проявлять высочайшее уважение к жизни человека..."
(из клятвы российского врача)
И они пришли. Совсем тихо. Не отбрасывая тени. Не оставляя следов. Но я знаю, они здесь, вижу их легкие силуэты. Как и в предыдущие наши встречи: стоят чуть поодаль, не двигаясь, не произнося ни слова. Лишь смотрят, и их взгляд не излучает добра или зла. Он пуст, глубок и, кажется, способен поглотить меня в любую секунду...
Надавливаю чуть сильнее, и игла с легкостью проникает в вену. Смутное движение сбоку, но я стараюсь не обращать внимания. Мой взгляд сосредоточен на делениях шприца. Совсем медленно, едва заметно, поршень движется вперед. Лекарство смешивается с кровью, оно знает свое дело. Ему не нужны чьи-то приказы или разрешения. Оно само по себе, подчиняется лишь законам химии.
Дыхание пациента восстанавливается, хрипы едва слышны. Вывожу иглу, прижимаю ватный тампон к маленькой красной точечке - именно так выглядит спасение.
С самого детства я считал, что рожден для великих дел. Надеялся, медицина - именно то ремесло, которое сможет принести мне удовлетворение. Но все оказалось гораздо прозаичнее, чем мечталось, и рутинная работа изо дня в день навевала скуку.
- Спасибо, - шепчет мне старик, сдерживая кашель.
- На здоровье, - бросаю чеканную фразу, не заботясь об интонации, и оборачиваюсь к дверному проему.
Мой взгляд замечает троих.
Они так похожи между собой, словно кровные братья: высокие, худые, с узкими лицами и блеклыми серыми глазами. Я открываю рот, дабы спросить, что эти незнакомцы забыли в моем отделении среди ночи, но не успеваю произнести и слова. Хрип старика отвлекает меня. Оборачиваюсь к кушетке и вижу, как пациент, которого я минуту назад спас от удушья, харкает кровью.
Старик пытается подняться на локтях, испуганные глаза следят за мной. Но я... не Бог. Всего лишь - медбрат.
- Лежите, не двигайтесь, - мой голос спокоен, - сейчас мы вам поможем.
С каких пор я стал говорить о себе во множественном числе? Нет времени думать об этом. Быстрым шагом иду к посту, не забывая по дороге разбудить санитарку, хватаю телефонную трубку и вызываю дежурного врача. И вот он склоняется над пациентом, листая историю болезни и удивленно хмыкая.
- Ну, и чего мы умираем? - спрашивает доктор.
Наверное, это риторический вопрос. В любом случае, в тот момент старик уже не может ответить. Я смотрю на кровь, что быстро впитывается в принесенные санитаркой простыни, но не чувствую отвращения, страха или на худой конец - удивления. Кажется, не чувствую ничего. Словно это происходит не здесь и не со мной, а где-то очень далеко. Настолько далеко, что это совершенно меня не касается.
Все кончено. И вот, спустя три года работы медбратом, приходится впервые делать это: отрываю кусок бинта и связываю старику ноги на уровне щиколоток, затем перехожу к сложенным на груди рукам, осторожно делаю бантик на запястьях, а напоследок - приступаю к голове. Подкладываю сложенный в несколько раз бинтик под подбородок и подвязываю челюсть, очень аккуратно, не затягивая сильно, дабы не остались следы.
Когда вся беготня уже позади, а на каталке в конце коридора лежит мой пациент, накрытый простыней с головы до пят, я стою в курилке. Много раз мне рассказывали о больных с последней стадией рака легких, у которых внезапно открывалось кровотечение. Сегодня удалось увидеть все лично. Я знаю, моей вины в этом нет, ничем помочь в такой ситуации практически нельзя, но собственное холодное спокойствие немного пугает. Разглядываю потемневший в середине фильтр сигареты и делаю очередную затяжку. Казалось, после ночных событий должен был бы выбросить пачку в мусорку и не спать как минимум пару суток. Но... глаза слипаются, а вкус табака доставляет истинное наслаждение. Смерть не стала страшить меня сильнее, ни своя, ни тем более - чужая.
