|
|
||
О талантливых русских, которые оказались не нужны России. |
Эта история начала перестройки потребует усилия Вашей души и сострадания. Поскольку мало надежды быть замеченной среди огромной массы чтива, то повесть дается в сокращении. Полностью она опубликована в 2002 г. в журнале "Русская провинция".
Борис Морозов
Вынужденный переселенец
Повесть
1. Отъезд
"А я в Россию, домой хочу..."
Это желание стало мучительным, оно преследовало неотступно, как и слова песни, как и мелодия, которая мерещилась повсюду - в шелесте чинар, в журчании арыка, в многоголосье пестрого базара. Оттого невыразимо раздражали слова "игитларов" (молодых) продавцов: "Не нравится - ходи на свой Россия! Здесь мен хозяин страна!". "Мен" - по-узбекски означает "я"; буквально недавно они заискивающе улыбались, обращались почтительно: "ака" (брат), а теперь все чаще стали говорить на своем языке и притворяться, будто не понимают русской речи.
Каждая весть об отъезде соседей или знакомых, печалила и призывала к действию. Правда, некоторые возвращались и озлобленно рассказывали, как плохо беженцам в России, ведь тамошние чиновники (под флагом перестройки) делят власть, хапают собственность, им не до россиян, а тут еще приезжие лезут со своими проблемами, требуют невозможное - жилье....
От всего этого изнывала душа, потому что уезжать некуда, но и оставаться нельзя. Здесь мать прожила большую часть своей жизни, родился он, Сергей, здесь прошли его школьные годы, женился, растет долгожданная доченька. Много славных воспоминаний связывало с этим краем; привыкли к щедрому солнцу, обилию фруктов, розовым дымкам урюковых садов и огромным ярким звездам на низком, угольно-черном небе.
"А я в Россию, домой хочу..."
Дочурка Наталочка, с детской непосредственностью добавляла соль на рану и, отвлекаясь от игрушек, вдруг спрашивала: "А Расей - это Москва или Сибирь?". Она тоже думала об отъезде.
Уехать....
Навещая могилу матери, Сергей видел поруганные кресты, варварски сломанные оградки. В будние дни, когда на кладбище нет посетителей, неведомый кто-то, настырно перекрывал основной арык, орошающий водою все аллеи. Вот еще несколько чинар и акаций под майским, палящим солнцем стали ронять пожелтевшие листья, видимо, скоро засохнут, а без тени пропадут и цветочки на могилках - последнее проявление любви к умершим... Рядом национальная школа, видимо, узбечата проказничают ... Закипала злость, велико было желание подкараулить их и накостылять по шее.
Уехать....
Вначале с могилки вырвали березку. Деревце было жалко до слез, ведь с таким трудом прижился слабенький - из другого климата - росточек, поначалу его приходилось укрывать от палящего солнца, поливать почти каждодневно. А уж когда в мраморной стеле увидел разбитую керамическую фотографию матери, закипела ненависть к аборигенам, к этому краю, благодатному и сытому (так всегда считали русские, приехавшие сюда в военные годы). Помутилось в глазах и случилось бы непоправимое, окажись поблизости хоть один "бала" (мальчишка)... Жена после благодарила случай, потому что молодые, воинственные игитлар всюду искали предлог сцепиться с "Иванами" (под этим подразумевались все русскоязычные, которых в отместку, называли аналогично - "оккулак", то есть, "беложопые"), и даже за прикосновение к сородичу, могли испинать Сергея ногами.
Вокруг были такие же разбитые портреты, но видеть любимую маму вот такой - было невмоготу, и, выполняя сыновний долг, он вмуровал новую фотографию, затем, притаившись, долго и напрасно поджидал узбечат-вандалов. Через неделю фарфор оказался весь в сколах от удара камнями. Изуродованный лик матери - это стало последней каплей в чаше терпения. От бессилия, от безадресной ненависти разрывалось сердце. Тогда вселилось отчаяние и твердое решение - уехать. Намекнули об этом соседям, которые давно поговаривали о желании перетащить в тепло своих родственников с Кольского полуострова, из города Апатиты. И тут же оробели, ведь - Крайний Север, Заполярье, вечная зима. Может быть, встретится предложение повыгоднее. Оттого принялись вчитываться в немногие объявления обмена.
Вслух обсуждали планы отъезда, радостно вынашивали будущее: как любимая доченька окажется вдали от узбеков, вдали от хлопка, сбор которого ежегодно отнимал у студентов и учеников более трети учебного года. А русских школ здесь с каждой осенью становилось заметно меньше. И это так же подталкивало: надо успеть переехать до будущего сентября, чтобы дочка (золотая, ненаглядная) пошла в первый класс уже на постоянном месте жительства, пусть - в Апатитах, главное - в России. Но человек так устроен, когда в руках синица, ему хочется журавля, ему подай областной город на юге России (там до войны жила мама Сергея). Ехать туда планировалось пока одному Сергею, найти обмен или работу, где обеспечат квартирой. Ведь он толковый специалист, неужели такую малость не предложат?
Возбужденный принятым решением, он ярко расписывал будущее: как в новой квартире наведет порядок и помчится на почту отправлять телеграмму: "Приезжайте. Жду. Встречаю".
Жена Людмила, большая, степенная, спускала его с небес на землю, остужала пылкое воображение. До этого, мол, счастливого момента придется хлебнуть лиха, особенно если учесть, что он не баловень судьбы. Последним намекала на его мягкий, нерешительный характер и врожденную робость, особенно в незнакомой обстановке, перед начальством. Сергей отшучивался, выказывая готовность пострадать каких-нибудь два-три месяца ("Это в худшем случае! - восклицал он с пафосом. - Зато после, всю жизнь (ты вслушайся, как звучит!) будем вместе, в хорошем русском городе, где когда-то жила мама!"). Декламировал пословицы, которые должны подстегнуть решимость: "Вышел на дорогу - смотри вперед", "Странствующий глупец дороже сидящего на одном месте мудреца" и - подобные.
Уехать...
Но теща, баба Оля, наперегонки с двойником, нашептывали о прелестях этого края: "В России двенадцать месяцев зима, а остальное - лето. Здесь же теплынь круглый год, обилие винограда, гранатов, а какие дыни, да и сколько, весь базар в барханах дынь!" Когда все соблазны отвергались, теща и двойник скрипели о предстоящих тяготах, о неустроенности, уговаривали еще раз осмотреться, по-новому взглянуть на уют квартиры, на покой: "Ведь, многие живут и - ничего, не обращают внимания на выходки узбеков!" А что еще им остается? Ведь непросто решиться поехать в неизвестность, непросто расставаться с налаженным бытом. Хорошо Сергею, ему есть куда ехать и к кому.
Уехать...
Недавно проводили сотрудника. Он ликовал и не скрывал своего превосходства, дескать, вы хуже меня, вот и оставайтесь. Провожающие крепились, шутливо кричали счастливчику, как память об этой стороне: "Хайр! Хайр бомасам!" (до свидания!), затем долго смотрели вслед с грустной завистью, в памяти звучала мелодия "А я в Россию, домой хочу...", и подступало настроение угнетенное, раздражительное.
Уехать...
Но если здесь прошло детство и юность, то уехать - значит, резать по живому, ведь человек врос корнями в эту землю, столько его связывает... К тому же, покидая обжитое место, теряешь друзей, знакомых, авторитет. Не зря испанцы говорят: "Уехать - значит немного умереть". Все придется начинать сначала. И постоянно ощущать настороженные взгляды чужих людей. Слышать скупые слова и видеть редкие улыбки. В первое, такое тяжелое время - всего очень мало.
Уехать...
Ленивцы и трусы придумали утешение для своего покоя: "Хорошо там, где нас нет". Однако истина, как любил говаривать давно уехавший в Россию друг Лебедев - посередине. То есть, хорошо там, где хорошо нашим детям.
Уехать...
Когда уже все решено, куплен билет, уложен чемодан, тут бес-двойник устраивает самое жестокое испытание. Испытание расставанием. Расставанием с уютом, с любимыми, с дорогими взору вещами. Со всем, чего лишаешься добровольно...
Чтобы скрыть свое тревожное состояние, жена была нарочито деловой, давала мужу ценные указания:
- Старайся не конфликтовать с начальством, ведь ты такой, хлебом тебя не корми. Привык здесь с этими аборигенами. Держи себя в руках, помни: от тебя и твоих взаимоотношений с начальством зависит, как скоро мы уедем отсюда. Не вздумай завести женщину, я знаю, какой ты, всех тебе жалко, а потом свыкнешься и про нас забудешь.
Вероятно, представив эту картину, она принималась ластиться, жалеть: "Бедненький, тяжело тебе там придется". И спешила высказать новую идею: "А может, следует найти консенсус, как любит говорить наш первый президент. Давай остановимся на варианте обмена с Апатитами. Съездим, поглядим, да поставим на этом точку, без мучений и разлук. Пусть будет синица в руках".
Но через некоторое время добавляла в раздумье: "Мы-то как-нибудь привыкнем, нам не впервой, а дочурка любимая ... как на ней скажется недостаток кислорода, морозы, отсутствие фруктов... Нет-нет, давай, попытаем счастья в южном городе, на родине предков. Жаль, что родители давно уехали оттуда и родственников никого, но есть мой бывший начальник Анатолий Михайлович Русанов и твой друг - Лебедев. Помогут. Должно ведь нам в жизни один раз улыбнуться счастье. Да и сам не хлопай ушами, будь понапористей, глядишь, исчезнет твоя невезучесть. Пойми, наконец, что ради своего блага и блага детей люди не гнушаются оттолкнуть ближнего".
