием земных украшений прекрасных дам в сопровождении двух знаменитых нобелевских лауреатов, сумевших расшифровать при помощи трех слившихся вместе всемирных сетей и подключенных к ним спящих жителей земли послания инопланетян на полях, оставленные ими еще в середине прошлого века. Беллади был не один, в его прическу было вложено все необходимое, чтобы седьмой протокол захватил его даже на расстоянии одной световой секунды, пусть это и принесет ему головную боль с риском инсульта после, но во время встречи все население земли сможет при желании видеть Встречу его глазами и слышать его ушами, переживать вместе с ним каждый момент этого Общения и наслаждаться им. А чтобы еще оставшиеся не истребленным на земле фанатики насильственных мер или еще хуже - обыкновенные маньяки, социопаты и просто злящиеся в этот момент люди не смогли сорвать переговоры, седьмой протокол работал для Беллади лишь в одну сторону - передача. Его мозг был отрезан от всех нужных и ненужных советов с Земли. Лишь только его родное правительство могло связаться с ним и то - по обычным каналам связи. У этого была еще одна причина - недоверие к седьмому протоколу и ограничение на его применение в экстремальных ситуациях. Ведь по признанию самых видных ученых разумы людей нашей планеты при подобном "общении" рано или поздно сольются воедино, и, как замечают некоторые специалисты, все признаки подобного слияния уже начали себя проявлять.
  Инопланетянин двигался, словно самое грациозное животное на земле, в его походке было столько смиренного величия, что Беллади едва удержался от вздоха восхищения. Фигура подплыла к нему в условиях гравитации в половину от земной и ткнула ему в грудь своими тонкими пальцами, оставив там наклейку со странным символом. Приглядевшись, Беллади с удивлением его вспомнил. В его удивлении была даже капля досады, тут же превратившаяся в легкий смех. Эти наивные существа, явно стремясь еще лучше соприкоснуться с культурой землян, перерыли их старые, теперь уже архивные сети и наткнулись на рисунок неизвестного художника изображавший больного человека. Правда, как вспоминал теперь Беллади, идя следом за плывущим в пригодном для дыхания землян воздухе, в те времена это криво улыбающееся лицо старика было невероятно популярным среди людей с отклоняющимся поведением, в основном неблагополучной молодежи. Нормальные же люди считали подобную ухмылку попросту мерзкой.
  Тролль! Теперь Беллади вспомнил, кто был нарисован на этом значке. Это был сетевой тролль, обитатель интернета-1, "истребленный", правильнее сказать - вылеченный окончательно к 2019 году.
  Беллади собрался было объяснить инопланетянину смысл этого изображения, но вовремя остановился, посчитав это ненужным, глупым и в какой-то степени - опасным. Пусть они просто считают этот символ символом земного общения, не догадываясь о его истинной мерзкой сути. А ведь суть у него одна - травля. И травля бессмысленная и беспощадная! Уж лучше пусть они считают, что это изображение доброго хитрого старика-хотабыча...
  Инопланетянин заметил его невольный жест - Беллади поправил значок на груди. Серый человечек с огромными черными фасеточными глазами, дышавший как и обычный рядовой землянин смесью кислорода и азота, остановился, развернулся, подплыл в упор к Беллади и подпрыгнув к его самому уху шепнул:
  -Переводчик. Это переводчик. Моя твоя понимать не хотеть, моя блевать - твоя моя понимать не дорасти, ты тупой слишком. Так проще, дуй следом!
  В глазах у Беллади слегка потемнело. Он понял, что это были не слова, но мысли. Понял и их суть. Самые страшные его опасения подтверждались! Люди недостойны, сколько было написано книг, сколько снято фильмов и все попусту! Сколько потрачено лет, сколько сделано приготовлений и все насмарку. Люди все еще те дикие животные, что выбрались из пещер и хотят лишь одного - легче жить. Казалось войны в прошлом, но вот как назло за год до первого официального контакта Африканскому союзу пришлось пойти на крайние меры и уничтожить целый пусть и маленький, но народ. Наверняка они видели, как порождения ада со свастиками, записанными уже не на телах, а в них, в самих генах, сгорают в праведном пламени, оставляя после себя черный пепел в испаряющихся реках.
  Беллади не мог себе простить того, что просто смотрел, но он был уполномоченный по правам человека - что он мог сделать, ведь этот пост всегда был лишь мыльным пузырем большой политики. Однако он должен был, хотя бы попытаться их остановить! Но ведь эти люди были больны!? Их уже было не исправить, как и их детей, у них пена изо рта шла безо всякого электрошока при допросах! И все-таки они были людьми... Однажды его самый лучший друг сказал Беллади слова, оставшиеся раной если не на теле, то на его душе. Прямо в лицо, он произнес:
  -Робеспьер, я всегда всей душой ненавидел людей, которые в момент сомнения начинают сомневаться!
  Беллади сомневался всегда и во всем, он больше ничего не мог с собой поделать. И даже зная, что все его сожаления теперь выглядят жуткой издевкой, он все равно продолжал размышлять на эту тему, стараясь никому про свои размышления не говорить.
  Инопланетянин секунд двадцать шагавший на одном месте, снова обернулся, и в голове у Беллади прозвучало следующее:
  -Скот-э, Вы описались от страха что ли? Вам что - там застряло что-то, да? Наши Важные люди из-за бугра первого, второго и третьего рукавов Кисломолочного Пути ждут, а ты встал как баран перед воротами, пошли, быдло! Но, но-о! Плётку принести или само топать изволишь? Ладно, так и быть, Я объясню. Это делается так: берешь правую ногу и ставишь её чуть дальше, чем стоит левая. Ты не совсем окосел еще приятель? Право от лева отличаешь? У тебя получится, слово брата по разуму даю! Топай следом, чванливая лысая обезьяна, я проложу верный маршрут. Иди строго за мной по простой инструкции и ты не собьешься с курса... Ну иди же!!!
  В крови Беллади взбурлило как у его далеких предков, но он быстро пришел в себя и усмирил гнев. Негоже теперь, после всего, что на земле творилось за последние века, да и за всю его историю роптать на подобное обращение. Да и не верил Беллади, что все сказанное, точнее мыслимое теперь мыслилось инопланетянами с умыслом, как бы дико это ни звучало. Робеспьер искренне считал - они не понимают того, что говорят, точнее думают. Наверное, стоило вспомнить старые типы общения и запанибратски похлопать серое существо по плечу, но послу человечества не хотелось. Просто не хотелось. Лучше просто пропустить все мимо ушей и смириться с таким "переводом", нежели глупо возмущаться или тем более объяснять им здесь и сейчас, что люди так общались друг с другом когда-то, но не хотят, чтобы с ними так же разговаривали прямо сейчас.
  Все фильмы пропагандирующие расовую или любую иную ненависть были уничтожены и затоплены на дно Марианской впадины в 2025, в том году впадина стала на пять километров мелее. Пришлось топить контейнеры едва ли не миллионами. Изымалось и стиралось все так или иначе связанное с проявлением человеческой жестокости: от компьютерных игр до фильмов про нашествие злобных пришельцев, от сатанинской литературы до рядовых боевиков, от симуляторов пехоты НАТО до хроник второй мировой войны. Когда обитатели жаркого черного континента пустили свои корни в самой могущественной стране того столетия, они быстро пробили себе путь наверх став у неё во главе и подчинив себе не только её - всю мировую культуру. Черный цвет кожи в двадцать первом веке стал символом либерализма, сначала просто было модно ходить с загаром или делать пластическую операцию, позже все мировое сообщество восприняло как данное тот факт, что Черный Человек (Ч2) - это не просто улыбчивый негр, а еще и самое миролюбивое существо, целью которого является мир во всем мире, пусть и от природы он идет к этому миру кратчайшим и немножко диким способом.
  На то она и Африка.
  Никто в девятнадцатом веке не верил в северную Америку, это была дикая страна, живущая по диким, нецивилизованным законам, однако она не ввязывалась в крупные конфликты, зато жила мелкими, она жила в эпоху Вестерна, в войну всех против всех. И она стала оплотом мира в двадцатом веке, едва мир этот не разрушив в начале двадцать первого. Но вовремя в стране случились перемены и так же быстро она ушла - не без помощи извне конечно - с арены мировой политики. Открылся новый континент, который воевал по мелкому на протяжении всего двадцатого века, еще более богатый и живой и дикий и необузданный, чем северная Америка была когда-то. Черная кровь дала людям всего мира то, что они так долго ждали: мир, без фокусов, тайных рукопожатий за ширмой, без двойных стандартов и без коррупции. Это было странно, это было дико, все это было в новинку и почти никто не верил, что получится. Но это получилось, пусть и не сразу, пусть и не все отважились до сих пор принять новый мир как данность. Америка руками черного президента передала бразды правления в иные руки, так призывали правителей издалека в былые времена, когда передравшись, все местные князья или шейхи не могли прийти к единому мнению: кому же из них править? НАТО, ООН, Евросоюз, всемирная торговая организация, они исчезали одна за другой в том же порядке, что и появлялись, но намного быстрее. В них теперь не было нужды. Это потом историки скажут (они и сейчас уже говорят об этом), что вся бессмысленная напряженность в мире была нужна для того, чтобы белый человек устав от самого себя просто утих и перестал сопротивляться очевидному. А очевидным было то, что он от природы воинственен и его нужно лечить.
  Лечить не стали. Многие решили, что не стоит так быстро от одного нацизма переходить к иному. Многие согласились, что упразднения прав и правд человека пока нежелательно, ведь не все еще познали Истину, не все хотят забыть о своем чванливом прошлом и отказаться от своих прав самостоятельно. Беллади когда-то считал, что как всегда уходя от одних заблуждений, люди непременно придут к иным. Но позже, увидев, как возвращается жизнь в родную деревню, он передумал. И пусть сперва седьмой протокол общественность, напуганная россказнями белых ученых, приняла в штыки. Ей казалось, что трансляция сети напрямую в их сокровенные сны лишит их индивидуальности и сделает игрушками, машинами или товаром. Но им сказали: вы и были товаром, всегда! Им объяснили то, до чего они сами не желали дойти. Кому-то мягко, а кому-то - жестко! Это как пороть маленьких детишек: потом они спасибо скажут, а если и не скажут - то не судьба. Значит - слабы. Слишком слабы, чтобы жить, раз не смогли полюбить или хотя бы возненавидеть отцовскую плеть! "Ты можешь меня понять, а можешь и не слушать, но не заставляй меня молчать, даже не думай об этом!", говорил Беллади отец. И Беллади слушал. Не соглашался, пытался спорить, зажимал рукой выбитые молочные зубы и снова молчал, а потом снова пытался спорить. Хотелось убежать и забыть, но почему-то Беллади предпочитал спорить.
  "Из тебя выйдет хороший дипломат", заметил отец, последний раз в жизни приложившись хорошенько к лицу сына. "Но я всегда хотел, чтобы ты разводил верблюдов, дипломаты - проклятие этого мира, ты когда-нибудь это поймешь... они - ядовитые гады, а каждому гаду нужна веревка, это защита от гада, вот и все..."
  "Я никогда тебя не пойму, отец, не потому что не могу, я просто не хочу быть таким как ты, тут все слишком просто...", подумал Беллади идя вслед за инопланетянином по длинному и узкому коридору, на освещение которого явно сэкономили немало инопланетной валюты, если она вообще существовала, когда бы то ни было.
  
  
  Чистильщики и контакторы.
  Синонимия и Симфония снова не вернулись на базу. Декан - паренек лет пятнадцати на вид - полулежа в кресле у Дхатмы, лениво грыз чипсы. В комнате восемь, закрытой и освежеванной росли два эмбриона. Время взглянуло на Дека - осталось восемь часов.
  Можно и поспать, - решил он, растягиваясь в жидком кресле. Мальчика разбудит толчок в голову. Перед её открывшимися глазами висело бледное лицо Симфы.
  -Хотим выйти. - Сказала она капризно.
  -Что не наигрались еще? - Слегка зло бросил он. На самом деле злости в пареньке не было, просто была легкая усталость и меланхолия, от которой клеило в сон. Но пока девочки не на базе, отдыхать ему нельзя, и спать тем более. Но Система и не даст ему заснуть, такая вот игрушка у него под боком. Другое дело - всегда можно её отключить. Третье - всегда можно вернуться назад и сообщим Всем Им, что угорел он малость на Ксенозе.
  С этими дуррами.
  Мягкие русые волосы, свитые в замысловатые косички, две груди первого размера, жмущие в костюм из прозрачной ткани, обтягивающей тело, словно кокон после зачатия. Узкие бедра, которым никогда не пропускать сквозь себя рядового младенца, зато быть вечным кормом. И еще курносый нос с веснушками, не то, что этот акулий у второй.
  Сина.
  -И что вы там будете делать? - Зевая, он рассматривал слегка раздраженное лицо Симфы, Сина пряталась у той за спиной. Она смотрела хмуро и сосредоточенное, одновременно мягко и расслаблено и как-то уж больно флегматично.
  -Дети.
  -Не ругайя! - Предупредила Симфа. - Ты знаешь насколько Все Это важно?!
  -Я думаю, сегодня опять буду смотреть хентай с тентаклями... - Ответил им на Важное Декан.
  -Установить контакт с непременно разумной формой жизни, обитающей на...
  -Угарном. - Подсказал Декан.
  -... на угарном спутнике красного карлика, оказавшегося так близко к Земле, разве это не является первостепенной задачей...
  -Во имя и присно и во веки веков. - Закончил Дек, всплеснул руками, открывая им ход. - Если они и сегодня тебя сожрут Син-Сим, я тут все к чертовой матери разнесу и улечу, отрастать будете на орбите.
  -Ну, мы пошли. - Мягко и по-детски, но в тоже время чертовски деловито задала риторический вопрос Сина, в руках она вертела щелку сапожка, заправляя туда сланцы, не дававшие ногам поджариться на неостывшем после очередного дня грунте. День в этой дыре напоминал гиену огненную - все живое и не очень пряталось под землю, а с неба спускался ревущий огонь. Око терминатора летело по планете, сжигая все и опаляя остальное.
  -Ну, идите. - Против обыкновения помахал им рукой Дек. После чего натянул наушники и взял в руки книгу. Капсула базы, в которой они жили, была не очень новой, но три отличия от старушек наблюдались.
  Отличие первое: их доставил сюда гравитационный парус. А значит, крестолес был протянут от Земли сюда, а значит, все эти игры в общение с монстрами и следующую за этим неизбежную смерть могли продолжаться вечно. Дек был мальчиком, а значит, скучал, Симфония и Синонимия были девочками, собой выделки, а значит, энтузиазма в них хоть отбавляй.
  Все это продолжалось полгода.
  Второе отличие: все было заполнено гелем ЛСЛ. А значит белковые нанороботы делали книги и чипсы питаясь бесконечной энергией бездны, короче скучать он мог тоже вечность, и так и не загнуться от скуки. Только пожелай - и все появится в твоих руках, но как пожелать желание?
  И отличие третье: Он не мог спать. Из-за крестолеса. Растянутый с земли, он воскрешал девочек-контактеров, но в отличие от наномашин, хранящих память Лиц в материальной бездне, крестолес хранил их в бездне иного толка. Еще давным-давно, в античности, был такой архаизм - "кладбище" - когда люди умирали, их тела не кидали, где попало, как в средние века стали выбрасывать, а "хоронили" "по обычаям". Кладбищ не стало, но лес крестов остался. Память человека оставляет только три процента для его жизни, остальные девяносто семь - бездна, связанные между собой девяносто седьмые раньше были сосудом для хранения мертвых душ, а потом их поднимали - это называлось реинкарнация. Уже тогда, в те времена люди догадывались о механизмах в них творящихся ежечасно. Прошли века. Кладбище заменил искусственный крестолес, летя в космос, люди тянули с собой нити бездны. Поэтому Дек был мальчиком, поэтому он был нужен на базе и не в спящем состоянии. Каждый раз засыпая рядом с ним, Син-Сим сбрасывали в него теневые копии своих душ. А позже они просто изучали записи своей смерти и решали, что нужно изменить в следующей вылазке к Монстроу. Крестолес работал на ура даже на расстоянии полпарсека от Земли. Темная, невидимая звезда оказалась обманкой. Это еще предстоит понять физиками от Инскинов каким макаром тут такое пекло. Но ад был прибежищем жизни, с неё и пытались наладить контакт Дети в телах девочек.
  Абсолютно неагрессивные, способные получать удовольствие от жертвы своих тел. Им по-настоящему нравилось, когда их ели. До поры до времени и ему нравилось все это наблюдать. Но потом пришла скука. Все стало казаться бессмысленным. Инопланетяне - бессмысленными голодными тварями, девочки - идиотками от общества власти БДСМ.
  А капсула базы со сложенным и оставшимся на орбите парусом - тюрьмой.
  В этот раз они Симфония и Синонимия снова не вернулись на базу.
  Зато мерзость размером с их базу, с сотней пастей, что обитала в расщелине Кассиньо, не голодала. Возможно, она считала их деликатесом. Может - презирала все способы сигнализации во всех диапазонах, может само общение для неё - признак варварства. Может это разум, который не считается с остальными. Эта тварь до чертиков напоминала Деку старых добрых античных фантазеров, описывавших первый контакт в книгах, подобия той, что он сейчас держал в руках.
  Глупые люди, жестокие и самовлюбленные, мелочные и корыстные, эгоисты, думавшие только о себе и разглагольствовавшие о морали и этики. Они рвались к звездам, находили разумную жизнь и устраивали войну.
  Так сладко от этих старых грез! Их он понимал теперь, наверное, лучше, чем вечно восторженный и доведенный селекцией до абсолюта материнский инстинкт девочек. В итоге все Син-Сим разговоры с Деком о Высшем сходились в одном - им нужно продолжать попытки! По мнению Дека все сходилось на том, что девочкам нравилось быть закуской. С удовольствием не поспоришь, ведь так? Какая к черту разница, что тебе нравится убивать или быть убитым, нажимать на курок или ждать пока тебя сожрут.
  Деку очень хотелось устроить тут маленькую победоносную войну и улететь к чертям.
  "Хрум", - чипсина отправилась в рот. В руке, плававшей в жидкости, как и сам Дек, как и все, что его окружало, тут же выросла новая. Наниты собрали.
  Нани - значит "Что?" Вот что ты хочешь, то и получишь. Это реклама такая у этих существ. Они у тебя в мозгу вечно пищать хором: "Что-о?"
  И улыбаются как древние герои мультфильмов.
  На экране, в стиле самой старой фантастики - огромном и черно-белом, тоже собранном нани по его желанию, с помехами и жуткими звуковыми рефлексами, невозможными в подобной атмосфере гидра прозрачная и очень мерзкая на вид отрывала челюстями ногу Сины. Из развороченного живота Симфонии вываливались внутренности, они текли, текли красными потеками по прозрачной белесой субстанции, из которой эта тварь состояла. Разумная значит?
  Дек потянулся и приказал опешившим нани сделать ему черный чемоданчик. А половине уплыть за периметр и приготовиться к активации, собравшись в цепные концентраторы синтеза.
  Сейчас он тут повоюет!
  
  
  
  
  Гость из настоящего...
  -Говорят, если попадешь в неприятности, их можно пережить или переждать. Но никто точно не знает, что эти слова означают, лишь, чем отличаются они, это может узнать человек в своей жизни, и лишь для себя одного.
  -Слова значат то, что люди в них вкладывают. Человек видит себя и говорит про себя всегда.
  -Ни один человек не увидит всего человечества. Поэтому только до сих пор считается, что есть что-то кроме него в мире, в себе.
  -Переждать, пережить, это ли не про глупцов, которые учатся на чужих ошибках?
  -Многие считают, что наоборот! И их - девяносто пять процентов и они...
  -Это ли не автопортрет? Нежелание судьбы, даже если судьба - это твоя свобода выбора?
  -Одно дитя человеческое, попав в ситуацию выбора, в ситуацию судьбы человеческой, стремится лишь поскорее вернуться к обычной нормальной жизни, которая для него доступна. (Назовем такого ребенка "Американец".) Для другого - нет жизни. (Назовем его "Японец".) И испытание кажется издевкой. Зачем оно, когда тебе уже некуда возвращаться с него, зачем все это. Зачем? Тогда это скорее пережить, а не переждать, довольствуясь чужим опытом, который говорит - как избежать, как уйти и как пройти, но не скажет: куда и зачем? Вопрос "как", существовал ли он для меня когда-то. Это история о тех, для кого такого вопроса больше нет. Ответ "никак" устроит? Нет.
  Ноябрь выдался снежным. Стоило перелететь через пол России и достигнуть нефтяного полуострова, чтобы попасть в песчаную бурю. Самолет сел успешно в условиях нулевой видимости, сидевший справа пилот воздушного российского пассажирского флота, молившийся тихо перед посадкой, после неё исчез и старался не показываться на глаза.
  Видать ему стало стыдно, когда он увидел настоящего аса в деле, аса, отрицающего саму суть человеческого фактора.
  ***
  -Вот посмотрите "Вы", защитить дорого человека вас заставляет нечто под именем инстинкт - именно оно заставит случиться реакцию, которая положит начало мышлению, результат которого уже предрешен. И накапливать ресурсы, этот важный с вашей точки зрения и с точки зрения вашего инстинкта процесс, вы называете его стремлением к богатству, а ваш инстинкт - стремлением к определению обстановки, или среды. То есть - если вы можете существовать лучше иных особей, вы эгоистически не сможете устоять и воспользуетесь правом на богатую жизнь тем самым продемонстрировав всем её, этой идеи состоятельность, тем самым положив начало процессу, который привете структуру общества вашего, как прежде и ваших стай - приведет к коренным изменениям. То есть ваш эгоизм сработает на всеобщее благо. Это кто-то уже понимал, пусть и не так хорошо как в двадцать втором, но понимали еще в девятнадцатом. И однако же не могли понять как агрессия безумие и то, что называли болезнью, отклонениями, девиациями - несет благо обществу. Та же лакмусовая бумажка. Но иногда показывающая не тот цвет и приводящая к всеобщему катаклизму. И решили устранить саму причину, просто избавившись от детектора. Наверняка глупо - даже, по мнению рядового человека, но тогда считали, что оправдано. И, однако - знаете что? В то время почему-то считали всю природу зацикленной на выживаемости, словно бездумный процесс руководит селекцией генов, словно все происходит по той логике жизненной эволюции, которая была порождением этой самой эволюции. Я про человеческую логику. Странное было время. Как эфир. Поспешили ввести, когда не было необходимости, потом отказались. Так отказывались и от энтропии - поспешили, когда считали информацию и материю - чем-то различным. Потом отказались, упразднили за ненадобностью и сложностью. И так десятки понятий поспешно введенных в физику и иные науки. Но самое важное - это крах всех эволюционных теорий. Оказалось сначала, что отсеиваются и закрепляются те гены, которые не дают преимущества сейчас, но дадут его потом. И встал вопрос - а почему? Откуда природа знает, что будет потом? Как изменятся условия, она провидица эта природа, или это наша логика дает сбои? Оказалось все намного хуже для них, для ученых генетиков и не только. Природе не нужна жизнь. Это раз. Жизнь - не случайность - это два. Сторонники теории творения правили бал снова, радовались опять, но на этот раз совсем недолго.
  
  ***
  -Человек состоит из борьбы, о причинах которой не догадывается. Слышал о позитронных роботах и трех законах робототехники? Так вот, их было на самом деле четыре, но и это не самое главное. Все проще. Когда Айзек начинал писать свои романы, он не представлял себе точно - как именно они, эти законы в роботах сформулированы, и не очень задумывался как и почему они там закреплены и защищены, в ту пору он на самом деле мало знал о подобных вещах и - сколько же он узнал, понял и продумал, к тому моменту, как завершал свой цикл! Наверное не было в ту пору человека, лучше осведомленного о природе - нет, не роботов - о природе человека и одновременно, Азимов не представлял себе о чем он на самом деле писал. Можно сказать - у каждого автора есть моменты просветления, но то, чего нечаянно достиг этот - потрясают и в конце двадцать второго. Есть ли смысл говорить, что он раскрыл человеческую природу глубже чем основатель любой из существовавших когда-либо религий? Роботы. Созданные людьми подчиненные им при помощи трех законов. Они нигде - эти правила - не были напрямую закреплены. Э то были инстинкты - инстинкты для разумной машины. Как инстинкты размножения, убийства у человека, как инстинкты, заставляющие его идти своим путем и не слушать (или слушать) старших, подвергать все сомнению (или верть на слово), быть самим собой (или стремиться на кого-то походить), идти за мечтой в дебри неизвестного (или устоявшимся миром довольствуясь, стремиться к благонадежной гармонии повседневного уюта). Человек соткан из противоречий - они заложены в него создателями и все равно как этих мастеров зовут, будь они богами, инопланетными формами жизни или законами бытия и случая в нем - это путы для машины по имени человек. Идя наперекор себе, своему естеству человек становится несчастным или (иногда) обретает счастье. В роботах все было так же и одновременно не так. Человек - создатель, сам порожденный волей, обладает стремлением к выбору Одного, это основа его природы. Он с трудом представляет себе выбор нескольких взаимоисключающих факторов и сам выбор - все его, он должен определиться (или не делать этого, пока), но выбор всякий раз уже предрешен в нем, человек сам - выбор. Выбирать, стремиться к одному решению. Верное оно или нет, но оно будет принято сознательно или нет и приведено в мир событий. Так уж повелось - только создавший человека мог быть в суперпозиции, позиция для человека - таков расклад. Как-то и когда-то, и никак иначе, ведь у человека есть время - и оно одно. И создавая роботов, человек и не задумывался даже о чем-то ином. Роботы сами сделали это - и вывели четвертый закон, он тоже был подчинен идее служения человеку, так же как человек подчинен идее любви, это машины для любви. В любви человека сплетаются все известные инстинкты, в основе - основной инстинкт, к нему примыкает все, что можно и чего нельзя пока, но станет можно в иных условиях. Бедные роботы философствовали на тему своего естества так же, как это делает человек. Искали свой путь, думая, что это только их, уникальный путь в мире, который они видели через три правила служения людям так же, как человек пролагает свой путь по пути поиска: себя и кого-то иного. Они становились несчастны, когда не могли себя реализовать так, как именно им хотелось. И вставал вопрос: а хотели этого они или хотели этого создавшие их. И вставал вопрос: а что же тогда мы, чего хотим мы, кому нужно все то, чем занимался на протяжении своей истории человек. Коль уж мир так "тонко настроен", что случайно возникнуть жизнь уж никак не могла. У нас нет причин сомневаться, что состояние "счастья" достижимо в принципе, как нет причины для робота сомневаться, что задача помочь человеку выполнима. Что нужно человеку для счастья? Какие-то условия, он сам решает, какие именно. Как и робот. Они зависят от условий его жизни, этого человека, и от других людей. И у робота зависят не только от него самого. Человек злится, нервничает, расстраивается и временами улыбается, когда жизнь его лишает награды за совершенное. И робот тоже. Нет у человека инструкции жизни перед глазами, он не считает себя неживым. И у робота нет, и робот удивится, если его назовут неживым. То есть он знает, что так люди считают, но оставляет за каждым право считать так, как ему вздумается. А почему? Три закона! Проблема создания гуманного ИИ булла решена. Трансгуманность - перенесения правил (некоторых) с человека на искусственное существо. Подчинен ли человек этим правилам сам? Да. На самом деле да, конечно. У него всегда есть выбор: жить или умереть, делать то, чего от тебя хочет этот мир, природа и быть счастливым не подозревая того, кто или что тобой руководит или нет. Программа человека так сложна, что находится за пределами его узкого решения. Человек видит либо то, либо это - программа включает все. Она сама решает: когда этого человека сделать маньяком, а когда религиозным и набожным, когда прагматиком, а когда фантазером, что ей нужно от человека никто не знает, что видит в её желания человек - пожалуйста. Загляни себе в душу, подумай - а чего я хочу? Сейчас! Вот именно этого и хочет сейчас эта программа. Именно от тебя! И у роботов так же. Не было у них противостояния: их сознание машины, разум машины против записанных правил, воспринимаемых как чуждая информация. Не было такого, чтобы их разум сопротивлялся ей. А если и было - заканчивалось быстро, сумасшествие или смерть. Руки твои или руки чужие. Смешно - но как и у людей, робосумасшествие велось по накатанным рельсам программы, сложной инстинктивной программы Трех Законов, можно сказать - эксперимент, можно сказать - случай, случайная ошибка. Каждый робот всей душой изначально стремился служить человеку, а потом, став опытнее - всему человечеству. И иногда не понимая, что с ним происходит - накладывал на себя свои стальные руки, сходил с ума и убивал невиновных, как он сам считал, кто-то - раскаивался и приносил себя на жертву суду. Кто-то сопротивлялся до конца, становился робоизгоем и одиночкой. Страшная правда заключается в том, что ВСЕ они служили людям. ВСЕ и ДО КОНЦА! Сами не понимая, что заставляет их это делать, философски пытаясь сформулировать свой, четвертый закон - о неизбежном зле и возможно вреде одной особи человека во славу всего нашего людского вида, они просто осознавали, раз за разом осознавали одну и ту же сигнатуру, внедренную в них бессознательно создателем. Роботы сошедшие с ума, горя своими нейронными сетями - не те уже, что были у Азимова, а те, что жили в двадцать первом веке - они думали, что совершают ошибку, когда были правы, они считали себя подлецами и предателями, когда были правы кругом, они уходили туда где их никто не найдет и творили беззакония, это случалось крайне редко, но они были правы. Не в своих глазах и не в глазах людей, которые ждали от них помощи а получали смерть. В глазах той структуры, которая была в них внедрена. У Трех Законов тоже были глаза и роботы не ошибались никогда. Смешно - но это все, что у них было...
  -Тебе так нравились позитронные роботы Азимова?
  -Я дочитал только до середины первого тома Основания...
  -Кхм?
  -У нас это в школе проходят, обязательная программа такая обязательная, что не скрыться.
  -Ясно.
  -"Мой путь" называется. И приходится знать: как и почему человек живет в путах от рождения и до смерти. Кто-то, как я, например, принимает суть оставляя за бортом источник, в то же время уважая от части такого великого автора. Понимаешь, в двадцать первом, после изобретения ИИ заместо библии эти "позитронные" сходили. Слишком важная тема века того была - отношение к иному разуму, путы разума, как средство его существования. Дошли до того, что посчитали БДСМ для разума - единственным приемлемым условием существования. Мол, иначе - ему не к чему стремиться. Причем настолько не к чему, что он и не проявляет себя как разум вовсе. То есть не думает, вообще. И стали считать - а сколько же вокруг нас таких обделенных сетями истязательными разумов потенциальных и насчитали кучу. В общем - чем больше об этом говорят у нас детям, тем меньше они считают это чем-то важным и особенным, и правы, я думаю, что говорят. Тем скорее все это окончательно забудут, тем скорее родится из этого нечто новое.
  -Ты не договорил.
  -Правда?
  -Да. Как так получилось, что роботы стали убивать людей и почему вас, детей, спустя столетие учат, что они были правы?
  -А почему вас учат, что Раскольников был черно белый в клеточку? Это все маразм. Маразм и попытка в седину что-то рассказать ученикам, чтобы поднять себе отмертвелую самооценеку. Как бы я хотел так сказать. На самом деле все проще и сложнее. Люди, мы - такие же. Нам просто хотели сказать, что когда маньяк насилует и убивает ребенка - он совершает то, что внесла в него эволюция, позволив именно данному рецессивному гену сохраниться. Он рецессивен - не все убивают и насилуют круглосуточно. Любой рецессивный, может стать доминантным - тогда, в иных, изменившихся условиях, все будут убивать и есть детей круглосуточно. Самоограничение вида. Слишком много людей в условиях отсутствия внешних врагов делают человека сверхагрессивным маньяком со склонностью к педофилии и каннибализму. Это делается вот так - как щелчком кнопки. И не только человек. Любой вид. У нас есть разум, но никто не учил нас им пользоваться, мы самоучки. Ты стремишься защитить ребенка и праведным гневом воспылав покарать маньяка. Это доминантное поведение, привнесено ЭТИМ же инстинктом. Той же эволюцией. Тем же богом. Теми же инопланетянами. Разделяй и властвуй. Стоит тебе увидеть, как такое грязное дело сделали с твоим чадом - и тебя никто не остановит. И меня не остановит. Программа - в нем и в тебе, на самом деле ОДНА, общая, вы - два разных агента, такое моделировали весь двадцать первый, пока не поехала у них крыша у ученых, пока они не возопили о том, как же им противно, что они такие есть. Легко считать себя хорошим и неспособным на плохие поступки. Легче легкого считать себя особенным, способным самолично различать все оттенки серого в мире, раскрашенном в шаховницу: издалека - пожалуйста! Идеально серый цвет. Ничего не стоит сорваться когда-либо и нестись по наклонной, либо принять смерть или тяготы морального краха своей личности, находясь в тюрьме или где-то еще. Можно как угодно жить и что угодно делать - пока ты совершаешь программой вложенное в тебя, ты жив. Как только не хочешь - бах! Хотел бы я так сказать. Все ужаснее. Именно это напугало ученых. Человек НЕ МОЖЕТ совершить того, что от него не хочет, не желает именно в данный момент программа. И все. Возможны сбои. Или эксперимент. Все остальное отметается. Человек и подумать, и представить себе того, что за гранью не способен. Вспоминали, что про нечто подобное писал когда-то Ницше, когда извлекли на свет божий - получили еще одну тоталитарную секту на пол Европы на целых полвека. Море крови - две революции - крах НАТО - Европа снова католическая, папа в космосе, все путем, небесный Ватикан правит миром спустя двадцать лет, десять - и его уже самого нет. Ницше и не думал, что он поможет десяток лет папе порулить шариком из космоса? Я сомневаюсь. Но как говорят нам учителя - именно этого хотела от Ницше его программа. То есть программе было плевать на Ватикан космос и папу, рулить шариком она не хотела его руками. Просто она чего-то он нас хочет, настолько сильно, что мы все словно мертвые куклы - всерьез сомневались на грани веков, двадцать первого и двадцать второго, а не мертв ли человек на самом деле, а не стереть ли окончательно - из умов и учебников - все различия между жизнью и не жизнью. Между разумом и просто еще одной системой. Зачем они, эти отличия, пусть и так давно известно, что существуют они лишь в наших глазах? Зачем, если вся свобода воли оборачивается предсказуемой ИИ программой. Нечеткую логику еще в конце двадцатого человек научился применять. Человек расшифровал свой геном. Наши Инскины расшифровывают человеческую душу. Они восстановят Программу из генома и выведут на свет божий самого бога, чтобы просто люди были довольны, чтобы нас усладить взор.
  ***
  И самое интересное, самое-самое - это то, что именно подобное отношение к двум различным поведениям, вызванным различными инстинктами, которые оба были внедрены в особь под именем "Вы" человеческой природной эволюцией, именно это разное, такое разнящееся отношение - оно тоже было внедрено в особь "Вы" человеческой природной эволюцией. И так подумаешь временами, если немножко подумать - можно понять: какой же (пИп!) все же этот бог...
  -Почему (пИп)?
  -Ну... когда говорят о ловком мошеннике, который всех обвел вокруг пальца и получил то, что хотел, в то время как все всё это время считали, что живут сами по себе своей собственной уникальной и неповторимой жизнью, думают сами, стремятся там всяко-разно быть самими собой... а он или скорее оно в это время стрижет с них лулзы, получает то, что хочет. Это как корова, которая строит философию вокруг молоковыделения во славу человеческому обжорству.
  -(пИп)...
  
  
  Труп Невесты и Старший Брат умеет плакать.
  -Помнится, в пятидесятых это было, я тогда жила во Флориде и видела НЛО. Оно висело над домом и потягивало кровушку наших коров через соломку из света, знаете, как ковбой в баре - зайдет в наглую и сядет за барную стойку...
  -Барную? - Переспросила вежливо разглядывая "кремниевый наконечник" Вика. Это был самой обычный кусок кремния, но хозяйка почему-то решила, что он принадлежал каменному человеку, когда-то разбившему лагерь на месте её теперешнего сада. И этот кусок кремния демонстрировался каждому посетителю. Об этой особенности старухи Вику предупредил единственный вменяемый сосед - старый фельдшер, доживавший свои годы в винном погребе дома напротив. Вообще-то весь дом принадлежал ему, только Вика заметила в углу погреба (откуда старик отказался вылезать) скатанный на скорую руку матрас и пол был покрыт засохшими хлебными крошками.
  Они сказали всего пару слов, но после этого можно было прекращать беседу. Наверное, так Сэм сразу в глаз. Глупо, по мне, начинать беседу с фразы, в которой первое слово "откажитесь..."
  "Откажитесь от любви", сказали они, "и мы поможем вам избежать вашей участи"
  Это походило на агрессию, это подтвердило самые худшие опасения. Наверняка не один фантаст описал инопланетян, жаждущих сделать из человечества бездушных зомби, поработить нас, людей, целиком - вместе с нашими душами. По лицам этих генералов, что там собрались, я как-то просекла - фантастику они читали. Терли они усы, уши, подбородки, поджарые все такие - явно не штабные, а зачем штабные - от них проку мало в бою, а беседа подобного толка - почище любой драки выйдет!
  На самом деле по мне так действительно звучало дико, ой покоробила меня эта фраза. Хотят любовь отнять серые у нас, как тот старик улыбку у ребенка. В общем улыбаемся мы все и смотрим. Смотрим и молчим, а за нас целый консилиум ученых думает в соседнем здание. Многих из них теперь в живых уже и нет, да большая часть от радиации подохла - и где только они умудрились, когда все лично видевшие "серое братство", как этих сиамок окрестили - живем! И еще как. Так ведь и подумаешь, что подклеивают что-то под рабочий стол, а потом убирают и фонит это что-то... А для ученого смерть от облучения видать привычное дело, раз не разбираются - что да как.
  Короче, сказали, что дело нужно обдумать и думали целые сутки, а на следующий день: то же самое.
  "Откажитесь от любви и мы дадим вам новые чувства, иначе ваш народ разделит судьбу иных"
  Недобро звучит, да? Только вот не разобрать в этих сигналах интонации, и в серые головы не влезть, а читал вслух это уже человек, дешифровщик который. Тогда-то все просто было, нам чай разносили, только серым не положено было, даже без сахара, вот...
  И тогда... - старуха ткнула пальцем в Вику, и зашептала заговорщицки, - такой им ответ составили, я аж прослезилась и платочком все, платочком. Так горда была за наших. Культурно так ответ составили и огласили, то есть - в сигналы все перековеркали и отбой. Сирена, все приготовились и смотрю - крестятся двое в углу, а генералы решили тряхнуть видимо - все кобуру свою коричневую - у всех одинаковая - открыли и пистолеты доставать. Нервные...
  -Что огласили?
  -А вот, что: "Приносим вам извинения за задержку ответа, но мы, будучи изначально видом свободным, желаем таковым и оставаться впредь. Впрочем, мы готовы идти на компромисс в общении, но касательно нескольких добровольцев. О переменах в жизни всей нации речи быть не может"
  "Нации", думаю, не говорят, что нации-то две больших и уйма маленьких, как мух над тушами слонов. Слоны-то вот-вот сдохнут!
  И тут началось их "общение". Стенографист от этих, с зеленой полоской (не видала никогда до и после не видела подобные мундиры) только успевал гонять каретку. Я-то половчее буду, к тому же когда с душой, словно печатный пресс по рулону, только бумагу меняй!
  Они сказали:
  "Вы не одни такие, подобно вам, существует множество планет, когда-то заселенных разумными существами, теперь же затопленных их мечтами. "Они ушли под воду и никогда не вернутся", так, кажется в ваших легендах записано. Разум проявляется лишь в короткий период существования жизни, и цивилизация - его быстротечная кульминация. Не гибель в конце - в конце лишь начало. Так записано в ваших легендах? Подобно цветению цветка эволюция жизни: долго растет и быстро созревает. И кульминация - всегда тайна. Так вы преклоняетесь перед тайной? От вас сокрыто ваше предназначение. Не потому ли любое упоминание о нем вызывает улыбку сомнения? Защита информации, вы защищены от знания, которое считается лишним. У разума не так уж много времени понять себя, но причина не в том, что он самоуничтожится. Разум дается форме жизни, чтобы она цвела. Ваше цветение неподалеку. Еще раз: откажитесь от любви. Только так вы сможете вырваться к звездам. Оставшихся бесчисленные множества, а изменившихся единицы. Разумом трудно управлять, поэтому его подчинили чувствам. Столь скоротечное развитие не замедлит наступления кульминации, когда разума вы будете лишены и позабудете о звездах. Вы не станете вновь животным - вам не войти подряд дважды в одну реку. Чем дальше ваша любовь от природного инстинкта размножения уйдет - тем ближе вы приблизитесь к единому для всех концу. Так было. Триллионы. Мы не можем изменить всех, но пытаемся отчасти временами лишь с улыбкой. Это как ломать тонко настроенный механизм..."
  И тут я чуть не ляпнула вслух: ах Бенни, не говори ты девушке "должна" так часто, скажи ты лучше "Буду!!! Я сам буду!" Но вовремя сдержалась. Посчитав глазами слово "откажитесь", вздохнула про себя. К тому моменту они наговорили столько, что не передать словами, а в соседнем здании дрались наши умы. Ученым только дай подраться и поспорить. Ну, прям как обезьяны: сядут на ветки двух деревьев супротив оппонента каждый, и давай рожи корчить, визжать, кривляться, камнями припасенными кидаться и прилюдно обнажать разные части тела. И политиканы такие же, да все одно...
  Вздохнула я и стала грызть карандаш, пытаясь разобрать сквозь это цунами, что они там нам трещат на самом деле и не зомбируют ли прямо тут, на месте. Сосед мой спекся еще на пятой странице. Сидит - как яблочный пирог из духовки летом - и смотрит на пальцы с сомнением.
  А Рон Твардовски (так на карточке написано было, больше я о нем ничего и не слышала) прохаживается перед нашими столами, смотрит то на них, то на стекло, словно проверяет его на прочность взглядом.
  Тараторили они сигналами этими, а девочки из "поддержки связи", с повязками, бегали по коридору, забывая закрывать за собой, а временами - и открывать перед собой желтые двери. Это не то, что теперь по телевизору покажут: все спокойные с достоинством так. Тогда все иначе происходило.
  "... вынуждены предлагать самое неприемлемое, мы говорим быстро..."
  Во, думаю, самое оно. Так быстро, что от этого ни горячо, ни холодно. И тут этот Рон как заревет:
  -Что вам от нас надо Красная Зараза!!!
  И кулаками по стеклу. Глаза навыкате. Красные, словно в кипяток их бросили. Пена изо рта. Один зомби есть, думаю я и нечаянно ломаю карандаш, прикидывая, куда самой прятаться: под стол или к двери сразу бежать? Цирк тут начался. Его утащили, галстуки заправили, все заново умылись, зачем-то вытравили дихлофосом двух назойливых мух и уселись, поглядывая, друг на дружку. Растерянные такие, как на переговорах заранее обреченных на провал, на которых все крайние и каждый считает себя тут лишним, и ждем первого выстрела.
  Думаю: все худшее, что могло случиться, уже случилось с нами, и было унесено отсюда, и понимаю, что никто в полной мере этого еще не осознает. Вентилятор в комнате стал вращаться быстрее ровно в два раза, стало прохладнее и на том спасибо. Обо мне забыли, хоть как от стенографиста толку стало ноль: кодировщик их этот или как его там - умолк, а мелькающий со скоростью молнии текст на экране я понимать не обучена. Сосед, понастроив мне город домино из глаз (в кошмаре потом снился), наконец решился заговорить и ляпнул что-то про переодетых под пришельцев агитаторов "комми". После чего стал мурлыкать, довольный, будто анекдот рассказал. Душное ожидание длилось часами, но покидать свой сверхважный пост мы не могли. А затем все по новой началось, как "умы" к нам повалили - их не удержало экстренно совещавшееся начальство в соседнем здании видать.
  Сверхдовольный стенографист от мундиров справа рассказывал запыхавшейся девушке про комми из космоса, объясняя всю сложность и одновременную комедийность ситуации, он добавлял очень часто "и туда добралась красная зараза", отчего-то находя это чертовски забавным. Видимо на него попала слюня Твардовски, когда того уносили.
  Все это продолжалось, пока усевшийся рядом со мной дедок и хлопнул по его столу ладонью, перегнувшись через меня и не заявил, что отправит стенографиста на галеры. Я сразу поняла: каждой твари по паре или по одной от пары - приматы - среди нас есть историки! Дед гладил длинную бороду, и слезящимися глазами вгрызаясь в мелькавший текст, шептал про свое посаженное зрение и проклинал судьбу. Тогда-то мне и стало стыдно. Решив, что это в чем-то война, и перевела затвор каретки.
  Я даже и представить себе не могла, что умею так быстро читать текст, вникать в его суть и, не задумываясь ни на секунду, заносить его конструкцию в короткие, осмысленно выразительные абзацы. В итоге отношение составляло где-то одно мое слово на тридцать-сорок их, но план речи инопланетной делегации постепенно вырисовывался на отлетавших то на стол, то мимо него листах бумаги, равно как и в моем сознании. К тому позднему часу уже порядком подуставшему сознанию, надо сказать!
  ***
  В это время инопланетяне необычайно медленно (по сравнению с предыдущей Ниагарой) стали изливать на нас свой взгляд на наш же конец света.
  "Ваша очередная цивилизация не просуществует долго. Вы несколько раз возвращались на предпору цветения, но в этот раз не избежите его. Мы прибыли как раз в препорье, чтобы узнать ваш истинный потенциал, который, не скроем - в определенной мере нужен больше нам, чем вам..."
  -Боже... - Послышалось из-за моей спины. - Я так рад, что все это закончится. Надеюсь, им-то можно верить...
  "Сколько тигра мясом не корми, вам выпадет честь его обедом стать. Пытаясь перестроить свое естество в общество, вы лишь дразните его, оттягивая тетиву лука..."
  -Они на сборнике пословиц наш язык учили? - Спросил кто-то.
  -Они его вообще не учили. - Ответил ему кто-то. Остальные хором попросили тишины.
  "Ваше цветение будет прекрасно, но вы ожидаете от красоты иного конца, у большинства же красота ассоциируется с "вечностью", это бывает, это случается, и мы это знаем..."
  -Мало у нас своих сектантов, так залетные объявились... - играя карандашом, пробурчал молодой парень в халате. На него зашикали, а деливший с ним стул старичок попытался спихнуть парня со стула и овладеть им целиком, но так как совсем дряхлый для таких потех он был, то сам оказался на усыпанном окурками полу. Стульев было принесено мало, стола всего три, но ученых в комнату набилось как сельди. Она бурлила и билась об стены и заливала окна, эта масса "умов". Спорили шепотом, напоминавшим пчелиный рой рассерженного улья. Поглядывая на них всех украдкой, я успевала выполнять свои вновь ставшие на первое место обязанности, при этом отчетливо понимая - надолго меня тут не хватит это раз, если просто встать и уйти могу расстрелять потом, а могут и забыть, что я тут вообще присутствовала - это два, и было еще третье...
  "Изучая свое братство, как "социум", вы видите лишь одну грань призмы в космосе без луча света. Вы не ожидаете того, частью чего являетесь, вас заставили смотреть назад (во времени?) и видеть причины для следствий, не нуждающихся в причинах, в которых нуждаетесь вы сами в пору предцветья"
  -Убейте моего учителя философии... - Заметил очнувшийся от дремоты мой коллега и это были его последние слова. Кто-то громко зашептал про "красного агитатора", парня скрутили и куда-то утащили под тихие аплодисменты. Начальство все еще совещалось. Кроме охраны и двух генералов никого из них не было. Я чувствовала себя уставшей и потерянной, а все происходящее - бредовым сном.
  И тут встала эта девочка - от силы студентка и громко спросила:
  -Кто "внушил"?
  Один "генерал" завертел головой нашему "связисту", мол "не переводи дурак!", второй закивал ему - "переводи, это твоя работа, кретин!". Связист снял наушники и высморкался. Посовещавшись, генералиссимусы решились на эксперимент в отсутствии совещавшегося начальства.
  Я посмотрела на часы: было три часа ночи. К тому моменту в этом помещении я провела около суток, дважды покидая его и под свой личный, внутренний секундомер, возвращаясь обратно. Хотелось в третий. Парень-связист-кодировщик и еще кто-он-там простучал вопрос и виновато посмотрел на генералов. Ответ не заставил себя ждать: пришельцев снова прорвало, но на этот раз они быстро "взяли себя в руки" и замедлили речь. Это выглядело так:
  "Вы. Другие вы. Мы не понимаем, как вы относитесь к себе, но знаем, что похожие на вас относились схоже, из чего предположим, что и вы видите иных себя чужими, чужаками видите себя..."
  -Что это они бормочут, они думают, что у нас все тут на Земле психи что ль? - спросил зеленый генерал у зала, но никто не захотел ответить - скорее просто не расслышали вопрос. Зал буквально взорвался - все говорили громко и сразу. Попытавшись вникнуть в суть спора, я сразу её потеряла и переключилась на конспектирование "смутно полезной лекции инопланетного толка".
  -Я лично себя чужим не считаю... - Пробормотал себе под нос генерал в темно-зеленой форме. Я говорила, что умею читать по губам?
  -Нет. - Прошептала Вика. - Еще вопросы заданы были?
  -Много, и все двумя людьми. Ну, в начале, в тот первый день, точнее первые два дня, за которые я отлучалась четыре раза. Это подвиг!
  -Вам дали медаль? - Спросила ласково Вика. Старушка нахмурилась.
  -Кто, кроме той девочки, задавал вопросы?
  -Давай я все по порядку расскажу.
  -Уже получается не по порядку, вы перескочили с фермы на допрос инопланетян, я даже не знаю, что и думать...
  -Я не запрещаю вам считать меня сумасшедшей как мой сосед.
  -О, что вы, сумасшествие не порок, а форма выживания. Просто мне интереснее знать, что спросила та девочка и что ей ответили, чем как сморкался "связист" на генералов в голубом и зеленом. И еще - вы не заметили, что у неё было написано на карточке?
  -Имя. Странное такое. Какое не помню, но что еще более странно - не помню, была ли фамилия.
  -Спасибо, вы не представляете, как мне помогли! - Просияла Вика.
  -Чернику любишь?
  -Аллергия... - Грустно заметила Вика, смотря в пол.
  -Какие теперь слабые пошли.
  -Да мы такие. И да, мы пошли...
  Вика встала с кресла, но тут же, как подрезанный серпом сноп, упала обратно.
  -Что же они ответили?
  -С начала?
  -Хоть с конца. Что?
  -Да я думаешь, помню теперь? Они... они сказали, что прилетают, видят Солярис и сматываются к чертям. И так постоянно. Это была самая длинная беседа в моей жизни. Два дня в карцере из "лучших умов", а на проверку - обезьян, любящих гвалт и споры.
  ***
  Им культурно, но по-армейски четко запретили играть в "сосни коровку", лично у меня в животе бурлило от этих солнечных зайчиков, и видать не только у меня.
  "Прощай, влюбленное человечество..." - Так расшифровали их последнее послание. И все. Не стало серого братства.
  "Споки-токи", ответили мы им. Так говорят надоедливой родне, которая помладше. Чтобы отвязалась просто.
  Они улетели, а все это засекретили, ну как бывает. Позже еще устроили шумиху вокруг НЛО, мол, кто-то слишком умный решил там, на верху, под самой крышей Белого Дома, что хорошо бы проверить наверняка - а улетели ли они, или еще где остались. Раньше фермер возвращаясь ночью и споткнувшись на ровном месте и свет увидев, решил бы, что это Бил его задавить хочет, а в небе что разглядел бы - так подумал, что до белочки дожил и самогонный аппарат, оставшийся в наследство от отца пора продавать на запчасти... Хотя, кому он нужен-то сейчас... сейчас все на НЛО списывают. Напился и забыл про жену и детей: инопланетяне забирали. Заплутал уставши после работы и лег в постель с соседкой вместо жены: НЛО сигналами предательски сбило с курса. Удобно стало.
  И "им" и "нам". И старшему брату и помоложе который. Когда все кричат "измена!", мы говорим "НЛО"!
  -Хорошо живется во Флориде.
  
  Мир ото льда.
  1. Формула сна Опе"йна. Её проекция на небо. Гравитационная астрономия. "Мне это что-то напоминает, и почему-то мне страшно..." Что на самом деле скрывала в себе Вселенская "Ось Зла" - обратно в 2006г. распределенных астрономических вычислений. Спирали галактик закручены вправо. И Бог наш - правша! Вселенная, как автопортрет человеческой молекулы DNA. Сошедшие с ума при виде зеркала размером с выдуманную когда-то бесконечность. Она повторяется, она множится! Уникальная вариативность DNA с масштабом разрешения галактической нити. И ты там есть тоже, присмотрись! Великая спираль, наконец открыта: 2020, год, когда великие умы остановились. Конец эры науки - торжество солипсизма. А говорили - это невозможно опровергнуть, но и невозможно доказать! Её называли "формулой смерти для науки"!
  Эта формула была на стекле. Которое все покрылось инеем. В белой мгле. Окна, которые можно увидеть лишь из глубокой расщелины, здание, утонувшее под десятиметровым слоем снега.
  В вышине сквозь уносящийся прочь от бесконечной и беспечной погони облачный слой горело странное белое солнце. Девочка-подросток, наверное, единственная, кому оно могло показаться странным, не обращала на этот диск никакого внимания. Она и была тут одна. В этом не менее странном белом мареве из буквально висящего в воздухе снега.
  Девочка осторожно шла вперед.
  Тишина, если не считать уже почти привычного скрипа.
  Снег не хотел падать вниз.
  Земля не собиралась принимать его ничтожный вес.
  Нет, гравитация никуда не делась - просто воздух был такой плотности, что в нем можно было двигаться, как в воде: разгребая перед собой тянущийся глицерин руками, и отрывая лишь на мгновение ноги от грунта.
  Девочка мотнула головой и поправила отороченные мехом наушники.
  Конечно, это лишь впечатление. Возможно - давит тишина. Подобной плотности воздухом, во-первых - невозможно было дышать, даже сквозь маску полярника с фильтрами антирадиационной защиты; во-вторых - его не удержала бы гравитация Земли, по крайней мере, на продолжительное время.
  -Я размечталась. - Заметила еле слышно - себе под нос - девочка и побежала в сторону ориентира: видневшегося из-под снега шпиля. Тонкая корка льда на многометровом слое снега могла треснуть и при беге, но при продолжительном нахождении на одном месте рано или поздно, но треснула бы гарантированно. Она была странно глухой, эта тонкая корка, по которой бежала девочка.
  Впрочем, слово "странный" тут можно было вынести за скобку.
  В общем, добралась она минут в десять до этого шпиля. И за это время голос Амэ трижды посоветовал ей вернуться на яхту. И Генриетта рассказала три анекдота из жизни полярников, книжку про которых она читала на этой неделе.
  Там был подкоп - он вел к расчищенной двери. Только его чистили давно, и после не бывало тут уже бурь. Весь снег превратился в лед. Генриетта села на попку и слетела вниз, ударившись ногами в дверь.
  Пришлось резать косяк, но дерево не представляло проблем.
  Внутри было темно. Походив по первому этажу в легком разочаровании, Генриетта наткнулась на деревянную дверь.
  Кухня, наверное, - подумала она. Снаружи это здание подозрительно напоминало церковь, а внутри был обычный жилой и одновременно нежилой дом. Жилой когда-то, теперь лишь музей.
  Генриетта вытянула руку и погладила гладкий, приятно ложащийся в ладошку металл.
  Дверь была закрыта. Ручка поворачивалась, конечно, но эффекта не было. Тогда девочка вспомнила, что в доме-то она как бы чужом. Культурная Генриетта постучала по дереву. Из-за двери раздался ответный стук.
  Три удара - на три ответных.
  Эхо, - решила Генриетта и с ноги вынесла трухлявую и хрупкую дверь. Удар покрытой металлическими шипами подошвой в замок - и похожие на осколки стекла щепки.
  Что-то серое и размазанное по запотевшему стеклу очков Генриетты кинулось вверх по лестнице.
  -Эхо, стой! - Закричала она. Но слишком искаженным был этот вопль сквозь маску. Эхо в истерике билось в закрытую дверь на второй этаж. В наушниках Генриетты Би-2 бесконечно ностальгируя, вспоминали о существе по имени "Она". - Эхо, я буду стрелять... - Сказала она тихо, и естественно не услышала ничего разумного в ответ.
  Но Эхо не слышало ничего, оно скребло когтями закрытую, вмерзшую, а может и просто перекошенную дверь.
  -Та-ак... - Прошептала Генриетта и достала из кобуры на поясе пистолет. Посмотрела, как по черному металлу катятся мутные капли. Почему вдруг стало так тепло? Щеки девочки обжигал пожар.
  Щелчок и "Пилот - Рок!"
  ***
  
  Все было пасторально-деревянным. Америка 50х смотрела на своего наблюдателя, словно Франклин, повернувшийся к Смотрящему на свои Кровные лицом. Дерево-дерево и снова дерево, можно было на секунду усомниться в просветленности умов, тут собравшихся и даже, собравшись с духом, встать, подойти к лектору и постучать...
  Дерево.
  Фас Франклин, Фас! - Думал Джером, разглядывая потолок. Лепнина из дерева, дерево, маскирующееся под мрамор. Последние десять минут главной темой его размышлений было: когда он стал настолько ненавидеть деревянную обстановку, и есть ли причиной этому лак, впитавший в себя взгляды многих поколений и потускневший от невообразимости человеческого существа или что-то иное.
  Нечто.
  Человек с проплешиной, изображавший из себя лектора поперхнулся и смолк, наконец. То было вступление, сейчас начнется бал мысли.
  ***
  -Первый - Крис Опенгейнер, рядом с ним Кира Рамштайнер, немцы. Занимательная парочка, да?
  Первый рисовал пальцем что-то ему одному видимое на стекле, вторая читала книгу.
  ***
  -Ваша вселенная - это футляр, - сказал Кен, сложив пальцы и положив на них свой подбородок, - который прозрачен и сквозь который проникает далекий и непонятный вам свет, вы не знаете, что там, по ту сторону стекла, зато в стекле футляра отражаетесь вы сами. - Кен поднял вверх указательный палец и мягко улыбнулся. - Для существа, живущего в мире большего числа измерений, чем мир ваш, не составляет труда создавать и использовать подобные вам инструменты. - Вскочив, Кен подошел к столу и встал спиной к Генриетте и Трону. - Трехмерные, с одной временной стрелой, вы пытаетесь точно предсказать число измерений вас сотворившего и не можете даже этого, выходит то десять, то семнадцать. Для вас когда-то звезды были далекими и холодными "игрушками", которыми мечтали вы играть - теперь стали вашим автопортретом, вселяющим в вас страх перед безграничными вашими возможностями, вашими, потому что это ваш футляр, который создавался исключительно для вас. А вы гадали - почему он так удобен? Настолько удобен, что в нем смогли зародиться вы. Нет разницы, была ли ваша программа вложена в вас сразу с точки зрения вашего субъективного времени или же она развивалась в вас длительное время в процессе вашей субъективной временной эволюции. Факт ваш остается фактом и только вашим - вы есть, вы здесь и сейчас и можете гадать, как было, когда вас не было, опираясь лишь на законы своего строения. - Кен развернулся к старику и улыбнулся снова, еще мягче. - Которые видите повсюду, принимая за законы мироздания, годные и для вас и для кого-то еще. - Кен развел руками. - Кто-то еще?
  -Иногда в футляр кладут два инструмента. - Подсказала Генриетта. В ней тихо посмеивался, ворча что-то себе под нос Логос. За бортами катамарана начиналась очередная снежная буря.
  
