Я "двухсотый". Я стал им всего три минуты назад. Ровно столько, наверное, требуется времени, чтобы душа покинула бренную оболочку. Или того рваного, фрагментального и непонятного, что могло б остаться оболочкой, если б его не разнесло на куски. Меня - а правильней сказать, моё тело разорвало острыми жалами осколочной гранаты Ф-1. Меня и этого чеченского дурня, который, кстати, и сорвал чеку со своим дурацким "аллахакбаром", когда я прошил его поперёк очерединой из РПК. В замкнутом помещении граната, именуемая "лимонкой", совершает страшные вещи: выгрызает бетон и распахивает борозды в стенах и потолочных перекрытиях. А что делает с плотью эта адская машинка? Если повезёт, сотворит дуршлаг в твоей "разгрузке", заодно жёстко промассирует все внутренние органы. Не только кишечно-желудочный тракт, печень и селезёнку. Достанется и сердечному мешочку. А повыше, где растёт головушка, живого места не оставит.... такой вот он, - разлёт ориентировочно трёх сотен осколков. Мне повезло больше, чем врагу. Нет-нет, не мне, разумеется. Тому, от чего отделилось моё эго. Взгляд со стороны, между прочим, - всегда самый беспристрастный, холодный и даже равнодушный. Так-так.... Вот вырвано сочленение правого колена, размолочены в нитки пальцы, сжимающие до сих пор кое-где пулемёт. В животе сплошной фарш, не берусь даже описывать. А лицо.... Что тут сказать.... Нету лица. Словно тёркой по нему прошлись. Или катком. Ладно, хоть голова на месте, правда, то, что её держит, так и бурлит гейзерами черно-красного. И долго так будет бурлить? В общем, полный улёт и абсолютный финиш. Почему мне не мерзко? Почему мне не страшно? Да потому что я мёртв, как три минуты, и жизнь моя гораздо больше и шире чем просто жизнь. Дальше той отметки, за которую так боится перейти смертный. Мой враг, чеченец, ваххабит, боевик или просто солдат, волею судьбы вставший в ряды моих врагов, пострадал серьёзней. Рука, не успевшая выпустить "эфку" укоротилась по локоть. До плечевого пояса сплошные опалённые струпья, а дальше только хуже.... Собственно, тела нет как такового в комплекте, а есть фрагменты конечностей, намёки на кисти, пальцы, уши.... А вот лицо, в отличие от моего не понесло ущерба. Судя по тому, что голова дудаевца лежит далеко от кровоточащей шеи, можно предположить, что её попросту сорвало с плеч, как пробку шампанского. Оттого, возможно, и только оттого, острые как скальпель осколки не изрезали лицо в кашу. Будь я живой, меня бы давно вывернуло от такого зрелища. Но то, что принято называть душой, призраком, эфирным телом, взирает на всё это явление отрешённо пустым оком. То есть никак.
Я вглядываюсь в черты лица убитого чеченца. В его оторванной голове нет веяния ужаса. Того, что они внушали нам сами, когда резали нас и мучили. Когда пытались заморозить нас страхом, изуверством искалечить наши души. Его лицо почти безмятежно, если не считать крика боли в глазах, в застывших зрачках. Боли от, пущенного мной, свинца, а не от гранаты, которая вылечила его от боли.
Я гляжу в уже немолодое, изборождённое морщинами, тёмное лицо бородача и вдруг ясно вижу всего его. От начала и по сей час. Я не удивляюсь, смешно призраку удивляться. Я это .... вижу.
Младенец, вопящий на руках, блестящий на свету от слизи, ещё не с перерезанной пуповиной. Первые неумелые шаги и падения. Первые игрушки и не совсем игрушки: к кроватке подвешиваются ножны, да не пустые: .... воин.... мужчина. Первые драки и споры в мальчишечьих компаниях, школа и бюст Ленина в углу у классной доски, рогатки, самострелы, драки и волосатые руки отца, выливающие ведро холодной воды на голову съёживавшегося сына. Я это вижу не быстро и не медленно, а как приходящие воспоминания. Чужие, не мои. С тревогой оглядываюсь на свой труп, а вдруг рядом стоит мой оппонент и читает меня. Однако не вижу ни свечения, ни слабого намёка на силуэт. Не вижу и всё. Хотя по закону жанра призраки обязаны видеть друг друга. Через секунду понимаю (хотя есть ли секунды в этих состояниях?), что Его нет. Нету, вообще! И это странно. Мы оба растерзаны войной и нас нет на этом свете. То есть.... я как раз есть почему-то.... Хоть и фантомный невидимка, но я вижу и думаю, сопоставляю и складываю один к одному. А может, я не совсем умер? Бывает же, читал про такое. Если тело обратимо к жизни, то душа не уходит, а толчётся рядом. Примеривается, чтоб вернуться. Подхожу (или подлетаю), разглядываю себя. Скрупулезно, словно врач. Не.... Ни о каком возврате не может быть и речи! До того всё скверно. Чтоб в такой битый дом вернуться, увольте! Тогда по определению, на ум приходит следующий вариант. Согласно христианским догматам, душа остаётся на земле сорок дней и только спустя, она возносится. Не скажу, чтобы я был верующий при жизни, но и к атеистам причислить себя тоже не могу. Думал часто, а на войне особенно, что есть что-то по ту сторону жизни, не может не быть. Ну, не может разумная искра в человеческой конструкции исчезнуть, в связи с поломкой оной конструкции. Откуда-то эта искра берётся изначально. Вот и туда же, поди, и уходит. Как вам? Я же вот тут торчу и сам себе прямое доказательство. И знаете, рад, что не ошибся! Обнадёживает, как-то.... А по поводу Библии там, не могу сказать внятно и сейчас. С чем-то как-то соглашался, а со многим не очень.... Не могу принять, что бог выглядит как мы. Такой же с руками, ногами, языком, волосами.... Ну, зачем ему язык? У всех народов он разный, а достучаться до смертных он может и посредством мысли, озарения. Мне ж импонирует скорей, что Бог - это огромный вселенский разум, который контролирует всё живое на земле, особенно стихии, тайфуны, ураганы и который, естественно ведёт учёт и контроль человеческим жизням. Как до, так и после неё. А если так, то всё равно.... момент истины через сорок дней. Узнаем. Как-то так.... А что до этого мусульманина, так он ведь мусульманин. А у них, верно по-другому. И каждый, несомненно, я почти в этом уверен, получает именно то, чьих установок держался при жизни. Или представлял что-то в общем роде. Абсолютных атеистов нет, нонсенс! Их не было даже при марксистко-ленинском мировоззрении. Каждый, заметьте, пусть не сознательно, но стремился к альтернативе. И никого, чего врать-то, не устраивало непонятное Ничто после смерти. Небытие, так сказать. Тьфу! Само слово абсурдно, как и мысль об этом. Во всяком, случае, я думаю, а значит, я существую, не смотря на свою физическую смерть. Я не чувствую холода, хотя, будучи живым, часто грел пальцы ног, снимая сапоги. Я замерзал и хотел есть, а сейчас, хоть бы хны.... Мне и ноги не нужны, и сапоги к ним. Я бестелесен и живу умозаключениями.
Последнее развеселило меня, и я решил вернуться к мусульманину. Должен сообщить, что вся эта чехарда мыслей не заняла у меня и толики секунды. Мысли, они и у живых как ракеты, а у мёртвых, ха! По эту сторону есть ли время вообще? Если, почитай, законы элементарной физики здесь не в чести.
Я перемещаюсь к субъекту. Правильное слово нашёл, он давно не враг, не друг и не злодей. Он нечто аморфное, как и я сам. Имеются в виду не останки боевика, а сущность отжившего человека. К тому же и сущности тоже нет. А есть память. Вот её-то мне и нравится читать. Словно исписанный на желтых страницах дневник. Открывшиеся способности окрыляют меня. Я стремлюсь их использовать на полную!
Я вновь читаю. Звука нет в картинках, да он мне и не нужен. Важно видение, а с ней эмоция. Мой наркотик и мой допинг. То, чего на новом свете не хватает почему-то....
Джигитовка. Молодой парень летит, крутясь на коне, пытаясь сносить остриём клинка, нанизанные на тыны бахчевые арбузы. Ву-ох! Клин Иствуд отдыхает! Хотя тот стрелял, а не махал саблями. Красивый горский нос и горящий взгляд. Должно быть, папа не зря его обливал. Так-так, а это девушка-горянка. Надо думать, его невеста. Ничего так! Хотя, на мой взгляд, грубоваты черты лица, но тут уж.... у всякого народа свой эталон. А это, что такое, погодите.... Ясненько. Наш абрек бежит в строю. Он в армии. И судя по погонам в советской ещё армии. Запылённые сапоги, измождённые взопревшие шеи. Полная выкладка марш-броска и рты новобранцев беззвучно хватают воздух. Так красноречиво, что и у меня спёрло дыхание, а в глазах от давления замельтешили мухи. Вот это допинг, вот это краски! Если учесть, что у меня нет ни дыхания, ни глаз, какое всё-таки стерео! Картинка сменяется, и я вижу неровный строй стриженых голов. Ночные майки, трусы - знакомая картина: салаг строят! Только я не вижу в ряду запуганных салажат моего горца. Ну, вот по головам летят табуретки, кулаки и ноги, обутые в кеды. А вот и знакомое до боли лицо. Не затравленное, нет. Радостное в упоении и азарте. Субъект ставит удары Брюса Ли в незащищённые открытые части тел несопротивляющихся пацанов славянской внешности. "Учить русских" ему помогают два единоверца: черные, щетинистые. Может и не чечены, может осетины, грузины, но тоже кавказцы. Чувствую, заливает краской бешенства. Это сильная эмоция! Эмоция, позволяющая грызть горло нечисти! Три горных козла пинают в кровь десяток своих сопризывников и, не один не смеет возроптать. А в том, что это один призыв, нет никакого сомнения! Во-первых, знаю! Знаю не от мира того-земного, а от мира сего. Это знание не подлежит проверке. Оно просто появляется и есть. А во-вторых, когда-то и сам слышал от отслуживших ребят, что в частях, размешанных чернотой, рулит либо Азия, либо Кавказ.
Смотрим дальше. Эмоции просто зашкаливают, накладываясь одна на другую. Гнев, ненависть, обида и желание грызть. Грызть! Так вот ты где подковался на войну!!! Будь сейчас моя воля, я б тебя, горный пернатый, заново собрал, как кубик-рубик и вновь разорвал, не жалеючи.
