В июле 2002 - го года в Токио было невероятно душно. Молодежь и все взрослые посходили с ума. Виной тому был и 21 - ый век и техногенная революция. Производством уже никто не занимался, работали по заветам Ильича только роботы. В штатах настал коммунизм, который корнями уходил в гнилые голливудские традиции, а от США эта зараза распространялась по всему миру. Но больше всего брожения было именно в т.н умах людей, т.к они пили, курили и занимались не тем чем нужно. Вот босс Якудзы наблюдает за тем как мимо его окон проплывает капитан Бьютифул. Его корабль был не таким большим как "Титаник", но он унес немало жизней в тар -ч.н тарары. Поскольку Бьютифул был капитаном, он не уподобился двуногой крысе и не покинул судно. Ему удалось миновать воронку, образовавшуюся на месте его погружения. Поначалу он греб на своей маленькой лодочке преисполненный надежды на спасение. Все искал островок пусть бы даже не обитаемый. Но вот закончились припасы и оптимизма поубавилось. Когда не стало воды его охватило отчаяние, а вскоре капитан скончался. В настоящий момент, проплывая мимо окон, он все также исступленно двигал веслами - вот что такое самурайская воля и сила привычки.
Они гуляли по пирсу. Он и Она. Эта прекрасная пара бросалась в глаза, потому что они не были ничем не обременены кроме ни с чем несравнимого груза любви. Это было видно по ее лучистым небесно - голубым глазам и по его романтично откинутой голове. Он разводил руками, помогая обозреть ей океан, видимо символизировавший глубину его чувства. Она трепетно взирала вслед каждого его пальцедвижения и кротко внимала звуку его бархатного голоса. Прогулка их близилась к завершению. Впереди их ждал 5 - звездочный отель, в котором им предстояло провести ближайшие часа два, ну может минут сорок. Она была так по старомодному великолепна. Слой косметики, не профессионально наложенный визажистами, почти не скрывал все ее внешние достоинства так, что можно было назвать ее личико ангельским ангельским ангельским. К тому же она изыскано строила глазки, этому ее научила еще мать и старшая сестра (мать начала, сестра продолжила, а подруги довершили). Она владела искусными приемами правильной речи, и правилами пьяного поведения, а главное умела не только колбасить но и кушать. В общем владела тем бесхитростным в целом, но привлекательным для партнеров "задним чемоданчиком". Он с небольшим брюшком, в целом подтянутый стройный щедрый и деликатный - ничего особенного. Просто одновременно какой- то гречан, нигр и датчан. Даже немчурская сосиска... м- да. После непродолжительных стыдливых местами бурных диалогов полушепотом на непонятном диалекте одного из чуждых языков романской группы, партнеры перешли к занятию любовью! Он хотел было помочь ей лечь, но вместо этого сильно ударил. Она опрокинулась на модный между тем диван, распахнув свою бледную белую тощую стройную и отнюдь не дряблую нежность. Он как - то трусовато опустился на колени и полез лицом к скукожившейся цели, для того чтобы поцеловать припухший бубон злой ракушки. Он нервничал торопился часто вскрикивал, ерничал поэтому все получалось и даже очень. Она вообще уже сильно хотела, не по -инерции достала до его ботинка и вынула оттуда тем не менее какую - то серую кожицу. Через некоторое средней пожалуй продолжительности время однако, любовникам удалось настроиться и кровь постепенно стала приливать, пугая обоих инсультом. Тогда он уже уверенно уложил ее на модную койку. Она приподнялась и трепетно сильнее раздвинула руки (было заметно, что ей очень даже удобно) Он стал фантасмогорически плавно словно смычком тыкать и поводить на полвосьмого как в запое направляясь к ее увлажнившейся полу волосатой маске. Так продолжалось нежные и томные 14 часов , затем партнеры поменяли дозу. Она дошла до 2,5! Меховой полушубок с атласом сел верхом, обнажив сакраментальный лаз. Он по - прежнему очень торопился (дома ненавистная жена, ее Ма- ма, дети - эгоисты, поджимающие сроки сдачи отчета за истекший квартал) и даже пока партнерша хаотично перемещалась четырехугольными финтами, успевал навязчиво ласкать ее. Это продлилось еще ну, минуту. Затем она повернулась лицом к скотопромышленникам и он как надо ввел свой долгий долг. Видимо сама мысль о том, что он совершает нечто не повторное и превзойденное, приободрила его. Мозг распух, и мэн еще убыстрился, напоминая снегоуборочную машину . По ее лицу можно было сказать только, что ей баснословно приятно это потому, что уже давно ничего не болело и приятно потому, что все вокруг были невероятно щедры и имели моднейшие фиксы. Лицо ее напоминало маску смерти, что придавало акту некоторый театральный мистицизм. Однако от того, что вокруг стояли осветители, операторы, режиссер, который говорил что надо делать: куда смотреть, как и когда улыбаться, сосредоточиться долго не мог даже он, не говоря уже о ней. Они снова поменяли дозу (до 3-х). Теперь они больше не занимались любовью, а он просто тупо любил ее лицо, пытаясь вызвать механическое маслоотслоение, а она бодро улыбалась и делала вихрь: изо всех сил, тянулась, чтобы из позы лотоса поцеловать избанника ("Хорошо что горшки сегодня мыли уже!" - выкрикивает какой - то умник в толпе, - "а то у меня был презабавный случай...", но ему не дали дорассказать. Начинает звучать марш Мендельсона! На экране светится "Свидание в слепую"! Он вынимает из бумажника какие - то купюры и начинает брезгливо разбрасывать их по кровати или пихать себе в рот. Она старается помочь и что есть силы кричит, разевая рот в котором хватает и коренных зубов и слюны: " O, main god! O, main god! O, main god! O, main god! O, main god! O, main god! O, main god! O, main god!