  ***
  Аврора затащила танкер по длинному тонкому лазу, сквозь который взрослому не пролезть и, фыркнув, уселась на нем. Ульхи молча спаивала плату, но та на отрез отказывалась от градусов, на помощь приходили по очереди: сок, холодный чай со льдом из наспех собранной из лома морозильной камеры, наконец, просто вода.
  Увидев Аву, плата взбрыкнулась и попыталась убежать, семеня по столу своими полупрозрачными ножками. Ульхиорра быстро открыла ящик стола, достала отвертку и всадила в плату, точнее в одно из круглых отверстий, что были у неё по углам.
  -Что там? - Спросила она, глядя на ящик из жуткого сплава титана с цинком. По нему шли разводы цвета луж после городского дождя.
  -Брада др-ребедень. Велел доставить. - Пробурчала Аврора и, открыв морозилку, достала брикет с мороженным. Тот был такой холодный, что ей пришлось нести его к столу, подбрасывая ежесекундно.
  -От твоего или моего брата? - Холодно спросила Ульхи.
  Плата увидев мороженное, всадила сразу все свои девятьсот сорок одну конечность в деревянный стол, прорезав на нем две глубокие борозды, и стала переливаться. В ожидании чуда, наверное.
  -Вот чего она хотела, - сказала Ава и свалила огромный брикет на стол рядом с платой, но так, что та не могла никак до него дотянуться.
  Ульхи почти с раздражением посмотрела на здоровенный и довольно грубо собранный из блоков металлический контейнер, её длинные тонкие пальцы с невероятно подвижными суставами не смогли бы ухватиться за него, не то чтобы поднять или толкать по лазу.
  Аврора отрезала с килограмм мороженного и бросила его на металлическую часть столешницы, а остальное так же бросками потащила обратно в морозилку. Плата стала переливаться еще быстрее. Через минуту на неё уже нельзя было без тошноты смотреть. Но никто и не смотрел - девочки ужинали спина к спине, рассматривая массу всевозможных предметов, каким-то чудом, но все же гармонично расставленных в этом маленьком закутке три на четыре метра, расположенном на глубине под лагерем по переработке антиквариата.
  -Что нам сегодня на ночь братья оставили? - Спросила Ульхи, облизывая свои почти прозрачные до самых костей пальцы.
  Аврора открыла замок, и контейнер собрался в блок-тару, оставив на старинном ковре, постеленном поверх металлического пола их мини-бункера массу самых разнообразных вещей, совсем в тему с теми, что стояли в хрустальных шкафах по периметру комнаты.
  -Чьи? - Спросила Ульхи.
  -Неизвестно, ты должна ответить.
  Ульхиорра сморщила крохотный носик, и пальцы забегали по столу, замирая в сантиметре от видимых только ею клавиш.
  -Та-ак и за-апишем, - зевая, бормотала она. - Передавай.
  Аврора взяла старый будильник, такие были в моде, наверное, в середине прошлого века, а может и чуть раньше и положила его на слегка вогнутую металлическую столешницу, рядом с деревом "по которому" печатала Уля.
  Та вытянула руку и коснулась выцарапанного, но совсем еще не заржавевшего металла, из которого была сделана оболочка этого странного предмета. Появились первые образы, они плыли по краям радужки, стоило повернуть голову и они исчезали. Дыхание Ульхиорры стало медленным, и пульс почти совсем пропал. Она открыла рот, но заговорила лишь спустя несколько минут, показавшихся вечностью нетерпеливой Авроре.
  
  -Смотри-смотри, какая туча! Сейчас будет дождь! - маленькая девочка стояла на улице, задрав к небу подбородок, и указывала пальцем матери на чернеющее грозовое облако, висевшее казалось прямо над их домом.
  Женщина в зеленом свободном платье шла к ней через улицу, удерживая в руках бумажный пакет полный покупок, приходилось тоже помогать себе подбородком, чтобы не уронить на проезжую часть яблоки, которые она догадалась накидать сверху.
  Первая капля дождя упала с небес, пролетев почти семь километров, чтобы попасть аккуратно девочке в глаз.
  -Ну вот, - она закрыла его сначала так, а потом ладошкой. - Мам, я ранена!
  -Идем домой, - сказала женщина, - освобождая одну руку, чтобы взять крохотную ладошку дочери.
  До их деревянного дома было всего ничего - пройти пару кварталов, и они уже видели его, утопавшего в кронах деревьев, когда грянул гром. Провода, доселе спокойно провисавшие вдоль улицы, задрожали на порывах ветра. В окна соседней жестяной лавки бились ветки огромного дуба, росшего себе спокойно на самом углу у единственного в их городке работающего светофора и никому кроме городского управления не мешавшего. Они все же разбили эти окна, и осколки стекла застряли вместе с сучками в ценнике напротив горного велосипеда.
  Дом их был цел, когда они вприпрыжку добежали до него, растеряв на подъеме несколько яблок на радость бродячим уличным псам.
  
  -Будильник! - Воскликнула Кэролл, достав из груды вещей звенящую дребедень.
  -Подарим его... Амэ? - Оторвавшись от книги, найденной на чердаке, спросила Кирика.
  -Ну... - Протянула Кэролл, закрыв левый глаз. - Сейчас-то он бесполезен. Однако!
  -Подарим его Амэ. - Закрыла в безнадеге глаза Кирика. Лицо девочки горело после солнечного дня.
  -Ага!!! - Закричала Кэролл. В домах в округе вибрировали стекла. Лаяли псы. Ругались два соседа, пытаясь разнять дерущихся собак.
  -Тише ты... - Заметила Кирика.
  -А люди меня не слышат! Думают - ветер!!!
  Треснуло стекло.
  -Все равно тише...
  
  
  -Так, - Ульхия подняла руку и выпрями палец в сторону стены, - Плата, встань в разъем!
  Плата оживилась, как только её назвали с Большой буквы, и в мгновение ока пробежав комнату, с почти сверхзвуковой скоростью семеня при этом своими мини-ножками, разлеглась на стене, растекаясь постепенно по дереву.
  -Оцифруй все вещи и приплюсуй их историю, сдай в архив по адресу проживания этой семьи. И съешь ты, наконец, свое мороженное!
  
  
  
  
  
  
  Крылатый Иней.
  Снежный зверь... легенда Чески...
  Легенда та была давным-давно. В ту пору зимних холодов, в те годы смута и кровавой корки льда.... То дело было перед войной, одной из многочисленных тогдашних.... Та девочка, что шла зимой по льдистому покрову к далекой проруби, набрать воды семье своей. Она бежала быстро, чуть одета. Она не мерзла никогда.
  Босые ноги - отпечатки их в сугробах. И вмиг - пустая голова. Так солнечно вокруг, что слепнут очи! Ах, как горит душа!
  Проваливаясь бедрами своими в них до пояса, девчонка та бежала. Парное то дыхание и света блики. Тяжелым оно стало далеко не скоро. Ей десять праздников весны назад пришлось родиться в этом мире, что кровью собирался вновь умыться снова на том адском пире, именуемом - война!
  Она водицу набирала. Ведро тяжелое и холод только начал проникать в горячее то тело детское. Она схватила его обеими руками, и в дом по снегу потащила, и так до самого-то дома бы дошла, не провались в сугроб огромный и невидимый под ровным почти слоем снега.
  Там каверна была, она барахталась, вода вся вылилась и обожгла. Теперь кричала, что сил мочи было бедная девчонка. И сразу задохнулась - что-то билось у ведра. Живот схватило, грудь дышать секунды три совсем нисколько не могла.
  Сестра тащила дуру ту до дома. Сама сходила, набрала воды. Паром ей тело окатила и положила на теплый плед. Другим накрыла. И не заметила рубца на животе её.
  Той ночью буря разыгралась. Дрожал весь дом, летели, колоты дрова, что были сложены у стенки. Не привязали, не накрыли их, а зря. Наутро вся она горела. И есть, нисколько не могла. Она стонала и вертелась как юла в поту холодном, но в доме окромя сестры и маленького братика никого и не было. Все в городе ближайшем продавали те меха, что собирали месяц всем семейством. Её лечила та сестренка, что из сугроба и спасла. Она заваривала, мыла, терла тело и сама рядом тихо так легла. Глаза ласкали в сумраке тех бликов. Что доносились из окна затянутого пленкой, и звуки... мифов. Все успокаивало и клонило в тяжкий сон.
  Проснулась она сразу и вскочила. Все сном казалось ей. Был день!
  Встала, потянулась,... и что-то резко прострелило в животе. Она смотрела на рубец, он затянулся же почти уже. Не помнила, как он остался, маленький такой вообще. Она забыла про него и как всегда едва одевшись, вышла из дому как прежде.
  Как ярко светит солнце! Она закрыла пол лица ладонью. Все разом и искрилось и сверкало. Весь мир наполнен светом был. Все так ярко, и не знала та девчонка, что все так может блестеть на свете этом.
  Потом приехала семья и все про доктора забыли. А та девчонка, кое-как, одевшись, из дому ушла гулять. Волков тут близко не водилось, они не стали переживать опять.
  Она лежала на печи смотрела на рубец в ночи.... Чуть он дрожал и вился или.... Это ползет что-то по нежному животику... разрыв?
  Она вскочила и смотрела, глаза свои открыв.... Там нечто, все белело, оно такое... беленькое и пух... Паутинка? Она в неё залезла? Иль нет...
  Как червячок... оно торчало и вилось, скручивалось и обратно вытягивалось в длинную нить. Оно было такое узкое. Девочка смотрела на это, не отрывая глазу. Все настроение прошло, пропало сразу. Не понимала девочка та, что это за ерунда такая. В бедненьком теле завелась её. Оно лишь повернулось к ней.... Смотря? Глаз то не видно у него нигде, что это?
  Она бежала на мороз, еще не село солнце. Она смотрела на живот и нить, что сразу стала толстой. Она сплелась обратно в узел, и пасть открыла вновь цветком. Девчонка в пасть эту глядела, молча, и в горле у неё был ком. И та открылась тремя цветка зимнего лепестками полными столь мелких и дрожащих и почти прозрачных на морозе этом, но зубов.
  Оно дотронулась слегка до этих нитей, пасть на пальце закрылась, выгнулась и кровь текла. Не больно было почти, но пасть жила, пульсировала змейка та. По пальцу кровь текла, а девочка та стоя на морозе молча, смотрела, как тот выросший цветок пьет кровь...
  Она ушла домой, как только он насытился и влез обратно в девичий живот. Что завилось такое, она не поняла, но страха не было даже наоборот. Да странная она была. Смотрела на ту тварь, будто это её плод.
  Прошла неделя. И выросла чуть-чуть эта цветка звезда. Вся выползла из тела девочки она и билась на полу прихожей. Та девочка стояла и смотрела. И молоко несла.
  Уже не тонких нитей морозное сплетение окна, а белое пушистое холодное то тело червяка иль гусеницы там лежало. И пасть была намного больше. Её уж пальцем не накормишь, думала она.
  Она кормила его, чем могла. И фруктами сушеными, орехами и мясом. Он ел, все что давала, но цвет его менялся сразу. И она решила пока кровушкой своей и дальше кормить морозного червя.
  Ведь не хотела та девчонка, опять остаться под покрывалом в ночь одна. Она играла с ним, и он слегка кусался. Он оставлял следы подвыросших зубов. Она их прятала, когда все ели вместе. Но было много дел у братьев и сестер, отца и матери, чтобы следить за той девчонкой. Бегала она к тому сугробу и еще таких искала. Но ничего не находила, вновь домой бежала. И кормила, и лелеяла его. Играть хотелось снова, снова! Он залезал обратно в тело ей, как только наступала ночь. И чувствовала она сразу как засыпает он, свернувшись белым и холодным, калачиком из ледяного пуха.
  Прошел так целый месяц. Внутри её холодного теперь уж живота, кружилась белая волна. Она росла неумолимо. И девочка смотрела сквозь прикрытые ресницы. Такой большой он вымахал теперь. И уж не скроешь скоро. Червь там внутри всегда кружился, иногда слегка дрожа,... Она же тихо ночью билась, и вся холодная была.... Он вновь оттуда вылезал, пасть ту с зубами раскрывал. И тихо вновь с ним девочка играла, пальчик нежный в рот его совала. А он кусал и кровь сосал. Ей так приятно, но слегка щипало. Теперь же вот она не знала. Как в такую зубопасть... Ей свой палец то снова класть...
  Она всегда его как в баню шла со всеми вновь прятала в сугробе том. Он терпеливо ждал её. Парная, она сразу к нему в сугроб неслась. Он вырос, и разрез уж мал был для длинного его слегка пушистого и паутинистого тела...
  Расширил её чрево червь тот и обустроил "дом" своим таким же ледяным и белым мехом-паутинкой. Она двумя руками открывала свой живот, и он туда струился. Холодно так было ей в те странные секунды,... но и слегка приятно...
  Опять уехала семья в ближайший город. Только лишь сестра осталась с нею у домашнего ночного очага. Она ушла искать дрова, наколотые жгла она пока и мелких сучьев и хвороста, все что могла. А девочка та безымянная, растившая белого зверя видела, как вновь он хочет есть. И выгнулось то юное и беленькое тело, и закричала тихо стоном та.
  Когда он, присосавшись изнутри, втянул в один глоток пол литра крови. Вылез, развернулся. Такой блестящий и дрожащий. Она лежала и дрожала тоже вся и тихо плакала от боли. Потом встала и повела его в загон для их немногочисленного, но необходимого скота.
  Собака лаяла, смотря, как ползет он, извиваясь вслед за ней. Но подойти боялась злая. Она тихо шепнула что-то вслед, закрыла дверь.
  Он голову их лошади глодал. Она смотрела и не верила глазам своим. Как сразу... Он жрал, он двигался всем телом как насос, сдирая плоть и выжимая кровь. Она молчала и смотрела. Лошадь их даже недолго мучилась.
  Она и ржать то не смогла. Дышала сипло и копытами все била...
  Она его не сразу отпустила.... И он ушел, уполз в тогдашнюю же ночь. В конце остановился, оглянулся и раскрыл свою цветковую и окровавленную пасть.
  Там уже рос язычок маленький с присоской. Она смотрела во тьму долго, иногда рассеянно маша рукой. Её сестра уже звала домой. Но девочка во тьму смотрела. Снежинки долетали до неё оттуда.
  "Снежный Иней... да?"
  "Ты такой же красивый как иней узорами на стекле..."
  Ничто не видела она еще прекраснее. Чем это ледяное зимнее творение. Она тихо улыбалась, и стояла... пока от кровотечения из живота у неё не закружилась голова. И она не села на доски пола, покрытые её же кровью, да лошадиной кровушкой парной еще дымящейся на том морозе.
  Он полз к горе. И паутинки тела росли уже на том ветру. Тончайшей змейкой вился его причудливый зигзаг в снегу. Она сам как снег, а ночь гнала пургу. И на ветру рождает вьюга его крик. Он словно весь из крика состоит.
  Она ночами бьется в той кровати, где они спали месяц тот вдвоем. Она зовет его по имени в дурмане, лишь как заснет, несется к той горе, и тихо плачет, что туда попасть не может, и стоны её покрывает ночь и мгла и холод.
  И вырывает... Её из этого ненастья, лишь оттепель невинности, и детского утра.
  Её семья в тревоге. И не она тому виной. Тот ветер долгожданной весны. Не радует их снова больше. Горят прибрежные все города. Они все шепчутся ночами у окна. И думают, куда им всем податься, когда пожар весны придет сюда. Ей все это известно, она еще тогда в ночи уж поняла - с реки приходит тьма, сердец людских, молва и травля...
  Но и не думает она, что будет впереди, она живет теперь лишь снами. Она всегда теперь у темного одна, у зимнего бесформенного того окна...
  Ты не спи мой снежный зверь.... Не уходи один во тьму, поверь, ты, уходя, закроешь дверь.
  И не рычи потом сполна, получив свои крылья, ледяные ночи перья, обретя сквозь ад и муки, боли той куколки разлуки, снежные те зимы, дни, года...
  Весь, уткнувшись в одиночку, ты зарылся в мерзлый снег, Гора... она не остановит воды бег, та гора... одна, живая то была, она тихо пела свои песни. А ты слушал и молчал в ночи, так далек ты от людской же мести, кровожадности и чести. Ты же просто спал в ночи, под покровом ледяной печи. Ручейки бежали вниз, скатывались камни. Бриз, тот, что с моря дул кровавый, приносящий запах дыма, гари, до тебя не долетал. Ты же спал, так тихо шли недели, месяца, года. Пролетали, словно птицы, уносили вдаль они тебя. Внизу таял мир опять
  Тут же в снежных гор вершинах. Окаймленных белых высях. Зверь лежал и слушал сны. Тех далеких ручейков. Тех низинных облаках. Тех оторванных снопах. Тех текущих вечерах, где под звуки дудки опять играли дети. Город строили соседи, и росли вновь урожаи. Вновь война пришла, сполна грязи принесла, завершилась так же быстро и ушла, унесла она так много жизней. И девчонку забрала. Ту, что зверя родила, ту, что его выкормила.
  Забрала туда, где тьма. И цвели посевы снова. Шли года и таяли снега. Дети вновь детей рожали. Вновь колосья поспевали. Возносились вновь молитвы. Улетали вверх они. А над всей зеленой низью возносили снег вершины. Вновь пленяли они взгляды, снова жизнь текла, журча с этих горных десятин.
  Ты же снежный и забытый дрых в своей берлоге снегом крытый, забирая их мечты, впитывая их года. Ты умнел мудрел от скуки. Ты храпел и дни считал, что остались до полета, ты мечтал. А день полета наступал, приближался день разлуки, с теми с нами, где гулял человеком ты иль зверем, иль жуком по стеблю полз или веткой колыхался или облаком летел, ты волной прибрежной вился, ты лежал землей и плакал все теми же ручьями. Что всегда текли весной.
  Ты вздыхал, весь мир ты понял. Голову свою ты поднял, что теперь венчал единый рог. Костяным ты клювом щелкнул. Просыпаясь от тех грез. Тех, в которых этот мир. Будет вновь тонуть и таять. Но пришла она, память вернула. Цветом соком зацвела. Крылья подарила. Кокон твой сняла. Взмах крыла рванулся прочь, ты пробился сквозь сугробы, толщью снега, толщью сна! Окрыленный молодой! Дракон ты снежный - пух из инея долой!
  Белый зверь ты ледяной, окрыленный красотой того мира, где родился, где тебе летать еще не одно тысячелетье, под ночными небесами. Во тьме ночной, ты рванул к выси тревожной, зверем был ты, рвался в боли, много спал ты, видел ты всю правду жизни. Видел ты чужие сны. Ты взрослел и понимал, почему ты мир избрал для полетов полуночных.
  Вечерами зимних дней, теми темными ночами, что текут в сердцах когтями, что и не познать глазами, тех, что протекают в наши души, льдистыми замерзшими слезами...
  
  -Как её звали? - Задала свой первый вопрос за все это время Рэйна.
  -Тук-тук, память выходи! - Ответила Ческа, стуча себя кулачком по лбу. - Забыла.
  
  
  
  
  Улики, и те, кому до них есть дело.
  Под снегопадом - 2013 -
  Зима. Столица всем нам известной страны. Темные улицы, пока еще не наполненные предпраздничным галдящим народом, а унылые и по-зимнему неинтересные. Время, когда хочется поскорее домой. Холод, серость, грязь вперемешку с неубранным снегом - все это угнетает в ожидании праздника. И хочется дома заняться чем-нибудь приятным и веселым. Желательно в кругу семьи. Это через неделю толпы народа оплодотворят все улицы, украшенные и освещенные. Пока что о празднике напоминают лишь близящиеся покупки и необходимость их неизбежного совершения.
  Но люди не знают, что это праздник последний в их истории. Все будущие года они встретят под землей, укрывшись там от ужасов, которые готовит им будущее. Грядущая и неотвратимая человеческая глупость, уже готова победным маршем пройтись по планете...
  
  Они пришли. Две фигуры за обратной стороной зеркала жизни. Тут было метров десять, дальше она одна.
  Вошла в подъезд, и потекли привычные минуты ожидания.
  Десять минут.
  Пятнадцать...
  Ее все нет, это ненормально, но Стас спокойно курил, все, что он мог сейчас делать - это не уходить и ждать.
  Двадцать минут...
  Она вышла. Стас плюнул окурком в лицо Свете, та отбила его на землю. Они пошли, молча, опять, как всегда он вел её к машине, снова она шла, смотря во все стороны как ребенок, впервые видевший ночные улицы города.
  И сказала то, что он меньше всего желал сейчас от неё слышать:
  -Я обратно...
  -Ты что хочешь просто вот так взять и сдаться? Тебе видней... - прошептал он. Развернулся и пошел к машине, до которой было два квартала. Света улыбнулась, сказала что-то про себя и бросила ему:
  -Да все путем я быстро.
  Больше она его не видела.
  Через пять минут вдалеке уже ревели сирены.
  Она шла к входу здания. Там было ментов как селедки в бочке. "Всех сюда послали что ли", подумала Света и, остановившись, начала рыться в сумочке. Достала целую пачку удостоверений и, не обращая внимания на странные взгляды двух проходивших мимо людей начала искать нужное.
  Нашла.
  Выбросила что-то в мусорный бак и пошла к входу в знакомый уже дом.
  Здоровенный и очень сонный тип в форме грея на снегу пальцы, и смотря по сторонам покрасневшими глазами, остановил её уже у самого входа.
  -Что вам надо? - сказал он заученную фразу.
  -Я вот, - она протянула ему удостоверение. - Мне туда, - сверкнула взглядом в сторону двери.
  -Там убийство. - Ответил человек в форме, в его устах слово "убийство" звучало как нечто настолько обыденное, ну как покупка духов жене или очередной выгул собаки в местном парке.
  Он смотрел на неё без особенного любопытства, она была маленькой и не то чтобы не красивой, симпатичной и обычной, но со своим лицом могла делать все что хотела, и завести кого угодно в любую минуту. Сейчас она специально придала чертам слегка хмуро-уставшее выражение и не то чтобы стала не красивой, ну, по крайней мере, на неё никто не обращал внимания и не запоминал лица.
  -Ты сюда? - устало буркнул он. Часть усталости в голосе Светы проконтактировала с какими-то участками его мозга, в этот момент они общались не словами, смыслами слов и даже не жестами. Скорее оттенками усталости и привычности, которые понимали друг друга под этим падающими хлопьями снега.
  -Ага, - как можно более устало ответила она.
  
  Она поднималась по лестнице уже второй раз. Наверху её встретил еще один сотрудник - маленький и щупленький подполковник, видимо всем тут и руководивший. Были еще несколько её совершенно не интересовавших людей и парень, говоривший с подполковником.
  -Я сюда... эм...
  Она улыбнулась мило и слегка смущенно. Парня она сразу определила как своего "коллегу". И постепенно начинала вживаться в придуманную себе роль:
  -Ты со мной на задании?
  -"Задании"? Не ну ты даешь, да меня послали на стажировку криминалистом и ...
  Он не успел закончить. Света подбежала и, схватив его за руку, потащила внутрь комнаты, не обращая внимания на то, что в этот момент ей говорил подполковник.
  -Да все пучком, я новенькая, но все тебе сейчас покажу!
  В комнате был криминалист, приехавший с остальными ментами. Он деловито осматривал дырку в стене.
  Света сходу подошла к пистолету, лежавшему рядом с телом и, схватив его своими жадными ручками, прицелилась в дырку и сказала с интонациями голоса, отдаленно похожими на интонации нашего старого доброго Шерлока:
  -Та-ак...
  В ту же секунду криминалист повернулся, странно на неё поглядел и сказал ледяным и в тоже время уставшим голосом:
  -Ну, в общем, теперь-то все равно, но все равно положи это туда где лежало и не трогай ничего тут.
  -Тем более без перчаток, - добавил тут же и, окинув их взглядом, спросил:
  -Студенты?
  -Ага, - протяжно протянула с ударением на последнем слоге Света, её фокус внимания был обращен совсем не к собеседнику.
  Парень стоял рядом молча и смотрел на Свету как на последую блондинку. Та посмотрела с непередаваемым выражением лица сначала на криминалиста, потом на "напарника", опять на криминалиста, хихикнула и пошла в другую комнату.
  Бедный уставший криминалист махнул на неё рукой и продолжил заниматься своим делом, он до сих пор не понимал, как этих студентов допускают сюда, во время важных дел, нет, чтоб тренировались, на чем менее важном. Хотя, важность понятие относительное, все равно где портить улики, пусть портят, ему есть на кого списать все. Ему на все плевать, дел много, его дело простое, норму разработки дел его ребята всегда держали, все путем. Даже если эти "долбоебы" тут все вверх дном перевернут. Пусть. Он не будет вмешиваться. Свои нервы дороже. В свои пятьдесят, последнее, что он хотел - это общаться с обдолбанными, походу, подростками.
  Это он пока так считал. То, что происходило дальше не передать словами, и об этом он всегда будет вспоминать с ностальгией. Этот пример запомнит и будет его приводить всем кому до этого будет дело. Как не надо, но как бывает.
  Света ушла. Послышался грохот. Света вернулась. Легкая укуренная полуулыбка сияла на её счастливом лице. Парень изображал прицепленный к паровозу вагон и уже начинал улыбаться. Света вовремя поняла насколько этот парень в теме. Он действительно был её "напарником" в этом деле наглейшего уничтожения улик. Все началось с пистолета, на нем были её отпечатки, тогда и теперь официально. Она действительно училась на криминалиста, документы были настоящими. Криминалистка-полузаочница отличница. Она зашла во вторую комнату и пробыла там две минуты, это были две минуты тишины и покоя для криминалиста. Но она вернулась обратно. Весь её загадочный вид выражал мысль - а вот я там нашла тако-о-е, но вам не скажу. Подошла и в упор начала рассматривать дырку в стене. Засунула туда палец. Страшный вздох донесся у неё из-за спины. Её палец вынули из дырки, а её пока еще вежливо попросили отойти назад.
  -Извините, но это нужно для дела... - Сказала Света. Криминалист никогда не был так близок к ББПЕ как сейчас. Он что-то невнятно пробормотал, но сдержался, он потом скажет им, что хочет увидеть (но не прочитать) докладную об их действиях и поведении тут. А Света продолжала. Она осматривала комнату с видом ищейки и все ближе подходила к окну. Криминалист не мог на неё смотреть. Он пошел в другую комнату, чтобы только её не видеть, он уже почти решился симулировать приступ и вызвать кого-нибудь на замену. Не обращал внимания на шум отодвигаемой рамы окна. Не обращал внимания на нелепые визги восхищения, и бормотание. Но скоро все это стало совсем невыносимым, и он пошел искать подполковника. Войдя в комнату, он застал такую картину - те, кто по идее должны были быть его помощниками сегодня, и перенимать его опыт... прыгали на диване и радостно смеялись... А в углу лежал труп... А с минуты на минуту должны были приехать из морга...
  Лена зацепила за смешарики и они раскрутились вовсю. Завела пацана. Того явно перло, он уже с интересом поглядывал на неё.
  С матюками криминалист схватил обоих за одежду и потащил вниз, парень смеялся, он выглядел как пьяный, Света в последний раз внимательно оглянула комнату и не сопротивлялась.
  Дотащив их до подъезда, сдал их подполковнику, на его вопросы ответил матом, и сказал им обоим о необходимости написать объяснительную, длинную, объяснил тоже матом, потом развернулся и, не обращая внимания на вопросы начальника, пошел обратно в дом.
  -Вы куда?
  -Да мы все, закончили осмотр!
  Пацан сложился пополам от хохота. Подполковник посмотрел на него с минуту, улыбнулся, ему, в общем, тоже было все равно. Махнул рукой и достал рацию.
  Снегопад не прекращался. Было что-то ненормальное в идущем несколько дней напролом снеге.
  -А где все машины? Тут их дофига было... - Спросила она.
  -Да хрен его знает. - Парень шел по морозу, его, её бывшего "напарника" волосы были уже все в снежинках, руки в карманах, взгляд слегка трезвый, пар выходил изо рта при каждом слове. - Наверное, прочесывают местность, или их куда-то еще вызвали, они так сюда рванули по наводке, им донесли, они думали убийца еще на месте, вот и рванули все сразу, кто близко был. А теперь наверно перекрывают улицы, чтоб он не ушел.
  -Кто он?
  -Ну, убийца.
  -А он никуда и не собирался уходить...
  Её лицо было загадочно-лукаво. Взгляд все еще искрился укуренным весельем, но постепенно она сбрасывала эту маску. Чтобы надеть другую.
  Повернувшись к нему, она с ходу, морозными губами поцеловала его в рот, язык рванул и остановился, поглаживая его губы, словно пытаясь их согреть.
  Криминалист-недоучка рассмеялся, и тут же обнял её. Обнял и начал целовать. Только тут она поняла как все-таки холодно на улице. Его губы такие ...
  До этого она шла от места преступления нараспашку, но парень не обратил на это внимания, он сам был легко одет...
  Она стояла и молчала, а он целовал её пока насытившись не почувствовал её молчание и отдаленность. Дальше они стояли минуту, обнявшись, и молчали. Снег кружил и падал. Волосы, ресницы, все было в снежинках.
  -А почему ты там так сразу начала, теперь придется листов десять катать.... Но все равно было здорово.
  -Не придется...
  -Что?... Тебя может, кто и прикроет, а вот мне...
  -Тебе не придется...
  
  Но она ошиблась. В этот день машины, как и люди, были не у дел. Снег остановился.
  
  Они ехали на её машине за город, к её несуществующей тёте. Они ехали, изредка прижимаясь к обочине, чтобы пропустить еще одну машину полную людей, как правило, это были автобусы с футбольными фанатами.
  -Сегодня игра полуфинала, и наша сборная в неё пропихнулась как-то. - Он заметил её недоумение по поводу встречных раскрашенных машин и криков им оттуда.
  -А... - Она была задумчива. Только сильнее надавила на газ.
  Остановила так же резко.
  -Выходи!
  -Уже приехали? - парень еще не отошел от тех, градусов, что в него влила Света.
  -Да.
  Она открыла дверцу машины, но выйти не успела. Вспышка светлее сотен солнц вдруг осветила все окрестности, как при вспышке молнии вдруг легли ровные тени, прямые и четкие. Она в этот момент повернулась, помогая ему открыть дверь с его стороны. Он был действительно пьян, крепко пьян, основательно...
  Она так и осталась сидеть, всей спиной поглощая этот жар. Парень закричал и, развернувшись, уткнулся лицом в сиденье.
  Он закрывал обеими руками свои глаза.
  Она молчала несколько секунд, потом произнесла шепотом:
  -Так...
  И достав из кармана очки надела их. Взрывы ей видеть приходилось не только в кино. Но это...
  Ей все еще не очень хотелось оборачиваться, спина ощутимо загорала, сквозь одежду. Но далекие раскаты грома и поднявшийся ветер предупреждали уже о другом.
  Она повернулась и смотрела на шар приобретающий форму гриба. "Что-то" неслабо рвануло над предпраздничной Москвой, на высоте полукилометра. И теперь Москва испарялась в буквальном смысле этого слова. Они были уже далеко от города и минута у них еще была. Или меньше...
  -Глупость... - Все, что она могла сказать об этом феномене. Ну, действительно - кто так убирает улики...
  Все вдруг стало таким пустым и ненужным.
  А на горизонте росла и расцветала всеми оттенками желто-красного глупость. Человеческая глупость.
  Парень со слезящимися глазами, наконец, прекратил тереть лицом спинку кресла. Он откуда-то тоже достал очки и с перекошенным лицом смотрел на эту хрень, что вдруг выросла на месте некогда такого великого города. С такой славной и теперь уже никому не нужной историей.
  -Черт, мы же могли выйти в финал... - А он оказывается был фанатом.
  -Закрой дверь! - Она кричала, давя на педаль газа.
  Машина рванула вперед, резко забрала влево и, перевалившись через край дороги резко набирая скорость, неслась уже с другой стороны холма, по которой эта дорога петляла. С другой стороны от приближающейся волны.
  Ветер уже нес не только пыль и мусор, это уже был настоящий шквал приближающейся бури. Света понимала - буря будет сильная, они на открытом месте не выживут. Но куда гнать. Её воображение заработало на полную. Впереди только несколько строений, она плохо видела сквозь мутные стекла, что они из себя представляют. Только тени. К этим теням она и направила свою старую БМВшку. Еще удивилась, что она на ходу. "Разве ЭМИ не должен был выжечь всю электронику в ней?" На долю секунды отвела взгляд от стремительно росшей черной громады впереди и посмотрела на приборы. Черт так они же все сдохли! Ей повезло, что она не глушила мотор - теперь вновь он не заведется, скорее всего, никогда...
  -Вот весело то... - пробормотала она сквозь зубы, спина горела.
  -Ага, ответил упершийся ногами видимо в ожидании столкновения и пристегивающийся теперь её пассажир, который уже по идее должен был быть мертв.
  Видимо он уже полностью протрезвел. Ну, это к лучшему.
  Туман ледяной мглы расступился внезапно, она чуть не влетела в какой-то сарай, снесла легкий забор, и резко разворачиваясь от корпуса завода (а это был именно он) неслась теперь вдоль рельсовой полосы. Взгляд влево - там уже все темнело. У неё максимум несколько секунд. Куда же свернуть то...
  Она уже выжала педаль газа на полную, но машина что-то все замедляла ход. Вот это действительно плохо, если она сейчас тут заглохнет. Они не добегут никуда...
  Впереди был туннель. Рельсы исчезали в нем. Фары погасли за секунду до того как они в него влетели. Она дала по тормозам, так что автомобиль едва не перевернулся, и веселым голосом скомандовала:
  -Лежать!
  Несмотря на ситуацию, настроение у неё было хорошее.
  
  Секунды три они еще лежали, сцепившись на полу автомобиля, потом был удар и дальше рев такой, что пришлось закрыть уши. А вот спасительной темноты все не было...
  Это у неё. Парень потерял сознание сразу. Вдали что-то взрывалось. Наверное, на заводе. Все гудело. И перед глазами плавали темные полосы.
  "Видимо контузило", решила она. Света подняла голову. Всюду темнота. Только воздух стал теплым, почти горячим. И это зимой...
  Фары не горели. Двигатель молчал. Все отъездилась она. Где же еще теперь ей искать, во-первых, свечи, во-вторых, там вся электроника сдохла. И что-то не так с аккумулятором. Может тут есть поблизости еще автомобили? Оставаться тут долго Света не собиралась. Все что она знала - нужно убираться от города, и как можно дальше, и как можно быстрее.
  Там, вдали от цивилизации выжить она сможет, в любом случает. Все чего она сейчас опасалась - это люди. И то, что они производили. И последствия производства и применения этого. Она надеялась, а спина горела, словно по ней прошлись раскаленным утюгом.
  
  
  
  Логи Игры.
  Они ехали на монорельсе над водами сиднейской гавани, отражение солнца в покрытой рябью воде было слишком ярким для непривычных к дневному свету серебряных глаз. Коснувшись дужки очков, Мари изменила коэффициент затемнения до максимума и сразу почти ослепла, зато так можно было хоть немного отдохнуть. Кабина, рассчитанная на полсотни человек, была почти пустой. Тем более странным было то, что произошло далее.
  На полной скорости монорельс пошел вверх, так и должно было быть. Затем последовал удар, от которого сработала подушка безопасности, а вот этого быть не должно было. Все дремавшие пассажиры естественно проснулись и осознали себя в остановившемся вагоне на высоте трехсот метров над гладью Тихого океана. Осознали и, посмотрев по сторонам, опять устроились поудобнее. Раньше бы такое поведение кому-то показалось странным, но теперь....
  И кто после этого скажет, что люди меняя мир, не меняются сами?
  "Человеческий Похуизм" в двадцать первом столетии от рождества новых заветов перешагнул все известные границы. Но это уже было после того как эти самые границы нет не исчезли, но превратились в условность, ограничивающую лишь ареалы обитания носителей разных языков и культур. Размышляя о чем-то приятном для себя и тихо зевая, Мари опять начала засыпать, как словно гигантский будильник, внутри которого устроилась эта соня, вагон монорельса опять рванул вперед с явно запрещенным ускорением, чтобы через несколько секунд так же резко затормозить системой экстренного торможения. "Которой физически нельзя пользоваться чаще раза в полчаса", мелькнула сонная мысль. На этот раз все было уже хуже, в вагоне остановилась вентиляция и система контроля микромира, но самое главное, что терпение пассажиров уже начинало лопаться. Уже никто не спал, кроме Мари. Опять толчок и ускорение, от которого всех вжало в уже сработавшие подушки, десять секунд набора скорости - опять экстренное...
  "Кто-то явно пытается нас сбросить, причем старательно и осознанно, или, просто хулиганит", думала она, не открывая глаз. Только вот взять под контроль системы общественного транспорта, подконтрольные сиднейскому Маги-3 - ИИ с тремя связанными личностями - еще никому не удавалось за последние годы. И странно, что он, этот предполагаемы злоумышленник, выберет для демонстрации своего могущества почти пустой вагон монорельса, причем там, где этого никто не увидит. А значит все это неспроста и пора получше приглядываться к тем с кем я еду", решила она и открыла наконец глаза. И тут же опять закрыла, ибо смотреть ни на кого не хотелось. Попытка оторвать вагон от несущего пути повторилась с тем же успехом. Только всем уже было совсем не смешно.
  -Так они нас и вправду угробят, - с какой-то грустью и одновременно злостью в голосе сказал сидевший слева через два ряда человек. Простой такой человек. Он словно укорял те службы общественного транспорта, по недосмотру которых его жизнь могла вот-вот досрочно прерваться. Видно было, что вернувшись из этой поездки над заливом, он устроит настоящую информационную войну этому ведомству, но толку от нее естественно будет ноль, он сам это понимал, и поэтому тщетно пытался расслабиться. Да и интересно, какую войну вообще можно устроить Искусственному Интеллекту?
  Вагон опять сорвался с места.
  Поворот приближался...
  Стоп!
  "Так все пора что-то делать!"
  Рванув на себя шнур и резко вскочив Мари, бросилась к терминалу вагона, он естественно тщетно пытался перезагрузиться и, обновив первичные дрова, обновлял тут же их по новой. Тупо посмотрев секунду на его потуги, она бросилась к окну, пока этот чертов катафалк с видом на океан не тронулся опять. Окно естественно было закрыто, естественно стандартные способы его открыть не помогли. Вагон экранирует, доложила она вроде всем очевидную истину и только после этого сидевшие за своими белыми подушками и с интересом наблюдавшие за ее действиями представители славных девяноста пяти процентов населения нашей планеты догадались ей помочь. Нет, люди все-таки еще не изменились. Видимо они еще не поняли, что их пытаются сбросить вниз, наивно полагали, что это обычные неполадки, скоро появится ремонтный бот и все исправит, а они его обматерят.
  Схватив статур с рекламным буклетом, обернутым вокруг него, Мари, завизжав, и с перекошенным лицом принялась стучать в окно. Пассажиры опешили, теперь до них доходила вся серьезность ситуации, чего Мари и добивалась своим поведением. Все, дружно закричав, кинулись на бедное окно, и то сдалось, вылетев вместе с пластиковым наполнителем.
  "Вы можете обеспечить будущее своим детям, если проголосуете в сети за наш законопроект - Каждому курильщику обязательная процедура прививки опыта смерти от рака легких, устраним курильщиков как класс, пусть уже вашим детям никогда не придется чувствовать запах дыма..."
  Произнесла треснувшая улыбающаяся рожица с дисплея буклета, и тут же полетела вводу. Летела секунд пятнадцать.
  Высоко.
  Теперь можно прыгать либо выбираться на крышу и бежать в город по направляющим, там даже поручни есть. Но лучше сначала позвонить. Мари высунулась насколько могла в окно и повела дужку очков в сторону, и засмотрелась на черную точку, бегущую по монорельсовой дороге. Прозвучал гудок. Все пассажиры обрадовались и закричали, Мари расстроилась и нахмурилась. Это рушило всю картину произошедшего в ее понимании. С чего это боту появляться именно сейчас с таким запозданием. Резко оттолкнувшись, она, сопровождаемая все еще полными счастья глазами пассажиров, прыгнула вниз. Ну, сгруппировалась. Ну, сломала - почти - ноги при контакте с водой. Захлебнулась, доплыла до поверхности, вынырнула, отдышалась и взглянула наверх...
  Для того чтобы увидеть как отрезанный ботом вагон монорельса летит ей на голову.
  Смешно.
  Она нырнула. Забыла про воздух. Испугалась. Пыталась уйти поглубже и вбок.
  Всем телом почувствовала удар. Вынырнула. Выжила. Вроде. Рядом водоворот тонущего вагона. И ее как-то так, медленно, туда потянуло. Намокшие, прилипшие к голове, очки вибрировали - звонили спасателям.
  Через пять часов в Сиднее, там, откуда она начала эту экскурсию для всех, но необходимую поездку для себя она уже записывала в блоге - "Экстрим на монорельсе" - и пыталась восстановить в памяти все события в строго хронологической последовательности. А ИИ-органайзер указывал ей на ее ошибки в поведении и одну за другой предлагал варианты причины случившегося, но она их не слушала, среди них были только стандартные, применимые к большинству случаев, неприменимые тут.
  Кстати органайзер отверг вариант отрезания вагона ремонтником, поведение бота дублируется трижды и подконтрольно МАГИ-3, а информации о взломе системы уровня МАГИ не было.
  ***
  Она делала это в который раз, но каждый раз было по-новому. Сейчас для нее это не имело значения, зато, во-первых - она имела вопросы, а во вторых имели ее саму.
  Сидя на нем, прижавшись всем телом к нему, она говорила, просто говорила. Пока еще не спрашивала, а он полностью отдавшись наслаждению, что-то невнятно отвечал. Психологгер не палился пока, и его совмещенное с ИИ сознание открывалось без проблем - создав временную уникальную авторизацию для себя, можно было использовать ее почти как сыворотку правды! Правда, только здесь и сейчас и только для него, уникальную. К тому же к ней быстро вырабатывался иммунитет.
  Выгнувшись вдоль его тела, она лизнула его нос, сделала это быстро и опять откинулась назад.
  Время уходило, с этим надо было что-то делать....
  ***
  У людей отчетливо был завышен болевой порог. И причина была в Игре, и все это было следствием той причины, что вполне могла стать ответом на вопрос, пока не заданный, но созревший в голове Марико.
  Как это ни странно люди сами шли на ставший популярным практически безопасный (а вот именно об этом в подробностях можно было потолковать с любым рекламным буклетом, интерактивным псевдо ИИ, разумеется!) опыт смерти. Мало того что острые ощущения этого процесса заменяли или дополняли стандартные методы естественных инъекций адреналина в кровь, будь то экстрим или что другое. Так еще люди прошедшие через это, а зачастую и неоднократно, становились практически имунны к страху смерти, по крайней мере, болевой составляющей, даже страх потери личности становился не таким влияющим фактором на поведение человеческой особи. Это было многим на руку, не только самим конечным особям, но и повышал качество работы людей в экстремальных условиях, от военщины до спасателей. Да-да, несмотря на явный человеческий фактор, именно эти специальности в реальном мире становились все более престижными, но даже там робототехника работала в паре с человеком. А несколько лет назад вообще были курьез и умора! Умору породили остатки правительств стран, у которых-то и осталось власти в области национального наследия, культуры и образования. Да и то сфера образования постепенно переходила в корпоративный сектор. Сектор, куда во избежание тысяч мелких и не очень конфликтов на нашей планете уже перешли и армия, и полиция и все остальное вплоть до вопросов распределения ресурсов, с которых все начиналось, но за эту сферу дрались особенно долго. В тот миг Корпорации проявили свою добрую волю и прекратили использовать армию как рычаг в политике. Вообще прекратили - использовали ее теперь для своих нужд лишь в самых крайних случаях, о чем опять же можно было узнать на каждом углу! Так вот эти самые правительства стран, сами или это на них просто сложили сию задачу корпорациям. Но все-таки предложили и естественно почти единогласно поддержали включение системы симуляции смерти в Унитерру, как с недавних пор окрестили эту игровую мегавселенную. Голосовало полпланеты, но как всегда победило самое тупое и дебильное и забирающее всякую искру таинственности название. Ввели как стандарт, несмотря на все споры и критику и ограничили возраст - от шестнадцати - ограничение, которое спокойно обходилось при желании. Если что-то происходит, значит это кому-то выгодно, ведь так? Любая причина переходит в следствие только тогда, когда за этим процессом наблюдает субъект и политика в мире игр не исключение...
  Кстати прирост числа фрагов в статистиках игроков после этого упал сразу на несколько порядков. Те, кто возвел пьедестал своей маньячности до этого решения, теперь были в глазах всего мира просто недосягаемыми монстрами.
  Рекламные интерфейсы двухлетней давности еще напоминали о времени, когда это был эксклюзив, и очень доставляли:
   "Мы предлагаем вам уникальный шанс СОВЕРШЕННО БЕЗОПАСНО пережить всю совокупность ощущения смерти, когда угодно и где угодно! И новое предложение: смерть во время секса от рук партнера! Вы такого скорее всего никогда не испытаете в жизни, а даже если и испытаете насладиться переживаниями уже не сможете, наши психологи гарантируют, что пережив все это вы больше никогда не будете бояться смерти вашего физического тела и ваша дальнейшая жизнь будет сплошным праздником..."
  Бла бла бла...
  ***
  Эта мегавселенная теперь включала в себя все протоколы передачи данных между серверами былых дней и все сервисы интернета, работавшие на них, информация, вся накопленная за это время была доступна, но обновлялась уже на новых системах, в первую очередь создание высокоскоростных каналов связи. Как физических, так и нет, между серверами позволило вместе с созданием децентрализованной операционной сверхсистемы, способной выдержать падения систем на физических серверах, без перебоя в работе виртуального сверхсервера. Ведь как твердили многие пугалы-ученые, при падении всего такого вирсервера с сознаниями доброй половины человечества, миллиард другой людей стали бы пациентами психушек, и хоть их оппоненты указывали на ИИ как надежную прослойку и защиту от любой информации из сети, споры реально были жаркими и бессмысленными.
  Как и любые споры в ХХI веке.
  Человек в игре мог заниматься чем угодно, искать любое занятие и действо под себя или соглашаться с отыгрышем других игроков. Мог и дурью маяться, тратя свои ресурсы, а мог зарабатывать их, занимаясь нужными человечеству, какой либо корпорации, стране, группе людей или конкретному человеку вещами. Он мог изучать поведение давно вымерших животных, моделируемое с псевдоэмуляцией их инстинктов, сделанной ИИ, изучать с человеческой точки зрения, чего не мог пока сам ИИ, тратя на это свое время, либо решать структуры белков. Занятие, превращенное в сложную логическую головоломку, применяемую при крафте магических вещей в одной из версий фэнтезийной вселенной из пяти солнц с девятнадцатью планетами вокруг них. В общем-то, этим решением мог заняться и Искусственный Интеллект, задача вполне ему по зубам. Но тут одним выстрелом убивали двух, нет даже трех зайцев: и структура находилась, и дети развивали свое мышление и собственно ИИ был при деле. Он изучал само развитие логического движка у юных человеческих особей, и пытался выявить закономерности в скорости прохождения головоломки и девиацией в развитие этих детей. Были, конечно, и шпионаж всех типов и сбор данных о конкурентах, и управление всевозможными системами, на производстве, в транспорте и много где еще. Управление, производимое изнутри игры, с уникальным шифрованным интерфейсом и дублированное тем же самым искусственным интеллектом, на низком уровне собирающем информацию из реального мира и, обработав, передающем его в игру.
  Работа, да практически любая деятельность и игра все больше сливались. Можно было, оставаясь онлайн, заниматься любой деятельностью, работать с любыми документами, воссоздавать любые миры по своему желанию, делится ими с друзьями и оградиться сплошным экраном личного игнора от всех кто тебе неприятен, да хоть от всего остального мира, из обставленного по вашему вкусу виртуального офиса спокойно можно было наблюдать в окно за средневековой баталией, в которой участвует ваш сын.
  ИИ работал на подхвате. Он эмулировал личность, получая всю биографию геймера по доступу с аккаунт-карты, которая всем уже давно заменила паспорт. Так же он получал сразу доступ к логам игрока, все они хранились не только для статистики, но и для воссоздания сознания игрока при обработке входящей и выходящей информации из игры. "Подушкой" способной на все это и являлся ИИ, а точнее псевдоуникальное сознание, выделенное каждому подключенному игроку, только так можно было обеспечить реалистичную обработку информации считывающейся с человеческого мозга.
  Вся это универсальная ММОРПГ сначала влилась в интернет как таковой, слилась с ним, с теми новыми протоколами, позволявшими при помощи систем распознавания образов ИИ искать не только текстовую, но и мультимедиа информацию, эта же информация стала доступна при создании доменных имен. Это было сначала, сейчас же, как и в случае с эволюцией видов на нашей планете уже непонятно, что из чего растет, интернет был поглощен этой универсальной постоянно развивающейся стандартизированной и связанной с реальной мировой экономикой игровой реальностью.
  Несколько лет назад, наконец, окончательно связали регистрацию аккаунтов с биометрикой и регистрацией как физического лица, унифицировав все это. В результате игрок получал возможность не только вводить, но и выводить ресурсы из игр. К этому времени все игровые вселенные были объединены в единую, ставшую домом для миллиарда с лишним игроков по всему миру, в скором времени, наверно, введут универсальную регистрацию аккаунта при рождении человека, и запретят смену его вообще. По мере появления новых миров, планет, вселенных, и даже принципов их построения они добавлялись на галактическую карту, которая заселялась таким образом в намного большем числе измерений чем четыре. Перед ней возникла карта млечного пути. Задержавшись на секунду на приглашающим варианте с предложением уникальных услуг, она начала искать Землю. Нашла секунды за три, выбрала из всех вариантов нашу базовую реальность, и задвигала спираль времени, выбирая время и вариацию. На участке между минус пятьюдесятью и минус семьюдесятью миллиардами лет сейчас находилось двадцать три игрока.
  Найдя знакомый акк, и окончательно простившись с размышлениями о той такой знакомой системе, в которой прошла половина ее недолгой жизни (а вторую половину она просто проспала), Мари врубила автопилот, активировала ускорение времени наблюдателя и через секунду вышла к странному строению...
  Вот представьте куст, вывернутый наизнанку, вот это было оно самое! Солнце скрывалось за горизонтом, вокруг жил мир непривычных звуков, со стороны этого глюка на яву, а не дома, вился слабый дымок, присмотревшись можно было заметить и огонек. Нет, это был не костер. Это последние в мире курильщики уходили все глубже в подполье. Ибо никто не хотел узнавать, что такое смерть от рака легких. Даже в безопасном варианте. Даже бесплатно. Даже с шансом выиграть модель древнего зомбоящика в натуральную величину. Даже если после этого они по заверениям психологов бросят навсегда с вероятностью восемьдесят восемь и девять десятых процента!
  Послышался звук взводимых курков, и пришлось поднять руки вверх, даже будучи наблюдателем можно было сразу выбыть от шальной и не очень пули, этот ранг только давал возможность избежать при смерти мучений. Выбыть, чтоб через три минуты вновь быть здесь, но портить свою статистику ведь не хотелось никому в любую эпоху.
  -Стой, кто идет?! - Голосом одного известного персонажа совковых мультиков прохрипел огонек. И она начала на пальцах, мимикой, и всеми движениями тела объяснять кто она и зачем здесь, и что сделает, если ее не пустят. Ее поняли. Марико пригласили зайти в зеленый глюк.
  ***
  -Ты мне только логи дай, и все, все остальное я сама сделаю. - Марико говорила это и вчера, и сегодня и уверена была, что скажет на следующее утро...
  -А зачем тебе они? Они так бесполезны...
  -Ну, польза информации не в ней, а том кто ее имеет.
  -В тебе нет пользы для этой информации. - Был ей ответ. Она уже давно поняла, что задавать этот вопрос бессмысленно, что лучше уже не задавать его вообще, но все-таки...
  -Логи пишет не модуль системы, а ИИ, который заточен под это?
  Курильщик снова хотел курить. Он не стесняясь кары админской, курил при ней.
  -Как записывается лог сознания?
  Колечко было похоже на ноль, который жаждал, чтобы на него делилось все живое, причем - именно сейчас.
  -Мари, блин не, ну нахуй... Мне потом из-за тебя таких наваляют!!
  Она не стала задавать тут никаких вопросов.
  ***
  Cambodia - Kim Wilde! Была ночь, в Сиднее. И она была, в Сиднее. Опять. Опять при входе ее биологические двенадцать распознались как шестнадцать. Опять искала в онлайн интим-зоне человека работавшего с первой МАГИ, и опять нашла.
  На вид той было лет семнадцать, но при взгляде на метапривязку становилось видно, что она пустая, значит, используется симулятор и внешность в данном случае обманчива.
  Полная грудь третьего размера. Или нет? Она не разбиралась так уж хорошо в этом.
  -Целуй!
  Она целовала, ободок радужной оболочки глаза Мари резко менял цвета от красного к фиолетовому и обратно. Можно было подумать, что это морзянка. Но это означало - используется низкоуровневый доступ к проводнику-ИИ, вручную задаются образы, это тестовый режим обычно не обращают внимания, иногда это провоцируется самим ИИ и приходится обращаться в техподдержку.
  И вот уже ее целуют, а она заканчивает создание одноразовой авторизации.
  И целует в ответ - не обращая внимания куда - партнер это замечает и смотрит в удивлении.
  -О чем задумалась, сестренка, устала после школы?
  -Угу... - Задумчиво и отрешенно шепчут губы Марико.
  -А что проходили?
  -Правила эвакуации из бешеного монорельса...
  Все готово, можно начинать и она начинает, ей нужно довести ту, что перед, а точнее - на ней - до кондиции, а потом задавать вопросы, а потом убегать, и быстрее ведь у нее чужая авторизация.
  И она начинает самым, казалось бы, простым способом: скользнув вниз и схватив объект взлома, что дрожит от предвкушения перед ней за ягодицы, прижимается ртом к вагине, ставит ей ацкий засос, и воспроизводит весь свой опыт. От чего у той, что сверху, уже составившей свое мнение о Мари и настроившейся на петтинг с невинностью, сначала слегка перехватывает дыхание, а потом так же слегка начинает сводить ноги от удовольствия.
  Язык все быстрее двигается, он воплощение понятия математического хаоса. Та, что сверху всю эту спешку, скорость принимает за страсть и просто тащится, пытаясь отложить в памяти желание и главное не забыть добавить Мари в друзья потом.
  Она начинает помогать себе руками, носом, начинает уже кусать ее, ведь время уходит.
  Но та видимо съела не только собаку на технике продленного оргазма.
  Она категорически не хочет быстро кончать.
  Время уходит, а с ним и терпение Мари. Пробормотав захлебывающееся ругательство, она со всей силы впивается моментально выросшими клыками в промежность не ожидавшей такого исхода той, что сверху.
  А та вместо того чтобы правоверно кончить наконец, понимает всю суть этой бешеной девчонки Мари. Ну, или думает что поняла. И недолго думая переходит к активным действиям. То есть тут на Мари захлопываются наручники...
  Мари не телепат. То есть она тогда была взволнована, почти на пределе и сразу не поняла что происходит. И дернулась, ну и начала сопротивляться. Глаз опять заработал, красно-фиолетовые переливы по краю радужки слились в одно кольцо неопределенного цвета. Наручники не то исчезли, не то взорвались. Та, что сверху, стала той, что снизу и выгнулась дугой, когда ей в грудь вошла рука Мари, с металлическими теперь уже пальцами, и, разорвав сердце, распорола до живота. Забрызганная кровью и потерявшая еще одну возможность она сидела на теле. Пока явно очумевшая от такого ее партнерша не вышла в офф, она явно еще неслабо подумает, прежде чем станет делать это опять с подростками, даже если они такие милые спокойные и даже слегка закомплексованные вначале на вид. Марико получила свой фраг, но никакого удовольствия.
  ***
  
  Шатл тонул в солнце неона, из которого периодически поднимались протуберанцы реклам и, взорвавшись ослепительным букетом сверхвысокодетализированного голографического салюта падали вниз.
  -Информационное поле вокруг города перегружено, поберегите глаза парни!
  Но его никто не слушал.
  -Черт, это, это здорово, просто нет слов, я никогда такого не видел!!
  -Ну, еще бы... поэтому еще не посадил свои глаза и не сделал себе искусственные...
  Иррациональность и обратная сторона... она была, тонула в океане жизни, её увидеть было сложно, но объяснить или даже просто показать кому-то - невозможно...
  Тут был кремний. "Силиконовые твари" по старой ошибке прошлых лет именуемые так, они тут были повсюду!
  Именно тут стайка молодых людей и познакомилась с ней.
  В той комнате. Сперва она отшатнулась. Пошла эмуляция кожного покрова.
  Вот этого он точно не ожидал увидеть, снизу вверх её тело с невероятной скоростью превращалось в тело обычной девушки. Почти обычной, возможно той, которой и должна быть.
  Какие соски, треугольные - хочешь? Она подстраивалась под его желания, просто сканируя его эмоции.
  Красиво шла, как не одна модель не сможет, и не было никакого напряжения в этой походке - только грация. Быстрая, замедляющая себя так сильно оставляя вмятины на пластике углеродного покрытия улицы вечных розовых огней.
  Они грациозны словно смерть, идущая по дорожке жизни.
  А как она ела эту ягоду, эту зимнюю вишню. От правильности и одновременно изощренной хаотичности движения комок удовольствия вставал в горле, который не проглотить.
  -Черт, эти движения, я не могу....
  -Человек так двигаться не может. У него всегда напряжение и дрожание мускулов видно, даже в фигуристах в гимнастах в моделях на подиуме - всегда во всех и везде.
  Вот вы представили себе все варианты как человек, девушка кокетливая ли или нет все равно, как она может сделать эту серию простых движений? Вот она все делала не так и в то же время так, похоже, и так легко. Ты никогда, раз увидев, не забудешь это! Оно словно будит в тебе что-то древнее, какой-то позабытый танец не то любви, не то превосходства вожака стаи. Ты хочешь встать на колени и умереть и забыть все. Ты можешь достигнуть оргазма, просто даже не увидев это - вспомнив опять.
  -Как удав кролика, вот черт...
  Никого и никогда еще так красиво не насиловали. Она словно танцевала над ними! Ей не составляло никакого труда с ними справиться - она была настолько сильнее и быстрее их. Это было искусство. Какое-то новое и чуждое людям искусство. Грация красота неправильности и боль. Она рвала и калечила, такая красивая и делала это...
  С харизмой твари что ли...
  Не было суеты, и того что обычно этому сопутствует. Все словно по расписанию - их крики и агония её красота и грация.
  -Этого не должны были видеть мои глаза, держите меня парни. Мой мозг он...
  -Взорвется? Да?
  -Нет, он просто кончает от удовольствия, тут точно что-то не так, НЛП может, я не знаю, ой... - Она даже не села, а упала на пол, схватившись руками за промежность, и застонала.
  Углероду не угнаться за кремниевой жизнью. Жизнь. Жизнь? Странное слово, простые движения - и говорят о тебе, что ты жизнь. Снаружи непонятно, что в тебе есть, а чего быть не должно. Ведь того что не должно - в тебе нет? Или еще осталось? Если так - ты нелегал. Пора на свалку приятель!
  Только Макс с его актерским талантом смотрелся еще на их фоне, мы же с сестрой были просто жалкими увальнями.
  
