Глава 1 - Рыба

"Лицо какое-то бледное, мешки под глазами", - подумал человек, стоя в мужском туалете и глядя в зеркало. Одет он был прилично, но выглядел болезненно. "Нет, возвращаться в таком виде нельзя..." Вдруг руки человека сотрясла слабая дрожь как некое предзнаменование приближения опасности. Человек облокотился об умывальник, опустил голову и начал задыхаться.

Знаете, когда рыба оказывается на суше, она обречена. Но в ее власти продлить себе жизнь на несколько секунд. Для этого нужно всего лишь успокоиться и попытаться не думать про воздух.

И человек знал про рыбу. Знал он и про то, что необходимо выпрямиться, закрыть глаза и попробовать не думать о смерти. И он почти о ней и не думал, однако не мог не думать о воздухе. Каждый вдох давался труднее предыдущего. Человек жадно глотал воздух: только одна из нескольких попыток приносила облегчение секунд на пять, на десять. Все остальные лишь оставляли чувство неудовлетворения и желание сделать еще один глоток, секунды через три, не позднее. Нужно было чем-то отвлечься, вспомнить что-нибудь приятное. Но вспоминать было почти нечего, да и только хуже становилось от этого. В этот раз приступ был сильнее и застал его в самый неподходящий момент.

Человек достал перочинный ножик из кармана, слегка порезал палец и стал наблюдать, как кровь медленно, но напряженно покидала его тело. "Значит, давление высокое. Пульс частый, лицо вспотело. Черт, как же не вовремя!"

Следом за ножом человек извлек из сумки небольшую коробочку, напоминающую аптечку. - Привет, Барби, - сказал он и вынул из нее крошечную таблетку. "Двести миллиграмм должно хватить часов на шесть, на восемь..." Он быстро проглотил ее и запил водой из крана. "Следов опьянения, наверное, не будет, но возможно некоторое расстройство речи. Нужно говорить поменьше, сейчас и вообще..."

И приступ начал проходить.

Нет ничего приятнее, чем чувство минувшей опасности: почему-то сразу хочется жить и бежать. Понятно, почему - жить, но сложно сказать - почему бежать. Спортсмену-легкоатлету, наверное, в таких случаях хочется только жить. Но мне и человеку с перочинным ножом, с небольшой коробочкой, нездоровым видом и пристрастием всем наркотикам "дать красивые дев имена", хочется еще и бежать. Неважно куда и зачем. Просто бежать. Бежать в центр мира или, наоборот, бежать от себя, от центра мира... Но на человека с коробочкой, напоминающей аптечку, действовали кроме вышеуказанных центробежных и центростремительных сил еще некоторые роковые стечения обстоятельств, которые и привели его в этот час в общественный туалет.

Наверное, мне стоит сразу признаться, раз уж мы с вами нацелились на серьезные, продолжительные отношения - а ничем иным и нельзя назвать этот процесс, процесс чтения и написания. Другие бы сказали, что это диалог или монолог, но это совершенно не так. Это что-то немного нездоровое, может быть, эксгибиционизм: вы как будто бы тайно наблюдаете за мной (ведь я вас не вижу, а вы меня в каком-то смысле видите), притом я знаю, что вы наблюдаете, и получаю некоторое удовольствие. Однако если вас на самом деле нет, то в таком случае у меня или паранойя, или шизофрения. Или мания величия, боже упаси?

Но перейдем от формы наших взаимоотношений к их цели. Я, кажется, хотел признаться? Ну так вот...

Человек с высоким артериальным давлением и порезанным пальцем - это на самом деле я, Юджин Моргри. Может быть, это и не настоящее имя, но так я себя называю, и так меня называют окружающие (по крайней мере, мне кажется)...

Когда приступ закончился, я вернулся в зал. Это был какой-то среднестатистический бар-кафе-ресторан (не помню) с интерьерами, напоминающими экстерьеры готических храмов. Посетители - гаргульи и химеры - подозрительно смотрели на мою бледную белую физиономию, несколько непривычную в местах подобного рода, но быстро теряли интерес. Они говорили на незнакомых мне языках, а может быть, и на одном чужом диалекте: когда не понимаешь ни слова, сложно сказать, не понимаешь ли ты ни слова из одного конкретного языка, или из нескольких. Но судя по тому, что в группе людей у барной стойки (так значит, это все-таки был бар!) назревал конфликт, есть основания полагать, что эти люди все же говорили на разных языках. Прямо как башня-блудница, помните?

И вот, медленно продвигаясь по океану недружелюбных шепотов и шорохов, приносимых иноземными ветрами, я в конце концов наткнулся на знакомый остров - столик своих соотечественников.