Довольно мирная картинка: столы типа - парты. Наш джигит что-то сосредоточенно пишет в тетрадь, а рядом и поодаль такие же, не иначе, студенты. Тут всё ясно: наш абрек учится аж в самом московском университете. На геодезиста. Это судя по табличке, которую я вижу, когда он проходит через главный вход. Эмоций здесь никаких нет. Типично обывательская вялотекущая картинка. Любопытно, но должен заметить, что яркие переживания моего героя или антигероя впитываются моей сущностью как губка. Но есть и такие, которые пробуждают во мне свои - резкие в диссонанс и в контру эмоциям субъекта. Например, это произошло, когда кавказцы били руссичей. Мой подопечный радовался и гордился собой, но я не принял его настроение. Казалось бы, какая разница фантому: кто прав там или виноват? Ведь это всё земные заморочки - межнациональные отношения? Да и война моя далеко за чертой, отвоевался.... А вот - нет! Похоже, я ещё не на том свете. Не совсем, пока.... видимо, на том. А на этом, раз кипит мой разум возмущённый. Может, вот так в горячке войны я и не понял, что пора б уже остановиться и на небушко. Может, я.... неуспокоенный дух? И что мне теперь? Пугать своих врагов-чичей? Своим явлением.... Приходить им в кошмарах? Да ну, на фиг!
Никогда не любил ужастики. Всегда считал, что их полно в жизни. А тут сам как ужастик. Непонятно кто. Ладно, смотрю, что дальше....
Заурядная жизнь средне-рядового кавказца. Как обычно, как и у всех. Дом, семья, работа. Чувствую, работа ему не нравится, амбиции выше крыши. А у кого не так? Все мы ищем что-то особенное, но на хлеб зарабатываем как можем. В общем, воспоминания тусклы, не подпитаны ни радостью, ни огорчениями. Всё ровно и весьма обыденно. Правда, попадались эпизоды, когда сердце героя рвалось из груди к ангелам. Свадьба, да.... Настоящий кавказский размах, тысяча гостей, шикарные подарки, красивые слова. Разве это не поднимает жизненный тонус. А любимая жена? Не знаю, насколько у них женятся по любви, но восторгом этот эпизод пополнил мне копилку. Дальше - больше. Рождение сына .... Вот это, на мой счёт, переплюнуло все свадьбы, джигитовки и армейские забавы. Я не испытывал дотоле упоение этой грешной души, как в этом случае. Горец просто парил всеми цветами радости, как радуга. Его руки принимали ребёнка .... восторг! Его руки омывали ребёнка - щенячий восторг! Его руки срезали крайнюю плоть - гордость! Павлинья гордость, безграничная радость и надежда! Сын! Продолжатель рода! Мужчина! Я и не ведал, что кавказцы придают этому событию такое значение. Слышал, что да, мол, сыновья в приоритете, но чтоб такое испытать собственно.... Характерно для субъекта, что сын не был первенцем. До него, оговорюсь сразу, жена принесла дочь. Так вот, событие то не ознаменовалось ни ликованием, ни пышным сабантуем. Да и сам он едва ли подошёл, едва ли прикоснулся к чаду. Ну, родилась, так родилась.... Занимайся, женщина! И всё. И никаких тебе полётов души и праздников жизни. Я бы и не отметил, до того эпизод вышел серым и пустым, если бы не родившийся сынок, который поневоле заставил сравнить одно с другим. А ещё я понял, что звери тоже могут любить. Зверями их называют по разным причинам. Кто просто не любит, а кто мотивирует тем, что по агрессивности чеченцы ушли не далеко от пещерных пращуров. Справедливости ради должен отметить, что воспитывает пацанов всегда отец и он, папаша, использует спартанские методы воздействия ещё на хнычущего кроху. Тогда, когда наши матери балуют нас аж до семнадцати лет. Пуси-пуси.... Не потому ли нас потом бесхребетных гнобят в армейке темпераментные воины аллаха? А то, что они воины - это факт. Я могу их ненавидеть, я могу их грызть, убивать, но не признать этот факт не получается. Не получается, увы!
А вот и подтверждение. Папуля занимается сыном. Вокруг и всюду всевозможные игрушки, преимущественно детские макеты автоматов и пистолетов. Есть и машинки. Очень много сабель, мечей и даже есть подобие мачете. Им карапуз очень любит махать по домашнему креслу. Папа умилён и это умиление, естественно передаётся мне. Никогда не был отцом (мне всего-то 21), не знаю что это такое, но теперь, благодаря проекции познакомился с чувством обожания к своему комочку плоти. Не к своему, простите великодушно, но какая разница.... Его эмоции - мои эмоции. За небольшим исключением.
Вот повзрослевший мальчуган лупит перчатками по "лапе", выставленной отцом. Хорошее дело. Вот уже сын-подросток на ринге со сверстником. Тут уж посерьёзней бой. Не пойму, кикбоксинг что ли? Похоже на то.... И руки и ноги в полный контакт. Впечатляет, что ж.... А вот он, наш субъект подопечный. Улыбка до ушей, а в глазах беспокойство. Сынуля-то тоже пропускает.... Вот руки отца с осторожностью подносят сыну кинжал в красивых ножнах. Тот самый, что висел на кроватке. Похоже, у них каждый из поколения в поколение должен прочувствовать оружие, ощутить его холод и силу. Красиво, эпатажно и, главное, психологически оправдано. Да уж....
Ловлю в себе неясное раздражение. Не могу в своей биографии припомнить нечто подобное героическое, или мотивацию на сильные поступки. Последние события не в счёт. Я о детстве своём проклятом. Отец мой нисколько не озаботился, чтобы взрастить во мне сильный дух. Рос я сам по себе и уже спасибо, что не держался за мамкину юбку. Был у меня дворовый дружок. Тот был да, баклан, драчун и негодяй в одном лице. Он был заводилой всех ссор и драк. Его-то я и копировал во многом, но не во всём. Негодяем я его считал, потому что он был нещадным истребителем котов, в то время как я любую живность жалел и обожал. Однажды он при мне убил дворового кота Яшку, которого я иногда подкармливал. Убил жестоко: камнем раскроил ему голову, а я.... А я не нашёл в себе сил не то что полезть драться, но даже прикрикнуть на него не посмел. Вместо этого я отбежал за угол дома и там разревелся. Двенадцатилетний пацан. Пускает слюни. Какой уж тут кинжал и ножны! Этот случай я носил с собой всю жизнь и, отталкиваясь от него, учился бить, когда надо бить. Учился возражать, когда чревато возражать. Учился уважать себя за поступки, которые неподъёмны для меня. Потому что.... Потому что всегда перешагивал через свою трусость. Ну, тут пока ладно, к себе я ещё вернусь....
А что тут мне показывает голова погибшего воина? Незаметненько мы подошли к главному. Вижу, наш ваххабит проникся движением этих самых.... ваххабитов что ли, или моджахедов. Как бы там не было, он на переднем плане в каком-то полигоне бегает змейкой с калашом, прыгает через препятствия, мечет ножи в дерево. Будто опять в армию попал. Только эта не армия. Вернее, армия, конечно. Только ихнего толка полулегальная. И воевать они готовятся со всеми, кто не в исламе. Можно сказать со всем миром или большой её стороной. Об этом говорят и картинки их сборищ, так называемых зомбо-установок, где главный имам, то бишь учитель их ратует за священный джихад. Приглядевшись, я понял, что священник у них играет вступительную скрипку. То есть каждый делает то, что умеет. Начинаются сборища всегда одинаково с молитв и толкований мест в коране. Затем, когда "чалмец" уходит, люди в камуфляжах вносят свою лепту в богословские беседы: растолковывают пастве, где и какая строчка призывает карать "неверных". Ну чем не политзанятия? Только в первом случае идеология, а здесь вера. Огромаднейшая разница, кто не видит....
Мой сидит, сосредоточен как-будто на занятиях, а сам, мне кажется, в голове что-то своё вертит. Стараюсь проникнуться его флюидами, поймать волну, но.... Эмоций нет, а есть гулкая тянущаяся потребность убивать. Неважно кого и ради чего. А убивать, ради убивать. Состояние у него сродни наркоману, когда тот, прежде чем "вмазаться" предвкушает и томится ожиданием. Эх, родной, куда ж тебя понесло! Сидел бы дома, жену любил, сына поднимал, внуков ждал. В земле своей ковырялся, в географии там или геодезии. Ну, на кой ляд тебе этот джихад? Где тебя перекосило? Уж не там ли, где ты бил по "фанере" славян? Отступлюсь немного и скажу от себя: в каждом есть потребность убивать. Только это сидит глубоко, в подсознательных корнях пещерных прадедов. Под пластами, под замками. Убить нелегко, но стоит одному замочку открыться, как пойдут открываться все. Пока демон не вырвется наружу и тогда.... Ты в его власти. Сам я убил первый раз с дальнего расстояния, когда держали оборону в Керла-Юрте. Засадил одиночным с "калаша", когда "дудаевец" вскинулся в атаку, поднимаясь с укрытия. Атака захлебнулась. Ненадолго. Но всё-таки. Что я испытал? Да ничего. Некогда было включать переживания, шёл бой - жаркий, нешуточный. Тело работало на рефлексах, а голова была пьяна.... каким-то диким угаром. Потом после боя, когда я понял, что не убили.... Когда я понял, что сам убил.... Вылезло понимание, что я могу.... Легко. И не только пулей. Могу и ножом тыкнуть в ближнем бою. Замок открылся на удивление просто. Возвращаясь к моему субъекту, не берусь объяснить его поведение. Человек жил, работал как все, имел семью, радовался за сына. Ну что ещё надо? Адреналина? Так иди, сигани со скалы с "тарзанки", такие шлюзы откроются.... У меня это, то есть убить, получилось своим ходом, я к этому сознательно не шёл. А этот сидит и нахлёстывает себя - убить хочется.... Словно мантру читает, заклинание какое.... Приди война, приди! Это ещё тогда, когда было всё нормально. Ну, относительно, конечно....
