Аннотация: Как Конан попал в Вендию? По воле Асуры ))
Моша Сергей
"ЗОЛОТОЙ ДИРХЕМ"
1.
- Ну, вот наконец и граница. - произнес черноволосый всадник, обращаясь к своему коню. - А вон, кажись, и тот трактир, о котором трепался пройдоха Шакид, объясння, как добраться до Забарского перевала не рискуя лишний раз попасться на глаза туранским стражникам.
Конан легко тронул поводья, побуждая своего скакуна прибавить ходу. За то время, пока киммериец добирался от Замбулы до восточной границы Турана, он и гнедой жеребец привыкли друг к другу, и умное животное научилось правильно реагировать на малейшее движение своего всадника.
По узкой каменистой тропке они спустились в небольшую долину, окруженную скалами предгорий Химелии: величественные вершины, увенчанные снежными шапками, заслоняли собой весь горизонт на востоке. Долину пересекал не глубокий, но бурный ручей, весной превращавшийся в настоящую реку. На одном его берегу раскинулось селение овцепасов и охотников - извечных обитателей долины, а на другом, ближе к видневшейся на далекой скале пограничной крепости, охранявшей Забарский перевал, пристроился трактир "Три скелета", последний оплот цивилизации в этих краях. Дольше были только неприступные горы, бездонные пропасти и острые кинжалы диких горцев.
Въехав во двор, окруженный на случай каких-нибудь пограничных неприятностей довольно высокой стеной, сложенной из огромных булыжников, Конан бросил медную монетку слонявшемуся без дела мальчишке в фартуек и, оставив его заботам коня, вошел в трактир. На минуту задержавшись у порога, киммериец окинул быстрым внимательным взглядом посетителей, освещенных солнечным светом, пробивавшимся сквозь узкие бойницы-окна. Судя по всему, погонщики караванов, пастухи, перегонаявшие через горы отары овец на продажу, солдаты из крепости и надменные парни со свернутыми в кольца бичами у пояса, на которых хмуро поглядывали все остальные, - наверняка надсмотрщики с близлежащих рудников или каменоломен, - были обычной публикой этого заведения. Несколько странно смотрелись лишь вполне прилично выглядевшие люди, одинаково одетые во что-то вроде белых балахонов, и все, как один, имевшие крепкие посохи и дорожные сумки. Они занимали отдельный стол, но не показались Конану подозрительными - обычные безобидные паломники, последователи какого-нибудь из многочисленных культов Гибории.
- Пожрать и выпить, - Конан подошел к стойке и бросил на нее золотой с чеканным профилем Ездигерда. Широкая ладонь трактирщика лениво накрыла его, тут же препроводив в необъятный карман засаленного передника.
- Если господин немного подождет, то я смогу предложить ему великолепное жаркое из молодого козленка, подстреленного высоко в горах сегодня утром, - без излишнего подобострастия проговорил трактирщик, как ни странно, заботившийся о своей репутации в этом месте, связанном с цивилизацией лишь проходившими туда и обратно караванами да туранским гарнизоном, и при том условии, что конкуренция у него отсутствовала напрочь. - И вино к жаркому.
- Хорошо, я подожду, - согласился Конан. - Но выпить - сейчас же, иначе я умру от жажды или задохнусь от пыли, которой наглотался по дороге сюда.
- Да, лето - не самое лучшее время для путешествия в наших краях, - согласно покачал головой трактирщик, ставя на стойку глиняную кружку и наполняя ее розоватой жидкостью из запотевшего от холода кувшина. - Но в другое время здесь еще хуже.
Конан отхлебнул из кружки и довольно причмокнул губами:
- Хорошее вино, хозяин. Даже в Султанапуре не каждый держит у себя такое, хоть все кабатчики заявляют, что лучшее - только у них.
- Горный виноград, господин, - расплылся в улыбке польщенный такой оценкой трактирщик. - Солнце и чистый воздух - вот что такое это вино.
- Тот, кто выращивает столь великолепный виноград высоко в горах, наверняка должен знать и пару тропок, ведущих в Вендию в обход Забарской таможни. - подмигнул ему Конан, переходя к главному. После приключений в Замбуле и кое-каких делишек, стоивших подданным туранского владыки Ездигерда кому кошелька, а кому и самой жизни, киммерийцу встреча с пограничной стражей не сулила ничего хорошего.
- Если господин так хочет попасть в страну золота и огромных змей с капюшонок, не поставив в известность об этом Хаким-шаха, начальника гарнизона, то для этого есть только один путь. - потишив голос, заговорил трактирщик. - Правда, его надежность несколько сомнительна...
- Это меня не смущает. - Конан припечатал к стойке еще один золотой.
- Дорога паломников. - трактирщик кивнул в сторону странников в белых балахонах. - Эти люди принадлежат к некоей секте культа Ахуры, у их учения есть некоторые отличия в обрядах от вендийцев, чьим богом является Ахура. И их вера предписывает им раз в год ходить на поклонение к некоему священному месту, где расположен, по их уверениям, старейший храм Ахуры, которого они еще называют Ахура Мазда. Храм находится где-то в глубине Химелийских гор, и чтобы туда попасть совсем не нужно показываться на таможне - эта дорога ведет не через Забар. Существование второго пути, по которому из храма можно добраться в Вендию, ничем не подтверждается...
- Но никто и не говорил, что этого пути нет? - понимающе кивнул Конан.
- Да. Но он может оказаться слишком трудным, - ответил трактирщик и добавил еще тише. - Мало кто из самых ловких контрабандистов рискует воспользоваться им --паломников, находящихся под покровительством Ахуры, почитаемого в этих местах, не трогают даже разбойники, от которых не защитит ни оружие, ни сила, ни хитрость. Оч-чень опас-сный путь. Проще дать бакшиш на таможне.
