“Элейн и Аллан”

“Элейн и Аллан”

Владимир Морозов

“Элейн и Аллан”

И отрицая все законы,

Что напридуманы людьми ...

Вместо предисловия.

Всё что написано ниже есть не только плод фантазии автора. Разумеется, я не делал попытку точно предсказать, что будет происходить на нашей планете в середине наступающего века, но приведённое в повести развитие событий представляется вполне возможным, хотя и не обязательным. Жизнь может расставить всё по-своему.

Ныне модно благодарить всех, кого только можно, за любое содействие в создании книг. Я тоже благодарен за это многим людям, но в неизмеримо большей степени должен поблагодарить Вас, за то что вы уделили часть своего времени, чтобы прочитать эту повесть. Отнеситесь к ней как к сказке. Надеюсь, она Вас не разочарует.

Послевоенная доктрина США

А. Даллес 1945 г.

“Посеяв в СССР хаос, мы незаметно изменим их ценности на фальшивые и заставим их верить в эти фальшивые ценности... Мы найдем своих единомышленников, своих союзников и помощников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания... Из литературы, искусства мы, например, вытравим их социальную сущность, отчуждим художников, отобьём у них охоту заниматься изображением, расследованием, что ли, тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс.

Литература, театры, кино, пресса - все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства, мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, предательства - словом, всякой безнравственности.

В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху, незаметно, но активно и постоянно будем способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности; бюрократизм и волокиту возведем в добродетель. Честность и порядочность будем осмеивать - они никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, - все это мы будем ловко и незаметно культивировать, все это расцветет махровым цветом. И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим их в посмешище, найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества...”

12 марта 2041 года. Вашингтон. Белый дом.

Президент Соединённых Штатов Ричард Кеннеди испытывал некоторое волнение, которое он, как опытнейший политик, занимавший свое кресло уже в течение второго срока, разумеется, тщательно скрывал, хотя спичрайтеры и помощники как всегда на высшем уровне сделали свою работу. Ни один мускул не дрогнул на лице Президента, когда он поднялся, чтобы начать заседание Совета национальной безопасности. Потомок знаменитого клана Кеннеди выдержал паузу, желая привлечь к себе максимум внимания со стороны собравшихся, и, мысленно обратившись к богу за содействием, решительно и уверенно заговорил:

- Господа! Мы собрались здесь в сложное для Америки время. Наша великая нация с честью прошла через многие тяжелейшие испытания. Мы были победителями в обеих мировых войнах двадцатого века. Победили в холодной войне, заставив русских не просто позорно капитулировать, а развалили их страну на части, уничтожив их экономику, серьёзно подорвав обороноспособность, не потеряв при этом в боях ни одного солдата. Это была блестящая победа демократии над тоталитаризмом, достигнутая всей мощью нашего государства, начиная от рядовых нашей доблестной армии, не раз отстаивавшей демократические ценности во всем мире, и простых чиновников федеральной резервной системы, сделавшей доллар единственной уважаемой валютой в мире, и, заканчивая высшим руководством страны, вооружённых сил и специальных служб, из которых необходимо особо выделить Центральное разведывательное управление и Агентство национальной безопасности. Именно они вынесли на своих плечах основную тяжесть борьбы с русскими в этот сложнейший период нашей истории.

Ныне мы давно и по праву и называемся, и являемся единственной сверхдержавой на планете. Мы по праву диктуем всему миру наши условия, ибо неоднократно доказывали незыблемость и непреходящее значение наших истинных ценностей, присущих подлинной демократии. Я выражаю полную уверенность, что и в нынешней ситуации мы достойно будем жить и работать на благо граждан Соединённых Штатов Америки во имя светлого будущего нашей великой страны, что мы сделаем всё возможное и невозможное, чтобы с честью, подобающей только великой стране, единственной, повторюсь, сверхдержаве в мире, преодолеть все нынешние трудности. А они не так ужасны в сравнении с мировой войной или Великой депрессией. И да поможет нам бог!

Я намеренно говорил столь возвышенно, господа, чтобы вы прониклись важностью того, что здесь сейчас происходит. Теперь перейдём непосредственно к делу. Вы уже имели возможность ознакомиться с материалами, подготовленными комиссией под руководством вице-президента. Теперь нам нужно обсудить их и принять решение. Оно будет непростым. Это будет новый закон, который, как и положено, должен быть рассмотрен и одобрен Конгрессом. Проект этого закона вам также предоставлен.

Прошу понять меня правильно, но я не могу не сказать вам, что закон в том или ином виде, но будет принят независимо от вашего мнения о нём. Администрация готова пойти на многие жертвы, чтобы провести его через Конгресс. И дело тут, как вы надеюсь уже осознали, не в моих личных амбициях, как политика и человека, а в национальной безопасности Соединённых Штатов. Вместе с тем, господа, я должен выразить надежду, что наш с вами коллективный разум и желание работать во благо Америки помогут должным образом скорректировать отдельные положения этого закона, чтобы, не меняя сущности законопроекта, улучшить его. Я не исключаю того, что существуют факторы, которые не были учтены должным образом или не учтены вовсе. Мы здесь и собрались, чтобы постараться выявить их и поправить закон, не меняя его сути. Итак, прошу вас, господин вице-президент.

Вице-президент Соединённых Штатов Америки Артур Беневитц поднялся со своего места и подошёл к трибуне. Заговорил он без пауз, поскольку никакого волнения не испытывал, ведь за его спиной стоял сам Ричард Кеннеди, который и должен был отвечать за всё, что происходит в стране. Приставка “вице” защищала лучше, чем самая надёжная броня.

- Господа! Я думаю, господин Президент в своем вступительном слове сумел настроить всех нас на нужный лад. В развитие уже сказанного им важно отметить следующее. Цель нашей сегодняшней совместной работы заключается в том, чтобы сохранить в ближайшем будущем и на долгие годы Америку в том виде, в каком она сейчас предстаёт перед нами и всем миром: в виде единственной на планете сверхдержавы, которая будет способна и впредь руководить всей человеческой цивилизацией.

В нелёгкой борьбе мы победили всех своих внешних врагов. России, в том виде каком мир знал её в середине двадцатого века, больше не существует. Объединённая Европа развалилась, как карточный домик, почти без посторонней помощи: слишком сильны были внутриевропейские противоречия изначально. Китай озабочен тем, как прокормить своё более чем двухмиллиардное население. Покончено с исламским экстремизмом, которому мы не позволили поколебать наши демократические устои и идеалы, помешать нам открыть их ценность для всего человечества. Никто из вышеупомянутых врагов Америки, не говоря уже о менее значительных, не в состоянии ныне подняться с колен. За этим внимательно следят доблестные офицеры нашего Центрального разведывательного управления и Агентства национальной безопасности, которым каждый из присутствующих, несомненно, имел честь оказать посильное содействие.

Опасность, о которой упомянул господин Президент, не исходит извне. Она заключена внутри нашего общества. Эта опасность не носит сиюминутного характера. Ничего сверхъестественного не произойдёт ни завтра, ни послезавтра, ни через год, ни даже через дюжину лет. Мы имеем дело с некой миной с часовым механизмом, установленным не менее чем на полвека. Но её взрыв может обернуться катастрофой для Америки как сверхдержавы. А иной мы её себе не представляем и не имеем права даже думать о нашей стране иначе.

Прежде чем обратиться непосредственно к материалам доклада комиссии, которую я имел честь возглавлять, хочу поблагодарить всех тех, кто принял участие в её работе. Поблагодарить за понимание важности своих задач, за высочайшее качество проведённых исследований и, смею надеяться, полученных выводов, выработанных прогнозов и рекомендаций.

Для того чтобы подробнее осветить суть грозящей опасности, позволю себе короткий экскурс в историю. Вернёмся всего на полвека назад, в конец восьмидесятых и начало девяностых годов двадцатого века. Мы - я, как вы понимаете, имею в виду руководство Соединённых Штатов - были серьёзно заняты тем, чтобы занять в мировом сообществе то место, которое ныне и занимает наша страна. Заканчивалась многолетняя операция по подрыву экономики и политических устоев России. Мы добились свёртывания наиболее перспективных отраслей промышленности русских, резкого сокращения финансирования их страны за счёт снижения мировых цен на нефть, главную статью из экспорта. Мы не дали им возможность сделать их валюту конвертируемой, чего они очень долго добивались. В тот период и начали активную деятельность наши агенты влияния, внедрённые в их политическую элиту на всех уровнях. Некоторых из них удалось провести и в самые верхние эшелоны власти. Они могли влиять на принятие самых ответственных решений. Впрочем, даже на менее высоких уровнях в России всегда можно было противодействовать самым лучшим намерениям их руководства, если вспомнить, что антиалкогольная программа свелась к вырубке виноградников и изменению режима работы магазинов.

Всё чуть было не обернулось крахом в августе 1991 года, когда группа высших политиков объявила о болезни Президента русских и введении в стране чрезвычайного положения. Для нас всё тогда закончилось в высшей степени благополучно, поскольку среди них оказался наш человек. Мы смогли перенести основные события к русскому Белому дому, как они называли здание своего парламента. Он находился и находится недалеко от нашего посольства. Тогда пришлось впервые применить аппаратуру воздействия на поведение людей, которая не была в достаточной степени испытана и отлажена. Результатом этой вынужденной поспешности явился пожар в здании посольства, и русские пожарные едва не прошли в строго охраняемые помещения. Скандал в прессе удалось замять достаточно быстро. Практически то же самое произошло и в 1993 году в октябре. Пожара, к счастью, удалось избежать. Русские газеты и электронная пресса тогда задавались вопросом о том, какая горячая голова приказала стрелять в тот же самый Белый дом из танков тем более после того, как сдача всех тех, кто ещё оставался в здании, была предрешена на переговорах. Мы, естественно, никаких комментариев по этому поводу не делали.

Необходимый нам тогда результат был достигнут, причем он значительно превзошёл наши ожидания. Удалось разделить на части русский КГБ, самую сильную из всех противостоявших нам иностранных спецслужб, и к тому же в значительно большей степени окупавшей затраты на своё содержание, чем любая другая отрасль экономики русских. Да-да, господа, КГБ был в то время самой рентабельной отраслью их экономики. Прошло уже полвека, но читая документы той поры, я был в высшей степени изумлён, когда новый и последний Председатель того КГБ передал нам схему организации электронного и акустического контроля в строившемся здании нашего посольства. “Эти русские совсем потеряли разум!” - думал я, медленно осознавая, что читаю описание реальных событий, а не фантастический рассказ. Их пословица “доверяй, но проверяй” похоже была ими же и забыта.

Через четыре месяца в конце декабря 1991 года их страна, которая называлась Советским Союзом, развалилась окончательно. Вместо большой империи было организовано какое-то непонятное Содружество, подобное Британскому Содружеству наций, наверное, в значительной мере для того, чтобы у Президентов бывших советских республик было больше поводов собраться вместе или съездить в гости друг к другу. Удалось вбить хороший клин в отношения между тем, что стало называться Россией и Украиной, которые всего триста пятьдесят лет до того клялись друг другу в вечной дружбе и единстве.

Без единого выстрела наших солдат мы достигли того, что планировал Гитлер ровно сто лет назад. От СССР была отделена Украина, Белоруссия, Прибалтика, Закавказье и Средняя Азия. Вышколенная и подчинившая себе всю Европу германская армия не смогла сделать это, хотя и положила в русских полях и лесах более десяти миллионов человек. В дальнейшем мы окончательно развалили их экономику и, что особенно важно, сельское хозяйство, поставив русских в зависимость от импорта продовольствия и внешних займов. Общий ущерб для них был многократно больше того, что они потеряли во второй мировой войне. А когда в 1998 году они попытались после нескольких лет высочайшей инфляции встать на ноги, мы так девальвировали их рубль, что они навсегда, я уверен, поняли, кто диктует условия на земле. К тому же мы на них возложили высочайшую миссию по защите цивилизованного человечества от исламской угрозы. И многолетняя партизанская война на Кавказе не явилась стимулом для восстановления их экономики.

Европа также быстро согласилась с нашим видением положения дел в мире. Методично применяя политику убеждения и, в случае необходимости, принуждения, мы показали, что те, кто не согласны с нами, имеют все шансы разделить участь одной из строптивых балканских стран, где нарушались права человека, которую мы практически стерли с лица земли за считанные недели. Её лидеры вынуждены были принять наши условия урегулирования конфликта, хотя и нашим Военно-воздушным силам пришлось понести некоторые потери.

В результате успехов во внешней политике мы смогли больше внимания уделять нашим внутренним проблемам. В конце двадцатого века превышение доходов над расходами в нашем бюджете было столь значительным, что мы смогли направить средства на решение различных проблем стоящих перед Америкой. Было значительно увеличено финансирование научных исследований, что принесло вполне осязаемые плоды. Расшифровка генной структуры человека стала этапом для решения многих медицинских проблем. В лабораторных условиях была получена скорость, превышающая скорость света в вакууме. И это далеко не полный перечень успехов наших ученых в конце прошлого века. Они заложили базу нашего преуспевания в науке в настоящее время. Мы сумели обеспечить ситуацию, когда учёным стало выгодно работать в своих лабораториях. Поэтому к решению важнейших проблем генной инженерии были привлечены лучшие силы, и стало возможным создание в этой области структуры подобной, Манхэттенскому проекту, существовавшему в годы второй мировой войны и обеспечившему создание атомной бомбы.

К сожалению, не все в генетике происходило гладко. Вы прекрасно знаете, господа, что в науке решение одной проблемы порождает к жизни десяток новых, не менее серьёзных. Показателен случай, когда одной подопытной крысе ввели ген, отвечающий за увеличение волосяного покрова. Естественным было ожидать, что её шерсть станет длиннее. Так и произошло, однако она перестала быть гладкой, так как начала расти в абсолютно разные стороны, при этом задние конечности животного увеличились в три раза. Подобные случаи возникали достаточно часто до тех пор, пока Агентство национальной безопасности не оказало генетикам посильную помощь. После расшифровки структуры молекулы ДНК человека важно было понять, что с этим делать, как это можно использовать, как отразится корректировка генов на человеке. Естественно, такие опыты на живых людях весьма затруднительны. И программисты АНБ на мощнейших компьютерах Агентства реализовали программы, моделирующие все эти процессы. В основной работе у Агентства отмечалось некоторое затишье. Нельзя же было на самом деле только расшифровывать сообщения русских, если вся их кодированная связь велась на устаревшей аппаратуре и читалась чуть ли не с листа. Да и объём шифрованной связи резко упал. Мы не могли допустить, чтобы наша лучшая техника простаивала, а программисты АНБ должны повышать свой уровень, решая всё новые задачи. Поэтому и решено было оказать помощь генетикам, и в настоящий момент мы можем определить генную структуру ребёнка, имея необходимые сведения о родителях. А также можно констатировать тот факт, что Америка на сегодняшний день - единственная страна, способная производить исследования человеческого эмбриона возрастом менее суток внутри организма матери и в течение нескольких минут выявлять возможную патологию у будущего ребёнка, информацию о которой несёт в себе генная структура плода.

Успехи значительнейшие, и они заслонили на некоторое время проблемы, зародившиеся также в конце прошлого века и перекочевавшие в век нынешний. Мы долгое время не придавали значения тому, что считали самим собой разумеющимся, естественным, и потому не требующим вмешательства со стороны федеральных властей. Я имею в виду институт семьи и брака, призванный обеспечивать рождение детей и их воспитание в духе наших традиций, на основе наших ценностей и тем самым осуществлять воспроизводство нации. Наши отцы не придали значения тому, что они называли феминистским движением, в угоду которому были приняты многие, мягко говоря, не совсем правильные законы, серьёзно сказавшиеся на желании прежде всего мужской части нашего общества, особенно той его части, которая принадлежит к среднему классу - основе американской нации - общаться с представителями противоположного пола. Иначе и быть не могло, если для того, чтобы в лучшем для мужчины случае лишиться престижной высокооплачиваемой должности на государственной службе или в солидной компании, уплатив при этом солидный штраф, а в худшем - просто оказаться за решёткой, достаточно было не просто каких-либо действий, а всего лишь неосторожного взгляда, неправильно истолкованного слова. Наказание постигло многих, причем часто несправедливое. Суды выносили решения в пользу женщин лишь на основании их заявления, не принимая порой во внимание полное отсутствие доказательств вины обвиняемых. Все газеты мира в конце прошлого века почти год пестрели материалами судебных процессов, связанных с обвинениями в так называемом сексуальном домогательстве. В роли обвиняемых на этих процессах оказывались известнейшие спортсмены, предприниматели, артисты. Вам должен быть известен результат того скандала, который разразился вокруг одного из президентов Соединённых Штатов, прекрасного парня, являвшегося в то время воплощением образа истинного американца, настоящим патриотом нации, примером служения интересам Америки. И все это происходило несмотря на то, что личная жизнь любого человека не могла быть предана не то что огласке, а вообще какому-либо вмешательству, с чьей бы стороны оно ни исходило.

Многие из женщин стали в высшей степени профессионально зарабатывать огромные деньги на столь фактически бесправном положении своих соотечественников, имевших грех родиться на свет мужчинами, из которых мало кто был оправдан, если против него выдвигалось обвинение в пресловутом сексуальном домогательстве.

Необходимо также отметить, что свобода личности многими была истолкована весьма и весьма своеобразно. То, что нетрадиционная сексуальная ориентация получит такое развитие, не мог предположить никто. Общества лесбиянок и гомосексуалистов требовали всё больше терпимости и понимания со стороны основной части населения. Уважая каждого своего гражданина как личность и охраняя права человека, Америка примирилась с фактом существования таких людей. Для них было сделано очень много, вплоть до того, что разрешены были однополые браки. Но то насаждение культа нетрадиционной ориентации в сфере половых отношений, которое стали проводить объединения сексуальных меньшинств, не могло остаться без внимания со стороны здоровой части населения. Однако их предупреждения об опасности этого явления тонули в потоках упреков. Людей, осмелившихся открыто и честно заявлять о пагубности этого явления, обвиняли в отсутствии терпимости, в попытках подавить свободу личности. Деятельность же обществ гомосексуалистов и лесбиянок становилась все более и более общественной. Дошло до того, что эти объединения стали проводить всемирные игры, наподобие игр олимпийских, в которых, кстати, им никто не запрещал участвовать. Мероприятиям меньшинств уделялось значительное внимание со стороны средств массовой информации. Порой нормальному человеку трудно было разобраться, какая же ориентация является правильной. Разумеется, было бы наивным полагать, что в этой среде возможно рождение и воспитание психологически здоровых детей.

Вместе с тем в низших слоях общества такой проблемы практически не существовало. Незначительные доходы этой категории населения, а значит и отсутствие сколь либо солидной собственности, во-первых, не могли быть предметом посягательства со стороны лиц противоположного пола, а, во-вторых, у потенциальных посягателей просто не было средств, чтобы оплачивать услуги адвокатов, без чего невозможно было даже квалифицированно обратиться в суд с иском, а тем более выиграть дело. Конечно, можно привести примеры, когда события развивались совсем в другом ключе. Я же, как вы понимаете, описываю основную тенденцию, отрицать наличие которой не может ни один здравомыслящий человек. Поэтому в этой части населения Америки сексуальная свобода ничем не ограничивалась. И помимо полной свободы нравов, на которую власти закрывали глаза, в этой среде получили чрезмерно широкое распространение наркотики и злоупотребление алкоголем, что выразилось в появлении на свет огромнейшей массы неполноценных детей, которые неспособны были по прежде всего физиологическим причинам даже освоить программу начальной школы, чтобы потом попытаться овладеть какой-нибудь профессией. Масштабы этого явления с каждым днём ширились в силу сокращения рождаемости в среднем классе и ее резкого роста в низших слоях общества. Это явление, как вы знаете, господа, присуще только весьма бедным нецивилизованным странам.

Теперь я подошёл непосредственно к проблеме, ради решения которой мы сегодня здесь собрались. Итак, по изложенным выше причинам в нашем обществе наметились следующие тенденции.

Первая. Уменьшение доли среднего класса, из представителей которого всегда состояла основная масса высококвалифицированных менеджеров частных предприятий, высокопоставленных государственных служащих, офицеров армии и флота, сотрудников спецслужб. Многие годы эта проблема не возникала из-за большого притока профессионалов из-за рубежа, одно время нас даже обвиняли в “импорте мозгов”. Для других же стран этот термин звучал как “вымывание мозгов”. В это понятие также укладывалось приглашение на учёбу в Соединённые Штаты студентов из других стран, которые и оплачивали все наши расходы на подготовку их специалистов, а они по окончании учёбы зачастую оставались жить и работать в Америке, получая при этом значительно меньшее вознаграждение, чем американцы.

Вторая. Излишне мягкое отношение общества и властей к всевозможным объединениям и движениям сексуальных меньшинств, а также увеличение доли малообеспеченного населения из-за высокой рождаемости в этих слоях нашего общества и массовый нелегальный въезда в США огромной массы выходцев из Латинской Америки и Азии привели к чрезмерному росту расходов на социальные нужды этих людей. Свобода нравов, царившая среди этих категорий людей, и невозможность самореализации для большинства из них способствовали к росту проституции и наркомании в этой среде и как следствие к неспособности к рождению и воспитанию полноценных детей.

Из обеих вышеупомянутых тенденций вытекает следующее.

Мы вскоре больше не сможем обеспечивать государственный аппарат, вооруженные силы, спецслужбы и полицию профессионалами требуемой квалификации, в результате чего намечаются проблемы с функционированием органов власти, поддержанием боеготовности вооруженных сил, способности спецслужб эффективно противодействовать спецслужбам иностранных государств и осуществлять разведывательную деятельность. Полиция уже сейчас порой не справляется с захлестнувшей страну волной насилия, проституции, наркомании, и при сохранении этих тенденций не сможет им противостоять в будущем. Стране грозит тотальная криминализация.

Насущно необходимо свернуть с этой дороги, ведущей в пропасть. Сломать обе эти тенденции. Ещё не всё потеряно. Но для того, чтобы осуществить этот поворот, удержаться на достигнутом уровне, а затем снова начать подъём к новым вершинам, мы должны решиться на весьма и весьма непопулярные меры в той сфере жизни, которая всегда была прерогативой семьи, конкретных мужчины и женщины. Да, нам нужно честно сказать друг другу, что нации нужны здоровые дети, и если природа перестала осуществлять свой отбор, кто-то обязан сделать это за неё. Прекрасно известно, что в античные времена в Спарте неполноценных младенцев сбрасывали в пропасть. Мы же не имеем права дать им появиться на свет. Для этого разработаны методики проведения необходимых анализов, выработаны критерии определения полноценности суточного эмбриона. Нужные анализы должны выполняться немедленно, в течение трех суток после зачатия. Любой эмбрион более старшего возраста в случае непроведения этих исследований в установленные сроки или отрицательного результата генетического анализа, то есть выявления возможной патологии, должен быт удалён из организма матери. При этом также необходимо подвергать нарушителей серьёзным штрафным санкциям.

Следует также использовать те методы психического воздействия на население с тем, чтобы побудить средний класс к большей сексуальной активности и соответственно свести эту активность к минимуму в низшем классе, тем более, что низко квалифицированных рабочих рук нашей стране требуется всё меньше и меньше. В случае успеха уже через одно поколение мы можем рассчитывать на то, что удастся предотвратить сползание в пропасть.

Теперь самое главное. Нам придётся пересмотреть некоторые наши взгляды на репродукцию человека. Настало время вмешаться в этот процесс непосредственно. Необходимо отобрать людей носителей лучшей генной структуры, прежде всего женщин, возможно нескольких типов, и организовать нечто вроде “хранилища” эталонной генетической информации. Это граничит с нарушением некоторых общепринятых прав человека, о которых мы не вправе забывать ни на минуту, поэтому все эти работы необходимо производить в обстановке более чем чрезвычайной секретности, дабы избежать обвинений в том, что мы разводим людей, словно скот на фермах. С прессой, конечно, будет проведена соответствующая работа, но какая-либо огласка всё равно недопустима.

Для осуществления этих функций будет создано специальное подразделение в Агентстве национальной безопасности. Оно будет называться “Департамент генетической безопасности”. Дислокация подразделений департамента будет строго засекречена, для чего будут высвобождены некоторые военно-морские базы на различных островах Тихого океана, причём не только в регионах с благоприятными климатическими условиями, но и на Алеутских островах, чтобы появившиеся на свет младенцы могли адаптироваться к не самым благоприятным условиям проживания. Предполагается, что в течение некоторого времени здесь будут проживать и дети из других регионов, чтобы их организм мог получить необходимую закалку. Разумеется, и дети, рожденные в неблагоприятных климатических зонах, должны будут пройти адаптацию в условиях более тёплого климата. Все эти дети будут полноценно здоровыми с генетической точки зрения, и в их руки мы и должны будем передать нашу страну. Для прикрытия основной сути деятельности Департамента генетической безопасности будут созданы базы технической разведки, а репродукционные центры разместятся на этих базах в виде обслуживающих их объектов медицинского, культурного и бытового назначения. Для всех подобных станций и центров необходимо обеспечить надлежащую охрану. Для всего персонала баз практически полностью должна быть исключена лишняя связь с внешним миром, что должно быть оговорено в личных контрактах. К нарушителям же должны применяться самые строгие меры с учётом чрезвычайности решаемых задач.

Необходимо будет в дальнейшем урегулировать вопросы легализации этих детей и адаптации их в обществе. Первая часть в основном техническая. Мы найдём возможность оформить нужные документы и поместить необходимую информацию в базах данных, содержащие сведения наших гражданах. Вторая же несколько сложнее. Несовершеннолетние дети, естественно, не подпадают под какие-либо контрактные условия. Поэтому во избежание разглашения информации придётся пойти на то, чтобы предлагать им максимально выгодные условия для образования, обеспечивать их высокооплачиваемой работой. Вот это и может быть оговорено в контрактах, которые будут подписываться ими по достижении совершеннолетия. В этих же контрактах должны быть оговорены и жесточайшие штрафные санкции за всевозможные нарушения конфиденциальности. Человек, нарушивший контракт, должен лишаться всей собственности и отвечать за разглашение государственной тайны в соответствии со всей строгостью наших законов. Не может быть никаких оправданий тем, кто вольно или невольно разгласит какие-либо сведения о дислокации объектов Департамента генетической безопасности, задачах, формах и методах работы его подразделений.

Помимо законодательных вопросов необходимо будет решать и биологические проблемы. Надо обеспечить тщательный подбор матерей, которые и будут нести основное бремя заботы о новорожденных, также надо будет подбирать и отцов. Замечу, что ни о каком клонировании не может идти никакой речи, равно как и об искусственном оплодотворении. Ибо, в первом случае, даже если не принимать во внимание дороговизну метода, клон лишь воспроизводит клонируемый организм, что не может обеспечить в должной мере адаптацию к изменяющимся внешним условиям. Это обеспечивается лишь половым размножением, причём естественным путём, поскольку только в этом случае в процессе создания новой жизни участвуют самые лучшие половые клетки. Как вы знаете, господа, конкуренция является полезной вещью. Теперь мы убеждаемся, что она помогает не только в экономике или спорте.

Разумеется, людям, выбранным для этой великой миссии, должны быть обеспечены достойные условия существования, чтобы отчасти компенсировать им некоторую потерю гражданских прав и свобод, а также необходимость провести лучшие годы жизни в оторванности от внешнего мира. Это тоже должно предусматриваться в контрактах, чтобы конкретный человек не думал о том, что теряет свободу и возможность реализовать себя как личность. Чтобы он не чувствовал одиночества. Это важно, поскольку необходимо во избежание любых нежелательных последствий, например, различного рода нервных потрясений, исключить любое бесконтрольное общение женщины с кем-либо с момента зачатия и до окончания периода грудного вскармливания. Поэтому, солидное жалованье, комфортные условия жизни, возможность получать образование и медицинскую помощь являются обязательными условиями для этих людей.

Вот вкратце и всё, господа, что я должен был вам сказать. Я акцентировал своё внимание на наиболее важных моментах в том законопроекте, который вам представлен, а также пояснил некоторые моменты из тех, что необходимо прочесть между строк. От себя добавлю, что данный законопроект является насущно необходимым в нынешних условиях, иначе через несколько поколений мы можем потерять Америку. Я, как, надеюсь, и вы, не желаю этого и присоединяюсь к словам господина Президента, что Соединённые Штаты с честью выдержат это испытание и вновь подтвердят свой статус единственной в мире сверхдержавы.

* * *

21 марта 2042 года. Госпиталь “Сент-Джордж”, Атланта, штат Джорджия.

- Ну, давай, деточка, давай, осталось немного. Потерпи и помоги нам. Вот, вот, молодец. Вот и всё. У тебя дочка.

Пронзительный плач новорожденной девочки заглушил на миг слова акушерок. “Она дышит! Она кричит! Слава богу!” - думала Дениза, ставшая в этот миг мамой. Она не слышала больше ничего, думая только о том, как будет радоваться Брайан, так же, как и она сама, желавший, чтобы родилась девочка.

Ребёнка положили на живот Денизе, и, почувствовав биение родного сердца и ритм знакомого дыхания, маленький розовый комочек тут же успокоился, вероятно осознав, что мир не перевернулся, что он не столь уж плох, а просто стал больше. Врачи подтвердили заранее рассчитанные массу 3 килограмма 320 граммов и длину 51 сантиметр.

- Какая замечательная девочка! Вот что значит провести все девять месяцев там, где положено, а не соваться наружу раньше времени, - сказала одна из акушерок.

- Да, по нынешним временам это большая редкость, - поддержала вторая.

- Ничего удивительного, - осадила их врач. - Если бы вы что-нибудь понимали в генетических анализах, то не восторгались бы не по делу. Хватит любоваться! Нормального ребёнка не видели что ли? Протрите девочку, пуповину обработайте, как следует, заверните... И аккуратнее! Хотя девчоночка и правда хороша.

- Вот и я говорю, хороша. Всё сделаем, как следует. Ведь на неё смотришь и радуешься. И сделать для неё хочется всё как можно лучше.

- Вот и делайте, а не рассуждайте, - ещё раз одёрнула их врач. - Вы для всех должны хорошо работать.

Врач ещё раз осмотрела новорожденную, а после того, как акушерки положили девочку на тележку и увезли, обратилась к матери:

- Я, конечно, по должности должна их спускать с небес на землю, но уж больно редко в последние годы доводиться им видеть столь симпатичного ребёнка. Это не комплимент, а правда. Могу я спросить, как вы назовёте девочку?

- Конечно, доктор. Мы с мужем давно решили назвать её Элейн, - ответила Дениза.

- Элейн Макгрегор. Красиво звучит. Сейчас вам нужно отдохнуть. Потом надо будет уже кормить малышку. Поздравляю вас, Дениза. Удачи вам и вашей Элейн.

- Спасибо, доктор, - ответила новоявленная мама и впервые за последние сутки почувствовала, что может расслабиться. Она закрыла глаза и представила Брайана с малышкой Элейн на руках. Она видела, как его лицо светилось, как бережно он держал спелёнутого ребёнка. “Да, Элейн Магрегор звучит красиво”, - мысленно согласилась с врачом Дениза и улыбнулась Брайану. Потом она представила, что и он ласково улыбается ей, и уснула. Она уже забыла про доктора, которая не успела ещё покинуть палату. И, разумеется, Дениза не могла слышать беседу, приглушённые фразы которой наверняка показались бы ей странными.

Доктор Лиз Тайсон отвечала невидимому собеседнику, остановившему её своим звонком практически в дверях. Она не опасалась, что уснувшая Дениза может её услышать, но инстинктивно говорила тише обычного:

- Да, я вас слушаю, сэр.

- Всё благополучно, сэр. Только что.