Именно в тот день, много лет назад, я впервые столкнулся с ними, но не придал нашей встрече никакого значения. И вовсе не потому, что был слишком поражен случившемся.
Говорят, смерть своего первого пациента запоминаешь навсегда. Каждая мелочь отпечатывается в сознании: лицо, одежда и конечно же - имя, словно ты знал этого человека с самого детства. Но в моем случае все обстояло иначе. Тогда я был молод, наивен, силен как физически, так и духовно. И думал, равнодушие можно легко списать на отсутствие понимания... понимания того, что такое смерть. Так ли это было на самом деле?
Прошло три года, прежде чем я вновь встретил их.
В реанимации всегда светло и тихо. Белые стены успокаивают лучше любого лекарства. Яркое солнце врывается в окна и бликами рассыпается на кафельном полу. Спокойно наблюдаю, как над моим пациентом кружит медперсонал. Теперь я - врач, но мой терапевтический профиль слишком узок, чтобы напрямую вступать в схватку со смертью. Остается лишь смотреть на мониторы и ждать. Переминаюсь с ноги на ногу, поглядываю на часы и краем глаза замечаю троих мужчин: их черные костюмы словно выцвели на солнце, а лица напротив - бледны, как у подземных жителей. Кто их пустил в стерильное отделение? Шагаю навстречу, но вдруг молоденькая медсестра преграждает мне путь.
- Ваш пациент скончался, - в ее глазах печаль столь велика, что мне становится жутко, ведь я не чувствую ничего, лишь - любопытство. Кто они? Но троица уже исчезла так же внезапно, как и появилась.
Спускаюсь вниз, в свое отделение. В ординаторской меня встречает Анна с заготовленным вопросом:
- Ну что? Выкарабкался?
Отрицательно качаю головой, несколько секунд молчу, а потом выдаю:
- Сейчас я видел странных людей.
- Знаю, - говорит она нежно, сжимая мою ладонь. - Я тоже часто удивляюсь, как можно работать там, наверху.
Мне не впервой сообщать плохие новости, но каждый раз задумываюсь, все ли делаю правильно. Важны ли слова в предложениях, интонация? На мой взгляд, это один из немногих случаев, где тяжесть фразы никоим образом не зависит от того, насколько умело ты ее произнесешь. Часто наблюдая за коллегами, я понял одно: мы - не актеры. И я не стану хлопать родственников пациента по плечу, не буду листать историю болезни, пряча глаза, или сыпать медицинскими терминами направо и налево, пытаясь показать тем самым, насколько серьезным было заболевание.
Мой шаг спокоен. Я не выдавливаю из себя гримасу скорби. Он не был мне другом или родственником, лишь - пациентом. И нас сближала только моя подпись под диагнозом. Я говорю все как есть. Знаю, сделал все что мог, моя совесть чиста.
Тяжелый рабочий день позади, дома уютно и тепло: в одной руке - медицинский журнал, в другой - чашка чая. Анна садится рядом, кладет подбородок мне на плечо и тихо шепчет:
- Они так смотрели, словно это ты его убил.
- Да, их можно понять. Большое горе...
- Не знаю, выдержала бы такой взгляд...
Я чувствовал, она хочет сказать что-то еще, но не решается, поэтому молчал, позволяя ей собраться с мыслями. Спустя несколько минут Анна заговорила:
- Ты когда-нибудь убивал пациента? Ну... совершал ошибку, которая стоила жизни?
- Нет, - я задумался, - сомневаюсь. А ты?
- Однажды, в первый год работы, - пауза длится долго. - Так хочется забыть...
Анна вдруг вздрагивает, закрывает лицо ладонями. Она плачет, ждет от меня утешения. Я обнимаю ее нежно и говорю, тихонечко, на ушко, словно нас может кто-то подслушать:
- Ошибки бывают у всех.
- Но ведь у тебя не было! - она вдруг отталкивает меня, словно я в чем-то виноват. - Что если за это меня ждет ад?