- Чхал я на этих разбойников. - Конан самоуверенно погладил рукоять своего огромного двуручного меча в потертых ножнах.
- Тогда господину следует продать своего коня - в окно я заметил, что это очень благородное животное, но дорога паломников доступна только пешим путникам или же горным козлам. - посоветовал добросердечный трактирщик. - А к паломникам можно присоединиться без объяснений. Они весьма нелюбопытны в том, что их не касается.
- Что ж, в таком случае я хотел бы поговорить о цене, за которую ты согласишься взять мое "очень благородное животное", тобишь моего коня. - и Конан продолжил беседу, между делом порядочно уменьшив содержимое кувшина, из которого раздобревший хозяин "Трех скелетов" подливал и подливал в его кружку не считая, попутно поведав ужасную и, несомненно, выдуманную от начала и до конца историю, давшую название его заведению - что-то о черном колдовстве и оживших мертвецах.
Увлеченный едой и разговором, Конан совершенно не заметил того, каким взглядом сверлил его спину длиннорукий коротышка, затаившийся за дальним столом у стены. Не заметил он и того, как коротышка куда-то исчез на время, а потом вновь вернулся, крутясь поблизости от киммерийца и будто невзначай прислушиваясь к его болтовне с трактирщиком.
2.
А между тем коротышка с длинными руками, перевитыми могучими гипертрофированными мышцами, достойными куда более рослого бойца, удалялся за скалы, к которым прислонилась, будто опираясь, задняя стена трактира. Он спрятался там для того, чтобы предаться некоему странному и даже смешному на первый взгляд занятию. Он уселся прямо на землю, поджав ноги и наклонившись вперед. Достав из-за пазухи тонкую веревку, коротышка некоторое время манипулировал ею, завязывая и развязывая хитроумные узлы, напевая себе под нос тягучую монотонную мелодию. Потом он вдруг выпрямился, бросив веревку перед собой, закрыл глаза и уперся ладонями в колени. А веревка... Она будто ожила, змеей извиваясь в пыли и выводя на ней странные узоры, состоявшие из знаков, подобных стигийским иероглифам, которые сплетались друг с другом в один сплошной узор.
- О, Великий Дазан Йота-Понга! - говорили знаки тому, кто мог их прочесть. - О, любимец Яджуры и Первенец Казалы! Ничтожный узелок на твоем священном ожерелье, один из тысячи твоих верных слуг, Римани-Зуро, смиреннейше доносит о том, что в трактире "Три скелета", что у Забарского перевала, появился некий варвар огромного роста, с черными волосами и синими глазами - вероятно, тот самый Конан из Киммерии, который лишил жизни одного из Первейших, известного под именем Баал-птеора, выполнявшего твое задание в Замбуле как слуга Тотрасмека, жреца презренного Ханумана. Будут ли указания насчет этого варвара и убийцы? Ничтожный Римани-Зуро готов принять их и исполнить со священным трепетом в сердце.
На мгновение замерев, веревка у ног младшего жреца Яджуры вдруг одним взмахом стерла прежние знаки и принялась рисовать новые. Их было совсем мало, и они не поражали своей затейливой вязью: "Убить любой ценой, свершив Мщение Яджуры."
Через некоторое время после того, как веревка бессильно упала в пыль, Римани-Зуро открыл глаза и дрожащей рукой стер со лба капельки противно-липкого пота. Приказ верховного жреца был однозначен, и выполнить его Римани-Зуро должен был в одиночку, не дожидаясь помощи других братьев. Убить, задушив священной удавкой Яджуры, произнося полагающиеся акту Мщения молитвы. Это значило, что к гиганту-варвару нужно приблизиться вплотную, что неминуемо повлечет отчаянную схватку, в благоприятном исходе которой жрец очень сомневался. Если уж этот Конан справился с самим Баал-птеором, обладавшим помимо нечеловеческой силы еще и немалыми магическими способностями, то с ним, рядовым душителем, младшим жрецом культа Йота-Понга, он разделается, как с надоедливой мухой.
- ...Любой ценой... - бормотал, размышляя, Римани-Зуро. - А не моя ли жизнь послужит ценой его сметрти? Нет, нахрапом браться за это дело нельзя - опасно. Послежу за ним, присмотрюсь, как будет сподручнее, выберу подходящий момент - и тогда... Тогда повышение в иерархии, отдельные покои вместо общего барака для младших, лучшая пища и недоступные прежде удовольствия гарантированны. О, Яджура! Помоги мне свершить Твою месть и остаться живым - и моя благодарность будет воистину безгранична!
Вернувшись в трактир, Римани-Зуро сумел подслушать из разговора Конана с хозяином "Трех скелетов" достаточно, чтобы понять дальнейшие намерения киммерийца. Два плана тут же сложились в его мозгу, и если исполнение первого, простого и опасного, жрец отложил на ночь, то второй, более надежный и коварный, он начал осуществлять немедленно. Подсев к паломникам, Римани-Зуро, чьи знания о тонкостях других религий и культов были достаточно обширными, убедительно изобразил из себя нообращенного приверженца Ахуры, желавшего посетить первый и священнейший из священных храм великого божества. Убедив паломников взять его с собой, жрец-душитель стал обладателем просторного белого балахона и длинного крепкого посоха, которыми его одарили новообретенные братья по вере. Денежный взнос, который Римани-Зуро надеялся позже возместить за счет бездонной сокровищницы Первенца Казалы, сделал его полноправным членом группы.