Ага, вот уже и не нормально. Вижу-вижу.... Зелёное знамя. Понятно.... А вот и их лидер с эмблемой волка на пилотке. Усы-стрелки и ярко выраженные брови над горящими глазами. Он говорит, я не слышу, что он говорит, но знаю.... Я чувствую всеобщее натяжение, эмоциональный фон тех, кто слушает. Это нечто! Мой где-то в толпе, но я не вижу, я чувствую их всех. Всех их.... Я в смятении. Первый раз я задаю себе вопрос: зачем мы здесь? Восстановление конституционного порядка? Бред! Хотят люди жить по-своему, пусть живут, пусть отделяются. Бензопровод проходит через Ичкерию? Это да! Но это корыстные интересы. Причём русских политиков, а не чеченцов. Ведь можно договориться и мирно поделить пирог. Зачем лезть волку в пасть? Власть показать? Так он клал на эту власть. Вон сколько растерзанных наших ребят лежат, которых матеря не дождутся, а если дождутся, то собранных в "цинке". Меня бы кто забрал и нормально похоронил! Я.... в смятении. Не потому что, кто-то прав или виноват в этой войне, а потому что.... Нашими жизнями жар загребают. Впрочем, это всегда было, только.... всё равно обидно. Этот, что убивать хотел - вот он стоит в толпе, не жалко.... Хотел убивать, получил и обратную сторону. С ним всё ясно. А другие? Некоторых наших пацанов неподготовленных совали в пекло и не сказать, что добровольно. А я.... А я дурак. Простой дурак. Погнался за романтикой пиф-паф. Допризывник-идеалист. Смотрел фильмы про Афганистан и не только. Мечтал быть смелым, отважным и справедливым, наверно. Кому хотел показать? Да только себе! Рисовал и видел. Только эта шелуха вся отлетела, когда шли через Моздок. Стали стрелять и стало ясно: ты в этой жизни никто и звать никак.
Я смотрю и вижу наши дни. Грозный. Горящие бэтээры, подбитые танки, поверженные столбы высоковольтных передач, груда мусора и общий хаос. Вот мы и доплыли до театра военных действий. Восстановление порядка, твою дивизию.... Первые поражения и первые неудачи.... Всё это знакомо, но сейчас я это вижу глазами врага. Я вижу, как субъект расстреливает колонну федералов, то есть нас.... Ловко управляется гранатометом. Я вижу триумф их первых побед и эйфорию от собственного превосходства. Уже не странно, что я не могу в полной мере испытывать их радость. Я всё-таки та сторона, с которой он воевал. И поэтому на бешеное их ублюдочное ликование у меня возникает гамма своих уже отжитых, но вполне самодостаточных эмоций. Матерь божья.... Этот вражина брал майкопских! Гибель сто тридцать первой бригады будет проклятьем висеть на тех, кто шёл их выручать в ту роковую новогоднюю ночь, но не поспел вовремя, в силу сложившихся обстоятельств. Железнодорожный вокзал был обстрелян и сожжён дотла гребанными ополченцами, а оставшиеся живые из бригады позавидовали мёртвым. А в это время помощь кружила и не могла пробиться к нашим ребят только потому, что проезду мешали подбитые танки и бэтэры. И до последнего мотострелки и десантники слышали по рации голос офицера, взывающий помочь. Пока не прекратилось.... А где-то далеко отсюда, обвешанная мишурой и гирляндами, страна праздновала Новый год.
Не могу больше.... И будь у меня ноги, а на них тяжёлая кирза, я бы с гремучей яростью поддел на футбол эту проклятую голову.
Я отрываюсь от своих странных занятий. Я оглядываю это пропыленное штукатуркой и молотым щебнем помещеньеце. Свой огневой пост у щербатого оконного проёма. С этой точки я вёл прицельный огонь по "духам". Там я и почувствовал обратный отсчёт. Не испугался. А просто почувствовал. Честно говоря, я рад, что ушёл красиво. Не ныл, не плакал, не выл и не кричал от боли, когда с живых срезают кожу. Я не осуждаю слабость тех, кто замучен в пытках. Боже упаси такое каждому! Я просто благодарен, что у меня случилось быстро. Я стою над своим изуродованным телом. Безмолвно так стою. И пытаюсь выглядеть что-то подобное тому, что выглядел у врага. Ни-че-го.... Оно и понятно. Свои воспоминания я ношу в походной сумке. Иным словом, я и есть воспоминания.
Я родился в Туле, в средне-зажиточной семье, где мать была простой медсестрой, а папа постоянно разъезжал по командировкам. Я и профессии его не помню. Что- то связанное с изучением культурного наследия и традиций народов мира. Такие, как он, исследователи многие месяцы проводят вдали от дома, возвращаясь лишь для обработки данных и написания отчетов. В перерывах между командировками, он водил меня в парк, цирк и киношку. На этом его воспитательная миссия как бы заканчивалась. Потом он и вовсе пропал. Как потом позже выяснилось: у него появилась новая семья. Мать моя забегала, чтобы покормить меня и снова мчалась на работу. Всё свободное время я был предоставлен самому себе и рос как сорный куст на клумбе. Детство моё было, не скажу, что плохое, но и не сказать, что чем-то примечательное. Пацан я рос не геройский, а местами даже трусоватый. В драках: школьных или садиковых - я был не ах, перед задирами обычно пасовал и стремился держаться ровных спокойных компаний. Зато обожал читать всякую приключеченскую литературу, проглатывая её на раз-два. Вот там-то я и был героем, отважным моряком, справедливым разбойником и карающим мечом для подонков всех мастей. На улице всё было по-другому. Я сдружился с Санькой, который считался трудновоспитуемым и бузил солидно, в рамках этой категории. Санька легко вступал в драки, легко побеждал и бывал третейским судьёй на чужих дворовых драках. Так получилось, что Санёк стал воплощением моих нереализованных желаний. С ним я чувствовал себя могучим и изрядно смелым. Он научил меня "коронке". С ближнего расстояния бить головой, а потом добавлять "двоечкой". Всё это я мог под его руководством и в его присутствии, потому что без него у меня не хватало духа. Была у Саньки скверное качество. Он редко мылся и, похоже, не любил этим заниматься вообще. В его ушах постоянно ночевала сера, с подмышек тянуло кислым потом, да и со рта несло не шанелью. А ещё.... Это был тот самый Санька, который истязал животных и птиц. Я пробовал, конечно, ему внушить мягкосердечие, но куда там.... Мой робкий глас часто игнорировался, а иногда жестко пресекался. Авторитет у Санька был непререкаем. Меня он лично уважал за обширное знание всяких историй, где главным лицом выступал либо Робин-Гуд, либо Зорро, либо Джон Сильвер - пират из "Острова Сокровищ". Мы и фильмы-то с ним смотрели однотипные: "Неуловимые", "Белые волки" с Гойко Митич и серию румынских фильмов про комиссара Миклована. Последний герой стал для него идолом, и Санька всячески пытался походить на него. Учился также размашисто бить с плеча, а когда пошли в ход самострелы, пуляющие горохом, он старался стрелять с бедра, с колена - совсем как комиссар. Мне Миклован тоже нравился. Он был справедлив и могуч и этим не вызывал притязаний даже у отпетых хулиганов. А потом.... случилось то, что случилось. Санёк убил кота Яшку. Зачем он это сделал и чем руководствовался, никогда не понимал, что у этих живодёров в голове сидит. До того он всё из рогатки норовил, а где пинком, если догонит.... Яшка не умел быстро бегать, был в преклонных годах, да и слишком был доверчив. Любой кот, когда его схватят за хвост, и царапнет и укусит. А этот живодёрина посчитал, что его святейшество не имеют права кусать. Взял, да булыжником.... Именно тогда, я считаю, во мне что-то поменялось. Конечно же, я дал волю слезам, и не один раз (ночью в подушку плакал). Я представлял, как выхожу во двор и разбиваю Санькину морду в кровь. Как делаю его "коронку": головой и "двоечку". А потом ещё ногами, гада.... Я долго с ним не пересекался и уходил от таких встреч. Не открывал дверь и маму научил отвечать соответственно. Я ненавидел его и по-прежнему мечтал избить, но понимал: когда коснется дело главного - налажаю. Месяц через три, когда боль покрылась коростой, мы случайно столкнулись в подъезде и.... Поздоровались как обычно. Поговорили ни о чём, не касаясь той истории вообще. Всё вернулось на круги своя, но то была уж не дружба. У меня появились другие приятели, а у него свои. Такие же крученные, как и он. Блатняшки. Мы незаметно повзрослели и на переходном этапе разошлись видами на жизнь. Я пошёл собирать модные по тем временам альбомы, музыкальные диски, неловко пробовал ухаживать за девочкой, а он....
От Санька я взял многое для себя. Я научился не терпеть оскорблений, постепенно набрал вес среди одноклассников и кое-где даже лидировал с более мягкими, чем я сам. Для укрепления духа я начал посещать секцию бокса, но получив два раза по голове, поостыл и решил, что жизненной практики мне вполне достаточно на первое время, а там посмотрим.... К тому времени, Санёк ушёл осваивать тюремные институты. А я.... А я пошёл служить.
Попал я в 752-й мотострелково-танковый полк под Нижним Новгородом. Там же, не далеко от города и была наша "учебка". Как я узнал с политзанятий, эта знаменитая часть постоянно ширится и доформировывается. Целый ералаш с этими передислокациями. До 1962 года это был 31-й танковый корпус, впоследствии ставший дивизией с аналогичным номером. В 1968 году к Висленской танковой дивизии присоединился 322-й мотострелковый полк, и подразделение стало относиться не к танковым войскам, а к мотострелковым. Дальше больше. В 1990 году теперь полк мотострелков переводится в Нижний Новгород и из 322-го переименовывается в 752-й и вновь становится танковым. На сегодняшний момент просто не ясно, кого здесь больше: танкистов или мотострелков. Наверно, и тех и других. Я не прошёл в категорию танкистов, и, признаться, нисколько не расстроился от этого. Никогда не питал тяги к железному катафалку.
Четыре месяца нами крутили, вертели, строили и вертикально и горизонтально, отбивали и снова строили. В общем, лепили из говна солдат. На гражданском языке это звучит ёмко и в точку убедительно: "дрочили". Курс молодого бойца - это вам не танцы на девушке, как любил поговаривать старший прапорщик Дзеганюк, и с этим было трудно не согласиться. День начинался с утреннего подъёма и утренней пробежки на четыре кэмэ, пока без полной выкладки. И слава тебе, яйца, с голым торсом.... Однако и это было не сахар, особенно для тех, кто на "гражданке" потягивал пивко вместо спортзала. Ну, у меня дыхалка была, дай бог каждому, и здесь я больно-то не страдал. Я вообще не страдал на КМБ. Подтягивания? Да не вопрос! Пять делал чисто, шестой потяжелей, а седьмой как бог положит. Да нас и не гнали на рекорды. Больше двух сумел, освободи турник другому! Бег, препятствия - всё хорошо! Разок выгоняли пострелять. Сказали, после присяги будем чаще. Ладно! Кормят как на убой. Вспомнил рассказы отслуживших. Те хаяли армию: мол, кормят отбросами. Сопоставляю: не в цвет! Совсем не в цвет. Может, они не в той армии служили? Единственное худо - политзанятия. Спать на них нельзя, но глазам это по барабану, на "физо" так умаешься.... В тепле, да под занудный голос - клеятся веки поневоле. А так.... здорово! До присяги всего ничего, а уже нравится. Дедовщины нету, разве что сержант иногда залепит по уху. Ну, так это для порядка и для общего понимания. Короче, я не расстраивался, что в армию пошёл. Поговаривали, что после присяги будет ад, так я это.... был настроен оптимистично.