Я запнулся, подбирая слова. Анне удалось поставить меня в тупик. Кто бы мог подумать? Ни разу за нашу совместную жизнь не упоминала Бога, а, оказывается, боится ада.
- На мой взгляд, всем медработникам предоставляется путевка в Рай, без лишних слов, - улыбаюсь.
Вдруг вспоминаю троих мужчин, возникших этим утром словно из воздуха посреди коридора реанимации, и так же неожиданно испарившихся. Может быть, это именно тот шанс, на который я надеялся всю жизнь. Ведь с самого детства чувствовал, что создан для чего-то большего, чем та пустая обыденность, которая меня поглотила.
- Ты веришь в ангелов? - спрашиваю ее. - Знаешь, кто-то присутствовал сегодня в реанимации...
Приходится рассказать все. Анна внимательно слушает, а потом выносит свой вердикт.
- Слишком уж мрачные...
Я пожимаю плечами, мы разговариваем весь вечер, но так и не приходим к единому мнению, кто же они такие.
Незаметно пролетели еще три года. И вот я столкнулся с таинственной троицей так близко, как никогда прежде.
Моя машина мчится по шоссе. Уже давно за полночь, дороги практически пусты. Вижу вдалеке сигнальные огни скорой помощи, сбрасываю скорость. Тихонечко проезжаю мимо вылетевшей на встречку иномарки с обезображенным передком. Ищу глазами вторую машину, но не нахожу. У края дороги крутятся врачи. Чуть поодаль замечаю мотоцикл, а вернее то - что от него осталось. Теперь все ясно. И я бы поехал дальше, и вскоре совершенно забыл увиденное, но... трое мужчин в костюмах приковывают мой взгляд.
Я тут же притормаживаю и паркуюсь на обочине в двухстах метрах от места аварии. Сначала долго смотрю в зеркало заднего вида, и лишь потом выхожу из машины. А почему бы нет? Я так долго ждал этой встречи.
Они стоят у распахнутых дверей скорой помощи, свет из салона не задерживается на них, ровно ложится на асфальт. Я вдруг понимаю, что не вижу теней. Становится не по себе, немного жутко, совсем чуть-чуть. Но любопытство заставляет идти вперед. Когда я уже близко, один из троицы оборачивается, притом делает это мгновенно: раз... и он уже стоит лицом ко мне. Я вздрагиваю и останавливаюсь. Наши взгляды встречаются: мой - слегка испуганный и удивленный, его - спокойный и равнодушный. Едва я раскрываю рот, чтобы спросить, кто они такие, как троица исчезает, растворяясь в воздухе прямо на моих глазах. Я долго стою неподвижно, пытаясь осмыслить произошедшее.
- Вам больше нечем заняться, кроме как глазеть? - бросает мне водитель скорой.
- Я - врач, - оправдываюсь, словно именно забота о пострадавшем заставила меня выскочить в ночь из своей машины.
- Как видите, помощь уже не нужна, - хмыкает он, закуривая.
На носилках в скорую загружают мотоциклиста, простыня, накрывающая его, пропиталась кровью. Мой взгляд лишь на секунду задерживается на расплывающихся пятнах, затем я оглядываюсь по сторонам в надежде вновь увидеть троицу в выцветших костюмах и иду прочь. Здесь больше нечего делать.
Наверное, именно в ту ночь моей навязчивой идеей стало найти их, увидеть еще раз, встретиться лицом к лицу. И наконец - спросить, и получить ответ. Я жаждал знать, кто они и почему именно мне дозволено видеть их смутные силуэты. Должна же быть какая-то причина.
В погоне за смертью, я брал самых тяжелых больных, по несколько раз на дню посещал реанимацию, с радостью соглашался на ночные дежурства по диспансеру, но все мои усилия оказались тщетны. Поймать старуху с косой так и не удалось.
Не стоит отрицать, я зациклился и порой не соображал что творю, но никогда не переходил черту простого наблюдателя, хотя мысли об убийстве не раз возникали в моем сознании. Но я хорошо помнил клятву Гиппократа, да и совесть, неустанно следящая за мной, не позволила бы сделать что-то подобное.