Скромно и тихо сидя в компании паломников, притворяясь, будто все его внимание поглощено религиозным спором двух благочестивых старцев - патриархов общин, из которых происходили странники, Римани-Зуро зорко следил за всеми действиями Конана. А тот, после того, как сторговался с трактирщиком о цене за своего коня, неторопясь расправился с обильным ужином. Заодно он с откровенным любопытством наблюдал за девицей, которая обходила трактир, зажигая масляные лампы - солнце уже клонилось к закату. Туника девицы, и без того короткая, высоко задиралась, когда она, привстав на цыпочки, тянулась к высоко расположенным светильникам, обнажая полные белые бедра. Жадные взгляды киммерийца не остались незамеченными, и через некоторое время девушка оказалась сидящей у него на коленях, весело щебеча что-то в ухо довольного северянина.
Римани-Зуро проводил печальными глазами удалившегося в свою отдельную комнату Конана, в объятиях которого соблазнительно копошилась трактирная красотка, и немного позже последовал вместе со своими спутниками в отведенное им для ночлега помещение. Он устроился на расстеленных прямо на полу мягких подушках поближе к двери и, убедившись после томительного ожидания в том, что все паломники уснули, тихо выскользнул из комнаты.
Неслышно, как старая опытная мышь, жрец-душитель прокрался по коридору до комнаты Конана и разочаровано выругался вполголоса: из комнаты явственно доносились звуки любовной возни.
- Жеребец! - прошептал завистливо Римани-Зуро, устраиваясь в темноте коридора так, чтобы оказаться незаметным для случайного взгляда выходящего по нужде постояльца или припозднившегося ко сну гуляки - внизу, в зале, особо стойкие одиночки, которым не требовалось вставать завтра с рассветом, чтобы отправиться в далекий и опасный путь, все еще продолжали лакать вино. Жрец-душитель приготовился к долгому ожиданию, но шум в комнате продолжался гораздо дольше, чем он рассчитывал. Когда же, наконец, все утихло, Римани-Зуро сумел обуздать свое нетерпение и, лишь выждав еще какое-то время, попытался открыть дверь.
- Кто там скребется, задница Нергала? - прорычали из комнаты. - Занято здесь!
- П-простите, я об-бшибся... - запинаясь, пробормотал Римани-Зуро, подражая перебравшему лишку выпивохе, за которого его, слава Яджуре, и принял этот варвар.
- Ну и чуткий же сон у дикаря! - несколько расстроенный, но все же довольный тем, как все обернулось, жрец-душитель вернулся в комнату паломников. - Хорошо еще, что словами встретил, а не своим длиннющим мечем. Нет, спящим его в расплох не застанешь. Посмотрим, не предоставит ли путешествие по Химелийским горам иных, более благоприятных возможностей.
На рассвете, пристроившись в хвост процессии паломников, Конан заметил, что лицо одного из них более заспанное, чем у прочих, а покрасневшие, будто после бесонной ночи глаза выражают усталость и недовольство, но не придал этому никакого значения. Сам он, пока святые странники предавались утренней молитве, успел размяться под прохладным утренним ветерком, таким приятным после жаркой ночи и перед неизбежным адским зноем дня, и теперь чувствовал себя превосходно. Привычно вскинув на плечо объемистый мешок с припасами, Конан бодро зашагал вслед за паломниками навстречу восходящему над грозными вершинами Химелии солнцу.
3.
Разбойники появились на четвертое утро, словно приведения возникнув из мглы предрассветного тумана, окутавшего лагерь путников. Это были крупные жилистые парни с хищно изогнутыми носами, в теплых меховых куртках, сапогах-чулках из мягкой кожи и затертых шароварах, перетянутых в талии широкими разноцветными поясами, за которыми у некоторых было заткнуто по полудюжине разнокалиберных ножей и кинжалов. Они не обратили на совешенно безмятежных паломников никакого внимания, слажено окружив державшегося особняком Конана.
- Ты не ищещь милости Ахуры. - утвердительно произнес их предводитель, плечистый бородач в алой феске и большим золотым кольцом в носу. - Таким, как ты, здесь нет прохода.
- Я смогу заплатить за него. - ухмыляясь, предложил киммериец. - Сколько стоит твое разрешение - золотой или два?
- Мы сами берем свою цену. - наглость синеглазого одиночки разгневала вождя горцев. Его люди подались вперед, готовые всей кучей навалиться на северянина.
- Их больше десятка! - побледневший Римани-Зуро замер, скованный страхом. Исполняя приказ верховного жреца Яджуры в точности, он не должен был допустить, чтобы приговоренный к Мщению умер иначе, чем от его священной удваки. Но прийти на помощь киммерийцу значило не только раскрыть себя - поклоняющиеся Ахуре сектанты так не поступили бы, - но и подвергнуть опасности свою жизнь.
- На всех вас моего добра малова-то будет. - обращаясь к предводителю бандитов, Конан с показной небрежностью обнажил меч. - Возьми сам, один. А если у тебя не получится, твои парни тоже могут попытаться... Или убраться прочь.
- Бешкек-Али никогда не отказывался от поединка! - взревел вожак, жестом останавливая сужавших круг разбойников. - Пусть почитатели Ахуры-Мазды и сам великий бог будут мне свидетелями: если ты победишь меня, то сможешь беспрепятственно продолжить свой путь, если нет - твоя длинноволосая голова украсит вход в мою саклю!
- Согласен!
Горцы отступили, освободив для боя небольшую ровную площадку в десяток шагов окружностью. Злобно скаля большие желтые зубы, Бешкек-Али сбросил с плеч меховую накидку и куртку, обнажив могучий, бугрящийся мышцами торс. И кое-кто из паломников по-моложе восхищенно вздохнул, увидев тело совершенного воина: гибкое, легкое, быстрое, лишенное даже капельки жира или лишнего мяса.