"Нахальство - второе счастье", эту аксиому он усвоил давно, однако применить на практике не мог, не получалось. Может, действительно, не стоит уезжать? Еще не поздно остаться. И Людмила в сомнении, какое из двух зол страшнее, разлука с мужем или переезд в пугающий крайний Север. Оттого она растерянная и жалкая, так умоляюще печальны ее карие глаза.
Трогательно до слез и наивное простодушие дочери. В огромный мир ее детских забот на миг влетает событие: папа уезжает. Но тут же вытесняется другими впечатлениями, потому что, бывало, он уезжал, а в субботу, когда не идти в садик, оказывался дома, ведь нельзя же прозевать поход в парк, где кафе с лимонадиком и любимым "москокским" (московским) мороженым.
И вот он, родимый край, город России, откуда мама уехала более полувека назад. Давненько это было, оттого у Сергея и нет знакомых, если не считать бывшего соседа Русанова да Лебедева. Он-то и прислал письмо-приглашение на работу, правда, с оговоркой, что квартиру фирма не гарантирует.
Город предстал Сергею в золотых лучах летнего утра; на остановку сразу подкатил троллейбус маршрутом именно до института, и это было хорошее предзнаменование, то есть с первых шагов ему сопутствовала удача. Приятно было слышать русскую речь, всюду видеть милые, светлые лица. Радовали красивые улицы, обильно украшенные сочно-зелеными кустами и деревьями; будто умытые дождем, они излучали свежесть, бодрость. Сожалел Сергей, что эту изумрудную красоту не видят любимые жена и дочь. Ведь там, где они остались, деревья бывают зелеными недолго, только ранней весной, а затем выгорают, покрываются пылью и становятся желто-зелеными.
С парадного крыльца института виднелся белоколонный храм, купола и кресты которого от мягкого утреннего солнца излучали золотую радость. Сергея переполняло славное настроение: "Здесь нам будет хорошо! Надо приложить все силы, чтобы обосноваться в этом месте!" Он тайно верил, что вправе надеяться на загаданные блага.
В институте, как с дорогим родственником, встретился с другом Лебедевым, по-прежнему, сухопарым и энергичным. Внешне тот не изменился, хотя стал кандидат наук, заведует лабораторией, вхож к начальству, вот, даже смог организовать другу приглашение.
Сергей быстро вник в проблемы, решаемые лабораторией Лебедева, и по ходу беседы делал толковые замечания. Оказалось, что эту же задачу решает и соседняя лаборатория, правда, они вдохновляются давними статьями начальника отдела, доктора наук, Дробышева (по словам Лебедева, сотрудники называли его - "шев").
В лаборатории приняли Сергея ласково, и это укрепило мысль: "Надо обосноваться здесь". Вокруг - приветливый народ, славяне. Почему-то из всех сотрудников запомнился добродушный толстяк и весельчак, Олег.
После работы Лебедев пригласил в ресторан.
- Для тебя начинается новый этап жизни, событие почти историческое, поэтому следует отметить. - И, вроде извиняясь, добавил: - Надо бы ко мне домой, да, понимаешь, такое дело, опять поругался с женой. Как любят шутить в нашем институте: "После поворота взаимоотношений от плохих к худшему, цикл повторяется!". Но это проза. Лучше поведай, как там азиатская жизнь.
Слушая Сергея, он удивлялся изменениям, происшедшим после своего отъезда и предложил тост: "За удачу!". Сергей через силу проглотил колючую, обжигающую горечь водки, поперхнулся, выступили слезы, после долго не мог отдышаться. С двух рюмок опьянел и сбивчиво поведал об изощренных способах вытеснения русских, например, как его недавно обошли на работе: должность руководителя отдела предложили молодому и неопытному "игиту", не забыл сказать о том, как с каждой осенью, одна за другой русские школы становятся узбекскими, потому что квартиры уезжающих ("в газетах нас теперь называют: русскоязычное население") за бесценок скупают аборигены из кишлаков. Расчувствовался от воспоминаний и от выпитого, поэтому едва сдержал слезы, досказывая беду православного кладбища и оскверненную могилу матери.
Лебедев сочувственно качал головой, одобрил идею переселения и выбор города, но пытался предостеречь:
- Понимаешь, такое дело, - утешительно говорил он, - существует теория йогов, по которой каждому человеку в этой жизни отмеряно определенное количество пищи, вдохов, радости и страданий. Ты умышленно выбрал такой путь, видимо, для того, чтобы этим переселением исчерпать основную долю отведенных страданий, хотя, в принципе, ты, как специалист, заслуживаешь всего этого и без мучений. Но страдания стоят того: а) близость моря, бэ) недалеко столица, дочка там сможет учиться; вэ) население - в основном русские, а природа - просто нет слов!
Сергей вспомнил привычку друга все раскладывать по полочкам, отмечая пунктами алфавита, но предупреждение о трудностях и страданиях пропустил мимо ушей. В нем крепчала мысль: "Надо обосновываться здесь. Надо!"
Как приемник, настроенный на определенную волну, Сергей улавливал и переваривал в сознании лишь то, что касалось жилищной проблемы: ждать примерно три-четыре года, причем, у кандидата наук шансов больше. "Эх, следовало бы и мне защититься, - тяжело вздохнул он. - И ведь была возможность, да прошляпил свои материалы, не стал добиваться включения себя в списки диссертантов".
"Но ничего, - утешал себя Сергей, - мы не повторим путь Лебедева, имеются кое-какие соображения устройства с жильем, во-первых, приглашение супруги на здешний крупнейший завод, а во-вторых - обмен квартирами. Почти в кармане - вариант обмена с Апатитами, квартира трехкомнатная, в городе (если верить соседям!) филиал Академии наук, найдется работа и мне и жене, а для отдыха есть бассейн. Но ведь - крайний Север-р-р, бр-р-р! Туда ехать, только в крайнем случае, если не будет других вариантов, тут супруга права, страшновато из крайнего юга в крайний Север, и неизвестно, как это скажется на здоровье? Однако об этом - никому, пока не решено окончательно ".
Из ресторана они прошли мимо дворца котлостроителей, шикарного здания из стекла и бетона. Красочные рекламные щиты зазывали на выступления популярной югославской певицы. Жена от нее просто без ума, но в азиатском, пусть и областном городе, таких концертов отродясь не бывало даже в прежние времена.
Зашли в парк, и томную, далекую мелодию пробудили в памяти Сергея эти стволы берез, белеющие среди ночи. Красота!
"Надо!"
А парк, словно лес, огромен и нескончаем, и переполнен дивными запахами свежей листвы, цветов, трав. В Азии ничего похожего нет, потому все виделось таким чарующим.
"Надо!"
Центральные улицы, несмотря на поздний час, были многолюдны, будто праздник по случаю приезда Сергея. В его родном азиатском городе улицы вечером пустые, так как люди придерживаются правила: "Береженого - Бог бережет". А здесь славный, добрый народ вокруг! Все, как на подбор, такие нарядные, красивые! Центральный гастроном открыт, и в этот поздний час можно попить кофе, молоко, съесть бутерброд. А хочешь - широкий выбор мороженого. Да какое вкусное! Вот дочь обрадуется, когда узнает, что здесь не только в выходные продают вкусное "москокское" (московское) мороженое.
"Надо!"
Подошли к реке, обозначенной рядами ив, свесивших к воде волосы-ветви. Дивно красиво! Где-то около рыночной площади Сергей взглянул на девятиэтажку и увидел табличку с цифрой 81. Это что-то напомнило, показалось знакомым, ведь Сергей легко и быстро запоминал цифры и номера телефонов. В памяти высветился адрес с таким номером дома. Спросил наугад:
- Это улица Народная? - а сам замер в ожидании, ибо мгновенно и опрометчиво загадал желание, которое сбудется или нет в зависимости от ответа.
- Да, - подтвердил Лебедев, - а откуда ты знаешь? Ведь ты здесь впервые!
Сергей мнил себя фаталистом, потому возликовал: перст судьбы навел его на дом Анатолия Михайловича, а такое неспроста, это - предвестие удачи. Не отвечая на вопрос, обхватил худощавого друга и закружил от избытка радости: значит, исполнится задуманное, стало быть, жилье в кармане! Анатолий Михайлович - влиятельный человек в этом городе, он, как бывший сосед и начальник Людмилы, поможет. На него главная надежда, а за это Сергей привез ему пахучую дыню - овальный кусочек солнечного юга.
Было желание прямо сейчас зайти, быстрее включить механизм, который обеспечит жильем. Но вовремя спохватился, взглянув на часы - было около полуночи. Придется потерпеть до завтра. А - жаль! Хотелось скорее подарить этот город любимой жене и дочке. Сергей зримо представил, как Анатолий Михайлович запросто организует вызов на крупнейший завод толкового специалиста (так он называл Людмилу). Тогда останется послать телеграмму: "Любимые, приезжайте, встречаю".
2. Мерцающие огоньки в лабиринте
На другой день Сергей едва дождался окончания рабочего дня, и, необычайно волнуясь, позвонил Русанову. Длинные гудки не прерывались, и это было кстати, потому что появилась возможность успокоиться, приготовить речь. Любуясь красотой центральных улиц, он очутился около заветного дома. Может быть, неисправен телефон? Сергей чуток посомневался и, набравшись духу, решил зайти (раз уж оказался рядом).
И - чудо! Открыл дверь Анатолий Михайлович, раздобревший, флегматичный. Сергей разволновался. Неудобно с объятьями, такой тот важный, начальник, а в то же время бывший сосед, земляк и, вроде бы, очень рад приветам, а услышав про дыню, которую Сергей оставил в гостинице, стал еще более дружелюбным. Сергей отвечал на вопросы, от волнения не зная, куда девать руки, то прятал в карманы, то теребил пуговичку на рубашке.