А теперь самое забавное в моей жизни. Уже на КМБ гулял слушок, что, мол, собирают ребят-добровольцев в горячую командировку, что там то, да сё, чеченцы не слушаются, балуют у себя, Россию на х посылают, и так далее.... Потом отдельно и полно нас осветил замполит. Оказалось, правда. Редиски.... Чечены в смысле. Это жили тебе, жили и вдруг на, тебе - бунтовать? А потом ещё и программа "Время" о том же. Сам президент посетовал: необходимо. Иначе совсем распояшутся. Вот тут пошёл гомон среди состава. Одни кричат: всё правильно, надо! Там делов-то: по соплям дать! Другие в ответ: дураки! Там сами кровавыми соплями утретесь! А я в полной прострации. В голове ветер. Надо так надо! Не зря же наши бойцы Афгану помогали. Выдюжим и Чечню, коль Родина скажет! Абсолютнейший романтизм в заднем проходе. И н-на, тебе! Заявление на имя начальника части замполиту несу. Дали время после присяги думать, а я - особенный! Нате, вам! До присяги.... Сознательный, бля!
Ну и вот! Нас таких сознательных после присяги сотни три определили. Это по полку. А потом округлили до пятиста и под Моздок, а там в какую-то глушь, что в тридцати километрах от населенного пункта. Типа учебный полигон. Вот там-то и взялись за нас инструктора серьёзно. Стреляли, бегали. С выкладкой, без.... По земле ползали так, что начал опасаться: а буду ли ходить? Получил азы вождения на бэтээре. Не танк и то ладно!
Опять политическая подковка, а как же без неё, и снова стрельбы, вождения, пластунский шаг.... Результаты мои весьма недурственные. Стрельба - здорово! Вождение - зачёт. Граната - отлично! Рукопашка - ну.... удовлетворительно. Русский Рэмбо, да и только! И сам удивляюсь себе, ведь на "гражданке" такой зачухмор был. Неужели, чтоб в себе нужные пружины стронуть, нужно в армию сходить? Так я думал, а потом....
Под Моздоком, кого только не собрали. Танкисты, сапёры, зенитчики десантники, вэвешники, наш брат мотострелок. Были ещё связисты, военные врачи и непонятные снабженцы. Кстати, по подготовке: по нам первоприбывшим прошлись ещё хорошим тралом. В смысле, на совесть погоняли. От души. Но потом, как я узнал, пошла откровенная халтура. Прибывало полку постоянно и много, а время поджимало, да и был уже назначен день Х для ввода войск, а именно 11 декабря. Кремль вопил, инструктора не успевали, к тому же многих забрали, а из тех, что остались.... Короче, учили на абы как, поскорей да в обойму. Лично считаю это преступлением. Конкретно и против матерей. Тысяча юнцов полегли не за понюшку табака, не разу не выстрелив. Уж не знаю, правда или нет, но потом катался слух, что на пушечное мясо тянут со всех частей, без всяких на то согласий.
Но это я тороплюсь, забегаю.... Впрочем, что там рассусоливать. Опущу все подробности приготовлений. Десятого нам зачитали приказ, а одиннадцатого.... Мы двинулись гулкой монотонной колонной. В направлении северных районов Грозного. Предположительно, с запада и востока к Грозному стягивались ещё две колонны наших войск. Задумка была недурственна. Закрыть город в "котёл" и ультимативно вынудить "боевиков" разоружиться. А на отказ подчиниться, провести решительную и короткую операцию по захвату "дудаевских" позиций. Всё вроде лаконично и просто. Но все мы Бонапарты, сидя в мягких креслах. Одно дело вести стратегию в полях и перешейках. Совсем другое, - учитывать нюансы города. Два разных подхода и.... Опять я тороплюсь, негодяй такой.... Ровно сутки ничего не происходило. Колонна двигалась гладенько без происшествий. Хотя по связи мы слышали, что у смежников дела хреноватые. Восточную группу войск пикетировали местные жители, в то время, как и западная колонна была обстреляна не пойми кем. Были повреждены машины и три БТРа. Нам пока везло: помех, и сопротивления на дороге не было. Но говорят: сплюнь, а то сглазишь. Никто и не плюнул. В два часа по полудню нам вжарили со стороны посёлка Долинский, будь он неладен. Воздух разрезал противный режущий звук, и головная машина подпрыгнула, заваливаясь набок. Второй автомашине выбило лобовуху и убило водителя. Пока огонь занимался по кабине, вжикнула ещё одна ракета и разнесла эту же машину в хлам. Бойцы, что слетели за секунду до этого, орали благим матом. Матерились офицеры, наспех отдавая команды. Пока сориентировались, да мобилизовались, по нам выпустили ещё две ракеты. Стрелял "Град" и наш танкист взял его координаты. Яркий бом-м разнёс дьявольскую передвижную установку. От посёлка понеслась какофония выстрелов. Туго застучали удары по бронетехнике, на корпусе которой уже никого не было. Сам я слетел с бэтээра с первого же удара "Града. Отчасти задело волной, отчасти сам инстинктивно отпрянул назад, скатившись в грязь и пребольно ударившись об подствольник. Деморализовало буквально всех, и если б не злобный ор командиров, бойцы-новобранцы понеслись бы на пули. Очень быстро мы взяли ситуацию под контроль, и благодаря чёткой координации меж связи, подавили превосходящим огнём разрозненные очаги. Поселок затих, потеряв две передвижные установки, пару-тройку пулемётов и .... Внешне, даже издалека было видно, как плавятся их дома, рассадник осиных гнёзд. Тишина не обнадёживала. Она пугала. Но мы пошли вперёд, с опаской. Зная, что всех мы не переубивали. Но надо идти. Идти, как бы страшно не было. Закрепиться на рубеже....
Это был мой первый бой. С него я понял, что здесь стреляют и убивают. В пылу и жару боя я не заметил боли. Неведомым осколком мне сорвало кусок кожи с правого бедра. Брючина почернела от крови, а сам я почувствовал слабость. Руки дрожали, и я не мог их остановить. Рэмбо хренов! Пока мне накладывали бинты, я обратил внимание, что кальсоны мои мокры не только от крови. Было неприятно мокро в паху, и я без умолку болтал, что-то городил, пытаясь за остротами скрыть позор. Позднее я узнал, что в подобных боях и обсираются. Но как шутили отцы-командиры: ты обосрись, но выполни задачу!
Многое ещё чего мог рассказать, но, пожалуй, буду краток. Долинский этот дался нам не просто. Мы двигались черепашьим шагом по проселочной размытой дороге мимо каких-то лачуг, домов, хибар затрапезного вида. Ни людей, ни селян мы не видели. Всё дышало необъяснимой ненавистью к нам, это чувствовалось в каждом шаге, в каждом вздохе. Словно сам воздух пропитался ядом неприятия и злобы. Через день-другой нас снова обстреляли. На этот раз бой длился до самого вечера с переменными успехами. На войне быстро учишься, а если нет, тебя скоро убивают. Я уже не ссался от близких разрывов. Я, оскалив зубы, коротко стрелял, в основном, на вспышку встречных огней. Я привык к грузу 300 и грузу 200. Сам был нетяжело ранен, но в бою, начхав на рану, прыгал, бегал и ползал на этой ране, чтоб потом по затишью скрипеть зубами и перевязывать открывшуюся кровь. Я зверел. Я был страшно зол. И прежде всего на себя. Ну, на кой болт сунулся в этот ад! Отслужил бы свои положенные два года и свалил бы втихую по дембелю. Кому ты и что ты хотел доказать? Себе? Доказал?! Что в штаны дуешь как дитё?! Чего ты забыл на этой войне? Вон скольких, уже назад отправили.... горизонтально.
Так вот, примерно и бесился, загоняя себя в бессильный тупик. Знал, что дороги назад нет, и не будет. Только через ад. Хотя, когда не стреляли и не било по голове разрывной канонадой, я прислушивался к своему новому состоянию. Я, надо же, влёт учился невообразимым вещам. Я мог теперь легко управляться ножом. Счистить лезвием от грязи рану. Запечь рану прокаленным тем же лезвием, зашить рану самостоятельно на себе.... Саперная лопатка стала для меня третьей рукой, А ещё, я за две минуты разогревал завтрак на паяльной лампе. Да и много чего мог.... Я, братцы, матерел. Матерел у себя на глазах. Первого "духа" я увалил, когда он кинул клич "в атаку" Как встал парень, так и лёг. К тому времени колонна прошла без малого три четверти пути до означенной диспозиции. На пути стоял Керла-Юрт, деревушка типа аула, где нам и предстояло дислоцироваться. Иначе, бросить якорь. Закрыть северные ворота Грозного, чтобы мышь не проскочила. Таких блоков должно было быть три: север, запад, восток. Мы - север. Так вот: Керла-Юрт кишел ополченцами как тараканами. И с ними ещё какие-то люди сомнительного типа. То ли местные, то ли сочувствующие. Но с оружием и весьма неплохим. Снайперские винтари, гранатометы, пулемёты.... Видно, что народ духовитый и ждать, когда их погонят, не собирается. Сами хотят нас.... Метлой. Да, и вот тут-то всё зашлось не по-детски! Представляете? Нашу колонну хотели взять в клещи, раздербанить частичками, отсечь друг от друга и.... Наполеоны, бля! Ну, наше командование, не стало ждать, пока их в ощип возьмут. Резво рассредоточились по всей местности и танковой бронетехникой вперёд! В отличие от города там, есть, где разгуляться. Пехота за бэтээрами и тоже раскидана по территории, боевыми семёрками. В башке каждой сержант или прапор.... Ух! Бородино и только! Сейчас вспоминается с воодушевлением, а тогда не до смеха было. Наших ложили как дрова! Но и мы никого не жалели! Жгли, расстреливали.... Сравнивали посёлок с землей. На войне нет морали. Есть задача! Убейся, но выполни!
Одним словом, согнали мы их с точки. Притормозились джигиты у самых заокраин и где-то в оврагах раны зализывают. Ну, и мы, стало быть, зализываем.... Передышка, хоть короткая, ну ой как нужна! С нашей стороны раненых.... глаза боятся видеть. Убитых.... кто ж их считал-то.