Кривая сабля и длинный забарский кинжал взлетели в воздух, рассекая его слаженными и почти неуловимыми для глаза ударами. Прорычав что-то на своем родном языке, Бешкек-Али прыгнул на киммерийца, на мгновение превратившись в сверкающий сталью вихрь, и второй вздох невольного восхищения вырвался у следящих за схваткой паломников. Однако, к их удивлению, в следующий миг отважный горец отлетел назад с длинной царапиной поперек груди, из которой сочилась кровь. А северенин, который должен был валяться на камнях порубленный на куски, уверенно стоял на ногах без малейших признаков ранения!
- Шелудивый пес! - предводитель разбойников истекал пеной от ярости, но следующую атаку уже начал неторопясь, осторожно кружа вокруг Конана, выжидая удобного момента. Но киммериец был на чеку, и когда горец снова бросился вперед, его меч с лязгом отбил саблю, заодно снеся с головы Бешкек-Али клок грязных свалявшихся волос, торчавших над феской. Кинжал вождя вплотную занялся курткой Конана, но меч киммерийца заставил горца отступить раньше, чем забарская сталь добралась до тела северянина.
Кое-кто из паломников, увлекшись зрелищем, которое им не часто доводилось видеть, начали подбадривать поединщиков азартными криками, причем слово "северянин" звучало чаще, чем имя предводителя разбойничьей шайки. Даже старые патриархи благосклонно смотрели на такое поведение молодежи, ведь за время тяжелого перехода Конан по доброте душевной несколько раз приходил им на помощь в трудных ситуациях. Бросая в сторону почитателей Ахуры злобные взгляды, бандиты разразились гортанными воплями, призывая своего вождя жестоко расправиться с осмелившимся сопротивляться чужаком. А Бешкек-Али снова кружил коршуном в трех шагах от киммерийца, теперь уже молча, низко пригнувшись к земле, выставив саблю перед собой, а кинжал держа в опущенной руке вдоль левого бедра. Внезапно распрямившись, как стальная пружина, он метнул кинжал в Конана, одновременно бросившись на него в низком прыжке.
- Кром! - забарский клинок лязгнул о лезвие меча киммерийца и отлетел в сторону, а сам Конан взвился в воздух, уходя от смертельного замаха сабли горца. Острая сталь располосовала куртку северянина, но прежде чем Бешкек-Али успел обрести равновесие после своего прыжка и добить противника, рукоять меча киммерийца с чудовищной силой обрушилась на его череп. Горец мешком свалился под ноги Конана. Макушка Бешкек-Али превратилась в отвратительное месиво волос, крови и мозгов.
- Он проломил ему голову! - потрясенно вскрикнул из паломников. Разбойники испустили отчаянный вопль и, ощетинившись ножами и саблями, пошли на Конана.
- Стойте! Остановитесь, или проклятие Ахура-Мазды обрушится на ваши глупые головы! - один из патриархов выступил вперед, гневно воздев руки к небу. - Никто не смеет нарушить клятву, данную Всемогущему! Северянин выиграл поединок, не так ли?
Разбойники замялись в нерешительности. К удивлению Конана, слова старца подействовали на них отрезвляюще, хотя и не утолили жажду крови и мести не отличавшихся особой честностью бандитов. Конан решил закрепить свой успех - отделаться от этой стаи болтовней было не так почетно для воина, но зато гораздо выгоднее. Не биться же ему, в самом деле, одному против дюжины?
- Ваш вождь, Бешкек-Али, был великим воином. - тщательно подбирая туранские слова, заговорил Конан, пытаясь придать своему голосу подобающую торжественность и убедительность. - И умер он, как подобает великому воину. Я оставлю себе его кинжал в память о нем и как напоминание о смерти, которой я избежал лишь благодаря милости великого Ахуры.
- Надеюсь, мы еще встретимся с тобой, северянин, когда с тобой не будут милости Ахуры. - прорычал ему в ответ один из горцев. - Если ты, конечно, не боишся путешествовать без присмотра Светлейшего.
- Конан из Киммерии никогда не был трусом! - Конан хотел добавить еще несколько крепких словечек, но вовремя удержался от этого - не стоит дразнить собак, унюхавших кровь.
Забрав тело своего вождя, разбойники исчезли за скалами, а путники двинулись дальше, какое-то время переговариваясь с несвойственным им оживлением: одни, те, кто помоложе, обсуждали схватку, в которой их таинственный спутник оказался победителем; паломники же по-старше сетовали на досадную задержку, но в то же время высказывали удовлетворение по поводу того, что имя Ахуры по прежнему так много значит в этих местах, что даже темные и дикие горцы клянутся им и выполняют данную клятву.
4.
К вечеру Римани-Зуро почувствовал вдруг настойчивое шевеление священного шнура у себя за пазухой - сигнал о том, что Первенец Казалы желает незамедлительно с ним связаться. Но, опасаясь отстать от своих спутников на незнакомой дороге, жрец-душитель смог выполнить желание верховного жреца Яджуры лишь на привале, когда паломники стали готовиться к ночлегу, первым делом отдав должное надлежащим молитвам Ахуре.