Ожидание было мучительным, но новая встреча все же состоялась, пусть и не так скоро, как я этого хотел.
Субботним вечером смотрю телевизор, не долго задерживаясь на какой-либо программе. Вдруг торопливый стук в дверь отрывает меня от очередного ток-шоу. Я радостно подскакиваю с дивана, желая встретить Анну, но за порогом - сосед. Его руки в крови, а испуганные глаза сморят на меня с надеждой. И я вновь вспоминаю, что профессия врача не подразумевает выходные.
- Моя жена, - произносит сосед и тащит меня к своей квартире, оставляя красные пятна на любимой футболке.
Женщина лежит посреди кухни. Мне хватает одного взгляда, чтобы понять, насколько все серьезно: бледное лицо, посиневшие губы и много крови, беспрепятственно растекающейся по линолеуму.
Не тратя время на расспросы "что к чему", я осматриваю пострадавшую, быстро определяя источник кровотечения. Им оказывается - подмышечная артерия, пережать которую практически невозможно в бытовых условиях.
Я старался как-то помочь или хотя бы сделать вид, не стоять же истуканом, хотя прекрасно осознавал, как минимальны шансы. Пытаясь прижать артерию пальцами, я осматривался по сторонам, восстанавливая картину несчастного случая.
Наверное, женщина доставала с верхней полки кухонного шкафчика трехлитровые банки, когда вдруг потеряла равновесие. Ножки табурета подкосились, стекло посыпалось на пол. Должно быть, она взмахнула руками в надежде за что-нибудь уцепиться и, падая, чересчур "удачно" приземлилась на осколок. А дальше - дело за малым, кровь быстро покидала тело, забирая с собой и жизнь.
Вдруг я словно почувствовал чье-то присутствие и, обернувшись, заметил троих. Прошло несколько лет с нашей последней встречи, но я ничего не забыл. Понимал, как мало времени нам дано, ведь таинственная троица исчезнет вместе с последним вздохом женщины. Поэтому крикнул соседу, чтобы тот вызывал скорую. И едва он скрылся в другой комнате, я прекратил бессмысленные попытки оживления и направился к призрачным незнакомцам, чьи бледные лица с пустыми равнодушными глазами так привлекали меня.
С моих губ сам собой сорвался вопрос:
- Почему я?
Но ответа не последовало. Я протянул руку, желая узнать, какова на ощупь ткань их выцветших костюмов, но... ничего не почувствовал, словно впереди и не было никого.
- Зачем вы здесь?
Они молчат, лишь смотрят, и их взгляд такой же отстраненный, как и в другие наши встречи. Словно нет ничего удивительного в том, что я обращаюсь к ним, могу их видеть. Делаю шаг вперед, но они исчезают, а навстречу из комнаты выбегает сосед.
- Ну как она?
- Мне очень жаль, - спокойно говорю я, наблюдая, как искажается его лицо, - серьезное ранение, кровотечение нельзя было остановить.
А я ведь даже не посмотрел на нее, не прощупал пульс. Мне не нужно было большего подтверждения, чем исчезновение таинственной троицы. Возможно, я полностью доверял этим худощавым парням с узкими лицами, но скорее - доверял тому, что заставляло их появляться в нужном месте в нужное время. Той силе, что всегда приходила вовремя, никогда не опаздывая и никуда не торопясь. Кажется, доверял самой смерти.
Ну и что с того? Это нисколько не помогло мне хоть на шаг приблизиться к ответам на те вопросы, которые уже многие годы терзали меня. Фактически: видел следствие, но не понимал причины.
Я посмотрел на испачканные пальцы, а затем на женщину, чья кровь в буквальном смысле была на моих руках. Порылся в памяти, вспоминая все, что знал о подобных ранениях и способах остановки кровотечения из подмышечной артерии. Проверял, не упустил ли чего. Нет. Все верно. Я был хорошим доктором: быстро определил диагноз и знал варианты лечения, только вот с учетом ситуации случай оказался безнадежным. Приехавшие спустя несколько минут врачи скорой помощи подтвердили мои предположения. И тогда я со спокойной душой вернулся домой.
