Русое, голубоглазое существо смотрит на меня с широченной улыбкой и тянет растопыренную пятерню.
От испуга тяну ему руку и пищу: - Анастасия...
Так и началась эта история. Самая нелепая и нелегкая в моей жизни...
Моя мама - это моя самая тяжелая ноша. Не в том смысле, что мне тяжело с ней жить или общаться, а в том, что я никогда не знаю, чего ожидать от этого человека в следующие пять минут жизни. Вот и в этот раз всё началось именно с её неуёмной тяги к разговорам на интересующие её темы.
Однажды утром, или вечером, а может быть и среди белого дня, я услышала от мамы рассказ о том, что к ней на работу заходил "ООООООООчень симпатичный электромеханик с северной ветки", который понравился ей до умопомрачения, но оказался безнадежно женатым. Мамочка моя, разумеется, сказала парню, что это было преступлением - жениться до той поры, пока она не познакомила его со своей прекрасной во всех отношениях дочкой, после чего они и расстались. Я в очередной раз посмеялась над маминой попыткой устроить мою личную жизнь и забыла о данном эпизоде её жизни. Забыла до того дня, когда Лёшка позвонил маме и сказал: "Татьяна Олеговна, я развелся. Когда знакомиться будем?"
Мне эту новость преподнесли незамедлительно... Как бы отреагировала на такое сообщение нормальная девушка двадцати с небольшим лет? Не знаю. Я с такими не знакома. Мне же было достаточно пригрозить, что я не потерплю такого издевательства и уйду из дома, как только "жених" появится на пороге. А он и не торопился появляться. Прошло несколько месяцев до того момента, когда мне позвонила мама и сказала: "Лёшка приехал знакомиться. Что делать?!!!!!!!"
Надо ли говорить, что я безапелляционно заявила, что мне такая радость в десять часов утра в субботу не нужна?
Но моя мама на то и моя мама, чтобы, спросив у меня, как поступить, сделать абсолютно по-своему. В этот день у нас была запланирована целевая поездка на дачу. Цель - постройка забора. Я, совершенно не ожидая подвоха, пошла в гараж за машиной, а, вернувшись, обнаружила под порогом... две пары мужской обуви. Уж такого поворота событий я точно не ожидала.
Из зала робко выглядывал темно-русый паренек с зелеными глазами, который никак не тянул на принца моей мечты. Величественно кивнув ему, я пробежалась по квартире в поисках владельца вторых тапочек, но никого не обнаружила. Разумно рассудив, что не очень-то и хотелось, я - гордая и неприступная, в ужасном сарафане и с растрепанной косой, побрела в кухню, готовить поздний завтрак или ранний обед. Совершенно спокойно нарезая хлеб, я боковым зрением уловила какое-то движение в коридоре, из которого незамедлительно ворвался ОН. Стремительный и резкий, как лучик солнца, с улыбкой, за которую я сейчас отдала бы всё на свете, он тянул мне руку и смотрел с таким восторгом, как будто перед ним мисс Мира, а не девчонка, которой давно не мешало бы пойти и скинуть лишние килограммы... Впервые в жизни меня посетила мысль, что мне хочется поцеловать человека, которого я прежде в глаза не видела.
То, чего я боялась больше всего, прошло за три секунды - момент знакомства проскочил мимо нас. Лёшка сразу же начал болтать так, словно мы знакомы триста лет, и было полное ощущение, что так оно и есть.
Но, как оказалось, познакомиться было не сложно. Сложно было слушать непрерывную болтовню моего нового знакомого. Он был везде, заполняя своим говором и движением всю квартиру, вытесняя из неё воздух. Первое благоприятное впечатление начало стремительно таять, причем и у него и у меня. Терпеть не могу болтунов и начинаю тихо звереть, когда встречаюсь с ними! А Алексею явно не нравилось, когда на него рычат и шипят, но иначе у меня просто как-то не получалось - раздражало абсолютно всё.
Два часа я негодовала, отвечая на глупые вопросы и проводя экскурсию по даче (да-да, и туда они поехали с нами). Кстати, паренек из зала оказался лучшим Лешкиным другом и по совместительству - полной его противоположностью. Более спокойного человека редко встретишь, поэтому я не уставала удивляться, как такие разные люди могут дружить столько лет.