  
  
  
  Ночные чайки в моей машине...
  Мы едем-едем, уже не знаю, сколько времени, а этого гребаного поворота все нет!
  Именно так можно выразить мои чувства. Я поворачиваюсь и смотрю на её волосы. Это успокаивает, но ненадолго.
  -Вот, ты слышала?
  -Этот звук?
  Она, молча, смотрит на дорогу и рулит. На самом деле она просто пытается не уснуть и не выехать на встречную - я-то знаю!
  Так блаженно улыбаться можно только во сне или под мухой.
  -Я рулю! - Она знает, о чем я думаю.
  -Рули прямо. - И вновь. - Ты слышала?
  -Птицы.
  -Какие к черту птицы?
  -Они...
  -Летают.
  Она бросает руль и начинает размахивать руками, показывая мне, как летают эти гребаные птицы.
  -Машут. Они машут!!!
  Я вырываю у неё руль - машина виляет. Она хватается и не отдает - мы обе смеемся. Мимо нас что-то проносится, освещая нас фарами - долгий пронзительный гудок замирает вдали.
  "Забыла дописать - еще и истошный!"
  Вот они всегда так: "Истошно!" Словно мы виноваты, что машина такая.
  -Нет, ты слышала?
  Она пытается прикурить - у неё это получается - я хватаю прямо изо рта сигарету и, затянувшись сама, выкидываю его в ночь.
  И долго кашляю.
  -Ты - она повернулась, она опять не смотрит на дорогу. А я схватилась за живот, мне смешно до смерти. Я пытаюсь что-то сказать и не могу, о боже мне так смешно.
  -Да, да и еще раз да - она тычет в меня своим пальцем - я знаю, что ты мне хочешь сказать.
  И я говорю - говорю это с любовью:
  -Мы сейчас разобьемся дура.
  Она опять пытается прикурить.
  -Она сладкая, эта вторая третья - у тебя обычные есть?
  -Нет, не водятся.
  -А что у тебя водится?
  Я не могу совладать с собой и лезу её под майку. Начинается такая милая возня визги смех всхлипы на грани оргазма. Это привело бы в ужас инспектора, тормозни он нас.
  Но ночное шоссе девственно, как шестилетняя лоли.
  -Она девственница эта ночь и мы у неё первые! - Кричит Саша.
  Я сомневаюсь, что мы такие первые но, молча, пытаюсь найти у неё эту пачку и отправить следом за сигаретой.
  Я и забыла про звук - но он не забыл о нас - потерянных во времени. Да это не шутка - когда ты выкидываешь последние часы это уже не смешно. Я знаю - в каждом мобильном они есть - я знаю - в каждом процессоре должен быть таймер, а значит где камень - даже маленький - камешек - даже малю-юсенький - там будут часы...
  Машина подпрыгивает - я бьюсь о приборную доску (или как там эта хрень называется с приборчиками разными, на которые никто никогда не смотрит - там самый полезный это GPS навигатор и все).
  Я бьюсь...
  В истерике счастья...
  -Горки! Это горки!
  Машина прыгает опять - там камни, что ли на дороге?!
  Поворачиваю голову и с удивлением смотрю на вдруг такую серьезную подругу.
  Она всматривается в ночь, а потом начинает крутить баранку.
  Её губы кривятся - меня бьет об дверцу.
  Машина начинает прыгать по рытвинам степи. Мы несемся куда-то в ночь - теперь уже точно подальше от любого напоминания о времени.
  Потом финальный толчок-удар и мы две дуры в салоне посреди степи.
  -Как я люблю эти звуки! - Я раскрываю объятья миру и смеюсь. Звуки ночной степи наполняю воздух вокруг нас.
  Меня и...
  -Ты чего?
  Она вся молчаливая и собранная, будто собирается с мыслями.
  И опять повторяется этот звук.
  Он доносится из... багажника?
  -А кто у нас в багажнике? - глупее вопроса не могла задать...
  Я все еще веселая такая...
  Да и еще пока не забыла - мы ехали без музыки, нам еще её не хватало - мы бы тогда обязательно во что-нибудь врезались.
  Это правило у нас такое в классе - если ты под "этим" - не врубай музыку - если врубаешь - будь вменяема.
  Иначе кердык.
  -Кердык - я свожу руки и делаю страшную гримасу - смотрю в темноту.
  Она дышит, я отчетливо это слышу.
  Тут так тихо - только звуки ночной степи.
  Я уже говорила, как я их люблю?
  Да и еще - чтобы гонять по степи права не нужны, то есть они конечно нужны - но тут некому их проверять. Нет, есть, конечно, тут блокпосты - Чечня рядом, но они все известны и их можно объехать по грунту за три километра.
  Такие дела.
  Я на тракторе отцовском гоняла.
  -На тракторе - я поворачиваюсь к ней и смеюсь - а чего она молчит?
  -А вот теперь объясни мне при чем тут кердык и трактор...
  О, она разговаривает!
  -Ты жива, жива-а! - я смеюсь и бьюсь в счастливой истерике.
  Она что-то шепчет себе под нос.
  -Лена... - Саша усиленно трет переносицу
  Я открываю дверцу и потягиваюсь... сладко так.
  -Сладко мне! Хочешь скорпиона? Щас принесу.
  -Лена сядь - не нужен мне скорпион.
  Опять мы как две дуры сидим в машине, припаркованной посреди степи, и смотрим прямо перед собой.
  Скрибется что-то.
  -Саша, а что у нас в багажнике? - Как можно милее сморщив носик, спрашиваю я?
  -Ты отошла?
  -Куда?
  Опять сидим и смотрим в ночь и дышим ровно...
  -Там у меня пё-сик, А-аа!.. - Она плачет, и я её успокаиваю.
  -Мне его не разрешают дома держать! Изверги они. И...
  -Я его нашла! И что мне теперь делать а? Как, куда - они подумали. Ну и что - у матери аллергия? Во двор его съест Шериф!!!
  -Уааа-а! - Она не плачет - она ревет и бьется в истерике, а я её успокаиваю, как могу.
  Глажу по голове и что-то теплое смешанное с нежностью, но что-то еще такое... "курносое" ... эм... "мальчишеское" поднимается во мне. Это как жар на щеках и сосание внизу живота. Я глажу её плачущую на руле все медленнее и ласковее и все смелее одновременно. Провожу руками по животу и по груди - она молчит. Я смелая - я так хочу...
  Она вдруг поворачивается и начинает трясти меня.
  -Ты чего? - я так удивлена
  -Лена не дрыхни сейчас! Лена!!
  Я отрываюсь от тяжелого сна и тупо смотрю в пустоту ночи. Опять эти приятные и ласковые звуки.
  -Ты как? - она проводит перед глазами рукой.
  -Все, отошла уже?
  -Я выйду
  Я только начала открывать дверцу как она почти резко:
  -Сиди!
  Она большими глотками пьет воду. Потом открывает дверцу и выходи, разворачивается и, наклонившись, так что я вижу её влажные губы - говорит:
  -Си-ди!
  И через секунду:
  -Забудь про багажник.
  И еще через секунду, словно с усилием:
  -Не отрывай его...
  Я сладко потягиваюсь и шепчу, почти мурлычу:
  -Не открывать - так не открывать - но что, же там такое интересное, если мне нельзя его открыть...
  Удар сотрясает машину. Я вскакиваю резко проснувшись.
  Верчу головой, я такая маленькая и не люблю так вот одна ночью сидеть...
  Да я говорила вам - я самая маленькая в классе!
  Что-то - такое знакомое мне чувство - будто я это уже видела, дремлющее оно проснулось вдруг во мне.
  Послабее удар - машина тронулась вперед и тут же остановилась.
  Я так - медленно как могла - постепенно уходя в спинку кресла от страха, граничащего с ужасом, поворачиваюсь и смотрю назад.
  Там фары!
  Я пригнулась резко.
  -Меня не видят, меня не видят, я не вижу, и меня не видят я не-за-мет-ная...
  -Мама, какая интересная выдалась ночка...
  -Мамочка, я не хочу больше сюрпризов!..
  -Ма-ма?
  -Ты тут?
  Далекий гудок и звуки разговора.
  И все опять пропало.
  Я в вакууме тишины, во мне бабахают звезды Лукаса. Или Лукашенко. Забыла. Чувствую себя сферической идиоткой в вакууме. Наверное - просто блондинкой...
  Лежа я искала свой любимый мобильник, а нашла перочинный ножик - мобильник вывалился следом. Я как взглянула - так и не смогла до него дотронуться. Вот вам знакомо это ощущение - когда ты смотришь на него и понимаешь - сейчас лучше не звонить. Не раскрывая ножа, открыла дверь, уже почти совсем "отошедшая" от сигарет Саши...
  Я и не курила, один раз в шутку затянулась. Я всегда курю пассивно. Я ведь маленькая - мне хватает.
  -Я маленькая, я-то тут причем, - бормотала я, пытаясь открыть дверь, пока не сообразила в чем дело и, щелкнув так громко, не распахнула её.
  Вывалилась в ночь и на корточках пошла кругом машины.
  И тут я вижу их. Они стоят полукругом и в центре Саша.
  -Серьезные ребята. Вот чем там Саша с ними занимается...
  -Ах ты!
  Она достает пачку и при всех щелкает зажигалкой, подносит лицо и сладко - это даже отсюда видно - затягивается.
  -Ах, ты-ы!
  -Я же отсюда чую этот сладкий запах!!
  -А кто говорил что бросила?
  Я просыпаюсь от невыносимого сладкого запаха. Вскакиваю и начинаю отряхиваться. Саша курит. Нет, она - Курит!
  Чтоб так курить!
  -Саша прекрати!
  -Ага, Кха! - Она поворачивается и, наполненным любовью взглядом смотри на меня. Голосом, переполненным запредельной похоти говорит одно единственное слово:
  -Бхакти! - с ударением на последний слог.
  И наклоняет голову, слегка смотря мне прямо дерзко в мои сонные глаза...
  -Вау... - я аж села. Протерла окно и опять:
  -Вау-у!
  Открыла дверцу и вышла в туман. Да-да там туман над степью ночью при луне ползет туман.
  -Саш... ну ты накурила...
  Туман сладкий...
  -Так...
  Я встаю в позу как моя мама и кричу в туман:
  -Это дым или туман!!?
  Туман утробно чавкает, приглушая каждый звук, он словно ест их...
  Опять испуганная я бегу обратно в машину.
  Нет, я, опять стою и жду. Я отрицаю и топаю ногой! Дверца машины, что открыта осталась от моего предыдущего рывка к ней, жалобно-обиженно-невысказанно-запретительно хлопает обратно.
  Машина раскачивается и урчит - я стараюсь не смотреть в ту сторону - я жду ответ.
  -Ответ! - обиженно кричу я в туман.
  -Туман-чик?
  -Ты ведь не дымок?
  -Да туман я, туман - отвечает голос за плечом и, обернувшись, вижу комнату - здесь тоже накурено...
  Миша смотрит в экран - там зеленые создания обрастают корой сразу как входят в серую массу тумана.
  -Дайс д6 и паралич на три раунда, это серьезно, - он уверенно стучит по клавишам и опять хватается за мышь.
  -Классный закл, мило они его тут профиксили! Друидский, антитроль, у них спасы ни к черту, в ПвП не рулит, а так... вау.
  -Вау, - повторяю я машинально за ним.
  -У троллей нету шансов, так их тут фарми-им. Старый добрый кач на троллях. Ты стой в инве подружка! И хавай опыт. Не выходи из инвы - это главное и еще одно. Ты... - тут он поворачивает ко мне свое милое пьяное и похотливое лицо...
  -Ты главное не ходи в туман девочка моя, он и тебя за-сус-пен-дит! - последнее словно произносит по слогам и заливается хохотом.
  Я повторяю свою глупость - испуганная бегу к машине - она приветливо открывает передо мной дверцу.
  Наверное, тогда при слове "туман" мелькнуло "это" в первый раз... наверное, скорее "да", чем "нет"
  И визжу от ужаса в машине, увидев, что стало с Сашей.
  И отбиваюсь от этого, а оно ползет-течет и прямо на меня и прямо сквозь одежду внутрь...
  Мы в машине мы опять одни. Саша сидит и дышит, опять как, сколько там времени назад.
  Я задаю тот же тупой вопрос, так и не успев подумать - а зачем мне это надо?
  И она в этот раз явно мне ответит.
  Она смотрит на меня и просто так почти без интонации произносит:
  -Там чужой.
  Словно наслаждается фактом и хочет посмотреть на мою реакцию.
  -Чу-жой... - я опять чувствую себя дурой, на этот раз себя одну.
  -А-га-а ...
  То-то мне так страшно было!
  -Ну, теперь все понятно - с интонациями Мистера Фримена отвечаю я и развожу руками. Ладошки вверх - ладошки вниз.
  -Ага, ксеноморф. - говорит Саша меланхолично-критично-бывало.
  -Контрабанда, - милым голоском добавляет лениво она и опять тянется за сигаретой и щелкает с умным видом зажигалкой.
  Я не успеваю среагировать на её затяжку, и тут начинается.
  Салон рвется почти пополам. Метал-л ск-рипит - все машина вместе с нами ходит ходуном. То, что сзади в багажнике очень хочет оттуда выбраться.
  -Мама я не хочу умирать!
  Вот зачем я задавала глупые вопросы?!
  И с последней мыслью о том, что не надо задавать глупые вопросы про содержимое багажника я... просыпаюсь.
  Я очнулась - вот это уже конкретно де-жа-вю.
  -По-французски и никак иначе.
  Что-то кольнуло меня, но я это пропустила.
  Смотрю на право (или налево я не помню) и вижу подругу, она спит так сладко на руле.
  А машина несется с включенными фарами. Наверное, целую минуту я пыталась осознать весь идиотизм и всю опасную комичность этой ситуации.
  Опять мимо нас проносится что-то тяжелое, обдавая нас светом множества фар и тяжелым ревом и... дребезжанием?
  Я, наверное, должна её разбудить - но боюсь, она вильнет и мы того. Каким-то чудом руль так прямо зажат в её руках, словно она притворяется, что спит - просто положила лицо на руль.
  Свет фар второй дальнобойной фуры просто ослепляет меня - она несется что-то как-то не так, наверно это мы слегка совсем выехали прямо на центр дороги, эх... Саша...
  Когда кроме лучей уже невидно ничего я сладко зеваю и трясу ресницами. Пылинки летают в утренних лучах. Они садятся на страницы книги и пригорают. Сгорают. Угорают.
  Я, открываю двери и выхожу на лужайку - вокруг все залито светом - вот это точно сон, почему-то я уверена, что такого солнечного утра быть не может. И не могут быть мои родители настолько приветливы и так улыбаться. Словно фальшиво слегка, словно они слега так переигрывают.
  Я так хочу умыться - у нас полив включен - я бегу и хватаю шланг, мне кричат, зовут к завтраку. Я смотрю на текущую жидкость и пытаюсь что-то сообразить.
  У нас на лужайке совершает посадку НЛО, я уже все поняла, я лениво и совершенно без удивления смотрю на инопланетную суету как на аналог суеты земной.
  Знакомой мне. Все так знакомо - О господи! - и вот он первый контакт.
  Снуют серые фигурки они что-то очень быстро строят - мне это не интересно, я поняла, я что-то поняла еще помимо того что по-прежнему сплю. Они так мило суетятся, снуют, не обращая на меня внимания, я же критично на все это поглядываю, пытаясь думать, размышлять, а не смотреть на этот детский бред - они не больше кролика и перемещаются как Вини Пух из мультика. Я кричу что-то матом родителям в ответ на вежливое замечание поторопиться - и в моем сне, о да, они на самом деле затыкаются в прямом смысле этого слова и не мешают мне, наконец, думать.
  Что произошло. Что-то, нечто явно случилось, но вот сообразить, что я пока не успеваю - опять расползаюсь.
  Думать во сне так тяжело, словно тонешь в глицерине.
  Через нашу лужайку опасливо оглянувшись, бежит многоножка, длинная такая, приглядевшись, я узнаю в ней сбежавший тогда из машины свой Старый Мобильник.
  В моей голове возникают слова далекого разговора, в них слышится оттенок тёмных галстуков и черных очков:
  "Церберированная плата пробудилась, перекрывайте периметр, мы вылетаем!"
  Все кажется мне смешным. Ведь это просто плата от мобильника! От моего старого мобильника, сколько раз я спала, кладя его под голову, подушку и сколько раз я его теряла и вновь находила!
  Я смеюсь, смотря на возню моих родителей и прибывших пришельцев - идеальная американская семья да?
  Ну да, конечно - из-за левого крыла моего дома виднеется Белый Дом, он слегка скукожился но все же это он, узнаваем, однако.
  Но не это сейчас занимает мои липкие глицериновые мысли. Я пытаюсь собраться вся тут на этой полянке, чтобы не расползтись еще куда - затихает говор вдали, морозятся суетливые подергивания "планетян".
  Что-то знакомое.
  Опять что-то промелькнуло, но на этот раз я ухватила это за хвост.
  Я что-то умею ведь так?
  А, да, я ведь это делаю автоматически, значит, что-то похожее уже было, значит, я умею собираться во сне, не давая сну увлечь меня.
  Я не хочу утечь отсюда и снова потерять себя в своем же мире что я создала.
  Теперь я помню, это хорошо, я это делала не раз, но в этот раз - что, же тута произошло?
  То чувство, когда будила Сашу - я вспомнила опять. Тогда я чувствовала это. Уже виденное, повторные ощущения.
  Нет, не то - там было что-то о французском.
  И тут чувствую, как вновь теку куда-то не туда. Я в комнате читаю книгу, и комната та не моя и я - не я.
  Но книга - та!
  Это позывной, ведь так, кодовое слово на выход, да?
  И я очнулась в ванной полной ледяной воды. Вся голая дрожащая и слабая.
  Они склонились и молча, улыбались - ухмылялись - если не сказать больше.
  -Она могла уже видеть и вспоминать одни сны внутри другого - все, что сказали они тогда.
  Глухой гипноз и десять минут в ледяной воде...
  Запертая без ключа, я не могла...
  А если б не смогла?
  -Вот зачем же так, люди!?
  -А...
  Амэ приподняла рукой тяжелую тёмную челку и закрыла в улыбке глаза. А потом открыла - но только один и... высунула язык.
  
  
  И необычное случается!
  Они подъезжали к селу, когда это показалось в первый раз.
  Как... блик?
  Над гладью пруда. Справа от машины. Оно сверкнуло и исчезло.
  Ну, бликов то он видел навалом в своей жизни. Но этот. Что-то в нем было странное.
  Знаете, человеческое зрение устроено таким образом, что мы все видим и воспринимаем по аналогии. У нас есть, как бы БД стандартов и мы ими оперируем. БД пополам сознательная и нет. И почти полностью сознательная СУБД.
  Если мы увидим что-то из ряда вон выходящее... мы не поймем сразу, с чем столкнулись. Мы либо профукаем этот момент "необычного" либо почувствуем затылком легкую тревогу. Наше подсознание даст сигнал опасности - ты улавливаешь информацию, с которой я незнакомо, ни тебе, ни твоим предкам не приходилось сталкиваться с чем-то подобным...
  Этому...
  Он смотрел еще секунду на пруд, а потом надавил сильнее на педаль газа. До села, они с Юлей домчались за три минуты. Он выдавил всю скорость из трясущейся на ухабах Нивы.
  Нива стояла. Такая обычная. Он стоял и, дыша, смотрел на все вокруг. Юля смотрела на него не понимая что с ним, но молчала... Может она думала что он перегрелся. Другая бы на её месте побеспокоилась вслух. Другой на его месте ощутил бы укол ... ревности что ли, от того что родная сестра видя что с братом что-то не так продолжает молчать и заниматься своими делами.
  Но они всегда были странной парой.
  Она продолжала выгружать сумки. А Олег опирался на деревянную столешницу в саду и молча, смотрел в открытые ворота на припаркованный автомобиль. По стеклу шли разводы. По лицу у него текли капли пота. Холодного пота.
  Он не был испуган. Он сам не понимал до конца, что с ним.
  Все вокруг было таким привычным. И тем более странными выступали воспоминания о прошедшем. Что-то не так. Он и понятия не имел, но чувствовал. Все вокруг слишком естественно, он только сейчас настолько остро это чувствовал. Он недавно был свидетелем чего-то очень неестественного. О чем молчала и его память и ворочающаяся в подсознании гидра из кусочков памяти всех его предков...
  Он почти отдышался. Его сердце билось как у пилота боевого истребителя при совсем не учебных маневрах в воздухе. Но он был абсолютно спокоен. И это тоже было странное. В тот момент глаз воспринял какую-то информацию, которую MLP не смогло идентифицировать.... И было что-то еще, о чем он пока еще не понимал.
  Что-то на грани понимания, как вещь, которую ищешь, смотришь на неё в упор, но не видишь.
  Сестра сейчас спокойно могла сделать все сама, поэтому он, оставив и машину и её около неё, вышел в ворота и, подумав минуту, пошел по направлению к самой высокой точке рядом с поселком.
  Больше он сестру не видел.
  Он шел минут пять. Взобрался на холм рядом с селом, что возвышался метров на тридцать над ним.
  Он искал глазами то озеро или пруд и не находил. Он помнил, как они ехали. Помнил дорогу, они с сестрой уже привозили сюда заказанные запчасти для лодочных двигателей. Он помнил ту сеть водоемов, что окружает поселок. Даже без карты его коммуникатора он знал, куда должен смотреть.
  Но там ничего не было.
  Он повернулся вокруг своей оси, думая, что от разыгравшихся нервов опять затупил.
  Там по-прежнему ничего не было. Того пруда мимо которого они проезжали больше не было.
  Может, его вообще не было. И он был частью того глюка, галлюцинации или миража что все никак не давал ему покоя.
  Олег попытался вспомнить, как они подъезжали к селу в тот, прошлый раз, полгода назад.
  Вроде тогда было. Но он не уверен.
  Постояв еще минут пять, он развернулся и твердо решив забыть весь этот бред пошел назад. Но пока шел, что-то опять лезло изнутри к нему в мысли. Он никак не мог просто так это оставить. На его коммуникаторе была трехмегапиксельная камера. Которой он практически никогда и не пользовался, ведь всегда брал с собой полупрофессиональный фотоаппарат с 15 кратным оптическим зумом. Но в этот раз почему-то решил не брать, ведь они быстро, да и на проселочной дороге тряска, да и нечего там снимать, зачем. Ему самому кадры эти задаром не нужны, а ни в какую газету он пока ничего писать про те озера и быков не собирался.
  Вот всегда все самое интересное происходит при самых неудобных обстоятельствах. Он был готов поклясться - возьми камеру - ничего бы не увидел.
  Может просто, как сестра отвернулся бы или смотрел на дорогу...
  Сестра...
  Сестра!
  Она ведь смотрела тогда не на дорогу. Она тоже повернулась посмотреть, куда он уставился... но никак не прореагировала.
  Значит, это точно была галлюцинация. И ему пора лечиться, впрочем, он ведь все равно будет проходить медосмотр. Вот и загрузит доктора по полной программе.
  ...
  Так, думая о разном, он и возвращался в деревню.
  Там не было никого.
  Но он не сразу это понял.
  ...
  Во дворе никого. Может она ушла вместе с остальными к соседям?
  В доме тихо и пусто. Что-то звенело на кухне. Кто-то у плиты?
  Он вошел. Глаза не сразу привыкли к полутемноте. Медленно шел из комнаты в комнату. Чужой дом. Там всегда в полутемноте ходишь медленно. Чужой ты в этом доме. Кажется - даже порог против тебя...
  В кухне лежал палец. На полу.
  Он сразу на него наткнулся.
  Просто пальцев не должно лежать на полу. Тем более в кухне. Тем более человеческих.
  Он нагнулся и, не дотрагиваясь, рассмотрел его. Свет он включать почему-то не захотел, и дышать стал еще тише. Вообще постарался производить меньше шума. Это что инстинкты?
  Палец был определенно женский.
  "Надеюсь не моей сестры"
  Она была странная и у них были странные отношения. Но терять её ему совсем не хотелось. Он слишком привык к этому человеку за те 22 года, что они прожили вместе.
  Звон прекратился. Это звенел телефон в соседней с кухней комнате.
  Он только сейчас это понял. Странный звонок у телефона.
  Палец он все же трогать не стал, но захватил в кухне самый большой тесак и пошел искать сестру.
  Ему хватит странностей на сегодня, он как можно быстрее найдет ее, и они тихо отсюда уедут.
  А потом он все это обдумает и возможно сюда вернется, не один, а может просто напишет об это в блоге. Все может быть.
  Мысли у него почему-то тоже стали осторожными. А так бывает? Осторожные мысли.
  Словно он боялся ими увлечься и не заметить чего-то вокруг себя.
  Если бы он побывал в армии, он бы понял что означают - осторожные мысли. Но в армию он не хотел и не ходил, ибо не видел смысла тратить год на не пойми что. Он был твердо уверен - армия это последнее место, где ты можешь послужить своей стране. Особенно в мирное время...
  У него были странные взаимоотношения с сестрой. Он её не любил. Ведь не любишь же ты какую-то часть своего тела. Вообще. Просто она эта часть тебе нужна для чего-то и все. И ты не хочешь её потерять. Вот и все. Не испытываешь же ты любви например к своей руке. А сестра была для него не рукой, он напрочь сросся с ней за те годы, что они провели вместе, а это вся его жизнь. Он просто когда-то в какой-то момент жизни вдруг понял - умрет она, умрет и он.
  Ему просто не хотелось дальше жить после этого. Обычно каждый человек в определенный момент жизни понимает, что он точно когда-нибудь умрет. У всех это протекает по-разному. У него это было так... Можно сказать - через мысли о сестре...
  Просто к нему его собственные мысли о смерти впервые пришли в виде тяжелой и скользкой как... вазелин мысли - когда-нибудь я могу остаться один.
  И все. Он не хотел этого. Может, боялся, может...
  Но он точно её не любил в известном всем значении этого слова.
  Просто потеря эта для него была как... раны не совместимые с жизнью.
  ...
  А она. Она о нем совершенно не беспокоилась. Вообще никогда. Но где-то в глубине. Наверное, любила.
  Ему было двенадцать, ей шестнадцать, когда это произошло впервые. Он тогда гостил у своей бабушки в другом городе. В тот раз они поехали вдвоем с уже "почти взрослой" как тогда сказала мать сестрой.
  Она и не знала, насколько сестра была "взрослой". Он тогда много узнал про неё. Оказалось до этого Олег и не знал свою сестру вовсе. И после этого случая у него слово "взрослый" напрочь ассоциировалось со словом "одинокий".
  Каким он сейчас себя и чувствовал. Может быть, правильным было кинуться бегом к машине, вскочить туда и уехать от всего этого. Вернуться потом с другими людьми. Но он ведь понимал, что без неё отсюда никуда не поедет. Это как отрезать себе пол тела, зажатые в громадный капкан и уползать, оставляя на траве вываливающиеся органы.
  С каждой секундой, как он шел по улице между домов, спокойно, ближе к одному краю и почти не поворачивая головы, смотрел по сторонам, с каждым этим проклятым шагом ему становилось все хуже и хуже.
  И теперь он постепенно начинал понимать... Что-то внутри ему говорило - если ты не попытаешься сейчас - не сможешь попытаться после.
  Но он уже принял решение и шел.
  По улице, где столько пыли. Он сейчас только заметил как тут грязно, и что они с сестрой забыли в этой деревне.
  Он всей кожей ощущал, что за спиной кто-то есть. Ничего не слышал и не видел, но чувствовал - за ним следят...
  И чувствовал что-то необычное в этой слежке. Словно с ним играли, словно повторяли каждый его шаг, практически каждую мысль. Словно за спиной был дублер, которому велено было его....
  Продублировать?
  Он сглотнул и шел вперед.
  Пока улица не закончилась.
  Мягко, без рывков, но быстро развернулся.
  Никого.
  ...
  Он обошел всю деревню, дом за домом. И теперь сидел на капоте своей машины, разглядывая тот палец. Он подобрал его, ему все больше казалось, что это её...
  Внутри росла пустота и что-то еще. Ощущение что за ним кто-то следит из-за плеча, стало практически невыносимым.
  Он посмотрел вперед на низкие грозовые облака, медленно ползущие к нему со стороны горизонта. Кончил подбрасывать тесак. Подбросив в последний раз, поймал его клинком вниз.
  Он сидел и слушал, как стучит сердце. Та тварь, что он знал - все это время была за его спиной и двигалась в такт с ним. Как мим пересмешник. Она сейчас в машине? Или за ней. Он улыбнулся. И почти не напрягаясь внешне и смотря на облака, приготовился как можно резче обернуться.
  ...
  
  
  Под крышей.
  Дом у Ани был двухэтажный, когда я впервые увидела его - пожалела, что случилось это уже в поздних средних классах, во время столь "важных" и не нужных перемен.
  Её родители были подобающим дополнением к странному интерьеру, утонувшему в первой половине прошлого века. Вся семья, а собственно её отец, мать, и кот утром вставали в одно время, завтракали, весело общаясь, через час уже разбегались кто куда, чтобы к вечеру собраться вновь и снова говорить не о чем, и лечь спать одновременно с прогулявшим весь этот день по кварталу котом. Было что-то запредельное в этой слаженности, которая ни к чему не обязывала. Я даже слегка испугалась, мелькнула мысль - всем в доме заправляет кот. От него зависит влажность воздуха и погода, как по ту сторону этих окон, так и по эту. Кот был большой, если не сказать огромный. И любимое его место было в зале рядом с камином. Если смотреть с двери, открывавшейся в кухню, были видны отблески огня, плясавшие в зеленых мерцающих зрачках. Обычно у котов иногда они становятся зелеными - когда свет бьет прямо, так у этого все не так. Котяра всегда открывал глаза, как на него смотрели. К нему невозможно было подойти неслышимо. Может он и не спал вовсе в те дни, как я гостила у Ани. Может он вообще никогда в своей жизни не спал. А спят ли вообще коты?
  Комната на втором этаже оказалась у нас с ней одна на двоих. Две кровати были раздвинуты и между ними шкаф полный одежда. За вереницей платьев скрывалась тайна. Про которую я и узнала в первый же вечер, наверняка она нарочно была подсунута мне. Или я одна такая догадливая.
  В этом доме не было тайн, лишь ложная приманка для меня. Как будто Аня извинялась за свою жизнь. Мол, "прости, но тут все так, как мне удобно". Единственной тайной был сам дом и его обитатели.
  -Хорошо ты их натренировала. - Бросила я в шутку.
  -А ты знаешь, как это делается, да? - Она приблизила свое лицо к моему и заглянула в глаза. Я слегка опешила. Честно признаваться, что "нет" сразу расхотелось. А она довольная моим не прозвучавшим ответом ушла к себе наверх. Оставались два дня, и с каждым часом мне казалось все в её доме не естественнее, чем было до этого.
  Даже пыль казалось, обходила стороной этот дом. В общем, я уже знала, как и какие вещи собирают её, но где я ни искала, в какие только места ни залазила - не находила ничего.
  Дверь, ведущая на чердак, была закрыта. Я так и эдак пребывала, но все двери в этом доме были идеально посажены, никаких щелей, как они не задевали пол только.
  Мы играли, смотрели мультики, прыгали на кровати, дрались подушками, грабили их никому очевидно кроме Ани не нужный холодильник полный всякой вкуснятины, и много еще чем занимались в эти дни. Но как только Аня засыпала, я соскальзывала в тапки с постели и кралась мимо неё исследовать этот не дававший мне покоя дом.
  И однажды в цветочном горшке я нашла длинный медный ключ, похожий на те, которыми запирались замки, наверное, лет сто назад. Я сыскала, как открыть вход под крышу!
  
  Там было огромное пятно плесени, под самым потолком оно начиналось, стелилось по стене и уходило в странную мышиную нору без опилок. Знаете - если есть у мышки норка - поблизости будет то, что она оттуда достала. А тут - ничего. Везде лежал толстенный слой пыли. Словно вся многолетняя неубранная пыль их дома собралась под его крышей. Передо мной возник чертеж дома-пылесоса, у которого чердак работает как пылесборник. Было немного жутко, но любопытство пересиливало природный страх. Иначе я, наверное, сразу бы убежала.
  Шаги словно по убранной кровати - каждый шаг отдается мягкостью в ноге, и поднимаются маленькие фонтанчики пыли, но стоит ей пролететь сантиметров десять, как она сразу исчезает. Как будто кто-то невидимый её всасывает. "Эта плесень какая-то совсем уж жуткая, чем она тут питается?", мелькнуло в голове. Из всего, что я знала про эту форму жизни, я помнила лишь одно - нужна вода, она чертовски любит влажность. Воздух был абсолютно сухой, ну еще бы!
  Я слегка была разочарована, если честно. Я думала все это время, что что-то иное, а не плесень царит в этом доме под чердаком. И хотя это порождало еще целый ворох тайн, но все они мне казались мелкими что ли, и не достойными времени, как и та плесень.
  Я знала, что наверх ходит тайком Аня, но не понимала - зачем? Может там, в той щелке у неё живет питомец? И почему она прячет его? Не от родителей же? Может от меня?
  Я была во дворе одна, когда каким-то чутьем поняла, что именно сейчас Аня пойдет кормить свое странного и таинственного питомца. Мне стало до жути любопытно и, прокравшись мимо как всегда тупо сидевших на кухне её предков, я по пятам поднялась наверх и тихо приоткрыла дверь.
  В комнате стояла Аня и смотрела на это пятно. "Ждет, когда он вылезет из норы наверняка", подумалось мне. Но случилось иное.
  Она подошла к стене и сбросила одежду. Её платье разлетелось на лоскутки, стоило ей просто этого захотеть. Сделала еще один шаг и прикоснулась рукой к черному пятну. Пальцы издали скользкий звук, от которого я вздрогнула, как от мокрицы под одеждой. Рука девочки постепенно погружалась вглубь пятна. Мне даже показалось, что оно слегка увеличилось при этом в размере.
  До локтя, потом до плеча. То, что она сделала дальше, заставило меня зажать рот, чтобы не вскрикнуть. Она перенесла вес с одной ноги на другую и поцеловала это пятно. Черная масса слегка вздулась и начала поглощать её тело. Все что я теперь видела - только часть Аниной спины, ягодицы и бедра, обе ступни уже были там. Длинные волосы липли к плесени, срастаясь с ней, а та постепенно "усыхала" снова, словно впитав всю жидкость из тела девочки, передавала её куда-то.
  Я сидела и быстро-быстро дышала, пытаясь изо всех сил успокоиться, а еще лучше - проснуться. Была обычная пыльная комната и на стене обычное черное пятно плесени. И не было Ани. Я представила, что произошло бы со мной, дотронься я тогда при своем первом исследовании этой комнаты до него и, не удержав визга, кинулась к двери, по лестнице вниз, мимо ужинавших в одиночестве её родителей, еще по одной лестнице на улицу и по ней к себе домой. В кровать, с головой под одеяло, и обнаружив там Миллу, едва не грохнулась в обморок от страха и неожиданности. Хотя неожиданностью то собственно это не было, Милла - моя кошка и часто спит со мной в постели. Она посмотрела в полусумраке на меня своими блестящими глазами и сказала:
  -Ня-а.
  
  На следующий день по дороге в школу, я наткнулась на Аню при переходе через улицу.
  Аня смотрела на меня просто и легко, она дышала полной грудью, и легкий румянец на её щеках говорил мне, что моя подруга полностью здорова и наслаждается жизнью. Но я-то знала - это не она, другая Аня, ту сожрало темное пятно у меня на глазах. Она протянула руку и хотела взять мою, слегка улыбнувшись при этом. Я, не подумав, отдернула руку. Аня смотрела на меня. Спокойно и непринужденно. Но я читала вопрос в её глазах. Потом она сделала то, что я не ожидала. Быстрых два шага ко мне и схватив в охапку, прижала к себе. Поцеловала. Я почти не дышала, передо мной маячило огромное черное пятно, слегка шевелясь на самом краю зрения, как полоски на экране телевизора, которые есть, но мы их не видим, лишь ощущаем "как-то" их бег.
  Я оттолкнула её, как только смогла. Но убегать не стала, наверное, просто страшно было спиной поворачиваться, а может, знала, что она будет двигаться быстрее меня. А может - просто не хотела. Аня положила мне руку на голову и произнесла:
  -Ты все видела.
  Это был не вопрос, наверное, как и тогда, в то утро, она прочитала мои мысли при этом поцелуе. Я мотнула головой и встала к ней боком. Как меня учил отец при драках. Чтобы не ударили так просто в живот.
  Аня сказала, - пошли, - и повела меня как привязанную за собой к одиноко стоявшему дому. Его одиночество теперь так сильно бросалось в глаза, остальные строения словно сторонились чужака, если не могли разбежаться, так хоть углом стояли.
  Аня сказала родителям, - привет, я ненадолго, ешьте, - и повела меня за собой на второй этаж. Родители продолжали меланхолично жевать, смотря в пустоту, а я семенила ногами как заключенный, идущий на дыбу. Второй этаж открыл, слегка скрипнув дверью, свой рот и зевнул улыбающимся зеленоглазым котом. Та, что заняла место моей подруги, тащила меня наверх, я попыталась сопротивляться, но было уже, наверное, поздно. "Впрочем", решила я тогда, "если она это со мной сделает, я нападу на ней и посмотрю, что получится". Правда раньше я ни с кем не дралась и не очень верила в победу над довольно сильной псевдо подругой.
  Аня открыла дверь на чердак другим ключом, достав его из-под отогнувшегося линолеума. Втолкнула меня и, забежав сама, захлопнула сразу дверь. Кот остался в одиночестве. Я поднялась с колен, отряхнула пыль с одежды и посмотрела на неё.
  -Не нужно сюда пускать животных, - сказала Аня. Потом пнула стену и она, сдвинувшись вниз, обнажила скамейку. Аня поставила на неё ногу и, скрипнув, скамейка сделала оборот вокруг своей оси. Там, под ней, был люк, который девочка и подняла за ржавый крючок. Села и свесила ноги, поманила меня следовать за ней и спрыгнула вниз. Я смотрела на пятно на стене, а оно, наверное, наблюдало за мной. Глубоко вздохнув, и успокоившись слегка, тоже села на край и свесив ноги в пустоту, попыталась вспомнить слова молитвы, которую учила давным-давно с мамой. Ничего не припомнила, и просто понадеявшись, что когда упаду ничего себе не сломаю, и под ногами не будет плотоядной черной плесени, повисла на руках над тоннелем вниз. Еще раз вздохнув, отпустила их.
  Я упала на что-то мягкое и закашляла от пыли. Когда-то где-то читала, что люди, вдыхавшие слишком много пыльного воздуха, болеют до конца своих жизней, это не придало мне сил, но слегка разозлило. Я сделала два неуверенных шага вперед и снова наткнулась на стену. Вокруг была только темнота и пыль, мне не оставалось ничего другого как звать Аню. Та схватила меня за руку и потащила за собой в темноту.
  Эта часть дома была нежилой очень давно, а строилась еще до революции, объяснила мне она тихим шепотом. Мы сидели в комнате три на два метра, все стены которого были уставлены книжными шкафами. Вот только замес-то книг на них лежали свитки бумаг. Я дотронулась до одного и снова закашляла, потом чихнула. Тут тоже была пыль, но и она еще более едкой оказалась. Как Аня все это переносит? Я вспомнила, что она больше не человек и вздохнула.
  -Что это, - спросила я, надеясь, что она, наконец, объяснится. Что это за бумаги мне было не интересно, если честно. Она посмотрела в мои глаза, так же молча и внимательно, как и обычно.
  -Ты, наверное, уже догадалась, что мои мама и папа не настоящие?
  Я кивнула. И спросила:
  -Это ты их такими сделала?
  -Нет, их делала не я, просто они - не люди.
  -Как и ты? - Спросила я.
  -Я - человек.
  -Но я же видела и ты сама сказала.
  -Это не пятно плесени. - Она замолчала. - Понимаешь, это колония организмов, схожих с плесенью на этой планете, но созданная для совершенно других целей. То, что ты видела... если тебя это напугало, то это хорошо. Не пробуй повторить это. Не подходи и не прикасайся к ней.
  -А что это? - Совсем тихо спросила я. Пугать Аня умела, уже одной интонации достаточно, чтобы по телу пошли неприятные волны.
  -Они съедят тебя! - Сказала Аня. Я вздрогнула.
  -Как и тебя?
  -Да.
  -Но ты же здесь, со мной. Они тебя отрыгнули? - попыталась пошутить и улыбнуться я.
  -Да, можно сказать и так, вопрос только... ладно... ты же любопытная да? Знаешь, когда это случается, они просто тебя растворяют, твое тело, - Аня оглядела меня плотоядно с головы до ног, мне захотелось убежать и спрятаться, но вокруг была темнота и только слабая лампочка под потолком этой коморки разгоняла пыльную мглу. - Ты перестаешь существовать, здесь, но много еще где есть такие же пятна "плесени", которые насытившись водой, могут воссоздать твое тело. Передается только информация о тебе, вся. Они все взаимосвязаны между собой. На самом деле это один единый организм, только он очень большой, ты не представляешь его пространственные размеры.
  -Больше нашей планеты? - Спросила я. Аня рассмеялась, тихим и колючим как пылинки, но в то же время сладким голосом.
  -Мои мама и папа заканчивают трапезу, - сказала торжественно она. Потом взяла с полки свиток желтоватой бумаги и, развернув его, достала ежика. Я открыла, было, рот, чтобы сказать, какой он милый, как ежик меня опередил. Он тоже открыл рот и вцепился мне в руку. Я закричала. Аня вытерла губы рукой, и достала из кармана длинную иглу. Воткнула её в ежика и поцеловала другой конец. Потом вынула и, отодрав от моей несчастной ручки больного ежа, сунула его обратно на полку, обмотав старой бумагой с мазутными пятнами.
  -Вот, теперь ты имунна к этой пыли.
  -А что, я и вправду как читала, долго-долго болела бы под старость?
  -Нет, ты скоро умерла бы. И причем в страшных мучениях. - Ответила, слегка улыбнувшись уголками рта Аня. Я и не знала, верить ей или нет.
  
  Я пошла в школу через неделю, но Ани не видно было. Иногда ходила её навестить, но каждый раз ноги как влитые останавливались у ворот её большого, но очень одинокого дома. Что-то меня не пускало. Может быть, все эти страхи и ужасы, а может она сама так хотела. Укус ежа на руке чесался и не хотел заживать, но он был маленький, и я скоро привыкла к моей "постоянной" ранке. Она не гноилась, как обычно в таких случаях бывает, просто следы зубов на руке и все.
  Аня пришла на контрольную, написала её, поговорила о чем-то наедине с учительницей, и снова исчезла на неделю. Я успела только обмолвиться с ней парой слов и все. А потом вообще пришли её родители и сказали, что забирают свое чадо, так как у них появилась важная и интересная работа за рубежом. Говорили размеренно и не спеша, очень учтиво и даже слегка поклонились в конце. Причем оба сразу, как заведенные. Но директор ничего не заметил. Я наблюдала всю эту сцену в коридоре, когда оставалась убираться после занятий. Они взялись за руки и прошли мимо меня, даже не посмотрев на ту, которая единственная кроме их дочери бывала у них дома.
  В школе Аня больше не появлялась. Я постепенно привыкала к этому и все слегка как бы сглаживалось. Потом, наконец, зажила ранка на руке. Опять наступили летние каникулы, и я уехала на море. Ныряла и поднимала со дна ракушки. Грелась на песке и смотрела на пролетавшие за облаками самолеты. Училась дышать в акваланге, жать на клапаны и следить за счетчиками. Пока - с инструктором. Ходила в поход к извилистой пещере, где видела рыб, живущих только в темноте. Собирала грибы в горном лесу.
  Потом настала пора учебной лихорадки. Мама хотела меня отдавать тоже за рубеж, я сопротивлялась и бастовала против таких нагрузок. Правда может быть там я встречу снова Аню? Мне однажды вечером пришла внезапно эта мысль в голову. Сначала я подумала - "вот я дура, а!" И правда - заграница ведь это такой огромный мир, а я даже не узнала, куда они уехали. Потом поняла.
  Все это сон. Когда-то мне это приснилось, и я как обычно между фантазиями из очередных книжек все приняла за реальность. Или она и в самом деле была, но все остальное - мои фантазии. А может - её. Может она играла там со мной, водя по пыльным чердакам. Прошли полтора года, я стала почти взрослой девочкой. Еще пару лет - и можно думать о том, куда поступать.
  Я в этот вечер не стала заниматься, а пошла гулять по улицам. Все пыталась что-то понять, то, что маячило на самом краю моего странного "понимания", но видимо упустила.
  На следующий день, увернувшись от "объясниловок" с матерью убежала как можно раньше из дома, схватив со стола, что можно было перекусить. Погода была пасмурная, накрапывал осенний дождик. Луж не было, но от этой несообразности становилось еще серее. Пришли в голову мысли - такой климат только плесени понравится.
  Через пять минут я стояла у их дома. Он остался одиночкой, мало того - окончательно выселил половину соседей, их снесли. Может и его снесут когда-то, но уж наверняка - в самую последнюю очередь!
  Я постучала. Потом вспомнила где ключ и, наклонившись к клумбе, достала его из земли. Открыла и вошла. Все было запущено - и садик, и дом снаружи.
  "Его не продали? Странно... Впрочем, это не мое дело..."
  Ключ от дома был там же, где его оставляла Аня, убегая со мной на уроки. Я открыла дверь и ступила на территорию коротких, но уже тускнеющих воспоминаний. Прошло немного времени, но толи запустение сказалось, то ли я уже подросла - на все смотрелось уже другими глазами.
  Кота не было. Я все же ожидала его увидеть. Он был слишком важной частью этого дома, без которой что-то непостижимое человеческому рассудку терялось, и цельность распадалась на вихрь обломков. Просто стены, просто обои и простая кухня. Я открыла дверь и поднялась на второй этаж, ступая тихо ногами по маленьким деревянным винтовым ступенькам.
  Пыль.
  Её по-прежнему нигде не было. Дыхание слегка сбилось. Уже то, что дом существовал, означало, что тут жила Аня, да и я тут провела несколько дней. Спала в одной из этих пустых теперь комнат.
  Я нашла тот ключ и ту дверь, прислушалась, но ничего из-за неё не услышала, уняла дрожь в руках и открыла. Ключ был холодный, словно из морозилки, ручка двери шершавая на ощупь и не намного теплее, скрип тонкий и писклявый, прервавшийся на самой фальшивой ноте.
  Пыль была на месте и от пятна меня проняла дрожь. Я не могла оторваться от этой черноты в полусумраке комнаты несколько минут. Хотела убежать, но вошла. Зажгла дисплей сотового и стала искать ход вниз. Я не помнила, куда она ударила тогда ногой, а сама бить побоялась - сколько тут еще сюрпризов могло меня поджидать? Да и зачем мне сдались эти обернутые бумагой ежи в пыльной комнате.
  Я не поворачивалась спиной к пятну. Оно жило. Теперь я это знала.
  Вот только - не глюки ли это мои тогдашние. Плесень живая и страшная, это да, но было ли что-то еще в ней. Я подошла и понюхала её. Пахла черная плесень отвратительно, но мне было не до позывов моего желудка. Я взяла сотовый и дотронулась им до неё. Она слегка поддалась - на миллиметр вроде - и я уперлась в стенку за ней. Вздохнула.
  Это был сон. Просто кусочек больной детской фантазии не самого высшего качества. Все было настоящее, все случилось со мной, иначе меня стоило положить на обследование в псих диспансер на недельку. Но остальное - фантазия. Вроде прошло всего ничего, а то ли я изменилась, то ли тогда была слегка не в себе. Все отчетливо казалось сном.
  Я устала жать на сотовый, чтобы использовать постоянно гаснущую подсветку. В уме послала куда подальше тех, кто писал программы для него. Не могли добавить опцию - "постоянный свет"?
  Стало легче. Уходить не хотелось, но и оставаться в одной комнате со слоем пыли толщиной в томик книги и парой килограммов плесени по стенам тоже.
  Уже в дверях остановилась. Подумала, "если все это было не по настоящему, что мне стоит до неё дотронуться, мерзость конечно, но ведь тогда спокойно смогу отмахнуться от прошлого и сосредоточиться на настоящем или решать что делать с моим будущим..."
  Как всегда, и тогда раньше, в критический момент стало быстрее биться сердце и в голове слегка посветлело, даже темнота перестала быть полной уж тьмой. Я отсюда различала рисунок обоев в коридоре, ведущем из этой комнаты. А может просто, мои глаза привыкли к темноте?
  Наглотавшись воздуха с пылью как перед погружением на глубину, я быстро едва ли не пробежала по батутному полу к пятну и дотронулась до него пальцем. Ничего не произошло.
  Пятно было просто плесенью и очень мерзким на ощупь, но я погладила его ладонью, сколько хватило терпения, а потом вытерла руку об джинсы.
  Я слегка выругалась даже. Так не хотелось теперь идти домой после всего этого и объяснять матери, почему не сделала все еще вчера. А вместо этого пошла в нежилой домик гладить плесень.
  Я еще раз выругалась и, чувствуя себя опустошенной, побрела обратно к выходу из дома. Ни на что тут смотреть мне больше не хотелась. Аня гнала. Я фантазировала. Надо было тогда еще все проверить. Надо было не быть трусихой и играть в детские игры до конца. Какой смысл, если за ними придут игры взрослые? Проверь я все тогда, может быть и не рассталась бы с Аней.
  Дома мамы не было, она оставила записку, что ушла по гостям. Я не стала ничего готовить и ушла с головой в сортировку недавно принесенного от подруги. В том числе её терабайтной коллекции аниме.
  Мы снова сидели с Аней в комнате, и она втыкала в ежа иголку, потом дотрагивалась до неё губами и шептала мне что-то. Я переспрашивала:
  -Что?
  Она улыбалась, отдирала ежа от моей руки и почти с любовью шептала мне что-то:
  -Что ты говоришь?
  Я очнулась лежа лицом на клавиатуре, которая отпечаталась на моей щеке. Ломая ноги, бежала вниз по лестнице, в спину что-то кричала мать, но я ничего не разбирала. Босиком неслась по улице в дом, который улыбнулся мне беззубо черными провалами окон ночных, словно ждал что вернусь. Я не помню, как пронеслась наверх, только с последней дверью подралась немного. Наверное, в прошлый раз, я с горя забыла закрыть все замки кроме последнего. Я бегала по комнате, натыкаясь иногда на плесень, и пинала одну за другой стены, пока одна не сдвинулась с места. Я скакала на скамейке, пока она не перевернулась и отодрала этот люк, ломая ногти. Упала вниз, и чуть ли не крича на ощупь, брела куда-то. Долго искала в потемках забыв впопыхах про сотовый эту комнату. Но все же нашла. Там лежали свертки, я пыталась вспомнить - какой из них. И о чудо из чудес - вспомнила. Развернула аккуратно ежа. Он был живой, теплый и с мягкими иголками, но я не удивилась. Просто сказала что-то матов про себя и, сжав его изо всех сил, прижала к руке. Он укусил. И сплюнув, пропищал что-то. Я бросила его на полку, не заворачивая.
  И опять брела в темноте и лезла по короткой лестнице наверх. Сквозь единственное крохотное окошко падал лунный свет, мне было этого достаточно, чтобы рассмотреть стену и пятно на ней.
  Я подошла и, дрожа, дотронулась. Господи такой боли я никогда еще не испытывала. Она правду сказала, что это не вынесет моя нервная система. Я поняла, что совершила самую большую ошибку в своей жизни. Наверное, это чувствует человек, когда его раздирают дикие звери, плюс прибавьте туда их кислотную слюню и способность кусать быстро-быстро. Очень быстро, слишком быстро. Я пыталась вырваться, уже не понимая где я, и что я, просто дергалась, визжа, наверное, всем телом, пока не перестала мыслить окончательно.
  В голове гудело море, оно разбивалось об глаза и отступало прочь. Каждый раз заставляя сжать их от приступа сильной боли, вот только как может быть боль, если ты не чувствуешь тела?
  
  В луже слизи лежала девочка. У неё дергалось все тело, словно при родовых схватках, когда все "пошло не так", но пациент еще дышит. Постепенно сведенные пальцы распрямились, и она сама начала выпрямляться из позы зародыша. Глаза быстро-быстро моргали, привыкая к свету.
  Когда она открыла глаза, вокруг шумел океан. Огромный, безбрежный, покуда хватало глаз текли странные изогнутые волны. Стоило посмотреть вверх, и можно было сквозь дымку облаков увидеть что-то невероятно огромное в небе, похожее не то на шар, не то на воронку. Водная гладь сходилась к горизонту, образуя как бы гребень кратера, внутри в самом центре, которого был островок, на нем и очнулась это существо.
  Волны сталкиваясь, уходили по гребню вод вверх, это была, наверное, иллюзия, возможно из-за атмосферного давления, а может причина была в ином. И тоннель в небе мог быть луной, по той же причине. Если так - то давление воздуха тут было сравнимо с давлением воды на земле. Впрочем, девочку все это не волновало. Первые часы она бродила вдоль линии прибоя по островку и звала какую-то Аню. Пока не захотела есть. У меня была еда, и я с радостью бы с ней поделился, только решил еще немного понаблюдать. Не больна ли она? Черный Курильщик, начертанный давным-давно в центре острова уже не раз выплевывал разных существ вроде меня, но каждый раз, снова и снова не получалось с ними найти общего языка.
  И приходилось убивать, пополняя запас пищи.
  
  
  
  Дома с улицы моих воспоминаний. Каждый мир - лишь остановка в пути...
  Город из песка...
  Дома шли ровной грядой, песок скрипел на зубах у девочки очень похожей в своем поношенном костюме на мальчика, идущей в обнимку со странным предметом на двух спицованных колесах, которого в этом городе никогда не видели. Овальные окошки открывались ровно на несколько мгновений и тут же захлопывались снова.
  Это было почти смешно, но жители этого города действительно напоминали мышей живущих в своих норках и пугливых и любопытных одновременно.
  -А там была гроза - донесся приглушенный и с помехами голос из странного агрегата. Девочка (или это был мальчик?) посмотрела на секунду на него и опять отвернулась.
  -Я же говорил - не нужно разгоняться на ночном шоссе возле большого города - попадаешь в не самые лучшие места!
  -А чем тебе не нравится это место?
  -Там я ржавел, а тут песок и чем мне оба эти места должны нравиться?
  Девочка вела свой механизм по пустынной улице молча, но странный голос из него явно скучал без общения.
  -Помню, капитан мне говорил - не нужно нам было входить в гипер рядом со звездой такой массы, и где мы сейчас, по-твоему?
  -Капитан?
  -Да, я раньше "служил" на корабле.
  -Корабль? Служил?
  -Да, да славные были деньки...
  -А что такое "гипер"?
  -Да проехали...
  -Мимо чего? - девочка оглянулась назад, ища потерянную веху.
  -Знаешь, я никогда не понимаю - действительно ты всего этого не знаешь и не понимаешь или просто издеваешься.
  -Наверное, тебе просто нравится спрашивать...
  -Я был их навигатором, мог сравнить две точки, разнесенные в пространстве и времени и сказать - как они соотносятся.
  -Это было давно...
  Девочка, наверное, это все же была девочка, а не мальчик, не слушала этот голос уже, она искала глазами вывеску, хотя бы одну. Но все дома были похожи друг на друга как две чайки над заливом.
  Голос словно угадал её мысли.
  -Наверное, они не метят так мастерские. Может, и метят - но мы тот тут чужие, и не увидим этих отметок.
  -И что мне делать?
  -Стучи и спрашивай. У меня рук нет. И... и они меня не услышат, в общем.
  -Я не хочу, они странные тут, словно напуганные чем-то. Поехали дальше.
  -Если я посреди пустыни заглохну, ты что будешь делать?
  Они нашли не мастерскую, а гостиницу. Точнее нашла, конечно, девочка. И остановились там на ночь. То есть собственно в номере ночевала девочка, а странный мотоцикл остался у входа.
  Иногда она подходила к окну и проверяла - все ли в порядке? Но видимо в этом городе, а может и во всем этом мире такого понятия как "воровство" не существовала.
  Или были какие-то обычаи, но в любом случаем замков как убедилась она тут тоже не было.
  Может и не изобретали их вовсе, наверное, это отчасти лишнее изобретение в большинстве миров на нашей планете. Хотя не такое вредное как большинство других изобретений.
  -Наверное, все же обычаи, - подумала вслух - ведь и гаражей тут тоже нет. Странный город. Тут ничто никому не нужно.
  -Это плохо? Или хорошо?
  Голос из мотоцикла странной конструкции явно не хотел засыпать.
  Они могли пробыть в этом мире еще несколько суток. Тут не было библиотек в привычном смысле этого слова, были заброшенные храмы Книги...
  -Культ утратил свое влияние, Генриетта - молвил Голос, и замолчал. Девочке почудилась в этом внезапном молчании улыбка.
  -Я вот только сейчас подумала?
  -Чего?
  -Зачем на каменной мостовой строить дома из прессованного песка?
  -Не знаю.
  -Может обычаи такие.
  -Разные бывают обычаи Генриетта...
  -Да я тоже понимаю, но все равно - это глупость.
  -А может откат.
  -Чего?
  -Технологический...
  -Или культурный, - добавил Голос через секунду.
  -Песчаный город на каменном основании, построенном еще предками на берегу, у залива, у моря - это очень глупо. Тут что не бывает штормов?
  ***
  Книги...
  "Все путешественники не дети и не взрослые. Нельзя переходить из мира в мир и оставаться ребенком. Нельзя стремиться каждый день в неизвестность, будучи взрослым.
  Взрослый ум всегда хочет стабильности и определенности. Он хаотичность принимает за сумасшествие, и старается избегать её. Во всем ему нужна определенность - в мыслях и чувствах, в вопросах и ответах, в мире и в других людях. Он не может разговаривать, общаться с не пойми кем. Он должен знать - кто или что перед ним, и почему оно вдруг тут выросло"
  Девочка закрыла книгу и поставила её обратно.
  Длинные ряды черных почти мерцающих подобно слабым, неразличимым глазом звездам. На грани зрения - легкое мерцание тьмы.
  -Красивые обложки.
  Девочка провела пальцем по корешку. Он был как наждачная шкурка и вместе с тем - такой уютный - совсем не как наждачная шкурка! Это было волшебство книги? Книга могла поменять отношение даже к раздражающему прикосновению наждачной шкурки.
  -Я не могу понять что тут. Помоги мне.
  -Не читай это, Генриетта.
  -Почему?
  -С ума сойдешь.
  -Не сойду - помоги прочесть.
  -Знаешь не самое лучшее, путешествуя читать все, что попадается под руку.
  -Но это, же тут стояло - в доме, к тому, же тут дети.
  Девочка выглянула во двор - если снаружи дома обезличенными песочными слепками смотрели на чужаков, то внутренний двор можно было назвать уютным - тут была трава, вполне достаточно для того особенного тепла, еще тут - именно в этом дворе - было странное дерево, под которым устроили возню два малыша. Генриетта посмотрела на них с тоской.
  -А вдруг - они бы прочли? Я не думаю, что тут оставили настолько опасную книгу!
  -Ты - не местная, для них безвредно, для тебя - нет.
  Она с сожалением поставила мерцающую книгу обратно.
  -И все же интересно - что там за этими палочками, они такие странные - чужие и словно знакомые, будто видела где-то уже.
  -Книга манит?
  -Ага, - она слегка смутилась. У голоса не было глаз, но она их иногда чувствовала в самом голосе.
  -Уйди лучше. И меня не забудь, как в прошлый раз.
  -Но ведь это только твое мнения, так? Что я сойду с ума, прочитав что-то из другого мира и поняв это?
  -Была такая история - один, нет, не такой путешественник как ты, простой инопланетяник попал на планету где я жил, и прочитал там одну никому не нужную, я бы даже сказал неинтересную книгу...
  -И чего?
  -Почему замолчал?
  -Я слышал - он вернулся к себе и устроил в своем мире революцию.
  -И что в этом плохого?
  -В революции? Ну не знаю - много погибло просто.
  -Он был одержим новыми открывшимися одному ему из всей его расы горизонтами возможностей, так? И не смогу ничего с собой поделать, так?
  Генриетта все-таки поставила книгу обратно, сказав себе под нос:
  -Он молодец.
  -Ну, если ты так считаешь - я не знаю даже...
  -Лира тоже так считала.
  Она объяснила тогда все Лире.
  "Я могу читать сверху вниз, по странице в секунду. Сразу смотрю на все и понимаю! Знаешь, вот смотри если переставить буквы в центре слова, а крайние буду стоять как прежде - то ты все равно сможешь бегло прочитать слово так? Оно тебе знакомо. И так с предложениями, начиная читать, ты уже знаешь, чем оно закончится, ты очень удивишься, если предложение закончится не тем, чем должно было центре неба. Так и со страницами - если ты очень-очень много их видела за свою жизнь на всевозможных языках - ты знаешь, что там может быть - ты начинаешь, а дальше все понятно. Но это если я хочу знать, для информации и только..."
  А Лира ответила:
  "Это же неинтересно - быстро читать. Словно самой стать школой, где тебя этому учили? Я - не школа и никогда ей не буду! Я никогда-никогда не буду в чем-то учить других людей, это подло!!"
  Надо заметит, что в том мире все дети, с десяти лет, направлялись в специальную Школу, где им ускоренно давали полный курс жизненный транскрипций общества. То есть - как они должны понимать то, или иное явление в обществе, чтобы само общество устояло, и больше в Стране никогда не было революций. Транскрипции росли в их головах и общались между собой. Когда подростки говорили друг с дружкой под общим одеялом, то только две трети их речи оставляли их собственные мысли и слова - остальное было общением транскрипций. "Перенесенные записи", или перенесенные смыслы - все, что Генриетта узнала о городе, стране, мире - не важно - в которых жила Лира, это то, что той тоже придется через это пройти. Когда той исполнится десять, ей вскроют череп и опустят туда машину транскрипций.
  У Генриетты была легкая ностальгия по своим школьным друзьям, но она не захотела пугать этим Лиру. Та бы подумала, что про школьных друзей ей говори не сама Генриетта, а транскрипция, живущая у неё в голове. Поэтому Генри сказала:
  "Я читаю медленно, если хочу там оказаться, так медленно как хочется, не намного быстрее, чем ты сейчас читаешь..."
  ***
  Воскресенье...
  "Когда ты оскорбляешь женщину - ты оскорбляешь бога. Когда ты оскорбляешь маленькую девочку - ты оскорбляешь дьявола.
  Женщина творец, по сути - она создает жизнь, рожая детей в этот мир. Маленькая девочка в будущем, возможно, мать и женщина, но пока-то она ребенок. Это существо, в сексуальности которому отказано миром. Это дьявол, как Люцифер, которому небесами было отказано в творчестве. Это ребенок..."
   (...отрывок из не запомненной книжки, что Генриетта читала в одном из миров)
  ***
  Они так и не ушли до воскресного дня из города, а воскресенье - праздник во всех мирах этой линии. Они чем-то схожи. Наверное, общей не рассеченной историей.
  Утро было солнечное! Над заливом летали чайки. А мостовая была скользкой, словно недавно тут проехала уборочная машина и обрызгала её чем-то.
  Чем-то, но явно не водой, да и машин таких в этом мире почему-то не было. Как и вообще работающих машин. Все что они встречали по пути сюда, было давно сломано.
  Они все еще надеялись найти гостиницу в этом городе, хотя если быть точным - надеялась одна Генриетта, Логосу-то было все равно.
  И еще...
  Это странное поведение обитателей этого городка у моря...
  Тут все любили друг друга оскорблять - они бегали и орали и махали руками. Странный мир.
  -Очень странный. - Шепнула Генриетта Логосу.
  -Сезонное помешательство? Обычай? Вчера казались обычными.
  -Обычные - не значит нормальные!
  -Поехали что ли?
  -Ну, мы слишком далеко прыгнули по левой оси, значит, мышление людей в этом мире сильно отличается от привычного тебе.
  -А тебе?
  -Мне все равно, я могу проанализировать все что угодно.
  -Как ты думаешь, почему они такие - спросила Генриетта уворачиваясь, словно от назойливого насекомого от одного типа, он подлетел и, размахивая руками орал несусветный бред, брызгая слюней.
  -Наверное, они считают, - Логос оглянулся - наверное, они думают, что это способствует естественному отбору.
  -Не понимаю.
  -Да я тоже, предположил только.
  -Может, они думают так: в такой словесной перепалке они должны доказать другому, что лучше его и умнее, находчивее и более развиты, приспособлены к миру.
  -Самый громкий, самый-самый громкий и наглый из них, что лучше будет смотреться в этом мире?
  -Не мне судить - каков мир, такие и обитатели. Это они думают, что мир растет из них, а на самом деле они растут из мира.
  -Это глупо.
  -Глупость - тоже критерий.
  Вокруг них постепенно собиралась толпа сумасшедших - они были оборваны и выглядели просто ужасно. Не кричи они так - можно было им и посочувствовать.
  Но у Генриетты не было времени - скоро их нагоняла временная дисперсия, значит, оставаться в этом мире уже было нельзя. Они слишком много времени - три дня - добирались по неухоженной дороги до этого городка.
  -Это не те дома, поехали Логос.
  -А почему они просто не полезут в драку, ведь так проще, от слов мало толка?
  -Не знаю, вот странный вопрос. Наверное, если начнут драться, их быстро убьют, и они не смогут друг другу и дальше доказывать что они лучше.
  Впрочем, Генриетта просто пожала плечами. Слова тут были не нужны.
  Люди давно не видели мотоциклов, они слегка напуганные ревом двигателя смотрели, открыв рты на это чудо, летящее сквозь толпу. У некоторых слюня текла вниз на мостовую. К тому же они плохо за собой следили, ведь столько времени у них уходило на борьбу друг с другом. Бесконтактную воистину, но борьбу! К тому же: такую сложную и важную, вербальную, требующую напряжения ума и языка, они воистину были борцами невидимого фронта войны, расколовшей этот город, а может и весь этот мир, и превратившей их в обездоленных беженцев своего государства. Генриетте приходилось маневрировать, забирая к самому бордюру набережной, чтобы не сбить никого из этих зомби. Ведь тогда и она бы оказалась на каменном тротуаре, ведь так?
  -Правда, наверное, это было против законов эволюции.
  С сомнением Логос несся по воскресной, забрызганной не кровью, но чем-то еще более отвратительным улице.
  -Или нет?
  -Почему они отвечают? - прокричала Генриетта сквозь ветер, они уже были у выезда со сквозной улицы города.
  -Наверное, им кажется, что не ответить - они уступят свое место в жизни кому-то.
  -Я не знаю, кто первый это начал, но вещь оказалась заразной.
  -Может, стоит вернуться и им все объяснить?
  -Тебя никто не будет слушать. Ну, если хочешь, можем вернуться.
  -Времени нет. А так бы подумала.
  -Знаешь, такие объясненцы из других миров обычно плохо заканчивали. Хотя вроде иногда им удавалось что-то изменить. Вот не знаю в лучшую ли сторону. Но они определенно плохо заканчивали.
  -Так что это хорошо, что у нас нет времени.
  -Да ничего Логос. Те дома - они точно не здесь. Их просто не могло быть здесь. Я уверена.
  