- Юджин, наконец-то вы вернулись. Вас не было почти полчаса! С вами все в порядке? Как вы себя чувствуете? - спросил первый из моих собеседников. Всего их было двое. Одного, кажется, звали Андреем (он был пухлый и румяный, очень похож на андрея), а второй был так невыразителен, что ему подошло бы любое имя. Вчера они позвонили и сказали, что хотят поговорить со мной по поводу наследства. Поэтому я и назначил им встречу в этом местечке. Просто потому, что оно рядом с домом. Но сейчас я чувствую - оно что-то символизирует.

- Юджин, вы понимаете, что значило это место для вашего отца? (Он говорил не про этот бар, конечно же). Это дело всей его жизни! - говорил Выразительный, пока Невыразительный молчал. И я молчал.

Я молчал и смотрел, как люди превращаются в животных. Волки сбивались в стаю вокруг агнца. Худые и голодные, они почти ничего не ели, пуская слюни на неосмотрительно приобретенные богатства жирного барашка. А в другом конце зала хитрый лис, сладко улыбаясь своему визави, аккуратно запустил свою лапку в его карман. Я молчал: наверное, это плата за приторную улыбку. В это же время старый бурый медведь пил лекарства от бессонницы, рюмку за рюмкой, пытаясь впасть в спячку прямо за стойкой.

Эти люди не только иносказательно напоминали животных, но и буквально начинали превращаться в них: покрывались шерстью, отращивали хвосты, вставили на четыре лапы. Все плыло и изменялось. Я переставал понимать даже своих собеседников. Выразительный все еще говорил, не менее приторно, чем лис в другом конце зала. Я инстинктивно проверил карманы - все на месте. Они, конечно же, хотели обокрасть меня, но не так. Содержимое моих карманов (ключи, бумажник и телефон) было им не нужно. Они хотели украсть нечто большее. Но ясно осознавать это мне становилось еще сложнее. Все плыло и изменялось.

Вы знаете, что рыба была эзотерическим символом первых христиан? И сейчас, подставляя вторую щеку этим щукам, я в очередной раз за вечер почувствовал себя рыбой, мелкой рыбешкой.

И я вспомнил один случай... Однажды, когда я выходил из дома, меня окликнул незнакомец. Интеллигентное лицо его было закутано в старый поношенный плащ.

- Простите, пожалуйста, - сказал незнакомец, - я вижу, вы спешите... Но не могли бы вы остановиться на секунду? По вашим добрым глазам и благородной осанке я понял - у вас непременно доброе сердце. А остановившись и взглянув на меня без пренебрежения, вы только подтвердили мою догадку.

Незнакомец стрелял легким ветерком красноречивых, едва уловимых слов, в то время как полы его плаща развевались от резких порывов холодного и прозаичного материального ветра.

- О, не обращайте внимания на ветер, он вдоволь погонял меня по свету, но борьба моя с ним еще не завершена. Как вы видите, он поизносил мою одежду, душа моя зачерствела словно ладони рук, но я, как и прежде, смело встаю у него на пути. Мы даже, пожалуй, стали друзьями с ним и с его братьями и сестрами: ночью, холодом и голодом. Но я не жалуюсь, я почти не общаюсь с людьми, однако чувствую себя частью мира, не обособленной, а причастной... Вижу, я завладел вашим вниманием и доброе сердце ваше вопрошает, в чем смысл моих слов и цель обращения. Сложно ответить... О "смысле" и "цели" много было сказано за века словоблудия и не мне подвешивать новую гирю на весы. Мой друг ветер, гуляя в головах и карманах, часто выл в пустоте от безысходности. В моих карманах тоже пусто, а в голове такой лабиринт, что мыши, ищущие выход оттуда, умирают разумными, от старости. Как вы видите, я не богат монетой, но я очень хочу увидеть следующую весну. Мой организм ослаб и, возможно, скоро я из наблюдателя вечного круговорота существования превращусь в движущую силу этого цикла - стану почвой для новой жизни... Дайте мне, пожалуйста, денежек или что-нибудь покушать...

- Возьмите мой кошелек, хоть вы и богаче меня, - слова эти слабо передавали мою зависть его красноречию.

Потом я очнулся от воспоминания, когда Выразительный сказал:

- Одно ваше слово, Юджин, и дело в шляпе. Решайтесь...

И тут я почувствовал, что уже некоторое время не могу ничего сказать. Ну, то есть я и не пытался говорить пять минут назад, но понял, что и не смог бы при всем желании. Я забыл слова и буквы, а мышцы лица, отвечающие и за ложь в том числе, застыли в упрямой решительности не сказать больше ни слова.

И вот, в третий раз за вечер, я почувствовал себя рыбой.

Следующая глава