Не стану рассказывать о том, как мы провели первые часы знакомства. Достаточно того, что я просто бесилась, а он открыто думал, что я крокодил. А потом... Потом как-то все успокоилось, негодование моё улеглось, болтовня его перестала выводить из себя. Я просто начала привыкать к человеку. А он... видимо привык ко мне.
День несся стремительно и был достаточно интересен для того, чтобы описать его в этом рассказе, но речь сейчас не о нем. Речь сейчас об Алексее, о Лёшке, о Лёшеньке...
Близился вечер, а с ним и время расставания. Признаюсь, особой грусти я не испытывала, было только слегка досадно, что даже дружить мы не сможем. Тогда я была в этом уверена. Мы мирно сидели перед монитором, лазили по каким-то сайтам, а потом... Потом я что-то сказала, или показала, а он повернулся ко мне с удивленно-восхищенным выражением лица. А глаза - яркие и чистые смотрели на меня так, как когда-то, в другой жизни, смотрели другие - зеленые и до боли любимые... Наваждение длилось всего несколько секунд, Лёшка отвернулся, сердце перестало биться, как сумасшедшее.
Мы расстались. Спокойно и с улыбкой. На прощание он обнял и меня и маму, что её невероятно рассмешило, пообещал вернуться и шагнул в ночь. Как это похоже на то, о чём я хочу рассказать, на то, о чем кричит моя душа...
Дальше... не было ничего. Мы просто переписывались на одном из социальных сайтов, изредка обменивались смсками, редко созванивались. Но и этого было вполне достаточно для того, чтобы я начала привыкать к тому, что в моей жизни появился парень, которому не все равно, что со мной происходит. Тот единственный день, который мы провели вместе, запомнился мне тем, что я за всю жизнь не получила сотой части того внимания, которое подарил мне Лёша. Это мало, но бесконечно много, и за это можно многое простить и отдать.
Однажды вечером Лёшка ворвался в наш дом, вихрем промчался по комнатам, напугал маму, и вдруг увидел меня. Ну да, без жуткого сарафана, причесанная и накрашенная я выгляжу немного иначе, но такой реакции я просто не ожидала: человек замер, пригляделся, а потом снова разулыбался так, как в полумраке моей комнаты перед монитором...
Женька всегда смеялась над моими письмами, которые начинались со слов: "А какие у него глаза!!!!!!" Так вот, письмо о Лёшке я начала бы немного иначе. Примерно так: "А какие у него глаза, когда он улыбается!!!!!" Глупо. Влюбляться в глаза и улыбку глупо. А больше влюбиться было не во что, абсолютно. Из нескончаемого потока информации, исходившей от Лёшки, можно было узнать о том, что он любит, что ненавидит, но, в общем и целом, я ничего не знала об этом человеке. Ничего, кроме того, что он воевал в Чечне и что не может чего-то простить своей маме. Видимо именно из-за последнего факта он относился к моей маме с совершенно диким уважением и любовью. Честно говоря, я знаю, что у меня лучшая мамочка в мире, но постоянно слушать об этом немного напрягало. А уж если быть совсем откровенной, я и знакомиться с ним не хотела, потому что это затеяла моя мама. Я точно знаю, что в их дистанции любой электромеханик, не задумываясь, хоть ночью его разбуди, скажет, что лучший диспетчер - моя мама. Её все любят и ценят, знают, что она и в беде поможет и в радости искренне поддержит. И все хотят увидеть её дочку такой же: милой, отзывчивой, худенькой и улыбчивой. А я не такая, и меня любят именно за это, но не те, кто надеется увидеть мамину дочку.
Вот и Лешка откровенно разочаровался в первые часы нашего знакомства, когда увидел то, что увидел... я искренне так думала. А после, когда мы уже стали узнавать друг друга, когда мне стало не все равно где он, с кем он, выспался ли, всё ли в порядке на работе, я начала понимать, что веселый парень, который только и делает, что шутит и хохочет, остаётся на крыльце, когда Лёша заходит в свой дом и закрывает за собой дверь. А в пустом доме живет Алексей - одинокий и в общем-то ранимый, который не любит своего домового. И этому парню, по большому счету, все равно, что я представляю из себя, главное, что бы я просто была... Просто слушала его, говорила сама, писала всякую чушь и внимала его бредням. Человек, телефон которого не замолкал ни на секунду, был чудовищно одинок.