- Разумеется, мы предполагали, что всё пройдёт нормально. Но всё получилось даже намного лучше, сэр.

- Да, сэр. Мать зовут Дениза Макгрегор. Отец - Брайан Магрегор. Они живут здесь в Атланте.

- Ещё не решено. Она сказала, что скорее всего Элейн.

- Я лично прослежу за этим, сэр.

- Всего доброго, сэр.

* * *

12 марта 2041 года. Овальный кабинет Белого Дома.

- Слушаю Вас, господин Президент, - произнёс Майкл Слайтон, директор Агентства национальной безопасности Соединённых Штатов, которому предложено было задержаться после заседания Совета национальной безопасности.

Президент Ричард Кеннеди и вице-президент Артур Беневитц остались на своих местах и теперь просто сверлили глазами директора. Тот не знал, к чему готовиться. Проблем накопилось достаточно. За многие из них можно лишиться должности, если не успеть вовремя представить информацию лично, в выгодном свете. Но ничего сегодня не грозило, просто Президент выдерживал паузу, не зная как начать разговор. Наконец, он поднялся со своего места, прошёлся по кабинету из стороны в сторону и начал говорить:

- Отбросим условности, Майкл, - произнес Кеннеди, надеясь разрядить обстановку. Вне официальных церемоний он предпочитал поменьше времени уделять формальной стороне дела, а побольше содержательной. - Мы здесь втроём в почти неофициальной обстановке. Присаживайся.

- Ты, конечно, прав, Дик. Только мне всё равно никогда не привыкнуть к тому, что встреча Президента с директором АНБ может быть до конца неформальной. Даже на семейных обедах и ужинах.

- Ты прав, Майкл, но даже о государственных делах мы - два старых приятеля -вполне можем поговорить по-свойски, как тогда, когда жили в одной комнате в Гарварде.

- Но Овальный кабинет и комната студента - это несравнимые вещи. Так что, Дик, ты уж давай ближе к делу. Не для того ты меня задержал, чтобы удариться в воспоминания об университете.

- И опять ты прав, Майкл. Надеюсь, ты не в обиде на меня, за то, что твоим ребятам придётся потрудиться на благо Америки, не только перехватывая и взламывая русские шифровки. Говорят, их довольно мало. Я имею в виду шифровки.

- Не так уж и мало, Дик. В последнее время русские активизировались. Не забывай, что у многих из них тоже есть головы на плечах, хорошо что не у всех. И, чего уж греха таить, если бы у они располагали нашей техникой, я бы гроша ломаного не дал за надёжность нашей, так называемой, конфиденциальной связи. Да и мои ребята с этой генетикой отвыкли слегка от основной работы. Надо время, чтобы войти снова в форму.

- Ну вот, пусть и входят в эту самую форму во всех смыслах этого слова.

- Что ты имеешь в виду, Дик?

- Ты меня прекрасно понял, Майкл. Мы только что много и нудно говорили о том, где искать “матерей” для Департамента генетической безопасности, но ничего не сказали об “отцах”.

- И ты, Дик, хочешь, чтобы мои ребята ...

- Твои офицеры - цвет нации, Майкл. Ты прекрасно знаешь, кто имеет право первого выбора выпускников университетов и колледжей. Это Агентство национальной безопасности, Майкл. Образованные, интеллектуальные, физически тренированные парни служат у тебя. Именно эти качества и нужны для нашего нового дела. Да и к тому же, они уже находятся у тебя службе.

- Не у меня, Дик. У Америки!

- Знаю, Майкл! Не придирайся к словам, или получится, что мы с Артуром зря тратили своё красноречие, если даже ты ничего не понял.

- Я всё понял, Дик! Но одно дело расшифровывать структуру ДНК, выявлять генную структуру человеческого организма, разрабатывать алгоритмы проведения генетических анализов в свободное от основной работы время, когда нам надо было просто занять многих сотрудников, а им не сойти с ума от безделья, и совершенно другое - использовать моих парней, как производителей при разведении коров, лошадей, собак и прочей живности.

- Поэтому я и просил тебя задержаться, Майкл! Ты здравомыслящий человек. Умерь свои амбиции. Вспомни, о чём мы говорили, и пойми, что “спасение нации” - это не высокие слова, а именно то, чем нам и предстоит заниматься. Ради этого твои люди могут поработать не только головой.

- Я все-таки склонен считать, что всё это излишняя патетика.

- Хорошо, Майкл! Скажи, ты успел прочитать доклад комиссии Артура?

- Не полностью.

- Вот видишь, не полностью. А там есть наглядные сведения и прогнозы, которые и твои ребята помогли составить. Ты знаешь, что меня больше всего сейчас волнует?

- И что же, Дик?

- Не моя больная спина, не то, что моя жена постоянно говорит, о том что пора задуматься о том, чем заняться после президентства и даже не Супербоул, Майкл. Если б ты прочёл всё это, ты обратил бы внимание на один маленькой абзац, где сказано, что три четверти новорождённых младенцев несут в себе генетические пороки. Двадцать лет назад это была только половина, а в начале века таких детей было менее десяти процентов.

- По-моему, Дик, это блеф. В начале века не было возможности проводить генетические анализы, так широко, как сейчас.

- Нет, Майкл. Машину времени никто не изобретал. Данные получены на основе обследования нынешних сорокалетних людей: их анамнеза и результатов расчётов. Понятно это не точное значение. Не мне объяснять тебе, что такое статистика. Там и погрешность есть. Два процента. Нормально для сорока лет. Нынешние данные поточнее. Я думаю, ты понимаешь, что эта тенденция жива, никто её не сломал. А значит через десять лет доля здоровых детей будет составлять пять-шесть процентов. А через тридцать? И тогда мы угробим весь наш бюджет не на твоё Агентство, Майкл, а на то, чтобы всю эту братию лечить и кормить, не получая ничего взамен. Ничего.

- Ладно, Дик. Не продолжай. Я даже не мог подумать, насколько это серьёзно.

- А надо думать. Надо. И это ещё не всё. Но нет худа без добра. При помощи обязательных генетических анализов мы сможем контролировать рождаемость в различных слоях общества, а, отбирая людей в Департамент генетической безопасности, получим полное права, не моргнув глазом, браковать негров, латинов и тому подобных. Это наш шанс увеличить процент белого населения Америки. Иначе ... Ты сам должен понимать, что будет иначе в условиях демократии. Я с ужасом смотрю на Южную Африку. Вспомни. Это была процветающая страна то тех пор, пока чёрные не пришли к власти. Хотя их лидеры и пытались урезонить своих сторонников, белые люди побежали оттуда из-за “чёрного” неофициального расизма. Я ещё тогда понял, что грош цена любой демократии, даже нашей, если, опираясь на большинство избирателей, власть гласно или нет начинает подавлять меньшинство. Но всего хуже то, что если это меньшинство, став со временем большинством, придёт к власти, то гражданская война почти неминуема. Америка не переживёт вторую гражданскую войну, а это может случиться, если чёрные или латины приведут в этот кабинет своего президента. Воистину, Господь хранит Америку, если они до сих пор не смогли меж собой договориться. Тебе есть куда бежать, Майкл?

- Нет, Дик, некуда. Ты прав. Мы уважаемы в мире, пока Америка сильна. А для этого мы должны быть большинством. Но как ты предлагаешь набирать “матерей”?

- Не мне давать тебе советы по таким вопросам. Поступай, как знаешь. Хочешь, организуй что-либо вроде закрытого пансиона, хочешь, привлекай на службу по контракту. Важнее, как организовать подбор кандидаток.

- Я это и имел в виду, Дик!

- Здесь такие соображения. ФБР передаст тебе в полное распоряжение агентов, работающих под прикрытием в клиниках, обслуживающих средний класс. Они обеспечат полный негласный доступ к данным генетических анализов, помогут выявить генетически “чистых” младенцев. Работа над этим идёт уже полным ходом. “Матерей” предлагается набирать из девочек, разумеется, ну, а данные по мальчикам тебе также пригодятся. Из них сможешь подготовить своих сотрудников, в “отцы” они тоже наверняка сгодятся. Но это в будущем, а сейчас нужно составить базу с данными о генетически чистых молодых женщинах и начать работу с ними. Мне по душе идея закрытого женского колледжа или пансиона на каком-нибудь удалённом от посторонних глаз островке. По окончании этого заведения они и должны подписать нужные нам контракты и остаться служить в Агентстве. Сам понимаешь, не в названии дело, а в сути. Найдёшь идею лучше - спорить никто не станет. О конспирации тебе нет нужды напоминать. В Америке нет фирмы секретнее твоей. Вот только придётся серьёзно заняться оперативной работой. Но тут и ЦРУ, и ФБР помогут. Такие вот дела, Майкл.

- Что можно сообщать этим женщинам, Дик? Что можно обещать?

- Как обычно. Бесплатное высшее образование, и служба на высокооплачиваемой должности в АНБ. До сих пор это было неплохим стимулом для большинства молодых людей. И главное, Майкл, постарайтесь не слишком нарушать гражданские права.

- Что ты имеешь в виду, Дик?

- Только то, что прежде чем запретить что-либо человеку, тот должен поставить подпись под документом, где он добровольно отказывается от соответствующего права. Это касается прежде всего передвижения и общения. Главное, чтобы журналисты ничего не разнюхали. Они ведь через Интернет разнесут всё по всему свету, да и приврут, как положено. Тогда точно всё пойдёт прахом. Ну, а о том, чтобы потенциальные “родители” поменьше думали друг о друге, когда это не нужно, и побольше, когда нужно, должны позаботиться приборчики, воздействующие на некоторые мозговые центры. Разведчики помогут твоим ребятам их освоить. Такие же приборы помощнее будут установлены на телевидении, причём на бесплатных каналах, чтобы малообеспеченные граждане поменьше возбуждались. На платных этого не будет, или будет с точностью до наоборот. Может стоит среднему классу простимулировать желание близости, материнские и отцовские чувства. Пока этим тоже займутся разведчики. Потом решим как быть. Ну, а если кто-нибудь из тех же Рокфеллеров задумает завести себе наследника без генетического контроля, то препятствовать не станем, нет смысла. Пусть заплатят налог и рожают. Перед их детьми у бюджета Америки обязательств не будет. Успеть бы всё сделать за моё президентство, всего три года с небольшим осталось. Хотя бы завертеть эту машину.

- Да, Дик. Времени мало. Но скажи, что грозит лично мне, если что-то всё-таки всплывёт в прессу.

- Только отставка, не больше. Конгресс не сможет применить какие-либо санкции, а все остальные подчиняются мне.

- А финансирование?

- Твой бюджет закрыт. Увеличим на сколько надо.

- Понятно. Теперь я могу идти?

- Да, Майкл, удачи тебе.

- И тебе, Дик.

* * *

15 февраля 2065 года. Штат Гавайи. Остров Линкольна. Специальная база Агентства национальной безопасности США. Репродукционный центр Департамента генетической безопасности.

Она стояла у окна, глядя на восход солнца. Рождение нового дня всегда давало ей ощущение какой-то доброй новизны, душевного спокойствия и равновесия. В такие моменты ей всегда хотелось надеяться на лучшее. Да и как можно думать о чём-то неприятном, глядя на столь красочно высвеченные восходящим солнцем облака, на море, постоянно меняющее свой цвет, на мерно набегающие на белый песчаный пляж волны прибоя. Особенно великолепен был момент появления первого солнечного луча, дарившего новый свет оживающему миру.

В более тёплое время года - да, и на Гавайях тоже есть своя зима, несравнимая, конечно, с зимой в умеренных широтах - когда у берегов не было этих противных медуз, когда по утрам ночной бриз уже стих, а дневной ещё не вступил в свои права, и океан, как ни в какой другой момент, оправдывал своё миролюбивое название, она любила встретить этот первый солнечный луч в воде. Ей, оставившей на берегу вместе со всей своей одеждой остатки сна и парившей по абсолютной глади воды, в эти моменты казалось, что весь мир на несколько минут остался за гранью этого океана света. В эти минуты, когда небо сливалось с океаном и вместе они наполнялись светом наступающего дня, думалось о том, что может быть сейчас она видит манящее божественное свечение у ворот рая. Она плыла навстречу царившему вокруг солнцу. Каждой клеточкой кожи, каждым волосом она ощущала своё единство с природой и понимала, почему жизнь зародилась в океане.

Постепенно поднимаясь, солнце возвращало миру его обычные цвета. Золотая симфония света сменялась музыкой красок наступившего дня. Всё возвращалось на круги своя, океан становился голубым, остров зелёным, скалы серыми, пляж почти белым. Идиллический вид открывался с пляжа на остров. Солнце, не скупясь на яркость своих лучей, подчёркивало красоту, дарованную острову свыше и, к счастью, почти не тронутую человеком.

Пройдёт меньше месяца, и закончится короткая тропическая “зима”. И она снова сможет ощутить тот душевный подъём и прилив сил, которые давал ей союз солнца и океана. Она снова пройдёт своей обычной тропой мимо всего пляжа, около знакомой скалы освободится от одежды, войдёт воду и поплывёт навстречу рассвету. Это будет вон там - она перевела взгляд от пляжа к той части берега, где принимала свои райские ванны. Ей показалось, что среди “барашков” мелькнула чёрная точка. Появилась и тут же исчезла. На миг это показалось странным, никто из персонала базы или других женщин, кроме неё, никогда не купался в этом месте. Не потому, что она запрещала. Если на берегу есть место для одного, то его хватит и для двоих, а в океане и подавно. Не потому, что она стеснялась своей наготы. Её тело было в порядке, а двадцатый век со всеми его ужимками и условностями остался в прошлом. Она порой со снисходительной улыбкой рассматривала сохранившиеся в Интеренете архивы из прошлого, когда на пляже все были в купальных костюмах. Слава богу, человечество осознало, что людям нет никакого смысла заходить в воду в одежде и тем более скрывать за ней свои физиологические особенности. Просто большинство живущих на острове предпочитали обжитый и оборудованный пляж, на котором и можно было встретить по утрам таких же утренних романтиков, как она сама. А время любителей подводных прогулок наступало позднее, когда она уже уходила с берега. В этот момент утренняя романтика заканчивалась. После завтрака её и большинство девушек на острове ждали занятия, занятия, занятия ...

Проведя почти три года в Университете родной Атланты, она зачем-то подписала контракт на обучение в Тихоокеанском учебном центре Агентства национальной безопасности, окончив который она должна остаться служить в одном из спецподразделений Агентства. Многие “клюнули” на сытую и обеспеченную жизнь в этой части Земли, которая в течение большей части года напоминает рай. Когда ещё попадёшь сюда? Одни билеты на самолёт стоят почто столько же, сколько надо заплатить за обучение в Университете за год. А цены на обжитых островах такие высокие, что даже самая элита среднего класса не может за ними угнаться. Почти всю недвижимость на этих островах скупили иностранные и свои богачи. Этим всё равно. Они купят, что им нужно, сколько бы это ни стоило. Ей, конечно же, могли бы посодействовать родители, но принимать помощь с их стороны не хотелось. Она должна была всего добиться сама. Ей нужна была самостоятельность, нужно было доказать, и прежде всего себе самой, что она - личность, состоявшийся человек. И вполне может проявить себя. Она ждала своего Тулона, который нежданно-негаданно случился у Наполеона. Ждала также самозабвенно, как и один из героев романа, написанного двести лет назад каким-то русским с именем, как название большого животного, и непереводимой фамилией.

Это всё было прочитана в детстве. Мать не подпускала её к компьютеру, пока не была прочитана дневная норма в бумажной книге, а потом ещё и расспрашивала о том, что прочитано. Что понравилось, я что нет. Чем запомнился тот или иной герой. В чём смысл этой книги. Из этого романа она запомнила только ощущение ожидания большого события в жизни и название. У этих русских совершенно невозможный язык, как они ещё умудряются в детстве научиться на нём говорить. На английский это немудрёное с виду название переводилось только частично и неоднозначно. Первыми двумя словами были “Война и”, а третье чаще всего переводили как “мир”, в смысле отсутствия войны. А автор подразумевал мир, как общество. Кто виноват, что у русских эти два понятия передаются одним словом? Помнила она и о том, что тот герой был русским князем, звали его Эндрю. И этому славному и доброму князю Эндрю пришлось волею автора умирать на поле боя, так и не дождавшись своего звёздного часа, своего Тулона. Она плакала, читая о том, как князь глядел в небо после тяжёлого ранения. Было очень обидно, что нельзя ничего изменить в этой старой бумажной книге. В нынешних электронных книгах сюжет можно было строить по своему желанию, выбирая то или иное продолжение. Перетащить бы того автора с хищным именем и непереводимой фамилией в наше время и заставить бы переписать этот роман для того, чтобы можно было спасти хорошего человека, если того ранили, как это возможно сейчас. Но в той бумажной книге не было, разумеется, никаких функциональных закладок и управляющих клавиш для этого.

Чёрная точка снова появилась на том же месте. Значит и в первый раз ей не показалось. Она не зря не верила в галлюцинации. Ни у неё, ни у других мужчин и женщин, живших и работавших на острове, ни разу не наблюдалось случаев отказа зрения, слуха, обоняния или осязания. Не зря они проходили тщательную проверку здоровья перед отправкой сюда, да и здесь за их здоровьем следили очень внимательно. Однако, вкусы у всех были разными, но это не возбранялось, а поощрялось. Русская пословица “на вкус и цвет товарищей нет” реализовывалась здесь на практике, вплоть до того, что в столовой можно было заказывать абсолютно индивидуальные блюда, правда заранее.

Она уже подумала, что не стоило так рано подниматься, смотреть в это чёртово окно, чтобы теперь думать об этой загадочной точке. Она поймала себя на мысли, что всё-таки не желала бы постороннего присутствия в её любимом месте и в любимое время вместе с ней. Не хотелось делиться своим уединением с какой-то загадочной чёрной точкой. Ей, милой и обаятельной почти двадцатитрёхлетней голубоглазой блондинке совершенно не нужны были подобные загадки. Особой загадки тут, конечно, не было. Вероятно, её любимое место облюбовал кто-то из новичков, которым лишь недавно разрешили самостоятельно заниматься, чтобы поддерживать свою форму. Это не могла быть большая рыба или дельфин. После того, как русские додумались использовать морских животных для проникновения поближе к американским морским объектам, те пришлось в спешном порядке оборудовать специальными излучателями, генерировавшими сигналы опасности для рыб и китообразных. После этого они стали держаться на почтительном расстоянии от берега. Лучше бы русские использовали медуз, тогда бы и от них что-нибудь придумали, и можно было бы купаться даже в феврале. А так на этих склизких противных тварей ничего не действовало. Значит, это был человек, который вряд ли мог оказаться русским шпионом.

Она решила, что обязательно выяснит, что это за нахальный смельчак, проведёт с ним воспитательно-разъяснительную работу и восстановит статус-кво, но тут же, обвинив себя в собственничестве и эгоизме, отказалась от чрезмерно активной педагогической деятельности, однако другой порок, любопытство, требовал удовлетворения. Но начавшийся было в её голове мыслительный процесс относительно того, где и как расположиться в засаде, чтобы всё самостоятельно выяснить, был прерван включившимся терминалом.

- Доброе утро, дамы и господа! - бодро зазвучал голос дежурного по базе майора Лесли Кроуфорда. - От лица командования желаю успешно провести наступивший день.

Лицо майора уступило своё место на экране фигуре главного врача базы майора Элис Стоктон. Она, поздоровавшись, стала перечислять имена девушек, у которых были проблемы с медициной.

- Элейн Макгрегор, - наконец, произнесла майор.

Это означало, что планирование засады придётся проводить, передвигаясь между кабинетами различных врачей, и что половину дня у неё отнимут. Ничего тут не поделаешь, ослушаться мадам Стоктон никто не решился бы. После начальника всей базы и его заместителя, возглавлявшей весь репродукционный центр, доктор Элис Стоктон была для Элейн самым высоким начальником, а срок проходить очередной медицинский осмотр как раз подошёл.

* * *

Конец марта 2065 года. Штат Гавайи. Остров Линкольна. Специальная база Агентства национальной безопасности США.

Заканчивались сутки его очередного дежурства на пункте радиоперехвата. Как бы ни развивался Интернет, а необходимость в оперативной связи всё ещё заставляла использовать это более чем полутора вековое изобретение человечества. Особенно грешили этим русские, которые вечно не успевали за развитием техники связи. Американцы невольно стали заложниками этого отставания. Им приходилось всё ещё содержать на специальных базах Агентства пунктов радиоперехвата, подобных этому. Оборудование на них давно выслужило все сроки и было снято с производства, поэтому поддержание его работоспособности стало весьма трудоёмким и дорогостоящим делом. Каждую вышедшую из строя деталь, приходилось заказывать в небольших количествах, а значит это всё дорого, порой слишком дорого, обходилось налогоплательщикам. Разумеется, правительство не скупилось, когда дело касалось национальной безопасности, но ребятам из АНБ, работавшим с этой аппаратурой, обидно было видеть, на что приходилось тратить казённые средства. Ему, как и многим другим, не раз приходило в голову, что намного дешевле было бы обеспечить русских новой техникой, работавшей со спутниками и в цифровом режиме, а потом ловить их информацию уже на спутниках, мимо которых она просто не могла проскочить. А все эти пункты радиоразведки просто закрыть за не надобностью. Может, и Президент когда-нибудь додумается, что это выгодное дело.

Ведь результат будет тот же. Шифры русские вряд ли поменяют быстро, информация ведь не изменятся, только каналы связи другими станут, хотя кто их знает. Но Америка в любом случае сможет сэкономить не только на содержании оборудования и изготовлении запасных деталей, но и на подготовке специалистов для работы с этой техникой позавчерашнего дня. Ему, двадцатитрёхлетнему лейтенанту Аллану Морроу, досиживавшему последние полчаса своего суточного дежурства за терминалом главного компьютера, управлявшего местной локальной сетью, а через неё и всем остальным оборудованием, было немного обидно за свою судьбу. Он, выпускник Гарварда с прекрасной математической и языковой подготовкой, вынужден был вместо того, чтобы заниматься наукой в Центре на материке, сидеть и ждать какого-то мифического секретного радиосигнала русских, который потом нужно будет расшифровать. Он прекрасно знал, что в России делалось минимальное количество шифров, хотя и весьма высокого качества. Но использовались они крайне редко, так что вероятность перехвата их шифрованного сообщения по радио была столь мала, что с тем же успехом можно было ждать сигналов из космоса от вселенских братьев по разуму. Ну, а то что они всё-таки изредка до сих пор получали, перехватывая их радиосообщения и переговоры, было больше похоже на беседы хронических алкоголиков, напрочь забывших для чего предназначена и для чего им предоставлена эта связь. Ко всему прочему, чаще всего всё это излагалось без какого-либо шифрования, естественным, столь знакомым по университету русским языком и изобиловало всем его многообразием, хотя рамки приличия никто переходить не решался. За этим, видимо, тщательно следили сами русские.

Как лингвист, Аллан не мог не уважать творивших на этом языке писателей и поэтов, многие из которых стали всемирно признанными гениями. Но как математик отдавал себе отчёт, что за всей этой пышностью языка стоит простое количество букв кириллического алфавита. Ведь даже школьнику ясно, что из тридцати трёх букв можно составить намного больше сочетаний, а значит и слов, чем из двадцати шести, составлявших латинский алфавит. Отсюда и больший словарный запас, большее количество синонимов, а звучание окончаний - это просто источник вдохновения для поэтов. Найти рифму не составляло никакого труда, но чаще всего русские поэты старались не слишком утруждать себя этим.

“Язык врага надо знать!” - говорили ему те люди, которые отобрали его для обучения на специальном факультете Гарвардского университета. В то время, как его сверстники ещё не совсем вышли из “детского возраста” и развлекались различными компьютерными и прочими способами, он учил математику на самом серьёзном уровне, и читал книги русских классиков, изучая их язык. Надо же было так не повезти! На первом же семинаре по французскому, который он учил в средней школе и знал достаточно неплохо, ему пришлось по требованию милой преподавательницы покинуть аудиторию и перейти в группу, занимавшуюся русским с нуля. Всё это случилось из-за того, что “лягушатников” на курсе было слишком много, а “мужиков-лапотников” мало. И преподавательница решила, что её группа, видите ли, слишком многочисленная, а значит нет возможности для плодотворной работы.

С тех пор французский он почти забыл, зато открыл для себя неведомый ранее мир, существовавший на его родной планете, нацию, созданную задолго до появления самих Соединённых Штатов и принявшую на себя роль великой Римской империи и пронесшую свой нелёгкий крест через многие века своей сверхдраматичной истории, наполненной войнами и катастрофами, голодными годами и бунтами, измученную дворцовыми переворотами и придворными интригами, чехардой правительств и законов. На долю Америки не выпала и сотая доля испытаний, обрушившихся на Россию, народ которой умудрялся возрождать страну после всех пережитых потрясений. Эта страна неизменно возвращала себе земли, утраченные в войнах, возрождала промышленность, кормила хлебом полмира. Её наука занимала ведущую роль в мире. Больше половины всех сколь либо значимых изобретений и открытий было сделано русскими, которые то ли от природной лени, то ли от щедрости и простоты широкой русской души не находили им применения в своей стране. Их же собственные идеи возвращались к ним либо с Запада, либо с Дальнего Востока, как иностранные диковинки. Аллан читал, что в начале последнего десятилетия прошлого века, когда их страна трещала по швам, они умудрились запустить в космос и вернуть обратно в беспилотном режиме космический челнок подобный “Шатлам”, который они назвали “Бураном”. Сделано это было при первом же запуске, в то время как американцы не могли и мечтать об этом. Но вместо того, чтобы развивать это дело, они плюнули на него и, сославшись на нехватку денег, поставили аппарат в парке для развлечений, превратив это чудо техники в ресторан.

Американскими мозгами логику всего этого понять было просто невозможно. Совершенно непонятно было и то, почему в долгие годы их экономического кризиса, когда, по заниженным оценкам самих русских больше трёх четвертей населения жило за чертой бедности, в России, потерявшей к тому времени около половины территории и населения, наличных американских долларов было больше, чем в любой другой стране мира, в том числе и в самих Соединённых Штатах. Почему из этой бедной страны уходило такое количество денег, которое было сопоставимо с несколькими бюджетами этого государства. В обстановке тотального воровства власть предержащих, имевших наглость платить столь мизерные деньги своему народу, а иногда и не платить вовсе, когда даже в армии и спецслужбах офицерское жалованье не позволяло достойно кормить семьи, они умудрились сохранить свою государственность. Они смогли не пустить по ветру и по свету ядерное оружие, коды которого, сделанные более пятидесяти лет назад АНБ не могло взломать и по сей день. С этой задачей не справлялись даже современнейшие суперкомпьютеры, при помощи которых решались сложнейшие задачи генетики, что тогда и говорить о допотопных персоналочках, построенных на базе давно изживших себя интеловских “Мерседов”, на которые Аллан вынужден был смотреть каждое своё дежурство в этом музее антиквариата от радиолокационной техники. Хорошо, что русские не всё делали так основательно, как оружие, поэтому даже “Мерседы” справлялись с текущей работой, а рабочие программы под новое оборудование никто переписывать не хотел.

Всё. Время вышло. Он сдал смену и, перемолвившись несколькими стандартными фразами с коллегой, вышел на вольный воздух. На западе догорал закат, через три минуты солнце скроется за линией горизонта, а через двадцать минут будет уже совсем темно, как это и положено в тропиках. Он взглянул на уходящее солнце, оно показалось не совсем обычным. Солнечный свет уже не слепил глаза, дымка, висевшая над океаном, смягчила его. Приглядевшись к светилу внимательнее, Аллан заметил чуть выше горизонта маленькую чёрную точку на фоне солнечного диска. Это не мог быть самолёт, точка была слишком уж статична. Любопытство заставило остановиться и выяснить, в чём тут дело.

Разгадка обнаружилась после того, как солнце скрылось в океане, а чёрная точка, будто по мановению руки, превратилась в звезду, ярко вспыхнувшую над горизонтом. Строго говоря, конечно, это была не звезда. Венера, соседняя с Землёй планета, не смогла затмить собой Солнце и теперь стыдливо пыталась спрятаться среди многих звёзд. Но они не спешили зажигаться, и некоторое время Венера светилась на небосклоне в одиночестве. “Венера поднимается из волн океана”, - подумал Аллан. - “Очень романтично и поэтично”. Он бросил короткий взгляд на ту скалу недалеко от пляжа, возле которой он около двух месяцев назад облюбовал себе место для занятий плаванием, когда с него, новичка базы, был снят карантин, и решил, что утром он обязательно наведается туда перед общим подъёмом. Ему нравилось, что теперь можно относительно свободно передвигаться по острову, а распорядок дня для офицеров спецподразделений АНБ, а значит и для него, был не догмой, а руководством к действию, как марксизм для русских, в том же пресловутом двадцатом веке. Но если они только провозглашали это, то Аллан, в отличие от них, действовал.

Ладно. Хватит на сегодня мыслей о русских, надо поужинать и отвлечься. Посмотреть что-нибудь спортивное: хоккей или футбол, сегодня, наверняка, кто-нибудь играет в Кубке Стенли или в плейофф НБА. Посмотреть и спать. Он знал, что будет спать сном праведника, добросовестно выполнившего сегодня свой долг перед страной, которая тоже не останется перед ним в долгу. И когда закончится его контракт, он уедет на один из главных островов архипелага, купит небольшой участок земли рядом с Молокаи или даже Гонолулу, обязательно с видом на море, и будет жить тихой жизнью математика-программиста-лингвиста, общаться с миром через Интернет, а может быть, решится посетить Россию, чтобы увидеть этот неведомый мир своими глазами. Однако, наверное, стоит лечь пораньше, если мысли такие приходят в голову. Контракт на двадцать лет, а после АНБ не то что в Россию, в Канаду не уедешь.

Наутро, облачившись в подобающую утренней пробежке и зарядке одежду, с трудом отыскав кроссовки, непонятно почему оказавшиеся в шкафу, продирая на ходу ещё сонные глаза он, вышел из своей комнаты в офицерском доме и, легко сбежав по лестнице, оказался на улице. Остатки ночной прохлады взбодрили, заставили встрепенуться. Он побежал. Пятнадцать минут бега к пляжу, становившиеся традиционными, начались. Первая из этих минут, пока не начало сбиваться дыхание была самой любимой. Ног ещё не коснулась усталость, дышится свободно, можно успеть подумать о том, как хорошо жить на свете вообще, и на острове в частности, как хорошо быть человеком во всех смыслах этого слова. Затем начиналось першение в горле, ритм дыхания, а с ним и ритм бега начинали слегка сбиваться. Мысли об идиллии человеческого бытия тут же уходили прочь. “Надо потерпеть”, - ритмично стучало в голове, а дорожка начинала предательски ползти вверх. Этот затяжной пятиминутный подъём вынуждал напрячься, собраться с силами, усилием воли заставлять ноги работать, чтобы не сбавить темп и тем более не остановиться. Великолепный вид на местный ландшафт, открывавшийся в самой верхней точке дорожки, по которой бежал Аллан, уже не привлекал внимание усталого бегуна. Он не раз приходил сюда раньше. Старожилы базы сразу показали это место, а он, решив, что сможет на бегу любоваться красотой острова, ошибся. Усталость давала о себе знать, и на праздное созерцание не хватало сил. Продолжая монотонно бежать, лейтенант уже думал лишь о том, чтобы скорее открылось второе дыхание. На спуске к пляжу оно не заставляло себя долго ждать, на душе становилось спокойно, и десять оставшихся минут бега он мог ни о чём не думать. Совершенно ни о чём. Мозг работает на уровне только на уровне подсознания. Настоящий заслуженный отдых для человека умственного труда. Длинный спуск, перемежавшийся, правда, короткими подъёмчиками, на которых уже нельзя было устать, продлевал это блаженное состояние до самого пляжа. Когда трасса становилась абсолютно ровной, Аллан начинал тренировать ускорение. Полуминутный рывок не успевал сбить дыхание, но заставлял изрядно поработать ногами, и в момент финиша у знакомой скалы приятная истома разливалась по всему телу. Несколько движений руками для восстановления нормального дыхания, немного дежурных приседаний и отжиманий, и вся одежда вместе с обувью, наконец, отправляется в “шкафчик”, маленькую нишу в скале. Тут Аллан вспомнил, что где-то на середине пути правой ногой он почувствовал некоторое неудобство, будто что-то слегка, без боли покалывало середину ступни. Лейтенант снова взял в руки и бегло осмотрел правую кроссовку. Не найдя ничего необычного, Аллан достаточно сильно ударил ей по скале, чтобы впредь было неповадно причинять неудобства хозяину, и отправил её вслед за левой. Последний рывок к воде, вот она уже охватывает ноги, бежать больше нельзя, он отталкивается от дна, и тело плавно входит в воду, подарив коже давно знакомое, но всегда новое ощущение первозданной свежести. Да, недаром жизнь зародилась в океане.

