Однажды Хардкор Твердокорыч почувствовал нестерпимое жжение в области левого глаза. Начесывая и натирая его изо всех сил руками, Хардкор так разошелся, что влез почти по пояс в заглазье, где внезапно нащупал остатки своей потрепанной души. Остатки покоились в солевом растворе чистейших слез, похожий на маринад для хранения тайн и несбыточных мечтаний. Хардкор схватил душу за шкирку и резким движением выудил ее наружу, тем самым обнажив ее скрытую суть. Обнаженная заметно смутилась и как-будто покраснела от стыда. Видок у нее был тот еще! Жалкий, пристыженный, простуженный. Однако это внешняя сторона положения. А внутри души имелась очень тонкая организация эфемерной структуры, которая не привыкла оставаться на людях в чем мать родила.
Эта самая организация тотчас отскочила от Хардкора в сторону, отлетев куда-то в направлении обрыва. Твердокорыч помчался было догонять ее, но - куда там! Душа была в разы спортивнее и ловчее его. В общем, порхнула с обрыва судьбы в пропасть невежества и порока, потерявшись из виду окончательно. "Наверное, отлетела, - решил он, - Или разбилась. Все это полная фигня и глупые байки, что душа якобы возносится вверх, на небеса. Да ничего подобного! Только вниз, и только падение".
Без души Хардкор, конечно, мог продолжать свое полное смысла существование, но теперь ощущался легкий душевный дискомфорт. Как-будто у него забрали то, к чему он сильно привязался и привык. То, к чему всегда лежала душа. В общем, без души было довольно неуютно. С другой стороны - ничего не волновало, не напрягало, не душило моралью. В целом было очень даже спокойно и удобно. Появилась даже какая-то легкость и гибкость в теле, как будто с плеч многотонный груз свалился. Оставалось только решить вопрос с совестью, порядочностью и добротой, этими навязчивыми спутниками души. Как Хардкорыч лишил себя этих качеств мы не знаем, потому что дело это личное, и дело, во многом, интимного свойства.
Теперь идет Хардкор по улице жизни припеваючи, а где-то даже танцуючи, не имея никаких душевных притязаний. Но если говорить языком сравнений - совсем как сыр без масла. Как будто не хватает какой-то капли социальной смазки для индивидуально работающего организма.
С мыслью вмазаться в социум Хардкор и завернул в попутное кафе. В помещении играл тихий душевный лаунж, люди за столиками вели душевные беседы, ароматно разносился запах душистого кофе - все было по душе, с душою, от души. Но не для Хардкора. Его со всех сторон грызли медведи гризли, которые являли собою сомнения по поводу правильности выбора бездушной позиции. Чтобы дать своим медведям немного остыть, он присел за столик, заказав чашку горячего кофе. Под утро, когда кофе так и не принесли, Хардкор, словно оплеванный шакал, у которого отшакалили последнее, угрюмо выволок свое тело на безлюдную улицу. В лицо дул ветер одиночества, а в спину - из дверей кафе - издевательски усмехалась вывеска "Бездушных не обслуживаем". На душе, которая сбежала, было тоскливо и мрачно, а на улице - ни души, с кем можно поговорить по душам, ну или просто придушить в отчаянии. "По-моему, тут что-то не так" - подумал Хардкор, как думают люди, которые не согласны с происходящим вокруг. Однако вокруг ничего не происходило, все движение было внутри Хардкора, и несомненно в его голове. Так, с трудом передвигая сизифовы кубы с неподьемными мыслями, он забрел к обрыву, с которого совершила падение его душа. В голове в тот же миг закрутило сверлом: Если прыгнуть в бездну, то произойдет обратное соединение с потерянной душой. Либо ничего не получится, и все кончится печально, но будет все равно лучше, чем теперь. Он посмотрел вниз, на недосягаемой высоты низ обрыва, которого, как ни вглядывайся - не видно, и отчего-то вспомнил Ницше, который так же, стоя у края зияющей бездны, всматривался в ее глубины, а она, в свою очередь, любовалась своим героем. Потому что знала, сколько ни молись Фридрих своим отвергнутым богам, а падение все равно неизбежно. Даже если ты уберменш или супермен на пике сверхспособностей. Хардкор встал на край и, балансируя и чуть качаясь на лезвии небытия, без раздумий бросился вниз.
В полете думалось о разном, но главным образом - о цели этого самого полета, и она отчего-то никак не достигалась. "Наверно, там очень глубоко, оттого и лететь долго"- решил Хардкор. Когда же он наконец со свистом приблизился к пункту назначения, то не разбился о камни в лепешку, как этого мог ожидать искушенный драмедиями театрал с партерного ряда, а всего лишь вывалился из своего же Заглазья, в котором пребывал последние несколько минут. Глаз уже не чесался, только немного радостно щемило душу в том месте, где ей положено болеть, радоваться и ощущать простое человеческое счастье - жить.