Как-то так получилось, что последняя наша встреча повлияла на меня пагубно. Я распсиховалась на Лёшку, пообещала себе, что не стану больше ни писать, ни звонить, и вообще сведу на нет всяческое с ним общение... Я привыкла держать обещания, но с этим как-то не справилась. Нет, я героически молчала почти две недели, а потом увидела его улыбчивую рожицу в онлайне, и не удержалась. Мне не отвечали дня два, а может и три. К этому я как-то не привыкла и продолжала с маниакальной настойчивостью писать гневные письма...
Наконец-то Лёшка ответил мне. Честно, лучше бы он молчал. Ничего хорошего из этих писем я не почерпнула, кроме того, что произошло нечто, заставившее его уволиться, собрать сумки и переехать жить к сестре в Москву.
Знаете, это, наверное, как прыжок в прорубь. Только что светило солнце, рядом, почти рядом, был человек, которого хотелось прижать к себе и никуда не опускать, не смотря на то, что я дико сердилась на него, и вдруг... пустота, ночь, холод. Сердце упало на пол и перестало биться. Я вдруг поняла то, в чем боялась признаться хотя бы себе...
А он больше не писал. Не отвечал ни на мои истерические письма, ни на мольбы об объяснениях, ни на спокойные лаконичные записки. Я паниковала, прятала от мамы мокрые глаза, делала вид, что все у меня хорошо, часто невпопад отвечала на чьи-то вопросы, а сама ждала хотя бы пары строк. И дождалась. Дождалась обещаний того, что все будет хорошо, что он потом мне все расскажет. Дождалась слов о том, что если бы все люди были такими, как я, он бы никуда не уезжал, но это было слабым утешением. В последние дни перед его отъездом мы стали общаться неприлично много, бесконечно писали, несколько раз звонили, я узнала о том, что Лёшка уезжает, раньше его родителей. Он возложил на меня почетную обязанность сообщить о его решении моей маме. Два дня я ходила вокруг да около, два дня не знала, как сказать... Глупо? Не то слово. Но для меня это было реальной пыткой. Уже были куплены билеты, и раз триста прозвучала фраза: "Приходи. Будем говорить друг другу до свидания" А я всё никак не могла найти слов, которыми можно объяснить маме, зачем мне нужно идти на мокрый, холодный вокзал в два часа ночи. Как сделать так, чтобы она не догадалась, что Лёшка для меня не просто случайный знакомый, что мне реально больно, что он уезжает?
Получалось, что я не смогу проводить человека, который за очень короткое время стал для меня всем и остался ничем. И я приняла это. Я смирилась. А потом что-то сломалось во мне. Я поняла, что никогда не прощу себе этой слабости и покорности. Я подошла к маме и выпалила все сразу. И то, что Леха уезжает, и что я хочу его проводить, и что это очень важно для меня.
Она не поняла. Было видно, что не поняла, но приняла, как должное. Мама даже узнала, во сколько прибывает поезд, и героически сидела со мной до полуночи, а потом провожала меня до дверей с непонятной улыбкой. А я уходила из дома, воровато оглядываясь и пряча в кармане пакет с бутербродами и пряниками, потому что кое-то внезапно понял, что хочет кушать.
В те дни как-то внезапно закончилось лето. На улице было очень сыро и холодно. Я шлепала по лужам, которые не было сил обходить, и думала только о том, где взять сил для того, чтобы не расплакаться на вокзале. Я чувствовала, что Лёшке не нужны мои слезы, что ему и так тяжело уезжать, не смотря на то, что он хорохорился и все время говорил, что всё будет хорошо.
