Свист и гневные вопли звучали за спиной; я чуть не треснулся лбом о чугунную решетку, хорошо хоть, успел выставить руки вперед. Ворота больно ударились в мои ладони и провалились во тьму, а вслед за ними и я. В ноздри шибанул тяжелый дух навоза и опилок - зверинец, значит.
Тусклый фонарь светил в нескольких метрах дальше - я, не глядя, свернул влево и снова впилился в решетку, на сей раз - в рабицу; та мягко спружинила и отбросила меня назад. Ведя руками по преграде, как слепой, я дошел до какой-то дверцы, открыл и юркнул внутрь.
По щеке мазнуло что-то жесткое и прохладное, под ногами зашуршало. В бледном свете луны я различил огромные лопухи каких-то тропических растений, одно из которых и напугало меня внезапным касанием, а за ними была тьма.
Вдруг передо мной блеснула чешуя. Движущиеся в сумраке толстые кольца заставили меня похолодеть - змея! Да какая огромная!
Саквояж чавкнул.
Как раз в этот момент толпа преследователей добежала до ворот зверинца. Голливудцы остановились там, крича во все горло и пятная фонариками чернильную ночь.
- Так, разделиться по двое и пройтись по территории! - скомандовала Элизабет Тейлор, стоя в пяти метрах от меня.
Я попрощался с жизнью.
- Только посмотрите, наша Тейлор третий раз подходит к дилеру с крестом, - собеседник выставил в улыбке мелкие зубки грызуна.
Мой нечаянный собеседник, опрокинув очередную рюмку абсента, застыл глазами оловянно - предался воспоминаниям. Он пил мой абсент, кстати - но не важно. Мне не жаль, дорогой мой Чаплин, пейте на здоровье. Я перевел взгляд с его совершенно нормальных ботинок на окружающее действо. Посмотреть было на что.
По манежу мимо наших скамей пронесли чье-то окровавленное чернокожее тело.
- Опять Блейд нажрался, - брезгливо фыркнул Чаплин. - Молодежь... Кино должно быть трезвым - и немым, разумеется. Звук отвлекает от сути. В немом кино ничего подобного этому блейдовскому нищебродству и допустить невозмо...
Но тут его речи заглушились довольным улюлюканьем группки горожан у выхода с манежа, до которых как раз донесли негра. Один из горлопанов понесся на другой конец арены, к двум крайне готичным клоунам, механически откручивавшим головы голубям и кроликам. Вампир Кабачок - а это был он, судя по мерцающей коже и уксусному лицу, - подставил чашу под одну из тушек. Одновременно его черты потекли и затуманились. Вампир преобразился в юного психа Дали, с нелепой прической горшком и не менее идиотской полосатой футболкой.
Готичный клоун механически улыбнулся и отбросил голубя под стол, где уже валялась дюжина трупиков. Второй не обратил на вампира-дали никакого внимания и взял за уши черного кролика из шляпы, стоявшей рядом. Зеленая шляпа крякнула и произнесла:
- А этого - в Гриффиндор!
О, сколько кадров чудных. Я упивался, созерцая.
- Мистер, эээ... - ожил из грез о немом кино мой собеседник.
- Доктор Бэдтрип, - откликнулся я.
- Доктор Бэдтрип, не могли бы вы угостить меня тем, что предлагаете всем вокруг?
- Могу, отчего же нет. Цена договорная.
- Хм, свести вас со Скарлетт? Или любой другой старлеткой? - усмехнулся великий клоун.
- Маловато.
- Я могу рассмотреть ваш сценарий, - с величавой самоуверенностью произнес Чаплин.
Доктор Бэдтрип - то есть, я, - вежливо улыбнулся и с любопытством оглядел огромный купол шапито над нами. Саквояж у моих ног насмешливо хрюкнул.
Двойной патруль, слепя тьму - и меня - фонарями, направился к клетке с растениями и жуткими переливающимися кольцами. Тейлор с Йохансон и прочими пронеслись вперед, к тусклому кругу света.
Прекрасно. Просто чудесно. Что ж мне, в змею полезть?
- А и действительно, - неожиданно громко промолчала змея. - Прыгайте в меня. Тут у нас во мне совершенно безопасно.
И в неверном свете месяца распахнулась клыкастая Пасть. Вне всякого преувеличения, Пасть с большой буквы, сделавшая бы честь фильму "Челюсти", полагаю. Конечно, я полез. На четвереньках и одной рукой защищая голову. Мне совершенно не хотелось быть растерзанным неблагодарными голливудцами. А змея, по крайней мере, обещала безопасность.
Ну-с... Внутри змеи оказалось, конечно, темно, немного влажно, и пахло пряностями. Кажется, гвоздикой, и еще чем-то. Я сел на колени и нащупал зажигалку в кармане. Мой бедный саквояж пугливо прижался к моим ногам. Клацнул кремень. В неярком пламени зажигалки доктор Бэдтрип, то есть, я, увидел, что ребристые своды внутренностей змеи были нежно-розового цвета. Впереди стояли четыре серых столба.
Минуту я гадал, что бы это такое могло быть, когда над столбами длинно и нежно вздохнули. Я едва не выронил зажигалку и перехватил саквояж покрепче.
- Кто здесь?