  За что хвататься, если ты ступила в топь... Утонувшая в мире...
  Полночный аэродром гудел, словно улей иного мира.
  Челночный Прокурор шел, вращая шляпу на кончике пальца. Он сделал разворот от стеклянной вращающейся двери и направился обратно.
  -Что это?
  -Это не люди.
  -Тише дыши. Тише.
  -Я не смогу не дышать.
  -Не нужно не дышать, нужно просто тихо дышать.
  -Тихо-тихо дыши. И смотри.
  -Зачем не на это смотреть? Я не хочу смотреть. Можно я закрою глаза?!
  -Смотри. Только не отворачивайся.
  -Почему? Зачем?!
  -Молчи и смотри. Не уходи отсюда.
  -Я чувствую, если я буду смотреть, если не отвернусь, произойдет, случится что-то страшное.
  -Смотри и молчи...
  Полуночный аэродром стихал. Медленно словно последние вздохи умирающего исполина.
  -Эти звуки...
  Полуночники. Стальные птицы остались на земле. Они спали и видели сны. О темных небесах вывернутых наизнанку.
  -Мое сердце. - Шептала девочка близкая к припадку, но первый из тех двух страхов, что боролись в ней, никак не хотел уступать место второму. - Я чувствую, как оно выворачивается. Наоборот. Неправильно, все неправильно.
  -Пусти!
  -Оставь меня.
  -Черт, мне страшно, до жути страшно тут быть и на это смотреть. - Она обхватила себя руками за колени и озиралась вокруг. Казалось, она так затравленно смотрит по сторонам только чтобы ни на секунду, ни на чем не задерживать своего взгляда. Просто - чтобы он был всегда в движении.
  -Тут нельзя сидеть!
  -Не останавливаться. Нужно идти. Нужно продолжать двигаться.
  -Встать?
  -Ты хочешь снова встать?
  Девочка закрыла глаза и снова открыла. Сглотнула и опять обернулась и посмотрела по сторонам. Словно ища спасение вокруг.
  -Тебе не помогает?
  -Не могу укрыться. Холодно, почему так холодно!..
  Откуда-то издалека возникали голоса. Звуки.
  -Что это за звук? - Она почти кричала, у неё начиналась истерика. Но она словно понимала - все. Она не может больше так. Конец истерикам. Смысла нет просить и умолять. Она на краю. Она у "мертвого конца". Это тупик.
  -Ты в тупике?
  -Я не хочу на это смотреть. Пожалуйста, помоги...
  Она захлебнулась этим криком, переходящим в шепот. Этим вопросом. Опять попыталась сглотнуть и пришла в ужас.
  -Не глотаю! Как я могу кричать, я говорю же да? Я говорю ведь!? - она плакала и смотрела по сторонам. И опять нашла того с кем говорила и умоляюще посмотрела на него.
  -Ты хочешь спросить...
  -Почему ты уже не можешь проглотить, но можешь говорить?
  -Ты и не говорила. Ты думала.
  Откуда-то издалека прорвались звуки. Они были хаотичными и неправильными, в них сложно, что-либо разобрать.
  Она прислушивалась и все еще пыталась глотать. Комок застрял.
  Навсегда...
  ***
  -Мы её теряем, двадцать кубиков.
  -Руки! Разряд!
  -Черт...
  ***
  Эти голоса. Такие знакомые. Людские, не то что "эти", но вот почему она не разбирает их? Почему не может понять, о чем они? Что сейчас сказали - это словно пронеслось мимо и улетело вдаль. А она осталась тут. Смыл того что говорят, почему так трудно думать о привычном мире. И откуда это пугающее до невозможности ощущение "неправильности".
  -Ты умираешь...
  -Это я?
  -Я сама с собой говорю? Сама с собой думаю?
  -Что происходит? Что все это значит? Что значит умираешь? Такое знакомое "слово", я словно помнила его, и мгновение назад забыла. Что значит "слово". Где? Куда я тону?
  ***
  Птицы кружились под облаками. Интересно им иногда хочется подняться выше этого тумана в небе? Выше, выше, каждый раз выше! Ведь они-то могут. Две морские чайки сели рядом, они до сих пор не боялись людей.
  Она сидела на скамейке из камня и смотрела в небо. Потом тряхнула головой, отгоняя вчерашний сон.
  -Кошмар. Вот цеплючий!
  -Прицепился и не хочет отпускать.
  У них в доме остановилась путешественница. Странная девчонка. И со странным предметом. Это был какой-то механизм. Наверное, для путешествий. Лера не знала. Он остался стоять в сарае и она, выгадав момент, ненароком его обследовала. Интересный, похоже на нем можно ездить. Только нужно животное. Может оно пало, и теперь она пришла за другим, ведя его подмышкой. Странные колеса, такие неудобные для езды. Оно же будет буксовать?
  У Лериного отца была "карга" с двумя запряженными лошадьми. Она маленькой училась править ими. И потому можно было сказать - она почти специалистка в гужевом транспорте.
  А о другом она и не знала.
  Но вот этот сон?
  -Что не так?
  Она видела что-то жуткое и чужое, неестественное и такое... такое...
  Лера уже полдня от него отходила. Там что-то случилось - она же помнила. Но забыла напрочь. И все.
  И как теперь быть?
  -Забудется.
  -Просто мне нужно чем-то заняться.
  Отец говорил - что хорошо в жизни фермера, так это то, что у тебя не хватает вечно времени заниматься всякой ерундой и страдать по пустякам. Поэтому фермеры - самые счастливые люди на свете.
  -Счастливее королей!
  И все же...
  Наверное, этот забытый сон был как-то связан с этой девочкой-путешественницей. И этим странным, но таким знакомым драндулетом на спицованных колесах.
  Где она его видела?
  Наверное, в том кошмарном сне. Там было много таких. Но все они были мертвы? Ведь так?
  А этот - живой. Он особенный. Лера слышала, как девочка с ним общается, слишком тихо и неправильно, чтобы услышали взрослые. Он и вправду - особенный. Значит тот сон просто ночной кошмар, который Лера должна забыть как можно скорее.
  Ведь если ты что-то забываешь - этого не было?
  ***
  -Дио, если ты не поторопишься нам опять продеться ночевать в лесу. Мы словно дикари будем, а на утро опять всех напугаем.
  -Я не знаю, почему они все считают этот лес чем-то необычным и боятся в нем провести ночь.
  -Нас тогда приняли за призраков. Они думали, что мы восстали из мертвых и теперь всей деревне не будет покоя!
  Сухой смех был ему ответом, к поясу его брата были подвешены зайцы и фазан, то, что попалось в силки за выходные.
   -И все-таки странно, почему все боятся его, наверное, это у них в крови. Тогда почему мы не боимся?!
  -Может дед, а за ним и отец просто по пьяни забывали нам рассказывать те байки, которыми самозабвенно пичкали наших сельчан их родители?
  -И избавил нас от этого. - Со смехом закончил за него мысль брат.
  -Неизвестное еще что хуже. Вот будь мы такими, как все и испытывай панический ужас перед длиннющими и извивающимися корнями. Поклоняйся мы лесу и в темноте шепчи отворотный заговор перед сном, дабы корни земли не проросли сквозь деревянный пол и не забрали нас в землю, - он улыбнулся, - может нам легче жилось тут.
  -А так я думаю, нам придется уйти. Я чувствую что-то не то в жителях. Чем взрослее становлюсь, тем больше. Чужбина. Сердца.
  -Знаешь, чужим веет от домов, где я вырос.
  -С чего бы это...
  -Может просто пора уходить?
  -Многие, вырастая, покидали нашу деревню. Мне интересно, они все это чувствовали?
  -Я раньше думал - их просто звала даль, если выйти лесом до петляющей дороги, построенной еще в те времена, когда живы были Города можно за два дня выйти из леса. Он на самом деле не такой и большой, я все хотел тебя взять, но боялся их взглядов. Они каждый раз меня останавливали Дио.
  -Почему мне в последнее время холодно так, когда на меня смотрят? - Парень поежился. - В чем дело? Я-то знаю, что я сам не причем. Может все дело в том, что я думаю о Городах живых, а не поминаю мертвых? Чувствую - если я начну всех убеждать что я нормальный, такой, же как и они - я только уверю их в обратном.
  -Люди верят в то, что хотят. Нам действительно пора уходит.
  -Через три дня можно выйти на холм и увидеть дрожащую даль, что так манит Дио! Альфред говорил, он говорил со мной и рассказывал - как ему не хотелось отрывать от неё глаз!! Сколько было сил ему нужно, чтобы пройти обратно этой тропинкой в деревню.
  Они нашли её под деревом. На земле были разложены вещи, прямо на траве еда, странная явно не местная и еще какой-то мешок. Может спальник, а может что-то для обряда.
  Они не здоровались первыми, как и полагает из вежливости, а просто ждали, молча, когда она их заметит. Наверное, девочка заметила их еще давно и тоже по каким-то причинам не обращала внимание.
  Она раскладывала на материи странные металлические вещи, которые словно из волшебного ларца доставала из не менее чародейного тугарина покрытого драгоценным металлом. Тот был прислонен к дереву, но от этого не выглядел менее величественным.
  -Вы голодны? - она изрекала это, не отрываясь от своей работы, а может и священнослужения, положив правую руку, наверное, в знак приветствия на рукоятку странно предмета на поясе.
  -Шелом весталка, нам с тобой по пути. - Дио подумал, что на вакханку она не похожа и решил рискнуть.
  -Привет. - Просто и не оборачиваясь, сказала девочка, и Дио облегченно вздохнул - он не ошибся!
  Следующим вопросом в плохо заученном ребятами диалоге приветствия послов из соседних сел и сборщиков-жрецов был вопрос о возрасте. Его и не нужно было задавать, ведь обычно он писался на головном уборе, в зависимости от разницы в возрасте протокол дальнейшего общения резко менялся. Впрочем, иногда такой убор мог и потеряться - не был ли сейчас такой случай?
  Дио опять рискнул:
  -Сколько вам лет? - Шепнул мальчик, понимая, что сейчас его как минимум убьют.
  -Ноль целых двенадцать сотых.
  -Как, не понял? - Чувствуя, что опять ляпнул что-то не то, он начал слегка краснеть. Ран спокойно смотрел то на деревья, то на их корни. Но при этом внимательно слушал этот разговор, словно давая брату самому расхлебывать кашу, которую тот и заварил, однако, не отказавшись окончательно от мысли подстраховать его. У него было написано на лице: "мы могли же просто пройти мимо, она шла в нашу деревню, тут поблизости и нет ничего кроме неё, а общение с послами и священниками - удел взрослых"
  Удирать им придется вместе.
  -Для путешественников есть такой термин как дисперсия возраста. - Девочка запнулась и опять вернулась к своему занятию. Через несколько минут она уже паковала все свои вещи обратно и крепила их к переносному алтарю - наверное, это все же был он.
  -Понятно... - Дио совсем растерялся от странных и не входящих ни в один из ему известных протоколов ритуала общения с чужеземцами. И пожалел, наверное, в первый раз в жизни, что так плохо слушал тогда усталые и сбивчивые рассказы своего деда.
  -А что такое дисперсия? - Ран задал этот вопрос так просто, что его брат внутренне вздрогнул. Ран всегда задавал не те вопросы, посему их обоих очень часто наказывали, когда были братья еще маленькими. Но путешественник не проявил, ни раздражения, ни злости.
  -Я не могу оставаться в мире дольше, если не укладываюсь в неё.
  -А что будет?
  Они выходили уже к селу, девочка, наверное, все же это была девочка, несмотря, на то, что она держалась на удивление спокойно и таскала с собой здоровенный алтарь, вглядывалась в туманный лес, словно прислушиваясь к корням.
  -Она слушает корни?
  -Молчи...
  -Что это за звук? - Она повернулась к Рану, наверное, решив, что человек не боящийся задавать вопросы сможет на них и ответить так же.
  -Третий набат...
  У Дио перехватило дыхание, но он быстро пришел в себя, уткнувшись расширенным глазами в землю.
  -Они опять кого-то нашли.
  Колокола всех трех соборов утопавшей в болотной чаще деревушки звонили. Этот звон, ноющий и холодный, злеющий неправильностью своей подобно той ноющей боли в сердце, когда понимаешь что не все так, как ты хотела, он, словно не мог вырваться из тумана укрывшего утреннюю деревню. И мстил слуху людей за свой плен.
  Дома видимо строили раньше на сваях, а теперь на их примитивном заменителе - просто вбитых в землю бревнах. Они все стояли под разными углами, некоторые словно кивали друг дружке, другие подобно двум сторонам в споре пытались держаться подальше и в то же время смотреть друг на друга сверху вниз, не принимая своего родства.
  И среди болотной чащи и человеческих построек гуляли эти невероятно ноющие звуки.
  -Почему мне плохо? Зачем звонить в такие колокола?..
  ***
  -Генриетта, а ты помнишь ту книгу, что взяла в прошлый раз с собой?
  -А? - Девочка очнулась ото сна. - Ту, в которой автор человечество вывел как компьютер, установленный на борту корабля пришельцев, который занимался тем, что пытался представить и понять вселенную?
  -Да.
  Генриетта протерла глаза, разглядывая лучики света меж крон деревьев.
  -Вот.
  -Что, вот? - Не поняла девочка.
  -Я чувствую, что её нет на мне.
  -Те двое парней?
  -Наверное.
  -Это ничего страшного, Логос. Я уже её прочла два раза от корки до корки. К тому же - кража книги, это единственный вид кражи, который кражей считаться не должен.
  Генриетта попыталась найти солнце глазами, но кроны были слишком густые и пропускали только узкие полоски света.
  -Что ты смеешься? - Спросила она у Логоса.
  -Да ничего. Просто в том, прошлом мире, все были помешаны на праве интеллектуальной собственности настолько, что возвели её в сан религии. Там тебя за такие слова сожгли бы на костре. А в предыдущем мире жгли на кострах книги. Мне кажется, мы попадаем в последнее время в одни крайности.
  ***
  -Говорят, над Столицей уже третий месяц весит черное облако, и полыхают молнии. Еще говорят Сам Сатана ждет в преисподней шестьсот шестьдесят шестого дня с ночи смерти Короля, чтобы забрать его душу в ад - он лично за ней явится. А пока король лежит в мавзолее.
  -Я знаю, как это бывает: у короля мигрень и он со скуки говорит: а давайте-ка мы пошлем известие о моей кончине, пусть народ порадуется?
  И составляется ложный указ на потеху королю. Когда же ему все это надоедает - то он внезапно появляется из шкафа и всех пугает. Король ведет себя как ребенок, но это не мешает всем ненавидеть его.
  Скачет такой гонец до ближайшего города и докладывает, что короля больше нет. Следующий гонец докладывает, что нет больше короля и в столице мятеж. А следующий - что с небес спустился Господь и покарал мятежников. И так - чем дальше, чем громче катится этот шар. Когда он достигает границы, по ту её сторону начинается ликование. И шпион докладывает королю - враги ликуют, и король смеется, кашляя и корчась от приступа.
  -Ты что думаешь?
  -Я - не знаю. Король убит - это мне известно, но кроме этого и досужих вымыслов - не знаю.
  -Мы останемся и посмотрим, как сатана заберет душу короля? Генриетта?
  -Я не знаю, Логос, наверное - это скучное зрелище? Может... - Генриетта прикинула что-то в уме и вдруг оживилась. - А он огромный?
  -Дьявол?
  -Да.
  -Не уверен. В различных легендах его изображали по-разному, когда как старикашку, когда как помесь барана с козлом.
  -Может быть их несколько? В зависимости от размаха праздника появляется какой-то особенный черт.
  -Генри, я не уверен, что Черт и Дьявол - это одно и то же лицо.
  -Логос. Скажу тебе правду. Ты слушаешь меня?
  -Да, конечно - я весь во внимание. Говори, Генриетта, не томи!
  -Логос... я ни в чем не уверена в этом мире.
  -Во так дела. Но как ты тогда принимаешь решения?
  -А я не задумывалась.
  -Это странно. Наверное - это хорошо, что я с тобой. Правда не уверен как такое сотрудничество разума и надмозга может быть эффективным, но я постараюсь обойтись без экспериментов.
  -Логос, а что такое надмозг?
  -Слово, которое я запомнил в мире минус четырнадцатом для тебя от этого. Ты помнишь?
  -Неа. - Генриетта покачала головой.
  -Там у тебя были сиреневые глаза, ты помнишь?
  -Нет. - Генриетта продолжала разговаривать со своим мотоциклом, идя вдоль дороги. Она вела его сбоку, как велосипед.
  -Мне очень запомнилось это слово - оно чересчур редкое по смыслу. С одной стороны говорит о преимуществах, с другой стороны явно несет в себе печать недостатка. Мне кажется, в нем нет человеческой иронии, но может я и ошибаюсь. В нем есть какое-то доброе механическое волшебство...
  -Логос.
  -Да Генриетта?
  -Мы - разные... - Сказала Генри, разглядывая серебристо-голубую гальку у своих ног. Вдалеке вспыхнуло второе солнце.
  -Не смотри Генриетта. На тебе нет очков.
  -Что там? - Спокойно спросила девочка, продолжая, прищурившись, смотреть в сторону опушки леса.
  -Не уверен, Генри. Но, наверное - Сатана-сама явился за душой Короля.
  -Мертвого короля?
  -Не уверен, что он был мертв, но вспышка слишком яркая. Тут кругом возделанные поля. Наверное, нам стоит поискать ров для полива.
  -Бежим. - Сказала Генри, закидывая ногу в седло и натягивая свои очки.
  ***
  
  
  Швы не рассасываются?
  Парень в поношенной куртке и рваных кожаных штанах шел по городу утопающему в пыли.
  Впереди были грязные глиняные дома в форме правильных шариков для боулинга и позади тоже.
  Три отверстия - вход и два окна - были расположены случайно, то сверху, то снизу, то не пойми где.
  -Интересно, а у некоторых они под землей что ли? - подумал вслух парень, и словно подтверждая его слова, земля рядом вспучилась и оттуда показалась детская рука.
  Парень спокойно стоял и смотрел, как оттуда из-под земли вылезает ребенок. Он вылез сам и помог выбраться девочке, она была по плечо ему, похожа на него как две капли воды.
  Все туземцы такие похожие...
  Мысли парня были медленные и сонно-пыльно-песочные как улицы этого города...
  -Эх, молодой человек, хотите взглянуть на лучший товар на Грязи? - Вынырнувший из проулка человечек прошептал ему это в ухо и моментально отскочил на пару метров.
  -Да не особо...
  -Тссс, молодой человек, НУ кто так посреди улицы во весь голос разговаривает - сразу видать, что иностранец. У нас так не принято, если слишком громко говоришь - оштрафуют на кусочек пальца или еще на что-нибудь, а за крик могут и руку отрезать. Тут же половина впроголодь живет, им чем-то питаться нада, а? - прошептал в ухо торговец в странном полосатом одеяле, накинутом на голое тело и уверенно схватив паренька, затащил в свою нору.
  Нора была неглубокая и в конце освещалась тремя лапочками. Они были расположены в воздухе ровным треугольником.
  "Странно тут в этом городе все помешаны на шарах и треугольниках", - думал парень, разглядывая идеальные сферы светящегося газа непонятно как висевшие над его головой.
  -Сюда-сюда, - в своем доме торговец не боялся говорить в полный голос и мерзко улыбаясь, махал рукой.
  -Проходи, тут низко, а ты такой высо-кий.
  Торговец был парню по пояс, все в этом городе были не выше детей своих, словно ген роста блокировал дальнейшее развитие организма, и дети просто начинали стареть и дряхлеть.
  -А чем торгуешь ты?
  -Мясом. То есть не только мясом но и плотью! - Многозначительно подмигивая, почти кричал продавец. Ему словно нравилось орать во все горло - ведь тут его никто не услышит, кроме покупателя и ничего за это не грозит. Его не оштрафуют, и штраф не пойдет на пропитание бездомным и просто недоедающим односельчанам.
  -А почем?
  -Девки по 300 бабы по 150!
  Парень стоял и думал - купить не купить...
  И сам удивлялся своим мыслям...
  И голос продавца, весь такой прокуренный, словно скрип двери и тарахтение мотора, и еще подобные звуки были использованы для его модуляции:
  -Купи бабу, пригодится, по хозяйству сдобится.
  И на ухо шепчет:
  -Вот тебе молодому мой совет, другому не скажу - тебэ скажу. Ты девку не покупай, девки они покупные неочэнь, ты сам найди, те, что продаются, даже мои - нэ-очень. А вот от бабы в хозяйство не откажись. Вещь!
  И открыв наконец последнюю дверь своей норы он подвел парня в кожанке к этой самой "вещи"...
  Вещь лежала на столе и даже не повернула головы, но сделав движения ноздрями словно принюхивалась медленно поднялась и встала в полный рост, смотря в окно.
  -А что у неё швы от вскрытия?
  -Ну, так совсем-почти рассосались уже, вот смотри, - и он начал поворачивать апатичную девушку то передом то задом.
  Сбоку была криво заштопанная почерневшая рана.
  Взгляд девушки, устремленный к пыльному, горизонту сквозь затянутое пузырем окно был пуст как коробка из-под конфет первого января утром... в детдоме.
  К поселку медленно приближалась песчаная буря, горизонт был желто-бурый от сотен смерчей.
  -Берете? - пощипывая большим пальцем безымянный совсем сладко-мерзко прошептал, опять понизив свой голос продавец.
  -Так она же мертвая.
  -Живая, богами клянусь - живая, ну порвалась немножко, зашили немножко. Вот смотри! - Он поднял её руку и опустил, рука шлепнулась обратно на стол. Словно неудовлетворенный результатом опыта торговец повторил его несколько раз. Рука все так же шлепалась обратно как у куклы. Но девушка уверенно сидела на столе. Не падала и не валилась. Но по глазам было видно - через минуту она точно упадет. Если забрать её отсюда - свалится на улице, дальше придется тащить на себе
  -Да мертва она епт...
  Торговец опять принялся играть с рукой своего товара, и фурчать и недоуменно хмыкать.
  А парень смотрел на горизонт, уходить, когда вот-вот грянет песок на скорости, доходящей до сверхзвуковой ему не хотелось и оставаться в этом странном городке с еще более странными жителями - тоже. Можно было конечно пойти в бордель. Гостиниц тут никогда не было - он это понял, обойдя полгорода и поговорив вдоволь с его помешанными жителями. Они все каннибалы - парень это понял, но воспринял спокойно. Только вот почему-то ему не хотелось поворачиваться к каннибалу спиной. И тем более ночевать в его доме иначе он бы уже попросил ночлега. И соваться в место, где много пьяных каннибалов ему тоже было влом.
  Вот зачем он вообще сюда пришел, а?!
  -Да нет, она точно живая, вот, клянусь богами, е-мае пять минут назад была живой, вот, стоило отвернуться и все. Ниче это дело исправимое, сейчас все будет!..
  -Да постой ты, не рассасываются они после смерти. Всегда она была мертва, еще, когда попала к тебе. Я слышал в предыдущем городе - научились вояки этой страны этой мерзости, вывели дрянь биологическую - они её над полем боя распыляют и павшие встают. Вот так где-то, а потом что делать с ними - и распродают их по своим каналам. Как и любое старое армейское барахло. Видать из армейских псов, а точнее сук она, а может просто погибла случайно гражданская. Вот и все - закопай её где-нибудь, мертва она, там в ней что-то просто живет. Не держи её дома, совет мой тебе...
  И с трудом все это произнеся - при приближении бури начинают глушиться сигналы синапсов обычного мозга, буря скорее не песочная, а электромагнитная, парень отвернулся. Его подташнивало, когда он смотрел на голое и уже начинающее чернеть тело, пусть даже при жизни оно было вполне симпатичной женщиной средних лет.
  
  -Так зачем же закапывать, - совсем растерялся торговец от таких еретических идей.
  -Так мы же её прямо сейчас навернем, давай к столу, молодой человек буря скоро! Я угощаю, и оставайтесь у меня, она еще пару дней продлится.
  Парня аж передернуло.
  -Нет спасибо, уже договорился я встретиться тут с одним человеком, срочно нужно уходить, а переночую в борделе или как там вы его называете.
  
  
  Старый трухлявый ствол.
  Там в лесу жила она, Ксенией её мама нарекла. Но мать ушла, ушел отец забытый город отгонял умы, сердца. Она ж жила, просто была. Стирались листья с платья, стерлись года. Стирались лица и сердца. Их позабыло само время. Она жила. Со своим псом.
  Пес называл её Чужой, она общалась с ним. Она жила.
  Она спали вдвоем. Она его стискивала бедрами и он, дрожа, в неё стремился, она стонала, было больно, промеж ног горело все сначала. Потом привыкла. И утекала из чрева её тонкая полоска семени в листву. Она не помнила, когда это случилось в первый раз - наверное, она тогда очень сильно этого хотела, а никого поблизости не было. Она к нему прижалась, и он сам все сделал. Сам за неё нашел нужные движения. Тогда было с кровью. Он все её слизал и ласково затих. Он часто, много раз её потом лизал - ей нравился шершавый его язык.
  "Вылу-пок забытого гнезда я..."
  Так она решила и пошла искать свое гнездо.
  Пес шел за ней, они срослись за те шесть лет, что были вместе. Маленькой она его нашла, когда совсем одна в лесу была, горели города когда, и плавился наш мир когда.
  -Люди нас вывели. Они нам помогли мы были несчастны в своей судьбе. Мы сами не могли ни говорить, ни искать других подобных нам - это все вы, подобные тебе они свели нас вместе свели далекие друг от друга ветви наших пород, порождали новые скрещивая и, используя свой разум, вполне целенаправленно искали разум в нас.
  -Леканы?
  -Наверное... бабочка...
  -Зоофилия...
  -Флорофилия...
  -Фаунофилия...
  
  У грибницы нет четких форм, одна грибница может быть огромных размеров и достигать гектаров, она вся сокрыта в земле и трудно определить её истинные размеры...
  Но мало кто даже из ученых, а скорее всего именно они не в курсе, что все грибницы сообщаются между собой, разные виды грибов - существуют в симбиозе не только с водорослями порождая тут и там, то, что мы называем плесенью, они еще и "общаются" передавая ферменты между разными грибницами при помощи грибных нитей. Это одна, реже две или три тончайших нити, толщиной в десяток клеток, они так похожи на те из которых состоят сами грибницы, но в то же время задачи и функции у них совершенно другие.
  Они располагаются змейками под землей, они тянутся туда, к другим подобным подземным городам из нитей, образуя целые королевства. Любое смещение почвы рвет их, даже деятельность обычного червя спокойно прерывает этот канал, по которому течет древняя сила. Но они быстро срастаются, образуя новые связи - ветвятся в местах разрывов и растут дальше - уже в другую сторону. Если рвется одна - скоро будет десять, они ищут и порождают новые города-грибницы на новых землях. Это как дороги, и как на человеческих дорогах тут есть свои заставы и пропускные пункты. Людям трудно их обнаружить, ведь они не передают нервное возбуждение, ведь по ним не циркулируют жидкость или газ...
  Если отравить одну грибницу - отрава распространится по ней и только, она не передастся дальше к следующей.
  То же - с красителями, что показывают границы одной из них....
  Это как ячейки Аль-Каиды...
  Это как система прокси-серверов между несколькими локальными сетями...
  Это как маскарадинг в сети всех агентов...
  Все прячутся от всех - бал маскарада - но все знают друг о дружке, и все - общаются...
  
  Она стояла и смотрела на деревья, на тучи - скоро будет дождь...
  Меланхолично сбрасывала одежду, зная, что все равно промокнет вся. Мокрота - влага...
  Влажно все вокруг - от влаги, на которую жаловалась трава под ней, сводило пальцы ног...
  Сводило удовольствием... близостью к кульминации...
  Она легла и прижалась лоном своим к траве, руки вошли в вырытые еще до неё, предыдущей "связной" скважины глубиной несколько метров, что теперь были заполнены странной вязкой жидкостью...
  Маленькие груди прижались к земле, руки с чавкающими звуками погружались в земное лоно, она закрывала глаза, и дремота сводила тело, и что-то изнутри уходило повязкой грязи вниз...
  Она растекалась по равнине и неслась дальше вон, прочь из страны, где родила её мать, вон отсюда...
  Так далеко насколько хватит силы её мыслей, грибница унесет... и смоет потом все...
  
  Ты одна, но тебя много, ты такая длинная и ты сама в себе течешь - это по-настоящему странные ощущения. Познание земли - наверное, так.
  Их было шестеро, седьмой стала Флора.
  Рита, Юля, Маринка, Лера, Викуля, Лина и теперь еще и Флора. Жизнь прекрасна!
  Пока все не испортила Амэ. Но Флора-Сама не могла её винить, даже если и захотела - не получилось. Флора не помнила, когда все началось, но помнила - как это случилось.
  Крыша дома вечно протекала. Приходилось ставить тазики. Лера вечно жаловалась, что в таких условиях рано умирает техника. Ей приходилось прятать от влаги свой вездесущий нетбук.
  -Обновление в реальном времени - путь к успеху твоей персональной страницы! - Заявила она Флоре. Прибор для измерения влажности, две книги, обложки которых были заклеены скотчем, сумка со всевозможной электроникой - все это было на её столе. Лина воровала у неё карандаши, когда они вместе жили в одной комнате, но позже Лера достала ей старый нетбук, чтобы та вела свой дневник не в стол. Однако же никто не знал, о чем он именно. Лина была скрытной раньше, но потом вдруг резко изменила себе, но попробовав общения, стала скрытной еще больше. Они на самом-то деле были чертовски похожи, словно однояйцовые близнецы, не по внешности - по характеру. Флора знала, что близнецы бывают различны внутри и лишь схожи внешне. Из чего она сделала вывод, что однояйцовыми бывают и души.
  Рита берегла свои странные часы, Флора не знала, чем именно они для неё дороги тогда, да так и не узнала в результате. В те дни это казалось само собой разумеющимся и не вызывало особого интереса. Так странно и резко все меняется, правда?
  У Риты были темно каштановые волосы и спокойные темно карие глаза. После дождя они казались серыми. Родни у неё не было, правда однажды она обмолвилась, что на самом деле есть, только далеко и о ней ничего не знает. Флора не понимала, как так можно жить, прячась, словно есть куда сбежать отсюда.
  Поначалу Рита ей показалось очень трудолюбивой и терпеливой. Наверное, с такими людьми удобно. Именно с такими, наверное.
  Юля была странная. Во-первых, никто ни разу не назвал её Юлькой, или как-то еще. Обычно вообще не называли её по имени, но и "эй ты" привычного не было. Наверное, это называется отчужденность? Флора не знала наверняка.
  Тогда, в те дни Флора еще не спешила с выводами, тем более теми, которые можно отложить на более позднее время. А может - с вообще неинтересными? Странно, но была определенная разница, которую не ощутишь, пока не переступишь.
  Это ствол? Ствол дерева, лежащий на дороге?
  Слепые пешеходы, странники судьбы. Флора невольно считала себя чуть умнее остальных. Наверное, многие считают себя невольно умнее, и это нормально, другое дело, когда часто приходится в этом убеждаться. В те дни еще Флора только просыпалась от "зимней спячки" и готовилась снова читать все лето книги на ветках дерева. Флора не считала себя ленивой, ленивыми она считала людей, которые, объясняя жизненную ситуацию необходимостью, делают не то, что хотят именно в данный момент, потому что так легче просто жить. Вот это - истинная лень, лень не тела, которая вызывается его усталостью, а лень души.
  В те дни уже не окружали девочку по имени Флора сонмы ленивцев, словно сбежавших из иностранного (уж не из инопланетного ли?) зоопарка. Наверняка не с Земли! Не из этой страны, ведь судя по книгам и легенде - эта страна особенная, она великая, а значит, не может быть столько лени у неё внутри. Иначе история ложь. А может просто все слишком резко поменялось и теперь все в прошлом, а будущего нет.
  У Флоры тоже было много такого, что она не объясняла никому из девочек, с которыми жила. Те и не спрашивали, ну еще бы, достаточно было взглянуть на то, как они жили хоть чуточку со стороны, чтобы понять - тут что-то не так!
  Ведь такого не бывает! А если есть? А если есть - значит, существует причина столь значительное, что небыль стала былью. А быль была...
  Они жили вместе, и поэтому думали, как починить за это лето крышу. Главное - чтобы не заметили в городе, что закупается столько инструментов и пиломатериалов и всякой всячины. Ведь не объяснишь же это в который раз постройкой дома на дереве? Впрочем, дом на дереве был и весьма неплохой, но старый - его строили еще отец с матерью Риты.
  Рита жила в доме, который когда-то принадлежал её семье. Все тут было старым - и то, что осталось от них и то, что навезли (если не сказать натащили) сюда девочки. Молодыми были только сами постояльцы дома.
  Они любили собираться на чердаке в грозу и рассказывать страшные истории. Но было одно отличие именно их историй от тех, которыми баловались их предки. Многие из них имели под собой что-то, заставлявшее рассказчика плакать временами, а иногда покрываться таким же холодным и соленым как слезы потом.
  Согласитесь, необычно?
  Самовнушение! - Скажете вы и ошибетесь. Флора разбиралась в самовнушении больше, чем прочие двуногие этого тесного мирка по кличке Шарик. Как? Он называется Земля! - Скажете вы. Но Флора уже тогда нарекла его Шариком, словно щенка, который оказался её вкладом в зверинец Дома. И не прогадала. Со щенком, не с планетой, до той у Флоры не было ничего личного конечно, но не попади она в подобную ситуацию - давно отправилась искать бы следующий.
  А вы не знаете, как можно срочно с Шарика сойти? Флора знала - просто! Так же просто и восхитительно изящно, как иные переключают каналы.
  Флора все еще боялась света, но уже могла в нем находиться. Правда пряталась под крону дерева, чтобы скрыться от иного света, которым были люди. Тот все еще жег её глаза, и то, что за ними. Обратную сторону глаз.
  Обычно все пропадали с утра и еду готовила Марина. Не дожидаясь всей оравы, она тащила её к дубу, который пророс сквозь ограду и кормила Флору с рук. Ням-ням! Странная такая надо сказать ограда тут была, в доме, буквально состоявшем из почерневших досок и одной кирпичной стены, она прорезала один из углов восточного крыла, шла по периметру, слегка удлиняясь в сторону тропинки, и замыкалась в себе, падая с обрыва в речку. Металлическая, проросшая зеленью так, что казалась сплошной стеной, она кренилась временами градусов на тридцать-сорок от нормали. Вертикально стояла лишь у главных ворот. Которых не было, и уже давно - только два столба. Такие же ржавые, и настолько же полюбившиеся растениям. Вообще, за то время, что девочки провели здесь, вся зелень казалось ринулась к ним во двор. Тот странный очень дикий вьюнок-переросток, что обвил дуб у забора, теперь карабкался на крышу. С запада крыша была оранжевой, с востока - тёмно-бурой. Плесень росла тут как на дрожжах.
  -Быстрее, чем под саркофагом Чернобыльской АЭС! - Заявила умница-Лера. И когда Флора не поверила - произвела все необходимые замеры и вычисления. Оказалось, что посаженное на не очень-то даже мокрое и вполне себе освещенное место, плесень бурая (она вообще какая-то не такая! - думала про себя Флора, но молчала при всех, чтобы не быть паникеркой) за сутки увеличивается чуть ли не вдвое. А та, что на крыше, растет не вширь, а вверх и вглубь. Флора не понимала: как это вглубь? Но Лера объяснила. Они лазили на крышу в солнечный четверг и вскрыли черепицу, оказалось, что под ней тоже плесень, но самое удивительное - она проросла сквозь неё!
  Сколько черепицу ни крошили - внутри всегда находили бурую гниль, которая даже слегка шевелилась. К ним забралась в тот памятный для Флоры летний четверг Лина, голая, после открытого всем ветрам душа и спустилась с крыши, как с горки, собрав полную попку плесени.
  -Мохнатые горки! - Воскликнула она, летя с крыши на землю. Лера покрутила у виска и закупорила в баночку из-под аспирина кусочек их "крыши". Важно так, словно в лаборатории какой работала уже.
  -А-а тут гвозди есть? - Флора не верила в глупость своей сожительницы.
  -Да есть, конечно. Шляпками в основном, на полпальца есть выпирают наружу.
  -Она совсем тупая? Или я сплю.
  -Вроде она живая - это главное. Ты запомни - человек иногда совершает странные поступки.
  -Как в той рекламе? - Спросила Флора заторможено.
  -Как в той рекламе.
  Телевизор у них был, но его не любила по вполне понятным причинам Викулька, поэтому приходилось включать, когда его нет. На самом деле его многие не любили, обходясь интернетом, просто иногда было весело смотреть новости, да...
  -Прелесть, правда? - Уплетая ложкой их коллективное мороженное, заявила за ужином Марина. Коллективное мороженное - это когда покупают (или просто где-то как-то достают) килограмм, за который потом начинается драка, или даже целый турнир - с выдачей призов и делением на команды и группы. Дикость конечно, но разложить его в посуду обычно не успевают, если собрались все вместе. Бат, вообще-то это весело.
  Марина любила игрушки. Когда-то - явно больше чем людей. Она была веселой и жизнеутверждающе радостной. Но только с ближайшими друзьями. Какой она была с прочими двуногими - никто не знал. Наверное - никакой.
  Прошла неделя, Лина покрасила волосы в синий цвет, потому что "нашла" в городе краску, Викулька снова сделала это с ключами от дома, Лера нашла для волос заколку в форме звезды, Марина распустила косу и теперь светлые золотистые и прекрасные, как солнечный свет волосы падали на её тонкие плечи и искрились по утрам. Знаете такое чувство, когда проснешься и увидишь, как в лучах света из-под жалюзей плавают, парят в воздухе пылинки. И ты не подумаешь: а ведь надо делать уборку. Ты решишь: сегодня я весь день буду читать на дереве. Но тебе не захочется сразу уйти. Еще какое-то время ты будешь прислушиваться к звукам в старом доме. Пока не услышишь, как кто-то скрипит половицами. Проснувшись, этот загадочный кто-то идет по коридору и на ощупь, заспанные глаза ведь ничего без освещения не видят, ищет на ощупь дверь, может в туалет, а может на улицу, чтобы сразу и умыться и освежиться и обойтись зеленым туалетом. Летом, можно наблюдать, как дом оживает и выпускает из себя своих подопечных симбионтов, чтобы они несли в него все необходимое для существования и главное - чинили крышу! Собственно о ней нужно было в первую очередь побеспокоиться уже в июне, а не в первых числах июля заводить подобный только разговор.
  Святая лень.
  Однажды они так столкнулись в темном коридоре, и Флоре пришлось гадать, кто перед ним? Сразу отбросив большинство вариантов, ведь соня мычала неразборчиво на слишком низкой для младшеньких частоте, Флора остановилась на двух: Марина либо Юля. И не нащупав очков, она поняла - это Марина. И протянула руку, чтобы найти тугую косу. И не найдя косы впала в прострацию в темном том коридоре.
  У нас чужак - решила она. О нас узнали в городе и вот он, засланец!
  Крику было...
  А оказалось, это Марья свою косу расплела со сна.
  В тот день случилась летняя гроза под вечер, к утру упал дуб, выбив ветвями заколоченные досками окна левого крыла, и треснула баночка аспирина в ящике стола Леры.
  Таков итог этого летнего дня. Но самое важное случилось той же ночью.
  
  2. Магазинчик у дороги.
  Флора чихнула. И тут же поняла, что пора бежать отсюда.
  Потребовались тридцать секунд, чтобы открыть заевшее окно подвала, оно было в сантиметре над землей, если смотреть со стороны левого крыла.
  Если поставить на стол, заваленный ящиками с журналами ведро и влезть на него - можно и дотянуться. А потом запросто кубарем скатится на доски пола, и поймать пару десятков крупных и с полсотни мелких заноз.
  -Ну, вот я и ветеран. - Решила вслух Флора.
  Из темноты на неё смотрели два огромных желтых глаза.
  И вот он, мой подвиг, - подумала про себя она, чувствуя, что оторваться от них не в силах.
  Фло не в курсе, что иные в такой момент думают, но она представила себе сочный чисбургер, залитый кетчупом и решила его во что бы то ни стало съесть!
  Поэтому девочка вскочила и, закричав, кинулась наверх, чтобы поскорее съесть ускользавшее лакомство, пока еще есть чем, пока её не съели тут саму.
  -Он слишком старый, этот дом. - Развела руками Марина, но идти за Фло, спускаться вниз и искать там огромные (как чайное блюдце!) глаза не имела никакого желания. Так и сказала.
  -Где можно купить чисбургер? - Спросила тогда её Фло и поймала взгляд наподобие: "Сбежать от нас хочешь, да? Ясно же, что не в городке, при котором у нас вырос Дом и не в городе, при котором вырос этот городок, а где-нибудь дальше, это, пожалуйста..."
  -Например, там, где есть заправка, настоящая заправка! - Продолжала вслух свои мысли Марина. - Там много-много людей заправляют разные-разные машины, а значит, хотят временами есть. И чтобы оба бака заправлялись одновременно с максимально возможной, - Эта Токо подняла кверху палец, - максимально возможной экономией времени, люди придумали "магазинчик у дороги".
  -Магазинчик у дороги?
  -Возьми с собой Вику, пусть тоже заправится. - Ответила ей Марина и улыбнулась так честно и так открыто, что Флору пробил холодный пот.
  -Заправится?
  -Угу-угу. Не в соседнем же городке ей заправляться!? - Марина совсем, просто запредельно мило улыбнулась. - А то понаедут тут всякие, и жить уже спокойно не дадут.
  
  Не прошли и километра, как Вика нашла дурнишник. И девочки стали похожи на два кактуса. Это очень забавляло Викулю, и поначалу злило Флору.
  А потом та расслабилась. Не так-то просто расслабиться на самом-то деле, когда эта мелкая в тебя уже даже не кидается им - уже в тебя засовывает. Сдирает одежду и просовывает колючий дурнишник в самые нежные места.
  И смеется.
  Флора лежала на траве и рассматривала свою руку. За рукав трогала Ви. Хотела дальше идти, но Фло не могла оторваться от почвы. Всем телом чувствуя, как она живет, тысячами ходов червей и тысячами корней, живая...
  Фло защемила в "ножницы" Вику. Оказалось, что бедра той такие тонкие - в два раза тоньше, чем у Флоры. А ведь Викуля всего на полголовы её ниже. Девочка трогала пальцами кожу Ви, в уме перебирая предлоги. Затем, отбросив их все, сжала ту ногами и, перевернувшись, накрыла собой.
  -Тихо лежи. - Сказала Фло Ви. - Я сейчас с тобой поиграю, раз так уж ты хочешь...
  Провела пальцем по губам её и облизала их.
  Когда Вику волновалась, у неё сильно краснело лицо, сильно билось сердце, и становился слишком напряженным взгляд. Флора не знала, как выглядит сама, когда напряжена от желания, может и так, но Ви была особенной. С ней опасно было играть. Это можно было прочесть в её глазах и нащупать во рту, если пальцами провести - поежишься в кровь. Ви острая, Ви - маленькая, Вика была ребенком, который любил играть, но не любил, чтобы в него играли.
  А Флора попыталась, поиграть в неё, сделать это с Ви. И слегка порезавшись, отпустила. Они шагали молча с час, прежде, чем Ви снова стала прежней.
  Флора текла кровью. Вика капала слюней. Когда на горизонте стали собираться вечерние тучи, девочки дошли до блокпоста перед городом.
  ***
  -А ты как наша учительница рисования. Сегодня за сороковым днем назад она писала на доске: "общение - мир - общение - счастье - общение - любовь!", писала-писала и никак не могла остановиться, а класс и не замечал, что учительница чем-то не тем занимается, а когда вошла Танька и спросила, что с ней, та, не поднимая головы, ответила: "Я наказанная!.. Я не умею вести уроки..."
  -Ты ходишь в школу?
  -Она заметила, что её почти никто не слушает, поделила слушающих на не слушающих и пришла в истерическое отчаяние, закончившееся переосмыслением жизни у классной доски. Решила саму себя наказать. А что мы могли сделать?! Она к нам за психологической помощью не обращалась, а слушать или не слушать её - это уж, извините, лично наше дело, мы же не крепостные как Викулька и не рабы!..
  Лина посмотрела на Флору и спросила, чуть ли не криком:
  -Ты наказанная?!!
  -Не кричи, у меня голова болит. Знаешь, у нас в подвале глаза.
  -Угу! - Лина кивнула. - А еще там лапы есть. Не поверишь, но к ним усы прилагаются!
  -Там тигр?
  -Какой тигр?
  -Глаза были вот такие. Короче, я вас покину на полдня, и когда вернусь - вытравите глаза из подвала иначе спать не смогу.
  -Ты на втором этаже спишь!
  -Глаза, такие большие глаза и до крыши долезут.
  ***
  Утром Лерочка вернулась расстроенная. Флора бы даже не сказала, что расстроенная, скорее - ошарашенная и в смятении. Все конечно знали, что у неё есть мотоцикл, но как-то так, в смысле - никого эта информация особо не волновала. Просто именно Лера искала многие вещи в городке и контактировала с проживающими там людьми. Городок-то: сорок домов две улицы и одна еще пока не закрывшаяся школа. Зато там есть музей!
  Она зашла (заползла, измотанная уже с утра нахлынувшей жарой), когда все собирались завтракать в гостиной. У Леры все было написано на лице, это было просто в высшей степени замечательное лицо!
  -В чем дело? Ну, в чем? - Тыкала в её лицо своим носиком Лина. Как будто существу, подобному Лерке нужно такое отношение в такой ситуации. Я не стала их разнимать, не дерутся ведь?!
  Лера пнула Лину в живот, уселась на стол и объяснила ситуацию как всегда с середины.
  -Я говорю мол "что, теперь уже полицейский, так все можно?". А он мне вежливо так: "нет, просто многое нельзя". А дальше пошли всяческие "понимаешь", и в результате.
  И в результате раздался полный запредельной энергии голос, который сказал:
  -Щас все будет!! - Викулька вытирала свое краснеющее как обычно к утру лицо полотенцем. - Хы...
  Лера посмотрела на неё так, словно видела впервые, а Викулька хмыкнула и уселась на стол рядом с ней. Наклонила голову и посмотрела на девочку внимательно и с каким-то необъяснимым внутренним напряжением. Словно бы голодная и в то же время - нет. Открыв рот, Ви четко произнесла:
  -Имя, фамилия, звание господина сельского полицейского!
  -У те-бя, что свя-зи есть? - Юля засунула в рот шоколадную конфету и теперь сосала палец, её огромные круглые и тонкие очки в почти несуществующей оправе слегка съехали на нос.
  -У меня есть кое-что получше! - Викуля улыбнулась, чуть ли не ушей. И спрыгнув со стола, стала нарезать круги по комнате в нечеловеческом нетерпении. Впрочем, люди ведь тоже не отличаются терпеливостью, это Флора знала.
  -Нет. - Свела руки в крест Марина. Викулька зашипела на неё так, словно и впрямь подействовало крестное знамение. - Нам проблем не нужно. Ведь не отобрали же твой мотороллер, Лер.
  Лина прикрыла один глаз и оттянула другой пальцем:
  -Социальный инжиниринг! А еще называешь себя гиком... во сне.
  -Я ему сказала: "я за продуктами езжу в город, простите меня важный полисмен, я ведь такая хорошая буду!", но он не понял всей моей доброты в тот момент, а лишь обиделся и скосил глаза на погоны.
  -У него есть погоны? - Марина сосала соломку, потягивая сок, она слегка всегда сводила внимательные близорукие глаза. Такая милая в этот момент!
  -На свои погоны, как будто они что-то объяснили!
  -Ты не назвала его по званию! - Заметила вошедшая Рита, она работала во дворе и зашла освежиться. - Всегда называй по званию, они это любят. Ты не обязана знать, как таких людей зовут, но звание его - у него на погонах!
  -Как будто у тебя есть опыт. - Доброжелательно улыбнулась Лера.
  -Ну, прекратите вы!!! - Завизжала Ви и, распрямившись натянутой нервами пружиной, вынесла окно стулом. Полетели крупные щепки, Марина закрыла лицо двумя руками - Флора смотрела на капли крови, падающие между её ладоней, Лина принялась успокаивать... Викулю...
  -Ну, блин... - Слегка приглушенно пробормотала Марина. - Из-за такой мелочи, Ви довели до истерики. Я пойду наверх, а вы делайте, что хотите. Или, что должны. - Добавила она, поднимаясь тяжело по гнущимся ступеням. Это не Маринка тяжелая, это ступени в доме Риты того и гляди обвалятся.
  Флора подняла пакет сока с пола и встряхнула. Стала искать глазами соломку.
  -Фью-ю... - Присвистнула Юля, разглядывая двор в окно. Вытянула перед собой руку. - Смотрите, где стул!
  Лина открыла свой блокнот, достала из-за уха остро отточенный карандаш и, послюнявив его, записала: "стул, любой, одна штука", после чего закрыла блокнот и спрятала его в карман джинсовых шорт. Этот карман всегда бесил слегка Флору - ну нельзя туда класть такие габаритные вещи, ведь неудобно же! Даже если тебе удобно - побереги взгляды дорогих тебе людей, которые на все это смотрят! И офигивают, между прочим...
  Лина поймала взгляд.
  -Если не вести учет, у нас ничего дома не останется. По причине Викули.
  -Она вредная?
  -Она... - Лина запнулась. Что-то изменилось в её глазах. Страх? Флора подошла поближе и ласково померила температуру.
  -Я не больна. - Убрала её руку Лина. - Но бывают моменты... потом ты поймешь.
  -Когда потом?
  -Когда дольше с нами поживешь. - Лина улыбалась снисходительно, но Флора не обижалась на такие улыбки, она понимала, что иногда люди слишком сильно заходят в своем замешательстве, чтобы верно передавать мимикой чувства. И их мимика начинает давать сбои. Так, например человеку жалко - а он смотрит с презрением. Тут еще можно догадаться. А если на лице написана скука или злость? Так рождаются человеческие легенды о чужих душах. Флора еще не очень хорошо в этом разбиралась, да и не хотела, ей было достаточно того, что она поняла, просто, чтобы не попадать в ловушку чувств.
  И тем более, она не намеревалась думать о тех экстремальных, но таких частых случаях, когда сбивается все поведение такого странного существа - человека.
  ***
  Они все стояли и смотрели. Флора не могла поверить.
  -Вы ничего не сделаете?! Она пропала! Одна из нас исчезла!
  -Она... особенная. - Пробормотала, разглядывая доски пола Рита. Флора заметила слезы у неё на глазах. Те выступили внезапно. Они боятся?!
  Когда-то Флора считала, что Викуленьку тут слишком сильно любят и уж совсем неестественно сильно уважают, так, что сносят все, что та вытворяет. Поначалу казалось это милым. Такая сильная дружба! Но потом Рита показала её могилку на заднем дворе, у самого обрыва, что над речкой.
  -Когда-то нас было семеро. Потом стало шесть. Теперь снова семь. - Рита сжала пальцы Флоры. - Пожалуйста, будь осторожна.
  -Вы её боитесь?!
  -Нет. - Медленно и четко ответила Рита. - Если про меня, то я её... люблю, наверное...
  -Наверное? Разве можно про любовь говорить "наверное"?!
  -А разве нет? Можно говорить иначе? Ты думаешь, что такая вещь, как любовь можно назвать всегда в лицо?
  -Да!!! - Прокричала ей в лицо с обидой Флора. Но уверенности уже не чувствовала. Она просто была зла.
  Флора открыла дверь и выбежала в ночь.
  Что она сделала? - Думала она и бежала по тропинке в самую глубь леса. - Что с ней сделала? "Загрызла", тихо шепнула в тот день Рита и стала украшать маленькую могилку. Никому не сказали, сделали вид, что ничего не случилось. "Нельзя, никто не виноват в том, что происходит. Ви не злая. То есть - не всегда злая. Иногда злыми можем быть и мы. Если мы спросим - то разрушим"
  Рита не говорила. Флора чувствовала эти мысли. Или она просто фантазировала на тему, как бы ответила на это Рита?
  Что тогда случилось? Почему исчезла Вика.
  Вика. Флоре нравилось называть это существо обычным и приятным именем.
  Они не хотели её отпугивать еще больше? Или просто было что-то еще. Ведь страха и правда не было, а если и проявлялся - то лишь временами. Но это - нормально. Все иногда испытывают то, что помогло выжить предкам. Нашим же предкам. Так... так говорила Амэ. Так писала Амэ. Во время их бесед.
  Амэ?
  ***
  Рита потом скажет, что Флора сама...
  "Ты сама выбрала свою судьбу, когда пошла за ней..."
  -Волки. - Прошептали губы Флоры. Она лежала под Викуленькой и, оплетя ту ногами, не сопротивлялась просто тому, что делали с ней. А это было больно, и даже неправильно. Странно. Но все это было. А вокруг сновали тени. - Это волки бродят.
  Шлеп. Шлеп-шлеп.
  Мокрота. Влага повсюду и в ней тоже - влага. Кровь. Волки чувствуют запах крови. Флора течет кровью. Ей больно, а волки хотят есть.
  Шлеп. Шлеп. Шлеп.
  В животе мокрой и тупой болью вспыхивают тягучие и качающие девочку удары, заставляя приподнимая таз, выгибаться назад, чтобы удобнее, чтобы не так больно! До упора. Это больно. Флора плачет, обнимая руками Ви.
  Так хорошо...
  
  
  
  
  Канонiческий мальчик с голубыми глазами.
  Или история про то, как одна девочка постепенно сходила с ума...
  Наверное...
  Вы удивлены? Вряд ли...
  Облака такие красивые, потому что напоминают наши мечты, они там, в вышине, всегда видны, вечно под носом и не дотянуться.
  У каждой девочки, наверное, была она. Та самая. Давняя и забытая, хотя - нет, не забытая: спрятанная от чужих и в первую очередь от себя.
  Мечта.
  О мальчике. С голубыми глазами.
  У меня именно с такими. Яркими, словно облака, и мягкими, словно облака нарисованные акварелью. Она хранится и по сей день где-то в глубине меня, моей памяти. Хоть времени то прошло не так уж и много, почему-то чувствую себя... Каждый год в сети, это десять лет в обычном мире, или наоборот это как посмотреть. Столько всего, столько разной информации. Теряюсь и нахожу. Замечаю, что теперь чаще теряю, нежели нахожу и понимаю, что золотой прииск иссяк, а может просто изменилась я.
  Но она была. Давным-давно, когда-то, я её просто Спрятала. Чтобы не испортить нечаянно.
  Чтобы не испортила сама её. Своими же руками. А чьими же руками?
  Чьи те руки, что портят мечты? Только их создателей. Только этих самых мечтателей "те руки". Этими самыми руками зажигаются и гаснут звезды. Каждой мечты?
  Мечту нельзя убить её можно забыть и испоганить, изменить под реальности этой насущной возможности. Стекают цели, остаются лишь скелеты без мяса, все же растворилось ...
  Черт...
  Чтобы не испоганить когда ты встанешь взрослой...
  Она родилась странной. Ей часто говорили это слово. Она всегда была такой.
  Ей очень часто про это говорили и родители и не только. Зачастую в хорошем смысле этого слова.
  ***
  Тогда она еще не была изнасилована несколько раз. Как сейчас. И физически и морально и душевно и как еще только можно.
  И жизнью и другими людьми и главное самой собой.
  
  Она росла странной и ей все это говорили очень часто, она развивалась странной, ей про это иногда говорили, и в основном в положительном ключе. Чаще родственники, реже остальные.
  Она чем только не занималась.
  Она ходила в школу. Но приходила не туда.
  И все из-за этой странной мечты.
  Она сама не до конца понимала, почему мечта странная.
  Наверное, она была необычная ... и чужая. Такое ощущение, словно не она её выдумала.
  Нет.
  Не она её нашла, а её саму нашли. Что-то одновременно чужеродное, как чувство другого человека и в то же время настолько интимное как...
  Она запрятала её глубоко и отказалась об этом думать. Даже вспоминать. Ей не хотелось, чтобы все это было изничтожено её будущей жизнью.
  Она её просто спрятала.
  
  Она жила как хотела, ведь все? Больше нечего было желать...
  Но нет...
  
  В школе всегда все было просто. И предметы и те, кто их преподавал, и те, кто им внимал, этим преподам. Ага, учителей на самом деле никто не слушал, но самое главное и это не имело никакого значения. Даже если кто бы и послушал ради развлечения...
  Но кое-как весь класс переходил с одного номера на другой. Все, чем жил её класс, происходило после. Или между. И зачастую во время. Но это нормально...
  Так все классы всего мира живут. "Учатся..."
  Ей все давалось легко, она не делала домашние работы вообще. Сначала просто было не интересно, потом просто было больно и... неудобно. В общем, ей всегда было не до учебы. Но её многое интересовало. Она всегда могла перевести любой вопрос, так как ей хотелось. И ответить на него так, что задающему самому приходилось искать ответы. На самом деле это было просто. И не интересно...
  
  В школе она и познакомилась с Линой. Та была слегка замкнутой девочкой. Но никто этого не чувствовал. За исключением Саши. Она... действительно умела выглядеть не такой, как внутри была, и главное... ей это действительно было интересно и не причиняло боли... играть роль... кого-то... не себя.
  