Как всегда моя пунктуальность сгубила меня. Я пришла на вокзал минут за пять до прибытия поезда. Слёзы подкатывали волной, и я чувствовала, что не смогу вовремя справиться с ними, если немедленно не увижу любимые глаза и улыбку. Кто-то свыше услышал мои молитвы и заставил поезд медленно и недовольно заползти на платформу на пару минут раньше положенного срока. Я медленно брела за девятым вагоном и старалась не перейти на галоп. А из вагона, мне на встречу, вышел незнакомый парень. Слишком высокий и очень коротко подстриженный. Но этот незнакомец улыбнулся очень знакомо и сказал: "Вот видишь, ты всё-таки пришла" На меня накатила волна тепла и нежности от того, каким тоном это было сказано. Стало ясно, что ему реально надо было, чтобы я пришла...
Мы порывисто обнялись и... стали болтать ни о чем, абсолютно ни о чем. Было полное ощущение, что встретились два человека, которые видятся каждый день, которым есть о чем поговорить, и есть о чем помолчать, но перед которыми не провал расставания, а равнина общения. Я наконец-то начала понимать от чего бежит Лёшка, и осознала, что так будет лучше. Стояла и молотила всякую чепуху, борясь с безудержным желанием схватить его в охапку и утащить далеко-далеко от этого поезда, от этого вагона... А он говорил о том, что уезжать было тяжело, что дико переживают родители, что друзья горюют, что было желание плюнуть, сдать билет и остаться... А я не смогла придумать ничего умнее, кроме фразы: "Ну, давай, я разревусь, и ты останешься" И мне сказали: "Не надо, я не хочу твоих слёз. Пожалуйста, не плачь"
А мне и не хотелось плакать. Вот честное слово. Мне было хорошо здесь и сейчас, в лучах тусклого вокзального фонаря и в блеске любимых глаз. И не было в них даже тени любви ко мне, но этого и не требовалось. Впервые в жизни мне было все равно, любят меня или нет, мне было достаточно того, что чувствую я. Всё было хорошо, мы беззаботно хохотали, и вдруг - зеленый глаз светофора. Как же возненавидела я его!!! Лёшка сказал, что пора прощаться. Обнял меня, потом отпустил, как-то неловко придерживая за локоть. А я... Я безбожно тупила, понимая, что моя щека еще хранит следы его губ, но он уже бесконечно далеко. Помимо моей воли, левая рука нашарила Лешкину правую руку и вцепилась в неё мертвой хваткой. А он как-то удивленно глянул на эти переплетенные пальцы, а потом в мои глаза. Не знаю, что он там увидел, но я вдруг осознала, что он всё понял... и не только про меня. Я почувствовала, что не только у меня впечатление, что мне отрывают руку без наркоза...
Это наваждение длилось только несколько секунд. А потом Лешка оттолкнул меня и крикнул: "Иди! Иди и не оглядывайся!!!" и я сделала шаг. А он шагнул за мной, мы снова обнялись, резко и порывисто, в последний раз. Стало ясно, что слёз уже не удержать, и поезд не остановить, и ничего не исправить. Но я обещала, что не буду плакать, что уйду, не оглядываясь... И я сдержала оба обещания. Почти сдержала. Хотелось уйти с гордо поднятой головой, а получилось только плестись, опустив плечи. И я обернулась. Раза три. И видела, как Лёшка стоит в тамбуре, маленький и родной, очень близкий и бесконечно далекий...
Потом поезд тронулся, увозя с собой кусочек моего сердца и почти всю душу. И теперь, когда уже стало все равно, я взвыла. Взвыла, как волк на полную луну. Мне было всё равно, что подумают редкие прохожие, что скажет мама, когда увидит мои мокрые глаза, что напишет Лёшка, когда я честно ему во всём признаюсь...
У этой истории есть начало, но нет конца. Видимо тогда, на вокзале, всё-таки что-то щелкнуло, что-то взорвалось, что-то изменилось, но по сути, всё осталось по-прежнему. Мы всё так же пишем друг другу длинные письма, спорим по пустякам, жалуемся на неудачи и вместе радуемся маленьким сюрпризам, которые преподносит жизнь. И я точно знаю, что если мне будет плохо, он обязательно позвонит мне и скажет: "Ну что ты, царевна - Несмеяна, улыбнись, всё будет хорошо!" И я, как всегда, поверю. Поверю и улыбнусь...