А по вечорке "духи" решили реванш отыграть. Мы видим, ползут.... Счас кинутся. Очевидно, разведкой пронюхали, что у нас танки временно недееспособны: у четырёх машин траки полетели, пять-семь на дозаправке, остальные, не знаю.... Где как. Решили врасплох и нахрапом шорох навести. Наивный народ эти горцы. Даже если машина стоит, башня-то с пушкой вращается. Да и зенитки у нас ещё в ходу. Ну, это всё ладно.... Видимо, акцент у них на дух и на резкий удар. Овраг их отчасти скрывает. Ясно, что пойдут под прикрытием. А что для них прикрытие? Переносные мы ихние расхерачили. Только гранатометы. И точно, едва осмыслили этот факт, как бу-у-ухм.... ба-ба-ах.... Понеслась! Норовят по технике и, где по их, якобы, мнению начальство обитает. Хрен вы угадали!
И тут я расстарался, слуга ваш покорный. Так получилось, что тот, кто больше копошился в этом овраге, естественно, больше и привлек моё внимание. Как оказалось потом, это их "башка". Полевой командор, извините за иронию.... И елозил он не зря. Выбирал момент, когда геройски встанет. Что ж, встал! Перекрытие прицела пришлось на середину далёкой фигуры. Но пуля влетела не в живот, как ожидалось, а кусанула шею боевика. Аж с расстояния увидел фонтанчик крови. Тот успел крикнуть что-то и даже побежать после моего выстрела, но тут же рухнул. "Аллаакбаровцы", воодушевлённые командиром не пробежали и ста метров, были прижаты к земле кинжальным огнём наших пулемётов. Реванш не состоялся. Пока снайпера состязались на расстоянии, наши орлы погнали по кочкам дикую дивизию чуть ли не до самых болот. Победа была налицо. Только какой ценой нам это встало....
К двадцатому декабря северно-западная группировка Объединенных российских войск встала в десяти километрах от мятежного Грозного. Большая часть группировки двинулась дальше, оттесняя противника внутрь города. Часть осталась и окопалась на линии Долинский-Первомайская-Петропаловская. Там по определению и задаче командования осуществлялся северный "замок" Городу.
Дни шли за днями. На нашем северно-западном рубеже было худо-бедно. Относительно спокойно, можно сказать. Обстреливали, да. Бывало, наскакивали, но так несерьезно.... Щупали на прочность и моральную устойчивость. Работали "меткачи", - так называли у нас снайперов. Свободно пернуть не давали. Так что.... передвигались мы озираюче юрко. Впригиб, злые и взвинченные. Но знали. Знали, что у нас здесь относительно мёд. Настоящее пепелище - там! В Грозном. Мы слышали по частотам как бьются наши солдаты, как погибают из-за неумелых действий командиров. Или из-за слишком умелых ..... противника. Мы слышали в новогоднюю ночь как погибали майкопские ребята. И ничего сделать не могли! Бессилие душило нас. Окопно-блиндажная жизнь оторвала нас от настоящей битвы. Переживания делали нас слабыми и сильными одновременно. Многим из наших, за всех не берусь сказать, казалось, что их мышцы застаиваются, а рефлексы тупеют от ничего неделания. Что их помощь сейчас бы не помешала: и майкопским и рохлинским и всем, кому приходилось не сладко в горящем городе. По себе скажу: вкусив однажды смерть, чужую смерть, я хотел ещё.... В тепле мирной и сытой жизни, я знаю, меня многие осудят. Трудно понять, не испытав и толики войны. Но тогда, в январе 95-го, в моём грязном, давно не мытом теле не осталось ничего от того робкого юноши, что не посмел вступиться за кота. Я деформировался. А хорошо это или плохо.... Не знаю.... Наверно, ничего хорошего. Человеческого умерло больше, а на место.... Эхе-хе.... Не скажешь всё словами, не скажешь. Я очень жалел, что не попал в ту группу, которая двинулась на город. Ребята, что воевали со мной бок обок, ощущали те же эмоции. Невостребованность угнетала. Мы не были героями, но коль попали в эту жопу, хотелось ощутимых действий. Понятно, что и здесь, на блокпосту был не рай, но нервы толкали, сподвигали на большее.
В моё подчинение дали взвод. У командиров я считался обстрелянным, колючим и ушлым. Моя злость и моё везение (раны на мне затягивались как на собаке) стали ключевыми качествами, позволяющие мне носить лычки младшего сержанта. Мы занимались отслеживанием "меткачей". А вернее, статистикой их позиций. Нами были зафиксированы, как минимум, пять снайперских "точек", которые повторялись, время от времени. Оставалось угадать или рассчитать, когда и где эта тварь заляжет. Возможно, их было двое. Возможно, они менялись.... Но только выстрел всегда отсвистывал вдруг и всегда выхлёстывал одного, а где и двоих неосторожных. Взять "меткача" не реально. Засечь выстрел мало. Важней предугадать, срисовать по "ошибке" - блику, что для опытных мастеров неприемлемо. Сработать встречной пулей - это только в кино. Пока наш выстроит все поправки: на ветер, на расстояние.... тот исчезнет. Чего мы только не делали. И куклу таскали по окопам и своего "меткача выставляли на удачу, и в засадах маялись.... нет.
А взяли его случайно. Как и всё в этой жизни. Трое из наряда спустились к ручью за водой. А там мужик, непонятно кто, пополняет канистру. В одежде под дервиша. Местный? Ну, ладно, местный. Чё почём, откуда? А тот, возьми, и зайцем по холму вверх.
Психологически срабатывает одинаково: убегает - стало быть, в чём-то виноват. Только в чём? Стой, падла, куда? Бежит.... Стой, стреляем! Бежит.... Только когда бойцы пустили очередь над головой, встал. Руки задрал. Чё бежал, чудила, кто такой? Естественно, молчок. И только третий из наряда, что не сорвался в погоню, потому что набирал воду, споткнулся в траве обо что-то грузное.... Этим что-то оказался винтарь, аккуратно зачехленный в брезентовку. СВД - снайперская винтовка Драгунова, незаменимая игрушка дальних расчётов. Пока охеревали, этот воспользовался и нашему ножом в бочину.... Не попал, предплечье распорол. Короче, когда я с подмогой прибежал (по рации вызвали), кухонный наряд этого "меткача" ногами обрабатывал да прикладами помогал. Стой, ору, отставить самосуд, убьёте.... А Ренчик, он же Ренат Ибрагимов мне так спокойно: "А я и хочу его убить". И ножом, тем самым, что отняли, тянется.... К горлу снайпера. Я его за рукав, потом за ворот к себе рву: " Ты, чё, конь, забылся, да?! Ты где, шалава, в армии или в тусне на гражданке?" А он глазами бычит и хрипит: "Уйди, младшой, от греха.... Я, если его не кончу, ночами спать не буду". А я: "Рена! Включай мозг, сука! Ты его кончишь, пойдём все под трибунал! Все! Его надо живым до штаба!"
А он: "Хрен тебе!" И снова к горлу тянется, чёрт невменяемый. Я всем весом и локтем ему на затылок! Упали оба. Рена обмяк, а я вскочил и ору: "Держите его!" Его под локти и оттащили от снайпера. "Сучка!!! - Это он мне орёт, - Ты же сам, сам хотел его уработать! Забыл? Сам! А теперь чё?! "Сопли" на погон нацепил и всё, да?! Перекрестился в другую веру, да? Гнида!!! Начальству зад лижешь?!" На губах грязь со слюной перемешалась. В глазах лютая ненависть. Я подошёл, самого трясёт - не остановить. То ли от обстановки, то ли от его слов. Еле сдержался, чтоб не садануть ему в морду. Потом отдышался помалу и уже спокойно: "Давайте, - говорю, - конвоируем! А этого, - указываю на Рену, - разоружить пока!" Всю дорогу шёл и думал. А ведь он прав, Рена-то.... Не так уж и много прошло, когда я сам хотел этого снайпера на шомпол навернуть. В палатке только и гудели солдатнёй, и Рена там был, всё казни этому "меткачу" придумывали. От отрезания яиц до вворачивания шомпола в задний проход. Причём всё искренне и без всякой иронии. Подумайте только, эта тля выстёгивал из жизни самых молодых ребят. Хотя мы все вроде не старые.... Я шёл и думал, что случилось, и когда я перекрасился. Перекрестился, как сказал Рена. Когда "сопли" на погон повесил? Стал ответственнее, стал.... гнилее? И от этих мыслей так погано стало на душе, что я трижды пожалел, что не дал Ибрагимову приколоть этого гада.
В штабе с задержанным пошустрили и выяснили следующее. Осетин, сорока двух лет, контрактник, работал в Приднестровье. На войнах не первый день и всегда идеологически на стороне повстанцев. Здесь выполнял "работу" и, якобы, не являлся сочувствующим. Работал один, но у него был помощник. Доставлял ему провиант на "лежбище", носил воду, а также аккуратно информировал, где и как.... Помощник, говорит, бросил его, исчез, и ему пришлось заботиться о себе самому. Был привязан к оружию и нигде его не оставлял. Это и послужило причиной его провала. Там, на ручье, будь он без винтаря, легко бы сошёл за местного. Прошёлся бы по ушам и всё.... А так, понадеялся на ранний утренний час и зря понадеялся. Привычки, бывает, спасают, а бывает.... Больше о нём никто ничего не слышал. Снайпер исчез, как будто его и не было. Мой взвод поощрили. А Рену за проявленную бдительность и чёткость действий наградили именными часами и блоком болгарских сигарет. Это не сгладило наши отношения, да я и не ждал от него благодарности. Я писал третий рапорт о переводе меня на передний край. И меня, в конце концов, услышали.
Двадцать третьего января прибыло подкрепление в виде живой силы и оружия. Необстрелянный материал, то бишь новичков, рассредоточили по ротам, а ветеранов, понюхавших кровь, отправили в Грозный. Сбылась мечта идиота.... В настоящий момент я был не романтик и не герой. А скорее, бездушной машиной. Я умел нажимать на курок и, судя по результатам, нажимал неплохо.
Я, пожалуй, не буду всего поднимать из памяти. Слишком много копоти и грязи в ней. Без подробностей скажу: меня ранило на этой войне ещё два раза. Первый раз в пригороде, второй раз на мосту, на котором мы каждый метр отщипывали с боем. Чеченцы с яростью обозленных ос, боролись за каждую пядь земли. И мост нам давался невероятно тяжело. 30 января наша ударная бригада мотострелков решительным натиском захватила прилежащие районы площади с поэтическим названием "Минутка". Мы укрепились на рубежах трамвайного депо и частично административного блока. Это были самые никудышные рубежи, неприкрытые ни артиллерией, ни танковыми залпами. Мы были совершенно голые перед ощетинившимися боевиками. А те, чувствуя отсутствие у нас подпора, были настроены вернуть утраченные позиции. Город пылал и чадил. Казалось, он безвозвратно умирал. Жуткое зрелище бетонного крошева, раздавленных трупов и неутихающих канонад превратил восприятие действительности в сюрреалистический сон. Хотелось закрыть глаза и открыть там, где голубизна чистого неба, свежий ветер и совсем.... совсем нехолодно.