Уединившись в стороне от лагеря, Римани-Зуро выполнил необходимый ритуал и через какое-то время, потный и внутренне опустошенный большими потерями энергии, раскрыв глаза и напрягая зрение, сумел рассмотреть едва видимые при свете звезд знаки послания: "Срок, в который должно совершить Мщение за гибель одного из Первейших, истекает через три дня. Если ты не отправишь за это время душу Конана к страдающему в потустороннем мире от несоблюдения Законов Яджуры Баал-птеору, то сам окажешься на Серых Равнинах",
- Только три дня?! - тихо вскричал боявшийся привлечь к себе внимание спутников Римани-Зуро. - Что я смогу сделать за это время? Днем я совершенно беспомощен, значит, остается только ночь. Всего лишь три ночи! И я уже знаю, как чутко спит этот проклятый северянин... Но другого выбора у меня нет. Что ж, прийдется попытаться сегодня, когда сон утомленного схваткой варвара будет крепче обычного...
Конан, по своему обыкновению, спал в стороне от остальных. В этот раз он удобно устроился у подножия невысокой скалы, поросшей мохом, в том месте, где ветер и дожди создали в камне подобие крошечной пещеры, как раз одному улечься. Или двоим, не таким рослым, как Конан. Паломники тоже предпочитали ночлегу под открытым небом приют давно известных им пещер, защищавших и от дождя, и от ночных хищников. Вообще, места их привалов хранили следы прежних путников и были хорошо расположены - возле горных ручьев и сосновых рощиц, где можно было разжиться дровами. Подбросив немного хвороста в свой костерок, Конан завернулся в доставшееся ему от продажи жеребца шерстяное одеяло и погрузился в глубокий сон без сновидений, привычно удерживая ладонь правой руки на рукояти меча.
На ночь паломники выставляли сменную стражу, в чьи обязанности входило поддержание огня и отпугивание диких животных, если таковые посмеют нарушить сон почитателей Ахуры. Римани-Зуро легко договорился о том, чтобы ему сегодня досталось самое невыгодное время, перед самым рассветом, когда больше всего клонит ко сну. Заступив на пост, он был уверен, что никто из сладко храпевших его спутников не будет, вольно или невольно, помехой его коварному замыслу.
Убедившись, что он - единственный бодрствующий человек в лагере, съежившийся от холода Римани-Зуро взял свой посох и, сливаясь с темнотой, неслышно направился в сторону спящего Конана. Его план был прост: подобраться к варвару вплотную и оглушить его внезапным ударом посохо по голове. Затем мощные руки душителя привычным движением накинут на могучую шею северянина священный шнур-удавку, и все будет кончено. Расслабленные мышцы шеи погруженного в бессознательное состояние гиганта не смогут сопротивляться долго.
Медленно-медленно переставляя ноги, делая короткие бесшумные шажки, жрец-душитель приблизился к спящему Конану на расстояние нескольких локтей. Еще шаг-другой - и можно наносить удар по как нарочно подставленному затылку... Внезапно что-то тяжелое упало на спину Римани-Зуро, и раздирая балахон чем-то острым, повалило его на землю. Отчаянный крик вырвался из глотки жреца, забывшего обо всем, кроме своей жизни, которую кто-то страшный и неодолимо сильный хотел у него отнять.
Вопль убийцы-неудачника вырвал Конана из крепких объятий сна. В один миг он вскочил на ноги, обнажив меч и разворошив ногой приугасщий было костер. В его алых отблесках киммериец увидел огромного горного барса, сцепившегося с человеком в белом балахоне в нескольких шагах от него. Яростный клич бойца Севера заставил громадную кошку оторваться от беспомощно барахтавшейся под ней жертвы и повернуть оскалившуюся ужасными клыками голову к новому противнику.
Меч киммерийца перерубил занесенную для удара когтистую лапу барса, вонзившись в череп хищника, где и застрял намертво, вырвавшись из рук Конана, когда обезумевший от ран зверь сбил его с ног, придавив к земле чудовищной тяжестью своего тела. Тяжелый меч помешал барсу пустить в ход клыки, но кривые когти его лап в одно мгновение разодрали и без того зиявшую прорехами куртку варвара. Возможно, что в следующую секунду гигантская кошка выпотрошила бы его, как кролика, но Конан, бешенно орудуя трофейным кинжалом, выпустил ей кишки раньше, вогнав в ее сердце забарскую сталь по самую рукоятку. Только после этого барс поверил в то, что он уже мертв.
Крича и бестолково размахивая пылающими головнями, к месту схватки прибежали встревоженные паломники. Не сразу разобравшись, что же произошло, они подумали, что ужасный хищник загрыз обоих - и их товарища, и северянина. Но быстро выяснилось, что первый отделался лишь испугом и несколькими царапинами, а второй, хоть и покрытый с головы до ног кровью, самостоятельно выбрался из-под туши убитого им зверя.
Старец, назвавшийся Хубидеем, патриархом общины деревни Гюймали, добился у Конана позволения осмотреть его раны. Объяснив, что под когтями барсов и леопардов скапливается множество грязи и гниющих остатков пищи, которые при попадании в кровь человека оказываются смертоноснее яда змеи гюрзы, делая смертельно опасной любую царапину, Хубидей тщательно обработал тело киммерийца вонючей настойкой из стеклянного флакона, а затем умело перевязал его раны, остановив кровотечение. Римани-Зуро подвергся аналогичным процедурам, сбивчиво рассказывая о том, как услышал в темноте подозрительный шум и, вооружившись на всякий случай посохом, отправился посмотреть, что это.
- Очень опрометчивый и глупый поступок. - сердито отчитал его Хубидей. - Благодари же Ахуру, пославшего тебе на помощь этого отважного воина - Конана из Киммерии, которому ты обязан своим спасением.
- Неладно что-то в горах, раз дикие кошки охотятся на людей. - добавил второй патриарх. - Раньше милость ахуры всегда оберегала нас от подобной опасности, лишь изредка приползала погреться у костра змея или скулили у входа в пещеру наглые шакалы. Но горные барсы, раздирающие человека в клочья, - нет, такого не было.