В этот момент солнце, едва появившееся над горизонтом, осветило воду. Море света разлилось вокруг него. Океан слился с небом. Аллан плыл к солнцу и чувствовал себя Икаром, вот только не было нужды опасаться за свои крылья: солнце не могло их растопить, а значит его жизни ничего не угрожало и можно было спокойно лететь и лететь.

Сказочная игра света заканчивалась, когда солнце поднималось чуть выше, и начиналась проза жизни, то есть обычный рабочий день. Он повернул к берегу и вскоре вышел из воды, обернулся к солнцу, закрыл глаза. Тело блаженно впитывало тепло родного светила, совсем не хотелось думать о службе и других мелочах жизни. В такие минуты он был благодарен судьбе, забросившей его на этот остров. Если рай на этой планете был возможен, то только здесь, посреди тихого Тихого океана, правда, не в любое время года. Чтобы поднять сейчас веки и открыть глаза, требовалось гораздо большее усилие воли, чем при беге, чтобы дождаться второго дыхания. Он всё-таки преодолел себя и тут же подумал, что видит сон.

Будто мифическая Афродита на берег выходила стройная белокурая девушка. Она шла грациозно, переступая своими великолепными ногами через слабые ещё волны прибоя. Глаза её были наполовину прикрыты, а лицо светилось спокойной улыбкой. Казалось, что природе было недоступно сотворение того идеала женских форм, который предстал перед ним. Где эти лекала, позволившие Творцу так изящно превратить четкие линии стройных ног в округлости бёдер и талии и столь же изысканно обрисовать её плечи? Неуловимым движением столь же великолепных рук она освободила из плена заколотые волосы. Они водопадом упали на плечи, а вступающий в свои права дневной бриз ласково заиграл ими.

Девушка вышла на песок, повернулась лицом к солнцу и океану, потянулась, подняв вверх руки и чуть пошире расставив ноги, и устало присела, а затем легла на песок. Она совсем закрыла глаза и расслабилась. Вода мерно накатывала на неё, доходя почти до плеч, и отступала обратно. “Афродита отдыхает”, - подумал Аллан и, сам не зная почему, пошёл к ней. Он никогда не сможет объяснить даже самому себе, почему он это сделал. Никаких других мыслей его в тот миг не посетило.

Повинуясь лишь одному подсознанию, он склонился над ней и нежно прикоснулся губами к её левой груди. Она слегка вздрогнула от неожиданности, но даже не открыла глаз, и рука Аллана уже смелее легла уже на её правую грудь. Несколько минут он осыпал тело девушки поцелуями и ублажал ласками, не переставая восхищаться её гладкой и почти прозрачной белой кожей, лишь слегка тронутой почти незаметным загаром, избежать которого здесь в тропиках было просто невозможно. И дождался таки того мига, когда его старания принесли желанные плоды.

Она вскинула вверх руки, не открывая глаз, нашла его плечи и привлекла парня к себе. Губы слились в упоительном блаженном поцелуе, а тела в жарких объятиях. На затерянном в Тихом океане острове, где люди жили лишь по долгу службы, свершилось таинство простой человеческой любви, неподконтрольное всесильному Департаменту генетической безопасности АНБ. В тот момент они просто не могли думать об этом.

Аллан чувствовал, что он полностью ощущает её тепло, которое она дарила ему. Её реакция на его движения была столь естественной и предсказуемой, что у него и на долю секунды не возникло мысли о краткости их знакомства и случайности встречи. Элейн каждой клеточкой наслаждалась его доброй силой и уверенностью, с блаженством ловила каждый миг нового для неё способа общения с другим человеком. Солнце поднималось всё выше и выше, волны прибоя всё увереннее набегали на берег, но для них двоих не существовало сейчас ничего и никого другого.

Она уже забыла, что собиралась отвадить непрошеного гостя от купания в её время у её скалы, потребовав, чтобы тот нашёл себе другое место или время, хотя всенепременно сделала бы это, появись он хоть на полминуты раньше, пусть даже рискуя нажить себе, если не врага, то недоброжелателя наверняка. Тем более, не могло и речи идти о том, чтобы кто-то мог так запросто прикоснуться к ней. Но теперь она не могла оттолкнуть его, да и не
хотела этого. Он нужен был ей как воздух, вода, пища, солнце. Она тоже стала для него в эти минуты воплощением смысла жизни. Почти одновременно они достигли пика ни с чем другим несравнимого блаженства, и их натруженные в беге и плавании тела, ощутили, помимо давно знакомой истомы рук и ног, радостную усталость и новизну жизни.

Несколько минут они молча лежали рядом, взявшись за руки и глядя в лазоревое небо. Обоим казалось, что оно стало голубее, облака белее, да и вода несомненно мокрее. Весь мир стал ярче, будто кто-то открыл окно, и свежее, как бывает после дождя, смывшего ненужную пыль.

Наконец, Аллан приподнялся, ещё раз нежно погладил её тело, заглянул в глаза. Взгляды впервые встретились, Элейн улыбнулась парню, погладила его руку в ответ. Оба рассмеялись. Он помог девушке подняться и заговорил:

- Здравствуй, Афродита!

- Доброе утро, но почему Афродита? У меня другое имя.

- Ты появилась из моря, как и она. Точнее, она как ты.

- Льстец.

- Ошибаешься. Я всего лишь лейтенант Аллан Морроу, Агентство национальной безопасности.

- Сержант Элейн Макгрегор, к сожалению, тоже АНБ, Департамент генетической безопасности.

- Почему же “к сожалению”?

- Потому, что никакого разнообразия, на этом острове из людей водятся только наши с тобой коллеги.

- Да, конечно. Ты меня извини. Я, наверное, не должен был так поступать. Надо было спросить сначала. Не знаю, что на меня нашло. Какое-то наваждение. Первый раз со мной такое произошло.

- Ну, и дела! Бравый офицер не может контролировать свои поступки!

- Любой офицер - это всего лишь человек. Но почему ты меня не остановила?

- Потому и не остановила, что ты возник ниоткуда и ничего не спрашивал. Я никогда не могла себе представить, что меня кто-то будет спрашивать. Это должно было прийти само собой. Вот и пришло. А вот произнеси ты хоть слово, и ничего бы не случилось. А так я вдруг почувствовала, что хочу быть женщиной. Хочу, чтобы мой первый мужчины обладал бы мной не по приказу руководства, чтобы он был бы так же нежен и уверен в себе, как ты, Аллан. Спасибо тебе. Ты был великолепен. Да и когда открыла глаза, не разочаровалась.

- Так ты говоришь первый? Тебе должно быть было больно?

- Нет, не было. Хоть ты и мой первый мужчина, но я-то не была девственницей. Нам делают искусственную дефлорацию, чтобы не было негативных впечатлений от боевого контакта. Мы должны рожать детей для Америки, а ребёнок должен быть зачат без каких-либо болезненных и других неприятных ощущений у матери. Они могут не слишком хорошо на нём отразиться. Всё должно быть так, как случилось сейчас. Мне об этом одна девчонка рассказывала, она тайком умудрилась инструкции прочитать. По инструкции женщины не должны об этом помнить. Вот никто и не помнит, они забывают о том, как всё происходит. А я теперь уж не забуду. Я теперь самая счастливая женщина этого острова. Только вот ...

- Что такое?

- Ты знаешь что. Мы совершили должностное преступление. Отношения такого рода между военнослужащими запрещены и караются очень строго.

- Знаю. Слишком уж строго. Лишение звания, разрыв контракта, увольнение без права на пенсию.

- Да, да. Но нам нечего опасаться. Я никому не скажу, а последствий быть не может, я защищена от них, понимаешь?

- Я-то не боюсь, и понимаю. Сам, конечно, тоже молчать буду, только вот не смогу без тебя, Афродита.

- Лейтенант, как ты наивен. От нас ничего не зависит. Мы на службе.

- Ты все равно станешь моей. После того, что случилось сегодня, я просто не могу тебя потерять. Мы созданы друг для друга. Иначе ничего сегодня у нас не вышло бы.

- Да созданы, но решаем не мы. И кто кому достанется, определяет только ЭВМ на основе анализов. А наши домыслы об этой созданности есть всего лишь ненаучные бредни двух влюблённых идиотов.

- Компьютер ничего решить не может, это делает программа. А она только обрабатывает данные, введённые человеком.

- Знаю. Но не мы же их вводим.

- Я доберусь до этих данных. Твой ребёнок будет нашим, даже если мы окажемся трижды несовместимы по их мнению. Честно говоря, мне плевать на всё: на все уставы, запреты и законы. Мы счастливы сегодня и будем счастливы вместе. Ты веришь мне?

- Ты сам ведёшь себя, как ребёнок. Милый мой, сейчас я тоже этого хотела бы. Наверняка, буду желать этого и завтра, но это зависит не от нас. Стоит остудить пыл.

- Да, я на самом деле завёлся. Излишне завёлся. Но если ты позволишь, Афродита, то попытаюсь что-нибудь сделать, - заискивающе произнёс Аллан.

- Позволяю, мой верный раб, - ответила она, пытаясь быть как можно величественнее.

- Благодарю, моя богиня, - он принял эту игру. - А завтра ты придёшь?

- Приду. Если будет хорошая погода и хорошая компания.

- Какая такая компания?!

- Компания в твоём лице, - игриво ответила она.

- Тогда всё будет так, как вы скажете, мэм! Всё будет обеспечено в лучшем виде.

- Благодарю вас, мой лейтенант.

- Не стоит благодарности, сержант.

Оба рассмеялись и, обнявшись, снова двинулись к воде, чтобы ещё немного понежиться друг с другом уже в океанских волнах, а заодно и смыть лишний песок. Потом, отодвинув в сторону свои желания и повинуясь распорядку дня своих подразделений, они вышли на берег, вытерлись и, наконец, впервые с момента знакомства они оделись. Влюблённо поглядывая друг на друга, они пошли вдоль пляжа.

- Знаешь, - говорила Элейн, - я ведь хотела поругаться с тобой.

- Зачем? - удивился он. - Да и с чего бы это?

- Ты занял моё место на берегу.

- Но тебя никогда здесь не было.

- Была зима, много медуз, вот я и не приходила. Но несколько раз видела тебя из окна и очень злилась.

- Я бы не ушёл, даже если бы ты полезла драться. От тебя невозможно уйти.

- Ты мне опять льстишь. Да и как с тобой драться, когда ты так хорош в ближнем бою, - сказала она с игривой иронией.

- Ну, из этого боя мы оба вышли победителями, - ответил он. - Мы были не противниками, а союзниками.

Они шли по дороге вдоль пляжа, весело болтали, отпуская в адрес друг друга всё новые комплименты. Когда же их маршрутам нужно было разойтись окончательно, они нежно попрощались, договорились встретиться завтра и, скрепив договор длительным поцелуем расстались. Каждого ждали свой дом, своя служба и своё начальство. До официального подъёма оставалось ещё около получаса. Навстречу каждому из них попадались отдельные утренние бегуны, спешившие к пляжу и не обращавшие никакого внимания ни на парня, ни на девушку, хотя и у него, и у неё лица светились от внезапно нахлынувшей эйфории. Жизнь продолжала радовать. Вода в душе казалась нежнее, чем обычно, еда за завтраком вкуснее. На занятиях Элейн легче воспринимала и лучше записывала лекцию, пальцы Аллана веселее летали по клавиатуре. И оба жили ожиданием завтрашнего утра.

* * *

Середина мая 2065 года. Остров Линкольна.

Полковник Серж Малхольм, начальник специальной базы АНБ, сидел в своём кабинете в роскошном кожаном кресле, неком талисмане острова, сохранившемся ещё с прошлого века, когда была основана эта база. Большинство предшествующих его владельцев - а они менялись не слишком часто, ведь президентов в стране сменилось за это время, пожалуй, раза в два больше, чем начальников на базе - спокойно досиживало здесь до пенсии, в окружении элитных женщин, великолепной природы, не имея при этом сколь- либо чётко определённых обязанностей. Следуя неписаным правилам распределения обязанностей среди военнослужащих, коими руководствуются не в одной стране мира, он чётко знал, что должен уметь самостоятельно найти место в бумагах, где должен расписаться. А поскольку бумаг становилось всё меньше и меньше, и подписывать приходилось электронные документы, то искать соответствующее место не приходилось: оно всегда было в правом нижнем углу дисплея, в окне специальной программы, управлявшей документооборотом в Агентстве. Свою электронную подпись, как истинный полковник, он мог бы воспроизвести в любое время дня и ночи, а значит, должности Серж Малхольм целиком и полностью соответствовал.

Постепенный переход не безбумажную технологию, начавшийся с конца двадцатого века, принёс свои плоды. Рабочие места сотрудников оснащались всё более удобными средствами. Сначала руководителей центрального аппарата Агентства обеспечили возможностью обмениваться файлами, а значит и документами, напрямую, минуя безнадёжно устаревшую службу секретариатов. Потом автоматизация коснулась руководителей региональных департаментов, после того, как были решены проблемы сохранения конфиденциальности при передаче информации на большие расстояния по каналам телефонной связи. На остров ведомственная сеть пришла вместе с созданием здесь пятнадцать лет назад репродукционного центра. Тогда же должность начальника базы из майорской стала полковничьей, появились личный помощник и трое заместителей, которые и делали всю основную работу по управлению резко возросшим штатом.

Ну а появление женщин в достаточно солидном количестве, заставило всех сотрудников подтянуться. Мужчины стали больше внимания уделять своему внешнему виду и спортивной форме, чтобы не испортить впечатления о себе в их глазах. Начальству больше не приходилось принуждать их к занятиям спортом, а пляж стал излюбленным местом утренних разминок и тренировок по вполне объяснимым причинам. Показатели базы по уровню физической подготовки сотрудников, и особенно по плаванию, резко возросли. Самый значительный рост, отмечался в первые два месяца. Малхольм был тогда майором и хорошо запомнил, как стыдно было перед самим собой, когда однажды какая-то девица не отличавшаяся атлетическим сложением, нагло обдав начальника базы брызгами, пронеслась мимо него, как ракета, хотя он тоже не стоял на месте и считал себя неплохим пловцом. Нежелание уступать в чём бы то ни было этим невесть откуда свалившимся на остров красоткам, внесшим своей пляжной наготой определённую новизну в жизнь в устоявшуюся жизнь базы, сделало своё дело. Человек ко всему быстро привыкает, а к хорошему ещё быстрее, и вскоре мужчины освоились, сообразив, что ничего принципиально нового они для себя не открыли и, немного потренировавшись, вернули себе гегемонию и в спортивной жизни острова. Вряд ли кто из них согласился бы вернуть времена, когда пляж не был украшен обворожительными девушками из репродукционного центра.

Тогда около недели на острове работали ребята из ЦРУ, исходившие его вдоль и поперёк, залезавшие в самые недоступные места. Ничего криминального не найдя, они уехали, а у некоторых сотрудников появились дополнительные обязанности, связанные с плановым естественным оплодотворением подготовленных женщин. Выбранный для этого мужчина поступал на две недели в распоряжение начальника репродукционного центра, которая - эту должность занимала всегда женщина - стала вторым по рангу офицером на базе и официально числилась как первый заместитель начальника базы. Именно начальнику базы она непосредственно и подчинялась, хотя это подчинение было чисто формальным. Начальнику базы не было никакой нужды влезать в дела соседей, он должен был только обеспечить их всем необходимым для работы. Все вопросы непосредственной деятельности решались непосредственно начальником центра, которая отчитывалась непосредственно перед штаб-квартирой Департамента генетической безопасности, находившейся на материке.

Но до этого полковнику - Малхольма быстро повысили - не было никакого дела. Зачем лишние хлопоты на свою уже не юную голову? Великий универсальный жизненный принцип “меньше знаешь - крепче спишь” не срабатывал только в учебных заведениях, и никто этого принципа ещё не отменял. Тем более, что вскоре место начальника центра и его заместителя заняла женщина, которой он мог всецело доверять, ибо был прекрасно с ней знаком ещё до своего назначения на этот остров.

Правда, сейчас Малхольму предстояло решать самую серьёзную в своей службе задачу. Просматривая почту, он обнаружил запрос на откомандирование очередного сотрудника для помощи соседям. Это на самом деле была наиболее сложная составляющая службы начальника специальной базы АНБ. Народ, побывавший там, всеми правдами и неправдами отказывался идти туда снова, потому что людям было непонятно, что там с ними на самом деле происходит. Точнее, что происходит все знали, но не знали как, потому как никто ничего по окончании командировки не помнил. А значит, никакого морального удовлетворения, не говоря уже о материальной компенсации, за проделанную работу никто из них не получал. Естественно, никто не желал за просто так выпадать из жизни на две недели и, возвращаясь, чувствовать, что вроде ничего не происходило, но с мозгами кто-то основательно повозился. У парней в течение нескольких последующих недель оставалось постепенно угасавшее ощущение того, что за ними кто-то наблюдает. И самым противным было то, что эти галлюцинации усиливались в те жизненно необходимые моменты, когда человеку приходилось обнажаться. Многие боролись с этим явлением, стараясь почаще посещать пляж в те часы, когда там было как можно больше девушек из репродукционного центра, но это примитивное вышибание клина клином чаще всего удлиняло процесс послекомандировочной адаптации.

Чтобы помочь людям, полковник старался как можно больше загрузить их на службе, заставляя заместителей выдумывать всё новые и новые задания, благо в математике и программировании, равно как и в иностранных языках, словом во всём, что являлось хлебом всего Агентства, практически невозможно было достигнуть пределов совершенства. Их просто никогда не существовало и не будет существовать.

Парни разрабатывали всё новые и новые программы, автоматизируя всё, что попадалось им под руку и на глаза руководству, создавали новые алгоритмы шифрования и вскрытия кодов, писали разного рода статьи, некоторые умудрялись работать над диссертациями, осваивали новые языки и диалекты. Многие могли свободно говорить на любом существовавшем в мире диалекте английского, что весьма редко встречалось на материке, где даже австралийские фильмы приходилось переозвучивать, прежде чем показать в кинотеатре. Большинство парней свободно общались на французском, немецком, испанском, итальянском, а некоторые даже на китайском и японском языках. Русским, конечно, владели все - каждый, кто служил на базе, изучал язык страны вероятного противника - но только несколько человек умудрились освоить этот язык до такой степени, что могли читать в оригинале книги русских писателей девятнадцатого века, который считается периодом расцвета литературы в России.

Полковник был немало удивлён, когда недавно в столовой услышал, как этот новый лейтенант Морроу на чистом московском диалекте объяснял двоим приятелям разницу между взглядами на жизнь и мироустройство Андрея Болконского и Пьера Безухова. Удивлён был полковник, потому что никак не мог предположить, что кто-то из новичков базы может разбираться в этом лучше него самого, проведшего не один год в Москве в то время, когда лейтенантом был он сам. Много воды утекло с тех пор, как говорят многие народы мира.

Как причудлива мыслительная деятельность человека! Воспоминания о далёкой Москве и не менее далёкой юности вывели его на решение главной проблемы сегодняшнего дня. Имя лейтенанта Аллана Морроу всплыло как нельзя кстати. Он то не посмеет перечить полковнику. Глупая мысль. На острове никто не посмеет этого сделать, пока Малхольм действует в рамках своих полномочий, а он не имел обыкновения их превышать. Просто пора лейтенанта брать в оборот, тем более, что тот не успел на себе испытать всей прелести двухнедельного пребывания у дам, а значит не сможет найти благовидного предлога увильнуть. Таким образом сегодня удастся избежать нелюбимой полковником процедуры назначения “виноватого”. Правда, чаще всего выбирать не приходилось, ибо в запросе ясно было указано, кто из парней должен был отправиться на дело. Пострадавшего приходилось просто ставить перед фактом, но порой и тогда он успевал найти себе благовидный предлог для отказа в виде лёгкой простуды или расстройства желудка. Но сегодня в запросе не было указано ничего, а значит решать должен был он, Малхольм, что полковник собственно уже и сделал.

Полковник легко пробежал пальцами по клавиатуре - как человек старой закалки он не доверял устройствам ввода с голоса и разговаривать предпочитал с живыми людьми, а не с машиной - и через минуту услышал:

- Лейтенант Морроу! Слушаю вас, сэр!

- Отвлекись, сынок, зайди к старику.

- Слушаюсь, сэр!

Ещё через несколько минут он стоял перед полковником.

* * *

На следующее утро.

- Хай, Аллан! - вскрикнула Элейн, выходя из-за скалы на их общем теперь кусочке пляжа.

- Здравствуйте, сержант Макгрегор, - отвечал он, улыбаясь.

- О! Какие мы сегодня официальные! - удивилась девушка. - Скажите, пожалуйста, господин лейтенант, что это с вами произошло?

- Всё очень просто, мисс. Меня откомандировали в распоряжение вашего руководства сроком на две недели для участия в каких-то исследованиях.

- Вот как. А ты знаешь, что это за исследования? - уже тише спросила Элейн.

- Нет. Но ведь узнаю же. Да и так ли это важно? В чём ведь прелесть службы? Метаться не надо, приказали - пошёл исполнять. Командир ничего плохого не прикажет. Тем более Малхольм. Про него ребята говорят, что он душа-человек.

- Так то оно так, милый, но не всё так просто.

- Какие сложности, сержант? - он попытался вернуть беседе шутливый тон, обнимая её за плечи. Элейн отстранилась:

- Аллан, родной, ты либо на самом деле глупец, либо старательно прикидываешься!

- Хорошо. Пусть глупец. Тогда объясни мне, глупцу, в чём же дело.

- В том, что я тебя люблю глупого и не хочу ни с кем делить.

- А что, на меня уже кто-то претендует? Что за чепуха! Говори, наконец, толком!

- Аллан! Ты и вправду ничего не понимаешь, тебя обследуют для того, чтобы потом подобрать тебе партнёршу, которую ты должен будешь оплодотворить. Это будет то, что мы называем боевым контактом.

- Глупость.

- Вовсе нет. В этом и состоит твоя командировка. Выведут тебе объект женского пола, и ты сделаешь это.

- Но если я не хочу, кто меня может заставить?

- Ты сам сказал, приказ! Не знаю, как там ваши парни, а наши девчонки точно не все хотели, но деваться некуда. Все, как одна, забеременели, хотя и не помнили, как всё произошло. У всех контракты и приказы. Я ж тебе всё это рассказывала.

- Может быть. Я тогда не придал этому значения, наверное. Но почему такое происходит?

- Потому, что репродукционный центр для этого и создан.

- Почему никто не помнит ничего?

- Не знаю, я - маленький человек, но сейчас мне нужен ты, и никто больше. Я готова на всё пойти, только бы не потерять тебя. Хочу жить с тобой, родить от тебя, только от тебя, ребёнка, даже не одного. Мне снилось, что у нас будет девочка похожая на тебя, и мальчик - на меня. Но теперь не знаю, как быть. Хотя что говорить, так и должно было случиться.

- Значит и меня используют для того, что ты называла боевым контактом?

- Наконец-то, ты понял. Началась умственная деятельность и стали выстраиваться логические цепочки.

- Не остри, лап! Ответь по-человечески.

- Да, милый. Тебя используют. А как ты думал можно зачать ребёнка?

- Я думал, что имеется в виду искусственное оплодотворение.

- Нет. Не искусственное. Ребёнок должен быть зачат естественным путём.

- Что ж ты не объяснила нормально? Водила вокруг да около.

- А что тут объяснять, когда всё очевидно.

- Это тебе очевидно, а я тут без году неделя. Что я могу знать?

- “Без году неделя”? Интересное выражение.

- Русская поговорка.

- Ты русский?

- Я - американец! Только старательно учил этот язык, потому и загремел сюда.

- Счастливый. Можешь Пушкина и Толстого читать в подлиннике.

- Сейчас это неважно. Сейчас надо думать, как отвертеться от этой командировки, будь она трижды неладна, и как не потерять тебя. Мне тоже никто и ничто больше не нужен. И я живу тобой. Живу, когда вижу, слышу тебя, когда чувствую каждой клеткой. Ты мне веришь?

- Как я могу тебе не верить?

- Тогда иди ко мне.

Она поднялась с камня, на котором сидела в позе русалочки из сказки Андерсена, посмотрела на солнце и прильнула к его груди. Они помогли друг другу освободиться от одежды и, обнявшись, вошли в воду, заставившую забыть на время обо всех тревогах. В океане света они опять вместе плыли к солнцу, пока оно не поднялось достаточно высоко, затем радовались голубизне утреннего неба, отражавшемуся в воде, чистой зелени острова, каждому новому прикосновению друг к другу пока, взявшись за руки, не вышли на берег ...

Прощаясь, он сказал ей:

- Не бойся, малышка, всё будет хорошо, будет так, как хотим мы. Мы будем жить вместе, будем жить свободными людьми в свободной стране.

- Не думай об этом, Аллан. Мы ничего не изменим. Но пока ты мой, а там будь, что будет. Я постараюсь привыкнуть. Может быть, конечно, и есть где-то такая страна, про которую ты говоришь. Только нам не попасть туда.

- Что за пессимизм?! Нам всё равно надо выпутываться. Даже если на этот раз я сумею отвертеться, то будет следующий, да и ты наверняка попадёшь в план этих боевых контактов, тогда я потеряю тебя совсем.

- Об этом я уже давно боюсь даже подумать.

- Давно? Мы и трёх месяцев не знакомы, Элли!

- Элли? Так звали девочку, побывавшую в волшебной стране Оз.

- Отставить девочку, сержант Макгрегор. По всей вероятности мне потребуется Ваша помощь. Могу я на неё рассчитывать?

- Вы? Разумеется, господин лейтенант!

- Вот это достойный ответ.

- Но только при одном условии.

- Сержант! Какие ещё условия вы можете ставить офицеру?!

- Тогда прошу не отказать в удовлетворении одной моей просьбы, сэр!

- Вот это грамотный подход! Выкладывайте вашу просьбу.

Элейн лукаво улыбнулась, столь же хитро глядя ему в глаза.

- Поцелуйте меня, сэр!

- С радостью, сержант! Любимый мой сержант!

- Только не увлекайтесь, господин лейтенант, иначе снова придётся раздеваться, а нам уже пора идти.

- Элли, радость моя. Ты снова шутишь.

- Конечно, милый. Ты ведь со мной и обещаешь мне помочь.

- Нет, Элли. Не тебе, а нам обоим. Только пока не знаю как.

- Я почему-то верю, что ты что-нибудь придумаешь. Только не думай об этом сегодня, подумаешь об этом завтра. Так поступала небезызвестная Скарлетт ОХара и в фильме и в книге “Унесённые ветром”.

- Очень мудрая и решительная женщина.

- Но при этом ещё и хитрая.

- Ну, не нам её судить. Сейчас ведь нет войны.

- Тогда почему мы на службе? Почему детей должны рожать сержанты от офицеров?

- Как тяжело разговаривать с умной женщиной!

- Такому умному мужчине, как ты, это должно быть вполне по силам.

- Ладно, Элли. Хватит нам нахваливать друг друга. На твои вопросы у меня всё равно нет ответа.

- Правда?

- Правда.

- Честно?

- Честно.

- Не верю.

- Это твоё право, но я всё же не волшебник и не провидец. Я знаю математику, могу разобраться в любом компьютере, знаю русский язык также хорошо, как и английский, но не знаю как тебе ответить, потому что сам спрашиваю себя об этом, только немного по-другому. Почему на континенте не осталось нормальных семей, почему процветает наркомания и однополая любовь? Это же тупик! Тупик для страны, для личности. Как можно воспитать личность, когда кругом наркотики. Как мужчина может стать личностью, если он неспособен любить женщину, и наоборот. Я порой не могу осознать, что придётся вернуться в этот прокуренный и исколовшийся безмозглый мир, где и поговорить толком не с кем. В мир, куда даже продавщиц в магазины приходится приглашать из-за границы. Нормальную речь можно услышать только в Интернете. Мало-мальски грамотный народ будто боится уходить в оффлайн, почти всю сознательную жизнь проводя в сети. Порой кажется, что они и питаться будут скоро в онлайне. Куда мы пришли? Мы. Самая лучшая страна мира.

- Ты преувеличиваешь, Аллан.

- Может быть, но не думаю, что сильно. Так что, не думай об этом, Элли. Пока мы в раю. И всё у нас должно быть замечательно. Подумаем об этом завтра, а сейчас и тебе, и мне пора.

- Пока, дорогой.

- До завтра, милая.

* * *

Начало июня 2065 года. Остров Линкольна. Специальная база АНБ. Репродукционный центр.

Она сидела в своей комнате на краю кровати и смотрела на него. Уже третий день он проводил внутри центра и жил несколькими этажами ниже её. Аллан возился с её комнатным компьютером, пытаясь добраться до строго конфиденциальных файлов, хранящихся на локальном диске компьютера, установленного в кабинете начальницы Центра. Упоминание о доблестных представителях славного электронного мира в их не столь давней жизненно-философской беседе у любимой скалы стало определяющим в их дальнейших планах. Оба уже настолько сжились друг с другом, что не представляли себе, что всё это может в один совершенно не прекрасный миг окончиться, и им придётся навсегда расстаться, хотя иное было почти невозможно.

Почти. Сколько раз это слово спасало или убивало, сколько раз из-за него заключались союзы и объявлялись войны, возникали и уходили в прошлое могущественные империи, не говоря уже о том, что каждый взрослый человек всегда легко припомнит случай и даже не один, в котором это почти сыграло бы свою роковую роль как положительную, так и отрицательную. В этом слове оправдавшийся риск и крушение надежд, увенчавшаяся успехом авантюра и провал грандиознейших планов из-за непредусмотренной мелочи. Вся наша жизнь состоит из усреднений, приближений и погрешностей. Усредняя, мы пытаемся навести хоть какой-то порядок в хаосе мира, выстроить его основы. А потом пробуем всё, что видим, подогнать под норму, то есть выведенное среднее. Любая аномалия с большой погрешностью рассматривается как что-то незаконное, неправильное, невозможное. Но жизнь постоянно преподносит сюрпризы, ставя в тупик всевозможных учёных мужей. Мир намного сложнее, чем кто-либо когда-либо может его представить и усреднить. Пытаться создать его модель - дело безнадёжное. Доступное только высшему разуму. Но это всё равно, что сотворить этот самый мир.