Первый день февраля чеченской осенней зимы стал для меня последним днём моей земной жизни. Но тогда я этого ещё не знал. Словно в подарок утром падали большие снежные хлопья, что небывалая редкость для этих бесснежных мест. Снег притягивал взор и завораживал. Он единственный мог олицетворять колыбель добра в этом безысходном городе зла. Он единственный радовал. Наверное, поэтому и насладиться им как следует не дали. Жуткие удары сотрясли стены мастерских, срывая ряд последних стеллажей, чудом не посрывавшие ещё с начала апокалипсиса. Посыпались враздрабыр домкраты, ключи и всевозможный набор инструментов. В здание трамвайного депо ворвался огонь и ужас. Вместе с этим раздались крики подраненных бойцов, и мерзкий звук очередей ударил по ушам. К нам пожаловал Ад. Трёхэтажное здание мигом ожило как большой рассерженный улей, встрепенулось и окрысилось ответным огнём. Боевики применяли гранатометы, которых у них было больше чем у нас. Скоро многие комнаты пылали и чтоб не зажариться в этом ненадёжном и открытом, как ладонь, здании пришлось вырываться с боем во двор и уходить задним двором, который едва расчистила для нас седьмая рота капитана Давлетшина. Мы уходили, отдавая врагу то, что ещё вчера брали нахрапом. Сегодня нахрапом брал враг, хорошо отдохнувший, превосходящий и, быть может, ненамного, но лучше вооруженный. А нам единственной отрадой была от этой рокировки захваченный накануне арсенал оружия, в подвале старого депо. В невскрытых ящиках, в промасленной бумаге лежали автоматы, пулемёты, подствольники и патроны. Много-много. Тоже в ящиках. Хотя бы ради этого и стоило сюда переть, потому как свои скудные запасы мы давно расстреляли, перебиваясь трофеями убитых. А тут такой подарок.... В какой-то мере это компенсировало, что мы уходим. Вот только бы уйти с минимальными....
Гранатомётов в том хранилище оказалось всего два, как ни странно могло б показаться. Видимо, это оружие боевиками ценилось и уходило влёт по рукам. Вот и сейчас они нас жарили из эрпэгэшек. Мы бежали по задворкам трамвайного парка, оскалясь и ощерясь, подхватывая под локти раненых и стреляя во все, что вокруг нас есть.... Стреляло в нас всё: и земля и небо, и покорёженные ржавые трамваи на запасных путях. Словно тараканы, "духи" сновали везде, пытаясь отрезать нам путь к отступлению. Нас убивали, но мы шли, ползли, бежали, выжигая себе путь вперёд. К выходу из парка....
Кроме центрального въезда в парк, был ещё какой-то подсобный въезд и выезд, похоже, для ремонтно-технических проблем. И он шёл через, полуовальной формы, постройку, именуемой в просторечье "боксы": крытое помещение для ввода трамваев на тех.осмотр и ремонт. Поскольку "духи" вошли через центральный ход и пытались взять нас в клещи, мы отступали именно к боксам, где надеялись выскочить наружу, и уже не стесненные каменными заборами, рвать к своим. Побитой бригаде было б тогда, в любом случае, легче рассредоточиться по городу и держать оборону.
Нас было четверо: прикрывающих отход группы. В пулемётном мастерстве я был незаменим. Или почти незаменим. Славная и безотказная машина РПК-а в моих руках пела, и вышивала кружева, оставляя по линии шитья клочья дудаевских бойцов. Не помню, когда перешёл на этот вид оружия, но в последние дни я предпочитал работать только с ним. Меня не тяготила его тяжесть и кроме подсумка, я пёр на себе две груженые сумки для магазинов РПК. Магазины были спарены изолентой, чтобы на перезарядку хватало секунды и не больше.... В том подвальчике мы хорошо подзатарились.... "Духов" можно понять, прое...ших такой арсенал. Я был как нагулявший жирок барсук. И морально и внешне. Тащить всё это не представляло труда. Тело настолько привыкло за время всех походов к лишнему весу, что лишнее железо уже не воспринимало как нагрузку. Подраненное и уставшее, оно устало уставать и отдалось во власть изощренного разума. А разум был настроен биться до последнего....
Итак, нас было четверо пулемётных демона. Двое: "Рыжий" - Колян Златоурест и "Тыква", он же Ромыч. Бойцы - клад. С пулемётом как с тёткой давно. Старожилы. А вот Родик Ладынин, тот из молодых да ранних. Как и я, взялся "вышивать" недавно и к радости больше, чем к удивлению обнаружил в себе этот великий талант. Отряд уходил, а мы шмаляли настырных "духов", не давая им пропердеться. Мы были рассредоточены, и каждый вёл свой сектор. Я слышал, как обозленный противник истошно орёт, извергая проклятия. По нам четырежды били из РПГ и просто фантастика, что не попали. Два перелёта. Один недолёт, но близко.... Я думал: Рыжему хана, но у него только кровь из ушей пошла, контузия.... Четвертый "дух" встал как Рэмбо в полный рост и прицельно намеряет траекторию полёта. Намерил, бля! Я его строчкой прошил из своей машинки "зингер". Снаряд ушёл в небо, а воин.... наверно, туда же.... "Духи" стали собранней и осмотрительней. Уже не прут, то есть прут, конечно, но не так оголтело. Поливают свинцом наши позиции, а гранатометчики, очевидно с флагов заходят. Я кричу, сплёвывая грязь: "Рыжий, Родя, давай по малой отходите! Мы с Тыквой прикроем!" А этот Рыжий то ли вредный, то ли герой, не слышит типа, продолжает херачить из своего "отбойника". Контуженный.... Я тогда ору молодому, он поближе: "Ладынин, сука! Хватай Рыжего и уходите! Положат нас тут всех, к е..ням, слышишь, нет?!" Услышал. Донёс это до Рыжего, тот на меня глядит. Делаю знак рукой и злую-презлую морду: исполняй, падла, приказ, не геройствуй! Вроде понял, начал отползать. А грязь, подмороженная за ночь, так и взлетает ошмётками, до того плотно огнём садят.... Думаю, пускай эти двое отойдут, а потом и мы с Тыквой. "Аллаакбаровцы" въехали в наш замысел, и давай гнобить отходящих, но мы с Ромычем, тоже, не просто так в грязи окопались. Мы с яростью обрушиваем огонь на самых хитроумных и зловредных стрелков. Часть из них позалазила в трамваи и думают: так проще. Из РПГ можно садануть, да и закрыты как бы.... Ну-ну! Трамвайная жестянка, тьфу! Пока Тыква выжигал передний край, я три рожка высадил по этим трамваям. Как вам там, тепло?! Патронов предостаточно, только вас, чертей, почему-то не меньше....
Зацепили всё-таки Ладынина, гляжу: припадает на левую ногу и часто падает. Рыжий его поднукивает, хотя и сам неважный. Ушатанный. Давайте, ребятки, давайте! До спасательного поворота всего ничего. Там зона слепая, не достанут.... Четырёхметровая куча ржавья, за которой стоят те самые боксы, и близкий забор не дают подобраться поудобней с выстрелом в этот район. И поэтому можно мышью проскочить между забором и кучей и затеряться в здании бокса. Помещение имеет сквозные хода, по которым и ушла группа, слава богу! Понимаю, что лазейку можно прикрыть. Достаточно пульнуть гранатой в эту кучу, и .... Разнесенное железо завалит путь к отступлению и даже поможет уничтожить близ стоящих. Я не считаю врага тупым, потому что сам вроде не глупый. Поэтому боюсь за ребят.... Оглядываюсь ещё раз. Неужели проскочили? Чисто.... Пора и нам. "Ромыч! - Ору. - Отползаем! Давай, по три метра каждый!" Это значит: он делает три метра назад, а я херачу во всё непонятное. Потом он херачит, а я делаю три, а может и больше.... Такая стратегия называется взаимоприкрытие. Тыкву ранили в руку, меня шлёпнуло по каске то ли осколком, то ли булыжником. Звенело и не перестаёт звенеть в ушах. Но в одно время мне показалась, что боевики приутихли.... отчего-то. То есть, стелют не так жарко, как вот-вот только.... Понимание пришло интуитивно. Плен.... Бояться прихлопнуть.... Мы нужны живыми.... Совершенно ясно, что ждать от плена сто грамм по-русски и девушку - абсолютная безнадёга. Скорей уж, с точностью наоборот и в кубе. Нас жалеют, чтобы потом ох, как не пожалеть! А это значит, что в наши планы это не как не вписывается. "Ромыч! - Ору. - Давай по пять! И шустрее! Эти суки нас живыми брать будут!" Тыква кивает и откатывается по новой разметке. "Духи" шмаляют на опережение наших рывков и торжествующе орут. Им удаётся подранить меня выше бедра, под самую ягодицу и я кренюсь как Чебурашка вправо. Тело не слушается и отказывается подчиняться. Я загнанно дышу и задыхаюсь. Мне кажется "духи" рядом, в полушаге.... Я устал.... Тыква уговаривает, потом орёт и силой гонит меня к куче металлолома. Его РПК неистово молотит, отдаваясь гудящей болью в моей башке. Я заползаю за баррикады металла, хочу встать, но по-прежнему ползу на четвереньках. Я извозюкался полностью в грязи, но ухитрился не бросить, ни пулемёт, ни сумки с магазинами. Мало того, я пытаюсь встать, падаю, но встаю.... Сознание противится слабости, и в горячке я шагаю назад, чтобы прикрыть товарища. Тыква выпячивается спиной и чуть не сбивает меня с ног. Он по-прежнему демон войны. "Куда? - Орёт. - Еле стоишь. Давай отходи! Я их попридержу!"
Блочное здание в два этажа, серым размытым пятном в двух шагах. Это не "боксы", а неведомая пристройка к ним. "Давай, вместе". - Хриплю. Но Ромыча трясет от моего непослушания: "Не успеем вместе! Близко! Нагонят!" Он матерится очень убедительно и я, наконец, вплываю в темный коридор. В башке клубится мысль не уйти, а вскарабкаться на второй этаж, прямиком к окну. Укрепиться в позиции на отход Тыквы. Удивительно, это же просто.... Как я не догадался.