- А какая ему разница, кого сожрать - барана или служителя Ахуры? - брякнул Конан, и вынужден был выслушать длинную нравоучительную речь о том, чем сектанты отличаются от обычных людей, не говоря уже о баранах. Но в словах патриархов не было и тени раздражения довольно оскорбительным сравнением Конана.
- Мы благодарны тебе за спасение нашего брата, - говорили они. - Несомненно, это рука Ахуры-Мазды направила тебя к нам. И поэтому мы хотели бы на будущее заручиться твоей неоценимой помощью в подобных ситуациях, что будет достойно оплачено звонкими аграпурскими дирхемами, если ты соблаговолишь принять наше предложение.
От приработка Конан не отказался, благо от него не требовалось ничего такого, чего бы он не мог или не хотел делать. Но позже задумался о действенности лекарств патриарха Хубидея, благодаря которым он смог спокойно продолжить путь, совершенно забыв о не таких уж и пустяковых своих ранах - секрет такого бальзама стоил куда дороже услуг телохранителя. Благодарный патриарх легко согласился отблагодарить киммерийца за спасение Римани-Зуро полным флаконом чудесного бальзама.
А все еще не пришедший в себя от пережитого страха жрец-душитель думал о том, что фальшивая вера в Ахуру едва не стоила ему жизни - почему бы еще на него набросился барс? - и о том, что теперь в его распоряжении осталось всего две ночи, причем последнюю они должны были провести уже в храме Ахуры. Если Конан еще захочет там остановиться на ночь, конечно.
5.
Узкая тропа, вьющаяся между обветренных серых скал, внезапно обрывалась перед бездонной пропастью, через которую было перекинуто огромное толстое бревно, прежде бывшее столентей сосной, гордой и одинокой королевой этих унылых мест. Там, за пропастью, склоны гор зеленели лиственными лесами, свидетельствующих о более благодатном климате. А еще дальше и ниже, среди рощи священных пальм, в укромной долине у прохладного горного источника и находилась конечная цель путешествия паломников.
- И это вы называете мостом? - киммериец подозрительно разглядывал лишенный сучьев ствол, до блеска отполированный тысячами ног и обильными ливнями. Локоть ширины давал возможность спокойно пройти по бревну, если бы не отсутствие перил и бездонная бездна под ним, что превращало подобную затею в опасный аттракцион. Конечно, для выросшего в горах Конана годился и такой мост. Но если его переход до этого места не слишком утомил, то о паломниках того же сказать было нельзя. Молодые выглядели изможденными, а пожилые патриархи и вовсе едва не падали с ног от усталости. Куда им на ту сторону по столь ненадежному мосту!
- Лучше бы вам попросить Ахуру одарить вас крыльями, чем по своей воле отправиться прямиком в царство Нергала. - пробормотал Конан, проверяя устойчивость бревна. Ствол будто врос в камень. - Перелетели бы через пропасть, аки птицы небесные, без лишнего риска.
- Великий Ахура позаботился о нас. - улыбнулся в ответ патриарх Хубидей. - Нам даже шагу ступить по этому бревну не прийдется.
По его знаку один из молодых паломников пронзительно засвистел, пустив звонкое эхо гулять по всей округе. Через некоторое время на той стороне появился приземистый широкоплечий человек, приветственно взмахнувший рукой и неторопливо зашагавший по мосту на эту сторону. Шел он покачиваясь и размахивая руками, уверенный и спокойный, будто всю жизнь только и делал, что бегал по бревну над пропастью туда-сюда.
- Этот человек перенесет нас на ту сторону. - объяснил патриарх.
Оценив могучую фигуру горца, Конан вынужден был согласиться, что тот способен сделать это. Между тем переносчик оказался по эту сторону пропасти.
- Плата старая - один золотой дирхем за человека. - известил он паломников хриплым голосом. - Вначале человек, потом - поклажа. Расчет на той стороне, за каждого в отдельности.
- Мы знаем условия. - мягко заверил его Хубидей.
- Тогда начнем. - горец подозрительно зыркнул на выделяющегося среди паломников, как жеребец среди овец, Конана и, повернувшись к путникам спиной, слегка нагнулся вперед, отведя назад руки. - Ну, кто первый?
Один из паломников по знаку патриарха Хубидея отложил в сторону свою котомку и посох, вкарабкался на закорки горцу, обхватив его шею руками. Тот в свою очередь вцепился пальцами в щиколотки своей ноши, встряхнулся, по-лучше устраивая на спине живой груз, и привычно зашагал по бревну на ту сторону.
- А если он оступится, или сорвется кто с его спины? - полюбопытствовал Конан, наблюдая, как нагруженный горец преодолевает опасный путь.
- Милость Ахуры-Мазды делает это невозможным. - невозмутимо ответил патриарх.
- В таком случае, ему стоило бы брать несколько меньше за столь незначительную услугу. - проворчал Конан и ступил на гладкую поверхность моста. - Ну, да я ему платить не намерен в любом случае.
Увидев беззаботно топающего по бревну киммерийца, горец-переносчик, уже возвращавшийся обратно за следующим клиентом, на мгновение замер на месте, опешив от такой наглости, но тут же двинулся навстречу, опасно набычившись и чуть расставив в стороны руки.
- Уйди с дороги, шакал! - грубо окликнул он Конана, когда между ними еще оставалось несколько метром.
- Я собираюсь попасть на ту сторону, вонючий курдюк, и тебе лучше не путаться у меня под ногами, если не хочешь неприятностей. - северянин даже не подумал остановиться, и расстояние между ним и переносчиком уменьшилось до считанных шагов.