Пребывая в таких раздумьях, Аллан автоматически летал пальцами по клавиатуре, гонял указатель мыши из окна в окно, перебирая все мыслимые способы получения доступа к нужным сейчас ресурсам локальной сети острова. Он решил вспомнить свои студенческие годы и попытаться добраться до файлов, хранившихся на главных серверах репродукционного центра, попробовать понять их и проанализировать. Только после этого можно будет решать, как им обоим можно избежать участия в первой стадии процесса воспроизводства нового гражданина Америки. У него был опыт взламывания паролей доступа и дешифровки конфиденциальных данных, но всего лишь в рамках простых лабораторных работ в Университете. Тогда ему не пришлось делать ничего волшебного. Повезло. Для получения зачёта надо было восстановить текст зашифрованного документа, хранившемуся на диске компьютера, доступного только через сеть. Пароли и к компьютеру, и к документу оказались значащими словами из современного естественного, хотя и не английского языка. Простая программка перебора различных комбинаций за несколько минут прошлась по лексике языков англосаксонской и романской группы и выдала ответ. А затем написанная Алланом программа-червь, попав во взламываемую машину через сеть, определила место, где хранился зашифрованный пароль. После этого не составило большого труда определить правила преобразования последовательности символов, вводимой в качестве пароля. Меняя пароли - нужные для этого полномочия он тогда уже получил - удалось восстановить некоторую часть алгоритма шифрования на основе соответствия известного открытого текста шифрованному. Сработала гипотеза, что для шифрования документа применялся тот же механизм, что и для закрытия паролей. Обработка вытащенного файла с документом заняла немного больше времени. Через полчаса программка расшифровала файл и начала выводить открытый текст на принтер, подключённый к преподавательскому компьютеру. Преподаватель курса защиты информации, бегло осмотрев распечатку, молча поставил зачёт и отпустил студента. Хороший был предмет, и преподаватель неплохой.

Именно от него Аллан узнал об одном знаменитом в своё время русском программисте конца прошлого и начала нынешнего века Евгении Касперском, сделавшем себе имя на борьбе с программными вирусами, и прочитал немало его книг. Тогда больше всего запомнилась мысль о том, что вирусы создают только генетически неполноценные люди...

Всё ведь меняется даже в этом лучшем из миров. Только программный вирус или червь мог помочь добраться до нужной Аллану и Элейн информации. А эта программа была создана человеком, который имел не одну справку о своей генетической полноценности, недаром он оказался на острове Линкольна. Именно его гены должны были в скором времени лечь в основу нового человека. Было почти невозможно сделать так, чтобы вторая половина генов была унаследована ребёнком от Элейн. Но это почти и заставляло сейчас делать то, что он делал. Выходит и классики ошибаются, когда прибегают к обобщениям. “Этот Касперский ведь тоже русский, да еще в какой-то спецслужбе поработать успел. Слишком много у них классиков”, - думал он, глядя на дисплей, где мелькали сообщения его программы...

В комнату к Элейн удалось попасть на удивление легко: достаточно было послать на её компьютер нужный вирус, чтобы слегка подпортить операционную систему. Когда машина перестала реагировать на запросы, приходившие с сервера, обеспечивавшего работу сети в репродукционном центре, а значит руководство не могло оперативно связываться со своей подчинённой, а та, в свою очередь, потеряла возможность “посещать” занятия, проходившие в режиме конференции, Аллана запросил полковник:

- Парень! Выручи старика. Там у какой-то из девчонок аппарат барахлит, всё равно кому-то надо идти разбираться, а ты уже там. Заодно вспомнишь, как женщины выглядят вблизи.

- Конечно, господин полковник, сделаем. Только я ещё не успел об этом забыть.

- Правильно, Аллан. Ты же у нас утренний бегун и пловец, а я запамятовал.

- Разрешите вопрос, сэр.

- Валяй.

- Мне говорили, что в последние годы у них техника не выходила из строя. Может тут не в аппарате дело?

- Сынок. Ты же ещё и математик, даже в первую очередь математик. Теории вероятностей тебя учили, как я понимаю. Ты же прекрасно знаешь, что случаются события даже с нулевой вероятностью, а тут, я думаю, она побольше этого самого нуля будет, значит ничего странного. И чем дольше ничего не ломалось, тем выше эта самая вероятность. Так что разберёшься и доложишь. Ещё вопросы есть?

- Да, сэр. Как быть, если потребуются дополнительные права доступа, которые выше, чем мои личные?

- Свяжешься с нами, вызовешь администратора, он даст тебе временный пароль на полномочия суперпользователя. Ты тогда повнимательнее будь, а то лет десять назад один умник умудрился стереть системные файлы со всех включённых компьютеров. Он, видите ли, пробовал сетевой протокол новый установить. Хорошо, что нашлось несколько лентяев и отпускников, которые не включали машин, иначе с нуля восстанавливать бы всё пришлось. Ты, надеюсь, не такой. Теперь всё?

- Так точно, сэр! Куда мне идти?

- Четвёртый этаж, номер 469. Твой код введён в систему допуска. Действуй.

- Есть, сэр.

Малхольм отключился. Аллан сделал вывод, что его “невинная шалость” удалась. Никто не заметил появления в сети несанкционированного процесса. Это было неудивительно. Очередная версия Windows в худших традициях фирмы Microsoft создавалась путём “накручивания” модулей, реализующих новые функции, на старые тексты программ. Появление новых версий тем самым ускорялось, но за оптимальность полученного программного кода не мог поручиться даже Билл Гейтс в конце двадцатого века.

Аллан, не мудрствуя лукаво, подменил один из доисторических модулей своей вирусной программой и стал ждать, когда он будет кем-нибудь вызван. Ждать пришлось достаточно долго. Только через час он смог убедиться, что вирус пошел гулять по сети и добрался до компьютера подруги, где и активизировался. Дальше всё произошло, как и планировал “злоумышленник”. Сервер репродукционного центра забил тревогу, о которой тотчас доложили полковнику, определил адрес абонента сети и логически отключил компьютер Элейн от сети. После этого связаться с сетью с её машины стало возможным только при помощи специальных вирусоподобных программ, использующих физическое, а не логическое подключение к сети. Одна из таких программ уже вторые сутки крутилась рядом с ядром системы сервера, и даже если бы её обнаружили, то никто не смог бы определить, откуда она попала в сеть и в сервер. Таким образом, “домашний” компьютер Элейн был вне подозрения.

Да никаких подозрений и не могло возникнуть, поскольку вскоре была подменена другая системная программа, отвечавшая за контроль целостности системных данных. Аллан сумел сохранить все атрибуты её выполняемого модуля вплоть до контрольной суммы. Оставалось ждать, периодически поглядывая на терминал, на котором светилась вполне нейтральная заставка, и лишь маленькое окошко в верхнем левом углу дисплея выдавало то, что компьютер работает не в своём штатном режиме. Обнаружить это окошко, не входя лично в комнату, никто не мог, поскольку доступ к той части памяти, где хранилось изображение, был закрыт для других компьютеров, а видеокамера в комнате не могла видеть дисплей просто в силу своего положения. Она была установлена, чтобы иметь возможность наблюдать за девушкой, а не за компьютером.

Между тем вскоре это окошко и показало, что парню удалось получить доступ к любым ресурсам сети да ещё на таком уровне, о котором и не мечтали штатные администраторы. При желании он мог бы стереть системы с любого компьютера сети, предварительно удалив все страховые копии, которые уже давно не делались на съёмных носителях. Однако не это было его целью. Сейчас он почти молился, чтобы сеть работала без каких-либо прочих сбоев.

Чтобы его программы оставляли как можно меньше следов в различных системных журналах и реестрах, приходилось обходиться без записи промежуточных данных. Каждая запись на носитель - это ведь не только потеря времени. Это ещё и необходимость вторгаться в файловую систему, что весьма легко могло быть обнаружено простым контролем изменения оглавления. Поэтому в случае сбоя всё пришлось бы начинать почти с самого начала. Однако последний сбой случился более пяти лет назад, после чего были приняты меры по повышению надежности работы сети. Так электроснабжение было обеспечено двумя резервными и одной аварийной системой питания. Работа главного сервера дублировалась и контролировалась ещё несколькими компьютерами, находившимися на всякий случай в разных зданиях. Так что вероятность того, что какой-либо неожиданный сбой всё-таки может произойти, была ничтожно мала. Однако хорошо, что именно на непредвиденную случайность было списано запланированное лейтенантом происшествие с компьютером девушки.

Сама же Элейн, практически ничего не понимая в том, что происходит, наблюдала за действиями напарника, тщательно изображая на лице равнодушие к происходящему в комнате. Он в свою очередь столь же старательно играл роль то некоего воспитателя, внушавшего ребёнку, сломавшему игрушку, что делать это нехорошо, то строгого преподавателя, втолковывавшего нерадивому студенту очевидные для него самого, а в его лице и для всей науки, вещи. Она как бы кивала в знак согласия, не меняя безучастного выражения лица и односложно отвечая на дежурные вопросы Аллана.

Он ещё два дня наведывался в её комнату под предлогом необходимости обучения неквалифицированного пользователя. Перед этим в своём докладе Малхольму о проделанной работе и возникших проблемах лейтенант настолько убедительно возмущался отсутствием у своей подопечной, а значит и у других дам, элементарных навыков по работе с современной техникой и программными средствами, которое и стало причиной выхода из строя компьютера, что полковник сам распорядился о проведении дополнительных занятий с сержантом Макгрегор. Он даже пообещал связаться с руководством репродукционного центра и обсудить возможность включения некоторых технических дисциплин в образовательную часть подготовки личного состава центра, состоявшую из естественных и культуроведческих наук. Элейн же делала вид, что покорно сносит все поучения и наставления.

Просить третий день для этих занятий было невозможно без привлечения ненужного внимания. Все необходимые исследования были проведены, и его должны были начать готовить к тому, для чего он, собственно, и был направлен в репродукционный центр. Поэтому, когда во второй день истекла половина времени, отведённого им для занятий, Аллан немного заволновался, опасаясь, что так и не доберётся до сути необходимых ему файлов. Его голос, объяснявший Элейн прописные истины из мира программного и аппаратного обеспечения, стал всё чаще прерываться. Паузы становились всё более неестественными. Он прилагал всё большие усилия, чтобы не выдать своего волнения. Но удача на сей раз не отвернулась. За полчаса до окончания занятий экран ожил.

- Есть! - шёпотом прокричал лейтенант, а громко добавил, - Теперь займемся проблемой корректировки данных...

* * *

Утро 15 июня 2065 года. Остров Линкольна. Лабораторный комплекс репродукционного центра.

Шеф репродукционного центра и первый заместитель начальника базы лейтенант-полковник Элизабет Тайсон покинула свой кабинет, поднялась на верхний этаж здания и вошла в комнату, предназначенную для заключительного осмотра девушек перед тем, как они подвергнутся боевому контакту с будущим отцом будущего ребёнка. Элизабет, каждый раз произнося вслух или мысленно этот выдуманный кем-то термин, постоянно думала, что говорит глупость. Нелепое словосочетание. Но ничего с этим поделать уже было нельзя, лучшего названия для этого процесса не смог придумать никто, в том числе и она сама, а варианты из сельского хозяйства звучали просто оскорбительно для представителей homo sapiens. Поэтому именно в таком виде этот термин - боевой контакт - вошёл во всевозможные положения, инструкции, указания. К нему привыкли и переносили из одного документа в другой.

Подобные осмотры Элизабет почти всегда проводила лично, а сегодня она тем более не могла доверить эту процедуру кому-либо другому. Подумать только, больше двадцати лет прошло с тех пор, как она приняла роды у Денизы Макгрегор в госпитале святого Джорджа в Атланте и доложила руководству об их успешном завершении, после чего малышка Элейн, фактически с рождения стала сотрудницей Департамента генетической безопасности АНБ, разумеется, даже не подозревая об этом. Эта милая девочка росла, взрослела, хорошела, не зная, что за её судьбой пристально следит серьёзнейшая спецслужба родной страны. Следит глазами скромного доктора местного, совсем не самого элитного госпиталя. Усилия Лиз не пропали даром, но и для неё стало приятной неожиданностью, когда она увидела, что красотка Элейн оказалась на острове Линкольна, во вверенном мадам Тайсон репродукционном центре.

Чувствуя всё-таки за собой некоторую вину в том, что судьба девушки могла бы сложиться по-другому, не прими Элизабет в ней участия - что ни говори, Элейн не совсем по собственной воле пришлось покинуть родителей, чтобы провести лучшие годы жизни на затерянном в океане острове, вдали от материковых радостей - лейтенант-полковник не слишком докучала девушке своими наставлениями, приказами, требованиями. Лиз закрывала глаза на слишком частые, а главное излишне уединённые походы к океану. Должна же у человека быть какая-то личная жизнь, какая-то своя утеха, благо, что девица не допускала никаких нарушений дисциплины, старательно и, что более важно, успешно училась. Элизабет с удовольствием наблюдала, как Элейн работает на занятиях по практическому акушерству, которые лейтенант-полковник Тайсон по традиции проводила лично. Однако при всех минусах и ограничениях не такая уж плохая судьба провести эти годы на замечательном гавайском острове, где природа ещё не тронута вандалами с материка, родить несколько прекрасных ребятишек от нормальных, здоровых, полноценных мужчин, получить хорошее образование, профессию, гарантированную работу, солидную медицинскую страховку, значительные налоговые послабления и достойное денежное вознаграждение. Поэтому, чувство вины перед девицей быстро уступало место осознанию выполненного долга и радости, что девушка не разделила судьбу своих родителей, вынужденных существовать на мизерные учительские заработки в своей Атланте.

Без пяти минут одиннадцать. Через пять минут сюда войдёт Элейн, пунктуальность которой всегда вызывала уважение у Лиз. Самой ей приходилось прилагать значительные усилия, чтобы не опаздывать на совещания у начальника базы, на сеансы связи с материковой штаб-квартирой Департамента, да и просто на занятия. Особенно неприятно было осознавать, что все видят, когда она задерживается с началом лекций-конференций. У девчонки же всё выходило естественно, будто иначе и быть не могло, хотя, как и любая женщина, она могла бы легко найти достаточное количество уважительнейших причин для оправдания любого опоздания.

Лейтенант-полковник села за рабочий стол, включила компьютер, подготовила диагностическую программу. Она ещё возилась с машиной, когда вошла Элейн.

- Добрый день, мэм! - провозгласила она с порога громким, звонким, красивым голосом.

- Здравствуй, моя девочка! Проходи. Как твои дела?

- Благодарю, мэм. У меня всё в порядке.

- Ты готова?

- Да, мэм!

- Слушайся меня и ничего не бойся.

- Разве здесь может быть что-либо страшное?

- Нет, милочка. Русские не нападут.

- Шутите, мэм.

- Да, дорогая. Ну что ж, раздевайся и садись в кресло. Приступим к делу. И говори со мной нормально, по-человечески. Зови меня просто Элизабет. Помни, мы с тобой прежде всего женщины, а только потом сотрудники.

- Вам легко говорить, мэм. Простите, Элизабет. Вы босс, но я постараюсь.

- Вот и чудно. Это ведь главная твоя задача на две ближайшие недели - быть просто женщиной, чтобы потом стать ещё и матерью.

- Скажите, Элизабет, я правда ничего не буду помнить, как всё произойдёт?

- Да, дорогая.

- А зачем это делается?

- Здесь много причин. Я потом постараюсь рассказать тебе обо всём. Ну, да поможет нам бог, - подвела Элизабет итог беседе и начала извлекать предохранительную систему.

Хотя компьютеры во многом и заменили врачей, хотя давно уже был разработан и получил широкое применение управляемый машинами манипулятор, способный делать то же, что и человеческие руки, полностью полагаться на автоматику в медицине вообще, и особенно в стоматологии и гинекологии, ещё никто не решался. Вот и Лиз надела стандартные резиновые перчатки, которые не сдавали свои позиции уже более полутора веков. Были попытки заменить резину на более современные материалы, но заканчивались они тем, что совершенствовалась сама резина. Спустя несколько минут странная и непонятная даже самой Элизабет система была извлечена. Гладя на это миниатюрное приспособление, сложно было сообразить, для чего эта кроха предназначена. Принцип её действия для лейтенант-полковника был тайной за семью печатями, да она и не пыталась её открыть. Главное, аппарат работал, причём исправно.

- Теперь, девочка моя, слушай меня внимательно, - продолжила Лиз и начала обстоятельно рассказывать девушке, как той необходимо вести себя дальше, что с ней будет происходить в дальнейшем. Больше всего внимания мадам Тайсон уделяла тому обстоятельству, что Элейн не первая и не последняя, кому предстоит пройти через всё это, что бояться ничего не надо, боли никакой не будет, ведь она совершенно здорова, во всём у девушки полный порядок. Напоследок заметила, что девушка должна воздержаться от купания в море, пробежек и освободила её от обязательных спортивных занятий.

- Всё, дорогая, иди отдыхай и помни, никаких серьёзных нагрузок. Спокойные не слишком продолжительные прогулки, вот что тебе необходимо. Посмотри на море, небо, облака. Не пропусти сегодняшний вечер. По прогнозу - будет хорошая погода.

- Вы оптимистка, Элизабет. Доверяете прогнозам.

- Они, девочка моя, не так уж часто не оправдываются, как мы думаем. Да и на лучшее надеяться всегда необходимо. Ну, ступай, милая. Всё хорошо у нас будет.

- Надеюсь, вы правы, мэм. До свидания.

- До встречи, Элейн, будь умницей.

* * *

Раннее утро 16 июня 2065 года. Остров Линкольна. Скала у пляжа.

- Привет, Элли! - крикнул Аллан, выходя из воды.

Она, улыбнувшись, кивнула в ответ.

- Ты как всегда прекрасна. Пойдём поплаваем!

- Нельзя, милый. Мне запретили.

- Вот как?! А кто узнает о твоей маленькой шалости? Уши есть у стен, а не у скал.

- Аллан! Твои любимые русские говорят, что бережёного и бог бережёт, не так ли?

- Так, дорогая. Ты как всегда права. Только тебя я люблю намного больше, нежели их.

- Я знаю, и потому мне грустно.

- Странная причина для грусти. Мы же вместе. Откуда может взяться какая-либо грусть?

- Понимаешь, через двенадцать дней я в последний раз увижу тебя, на глазах мадам Тайсон нам придется выполнить этот самый боевой контакт, о котором мы оба ничегошеньки не будем помнить. Я забуду, что во мне будет твой ребёнок. Вот чего я больше всего не хочу, а это надвигается неотвратимо, как день Страшного суда.

- Скажи, Элли, ты хорошая актриса?

- Не знаю, не пробовала. Какая теперь разница?! А почему ты спрашиваешь об этом?

- Видишь ли, милая моя, я глубоко виноват перед тобой. Я переусердствовал. Извини, что не сказал раньше, но двадцать восьмого июня, в одиннадцать часов дня, когда по их планам, которые мы, то есть я, тогда подправил, мы предстанем друг перед другом обнажёнными, приборы подавления сознания и памяти будут отключены. Не знаю зачем, но я это сделал. Наверное, потому, что хочу присутствовать при зачатии своего ребёнка, как человек разумный, отвечающий за своё поведение, за свои чувства и эмоции, а не как животное с простимулированным половым инстинктом.

- Но ты ведь его даже не увидишь.

- Понимаю, он будет нашим, только пока ты его носишь. Но решил, что лучше сделать так, чем не сделать ничего. Лучше отсрочить расставание с ним, чем отказаться сразу. Ведь может за это время что-то измениться.

- Не верится.

- Может и не изменится ничего за эти месяцы. Но кто знает, что случится через год, три, пять лет, десять... Может мы сможем его вернуть.

- А я и на день не хочу его терять. Я помню, как хорошо мне было с мамой. Я буду нужна ему. Он будет где-то рядом, а я не буду знать, кто он.

- Элли, успокойся. Его ещё нет на свете. Если хочешь, то в наших силах сделать так, чтобы он и не появился. Пока не появился.

- Тогда нас с тобой в лучшем случае уволят, а в худшем нас ждёт трибунал.

- Поэтому и нужно сыграть сцену бурной страсти, чтобы никто ничего не заподозрил. Возьми диск, я давно ношу его с собой. Здесь записано то, что предстоит нам. Чтобы у нас остался хоть какой-нибудь шанс заиметь своего ребёнка и не загреметь в тюрьму, мы должны сыграть лучше самых ярких звёзд Голливуда.

- А ты сам-то веришь, что когда-нибудь мы сможем стать нормальной семьёй? Браки между военнослужащими запрещены, а уволиться мы не можем до истечения контракта. У меня нет миллиона на выплату неустоек. Я не дочь Рокфеллера. Как жить, если одному из нас придётся покинуть остров? Кто вернёт нам нашего малыша?!

- Лучше малышку...

- Лучше, - улыбнулась Элейн.

- Знаешь, почему-то я чувствую, что всё у нас будет так, как мы захотим. Может быть не сейчас и не здесь, но будет. Давай доверимся судьбе. Будем надеяться, что всё образуется, и не будем заранее отчаиваться и делать никому из нас ненужные ошибки, упуская пусть призрачные, но шансы.

- Бог мой! Ты рассказываешь какие-то сказки для малолетних, где всё и всегда хорошо заканчивается. Но самое противное то, что я тебе почему-то верю. Давай диск, Аллан! Пойдём репетировать сцену любви.

- Как?! Сейчас?!

- Сейчас.

- Вместе?

- Увы. Конечно, по отдельности, - вздохнула Элейн и, игриво сверкнув глазами добавила. - Как ты думаешь, если мы не провалим съёмку, мы можем рассчитывать на “Оскара”?

- Люблю тебя такой. Но зачем нам этот мужик с мечом? Будем выше презренного металла, милая!

- Будем, родной. Будем!

Всё сказано. Они пошли по той же хорошо знакомой обоим дорожке вдоль пляжа, которая вела к их домам. Любовь любовью, а служба службой. Совмещать их военнослужащим Соединённых Штатов приходилось только при соблюдении хотя бы минимальных требований конспирации, и подавляющее большинство просто забывало, что подобные отношения вполне естественны, да и просто необходимы каждому здоровому взрослому человеку как мужчине, так и женщине, благодаря вечному союзу которых ещё существует род человеческий.

* * *

Ночь с 16 на 17 июня 2065 года. Остров Линкольна. Пункт радиоперехвата.

Снова дежурство. Снова эта безнадёжно устаревшая аппаратура, жутко греющаяся и излишне шумная, но всё-таки работающая и обнаруживающая иногда разные сигналы, исходящие, как правило, от проходивших близко - в понимании службы радионаблюдения - от острова морских судов. Их капитаны часто пользуются обычным радио для общения со встречными или попутными кораблями, чтобы лишний раз не гонять сигналы на свои вечно занятые спутники, которых у них к тому же катастрофически и при этом хронически не хватало. В последние пять лет всё говорилось в эфире открыто, а та шифрограмма пятилетней давности, будучи декодированной, оказалась любовной запиской. Русский шифровальщик решил пообщаться со своей девушкой при помощи своего личного кода, вскрыть который не составило никакого труда. Зачем парню это понадобилось, никто задумываться не стал. Может, попрактиковаться в тайнописи, может быть, чтобы командование не заметило, мало ли что этим русским в голову придёт.

Аллан не стал накачивать себя чрезмерными дозами кофе. Сегодня ему, можно сказать, повезло. Он мог с полуночи спокойно лечь спать, оставив все компьютеры в режиме звуковой сигнализации. Если что-нибудь из ряда вон выходящее случится, то они должны разбудить его. Если же он всё-таки не проснётся, то сигнал тревоги должен быть передан дежурному по базе, который должен тогда прислать людей, чтобы разбудить парня. Но это выглядело слишком уж невероятным.

Инструктируя лейтенанта перед дежурством, Малхольм сказал:

- Значит так, парень. Тебе нужно нормально спать в свете предстоящей повторной командировки к дамам, поэтому не бери ничего в голову. Аппаратуру переведёшь в автоматический режим, а сам отдыхай нормально. Ничего не должно случиться. Отдыхай нормально.

- Благодарю вас, сэр! Мне как раз нужно выспаться.

- Ну, нормально выспаться в таком шуме всё равно не удастся, так что не стоит благодарности. Тем более, что отрабатывать придётся. Я не о тебе пекусь, а о деле. Ступай, - закончил напутственную речь полковник.

Аллан взглянул на часы. 23:55. Пора укладываться. Дисплеи рабочих компьютеров осмотрены. Всё как обычно. Блаженно растянувшись на диване, лейтенант принялся думать о том, что его ждёт. Хорошо, что он не стал обещать ничего девушке. Нет ничего хуже, чем пустые обещания. Скоро им с Элейн предстоит одно из главных событий в жизни: зачатие их ребёнка. Никто вокруг кроме их самих не знает, что они оба будут абсолютно всё помнить об этом, ибо в этот момент аппаратура подавления сознания будет, благодаря его усилиям, отключена. Если, конечно, ничего не случится. Но это ещё менее вероятно, чем перехват шифрованного сигнала от русских. Здесь он поработал на славу. Ни один системный контроль не сможет обнаружить его “закладок”, а администраторам никакого дела нет до давно отлаженной и прекрасно работающей системы. Аллан волновался о другом. Могло случиться, что несмотря на всё их с Элейн неодолимое влечение друг к другу и на все репетиции компьютерный анализ видеозаписи того, что должно произойти между ними, сможет выявить отклонения от обычного поведения людей, находившихся под воздействием стимулирующих влечение и гасящих сознание приборов. Ничего не надумав, он прошептал:

- А будь, что будет! Кривая вывезет! - и закрыл глаза.

* * *

Проснулся он спустя четыре с небольшим часа от дикого воя всех пятерых “Мерседов”. Четверо их них “решили” подстраховать пятого, среагировавшего на срабатывание приёмника. Был обнаружен и записан зашифрованный радиосигнал. “Ну, что за невезение!”, - думал Аллан. - “Почему именно сегодня, в моё дежурство?! Да ещё когда поспать разрешили”. Но делать было нечего. Засвидетельствовав своё присутствие набором пароля на клавиатуре, он нашёл файл с записью сигнала и отправил его на обработку.

Экран “Мерседа” удовлетворённо замигал, запереливался различными цветами, дорвавшись до боевой работы. Остальные компьютеры присоединились к нему после получения запросов на содействие в вычислениях. “Интеллектуальная криптографическая сеть” - изобретение двадцатых годов - проявляла себя во всей красе. Экраны мерцали перебираемыми значениями цифр и символов, что и означало коллективную работу по декодированию, которая по оценкам ведущего компьютера должна потребовать около полутора часов работы.

Сон пропал. Аллан принялся разглядывать терминалы по очереди. Расчётное время окончания работы то уменьшалось, то увеличивалось в зависимости от сложности очередного участка кода. Шифр оказался весьма крепким орешком, судя по тому, что ведущий компьютер вынужден был несколько раз “откатывать” процесс декодирования почти к самому началу текста. “Такой шифр в одиночку реализовать невозможно”, - подумал лейтенант. - “Откуда он мог взяться? Кроме нас и русских никто на свете сделать этого не мог”. Несмотря на всю свою техническую и экономическую отсталость, Россия и сейчас не была бедна умами. Впрочем, это соображение было не в новинку для парня.

Наконец спустя два с лишним часа на принтере выдалось сообщение о результатах расшифровки. Текст на бумаге гласил:

Встречаю 2 июля у скалы. Время обычное. Робинзон.

Глаза лейтенанта широко раскрылись. Он машинально оторвал распечатку и отправился регистрировать данные перехвата. С трудом отыскав запылившийся в дальнем углу сейфа журнал, он стал, как и его предшественники полвека назад, записывать всё, что было необходимо по инструкции. Занося данные о координатах источника сигнала, он от удивления раскрыл и долго не мог закрыть рот: цифры широты и долготы источника были напечатаны красными цифрами, что свидетельствовало о том, что передача велась с острова. А это в свою очередь означало не что иное как ...

* * *

- Присутствие русского агента на острове?! На секретнейшей базе АНБ?! - кричал разбуженный ни свет ни заря Малхольм. Сказать про его состояние, что он был взбешён, всё равно что не сказать ничего.

- Так точно, господин полковник!

- Текст!

- Пожалуйста, сэр!

- Почему тревога не объявлена?!

- Согласно инструкции это можно сделать только по приказу начальника базы, то есть по вашему приказу, сэр!

- Господи, храни Америку! - неистовствовал полковник. - Никакого соображения! Нужно было доложить по получении сигнала, лейтенант. Координаты источника ещё никогда не изменялись в процессе декодирования, да будет вам известно. Вам нужно было только протянуть руку, чтобы узнать их.

- Виноват, господин полковник! Но копия сигнала была вам отправлена.

- Знаю, что виноват! - шторм начал утихать. - Нужно было удостовериться, что я его получил. Можно было успеть отдать приказ, чтобы этот район заблокировать. А теперь...

Малхольм замолчал и принялся прохаживаться из стороны в сторону. С каждым шагом его лицо становилось всё спокойнее, движения не такими резкими. Спустя две или три минуты он снова заговорил.

- Впрочем, нет худа без добра. Может, и хорошо, что мы не успели ничего предпринять. Неизвестно, смогли бы мы захватить русского. Пока наши люди поднялись бы, пока получили бы оружие, прошло бы не менее четверти часа. У него всё равно было время скрыться, и когда все были бы готовы, этот русский находился бы уже далеко от того места. Да и не обязательно ему было быть на месте во время передачи. О мог воспользоваться автоматическим передатчиком, установленным заранее. И сейчас он, может быть, спит себе спокойно в своей комнате, а может быть, беседует с кем-нибудь, кому не спится, так же как и мы с вами, лейтенант. Главное он чувствует себя в безопасности. Этим-то и надо воспользоваться. Вы, Морроу, должны будете мне помочь.

- Как прикажете, сэр!

- Дело в том, что об этом случае знаем только мы с тобой, парень, - полковник похоже совсем успокоился и заговорил в своей обычной манере. - Только мы знаем, что здесь произошло. Мы оба виноваты. Ты в том, что не доложил так, как это следует делать. Я же в том, что разрешил тебе спать.

- Что вы, сэр! Даже если бы я не спал, то не смог бы среагировать быстрее. Скорее наоборот. Я действовал с отдохнувшей головой, а если бы не спал перед этим, то...

- Знаю. Могло быть ещё хуже. Но кому это теперь объяснишь? Формально я не имел права давать тебе такое разрешение. Так что, если мы хотим... Если мы оба хотим избежать неприятностей, то должны найти этого русского, кем бы он ни был. Должны найти сами без лишних свидетелей. Найдём - молодцы, а не найдём ... Ну, об этом лучше не думать. Сейчас возвращайся и отправь мне на компьютер шифровку и результаты декодирования по всем правилам. Журнал оставь мне на время, я напишу, что нужно, и передам с помощником. Вечером, когда сменишься, хорошо отдохни и выспись, а с утра после завтрака жди меня на дорожке к пляжу, в том месте, где она начинает идти вниз. Понятно, сынок?

- Так точно, сэр! Могу я спросить, что мы будем делать? Мне надо знать, как одеваться.

- Там узнаешь, что делать, я ещё сам не решил до конца. А оденься так, будто вышел на пробежку, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Если я задержусь, сделай вид, что разминаешься. Ну, не мне тебя этому учить. Надеюсь, сам грамотный. А теперь ступай.

- Слушаюсь, сэр! - Аллан повернулся кругом и вышел из кабинета полковника.

* * *

На следующее утро в половине десятого лейтенант был на месте. Уже четверть часа ожидал он полковника, то и дело принимаясь выполнять различные разминочные упражнения, когда в поле зрения оказывался кто-либо из бегущих коллег. “А ведь кто-то из них русский, как ни странно! Может быть, даже один из тех, кто пробежал или прошёл сегодня мимо, а может ещё пробежит или пройдёт”, - мелькнуло в голове. Он прекратил надоевшие наклоны и приседания, когда очередной бегун скрылся за поворотом. Повернувшись лицом к морю, Аллан задумался основательно.