Помню, той ночью долго не мог уснуть, все время вспоминал безразличный взгляд серых глаз. Что-то было в нем... что-то до жути знакомое. Иногда, в темноте мерещились бледные вытянутые лица над опущенными плечами. Таинственная троица не оставляла меня и во сне: я отчетливо видел их, столь похожих, практически одинаковых. То они стояли ко мне спиной, то вдруг разворачивались, а затем вновь возвращались в исходное положение и представление начиналось с начала. Бывало, это происходило столь быстро, что я переставал понимать: вижу ли перед собой лицо или затылок?
Каким же усталым я проснулся, словно и на секунду не сомкнул глаз, но воскресный день, проведенный с Анной на свежем воздухе, быстро развеял воспоминания о недоброй ночи. Нет, желание выяснить, почему именно мне досталась способность увидеть эту таинственную группу наблюдателей, никуда не исчезло. Просто, учитывая предыдущий опыт, я решил не гнать лошадей. Если есть какая-либо внятная причина, рано или поздно она выяснится. Оставалось лишь ждать.
И прошли годы, многое изменилось. Моему сыну уже удавалось обыгрывать меня в шахматы, а жена перестала выводить цифру на праздничном торте в день моего рождения, видимо та пугала ее не меньше, чем меня.
Знания и опыт в области медицины преумножались с годами. Я был отличным специалистом, и в частной клинике это достаточно ценили. Мой автомобиль стал круче, а квартира - больше. И все меньше приходилось сталкиваться со смертью пациентов. Ко мне приходили люди, я слушал их, осматривал, давал советы, а затем - выписывал рецепты на специально приготовленных для этого бланках с моей фамилией. Прекрасно понимал, что делаю, умел лечить, и от слов благодарности у меня уже болели уши, а от фразы "на здоровье" была мозоль на языке. Но несмотря ни на что давняя мечта о том, будто судьбой мне предначертано что-то большее, не покидала меня.
И в один прекрасный день, я вновь встретился с призрачными парнями в выцветших костюмах, и очень удивился, потому что...
...их было только двое.
Поздним вечером я не торопясь шел от стоянки в сторону дома. Внимательно смотрел под ноги, чтобы в темноте не споткнуться и не сломать себе что-нибудь. Этот участок дороги вдоль заброшенного детского садика уже давно никто не ремонтировал. Вскоре позади послышались быстрые шаги. Они приближались, вдруг кто-то похлопал меня по плечу, и лишь только я обернулся, в грудь мне вонзили лезвие ножа.
На мгновение мир словно остановился, а затем - все вокруг завертелось, я упал на асфальт, сжав зубы от боли. Какой-то парень выхватил у меня из рук барсетку и побежал прочь. Сам не знаю зачем, я пытался проследить за ним взглядом, но из этого ничего не вышло, вокруг меня все больше сгущалась темнота...
И они пришли. Совсем тихо. Не отбрасывая тень. Не оставляя следов. Но я знал, они здесь, видел их легкие силуэты. Как и в предыдущие наши встречи: стоят чуть поодаль, не двигаясь, не произнося ни слова. Лишь смотрят, и их взгляд не излучает добра или зла. Он пуст, глубок и, кажется, способен поглотить меня в любую секунду...
Сначала я подумал, что ошибся, но нет... Их только двое. И мне не страшно, вдруг начинаю понимать. Ответы на вопросы, оказывается, так просты. Голова кружится, становится холодно. Мои глаза уже закрыты, но я все еще отчетливо вижу двух худощавых парней с бледными узкими лицами. Не трудно догадаться, для кого они оставили между собой пустое место.
Теперь причина не важна. А следствие...
Вероятно, уже через несколько минут, я буду находиться в другом месте, выглядеть немного иначе, и на мне будет отлично смотреться выцветший костюм.
Видимо, я чем-то заслужил, что даже после смерти у меня не будет выходного.