Анатолий Михайлович убавил звук телевизора и с деланным интересом расспрашивал про тамошнюю жизнь про знакомых, одобрил решение перебираться сюда, правда, оговорился, что надо было пораньше, сейчас такое смутное время, того гляди развалится Союз (он указал на экран, где народные депутаты стояли в очереди к микрофону и выступали зажигательно-страстно). Предупредил, что надеяться на власти не следует: во-первых, для беженцев нет средств, а во-вторых, России по-прежнему выгодно иметь колонистов в братских республиках. Продавать квартиру не советовал, ведь там предложение опережает спрос, поэтому жилье обесценилось, и на те деньги здесь ничего не купишь, а попробовать обменяться можно:
- Право, вдруг найдутся пожилые люди, которым врачи рекомендуют тепло и фрукты. Для таких проще и безопасней совершить обмен, чем продавать здесь, а потом, с кучей денег, искать и покупать там.
"Неплохая мысль, - обрадовался Сергей. - В больницах, вот где не забыть повесить объявления обмена".
А земляк рассказывал о сложностях борьбы за эту квартиру, по-прежнему часто повторяя словечко "право". Он очертил круг толстенькой, короткой рукой, словно приглашая взглянуть на трехкомнатную квартиру.
- Да, жилье - это главная часть житейского счастья, - восхищался Сергей, разглядывая комнаты, лоджию, любуясь видом из окна. - Заиметь такую квартиру - большего ничего не надо!
- У каждого возраста свое представление о счастье, - грустно сказал Анатолий Михайлович. - Казалось бы, чего мне сейчас не жить? Все есть. Однако ничто не радует после смерти жены, да и мои годы немалые, пошаливает сердце.
После этих скорбных слов наступило неловкое молчание и хорошо, что пришла его дочка с парнем. Оба длинноволосые, в джинсах, сзади если смотреть, то - одинаковые. Они сразу скрылись в одной из комнат. Проходя мимо, дочка лукаво стрельнула глазками в сторону высокого, широкоплечего Сергея, но не остановилась. Когда жили в Азии, она была маленькая, возможно, и не вспомнила соседа по подъезду.
Анатолий Михайлович, тяжело отдуваясь, рассказал о своей новой работе, где с деньгами, а, следовательно, со строительством жилья стало плохо. Здесь, как и всюду в стране, все пошло кувырком, в последнее время все начальство поменялось, он уже не имеет на заводе прежнего влияния:
- Право, для Людмилы нельзя сделать приглашение с гарантией квартиры. Надо уповать на обмен.
*
В газете и на досках объявлений появились тексты, рекламирующие южный город, с обилием дынь, фруктов, и бесснежной зимой. У областной больницы и поликлиник рукописные тексты восхваляли сухой целебный климат, круглогодичное теплое солнце и дешевые, экологически чистые фрукты. Казалось, такие старательно подобранные слова должны привлечь много желающих.
"Только успевай, Анатолий Михайлович, отвечать на звонки, а мы будем выбирать, кого осчастливить югом", - торжествовал Сергей, любовно приклеивая листок на входной двери центральной поликлиники.
Одновременно с ожиданием вестей от земляка, начались хождения по фирмам. Если бы Сергею предложили где-нибудь жилье, то, кажется, он согласился бы и на любую работу, и пошел бы на самое страшное, на предательство, пожертвовал бы дружбой с Лебедевым.
*
Каждый вечер Сергей звонил Анатолию Михайловичу в надежде узнать адреса тех, кто откликнулся на объявление. Казалось, таких должно быть много, ведь даже погода благоприятствовала обмену. Начались проливные июльские дожди с грозами, солнышко проглядывало на миг, робко напоминая о лете, а взамен - пожалуйста, спешите! - предлагался южный, солнечный, фруктовый город. Но желающих, по словам Анатолия Михайловича, не было. Хотя как он мог это утверждать, если почти всё время пропадал то на даче, то у соседки? Похоже, шустрая соседка не замужем, и недолго осталось вдоветь этому толстячку.
Сергей нервничал, видя, что переселение застопорилось. Теоретически все предполагалось быстро и просто: на объявление откликается несколько человек, из них выбирается один, с которым и оформляются обменные документы. А практически - никого нет, и виноват, конечно, Анатолий Михайлович. Если бы он поселил Сергея в квартире, пока дочка с длинноволосым другом отдыхали на море, то ни один звонок не был бы пропущен. Всякий раз, набрав номер и слушая длинные гудки, Сергей злился. Ведь точно так же звонят желающие обменяться, а никто не поднимает трубку. Выходит, попусту затрачены деньги на объявление, и бесполезны ожидания. Поздним вечером, он подстерёг Анатолия Михайловича в подъезде и - куда только подевалась робость! - выдал свое раздражение:
- Так-то вы помогаете с обменом! Я всю неделю звоню, а никто не поднимает трубку.
- Да что вы, право, так переживаете, - болезненно запыхтел Анатолий Михайлович. - Напрасно я сразу не сказал, не хотел расстраивать вас, но обмен - дело безнадежное. Момент упущен. Вы телевизор смотрите? Представляете, что в стране творится? Даже три года назад наш земляк, право, целый год объявлял, ухлопал уйму денег, но никто даже не поинтересовался. Мой вам совет: форсируйте обмен с Заполярьем, лучшего ничего не будет, право. Вы посмотрите, как реформы ударили по сбережениям, все стали нищими, право, народу теперь не до обменов.
"Стыд-то какой! Ни за что ни про что обидел земляка, - терзался Сергей, видя перед собой снова тупик и поддаваясь чувству отчаяния. - Эх, если б дано знать, что будет и чего не будет! Может, в самом деле, соглашаться на Заполярье? Возможно, не так страшен чёрт, как его малюют, и крайний Север с его недостатком кислорода не отразится на здоровье дочки?" О себе он не беспокоился, ему будет там хорошо, где хорошо семье.
- - - - - - -
Микрорайон многоцветно светился уютными окнами. Они заманивали внутрь и Сергей завистливо думал о счастливчиках, которые живут там припеваючи, не сознавая, какое это благо - иметь квартиру.
Столько вокруг освещенных окон... Неужели среди этого обилия не найдется для семьи Сергея два оконца, за которыми уют, тепло и родные? Как найти их без путеводной нити Ариадны? А на главпочтамте его ждало письмо Котлова, приятеля, которому в отчаянии слезно поплакался. Безысходность побуждала Сергея писать всем, чьи адреса находил в записной книжке. Котлов приглашал на работу в Борки Ярославской области. " Жилье дадут. Дерзай и не кисни: я всегда приду к тебе на помощь". В постскриптуме приписка: "Если не согласишься, то в городе найди Травкина М.П., тел., адрес. Передай привет. Побеседуй - вдруг поможет".
Письмо окрылило так, что Сергей готов был прыгать от радости, петь и кричать на всю улицу. Засветился новый маяк, появилась энергия к действию и желание жить.
Позвонил жене, сказал о Борках Ярославской области, но та не его разделила ликование: да это лучше, чем Апатиты, однако она и доченька мысленно живут рядом с ним в большом областном городе, который понравился по открыткам и письмам.
Поразмыслив, Сергей согласился с доводами жены, что уезжать отсюда не надо. Решил попытать счастья у Травкина. Пока звонил, пока шел по адресу, радужные картины, одна оптимистичнее другой, рисовались в воображении.
Травкин, очкастый, тщедушный, был заведующим кафедрой биологии в университете и оказался человеком не от мира сего. Он принялся расспрашивать о Котлове, о его диссертации, о работе и не сразу понял, для чего Сергей его отыскал. Было что-то трогательное в беспомощном желании помочь хоть чем-то. Травкин поминутно снимал очки и носовым платком протирал толстые линзы. Наконец, вспомнил про узбеков, которые на время учебы покупали здесь квартиры, а сейчас защитили диплом и перед отъездом, возможно, будут продавать жилье. Сергей рад был и этой информации и решил узнать про своих земляков, а вдруг именно здесь - удача, если им предложить свою квартиру...
Окрыленный новой надеждой, Сергей направился в университет, размышляя о том, что всякий человек может подать ближнему спасительную нить Ариадны. Приятно, когда тебя помнят и готовы оказать помощь.
Однако выяснилось, что узбеки закончили учебу два года назад и уехали на родину, по-видимому, жилье продали. Просто доктор наук Травкин по свойственной ученым рассеянности, все перепутал. Сергей впал в отчаяние, поскольку и этот путь привел в тупик.
- - - - - -
С первого дня работы в институте Сергей изо всех выделил Олега, мэнээса (младшего научного сотрудника) из конкурирующей лаборатории. И Олег тянулся к нему, благо новичок мог толково ответить на любой вопрос. Лебедев ворчал:
- Чего он здесь околачивается, чего вынюхивает? Ты гони его, он: а) халявщик, ленится читать, ишь, держит тебя за справочник, бэ) и это главное, он - конкурент.
Сергей не мог прогнать любознательного юношу, потому что, как и Лебедев, этот новый знакомый участливо интересовался его квартирными вопросами. А еще Олег подкупал оптимизмом и часто повторяемой цитатой Гегеля, что каждый человек, родившийся на Земле, имеет право на всю планету. Толстый и спокойный, Олег своим видом излучал тезис, что неразрешимых проблем не существует. Однажды он подал идею зайти с бутылкой коньяка в жилуправление, прямиком к тамошнему начальнику.
- Захвати "Декларацию прав человека" или "Конституцию России" и объясни, что каждый человек имеет право на жилье. Напомни, что ты и твои родители посвятили жизнь освоению колониальных земель для доблестной России.