Было абсолютно непонятно, почему опаздывает Малхольм. Если дело серьёзное, то надо вести себя как можно более тихо и скрытно, а не маячить на глазах у всех спортсменов. Аллан глядел на море и пытался ответить на мучивший его со вчерашнего дня вопрос. Что полковник имел в виду, когда говорил о неприятностях? Впрочем, и так понятно, что по голове их не погладят. Интереснее другое. Как искать этого русского? Где гарантия, что указанная в сообщении дата настоящая. А она - это единственная зацепка, единственная улика против русского. Почему полковник достаточно быстро успокоился? Почему он готов ждать до второго июля, хотя в материковом аналитическом Центре шифровка уже наверняка принята и просмотрена жутким количеством народа, и Центр не позднее сегодняшнего утра должен был потребовать доклада об обстановке и принятых мерах? Было бы понятно, если бы полковник продолжал бы кричать на оплошавшего подчинённого, но он очень уж быстро умерил свой пыл. Конечно, махать кулаками после драки бессмысленно, и никто не мог изменить того, что уже произошло. Но сам Аллан в такой ситуации вряд ли столь быстро смог бы взять себя в руки. Какое может быть хладнокровие, если на вверенном объекте спокойно разгуливает агент иностранного государства, тем более русский, да еще и имеет наглость пользоваться радиопередатчиком. Самым логичным выводом из всего этого хаоса может быть только то, что всё это было закручено для проверки бдительности дежурной службы базы. Тогда не менее логично предположить, что Центр уже давно в курсе происходящего, и становится понятным, почему никакой реакции с материка не последовало до сих пор. Отсюда можно заключить, что разрешение спать на дежурстве в эту ночь проистекало не от душевной доброты Малхольма - об этом он сам и сказал - а от желания усложнить задачу тому, кто оказался бы на дежурстве в эту злополучную ночь.

Лейтенант глубоко вздохнул, мысленно сетуя на судьбу, которая именно на эти сутки запланировала внезапные учения. Он даже подумал, что график дежурства по базе утверждался в небесной канцелярии. Эти раздумья были прерваны знакомым до боли звонким девичьим голосом, произнесшим его имя.

- Аллан! - позвала его совершенно неожиданно появившаяся Элейн.

Он обернулся, понимая, что потерял бдительность, поскольку уже более пятнадцати минут не пытался изображать из себя спортсмена, а гонял шальные мысли из одного полушария мозга в другое. Хотя вроде никто мимо, к счастью, не пробегал. Она идёт к нему. Хотел бы он знать, как объяснять ей своё присутствие здесь. Не говорить же, что он здесь ждёт полковника. Сочтёт за ненормального, не иначе...

- Аллан! Привет! Что ты молчишь? Ты не рад? Я тебе помешала?

“Умная женщина - это настоящая беда!” - думал он. - “Как я могу тебе что-либо сейчас объяснить, милая? Правду сказать нельзя, а промолчать - значит обидеть тебя”.

- Привет, Элли! - заговорил он. -Что за глупости ты говоришь, я очень рад тебя видеть. Просто никак не ожидал, что ты можешь появиться здесь. Я тут на океан засмотрелся, он сегодня какой-то необычный.

- Океан как океан! Ничего особенного. Если ты видишь его необычным, то только потому, что с тобой что-то не совсем обычное для тебя происходит. Что-то случилось на дежурстве? Впрочем...

“Неужели ты всерьёз думаешь, что я тебе всё расскажу?! Ты излишне любопытна сегодня. Уж не ты ли тот русский агент? Откуда ты могла знать ...?”

- Впрочем, - продолжала девушка - лучше не отвечай! Это не моего ума дело. Я вряд ли смогу тебе чем-то помочь. Просто вижу и чувствую, что ты какой-то другой, не такой как всегда. И чужой, раздражённый. Я хочу сделать так, чтобы ты успокоился и не переживал.

- Спасибо, родная! Всё нормально. Ничего не произошло. Как у тебя дела? Гуляешь?

“Слава богу, это не она. Иначе продолжала бы мучить меня вопросами. Хотя почему бы и нет... Её вполне могли использовать как подсадку, если это и вправду учения. Ведь она всегда купается именно в том месте, что указано в русской шифровке. Да и к русским она неравнодушна... Но стоп! То же самое она могла бы сказать и обо мне, поменяйся бы мы ненароком местами. Уж что-что, а язык их я знаю получше многих на этом острове”...

Мысли, сменяя одна другую роились в голове лейтенанта. Ясности не было никакой. Он понимал, что чем больше думает обо всём происходящем, тем больше запутывается. Он не слышал слов девушки. Элейн говорила о том, что ей рекомендовано не торопясь прогуливаться, желательно вдоль пляжа, но только в хорошую погоду. Что воздух у самой воды очень полезен, а голубизна неба и воды в сочетании с зеленью острова успокаивающе действуют на женщину, готовящуюся к одному из самых важных событий в её жизни. И она уже несколько дней в это время проходит здесь. А сегодня она очень удивлена и обрадована потому, что встретила его. Удивлена, потому что они договорились не встречаться некоторое время, а обрадована, потому что всегда рада его видеть. А он даже не улыбнулся ей, а только насторожился, как будто ждал с её стороны подвоха.

”Так! Хватит!” - остановил себя Аллан. - “Это не она! Просто потому, что я не хочу, чтобы она оказалась русской! Просто потому, что я верю в неё. Просто потому, что я её люблю!” Очнувшись от оцепенения и раздумья, он сделал шаг вперёд и, крепко обняв девушку, прижал её к себе. Время опять остановилось...

Уже несколько месяцев они близко знакомы, но каждое прикосновение к ней по-прежнему кажется самим воплощением свежести и новизны. Их губы сами нашли друг друга, и все краски мира опять померкли в их глазах. Каждый из них существовал только для другого, ни для кого и ни для чего больше. И в этом единении они испытывали вечно новое ощущение истинного блаженства, что и прежде. Всё было прекрасно и восхитительно, они то взлетали навстречу облакам, то погружались в пучину океана. Страсть - это всегда крайность, отрицающая любую обыденность и усреднённость...

- Морроу! - прервал их суровый оклик полковника. - Так вы выполняете свой долг и мой приказ, лейтенант!

- Виноват, господин полковник! - повернувшись к начальнику, прокричал Аллан, инстинктивно пряча Элейн за спиной.

- Вижу, что виноваты! Я уже об этом говорил. Каким образом здесь оказалась юная леди? В соответствии с распорядком репродукционного центра вы ...

- Сержант Макгрегор, сэр! - встав рядом с лейтенантом, представилась Элейн.

- Вы, сержант, должны находиться в другом месте, а конкретно на занятиях.

- Никак нет, сэр! По распоряжению лейтенант-полковника Тайсон я занимаюсь по индивидуальной программе.

- И поцелуи с моим офицером мадам Тайсон видимо тоже включила в вашу программу.

- Нет, сэр! Это личное.

- Это не личное, мисс! На этом острове не может быть ничего личного. Это чрезвычайно серьёзное нарушение устава и контракта, господа! Сержант!

- Да, сэр!

- Вы доложите мадам Тайсон о своём поведении и прибудете ко мне сегодня в восемнадцать часов...

- Одна, сэр? - попыталась пошутить Элейн.

- Конечно, одна, сержант! Ваш юмор я оценил, но он совершенно не к месту. Нарушать с вами устав я не собираюсь.

- Извините, господин полковник.

- Оставьте ваши извинения для мадам Тайсон, сержант Макгрегор. А сейчас идите и занимайтесь согласно распорядку.

- Есть, сэр!

- А с вами, лейтенант, тоже будет серьёзнейший разговор. Вы даже отчёта себе не отдаёте, во что ввязались. Я считал вас толковым офицером... А вы совершенно не можете владеть собой. Волочитесь за первой же встретившейся юбкой...

- Никак нет, господин полковник! Я ...

- Именно вы, Морроу! Именно вы!

Воцарилось молчание. Аллан, конечно, мог бы постараться предвидеть такой поворот событий, мог бы не поддаваться соблазну. Не в последний же раз он с ней встречается. По крайней мере двадцать восьмого июня им придётся увидеться... Действительно, прав полковник. Аллан вёл себя как последний идиот, не умеющий контролировать себя. Ладно сам попался, но ведь и девчонку подставил. Милая обворожительная Элейн. Она-то почему должна страдать за его глупость? Надо объясниться с полковником:

- Разрешите обратиться, господин полковник!

- Что ещё лейтенант?

- Сержант Элейн Макгрегор здесь не причём. Это я во всём виноват. Я вам все объясню, господи полковник!

- Разумеется, объяснишь, парень - неожиданно мягко заговорил Малхольм. - Сегодня вечером и объяснишь. Вместе с ней или вместо неё потом разберёмся. А сейчас, лейтенант, пошли туда, куда собирались. Сначала служба, а всё остальное после.

- Есть, сэр!

- Вот так, сынок. Координаты введены в навигатор?

- Так точно, сэр! Также установлена связь со спутником.

- Молодец, парень! Всё успеваешь, может ты ещё и не совсем потерян... Ну, да ладно. Пойдём.

* * *

Поиск занял около часа. Навигатор исправно указывал направление движения к запеленгованной точке, но предложенный им маршрут движения к этой самой точке не отличался удобством для передвижения по нему, хотя любой другой маршрут должен быть хуже. Навигатор пытался найти как можно более удобный путь, но и он часто оказывался достаточно трудным. В этом и полковник, и лейтенант уже смогли убедиться на нескольких прошлых учениях. Поэтому они безропотно карабкались на скалы, спускались в расщелины, продирались через заросли...

- Этот русский мог бы выбрать местечко поудобнее, а то заставил по горам скакать как архаров каких-то, - пожаловался Аллан, когда путь был уже пройден. - Как ему самому не лень было сюда идти?!

- Конечно, парень. А ты знаешь что? Напиши ему записку, чтобы в следующий раз он из твоей комнаты или из моего кабинета со своими связывался. Давай лучше включай точную пространственную пеленгацию. Найдём саму точку, где был передатчик.

- Сделано, сэр!

- Ну и?

- Вот это дерево, сэр!

- Точнее.

- В верхней части кроны, на длинной ветви.

- Ох! Полезли. Посмотрим вместе на эту ветку...

Последнее испытание, выпавшее на их долю, наконец, завершилось. Одноразовый передатчик размером с авторучку, заключенный в светочувствительную оболочку, принимавшую цвет фона, был почти незаметен на одной из веток. Малхольм аккуратно отсоединил его, осмотрел и покачал головой. Без навигатора пришлось бы не один час помучиться, осматривая и ощупывая ветку за веткой.

- Да, старинная, но добротно сработанная вещь, - произнёс он, когда они наконец спустились на землю. - В указанный в таймере момент передаёт сообщение с микрочипа, зачищает носитель и отключается. Лет пятнадцать назад побегали бы мы за ним, когда ещё нельзя было определить на какой высоте он установлен. Да и сейчас мы с тобой только с навигатором его нашли. Хорошо, что так быстро справились и без лишних свидетелей, кроме твоего сержанта, парень. Надеюсь, она не поняла, что я не случайно в этом месте объявился и что именно меня ты ждал.

- Смею заметить, сэр, вы задержались. Приди вы вовремя, ничего бы не случилось.

- Ох, сынок. Никогда не надо указывать шефу на ошибки, тем более мне, и тем более, что ты не прав. Это тебе я приказал быть на пляже и ждать. А про то, когда сам приду, я ничего, заметь, не говорил. К тому же раз место встречи я не слишком точно определил, то должен был сам потратить некоторое время, чтобы найти тебя. Кто думал, что ты в таком укромном уголке обоснуешься, что с дороги тебя еле видно было. Да ещё и с хорошеньким сержантом.

- Извините, господин полковник, но...

- Нет, Это ты извини меня, сынок. Думаешь ты первый, кого я так застал врасплох в самый неподходящий момент? Нравится девица?

- Более чем, сэр!

- Понятно. Видишь ли, несмотря на то что есть уставы и инструкции, и, как начальник, я должен способствовать их исполнению, я понимаю, что здесь служат нормальные мужики, которых в сто раз сильнее привлекают нормальные женщины, а не весь этот сброд опустившихся шлюх с континента. Понимаю, что не каждому дано смириться с тем, что с этими девчонками у них нет будущего. Да и тебе не поверю, если будешь настаивать на том, что сам набросился на неё, просто чтобы удовлетворить влечение. Я прервал вас ещё и потому, что это мог сделать кто-то другой, так вы увлеклись. И хотя тебя надо наказать, хотя бы неформально, но сурово, я не стану этого делать. Во-первых потому, что я сам нормальный мужик со всеми вытекающими последствиями, только научившийся с годами сначала соображать, а потом делать. А во-вторых, потому, что если бы я всех таких деятелей наказывал, мне не с кем служить было бы.

- Тогда лучше накажите меня, сэр. Меня накажите, а её простите, она не заслуживает наказания. Она...

- Ты, парень, не спеши. Во-первых, есть такая древняя арабская пословица: “Бей жену каждый день, и не переживай, если не знаешь за что. Она сама знает”. А во-вторых, я её уже фактически наказал самим своим появлением и разговором. Что касается нашего с ней шестичасового вечернего рандеву, то оно не состоится. У меня поменялись планы. Я свяжусь с мадам Тайсон и скажу об этом, чтобы не гонять девчонку.

- Спасибо, господин полковник!

- Не за что. Я же объяснил тебе, что нет у меня другого выхода. Иначе давно бы уже без самых лучших своих людей остался на этом забытом богом острове. Да и с тобой мне никак не резон портить отношения, ведь нам ещё русского вместе ловить, если ты не забыл.

- Никак нет, сэр. Не забыл.

- Вот и прекрасно. Тогда вечером в половине седьмого жду у себя в кабинете. Обсудим, как будем действовать. А сейчас возьми эту штуку, - Малхольм протянул Аллану передатчик - и забрось её подальше, у тебя рука потверже должна быть. Реакция самоуничтожения, судя по всему, уже началась, и через сутки от неё одна пыль останется.

Лейтенант выполнил просьбу полковника, и они двинулись в обратный путь, который был ненамного легче, но показался парню в несколько раз короче. И немудрено. Ведь голова его была занята осмыслением всего того, что произошло в это утро. События постепенно укладывались каждое на свое место, выстраиваясь в столь милую уму и сердцу каждого математика и программиста причинно-следственную цепочку. Только одному факту никак не находилось в ней места. Аллан долго не мог разумно объяснить, почему этот передатчик с незначительным углом рассеивания сигнала, был направлен именно так, чтобы этот самый сигнал попал на антенны пункта радиоперехвата базы. Почему бы не направить его на море, а ещё лучше на спутник? Смущала и древность самого передатчика.

Малхольм сказал, что имел с ними дело около двадцати лет назад. Что же все эти годы русские пользовались этими передатчиками, а только этой ночью их человек прокололся? Да и его хозяева за это время могли бы снабдить его чем-нибудь поновее. Двадцать лет - слишком большой срок даже для неповоротливой России. Надо будет напрямую спросить полковника, что он думает по этому поводу. Должен же он как-то среагировать на эти очевидные неувязки. И кстати, почему он сам этого не заметил? Или скорее почему сделал вид, что не заметил? Аллан не мог поверить, что Малхольм мог проглядеть это. За те годы, что полковник провёл на острове, ни одна мелочь не могла ускользнуть от его глаз. И нечего откладывать разговор в долгий ящик. Взять и прямо сегодня вечером спросить шефа, что он думает и почему. Надо только подумать, в какой форме.

* * *

Вечер 18 июня 2065 года. Остров Линкольна. Кабинет начальника базы.

- Сэр! Лейтенант Морроу по вашему приказанию прибыл!

- Входи, сынок. Присаживайся. Как тебе наша прогулка?

- Нормально, сэр.

- Извини, я утомил тебя сегодня. Завтра можешь отоспаться. Срочных дел, как я понимаю, у тебя нет и пока не предвидится. Я, честно говоря, до вчерашнего утра думал, что на этом острове уже не может быть ничего срочного. Всё по расписанию. Даже противно.

- Спасибо, сэр. Мне действительно следует отдохнуть немного.

- Ну вот и отлично. Теперь я должен сообщить тебе одну новость.

Полковник сделал паузу, покопался в бумагах, взял один листок, внимательно его рассмотрел, очевидно, читая написанное в нём, и неожиданно заговорил. Заговорил громко и официальным голосом:

- Лейтенант Морроу!

- Да, сэр! - Аллан подскочил со своего места.

- За чёткие и профессиональные действия во время учебной тревоги объявляю вам благодарность. По окончании учений вы будете представлены к поощрению со стороны руководства Агентства национальной безопасности, - бойко провозгласил Малхольм и, не дав Аллану и доли секунды, чтобы ответить в соответствии с требованиями устава, снова перешёл на отеческий тон и спокойно добавил - садись, парень. В ногах правды нет. Послушай меня старика.

Лейтенант сел, а Малхольм снова замолчал, заходил по комнате. Наконец, остановился, повернулся к лейтенанту и продолжил:

- Вот так, сынок. Это просто учения, о которых на базе знал только я. Извини, что разрешил тебе расслабиться во время дежурства. Парни из материкового центра решили испытать, как мы будем реагировать на срабатывание аппаратуры в случае, если дежурный по пункту радиоперехвата заснул. Такой вот эксперимент над живым человеком, в данном случае над тобой. Никогда не приветствовал этого, но что поделать. Часто не мы заказываем музыку. Но теперь, по всей видимости, ребята будут на дежурстве ночью спокойно отдыхать, благодаря тебе, сынок. Мне это, прямо скажу, приятно осознавать. Не придётся краснеть перед парнями, отправляя их впустую просиживать ночи напролёт, ожидая, что раз в десять лет будет перехвачено что-нибудь стоящее. Ты был выбран потому, что твоё дежурство совпало с переутомлённостью в предыдущий день. И ты не подвёл, парень.

Я понимаю, что за эти несколько дней тебе многое показалась странным, и особенно многое сегодня. Поэтому и говорю тебе раньше времени, что всё это учёба. И нам с тобой придётся до конца отыграть этот спектакль. Надо успешно завершить поимку русского шпиона при встрече со связником.

- Разрешите вопрос, сэр!

- Давай, Аллан.

- Кто этот русский, точнее будет сказать псевдорусский, сэр? Кто-то из наших или специально присланный? Не может ли он оказаться женщиной?

- Никогда не задумывался над этим в прошлые годы и тебе не советовал бы. Скажу тебе только то, что ты, наверное, ждёшь. Я не псевдорусский, твоя девица тоже не псевдорусская, ну и госпожа Тайсон тоже. Тебе этого достаточно?

- Вполне достаточно, сэр.

- Ну, вот и порядок. Я хотел сегодня обсудить, как и где мы будем брать наших псевдорусских, но, наверное, не стоит этого делать. Обсудим всё это позднее, после того как ты вернёшься из логова мадам Тайсон. Тебе ведь скоро туда опять отправляться. Так что ступай.

- Слушаюсь, сэр! - Аллан поднялся, выдержал короткую паузу, повернулся и направился к дверям. Он уже взялся за дверную ручку, собираясь открыть дверь, когда полковник бросил ему вдогонку:

- Кстати, Аллан! Забыл тебе сказать, - лейтенант обернулся. - Ты тоже не псевдорусский.

- Я это знаю, сэр.

- Неважно, что ты об этом знаешь. Важно, что об этом знаю я. Теперь точно всё. Иди, парень.

- Есть, сэр!

Полковник посмотрел на закрывающуюся за лейтенантом дверь и протянул руку к телефону. Несколько секунд спустя на мониторе появилось изображение лейтенант-полковника Элизабет Тайсон.

- Слушаю, господин полковник!

- Добрый вечер, Лиз.

- Здравствуй, Серж.

- Есть, что обсудить. Давай встретимся.

- Хорошо. Я сейчас приду.

- Нет. Не надо в кабинете. Давай на воле. На пляже, где обычно.

- Когда?

- Через двадцать минут.

- Поняла. До встречи, Серж.

- До встречи, Лиз.

Экран монитора погас. Полковник выключил телефон, на несколько секунд устало закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Через пять минут поднялся, осмотрел стол, собрал документы в стопку, убрал их в сейф и неторопливо вышел из кабинета. Затем он перекинулся несколькими словами с дежурным офицером, спустился вниз по лестнице и направился к пляжу.

* * *

- Зачем звал, Серж? - спросила Элизабет, когда полковник приблизился к ней. Она сидела на лавочке под деревом, глядя на море.

- Здравствуй, Лиз, как ты?

- Нормально, Серж.

- Пойдём поговорим.

- Пойдём, конечно. Нам ведь с тобой только и осталось, что поговорить.

- Ладно тебе опять в старухи записываться.

- В старухи - не старухи, но ты прекрасно знаешь мой возраст.

- Возраст, Лиз, это не промежуток времени от момента рождения до сегодняшнего дня...

- ... это состояние души, Серж. Я прекрасно это помню.

- С тобой невозможно быть оригинальным, ты словно мысли читаешь.

- Какие мысли, Серж?! Просто за эти все годы я изучила тебя настолько, что могу предсказать почти все твои слова и поступки. Вот сейчас ты должен спросить: хорошо это или плохо.

- Точно, Лиз. Именно это я и собирался спросить. Но я почему-то не могу сказать, что ты для меня прогнозируема. Ты - вечная загадка.

- Ничего странного, Серж. Тут ведь ещё и в работе дело. Ты с мужиками работаешь, всегда можешь просто приказать без всяких хитростей.

- Ты тоже можешь.

- Да. Могу, конечно. Только предпочитаю без этого обходиться. Любой приказ - это насилие, насилие над личностью, и девчонки мои не должны этому подвергаться.

- А мужчины должны?

- Серж! Не стоит заводить этот вечный разговор о равноправии. Мы давно с тобой выяснили, что к чему. Мужчинам твоим детей не рожать...

- Да. Выяснили. Вечное разделение ролей. Оставим эту тему. Я о другом хотел поговорить. И могу поспорить на что угодно - ты на сей раз не знаешь, что я тебе скажу.

- Странно, хотя возможно так оно и есть. Ты правда полностью уверен в этом?

- Уверен. И полностью.

- Говори.

- Подожди... Пойдём к нашему месту. Я, правда, уже был там сегодня.

- Пойдём, Серж. С лейтенантом туда ходил?

- С ним.

Полковник подал ей руку, помог подняться, нежно обхватил за талию. Элизабет улыбнулась, посмотрела ему в глаза:

- Господин полковник, за нами могут наблюдать наши подчинённые.

- Да? И кому эти мифические наблюдающие подчинённые будут докладывать об аморальном поведении двух своих начальников?

- Да уж... Действительно некому...

- К тому же согласно внутреннему распорядку здесь могут оказаться только нарушители этого самого распорядка.

- Как хорошо быть начальниками, - блаженно заметила Лиз и нежно поцеловала полковника. Так обнявшись, они спустились к пляжу и вдоль берега отправились именно к тому месту, где незадолго до этого лейтенант Аллан Морроу и полковник Серж Малхольм “обнаружили” русский передатчик, который действительно был русским, если не по нынешней национальной принадлежности, то по месту изготовления точно. Они шли и переговаривались обо всём сразу и одновременно ни о чём, как это бывает у влюблённых, которым не нужно ничего, кроме того, чтобы видеть друг друга, чувствовать каждое прикосновение, слышать знакомый голос. Через несколько минут они были на месте. Элизабет, усмехнувшись, спросила полковника:

- Серж, а ты с лейтенантом долго сюда добирался?

- Да уж. Пришлось нам с парнем попотеть. Настырный он. Прямо, как я, в молодости...

- Ну, теперь ты в старики записываешься.

- Не в старики, Лиз, а в зрелые люди. Есть разница?

- Есть, Серж. Ты как всегда выкрутился.

- Служба у нас с тобой такая, не выкрутишься ты - выкрутят тебя или тебе, - ответил полковник и замолчал. Молчала и Элизабет. Так они и простояли молча несколько минут, прислонившись к тому самому дереву, которое пришлось покорять лейтенанту, чтобы снять передатчик, и глядели на океан.

Солнце начало клониться к горизонту, и отдельные его искры засверкали в воде. До захода ещё оставалось достаточно много времени, и ни один из них не пытался нарушить молчание. Первой заговорила Элизабет:

- Серж, мы на месте. Ты собирался мне сказать нечто такое, о чём я не догадываюсь и даже не могу догадываться.

- Да, Лиз. Это так. Только теперь я почему-то засомневался в том, что ты не понимаешь, о чём я.

- О чём? Я думала о ком...

- Именно, Лиз. Конечно, о ком...

- О нём?

- Да...

- Не тяни. Когда?

- Скоро, Лиз. Скоро.

- Для меня и три года скоро.

- Не три года, конечно. И даже не год... В ближайшие дни...

- Я смогу его увидеть?

- Если ничего непредвиденного не случится, то сможешь и ты, и я. И не только увидеть. Только надо будет ещё кое-что сделать.

- Серж! Ты точно решил вывести меня из себя. Хочешь, чтобы терпение моё лопнуло? Не тяни!

- Лиз, успокойся. В тебе сейчас говорит женщина, а не офицер спецслужбы. Я просто хочу, чтобы мы не теряли рассудок даже в этой ситуации.

- Ты прав, конечно. Видимо, нервы скоро совсем сдадут. Столько времени прошло. Нормальный человек, нормальная женщина не должна этого испытывать.

- Мы с тобой нормальными были слишком давно. Так что держись. Ты хочешь чтобы он был рядом?

- Пустой вопрос. Ты прекрасно знаешь мой ответ. Разумеется, да.

- Тогда, Лиз, надо терпеть. Терпеть и делать то, что мы с тобой должны.

- Конечно, Серж. Я понимаю, всё понимаю. Но и ты меня пойми. Я, как ни крути, всё равно женщина, и никуда от своей женской сути я не денусь.

- Понимаю, поэтому давай сядем и всё обстоятельно обсудим. Ты сегодня надеюсь не спешишь?

- Что ты! Когда это я спешила от тебя уйти?

- Двадцать первого марта две тысячи пятьдесят третьего года, - улыбаясь, ответил полковник.

- Кошмар какой! А что было двадцать первого марта две тысячи пятьдесят третьего года?

- Двадцать первого марта две тысячи пятьдесят третьего года ты взглянула на часы и помчалась от меня так быстро, как на Олимпийских играх чемпионы не всегда бегают, не говоря уже о чемпионках. Вот с этого самого места.

- И почему это я так? Как я это безобразие объяснила?

- А никак! Сам я позже вспомнил, что катер с новыми девушками должен был прийти в это время.

- Ну, судя по тому, что мы с тобой тут ещё разговариваем, я тогда успела вовремя.

- Мы с тобой, Лиз, пока везде успевали и, надеюсь, всегда будем успевать. Успокоилась немного, давай о деле. Скажи, что ты думаешь о нашей сладкой парочке?

- А что я должна о них думать? Они у нас не первые такие и наверняка не последние. Это ж результат нашей с тобой работы, то что они общаются, - последнее слово лейтенант-полковник произнесла с нескрываемым удовольствием, словно вкушая каждый слог.

- Вот я и сомневаюсь, а только ли нашей?

- Ты сомневаешься? Ты же сам ему стимулятор влечения в кроссовку подкладывал. Ты ещё переживал, что не на то место кроссовки положил. Лейтенант ведь не обнаружил его?

- Подкладывал. Не обнаружил. Но пытался обнаружить. Он почему-то копался в кроссовке. По-видимому, стимулятор слегка мешал ему, а он, не понимая причины этого, стал смотреть, в чём дело. Не знаю, что он там надумал, только так сильно ударил ею по камню, что сработала защита, и приборчик наш отключился. А когда включился снова, точнее, когда я его принудительно командой с пульта включил, они уже закончили друг другом наслаждаться.

- Да уж. Неожиданная новость. Ты хочешь сказать, что это любовь?

- Я уже это сказал, Лиз! У тебя есть сомнения? Непонятно только, почему он полез в кроссовку. До него ведь никто не лазил.

- Ну, это-то как раз вполне объяснимо.

- Правда?

- Да. Ничего удивительного. У лейтенанта очень чувствительная кожа ступней, почему не знаю. Может чем занимался раньше. А прибор наш рассчитан на среднюю чувствительность.

- Ты это на обследовании выяснила?

- Конечно. Я же врач, а не волшебница.

- Понятно. Но дальше больше. Ты знаешь сколько раз они были близки?

- Нет, я не смотрела. Ты же знаешь, не люблю я за этим следить.

- А я посмотрел. За первый месяц больше тридцати контактов, потом уже не стал снимать данные. Не вуайерист же я в конце концов.

- Да уж. Это, Серж, моя прерогатива - следить за системами предохранения. Вы, господин полковник, превысили свои полномочия.

- Ладно, не язви. Я ж этим не злоупотребляю, и тем более не надо намекать начальнику о субординации.

- Ну, насчёт субординации, так это на острове ты начальник, - Элизабет хитро улыбнулась и добавила - Но я не про это. Нечего за девочками моими следить, когда я здесь. Я ревнивая женщина.

- Всё бы тебе шутить на эту тему, Лиз. Ты же понимаешь, что я не из праздного любопытства.

- Мало ли что я понимаю. Почему, собственно, я должна упускать случай напомнить любимому мужчине о своём существовании.

- Лиз... Мы о серьёзных вещах говорим.

- А я о серьёзнейших. Если б я не любила тебя, тяжко было на острове столько лет прожить. Ну всё. Больше не отвлекаемся.

- Ты права. Мне без тебя тоже неуютно было бы. Одиноко. Итак продолжаем. Напрашивается вывод, что в отношениях сержанта Элейн Макгрегор и лейтенанта Аллана Морроу присутствует ни что иное, как то...

- ... что в двадцатом веке и ранее принято было называть страстной любовью, роковой страстью, любовным помешательством, - подхватила Элизабет.

- Именно, Лиз. А теперь скажи, как это могло произойти без стимуляторов влечения?

- Риторический вопрос. А так как раньше всё происходило, Серж. Как это было у наших родителей, у их родителей. Ведь не было никаких стимуляторов, а человечество не вымерло. Дети благополучно рождались. Или ты хочешь сказать, что сам обратил на меня внимание только из-за стимулятора?

- Нет, конечно. Тогда их в обувь нельзя было спрятать. Больше двадцати лет ведь уже прошло. Технический прогресс.

- Вот тебе и объяснение. Они на самом деле сразу понравились друг другу, а потом и влюбились по уши.

- А, надеюсь, ты не забыла, что такие влюблённые совершают жуткие глупости и весьма часто стремятся завести детей?

- Что ж поделать. Не всем надеждам дано осуществиться.

- Не всем говоришь? Будто не знаешь, что двадцать восьмого июня в одиннадцать часов местного времени эти ребята будут участвовать в боевом контакте.

- Знаю. Но партнёры-то у них другие будут. К тому же система подавления памяти не даст им возможности запомнить что-либо.

- Ты заблуждаешься, Лиз! Я тоже думал, что этим закончится их роман. Но ошибся.

- Почему ошибся? Я недавно смотрела списки пар, проверяла генетическое соответствие парней и девушек друг другу.

- И давно ты их смотрела?

- Недели две назад. А в чём дело?

- В том-то и дело, что лейтенант - парень не промах. Он исправил списки. Теперь мало того, что они там значатся парой, так ещё и он, а значит, и она, будут знать, что ребёнок, если всё пройдёт гладко, будет их общим.

- Как это они будут знать?

- А вот так, Лиз! Он ведь и аппаратуру подавления сознания отключил, то есть запрограммировал её отключение на это время.

- Как ты это узнал?

- Ну, узнать-то как раз труда не составило. Парень не знал и не мог знать полную конфигурацию сети базы. Ему недоступен мой компьютер, наблюдающий за сетью, но невидимый остальными машинами.

- Я тоже не знала про этот компьютер.