- Скорсезе-Коппола-Лукас-Спилберг, к вашим услугам, слон, - пробормотали сверху.
- Скорсезе слон что?
- Нет, я слон. Мою правую переднюю ногу зовут Скорсезе, левую переднюю - Коппола, левую заднюю - Лукас, а правую заднюю - Спилберг. Очень приятно.
- Вы тоже голливудец? - я подобрался, готовый в любой момент дать отпор.
- Нет-нет, - поправил меня слон из тьмы.
Я тупо смотрел на знаменитые ноги, переступавшие туда-сюда.
- Не нужно причислять меня к первобытным. Эти голливудцы всего лишь назвали мои ноги в честь своих божков, а так-то я Ганеша, конечно, но неважно, - произнес слон. - Я так понимаю, вы будете выступать в нашем номере?
- Номере?
- Ну как же, номер наш, "Шляпа, или удав, проглотивший слона". Мы с моим другом Змеем Йормунгандом выступаем. Парень один залетный придумал, не помню, как зовут. Французское что-то. Все мальчишкам дарил лисят и маленьких принцев, - забубнил слон.
- Знаете, я, наверное, пойду, - прервал я Ганешу.
- Ах, ну как желаете... Кстати, а как вас зовут? - окликнул вдогонку слон.
- Доктор Бэдтрип, - отозвался я, уходя вглубь Йормунганда.
- Странно, это имя ничего мне не говорит, - еле слышно донеслось сзади.
Отвечать я не счел нужным.
Я шел.
И шел.
И шел.
Садился на отдых, набивал трубку табаком, который я когда-то принес в Японию, и кормил саквояж завтрашними обещаниями. Смотрел на ребристые своды, уже без зажигалки - мои глаза достаточно адаптировались. Было очень тихо, только иногда за стенками Змея слышалось что-то, не то море, не то шум человеческой толпы.
Потом я снова шел.
- Но что же вам нужно? - недоумевал великий режиссер.
- Послушайте, дорогой мой Чаплин, - сказал доктор Бэдтрип, то есть, я. - С такой степенью очистки, как у меня, с такими идеально подобранными пропорциями миксов, как мои, просто грешно предлагать то, что вы можете дать за любой крэк.
Чаплин гневно округлил глаза и набрал было воздуху, как его прервали самым грубым образом. Прелестная Йохансон хлопнула режиссера по спине и ослепительно улыбнулась мне.
- Я слышала, вы продаете нечто совсем awesome?
Чаплин поперхнулся, а я поклонился.
- Именно так, - сказал я божественным сиськам.
- Поделитесь со мной.
- Только за адекватную цену.
- Какую же? - подняла бровки Скарлетт.
- Вашу душу, мисс.
Чаплин перестал испепелять взглядом Йохансон и перевел взгляд на меня. Скарлетт прищурилась - о, я знал, эта женщина умна, как... почти мой слуга.
Не прошло и минуты, как я вместе с моим саквояжем несся прочь от купола шапито, а вслед за мной с воплями и свистом неслась толпа голливудцев, стуча каблучками, размахивая полами смокингов и манто.
Ах, американцы, американцы. Ин Год ю траст, да-да.
Их было слишком много, наплодились-то за годы служения мне. Вот поэтому сейчас я бежал от преследователей, не умея различить воплей христианской ненависти от криков фанатического обожания. В любом случае, доктору Бэдтрипу грозило быть разорванным на мелкие сувениры. Нет, мне хотелось жить, и лучше всего в своем нынешнем теле.
В конце концов, меня выплюнуло куда-то в светлое место. Это первое, что я увидел - яркий-яркий свет. После темных внутренностей Йормунганда мои глаза нещадно резало.
Проморгавшись, я увидел просторное поле, усеянное костями, выбеленными ветром и дождями. Саквояж подмышкой вздохнул.
Но тут перед носом возникло что-то серое, трепетавшее радужными крылышками, и согнало покой прочь. Вот ведь пакость-то, а. Серое строчило в призрачном блокноте. Журналист? Писатель? Я присмотрелся. Нет, определенно писатель. Слишком высокий и глубокомысленный лоб, я бы сказал - истертый. У журналистов обычно развиты ноги. Отогнав от себя призрака, я шагнул вперед.
И поле в момент сменилось тесным коридором, и нос мой вновь почуял запах опилок - а нога моя ступила не на хрупкую кость, но на пол цирка. Саквояж плотоядно щелкнул.
Я прислушался к шуму за кулисами. Там со вкусом щелкали бичами, сладострастно орали и оглушительно матерились. Трещали длинные и короткие очереди. Сочно стукали метательные ножи. Щелкали вспышки камер. Стрекотали моторы камер.
Я ухмыльнулся. Мои порошки действовали, и еще как.
Снова возникло серое и строчащее, на сей раз сценарист. Я щелкнул его по квадратной голове. Дух отпрянул.
Я посмотрел под ноги - сквозь опилки и доски просвечивали травы, а в них - затерянные, полузаросшие кости и черепа. Снова повеяло полынью и сухим жаром степного полдня. Прикрыв глаза, я вдохнул родной, любимый запах полной грудью - под сердцем ностальгически ворохнулось, - и пошел к кулисам.
"Один день из жизни...", каждый день в двадцать ноль-ноль. Спасибо за внимание, с вами был N.