Конечно, будь у нас ( мы - это я и моя девушка) побольше денег, мы бы сняли отдельную квартиру. Но так как сейчас старикам не везде почёт, а молодым не везде дорога, выбирать не приходилось.

Поначалу было замечательно, самостоятельная жизнь, более-менее отдельное жильё. В общем, переход во взрослое.

Квартира эта была ( и есть ) в старинном доме, на улице имени Известного Поэта, в самом центре Санкт-Петербурга. Пятый этаж, выше только чердак, зарешёченный и закрытый на замок. Хотя это не всегда давало уверенность в отсутствии соседей сверху.

В Петербурге, как и во многих известных и красивых городах мира, есть как минимум две стороны. Одна - парадные фасады, мощёные тротуары и наличие огромного количества автомобилей на общую сумму, превышающую бюджет средней европейской страны.

Другую сторону можно увидеть тут же, зайдя во двор-колодец или подъезд (как говорят там - в парадную). Наркоманы, ставящие себе дозу, лица неопределённого возраста и пола с непроходящей крайней степенью опьянения, молодежь с гитарами и спиртным или без гитар ( без спиртного встречались крайне редко). Это если не присматриваться. Но мне, как написано выше, пришлось там жить. И волей-неволей я наблюдал повседневную жизнь обычных людей, которым приходилось жить коммуной.

Собственно, хотелось бы рассказать про саму квартиру номер сорок и её обитателей. Дом наш подвергся капитальному ремонту в шестидесятых годах двадцатого века, который вытравил из него дух старины и оставил следы в виде безвкусной планировки и фанерных перегородок между комнатами, которые уже лет сорок пять обклеивались обоями и имели гордое название " стены ". И хотя через эти стены мы слышали, как в соседней комнате скрипит паркет, как через комнату разговаривают люди, как через две комнаты работает телевизор, мы все понимали, что лучше это, чем ничего.

И где-то в глубине наших душ теплилась благодарность строителям тех лет, насыпавшим щебень в полости этих стен.

О планировке можно сказать только, что долго над этим никто не думал. Длинный коридор, делающий поворот перед кухней, потом ещё один поворот, упирающийся в санузел. Кстати, раздельный. Все четыре комнаты расположены по одну сторону. Мне кажется, чтоб не было зависти соседей на вид из окна. Все обитатели видели одно и то же: двор-колодец диаметром метров тридцать. На другой стороне двора ( как и по бокам)были точно такие же квартиры. Из окон коридора и кухни, правда, вид был такой же. Зато, при желании можно было выйти на крышу и полюбоваться ржавеющим историческим центром.

Отдельного абзаца заслуживает коммунальная кухня. Если в двух словах - нагромождение и антисанитария. Вся заставленная тумбочками, столиками, посудой, продуктами, она могла бы напомнить новогоднюю ёлку в детском саду, на которую каждый вешает свою игрушку, не сообразуясь с общей стилистикой. Я сказал " могла бы", если бы была почище, побелее, как и положено быть кухне. Но в том то и состоит весь конфуз, связанный с общими для всех местами квартир: никто не хочет ничего делать, потому что плодами твоих трудов и финансовых вложений несознательные соседи будут пользоваться абсолютно бесплатно. То же самое можно сказать про туалет, и про ванную, и про коридор. Поэтому, в данном рассказе отдельного места отведено им не будет.

Теперь об обитателях "кавэчо" ( так мы все называли нашу кв. Љ 40 ).

Итак, первая дверь - наша комната. Я - бедный студент, живущий в России полулегально. Из-за этого и природной лени не могу прокормить даже себя. Моя девушка - чуть старше меня, работающая на двух работах, целеустремленная и трудолюбивая. Тянет и себя, и меня, и иногда своего брата, который не всегда может распределить родительские подачки правильно.