- Не успел я тебе об этом сказать. Но теперь и ты знаешь. Это наш компьютер, - слово наш полковник выделил голосом.

- Наш? - Элизабет выразительно посмотрела на океан.

- Да, именно наш.

- Вот как. Понятно. Так что теперь делать будем?

- Это я и хотел обсудить прежде всего. Думаю, пусть идёт как задумано им, то есть лейтенантом. Он уже достаточно поработал, чтобы с ним можно было говорить и договориться. Ему есть, что терять, а нам, напротив, совершенно нежелательно его потерять. Ну и после двадцать восьмого побеседую с ним обстоятельно. Восстанавливать прежний список пар, по-моему, нежелательно, да и просто поздно. В Центре уже знают именно новый список. Мы просто не можем его изменить. Иначе...

- ... иначе будет сделан вывод, что полковник Малхольм не владеет ситуацией на вверенном ему объекте особой важности, если там происходят подобные безобразия, а...

- ... лейтенант-полковник Тайсон вмешивается в работу главного компьютера репродукционного центра с непонятными целями, что весьма и весьма подозрительно.

- Именно так, Серж. Только я же не вмешиваюсь.

- А кому ты потом что докажешь?

- Понимаю. А знаешь, порой совершенно не по себе делается, когда понимаю, что могу наперёд сказать всё вместо тебя. Наверное, это старость.

- Не кокетничай, Лиз. Ты только для того это сейчас говоришь, чтобы я начал тебя разубеждать. Я уже десять лет тебе повторяю, что не старость это, а мудрость и опыт.

- Одно другому не мешает.

- Мешает, мешает, если сама смешивать их будешь. Ладно, наверное, хватит философствовать. Пойдём, а то темнеть скоро начнёт.

- Пойдём, Серж. А то и правда народ уже больше часа без начальства существует.

Они снова нежно оглядели друг друга и, не обнаружив ничего нового, отправились обратно. Но, не пройдя и десятка шагов, полковник встрепенулся и побежал обратно.

- Ты куда? Что случилось? - слегка удивлённо окрикнула его Элизабет.

- Сейчас! Подожди! - крикнул он в ответ и ненадолго скрылся за деревьями.

Полминуты спустя он вернулся, держа в руках выброшенный лейтенантом передатчик.

- Вот, забыл забрать, - объяснил он. - Не иначе как и я старею, склероз!

Элизабет громко рассмеялась:

- Мастер ты, Серж, возвращать шутки обратно.

- У меня великолепная учительница.

- Ну, тогда будем считать, что ученик превзошёл учителя. Что же ты лейтенанту такое сказал, что он выбросил передатчик?

- Сказал, что он самоуничтожится через полдня.

- А он сразу и поверил?

- А куда ему деваться? Пришлось. Не спорить же ему с начальником, тем более когда начальник убедительно врёт.

- Использование служебного положения.

- Но не совсем в личных целях. А что делать? Иначе пришлось бы объяснять, почему я эту штуку к рапорту не прикладываю. А так, нет передатчика. Самоуничтожился. И не всем нужно знать, что не всегда и не все одноразовые вещи используются однократно. Ну, пойдём же ...

- Да. Пора-пора.

Они возвращались тем же путём. Шли, в основном, молча. Полуромантический вечер подходил к концу. Каждый возвращался к себе. Это и было причиной молчания. За годы, проведённые на острове было много таких вечеров, но каждый раз им приходилось возвращаться в свою часть базы. У обоих всё это время язык не поворачивался назвать место своего обитания домом. Отпуск им приходилось почти всегда проводить в разное время. Несмотря на то, что у каждого были свои заместители и помощники, а сферы деятельности совершенно различными. Формально Элизабет была первым заместителем Малхольма. Хорошо, что так было не всегда, и однажды им выпали две великолепные недели на материке, когда ничто не могло заставить их расстаться даже на миг. Были двадцать лет назад в Штатах места, где никто не мог вмешиваться в личную жизнь двух влюблённых людей. Всё это осталось только в воспоминаниях, которых вполне хватало на обратный путь к базе.

- Ну вот, Лиз, мы и пришли...

- Да, Серж. Обратный путь всегда короче.

- Ладно, Лиз, не грусти. Мы же не на век расстаёмся.

- А порой мне, кажется, что лучше на век или даже на два. Но только после ночи вместе. Я устала быть начальницей. Хочу быть просто женщиной. Хотя бы изредка.

- Лиз, милая. Я счастлив, что я мужчина, но только потому, что на свете есть ты, самая-самая лучшая женщина.

- Серж, дорогой. Не расточай попусту комплименты, оставь немного про запас. Я всё понимаю и буду умницей. Ведь не в первый раз. Бог даст, когда-то всё это кончится.

- Конечно, кончится. Но только похоже нескоро.

- Ну, пойду я. Спокойной ночи. До встречи, родной.

- Спокойной ночи, родная...

Ещё несколько минут они стояли обнявшись...

* * *

20 июня 2065 года. 10 часов 35 минут. Москва. Федеральное агентство правительственной связи и информации при Президенте Российской Федерации. Кабинет Генерального директора.

Нынешний владелец кабинета генерал-полковник Виктор Сергеевич Старошёрстов уже два года занимал директорские апартаменты. Въезжая в них, он не стал менять практически ничего после своего предшественника, который достаточно долго занимал свой пост и ушёл на заслуженный отдых, добившись серьёзных результатов в деле поддержания авторитета Агентства, оснащения его подразделений передовой техникой, стимулирования научной работы. Офицеры “самой умной спецслужбы мира”, как ещё в прошлом веке назвал ФАПСИ один из сотрудников, больше не считали копейки от зарплаты до зарплаты, перестали всеми правдами и неправдами искать дополнительные заработки, чтобы можно было хоть как-то прокормить семью. Тот офицер свой претенциозно глобальный вывод о непревзойдённом уровне интеллекта спецслужбы в своё время сделал, задумавшись о том, почему России удаётся сохранять паритет с Америкой в тех областях, за которые Агентство отвечало тогда и отвечает сейчас.

В самом деле, если в условиях этого самого паритета Соединённые Штаты располагали значительно более современной, а значит и более производительной техникой, которая и стояла на вооружении Агентства национальной безопасности, то сам собой напрашивался вывод о более высоком профессиональном уровне их российских оппонентов. Мысль об этом немного согревала сотрудников Агентства в те непростые годы, когда работа здесь считалась в народе признаком умственной неполноценности человека, поскольку денежное содержание военнослужащих и зарплата гражданского персонала едва позволяли сводить концы с концами. Не лучше обстояли дела и в других спецслужбах, не говоря уже об армии, где просто невозможно было порой найти офицеров на низшие командные должности. Многими взводами, в лучшем случае, командовали прапорщики, а в худшем, назначался кто-либо из сержантов срочной службы.

Осознание того, что, согласно древней пословице, не желающий кормить свою армию, непременно будет кормить чужую, не добавляло денег в ту часть государственного бюджета, которая выделялась на нужды обороны. Только значительное повышение цен на нефть в самом конце прошлого века, вызванное в основном нестабильностью на Ближнем Востоке, позволило постепенно несколько улучшить положение. Началась вечная борьба производителей и потребителей нефти. Одни требовали от других увеличить добычу черного золота, другие стремились совместить увеличение добычи с сохранением высоких цен и обвиняли развитые страны в непомерно высоком налогообложении в этой отрасли. Соединённым Штатам всё же удалось на рубеже веков надавить на страны экспортёры и добиться снижения уровня цен. Россия тогда лишилась сверхприбылей по основной статье своего экспорта, но процесс восстановления экономики уже начался. Наконец, после некоторых перемен в руководстве страны было изменено законодательство, и те, кто занимался производством, перестали платить грабительские налоги, которые последние пятнадцать лет двадцатого века просто душили их. Зато в эти годы процветали торговля и банки, делая громадные деньги практически из воздуха.

Постоянное отставание от ведущих стран, производивших вычислительную технику, более всего необходимую в работе Агентства, начало сокращаться. Это произошло, когда в России создали свой микропроцессор, опередивший на несколько лет американские аналоги. Это творение мысли российских инженеров долго не могли воплотить в жизнь, и все годы потенциального преимущества ушли на наладку хотя бы опытного производства. Перспективы потеснить фирму Intel на рынке, казавшиеся одно время столь радужными, разбились о бюрократические препоны, выросшие на пути проекта “Эльбрус-2000” и вылившиеся в так и не состоявшееся государственное финансирование. К тому времени, когда же первый российский процессор всё-таки был сделан, Intel успел заполонить весь мир своими “Мерседами”. Но внутри страны “Эльбрусы” всё же нашли применение, и прежде всего, конечно, в спецслужбах.

Разразившаяся в то время почти настоящая война между создателями программного обеспечения, и в основном операционных систем, привела к тому, что серьёзно пошатнулись позиции империи Microsoft. Родившееся в её недрах семейство операционных систем Windows, одно время почти захватившее весь компьютерный мир, вынуждено было потесниться. Только на домашних и секретарских машинах, использовавшихся для игр, для создания и придания красивой формы документам, для блуждания по Интернету позиции Microsoft по-прежнему казались незыблемыми. Корпоративные же пользователи стали либо возвращаться к канувшим было в Лету мэйнфреймам, становившихся ядром корпоративных сетей, либо ориентировались на более надёжные UNIX-системы.

Пятидесятипятилетний ныне Виктор Сергеевич не застал этих “сражений”. Они отгремели, когда он ещё не успел пойти в первый класс средней школы. Когда же семнадцатилетний Витя был зачислен слушателем в Институт криптографии, связи и информатики на факультет информационной безопасности, уже почти ничего не напоминало о былых перипетиях. К этому времени парнишка мог без каких-либо сверхусилий установить на домашнем компьютере любую систему семейства Windows, но не желал ни секунды возиться с какими-то непонятными UNIX-ами. Ну, не было для них написано достаточно игрушек, а для чего ещё нужен компьютер, если в Интернет не пускали без присмотра родители, хотя сами пропадали в виртуальном мире часами. Чем они там занимались, парня не слишком интересовало.

Его мирное сосуществование с домашними средствами вычислительной техники было нарушено, когда на втором курсе пришлось делать программу поиска файлов на допотопном языке “Си”. Виктор чувствовал себя кем-то вроде археолога-лингвиста, нашедшего и теперь изучающего древние письмена. Хуже всего, что всё это делать пришлось не в родной Windows, а в UNIX. Чтобы не просиживать в Институте лишнее время, он решил установить этот самый UNIX у себя дома...

На две недели парень выпал из привычной жизни. Возвращаясь домой, он сразу же отправлялся к электронному другу, который вёл себя необычно строптиво и совсем не по-дружески, никак не желая подчиниться воле Виктора и принять в себя новую для него операционку. Хорошо, что преподаватель оказался не самым вредным и, когда силы в совершенно неравной борьбе парня с системой и аппаратурой были почти на исходе, подсказал в каком направлении надо действовать, чтобы всё довести до ума. Компьютер заработал под UNIX-ом...

Это была для Витьки настоящая победа, хотя и немного пиррова, поскольку желания писать программу на заданную тему не осталось, ну совершенно, никакого. Однако, чувство долга пересилило, и после непродолжительного напряжения коры головного мозга машина начала делать то, что требовалось от неё парню, а от парня - преподавателю.

Всё это не прошло бесследно, поскольку Виктор почувствовал себя посвящённым в великую тайну, близкую к тайне мироздания. После этого на более старших курсах ему уже значительно быстрее удавалась сделать все домашние задания, связанные с программированием в UNIX-среде. Без лишних усилий он делал курсовые работы, да и дипломная работа в дальнейшем тоже была связана с этой операционной системой. Windows навсегда осталось для него некой игротекой, куда он наведывался всё-таки достаточно часто, ибо любимые сердцу стратегии реального времени периодически напоминали о себе.

По окончании института лейтенант Виктор Старошёрстов был направлен на службу в только что созданное Управление внешних операций ФАПСИ, где пришлось заниматься созданием, а потом и администрированием сети управления. Дело - и без того хлопотное во все времена - усугублялось тем, что почти все начальники Виктора свободно отличали UNIX от Windows, Интранет от Интернета, имели кто больший, кто меньший опыт программирования, но при этом не желали возиться с настройкой компьютеров. Они справедливо полагали, что достаточно много занимались этим в молодости и сейчас вполне могут рассчитывать на то, что нынешняя молодёжь - нынешние их подчинённые - вполне грамотно справятся с этими проблемами. Главное правило любой военной организации, требовавшее того, чтобы подчинённые всегда были заняты какой-либо работой и при этом желательно полезной, безусловно выполнялось независимо от того, были ли подчинённые солдатами срочной службы или же молодыми офицерами, закончившими один из престижнейших технических вузов страны.

Управление создавалось не на пустом месте. Часть подразделений были переданы из других управлений. В его состав вошёл и второй узел Интернет, принадлежащий ФАПСИ. Первый - обеспечивавший правительственные организации - решили не трогать. Работает себе худо-бедно и пусть дальше работает. Впрочем, в данном случае это не означало, что он работал плохо. Просто необходимость обеспечивать ежеминутную и ежесекундную поддержку сетевых и межсетевых ресурсов государственных организаций значительно сковывала возможности роста как самого центра, так и его сотрудников. Центр сетевых ресурсов Главного управления правительственной связи, который обслуживал этот узел, должен был тащить на себе поддержку всех созданных когда-то для различных государственных учреждений веб-страниц, большинство их которых можно было бы легко переделать в соответствии с современными требованиями, но постоянно не находилось на это времени. Интернет был нужен всем и всегда. В силу этого в своём абсолютном большинстве сотрудники центра не имели возможностей для профессионального роста, поскольку либо увязали в обслуживании всей этой архаики, либо в течение очень длительного времени были вынуждены заниматься примитивным и абсолютно бесплатным веб-дизайном.

Вечно занятые чиновники и их помощники, решавшие только задачи, как минимум, общегосударственной важности, не желали приложить к этому ни личных усилий, ни ввести в штат человека, который взял бы на себя ответственность за интернетную деятельность своей организации. Считалось, что этим они экономили государственные средства, часть из которых можно было оформить в виде премий себе. Ведь телефоны правительственной связи работали исправно, и, подняв трубку, можно было легко устроить выволочку руководству центра за нерадивость его сотрудников, посетовать на неподобающее отношение к своей высокопоставленной персоне со стороны каких-то мелких сотрудников ФАПСИ.

Так что Виктору повезло. Второй узел, где ему пришлось работать, не имел дел со столь себялюбивой и самодовольной публикой. Он зарабатывал средства для всего Агентства, предоставляя интернет-услуги всем желающим. Свободный доступ к высокоскоростным каналам связи, низкая зарплата сотрудников при их высокой квалификации позволили держать низкие цены на услуги и добиться в самые короткие сроки самоокупаемости, а затем и частично потеснить серьёзных провайдеров. Частично потому, что, разумеется, далеко не все желали сразу оказаться под “колпаком” у спецслужбы, которую в обиходе чаще всего называли “Брат Большое Ухо”, так что у других фирм оставалось достаточно широкое поле деятельности. Честные же граждане, которым нечего было скрывать от правоохранительных органов, не испытывали никаких комплексов, выбирая более дешёвый доступ во Всемирную паутину. Агентство не имело ничего общего с полицией нравов, а закон охранял тайну переписки и личных переговоров, и те, кто искал в Интернете интимных приключений, не только могли совершенно не опасаться никакой огласки своих подвигов, но и напротив были защищены лучше остальных. Во-первых, ФАПСИ всегда умело хранить свои и чужие тайны. А во-вторых, хакеры не рисковали залезать в домашние компьютеры тех, кто входил в сеть, пользуясь вторым узлом Агентства. Сказывалось то, что уроки двадцатилетней давности, когда были арестованы несколько компьютерных взломщиков, не прошли даром. За это время репутация Агентства обросла легендами, и желающих испытать прочность сетей спецслужб практически не находилось. Исключения, подтверждавшие общее правило, случались, но каких-либо серьёзных последствий не наступало. Всё ограничивалось мелкими проказами в наиболее популярных чатах - разговорных сайтах - которые собственно для этого и создавались.

Словом, дела шли нормально, только вот молодёжь, поднакопив опыта, стройными рядами переходила на более высокооплачиваемую работу, едва заканчивался первый контракт. Впрочем, как и в менее благополучные времена находились те, кто продолжал служить несмотря ни на что. Ни на то, что жёны зачастую получали значительно более высокую зарплату, ни на то, что многим долго не удавалось жениться, поскольку денежное содержание офицеров было чуть больше прожиточного минимума, ни на то, что получить бесплатную квартиру, единственно сохранившуюся значимую привилегию военнослужащих, было практически невозможно, ни на то, что...

Можно было долго перечислять причины, побуждавшие народ к увольнению, но тем единственным поводом, который так или иначе побуждал людей остаться, заключался в неком магическом ореоле таинственности, которым во все времена была и всегда будет овеяна деятельность спецслужб. Хотя были и те, кто просто не смог по различным причинам найти другую работу и отложил свой уход на вольные хлеба до окончания следующего контракта. Однако, постепенно меры по повышению уровня жизни офицеров дали некоторые результаты. Отток молодёжи уменьшился, а у руководства Агентства и управлений появилась возможность перестать латать дыры, а заняться реорганизацией ведомства на всех уровнях, переоснастить технически все службы, и прочая, и прочая... Тогда-то и было создано Управление внешних операций, где молодым лейтенантом начал свой путь в нынешний свой кабинет Генеральный директор ФАПСИ генерал-полковник Виктор Сергеевич Старошёрстов.

“Да-а-а! Подумать только, прошло ведь с тех пор тридцать лет и три года. Ну, просто как в сказке”, - размышлял Виктор Сергеевич, автоматически перелистывая изрядно надоевшие бумаги, лежавшие в папке с грифом “Лично для Генерального директора”, а ещё томились в ожидании папки с почтой, документами, представленными на подпись, согласование, утверждение... Будучи лейтенантом, он думал, что настанет время, когда всё это делопроизводство будет автоматизировано, но бумага держалась очень крепко. Любая попытка перевести документооборот на компьютерную основу либо встречала яростный отпор со стороны всемогущих кадровиков, либо тонула в море подготовительных бумаг, требовавшихся для обоснования необходимости и последующей работы по созданию и постановке соответствующей системы на боевую эксплуатацию. Он так и не привык к слову “боевая”, которая всегда ассоциировалась для него с непосредственными действиями войск с применением реальных вооружений и боевой техники. А банальные слова о том, что в Агентстве каждый компьютер стоит на вооружении, он произносил с тщательно скрываемым неудовольствием.

Наконец, когда все необходимые бумаги были просмотрены, подписаны и завизированы, Виктор Сергеевич блаженно откинулся на спинку кресла и потянулся. Чувство выполненного долга не заставило себя долго ждать, генерал вызвал помощника и попросил организовать заслуженного сегодня чаю... Через несколько минут всё было приготовлено, и, сделав первый глоток, генерал-полковник в очередной раз подумал, что давно настала пора обзавестись собственным самоваром, чтобы в чашку наливать столько чая, сколько хочется, чтобы класть сахара столько, сколько нужно для того чтобы сделать чай сладким, а главное - самому определять, насколько горячим должен быть напиток. Помощник, конечно, приблизительно знал вкусы шефа, но не настолько, как знает себя сам человек. Кроме него самого, только супруга генерала могла определить, что он хочет на самом деле. Это и понятно, её опыт общения с Виктором Сергеевичем был, разумеется, значительно больше, нежели у всех его помощников, вместе взятых.

Однако ничего не поделаешь. Начальнику высшего ранга не по статусу заваривать себе чай или кофе. Он должен загружать этим помощников. Эта вечная российская традиция в сочетании с не менее вечным, но уже не только российским, чинопочитанием не позволяла Старошёрстову быть полностью самостоятельным человеком, и этот пустяковый момент с чаем был всего лишь маленьким, хотя и ярким тому подтверждением. Намного более жутко становилось, когда приходилось ездить по управлениям, составлявшим ФАПСИ. Местный начальник очень часто превращался из боевого генерала в услужливого гида, а вся обстановка вокруг свидетельствовала о том, что неожиданного приезда руководства ждали и программу пребывания на объекте тщательнейшим образом планировали, делая всё возможное и невозможное, чтобы учесть все возможные отклонения Генерального от маршрута и другие мелкие провокации с его стороны. Виктор Сергеевич прекрасно знал об этом, тридцать восемь лет службы не прошли даром, но ничего не мог с этим поделать.

И только его давнишний друг по Институту Сашка - ныне генерал-лейтенант Александр Васильевич Матушкин, начальник его родного Главного управления внешних операций ФАПСИ - по старой памяти не устраивал спектаклей, хотя на людях строго соблюдал субординацию.

- Так надо, Сергеич! - полушутливо объяснял он, когда Старошёрстов просил обходиться с ним попроще. - Народ видит, как я уважительно к тебе отношусь, и на ус мотает. А иначе нельзя. На голову сядут. Такова, понимаешь, наша нелёгкая генеральская доля.

Шутки шутками, но и на самом деле Виктор Сергеевич находил достаточно много изъянов в своём нынешнем положении. Помимо сказанного выше, его больше всего остального донимало одиночество и необходимость держать дистанцию с подчинёнными, которые ведь в сущности своей были такими же людьми, как и он сам, только служили в другой должности и имели другие звания. Выручала же его дорогая супруга Елена Андреевна. Она творчески подходила к этой проблеме, дома не позволяя генералу ни на секунду расслабиться, компенсируя тем самым нехватку общения с живыми людьми. Мол, ты там у себя на службе начальник, а здесь всего лишь муж.

- Сурьёзная у тебя супруга, Витёк! - одобрительно отозвался о Лене их третий институтский дружок Серёжка Малахов, когда отмечали годовщину их свадьбы. Давно это было. “Серёга, Серёга!” - покачал головой Старошёрстов. - “Я тогда и подозревать не мог, как ты был прав! Когда только смогу сказать тебе об этом лично, глядя в глаза. Да и, вообще, увидеть бы тебя ещё живого!”

Полковник Сергей Викторович Малахов - сотрудник того же Главного управления внешних операций не вылезал из дальних и долгосрочных командировок. Матушкину было легче, он держал с ним связь, о чём периодически узнавал и Старошёрстов. За эти годы и Матушкин, и Старошёрстов стали прямыми начальниками Малахова. Но ни тот, ни другой не могли знать о своём друге всего. Серёжку угораздило в совершенстве освоить английский язык, и, когда более двадцати лет назад американцы начали реализовывать программу, направленную на восстановление и улучшение генофонда нации, он уехал в первую свою командировку.

Разведчики тогда аккуратно отказались добывать информацию по этому направлению, деликатно сославшись на то, что если у штатников этим АНБ занимается, то и ФАПСИ не может в стороне отсиживаться, с чем руководство страны благополучно согласилось, а “фапсюки” оказались как всегда крайними. Обещанного увеличения штатного состава и финансирования, естественно, не последовало - парламент стоял насмерть, а правительство желало согласия в обществе - и, как всегда, пришлось, выполняя поставленную задачу, выкручиваться собственными силами и средствами.

“А ведь выкрутились тогда!”- с удовольствием подумал Виктор Сергеевич. - “И продолжаем крутиться”. Думая так, он имел в виду, что благодаря действиям сотрудников управления были выявлены основные направления реализации этой программы, её конечные цели и этапы, через которые планировалось пройти для их достижения.

В России подобных проблем не существовало. Народ в конце прошлого и начале нынешнего веков был предоставлен исключительно себе самому. И естественный отбор сделал своё дело: выжили сильнейшие. Демографическая ситуация при этом оказалась подорванной на долгие и долгие годы, но зато вопрос о генетической или какой-либо ещё неполноценности просто не ставился, ибо если ты сумел выжить в этих условиях, родил и воспитал какое-то количество детей, то ты победил обстоятельства. А победители, поскольку их не судят, не могут быть неполноценными. Не могут и всё! Поэтому жизнь в России в сфере воспроизводства населения продолжалась своим чередом, хотя проблемы, конечно, были. Труднее, например, стало отыскивать грамотных парней для обучения в родном старошёрстовском Институте, но не настолько, чтобы об этом бить вселенскую тревогу. А преподаватели работали добросовестно, поэтому уровень подготовки выпускников, а значит и квалификации большей части офицеров Агентства был достаточно высок...

Его размышления за чашкой чая были прерваны телефонным звонком. Старошёрстов включил аппарат.

- Будь здрав, Сергеич! - раздался бодрый голос Матушкина.

- Приветствую, приветствую. Что названиваешь? Знаешь же, что сегодня к тебе и так еду.

- А то и названиваю, чтобы уточнить. Ты слишком большой человек, сам от себя не зависишь. Словом говори, обедать у меня будешь или как?

- У тебя, у тебя, - ответил Виктор Сергеевич, ещё раз потешив себя мыслью, что не придётся обедать в одиночестве.

- Так когда тебя ждать?

- Что значит “когда”? Ты же постоянно говоришь, что всегда рад меня видеть?

- Я-то рад. Да команду желудку надо дать, чтобы тревогу ложную не поднимал. Уменьшить, так сказать, вероятность ошибки второго рода.

- Понял, Саш. Через час буду, если ничего не случится.

Это вечное “если ничего не случится” Виктор Сергеевич уже не один десяток лет добавлял ко всем своим обещаниям, поскольку по странному стечению обстоятельств, если это “заклинание” не произносилось, то события слишком часто развивались так, что в большинстве случаев подобные обещания оставались невыполненными. Генерал-полковник не делал из этого трагедии, а воспринимал как должное. Что поделать, если человек, будь он хоть генерал, хоть сам Президент, не может всего предусмотреть не то что на какую-то тысячу лет вперёд, а даже на ближайший вечер. Именно эта мысль, почерпнутая из бессмертных “Мастера и Маргариты”, книги, которая была им перечитана не один раз, побудила его придумать эту отговорку-оправдание на случай любых непредвиденных обстоятельств...

- Давай, Сергеич! Ждём-с. Кстати, наш общий друг весточку прислал. Обсудить надо.

- Лёгок он на помине, однако. Обсудим, Саш. До встречи.

- До встречи Вить. Не задерживайся.

- Если ничего не случится...

* * *

Через час с небольшим два генерала сидели в привычной обоим столовой матушкинского управления и делились мыслями обо всём, что происходило в семьях, на службе, в стране и в мире. Темпераментный по характеру Александр Васильевич энергично описывал достоинства и недостатки своей супруги, хвалил и распекал некоторых своих подчинённых, высказывал неудовольствие нынешним министром финансов, клеймил Западную Европу, которая уже больше ста лет не могла и чихнуть самостоятельно, постоянно поглядывая на сигналы с противоположного берега Атлантического океана. Когда же всё содержимое тарелок перекочевало в желудки генералов, Матушкин предложил выйти во двор и передохнуть в теньке.

Вековые сосны, составлявшие основу нетронутого человеком леса, в котором по примеру коллег-разведчиков подальше от людских глаз был построен комплекс зданий управления внешних операций, тени давали предостаточно. Даже в самые знойные дни тут вполне свободно дышалось, а обстановка совершенно не располагала к работе. Впрочем, законные полчаса послеобеденного безделья, положенные каждому российскому военнослужащему по уставу, едва начались. Поэтому генералы не спешили говорить о делах, продолжая начатую за столом беседу. Наконец, младший по званию Матушкин решил, что друзья уже достаточно далеко углубились в лес, достал из кармана рубашки сложенный вчетверо листок бумаги и серьёзным голосом произнёс.

- Вот, Виктор, прочти. Это от него.

- Зачем ты мне это даёшь читать? Это твоя вотчина, ты и распоряжайся. А то вечно жалуешься, что на твою самостоятельность кто-то покушается.

- Тоже мне нашёл помещика. Вотчина какая-то... Нет уж, не отвертишься. Во-первых, самостоятельность это одно, а самодеятельность есть совершенно другое. И я не хочу этой самой самодеятельности. Во-вторых, надо будет со многими договариваться, с моряками, например, а это по твоей части. А в-третьих, не могу я без твоего ведома и разрешения посылать туда человека. Мне никто не разрешит ему элементарные командировочные выплачивать без твоего разрешения. Срок ведь совершенно неопределённый. Да и... Ладно, давай читай, не тяни.

Старошёрстов развернул листок, пробежал взглядом. Матушкин не преувеличивал. Их старинный друг запрашивал заброску человека и вывод двоих людей с последующей легализацией в России.

- Хорошо он там устроился, однако, - покачал головой Виктор Сергеевич. - Двойную зарплату получает, да ещё нами командует.

- Ты, Сергеич, чужие деньги не считай. Ты каждый вечер домой к любимой жене, детям и внукам отправляешься, а он сына уже лет семнадцать не видел. Да мне никаких денег не надо, если меня моих Галины и Славки с Ольгой лишить.

- Давай ещё внуков вспомни. Я, конечно, по-твоему камень бездушный. Что я не понимаю ничего, думаешь? Ведь если б мы тогда лучше его экзамены сдали, кто-нибудь из нас там мог бы сидеть.

- Это у тебя, Сергеич, мания величия прорезается. Лучше его никто из наших не мог бы сдать, - улыбнулся Матушкин.

- Брось, Саш. Сам знаю. Он, в отличие от нас с тобой в то время, всегда с головой на плечах был.

- Вот и надо помочь лучшим людям нашего управления и, я думаю, всего Агентства.

- Людям? Она что, тоже там?

- Да.

- Вот уж действительно пытка длиною в полжизни. Когда?

- Второго июля. В час тридцать ночи по Москве.

- Так это ж через двенадцать дней. Успеем?

- Туда должны успеть, не в первый раз. Но ведь ещё и оттуда вернуть людей надо.

- Ты как из позапрошлого века. Что они за полдня до России не доберутся?

- Так если постараться, можно и неделю ехать.

- На лошадях что ли? Или на попутных верблюдах?

- Ты знаешь на чём, Сергеич. И знаешь, что не меньше месяца. А я знаю, что ты всё сделаешь как нужно. Ты ж наш человек.

- Вот так всегда, Саш. Знаешь и пользуешься. Кандидата на командировку нашёл?

- Давно нашёл. Пойдём познакомлю. Однако, хорошо ты выразился. Командировка - это на недельку, другую. Выставку какую-нибудь посмотреть, на конференции с коллегами пообщаться. А тут не поймёшь, когда он вернётся. Да и вернётся ли вообще.

- Ну, Саш. Я думаю ему там будет не хуже, чем нам с тобой здесь.

- Только по зарплате, Вить. А так тоска тоской. Вон Малахов уже на луну выть готов. Двадцать лет тюрьмы со всеми удобствами. Ты б сам захотел?

- А здесь у нас с тобой ну просто полная свобода. Так?

- Нет, конечно. Но по крайней мере семьи мы видим постоянно, а не урывками.

- Ты мне об этом говорил. Но мы же не виноваты, что не в наших силах ему то же самое организовать. Потом, может, попробуем.

- Каким образом? У них законы идиотские, а поменять их сложнее, чем эту командировку оплатить.

- Посмотрим. Есть планы, может, что и получится.

- Ладно. Хватит мусолить одно и то же. Пойдём с кандидатом знакомиться.

Генералы повернули обратно. Старошёрстов слушал Матушкина, расписывавшего достоинства рекомендуемого офицера, и думал о том, что неплохо иметь друга в подчинённых, с которым можно одновременно вести разговор и по душам и по делу.