Окно без рам и стекол походило на бойницу. Узкое, под пулемёт и плюс к прочему искорёженный козырёк крыши закрывал верхнюю половину проёма. Просто дот, а не окно. Подарок пулемётчику. Выглядываю: "Ромыч!" Тыква, лежал, неестественно раскорячившись. Правая рука оперлась на пулемёт, словно с его помощью он хотел приподняться, но левая половина тела полностью осела, притулившись головой к земле. Будто Ромыч услышал нечто в недрах земли и заинтересованно приложился ухом. Левая нога его конвульсивно дёргалась. "Ромыч! - Ору. - Ты держись, я счас!!!" Хотя вижу: помощь уже не требуется. Из под Тыквы вытекает черно-бурая.... "Ромыч, - шепчу тихо, - я счас".
Руки делают всё механически, отдельно от мыслей: ставят, заряжают, готовят, укрепляют.... А в голове ничего, кроме одной программы. Убивать. Меня отпустила слабость и дурнота. Меня колошматит от нетерпения. Зудят и подстёгивают нервы, а палец на спусковом взмок от ожидания....
Первого я срезал, как только он потянулся к убитому Ромычу. Очередь прошила ему все открытые места. Боевик выдал горловой звук и тюкнулся рядом с Тыквой. Второй вылетел из угла и мастерски в кувырке прострочил предположительный сектор. Только предположения его были не там. Я сверху дуванул и его расплющило о забор. Остальные попризадумались и пока на просвет не выскакивали. Очевидно, соизмеряли угол и траекторию моих выстрелов. Должен заявить: место для огневой позиции было просто желать лучшего не надо. Слева от постройки, где я засел, стоял плотный в два метра забор. Обойти домину было можно только за забором. Справа высокая гора металла не давала боевикам толком разглядеть меня, а ударить гранатой из ствола было в неудобняк неприцельно. Мешала та же гора. Разнести её парой "хлопушек" можно, но железо разнесёт по всему двору. А как наступать на пулемёт, через железные буераки? Понятно, что мой дот откроется, но ведь в него ещё надо попасть! Что снайперу, что гранатомётчику. С другой стороны, так и они мне откроются, голубчики! Пока меня приложат навеки, я их многих поковыряю. У меня тут запаса....
"Духи высчитали мою точку, это несложно, но что делать толком не решили. Палили вслепую, наудачу. Из-за острых углов жести, проволоки и арматуры вскидывались руки с автоматом и изрыгали огонь. Я в свою очередь долбил беспрестанно этот железный хлам вместе с человеческим.... Моё укрытие считалось более совершенно, чем их. Пули ходили надо мной поверх, откусывая куски бетона и камня. По лицу моему струилась кровь: я получил несколько рассечений. Не от свинца, а именно от бетонной крошки. Но серьёзных повреждений не имел, кроме той злосчастной пули в мягком месте. Боевики очень скоро заткнулись. Как показала практика: жестянка не прикрывает от пуль. Что ж...
А меня куражило и несло. Я разложил полные "рожки" под ноги, чтобы быстро подхватывать и пристёгивать вместо пустых, не теряя драгоценных секунд. Их оставалось ещё восемь "спаренных", по сорок "маслин" в каждой обойме. И ничего оставлять я не собирался. Даже для себя. На этот скорбный случай я имел гранаты в подсумке и щедро отодвигал этот момент на неясное потом....
Интересно, что я думал тогда, за семь минут до гибели? Может, вспоминал дом, мать? Последний раз я видел её, когда она приезжала в "учебку" в день присяги. Я не сказал ей, что иду на войну. Я был упитанный, розовощёкий и мать порадовалась за меня, попросив меня писать чаще и высылать фотографии. Теперь её мальчик стал совсем не тем, что она знала, что она видела. Война выжгла во мне доброго и ранимого юношу. Я стал зверьё. Я стал не лучше, чем сами чеченцы. И если есть ад, то он мне после Чечни покажется раем.
Меня несло. И я подстёгивал мысленно "духов", робко попритихших и вынашивающих очередную "бяку". Ну, же.... ну, же! Шустрее, ребятки! Мой палец мёрзнет на курке!
Неожиданно я понял, что задумал противник. Стратегически верно было б дом обойти. Он сквозной. А значит, войти в дом с задника и подавить "точку" гранатой, или даже выстрелом, проще пареной репы. Всего и делов-то, что сделать подкоп под забор и пролезть. Я похолодел от этой догадки. Это ж азбука! И я сам на месте врага сделал именно такой маневр. Словно в подтверждение моих опасений, металлолом заверещал очередями. Меня отвлекали....
Пожалуй, вот тогда и пошёл обратный отсчёт. Я ясно понял, что жить мне осталось всего ничего. Я вдруг сладко и затылком ощутил присутствие в доме ещё одного человека. Я не слышал его шагов, но я знал, что он идёт. Крадётся. И тогда я поднял пулемёт и пошёл навстречу....
Странно, я знал, что вот-вот умру, но боялся ли? Не могу сказать определённо. Сердце ёкнуло всего раз, а потом наступила тишина внутри. Такая светлая, безмятежная. Я шагнул тоже тихо, а мой палец замер на крючке. Кажется.... я улыбался.
Я вышел на лестничную площадку и.... Он чуть не протаранил мне головой грудь: до того быстро несся, да и я неожиданно вышел.... Я ткнул ему стволом в ребра, дистанцируясь, а он разжал ладонь.... Кольца на "эфке" не было. "Алла-акба!" - Это было последнее, что он сказал и последнее, что я услышал. Мой палец надавил спуск одновременно с яркой вспышкой.
Была ли боль, не знаю. Может, да. Может, нет. Смерть стёрла все ощущения. Я даже не расслышал взрывного раската, зато запомнил эту вспышку. Белую. Слепящую.... Но ещё до вспышки, я разглядел глаза боевика. Там была мешанина чувств. Самых разных. Первое: удивление и страх. Чётко как проявление плёнки. Он не ожидал наскочить на меня. Собирался "зачистить" по заезженной схеме. И кольцо заранее сорвал.... Второе, что я увидел: обречённость и смирение. Это пробежало тенью. Быстро и тонко, ладонь разжалась именно после этого.... Всё вместе я увидел целое: враг забрал меня с собой. Чёрта с два! Это я забрал его с собой. Если б я не прочухал его вовремя, он кинул бы "лимонку мне под зад. А сам бы остался жить. Это я нарушил его планы!
Бесцельно витаю между комнатой и лестничным пролётом. Не хватает какого-то пазла в этой головоломке. Не пойму какого.... Ага, понял. Спросим у джигита, как он провёл свой последний день.
Вижу его в рядах воодушевленных боевиков. Бежит в семёрке, с гранатомётом за спиной. Ну вот, пошла молотить ихняя артиллерия, тут всё ясно, испытали на шкуре недавно. Не иначе, миномёты отшептали.... Субъект неугомонен: бежит, строчит. Прицельно бьёт по окнам из своей дьявольской "трубы". Хорошо бьёт, ему это самому нравится. Снова бежит, строчит. Красавец.... Хотел войну и получил войну. Стараюсь между тем понять, чем отличались мы с ним. Он и я. Он стрелял и радовался. Своим результатам. Я стрелял и радовался, когда попадал. Мы оба солдаты. И солдаты противоборствующих сторон. Тут всё честно. И я гад. И он гад. Тогда что? Мотивация. У нас разные приоритеты на этой войне. Он воевал на своей земле и за свой народ, ладно.... Я попёрся воевать, потому что призвали. Ну, и по глупости, конечно. Я оккупант, хорошо! Это мой минус. Что ещё? Он воевал не только за народ и Родину в целом, а как уже знаю против тех, кто не одной с ним веры. Это не минус и не плюс. Это право выбора. Итак, подытожу! У горца было больше мотивации воевать, в то время как я мог не воевать вообще. Я чужой на этой войне. Как и тысяча мальчишек, попавших сюда случайно. Что же получается, он прав, а я - нет?
Я гляжу на обескровленную кожу, белые губы, остекленевшие глаза и вижу, наконец, далеко самого себя и моих ещё живых товарищей: Тыкву, Рыжего, Родьку.... Наши далекие тела сливаются с, распаханным от снарядов и гранат, полем трамвайного парка. Неужели это мы? Что-то далекое копошащееся в земле, стреляет, огрызается огнём. Сопротивляется. Да так бойко, что джигиту это не нравится. Это не нравится всем, кто рядом с джигитом. Таким же джигитам, как и он сам. Я чувствую негодование и бешенство. Не своё, разумеется.... Их. Аура, ещё не угасшая до конца, источает эмоциональный фон, который я принимаю как радиоволны. Я чувствую их бешенство, но в то же время, я удовлетворен. Я молодцава! Товарищи мои - красавцы! Не посрамили русский дух. Дали стервецам по усам и бороде!
Я не забыл, дальше будет хуже и вот.... Я вижу маленькие точки, вспыхивающие огнем. Они удаляются и вспыхивают вновь. Стреляют. Им вдогон несётся ответная стрельба и точки замедляют движение, становятся больше, превращаются в фигурки. Мою и Ромыча. Я ранен. Это видят боевики и радуются. Я чувствую их настрой: предвкушение сладкого. А что для них сладкое? Твари.... Вы ещё не знаете, какой сюрприз вас ожидает! Тебя, джигит, особенно....
Я вижу свой дот со стороны. Забавно. Серое здание через бахрому железа огрызается вспышками огня. Малюсенькое окошко, действительное маленькое, чтоб нагреть его гранатомётом. К тому же, чтобы прицельно жахнуть из РПГ, надо удобно встать. С позиции: желательно стоя. Ну, можно и с колен, только обязательно с удобной площадки. Через шапку остро выпирающего металла будет некорректно. Весьма некорректно. А тот маленький проход, по которому прошли мы с Ромычем, у меня как на ладони. Попробуй, вражина, высунься! У меня ситуация, как у спартанцев с персами, когда те небольшим числом долбили превосходящие силы в узком горлышке ограниченного пространства.
Сейчас я наблюдаю картину глазами врага и поневоле задумываюсь над его партией. Можно б, конечно, было выстрелить и через шапку железяк. Навесиком так, "дувануть" из РПГ.... Наудачу и на фарт. Я бы, наверно, "дунул". А что? Снёс бы по-любому козырёк. Посыпалась бы кровля, камни.... Пулемётчика бы, в любом случае, если б не накрыло, то контузило. Разновероятно могло бы быть. Пулемёт бы заткнулся. Пусть доля минуты, а бойцы бы проскочили. Даже если б снёс шапку по первому выстрелу, то со второго - точно б смахнул козырёк.... Что ж ты, джигит? Где твоя "игрушка"?