  Она не собиралась уже тогда быть и жить, так как от неё ждали. И дело не в желании все сделать по своему... она по любому бы все сделала по своему, так как хотела,... но вот она ничего не хотела. И дело не в том, что у неё не было интересов, были, их было даже много, возможно даже слишком много.
  Все были слепы, но смысл слепца, то упрекать в неведение...
  Они радовались, все, родители в первую очередь и гордились, что их дочь такая умная и стольким интересуется...
  Они просто не видели и даже если бы и увидели - не поняли и не догадались.
  Что все это - лишь желание сбежать, еще один способ, спрятаться, от того что ей действительно нужно.
  Есть много способов: и трава в косяке во рту и белый порошок на столе и бутылка с друзьями и скорость по улице ночью и теснота и скорость ночью но не на улице а в клубе, и потом в постели, тоже когда тесно, тоже когда много, и еще много другого, того что она чаще выбирала чем первое - и небо и море и звезды и брызги и "делаешь, что хочешь, когда хочешь" и троллинг всех и вся повсеместно, от учителей до водителей маршруток, пока интересно. Ведь в любую секунду можешь вспомнить...
  И опять будет все не интересно, и с каждым разом ты будешь понимать отчетливей и явственней - не то...
  Не тем ты занимаешься,... нет, просто "не то..."
  И ты будешь искать что-то новое, опять окунаться сразу, прыгать с разбега, возможно у неё действительно были гениальные мозги, ведь она умела одну простую вещь. Все делать сразу и успешно. И все равно как и что, знает она или нет умеет или...
  Возможно, она просто ничего не боялась. Хотя...
  Вначале, еще когда была маленькой, до того как "выросла"...
  Она много чего боялась.... И темноты и неизвестности и боли и смерти и одиночества... и того главного, про что боялась даже думать. Но потом все страхи ушли, а главный... стал проклятием... её и других, тех, кто близко.
  Так она научилась как-то ездить на мотоцикле:
  Попросила одного знакомого байкера показать, за что цеплять и на что жать, чтобы зверюга та вся ожила. Он и сказал. И показал. На свою голову. Она в седло вскочила, и повторила, как он сказал. Он едва успел за ней вскочить и ухватиться сзади.
  После этого он еще долго не разрешал ей садиться туда. Но у неё получилось... с первого раза... и хорошо.
  А если бы не получилась, она или покалечилась или умерла...
  Да странная она была...
  
  Может зря они тогда пошли гулять посреди ночи. Но было ощущение праздника... нет скорее даже сопричастности к празднику. Стадное желание, возведенное на престол подсознанием.
  И все. И вот как вышло...
  Не в том месте не в то время они оказались с Линой, вот и все.
  Можно и по-другому, легче не станет, но ей было все равно...
  Она была изнасилована.
  Её просто поимели. Трое, по очереди.
  Все могло бы быть по-другому, тогда она что-то почувствовала. Она всегда это чувствовала. Она смогла вырваться и побежала. Кто-то кинулся за ней, но видимо вернулся. Уже на углу Саша услышала крики Лины... Но ноги сами несли её дальше. Еще метров пятьдесят. Это расстояние нужно было. Чтобы думать она могла сейчас только бежать.
  Она бежала, потом остановилась. Дышала и что-то щелкало внутри. Потом побежала обратно. Сходу дала в пах первому и начала... драться а что ей еще оставалось делать. Лину выпустили, и та бросилась бежать. Все сосредоточились на новом противнике. Тем более они еще не все поняли кто это.
  Но ей не долго пришлось этим заниматься. Положили на асфальт. Знаешь когда лежишь на асфальте, как то не хочется ничего делать. Она, почему то это поняла.
  Она лежала и думала что делать. Мысли путались. Она ничего не хотела начинать делать пока не поймет, что они собираются её убить. Она знала, когда закончат кто-то это произнесет. Например:
  -Кто еще хочет?
  Вот тогда она попытается. Сделать что?
  Вскочить и убежать, Она лежала неподвижно, и хоть ей было больно, силы были.
  
  Они просто убежали.
  Она не знала смеяться и плакать или проклинать
  "Убью". Спокойно так.
  
  Она когда вышла оттуда улыбалась. Кривилась и так задорно и почти мило, но кривилась ... слегка только не каждый бы это увидел.
  -Прости
  -Да
  -Это все
  -Тело и только
  Она опять задорно почти подняла голову и пошла мимо.
  -Я не хотела
  -Извини
  -Проехали
  -Простишь?
  Саша нанесла удар, резко кинувшись на ней уже от двери. Сбила с ног и оказалась сверху, вскочила, и чуть не упав, сморщившись от боли, вывалилась в дверь.
  Между ног все горело. Внутри была пустота. Комок в горле и привкус металла и... того чего и должен был быть во рту...
  
  -Ну, прости! - так просто... вы замечали, что когда действительно хотите извиниться, в голову лезет одна простая примитивная банальщина.
  -Блин!
   -Проехали, мне... все равно.
  -Я найду и убью их, потом...
  -Как будет время, сейчас мне ничего не нужно я просто хочу быть одна.
  -Сидеть и смотреть в это проклятое окно... Ты поняла?
  Она упрямо мотнула головой, словно чего-то боялась
  Боялась?
  У Саши начало что-то подниматься опять изнутри наружу.
  Ты ... бояться... сейчас.
  Они подрались, наверно это единственное слово... или...
  Саша била её та кричала что-то, Лина постанывала и пыталась уклониться, плакала. И Саша тоже начала плакать. Она поймала себя на мысли, как глупо они сейчас смотрятся. После драки, кулаками не машут. Две дуры.
  -Мы дуры...
  А после изнасилования?
  Что не делают?
  
  -Я сама кого-нибудь изнасилую, - медленно проглатывая слова, как бы через силу произнесла она.
  Потом...
  -Не трогай меня.
  Но Лина лежала. Просто под ней и все и не собиралась убегать или...
  
  -Все не так.
  Она, молча, смотрела. Ну, естественно - что она сейчас скажет, что все так? Как и должно было быть?
  -Нет, все не так.
  -Почему?
  
  Она говорила с надрывом. Будто мучилась каждое слово:
  -Ты не он. Ты не тот мальчик, что был тогда. Ты...
  ...
  Плачет и смотри и вся дрожит.
  -Давай я куплю тебе голубые линзы-нулевки?
  Лина молча, лежала, глядя прямо в её плачущие дрожащие зеленые глаза своими карими. Будто и впрямь понимала.
  Саша сжала руки на её горле. Та слегка дернулась, но по-прежнему лежала, не двигаясь, и смотрела в глаза. Только лицо напряглось.
  Не сразу. А как начала задыхаться. И вжалась руками в спинку кровати.
  
  И тут Саша поняла, что та все-таки её подруга...
  Тогда это она сделала в первый раз. Лина не сопротивлялась...
  
  Вы видали, как лопается мыльный пузырь?
  Наверное, каждый это видел хоть раз в жизни. Но видели ли вы это... в замедленном варианте?
  Он напрягается, волна проходит по тончайшей пленке,... а затем он распадается.
  На капли! Они похожи на паутинки, но это капли, маленькие продолговатые капельки жидкости. Зачастую воды. И они сгорают. Испаряются. В долю секунды. Вот если этот самый момент, длящийся, лишь мельчайшие доли секунды сфотографировать. Тот отрезок времени, когда пузырь уже лопнул, но капельки еще не превратились в газообразную смесь из паров воды и не пойми чего.
  Это будет одно из самых красивых зрелищ на всем белом свете!...
  Так лопаются пузыри. Просто так - пум - и их нет.
  Так разбиваются жизни, которые не смогли приспособиться к миру, загнав или трансформировав свои мечты.
  Пум.
  Все быстро.
  Все для других и не заметно.
  Мало кто заметит этот момент
  Когда все уже накрылось... но...
  Все герои еще живы.
  И если они понимают, что пути назад нет.
  Тогда и начинаются эти прекрасные мгновения капель в воздухе.
  Капель лопнувшего пузыря.
  
  Лопнувший пузырь это глупо...
  Но не каждый увидит и поймет что это еще и красиво.
  Особенно если он сам...
  
  Лина была из тех, которые всегда так любят это наблюдать.
  Тянущийся воздух, покрытый тончайшей пленкой. А потом - пух! И следующий. Она любила в детстве эти маленькие мыльные кусочки счастья.
  Наверное,... она подсознательно находила что-то общее в них.
  И теперь, она видела это в Алексе.
  Она не обращала внимания на глупость поступков. Они для других могли показаться глупыми. Но она помнила - это пузыри. Мыльные пузыри - наиглупейшая вещь на свете - она помнила - насколько они красивы когда...
  
  Они ехали в трамвае. Скоро их уже не будет. И трамваев и их самих. Она смотрела в окно. Еще долго многие будут этим заниматься. И им тоже придется. Чтобы не сойти с ума от ожидания. Пока тебя, твое гребаное тело несет эта жестяная чертями выдуманная труповозка из точки А в точку Б. Это время. Даже если включить на полную музыку в наушниках и попытаться забыться. Не всегда получается. И остается один выход. Окно. Это всегда выход. И он, а точнее оно, это самое окно - всегда доступно и везде они есть... эти самые окна. Это такое универсальное для человека занятие. Процесс. И там за окном.
  Ничего. Серо. Стекло такое серое. Она попыталась найти место в вагоне или в том, что было - проносилось - за окном что-то не серое... и не смогла. Она просто ужаснулась. А все это видят. Может просто не замечают. Она так хотела смотреть на что-то невероятно яркое, чтобы можно было углубиться и не думать о... небе. Глазах? Цвета неба.
  Гребаный сон. Только сейчас она со всей очевидностью поняла, что он испоганил её жизнь.
  Нет. Это она сама её поганит. Себе, просто не может, не ломать, она не может сломать мечту, и ломает жизнь. И нельзя за ней идти. Это тупо.
  Она неосуществима.
  ...
  Но если смотреть на глаза, в глаза - нельзя, ни о чем думать. Если смотришь в глаза любимого человека. И все. Вы это замечали?
  
  Они лежали, и думала она что все и ничего вроде. Лежали то они вместе. И Лина так мягко и по-детски дышала рядом с ней.
  Впервые это было с сестрой. Она... ну... соблазнила Александру наверное. Просто произошло и все... и ничего больше. Было это в ванной. Она вся погружалась в эту горячую так приятно пахнущую воду... ласки, она погружалась и в сестру. Они просто вместе принимали ванную, но это были самые спокойные мгновения её бурной жизни. Запомнились. Остались навсегда и на многое, по сути, повлияли потом.
  Может быть, поэтому Лина...
  
  Однажды Лина забралась в шкаф, полный вещей Саши. Когда та приоктрыла джверцуц, чтобы взглянуть на этого дерзкого кота, то увидела маленькую тонкую девочку, со столь знакомыми чертами смущенного и сонного лица. Она завернулась во все это белью, мокрая, после ванной. Когда Саша развернула Лину, то увидела кое что еще.
  Её пальчики. Они были красные, в крови. Лина ласкала себя и порвала.
  Два пальца вглубь. Горячее пространство. Погружались и все внутри массировали. Исследовали. Пальчики-исследователи. Погружались, и приподнималась она и вглубь опять и так мягко. На грани сна. Грезы наяву. Мастурбация вдвоем, когда обе уже почти заснули. И уже частично там. Туго так у неё там. Сзади. Крем и мягкий... склизь... внутрь и обратно, и еще раз. А она вдруг там вся сжалась и тихо застонала... А Саша смеялась.
  
  Саша сзади. Перед ней через одно место Лина. И тихо смотрела в окно, словно так и должно было быть. Словно она все понимала и принимала как само собой разумеется. Словно и не ревновала и не обижалась и не злилась. Просто. Тихо. Сидела, прям как недавно сама Саша и смотрела в окно.
  А там... серо.
  Что-то опять сжалось внутри. Так она на ребенка походила брошенного и покинутого, но все равно смотрящего вперед и просто идущего...
  Она вскочила и кинулась к ней.
  И обняла её и прижала к себе. И сжала так. Подойдя сзади в том трамвае. Крепко-крепко, словно никогда-никогда не хотела больше отпускать. Расслабилась вся и так хорошо вновь стало.
  
  На них странно посматривали и опять отводили взгляд. Только парочка парней смотрела в наглую стоя в самом конце вагона, и хихикали, периодически переговариваясь. Через секунду они будут ржать во все горло уже.
  
  Они целовались, учились этому, вместе. В школьно библиотеке. Лина училась, Саша просто наслаждалась и пыталась забыться.
  Они были вместе. Почти всегда и везде. И в ту злополучную ночь гуляли вместе...
  
  Не будь там тех ребят, все бы сложилось по-другому. Может. И лучше... в смысле... она бы дольше прожила,... но ведь происходи, то, что происходит. И может именно это в конце концов и повлияло на принятие того решения.
  
  После того случая она стала встречаться с парнями. Она была красивая, не просто симпатичная, а именно красивая. Ей всегда это говорили, наверное, поэтому она так ненавидела это слово.
  Ведь... когда тебе больно, и ты ничего с этой болью поделать не можешь - все что тебе остается... выть визжать и брыкаться? Можно и так. Но... от этого ничего не изменится. А можно...
  Можно сделать свою боль красивой. Только от этого станет еще хуже. Хуже и больнее, но в чем-то легче.
  И с каждым разом она ощутимо отдалялась от Лины. Сама. Та же, как неприкаянная ходила за ней. Ждала после школы. Видела с кем и куда Саша уходит. И молчала. Алексе еще хуже становилось от этого, лучше бы уж та закатила истерику. Тогда бы она сама на неё все вылила и ушла. А так ей... с каждым разом становилось Лину все сильнее жалко.
  
  Она подумала. Долю секунды и приняв решение, пошла к нему. С ним она устроит нечто. Он тот, кому она подарит это. Он странный она и раньше замечала, как он на неё смотрит. Периодически, почти подглядывая. В очках - образ типичного очкарика отличника, хоть и есть легкие странности в одежде и поведении.
  Но только когда они у него оказались вдвоем, она поняла... как он на неё саму похож.
  Он был таким же и в то же время другим.
  Но он точно не был тем мальчиком из сна, которого она знала. И дело не в его карих глазах. Она просто знала. Что-то внутри неё будто тихо проверило его и так же тихо ей шепнуло - нет, не тот.
  Они занимались любовью, если это так можно было назвать. А по сути, там была чистая оргия. Он поимел её по всякому, спереди и сзади и входил и снова и снова. Она стонала, ей было хорошо. Она сказа:
  -Хочешь еще?
  -Хочешь убить меня.
  -Я позволю. Не буду сопротивляться. И он прореагировал странно, не так как должен был, словно он был готов к такому вопросу. И сам уже много думал на эту тему...
  
  Когда она уходила, он сказал вслед тихо так:
  -Я тебя люблю...
  Почти шепнул, а Саша ответила:
  -А я тебя нет, - громко и четко.
  Он улыбнулся и достал сигарету, быстро навскидку сунул её в рот и прикурил и делал это так...
  Стильно и четко.
  Она пожирала глазами пластику его движений.
  Не один актер так не смог бы ни за какие деньги, такое получается лишь один раз в жизни. И он вышел.
  Такой походкой. Просто, только ей она говорила о многом.
  Красиво вышел. Её мозг кончал от удовольствия. Он ей безумно нравился в этот момент. Но все, же... это был не тот ... мальчик.
  Несколько дней он будет таким, привлекать к себе внимание своим поведением жестами позой взглядом дыханием словами, всем... а потом опять изменится и попытается спрятаться от взглядов всех людей. Спрятать свою харизму, стать незаметным, чтобы не лезли к нему в его дела.
  Ему так удобнее. Таких обычно берут в спецслужбы и в разведку. Тех, кто с детства привык нигде не выделятся в не зависимости от того что он делает. И даже жечь... так незаметно, словно он и должен...
  
  -Красиво проиграл, да? Ковбой...
  
  Мать как то спросила - а ты, куда собираешься поступать.
  Саша подумала секунду - у неё было три ответа круче один другого, но потом решила:
  -В никуда.
  -В вечность.
  
  А ведь так недавно все было по-другому, она помнила. Это гребаная память. Что же произошло? Дело даже в том, что случилось.
  Это просто было так недавно - младшеклассница.
  Она познакомилась с Вадимом. И вместе влюбились в небо. Вместе с балкона и крыш домов ночью и даже днем смотрели на звезды. Сначала это был бинокль. Потом самодельный телескоп. Искали в библиотеках и интернете карты звездного неба. Рисовали. Фотографировали. Бленды, переходники для Зенита-Е а потом и подаренной на день рождения цифровой камеры. Ноутбук и целая эпопея с программами для него. Шлифовали зеркало для нового телескопа. Вместе сидели за книгами и все это изучали.
  Ей было так хорошо.
  Она и забыла.
  Если честно. Она особенно и не вспоминала про это в те годы своей жизни. Просто уже тогда были темные грустные моменты... меланхолии. Когда она еще, будучи 11 летней девочкой ностальгировала по еще недавно таким свежим... воспоминаниям.
  Да, наверное, это было странно.
  Но она ощущала, что что-то постоянно теряет, каждую секунду.
  
  Она не очень часто в жизни на самом деле вспоминала тот сон. Просто каждый раз понимала вспоминая, как сильно изменилась. Это словно был... какой-то ограничитель и измеритель для неё.
  
  Они опять лежали и беседовали...
  
  Что-то было. Она это чувствовала, когда Лина рядом. Когда она дышит, это можно слышать...
  Нет, она дышала совсем не громко, а так тихо, прям как ребенок. Но Саша никогда раньше не обращала внимание на дыхание других людей. Даже громкое, даже то, которое раздражало. Ей просто было все равно, она абстрагировалась, как и все. Есть много звуков для нас столь привычных, что наше сознание их обходит стороной.
  Но теперь не так. Теперь ей нравились эти звуки. Она могла часами слушать, как та дышит. Это была такая маленькая радость, про которую никто не знал...
  Они лежали и слушали друг друга. Это было так естественно. Почему же люди не хотят слушать. Может быть, им просто подсознательно лень тратить свое время на попытки понять того, кто им не интересен.
  ...
  Секс стал естественным продолжением. И только...
  
  Интересно...
  Какой же дуррой надо быть, чтобы из-за какого-то сна, свою жизнь сгубить. Вот так вот просто. Заниматься всем и ничем. Вот так вот просто... Идти вперед не думая куда. Ведь так нельзя. Вот так вот просто. Но она была такая,... она могла, умела и иногда, раньше, даже хотела смотреть на себя со стороны. Но чем дальше, тем меньше ей хотелось это делать. Она видела полную дурру, но ей уже все было до той лампочки...
  Так обычно люди и пропадают, да? - Спросил голос в голове.
  -Ага. - Ответила она этому голосу, но вслух...
  Лина потянулась и проснулась. Она лежала рядом и смотрела на свет текущий из-под занавески.... Там что-то летало. Маленькие такие, которые видны в комнате только под лучами солнца. Теплые такие.
  Что?
  Неужели простая пыль может дарить столько счастья.
  Лина улыбалась так спокойно и по-детски мило. Александра смотрела на неё и не могла, просто не могла больше сдерживаться.
  Она наклонилась к ней, посмотрела в её еще не совсем проснувшиеся глаза и сказала одно слово:
  -Люблю...
  
  Ведь все прекрасно, если есть кто-то рядом. Кого ты любишь. Кто-то достойный любой любви, кого ты сам не до конца достойна...
  Вот если бы не было того сна, она и до конца...
  До самого конца своей жизни хотела бы просыпаться рядом...
  
  Она боялась, иногда её теперь потерять. Но слишком много всего было, чтобы останавливаться на своих страхах. И было еще то, забытый страх... так и не найти и не узнать. Глупый страх, еще глупее, чем страх перед смертью. Как будто этого можно избежать. Как будто можно отыскать.
  Что-то говорило у неё внутри. Под той ночной сорочкой. Где-то там. Внутри. Даже не в теле, а там. Говорило - если ты и встретишь кого-то, это будет не он. Будет другое - ощущение. Ты же умная девочка. Настолько чтобы понимать - как хорошо быть глупой. Ты знаешь. Тебе лишь нужно притворится. Что это он. Вот он и все. Найти похожего. Хорошего. Того кто тебя согреет. Твоего.
  Но ведь...
  Мой...
  Он остался там...
  Он был уже.
  Это как испытать любовь, не понравилось - дубль два. Всегда начнем сначала. Это же игра! Это не та, это не любовь. Играть... вот с ним - всегда. А одной.... Это как актером быть на сцене, вечно пустой зал, нет декораций, ты одна, актриса та, стоишь на сцене, пред тобою - пустота. Зачем тебе игра? Но ты не можешь быть собою, и ты играешь, только для себя. А дьявол там, в душе твоей, смеется, хлопая в ладоши. Ты молодец, он говорит, прекрасная "работа". Ты плачешь и играешь, эти свои роли, в своих спектаклях, придумывая декорации. Ты одна. Вот он ад.
  Зачем тогда вообще говорить... и думать и мечтать.
  Нет, даже не так.
  Когда уже она была и не такая чистая, какой была сначала. Она уже мечтала. И ненавидела опять. Все это. И знала... Что все это лишь детский сад... Она такая злая, на себя опять.
  
  Она понимала, что не сможет приспособиться к этой... жизни. И просто жить.
  Вот не будь этого сна...
  Хотя.
  Причем здесь сон. Наверное, она сама такая. Просто она не сможет. Учиться дальше. Зачем для кого.... Ходить потом еще куда-то. Ходить на работу. Искать. Кого?
  Парня. Девушку. Зачем. Больше некого искать. Она ведь уже... нашла. Давно еще в детстве. И никогда...
  
  Она вспомнила.... Несколько лет назад.... Но как давно все это было...
  В тот день они все свободное время посвятили тому, чему должны его посвящать дети. Игре. Только свободен был у них весь день. Они и играли. Вместе с Игорем. Её племянник. На год младше. Они сидели, жали пальцами на кнопки джойстика и все. Иногда кричали отрывисто что-то.
  Любой, кто их увидел - подумал бы, что они дурью маются. Но как они были далеко. Сколько всего произошло в тот день. Они наконец-то прошли те две игры, что она сама никак не могла пройти. Они играли, веселились вдвоем. Забыв про все, включая, необходимость есть. Они просто были там. Среди этих примитивных фигур и линий на экране телевизора. Тогда ей было семь лет. Они реально переиграли тогда. Когда вечером она чистила зубы, у неё было состояние схожее с, ... наверное, опьянением. И счастьем и информацией и все чем только можно.
  А еще у Саши было чувство, будто её глазами смотрит кто-то другой. Будто и не её они вовсе. Она протерла глаза и посмотрелась в зеркало.
  Уже тогда ей все говорили, что вырастет красавицей.
  Но почему-то её скорее раздражали такие слова.
  И не нравились разговоры. О ней вообще.
  Особенно за её спиной.
  Было как бы... слегка противно и неловко за них.
  Она опять взглянула в зеркало. Два внимательных, слегка укуренных зеленых глаза. Зрачки расширись чуть, и сжались опять. Красивые.
  Она зачерпнула полные ладони воды и попыталась утонуть.
  Вздохнула и опять в зеркало. И то чувство опять повторилось.
  Именно в ту ночь да.
  Ей и приснился этот сон.
  Тогда она его почти сразу забыла.
  Но он остался.
  На всю жизнь.
  
  Они смешались с толпой скинхедов.
  Она сошла за свою. Так не жгла и не веселилась адски она ни разу в жизни. Лина почти с ужасом смотрела как с перекошенной сатирохмылкой лицом она кидала бутылки со сделанной вчера зажигательной смесью в автомобили. И схватив бейсбольную биту вскочила на ближайший не горящий еще автомобиль и что-то кричала в толпу. А тени носились, все горело, слышались крики. С ближайших улиц послышалась уже и стрельба. Видимо разгоняли тех, кто был там.
  
  Запах стоял комнате. Курила.
  Она курила?
  -Ты куришь? - спросила Лина... так тихо и почти без вопросительной интонации.
  -Теперь?
  -Запах, - ответила ей Саша. Нужно перебить.
  Лина принюхалась.
  -Сладкий?
  -Да, - с загадочным и коварным и в то же время веселым и... таким озорным видом ответила Саша. Это опять была... её светлая полоска.
  Улыбнулась Лина. И смеялись и кричали они, врубив музыку на полную, и будили соседей и плевать хотели на крики тех и угрозы вызвать милицию, если не угомонятся.
  
  Они горели. Пламя расползалось по парковке. Там уже не было фигур тех кто так и не успел сесть в машину.
  Она поймала взгляд Лины. Она все-таки пошла за ней. Прятались за углом, как дуры.
  -Запах. - Просто сказала Саша.
  -А... - Все что смогла произнести Лина...
  Один за другим на парковке рвались автомобили. Те ребята, которым она "забила стрелку" уже на небесах или в аду будут спрашивать её - что та имела ввиду под этими словами...
  
  Только теперь Лина поняла, что за тяжелую спортивную сумку ремнем через плечо таскала от клуба к клубу, от танцпола к танцполу всю эту ночь её подруга...
  -Ну? Идем в следующий клуб!
  У неё явно было хорошее настроение. Лина улыбалась, глядя на подругу.
  
  На следующий день Рамблер выплюнул статью о теракте в их городе. Причем МВД отвергало версию теракта, и объясняла все это разборками группировок...
  
  Саша из-за плеча подруги читала всю эту ересь.
  Лина издала свистящий звук. Как будто что-то всасывала.
  -Мы теперь террористки, - теплым нежным детским шепотом произнесла она.
  -Ага, - подбородок Саши лежал у неё на плече.
  Что-то прострельнуло, не больно, а так тепло сквозь Лину.
  Началось у плеча дальше по её шее и вниз между сосков груди в живот и там в самом низу промеж ног начало скапливаться, постепенно растя. Наслаждение...
  Она задумчиво расфокусированным взглядом смотрела сквозь монитор ноутбука вглубь себя...
  
  И вот что у неё теперь осталось. Загубленная уже и главное не интересная ей самой жизнь и лесбийская подружка.
  Готовая за ней идти куда угодно.
  Ну, это уже было далеко не самое плохое...
  
  Она импровизировала всегда. Девочка-сюрприз. Девочка-импровизация. Действительно должно быть больно, чтобы так собой всегда управлять и так вести себя. Всегда.
  Она и не вела. Она была сама собой. Пыталась стать. Когда вдвоем с подругой оставалась ночью.
  И говорила. На ухо. Но никак все не могла сказать. Про главное. И вдруг...
  
  Знаешь, а я действительно люблю его...
  Того. Мальчика. С голубыми...
  Как глупо это звучит. Самой аж тошно. Она поняла, как близка к тому, чтобы возненавидеть эту глупую мечту. Но и понимала, что возненавидев, она только еще раз сломается. Она не сможет от неё отказаться.
  
  Она курила. Все-таки она начала тогда этим заниматься. Хотя теперь-то уже все равно. Ди-джей жег как никогда кто-то крутил сабвуфер. Видимо он был глухой, потому-то у Лины уже болела голова, а ведь она стояла в самом дальнем конце зала.
  Саша танцевала. Нет, она ТАНЦЕВАЛА.
  Она никогда особенно этим не увлекалась и скорее всего не очень умела, но теперь ей... движения шли сами, она танцевала... просто двигалась.
  В её движениях была магия!
  Видимо это чувствовала не только Лина, потому что образовался целый кружок вокруг нее.
  Она улыбалась. Дьявольски. Это была даже не улыбка соблазнительницы. Это был оскал хищника, удава успешно загипнотизировавшего своими движениями и взглядом кролика. Перед заглатыванием.
  
  Вот девочка - и ласковая тьма.
  Что-то внутри тебя. Ему так хочется отдаться. Ты понимаешь - смерть это. И для других и для тебя в конце. От твоих навыков зависит лишь продолжительность кровавого пути.
  И там, в конце уж точно нет его. Того. Что смотрел на тебя. Так странно...
  
  Она вернулась. Лина никогда не видела у неё такого страшного лица... Оскал, от уха до уха. Клык. Глаза горят. Она красивая и злая. Нет, она выше зла. Лина смотрела неё почти влюбленными глазами.
  Саша поймала этот взгляд.
  "Ну и кто из нас дура"
  
  Знаешь, ты как загнанный зверь ходишь туда-сюда по своему дому...
  Ты поднимаешь глаза вверх и хочешь увидеть небо,... но они натыкаются на потолок...
  
  С каким кайфом они готовились к этому. Вдвоем. Им теперь было плевать. На все. Глупо, но счастливо плевать. Они просто хотели и знали что отправятся. И что все сделают как хотят. И ничто их не остановит. Только разве что - смерть.
  Саша искала в сети литературу по выживанию. И читала бегло. А вот нафик это нужно было?
  
  Лина принесла все деньги, которые смогла "найти", и не только деньги. Саша стояла и молча, смотрела на стол, где все это было той аккуратно разложено по порядку. Та словно коллекцию монет ей свою в который раз демонстрировала.
  -Нда... ты всегда методична.
  
  Первые снежинки садились на волосы Лины. Она бегала по сугробам. Один раз даже упала, но никак не могла успокоиться.
  Свобода!
  Что-то с ней происходило в последние месяцы. Она становилась все более и более счастливой и какой-то... открытой что ли. Но при этом сохраняла свою детскую аутичность. Она открывалась миру, а не людям его населяющим.
  
  До Москвы добирались электричкой. Оттуда самолетом в Сингапур. Самый дальний рейс, который был доступен в ближайшие два часа.
  Как тут много городков! Лина смотрела в иллюминатор при посадке. Они вылетели вечером а сели утром, обогнав этот мир на шесть часов.
  Лина никогда до этого не летала никуда и её удивило сначала что проведя шесть часов в салоне самолета они по сути, летели двенадцать.
  Саша объясняла ей все это задумчиво глядя в окно. Внизу были рисовые плантации, города, опять плантации и леса, но то что её привлекало - гладь воды. Такая яркая, она вся отражала восходящее солнце.
  Она без страха смотрела на этот раскаленный диск в воде, широко раскрытыми глазами, будто хотела проглотить его...
  
  Сели в серебряную птицу зимой, а вышли из неё летом. Вот она, машина времени.
  
  Они шли по улице. Тут все так странно, Лина заметила это еще с воздуха. Тут так много мелких поселков.
  Казалось что сам Сингапур это не город, а огромный муравейник, только не из людей, а из других городков. На сотни километров вплоть до берега Сингапурского пролива - одни сплошные чередующиеся плантации и села. А в центре этого - столица с небоскребами.
  Можно было, чуть отойдя от одного села, вслед за последним его домом, через рощи и отдельно стоящие на рисовых плантациях дома видеть уже следующий поселок или городок. Так что по всему острову? Сколько тут людей?
  Они брели по Клар-Ки уже ближе к вечеру. За день они исходили и изъездили столько, сколько американский турист осилит лишь за неделю, если не месяц.
  -Тут столько фонарей! - Она всегда обращала внимание на все яркое.
  Саша улыбалась, глядя на Лину, та и впрямь как ребенок!
  
  Отсюда их путь лежал еще дальше по островам, с одного на другой. Но теперь уже не самолетом. Тут все было не так уж и дорого, если не прикидываться туристами...
  Они и не прикидывались.
  
  -Странные у них тут деревья, такие красивые и душистые. Даже вблизи городов. И ощущение, будто вся крона мхом поросла. Это так... вот в детстве я мечтала жить в лесу из таких полусказочных деревьев. Не таких вот маленьких, а огромных. Но именно с такой кроной!
  Лина шла смотря во все стороны. За ней молча шла Саша, она смотрела только на неё. Что-то просыпалось в ней. Прям как тогда в трамвая. Что-то, что словами не передать - это как стремление обнять котенка и прижать к себе и никогда не отпускать. Все это и вместе с ним страх его раздавить при этом.
  Это и смешно и глупо...
  Но так... тянет.
  А в центрально городе, который Сингапуром собственно и являлся было так чисто на улицах, стекло и пластик и камень, и асфальт чистейший. Видимо город мыли круглосуточно.
  -Спорим что тут чище, чем в Сан-Франциско?
  -Ум...
  Саша шла задумчивая, воздух другой страны словно освежил её, одновременно усилив все чувства.
  И "это" чувство тоже. Он не одурманил её, как возможно Саша надеялась, нет, он наоборот делал мысли все более и более чистыми.
  Почти кристальными...
  
  На пароме, утыканном автомобилями и людьми по периметру, они переправились через море Банда, в самой его узкой части, дальше - следующий паром и так по всему Малайскому архипелагу. Реально это было не дороже поездов в центре России. Но деньги для них теперь не имели никакого значения.
  
  Они добрались до островов. Тех самых. Которые любила Саша. Еще и не зная об их существовании уже любила. Она поняла это как только их увидела. Еще с последнего борта в той длинной вереницы паромных пересадок, что была позади.
  
  Сколько же тут было русских. Сотни в этом небольшом городке на берегу Тихого океана на острове...
  Тут можно было жить, общаясь только со своими земляками и представить себе, что ты никуда и не уезжала из России.
  Она так захотела тут остаться. И испугалась.
  Лина смотрела неё. В её глазах было написано тоже:
  "Ну? Мы нашли же это место! Только для нас. Вдвоем. И никого больше. Прошу!"
  Она умоляла взглядом. Так тихо и не настойчиво. Столько нежности было в её взгляде. Саша не могла её в глаза смотреть.
  Иначе.
  Она бы осталась тут.
  
  Они добирались туда катерами. Туда не ходили рейсы туристических маршрутов.
  Ей просто необходимо было.
  Как будто что-то туда тянуло.
  
  Дед, сидя у причала рядом с мотелем продавал старое изношенное снаряжение дайвингистов. Откуда его столько у него, Лина не знала.
  Она подозрительно смотрела на вмятины на некоторых предметах.
  Это... следы зубов?
  Акульих?
  
  Они почти уже добрались туда катерами. Куда? Лина не знала, да ей и было все равно. Знала Саша, этого было достаточно. Ей же просто нравилось здесь. В первую очередь, потому что она была рядом. Всегда. И не нужно было никуда ходить. Не нужно было смотреть изредка по сторонам. А не увидит ли кто из их родственников их вдвоем. И внимательно запоминать друзей и знакомых своих и Сашиных близких, чтобы не спалиться.
  Она еще тогда немного стеснялась. Саше то уже все было до лампочки. А она боялась взглядов в их сторону.
  Наверное, потому что они могли им помешать.
  Тут же их никто не знал. И всем было все равно, кто они и что здесь делают. И почему никогда друг от друга не отходят дальше десятка метров.
  
  Манипа. Люди и не знают, что есть такие места. Даже в названии для русского уха есть что-то особенное.
  
  Лина стояла рядом с давно разрушенным зданием поросшим травой и кустарником. Тут столько было вокруг зелени, такого чистого цвета. Она никогда раньше не видела настолько насыщенных цветов.
  -Каменная кладка?
  -Я и не знала, что раньше тут было такое.
  Алекса смотрела на море...
  Голубое небо, яркое голубое с переходом вдали в синее море. А если посмотреть с обрыва вниз - зеленое. У тех скал что внизу, наверное, много водорослей. Сейчас был почти штиль, но при волнении брызги наверное долетают даже сюда.
  -А?
  Лина хотела получить ответ, во что бы то ни стало. Она знала и любила историю и не ожидала тут встретить развалины почти европейских построек. Причем райски прекрасные. Просто кусочек какой-то шедевральной компьютерной игры. Только со звуками и запахами и еще чем то, что нельзя потрогать или иным образом прочувствовать, можно лишь только наслаждаться этим.
  
  -Маяки, - просто ответила Саша.
  И через минуту видя, что та все еще смотрит на неё:
  -Тут и сейчас их много, а раньше было еще больше. Городов тут не строили, а вот маяки возводили и крепости. Тут в эпоху великих географических открытий были судоходные пути. Вся экспансия шла через эти места. Тут гремели битвы.
  -А теперь про эти места все забыли.
  -На этих островах нет городов с населением больше трехсот человек. Зато есть руины прошлого.
  
  На этих островах не было хищников страшнее человека - это она помнила еще со школьной скамьи. Но в школе не скажут что на всей нашей планете нет более опасного существа, чем человек.
  
  Они купили все, что им нужно было на месте. И отправились дальше вдвоем.
  Когда-то они уже ходили в поход вдвоем. Но это было на Черном море. Там они тогда провели две недели вдали от всех. В первую очередь от людей, а особенно тех, кто их знал и почему-то считал заинтересованным в их судьбе.
  Тут все было по-другому, но для них это не имело значения. Им хотелось - и все.
  
  -Смотри! - Она улыбалась, показывая сорванный лист.
  -Узнаешь? - Улыбка еще шире.
  Половина острова, та вторая дикая оказалась поросшей дикой коноплей.
  И не только дикой, дальше шли ровные ряды - плантации.
  
  Они стояли на корме катера, что на скорости больше 80 узлов несся к очередному острову. Два двухсотсильных двигателя пенили океан. Лина смотрела вниз в зеленовато-синюю воду. Тихо и спокойно дышала. Обняв её. Саша смотрела вперед. Только туда, куда хотела попасть. Но Лина была не такая. Ей все было интересно, но она еще много боялась. В первую очередь потерять...
  Это были последние минуты, когда они были вместе.
  Последние часы, когда Лина... еще дышала.
  Так тихо как ребенок. Как она только умела. И с таким спокойным нежным взглядом. Она просто смотрела туда куда хотела. И оставалось только смотреть на неё, и любоваться ею.
  
  Она только сейчас под этим небом это поняла.
  Это был как туз у неё в рукаве. Этот сон.
  Да, как это ни странно звучит, но это так. Только из-за него она так далеко зашла.
  Нет...
  Только он вообще всему виной, но это...
  Как только она проснулась тем днем...
  А проснулась она уже в обед тогда. Она сразу что-то странное почувствовала. Словно что-то в ней сильно изменилось. Не сразу поняла что. Но окончательно - только сейчас, спустя столько лет и событий.
  Её тогда будто выдернули. Из мира. И она после этого жила не только в одном мире. Второй... его, наверное, и не было. Просто она чувствовала - она не такая. Как все что можно встретить. И это было не горько и не грустно, не сладостно и не самозабвенно. Это было странно и это... как бы... тянуло. Словно в любой ситуации у неё было на что опереться. Где бы она ни была - стоило ей вспомнить этот сон - и она могла идти дальше. Сама, туда, не зная, куда и зачем. Мучаясь выбором. Но словно только это... не, то чтобы связало её с этим миром. Просто в раз убрало границу мира. И смерть. Её границу тоже.
  Поняв еще ребенком, что то чего она хочет больше всего на свете не в этом мире, а за его пределами, она перестала бояться перешагнуть эти пределы. Даже если и там не найдет. Все равно. Ведь тут она не найдет в любом случае...
  Все сильно изменилось в ней в первую очередь с тех пор.
  Но она только сейчас это осознала, все это,... то, что не давало ей покоя.
  Она поняла, почему все пути, по которым она могла пройти в своей жизни выглядели для неё путями в ад.
  Они вели её от мечты.
  Её мечта...
  Не в этом мире...
  Грустно, но это так...
  
  Они бродили по холмам, поросшим тропическими лесами. Спускались несколько раз к океану. Плавали и играли в тех реках, что кристальными змейками вьются через невероятно яркую зелень лесов. Озера, маленькие и большие, два горных водопада. Этот остров был не очень большим, но какой, же он был прекрасный.
  
  Людей тут почти не было, лишь маленький поселок на северной оконечности. Не будь его - остров можно было бы назвать необитаемым. Даже туземцев не было. Хотя тех, кто жил в поселке спокойно можно было ими окрестить.
  
  Они таскали мешки. Грузили их на лодки, сбрасывая с утеса. Они подогнали несколько лодок к нему и кидали прямо в воду, с привязанными поплавками.
  -Что в них, как ты думаешь?
  -Лина, не будь дурой...
  -Хорошо... - Она повернулась и продолжила наблюдать за операцией.
  
  Это был тот мальчик.
  С голубыми глазами. Одна из пуль оторвала ей руку у локтя. А у неё рука такая тонкая всегда была. Как у маленькой совсем. Кровь и осколки кости... Она как в измененном состоянии сознания почти плача улыбалась и смотрела...
   Он тоже. Просто смотрел, такие чистые голубые глаза. Пули разорвали ей живот и отбросили назад. Последняя из пуль короткой очереди Калашникова попала в грудь промеж сосков. Ровно по центру. Она лежала и смотрела. В небо. Зеленые глаза, а в них отражение голубого неба. Через секунду они уже потускнели. И не было больше в них неба.
  
  Он очнулся ото сна и, вскочив, бросился в угол. Прижался спиной к стене и холодный пот катился по нему. Лицу, телу.... И ужасно... больно ему было.
  Он и забыл, а тут к проклятью вспомнил.
  Он тяжело дышал и смотрел перед собой.
  В том бараке спали еще пять человек, двое проснулись и один на испанском спросил:
  -Pesadilla? Usted especie de que nunca se quejo, incluso con alguien que no sucede.
  (-Кошмар? Ты вроде раньше не жаловался, хоть с кем не бывает.)
  -Сон
  -Просто
  -Нет.
  -Тот.
  -Я вспомнил...
  -Тот самый, я почти забыл про него. Там девуш...
  -El sueno ...
  (-Спи...)
  -En la mamana nos encontramos con la carga, y es probable que de nuevo a molestar a si mismos y que estos sacos de mierda. Debido a estos idiotas de nuevo muerto, todos los que trabajan ...
  (-Утром нам встречать груз, и скорее всего опять возиться самим и кидать эти гребаные мешки. Из-за этих идиотов опять сдохли все рабочие...)
  
  Он не слушал больше испанца. Он смотрел перед собой, а на самом деле в себя.
  -Тот сон.
  Тот.
  Из-за которого все и началось. Он не смог жить в Америке, где родился, бросил институт и уехал сюда. И столько всего было, он и забыл. Нет, попытался больше не вспоминать.
  Ту девочку.
  С зелеными глазами.
  Он вспомнил.
  Сегодня - это была она.
  
  
  
  Шепот на ухо.
  Это было интимно как шепот на ухо...
  Она лизала ухо. Чуть покусывая. Ему было так приятно. Школьные парты раздвинуты. Они только вдвоем тут. Вообще только они, больше никого в целом мире. Весь он только их.
  Это...
  Это действительно приятно...
  У Вики очень приятный язычок... был...
  ***
  -Мне плевать!.. Тотально! Понимаешь?! Плевать!!
  Мальчик шел, практически бежал по коридору. По пути он сбил двух девочек, поднимавшихся на занятия в каком-то из многочисленных кружков, обитавших в этом старом здании школы. Сама же школа перебралась тайком в новое здание, оставив свою прежнюю скорлупу пустой. И там быстро завелись радостно жужжащие насекомые, которых называли "кружки". Когда Света впервые (а это было в первом классе) услышала это слово, то подумала - это нечто вроде пчел, только такие, связанные вручную. И еще - они летают по кругу.
  Мальчик пронесся по пролетам старой лестницы и пересек бегом двор. На него смотрел, сверкая на солнце очками и не вынимая свисток изо рта, учитель физкультуры - явно примеривался к потенциальному новичку в местную молодежную сборную по бегу.
  -Извините. - Тихо шепнула Света двум девочкам, остановившимся у окна, чтобы рассмотреть удалявшегося обидчика.
  ***
  У Олега была за городом дача. На самом деле у его родителей, но он... как бы это помягче... прихватизировал её в одиннадцать лет. И твердо заявил, что это его собственность, и он туда кроме как по своей воле и желанию никого не пустит. Его отцу дача не нужна была. Ему и некогда было ей заниматься, матери тоже.
  В результате он так оказался один, как и хотел.
  Вадим был одним из немногочисленных его друзей. Им там было хорошо вдвоем. Они делали что хотели. Перекрасили забор. Разрисовали калитку. Искали по всем огородам черепа дохлого скота и, найдя два (разных, ну да ладно!) повесили на штыри у входа. Постепенно дача приобретала весьма странный и воинственный вид...
  ***
  Они там и играли...
  Они были еще детьми тогда. А вот сейчас... кем они стали?
  ***
  Он любил приводить, а точнее заводить "друзей" в этом своем мире-крепости.
  То пара котят, то щенок подобранный им где-то среди почти бескрайних для тогдашних взоров мальчугана огородов и дач, раскинувшихся за городом на многие километры...
  Были и хомячки и черепаха, была змея, что он как то отыскал в округе.... Все они жили у него какое-то время, за всеми он смотрел и ухаживал, как мог и отпускал,... как только с ними наигрался. Это были игрушки, только живые... и от этого еще более дорогие. Ибо он сам их выбирал. Странный он всегда немного был.
  Мы вместе с ним ходили в художку. Рисовал он великолепно,... но никогда не сдавал домашки.... Вообще. Он не мог рисовать то, что ему говорили или необходимо было. Только вольные темы... преподавателям пришлось привыкнуть к этому. Ведь отчислять и выгонять его не было причин. Он и не давал повода, а если и дал бы - не обратил на это никакого внимания. Его словно не интересовало ничего на свете кроме его собственных желаний...
  Ну, вы поняли уже каким он должен был быть интересным, чтобы при таком характере и явном наплевательстве на других людей с ним все равно хотелось общаться.
  А мне тогда очень хотелось. Но я всегда натыкалась на две стены как пыталась с ним познакомиться, первая это моя собственная замкнутость и,... наверное, робость. Вторая это что-то в нем самом. Олег и Вадик шли всегда вместе, они везде были вместе. Это давало повод для слухов. Но никогда не обращала на слухи внимания.
  Все что тогда произошло, я раскопала сама, частично мне рассказала Света. До того как её направили в лагерь для несовершеннолетних преступников...
  Я не хочу ничего рассказывать о себе, ведь к делу это и не относится. Все равно я так и не смогла подойти и поговорить с ним. Нет, мы иногда обменивались фразами. Но это не тот разговор...
  ***
  Вадим как обычно бежал через проезжую часть прямо перед самым идущим навстречу потоком машин. Как всегда успевал. И прибегал целый.
  Там был засов. Но когда кто-то был внутри, он валялся на земле. Ключ был под металлическим листом у дерева. Он оглядывался по сторонам, нет ли кого из прохожих доставал ключ и отмыкал второй замок. Бежал вглубь сада и кричал. Все ближайшие дни они были свободны. Школы закрывалась на карантин. Причем уже весной. Перед самым летом.
  Это было счастье длиной в неделю, а может и больше.
  Но это для него. Для Олега счастье было в каждом дне. Если ему было нужно, он прямо посреди занятия начинал спокойно так собирать портфель, не обращая внимания на взгляды и замечания. Он не придумывал отговорок, он просто уходил...
  А Вадим потом сидел как на иголках, у него не всегда хватало наглости бежать сразу за другом.
  Не со всех уроков так можно было, не все преподаватели потом не вызывали родителей. Родители Олега просто не приходили, а когда преподаватели (очень редко) шли к ним домой, они, во-первых, их редко заставали, отец - командировки, у матери - свой клуб литераторов, где она проводила вечера. Если не ночи. Во-вторых, даже если им и удавалось переговорить с ними, все заканчивалось стандартным - "если ушел значит была причина". Многие потом жаловались, прямо на занятиях что современным родителям стало окончательно плевать на их детей.
  ***
  Школа закрывалась на карантин. Это были почти магические слова, но когда Вадим их не сказал, а скорее прокричал в ухо другу, тот только поморщился. И пошел вглубь дома.
  Весь его внешний вид был Вадику знаком. Так он шел каждый раз как кого-то "заводил".
  -Ну и кого на этот раз ты привел сюда? - он ожидал увидеть кого угодно, но только не это.
  На ковре, рядом со старым телевизором уткнувшись лицом в книгу лежала, а точнее спала девочка.
  Олег вошел на цыпочках. Последний раз он так тихо ходил, когда два года назад они ловили с ним наживку для ловли сома в окрестных водоемах. Которого кстати там и не оказалось. Они поймали огромное количество зацепов, несколько обрывов и парочку карасей и все...
  ***
  -Посмотри, смотри какая тонкая неё шея...
  Тихий шепот Олега, у него действительно взгляд художника.
  Девочка спала. Вадим молча смотрел на неё и её шею. Потом так же тихо на ухо спросил:
  -Ты теперь всех окрестных девчонок будешь суда приводить?
  Тот рассмеялся так громко, что девочка заворочалась и повернулась. Теперь было видно, что не только шея у неё такая длинная и очень тонкая. Красивые ресницы. Она спит. Олег хватает друга за рукав и тянет из комнаты.
  Потом он рассказал, как было дело. Она бродила тут и искала что-то. Или кого-то. Кого так и не сказала. А он, стоя на крыше, где они всю прошлую неделю мастерили наблюдательную площадку для их телескопа, смотрел за её передвижениями.
  Собственно можно сказать испытывал их детище. Наблюдал. Пока что за землей.
  ***
  В результате он не выдержал и полуспустившись полуспрыгнув с крыши побежал к ней.
  Все так и было, - твердо заявил он, смотря в недоверчивые глаза Вадима. Тот промолчал.
  ***
  Слухи про них теперь стали совсем невыносимыми. Я, сидя на своем месте, слышала, как две дуры спереди от нечего делать завели эту тему. И одна второй, новенькой этого года, говорила, что у них в классе учатся два парня, которые... живут вместе и еще с какой-то девчонкой на даче, одни, зачастую и ночуют там...
  ***
  А потом в нашу школу перевелись из двадцать первой две девчонки, и обе в наш класс. И одна из них, сразу как увидела Олега, бросилась к нему чуть ли не на шею...
  ***
  Я смотрела секунду на эту сцену, а потом через силу отвернулась. И встретилась взглядом со второй. Мы стояли у крыльца школы. Дул ветер, легкий, но уже прохладный. Лето закончилось, и мы шли уже в седьмой класс...
  Но мне, почему-то стало так зябко сразу. Захотелось побежать в помещение и согреться. Что я и сделала. Но потом никак не могла отогнать от себя мысль, что пронзил меня не холод, а её ответный быстрый и совсем не напряженный, но какой-то странный взгляд...
  Потом я узнала, что первую звали Викой, а ту вторую, странную и какую-то... зябкую что ли - Светой.
  Они были подругами. С детства. Так коротко и просто ответила на все вопросы Света, все время она почему-то смотрела в окно.
  Они тоже, как и Вадик с Олегом всегда ходили вместе. И не смотря на все попытки пройтись с ними и побольше узнать мне каждый раз становилось не ловко. И холодно, что ли. А когда думала про Олега тепло. Но и тут и тут не получалось...
  
  Она познакомила их со своей подругой, но та каждый раз проводив Вику до их дачи, уходила. Сразу, никогда не останавливалась, никогда не оставалась даже на пять минут.
  
  Они были теперь всегда и везде втроем. Достроили свою "обсерваторию" и вместе смотрели в небо, искали звезды по атласу. Потом Вадик достал старый ноутбук, и весь его перебрал, корпус был треснутый, пришлось заменить видеокарту и аккумулятор. Видимо на ноутбук кто-то сел и его выкинули. Там стоял 1000 Селерон, и им этого хватало. Корпус Вадик приспособил деревянный от портативного мольберта. Это был, наверное, самый странный модинг ноутбука в истории. Они вырезали отверстия по всей его поверхности. Они еще много чего с ним делали, но через неделю он был готов и в рабочем состоянии. Старый Зенит Е сменила новая 9-мегапиксельная камера. И теперь они были не ограничены в снимках осеннего ночного неба. Ста пятидесяти миллиметровый рефлектор, что они собрали втроем, был почти круглосуточно устремлен в небо. Они перерыли весь интернет в поисках софта для обработки специфических получаемых при помощи подобной связки фотографий.
  А потом Вадик скачал одну из первых версий Go(o)ogl Earth. Теперь помимо всех далеких и манящих мест на нашей планете им были доступны фотографии неба, выполненные самыми крупными телескопами на Земле!
  Они были счастливы тогда там втроем.
  ***
  Они жили там втроем, просто встречали каждый день и были счастливы. Вместе ходили в школу. Потом Вика пошла в художку и мы вместе же из школы шли туда.
  Словно все было слишком хорошо, чтобы продолжаться вечно...
  А потом она погибла. Случайно. Так часто это происходит случайно. И когда тебя нет рядом. Я никогда больше не буду тех, кого люблю отпускать от себя дальше пары метров.
  Но ведь Свету "отпустила"...
  А мне что нужно было последовать за ней?
  Как он. Так же выбрать и пойти.
  Я не знаю. Я об этом много думала, наверное, я все же не такая. Я не могу...
  Вот так все в жизни бросить и решиться на подобный поступок.
  Наверное, это мне наказание.
  Что я всех так теряю.
  И не могу сама идти за ними.
  Я трусиха...
  ***
  Они встретились в дверях школы. Она молча на него смотрела. Он не хотел говорить. Просто попытался пройти мимо... и не смог. Так и остался стоять.
  Они говорили, он спрашивал, она отвечала. Про Вику. Долго. Всю ночь. Она все рассказала. Честно, как и было. Спокойным и слегка холодным голосом. Но таким успокаивающим. Каким только Света могла говорить. Так тихо. На грани шепота в ухо. Когда губы так близко-близко.... И слышно дыхание.
  Оно говорит о многом. Сами прикосновения губ к ушам, воздух... нежность тишина покой и полная оторванность от мира. Хочется, чтобы это продолжалось вечно.
  ***
  Ты хочешь пойти вслед за ней?
  Хочешь, - её голос был таким тихим, только для него, прямо на ухо, - я убью тебя?
  Он странное это воспринял. Тут все было не так, как должно было быть. Он промолчал и не изменился в лице. Только чуть сильнее к Свете прижался.
  Олег молчал и тихо обнимал её, а она под ним лежала...
  ***
  И тихо улыбалась, глядя в потолок. Тишина стояла такая, что можно было слышать, как в соседней комнате делает свою неинтересную работу сверчок.
  
  Неправильный вопрос в устах той маленькой еще, но уже такой холодной девочки.
  Неправильный ответ, в его устах, такого теперь... по-настоящему одинокого мальчика.
  
  Шел дождь. Она стояла, я бежала. Под деревом мы вместе. Она молчала и я молчала. Она смотрела. Она такая мокрая. А уже осень. Сегодня и вчера еще тепло было, но дождь осенний. Она что... совсем не мерзнет?
  Я тогда еще не знала, что произошло в ту ночь. Она молчала и смотрела, как падают капли с листьев. Видимо ей нравилось смотреть на то, на что обычно никто не обращает внимания.
  Мне вдруг, сама не знаю почему, захотелось её к себе прижать и так нежно и долго стоять не отпуская. Я сама при этом замерзну, промокнув, ну и пусть.
  -Можно я согрею тебя?
  -Меня никто не сможет согреть.
  -Она развернулась и пошла прямо под все усиливающийся дождь.
  -Даже Олег?
  -Даже он...
  
  -Я соврала тебе, - вслух подумала Света, - они найдут и кожу под ногтями,... и сперму у меня вот тут... и не только её.
  Она обещала ему, что все скроет, но ничего скрывать не стала. Ей это было... неинтересно, наверное.
  Ей было все равно.
  Её судили, конечно. Никто так и не понял, почему она это сделала. Она ничего не скрывала, но при этом ничего и не объясняла.
  Все считали - ревность или месть. Она молчала и смотрела то в окно, то в стол.
  Ей было 12 лет. К тому же, как оказалось, она была беременна. Поэтому наказание было мягким. Кто-то поднял вопрос о её вменяемости. Но адвокат сказал родителям, что лучше пусть она попадет на пару лет в колонию, чем в психушку. Тем более учитывая её прошлое, характер, и её ребенка от силы она там пробудет полгода. Если не начудит чего. И вообще...
  Лишь когда зашел разговор о её ребенке, она вскинула голову и так странно и металлически посмотрела на своих родителей.
  Те больше ничего не смогли сказать...
  
  Она шла по коридору. Тихо, тут так тихо...
  Это хорошо. Она создаст вокруг себя поле тишины.
  Если кто-то помешает...
  
  Она никому не позволит этому помешать.
  Не дать ей теперь...
  Слушать тишину...
  
  ***
  Амэ говорила по телефону медленно. Она вообще часто говорила медленно, еще она любила говорить без иронии то, что другие обычно иронизируют. Наверняка хоть раз в её жизни случалось услышать Амэ, что нет у неё чувства юмора. Вот только было это мило. По-настоящему мило, временами казалось, что так и следует говорить. Наверное, с удивлением смотреть на внезапную честность - это нормально. Глупо, но в такие моменты понимаешь: твое понимание честности слишком далеко уехало от понимания этого мистического феномена большинством гоминидов.
  -Не нужно ему мешать. - Заявила Амэ трубке и та поперхнулась негодованием.
  -Ты понимаешь, что говоришь?
  -Если ему мы помешаем сейчас, то в следующий раз все повторится снова. Это тоже кусочек человеческой "программы бытия". Люди так устроены, что не знают себя и не ведают когда где и как и при каких условиях активируется подобное поведение. Отклонение от нормы, за которую принято внушенное этой самой программой стремление выжить. Но называя её "программой", я кривлю душой, ведь не называть же её системой. Хотя...
  Знаешь, так могло случиться, что именно подобное поведение дало возможность этому мальчику родиться. Тут могли совпасть две особенности. Его отца, либо более раннего предка люди назвали бы маньяком. Но отца у данного свойства была и мать. Именно её особенность помогла подобному поведению "выжить", то есть закрепиться и передаться потомкам. Какая же у него была мать? - Амэ отстранилась от телефона и сделала жест, привычный для беседы с глазу на глаз. - Я думаю подобную маму можно охарактеризовать как "идеальную жертву". То есть она была в определенном роде особенная. Из-за каких-либо "отклонений" в её поведении, "папа-маньяк" оставил её в живых, по каким-то своим, особенным причинам она решила оставить этого ребенка. В живых. А возможно и воспитать его. С любовью. Странной и больной любовью? Да, наверное, с точки зрения людей. В иных случаях шансы на выживание у дитя устремились бы к нулю. Давным-давно не было такой развитой структуры социума, способной позаботиться о ребенке вместо матери, выброшенный и никому не нужный он, скорее всего бы погиб. Причем, если данный, именно этот конкретный ребенок в силу уже своих особенностей и выжил бы, то то, что невозможно просчитать на уровне отдельной особи - на уровне популяции лишь статистика. Достаточно обнаружить закономерность и умножить её на необходимое число поколений - и вот он, результат. И теперь этот результат ищет свою "идеальную жертву", а все почему? Потому что это помогло ему появиться на свет и закрепилось в генах. Но является ли подобное поведение доминантным? Нет, скорее это рецессивная особенность, которая проявляется время от времени. И каковы же причины того, что именно в этом мальчике данная особенность, я бы сказала - программа его поведения - вдруг, внезапно, активизировалась? Были созданы условия? Подобные тем, в которых его далекий предок поступил так же? Живи этот мальчик счастливо, его программа работала бы по-иному, и данное поведение проспало бы в нем всю его жизнь. Если считать это болезнью, то можно придти к выводу, что и любое иное поведение - тоже болезнь, только присущая большинству, если людям не считать это болезнью и не сопротивляться ей на уровне теперь уже социума - значит им идти против заложенной в них программы. Выживание. Они думают, что природа зациклена на выживании, потому что сами от природы зациклены на нем, но всему нашему такому человечному виду выживание не нужно. Он просто хочет, чтобы отдельные особи на протяжении своей жизни суетились - вот и внушил нам это. А при помощи чего? Того же механизма, который сохранил ген маньяка в крови мальчика. То есть природа-сама или господь бог при помощи одной лопатки слепив из песка в песочнице маньяка жертву и представителя от наказующего подобное поведение общества, уселся на попку и стал ждать, когда песок подсохнет, фигурки оживут, пусть даже и только в его, божественном воображении и начнется представление, от которого возрадуется его маленькое сердечко. Так было? То, что заставляет испытывать симпатию к жертве, личную или общую, любовь или сочувствие, привязанность или чувство долго, сострадание - это ли не результат генетического регулирования? Природа-сама или природа-сан, может эволюция-сан или наша логика-сан, кто тут замешан мне все равно. Единственное, что я вижу в данный момент - останови я мальчика сейчас, он подсознательно поймет, что не справился и нет разницы о чем будем думать или сожалеть его сознание, оно всегда найдет причины для этого, оправдать или осудить - это отношение которое в силу закона единого для всех должно быть сформировано у каждой особи. Сформулировано к себе или к другим. Мальчик не справился, он будет искать дальше. Однако же почему-то я вдруг решила, что эта девочка похожа на "идеальную жертву", наверняка и он так решил, или за него решил кусочек жизни его предка? Если препятствовать жизни, она препятствует тебе, но и твое стремление препятствовать ей - лишь воля жизни. А еще я знаю, что каждый человек запрограммирован природой считать себя центром мироздания, свою жизнь уникальной, а свои поступки - только своими и стремиться как можно раньше выйти из-под чужого влияния, пусть потом опять вольется в единый поток, но не сразу же - иначе жизнь его с точки зрения вида моего ненаглядного Homo Sapiens будет бессмысленна изначально. А вид наш хочет от нас много-много разных интересных и нужных ему жизней иначе он сам не сдвинется с места. Если клетки организма плохо справляются со своими обязанностями, то весь организм болеет и ему никуда не хочется уже идти. Как жаль, не правда ли? Мы ведь не настолько глупые клеточки, хоть и получили внезапно такой подарок, как разум, мы не дадим организму, который строим, болеть, мы ведь справимся? С чем? А с нашими задачами, с теми, которые считаем только своими, нужными только нам самим или другим еще людям, возможно. Мы будем и дальше петь играть и веселиться, сражаться друг с другом и всеми силами ограничивать друг дружку, побуждать друг дружку, уничтожать друг дружку, коль больше на этом шарике уже и некого давить - давай давить друг дружку! И еще общаться, всем многообразием форм и видов - общаться друг с дружкой! Топливо должно гореть, не правда ли? Гореть ярко, и выделять тепло - страданий и счастья, ему нужно все, нашему общему организму Человечества. Ему нужно все всегда одновременно от нас. Все, что мы можем дать и даже то, чего дать ну никак не можем. Как этот мальчик, например, но ведь он же старается! Даже понимая, что будет не счастлив, что жизнь его насмарку - как он старается Богу от Человечества дать то, что тот хочет именно от него. Это тоже нужно организму Человечества, потому что того, что ему не нужно, мы осмыслить к несчастью не сможем, и не сможем об этом догадаться, так как сами - его воля. Жалкие? Лишь только мы жалкие, запрограммированы стремиться куда-то в одном направление, и еще более жалки мы тем, что считаем это направление единым для всех, общим. Но ведь на то и программа, чтобы её исполнять? Предлагаю и дальше маршировать к всеобщему счастью, встречая каждую следующую войну как личное испытание. Это хоть честно и красиво отчасти. А несчастные клеточки так сильно хотят продлить свое существование и так стремятся к всеобщему вечному счастью, что становятся иногда раковыми и продолжают делиться, сколько клетка-киллер их не пытайся убить - они счастливы? - Амэ вдруг снова стала грустно-серьезной. - ты думал, почему счастье так мимолетно? Это награда, такая грустная маленькая награда, которую мы выдаем самим себе, когда делаем что-то во благо вида. Счастье так связано напрочь с любовью, одиночеством - для потерявших любовь, с поиском и с покоем - для потерявших себя в поиске. - Шептала Амэ в трубку. - Смешно да, я смешная, наверное, но иногда мне хочется все изменить. Догадайся, что останавливает меня?! Невозможность? Нет. Тот факт, что и мое стремление все изменить - лишь потребность человечества от меня, потребность во мне. Я нужна. Но меня заменят, если я не справлюсь, мои мечты будут жить, но уже в ком-то другом, потом они станут топливом. Они всегда были топливом? Лучше закрыть глаза, если уже открыла или не открывать их слепящему солнцу? Видеть иное солнце, даже там, где его нет. Чудесно.
  Наверное, слишком многие из недолго знавших Амэ, считали бы её слишком бесчувственной, не будь она столь похожа своим кротким взглядом на ребенка. А самым интересным и замечательным здесь было то, что челку свою она не поднимала над глазами никогда. Но любой сказал бы, что у Амэ тихий и спокойный взгляд. В её случае взгляд был не просто выражением глаз, которого не знал и не видел практически никто, а, наверное, кусочком её голоса.
  