Застенчивый, Сергей долго не мог решиться на этот шаг, хотя и помнил наставление жены быть понапористее. Однако отчаяние толкает человека на все. Однажды ушел с работы пораньше и направился (с бутылкой коньяка человек заметно смелеет) в кабинет начальника. После удивлялся тому, как нагло соврал секретарше, будто встреча назначена заранее. В кабинете мобилизовал волю, и, стараясь не заикаться, ясно изложил свои проблемы, что из колониальной территории рано или поздно придется уезжать, многие это понимают и обменяться - никто не хочет, а если там продать, денег не хватит даже на крохотную комнатку. Связей, родных и влиятельных знакомых здесь нет, и что делать вынужденному переселенцу в такой ситуации, неизвестно.
Сергей пытался разжалобить и не замечал, как от стыда и волнения засовывал руки в карманы, крутил пуговицу.
Начальник, Владимир Дмитриевич, худой и болезненный, скорбно слушал и участливо качал головой, показывая, насколько расположил его этот высокий застенчивый парень в черной рубашке и сером костюме. Но помочь мог только советами. Самое главное - очень настаивал на переезде в Россию. "Все идет к тому, что Союз окончательно развалится, значит, рано или поздно оттуда уезжать придется. Надо бы пораньше, да кто же мог предвидеть. Конечно, если по-хорошему, то Россия должна бы отблагодарить колонистов, да только сейчас у нее и без того проблем хватает".
Закончил разговор доброжелательным вопросом о местожительстве, записал адрес на листок календаря и пригласил наведываться.
После всего взятку - бутылку коньяка - Сергей отдать не решился, начальник так душевно с ним беседовал, видно, что славный человек, может и оскорбиться. Но и просто уйти - тоже неловко. Тут он вспомнил, что в дипломате лежит красочно иллюстрированная книжка "Самарканд". Положил ее на стол, смутился, заторопился. "Это в знак нашего знакомства", покраснел и выскочил из кабинета, мимо удивленной секретарши.
...Письма из дома были все об одном, когда же найдется охотник меняться? И тут же утешение: "Ты, главное, не отчаивайся, прошло немного времени, такие вещи сразу не решаются, это я еще дома говорила, вспомни, - писала жена Сергею. - Я надеюсь, к Новому году мы отметим новоселье в твоем городе. Ведь мы не можем жить врозь, правда? Бабушка Оля сказала Наталочке: "Папа уехал и там найдет себе другую маму и доченьку". А Наталочка прищурила глаза, губки надула и сказала: "И - нет! Наш папа - разведчик! Он поехал на разведку, где мы потом в Расей жить будем в красивом городе". Вообще она умница, читает уже хорошо, но терпения нет совершенно, то и дело спрашивает, а что будет с Аленушкой? Всегда веселая, с утра поет, но в садик идет неохотно. Сейчас спит, предварительно всем подружкам рассказала о поездке на пасеку, к дедушке, и угостила их "сосальным" медом, то есть медом с воском. Как ты обходишься без сладенького? Плохо, что твой быт на устроен, живешь в гостинице, кстати, напиши подробнее, что это такое - в общежитии и вдруг - гостиница. Комната для приезжих сотрудников? Ждем твои письма. Целуем, твои девочки".
3. Ловушка
За три месяца жизни в чужом городе Сергею довелось познакомиться со многими людьми, и каждая встреча вселяла надежду. Чем больше знакомств, - полагал он, - тем больше вероятность удачи. Когда в вечерней сутолоке торгового центра представился банальный случай познакомиться с Лидой, он руководствовался именно этим принципом. "Возможно, эта встреча запрограммирована свыше", - оправдывал Сергей себя и мысленно представлял эту молодую и эффектную женщину, в тоге Ариадны, с заветным клубочком спасительной нити. На первом плане стоял поиск жилья, и никаких мыслей об "этом" не возникало. Зов пола давал знать о себе и раньше, но вся энергия Сергея тратилась на беготню и нервотрепку в поисках варианта обмена, пробивание койкоместа в общежитии. А тут все произошло легко и нечаянно, как в кино. Когда вышли на улицу, то оказалось им по пути: Лида жила недалеко от общежития. Слово за слово, пригласила в гости и сразу же, будто невзначай, проговорилась о своем одиночестве, о том, что развелась два года тому назад, что муж оставил ей и дочке эту двухкомнатную квартиру в центре. Уют квартиры, диван, интимный свет торшера, чашечка кофе на журнальном столике...
- - - - - - - -
После бурной ночи Сергей, блаженно раскинувшись на кровати в гостинице института, думал, что в "этом" плане проблемы решены и теперь изредка можно ходить к ней, Лида примет с радостью. Одно смущало: неужели она искренне произносит эти святые слова, возможно ли за такое короткое время полюбить? Смущало и ее раскованность, которая приносила неизведанное до сих пор наслаждение. Невольно сравнивая знакомую со своей женой, Сергей видел, что здесь постель доставляла радости больше.
"Спокойно, никакой страсти, - внушал он себе, - ибо, как мудро сказано в Талмуде, "Страсть в сердце человека сначала - паутина, потом - толстая веревка". Он расценивал это знакомство, как возможность отдохнуть от комнаты, прокуренной, проспиртованной. Просто глоток уюта, ласки.
Всякий раз Лида предлагала остаться, перенести вещи из общежития, "Если хочешь, это будет твоя комната, живи, зачем такому славному человеку рваться на части".
Сергей отмалчивался или неловко шутил: "Я - многобаб, но однолюб!" Еще свежи были воспоминания о жене и любимой дочурке. Он считал себя порядочным человеком и не мог предать своих родных.
- - - - - - -
Ему не давала покоя история, которую рассказала Лида в первые дни знакомства:
- Ты вроде моего бывшего мужа. Два года назад его пригласили возглавить стройку в С-м О-ле. Он согласился, благо там жила его мать, моя свекровь. Думали, получит он квартиру, переедем туда, а эту - отдадим дочке, она уже заканчивала школу, ждала жениха из Армии, выйдет замуж, будут здесь жить. Но так получилось, что он там соскучился по женщине, увлекся, подженился, а в итоге потребовал развод. Все вы, мужики, одним миром мазаны!
Этот рассказ и особенно упрек в непорядочности мужиков, покоробили Сергея, и он представил свою Людмилу, брошенную, убитую изменой. Вспоминались ее печальные глаза и прощальный шепот, чтобы не завел себе женщину: "ведь ты такой привыкалкин".
Пока помнилась эта история, он стоически сопротивлялся желанию и не приходил к Лиде. Зато чаще стал наведываться в бюро по обмену. Там уже были все свои, приветливо встречали и, сердечно пожимая руку, сочувственно интересовались ходом обмена, втягивали его в дискуссию по поводу какого-нибудь яркого выступления народного депутата. Заведующий бюро, Иван Васильевич, фиксато улыбался и вновь повторял рассказ о молодом человеке, который подженился на пожилой женщине, затем развелся и разделил квартиру. Затем, как обычно, резко менял тему и подсказывал вариант: есть желающий поменять однокомнатную квартиру на любой город Подмосковья или в Воронеж.
- Ты скоренько дай объявление туда, возможно, там найдутся желающие, тогда совершится тройной обмен.
И тут же подарил книжку с адресами и телефонами аналогичных бюро в Москве и Воронеже. Сергей воспрял, узнав о существовании тройного обмена, который намного увеличивает шансы. Схема настолько простая, что даже удивительно, почему такое не приходило ему в голову раньше?
Это открытие переполнило Сергея радостью, и он несколько дней ходил подпрыгивающей походкой.
Лида была внимательной и старалась предупредить желания Сергея, сделать ему приятное, для чего и присматривалась к его привычкам, исподволь вызнавала, что готовила жена. Он только на порог, а она бросалась к нему с ласками и аппетитными предложениями:
- Отведай печень жареную, в сметане, - приставала она. - Знаю, ты любишь, не отказывайся.
Или:
- Вот, плов, с гранатом и яблоком, как ты любишь, не отказывайся, ведь старалась, чтобы тебе понравилось.
Или:
- Пока фильм не начался, давай, попьем чаю. Взгляни, твоя любимая сырковая масса и пирожки. Я старалась для тебя и, знаешь, оказывается, это доставляет мне радость, - ворковала она, улыбаясь и призывно облизывая пухлые губы.
- В состязании с шеф-поваром ресторана "Центральный" ты можешь дать фору несколько очков, - искусно спрятал свою благодарность Сергей за столь вычурным комплиментом.
В ответ на ее заботу он прибил полку для сушки посуды, на кухне стало заметно просторнее.
- Муж не додумался до такого, - благодарно улыбнулась она. - Ему ничего не надо было, кроме дивана и телевизора. Он был украшением квартиры. Все, что сделано здесь, это я. Разве не видны следы женских рук?
В витрине магазина Сергей увидел красивый коврик для ванной, вспомнилась ее фраза о безуспешных поисках именно такого. Купил ей вроде бы в подарок и заслужил благодарный поцелуй. И ему приятно. Когда пригляделся к квартире, то заметил много дел для мужчины. Неоновая лампа в торшере иногда горит, а иногда - нет, оказалось, подгорел контакт, Сергей зачистил, подпаял где следовало - и порядок. Но особенно его удивляла путаница включателей в коридоре. Около кухни, вернее, около входа в зал, находился включатель коридорной лампочки. А чтобы включить свет в туалете и ванной, приходилось идти к входной двери. Явно электрики перепутали: где должно быть одно - сделали другое.
Сергей долго осматривал стены коридора в поисках распределительной коробки. Ведь достаточно в ней перекинуть концы проводов, а для полного удобства сделать двойной включатель - половинка для туалета и вторая - для ванной. В его азиатской квартире было так, это очень удобно.