Но наш герой совещается с более авторитетными, чем он сам. Чеченские отцы-командиры. Вот они и дают план-задачу. Тоже весьма недурственную. Я вижу: саперные лопатки вгрызаются в землю у забора. Джигит примеряется, но рано.... Не проходит тело. С моего окошечка это не видно. Подкоп в слепой зоне от меня. И это резонно. Только я всё равно ведь узнал. Ну, вот и яма. Мой подопечный горец соизмерился, вжался и.... пролез.
Здесь и пошёл обратный отсчёт. Нет.... он пошёл чуток позже. Когда нас в доме стало двое. Я вижу: несётся.... Несётся мой убийца. На нашу общую смерть. Вот вбегает в подъезд со стороны улицы, смотрит снизу вверх: на площадку второго этажа. Без труда определяет комнатку, где я "засел" и выхватывает гранату. Слетает чека. И "лимонка" блокируется только пережимом спусковой скобы. Осталось перемахнуть полторы лестницы и.... Здесь и делает ошибку мой злой гений. Он даёт тихий старт, пренебрегая контролем за ситуацией. Другими словами, он не смотрит, куда бежит. Цель - преодолеть ступени, добраться до площадки и.... закинуть "эфку". Вариант встречи со мной для него абсурден. Он резво взлетает и .... Тут выходит с пулемётом.... Бог ты мой! Это кто? Это я что ли? Грязный перемазанный чумка выходит из комнаты, как из первого ужастика видеосалона, в который я ходил до армии. Съехавшая на затылок каска, склеенные в сосульки волосы и кровяные потёки, запекшиеся в грязи. Белки глаз как у негра. Таков мой бравый вид. А я и не знал, ведь с зеркалом давно не дружу, как пошёл на эту "Минутку". Я искренне пугаюсь вместе с джигитом. Немудрено. Тут и обкакаться недолго. Мой противник отпускает страх и вместе с ним свою жизнь. И мою вкупе. Браво! Я чувствую ужас, осознание и смирение. И всё в коротких интервалах. Ба-ах.... Яркий свет закрывает страницы дневника. Всё!
Пытаюсь силой, данной мне свыше отмотать немного назад, чтобы детализировать эмоции чеченца. Ни хрена не выходит! Он закрыт. Голова мертва. А я тут. Как призрак отца Гамлета. И что мне делать, скажите? Сорок дней. Сколько это по меркам этого света? Миг или вечность? Сколько вообще я здесь разглагольствую? Тоже, ведь, поди, немало. Да? А как будто и время не идёт. Должно ли оно идти для меня? Ведь я величина не физическая. Я невидимая неосязаемая субстанция. Вместо того, чтобы идти в копилку Вселенной, занимаюсь тут переживаниями. К тому же чужими. У этого абрека всё просто. Умер. Пошёл к этим своим гуриям. Или куда там? Не важно. А я? Вынужден мотаться в пределах места события. А может.... Почему я не могу покинуть смрадное помещение? Я фантом, душа. Я волен летать, где захочу, как захочу и куда захочу. Почему б не полететь к "своим"? Побродить там, пока не минует сорок дней по земным меркам. Авось, и у живых можно что-то прочесть. Или, например, домой. К маме. Погляжу, как она там. Пугать не буду. Просто погляжу. Девушки у меня, увы, не было. А то бы я к ней полетел. Или нет.... Полечу я лучше по белу свету, по местам, где я не был. И вряд ли бы был, будучи живым. А сейчас, такая возможность, лети.... Должно понравится, отчего нет. Мне уже нравится. У меня ничего не болит. Из меня ничего не вытекает. Ножки мои не мёрзнут. И жрать я не хочу, и вряд ли захочу, как и пить. Чё бы так не существовать?!
Да-а.... Будь я живой, я б протяжно вздохнул. Ключевое слово "существовать". К жизни это слово отношения не имеет. Я не могу насладиться вкусом пищи, поцелуем девушки, рукопожатием друга, запахом сирени. Я не могу прыгнуть в воду с вышки и при этом испугаться. Я не могу держать ребёнка, и ребёнка у меня тоже не будет. Потому что это всё даётся жизнью, а я имею лишь аморфное существование. Тьфу, ты, чёрт! Уж, лучше небытие!
Погоди, погоди.... Может быть, не всё так скверно. Ты ведь только проклюнулся в этом мирке. Много не знаешь, многому не обучен. А вот придёт срок, дадут тебе что-нибудь по заслугам и, ладно.... Ад или рай, посмотрим! Ад, меня, после того, что я видел на земле, не очень-то страшит. А рай.... Было б любопытно. Говорят, есть ещё чистилище. Это там, где душа очищается от скверны. Тоже вариант. А чё, нет.... Может, я деда своего, по матери встречу. Где-нибудь в промежуточных коридорах. Мама говорила: он воевал. Без вести пропавший во Вторую Мировую.... Ну, вот и поговорим.... Как два солдата разных эпохальных войн. Души ведь общаются. Обмениваются информацией. Посмотрим....
Я решаюсь куда-нибудь слетать. Но сначала для опыта считаю необходимым развить в себе лётные качества. Всему чему-нибудь надо учиться первый раз. Я ведь не умел считывать информацию с чужой ауры, а оно, возьми и получилось. Так что я всем своим высшим разумом стою только за развитие. В пределах сумрачной комнаты, я усилием воли поднимаюсь к потолку, как воздушный шарик и также медленно опускаюсь. Захватывает, черт возьми! Раз-два.... два-р-раз! Словно на лифте катаешься. Попривыкнув, я начинаю развивать направления: влево, вправо; от нижнего угла к верхнему, от верхнего к нижнему, змейкой и, наконец, с площадки верхнего этажа на первый.... И обратно. На каком-то этапе я вдруг понимаю, что не летаю, а возникаю там, где мне необходимо возникнуть. Меня попросту осеняет, что все перемещения, полёты и хождения связаны с тремя измерениями физического мира. Такими, как: высота, длина, ширина.... А душе достаточно появиться там, где она пожелает. Силой мысли. Ей неведомо пространство и расстояние. А уж коли так.... Р-р-раз! И я у своей амбразуры. Два-а! И я за забором трамвайного парка. У подъезда, куда вбегал мой чеченец. В городе не спокойно, что совсем не удивляет. Только вся эта стрельба, бомбёжка, дым, чад, пепел - всё это мимо меня. У меня нет органов зрения и обоняния. Я не могу задыхаться дымом, кровоточить и прикрывать глаза от штукатурной пыли. Я вижу суетящихся, стреляющих и убивающих друг друга земных тварей в совершенно немыслимых ракурсах и во многом вижу, кто скоро умрёт. На моём пятачке относительно тихо, если не считать близких вспышек от миномётных орудий. А вот в метрах пятиста, на проспекте Гарибальди, видно: кипит нешуточное сражение. Там просто вакханалия смертоубийства. Хочу возникнуть там.... чтобы почитать судьбы воюющих. Но.... не могу. Словно упираюсь в стеклянную стену. Что за.... Я же душа! Я могу быть даже в Сан-Франциско! Но попытки мои тщетны и появляется подозрение, что у меня есть ограничение. Я возникаю с северной части здания. Там, где тянется забор и видны следы моего убийцы.... Я возникаю с южной стороны здания. Здесь Г-образные "боксы" подходят близко к моему убежищу. Наконец, я появляюсь с востока. В узком проходе, где упал, сраженный пулей, прикрывающий меня Тыква. Там, где я уронил ещё двоих зловредных преследователей.
Трупов нет. Ни боевиков, ни Тыквы. И даже кровь впитала земля. Высится рядом перекрученная железная масса, и всюду поодаль валяются крохотные как зубчики фрагменты металла. От моих темпераментных очередей.... Я возникаю выше металлолома, воспарив над ним, и вижу далёкие фигурки боевиков. В депо сменилась власть.... Пробую возникнуть ближе к ним, не выходит. Стена.... Становится явственно ясным: моя душа крутится вокруг места моей смерти, не имея права почему-то покидать радиус места гибели. На вопросы "почему" появляется пока неясное озарение: я связан незримой пуповиной со своей разбитой оболочкой, чтобы принципиально дождаться окончательной ясности: заберут ли свои, растерзают ли чеченцы, или сгнию сам на тех грязных лестницах. Хорошо, допустим.... Отчего ж никто не появился? Наши отступили, и бой отодвинулся на Гарибальди. Из боевиков здесь остались немногие: укрепляться, копаться по тылу. Но хоть они-то могли забрать своего единоверца?! И поплясать на моих костях....
Спрашиваю внутренние ощущения: что с Тыквой? Я не хочу, чтоб ему резали гениталии и засовывали в рот. Во мне нет земных комплексов: переживаний, страхов и тревог. Я бесплотный дух. Но мне нужная сухая констатация: да или нет? Я слушаю себя, слушаю внимательно, и....
Сдаётся мне, что с Ромычем всё в порядке, как бывает в порядке с телом, над которым не поглумились враги. Возможно, его просто сбросили в ров. Отчего нет? На войне всякое бывает. Может быть, он снискал уважение. А может, просто некогда было.... заниматься изуверством. Я хочу, чтоб из моего тела тоже не вырезали ничего, а если это и случится, что ж.... Я не буду выть, рыдать и рвать несуществующие волосы. Я приму и это. Просто не хочу....
Сорок дней. Почему так тянется первый? С непривычки? Возможно, следующие дни пойдут бойче? Хочется, чтобы быстрее.... А вдруг потом, когда душа отследит судьбу тела, какой бы та не была, ограничение снимется? Поскорей бы убраться отсюда.... С этой грязи. С этой помойки. С этого дурдома. Где люди рвут себя непонятно за что. Готов хоть на Колыму, хоть в Африку. Лишь бы подальше! А лучше сразу к Господу, на Суд. Пусть смотрит, пусть решает....
Набрякшее тучами небо внезапно выпускает снег. Такой же, как с утра, хлопьями. Я искренне ликую. Хоть за это спасибо, Господи! Снежные хлопья садятся медленно-медленно, и я поднимаю себя высоко-высоко. Навстречу им. Я не чувствую их приятного холода. Мне хотелось бы их вдохнуть полной грудью, вместе с влажным сырым воздухом. Я хотел бы ловить их ртом и пить. Но.... Мне и так хорошо! Я кружусь в танце в веренице снежинок. Кружусь, ликуя и смеясь. Над этим сердитым и злым городом.
Я заворожен снегом. Как тогда.... Когда был живой.