Ее нашли через три дня на заброшенной даче. В петле. На столе

лежала записка: "В моей смерти прошу никого не винить".

Утро было безжалостно серым. Оно было серым, когда я проснулся,

чуть-чуть просветлело, когда смог доползти до холодильника,

вытащить бутылку "Черноголовки" и нацедить первый стакан. Водка

обожгла пищевод, я невольно зажмурился, а когда открыл глаза,

мир, наконец, обрел краски. Но легче мне от этого не стало. Анны

больше нет...

Принять еще стакан, стукнуть по клавише столетнего "Романтика",

услышать нежный, чуть хрипловатый, такой родной голос - и

умереть.

О, Анабель, моя Анабель,

Жди, я приду, я уже в пути.

Ветер качает луны колыбель,

Ярче, луна, свети!

Это из акустического альбома "Пилигрим-2". Мы его записывали

вместе с Анной в прошлом году. Она спела три баллады... Это я ее

уговорил записаться. Анна была моим пресс-секретарем. Другом.

Любовницей. Женой. У нас все складывалось на редкость

безоблачно. Меня это еще тогда должно было насторожить. Не

насторожило.

Вчера опять вызывал следователь. По данным графологической

экспертизы предсмертную записку она писала сама, своей рукой.

Сколько я ни объяснял, что это убийство, что записку ее написать

заставили - бесполезно! После этого визита я, собственно говоря,

и напился. Надо завязывать - сегодня концерт. Ледяной душ,

кружку горячего чифиря и напоследок - три капли нашатырного

спирта на стакан ледяной минералки. Ну и рожа у тебя, братец!

Опух, мешки под глазами. Совсем как прошлым летом...

Смешно тогда получилось. Мы с "Крысами" (рок-группа у нас так

называется) поехали на пикник. Долго ехали на нашем

микроавтобусе (купленной недавно "Мицубиси-Делике"), потом

возились с костром и палатками, потом мы с Анной украдкой

целовались. Короче, когда сели у костра пить, я не выдержал и

после первой же рюмки утащил мою любимую женщину в лес. Когда

через пару часов мы вернулись к ребятам, уставшие,

умиротворенные и счастливые, они встретили нас громовым ржанием.

Оказывается, любовью мы занимались... на муравейнике. Меня

муравьи изгрызли с ног до головы, живого места не было. Опух,

как после недельного запоя. Анну же хоть бы один завалящий

муравьишка укусил! Наши надо мной еще дня три потом хихикали,

все вспоминали. Так продолжалось до тех пор, пока меня не

оштрафовали "гаишники" за банальное превышение скорости. Там

ограничительный знак стоял, но я его не увидел, так и пер по

трассе под сто пятьдесят. Мы с Анной в этот момент занимались

любовью. За рулем. Вы не пробовали? Классная штука!

А потом появился Миляга. Это не фамилия, а прозвище. Впрочем,

его иначе никто не зовет, он и сам уже имя свое давным-давно

забыл. Миляга и Миляга. Ох, и мерзкий тип! Длинный, тощий, как

глиста, тонкие ножки, кожаные штанишки в обтяжку, жидкие волосы

неопределенного цвета неопрятными сосульками свешиваются до

лопаток. "Старый рокер". Говорят, когда-то он был неплохим

барабанщиком, потом разбогател. Кажется, наследство получил. Ну,

и вложил денежки - открыл ночной клуб "Черная радуга". Мы у него

выступали несколько раз, да не только мы - у него работали

несколько молодых команд, раскрученных и не очень. Говорят,

некоторым мальчикам он даже помог, протолкнул на какой-то

фестиваль. Подчеркиваю: мальчикам. Девочками Миляга не

интересовался. Я не очень рвался у него выступать, но за

последнюю пару лет "Крысы" приобрели вредную привычку питаться

по три раза в день, и не только китайской лапшой. А платили в

"Радуге" неплохо.

Первый раз мы с этим хмырем разругались, когда он без стука

вперся после концерта в мою гримерку. Мы с Анной занимались

любовью. Дверь я, как всегда, не закрыл - на охрану понадеялся.

Как выяснилось, совершенно напрасно - его, как хозяина, охрана

пропустила беспрепятственно.

Сначала мы его не заметили. Потом его увидела Анна - и

попыталась меня оттолкнуть, уперевшись руками мне в грудь.

Проследив за ее взглядом, я обернулся. Он стоял в дверях и

мерзко ухмылялся. Мне зверски захотелось его убить. Видимо, это

желание отразилось на моем лице достаточно недвусмысленно -

гнусную ухмылку вместе с ее обладателем как ветром сдуло. Потом

он долго извинялся, даже заплатил больше обычного. Так сказать,

возместил "моральный ущерб".