Вспомнив о доме, он загрустил, потому что обещанные "два, в крайнем случае - три месяца" прошли, а он так и не обрел квартиры, не дал телеграмму: "Приезжайте, жду, встречаю", и, похоже, не судьба ему в этом городе устраивать свое гнездышко. Все намного сложнее, чем предрекал Анатолий Михайлович.
*
На улице Сергея остановил милиционер и потребовал паспорт. Узнав о месте работы и месте проживания, посоветовал скорее прописаться: "В противном случае будем принимать меры".
Как раз закончилось разрешение проживать в институтской гостинице общежития, и по утрам приходилось ловчить, дабы не попадаться комендантше Тане...
Выслушав его жалобы, Лида утешила:
- Такие дела быстро не решаются. А пока переходи ко мне, жилплощадь позволяет, я тебя пропишу. Не оставаться же на крючке у милиции.
Сергею почему-то вспомнился Лидин муж, который "объелся груш". Вероятно, того так же завлекали, он влюбился, скрыл свое семейное положение, а в итоге пропал в "бермудском треугольнике".
"Нет, там другая история, - успокаивал себя Сергей. - Я играю с открытыми картами, я не влюблен и Лиде никаких векселей не выдавал".
Да, он честно рассказал о жене и дочке, чтобы у неё не возникало никаких планов на совместное будущее. Впрочем, и она играла открыто и часто поговаривала то об отъезде в Сургут, куда постоянно зовёт подруга, то о потенциальном женихе, Владимире Петровиче, который строит особняк для их совместной жизни:
- Мои родственники спят и видят, когда я сойдусь с ним. Они готовы меня хоть за чёрта выдать, лишь бы я освободила эту квартиру дочке, - говорила она, хитро посматривая на Сергея.
Приглашение переселяться к ней и соблазняло Сергея, и рождало мучительные раздумья:
"Сейчас можно не зависеть от нее. Захотел - ушел и больше не являйся. А если уходить станет некуда? Окажешься в этой квартире, как в ловушке. Тогда уж точно не будет никакого стимула для обменных дел, естественно, зажиреешь, привыкнешь и волей-неволей предашь своих родных, милых женщин".
Отдалённые расстоянием и временем, жена и дочурка вдруг привиделись ему такими славными, такими золотыми! Их ни с кем не сравнить, никто их не заменит.
*
Вечером в общежитие-гостиницу пришёл Лебедев. Брезгливым жестом очистил стол от окурков и остатков закуски, выложил из портфеля бутылку водки, хлеб, колбасу.
- Следуя мудрости древних, хочу один раз увидеть, как живет коллега, чем сто раз услышать, - говорил он, осматривая комнату. - Для начала неплохо. Конечно, семью сюда не привезешь: подземелье и тьма путаных темных коридоров. Будто в критском лабиринте Минотавра. О, телевизор показывает заседание Верховного Совета! Неужели ты заинтересовался политикой и смотришь, как народные избранники рвутся к микрофонам, чтобы словом осчастливить любимый народ?
- С меня достаточно, что соседи-шофера интересуются этим. Я, если ты помнишь, всегда считал и считаю, что все зло в мире от политиков...
В этот момент грохнула дверь, и ввалились два шофера, пьяные, что называется, в баранку. Они продолжали начатый разговор и косноязычно, громко осуждали начальника, который "обзывает их пьяницами и без тормозов, вот это - зря, они себя уважают, всегда стараются держать руль, главное - держать правильный курс, в любой ситуации уважительно относиться к другим, а это как раз они соблюдают". На слове "уважительно" речь их пробуксовывала.
Как были в обмасленных куртках, так и завалились на койки, продолжая громко доказывать друг другу, кто и когда именно хорошо держал курс, а начальник такой-сякой... - дальше следовал мат. Слушать было противно. Маленький, худенький невероятно басил, а у толстяка был писклявый голосок.
Сергей вышел с грязными стаканами и через минуту вернулся, брезгливо стряхивая с них капли воды.
Выпили водки.
Сергей гадливо сморщился и долго жевал бутерброд, приходя в себя от ожога внутренностей.
- На твоем лице написано, что первые шаги по лабиринту оказались неудачными и квартира даже не просматривается, - засмеялся Лебедев. - Хотя насчёт первых шагов я неверно сформулировал. Начало пути кроется в беззаботном детстве, когда у человека миллионы ярких надежд и желаний. Со временем становится понятно, что достижение всех желаний - нереально, да и ненужно. Но человек не хочет довольствоваться малым, он всегда хочет лучшего. Ты, например, считаешь, что достоин жить в большом городе, в тёплом климате. Впрочем, завышать собственный потенциал свойственно всем людям...- тут за стенкой негромко ритмично застукало, затем раздался гулкий удар, и Лебедев недоумённо взглянул на Сергея.
- Играют в настольный теннис, а стенка между гостиничным номером и спортивной комнатой фанерная, - пояснил друг.
Остаток водки выпили молча, под выкрики шоферов: кто кого больше уважает и крепче держит руль. Лебедев пугливо втягивал голову при каждом ударе целлулоидного шарика в стенку. Затем не выдержал, процитировал один из законов Мерфи:
- "Нет такой плохой ситуации, которая не могла бы быть еще хуже", - и добавил: - Давай продолжим, тут недалеко тихонькая пивная есть.
В пивной выбрали столик в углу, подальше от завсегдатаев. Лебедев плеснул в пену водки, предложил и Сергею, но тот брезгливо затряс головой.
- Напрасно. Здесь в ходу шутка: "Водка без пива - деньги на ветер!" Что ты на меня уставился? Не узнаёшь? Правильно, я сам себя не узнаю. В Азии водку я совсем не пил, там а) жарко, б) полно славных вин, вроде "Ок Масалас", "Хосилот"! Но я не об этом. Так, о чем я? Ага, вспомнил: один из неведомых и трудных перекрёстков лабиринта - выбор жены. Ты скажи, для чего люди объединяются в пары? Ведь известно, что, женившись, мужчина вдвое увеличивает свои обязанности и наполовину сокращает права. Зачем мы женимся, чего хотим от этого шага? В природе существуют три типа женщин: а) Венера, б) Ариадна и в) условно назовем Минотавра, Минотавриха. Конечно, мы надеемся встретить женщину, которая будет матерью, будет поддерживать нас и воодушевлять в любом деле. Но критерий выбора один - женская привлекательность, то есть ищем Венеру. К сожалению, гармония души и тела встречается редко, оттого мы часто ошибаемся. А вылезти из этой петли удается не каждому. Я сейчас завидую твоей храбрости. В сущности, переселение - это а) смена географического места, б) всякая другая перемена в жизни человека. Например, избавление от оков Семьи.
- Тебе одиночество благо, а для меня - ад, - грустно сказал Сергей. - Женитьба приносит уют и покой. "К обыденной любви, к обеденному супу", - помнишь, пел Городницкий.
Но Лебедев уже опьянел и торопился высказаться, пока не забыл:
- Правильно, мужчины, да, впрочем, и женщины, по натуре собственники. Хочется иметь свой угол и уют. Похвально, хотя - спорно, не будем об этом, боюсь потерять мысль. Выбрал ты женщину, казалось бы - идеал, а она оказалась Минотавра. И жизнь - кувырком. Всякий наш поступок для нее неправильный, каждый шаг - вразрез с её мнением. Всё сделанное мужчиной - дурь и глупость, потому что она не признает нас такими, какие мы есть. В итоге чудище пожирает нас. Счастье, коли попадётся Ариадна, она проведёт по лабиринту жизненного пути к Семье, к абсолютному божеству, ибо знает дорогу, а мы не знаем. Но и на этом пути каждый перекресток вселяет раздумье: а верно ли выбран поворот? Чем дальше от начала пути, тем больше груз стадных, общепринятых забот и тем меньше степеней свободы.
- Да ты, Лебедев, гляжу, философом заделался! - уколол земляка Сергей, пьяненько улыбаясь.
- Понимаешь, просто замечательно, что ты сюда переезжаешь. Я порой чувствую себя ужасно одиноким, ибо жена не хочет меня понимать, а поговорить больше не с кем. Друзей в чужом городе и нашем возрасте невозможно завести. А с тобою мы съели не один пуд соли. К тому же ты славный человек и хороший слушатель. Уметь слушать и слышать ближнего - это всегда было редким качеством, а в наше непонятное, суетное время - особенно...
- - - - - - - -
Письмо из дома было славное, доброе, столько теплых, нежных слов и наставлений: "Не забывай прилично одеваться, брейся каждодневно". "Может, ты вернешься, и отсюда будем пытаться обменять квартиру". А заканчивалось игриво: "Ты уже снишься мне ночами. К чему бы это, а...?"
...Ревнивым женским чутьем Лида всегда угадывала момент, когда Сергей получал письмо из дома. И в тот раз она позвонила и произнесла улыбчивым голосом дежурные фразы: "Это ты мне звонил? Я была на уроке и решила, что кроме тебя некому", а закончила напоминанием, что договорились пойти в кино, и добавила:
- Я такая, коли договорились, то хоть камни с неба.
Сергею хотелось побыть наедине с радостным рисунком дочери, с воспоминаниями о семье, но представилось, как Лида расстроится, если не пойти к ней. Может ли он так ответить ее на доброту и заботу?
Весь вечер он был раздражителен. Особенно злило, что Лида, заметив своих знакомых, непременно подходила к ним и с гордостью представляла его.
"Зачем ей это, как она потом, когда не будет меня рядом, объяснит им причину своего одиночества?" - недоумевал и злился Сергей.
- Чего ты дергаешься? - смеялась она. - Ведь это знакомые и друзья мои, а не твоей супруги. Не переживай, не узнает.
- Дергаюсь, как ты любишь выражаться, оттого, что плохое настроение, - соврал он.