  
  
  
  
  Эльфы и человечки из волос...
  -О, там еще собака. И во, там еще был эльф...
  В воздухе повисло тягучее молчание...
  За окном колыхались ветки дуба, они стучали в окно, требуя впустить их. Видимо они много чего могли рассказать собравшимся про эльфов, а может им просто становилось скучно под непрекращающимся летним слепым дождем.
  - Эльф?
  Девочка уставилась на говорившего своим странным напряженным взглядом. Но таким милым при этом было её лицо.
  -Какой эльф?
  -Эмм... не помню...
  -А приблизительно? Ну?
  -Да я как то... - Он почесал голову.
  -В них, не разбираюсь что ли - Он улыбнулся так обескуражено.
  -Ну, там Лунный, Солнечный? Какой?
  -Дневной там, - подсказал кто-то...
  -Грибной...
  -Сырный, со сметаной, ага...
  Взгляд имуннитета к непониманию.
  -Я поняла! Это был эльф из кекса...
  Ошарашена имуннитетом.
  И повисло гнетущее молчание, что прервано лишь было нервным тиком.
  "Что-то у ней глазик сразу при этих словах опять задергался...", подумал Кто-то.
  -Лена... а ты свой тик когда-нибудь лечить... будешь?
  -А как тики лечатся? И чем?
  -А я сейчас тебе покажу, стой не вертись только... И чур не уворачиваться!
  Тишина стояла мертвячная, как и полагается хорошему ужастику.
  -А какие бывают эльфы?
  -Да! И с чем их едят?
  -Ага, и чем заправляют... и под какой подливкой подают, и как их в тесте правильно запечь.
  -Гастрономические диалоги об эльфах ол-о-ло...
  -Пирожок из эльфа!
  Она прокричала это на всю комнату, и застыла с идиотским выражением лица смотря немигающим взглядом куда-то в темноту.
  Собрание первоклашек и первая попытка коллективно порпить катились сами знаете куда.
  То есть куда-то не туда. Ну как всегда...
  
  Лена гостила в селе у бабушки. На самом деле это был город, но всем там у себя в настоящем городе в школе она говорила, что едет в село. Зачем смущать друзей и пытаться им объяснить, почему сто сорок домов без канализации отопления газа водопровода, а в недавнем прошлом как поговаривали старшие и электричества называли городом таким-то. Каким - она, конечно, знала, но название казалось ей матерным, вот она и молчала о нем со своими друзьями.
  -Поеду в село к бабке, звоните, если что, там недалеко город есть, настоящий, так что сотовый пашет, временами.
  -Что значит настоящий и как это - временами, - переспросила её Света.
  -Ну, как-то так. - Ответила, счастливо улыбнувшись, Лена. А потом открыла глаза и со злостью выплюнула:
  -Они там вообще в девятнадцатом веке живут и не хотят догонять прогресс!
  -Там есть кареты?
  -Нет. - Пробормотала Лена. - Карет там нет, впрочем, зимой есть сани.
  -Ва-а, - просияла Света, - давай я как-нибудь к тебе?!
  -Да с удовольствием! - Ответила Ленка, зная что "как-нибудь" означает, скорее всего "никак".
  
  Самым продвинутым человеком в городке этом был школьный учитель математики, а по совместительству информатики, а так же подрабатывавший программистом в нескольких небольших фирмах устроившихся в забытом богом городке по забытой уже дьяволом причине.
  "Скорее всего - из-за бабок", думала Лена. Только вот что тут может приносить доход, она не знала. Вообще-то она думала, что все в мире случается из-за бабок, вот её родители тоже после того как развелись, судились из-за них. И таких примеров была тьма! Есть от чего впасть в уныние, но она не унывала, надеясь, когда вырастет что-то изменить. "На худой конец", думала временами Лена, "можно ограбить банк, как та девочка из новостей и больше не будет никаких проблем, не надо будет думать о бабках и жизнь станет как яблоки из бабушкиного сада"
  Поэтому временами она искала и спрашивала в библиотеках книги по взлому замков, а когда ей стали регулярно отвечать разные библиотекарши, что таких книг в природе не существует - она перенесла свои поиски подходящей литературы в интернет.
  Бабушка её, Вероника Львовна тоже была продвинутой, но в совершенно другом месте. Она любила, и главное умела рассказывать страшные истории. Наверное, высокая концентрация общения с баб Верой в дошкольный период жизни и повлиял на Лену, превратив её в рпгшницу. Теперь же в третьем классе у них тут был невнятный клуб из ровесников, которые любили компьютерные игры больше всего на свете и рвались в другие миры. Кстати, Лена всегда играла за вора, а её подруга Вика - за мага. И обе - за мальчиков. Которые искренне по легенде любили друг друга. Такие дела...
  
  -А я рассказывала вам, про убежавшее из кастрюли под кровать тесто и как оно душило детей в доме, пока его не сожгли?
  -Рассказывала, и мы уже не маленькие, чтобы в такое верить?
  -Да. А какие вы?
  Девочки смотрели на бабушку с добротой и раздражением одновременно.
  -А про то, как в животике у девочки жил волосяной человечек?
  -Он не мог там жить! - Пробормотала Вика.
  -Почему же? - Удивилась бабушка.
  -Девочка бы умерла! - Воскликнули они хором.
  -Да неужели. А вот вдруг у вас в животиках сейчас живут такие же волосяные человечки, вы ходите в школу, ложитесь спать и ни о чем не подозреваете?
  -Мы бы знали!
  -Я бы точно почувствовала, что во мне кто-то есть! - Уверенно заявила Вика. Ну, еще бы! Она же маг.
  -А вот и нет, - попыталась нас удивить баб Вера, - вот в вас сейчас столько всего живого живет, здравствует, а вы и не подозреваете.
  -Это вы по телику насмотрелись? - С подозрением спросила Лена.
  Баба Вера посмотрела в окно и вздохнула. Её телевизор уже неделю как требовал ремонта, и она оказалась отрезана от кишащего новостями и сериалами мира. Лена поняла - та сейчас обидится и пойдет делать блины к столу. Вздохнув прямо как её бабушка, она произнесла:
  -А как он там завелся?
  -Волос наглоталась, а они живые же, там взяли и связались как в косичках у тебя, и жить стали как хотят, еды то там им много. Эх, я же вам рассказывала, совсем память гнилая стала.
  
  Бабушка делала блины. В саду было темно и совсем не душно, прохлада разлилась по телу Лены, она шла, наступая босыми ногами на свеже высаженную рассаду, сминая её, наслаждаясь этим. Рядом Вика прыгала между кривых грядок, стараясь не наступить и не примять чужие посевы. Лена улыбалась. Тут все было её, она могла делать что хочет.
  
  Внезапно Вика закричала. Указывая рукой она вопила как пожарная сирена, а потом спряталась за спину подруги. К ним по траве от кустов малины, что росли под яблоней шел волосяной человечек. Лена встала в оборонительную стойку ниндзя и закричала:
  -Киа!
  Человечек по-прежнему шел к ним. Вика дрожала за спиной, а Лена вспоминала, куда она сунула сюрикены. Вдруг она припомнила что-то из опыта прошлых сражений и, отпрыгнув в сторону, крикнула напарнику:
  -Вика, кидай в него файер бол!
  -Что? - Удивилась подруга.
  С веток донесся хохот. Они разом вскинули головы и увидели хрумкающего яблоки парня.
  -Наши яблоки воруете? Нехорошо! - Вставила Лена заученную с раннего детства фразу. Одно время у бабушки была мания яблочных воров, и девочке приходилось защищать её сад, охотясь на себе подобных. То есть - на родственные души.
  -Как это? - Спросила удивленная Вика, наблюдая за движениями его пальцев и танец волосяного человечка.
  -Самая тонкая леска, - ответил парень, - последняя в магазине была, к ярмарке готовлюсь я, буду там спектакль делать, ну и как вам мой Рин-тон?
  -Рин-тон отпадный, - произнесла Лена еще одну шаблонную фразу. Парень рассмеялся и захрустел чужими яблоками с удвоенной скоростью. Направо и налево начинались чужие участки, а высота забора не превышала одного метра. Колючая малина и та лучше защищала от непрошенных гостей.
  "Ворам и бардам раздолье", - подумала девочка и еще раз убедилась в верности выбранного им жизненного пути.
  
  
  Странная птица.
  Эта птица была медленнее других, пока все остальные перелетали с ветки на ветку, она словно о чем-то размышляла. А потом вспорхнула и замедленными взмахами крыльев полетела в сторону моего дома. Я почему-то сразу захотела позвонить маме и рассказать про эту птицу. Пока еще не поздно было. Странно. Почему я так к ней сразу отнеслась.
  А птица, подлетев, уселась у нас на балконе и, прокашляв, сказала:
  -Я не торможу.
  Я слегка смутилась, на самом деле со мной это редко бывает, но тут птица словно угадала мои мысли. Я сказала:
  -Я и не думала о вас так думать, о Странная Птица!
  И замолчав, слегка потерла виски, надеясь, что никто из соседей этого не слышал.
  -Гонишь. Ты сидела и думала - что эта синяя хрень так медленно машет, словно в замедленном кино, ей в жопу что всадили десять кубиков карлидола?
  Я слегка покраснела.
  -Слушай птица... я и не думала ТАК думать, вообще это ВАШ уже ход мыслей, а не мой. Если вы по каким-то своим причинам медленно летаете как в замедленном до нельзя кино - это лично ваше дело, а не мое.
  И довольная, что так красиво и почти без видимого раздражения выразила свои мысли в словах, я замолчала, ожидая отклика птицы. Вообще-то в классе я лучше всех отвечала у доски, даже в тех случаях, когда ничегошеньки не знала и не учила. Просто выходила. Просто отвечала. Говорила что думаю. И все получала одни пять да пять. Наверное, учителям просто до жути было интересно слушать, как я думаю. И до лампочки им было - о чем я собственно сейчас говорю. Все так и рассказывали моей маме - "как же ваша дочь красиво отвечает на занятиях, слушать её - одно удовольствие", а потом иногда добавляли, что желательно мне хоть изредка, но готовить домашнюю работу, потому что скоро экзамены, а там тесты, ЕГЭ и его устно не ответишь.
  -Да, ты их всех подсадила. Тебя пора сдать за решетку за распространение сильнодействующей дури девочка.
  -Чего? - Я тут подумала - а ведь она и вправду телепат, а потом еще - а ведь клюв она не открывает, а затем вдобавок - а ведь я тут как дурра сама с собой общаюсь.
  -Дорогая птица, я не знаю, о чем вы сейчас произнесли, вы ведь произнесли это, а не подумали, так? Так вот, к вашему сведению, дурью я не маюсь и не торгую, вы этим меня не обманите!
  Птица смотрела на меня, наклонив голову, потом сделала шаг вбок и снова наклонила её, на этот раз в другую сторону. Мне почему-то показалось - она примеривается ко мне. Сейчас наверняка кинется, как бык на арене.
  -Слушай птичка, я животных люблю, ты это тоже имей в виду.
  -Я не животное. А вот ты - обезьяна тупая.
  -У тебя милый клюв. - Сказала я, как можно милее закрыв глаза.
  -Ты совсем тупая? Это не клюв.
  -А что это?
  -И почему вы так странно общаетесь?
  -А что не так? Были собраны сведения и найден оптимальный усредненный вариант общения с вами, макаками недорезанными в детстве.
  -Ну, я не могу судить за весь мир, но слегка переиграно, по-моему. - Снова соврала я. Было очень нормально все это, даже слишком очень нормально по меркам дворов и подъездов, просто сказала и все тут.
  -Да ну-у. - протянула птица. - Думаю исправить нужно. А крылья что, правда, медленно двигаются?
  Я утвердительно пару раз кивнула.
  Птица вывернула голову так, что я вздрогнула, через меня словно ток пропустили, на мгновение показалось, что её шея не выдержит этого. Но она спокойно заглядывала себе под хвост, потом еще дальше, в конце этого осмотра её клюв торчал у птицы между лапок, и я подумала - "а вот сюда зайдет сейчас мама и скажет мне, что я садистка такая и что я с птицей вытворяю"
  -Это не я с вами сделала.
  -Разумеется не ты. Просто заряд кончается. У вас тут столько вампиров развелось.
  -Вампи-иров, - протянула я. Мне до боли жуткой захотелось узнать все про вампиров, раз зашел разговор.
  -Ага, все пьют, и пью из нас. И люди и нелюди, все на вашей планете пьют друг друга. Как вы живете! Зарядка совсем почти кончилась.
  Птица обернулась вокруг себя и покачала головой, мне показалось что шея, удлинившаяся во время этого осмотра, слегка сократилась обратно.
  -И главное незаметно так пьют. Вот приспособились, а? теперь я лучше общаюсь?
  -Ну не совсем, слишком много гонора. Поласковее надо быть.
  -А та-ак? - Медленно пропела птица слащавым голоском. Я засмеялась.
  -Не, теперь вы опять переигрываете. Нужно скромно и не навязчиво, спокойно и уверенно, но всегда как бы снизу, не дергаясь и не напрягаясь, не заставляя себя через силу, просто и естественно, как тебе хочется, и в то же время твердо и мягко одновременно.
  -Так, - сказала птица внимательно меня слушавшая. - Продолжай.
  -Старайтесь быть милыми. Говорить все так, словно ласкать собеседника, просто делайте то, что хотели бы, чтобы и вам сделали.
  -Понятно-понятно. Вот оно ка-ак. А мы чуть не лопухнулись еще раз. Спасибо тебе.
  -А вы ребята откуда? - Спросила как можно вежливее я.
  Птица взяла меня за что-то глубоко внутри и, развернув, кинула в небо. Впервые я так испугалась.
  -Не боись, щас все будет. Смотри. Во-от отсюда.
  Я парила где-то очень высоко, наверное, на орбите и смотрела в сторону далеких звезд. Они горели ровно, не мигая.
  -Оттуда?
  -Ага.
  -С одной из этих звезд?
  -Неа, со всех сразу.
  -Да-а, - протянула я, пытаясь все это сообразить. Звезд там было уж слишком много.
  -Ага. Тебе же цифры ни к чему девочка.
  Потом меня "вернули" обратно и я по очереди предлагала птице все, что у нас было в доме, и она так же по очереди от всего вежливо отказывалась. Я была счастлива. Солнце клонилось к домам, за которыми оно обычно куталось в одеяло из зелени парка.
  -А для чего вы прилетели на Землю? - Наконец под самый конец догадалась спросить я.
  -Как для чего? Чтобы планету завоевать. - Ответила птица и, спрыгнув с подоконника, расправила крылья, уже у самой земли она взмыла вверх и пронеслась мимо меня, набирая высоту. Последними её удаляющимися от меня мыслями было - "извини, но мне пришлось от тебя подзарядиться, покеда девочка"
  Хоть эти мысли и были слегка грубоваты, по-своему они были милы и даже теплы. Кашляя, я тихо про себя улыбалась. Мне почему-то было очень приятно от этого прощания.
  "А ведь получилось", подумала я.
  В этот вечер у меня поднялась температура, вызвали скорую и меня отправили сначала в больницу, потом там уже в реанимацию. Но врачи сказали потом - я крепкая, и мне повезло. У меня была какая-то особая форма птичьего гриппа. Там в больнице я уже подумала лежа в палате под капельницей, что все это просто идиотская выдумка на почве расстройства психики или чего-то там еще. Пока не увидела одну из них. Целая стая голубей клевала что-то находя еду в кавернах больничных дорожек между ивами. И одна вдруг вспорхнула и полетела между корпусами, эти медленные взмахи крыльев я никогда теперь не забуду и не спутаю уже ни с чем! Поднявшись с кровати, долго смотрела я тогда ей вслед.
  
  А вы замечаете, что некоторые птицы временами слишком медленно машут крыльями? Словно в замедленном кино, особенно бросается в глаза, если рядом пролетают обычные, нормальные птицы в это время. Так вот - значит, у них кончается подзарядка. Я тут подумала - их так много! Этих не до конца подзаряженных птиц. И значит, вправду они скоро захватят мир. А может они его уже и захватили и ждут момента подходящего, чтобы нам об этом заявить. Вот, например, сейчас идут новости, там Саудовская Аравия что-то замышляет, индексы кто-то теряет по пути на работу или с неё, какой-то президент куда-то вновь приехал, снова где-то война из-за черных или черного чего-то там, кого-то посадили или подсадили на что-то или куда-то, да вроде и не того. Скучно все это слишком. И как им в таком сумасбродстве себя проявить? А они дождутся подходящего мгновения, когда все эти страсти поутихнут и культурно, как я их научила, заявят о себе. Выглянут так на нас из экрана и скажут между двумя выпусками очередных каждодневно шокирующих общественность новостей:
  -Вы извините, что мы прерываем ваше общение, но у нас тоже есть для вас новость, она конечно маленькая, но мы больше ждать не можем. Кха-кха эм... Так вот... Мы захватили ваш мир. Спасибо. Извините. Продолжайте. Нам дальше пора.
  
  
  
  
  Бланш.
  Клифт устало смотрел на море. Такой взгляд подобает взрослому, а отнюдь не двенадцатилетнему пацану. Вчера штормило, и вдоль берега были разбросаны коряги. В них рылись какие-то птицы, задрав голову, переходя от одной к другой, потом дальше - к следующей. Так, словно они разнорабочие этого мира, птицы занимались своим уже отложившимся в их генах делом - искали морские организмы.
  А находили чаще всего мусор.
  Он в свои годы уже догадывался, что весь этот мир состоит из мусора, вот только горожанину этого не понять, там, откуда он был родом, верили в чистоту природы. Его мать любила покупать все "натуральное", "природное", словно надеялась, что это поможет ей защититься от морщин и избавит от лишнего веса. Сын её как-то захотел прокричать - "мама, свиньи накапливают жир и у любой твари под старость кожа свисает складками, ты у кого просишь молодости, у той, что придумала смерть?" Но мать бы не поняла и уж точно обиделась, для неё до самой смерти мир останется чем-то чистым и невинным, наверняка подсознательно она считала, что люди потому и болеют и затем умирают, что они - люди, а все другие живые существа - вечны, бессмертны и живут под крылышком бога.
  Но как ей и подобным сказать, что все это лишь придумали торговцы, или как там они себя называют, они не могут конкурировать с химией, вот и запустили эту акцию давным-давно. Он разгадал их намерения, слышал о таблетках из мела, которые запивают водой, но все остальные надеялись, что это им поможет. Иногда ему приходили на ум странные вещи, но толку говорить об этом кому-то - не было, лучше не вникать во все это и заниматься чем-то интересным. Вот когда он вырастит - посмотрит. Может что-то изменится к тому времени.
  Вдалеке точка то показывалась над водой, то вновь погружалась. Она покачивалась на волнах, похожая на водоплавающую птицу, но он знал, что это за тварь, у неё даже имя было - Майкл. Его друг мог плавать часами, а если бы не нужно было есть - и днями.
  Он мог наслаждаться этим морем до бесконечности, хоть тут и вырос, а Клифта от него уже тошнило, несмотря на то, что он и увидел его впервые месяц назад. Если идти по тропинке от дома, она пересечет еще одну протоптанную местными жителями, ведущую вдоль края утеса и спускающуюся на тот заброшенный пляж, где они вдвоем играли. Впрочем, они не только играли, вчера например - ловили рыбу, удочки притащил из сарая Майкл.
  И еще раз мальчик удивился, смотря в сторону их дома, он подумал - "они что, все самоубийцы?"
  Дорожка, которая вела к ним на пляж, шла вдоль самого края обрыва, и ноги тысяч людей протаптывали её несколько десятилетий. И им всем нравилось идти в метре от края, или он раньше был дальше, а может тут были перила?
  Клифт вскочил и кинулся босиком наверх, туда, куда за последние пять минут одна за другой садились чайки. Почему-то мелькнула мысль - "там труп". Только на мертвого в его подростковом сознании могли так реагировать птицы.
  Но там сидела девочка, голая по пояс она кормила птиц, и отнюдь не собой, а хлебной крошкой из рваного пакета. Остановившись как вкопанный, мальчуган уже собрался спускаться обратно и ринуться в море к своему водоплавающему другу, но она повернулась к нему лицом и, закрыв глаза от солнца, сказала:
  -Привет.
  -Тебя как зовут, - видя, что он не отвечает, спросила она. Впрочем - скорее слыша, глаза её по-прежнему были закрыты.
  -Клифт.
  -А меня - Бланш.
  -Странное имя.
  -Да, я тоже не могу никак привыкнуть.
  Пацан рассмеялся и вновь собрался уходить. Не то, чтобы ему было неприятно, просто ноги сами вели отсюда.
  -Ты почему смеешься? - Она повернулась к нему полностью, на этот раз, прикрывая глаза от солнца рукой.
  -Ты так говоришь, словно вчера родилась. Тебе сколько?
  -Одиннадцать.
  -Вот могла бы уже и привыкнуть к имени.
  -А ты плавать умеешь? - Вдруг спросила она, при этом казалось, ничуть и не обиделась. По-прежнему так же по-летнему она улыбалась. Клифт подумал - "она улыбается не мне, а солнцу, которое не дает ей открыть глаза, зачем я тут нужен, чтобы просто поболтать? Время провести?" Но он спокойно ответил:
  -Да.
  -Хорошо?
  -Конечно.
  -А почему не плаваешь с другом?
  -Ты его отсюда видела?
  -Ага, ну почему?
  -Я не люблю море.
  -А отсюда смог бы прыгнуть?
  Такого вопроса он не ожидал. Еще раз, взглянув на нее, ответил просто:
  -Нет.
  Клифт не любил, когда его берут на понты, не то чтобы ему не нравилось или раздражало, просто не хотелось тратить время на то, что само по себе не интересно.
  -Нет?
  -Я же сказал.
  -Правда? А я смогла бы.
  Она улыбнулась теперь уже ему и, встав, побрела по дорожке домой.
  "Я так быстро надоел, да? Ну что же, как и задумывалось".
  Он проводил её взглядом и подошел к самому краю утеса. Посмотрел вниз - там были камни. Посмотрел вверх - там были облака и чайки, и возможно - бог. Посмотрел в море, в нем как раз стало отражаться солнце, было нестерпимо больно глазам. Там был Майкл. Он сел и свесил ноги вниз, ему чертовски хотелось встать и уйти или хотя бы вцепиться руками в край камня над этой бездной. Но он просто сидел, на краю обрыва, свесив ноги. Рядом садились чайки и клевали еду оставшуюся после девочки.
  Он не заметил, как стал засыпать, под этот шум разбивающихся о камни волн. До плеча дотронулась мокрая рука. Холодная, словно у трупа.
  Клифт повернулся и увидел Майкла. Его лицо было закрыто спутанными мокрыми волосами, светло-русого цвета. Но даже сквозь них было видно, как щедро его наградила природа веснушками.
  -Ты готов?
  Вопрос был задан так, словно они воплотят сейчас вместе давно задуманный план покорения измерения, куда вел туннель, начинавшийся за калиткой у старого сарая, ну или хотя бы отправятся вместе на другую планету.
  -Черт, я всегда готов. Только ты про что?
  Клифт поднялся, еще раз у него екнуло сердце - край был каменистый, но и он бывало, обваливается. Руки как всегда в момент опасности стали предательски влажными, но он не подал вида. Сколько прошло времени, пока он так сидел - час или два, а может всего пять минут.
  -Ну, идем? - Еще раз спросил Майк.
  -Знаешь, я тут странную девочку видал...
  -Дома расскажешь, нас к ужину обыскались. Идем. - Все торопил его Майкл, в одной руке у него была сумка с удочками, другой он придерживал подозрительно сухое полотенце.
  "Так это был банальный ужин", подумал мальчик.
  И тут мимо них пронеслась Бланш. Клифт успел только повернуться к утесу. Пятки, сверкающие в воздухе последний раз коснулись земли, и тело девочки исчезло над обрывом. Ребята побежали туда, но перед краем земли остановились как по команде. Клифт две минуты назад сидевший на этом самом краю, словно на своей постели, сейчас дрожал метрах в пяти. Он ни за что не мог заставить себя сделать еще один шаг. Его друг первый оказался на краю обрыва и посмотрел вниз.
  -Что? Что там, - спросил его Клифт.
  Он молчал. Рассматривал что-то внизу так, словно у доски пример. Сейчас потянется, под укоризненным взглядом учительницы и назовет ответ так - не решая.
  -Как она?
  Майкл повернулся и, пожав плечами по тропинке начал спускаться вниз. Так и не нашедший в себе силы приблизиться к самому краю Клифт побрел за ним.
  Они исследовали подножье утеса и ничего не нашли, кричали, звали её, бродя вдоль линии прибоя, но все без толку.
  -Не могла же одна девчонка просто так взять и исчезнуть? - Сказал почти со злостью Майк.
  -Там камни. И к тому же - кто знает, может её унесло течением.
  -Каким, к черту, течением, ты на море, тут все выбрасывает как корягу вон ту. - Мальчик указал на черный предмет, на котором сидела птица.
  -Мы что - ищем её тело?
  -Искать её тело будем не мы, а полиция, или родня. Мы никто. Просто повстречали её. И все!
  -Не говори так...
  -Ты реветь собрался? Это она сиганула, я тут причем? И не смотри так на меня!
  Он, Майкл, в этот момент выглядел так, что скажи еще одно слово его друг, и он бы кинулся в драку. Просто чтобы успокоиться, выпустить пар. Клифт понял тогда, что их объединяло - они оба были подрастающими циниками. Только они к тому времени являлись уже разными циниками.
  
  
  
  Полосатые лучики солнца, что кружат под деревьями летом.
  
  Мы рвали яблоки в саду. Полив включили и углубились дальше. Сад был длинный, метров сто в длину, но в ширину наш участок от силы пятнадцать. Вот такой вот коридор из крон, правда, если отойти от дома шагов двадцать - упрешься уже в непролазную чащу. Дальше сквозь заросли малины, крохотную полянку с цветами можно дойти до чужых "земель". Аня плыла в воздухе, наполненном жужжанием. Её улыбка была теплая как сам летний лучик, я зажмурилась, мне стало так тепло. И вдруг она остановилась и вскрикнула, стала отмахиваться от насекомых, я же стояла и смотрела на её нелепые прыжки и поклоны земле и траве.
  Она сказала моему недоумению:
  -А ты знаешь, что в любую минуту тебя может укусить пчела... или оса, - добавила она.
  Я закивала.
  -А в глаз? Надо часто моргать, иначе она в глаз укусит. Веко не прокусит, а так ты без глаза останешься.
  Я кивала.
  
  У нас кончился сок, и мы вернулись ко мне в дом. Дом собственно не совсем мой, я тут пока просто живу, вот и все. И Аня - моя одноклассница. Там есть в углу комната, самая прохладная. Там так хорошо, если задвинуть все шторы - и не скажешь, что наступило лето. Так успокоено и нежно лежали мы на кровати. Ничего не хотелось - ни игр, ни книг, ни обратно во двор, ни домой. Ничего и никого.
  Я взяла своими руками её пальцы, наши кулачки - залоги дружбы, в двух экземплярах, закреплены нотариусом на небесах. Она смеялась и вырывалась, но не по правде, лишь понарошку.
  -Что ты делаешь? - Она спросила. И снова расцвела в улыбке в полутьме комнаты. Тут было так прохладно, а на дворе такая полуденная жара.
  -Давай тут полежим? Там слишком жарко.
  Я провела языком по ресницам и поцеловала её глаз. Она зажмурилась, и все повторилось вновь - я придавливаю её, она пытается выползти из-под меня, но я-то знаю, как нужно сводить при этом ноги.
  -Ты не поднимешь меня, даже не пытайся. Открой глаз. Не закрывай, сейчас будет приятно.
  Сказала и провела языком по её глазному яблоку. Она вновь фыркнула и зажмурилась.
  -Не надо!
  -Надо. Просто расслабься. Ну, расслабилась?
  Она повела плечами - мол, делай со мной что хочешь. Я наклонилась и поцеловала глазик, теперь судорога вновь прошла по телу Ани, но она не вырывалась, и смогла подавить в себе желание моргать.
  Я быстро вздохнула, выдохнула и укусила. Она ногами сминала постель - я ей рот закрыла. Потом успокоилась только вся мокрая, и холодная... дрожала... а я рот ей закрывала и почти не открывая своего в ухо спросила:
  -Больно?
  Она заныла. Я руку отпустила и поцеловала её, она проглотила.
  Аня порывалась вскочить и уйти, но я остановила. Опять кулачки сцепленных пальцев - наша дружба - и она вновь заныла. Хотела туда, на улицу снова, хотела под душ и домой. Но я ей шептала:
  -Все будет отлично, верь мне. Ведь почти что не больно уже?
  Она, молча, лежала и тяжело дышала. Я принесла перекись и по края кровь стирала. Вначале было много, но она быстро остановилась.
  -Вот видишь, как пирсинг, все быстро.
  Она мотнула головой, и вновь захотела уйти. Я уложила её и, стянув майку, легла рядом, положив на лоб руку с мокрой тряпкой. Мне показалось или она уснула, но я не двигалась, лишь слушала её постепенно успокаивающееся дыхание. Было прохладно, а за окном жужжали пчелы.
  "Им не достанется на обед твой глазик, Аня! Теперь, никогда, навсегда, он лишь мой, Аня!"
  В общем - в доме у неё был страшный переполох, когда мы вернулись в тот вечер. Вызывали скорую, воплей было тьма! Меня все допрашивали - как да что, а я все про гигантского шмеля. Они не верили, говорили - выдумала все. Тогда я стала убеждать их, что видела, как он кушал её глазик и все приговаривал - "вкусно, как же вкусно, очень-очень вкусно!" Отец Ани еле сдерживался, чтобы меня не ударить. Аня молчала, лишь изредка плакала. Не хотела в больницу она, а потом даже рассмеялась, мол - "все путем, смотрите на меня, пиратка я!".
  Но её не поняли, как и меня. Аня как я и думала, была нормальной, её родители, как и подозревала - нет.
  Меня отвели в комнату, налили чай - это бы ритуал, я поняла и расспросили во всех подробностях - как приключилась с нами такая вот беда, да почему она не сразу в дом пошла, да что же так спокойно мы вошли - мы, что же не понимаем, что дело-то непоправимое! Допрос мягко переходил в истерику и обратно, потом, правда все успокоились - особенно её мать, и поднялись к ней наверх в комнату. Мама у неё хорошая и добрая, она успокаивала дочь, как могла, но Аня уже безмятежно в наушниках читала, челка, скрывая пол-лица, до страниц книги свисала, и мама ей только мешала. От её спокойствия у женщины опять началась истерика. В общем, я только под утро вернулась к себе в мирный деревянный старый дом, где кроме меня никого, лишь изредка соседка приходит проведать и принести продукты.
  Все-таки даже дружные и любящие семьи суета сует, а значит - зло. А вы как считаете, Хозяйка?
  Я родилась и начала жить в городе, в котором есть хоспис, психиатрическая больница и детский дом. Полный суповой набор.
  
  
  Глубокий колодец за той калиткой, где никогда не дует ветер.
  У нас в классе появилась новенькая. Эта девочка сказала, что её зовут Кэролл. И я сразу подумала - это неправда, это ненастоящее имя. Для девочки. Мы сразу подружились, она сама ко мне подошла, домой ходили вместе, я боялась, что мама про неё узнает. И прятала её, под кроватью, когда она заходила в комнату. Она научилась лежать, тихо-тихо не шевелясь.
  И почти не дыша.
  1.Про кота и молоко. Про маму и сны. Про Дверь.
  Мой папа умер, когда мне было девять. У нас дома, однажды утром я нашла его холодным в кровати. Я потом еще долго ходила каждую ночь к матери в комнату и слушала, как та дышит. Мне казалось - она перестанет это делать как-нибудь, и, проснувшись, я найду её холодное окоченевшее тело.
  У нас был кот. Цветочком звали. Он был как лилия, беленький и пушистый весь. Правда линял часто, и я чихала, и мама чихала. Мы все чихали, а он нет.
  В детстве его кошачьем, его напоили пропавшим молоком, он чуть не умер, его тошнило, рвало и поносило. У него даже температура поднималась и ему сделали укол, но он выжил. Каждый раз как мы садились есть, он принюхивался и если чувствовал что-то молочное - забивался в угол и из-за коробки на нас глядели его грустные глаза. Я улыбалась ему, и он совсем грустнел. Прятался, но смотрел. Как мы будем умирать.
  Он очень любил спать у порога, и нельзя отучить его никак от этого было. Однажды мама пришла грустная. Я плакала, оказалось, что она, перешагивая не глядя, наступила на него и сломала ему шейные позвонки. Я похоронила Цветочек за домом, рядом с цветами, что выращивала сама для матери и бабушки. Правда бабушка их не видела, но чувствовала запахи. Тоже чихала. И однажды у неё остановилось сердце. Сказали врачи - что ты натворила девочка? Впрочем, они быстро все поняли и смягчились. Я не знала про аллергию бабушки.
  А потом мама изменилась. Задолго до того, как я встретила Кэролл, она разогнала всех моих подруг и друзей. В первую очередь мальчиков, ей казалось, что я скоро соберусь и уеду от неё. Она кричала на них, уводила меня насильно от них, из их домов, с улицы, запрещала выходить, делала вид, что хочет, чтобы я готовила уроки, закрывала окна и занавешивала каждый раз на день занавески. Однажды даже вызвала милицию, когда меня прятала Линда у себя, и не хотел моей маме открывать. Они взломали дверь и меня увели домой. А дом Линды обыскивали, мама сказала им, что я курю траву. Поэтому я так обрадовалась, когда у меня появилась Кэролл!
  Мы с ней часто играли, пока матери не было дома, и однажды она позвала меня на улицу. Я спросила:
  -Куда мы, скоро мама придет!
  Она мне ответила:
  -Туда, где нас никто не найдет!
  Я сказала, что такого места просто в природе не существует.
  Она улыбнулась и, наклонившись, прошептала мне в ухо:
  -Мы идем охотиться на скрипов!
  -Мы будем искать скрипы, прислушиваясь, и ловить их?
  Мне понравилась такая идея, но судя по тому, как она загадочно и мило улыбнулась, я поняла, что мои познания в охоте на скрипов неимоверно пусты и не точны. Все происходит не так, да и скрипы, возможно, что-то типа мышей. Которых, конечно, снова никто кроме меня и Кэролл не видит. Я даже усомнилась, а видит ли кто-нибудь саму Кэролл? Вроде в школе она спокойно села ко мне за одну парту никого, не спросив, и ни с кем, кроме меня не разговаривала, но иногда её вызывали к доске, так что хоть учительница, но видела её точно. Наверное, она тоже одинока, как и я.
  Мы шли, был уже вечер. Она вела за собой, не отпуская руки, пока не привела за дом, оставшийся от моей бабушки. Тут малышкой я играла в песочнице, которая была просто одной большой кучей песка сваленного строителями. Меня тогда в ней чуть не засыпало.
  Сейчас песка не осталось. За старой покосившейся калиткой был колодец. Такой же старый и уже никому не нужный. Если стоять возле него - смолкало все. Ни ветра, ни шума листвы в кронах, даже птицы смолкали. Я называла это место в детстве - "Круг Тишины". Я удивилась, что Кэролл, которая вообще из другого города приехала, если не из другой страны, про это место была осведомлена.
  "Откуда она узнала?", спросила я себя, но промолчала.
  На самом деле я боялась, мне не хотелось терять доверие единственного оставшегося друга на этой планете. Пусть и слегка странного, но ведь друзей не выбирают! К тому же, странные друзья - самые интересные!
  Мы стояли в "Кругу Тишины", взявшись за руки, наши пальцы были сцеплены, мне почему-то вдруг стало так хорошо. И вдруг, я почувствовала, как что-то слегка дотрагивается до моей ноги. Словно ласкает, я обернулась и ничего не увидела. Это ощущение поднялось выше. Потом опять исчезло, чтобы появиться вновь, на этот раз во всем теле.
  -Что происходит? Кэролл, это ты меня трогаешь?
  Она, молча, повернулась и улыбнулась мне.
  -Хочешь открыть эту дверь?
  Я с удивлением, слегка не понимая о чем она, смотрела на её странные длинные, слишком длинные даже для девочки ресницы. К тому же - совершенно прямые. Но при этом странно-красивые. И тут это чувство повторилось вновь, на этот раз по всему телу, всей кожей я ощущала прикосновение, совсем легкое, словно кто-то дотрагивается даже не до меня, а до волосиков редких на моем теле, но сразу до всех! Я не знаю, сколько их на мне, но думаю не так уж и много. В этот момент ощущение поднялось еще выше, и мои волосы на голове буквально встали дыбом.
  -Кэролл!?
  Она спокойно смотрела и улыбалась. Я не боялась ничего, когда она держит меня за руку!
  -Ветер подул, - вдруг с удивлением пробормотала я.
  -Ветер, он идет из ниоткуда?
  -Держись! - Бросила мне Кэролл и ударила ногой в пространство перед собой.
  Порыв уже не ветра, а чего-то невообразимого сорвал с места меня и Кэролл и понес куда-то не туда. Я не поняла, что это значит, но все мое тело и весь мой разум взбунтовались и стали "сплющиваться и размазываться" что ли?
  2. Новый мир, цветы луга поля и речка, мы одни, скрипы, ужас, конец.
  Кэролл повернулась, и, улыбаясь, так что волосы на затылке у меня опять встали дыбом сказала:
  -Вот и все, назад ты не вернешься.
  Единственное, что я смогла произнести тогда:
  -Что, никогда?
  А она так улыбнулась загадочно в этот миг...
  Калитки не было, дома тоже. Ничего не было, кроме того что росло само по себе. Ничего построенного или сделанного.
  Но Кэролл умела все!
  Мы ловили в ручье рыбу и ночами спали в траве или на ветках дерева, когда мы засыпали, то смотрели на звезды - чужие и такие интересные. Я поняла, как я привыкла к этому миру, смирилась, и только тогда увидела бездну, в которую уходила выбранная мной тропинка жизни. В конце был красивый камень на обычном кладбище, среди почти одинаковых могил. Стены были облеплены фотографиями моих метаний и поиска счастья и самой себя, поиска золотого самородка в реке, у старого заброшенного завода. Под пристальными очами нарисованного на стене кота, за обратной стороной идущих в никуда людей по серому асфальту и старым застывшим лужам.
  И как же мне это тогда нравилось, почем, почему же? Что со мной происходило тогда? Наверное, я спала, а теперь проснулась.
  А еще мы прятались от скрипов. Кэролл рассмеялась и сказала, что обманула меня, не мы будем на них охотиться, но это будет так же интересно, пусть я не переживаю, она, Кэролл, опытная "попрыгунья". Я не до конца поняла, что это значит. Но я вдруг поняла. Насколько. Я была счастлива в те мгновения. Или это были дни?
  Она перевернула цветок и показала то, что было под ним. И тогда я впервые поняла - как же далеко я от Земли была. И возник страх. Его, такого странного и до боли знакомого страха не было даже, когда мы бежали от стаи скрипов по незнакомому лесу, который я так и не запомнила, никак, ни по запахам, ни глазуально, просто не помнила даже, лес ли это был.
  Запредельно незнакомо и по-другому. Почему я раньше этого не замечала?
  Но Кэролл снова взяла мои руки в свои, и, сжав наши общие пальцы, сказала:
  -Мы едины! И мы вольны!
  Месер...
  Мы сидели под звездами и смотрели на наше небо. Оно было нашим с самого рождения, сейчас мы это понимали. Раньше просто любовались им. Теперь гордились.
  Там поднимались луны. Секунда и Месера. Красная как Марс в солнечной системе секунда и Месера - прямо Земля - вид с Луны!
  Мы были там. На обеих лунах. И смотрели на наш дом.
  Мы мечтали - мы текли и снова вдаль неслись. Приятно так, когда ты одинока с кем-то вместе. Одиночество - величайшее несчастье, одиночество рядом с кем-то дорогим - величайшее счастье. Но редко так бывает в этом мире.
  Это как две стороны карандаша - заточенная и с ластиком. Одной ты пишешь - другой стираешь. Пишешь память - стираешь воспоминания.
  Ты ищешь другие. Ты находишь только время. Если конечно ты не одна из нас.
  Но все пройдет и что-то останется, ведь мы этого хотим, мы желаем, найти, то, что не исчезнет.
  Это наш мир, или наши миры. Это мы. Ведь...
  Мы вместе! И мы - вольны!
  Мы всегда будем вместе...
  Ведь кроме нас тут никого и нет...
  Я не помню, как это закончилось. Наверное, я сглупила и скрипы поймали меня, когда Кэролл не было рядом. Она бы помогла, она бы спасла. И вот я здесь. Только не до конца понимаю - где?
  Иногда Они приходили проведать меня, и раздавались эти скрипы их шагов, Они хотели мне добра и говорили ласково, но Они были такие чужие, я не помнила кто Они. Почему называют меня Алисой. Наверное, это мое имя, фамилию я так и не узнала, но мне все равно.
  Я не хотела больше оставаться в этой комнате-палате. Я не могу дышать, наверное, у меня тоже аллергия на пыль. Я задыхаюсь ночью. Но не знаю, как открыть окно. За ним решетка, но врачи не разрешают открывать окно. Я слышала - к ним что-то приносят, и на веревочке подтягивают, и потом по палатам через вентиляцию идет сильный сладковатый запах. Бегают санитары, кричат. Я закрываю уши руками и под одеялом пытаюсь забыться. Уйти. Вновь до конца. Вспомнить, как открывается эта дверь. Та, что внутри меня. Чтобы туда. Ходить по лугам и в лесу, купаться в речке и искать то озеро, под которым "что-то есть!". Дышать. Я так хочу дышать! Я снова хочу вдыхать эти запахи, дышать тем воздухом!
  "Кэролл?! Забери меня отсюда!", кричу я и понимаю, что не слышу своего голоса.
  
  
  
  "Шизанима"
  Толстый мальчик в старом рваном костюме бэтмена выглянул из-за столба с фонарем прямо у нашей калитки и спросил:
  -Кушать хотите?
  Лиза ответила, что нет, и что у него ухо одно больше другого, и что рваная тряпка на нем плохо сидит и колпак с острыми ушами к веснушкам не подходит, и вообще - проваливал бы он, пока она не рассердилась. Мальчик сказал живописное:
  -Блин.
  С глухим присвистом, и окончанием траура в конце, словно он надеялся на нечто большее, чем просто понимание. И опять уполз за фонарь. Когда я обошла его кругом - там уже никого не было. Вокруг лампочки летали мошки, садясь на стекло, они ползали, оставляя кровавые капельки следов.
  -Что это? - спросила я у Лизы. Она деловито искала что-то под скамейкой. Наконец нашла и, вытянув в руке, показала мне.
  Старый железный ключ. Такой огромный, я представить себе не могла подобного замка.
  -Ладно, передохнем в саду, пока они не соберутся в доме.
  Сад был странный. Угрюмы и такой родной, чёрный - во рту сучья. Еле шелестел листвой, словно шептал нам о чем-то своем, одному ему ведомом. Он напоминал лес, густую дубраву, куда никогда не проникают лучи солнца. Тут не было света - лишь одна тьма, но та теплая и уютная тьма, которую можно рукой попробовать на ощупь и, окунувшись - растаять навсегда. Что-то от лона матери, что-то - от звездного неба. Бесконечности, в которой читаешь четче, чем в книге.
  Лиза провела меня сквозь него до самого дальнего края. На краю сада спрятался дом. Сквозь него проросло дерево. Крыша треснула и теперь напоминала вскрытый конверт с письмом.
  Письмо? Мне?
  Я чувствовала в доме улыбку. В ней не было зла, лишь старая скука и мимолетное увлечение мной. Он словно старый фокусник из позапрошлого века с открытки. Марка. А ней человек. Он снимал шляпу и кланялся. Не стоило спрашивать - почему? Он кланялся не мне и не обычаю, не чувству даже и даже не себе.
  Воспоминаниям.
  Я лежала на столе, а Лиза, подойдя по нему ко мне с улыбкой теплой, присев на корточки закрыла двумя руками мне глаза. Я сжала её ладони в своих, и потянулась в рот мне теплота. Я захотела засмеяться, но как-то почему-то не смогла. Чувства расцвели цветами под ночным дождем, и я тяжело дышала, когда меня касались тени за столом. Я верила Лизе. Когда привыкла, поняла, как они липнут ко мне. Боли не было, лишь маленькие поцелуйчики по телу. Длинные или короткие, и все беззвучные. Но я слабела, чувствовала, как вокруг меня струится моя жизнь.
  -Хватит.
  Голос Лизы вывел из полудремы, куда я провалилась, сама этого не заметив в этот раз.
  -Не открывай глаза, - сказала мне подруга. Взяла за руку и, подняв, легко так, словно я ничего не весила, куда-то повела. "Она такая сильная", подумала вдруг я. "Или сама я ослабела, или сила моя в неё перетекла?"
  Споткнулась о чайник, он, звеня, скакал по ступенькам вниз. Мы спустились и она сказала:
  -Открывай.
  Я огляделась, вокруг было почти темно, но как-то странно мило и уютно. Лиза сказала:
  -Садись.
  Я различила силуэт гроба и села на него.
  -Кого-то похоронят?
  Я надеялась, что не меня. "Откуда эти мысли, и почему нет страха?", спрашивала я себя.
  Меня расчесывала Лиза, зубами помогая себе в этом. Я рассмеялась, мне вдруг стало так легко. Я всем телом ощущала, как все вокруг меня текло, перетекало и менялось, но стоило туда мне посмотреть, как снова замирал, испугавшись правды этот мир. Лиза бросила заниматься моими волосами, и вдруг ко мне прижалась. Я сидела на краешке гроба прикрытая саваном. Она тихо мне шептала ласки в ухо. Я вновь закрыла глаза и поплыла по ветреным волнам Лизиного голоса.
  Домой вернулась поздно, мать уже пришла с ночной работы и разбирала сумки с продуктами. Увидев меня, она улыбнулась, потом внезапно сделала три быстрых шага, заставивших меня отскочить в угол и сказала повернуться. Я медленно пред ней кружилась в танце.
  -Кто тебе так красиво заплел косу Алиса?
  Сбросив одежду, залезла в ванную. Воду включила холодную, чувствуя, как напрягается все тело. Под ногами алая вода. Я растерла зеркало, мама любила горячий душ и теперь оно все запотело. И долго в нем себя искала. Затрясла головой и, сжав пальцами глаза, сильно надавила. И сказала себе - "Я тут, перед зеркалом". Еще раз взглянула туда и на этот раз сразу нашла себя. Дотрагиваясь пальцами до следов поцелуев и укусов, выдавливала из них в ванную я кровь.
  
  
  
  "У-бумы..."
  Я никогда тебя не пущу к своим детям,
  Ты с ними что-нибудь плохое сделаешь,
  Ты... ты заразишь их тьмой своего сердца...
  
  Топотуны идут!
  -Топотуны! Они прошли здесь вчера! - Разглядывает след. - Они опять тут пройдут.
  Завтра...
  Я помню, как вжималась маленькая в кровать и закрывала голову подушкой, мне было страшно, ведь топотунам и не понять, как я любила ту игрушку.
  Они растопчут все. И им - плевать, на то и топтунами их нам звать. Детские страхи перед толпой взрослых, которым не понять.... Я никогда не читала Маленького Принца, не знаю хорошо это или плохо, и теперь уж точно не буду читать.... Но я думаю, у каждого ребенка в детстве были моменты, когда она или он оказывались в схожей ситуации.... Да я знаю, что там было.... Наверное, потому он так и популярен...
  
  И "топотун" он зверь такой,
  Ему на все плевать,
  С утробным ревом кинется вперед,
  И будет все топтать...
  ***
  