- К горным дэвам ты попадешь, а не на другую строну! - бросок горца был столь стремительным, что Конан даже не успел обнажить оружие - кто же знал, что этот сумасшедший полезет в драку в таком месте! Увернуться от удара на узком бревне не было никакой возможности, и цепкие пальцы киммерийца впились в плечи противника, а ноги инстинктивно уперлись в гладкое дерево, помогая телу смягчить толчок и удержать равновесие.
Ступивший было следом за Конаном на мост Римани-Зуро поспешно вернулся на скальную площадку и теперь, как и остальные паломники, напряженно следил за сцепившимися над пропастью мужчинами. Широко расставленными ногами они крепко упирались в бревно, будто вросли в него, напряженные руки с вздувшимися от натуги мышцами переплелись в борьбе, подобно двум парам питонов, а хриплая ругань вперемешку с отрывистыми вздохами отражалась от окружающих скал и, искажаясь чудовищным образом, достигала слуха невольных свидетелей этой схватки.
Грузный перевозчик кроме огромной силы обладал еще и кошачьей ловкостью, а постоянная ходьба по узкому мосту выработала у него фантастическое чувство равновесия и привычное равнодушие к ужасающей бездной под ногами. А может, он уже побеждал в таких поединках, доказывая свое исключительное право заниматься столь прибыльным делом, тогда как Конан впервые оказался в подобной ситуации. Но киммериец ни в чем не уступал своему противнику, и именно поэтому и был все еще жив, не смотря на отчаянные попытки горца столкнуть его в пропасть.
Когда грубые рывки и толчки ни к чему не привели, в ход пошла более изощренная тактика, направленная на то, чтобы хитрым маневром вывести противника из равновесия. От огромного напряжения трещали мускулы и горячий пот заливал глаза, но оба противника стояли непоколебимо. Наконец, Конану удалось правой рукой захватить толстый загривок горца, скользский от пота, и его ладонь медленно, но неотвратимо стала пригибать голову противника книзу, пока не заставила заглянуть его в черную бездну, будто прыгнувшую ему на встречу из адской глубины. Дремавший до этого ужас проснулся в сердце переносчика, и он тихо заскулил от страха.
- Отпусти меня, и мы разойдемся с миром. - прерывистым шепотом предложил ему Конан, понимая, что горец один умирать не захочет, и в случае проигрыша попытается прихватить с собой и своего врага. Но обезумевший от ужаса перевозчик не поверил его словам, хуже того, он посчитал их очередной хитростью северянина, свидетельствовавшей о его неверии в победу. Яростно дернувшись, он попытался освободиться из стального захвата киммерийца, но оступился...
Огромная тяжесть дернула Конана вниз, он выпустил из своих обьятий горца, отчаянно вцепившегося в его одежду, и падая, обхватил бревно руками, успев забросить на него еще и одну ногу. Киммериец держался за бревно, как за свою жизнь, но болтающийся в воздухе пронзительно вопящий горец неотвратимо тянул его вниз. Еще немного, и нога соскользнет с гладкого ствола, а на одних руках больше двух ударов сердца ему не продержаться. Конан тупо наблюдал, как скользят по отполированному дереву его польцы, не находя ни малейшей трещины, за которую можно было бы зацепиться, и отчаяние наполнило его душу. "Пора начинать Песню Смерти." - с удивительным равнодушием произнес его внутренний голос. Но еще кто-то, как показалось немного тронувшемуся рассудком варвару, твердо возразил: "Рано".
И все встало на свои места: бревно, пропасть и все еще висящий на нем горец. Молниеносным движением Конан выхватил из-за пояса забарский кинжал и сильнейшим ударом до половины вколотил его в столетнюю древесину. Широкая ладонь намертво сомкнулась на теплой рукоятке, тело, обретя надежную опору, рванулось на верх, возвращая утраченные позиции, а руки горца скользнули по одежде Конана еще ниже, с треском разрывая изодранную куртку киммерийца.
- А-а-а!!! - раскинув в стороны руки, пальцы которых все еще сжимали клочки куртки, горец полетел в пропасть. Звука его падения никто не услышал, только крик оборвался вдруг, а потом смолкло и метавшееся в ужасе эхо, успокоившись где-то на дне пропасти.
6.
- Демоны преисподней! Я потерял свою сумку! - разочарование киммерийца, верхом оседлавшего бревно-мост и теперь пытавшегося отдышаться после тяжелой борьбы, было понятно. Там, на дне его сумки, было припрятано немало золота и прочих драгоценностей, которые должны были обеспечить достойное положение своему владельцу в стране, где даже нищие, по слухам, были богаче государей Запада, а так же гарантировать ему безбедное существование до того времени, когда немалая часть восточных сокровищ окажется в руках северного варвара.
Конан измерил взглядом глубину пропасти под собой и пришел к неутешительному выводу: потерянное не стоило того, чтобы подвергать из-за него свою жизнь смертельному риску. Хорошо еще, что горец вместо куртки не вцепился в перевязь ножен с мечем - тогда сейчас они бы были внизу вместе. Киммериец перевел взгляд на глубоко вонзившийся в дерево кинжал и взял его за рукоять, чтобы вытащить. Не оставлять же здесь оружие, уже дважды спасшее ему жизнь! Но при первом же усилии послышался подозрительный хруст, и рукоятка осталась в кулаке Конана, а обломанный у основания клинок - в толще соснового ствола.
- Час от часу не легче, - подумал северянин, когда понял, что провиси горец на нем еще миг-другой, - и тогда на Серые Равнины они пожаловали бы в обнимку, как старые друзья. Он поднялся на ноги, собираясь перебраться-таки на ту сторону пропасти и продолжить свой путь, но взволнованный голос Хубидея окликнул его сзади.