- Опять из-за жилья? Перебирайся ко мне, пока не найдешь квартиру, - говорила она и хитро, сбоку подсматривала за его лицом.
Он смутился, пробормотал о скором начале сеанса, повел её в зал, спеша сесть и затеряться. Только бы не отвечать.
- Подожди, - придержала она за рукав. - Вот идёт ещё подруга. Вдруг выручит. Кстати, тоже холостячка.
Подвела его к эффектной, броско накрашенной Юле, познакомила, и подруги стали секретничать о своих делах; только в конце беседы Лида вспомнила о квартире.
- Для него? - удивилась Юля, разглядывая Сергея. - Такого представительного мужчину могла бы сама взять, жилплощадь позволяет.
- Предлагала, не хочет. Он сейсмоустойчивый, жену любит, - нехорошо усмехнулась Лида.
- Уникум! Его надо в Красную книгу. Я думала, такие мужики вымерли вместе с динозаврами. Интересно, интересно. А ты не звонила Косовой Нинель? Та собралась на Север, а квартиру будет сдавать.
Характеристика о постоянстве польстила Сергею и гарантировала свободу. Новая искорка насчет возможной аренды квартиры также улучшила настроение. Лида заметила перемену, и, весело взглянув на него, подставила для поцелуя полуоткрытые, влажные губы.
Вышли из кинотеатра, и он вдруг спросил о Косовой. Лида сразу погрустнела, поняв, что весь кинофильм он только и думал о квартире.
- Я шапочно знакома с ней, но сейчас зайдем, что-нибудь придумаем, как начать разговор.
- Может, лучше по телефону?
- Нет, пусть увидит меня, тогда быстрее вспомнит!
Но Косовой дома не было. Сергей испытывал неловкость оттого, что обнажил корыстные интересы по отношению к Лиде. А она сделала вид, что не заметила.
- - - - - - -
5. Письма
Жена писала то ласковые, то гневные письма. "Ты не хочешь возвращаться, а ведь совершать обмен, как это делаешь ты, можно и отсюда. Какая разница, откуда писать объявления? Если сразу ничего не удалось, то какой смысл оставаться там, возвращайся. Или ты пригрелся там?"
Чтобы не заронить у жены подозрения, Сергей писал домой часто и многостранично: "Мои письма по форме и по содержанию похожи одно на другое, как инкубаторские цыплята. Поистине, "у кого чего болит, тот о том и говорит". По телефону пообщались, и я расстроен тем, как глупо мы распоряжаемся временем. Десять минут, огромные деньги, а что сказали друг другу? Только и радости, что голос твой и мой. Вот так и в жизни: проводим время - не замечаем, а где-то стоит счетчик и платить разлукой с этим миром. Может, следует согласиться на Россошь (если они еще не поменялись!) или махнуть в Апатиты, да и делу конец? Здесь, в России, такое творится, что нельзя прогнозировать события даже на полгода. Детство дочурки пройдет в коридоре общежития, она получит высшее коммунальное воспитание. К черту! Кстати, перед поездкой в Россошь я попугал всех увольнением, но особенно испугались Лебедев да Олег. Остальные посокрушались, что такой славный работник уйдет. А я действительно славный работник. Тема, над которой мы с Лебедевым работаем, интересная. Я прихожу пораньше, ухожу попозже, пробую новые варианты. Кое-чего уже наваял. Изобретение хотим застолбить. Скоро намечается научно-практическая конференция, готовлю тезисы, сделаю доклад. Успех придаст мне уверенность, буду напролом требовать положенные мне блага. Наталочка, моя умница, пусть тебе приснится снежная горка, саночки и лыжники. Целую, папа. Обнимаю и целую женушку".
Оформление заявки на изобретение потребовало уйму времени, Лебедев оставался в лаборатории допоздна, и Сергей вынужден был следовать примеру начальника. Две недели он безвылазно просидел с Гусевым, патентоведом, в поисках отличительных признаков на изобретение. Наконец, дотошный патентовед увидел новизну в этом устройстве и составил приоритетную справку. Затем пришлось переделывать чертежи и текст. ...
Весь день Сергей распалял себя картинами, как обрадуется Лида, сразу предложит кофе с вкусным пирогом, который он любит, а затем, при интимном свете торшера...
Но Лида встретила холодно. Она видела, насколько возбужден Сергей, поэтому продолжала мучить, ласки отвергала, сопротивлялась.
- Знаешь, я отвыкла, - с упреком сказала Лида. - Так долго не приходил, не звонил...
Настойчивый звонок в дверь был для хозяйки спасительным. Ввалилась Алевтина, шумная, говорливая, через нее не прорвешься, оттого Лида и не пыталась остановить восторженный монолог.
- Знаю, что помешала, но вы свое возьмете, когда уйду, - Алевтина многозначительно кивнула на диван. - Копите силы, пока я буду говорить. Я зачем приперлась: из Норильска подруга пишет о какой-то славной ткани, - громко, будто кричала в телефонную трубку клиенту за океан, говорила она, по южному глухо надавливая на букву "г". - Подруга просит подсказать последний крик моды. Хочу написать ей, а в доме нет ни листочка бумаги.
- У меня есть. И конверты. На любой вкус, и авиа, и простые, с любыми картинками, - Сергей раскинул конверты на журнальный столик, словно карты, веером, только бы она поскорее ушла, не мешала.
- Ох, ты, действительно, много! Зачем столько?
- Да я только письмами и живу, - вырвалось, и он покраснел, засуетился, под гневным взглядом Лиды. Исправляя оплошность, добавил: - Пишу домой, но еще больше - друзьям.
- А, интересно, что ты пишешь домой? - прилипла Алевтина.
- Слова.
- Ты не увиливай, говори дело.
- Пишу, что скучаю.
- А она?
- Она тоже скучает.
- Во, жизнь пошла! - искренне развлекалась Алевтина.
Сергей заметил, как Лида помрачнела, но поменять тему разговора не удавалось: эта Алевтина вцепилась мертвой хваткой.
Когда Алевтина ушла, он старался перевести свои слова в шутку, но эффект получался обратный. Лида, как шпагой, постоянно колола ненароком выскочившей фразой "только письмами и живу". Надев на лицо маску обиды, она упорно противилась его ласкам:
- Знаешь, я уже не девочка, чтобы со мной вот так играли.
- Дай губы свои, как милостыню, - пытался он пробудить в ней женщину. - Я их превращу в нектар.
- Нет и нет, не мучай меня, оставь. Знаешь, как тяжело тебе отказать.
После бурной ночи любви, блаженно отдыхая на жесткой кровати в общежитии, Сергей вспоминал ее слова "Я уже не девочка, чтобы со мной вот так играли" - и самодовольно улыбался. Все понятно. Ей хотелось услышать признание, и оное готово было сорваться с уст, если бы Сергею отказали. Как близко бывает человек от края глупости, когда поддается страсти! Она, эта пресловутая страсть, лишает человека рассудка и парализует волю. Если бы точно знать, что эта женщина и есть Ариадна!
В коротком забытьи привиделась жена Людмила, такая родная и веселая, с распростертыми объятьями бежит ему навстречу, подбежала и - вдруг помрачнела. "Это что?" - показывает на белой рубашке след губной помады, прямо на груди. Он молчит, чувствуя, как лицо багровеет от прихлынувшей краски. Она поворачивается и, печальная, согбенная, медленно, тяжело удаляется. Ничего не сказав. Ему становится больно. "Лучше бы поругала чем вот так", подумал и - проснулся.
Во искупление своей вины, Сергей написал домой длинное и оптимистичное письмо. На упреки Людмилы "Ты там пригрелся...", никак не реагировал, а мирно просил настраиваться на Апатиты: "Вас запугивают Севером специально и бабушка Оля, и знакомые, не желающие нашего отъезда". Успокаивал афоризмом: "Не так страшно горе, как мысль о нем". Знаешь, бояться не стоит. Там даже лето бывает. Как писал Ферсман, вспотевший стрелочник, сокрушаясь на жару, стал автором названия поселка на Кольском: "Африка, чистая Африканда". Почитай его книжку "Воспоминания о камне". Живут и там детки. Ходят в лес и на речку, зимой бегают на лыжах и коньках. Доченька, славная моя малышка! Я тебя очень-очень люблю! Ты давно не писала мне писем. Как ты живешь, что читаешь, учишься ли считать и помогаешь ли маме? Будь умницей".
Известие из Москвы о приеме заявки на изобретение друзья отметили в пивной. Лебедев наливал водку в пиво и произносил победные тосты.
- Поздравляю тебя, - говорил он радостно. - Доля страданий, отведенная тебе в жизни, намного уменьшилась за минувшие полгода. Под защитой изобретения и диссертации тебе проще будет воевать: а) за квартиру, бэ) за зарплату. Одним словом, за блага жизни. Сергей передергивался после каждого глотка, но не отказывался от пива с водкой. Охмелев, он поздравлял Лебедева и благодарил, непонятно за что.
- Для меня самая лучшая награда не патент на изобретение, а победа над "шевом", - отвечал Лебедев. - Все ж таки - наша взяла! Мужчине постоянно в жизни нужны победы, это возбуждает, как доза адреналина. Именно они, победы, подвигают мужчину к действию, а отнюдь не старухи-Минотаврихи с вечными просьбами нового корыта, красивой избы или высокого звания.
После нескольких кружек он стал мрачным и незаметно перешел к теме своих семейных неурядиц.
- - - - - - - -
Ожидание патента на изобретение дало передышку в работе, и Сергей каждый вечер метался по-прежнему маршруту: почтамт - квартирное бюро обменов - доски объявлений. Он подолгу стоял около досок, и смело затевал разговор с читающими объявления:
- Вы уехать хотите?! Фергана вас не устроит? Там уже тепло, цветет урюк. Это на юге.