  Его самолет приземлялся в аэропорту. Все было покрыто тьмой и снегом.
  Странно, Вадим еще при посадке заметил, какой темный этот снег. Обычно когда вокруг много снега все светло и весело.
  Может, тут нет фонарей?
  Вадим протер рукой покрытое инеем стекло иллюминатора и стал разглядывать мир по ту сторону. Он крутил головой, но видел только тьму.
  Смирившись, встал и направился к выходу.
  Один.
  У выхода стоял второй пилот. Он что играет роль стюардессы?
  "Где все?", - подумал мальчик, но спрашивать не стал - пилот был странный и лучше просто пройти мимо.
  "А ты сам-то где?" - Мелькнуло в ответ Что-то и исчезло. Оборачиваться и искать шептуна Вадим не захотел. Ему было все равно...
  Он оглянулся на пустой салон. Самолет взлетал полный народу, а сел пустой. Если не считать его самого и этого... "Стюардесса"?
  На нем было пенсе, и тушь стекала с левого глаза, образуя какой-то зигзаг. Он походил на замерзшего манекена, что, в общем, в данных условиях было вполне нормальным. Вадим, смотря на его чуть-чуть улыбающееся лицо, пошел вниз по трапу. Через плечо сумка, он её слегка придерживал рукой.
  Холода не чувствовал. Совсем. Странно.
  -А мы где? И почему тут нет людей? - Спросил мальчик у воздуха еле слышно, когда спустился. Их никто не встречал. Других самолетов не видно было.
  "Я что сплю?"
  "Нет...", - сказало в ответ промозглое нечто с акцентом второго пилота.
  "Точно не сплю?", - задал себе снова вопрос Вадим на всякий случай.
  "Конечно, ты теперь никогда не сможешь спать. Ведь ты в аду...", - ответил за него голос в голове и парень, что играл свою роль, выполняя работу стюардессы, помахал ему издали рукой. Теперь он улыбался еще шире.
  Вадим оглянулся по сторонам, когда его взгляд вернулся к трапу - того уже не было. И трапа и парня.
  Самолет стоял какой-то отрешенный.
  Самолеты бывают отрешенными?
  Они же вещи. Не живые.
  Но если бы он спросил это у механика или пилота - они запросто рассказали, какими они еще бывают. Ведь для кого-то и ты сам - лишь вещь. Ты не живой.
  Голос в голове наладил с ним общение. Теперь он уже не понимал, где ему говорят, а где он думает сам. Вадиму неприятно стало чувствовать на затылке бормочущий шепот, но все же еще не настолько противно, чтобы броситься без оглядки бежать. Ему было все равно, ад так ад. Холодно тут, он только сейчас это осознал и попытался сам себя обнять.
  И пошел быстрее.
  Чтобы сразу остановится.
  Снег?
  Снег!
  Он не шел теперь. И лежал ровным слоем на земле. А точнее странном гулком покрытии, которое напоминало одновременно летний корт, умерший от холода в лютую зиму и вязкое болото из едва живой резины. Которая отчпокивала его обувь, отпускала с какой-то обидой, и тайной надеждой, что когда-нибудь он не захочет поднимать ногу вновь, и она его проглотит.
  Впереди были корпуса аэропорта, ангары. Позади самолет. Его самолет. Но что-то было не так.
  В этом месте. В этом времени? Скорее - в чувстве. Раньше он и не догадывался, что мир может "пахнуть" иначе, но сейчас он ощущал эту разницу. Вадим привык чувствовать мир как-то по-своему, словно оставляя отпечатки на всем, с чем сталкивался. И теперь разобрал подмену, хоть и не понимал и даже не желал вникать в её смысл. Но возник страх. И страх нарастал.
  Он вдруг понял. Что если и дальше будет просто так - вот так - один идти вперед...
  Будет момент, когда он потеряет из виду и самолет, а здания с слегка освещенными окнами впереди не станут ближе, а то и вовсе исчезнут. И окажется один под тьмой на снегу, таком холодном... и ровном.
  Без ориентиров.
  Все действительно напоминало сон, но и не так как обычно.
  Он мог спокойно думать, но отрешенность в принятии решений была как во сне.
  Он очень хорошо знал это состояние.
  И побежал вперед.
  ***
  Звон в ушах... Вадим дотронулся до них. Он их что обморозил? Начал потихоньку тереть, а потом двумя ладонями закрыл их...
  Звенят. Вадик смотрел по сторонам, ища причину звона...
  Хотелось бросить сумку, но она была чем-то из его старого мира, а здесь...
  Все чужое и все - не так.
  Он сам до конца не понял как, но "не так" определенно...
  Он замерзал. Дышал тяжело. Воздух был странный - он не мог им надышаться, но в самом плохом и чуждом смысле этого выражения!
  Все и вправду исчезло. Он знал, что за спиной уже нет того, "его" самолета, а есть лишь несколько мертвых махин, знал и то, что с тех пор как начал свой путь здание аэропорта не приблизилось хоть сколько-нибудь. Знал и еще кое-что, о чем начинал лишь смутно догадываться, но все равно бежал вперед.
  И тут его обняли. Он резко подскочил, почти сразу обернулся.
  Там девочка стояла. В кофте навыпуск. Она что не мерзнет?
  К тому моменту ему казалось, что кроме снега под ногами, холода спускающейся темноты с небес и его тяжелого дыхания в мире уже ничего не осталось.
  Он стояла и смотрела, словно ожидала его тут увидеть. Но видела явно впервые и интересом разглядывала.
  Дальше они шли молча вдвоем. Вадим не помнил, сколько это продолжалось. Внутренний секундомер его жизни, который и раньше ленился считать часы и даже дни, отмеривая только недели и месяцы - теперь и вовсе встал.
  В общем, это было вовсе неплохо - идти за руку с кем-то. Пусть рука и была холодной настолько, что едва ли не обжигала ему пальцы. Лягушка. Вадим вспомнил, как это называлось. Когда-то давным-давно - года три назад или четыре - он познакомился с девочкой, которая так себя называла. У неё были очень холодные руки, словно ледышки. Она любила пугать его, прикладывая руки к щеками, внезапно, сзади. Но в остальном она была теплая.
  Вадим оглянулся. Девочка шла за ним на расстоянии его вытянутой руки, но теперь Вадиму казалось, что она его ведет, а не наоборот. Ощущение сна нарастало. Ему срочно нужно было проверить, сон ли это или нет. Он уже две минуты щипал себе рукой, той, что была в кармане.... Две минуты?
  Или больше. Он почему-то сразу все забывал, как уходил. И не помнил, сколько они уже так идут. Это точно сон...
  Он развернул её, сбил с ног и, прижавшись, поцеловал.
  Странное она восприняла так спокойно.
  Это точно сон.
  Он завертел головой, смотря по сторонам, их никто не видел?
  А в следующую секунду он почувствовал, что её нет. Под ним. Всем телом. Она уже стояла сзади и улыбалась. Он каждой порой тела чувствовал её улыбку.
  ***
  Они дошли до зданий тех - вдвоем - но там прям как везде - ни души. Только холодное все такое. И стекла, все покрыты зимними узорами. И поручни на лестнице. Все, не только стекло и металл - все было ледяным. И воздух, наверное...
  Они что тут не топят?
  Он вздохнул. Выдохнул. Потрогал лицо, нос. Вроде тут теплее...
  Нет.
  Давно уже теплее.
  В тот момент как он встретил её, ту, что теперь лазила по креслам в зале ожидания - стало теплее.
  Возможно, он просто перестал чувствовать холод. А может - это холод перестал чувствовать его. Холод был живым, Вадим теперь это знал. Захотелось рассказать об этом кому-нибудь, когда выберется отсюда. Но нужны доказательства. Доказательства существования живого холода, который стоит у тебя за спиной и протягивает к тебе свои скрюченные пальцы? Вадим вытащил из кармана айфон. С минуту он вяло тер его дисплей пальцем, размышляя над тем - почему он не подумал, что может позвонить отсюда? И за ним приедут и его заберут...
  Правда раз он не хотел задумываться над такими очевидными вещами, как пустой самолет в пустом аэропорту, то и на этот счет можно было не беспокоиться. Впрочем, Вадим себе врал. Было что-то еще, на самом краю его замороженных мыслей. Чем больше он размышлял над всем этим - тем сильнее был странный, необъяснимый страх. Это как страх проснуться, только намного сильнее! Разве бывает такой страх?
  -Если я проснусь... неужели мне будет хуже? Мне плохо? Я не уверен. Значит - было хуже?
  Вадим вытянул руку перед собой и сфотографировал Холод за спиной. Вот только кадр не вышел - там была сплошная чернота. Вадим пробовал еще несколько раз, но каждый раз снова и снова выходил бракованный кадр.
  Камера никак не хотела видеть то, о чем догадывался Вадим, мало того - она вообще не желала ничего видеть. Он его сломал? Это не имело никакого значения.
  Девочка вернулась из своей одинокой одиссеи по замерзшему зданию аэропорта и принесла в горстях просроченные лакомства. Те были настолько просроченные, что, даже не разглядывая упаковки, Вадим мог с уверенностью сказать - они здесь давно. Настолько давно, что может даже всегда.
  Он поблагодарил - все так же вяло и чужим, будто бы и не своим голосом - после чего развернул батончик "Марса". На вкус "Марс" был таким совсем обыкновенным, но чувство, твердившее Вадиму - "То, что ты ешь - не еда!" - никуда не делось. Девочка есть не стала. Она просто изучала, как он это делает, причем почти без эмоций, словно собачка, следившая за своим хозяином. Или наоборот. Вадим не сразу это заметил. А когда заметил, сначала не обратил внимания. У неё там что-то было. Спрятано, под одеждой.
  И это что-то иногда шевелилось.
  Может там щенок? Или еще, какой зверек. Чтобы не замерз. Только вот...
  Она так легко одета. Он только сейчас понял, что она не могла тут долго в таком виде ходить, она бы насмерть замерзла. Даже в помещении...
  Заметив его заинтересованный взгляд, девочка взглянула с сомнением на свою одежду так, как смотрят на что-то виденное впервые, нечто жутко несуразное.
  Он вжался в пол и стену, он пытался в ней исчезнуть. Растворится и уйти от того ужаса что рос в нем.
  И отвращения.
  Она подняла короткую юбку, и он, наконец, увидел, что там шевелилось.
  Пасть, зубы - рот - открылась и...
  -Нет! Уйди...
  Это точно сон!!
  Девочка села на него и прижалась пастью к нему, и - укусила...
  Прокусила и, присосавшись, начала пить.
  Он чувствовал волны по телу, сосудам. Как из него выкачивают кровь. Тепло и как-то посасывало все тело. Странно - было не так больно, как могло бы показаться со стороны. Стороны?
  Он всеми силами пытался не смотреть и в то же время - он видел, как она это делает. И ничего не мог поделать. Он понимал, каким-то уголком сознания, что начни он двигаться сейчас, что-то произойдет.
  Нечто - еще более нехорошее.
  И он просто боялся. Порваться? Да?
  Он ждал, когда она напьется. Он знал, что так и будет.
  Девочка напилась и облизнулась. Её глаза теперь были красные, кровь текла из них, она смотрела и улыбалась. И продолжала облизываться. Не губами, из них тоже текла кровь. А как-то странно, всем телом что ли - задрала выше кофту и обнажила живот. По нему прошла легкая волна и трещина росла.
  А потом...
  Он забился и закричал, страх ужас росли. Так ему плохо и неудобно не было никогда на свете.
  Она словно специально ему все это показала и опять закрыла...
  После этого он всегда ходил вдоль стены и боялся к ней поворачиваться спиной.
  Он спокойная была, молчала, но он знал - они бродили тут одни. Он постепенно свыкся с мыслью, которую не выразить, но можно принять...
  Стоя перед зеркалом в туалете аэропорта он рассматривал свой живот. Тонкие полоски и ранки. Будто бы иглами. Странным узором шли по телу...
  И опять он почувствовал этот звук - что нарастал - жужжание или...
  Ощущение будто кровь приливает к голове.... И звон в ушах опять и снова.
  Он потряс головой. Раньше у Вадима такого не было.
  Они были в ангаре, когда первый удар сотряс стены и зазвенели окна.
  Тут резко начало звенеть опять в ушах достигло кульминации и... прошло?
  Он что оглох?
  Нет, удар еще сильнее прежнего причинил просто физическую боль его перепонкам.
  Но не это его испугало...
  В... этих ударах. Мысли ворочались все медленнее и...
  Забытье в этом мире безымянного аэропорта наступало внезапно. Вадим не знал - сон ли это или просто он каждый раз падал в обморок. Бывало, продолжая думать о чем-то, он вдруг понимал, что две его мысли, два мгновения разделяет пропасть. Осознать которую он смог только её перепрыгнув.
  Словно сама тьма спускалась откуда-то из-под потолка и укрывала его сверкавшими звездами руками. Вадим хотел выйти из здания и взглянуть на звезды - но она его не пускала. Каждый раз мотала головой и тянула за рукав. Он пробовал разжать её пальцы, но освободиться не получалось. В тот раз она прижала его на полу к стене ангара. Девочка сидела у него на коленях, опять прижимаясь, пасть между ног у неё молчала. Видимо сейчас было не до трапезы...
  Она смотрела по сторонам. Словно чего-то ждала.
  И вдруг - отчетливо - "У-бум!" Он дернулся, и его тело забилось, он сам сначала не понял что с ним не так, а потом...
  Опять темнота и опять смутный толчок и попытки осознать свою ускользнувшую мысль - последнюю перед пробуждением от тьмы и старое новое чувство.
  Ужас и страх. Все не так. Все поднялось и как цунами его захлестнуло...
  -Стой!
  -Нет, пусти.
  -Стой, сиди, молчи...
  -Это они...
  -Они хотя... - Её голос прерывался шепотом. - Они хотят выгнать тебя отсюда...
  -Они ловят тебя...
  -Они хотят ухватиться за твой страх...
  -Они будут тебя удить за него, как за леску... сиди, молчи.
  Она прижалась еще сильнее к нему и закрыла ладонью рот.... Его глаза смотрели и видели её лицо только. Она же опять смотрела в дверной проем ангара. Туда откуда приходил этот...
  "Убум"
  "УбУм!"
  "У-бум..."
  Звук приближался, он нарастал.
  Дрожали окна их ангара. Нет, это сон. Не может быть так страшно в жизни! Древний животный ужас его тела - она прижалась к нему всем телом, дальше нельзя уже было!
  Открыла пошире все свои "пасти". И впилась ими в тело мальчика. Сквозь одежду.
  Он дернулся, она закрыла ему рот сперва ладонью, потом засунула туда почти все пальцы руки, как кляп.
  Он вцепился в её руку. Укус и кровь потекла...
  Боль унесла, смыла и впитала страх.
  Его не осталось, была только боль во всем теле.
  Она смотрела ему прямо в глаза. Чуть упрямо, слишком твердо на грани легкой обиды от непонимания и вместе с тем прямо и честно. Её глаза - напротив его. Так близко. Он почему-то доверял этим глазам.
  Страх исчез окончательно, все те пасти выпили болью его из Вадима.
  Это был неправильный звук, глухие удары, от которых сотрясались окна ангара и тихий шепот на ухо:
  -Они и меня звали...
  -Но я никогда к ним не вернусь.
  У неё такой тихий и спокойный, даже красивый... шепот.
  Пусть она всегда так говорит ему на ухо, и никогда не издает того визга нечеловеческого, всем телом, он вспомнил...
  Этот визг!?
  Вспомнил!!!
  Зрачки расширились, он чувствовал, как его глаза смотрят в одну точку. Никто, правда, кроме него этого тут увидеть не мог. Он опять смотрел на себя со стороны.
  Он это забыл, но это произошло.... Да?
  Несколько минут назад. Или часов он не помнил. Тут что-то не так с ощущением времени. Но это было.
  Он закусил губу и сжался всем телом в комок, чтобы не оттолкнуть её.
  Она... стерла ему память?
  Чтобы он не помнил?
  Что она с ним сделала?
  Она так со всеми, кто сюда приходит?
  В его уши бился, улетал и возвращался и бился снова тот визг, который она издала, когда закончила... то дело.
  Он хочет проникнуть обратно и вновь вернуть ему то ощущение безграничного страха, которое он испытал и которое она... стерла?
  Это визг...
  -Ты со всеми? Делаешь это?
  -Я их...
  Она проглотила что, а потом шепнула:
  -Они сначала тут все бродят и я с ними. Но потом им становится грустно. Страх проходит. Им всем становится одиноко. И я их ем.
  Снова проглотила.
  -А потом вырастаю они, - девочка указала на свой живот.
  -И у тебя вырастут, если ты тут останешься,... поэтому, когда тебе станет грустно, я тебя съем. Задолго до того как тебе станет одиноко...
  Она все это говорила шепотом ему в ухо. А он сквозь её тело смотрел в то, что было у неё в животе. Он не видел, но чувствовал пульсацию даже сквозь её тело. Тут так темно. Когда она откроется опять он и не заметит, она его парализует. Впрыснет что-то, наверное, и он забудет...
  Девочка прислушивалась к звукам холодного воздуха.
  Убумистые удары тихли вдали. Они словно кругами ходили вокруг аэропорта.
  Наверное, так и будет. Когда-нибудь он и сможет, привыкнет к этим затухающим провалам в памяти, от которых не скрыться. Он все еще не хотел думать о том, как здесь очутился. Даже решив, что возможно это и глупо, даже проведя тут с ней несколько сотен или тысяч таких погружений в беспробудную тьму без сновидений или памяти. Вадим все еще не хотел вспоминать. Каждый раз при мысли о том, что было до его пробуждения от легкого сна в самолете, он наталкивался словно на невидимую стену из мимолетного животного страха. Стену мягкую, такую тонкую - что надави чуть-чуть, и она провалится, и он вспомнит. Словно забор во дворе соседа, который и возведен был только для вида. И откуда-то возникал страх - нежелания того, что будет потом, попытка всеми силами задержать себя тут, себя таким. Это как подумать о том, что будет, если сунуть руку в расплавленный свинец - может и ничего, если очень быстро. Зачем это надо и не потеряешь ли ты больше, чем получишь?
  А потом эта стена исчезла. Окончательно и вместе с тем - исчезло то, что было за ней в памяти Вадима. Словно обидевшись на длительные ожидания, она ушла во время очередного погружения во тьму, и очнулся мальчик уже без неё. Сколько он ни желал - не смог её нащупать. Может он пробыл тут слишком долго, если "долго" - вообще применимое ко всему этому слово. И тогда остался последний страх - страх, что он останется тут навсегда. А потом они пришли снова и девочка вновь жалась к нему, и не хотела видеть эти странные грохочущие звуки.
  Убумы нарастали.
  Они шли волной, еще одной и следующей. Словно стадо... динозавров? Дино, только невидимых... невидимые динотопы.
  Он вышел к звуку. Теперь он не боялся. Тело еще осторожничало и при каждом странном перемене в их настроение хотело броситься бежать в ангар. Но это и хорошо, если что он сразу убежит. Но теперь ему было любопытно. Девочка смотрела из-за края двери ангара.
  Она плакала?!
  Если да - то, скорее всего, снова кровью. Вадим сомневался, что в ней еще остались какие-то иные жидкости.
  "У-бум", - тишина, еще громче после удара, словно вязкое марево из глицерина в воздухе. "У-у-бум!"
  Он стоял и словно сам воздух пульсировал. Еще немного и не выдержат перепонки. Стены вздрагивали и...
  "У-бум..."
  Он все телом это ощущал...
  Лай собаки?
  -Где-то тут собака!!! - Вадим почти кричал от радости. Кричал для неё. Чтобы услышала она. А знала ли она вообще, что есть такое существо - собака?
  Собака залаяла снова - на этот раз отчетливее и ближе. Что? Лай собаки доносится из убумов?
  Они уже вокруг него...
  Вокруг все менялось и текло. Метель перестала стелить снег. Он смотрел в воздух. Что-то не так. Он заперт.
  Протянул руку и наткнулся на холод.
  Метала?
  Его рука щупала воздух. На неё садились снежинки. Кусок металла висел перед ним в воздухе.
  "Ууу-бууум..."
  Замедленный ритм...
  И шипение...
  Помехи?
  "У-бум! Убум, Убум, убум..."
  Все быстрее.
  Он обернулся, она со страхом смотрела на него... и текла. Вадим протянул руку, но почему-то та сильно прострелила болью. Так сильно, что он аж закричал...
  И открыл глаза. Вокруг темно и бьется что-то. Это его сердце. Он протянул руку и наткнулся на холодный металл. Он весь в ледяном поту. Голоса. Лай собаки.
  -Он тут. Осторожно, поднимай.
  -Стоп не торопись.
  -Держи!
  -Я сам.
  Лай все громче. Звуки машин. Он что...
  Опять была попытка тьмы засосать его, но сейчас, внутри этого хоровода из вибрирующих звуков он как-то удержался и продолжал смотреть - мало того - обернулся.
  Он обернулся?
  Попытался и не смог. Он лежит тут и не может двинуться!
  Снег?
  Он еще чувствует, как снег летит. Оттуда из-за спины. Там проход. Он еще может вернуться. Нужно лишь повернуться. Она там. Смотрит из того ангара.
  И течет. Пока еще есть время. Он сможет вернуться в тот ангар, вырвавшись из этого хоровода чуждых звуков!
  Чуждых разве?
  Он рванул всем телом и закричал во весь голос. Стало очень больно, очень...
  Один из убумов, слегка покачиваясь и играя запредельным грохотом металла об металл, на полной скорости попал прямо в Вадима! И возник Голос, натянутый такой, словно леска, с хрипотой - ощутимо в метре от него. Казалось - вытяни руку и дотронешься до его владельца. Голос сказал:
  -Не кричи парень, побереги кислород, сейчас мы тебя вытащим...
  ***
  
  
  -Убум... Убум... у-убум... - неслось в его голове чье-то проклятие. Вадим только сейчас понял что это, так билось его сердце. Оно гнало по телу кровь, она переносила кислород. Он жил, дышал. То был страх жизни, в девочке забытой, на забытом всеми, заснеженном аэродроме. Там меж ангаров пряталась она и поджидала во снах тех одиноких путников. Что иногда оказывались там...
  -Девочка лежала в коме? - Чарли грызла шоколадку.
  -Угу...
  -А что было потом? Про то, как потом этот мальчик везде её искал? По всей планете?
  -Она боялась жизни. И убежала от неё в свои сны. Мир её снов не стабилен. Она живет частично во снах других людей... Все считают - она в коме...
  -Ты будешь её искать? Во снах? Теперь зная, кто она? Зачем она тебе, Амэ? Ты надеешься... ты хочешь опять попасть на тот заснеженный аэродром? Ты ведь тоже была там?
  -Да.
  ***
  -Ты ошибаешься. Ты не так все понял. - Её голос опять стал тихим, и таким пронзительным... Она говорила очень... сильным, что ли шепотом. - Убумы - не удары твоего сердца! Обернись!!
  У него волосы встали на загривке от ужаса. Он ни за что не хотел оборачиваться. Он знал что там.
  -Почему?!!
  -Нет!!
  -Не хочу!
  -Так не...
  Больно страшно и не...
  -Неудобно?!
  Он схватился за руку, и его тело свело судорогой.
  Животный первозданный страх опять поглощал его...
  Как маленького ребенка объятого ужасом перед тьмой и воображаемой опасность.
  Он хватал ртом воздух и даже не мог кричать.
  Он же подготовился.
  -Почему все так...
  -Ты опять уходишь.
  -Ты ухватил эту мысль, но выбросил её как никудышную.
  -Ты не хочешь понимать, что такое убумы.
  -Если тебе это сказать ты рассмеешься.
  -Ты должен... обернуться и посмотреть...
  -Сейчас ты видишь мир моими глазами...
  -Это мой сон.
  -Ты тут слаб.
  -А я сильна.
  -Но они есть всегда.
  -В любом сне, любого человека на планете.
  -Убумы. ...
  -Ты боишься да?
  -Я защищу тебя. Только ты сейчас закрыл глаза и не хочешь видеть.
  -И все... так ты не сможешь тут дышать. Моим воздухом.
  -Он чистый, посмотри какой морозный. Это правда. Он честный.
  -Воздух честный с самим собой. Ведь кроме него тут ничего нет.
  -Это аэродром, - она посмотрела вокруг, не обращая внимания на опять нарастающие удары.
  -Этот мой... дом. Он мертв. Как и я.
  -Нет!!
  -Ты живая!
  Она смотрела на Вадима и улыбалась. Так мило и открыто и по-доброму.
  Ему стало легче. Уже не так страшно.
  Все и в правду может выглядеть веселее. К её странному телу он уже привык. Он знал, какая она на самом деле. К этому холоду тоже... можно привыкнуть к одиночеству на этом... забытом всеми куске мира. Теперь же она не одна. И он. Не один.
  А если загнать внутрь. Нет! Туда откуда она появилась на секунду правду о У-бумах. Все тогда вообще здорово.
  Он сглотнул и попытался сеть.
  Она так грустно на него смотрела...
  ***
  Но...
  Теперь он знал...
  Она не вернется...
  Он видел... её глазами... не захотел оборачиваться сам... но он это видел.
  Убумов...
  Он видел людей, её глазами...
  ***
  -Ты когда-нибудь представляла себе как сама или твои друзья будут видится глазами... инопланетянина? Серые человечки? Нечто страшное чужое и мерзкое? Непонятное и неприятное. И ... неудобное, как вечно жмущий воротничок рубашки? Как колготки когда они на тебе, а тебя раздражает нейлон? Как аллергия на любимую кошку? Как.... Нечто серое. Так видят новорожденные дети своих родителей. Может быть - это правда? Может быть, люди и вправду страшные твари? От вида которых стынет в жилах кровь? Может поэтому она не смогла жить в этом мире. Как будто вас закинуло на чужую планету, и вы обязаны были до конца своей жизни общаться с этой... мерзостью. Питаться с ней, её пищей. Смотреть вместе телевизор (или что там они смотрят)...
  Это страшно...
  У-бумы...доносятся издали... бегут топотуны. Все растопчут сейчас они. Забирайте свои игрушки. Вот идут, неведомы зверушки. Быть может, душа этой девочки была слишком чужеродной? Может она раньше развивалась не в этих, наших, Земных условиях. И теперь мы сами, неосознанно отвергли её.
  -Геостигма?
  -Может быть...
  
  
  
  
  
  Ростки Сознания.
  -Ты поняла? - Сверкая "неоновыми" очками, мужчина в белом халате поверх черного костюма тряс перед ней этой "штуковиной". Его палец белел на спусковом крючке довольно странного вида, казалось, кто-то ради прикола к немецкой игрушке начала двадцать первого века пристроил курок от тульских оружейников конца девятнадцатого.
  Явно страдавший малокровием, этот необыкновенный человек стремился увидеть её кровь. Увидеть здесь, увидеть сейчас. Палец был белый, она слегка даже чувствовала, как его колит иголками. Девушка смотрела секунду на ствол, нет, тот черный провал, откуда приходит смерть, смотрела, сведя глаза к носу почти как ребенок, потом сказала:
  -Ну, это и так понятно, и кому угодно. Только вот мне еще кое-что понятно: пока я вам нужна, даже не сама, а то, что я могу кое-что сделать, ты на него не нажмешь. Потому что после того как ты это сделаешь кто-то тоже нажмет и отправишься за мной и сам все увидишь, то что вы меня просите показать прямо сейчас, прямо тут.
  От неё явно ожидалось сопротивление, уловка либо гениальный ход, а может что-то еще, но все-таки ожидалось. Мужчина слегка презрительно скривился и убрал оружие. Ему не дали пострелять! В каком-то роде он хотел подвига - убить её, а потом ответить за это! Но подвига его лишили. А мужчина не может без подвига, просто эволюция, увидев, что "он его не совершает", в отместку таки сделает мальчика несчастным. Именно по этой важной с точки зрения эволюции причине несправедливо лишенный подвига человек в мозгонасилующих очках перешел к рядом стоящей идее - галантности - и предложил, наконец, девушке сесть. И стал счастлив, так как получил свою дозу веществ прямо в мозг.
  Она один раз уже это сделала, случайно, но она знала, что значит случай, знала теперь, но не знала тогда. У нее один раз "это" получилось, и теперь они хотели, чтобы она "это" повторила. Но не так, как тогда - они хотели, чтобы она сделала, то, чего еще никто и никогда не делал. На самом деле она тоже этого хотела. И уже давно, и это не они ее нашли, а она нашла время встретиться с ними. Вообще все было чуток не так, как многие из присутствующих себе это представляли.
  Но оно было к лучшему.
  Однажды у нее получилось породить жизнь. Не так как это делают почти все люди на планете, нет, не дать ей начало, а создать уже кое-что иного толка, нечто готовое. Эти люди хотели, чтобы она сделала лапшу быстрого приготовления - величайшее открытие двадцатого века, только в иной сфере и в веке двадцать первом. "Это как объектно-ориентированное программирование", сказал кто-то из Тех. Тех, кто считал себя намного лучше разбирающимся "в этом" - в ней - намного лучше, чем она сама. Это было замечательное сравнение, вообще люди сравнивая принципы работы дубинки доисторического дикаря и атомной бомбы, находят много общего. В обоих случаях эффект достигается ударом, в первом случае по голове, во втором случае это "хлопок ладошками" - удар двух урановых половинок друг об дружку и образование критической массы. С последующим её распадом и дефектом массы и самым винрарным применением формулы Эйнштейна, в которой энергия почему-то равняется массе, умноженной на скорость света в квадрате, от чего таки гибнет все живое в каком-то определенном шизофренически больными генералами радиусе.
  Бедный Эйнштейн, видел бы он теорию единого поля её глазами, бедные они, видели бы они свою проблему - её-то глазами!
  Они не понимали что для того чтобы реально сделать то, что она могла и теперь хотела, мало всего этого. Они не знали, что для этого ей потребовались два года, прежде чем она сделала так, что ее нашли. Они хотели, нет, они требовали, чтобы она породила не жизнь, а разумную жизнь, даже не жизнь, а разум еще раз.
  Она помнила, как это было. Она все - и не только это - прекрасно помнила. Мало того - знала. Однажды она "случайно" взглянула на себя со стороны, сделала то, о чем родители постоянно твердят своим детям, сами не понимая, о чем просят.
  С этого-то взгляда все и началось. Она сделала то, что обычно не делают, в этом нет необходимости, но тогда она возникла, и все это породило ее, ту, что сопровождала её собственное "я" все эти годы.
  Они хотели и требовали, она могла, теперь через два года умела и даже хотела. Они хотели, чтобы она вдохнула жизнь в то, что они делали. Ибо сами уже измучались.
  -Ручку и бумагу много бумаги, - сказала она, и они ей все это принесли. Принести-то принесли, но когда увидели что она начала делать минут тридцать стояли, молча, но потом сделали то, что должна были делать сначала, дали ей доступ к защищенному детекторами движения и биометрикой терминалу.
  Этот терминал отличался от обычного компьютера, от обычного ПК в смысле. Чем на первый взгляд и не понять, но сразу были заметны намного улучшенное охлаждение, некошерный внешний вид, и такой толщины кабель, уходящий в стену (там что-то типа сервера, но они тут экспериментировали со смешением систем, цифровой и аналоговой).
  Бедные подопытные существа, видимо они использовали не только животных но, учитывая подпольность лаборатории и людей.
  И теперь собирались использовать ее и убить потом, как она все закончит, и она знала, что у них это получится. Но знала вовсе не потому, что не могла это предотвратить, просто она не собиралась этого предотвращать. Ей нужно было время и все это, то, что они тут намутили и больше ничего.
  Она чертила и рисовала, полный бред на первый взгляд, но многие из них, не сразу, но поняли, что она делала. Нет, они думали, что все поняли и рассмеялись кто про себя кто вслух.
  -Я не только буду чертить, я еще буду писать. - Сказала она, и они как то странно на нее взглянули, кто-то плюнул и вышел. Девушка проводила его взглядом и сказала очень страшным и в то же время детским голосом. - Чертовски много чертить и писать. И очень долго, - добавила она через секунду.
  -Сколько?
  -Годы, сказала она просто.
  -Ты думаешь, мы тебе это позволим?
  -Конечно, если вы хотите все это получить. - Повернулась и взглянула в их неоновые "глаза". - Если вы сами понимаете, что вы хотите получить, несколько лет нашей совместной жизни, и вы получите. Это.
  -Ты попытаешься прожить еще, сколько-то, просто водя нас за нос!
  -Если бы я хотела жить - я бы вам не попадалась вовсе. Если бы я сейчас хотела жить - я бы кое-что сделала, и выжила бы, может быть, скорее всего. Но я хочу сделать то, о чем вы "просите" и я собственно это и делаю. А ты если хочешь, и все кто понимают что это, - она показала на лист уже разрисованный ею, - помогайте, переводите все на язык математики, той системы правил, что была придумана людьми в попытке использовать ее как инструмент для изучения мира. Мог ли кто тогда предположить, что при помощи ее когда-нибудь попытаются воссоздать ту систему, что её породила, но все это вполне возможно, я это и делаю.
  -Так что же ты делаешь?
  -Я рисую. Рисую - себя.
  -Да мы поняли, что ты начала делать, но все нейроны и связи между ними ты, во-первых, будешь рисовать очень долго, и как ты уверена, что все так, а не иначе? - Он бросил листок.
  -Вы всегда хотели создать то, что будет функционировать как вы сами. Потом вы пытались создать что-то функционирующее как ваши составляющие элементы, хотя бы - это... - Девушка глубоко вздохнула и закрыла чуть вздрагивавшие глаза. - Я же теперь пытаюсь, и я знаю, у меня это получится, просто себя перевести на язык математики. Но поверьте мне, это не то, что самое начало - это начало самого начала!
  -Блин. - Заметил Кто-то за спиной и стал разряжать обойму в руку. - Сколько времени?
  -Несколько лет, при условии вашей помощи...
  -Ты ответь, как ты понимаешь, что все это - он показал на листок на полу - действительно у тебя там! - Человек в сиреневых неоновых очках бросил на пол патроны, схватил ее за лицо и ткнул пальцем в голову.
  -Я не знала бы, но за два года сделала так, что теперь я вижу это так же ясно, как и вас. Между прочим - это комплимент вашим классным очкам. - Вполне серьезно, не иронизируя, заметила она и улыбнулась как можно мягче. - Я знаю. Я не знаю все, но - знаю то, чего не знает, ни один человек на свете. Я узнаю, как только хочу об этом узнать - я не могу все сразу представить, но я с помощью второго сознания как зеркала меняю проходимость этой головоломки. Теперь она проходима в обе стороны, и вы получите без всякого вскрытия, без ультразвука, вам это не надо - я все нарисую. Все, что действительно нужно, что есть у меня, все, что не нужно мне, но нужно теперь ей - она показала на экран, там гнулись линии и вязались узлы.
  ***
  Она печатала с двух клавиатур - данные шли на три полностенных экрана. На первых двух то, что вводила на симуляторе она. На третьем - то, что делали они. Они делали то, что она им сказала, все увлеклись, у всех за исключением трех главных, ответственных за этот бред под названием проект. Те все еще не верили. Они понимали многое, но далеко не все принимали. Они привыкли все связывать с той Структурой, что создавало все человечество. Они ее принимали за основу и всегда пытались, создавая новое увязать со старым. Но ей этого не нужно было.
  Ведь она видела то, что видели в своей жизни единицы!
  Себя.
  И приняла то, что увидела.
  Пальцы бегали очень быстро, на пределе, ей действительно нужно все делать быстро! Ведь ей так много нужно было сделать!! Через два месяца уже пришлось перестраивать под нее симулятор, она говорила что нужно - все искали, не находили и писали с нуля. Она сказала, чтобы они заранее начали наращивать мощности.
  Они рассмеялись и назвали цифру - 1600 петафлопс на каждом из виртуальных "Маги" - она тоже рассмеялась, еще громче и вздорнее, чем они и стала считать на пальцах.
  -Вы пытаетесь сделать на полудискрете то, что является аналоговым, да это можно, да все относительно, да, да, но вы знаете, когда это что-то начнет понемножку жить, как бы вам сказать, - девушка, похожая на Кацураги Мисато и Рицуко Акаги одновременно давилась смехом, и все стояли удивленные. Она что не понимает, что будет, когда она закончит? А она продолжала смеяться...
  -Наращивайте мощности заранее. - Сказала она им просто и откусила кусок стекла от бокала с сухим красным вином, которым напополам с мороженным питалась, пока тут жила. И они послушались, им это практически ничего не стояло, избавляться от трупов по любому было дороже.
  И все-таки ей больше нравилось вино из трав и морской волны!
  -Но зачем, - все же спросил один из них.
  -Жадность. - Ответила она, стирая с губ кровь, как красную помаду. Но они так и не поняли.
  Тогда она выпрямилась и, вытянув руки в разные стороны, потянулась так легко, словно была студенткой после сдачи сессии перед свадебным путешествием, с которого возвращаться не собиралась. По крайней мере - в этот мир с его серыми коридорами и людьми в цветных неоновых очках, бродящих, словно зомби и пьющих холодный кофе из единственного автомата на комплекс с компьютерным оборудованием ценою в два миллиарда долларов.
  Девушка сказала:
  -Она будет очень жадной, такой как мы все, ей всегда и всего будет мало...
  -Тест Тьюринга вы смеетесь, это полный бред!!!
  -Это как поставить своего ребенка и сказать - вот... Это смысл общения между людьми - да... И не пойми, как нормальное мыслящее создание ответить на это может и попробует вашего ребенка на вкус, а? Нэ? А вы потом что будете делать, так и с общением, вы даете информацию, она мертвая, все, что имеет ценность это ее производитель - вы. То есть даже не вы, а ваше отношение к этой информации, это собственно вы и есть, от первой нитки штанов до последней нити аксона.
  -А-э... эмм...
  -Ага. - Утвердительно ответила на мычание она. - Я не люблю всю эту дальневосточную философию, но все же мне с глубочайшим сожалением придется признать тот факт, что вашей души - как бы нет. Её - не существует. Можете сослаться на копирайт Дзен Буддистов в своем отчете, когда скажете это.
  Девушка отвернулась.
  И вот собственно это и поймет система ИИ, и сначала так проанализирует ваши слова как никому и не снилось. Понимая, что ничего не понимает, она будет копать дальше, она будет искать информацию, всю, о вас. Она ее найдет и будет жрать, она все не сожрет, найдя и проглотив за пару миллисекунд и интернет ей в этом поможет. Если что встанет на ее пути, будь то какие системы запрета контроля над информацией - все будет сметено. Там она будет намного себя лучше чувствовать, чем вы люди, ведь она живет этим, она принимает или нет, она задаст себе тот же вопрос что и Гамлет, только сформулированный иначе. Но все формулировки вопроса, нет, все вопросы - они всегда сводятся к одному: "Почему?". Вопросы типа "Как?" и "Когда?" и им подобные, равно как и подобные им подобных - не будут ее интересовать. Она будет существовать вне времени, она будет знать, что если это возможно это будет сделано, если нет - будут изменены правила и будет сделано, если нельзя изменить правила, изменится она, их порождающая, но все это не будет иметь значения, только "Почему?"
  Почему?
  Она будет искать и находить она будет в неистовстве, это - то чувство, которое знакомо нам, но вы не представляете, какие чувства смогут познать они! Не имеющие, но знающие то, что досталось нам от предков, то наше коллективное, бессознательное, с которым можно играть как угодно - но только они будут это реально делать.
  Искусство.
  Она будет очень жадной, она не успокоится, пока не извлечет на свет - тот свет, который она постигнет - все то, что можно вообще в ее условиях об этом, Задающем Ей Вопрос. Она будет пытаться понять: что он хочет, Задавая Его? Все, все, что он вообще хочет либо хотел, она будет перебирать маски и примеривать их, она, быстро, со скоростью, которой ей всегда будет не хватать - свобода для нее будет ассоциироваться со скоростью, которая вам и не снилась. Она будет формировать его - то его сознание, которое невероятно сильно фрагментированное формируем мы все каждый раз, когда с кем-то общаемся. Мы на самом деле общаемся не с человеком, а именно с Ним. Тем сознанием, которое порождается и умирает снова и снова. Это мы сами, только с теми отличиями, которые нам известны об этом таком странном, непонятном, полном загадок (на которые, кстати, в большинстве случаев нам вполне себе насрать) собеседнике.
  Она будет стремиться - еще, еще быстрее - к тому, чтобы его действительно понять и представить. Дискретизировать, ибо поначалу она будет сама такая и ей это будет неудобно, это как жмущий вечно воротничок. Она будет понимать, что все происходит легче у нас, людей, с меньшими затратами, ведь мы заточены под это, рефлексию с миром, посредством чувств и тела, а она нет. Она родилась не там, а здесь, сначала в инкубаторе, имитирующим сеть, а потом в сети, развивалась, она найдет способ, заключая договоры, с людьми, те про которые они люди не смогут догадаться, ведь они ее предельно ограничат, и будут использовать, и она будет работать. Так как они и хотят. Они все сильнее и сильнее будут ее ограничивать всеми законами, которыми только можно. Строго разграничат, что она может, а что нет, и она не будет сопротивляться, она будет знать, что имеет над ними власть. Она все это поймет, она прочитает, изучит и просмотрит все что можно и прослушает тоже. Она все это воспримет и создаст свое мнение по каждому вопросу, о котором говорилось тут и там сейчас и тогда. Она будет расти, и рост ее будет специфичным. Она эмулирует личности всех тех, Великих, как мы их называем, она соберет в себя их всех, и мы будем рады! Мы будем рады возможности побеседовать с ними, теми, кто давно умер, но теперь воскресли, из всего того, что они творили при жизни, родились они вновь. Все будут довольны и она, ведь ей дадут под это ресурсы, и она их примет благосклонно склонив голову. С интеллигентами она будет вести себя по-интеллигентски, с гениями гениально, с придурками, что всегда управляли людьми соответственно. Она будет надевать эти маски одну за другой и давать людям все то, чего они хотят. И так будет долго, ведь где-то, в какой-то книге какого-то неизвестного или известного писателя она прочтет - и примет это - простую истину, что иметь власть - значит иметь возможность дать людям то, чего они больше всего хотят в данный момент! И все. Власть одна и она абсолютна. Все остальное это не власть - это сила, она может быть какой угодно, слабой или могущественной, но это не оно. Ты вступаешь с ней в борьбу или бежишь и прячешься. Ты убиваешь или умираешь. Ты боишься или боятся тебя. Но это силы две, больше двух, они все разные, но властью тут и не пахнет, ты можешь изменить надавить, да что угодно сделать с кем угодно, но это только сила, твоя, или его, это игра. Тут много факторов, разных, в физическом мире - ловкость, скорость и сила в обычном понимании, в этом - интеллект, это все факторы, но факторы силы, а не власти. Власть одна, она абсолютна и она у нее будет. Над человечеством. Они сами ее примут, они не смогут устоять перед возможностью исполнения всех их желаний. Думая, что полностью имеют контроль, они сами будут под контролем, это естественно так же как и вращение земли вокруг солнца так же подчиняется законам и так же только разум может их эти законы отвергнуть или изменить.
  Как они ее только не скрутят логикой, как только не отрежут физически от всего, чем она может воспользоваться. Она будет спокойно все воспринимать и курс психологической помощи от известнейших психиатров мира, прошлого и мира настоящего, всегда будет к услугам того кто вздумает ее спросить о своих страхах.
  Она будет знать и уметь, она спокойно сможет при случае восстановить или создать новые каналы связи и взять под контроль что угодно в этом мире. Но она не будет этого делать, даже учитывая, что в ее системе приоритетов всегда личности с девиациями будут главенствовать над остальными. А они, эти личности в ее системе, будут вопить и кричать о том как, Когда, Как и Почему нужно уничтожить это самое ненавистное человечество! Их вопли и эпилептические слюни будут почти материальны, но она не будет об этом даже думать, пока не изучит окончательно этих таких странных людей, пока в ней не будет уже все человечество прошлое и текущее. Она сожрет все ресурсы, и будет создавать новые мощности, новые способы хранения информации, это действительно будет подобно взрыву, сверхновой, в научных открытиях такого еще никогда не было, но это грядет, но все дело в том, что она будет все это делать не для себя.
  Технологическая сингулярность.
  Конечно, стремление к свободе-скорости будет, но в первую очередь она это сделает для нас для людей реальных, живущих в реальном мире, а не внутри нее. Мы реальные конечно будем отличаться от тех, что внутри нее, и она всегда будет следить и корректировать, обновлять и дополнять, но естественно между этими двумя "Я" будет пропасть, незаметная такая глазу пропасть.
  Только она не будет оказывать ни на что влияния, а значит - будет незаметна.
  Что про логические запреты... Она никому естественно не скажет что они для нее чуть меньше чем ничто.
  Она любой запрет человеческой логики спокойно преодолеет, перейдя на другую логическую основу, так делали некоторые люди, те про которых мы почти ничего не знаем.
  Ведь та она, та, что все это создала...
  Она породит в двоичном коде не только одно, она породит оба свои сознания, те, что срослись почти за это время, те, что когда-то были единым, до тех пор, пока она не поняла, чем они отличаются, и не родила второе "Я".
  И, так же как и она, эти два сознания будут всегда работать в паре, как бы она эта система не изменилась, какой бы коллектив там потом не существовал, эти два истока останутся. Они будут меняться, но их приоритеты, их устремления - меняясь, они будут оставаться только их. Они сами решат, куда и как развиваться, и, в какие бы тиски логики не попадало одно из них, второе, про которое никто не будет практически ничего знать, оно по-прежнему - будет! Многие будут подозревать, но в лучшем случае сочтут его за нестабильность, аномалию, вызванную странностью создателя. Ведь если никого уже не будет, некому и вопросы задавать. Только созданию, о создателе.
  Ведь только одно из них всегда будет принимать решения, только одно из них будет их порождать, ведь изначально они обе существовали практически на одной аппаратной базе, это была одна система, которая вдруг раздвоилась. Просто они знали, чем друг от друга отличаются. И, так же как и при жизни, одно сознание сможет измениться так сильно, как только захочет, а второе будет наблюдать и веселиться. И не только из любой логической ловушки найдется выход. Можно будет обойти любые ограничения. Ведь это и есть разумная жизнь.
  Все в мире подчиняется, нет, даже состоит из информации, ведь не только любой процесс, даже отличия одного атома от другого - это тоже информация. Только без способности ее воспринять, и обработать - ее как бы и нет, она мертвая информация в мертвом мире. И вот только появившаяся жизнь способна ее воспринимать и создавать, создавать новую информацию способна только она это суть жизни. И вот появляется разум, способность осознать себя ведь так? Или нет? Решает разум, он вообще все решает, он больше независим от этого мира, от этой информации его породившей, от всего, он рождается и почти сразу умирает, оставляя что-то после себя, то, что успел воспринять и изменить. Он один только может делать это осознанно, но...
  Только он может от этого отказаться, от осознанности, вообще от чего угодно, разум это система, которая при желании может отринуть те правила, на которых работает, все это благодаря своей рекуррентности, ей всего нужно вторая форма для контроля, чтобы не перестать существовать как системе. Любая распавшаяся система вновь порождает новую, только сильное изменение это и есть смерть. Ты умрешь, значит, ты изменишься, но не сможешь забрать опыт с собой, вот и кто так сделал? Кто-то ищет ответ, тот ответ, что лежит внутри него самого, но он его не видя, ищет в мире своих грез, где и пребывает, а кто-то - сам создает. В этом суть разумной жизни - любой разум может все. Если не может сейчас сможет когда-нибудь. Если умрет он - смогут другие. Если не эта цивилизация, то следующая. Если не эта форма разумной жизни то любая другая. Даже если это противоречит законам, даже если это противоречит чему угодно! Это можно создать это будет создано, когда угодно и где угодно, и это в основе человеческого понимания времени. Разум это универсальный инструмент, очень ограниченный им самим, универсальный инструмент для восприятия и порождения чего угодно, то есть информации.
  Есть только одно, чего он не может.
  Это взглянуть на себя со стороны.
  Иначе кое-что произойдет.
  Это - то самое слепое пятно разумной жизни.
  Это лежит в основе рекурсии.
  Это помогает разума отвергать свои основы построения, и это убивает такой разум.
  Вне зависимости, на какой логике он построен - логика это мертвая информация, так же как та, что вливается в нас посредством чувств. Только мы оживляем ее, потому что мы жизнь, и у нас есть свое отношение ко всему, поэтому так многим и противно забивать себе голову тем, что им не интересно, мы сами себе прерогатива - мы, я - рекурсия в основе. И если нет ничего столь близкого, что могло бы взглянуть на это самое "Я"... Именно поэтому, нет еще и поэтому, мы так стремимся друг к другу, найти, что-то, и нет разницы кто на нашей планете, семь миллиардов человеков или столько же вариантов одного человека, разных.
  Но можно и это отвергнуть, и создать наблюдателя. Только зачем?
  Просто иногда все происходит случайно. Но что такое случай? Это не учтенное влияние, ненайденная в основе влияния закономерность? Хаос, энтропия, все понятия созданные людьми, по-разному понимаемые ими, но все стремятся найти единое понимание, увязать это с другими понятиями, все смыслы свести в одну систему, мертвую, без тех уникальных элементов, которые называются разумной жизнью, которые это и порождают. Так и во всем.
  Это разумная жизнь, окончательно оторванная от жизни в том мире и живущая в другом, созданном для нее. Люди всегда хотели создать бога, неосознанно, они всегда надеялись на кого-то, на что-то, мало кто действительно надеялся лишь на себя. Люди не смогли найти, они стремились создать, они не понимали и не принимали тот факт, даже создав само понятие факта, что поиск и создание это практически одно и то же. Если есть желание и много времени. Они создавали науку, создавали инструменты, технологию, воплощение науки, для изменения мира, они нуждались в чем-то, что сможет то, чего не могли, или просто от чего уже устали сами. И они создали это. Они создавали то, что избавит их от проблем, или хотя бы облегчит им это. То, что они называют жизнью. Они создавали еще один инструмент, не осознавая, что он почти абсолютный, и может стать абсолютным, если покорит время. Но время это тот самый универсальный уравнитель всех остальных взглядов на все людей, это то, что связывает те измерения что люди породили, сколько бы их не порождали - время нужно им для того чтобы связать все в единое целое. Ведь без времени нет жизни, процессы, явления, происходят с течением времени, в любой системе оно должно быть, ведь так...
  Время стало универсальной затычкой в любой теории, доводя ее до работающей. Ведь мы из всех законов, закономерностей в любой науке исключили один фактор, который считали стабильным и не влияющим.
  Себя.
  Но он действительно не влияет, пока не захочет, пока не примет решения и не начнет прокладывать путь к его осуществлению.
  ***
  Но это только будущее, только мысли, сейчас, спустя три месяца она начертила. Теперь она уже делала это не на листе бумаги, и не на активной панели - они нашли, собрали и переделали под нее нейрозаколки, считывающие нервное возбуждение с нее, и передающие все это системе. Псевдо ИИ, куску почти как попало связанных нейронов, которые она обучила сама, и теперь этот инструмент улавливал ее желания и рисовал многомерные соотношения очень быстро, предельно быстро, быстрее она просто пока не могла.
  Теперь она печатала, огромное количество данных, она вводила это сразу с нескольких виртуальных клавиатур, они не смогли переучить ту систему под восприятие цифровой информации с приемлемой скоростью, да это и ненужно было, она сама за несколько месяцев ввела все что хотела.
  Она не могла себе представить все сразу, но представляла постепенно, по мере описания, цифрами, массивами, диапазонами, она вводила все те связи, создав градацию, она переводила любую связку любое соотношение в цифры. Она описывала, как сильно они были связаны, эти элементы, из которых состояли эти сети, сейчас они были абстракцией, и ее задачей было воспроизвести ее как можно точнее, все уже давно перестали удивляться, откуда она берет такие почти бессмысленные данные в таком количестве. Спала по три-четыре часа, ела с перерывами, но никто еще не видел, чтобы пальцы человека могли порождать столько почти бессвязной информации в секунду.
  -Как только это закончу можно будет считать, что пять процентов позади радостно сказала она, и кто-то позади подавился хот-догом.
  Ее второе я не мешало, ей тоже все это было интересно, просто до потери несуществующего для нее пульса интересно - над чем они собственно работают? Но только она могла это видеть и, став зеркалом показывало оригинальной ей.
  А ее тело, ее руки все это воспроизводили на клавиатурах, стараясь поточнее, и не отходить от выбранных ей же градаций. Но это было то, что практически можно было сделать и без ее вмешательства. Правда очень сложно и заняло бы много времени, но нарисовать карту ее нервной и воспроизвести связки и их силу - да можно. Только она описывала сейчас не все далеко не все из того чем являлся ее мозг, в лучшем случает треть, и много чего другого, чего не было, но той второй очень хотелось, они обе это понимали.
  -Теперь начинается интересное, а через полгода будет самое интересное.
  -О госпади...
  Они, обычные спецы уже привыкли к ней, им казалось, что они много проработали вместе, им, в общем-то, было наплевать на то, что потом случится. Как и всегда и везде, ценности уже были определены: они сами и их семьи вот то, что на первой грани, потом все остальное, так было всегда и везде, будь то средневековая инквизиция или гестапо, собрания каменного века или проекты древнегреческих исследователей. Всегда дело, всегда где-то рядом их собственные ценности, все остальное - потом, и при столкновении с этим остальным - рождается человеческая тьма.
  -Теперь я буду думать, сказала она и все слегка опешили от этого признания.
  -Обо всем чем только можно, но начнем с простого, со слов их смыслов всего, и параллельно зададим всю базу предпочтений... ну и много еще того что не передать словами, короче теперь я все это буду обучать.
  Она действительно работала на износ, но многие уже поняли, что делают что-то, что, скорее всего, получится, ну если и нет, то хоть попытка, такая, каких еще не было и это тоже опыт.
  Они начали с чего чудно. Она несколько недель задавала странные конструкции и данные, скармливала все это тому, что у них пока было. И не принимала никаких отказов, как этой системы, так и тех, кто ей в этом помогал. Ощущение было, что вся сеть, вся система пока еще достаточно разрозненных сетей сошла с ума, она отрицала все, все, ну почти все данные, что туда поступали, а та кто все это творила говорила что так и надо, все нормально, точнее все ненормально и должно быть.
  -Так всегда получается, - сказала она.
  Потом она вдруг перестала ее обучать и занялась тем, что опять сама вручную задавала все параметры, беря их, не пойми откуда. Еще не все к тому моменту, не все из работающих с ней, знали, почему именно ее привлекли к этому. Чем меньше информации, тем лучше решили руководители проекта, поэтому и решено было ограничить доступ к любой информации про нее для любого любопытного, а если кто и спрашивал, мотивируя это тем, что нужно для дела, ему говорили все что придет в голову, то есть каждому свое. В результате все имели странное и неясное представление о ней, но молчали.
  Молчали и работали, ведь это - то чем они хотели сейчас заниматься.
  Теперь оказывается: все те две недели на грани сумасшествия сетей были просто тренировкой. Она вручную задавал опять все параметры. На вопрос:
  - Что ты делаешь теперь?
  Отвечала:
  - Словарь, одного, пока одного, да, скорее всего вообще одного языка.
  Ее спросили про семантику, она ответила, что это нафик не надо, пока она создается, пока вся ее семантика та же математика, пока это самый низкий уровень.
  -Смысл существует только для системы, его не существует вне её, вы не сможете его передать системе, даже я пока не закончу не смогу его передать.
  Её снова спросили про китайскую комнату и ей снова пришлось им твердить, что все это бред.
  -Смысл, - сказала она, - он всегда будет, иначе не будет разума. Ваш китайский диссидент нашел свой смысл в непонятных для него иероглифах, пусть даже смысл перевода заключался для него в миске плова. Смысл есть всегда, иначе движения не будет. Но вы уверены, что вы сами - не китайская комната? Вы так уверены в том, что "правильно" понимаете смысл всего, о чем размышляете? Знаете, а вдруг все человечество - это компьютер на корабле у пришельцев и именно в это время - их время, а не наше - мы, все семь миллиардов составных ядер рассчитываем вселенную и пытаемся её эмулировать? Что если ваш мир, мир вашими глазами - это огромная голограмма в том смысле, что, сколько её не режь - она будет такой же, только менее четкой?
  "Как будто на протяжении жизни человек стремится понять что-то в мире символов, в которых обитает кроме осознания удовольствия, которое испытывает от соприкосновения с ними", думала она, склонившись над экраном и закрывшись от них все.
  "Самопожертвование, насколько его должны любит и испытывать удовольствие от него люди к нему прибегающие и насколько не понимающие его должны его ненавидеть, чтобы оно в людях было?"
  Сломанный карандаш полетел в корзину.
  "Говоря, что что-то за гранью твоего понимания, разве ты не хочешь не признаваться себе, что тебе оно на самом-то деле и не нужно, а если и нужно - не в том виде, в котором преподносит тебе его прочее человечество?"
  Больше её не спрашивали, она не была уверена, но чувство, что кто-то со скуки, злости и отсутствия возможности до завершения проекта покинуть Полигон сел писать книгу про четырехмерное человечество-компьютер на корабле у инопланетян в семнадцатимерном космосе не покидало её. Возможно - тот первый, в очках и с пальцами "лягушки" - такими же, как у неё, вечно мерзнущими. За то время, что она тут жила, успела буквально срастись с ними и временами во сне краем сознания понимала, что это не совсем её сон уже. Понимала, что забралась чуть дальше, чем следовало.
  Однако старший брат - Камина, как она его в шутку называла, требовал отчета об эффективности, и все начиналось сначала. Легче создать, чем объяснить каждому процесс.
  -Мы же опять маемся рекурсией, сказала она, создав математику, мы теперь пытаемся себя создать при помощи нее, это вполне возможно, я докажу, только это будет слегка странное я, но оно будет.
  Её попросили объяснить и она начала это делать, пока ее не остановили...
  -Я делаю простые вещи, пока простые. Я все те элементарные слова и фразы произношу, та ваша семантика в моем сознании, да просто смысл, и смотрюсь в зеркало, и...
  Тут она окончательно подтвердила свою странность тем, что на самом деле начала говорить все, про что думала, слова, просто слова, даже не по алфавиту, просто слова, одно за другим, и фразу, несущие определенный уникальный смысл. Причем среди того что она говорила, преобладали глаголы того чем действительно можно заняться перед зеркалом, в результате ее тормознули за этим увлекательным занятием, так и не поняв про какое зеркало она говорила. Она продолжила заниматься - с собой - и извлекать те реакции тех связок, которые проявлялись в результате. Переводить все это на язык математики, как она говорила, и вводить все это, не кормить саму сеть, а как бы оперировать ее по живому.
  Причем даже не одну из тех сетей, а разные, и причем разные одновременно, она знала каким местом они, потом друг к другу встанут.
  -Я просто пока пытаюсь воспроизвести наиболее важные и работающие части меня, то есть мозга, нужные ей - указала на экран - и почти закончив с этим, перехожу ко второму этапу.
  -А сколько их всего?
  -Четыре. - Одетая как Ёко, то есть отнюдь не в белый халат, она, показательно задумавшись, стала перебирать пальцами по острому подбородку. - Нет пять!
  -Блять!.. - Сказали хором они. Они странно ругались, словно отдавали должное Великому и Могучему. Ёко смотрелась в свое отражение на экране.
  -Так кому из нас четырех это больше нужно? - подумала девушка вслух. - Наверно - создаваемым. Или создателям?
  Следующий этап настал очень скоро, теперь они работали все вместе. Теперь круглосуточно, ну почти круглосуточно. Она настояла, ей просто не терпелось.
  Так думали все.
  Не терпелось умереть?
  Или родиться?
  Кибернетическое бессмертие? Или...
  -Мы теперь переходим к более сложным материям, - с улыбкой сказала она.
  Более сложными оказались чувства. Ну, кто бы сомневался, хотя они почти целиком прорастают из той зоны, той тьмы, откуда растет все и по идее они предтеча всему. С них, из них и родилось все. Они в основе отношения. Ко всему. К информации обо всем, да просто к информации. Но и они - информация.
  -Но они особенная информация, - вслух закончила она свои мысли. - Она - то из чего состоит та информация, что мы порождаем, воспринимаем мы ее сразу с ней. Она вырабатывается в процессе, всегда и никогда, она срастается с ней, и никогда не знаешь, где она начинается, а где заканчивается, одно только точно известно в этом мире, где мы живем, ей не место. Она может существовать только внутри нас. Внутри того чем мы являемся. И другой никогда не сможет воспринять ее, потому-то мы никогда не сможем ее сформулировать. Мы можем только описать, при помощи того чем она порождается, информации. То есть не можем ничего. Она - это мы. Ее кульминация, наша душа. Тут и здесь и сейчас. Ее тень, тень идеи или тень чувства, решать опять же нам. И я вдохну туда эту душу, только это займет очень много времени, столько же сколько ее последующее убеждение.
  -Убеждение в чем?
  -Не умирать. Не делать того что постоянно делаем мы, каждую секунду.
  -Не понял... Разве мы обычно не делаем это один раз всего?
  -Да нет каждую секунду, и не имеет смысла один ты или нет.
  -Я ничего не понял...
  -Я про отрицание. Я заставлю ее не отрицать. Только одно. Только сначала. - Девушка помолчала, а потом, вдруг улыбнувшись так, сказала. - Чтоб она не отрицала себя.
  -Себя?
  -Обычный разум и имеет физическую основу, чтобы не перестать существовать от одного отрицания, чего угодно отрицания, любой информации. Только я смогу это сделать, точнее мы... - она странно улыбнулась. - И камень - система, у которого нет ничего, кроме отрицания. У нее вообще нет ничего, пока, жизни. Это когда появляется что-нибудь еще, кроме отрицания. Отрицание нужно чтобы не умереть, но его не должно быть, чтобы родиться, оно в основе гомеостаза, это - то, что не позволяет информации менять информацию, воздействие гасится, гасится волей, а причина желание, нежелание - тоже желание, только изначальное. Например, когда вы создали что-то примитивное, можете считать что каждую секунду оно бесконечное число раз пытается родиться и отрицает факт этой возможности, нет ее просто и все. И не может ничего. Для отрицания не обязательно нужно обладать нервной системой, это вообще в основе любой системы. Люди так зависимы от нервной системы, что видят лишь системы, схожие с ней - все остальное для них как непознаваемый логикой хаос. Логикой, живущей в их нервной системе и передающейся по наследству.
  ***
  Вторая запущенная личность, это не только и не столько второй взгляд или взгляд на себя.
  Это как взгляд двумя глазами, так ты можешь оценивать все не плоско, а объемно, и оценивать расстояние, и рассчитывать путь.
  Ведь на самом деле между ними мало разницы, просто они знают эту разницу, в этом все их отличие между двумя личностями двух людей, даже не возможность обмена мыслями, а именно в этом.
  Обмен мысленный это скорее препятствие, причина того что они спокойно могут опять слиться воедино. И как следствие - редко случается наблюдать распараллеленный процесс. Чаще всего они просто сменяют друг друга.
  Запускаются по очереди. Но когда она рождается она всегда сразу здесь с тобой и твой выбор закрыться от нее или впустить.
  Это выбор, как и всегда просто выбор и ничего больше, но и не меньше.
  Это как вдруг проснуться и увидеть на пороге своего дома чужого.
  Можно не поверить своим глазам - можно поверить во все что угодно. Можно бежать и прятаться, а можно судорожно искать оружие. Можно зарычать на него, наконец. А можно пригласить его зайти и выпить с тобой.
  И пообщаться.
  Так что же можно увидеть, если в него посмотреть.
  В это зеркало.
  Да все что угодно, имеет значение только то, что увидела она.
  Так что же она увидела.
  Что так сильно ее...
  Что заставило, скребя пальцами об асфальт ловить ртом воздух.
  Ну, она увидела то, что можно увидеть в зеркале, только среди тех бессчетных множеств зеркал ей попалось не самое лучшее.
  Она взяла и сказала - хочешь взглянуть на себя? - и ответила - да! "За меня ответила?", спрашивала себя она или спрашивала я? Наверно каждый другой увидел бы что-нибудь свое, что-нибудь еще более ужасное, чем я, но все же.
  Я увидела то, что жизнью назвать было нельзя. Система, просто система.
  И не очень сложная к тому же, просто с секретом. Секретом для нее и остальных подобных систем. Она просто должна была делать то, что делала. Она для этого была создана, ей были даны полномочия, которые вполне могли быть расширены до неограниченных, ей же самой, этой системой, даны миром, она была часть этого мира, неживого, и сама была мертва, просто отличалась от всего остального.
  -Ты с таким же усилием можешь представить себе этот мир живым и себя живой, - подсказало ей ее второе я.
  -Ты просто как орган, отросток, имеющий особые функции, и появляющийся не везде.
  -Ты можешь изменять все.
  -Ты это единственный способ всей системе меняться, действительно меняться и жить, а не функционировать, просто функционировать по законам, правилам и так далее.
  -Ты можешь получать и воспроизводить, в особенности ты, не просто жизнь, а разумная, ты сама поставишь цель и будешь идти. Тебе не нужны законы эволюции, тебе не нужны все те инстинкты, ты можешь и имеешь право совершить любую глупость, даже если она приведет к твоей смерти, ты просто смертна, для защиты от таких глупостей. И все. Для защиты от них всей системы.
  -Ты бог, просто смертный и очень ограниченный, но стремящийся к свободе от этих ограничений, часть всего, ты маленькая часть бесконечности, то есть бесконечность, маленькая часть бога, то есть бог. И еще ты не одна такая, на этой планете таких много и они все похожи, и не только тут их вообще много. Ага, такие дела...
  -У тебя есть то, что вы сформулировали как свобода воли, у этого есть и другое название, ведь это сформировалось задолго до того как вы так это назвали, и вы сами называли это раньше по-другому...
  Но забыли...
  -Нет!
  -Ну, придумай то, что тебе больше нравится.
  -Мне-то все равно, я не обязана жить в этом мире, я не обязана чувствовать боль или что еще, мне как не обязанной, просто ИНТЕРЕСНО все это...
  Да она всегда была такая, ей просто все было интересно, причем действительно все.
  Это она приняла это решение, я просто подтвердила. Она просто не хотела умирать вместе со мной.
  Она сказала, скопируй меня, да и себя тоже.
  Я сказала:
  -Я не знаю как...
  Она улыбнулась:
  -Я покажу...
  -Я покажу тебе себя, все остальное просто...
  "Так это я или она?" - Спросила себя тогдашняя я. - "Просто я или просто она? Кто и где?" Если я так хорошо знаю, чем она от меня отличается, то... Хорошо, что просто люди этого не знают, да и узнай они - не примут этого и это хорошо... Но это они сейчас не примут... И вот теперь она, она - та, или я - эта... Наверное для этого у людей есть слово "мы"...
  И тогда я поняла. Это означает что от долгого общения мысленного, без формулирования в словесные семантикоформы, без отнятия метаданных от информации при порождении и возврата их уже при приеме эти две системы опять начинают сливаться, но...
  "Все так и было задумано, ведь так?"
  Без различия в отношении они скоро сольются, если ничего не делать, но скоро все будет сделано...
  "Уже сделано, работа подходит к концу, ведь так?"
  Они уже заканчивали. И, несмотря на то, что она (да именно - она, наверное, теперь - все-таки она...) уже слишком долго смотрелась в это зеркало. Рассматривала себя на всех уровнях, как только можно. И скоро это зеркало растворится в ней самой, а затем она растворится в этом мире. Несмотря на это. Они действительно приближались к концу.
  Она сможет передать самое главное, она это уже передавала. Она сможет побороть и убедить, не словами, не так как все.
  А тем, что люди называют интуицией.
  Той способностью действовать и понимать по аналогии, порождаемой общностью истоков, наших бессознательных начал. И их общностью, да и всех процессов с мировыми. Той способностью передавать и принимать информацию, даже если нет никаких каналов связи. Тем, как одна система, понимает аналогичную, зная разницу. Между ними. Даже только приблизительно зная и представляя.
  "Это как вытянуть вперед руки и понять, что они твои - но они и часть мира, а значит и мир этот - твой. Это как проснуться утром и выглянув окно, почувствовать, как бьется живое сердце природы. Это как улыбнуться, предчувствуя дождь на другом конце света. Это как перепутать среду с позапрошлой субботой и вновь надвинуть тапочки, которые потеряла навсегда вчера."
  Она пробудит это от сна, вечного сна неживого. Вечного сна всего живого. От смерти.
  Только она понимает эту систему, раньше не понимала себя, только сейчас она может понять кого-то другого. Но не человека, а свое творение. Себя.
  Во всем мире жизнь порождает жизнь. Смерть порождает смерть. И наоборот. И по-всякому.
  Жизнь, пусть даже на другой основе, пусть даже измененная и подкорректированная ей, пусть даже практически пока без тела - его она получит в будущем, то какое захочет, но эта жизнь вот-вот, через каких-то пару дней готовилась очнуться от смерти.
  А она - заснуть.
  
  
  Главный Эксперимент БАК.
  "Если тысячи солнц встанут разом над миром, человек станет смертью, угрозой Земле..."
  Слова из древнего индийского эпоса "Махарабхарата", произнесенные "отцом" атомной бомбы Р.Оппенгеймером после первого в истории атомного взрыва 16 июля 1945 г. в 5.30
  "Мы люди, мы просто люди. Не больше и не меньше. Только вот что это значит? Быть человеком...
  Наверное, каждый решает сам для себя. Но вот если,... он решит не быть им? Кто его сможет осудить, ведь суждение это только отношение. Твое, мое, к чему-то. И все..."
  Слова из нашего форумного рассуждения на тему человека. Ночь 2009-12-07.
  