- Подожди, северянин!
- Ну, что там еще? - недовольно повернулся он к паломникам.
- Мы не осуждаем тебя за то, что ты сделал с этим человеком. - в голосе патриарха явственно слышались заискивающие нотки уважения и лести. - На все милость Ахуры. Но теперь мы не сможем попасть в храм - самим нам через пропасть не перебраться. А поскольку ты явился невольной причиной этой задержки, с твоей стороны было бы справедливо и благородно помочь нам. Тем более, что наш уговор еще в силе...
- Разве милость Ахуры не поможет вам перейти мост? - хмыкнул Конан.
- Его милость посылает нам человека для этого, - терпеливо пояснил патриарх. - А так же средства, чтобы отблагодарить этого человека за помощь. Ты уже мог убедиться в этом, получая по одному золотому дирхему в день за заботу о нашей безопасности...
- Пока я получил плату только за один день - этот еще не кончился, - но если ты хочешь сказать, что я, как телохранитель, обязан перетащить вас всех на своей спине, каждый миг рискуя сорваться вниз, и получить за все это всего лишь один золотой, то я с этим совершенно не согласен! Как мне кажется, под покровительством Ахуры вы находитесь в достаточной безопасности и на той стороне, так что мне здесь делать нечего. - Конан повернулся, чтобы продолжить путь через пропасть. Но мысленно он уже подсчитывал, сколько можно заработать на переноске двух дюжин человек, если с каждого брать по расценкам покойного горца.
- Постой же, Конан! - торопливо заговорил Хубидей. - Плата за эту услугу является неизменной вот уже сотню лет, и мы не собираемся нарушать традиции предков. По дирхему за человека и еще один, как телохранителю, - неужели это будет не справедливо?
- Вообще-то я и так порядочно задержался... - Конан раздумывал, не поторговаться ли еще, но решил, что слишком жадничать не стоит. Тем более, что паломники хорошо отнеслись к нему. - Однако, если мне будут возмещены утраченные по милости Ахуры припасы и одежда...
- Мы с радостью поделимся с тобой тем, что послал нам Ахура-Мазда! - с готовностью пообещал патриарх.
- Ладно, я согласен, - киммериец быстро дошел до конца моста, оставил там свой меч и зашагал назад. - Оплата, так и быть, после благополучной доставки на другую сторону.
Для пробы Конан выбрал одного из юношей, имевшего худощавое сложение. Пристроив его на своей широкой спине, варвар достиг противоположного конца моста без всяких осложнений. Проделав то же самое с патриархом Хубидеем, он пришел к выводу, что легко сможет брать и двоих паломников за раз, по одному под каждую руку. Для паломников новый способ оказался весьма сомнительным с точки зрения удобства, а кому-нибудь из них путешествие под мышкой гиганта-северянина могло и вовсе показаться унизительным, но роптать никто не осмелился. Тем более, что Конан ходил по бревну с живым грузом так же уверенно, как по широкой дороге с парой кроликов за пазухой. А то обстоятельство, что на той стороне паломники жаловались друг другу на головокружение или и вовсе преодолевали мост в безсознательном состоянии, киммерийца нисколько не волновало - платили все.
Удивительная сила и ловкость северного варвара родила в голове Римани-Зуро самоубийственный план. Поскольку Конан недвусмысленно намекнул на то, что закончив с паломниками, тут же продолжит путь самостоятельно, у жреца Яджуры не оставалось иной возможности совершить Мщение, кроме как сейчас. Но только отчаяние и безысходность могли заставить его решиться на это, неизбежно жертвуя своей жизнью. Ведь тех, кто не смог выполнить волю Первенца Казалы, ждала столь ужасная смерть на алтаре Яджуры, что самая жестокая казнь или изощренная пытка казались по сравнению с ней детскими забавами. Жить, ему безумно хотелось жить, но смерть киммерийца значила для Яджуры несравнимо больше, чем жизнь какого-то никчемного младшего жреца, и выбора у Римани-Зуро не было.
- Ты можешь взять несколько котомок в руки, а меня поместить на спине, я смогу держаться сам. - предложил он Конану, когда тому осталось перенести только Римани-Зуро и вещи паломников.
- Лады, - киммериец сгреб в охапку почки все котомки паломников, оставив другие и толстую связку тяжелых посохов на последнюю ходку, и повернулся к жрецу-душителю спиной. - Залазь, раз такой цепкий.
Римани-Зуро обхватил плечи северянина руками, сжал его бока коленями, ощутив упругую мощь перекатывавшихся под смуглой кожей обнаженного торса мускулов, - его позиции сейчас позавидовал бы каждый последователь культа душителей, - и сохранял неподвижность на продолжении первой четверти моста. А потом его левая рука змеей скользнула в складки балахона, достав оттуда священную удавку. Еще миг - и смертельная петля захлестнет горло варвара...
И тут нога Конана зацепилась за торчащий из бревна обломок кинжала. Киммерийца качнуло в сторону, отборная ругань накрыла пропасть плотным покрывалом, но сумок из рук он не выпустил. А жрец-душитель, чьи руки в этот момент вместо того, чтобы держаться за шею северянина, были заняты удавкой, от этого внезапного движения прогнулся в спине назад, теряя остойчивость и заваливаясь назад. Животный крик ужаса не помог ему удержаться на скользской от пота спине киммерийца, И Римани-Зуро сорвался в широко распахнувшуюся пасть голодной бездны...
Восстановив равновесие, Конан какой-то миг с досадой смотрел вслед переоценившему свою цепкость "паломнику", потом смачно сплюнул в пропасть.
- Нергал с ним, с дирхемом!
И зашагал туда, где его ждали замершие от ужаса паломники.