На него смотрели удивленно, как на сумасшедшего. Всем нужен другой юг. В России, с морем.
К Лиде он приходил то грустный, то злой, то дурашливый. Она с интересом вглядывалась в него и вслушивалась.
- Нынче ты другой. Никак не пойму, когда ты настоящий...
- Я - маска, - дурачился он.
В этот раз у него было игривое настроение: накануне отправил деньги и текст объявления в бюро обмена Московской области. Воображение рисовало поток заманчивых предложений для тройного обмена.
- Видишь, отпускаю бороду, - смеялся он. - Это позволит в дальнейшем быть неопознанным и легко скрыться.
Но такие шутки стали её раздражать, поскольку женщина быстро привыкает к мысли, что мужчина всегда будет рядом. Сергей же боялся оказаться затянутым в погибельный бермудский треугольник. Нет, он обещал жене и дочке город на юге России, значит, выполнит. Он - человек слова.
Однажды Лида уколола именно этим:
- Обещал прийти в восемь, а явился на час позже. Ещё называешь себя человеком слова.
Этот упрек возмутил Сергея: ах, на него, оказывается, возложили типовые семейные обязанности, она решила, что имеет на него правб. Не бывать тому!
Весь вечер он дерзил, ершился, наслаждаясь тем, что Лида раскаивалась в сказанном. Ночевать не остался, простился холодно и всю неделю не звонил.
- - - - - - -
"Папочка, я хочу к тебе, в Расей. Когда ты нас увезешь отсюда жить", - печалью звучала в нем строка из последнего дочкиного письма. Печатные буквы и корявые слова пронзали сердце, и, преодолевая болезненную слабость, Сергей снова бегал и к Геннадию, и в квартирное бюро, но никакого жилья не предлагали. Правда, в квартирном бюро Иван Васильевич игриво напомнил случай, как молодой человек влюбил в себя женщину бальзаковского возраста, женился, а при разводе потребовал разменять ее квартиру на две однокомнатные.
- С твоей внешностью можно провернуть такой фокус, попытайся, - улыбнулся он, блеснув золотой фиксой.
Сергей подумал, что аналогичный случай и у него, остается - самая малость: переступить через трупы ее родственников. Светка - ладно, устроится как-нибудь, но бабуля? А как переживут его предательство жена и дочка? Придется объяснять необъяснимое. Разводиться. Драма и слезы неминуемы. Воистину, он как рыцарь на распутье: туда пойдешь - семью потеряешь, повернешь в другую сторону - будешь долго мучиться.
Он выбрал третий путь, дал в газеты и на доски новое объявление об обмене, при этом указал адрес Лиды и недавно установленный в ее квартире телефон. Подумалось, что здесь шансов больше, поскольку на работу не дозвониться, там телефон вечно занят родительницами типа Нины или томными лаборантками с крашеными ресницами и губами.
- Верно, ты рассчитывай на меня, - одобрила этот шаг Лида. - Я фартовая!
*
Теперь Сергей все свободное время старался быть у нее, чтобы самому вести переговоры с желающими обменяться.
Ожидая звонки и в благодарность за поддержку, он решил перенести включатели света туалета и ванной из прихожей к дверям этих комнат. Три вечера лазил вдоль стен, обстукивал штукатурку, ища распределительную электрическую коробку, а когда нашел, то проблема была решена просто: купил провод и клавишный парный включатель - и готово. Стало красиво, а главное, рядом с дверьми.
- Спасибо тебе, - Лида нежно поцеловала и отряхнула с его рубашки пыль побелки. - Вот что значит мужчина в доме! Никому из нас не приходило в голову сделать так удобно.
- Не стоит благодарности, это тебе за добро спасибо.
А Лида щелкала выключателями, благоговейно касалась длинных белых клавиш, словно играла на пианино, и свет загорался то в ванной, то в туалете.
- - - - - - -
По результатам своих исследований Лебедев и Сергей получили патент на изобретение. Составили тезисы к докладу и статье. Начальник отдела Дробышев отважился пойти к директору, чтобы пробивать комнату Семененко для Сергея. А в это самое время обмен с Апатитами раскрутился до предела. Действительно, весна - благоприятное время для переезда. Северяне готовы приехать и посмотреть хваленые Ярославцевым места. Поистине, то ни гроша, то вдруг алтын!
"Вероятно, для меня пробьют комнату, - писал он жене. - Дробышев при встрече сказал туманно, что готовится радостное известие. И улыбнулся ободряюще. Не знаю, что получится, но мне, с моей щепетильностью, будет дополнительная нервотрепка. Посуди: тут проявляют обо мне заботу, а я отблагодарю их отъездом. Так что если пробьют комнату, а в Апатитах будет фиаско, то - якши (хорошо), если здесь нет, а на Кольском - да, то - тоже якши. Если же и там и там "да", то да-а-а-а-а! Ну, ничего, все предоставим времени. Пока живу в комнате с шоферами, они готовятся к техосмотру. Каждый вечер смотрят телевизор, страстно, с пеной у рта, обсуждают выступления депутатов. Весело! Ты знаешь, как я люблю, когда соседей много, когда все курят дешевые вонючие сигареты, говорят безумолку и пьют горькую..."
В квартире Лиды не стало прежнего уюта и домашнего тепла. Почти каждый вечер раздавались звонки, и она с дивана правильно угадывала, кто очередной гость.
Вечером пришла "пешки" бабуля с жалобами на Галину:
- Обвиняет меня, будто я виновата в уходе невестки. Это ж язык повернулся такое сказать на родную мать! Люди совсем Бога забыли! Мне-то молодые рази мешали? Это неначе Галка решила меня выжить да комнатку отдать молодым, сделать детскую.
- Переходи сюда и живи, - предложила Лида. - Но только через некоторое время опять убежишь, ведь не можешь без них, без крика, шума и драк.
- А как же он? - бабуля кивнула в сторону Сергея. - Уезжает, чи шо?
Сергей покраснел и заерзал на диване.
- Это не твоего ума дело! - зло рыкнула Лида, заметив смущение Сергея.
- Мать хочет вам счастья, да вы рази слушаетесь. По-своему норовите, а потом кусаете локти. Без родительского ведома, девчонкой-несмышленкой выскочила замуж, а я тогда ой как предупреждала!
- Нашла чего вспомнить, - занервничала Лида и поспешила сменить тему: - Пойдем на кухню, покормлю тебя.
- Да я, може, чайком обойдусь, не тревожься, доченька.
- Знаю, что не кормили тебя там. Сколько раз можно повторять: не разыгрывай казанскую сироту! Этим нас не разоришь.
6. На распутье
Вечером пришла, вернее, прибежала бабуля в чужом пальто.
- У наших опять война. Зять и внук, обое понапились, как волки злые, того и гляди убьют друг друга. Не стану там жить. В моем возрасте да по ночам бегать из дому. Хорошо, хоть Савельевна дала пальто, выручила. Утром пойду, заберу всё свое, да и хай они там перепьются.
- Не говори уж чего зря. Завтра опять побежишь к ним, знаю я, - подтрунивала Лида.
- Нет, устала. Хватит. И Савельевна так живет. Эх, зря продала свой домик, вот никому и не нужна. Старые везде мешают, везде лишние.
Сергей покраснел, заегозил, уловив камень в свой огород.
А бабуля продолжала плакаться на жизнь:
- Пенсия у меня есть, добавите еще ты да Галка, мне и хватит на чай да на хлеб, а что нам, старикам, еще надо.
Лида, заметив готовность Сергея уйти ("ведь он такой дёрганый, обязательно уйдет!"), обрушила на мать кипевшее недовольство.
Старческие причитания о бесприютности, о недостатке денег и хлеба расстроили Сергея, он беспокойно поглядывал на спасительную дверь, совсем не думая, что это подливало масла в огонь Лидиного гнева.
- - - - - - - - -
Общежитие-гостиница произвела мрачное впечатление: все вешалки заняты одеждой, на столе и прикроватных тумбочках консервные банки с окурками и пепел вокруг. На его кровати было грязное белье, значит, в его долгое отсутствие постелью кто-то пользовался. Все остальные были такие же мятые и грязные. Стало неприятно здесь и неуютно. Впору хоть возвращайся к Лиде.
Под кроватью валялись чужие, стоптанные шлепанцы. Да, сидя в Лидиной квартире, все здесь представлялось по-другому, в радужных красках: свобода, одиночество, тишина. Вот тебе и Монарх вселенной, господин своей жизни! (Кстати, недавно встретился Олег. Сейчас ездит в Польшу за тряпками, очень выгодно перепродает их здесь. Довольство из него, неимоверно потолстевшего, так и брызжет).
За стеной послышались мужские голоса, затем ритмичное перестукивание ракеток о шарик, о стол, и гулкие удары по фанерной стенке перегородки. Захотелось упасть на кровать и закрыть голову подушкой. Столько он скучал, столько стремился сюда, таким рисовалось все славным, много лучше, чем квартира Лиды, а здесь... И это показалось особенно горьким.
В помещении было холодно, пронизывало до костей. Сергей брезгливо закрыл одеялом грязную простыню и присел на кровать. Ноги обдавало сквозняком, руки мерзли, и не было желания шевелиться. Живя в уютной квартире Лиды, казалось, что всюду так же тепло.
Еще раз оглядел кровать с мятым, грязным бельем, нашел в портфеле ключ и, воровато, поднялся на пятый этаж, в комнату Семененко.
Засыпая, он с удовлетворением подумал, что нынче у Лиды всем хватит места и не придется бабуле мучиться, разбирая непослушные части раскладушки.