Вообще я заметил, что людям творческим тяжело жить в мире, где царит материализм и бытовуха. Но от этого, к сожалению, никуда не денешься. Поэтому они либо перестают заниматься творчеством, и занимаются зарабатыванием, либо спиваются. И только единицы совмещают творчество с деньгами. Но это уже большие таланты и молодцы, и о них в другой раз.

В следующей за нашей комнате жила девушка. К ней часто приходили другие девушки и оставались на ночь. У неё было два высших образования, с ней было интересно поговорить. Как-то она сказала мне: "Если бы ты сбрил бороду и отрезал то, что у тебя между ног, мы были бы отличной парой ". Когда мы выпивали, я был единственным мужчиной, которого она могла обнять. Правда при этом называла меня "подружкой". Замкнутая и неразговорчивая, она иногда рассказывала истории из своей жизни. Там, откуда она родом, у её матери огромный дом с отдельной комнатой для гардероба. Ей было очень тяжело посещать те самые общие площади по причине крайней брезгливости. А ещё её отец сидел в тюрьме за убийство человека табуреткой. Он сделал это с одного удара, так как был врачом и знал, куда нужно бить.

В третьей комнате жила армянская семья. Отец, мать, сын и дочь. Очень милые и интеллигентные люди. У них всегда можно было ночью одолжить картошки или хлеба, чтоб не идти в магазин.

Это уже потом я узнал, что глава семьи бьёт жену, что жена сама тянет всю семью подальше от крайней нищеты, что сын - наркоман, не желающий завязать и тащит из дома всё, что плохо лежит, что несовершеннолетняя дочь забеременела от такого же несовершеннолетнего наркомана и алкоголика и сделала аборт. Вот она, яркая иллюстрация двух граней Петербурга, передающихся и людям его населяющим.

Не менее интересна и самая маленькая (10 метров квадратных), четвёртая комната. Там жили сын -алкоголик лет сорока и его престарелая мамаша. Василий Васильевич и Фаина Фёдоровна. Подпольные клички Фэфэ и Васвас. У Фэфэ было два сына. Один вполне успешный семьянин, чего-то в жизни добившийся, и Васвас, опустившегося приживальщик, которого бросила жена. То ли он поэтому спился, то ли жена бросила, потому что спился, не важно. Важно то, что в своём ещё молодом возрасте, когда мужчина, как говорят, в самом расцвете, Васвас имел такие проблемы со здоровьем, что только чудо помогло ему увидеть своё пенсионное удостоверение. Но Фэфэ, по-видимому, не очень-то верила в чудеса. Оно и понятно. Жить в маленькой, никогда не проветриваемой комнате с сыном-забулдыгой, такое и молодому оптимисту не под силу. Что уж говорить о семидесятилетней старушке. Она очень часто дремала на кухне, пока в её кастрюльке варилось что-то непонятно отвратительное. Её готовка напоминала скорее не готовку для трапезы, а готовку для кормления скота.

Кроме того, Фэфэ ежедневно покупала сыну самый дешёвый алкоголь в самой большой таре. И последствия не заставили себя долго ждать. Васвас умер в больнице от цирроза печени в возрасте сорока лет. Говорили, что когда врачи звонили Фэфэ с просьбой прийти, потому что сын уже одной ногой там, она отказалась, сославшись на неотложные дела. А ещё говорят, что после смерти Васваса, она стала проветривать комнату, убирать, стала добрее и интеллигентнее, как и положено благообразной старушке. И, кстати, как бы это драматично не было, но после освобождения Васвасом жилплощади ушли и клопы. Теперь, наверное, рой клопов-алкоголиков рыщет по коммуналкам, кусает ни в чём не повинных людей в поисках опохмела.

Это, конечно, далеко не всё, что заслуживает быть рассказанным и описанным. Но стоит ли продолжать? Ведь это случай единичный, а их таких тысячи.

И у каждого алкоголика, у каждой бабули или матери - героини своя судьба. И тысячи маленьких драм ставятся ежедневно на крошечных сценах коммунальных квартир.