Мысли сами собой вернулись к утренним размышлениям о поездках по объектам Агентства. В других управлениях его принимали не так, как здесь. Вокруг выстраивалась свита местного начальника, а сам он с видимым удовольствием начинал экскурсию, пытаясь в блеске продемонстрировать шефу местные достопримечательности. И это в лучшем случае. К приезду Старошёрстова действительно готовились, готовились обстоятельно. Ему порой казалось, что он идёт не сам, а его ведут по заранее составленному маршруту. События развивались по давно намеченному сценарию. Будто было давно известно или рассчитано, куда он должен наступить, как повернуться, на что посмотреть, где встать, куда присесть. При этом всячески подчёркивалось, что он стоит выше по служебной лестнице. Это утомляло. Он ведь сам был на месте своих нынешних подчинённых. Неужели он также глупо выглядел? С другом Сашкой всё было абсолютно по-другому. Конечно, сказывалось и то, что Виктор Сергеевич сам не один год прослужил в этом управлении и прекрасно знал, что и как здесь творится. Поэтому-то Старошёрстов старался бывать здесь почаще.

За разговором они подошли к теннисному корту, где в смешанных парах довольно неплохо играли стройные молодые люди и привлекательные девушки. Матушкин остановился и кивнул Старошёрстову. Тот встал рядом и тоже стал смотреть на площадку.

Сет уже подходил к концу. Игрался тай-брейк. В равной борьбе одной из пар удалось таки вырвать необходимые очки. Они хорошо подали сами, взяли две подачи соперников и, вскинув победно руки, обнялись и поцеловались.

- Однако, - глубокомысленно отметил Старошёрстов.

- Молодёжь, Вить. Ничего не попишешь. Себя вспомни.

- Мы пришли, как я понимаю?

- Да, - подтвердил Матушкин.

- Знакомь.

- Капитан! - громко позвал Матушкин, прерывая несколько затянувшийся ритуал радости победителей. - Подойдите!

- Есть, товарищ генерал-лейтенант! - отрываясь от девушки и слегка смутившись, ответил офицер.

- Он? - тихо спросил Старошёрстов немного удивлённо.

- Он, - спокойно ответил Матушкин.

- Рискованно, Александр Васильевич.

- Знаю, Виктор Сергеевич, но, думаю, так надо.

- Почему надо?

- Объясню.

- Как служба, капитан? - спросил Старошёрстов, протягивая тому руку.

- Здравия желаю, товарищ генерал-полковник. Всё в норме.

- Да уж вижу. Вполне в норме, - ответил генерал и выразительно посмотрел на девушку.

- Плановые занятия по физической подготовке, товарищ генерал-полковник. Совместно с группой медперсонала.

- Ага. Конечно, плановые. Ступайте, капитан. Продолжайте. Теннис развивает координацию движений и улучшает реакцию.

- Есть, - ответил капитан и собрался было уже отойти.

- Кстати, один момент, - Старошёрстов что-то шепнул Матушкину, и тот отправился к проигравшей паре. Генеральный продолжил:

- Как мужчина мужчине, капитан. Скажите, девушка нравится?

- Более чем, товарищ генерал-полковник. Это моя невеста.

- Поздравляю. Теперь идите.

Спустя минуту подошёл и Матушкин, успевший подбодрить проигравших.

- Знаешь, Саш. Есть ещё одна мысль. Пойдём-ка потолкуем.

Генералы быстро двинулись к кабинету. Там они долго спорили, смотрели документы, фотографии, делали прогнозы, кричали друг на друга... Только в начале шестого часа они вышли из кабинета и молча отправились к машине. Старошёрстов пожал на прощание руку Матушкину и, уже садясь в машину, сказал:

- Надо успеть, Саш!

- Успеем, Сергеич! Но не могу поверить, что ты сам такое предложил.

- Сам удивляюсь, но думаю, так будет лучше.

- Согласен. Но только если всё это получится.

- Должно получиться. Будь здрав, генерал.

- До встречи, шеф!

На обратном пути Старошёрстов старался отогнать подальше мысль о той авантюре, которую он предложил Матушкину. Другого названия тому, что они задумали, он подобрать не мог. Вроде ничего необычного, и риск минимален. Да и вообще, собственно говоря, риска не было никакого. Это-то и смущало. Весь его предшествующий опыт заставлял опираться на классические законы противостояния и противодействия, известные с середины прошлого века как законы Мэрфи. Сколько раз операции, казалось бы тысячекратно просчитанные и отработанные, срывались из-за таких мелочей, которые не мог бы предусмотреть ни один из здравомыслящих людей, а сумасшедшие трюки и авантюры проходили без сучка без задоринки. Старошёрстов много раз сознательно шёл на риск, когда всё зависело от него самого. Сейчас же всё было в руках Матушкина.

- Ладно. Сашка не подведёт. Не должен подвести, - еле слышно проговорил он, когда машина подъезжала к Москве. - Хотя отвечать, если что, мне придётся.

От Виктора Сергеевича требовалась только подпись, означающая его согласие, то, что требовалось от всех начальников во все времена.

- А Сашка - хитрец! - подумал Старошёрстов, входя в свой кабинет. - Наверняка, давно это задумал, заставил меня самого дойти до своей идеи, и заявил, что это я предлагаю. Ну, да бог с ним! Тем лучше. Значит, не наспех, а основательно операцию готовил.

Теперь надо было согласовать всё с моряками, как это было не раз. Генерал-полковник поднял телефонную трубку и ввёл код командующего военно-морским флотом. Того не было на месте и ответил дежурный офицер. Старошёрстов попросил вызвать командующего по мобильной связи и через несколько минут услышал знакомый зычный голос:

- Слушаю!

- Михал Фёдорович, здравствуй! Старошёрстов беспокоит.

- Здравствуй, Виктор Сергеевич! Нигде от тебя не скроешься.

- А где ты сейчас? В бане что ли? - попытался пошутить Старошёрстов.

- Почти. К министру еду. Он-то умеет мозги пропарить.

- Понятно.

- Так что ты хотел-то?

- Поговорить немного, попросить кое о чём. Свяжись завтра со мной по конфиденциальной.

- Добро, Виктор Сергеич. Сделаю. А то, может, сам заскочишь.

- Посмотрим, как получится, Михал Фёдорович. Ну, удачи и лёгкого пара.

- Да уж. Ни то, ни другое не помешает. Счастливо.

Генеральный директор отключил аппарат мобильной связи и, усевшись поудобнее, задумался. Рабочий день почти закончился, а проблем меньше не стало...

* * *

25 июня 2065 года. 11 часов 45 минут. Подмосковье. Главное управление внешних операций ФАПСИ. Кабинет начальника.

Матушкин уже больше часа беседовал с тем капитаном и его партнёршей по игре в теннис и не только. Они уже давно были представлены Генеральному директору. Большой необходимости в этом разговоре не было. Инструкторы знали своё дело и имели достаточно солидный опыт. Не в первый раз они готовили людей для операции по внедрению на американский объект. Прикрытие было надёжным, легенда отработана и задокументирована. Компьютерщики обеспечили корректировку баз данных с фотографиями и прочей идентификационной информацией. Её осталось только активизировать. Все формальности с руководством Агентства, Министерства иностранных дел, Министерства обороны улажены. Но всё равно это было важным и совсем не частым событием в жизни управления, и начальник не мог остаться в стороне. Ведь в конце концов, в случае чего-то непредвиденного, вроде незапланированного падения метеорита или внезапной зубной боли, именно ему, Александру Сергеевичу Матушкину, придётся за всё отвечать. В этом случае ему было важнее не подвести Старошёрстова, своего старинного друга. Он также не забывал о том, что означает для молодёжи напутствие руководства. По молодости он сам дважды входил в этот кабинет перед длительной поездкой в дальние края.

Сегодня Матушкин долго расспрашивал командированных обо всём, что только приходило в голову, начиная от способов связи и заканчивая этикетом поведения в обществе, в быту. Долго мучил ребят вопросами о том, как реагировать на различные внештатные ситуации. Капитан отвечал чётко и убедительно, а лейтенант при этом ещё и успевала приукрашивать свои ответы легкой иронией и неподдельным обаянием. Наконец, Александр Васильевич поймал себя на мысли, что начал повторять вопросы и уже даже не по второму кругу, и решил, что пора заканчивать.

- Ну что ж, подведём итоги, - сказал он в заключение. - Вы оба, Светлана и Алексей, молодцы. Готовы на все сто, пусть всё пройдёт нормально, без приключений.

- Без приключений неинтересно, товарищ генерал-полковник, - вмешалась Светлана.

- Может, и не совсем интересно, зато в соответствии с планом. Итак, пять суток вам на отдых и в путь. Бог даст, свидимся. Есть вопросы, просьбы, пожелания?

Этот, обычно риторический, вопрос на сей раз повис в воздухе. Вместо однозначного и решительного “нет” воцарилась неловкая и нелепая тишина. Лейтенант Светлана Комарова вспыхнула лёгким румянцем и опустила голову. Капитан замялся и после долгой паузы заговорил выдавливая из себя слова:

- Есть... Просьба есть, Александр Васильевич. Большая просьба.

- Излагай, Алексей. Чем смогу, помогу.

- Вот мы тут решили... Словом, давно уже собирались, но только месяц назад... А теперь получается не успеем...

- Что не успеем? Говори конкретнее...

- Пожениться, товарищ генерал-лейтенант! - собравшись с духом, выдохнул капитан, а лейтенант подняла глаза и вопрошающе посмотрела на Матушкина.

- А что так срочно? Почему вовремя не доложили.

- Так и вы нас не спрашивали, а мало ли что за два месяца ещё изменилось бы. Может, разругаться успели бы, - ответила Светлана.

- Да и о сроках нас никто, мягко говоря, не информировал, - добавил капитан.

- Ладно, ребята. Это уже история. Неважно почему это произошло. Надо решать, что делать и как.

- Ну, что делать, понятно, товарищ генерал-полковник, - проговорила лейтенант.

- Да уж. Понятно. Задали проблемку в пятницу. Поженить вас в общем-то несложно. Просто неизвестно, что будет потом. Нельзя исключать того, что вам придётся расстаться, а уж жить-то, наверняка, вместе в ближайшие годы не сможете. Это не останавливает?

- Нет! - в один голос сказали и он, и она.

- Ну, смотрите. Это в конце концов ваше дело, запретить я вам ничего не могу, а помочь постараюсь. Надеюсь, что не пожалеете, - вздохнул Матушкин и вызвал по прямой связи начальника отдела кадров.

- Слушаю, Александр Васильевич, - тотчас отозвался кадровик.

-Дмитрий Петрович, просьба есть. Надо тихо мирно поженить двух моих сотрудников.

- Понятно, а к какому сроку?

- Чем раньше - тем лучше, сам понимаешь.

- Как всегда значит. Сегодня тяжеловато будет. Разрешите завтра?

- Ну завтра так завтра. Ничего, что выходной?

- Договоримся, Александр Васильевич.

- Ну хорошо. А кто регистрировать будет?

- Так с ними-то и договоримся.

- Отлично. Тебе от молодых что нужно?

- Пусть зайдут ко мне и данные на обеих невест представят.

- Ты не понял, Дмитрий Петрович. Они сами - жених и невеста. Уж будь добр, сам зайди. Они у меня сейчас сидят.

- Есть.

Кадровик отключил связь и через полминуты уже входил в кабинет Матушкина.

- Вот, Дмитрий Петрович. Это и есть наши герои.

Кадровик сел за генеральский дисплей, набрал код и через несколько минут все формы документов, необходимых для регистрации брака были выведены на экран. Затем он выбрал личные дела Алексея и Светланы, заполнил заявление, распечатал его и предложил подписать.

- Готово, Александр Васильевич. А где регистрировать будем?

- Здесь, по-домашнему, - ответил генерал.

- Тогда мне надо в ЗАГС съездить, и завтра тогда всё будет сделано.

- Прекрасно, Дмитрий Петрович, действуйте. Выходными днями сочтёмся.

- Не впервой, Александр Васильевич. Значит завтра в одиннадцать тридцать здесь?

- Точно так, - подтвердил Матушкин и, подождав пока кадровик покинет кабинет, снова обратился к молодым офицерам.

- Вот так, молодёжь. Всё слышали?

- Так точно, - ответил за двоих капитан.

- Спасибо, Александр Васильевич, - добавила лейтенант.

- Спасибо говорите, это хорошо. Только мне ещё и по шапке от Старошёрстова влетит, ну переживём. Не в первый раз. Жаль, что не могу вам свадьбу по-человечески организовать. Вечером вы должны быть во Владивостоке. Сейчас ступайте, а завтра в одиннадцать пятнадцать ко мне. Придётся выходным пожертвовать, раз такое дело. Счастливо.

- Спасибо, товарищ генерал-лейтенант.

- Всего доброго, Александр Васильевич.

Парень с девушкой заулыбались и, довольно переглянувшись, вышли из кабинета. Сегодняшний день принадлежал им. До завтрашнего утра уже никто и ничто их не потревожит, а что будет завтра и послезавтра не толь важно, потому что они уже будут семьёй: мужем и женой. На всю, бог даст, оставшуюся жизнь.

* * *

27 июня 2065 года. Остров Линкольна. Вечер.

Элейн ждала его около знакомой скалы. Аллан уже возвращался к берегу. Сегодня он заплыл намного дальше, чем обычно. Больше чем на двести метров от берега, хотя обычно хватало и пятидесяти, чтобы наплаваться. Она подумала, что он, наверное, тоже волнуется перед завтрашним днём и успокаивает нервы таким способом. Она же гнала мысли о том, что им придётся расстаться после того, что произойдёт завтра, что, возможно, они уже никогда не встретятся, о том, что будет с их ребёнком, если ему будет суждено появиться на свет. Неужели ему придётся расти, не зная ни отца, ни матери, а она должна будет расстаться с малышом через три месяца после рождения.

Элейн нравилось возиться с детьми. Но как хотелось делать это не по долгу службы, а просто потому, что ты мама для этого малыша или малышей. Ребёнка переведут в другой центр на другом острове. О нём будут заботиться другие женщины. Хорошо будут заботиться, но всё-таки наверняка не так, как родная мать. Для них ведь это тоже служба, такая же, как для неё самой. И никогда, никогда малыш не узнает, какой прекрасный у него отец.

Аллан уже выходил из воды, как всегда красивый и стройный, только не улыбался ей, как обычно. Молча вытерся, оделся и только тогда подошёл к девушке.

- Не грусти, Элли.

- Тебе легко говорить, а сам ходишь как в воду опущенный.

- Неправда твоя. Я уже вылез из воды и совершенно сух.

- Шутишь, милый.

- Пытаюсь, - грустно улыбнулся он.

- Правильно делаешь. А я вот даже попытаться пошутить не могу.

- И не надо, Элейн. Ты мне любой нравишься.

- Рада слышать. Только не надо больше сегодня комплиментов. Может, это наша последняя встреча.

- Почему последняя?

- Завтрашний день я не считаю. Завтра будет не встреча, а работа. Боевой контакт. Выполнение поставленной руководством задачи. Лучше б ты не делал ничего, лучше бы сознание отключилось. Я не смогу видеть тебя, зная, что именно ты отец моего ребёнка.

- Нашего ребёнка.

- Да и не нашего даже, а государственного.

- Зато мы будем знать, что он есть. Что на свете живёт человек, соединяющий нас с тобой...

- Да. Будем знать, и должны будем молчать. Молчать всю жизнь. Я не выдержу.

- Но только таким образом он может родиться. В этом наш шанс.

- А нужен он, этот шанс, если у нас нет общего будущего? Здесь мы никогда не сможем скопить денег на то, чтобы выкупить контракты и пожениться. Я порой хочу убежать из этой проклятой страны, где детей делают, как животных на фермах. Убежать в любую, самую дикую страну, только чтобы жить с тобой и рожать детей. Рожать тогда, когда захочу и столько, сколько захочу, не зная ничего о графиках боевых контактов. Пусть это будет хоть необитаемый остров.

- Бежать? Отсюда не убежишь никуда, если только сам Господь Бог не поможет. Нас ведь никто не принуждал подписывать эти контракты.

- Да уж. Вот и попали в добровольное заключение в золотой клетке.

- Ладно, Элли. Давай помолчим. Всё тысячу раз сказано и понято. Пойдём. Пора. Они поднялись и, обнявшись, отправились обратно. Всё действительно было сказано и не один раз. Элейн думала, что Аллан, конечно, прав, говоря, что это их единственная легальная способность завести общего ребёнка, а что будет потом, пока не стоит загадывать. Всё может ещё измениться, хотя слишком уж это маловероятно. Конвейер по производству младенцев обоих полов исправно работает уже много лет. Она, разумеется, не могла знать, что и здесь проколы иногда случались, когда случайный сбой программы или компьютера, неизвестно откуда выплывшая ошибка в алгоритме работы приводили к тому, что в боевом контакте участвовали совершенно несовместимые партнёры, и тогда в лучшем случае зачатия не происходило вовсе, а в худшем устанавливалась неполноценность эмбриона. Но это случалось очень и очень редко и тщательно скрывалось от непосвящённых. А посвящённым в это разглашать подобные вещи было совершенно невыгодно.

Так что она, Элейн Макгрегор, ничего исправить уже не может. Остаётся только довериться судьбе, терпеть, ждать и надеяться. Сейчас они с Алланом уже подойдут к месту, где должны будут расстаться. Долго будут стоять обнявшись, но проститься всё равно придётся. Встретятся они утром в репродукционном центре. Некоторое время будут лежать обнажёнными в соседних отсеках, и в назначенный момент стена между ними раздвинется, а их ложи соединятся в одну. Они сумеют сыграть ту страсть, которая должна вспыхнуть между мужчиной и женщиной, у которых простимулировано влечение к противоположному полу и подавлено сознание. Да и не придётся играть. Они просто, может быть в последний раз, выльют друг на друга всю свою любовь, нежность и ласку, и это будет настолько естественно, что ни один из анализирующих видеозапись компьютеров не сможет отличить их осознанные действия от бессознательного влечения. А мысли пока ещё видеокамеры передавать не научились...

* * *

29 июня 2065 года. 16 часов 25 минут. Кабинет начальника специальной базы АНБ.

Полковник сидел в кресле, просматривая последние сообщения и указания, полученные с материка из Форт Мида. Ничего необычного не было. Подтверждения об оплате счетов за связь, электричество, транспорт, копии приказов о новых назначениях в Агентстве и тому подобная рутина. Он успел проникнуться важностью этих документов, и поэтому долгожданный звонок мадам Тайсон раздался неожиданно:

- Доброе утро, сэр! - поприветствовала его Элизабет.

- Здравствуйте, Элизабет. Какие новости?

- Новости положительные.

- Точно положительные?

- Да, сэр.

- Прекрасно. Тогда всё без изменений.

- Хорошо, сэр. До свидания.

- До встречи, Элизабет.

“Положительные новости”... Это означало, что тест на беременность дал положительный результат и нужно говорить с парнем, пока мадам Тайсон будет беседовать с девушкой. Малхольм попросил дежурного офицера вызвать лейтенанта Морроу. Лейтенант-полковник уже вызывает сержанта Макгрегор. Было решено не откладывать беседы, ни Малхольм, ни Тайсон не видели смысла в затягивании событий. Оба считали, что наступил момент, когда надо сыграть в “открытую”.

Лейтенант не заставил себя долго ждать. Через пятнадцать минут дежурный уже доложил о его прибытии. Войдя в дверь Аллан замер, ожидая реакции шефа на своё появление. Однако тот сидел молча, уткнувшись в терминал. Полковник держал паузу, хотя и понимал, что сейчас переиграть в молчанку лейтенанта не удастся. Тот не произнесёт ни слова, просто соблюдая субординацию. Лейтенант же поначалу не мог решить, что ему делать: заговорить, доложив о своём прибытии, или продолжать молчать, ожидая пока Малхольм заговорит сам. Потом успокоился, резонно сделав вывод о том, что пока он будет молчать, решая эту дилемму, вторая альтернатива неминуемо сама собой возьмёт верх над первой. Наконец в последний раз щёлкнув мышью, полковник поднял глаза:

- А, это вы, Морроу.

- Да, сэр. Прибыл по вашему приказанию.

- Проходите, лейтенант, присаживайтесь.

- Благодарю, сэр.

Аллан сел напротив полковника и, не найдя ничего лучшего, принялся смотреть прямо ему в глаза.

- Нет, лейтенант. Не надо меня гипнотизировать. Это, я думаю, бесполезно.

- Я не владею гипнозом, сэр.

- Глядя на вас, этого не скажешь. А как насчёт дара предвидения?

- Это для гадалок и разного рода телепатов и ясновидящих, а я математик по образованию, как вы знаете.

- Да знаю. И с компьютерами вы ближе, чем на “ты”.

- Как и любой современный математик, сэр.

- Да нет. Совсем не любой. К тому же теорию прогнозирования вы изучали и вполне успешно сдали экзамен по этой дисциплине.

- Но это только наука, сэр. Вы ведь знаете, что с применением на практике всегда существуют различного рода допущения, ограничения, непрогнозируемые воздействия и возмущения...

- И тем не менее, Морроу. Зачем, вы думаете, я вас вызвал?

- Не знаю, сэр. Могу только предположить, что это связано с учениями.

- Да, парень. Ты не далёк от истины. А ещё какие-нибудь гипотезы имеются?

- Нет, сэр.

- Что ж. Тогда послушайте, что я скажу. Говорить буду долго, может быть нудно, но придётся потерпеть и выслушать старика. Я долго думал. Сопоставлял факты, а они, как вы понимаете, вещь упрямая. Начнём с того, что я на многое закрывал глаза, когда дело касалось вас, лейтенант. Слишком хорошо мне вас отрекомендовали. Я не сделал даже замечания, когда вы изыскивали любой способ пробраться в комнату к сержанту Макгрегор и проводили там времени больше, нежели это разрешается всеми возможными инструкциями, правилами и положениями. Я не обращал внимания на то, что вы с сержантом слишком часто встречались в нарушение внутреннего распорядка. В конце концов распорядок не догма. К его исполнению тоже творчески подходить надо. Я делал и буду делать послабления всем, кто не забывает о своих служебных обязанностях. До последнего времени это касалось и вас, Морроу. Теперь я вынужден изменить своё отношение к вам, ибо терпение, что называется, лопнуло. Мало того, что мне пришлось изрядно постараться, чтобы преподнести материковому руководству ваши действия по тревоге, как образец дисциплинированности и профессионализма, хотя ошибок с вашей стороны было предостаточно, так теперь выясняется, что вы изрядно подпортили своими “вирусами” и “червями” программы репродукционного центра.

- Нет! - почти закричал Аллан.

- Что нет?! - также повысил голос полковник.

- Вы не могли этого обнаружить.

* * *

- Вы не могли этого обнаружить, мэм. Он мне так обещал

- Увы, моя девочка! Он всего лишь хороший математик и программист. Даже отличный. Но он не Господь Бог, а значит не всемогущ. И если я говорю, что знаю о том, что ваше общение происходило без подавления сознания, значит я имею на это все основания. Пусть даже во всех протоколах центра указано, что аппаратура подавления была включена.

- Как же вы узнали, мэм? Вы же не программист.

- Да, моя девочка, разумеется я врач, а не программист. Но я заместитель начальника базы и знаю несколько больше того, во что посвящены ты и твой лейтенант. При всём его программистском таланте он не мог увидеть в сети два компьютера, которые отвечают за всё, что происходит в сети центра и всей базы. Эти же машины видят всё... - Элизабет сделала многозначительную паузу.

* * *

- Всё до последнего процесса, запущенного на любом из компьютеров сети базы, - продолжал полковник.

- Почему же я их не отследил?

- Для тебя важнее, что один из них отследил тебя.

- А всё-таки.

- Они слишком хорошо защищены от взлома. Специальная программа оболочка создаёт эффект “невидимости”. Стелс-технология. Их можно обнаружить только, если с них осуществлять какие-либо операции на других узлах сети. Но такого никто не делал, и не собирается делать. Зато интересно другое. Они ведут протокол всех запускаемых процессов и изменений в файлах. Так вот, проанализировав эти самые изменения, можно сделать недвусмысленный вывод. Вы догадываетесь какой, лейтенант?

- Да, сэр.

- Но это ещё не всё. Конечно, важнее этого уже ничего быть не может, но несколько небольших занимательных штрихов к вашему портрету придало внимательное изучение вашего личного дела. Вы, лейтенант, оказывается русский, как это ни странно звучит. Причем не псевдорусский, как вы изволили выразиться ранее, а самый настоящий потомок русских эмигрантов. Американской крови в вас и половины не наберётся. Хотя что такое американская кровь, когда вся нация состоит из эмигрантов? Но не будем развивать эту тему. Главное, что русские корни у вас чрезвычайно сильны, плюс огромный интерес ко всему русскому во время обучения в университете. За вами также замечались высказывания, где вы допускали восхваление России и принижение достоинств Америки.

Не мне объяснять вам, что в своё время русские спецслужбы использовали канал эмиграции для проникновения в Соединённые Штаты. В нашей демократической стране слишком легко получить гражданство. Достаточно здесь родиться и ты равноправный гражданин. Мы просто не в силах были отследить судьбу каждого родившегося в Соединённых Штатах ребёнка. Это тоже немаловажно.

И вот какую картину мы получаем. Потомок русских эмигрантов, свободно владеющий как языком страны предков, так и языком страны пребывания, взламывает компьютеры и базы данных репродукционного центра, не оставляя - как он думает - никаких следов. Но для чего?! Для того, чтобы поменять себе партнёршу для боевого контакта и отключить подавление сознания. Мало ему пляжных похождений, ему ещё и других впечатлений захотелось. Может вас, Морроу, ещё и на роды пригласить?! Тоже любопытное зрелище. Не могу также не отдать должное вам обоим. Обработка видеозаписи ничего на самом деле не выявила. Вы отлично подготовились и сыграли идеально.

- Мы не играли, сэр! В этом не было никакой необходимости. И я думаю, подготовка нам нужна была только, чтобы не заговорить осмысленными фразами. Я просто люблю её. И хочу, чтобы матерью для моих детей была только она. Я не мог поступить иначе. Теперь, когда вы всё это мне говорите, меня волнует только то, что она думает обо мне. Я ошибся и тем самым обманул её. И виноватым себя считаю только перед ней. Мне теперь и за мужчину нельзя себя считать. А я хочу жить только с ней. Хочу быть ей настоящим мужем. Хочу, чтобы у нас была нормальная семья. Чтобы мои дети были только моими и её, а не инкубаторскими. Но я не могу на ней жениться. Не мне вам объяснять почему. Всё нашей демократической и свободной Америкой сделано для того, чтобы нормальные люди проводили свои лучшие годы на таких вот специальных базах АНБ. Для того, чтобы на таких человеческих фермах рождались и вырастали здоровые и умные вундеркинды, не знающие ни отца, ни матери. Во имя процветания нации! А почитайте книги двадцатого или лучше девятнадцатого века. Не может для человека ничего быть ценнее, чем семья, дети, родители. И русские всегда понимали это. Не знаю, как сейчас.

- Это всего лишь красивые слова, Морроу! А факт остаётся фактом. Вы совершили преступление... - полковник говорил уже спокойнее.

* * *

- Преступление?! - голос Элейн наполнился неожиданной для неё самой решительностью. - Какое такое преступление?! Когда это желание иметь ребёнка от любимого мужчины стало преступлением?!

- А тогда, моя девочка, когда ты подписала контракт о прохождении службы. И по контракту ты должна рожать детей от тех, от кого прикажут, а не влезать на пару с любовником в секретнейшие базы данных и править их, чтобы ещё раз с ним встретиться во время боевого контакта, а после этого ещё и помнить все подробности своих сексуальных похождений, - также решительно осадила её Элизабет.

- Но я не хочу быть тёлкой, которую осеменяют по плану. Я хочу рожать детей от него одного. Хочу жить с ним и с нашими детьми. Я имею на это полное право. И никакой генетический контроль нам не страшен. Наш ребёнок не может быть неполноценным.

- Никто не говорит о какой-либо неполноценности. К счастью, вы вполне подходите друг другу как партнёры. И никаких прав у тебя никто не отнимал. Выходи за него замуж и живите себе на здоровье.

- Вы издеваетесь, мэм?

- Нисколько.

- Но вы прекрасно знаете, что на это у нас не хватит никаких денег. Мы не можем этого сделать. Мы не можем просто уехать с острова до окончания контрактов.

- А вот это уже другое дело. Деньги зарабатывают на материке, делая свой бизнес. А здесь несут службу, чтобы потом хорошо жить. И нечего орать, это не я установила правила игры, которые ты нарушила и должна быть наказана.

- Что же теперь будет, мэм? - на глаза девушке накатили слёзы.

- Что будет? Это очень и очень просто. Чтобы не создавать нездорового интереса у прессы вас обоих даже судить не будут, хотя стоило бы потребовать возмещения хотя бы материального ущерба. Вас просто уволят со службы, выселят на материк, а там живите, как хотите. Поначалу даже пособие по безработице назначат.

- Я не про это, мэм! Вы же понимаете, это всё мне теперь безразлично. Я спрашиваю про ребёнка.

- Какого ребёнка? О нём можешь забыть. Незапланированные дети рождаются только в браке. Так что беременность придётся прервать.

- Это невозможно, мэм!

- Более, чем возможно. Родить ребёнка в нашей с тобой стране без регистрации брака можно только в таком центре, как наш. Денег на замужество для тебя и женитьбу для него у вас нет, на базе вам обоим оставаться больше нельзя. Значит, и с ребёночком придётся распрощаться, и стерилизоваться на будущее, чтобы не допускать больше правонарушений в этой области.

- Мы уедем из Штатов! Мы родим себе ребёнка.

- Милая, очнись. Во-первых, после стерилизации ещё ни одной женщине родить не удалось. Это в прошлом веке подобные операции были обратимы. А во-вторых, ты так говоришь, будто кто-то собирается выпустить тебя из страны, а тем более его. Вы слишком много знаете. К тому же у вас обоих оказались русские корни, и отдавать вас русским просто так никто не вправе. Слишком дорого нам обходятся подобные базы и репродукционные центры, чтобы рисковать утечкой информации ради мифической свободы личности.

Элизабет отвернулась и подошла к окну. Элейн молчала, потупив голову. Всё оборачивалось совсем не так, как они думали, а намного хуже. Зачем она доверилась своим глупым чувствам, своей интуиции? Рушилось всё, не оставалось даже малейшей надежды на что-то хорошее. У них не будет ребёнка, а без малыша не будет будущего, а значит и жить не стоит.

- Что ж, Лиз. Я вас поняла, - произнесла Элейн обречённо. Она уже не воспринимала лейтенант-полковника Тайсон как начальницу. Она говорила с Элизабет как с женщиной. - Вы много сделали для меня, Лиз. Я знаю. Теперь этот случай отразится и на вас. Простите меня, Лиз. Я думала только о себе и о нём, как эгоистичная дура. Теперь мне больше ничего не нужно. Вам же я могу помочь. Сейчас пойду к морю... И несчастный случай... Только скажите, Лиз, скажите правду, вы когда-нибудь любили мужчину, любили до умопомрачения?

В тихом голосе Элейн прозвучали ноты тайной надежды, если не на помощь, то хотя бы на понимание и сочувствие. Элизабет вздрогнула. Она ждала этого вопроса, но всё равно он застал её врасплох. Ей самой не по душе была эта комедия. Ей вдруг опротивело быть начальницей и стало до боли жалко милую, беззащитную девушку, вся вина которой только в том, что ей пришлось узнать, от кого зачат её ребёнок. Может, это и к лучшему. Теперь не понадобиться играть, и весь дальнейший разговор будет естественным по сути, а не только внешне.

- Да, моя девочка, - нежно ответила лейтенант-полковник. - И не только в прошлом. Поэтому, я тебя прекрасно понимаю. Более того, у меня... у нас есть сын. И я не знаю, смогу ли я его ещё увидеть.

- Да? Тогда помогите мне... Нет, помогите нам... Троим.