А через месяц, когда для нас наступила черная полоса, пришлось

согласиться еще на один концерт в его клубе. Перед концертом

Миляга подошел ко мне, искательно улыбаясь, заговорил о какой-то

ерунде и как бы невзначай положил руку мне на талию. Ну, я ему и

врезал. Не люблю, когда меня лапают без спросу, особенно мужики.

Что тут началось! Со всех сторон сбежалась охрана, я оценил

ситуацию и позвал Муху. Когда наш басист появился из гримерки,

охранники крепко призадумались. Не знаю, откуда Муха получил

свое прозвище, но оно ему ни с какого бока не соответствует -

здоровенный детина, бывший спецназовец, он на спор пальцами

рубли ломает. Юбилейные, советской чеканки - сам видел. Тут

выпорхнули наши девчонки, Мария с Милой, торопливо пощебетали,

состроили глазки охранникам и кое-как замяли инцидент. Концерт

мы отвели и забыли дорогу в "Черную радугу" навсегда.

Разумеется, Миляга позвонил, уговаривал меня приехать, долго ныл

в трубку, даже пытался угрожать... Я посмеялся над его угрозами,

видеться же с ним отказался наотрез. Тогда-то все и началось.

Обычно после концерта я не пью. Ну, почти не пью - полстакана

коньяку не в счет. На гастролях в Новосибирске мне что-то

подмешали в коньяк, видимо, ЛСД. Крышу у меня сорвало напрочь,

прямо в коридоре перед гримеркой. Помню только дивный глюк -

полчища драных уличных котов, набросившихся на меня со всех

сторон. Потом у меня начались судороги... Короче, "типичный

делириум тременс". На мое счастье, Муха оказался рядом -

моментально отключил и уволок от греха подальше. Анне пришлось

обаять добрый десяток журналистов, чтобы эта история не

просочилась в СМИ с аршинными заголовками: "У Грэда Захарова на

гастролях случился приступ белой горячки!"

Потом у нашего микроавтобуса на полном ходу отказали тормоза. К

счастью, обошлось без жертв. Подумаешь, помяли немного чужую

"копеечку". Ей к моменту аварии двадцать два года исполнилось.

Копейки! Как выяснилось, тормозная трубка была аккуратно

перекушена пассатижами.

А еще через неделю пропала Анна. Поехала с утра "прошвырнуться

по магазинам" - и не вернулась. Милицию я поднял на уши к

вечеру, после того, как обзвонил все больницы и морги. Ее нашли

через три дня на заброшенной даче. В петле. На столе лежала

записка: "В моей смерти прошу никого не винить".

О, Анабель, моя Анабель,

Жди, я приду, мне преграды нет.

Смерть не постелит мою постель,

Скоро уже рассвет...

В этот день я и напился впервые - под нашего с Анной

"Пилигрима". Тогда я еще на что-то надеялся. Как оказалось,

напрасно. "В возбуждении уголовного дела отказано". Что тут

расследовать? Причины? Ну, мало ли из-за чего человек может с

собой покончить!

Ага, с воспоминаниями я и позабыл о концерте. Собираемся - и

вперед!

Ого, кто это у нас сидит в самом первом ряду? Никак Миляга? И

глазки масленые-масленые. Значит, после концерта заявится.

Заявился.

- Я слышал о твоем горе, - промямлил он, пожирая меня глазами. -

Мне очень жаль...

- Да? - ехидно переспросил я и отхлебнул коньяк из плоской

фляжки. С тех сибирских гастролей я свой коньяк уже никому не

доверяю, всегда при себе ношу. - А я думал, ты рад. Исчезло

единственное препятствие между нами.

- Да, но я... ты понимаешь...

- Понимаю, - кивнул я. - Одного не могу понять - как твои

мордовороты заставили ее написать записку?

- Что ты имеешь в виду? - растерялся он.

- Некому больше, кроме тебя. У Анны не было врагов. У меня тоже,

пока не появился ты.

- Я, пожалуй, пойду, - заметно испугавшись, заторопился Миляга.

Он, конечно, никуда не пошел. Потому что за его спиной уже

маячил Муха. А поскольку на концерт "завклубом" отправился без

телохранителей, пришлось ему поехать с нами.

Не буду пересказывать в подробностях, о чем мы беседовали в

течение часа. Скажу только, что мы его и пальцем не тронули -

так, попугали немного. Через час он раскололся. Они сказали

Анне, что убьют меня, если она не уйдет. Сама. Она меня очень

любила...

О, Анабель, моя Анабель,

Ветер крепчает, в свой рог трубя.

Много с боями прошел я земель,

Нету милей тебя!

После допроса мы отправили этого шоу-бизнесмена в больницу.

Всего-то три или четыре перелома с легким сотрясением мозга.

Стоило бы, конечно, на кладбище, но... рук марать не хотелось.