- - - - - -
Захаживать в пивную друзья стали чаще, и Сергей уже не отказывался от водки. Теперь он с наслаждением отмечал, как первоначальная горечь выпитого зелья плавно перетекала в блаженство и легкую бездумность. Лебедев же, слушая историю краха очередного варианта обмена, всегда раздраженно философствовал:
- Понимаешь, жизнь - это лабиринт. В процессе твоего, так скажем, переселения-перерождения с каждым ходом накапливается большое количество решений и вариантов, и всякий раз приходится уяснять, что для тебя есть счастье. Но этот вопрос не имеет решения, поскольку внутри человека свой лабиринт, лабиринт желаний. Вначале ты хотел поменять географическое место жительства, но появилась женщина, и представление о счастье изменилось. Ты снова на распутье между семьёй и Лидой. Эти дела отнимают у тебя много сил и времени. Брось! Направь свою энергию на одно полезное дело, тогда, возможно, ты оставишь свое слово в науке.
- Человек, то есть я - монарх Вселенной, - Сергей криво ухмыльнулся, вновь подумав о толстом Олеге, почитателе Гегеля. - Однако наша любимая Вселенная насчёт житейских благ малость подкачала. Можно ли думать о высоких материях, если нет крыши над головой и море других проблем? - неверным движением он поднял кружку и скучно осмотрел пенистую лужицу на столе.
- Понимаешь, для многих людей, например для меня, уход с головой в работу и есть панацея от всех проблем, особенно - от семейных.
- Это надо запатентовать! Пахнет Нобелевской премией, - язвительно поддел Сергей, хотя и сам неоднократно убеждался, как работа отвлекает от суетных проблем. Но сейчас было желание "завести" Лебедева на философствования о жизненном пути человека к счастью с самого начала: с выбора профессии, жены, работы, места жительства... Чтобы он вновь сравнил этот путь с блужданиями по запутанному подземному лабиринту, где на каждом шагу приходится сомневаться в правильности выбранного поворота... Вспомнил бы учение йогов о страданиях и радостях, уготованных каждому человеку... Но все реже вдохновлялся Лебедев, его мучили нелады в семье. О них-то он и принялся говорить другу...
*
Даже временно, даже частную квартиру снять не удавалось, однако домой - чтобы не огорчать жену и дочку - он писал светлые письма. Именно этот бодрый тон злил жену и наводил на мысль о том, что ему там хорошо и он "пригрелся". Теперь в письмах из дома Сергея радовали только листочки с умилительными каракулями и рисунками доченьки ... Все шло к тому, что благодаря стараниям Моргунова обмен с Заполярьем состоится. Тот опять сообщил о скорой поездке Ваулиных на материк, в санаторий, а после они навестят азиатских родственников, посмотрят город и квартиру. Однако Людмила, судя по письмам и телефонным разговорам, не испытывала восторга. Она сердилась, что потеряно много времени, столько принесено жертв, а областной город вблизи теплого моря остался недосягаем.
Это заставляло Сергея снова искать и утешаться примером друга, который на первых порах тоже скитался по частным квартирам. Оптимизм вселяла и весна, время, когда люди, как птицы, готовы к перемене места жительства.
И вдруг из дома пришло письмо, полное гнева. "Ты о нас не думаешь... Где ж твоя фортуна? Когда она повернется лицом? Тебе ведь скоро тридцать пять. Сойди с облаков на землю, предпринимай что-нибудь".
Заканчивалось письмо категорично: "Если мы тебе ещё нужны, то приезжай".
Особенно больно ударил упрек в неудачливости. Да, уж чего-чего, а это получается у всех Минотаврих высокопрофессионально! Умеют садануть ниже пояса, в самое ранимое место. А впрочем, жена права: он действительно неудачник. Сразу не повезло с Анатолием Михайловичем, затем врюхался не в ту лабораторию и заупрямился перейти в другую. Нынешнее утро окончательно подтвердило это, когда комендантша Клава застукала его выходящим из комнаты Ерёменко, естественно, подняла такой крик, что не приведи Господи! Конечно, отобрала ключ, обещала доложить начальству.
- - - - - -
*
Неразлучная с телефоном Нина лукаво усмехнулась и передала Сергею трубку.
- Это ты мне звонил? - услышал он улыбчивый голос Лиды.
- Нет. Это ты звонишь.
- Кроме шуток, мне передали, что звонил мужчина, подумала - ты. Больше некому. Как живешь, как здоровье? Квартирные дела как? Ты даже не интересуешься: откликнулся ли кто на объявление? Докладываю: пока нет. Зато Геннадий подыскивает себе компаньона, у него можешь запросто заработать на квартиру. Подумай, если такой вариант устраивает, то приходи, вечером сходим в "кулацкий посёлок". Да, и еще новость: я ведь теперь снова одна! Бабуля живёт с Галкой, с ними ей веселее, а дочь уехала к моей подруге в Сургут, за длинным северным рублём.
Ему хотелось поскорее закончить исследования, а уж после думать о переходе к Геннадию. Но у Лебедева почти каждый день новая идея, причём одна лучше другой: сейчас предложил записывать информацию на микросхему. Это совсем новое техническое решение и оно потребует от Сергея массу времени на изготовление нового макета. Парни увлеклись и взглянули на часы только заполночь. Вот и решили ночевать в лаборатории. Лебедеву не хотелось видеть свою Минотавриху, а Сергею такой поворот был кстати, ведь ключа от комнаты ? 401 теперь нет. Затевая кофе, Лебедев обнаружил в своем столе сверток с бутербродами.
- Это Нина обхаживает меня, - смутился он. - Спасибо, очень кстати.
Кофе и бутерброды вдохновили, друзья поработали еще, затем сдвинули стулья и легли.
Весь день Сергей ощущал дискомфорт: тело помнило жесткость сидений и неудобную позу, неприлично зевалось и клонило в сон.
Чтобы скоротать вечер, потолкался около досок объявлений, заговорил с двумя мужчинами, добросовестно изучавшими тексты. Начал рекламировать свой город, климат, обилие солнца и фруктов, бурливую горную речку...
- Разве то, что вы предлагаете - юг? - возмутился один из них. - Для нас юг - это черноморское побережье. А ваша квартира скоро может оказаться за рубежом.
Сергей умолк. Их понять можно, поскольку в деле обмена, как на базаре, каждый хочет выгадать, каждый хочет лучшего, сравнительно с тем, что имеет
В расстроенных чувствах, он зашел на почтамт, получил письмо из дому. Конверт был заполнен рукой жены, а внутри тетрадный листочек с каракулями дочурки: "Папуля, я больше не могу без тебя терпеть, скоро буду плакать и мама тоже. Забери нас отсюда в Расей".
От жены не было ни слова, значит, обиделась.
"Это она умеет, - раздраженно думал Сергей. - На это у нее особенный талант".
Почему-то в памяти вместо нее возникала другая женщина, Лида, терпеливая, ласковая, преданная. К ней влекло, о ней были думы, она казалась и Венерой и Ариадной.
В комнате-гостинице он брезгливо стащил со своей койки испачканное чужим телом белье, сел, закурил. За стенкой, раздражая, нудно стучал целлулоидный теннисный шарик, слышались голоса игроков. На соседней койке, в рабочей, промасленной одежде, спал пьяный водитель и громко храпел. Рядом валялись пустые бутылки.
По телевизору показывали концерт: дети рассказывали стихотворения и пели песни. Крупно показали девочку с пышными бантиками в длинных белокурых волосиках. У него екнуло сердце: дочка! Ну, просто копия! Такие же волосики, бантики, голосок!
Концерт закончился, а Сергей продолжал видеть на экране девочку, так удивительно похожую на его дочь. Поэтому не сразу вник в слова диктора, услышав знакомые названия - Фергана, Андижан, Наманган: "Шесть баллов по шкале Рихтера. Жертв и разрушений нет..." Он сделал звук громче, но уже шла другая информация. Хотя и этого достаточно, чтобы о землетрясении узнали в Апатитах те, кто жаждал солнца и фруктов. Шансы на обмен упали до нуля. Последняя фраза (о том, что нет жертв и разрушений), должная успокоить народ, обычно действует наоборот - настораживает. Какой после этого может быть обмен? И это как раз весной, когда люди, как птицы, только настроились на перемену мест и - нате вам! Естественно, что северяне откажутся. Кому понравятся катаклизмы природы. Теперь не имеет смысла давать объявления обмена.
Покачиваясь, вошли знакомые шофера, неразлучные друзья и завсегдатаи гостиницы. Маленький, худенький, с громовым голосом, и писклявый громадина-толстяк. Сели за стол, достали бутылку водки. Продолжали ругать своего начальника, который "обзывает пьяницами, это - напрасно, у них есть тормоз, они себя уважают, всегда стараются держать марку и уважительно относятся к себе и другим".
Слушать это было противно.
- Сергей, - громовым голосом позвал коротышка. - Давно тебя не видели, давай, за встречу! Жахни с нами!
Громко икнув, он наполнил стакан и подвинул к краю стола.
Сергей досадливо отмахнулся. Неотрывно глядя на буквы-каракули письма, он представлял свою золотую, любимую доченьку с пышным бантиком над льняными волосиками, и думал тяжкую думу. Какой путь выбрать, как жить дальше?
Нехотя подошел к столу, взял граненый стакан и выпил большими глотками. Прислушался, как водка обожгла внутренности, а через некоторое время пришло умиротворение.
- Аристов! Сергей Андреевич Аристов есть? - крикнула в приоткрытую дверь вахтерша. - Тебя в вестибюле ждёт человек!
Шоферы переглянулись.
- Сергей! Аристов - это ты? Наверное, к тебе? - пробасил коротышка.
Сергей очнулся и пошёл вначале тихо, а затем всё быстрее и быстрее наверх, по темным, ломаным, как в лабиринте, коридорам. Эту дорогу он знал без спасительной нити Ариадны..