- Ради этого я и пригласила тебя сюда. Тебе не нужно, конечно, идти к морю. Ты пойдёшь к себе в комнату и отдохнёшь. А затем в ближайшие дни будешь делать то, что скажу я, либо полковник Малхольм. Он сейчас беседует с твоим лейтенантом. Вы оба будете строго, повторяю, строго следовать всем нашим распоряжениям. Тогда, возможно, вам удастся покинуть этот остров, покинуть его втроём, и отправиться туда, где вы сможете пожениться и жить со своими детьми под одной крышей. Я, правда, пока не могу сказать куда.

Элейн ожила:

- Лиз, Милая! И не надо! Мне всё равно куда, хоть в Антарктиду, только бы быть всегда с ним. С ними. И не подвести вас.

- Ну это было бы слишком сурово в Антарктиду. Хотя на самом деле неизвестно, где лучше. Итак, ты согласна?

* * *

- ... вы согласны, лейтенант?

- Да, сэр. Как я могу отказаться от чуда?! Просто не верится, что такое возможно.

- Надеюсь ни вам, ни мне не придётся об этом пожалеть. Мне, как вы понимаете, тоже ни к чему разборки вашего дела в центре. Я хочу спокойно дожить до положенной мне пенсии. Итак, в ближайшие несколько суток вы без всяких вопросов с вашей стороны будете делать то, что скажу я. И не забудь, парень, нам с тобой ещё надо захватить нашего русского не далее как второго июля.

- Псевдорусского, сэр.

- Именно. А теперь, сынок, ступай себе, отдыхай и помалкивай. Днём останешься в своей комнате. Я скажу, что дал тебе задание и приказал работать в комнате. Так что сиди себе у терминала и делай что-нибудь.

- Есть, сэр.

Аллан вышел от шефа в полной растерянности, но с надеждой в душе. Полковник переиграл его. Лейтенант, конечно, слышал в университете про трюки с компьютерами-невидимками, и даже пробовал вникнуть в то, что есть компьютерная стелс-технология, но запутавшись в нагромождении программного кода на всевозможных языках программирования, полученного с использованием разных средств визуального программирования, он дошёл до той стадии, когда перестал отличать тексты от комментариев. Мозг просто начал отторгать избыток информации. Тогда Аллан отложил эту затею до лучших времён. Диплом был в то время важнее...

Теперь ему оставалось только ждать. Ждать, по всей видимости, до второго июля. Тогда скорее всего и решится их судьба. Как бы то ни было, ради Элейн и ребёнка он сдержит данное полковнику обещание и выполнит всё, что тот прикажет. Теперь его шанс оставался только в этом. Из охотника он превратился в послушного пса, которому дадут любимую косточку, если будет хорошо себя вести. Всё уже случилось, и ничего невозможно исправить. Можно только довериться обстоятельствам.

Когда он вошёл в свою комнату, то не думал уже ни о чём. Машинально раздевшись и приняв душ, он лёг спать, мысленно пожелав спокойной ночи своей милой Элли, понимая, что вряд ли после того, что случилось, она будет спать спокойно. И виноват в этом только он. Он один. Но сейчас он не будет биться головой о стену, он просто будет спать. Утро вечера мудренее, как говорят не только русские.

* * *

30 июня 2065 года. 0 часов 30 минут. Тихоокеанское побережье России. База атомных подводных крейсеров. Борт атомного подводного ракетного крейсера “Томск”.

Оставалось пятнадцать минут до выхода в море для планового дальнего похода. Накануне вечером команда попрощалась с родственниками и подругами, и под звуки вечного “Прощания славянки” “Томск” отбыл со стоянки у общего причала, а затем вошёл в закрытый док для получения боекомплекта, уточнения задач похода, завершающей проверки всего того, что можно было проверить. На этот раз командиру “Томска” капитану первого ранга Леониду Павловичу Астафьеву было приказано взять на борт группу “океанологов” в составе двух специалистов. Эти двое должны были прибыть на корабль именно в закрытых доках, когда вся команда уже находилась в своих отсеках или на отдыхе. Понятно было, что делалось это для того, чтобы лишние люди не видели пассажиров.

За годы службы Леонид Павлович перевёз достаточно много разного рода “специалистов”: “гидрографов”, “картографов”, “геологов”, а один раз попались даже “археологи”. Правда, эти специалисты по прошлому действительно принялись что-то копать на дне океана, и даже кое-что раскопали, но всё равно не оставалось никаких сомнений, что, на самом деле они, как и все остальные “учёные” не кто иные, как обычные сотрудники спецслужб, занимавшихся внешней разведкой. Иначе не было никакого смысла так тщательно скрывать их присутствие на борту. Наоборот, хорошо было бы всё это в подробностях, допустимых разумеется подробностях, описать в прессе. Вот, мол, какие мы, русские, мирные люди! Катаем на сверхмощных боевых кораблях разного рода умных людей, помогаем решать общегосударственные и общечеловеческие задачи. Хотя две или три статьи однажды промелькнули, но это наверняка было сделано для того, чтобы отвести внимание от остальных “исследований”.

Было немного обидно, что даже его, командира, не посвящают в то, какие именно “фирмы” используют его субмарину в качестве подводного извозчика. Но с другой стороны правило “меньше знаешь - крепче спишь” ещё ни кем не было отменено. К тому же “капраз” давно уже сам научился определять, откуда пожаловали гости. Разные спецслужбы по-разному поднимались на борт и размещались, по-разному они и экипировались.

Ребята из службы внешней разведки действовали, как правило, в одиночку, реже по двое, и проходили они на корабль ночью, когда команда была в увольнении. Оно и понятно, зачем много связников, когда можно обойтись минимумом командировочных расходов. Разведчики министерства обороны обычно “путешествовали” группами, составленными по принципу: “каждой твари по паре”. Шесть или восемь человек тащили на борт огромное количество “исследовательской аппаратуры”. Но самыми неприятными пассажирами для него, опытного морского волка, были “фапсюки”, которые постоянно протаскивали на боевой корабль женщин.

Леонид Павлович по большому счёту не был суеверным, но многовековая морская заповедь принадлежала к правилам, от которых не следовало отступать. В таких случаях Астафьев объяснял себе, что это не женщины, а сотрудники спецслужбы и к тому же пассажиры, хотя и особые. Их особенность, помимо всего прочего, проявлялась и в том, что командиру корабля приходилось лично встречать “фапсёвых” пассажиров у трапа. Они приезжали в закрытые доки перед самым выходом в море. Хорошо ещё, что никаких громоздких приспособлений с собой не таскали. Может быть, это было и правильно для сохранения конспирации, никто кроме вахтенного матроса, не мог их видеть, но ведь и командир атомного подводного крейсера не швейцар какой-нибудь, чтобы ожидать каких-то пассажиров, которые к тому же почти всегда были раза в два моложе его.

Вот и сейчас. Оставалось ровно пять минут до отхода, когда на причале показался автомобиль, который через десяток секунд аккуратно подкатил к “Томску”. Из машины вышли четверо и направились к трапу, где и ждал их “капраз”. Одним из этой четвёрки был заместитель командира дивизиона атомных подводных крейсеров контр-адмирал Маевский. Он первым и подошёл к Астафьеву.

- Смирно! - скомандовал “капраз”, хотя помимо гостей его слышал только вахтенный матрос, дежуривший у трапа, а он и так стоял, вытянувшись “по струнке” в силу присутствия рядом командира корабля. Начальник не остановил Астафьева, значит надо докладывать по уставу.

- Товарищ контр-адмирал! Экипаж атомного подводного ракетного крейсера “Томск” к дальнему походу готов. Командир корабля капитан первого ранга Астафьев.

- Вольно. Доброй ночи, Леонид Павлович.

- Здравия желаю, Михаил Дмитриевич!

- Вот это те самые гости. Принимай. Надо, сам понимаешь, содействие оказать.

- Окажем. Не в первый раз.

-Знакомьтесь, Леонид Павлович, - контр-адмирал обернулся, и к морякам подошёл один из сопровождавших его людей. - Полковник Марков. ФАПСИ.

- Надо же, а говорили океанологи. Очень приятно.

- Да вот решили на сей раз не ломать комедию перед вами. Смысла ведь в этом нет никакого. Но для команды всё остаётся по-прежнему. Желательно, чтобы Алексея и Светлану - вступивший в разговор полковник Марков показал рукой на оставшихся в стороне молодых людей - никто не видел. И очень большая просьба личного порядка поместить их а одну каюту.

- Но у меня боевой корабль, а не круизный лайнер для развлечений.

- Конечно, Леонид Павлович. Мы бы не стали вас об этом просить, но ребята супруги, молодожёны. Так что ничего аморального тут нет. К тому же неизвестно, что им предстоит.

- Понятно. Обеспечим. Прошу на борт.

- Спасибо, Леонид Павлович. Удачного похода и благополучного возвращения, - снова заговорил контр-адмирал, а Алексей и Светлана отправились к трапу. Оба они были одеты в спортивные костюмы, из вещей у каждого была только спортивная сумка, и обе их нёс Алексей.

- Счастливо оставаться, - ответил Астафьев, пожал руку Маевскому и “фапсёвому” полковнику и отправился за несостоявшимися “океанологами”.

Они спустились вовнутрь “Томска”. “Капраз” определил их в каюту и отправился в центральный пост. Ровно в 0 часов 45 минут по местному времени оттуда прозвучали долгожданные “поднять трап” и “отдать швартовы”, хотя и трап был стационарный и никаких канатов в закрытом доке не было предусмотрено за ненадобностью. Тут же последовало более актуальное “задраить люки” и через полминуты восьмидесятиметровая махина начала погружение, чтобы через подводный тоннель выйти в океан.

Тоннель был построен около двадцати пяти лет назад для того, чтобы не мешать надводным судам, а заодно и проверять подводные корабли в их рабочем положении. К конспирации это отношения почти не имело. А расписание выходов в походы скрупулёзно выдерживалось, чтобы не дать американцам повода подумать, что у русских происходит что-либо необычное, и тем самым не привлекать к себе излишнего внимания. ...

Приучить их к тому, что у нас всё происходит строго по графику, было очень нелегко. Первое время они очень этому удивлялись и поэтому внимательно следили за такими походами, но лет пятнадцать назад начали привыкать к российской военно-морской пунктуальности, особенно после того, как впустую с добрый десяток лет гонялись за нашими субмаринами. Наши же никаких “порочащих себя” действий не предпринимали. Правда, пришлось в эти годы резко сократить количество операций подобных нынешней. Зато теперь это окупалось сторицей...

Через полчаса тоннель был пройден. “Томск” поднялся на перископную глубину. Капитан первого ранга напоследок окинул огни побережья, передал перископ старшему помощнику и отправился отдыхать. Он давно уже выслужил себе право спать по ночам, хотя и не злоупотреблял им. Командир должен быть в нужное время в нужном месте. Этой мудростью и руководствовался Леонид Павлович Астафьев. Сейчас после всей суеты, сопутствующей каждому выходу в море, и особенно в дальний поход, ему нужно было отоспаться.

Вся отдыхающая смена давно уже видела сны. Неспокойно было только в гостевой каюте, хотя об этом никто, кроме её обитателей не мог знать. Пользуясь наличием всех необходимых удобств и запаса продуктов, Светлана и Алексей пытались вместить в предстоящие трое суток плавания весь свой медовый месяц. В полночь с первого на второе июля уже по времени Гонолулу они войдут в одну из мини-подлодок и покинут борт “Томска”, чтобы ещё через шесть с минутами, облачившись в гидрокостюмы и надев “жабры”, выделяющие воздух для дыхания непосредственно из воды, отправятся при помощи бесшумных индивидуальных подводных “мотоциклов” к месту несения службы.

* * *

2 июля 2065 года. 6 часов 55 минут. Остров Линкольна. Скала у пляжа.

Полковник с лейтенантом уже почти три часа ожидали прибытия псевдорусского. Малхольм растолковал Аллану своё понимание фразы “время обычное”, имевшейся в шифровке. Он сказал, что это может быть либо утро от восхода солнца и примерно до одиннадцати часов, либо вечер, начиная с шести и до заката. Поскольку ночью здесь темень, хоть глаза выколи, а очки ночного видения на учениях никто использовать не будет, а днём пляж становится слишком приметным местом для подобных, хотя и учебных встреч.

Солнце давно поднялось, но ещё не добралось до их укрытия возле скалы. Отсюда всё море перед скалой было как на ладони благодаря трём мини-видеокамерам. Картинка складывалась на один широкий экран, а переносной компьютер, анализировавший изображение, должен был среагировать на появление инородного по цвету или форме объекта. Отсутствие в шифровке указания о способе распознавания связника или агента в виде какого-либо пароля, специальных меток или условных сигналов, говорило о том, что встречавший должен был либо знать связника в лицо, либо чётко представлять себе место доставки связного контейнера неким автоматическим аппаратом. Второй вариант был маловероятен, поскольку слово встречать без каких либо уточнений - а именно так оно использовалось в шифровке - относится, как правило, к людям. Но как бы то ни было на самом деле, встречающий должен был лично объявиться в этом месте.

И полковник, и лейтенант молчали. Все слова были сказаны четыре дня назад. Оставались только эмоции, но ни тот, ни другой не спешили их демонстрировать, дабы не выглядеть слабым в глазах оппонента. В значительно большей степени это относилось к лейтенанту. Парень никак не мог пережить, что его, компьютерного гения, смог переиграть какой-то полковник, который свою последнюю программу написал не менее двадцати лет назад неизвестно на каком языке и не должен был знать о современных методах и средствах программирования, а тут вдруг возьми и примени стелс-компьютер. Всё время, прошедшее с момента разговора с шефом, Аллан думал только об Элейн, о своих промахах и желал, чтобы всё поскорее закончилось. За последний час полковник всё-таки попытался несколько раз пошутить, лейтенант же отвечал на это кислыми усмешками.

В последние же десять минут полковник замолчал совсем и стал значительно внимательнее вглядываться в монитор. На пляже так никто и не появился. Но ровно в семь часов в воде метрах в пятидесяти от берега появилась тёмная точка. Сразу же сработала следящая программа, выявив долгожданный инородный объект.

- Всё, парень. Наш гость пожаловал, - произнес Малхольм сосредоточенно. - Будет действовать, когда он начнёт выходить на берег.

- Понятно, сэр, - откликнулся Аллан.

- Только без спешки, он может быть не один.

Морроу на время позабыл о своих проблемах и также уставился на экран. Тёмная точка продолжала постепенно приближаться и её изображение всё увеличивалось. Уже можно было видеть, что это человек в тёмно-синем гидрокостюме. Судя по комплекции мужчина. Наконец, он доплыл до того места, где можно было встать ногами на дно, и пошёл на берег. Аллан рванулся из укрытия. От “пришельца” его отделяло не более пятнадцати метров. Полковник вышел вслед за лейтенантом. Оба они уже не слышали, что компьютер выявил ещё и второй приближавшийся к берегу объект.

“Пришелец” не сразу заметил встречающих и не смог избежать “контакта”. Лейтенант в секунды преодолел расстояние до гостя. И когда тот уже не мог не заметить его, Аллан в прыжке попытался сбить гостя с ног. Но “пришелец” обладал отличной реакцией. Он успел захватить руку лейтенанта и потянуть её на себя. Аллан перевернулся в воздухе, но падая успел сгруппироваться и сделать кувырок. Накатившая волна прибоя накрыла его с головой, но лейтенант сумел быстро подняться и встать в боевую стойку напротив противника, ожидая помощи полковника. Малхольм же достал пистолет и громко крикнул:

- Морроу! Назад!

- Вы что, сэр, с ума сошли?! Мы должны его захватить!

- Всё, парень, игры окончены. Подойди ко мне. Вы тоже подойдите и представьтесь.

Пришелец, принимая человеческий облик, сбросил на песок маску и “жабры” и подошёл к полковнику.

- Капитан Алексей Малахов, Федеральное агентство правительственной связи и информации при Президенте России! - скороговоркой отбарабанил он по-русски и спокойнее добавил - Здравствуй, батя!

- Здравствуй, сынок! - также по-русски ответил Малхольм. - Только мы не в России. Давай докладывай согласно предписанию.

- Лейтенант Аллан Морроу, сэр! - ничтоже сумняшеся отчеканил русский на красивом английском с тихоокеанским произношением.

Истинный Морроу молча глядел на эту сцену. Медленно, но верно к нему приходило осознание того, что его место в этой жизни уже занято. Надо что-то делать, поскольку он не может уже оставаться на этом острове. Он уже никто и никому здесь не нужен. Бежать и сообщить всем на острове, что Малхольм предатель! Невозможно. Все пути перекрыты, да и Элейн всё ещё остается у них. Но полковник обещал, что она будет с ним и что они смогут покинуть остров. Так ничего и не надумав, чтобы можно было начать действовать, Аллан начал оглядываться по сторонам, подсознательно надеясь, что в окружающем пейзаже можно найти какую-либо “точку опоры”. И нашёл. Он увидел двух женщин, спешивших к ним. Это были Элейн и мадам Тайсон. Всегда сосредоточенная и невозмутимая женщина почему-то бежала к ним.

- Алёшенька! - закричала она и бросилась на русского капитана.

- Здравствуй, мам. Успокойся, всё хорошо, - ответил тот, обнимая женщину.

Малхольм подошёл к ним и обнял обоих:

- Всё, мои милые. Свиделись, пообнимались, пора трудиться, - сказал он спокойно опять перейдя на русский. - Мы тут не одни с вами.

- Конечно, не одни, отец, - согласился Алексей. - Вот познакомьтесь, моя супруга Света.

Светлана, наконец, вышла из воды и подошла к мужу и его родителям.

- Поздравляю, сынок, - ещё раз обняла капитана Элизабет и повернулась к девушке. - И тебя поздравляю, дочка. Я такой тебя и представляла.

- Вот как. Неожиданно, прямо скажу. Не очень-то это хорошо, ребята. Тяжко вам придётся.

- Справимся, Сергей Викторович, - подала голос Светлана.

- Ну всё. Все разговоры о нас отставить. На это много времени будет. Сейчас разбираемся с вашими “двойниками” или “оригиналами”, если угодно.

Малхольм, он же полковник Малахов Сергей Викторович, сотрудник Главного управления внешних операций ФАПСИ, направился к Элейн и Аллану, сидевшими обнявшись и терпеливо дожидаясь, чем всё это закончится. Обоим было уже совершенно безразлично чем, лишь бы быстрее всё это осталось в прошлом. Лейтенент-полковник Элизабет Тайсон, она же подполковник Елизавета Александровна Малахова, также сотрудник ФАПСИ и законная супруга Сергея Викторовича, двинулась за мужем.

- Вот, парень, пора подводить истинные итоги, - начал полковник, обращаясь к лейтенанту.

- Лишь бы итоги не подвели нас, - грустно отшутился лейтенант. - Вы обманули меня, сэр. Вы говорили, что вы не русский.

- Нет, парень, я говорил тебе, что я не псевдорусский. Я совершенно натуральный русский, без всяких приставок “псевдо”. Как и моя жена, как ты и Элейн.

- Что толку теперь Вы нас подставили, заставили сделать то, что я сделал.

- Нет, сынок. Это ты зря. Я не заставлял тебя ничего делать.

- Я вам не верю, сэр. Всё что произошло, произошло только потому, что вам это было нужно.

- Да, мне это было нужно. Не буду отрицать, что я хотел тебя заставить. Но жизнь намного сложнее и многообразнее. Всё сложилось так, только потому, что ты полюбил эту девушку, а Элейн тебя. Я к ней тебя не подталкивал. А стимулятор влечения, встроенный в твою кроссовку не сработал. Ты так сильно ударил ею по чему-то твёрдому, должно быть по камню, что он отключился. Так что всё, что между вами произошло - это результат ваших, и только ваших с Элейн поступков, желаний, и - надеюсь, это самое главное - чувств. К тому же согласись, я никоим образом не провоцировал тебя на взлом компьютеров репродукционного центра. Ты сделал это сам.

- Какая теперь разница! Всё уже так или иначе произошло. Произошло так, как было нужно вам. Теперь мы вам не нужны, и вы сделаете так, чтобы нас не стало, чтобы мы исчезли с лица земли.

- Опять ошибаетесь, лейтенант.

- Он теперь лейтенант, а не я, - огрызнулся Аллан.

- Но ошибаетесь, всё равно вы. Вы хорошо помните, что я вам обещал?

- Прекрасно помню! Счастливую жизнь с Элейн и возможность сохранить нашего ребёнка.

- Ну, не счастливую жизнь, а возможность жить вместе и растить вашего ребёнка, а может родить ещё несколько, если вы захотите. И от этого я не отказываюсь. Пока всё идёт нормально. Ребята вот приплыли.

- Что нам ваши ребята?! Я их не знаю и знать не хочу. Откуда они только взялись.

- Всё парень, успокойся. Эмоции сейчас плохой советчик. Мне не нужно, как ты выразился, стирать вас с лица земли. Мне нужно только, чтобы вы покинули остров и переехали в другую страну. Конкретно в Россию. А эти ребята - мой сын и его жена. Они только что из России и приплыли, как ты сам понимаешь. Как приплыли неважно. Это долго объяснять. Сам поймёшь. Для вас важно, что обратный путь предстоит проделать вам. В России вы сможете пожениться без всяких проблем, работу по специальности получите оба. Невесте твоей, правда, недолго придётся поработать. Сначала декретный отпуск предстоит, потом отпуск по уходу за ребёнком. Квартиру вам тоже дадут. С этим проблем не будет. Зарплата только будет поменьше, чем здесь. Но тут уж ничего не поделаешь. А жить можно нормально, если только не одной икрой с осетриной питаться и одежду не от кутюр покупать. Если будет желание, вам помогут перевезти в Россию ваших родителей.

- После всего, что произошло, сэр, это выглядит, как счастливый конец у сказки.

- Это не сказка, Аллан. Это то, что я тебе обещал. Бог даст, всё так и будет.

- Да, сэр. У нас всё равно нет выбора.

- Не надо так обречённо, сынок. Свой выбор и ты, и Элейн уже сделали независимо от нас. Сейчас вы отдадите всю свою одежду Алексею и Светлане, затем наденете их гидрокостюмы. В ста метрах от берега найдёте подводные мотоциклы. Вот ключи активации для них. Как ими пользоваться объяснять нет нужды, тут всё очевидно. Аппараты запрограммированы на возвращение в исходную точку. Там находится мини-субмарина. Вот ключи и коды для неё. Также включится программа возвращения, но на сей раз на большой подводный корабль. Там вас встретят. Всё ясно?

- Да, сэр.

- Тогда удачи сынок. Бог даст, свидимся.

- Может лучше “не дай бог”? - улыбнулся, наконец, Аллан и обнял девушку.

- Всё будет в порядке, ребята. Не бойся, Элли, - заговорила мадам Тайсон-Малахова.

- Надеюсь, мэм, - отозвалась та, подошла и обняла Элизабет.

Аллан мирно пожал на прощание руку Малхольму-Малахову, и вместе с девушкой они отправились к своим преемникам. Две пары молодых людей подошли друг к другу и начали раздеваться, с интересом рассматривая своих неожиданных коллег, особенно противоположного пола. По всей видимости каждый их четырёх пришёл к выводу, что его партнёр самый лучший. Всем им пришлось, правда, побороть некоторую брезгливость, одевая чужое нижнее бельё, но обстоятельства в этом случае были выше соображений личной гигиены. В чужую шкуру влезать надо полностью, без каких-либо исключений. Весь обмен длился не более двух минут. Проблем с размерами не возникло.

Одевшись, Элейн и Аллан не стали уже подходить к бывшим начальникам, а сразу направились к морю. Сделав несколько шагов, они всё-таки вернулись, чтобы попрощаться со Светланой и Алексеем. Парни пожали руки, девушки обнялись, а потом подставили щёки для поцелуя парням. Они ещё раз посмотрели друг на друга. Потом Элейн и Аллан надели “жабры” и маски и, держась за руки, стали входить в воду, как входили уже много раз, но впервые шли одетыми. Для них всё заканчивалось. Заканчивалось на райском острове Гавайского архипелага, чтобы вновь начаться в далёкой стране, где когда-то жили их предки, и которой предстоит стать для них второй родиной, а для их будущего малыша единственной.

Их преемники обнялись и отправились на практике изучать то, что осваивали по фотографиям и видеозаписям, переданным Малхольмом в российский Центр. Начиналась вынужденная разлука. Других трудностей с обустройством и адаптацией пока не предвиделось. Весь личный состав проинструктирован. На острове стало значительно свободнее. Слава Богу, теперь здесь не осталось ни одного американца.

* * *

4 июля 2065 года. Утро. Москва. Кабинет Генерального директора ФАПСИ.

Старошёрстов поднялся со своего кресла, вышел из-за стола и направился к вошедшему в кабинет Матушкину.

- Здравствуй, Александр Васильевич! - приветствовал Виктор Сергеевич друга, пожимая ему руку.

- Здравия желаю, Виктор Сергеевич. Проходи, присаживайся.

- Спасибо, Вить, - Матушкин разместился в предложенном кресле. Старошёрстов сел рядом.

- С чем пожаловал, Саш?

- Ночью, Виктор Сергеевич, пришло сообщение от Сергея. На острове всё прошло благополучно. Наших ребят он встретил, своих отправил. Они на борту “Томска”. Через месяц будут на базе.

- Как забирать будешь?

- Обычным способом. На машине, в закрытом доке. Крейсер по утру приходит, так что лишних глаз и суеты не будет.

- Что с документами?

- Готовы. На имя Владимира Викторовича Муравьёва и Елены Александровны Макаровой. Поживут с месяц в гостинице нашего управления, определимся совместно с местом работы, брак зарегистрируем, тогда и в город выпускать можно будет.

- Как девушка путешествие переносит?

- До мини-подлодки с трудом добралась. Организм не настолько хорошо тренирован, не сравнить с нашими.

- Она теперь тоже наша.

- Да. Конечно, наша. Тут другая проблема есть. Ей ещё месяц в субмарине сидеть, а организм перестраиваться начнёт. На этот случай в каюте мы оставили необходимые средства от токсикоза и подобных неприятностей.

- Разберётся, наверное. Она же медик.

- Начинающий. Ну, ничего. Не она первая, и, надеюсь, не она последняя, да и парень рядом.

- На службу их к себе возьмёшь?

- Надеюсь, если ты не переманишь. Сергей говорил, что парень очень толковый. Девушке же поучиться придётся. Думаю, начнёт потихоньку, пока с ребёнком сидеть будет. Надеюсь, справится. Лишь бы они сами не возражали. Вот с квартирой бы им помочь.

- Поможем. Не каждый день гавайские острова под полный наш контроль переходят. Хоть звёздно-полосатый флаг снимай. Буду завтра на докладе у Президента, изложу ситуацию.

- А вот этого-то, Виктор, ни в коем случае делать нельзя. Это мы с тобой профессионалы, а он всего лишь публичный политик. Нечего его в наши дела посвящать. Пусть он и главнокомандующий. До окончания операции мы имеем полное право никому ничего не докладывать. Небось ты не забыл, как в Институте рассказывали, как один такой публичный с фамилией на букву “бэ” в конце прошлого века американцам всю схему прослушивания нового здания их посольства на блюдечке с голубой каёмочкой преподнёс. Ты тоже в учебники попасть хочешь?

- Не хочу, Саш. Но тогда с квартирой нам самим выкручиваться придётся. Точнее тебе самому. Дополнительно мне никто ничего не даст.

- Сергеич! - возражающим тоном заговорил Матушкин.

- Что, Сергеич? Сергеич не бог. Чтобы тебе дать, я у кого-то отнять должен.

- Сергеич! У меня таких квартир нет. Ребят обидеть нельзя, а они к удобствам привыкли. Скандал может получиться.

- Тогда так давай поступим. Ты решаешь эту проблему сам, так как считаешь нужным, а я тебе потом из других статей компенсирую.

- Когда?

- В конце года, как всегда.

- Вот это другой разговор, а то Президенту он докладывать собрался.

- Ну, не подумал.

- Вот так один раз не подумаешь, и американцы остров с довольствия снимут со всеми вытекающими.

- Ну, не до такой же степени!

- Кто знает. Вот ещё, Виктор Сергеевич. Светлана моя туда беременной прибыла.

- Так это же неплохо.

- Даже хорошо. Только надо что-то сделать, чтобы они не мучались, как Серёга с Елизаветой. Ты намекал, что можно им помочь. Пусть ребята ещё разок поженятся.

- Организуем, Саш. Всё уже делается.

* * *

14 сентября 2065 года. Соединённые Штаты Америки. Агентство национальной безопасности. Кабинет Директора.

Был уже полдень. Уже около двух часов продолжалось обсуждение проекта реформирования репродукционных центров, расположенных на специальных базах Агентства. Представлявший этот проект помощник Директора АНБ Юджин Смайли сначала около часа рассказывал о том, как выгодно со всех точек зрения перейти с инкубационной системы выращивания генетически здоровых детей на семейную. Точнее возвратиться к этой системе. Убеждённо и уверенно он говорил о том, что предыдущая программа сохранения и восстановления генетического потенциала нации уже практически реализована. Появилось достаточно большое количество генетически здоровых людей, к которым относятся и все те люди, что служат в Агентстве национальной безопасности.

Господин Смайли долго обосновывал то, что участие отцов в воспитании детей становится необходимым, для чего и представляется насущно важным восстановления института семьи и, как следствие, брака, в репродукционных центрах Агентства. Разумеется, придётся пойти на определённые издержки для строительства домов, где могли бы размещаться новые семьи, но эти расходы окупятся с лихвой, когда основные заботы по содержанию детей возьмут на себя родители. Сама собой отпадёт необходимость проводить сложные дорогостоящие расчёты для подбора партнёров и поиска нужного сочетания генетических структур родителей, хотя выбор ограничен персоналом центров и специальных баз. Гораздо проще будет среди большего количества детей при помощи разнообразных тестов выявлять склонность ребёнка к той или иной сфере деятельности и в дальнейшем соответствующим образом строить его воспитание и выбирать подходящий профиль образования.

Важно также обратить внимание на то, что в семьях не должно быть более трёх детей, иначе это может отрицательно сказаться на их воспитании. Мать либо не сможет уделять достаточно внимания всем детям, либо будет серьёзно переутомляться. Что в равной степени недопустимо.

На первых порах необходимо будет совместить имеющуюся в настоящее время систему с новой, по крайней мере на период создания достаточного количества семей из генетически здоровых мужчин и женщин. Причём в первые пять лет этот эксперимент должен проводиться на трёх специальных базах Агентства в разных климатических зонах, а начать желательно с базы, расположенной на острове Линкольна, где благоприятные климатические условия позволяют вести строительство круглый год, и новые дома, естественно, обойдутся значительно дешевле, нежели в более холодных по климату местах.

Ответив затем на все вопросы, возникшие у слушавших его руководителей различных подразделений Агентства, Юджин Смайли - он же кадровый сотрудник Службы внешней разведки России полковник Евгений Петрович Смехов - положил папку с докладом на стол Директора. Тот поднялся с места для завершающего слова. Выдержав начальственную паузу, он произнёс:

- Итак, господа. Думаю, мне много говорить не придётся. Я не услышал серьёзных возражений против нашей программы, в то время как её преимущества очевидны. Будем докладывать Президенту и затем начнём реализовывать. Кстати, кто у нас руководит базой на острове Линкольна? - Директор обратился к начальнику Департамента генетической безопасности.

- Начальник базы полковник Серж Малхольм, начальник репродукционного центра лейтенант полковник Элизабет Тайсон, господин Директор.

- Необходимо будет встретиться с этими людьми, с тем, чтобы они правильно восприняли нашу программу. У них появятся новые обязанности. В связи с этим нужно будет рассмотреть возможность повышения их служебного статуса. Благодарю всех за внимание, господа. Все свободны. И да поможет нам Бог!

Москва. Февраль 1999- август 2000 года.