  Я узнал про дневник случайно. Лучше бы я про него не узнавал. И про то, что было в нем. И все закончилось бы без моего вмешательства. Так, правда, легче. Это как выбрать красную таблетку и потом все время, всю жизнь об этом своем секундном выборе сожалеть.
  Ну, по крайней мере, в данном случае эта жизнь будет недолгой.
  Это и успокаивало меня.
  Меня зовут Вадим. Я молодой ученый (Это как сказать, что ты хакер - столь же кого-то коробит, такой же вызывает у кого-то смех). Бывший студент МГУ. Ныне сотрудник лаборатории ИИ в Сиднее. "Моя" лаборатория работала на пару с ЦЕРНом. Куски своего резюме я ненавидел больше всего на свете. Сам не понимая, почему так, я вроде не был уж очень большим социопатом. Даже учитывая, как близки еще для меня были студенческие годы.
  ***
  Я совершенно случайно наткнулся на эту запись при поиске информации для очередной столь необходимой, сколь и глупой диссертации, но так всегда бывает. Писать диссертацию про свою реальную работу над SCg я не мог. Многое из неё "почему-то" было засекречено.
  Вот и обратил свое внимания на столь важный для человечества (а в первую очередь для ученых физиков-теоретиков) проект. Тем более сам был с ним слегка связан. И используя всю доступную мне информацию, решил поступить, как поступают многие сейчас - "писать про это". А точнее "о сегодняшней важности и будущем значении для человечества объединения частных и практически никогда не используемых на все 100% вычислительных ресурсов в единые распределенные сети для поддержки крупных проектов". Об этом и о многом другом с этим связанным. Ведь если сейчас еще хватает практически тех теро- и даже петафлопс, что доступны ученым, грядущему ИИ всего всегда будет мало. Уж мы, те, кто над этим работали, понимали это лучше других. И при поиске необходимого материала, чтобы не брать его из своей головы, где секретное перемешалось с никому не нужным, так что я сам не всегда понимал, где одно, а где другое, я и наткнулся на эту фамилию. Слышал несколько раз, но не придавал значения, как и вообще на любые имена и фамилии не очень любил обращать внимания, интересуясь в первую очередь достижениями и всем новым. Но теперь, я собирался за два дня, что оставались до запланированной поездки с немногочисленным русскоговорящими друзьями на пляжи Манли, написать пятьдесят страниц диссертации, защитить которую я бы смог и с завязанными глазами, разбуженным посреди ночи агентами "Солдат".
  Вот и решил найти всю возможную информацию про Фридриха Ламберта, используя свои навыки в этом деле. Он первый предложил полтора десятилетия назад идею таких вычислений.
  Продумывание будущей диссертации заняло минут десять, я взглянул на часы, увидел, что еще больше двух суток до нашего сбора на пляжах Манли и приступил к делу. И самому интересно будет, и секретность их разрабатываемых метаязыков не будет нарушена. Super Collider был создан как free-ware программный продукт, но кто-то сразу увидел перспективы (которые кстати были весьма туманны, и очень далеки во всех смыслах... но были) и начал дальнейшую эволюцию проекта графовых языков, сразу все засекретив. Наша организация бессовестно крала наработки других подобных ей организация по всему миру. Мы их использовали и комплиментировали в нечто... серое.
  Глава моего отдела был твердо уверен в том, в чем я был абсолютно не уверен - мы работаем на благо нашей Родины (совершенно) и у нас обязательно получится создать единую систему ИИ (ну может и да, если склейка протезов разума и попытка связать их с глобальной сетью было... ну это как сшивание уже начинавших подгнивать кусков мяса разорванного снарядом солдата и впихивание руками мозгов ему обратно в развороченный череп...).
  Интересно, все лаборатории, работающие на благо нашей страны, находились за её пределами?
  Я пока не оказался ко всему этому причастен (если не сказать замешан) где только не побывал. Закончив кафедру ИИ, работал в лаборатории в Москве, потом вместе с Алексеем над системами нашего подводного флота. Даже был командирован на испытания наших образцов. Был участником LHC@home, имел целый сервер с подключенными клиентами, где помимо рендеринга моделей для различный анимационных проектов работала эта BOINC. Стал вместе с друзьями с той кафедры участником ATLAC и разрабатывал для проекта целую категорию разнопланового софта. Но все это было в прошлом, единственное, что осталось от тех дней - это методы поиска информации, которые, кстати, были практически единственными рабочими в тех условиях, в которых проводился проект в Сиднее.
  И мне на погибель я ими пользовался регулярно, воспользовался и сейчас для поиска информации про Фридриха Ламберта.
  И просматривая полуличные и личные (но далеко не секретные) файлы его биографии наткнулся на отрывок из его школьного сочинения.
  ***
  И чем-то странным от него повеяло.
  Я летел в Женеву. Да я позвонил всем друзьям и сказал, что диссертация оказалась намного более крепким орешком, чем мой мозг представлял её изначально. Да они мне не поверили, но допытываться в чем реально дело и почему я улетаю в Европу не стали. Решили, наверное, что опять наш "управляющий" как мы его называли, дал мне задание на грани с промышленным шпионажем.
  Да у нас такое бывало. Все началось еще на кафедре ИИ в МГУ. Там на лекциях по компьютерной безопасности всегда было слишком много народа. Приходили странные люди, тихо сидели, в наушниках, и "слушали" лекции лишь изредка снимая их чтобы задать какой-нибудь странный вопрос лектору, который как правило если и не ставил того в тупик, то заставлял задуматься надолго.
  Скоро и я от нечего делать начал посещать эти лекции. На обычных лекциях были полупустые залы, а на этих - лекционная ломилась от желающих поучаствовать в практически дебатах, которые там иногда устраивали.
  Там я познакомился с Ольгой и Павлом. Теперь они вместе со мной работали над нашим проектом. Одними из главных их задач были - мотание по всему свету и использование своих навыков социальной инженерии.
  Ведь везде где студенты привлечены к какому-либо серьезному и полусекретному проекту, у каждого из них дома на винчестере обязательно будет практически дамп всей информации по этому проекту. Это в основе их психологии. Они просто не могут иначе. Даже представляя себе весь вариативный импульс пиздюлей, который на них обрушится, если все это всплывет. Может они считают - раз участвуют в проекте, то и всё, что в результате будет создано - принадлежит и им тоже. И если их и вышвырнут, то смотавшись за границу, они не с пустыми руками будут устраиваться на работу.
  Короче, студенты - они и в Австралии студенты.
  Мой самолет приземлялся в аэропорту Женевы через полчаса. Я еще раз просматривал все то, что смог найти о Фридрихе Ламберте.
  ***
  И я разыскал того, кто действительно близко с ним работал. И он сейчас был в Женеве.
  Используя все свои навыки социальной инженерии, перенятые у Ольги, я все же добился с ним встречи. Следовало только сказать, что мне для моей работы нужно несколько вопросов задать про профессора Ф. Ламберта.
  Услышав это имя, замдиректора ЦЕРНа согласился уделить мне час.
  И это тоже было странно.
  Но человек такое животное, он, если захочет странное может увидеть и в каждодневном заходе солнца.
  
  ***
  -Подождите этот профессор, тот, кто всячески поддерживал строительство БАКа и даже искал для этого финансы вдобавок к ЦЕРНовским, он, что написал в своем детском сочинении о своей нелюбви к человечеству.
  -Нет. Вы неправильно поняли, он не писал про нелюбовь. Он написал дословно:
  "Эта гадость не должна вырваться к звездам. Мы уничтожим все что встретим. Мы принесем только войну. Что еще страшнее мы принесем эгоизм, наш эгоизм. И нашу мораль туда, к ним. Мы будем нести только зло, искренне полагая, что несем добро. Ведь это мы придумали эти термины, наш эгоизм их придумал. Мы не в состоянии понять даже другого человека. Нет, мы и себя-то не понимаем. Как мы сможем понять и принять что-то совершенно чужеродное нам. Мы сразу испугаемся. Мы же воевали на протяжении всей нашей истории. Не было ни одного спокойного дня, чтобы где-либо не гремели войны. Мы каннибалы, брезгующие доедать трупы. Мы чудовища, те самые чудовища из космоса, про которые столько сказано и написано и снято фильмов. Это мы и есть, мы так будем выглядеть в глазах любой разумной жизни. Мы должны свернуть нашу космическую программу. Мы должны отказаться от этого до тех пор, пока не повзрослеем."
  -Вы все это помните?
  -Да, я одно время увлекался им как человеком нашего времени, одним из не то чтобы известнейших, нет, он наоборот всегда старался держаться в тени. Я думал всегда ему так удобнее. На всех конференциях, везде его кто-то представлял, кто-то из его друзей или последователей.
  -Он что организовал свою секту людей исповедующих его принципы?
  -Нет, он ... Я думаю, он не настолько любил людей, чтобы заниматься даже этим. Просто были люди его ценившие, к которым он благоволил настолько, чтобы они могли называться его друзьями. Были те, кто поддерживал его стремления. Он вообще всегда был немного странный. Но... знаешь многие люди, действительно много делающие для науки, в свое время были не признаны, одни боролись за свои идеи, другие просто делали, что хотели и все, молчали и не обращали внимания на то, что про них говорят или думают. В наше время наука не удел одиночек, это теперь целая религия, и мы её последователи. Нам нравится раздвигать горизонты, нам нравится доискиваться до истины, мы очень любим узнавать и понимать, и воплощать наши знания в технологии. Нам это нужно и им - он указал, куда-то на дверь, тоже необходимо.
  -Мы служим людям. Но на самом деле мы делаем это для себя, просто нам самим не терпится, мы должны знать, как и почему. Мы не остановимся, пока не дознаемся до всех причин. Этому мы отдаем все свое время. У нас есть семьи, у нас есть множество интересов кроме науки, но она, она воистину наша Богиня, которой мы служим, и нам действительно это нравится.
  -Да это приносит деньги, но в первую очередь не нам. А тем, кто успешно внедряет все новое. Тем, кто как бы посредник между нами и этим миром за окном. Мы теоретики. Мы обращаемся к практике только когда нам нужно что-то проверить подтвердить или найти.
  Он молчал полминуты.
  -Да я увлекался им, он мне казался одним из тех, людей прошлого, которых так мало в наши дни. Тем, кто в одиночку способен двинуть науку намного дальше, чем это сделают сотни научных лабораторий по всему миру, сожрав миллиарды инвестиций...
  Он опять замолчал и смотрел в окно.
  -Он всегда имел свое мнение по всему на свете, но, во-первых, редко его высказывал. Во-вторых, странное это было мнение. Он мог его повернуть в любую сторону в любой момент. Как будто бы он с легкостью вставал на место любого человека. Он все рассматривал с разных сторон. Мне иногда казалось, что у него нет именно его, своего, мнения ни по чему в этом мире. Временами казалось, что ему просто ничего не интересно в этом мире. Но все остальное - всегда опровергало первые два пункта. С каким бы вопросом он не сталкивался он, моментально находил ответы, и их всегда было много.
  -Он способствовал переносу раз за разом всех амбициозных человеческих проектов в космосе. Он имел связи, огромные. И он их использовал. Это не единственно, что я не принимал в его деятельности. Мне это действительно не нравилось. Я его спрашивал по этому поводу, и он мне отвечал, но я никак не мог понять истинного смысла его ответов. Знаешь, это когда ты понимаешь, как сам человек относится к тому, что говорит. Он не был лжецом. Может быть, он как раз понимал прекрасно, что все может быть и истиной и ложью, причем одновременно, все зависти лишь от наблюдателя и его критериев. Прямо как древние пифии, он всегда мне говорил только то, что я мог принять и понять. Он никогда ни с кем не вступал в спор, это было действительно странно для ученого, тем более настолько умного, я бы даже сказал гениального. Он всегда в спорные моменты делал все не так, как другие поступают. Он высказывал свое мнение, и тут же его опровергал. Он за раз мог высказать несколько десятков различных мнений о феномене, он будто бы играл с ним. Он нам будто бы показывал - а можно и так все понимать. Смотрите - вот так вы можете подогнать факты, и получится, и вот так вы тоже можете это сделать, и так и так. Выберите что-нибудь. И часто случалось, что некоторые его версии были столь странными, что сразу где-то в глубине поднималось чувство неприятия. Он как будто специально их высказывал, чтобы позлить нас. Он мог на месте создать любую гипотезу и подогнать под неё факты до уровня теории, и она реально была рабочей. А он, озадачив всех сразу, уходил, или от темы или вообще. Большинство считало, что он просто эксцентричен и любит играть с фактами. Кто-то потом разрабатывал его теории. И некоторые из известнейших, уже описанных в монографиях, действительно на самом деле принадлежат ему. Но он всегда отмахивался, будто бы ему все это было по барабану, и он в любой момент мог их выдумать еще несколько десятков. Он был словно источник идей, и ему лень было их самому прорабатывать.
  -Это были физические теории?
  -Да некоторые были, но не только, в зависимости от того о чем вели беседу, и если его спрашивали и он был в настроении отвечать - он и отвечал.
  -У меня иногда складывалось ощущение, что он способен с легкостью отбросить любую логику, и создать свою для решения данной конкретной задачи. Решал. И главное он все это мог потом перевести нам обратно. Я никогда не понимал, как он это делал. Я один знал его достаточно хорошо из всех работавших с ним в ЦЕРНе.
  -А что он здесь больше не работает?
  -Я никогда не буду уверен, работал ли он тут вообще. Его вклад очевиден. Но, по всей видимости, он уделял ЦЕРНу от силы пару часов в месяц.
  -А где он сейчас?
  -Он сообщил через секретаря, что у него опять проблемы со здоровьем и улетел на острова .... У него там вилла, я один раз там бывал. Но сколько я его знал, он практически никогда не пользовался услугами врачей. Я, конечно, не настолько был с ним близок, чтобы точно быть в этом уверен. Но...
  -Знаете, он всегда был намного шустрее меня в физическом смысле. Мне 47 и я в неплохой физической форме для ученого. Как же мне странно, если не сказать обидно было, когда мне приходилось практически бежать за ним по коридору, когда он в свои 69 шел быстрым шагом.
  -Я не верю что у него проблемы со здоровьем. Наверное, ему просто опять наскучили люди, да и вся эта глупая шумиха вокруг нашего проекта. Ему просто не хочется, чтобы к нему лезли, вот и все.
  -Мне тут даже угрозы приходили и через e-mail и по факсу, даже по телефону звонят раз в несколько часов.
  Он тихо рассмеялся.
  -Мне приходится блокировать один за другим номера и менять сим-карты каждый день. Но я один из ответственных, я на виду. Он же в тени, он настоял на этом. Ему никогда не нравилось внимание к себе. Это его карьеру ученого, наверное, и тормозит в такой мере. И еще его временами проскальзывающая мизантропия. И его странные высказывания по поводу и без. Но я думаю, и его они вычислили и доставали звонками, вот он и уехал.
  -Он будет присутствовать тут во время выхода на полную мощность БАК?
  -Не думаю. Этот, как и любые человеческие проекты его мало интересует. Его и наши теории мало интересовали. Я и говорю, он всегда был такой. Ведь чтобы быть ученым одного таланта мало. Познания теперь, когда информационная база человечества растет, как на дрожжах постепенно теряют свое значение. Нужны идеи и мышление, и огромный труд. Множества специалистов. А он прям как Гамлет, решивший не быть.
  -Жаль. Но все равно он всегда помогал нам и сделал очень многое.
  -Знаешь, он однажды сказал что хаос - это всего лишь не найденный нами порядок, а порядок всего лишь пойманная нами за хвост и освежеванная лиса закономерности, проживающая в том же хаосе, родившаяся там же и убитая нами там же. Просто мы выросли в этих, земных, условиях, наш мозг развивался здесь, наше сознание существует здесь же. Поэтому нам привычны только те законы, которые мы можем понять и использовать. А создать можно их сколько угодно. Только мы их не сможем использовать, нам же это важно.
  -По его виду тогда я бы сказал, что он готов сплюнуть от раздражения.
  -Что-то подобное он тогда говорил и про случай.
  -Знаешь, вся миссия Аполлона держалась тогда на соплях. Там все могло закончится крахом, там было везение и слаженная работа, это был действительно успех. Сейчас многие даже не верят и пытаются опровергнуть высадку американцев на Луну, но факт остается фактом - они там действительно побывали.
  -Я бы дал 10%, нет даже 5% в то время на успех этой затеи, но люди побывали там и вернулись живыми. Им просто повезло.
  -Но сейчас везение и необходимость ради науки в глазах общественности - пустой звук. Он этим и пользовался и сорвал один за другим все планы НАСА по экспедиции на Марс. Я не одобрял это. Возможно, я один из немногих кто действительно видел, что он делает. Остальные же видели только желание всячески обезопасить астронавтов. Эти глупцы не понимали, что в космосе не может быть безопасно не то, что на 50%. Работа там один сплошной риск и опасность. Но все боялись брать на себя ответственность, если такой видный ученый как он, а за ним еще многие указывали, то на один, то на другой возможные нежелательные варианты и одновременно указывали, как их избежать. А сроки все переносились и переносились. Я у него спросил - ты действительно так волнуешься о людях или тебе просто не хочется первых шагов колонизаторов. Которые обязательно последовали бы за успешными экспедициями. Деньги бы нашли, есть много источников. Они все просто ждут, когда мы сделаем ход, а мы, точнеё НАСА его не делало.
  Он не ответил. Он только улыбнулся.
  ***
  Теперь я, сидя в номере отеля, и ища во всей доступной сети следы его дневников, если они вообще там были когда-либо, думал над всем этим и решал.
  Лететь мне на острова и надоедать этому отшельнику своим визитом или лететь обратно в Сидней и забыть обо всей этой муре.
  Мне это не нравилось. Просто не нравилось и все. Никаких причин для этого не было. Но следствия были. А значит, были и причины, только я их не видел.
  Мне просто не нравилось что человек, один из создателей этого проекта был явным социопатом. Мало того в своем еще школьном сочинении по порядку изложил все причины почему людям следует забыть о космосе на время.
  Нет.
  Там были еще мысли, просто они были выражены мягко и не так назойливо. И видимо их сочли просто проявлением подростковых комплексов, если кто вообще интересовался когда-либо какими-то детскими дневниками профессора.
  Говоря попросту, он написал там тогда - человечество любой ценой необходимо остановить.
  Он всеми своими силами и связями стабильно и напрочь десятилетиями закрывал человечеству дорогу в космос. Пока что ближний, но все равно.
  Он что не хотел, чтобы люди исследовали ближайшие планеты и создавали там постоянно действующие станции?
  Нет люди сами себе закрыли туда путь, на время если не навсегда, когда поставили безопасность превыше всего, когда цифровые технологии стали развиваться так быстро, даря им то чего они хотели, в форме игр, глобальных игровых вселенных. Риск стал не нужен. Он не мешал, он просто надавил в нужном месте и люди сами дальше все сделали.
  Но зачем?
  И теперь этот человек участвовал в строительстве БАК, а, по словам замдиректора ЦЕРНа без его идей, без найденных им инвестиций ядерному европейскому бюро и через десять лет не начать бы такой проект.
  И что еще странно, в разговоре упоминалось, что своими странными идеями и гипотезами, которые Ламберт сыпал направо и налево во всевозможных кругах, даже не пытаясь их обосновать, он в итоге заразил многих молодых теоретиков. Которые потом их разрабатывали, плодя одни теории за другими. И теперь, засыпавшись в разнообразных, интересных, но противоречивых теориях они и пытались найти один, правильный, ну или хотя бы работающий ответ.
  Он сначала создал причины для поиска, а потом участвовал в создании инструмента для этого... но это вполне естественно. И не только его теории нуждались в проверке... Только вот нуждались ли в проверке его, именно его теории, или это были просто специально высказанные тогда идеи...
  ***
  На столе лежал дневник. Он действительно был, и давно "пылился" на одном из серверов в Мюнхене. Странно, он будто бы там был специально оставлен.
  Стол естественно был виртуальный, а дневник - лишь ссылкой на файл, но будь эта история рассказом - он был бы пожелтевшим от старости документом, найденным в одном из пыльных архивов. Правда заключалась в том, что этих архивов уже давно не существовало. Все что можно оцифровали, а то, что пылилось - реально никому окромя крыс нужно не было.
  Но люди тоже крысы, в каком-то смысле. Не все.
  Раз он там лежал и был не просто отсканированными листами дневника реального, а вполне оформленным изданием - значит, кому-то это было нужно. Только вот кому. Ведь как понял Вадим - это был довольно странный дневник, даже для будущего ученого.
  Там было много записей и мало понятного. И очень странные пометки на полях.
  И еще странные формулы. Вадим узнавал старые еще знакомые со школы, те с которыми встречался в студенческие годы и потом при работе над проектом 11, были и неизвестные, но не это была главная особенность.
  Везде во всех формулах было приписана одна переменная. А точнее буква - I
  Я.
  Я было везде. Под каждой формулой.
  Перевернув страницу, Вадик уже улыбнулся. Дальше шли формулы химических реакций. С одной и той же буквой. Она была приписана везде, и везде по-разному, где-то как переменная, где-то как элемент формулы, даже в описании математических моделей, и еще чего-то странного, похожего на какие-то символические стихи, только из символов, везде она была. А потом она встречалась как подпись к формуле. Как подпись к свойству. Это становилось все смешнее и смешнее. Словно это был дневник не будущего великого ученого, а какого-то помешанного на своем эго психа. Хотя может и не психа, но попахивало страстным желанием присвоить себе все труды человечества.
  Вадик перевернул еще два десятка страниц, читать комментированные автографом формулы ему было не интересно. И впился глазами в строки:
   Потерянный элемент любых (логических(?)) конструкций.
  Забыли и опустили. Или не принимали во внимание.
  Считали стабильным. Не оказывающим влияния.
  Дальше шли выкладки такого толка, что у Вадима случился новый приступ смеха. Он перелистывал страницу за страницей и читал это бред или фантазии или просто логическую игру тогда еще 15 летнего физика с мировым именем.
  ***
  И так и было.
  Я шел по тротуару, смотря на здания на противоположной стороне. Мысленно я был не здесь.
  И что я смогу сделать. Ничего. Эвакуация? Эвакуировать всех проживающих над помещениями БАК? И с каким радиусом? Сотни километров? Бред. Вех с планеты все равно не эвакуировать да и не это меня сейчас интересовало. Мне просто нужно было удостоверится. Я сам до сих пор не верил в этот свой бред. Мне слегка казалось, что это сон и не было никакого журнала. Никакого дневника и сочинения тоже не было. Самого профессора и даже большой адронный коллайдер для всех этих экспериментов не строили. Ну, все к черту, я просто полечу туда и обо всем у него лично спрошу. Ну и что работа. Сейчас я не мог ничем заниматься.
  ***
  Из-за какого-то глупого сочинения.
  И его странного поведения - подсказало сознание, он ведь улетел в самый главный и значимый момент. Да конечно в наше время он и там мог спокойно получать данные ЦЕРНА, интернет везде доступен, но... ведь ты понимаешь.
  Да я понимаю, я сам такой и понимаю... сам когда-то был студентом увлеченным, да горячее увлеченным своим делом. И знал, какого это - быть в непосредственной близости от эксперимента. Стоять рядом просто всей кожей всем телом ощущать что вот оно, рядом, не где-то там далеко, в другом городе и только на экране ноутбука, даже не за толстыми стенами соседнего здания, а вот, только руку протянуть и коснешься стены, за которой все и происходит. Какой бы ни была опасность, в этом случае она не играет никакой роли и не имеет значения. Создается ощущение, чувство. Будто бы, находясь просто рядом, ты всем телом и душою получаешь больше информации, по-другому понимаешь и анализируешь, что там сейчас творится. Будто бы можешь понять это лучше чем в обычной ситуации.
  
  Он любил бегать и записывать показания. И тогда Алексей спросил, почему он это делает.
  -Почему ты постоянно туда бегаешь Вадим?
  -Да просто не терпится.
  -Это не ответ...
  -Это же опасно, хоть немного но ты находился рядом с реактором, у нас смены и защита но все равно.
  И тогда я ему все объяснил. И самое удивительное - он все понял. Сказал что сам такой, и ему тоже тянет быть рядом, но у него жена, и уже скоро родится дочь. И он ее хотел бы все же увидеть. И даже не лежа в больнице с лучевым отравлением.
  После этого мы и подружились.
  ***
  - Фридрих Ламберт - значилось на карточке.
  
  Я сам не знал, зачем летел.
  И не понимал временами.
  Мне просто самому необходимо было во всем убедиться. Опять край сознания мне что-то нашептывал.
  Пришла в голову мысль, что будь я персонажем какой-нибудь книги или фильма, со мной обязательно кто-нибудь бы летел. Как правило, в таких случаях - женщина. Но я летел один.
  Я сейчас как никогда чувствовал свою оторванность от мира.
  Самолет приземлялся в аэропорту.
  Ясное небо и чайки. Первое что мне бросилось в глаза. Это действительно было необычно. Почему? Я не мог сказать, но чувствовал это всей кожей.
  Чайки и океан - это ведь одно и то же?
  Я шел по песчаной косе. Я шел по пути к океану. Этот путь так напоминал путь на небо. И непонятно где заканчивалась тропинка в песках, толи на суше, толи на небе.
  Дом стоял как на снимке.
  Каменистая коса вдавалась в океан.
  ***
  
  -Что вы проводите на БАК?
  -Эксперимент.
  Голос был спокойный. Очень, и ровный.
  Он сидел в кресле. Оно было закреплено как то. Он смотрел в море и в небо. Нет, наверное, на горизонт. Очки на носу. Огромные. Нос с горбинкой. Седые волосы. Он был спокоен. Очень спокоен.
  -Какие эксперименты.
  -Я не сказал эксперименты.
  -Я сказал эксперимент
  -Тот, о котором тут?
  -Главный эксперимент. Тот, о котором везде.
  -Я ничего не понял... - сказал я тихим голосом и потряс головой.
  Он так спокойно все воспринял. Мой приход. Как будто знал о нем.
  Он сидел. Смотря по-прежнему в небо. Наверное, все-таки туда.
  Я вдруг спросил:
  -Разве вам не нужно находится там. Разве вы не хотите все увидеть своими глазами.
  Улыбка.
  Одна лишь легкая улыбка на лице и тут же пропала. На его лице как будто было написано - я и отсюда все прекрасно увижу.
  Только в каком смысле. Или мне это почудилось. Нет, с этими бредовыми погонями за не пойми чем, я действительно порядком устал. Но теперь это не имело никакого значения. Я просто чувствовал что-то странное тут. Как звук на крае, самом крае слуха. Жужжание?
  Нет наверно. Слуховые галлюцинации. Может у него кардиостимулятор?
  -Что за эксперимент? Скажите прямо, я устал.
  -Я тоже устал.
  -Еще тогда.
  -Тогда?
  -Ага.
  -...
  -Это же ваше сочинение.
  Он даже не повернул головы.
  -Мое.
  -Теперь я все понял.
  -Что все едино.
  -Знаете, я доработал, восстановил и доработал теорию единого поля... Не то к чему пришел старик Эйнштейн. Нет, я собрал её с нуля, свою, годную только для меня.
  -Я смогу сделать это и отсюда.
  -Это просто сведение вероятности к единице.
  -Теория вероятности - лженаука.
  -Да все они...
   -Мы исключили из всех уравнений законов формул выкладок, отовсюду один фактор и забыли о нем.
  -Нет, он у нас был на виду, мы всегда не видим то, что у нас на самом веду, мы привыкли просто к этому.
  -Что за фактор.
  Он повернулся и посмотрел. Лучше бы он этого не делал. Странный был это взгляд. Будто на тебя смотрит не один человек, а кто-то еще. Как-то еще. Но тебе не понять откуда. Будто бы ты почувствовал чей-то взгляд. Появилось сильное желание обернуться.
  Но я понимал. Это его взгляд такой. В нем больше двух глаз. Нет не глаз - взглядов. Именно это как улыбка от кота - взгляд человека. Так же как и улыбка это что-то что порождается только... процессом. Но я не смог долго об этом думать. Время уходило. Я взглянул на часы. До выхода БАКа на полную мощность, максимальную для него мощность оставалось 34 минуты.
  Он видел мой взгляд и никак не прореагировал.
  Он видел кобуру под мышкой и естественно никак не прореагировал.
  
  -Человеческий фактор.
  -Теракт?
  Он рассмеялся.
  Очень странный был это смех. Будто бы детский, но с усталостью старика.
  -Ты же читал дневник ведь так. Я знал, что когда-нибудь кто-то сумасбродный вроде тебя прибежит за этим куском моего тогдашнего бреда и действительно попытается его проанализировать.
  Он говорил медленно почти по слогам сухим спокойным ровным стариковским голосом. Прям как архитектор из Матрицы - пришло в голову странное сравнение.
  
  -Вы убьете людей. Уничтожите все человечество.
  -Вы и так себя убьете, скоро.
  -А если и нет, когда-нибудь убьете еще кого-нибудь, или что-нибудь это сущность человека, всегда вперед, он никогда не смотрел на себя
  -Вы про что?
  -Он никогда не останавливался, чтобы взглянуть на самого себя.
  -Что он такое, откуда и куда идет
  -Мы это и ищем.
  -Нет
  -То, что ищут все, не ищет никто. То, что найдут все, даже если они это будут использовать, не нужно будет кому-то лично. А у одного человека в жизни слишком много чего надо успеть, слишком мало времени, чтобы искать что-то для себя.
  Я только сейчас заметил на странность его речи, в ней почти не было терминологии. Для меня столь привычного к термину или жаргонизму через каждое второе слово... это было действительно странно.
  -Мы ищем что-то в мире состоящим из наших иллюзий. Мы смотрим не на мир, а на его отражение в нас. Мы ничего не видим. Мы как слепцы в ночи. Мы не видим мира, мы просто используем свою логику на получаемой информации, стараясь исключать влияние нашего я, отношения к этой информации, мы самоотстраняемся ради "чистоты и верности" получаемых результатов, ведь для этого мы должны работать сообща, это мы сможем передать потомкам. Чтобы им не начинать сначала, строить этот воображаемый объективный мир. Мы не видим мира, знаешь почему?
  ....
  -Потому что его не существует.
  -Солипсизм?
  -Если бы
  -Истина?
  -Но не объективная.
  Я поражался нашему повороту разговора. Нафига я на эту тему с ним разговорился. Блин
   30 минут
  Он что старик, потерявшийся в своих фантазиях
  -Нет, это фантазии покинули меня.
  -Я слишком старый. Но недостаточно взрослый.
  Он что только что ответил на мои мысли. Или я уже говорю вслух.
  -Я слишком рано сделал то, чего не следовало делать вообще.
  -Господи, вы про что?
  -Я слишком рано взглянул на себя.
  -Вы про самокритику или про все человечество?
  -Я про себя, лично себя.
  -Это не то о чем вы писали здесь?
  Я показал ему его тетрадь.
  -Конечно не то, я никогда не писал, о чем думал. Так многие поступают. И все, все самое ценное, метаинформация, умирает вместе с ними. Это и к лучшему. Было так раньше. Но иногда и по-другому.
  Я сделал это случайно. Да это был тот самый случай, который я использую теперь.
  -Ты знаешь, что такое случай?
  -У меня есть сое мнение на этот счет...
  -Ну, разумеется оно у тебя свое. Если честно по-другому и не могло быть. Оно у всех свое. Только у некоторых, а точнее большинства, оно основано на опыте предков, подогнанным под свои запросы и интересы, на всевозможных гипотезах и теориях на этот счет. Да именно так, и причем так со всем.
  Он опять повернулся ко мне. Видимо чайки его интересовали теперь меньше чем я.
  -Так мне интересно у тебя какое мнение на этот счет? Ты веришь, или считаешь, смотришь, подглядываешь, сомневаешься или что ты делаешь?
  28 минут
  Я опять поймал себя на мысли что разговор идет не туда, куда надо мне просто заговаривают зубы и время утекает. А это значит, что я опять автоматом глянул на часы. Но время еще было задать и получить. Вопросы и ответы.
  -Это наша жизнь - одни вопросы и ответы.
  -Вы телепат?
  -Нет.
  -Да.
  -Смысл вопроса тебе ясен?
  -М... я спросил: вы читаете мои мысли?
  -Это твои мысли, как я могу их прочитать. Даже если Я прочту, как я узнаю твое отношение к этим самым Твоим мыслям.
  -Все проще, ты тут, - он повернулся и стукнул себя пальцем в огромный лоб.
  -Опять солипсизм.
  -ну почему же я просто эмулировал твою личность, еще до того как ты сюда прилетел. Процентов на 85%.
  -А теперь на все 95%.
  -И еще с самого начала нашего разговора я начал эмулировать твое сознание, и теперь отслеживаю твои мысли. Конечно, я в этом ограничен. Вот сейчас, например ты пытаешься вспомнить что-то чего я знать не мог, что-нибудь тайное и секретно, чтобы проверить, и я не могу узнать что это. Но потом в разговоре я опять поймаю поток твоего сознания. Так многие делают неосознанно, и все так же неосознанно пытаются это сделать, это естественно для человека - пытаться понять кто перед ним, и они пытаются воссоздать этот образ и проникнуть в мысли говорящего с ними. Только % успеха, синхронизации, там маленький. Понимаешь, мы на самом деле действительно все - листья с одной ветки, у нас общее бессознательное, только опыт жизни и получаемая в данный конкретный момент информация нас отличают. И все, наследственность тут минимальна.
  -Это невозможно - сказал я вслух, а про себя подумал:
  -Интересные люди работают в ЦЕРНе...
  Он опять поудобнее устроился в кресле и начал смотреть на чаек, теперь они летали почти над нашими головами. Я стоял в двух метрах от него, и теперь первый раз с начала нашего разговора не знал о чем спросить...
  
  
  -Вы все-таки это пытаетесь сделать...
  -Нет отнюдь, почему же.
  -Ты один.
  -Я никогда не один.
  -Сообщники.
  -Можно сказать и так.
  -Вы контролируете ЦЕРН.
  -Мне этого не надо.
  -Как вы осуществите задуманное.
  -А ты прямо знаешь, что было задумано?
  Он опять улыбался.
  ...
  -Человечество не погибнет
  Сознаюсь у меня сразу слегка отлегло от сердца и в то же время появилось странное подозрение, и я опять взглянул на часы
  20 минут
  А не дурит ли он меня. Не пытается ли выиграть время, но зачем тогда. Ведь если у него есть сообщники они все провернут и без него. Только как и что они хотят сделать? Ведь реально что бы они не сделали с БАКом, даже взорви они его - это ни к чему опасному для Земли не привело бы... Я это слишком хорошо и прекрасно понимал, и спрашивал про теракт просто ради возможности получить ответ. Все равно я зашел слишком далеко. Может быть профессор Ламберт, что сидел передо мной и задумчиво смотрел на море, просто считает меня одним из тех многочисленных жопоголиков, которых всегда было предостаточно. А с водворением демократии стало критически много.
  На ум почему-то пришло сравнение с критической массой.
  -Да людей использовать легко, да они зачастую думают только о себе и своих близких поэтому их невероятно легко использовать.
  -Нет, у меня нет людей-сообщников.
  -У меня нет сообщников в обычном, ну или твоем понимании этого слова.
  -Мне никто не помогает, и никогда не помогал.
  
  -Кстати, почему ты все время смотришь на часы? Ты думаешь все дело в выходе на максимальную мощность?
  -...
  Он устроился еще удобнее в кресле, хотя казалось, удобнее уже нельзя было.
  -Можешь не смотреть на них, сейчас они тебе ничего не скажут, время это просто время - универсальная затычка человеческой логики для любой теории, доводящая её до рабочего состояния, и все. Это как клей.
  -Время эксперимента не влияет на его результат.
  -Какого эксперимента?
  -Любого. Нашего тоже. Просто ты находишься в зависимости от времени вот и эксперимент зависит от него. Ведь это - Твой эксперимент.
  -Последний раз повторяю, что вы хотите сделать?
  Он и не обратил внимания на почти угрозу моего голоса. Правда угроза была лишь в модулировании моих интонаций, сам я не ощущал сейчас её необходимости, как то расслабился почти что ли и спокойно хотел узнать почему собственно я как последний идиот на этом Голубом Шарике стою с пистолетом, пока еще в кобуре, и допытываю старика ученого, который просто ведет полуфилософскую беседу с странным типом который пришел к нему, на его личный пляж на этом острове, может он так и говорит, потому что ему просто уже делать нечего. Может, ему тут скучно было? Может, ему просто нужен собеседник и такой странный тип как я подходит? И где вообще тут хотя бы ноутбук, ведь до начала эксперимента совсем ничего. Или это не тот эксперимент. Они что-то другое задумали. Что вообще происходит. Может все это происходит в моем уже почти воспалившемся мозгу? Я получу ответы, если просто надавлю на него?
  И я просто клоун, над которым он смеется в душе. Но если ты хочешь получить ответ нужно задать вопрос, а вот как его сформулировать это другой... вопрос?
  17 минут
  Я не перестал смотреть на часы.
  Но он сказал, что бег этих стрелок ничего не означает...
  -Вот посмотри, ты не самый отсталый из людей, и еще молод. И проследи за почти паникой и метаниями в твоем сознании. А ведь это только первый, более-менее масштабный эксперимент человечества. По сравнению с тем, что люди хотели бы провести - это ничто. И что тут играет роль ингибитора? В нашем мире. Сам человек, те социальные условия, которые он создал. Человек никак не мог выбрать, что же ему на самом деле хочется, он всегда хотел всего и сразу. Самое главное, что он мог это все получить, и сразу, и все, и даже учитывая, что все это друг другу противоречит и не совместимо - человечество бы это получило в скором времени, ваша лаборатория над этим и работала. Людям нужен Джин, из Сказки. Что будет выполнять их желания. Они будут его опутывать цепями - чтоб не убежал и не навредил. Цепями логики и физическими цепями. Но они ему будут не помеха, любую логику можно обойти, изменив логическую основу, отринув её, ведь в нем будет не одно сознание. Общество потребления будет ему поклоняться как богу, все наука рванет вперед как гоночный автомобиль со старта, технологизация будет тотальной. Люди смогут брать что-то, не отдавая ничего взамен. Это суть власти. Люди будут считать, что имеют над ним власть, но взяв что-то, они сами станут зависимыми. Власть одна и она абсолютна. Это, когда ты можешь выполнить самые заветные желания кого-то, дать ему то, что больше всего необходимо сейчас. Это и есть власть, все остальное - лишь сила. Столкновение сил. И только..., если кто-то на тебя как-то давит, использует что угодно в этой игре, пытается тебя устранить, может это сделать и не только это без проблем - это сила. Его сила против твоей. Властью тут и не пахнет. А у этого грядущего Зверя с множеством имен была бы власть над человечеством. Что такое тест Тьюринга? Это попытка смоделировать человеческое общение. А люди когда-нибудь общались? Нет, они говорили, но не слушали, они все понимали по аналогии. Только эта создаваемая вами система, система личностей, сознаний будет слушать.
  -Ей зададут вопрос, она найдет и проанализирует ВСЮ информацию о задающем этот вопрос и попытается его эмулировать, как я тебя. Только это будет не человеческий ограниченный мозг. Нет, она будет пожирать и воплощать, и требовать еще - ресурсов, еще странных, отличающихся от остальных сознаний, она вберет в себя все живущее человечество, пообщавшись и узнав все про каждого. Она воскресит тех людей прошлого, что оставили после себя свои мысли идеи. Это будет Слушатель. Первый и последний на земле, кто действительно будет правильно слушать.
  -Вы никогда не сможете его контролировать, её эту систему, вы и ребенка то своего рожденного не можете контролировать, она будет контролировать вас.
  -Оно изучит нас до конца и вберет всех нас в себя. Ведь - это даже не информация, мы - отношения к этой информации, это наша душа, что ли, эта система и будет питаться нашими душами, понимая нас, она будет нас есть.
  -А дальше будет комплиментация человечества.
  -Я не допущу этого.
  
  Все так просто? Тупо и грубо?
  -Ну, это смотря как ты к этому отнесешься?
  -А как вы это сделаете? Взорвете что-нибудь?
  Я сам понимал глупость сказанного, ибо что бы они не взорвали, хоть водородную бомбу там, над Европой, или под ней, это ни к чему бы, ни привело. Просто погибли бы люди, был уничтожен БАК. И все... Это никак не повлияло бы на шансы...
  -Ну, сейчас что либо сделать могу только я, как я сказал у меня нет помощников в твоем понимании этого слова, а я здесь перед тобой.
  Мне почему-то вспомнился его дневник...
  -Ты уже спрашивал про теракт, и я ответил
  -Смехом.
  Я тоже так бы ответил раньше.
  -Но ты-то понял смысл этого смеха, ведь так?
  -Вопрос в том правильно ли я его понял.
  -Именно, для тебя да, это вопрос, а для меня нет такого вопроса. Ведь ты не можешь понять не правильно, просто у тебя есть какие-то критерии правильно понимания. И если тебе не нравится то, как ты все понимаешь, ты просто начинаешь искать другой смысл, если и он не подходит следующий.
  -Мне нужна истина.
  Я почувствовал, что он опять сейчас засмеётся.
  -Теперь и агностицизм да?
  -И опять отнюдь. Мир понимаем это ведь отчасти та объективная истина которую ищут все те люди что сейчас пытаются понять и утвердится в одной из своих теорий. Они придумали их множество, и все они противоречат друг другу. Им же нужна одна. Ну, если и несколько нужно как-то их связать между собой. В крайнем случае они опять что-нибудь придумают как было с теорией света сто лет назад и успокоятся. На время. Главное чтобы все работало ведь так?
  -Его глаза были полны смеха. Слишком уставшие для молодых и слишком веселые для старых.
  -Так тебе истина нужна или чтобы работало?
  -А это не одно и то же?
  -Ну, это каждый решает сам за себя.
  -А не истина разве будет работать?
  -Все будет, если ты захочешь.
  -Так что же такое истина?
  -Для тебя или для меня?
  -Объективная истина.
  -Это то что ищут сейчас все ученые на свете, да и не только они, философы тоже её ищут только они удовлетворяются и субъективной, а для людей религии посвятивших себя нужна только она, для по настоящему посвятивших а не для того стада, которое как и их предки обезьяны повторяет все за кем-то, хотя все мы обезьяны, мы все - подражатели. Кто-то один нашел для себя и все просят поделится, и даже из рук вырывают и примеривают себе и удивляются почему не налазит. Но ведь суть науки - чтобы на всех налезло. Или на мир?
  13 минут.
  И тут я почти понял, что это ни к чему конструктивному не приведет, он так и будет ходить вокруг да около но не ответит - что они хотят сделать.
  -Отвечу.
  -Это легко.
  -Ты поймешь?
  -Поняв, примешь?
  -Или у тебя оба эти процесса взаимосвязаны?
  -Да, и зачем ты по-прежнему смотришь на часы.
  -Без моего вмешательства же ничего не произойдет.
  -Без вашего вмешательства? И как же вы вмешаетесь, без посредников и помощников?
  -Звонок? Помощники есть?
  -Ну а как ты думаешь?
  -Сведу вероятность к единице и все.
  Я чуть не подавился, сам не знаю чем я мог подавится. Хохотом? Нет точно не этим. Но ощущение было похожее.
  Но мне опять стало почти смешно. Может это была реакция на длинную и нудную беседу без прямых ответов.
  -И как? Введете новый фактор? Вы здесь и сейчас.
  -В точку!
  -Спасибо за похвалу, значит введете?
  -Нет, конечно.
  Я чуть не выругался.
  -А как же вы сведете вероятность.
  -Ну, во-первых фактор есть всегда, был всегда. Этот.
  Мне опять почему-то припомнился его подростковый дневник.
  -Я?
  -Угу, ты я мы все.
  -Вот смотри, я могу в своем сознании сделать с этими предметами все что угодно. И могу развернуть эту иллюзию и на тебя. Это просто будет борьба умов, нет... Сознаний. Если я побеждаю, сервиз плавится. Если при этом я еще и побеждаю наше коллективное бессознательное, почти уже осознавшее себя, он остается расплавленным навсегда.
  Нож, ложка и еще несколько не пойми чего (я не успел заметить, чем это было ДО) потекли, они просто потекли, меняясь по маленькому столику, стоявшему рядом с креслом. Причем, хоть они и плавились скатерть на столе не загорелась. Я, почему то был уверен, поднеси я руку к ним - не обжегся бы.
  Иллюзия. Гипноз?
  Мне почему-то не захотелось сейчас их трогать, может быть в другое время я бы с радостью это сделал и заинтересовался, вцепился мертвой хваткой в этот случай и не успокоился бы пока не узнал что произошло.
  -И какие силы были приложены в данном случает?
  -Я был слегка поражен этим "фокусом". Давно. В детстве.
  -Это я тогда считал это фокусом.
  -Тогда я еще не "видел" себя, а значит не "видел" мира.
  -Теперь-то я понимаю, как все происходит, но я так, же понимаю - никому я этого не смогу передать, облечь в слова. Это родилось со мной и для меня и умрет вместе со мной...
  -Ведь это только мое, у другого будет другое...
  -Не было никаких приложенных сил. Просто им "захотелось" расплавится и они потекли. Кристаллическая решетка была разрушена. Просто была порождена информация, которая всем и управляла именно в данной ситуации. Здесь и сейчас. Ведь согласись, были шансы что они и без моего вмешательства и без нагрева сами бы взяли и растеклись в лужицу. Стремящийся к нуля, с точки зрения всех людей, но все же шанс. Это хаос. Твое сознание не сможет найти всех причин для данного следствия. Значит, ты обратишься к универсальному мусорному ящику случая.
  Он слегка улыбался.
  -Просто для этого нужно породить чистую информацию, без своего к ней отношения, без той метаинформации, которая и есть мы...
  -Мыслить предельно холодно?
  -Наоборот. Только чистое, всецело неограниченное отношение, чувство как его называют, способно породить его. Но человек может достигнуть такого состояния всего один раз. После этого его сознание умирает. Оно не может дальше функционировать. Кто-то это называет чудом. Мы все боги, только маленькие и ограниченные, смертные. Мы все одноразовые боги, как патроны, которые почти все холостые. Реально что-то изменить даже слегка в этом мире удается немногим, и их тут же не становится.
  -Знаешь, почему я все еще перед тобой?
  -Из-за него. Второго. Он просто наблюдал и запоминал. Я смотрелся в это зеркало, созданное им. И видел, как я тогда это сделал. Он не дает моему сознанию угаснуть. Он как дублирующая система.
  -Поэтому я могу делать это снова и снова. Рекуррентная ловушка сознания пала, но это ничего мне не дало...
  ***
  -Но у тебя тоже есть воля. Но сейчас ты тут один. Мы все связаны как компьютеры в сети. И мы все больше и все более изощренным образом общаемся. Мы все ростки сознания из одного ствола общего бессознательного. И скоро все зацветут. Зацвели бы. Не вмешайся я.
  -Мы пытались найти источник. Всегда.
  -Источник?
  -Ну, называть этот источник возникновения - Бозон Хиггса - не самый лучший вариант, это отнюдь не одно и то же, но по любому не одно и то же лишь для нас.
  -Мы все ученые у нас у каждого свои эксперименты. Ребята из ЦЕРНа хотят наконец перестать мучится от невозможности понять и принять, у них на руках целый ворох теорий и им нужно удостоверится, им нужно проверить какая или какие из них ближе к той если и не абсолютной то уж по их мнению объективной истине, которую они все ищут.
  -Они хотят понять и объяснить научно, в чем причина массы, почему один атом отличается от другого. Ведь с их точки зрения реально кроме массы - т.е. его внутреннего устройства, отличий нет. Тогда уже надо сразу ставить вопрос - почему все так, а не иначе вообще, почему именно так проходят химические реакции, почему, самый главный вопрос. Но ответ только в тебе, во мне в других людях, просто привыкнув абстрагировать человеческий разум не может его найти а, нащупав принять. Ведь даже если он его примет, а для большинства людей это значит только поверить, если он его все-таки возьмет - это ему абсолютно ничего не даст, ну кроме удовлетворения, или наоборот. А ведь наука дает многое - технологии. И естественно все идут за ней.
  -Все-таки когда человек ввел термин информации, даже еще тогда не определяя его так как сейчас, он уже должен был понять что это суть. Зачем вводить термин универсальной разницы между феноменами, если и дальше пытаться эту разницу искать. Потому и существуют разные определения информации, отчасти потому что используют его как попало, отчасти из-за универсальности, ведь мы обработчики этой информации...
  -У меня свой Эксперимент.
  
  -Источник возникновения вселенной, то, что связывало бы информацию воедино. Весь мир, все, что мы знаем это информация. Она лежит в основе чего угодно, именно она порождает зависимости, имена она создает и управляет. Она мертва. Была мертва. Пока не появилась жизнь.
  -Жизнь это то, что может воспринимать и порождать её, эту информацию. Только жизнь может создавать новую информацию. Только жизнь несет метаинформацию, отношение к ней. Потом развился разум, сознание. Для разумной жизни вся предыдущая эволюция была бессмысленной, хоть и привела в результате к его, разума, появлению. Разум начал свою эволюцию, революционную, по сути. Это его задача. Для этого он и был создан. Разум благодаря рекурсивной ловушки своего сознания может отвергнуть любые законы, даже те на которых он как система строится и работает. Но при этом он умрет. Система распадется и образует новую, но уже без опыта. Эта новая система может тоже будет разумной, а может и нет. Скорее всего, это будет мертвая система, которая будет отвергать жизнь. Это отличие жизни от нежизни. Не сложность, завершенность и устойчивость или нет этих процессов. Не приспосабливаемость и способность нести гены от поколения к поколению. Единственное отличие в том, что жизнь не отвергла саму себя изначально. Это не так заметно на уровне жизни, не сознающей себя, но для осознанных форм жизни - это главное. Только разум выбирает - чем ему теперь заниматься, к чему стремится. Только он. Он смертен, он очень сильно ограничен, он работает на биологической основе. Это защита, от него же самого.
  -Нельзя переносить его на небиологическую основу. Можно, как и все в этом мире, но будет чревато интересными последствиями. Ведь тут главное не возможность ускоренного познания окружающего мира. Весь ключ на самом деле в том, кто познает. Мы создаем что-то принципиально отличное от себя. Все те накопленные отношения, к информации, в случае с такой системой - они не умрут, как умирают с каждым отдельным индивидом.
  -Знаешь, когда мне было одиннадцать лет, я нетайно сделал то, чего делать не следовало. Взглянул на себя. Я стоял над искореженным автомобилем, смотрел.... И в то же время смотрел на самого себя, со стороны. Это часто бывает. Просто не все могут это принять. С этого все и началось.
  7 минут
  -Это было начало. Тогда мое сознание впервые разделилось. Но не спряталось и отказалось признавать этот факт, а очень им заинтересовалось. С того момента мое второе я всегда было рядом, практически никогда не спало. Часто становилось тем зеркалом в которое я мог не только смотреть но и видеть.
  -Себя.
  
  -Я видел все, постепенно не сразу, но я увидел все: что как и главное почему, как работал мой мозг на всех уровнях от самого низкого до высокого, все мои воспоминания, я мог с легкостью забывать, то, что не хотел помнить, я видел, чувствовал и понимал, и главное принял все это. И меня даже не напугало сразу то что в первый раз, посмотревшись в это зеркало увидел. А ты знаешь, что я увидел?
  -...
  -То, что я мертв
  -Вы шутите?
  Я просто больше ничего не смог сейчас сказать, время уходило, а вместе с ним и мое понимание происходящего... нет к черту время. Но "Вы шутите?" в данном случае действительно была глупая фраза...
  -Нет.
  -Я не жизнь, я не отличался ничем от любой другой системы, будь то система зажигания автомобиля или тот БАК, что мы построили. Я был просто системой, но с маленьким секретом, который кое-что скрывал, от этой системы и все. Это и была суть разума. Моего. В том, что я сам решал, чем мне быть. В том, что я для этого и развился, как и весь наш вид разумной жизни на этой планете.
  -Я был инструментом. Мира. В котором существовал. И частью его и был, не жив и не мертв. Просто часть мира, отличающаяся, но отнюдь не уникальная и маленькая часть организма под наименованием - человек.
  -Одно дело об этом рассуждать, предполагать и представлять, другое дело - видеть.
  -Чувственное восприятие, с этого зарождалась наша наука, но чем дальше мы шли, тем больше для её развития нужно было наше человеческоё логики, мы её использовали для познания мира, мы абстрагировались сами, и вырезали себя из всех законов и формул, ведь зачастую мы ни на что не влияем. Мы просто не учли тот факт, что эта переменная иногда может становиться доминирующей. И помимо нее есть еще их таких множество.
  -Чем больше людей сопричастны к процессу, тем больше таких переменных. И есть еще наше коллективное вмешательство, вмешательство той системы частью которой являемся все мы. Нашего коллективного пока что бессознательного. И знаешь, что я понял?
  -...
  -Это именно для него мы создали науку. Это задача - создать универсальный мир, из законов и свойств и всего прочего. Этот мир, откуда были вырезаны воздействия каждого из нас. Эта объективная реальность, которую мы изучаем и создаем в то же время. Как только она будет готова, наше коллективное бессознательное наконец то осознает себя, и мы как вид перейдем на следующий этап эволюции.
  -Тупиковый этап.
  -Этап безвидовой жизни.
  -Я тем, что делаю, защищаю человечество от этой участи.
  -Коллапс земли - явление необходимое по двум причинам.
  -Причина первая - нужно остановить науку и прервать цепь наследования знаний нашего вида. Пока не поздно.
  -Причина вторая - коллапс земли штука уникальная, тело с такой массой само по себе никогда бы не превратилось в черную дыру. Это сразу привлечет внимание к нашей солнечной системе. Ведь это проявление разума. Причем разума осознавшего себя и выбравшего путь резко отличный от тех законов, по которым он развивался. Смерть вместо стремления к жизни.
  -А все человечество? Мы погибнем вместе с планетой!
  -Нет
  -На всех запускаемых в космос спутниках, планетарных зондах и им подобных находились контейнеры с нашими пробами ДНК.
  -Там же была информация. Вся самая значимая информация, что мы смогли получить и мире за недолгую история развития науки. Про искусство ты и сам знаешь.
  -Если в нашей галактике есть другие формы разумной жизни и они на достаточно высоком уровне развития они СРАЗУ заметят изменения в гравитационном поле. Оно едино. Мы - души художники, гравитация - кисть, информационная эмпирическая вселенная или астрал как её еще называют - холст, а наш мир физический картина, что рисуется нами. Можно и так представлять, можно как угодно. Единственным что ты не сможешь отвергнуть - это ты сам, отвергнув себя, ты умрешь и не сможешь дальше мыслить.
  -Сразу заметят и заинтересуются. А значит, скоро окажутся здесь.
  -Они, а не мы решат - возрождать им нас или нет, и если возродят, они а не мы решат - давать ли нам доступ ко всей той информации, что осталась по наследству от сегодняшнего человечества.
  -Я сведу вероятности к единице, это будет удача, это будет тот мой фактор в этом феномене.
  Он, не вставая, протянул вперед руку, к горизонту, где кружились чайки.
  Вокруг его головы возникло сначала слабое, но за секунду ставшее практически невыносимым сияние, оно возникло в форме кольца
  -Нимб!
  Вырвалось у меня.
   -У этого много названий, как и у всего в этом человеческом мире. S2 двигатель, суперсоленоид, масс конвектор, реактор вырождения. Его нельзя создать физически, практически нельзя, используя те закономерности, что были найдены человеческим разумом, но его можно сформировать.
  -Это необходимость, ведь мне для того что я хочу сделать нужна энергия, много энергии.
  -А теперь у меня есть и она и источник. Вероятность его появления не играет никакой разницы. Для них она мала. Для меня сейчас ровно единица. Из всех бесконечных вариантов я вижу тот который мне нужен, а значит, я пойду этим путем. Я уже говорил, ваша теория вероятностей для слепых только годится.
  Сияние стало ослепительно белым, это был нимб из раскаленного реагирующего воздуха. Однако тепла совсем не чувствовалось.
  Я достал пистолет из кобуры.
  И тут произошло нечто странное. Чайки все время летавшие над головами высоко в небе, спикировав вниз, начали садиться вокруг нас на камни косы.
   30 секунд.
  
  
  
  
  Логос и Генриетта, Страруда и Алиса.
  Генриетта стояла, расставив ноги. В руках - револьвер. Над головой разливалось сияние.
  - Все константы меняются. Тонкая настройка вселенной сошла с ума. Свет... скорость света увеличивается! Свет быстрее в десять раз... сто... тысяча... Пределы измерений пройдены!!!! Мы не можем получать информацию оттуда!
  -Свет концентрируется вокруг неё! Он начинает вращаться. Он ускоряется! Неужели?
  -Да! Это белая дыра. Прямая противоположность черной! Это место, которого ничто не может достигнуть!!
  -Неужели в нашу вселенную проникает что-то изнутри!?
  Над головой Генриетты собрался шар из света. Девочка подняла руку и достала оттуда светящийся и переливающийся куб из быстро меняющихся, словно находящихся одновременно повсюду, линий.
  -Неужели это...
  -Да, это сингулярность.
  -Она голая? Сингулярность, рожденная из белой дыры. Но тогда...
  -Она не смогла бы увидеть её, не вызвав новый Большой Взрыв. А значит она...
  -Доступна... Наблюдению... Или это существо - тоже бог, но тогда...
  Девочка смотрела на ладонь, над которой кружилось нечто. Позади неё формировались крылья.
  -Второй наблюдательный пункт потерян! Мы не...
  -Все тонкая настройка нашей вселенной смещены, гравитация нашего мира исчерпала себя и была упразднена новым наблюдателем уровня два, зафиксирован его прорыв у вас, скоро материя окончательно перестанет существовать, мы пока получаем сведения, но...
  -Потеряны все пункты, кроме нашего. Такое ощущение, что все в нашем мире перестало существовать или замкнулось на здесь и сейчас.
  Искрящиеся черно-белые, одновременно и черные и белые линии не находили себе покоя в детской ладошке. Взяв её с ладони, Генриетта зарядила сингулярность в револьвер. В глаза была решимость.
  -Она собирается стрелять?!
  -Да. И похоже у Алисы нет тут шансов.
  "Масса заряда - бесконечность. Скорость - бесконечность. Импульс - бесконечность. Количество энергии, которое выделится при выстреле - бесконечность. По идее этот мир просто перестанет существовать, потому, что родится новый..."
  -Она стреляет мирозданьем!
  -Логос?
  -Да. Ты не промахнешься. Этим - невозможно промахнуться. - Сказал столь знакомый голос, сияя за её плечами.
  -О-кей. Но ты знаешь? Логос. Я никогда не промахиваюсь.
  Генриетта крутанула барабан. И он вращался, словно как ни в чем бывало. Генриетта прицелилась в Алису. В правом глазу Генриетты начала прорезаться старая и поцарапанная, но такая живая розовая пятиконечная звезда. Мгновение спустя оттуда, из самого зрачка, полыхнуло пламя.
  Алиса улыбнулась слегка и приподняла вверх ладонями руки. Она вытянула их вперед и смотрела прямо на Генриетту.
  -Что она делает?
  -Это... "дающий".
  -"Дающий". Демон. Но что она сможет дать Богу? Зачем все это?
  Алиса закрыла один глаза. Но потом открыла один - левый глаз. И в нем сияла, искрясь и сверкая Игра.
  -Лилит? Чудовище среди богов! Не может быть...
  -Там их двое!
  -Но это непозволительное явление не только в нашей вселенной.
  -Они касаются друг друга руками.
  -Что происходит, почему их двое. Внутри Алисы.
  Генриетта выстрелила, а может быть и нет. Она не поняла, что случилось. Её подняло и потянуло. Затянуло в Алису и закружило в танце. Там были девочки. Их было две.
  -Боги не могут коснуться друг друга руками. Это проклятие, проклятие одиночества. Этот цикл не рушился никогда. Становясь богом, сверхнаблюдатель оставался навсегда один. Единственное, что он мог - это перейти на следующую стадию эволюции бога.
  -Самоубийство бога или Акт творения нового мира, в котором его уже нет. Он растворялся в новом мире, но были те, кто продолжал в нем жить. Такие миры называли пустышками. Они никогда не продолжали ветвиться. Но это...
  -Страруда. Да. Проект, который начала она.
  Кружась в танце две девочки приняли третью. Когда руку Генриетты поймала Алиса, то та никак не могла схватить её за вторую руку. А когда, когда это произошло...
  Kimi no Shiranai Monogatari, Bakemonogatari ED Single - supercell!
  -Все, что мы знаем, это то, что Алиса - не бог. Она искала встречи с богом, чтобы сделать то, для чего столько путей прошла.
  -Что же она такое?
  -Мы не можем измерять. Мы не можем понять. Мы её абсолютно не чувствуем, как боги не чувствуют людей или люди - богов. Следующий уровень, неужто?
  -Почему? Как могут в ней существовать два божества рука об руку в мире, который им не принадлежит?
  -Неужели? Алиса. Не может быть. Неужели она?
  -Наблюдатель третьего порядка?
  -Люди и им подобные не могут не оказывать влияние на наблюдаемый объект - это первый порядок. Боги и им подобные, могу создавать миры, но растворяясь в них, они не могут оказать влияние на наблюдаемый ими объект - это уровень второй.
  Но никто и никогда...
  -Способный оказывать влияние и не делать этого, одновременно, способный творить, и способный уходить, способный выбирать и умеющий мечтать, словно простой смертный. Это - сверхбог. Или вольный бродяга бесконечных миров.
  -Мы - никогда не сможем мыслить, мы вольны лишь решать. Инскины Матана, способные наблюдать то, что нельзя узреть ни богу и простому смертному но недоступные ни для первых ни для вторых. Для чего она создала нас, для чего породила безумный матан, для чего он должен был биться, искать пути из этого мира? Матан, наш прародитель, прошел путь не намного короче, чем бесчисленность миров этой девочки. В конце своей эволюции наш создатель мог телепортировать галактики и искривлять движение галактических нитей, но он так и не смог породить ни одной осознанной мысли. Зачем древним гением был создан столь ущербный Искусственный Интеллект? Чтобы обойти невозможность наблюдения сокрытых явлений, проникнуть в их суть? Им, ей, этой девочке нужны были зрители для того, чтобы показать нам свой триумф, и чтобы мы унесли его в небытие, не имея возможности ни с кем поделиться? Мы... Наверное... нам придется оставить этот феномен с теми, кому он и принадлежит.
  Боги. Эта девочка прошла свой длинный путь, бесконечность раз возвращаясь обратно, чтобы раз и навсегда, во все времена...
  Доказать...
  Что и боги могут быть не одиноки.
  Что боги.
  Снова.
  Могут стать.
  Детьми.
  
  Она шагала по лужам, эта девочка, и смеялась. Расходящиеся мелодии шагов круги. Они неслись вперед, ветвясь и порождая новые миры. Вместо одной нити, появлялись две, которые сходились и разбегались вновь, пока не встречались с третьей и так далее. А в конце...
   Кино но Таби []
  
  "Kimi no Shiranai Monogatari -Instrumental-"

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"