Ветер усиливался. Здесь, у западного побережья Австралийского материка, он был какой-то особенно свирепый: налетал стремительно, поднимал тучи пыли и песка, закручивал их вместе с водорослями, давно выброшенными на берег, в гигантский смерч и бесследно уносил куда-то.
Место было возвышенное, залив скалистый и неровный, ветру здесь не разгуляться, но он, наглотавшись морской воды, весь пропитанный ею, всё же упрямо рвался с моря на сушу. Казалось бы, здесь ему и следует отдохнуть от бесконечных странствий по океану, но он обладал завидным упорством и имел на этот счет собственное мнение. Взбудоражив океан, подняв из его недр волны высотой до тридцати футов, он развлекался тем, что гнал их к берегу и любовался, как они разбиваются о неколебимые утесы. Холодные, застывшие каменные исполины, насупившись, встречали грудью своего извечного врага, и огромный водяной вал, бессильный сокрушить непобедимый монолит, рассыпался перед ним в пену, в очередной раз признавая свое поражение, и в агонии обдавал его мириадами соленых брызг. Но на смену приходила новая волна, и не было этому конца.
Три дня бушевал шторм. Три дня шла яростная, упорная борьба стихии с камнем. Наконец, вода уступила. Утих ветер, спала волна; теперь она не стремилась сокрушить камень, а только лизала его, словно прося извинения за невольную вспышку своего необузданного нрава и, в знак примирения, протягивая руку дружбы. Камень был не против, он уже привык. И они быстро помирились.
На четвертый день к побережью со стороны поселка подошла группа рыбаков с загорелыми и обветренными лицами, в брезентовых штормовках и высоких сапогах. Они осмотрели свои лодки в бухте, благоразумно вытащенные далеко на сушу, и направились вдоль линии прибоя в сторону скалистых утесов. Цель нехитра - побродить по берегу, посмотреть, что выбросил в дар людям океан. На богатую добычу рассчитывать, конечно, не приходилось, но иногда после бури на песке, крупной гальке и среди камней можно было найти крабов, рыбу, иногда устриц и даже целые кусты морской капусты, из которой готовили всевозможные блюда.
Каждый нес с собой мешок, в который собирал выброшенные штормом водоросли. Их использовали в качестве удобрений; кроме того, некоторые из них служили прекрасным противовоспалительным средством при простудах; ими же порой набивали матрасы, предварительно хорошенько высушив. На этот раз океан был щедр. Рыбаки проходили около часа и набрали каждый по мешку морской травы.
Собрав урожай, они остановились и угрюмо посмотрели в безбрежную, хмурую даль океана, расстилающуюся перед ними. Было рано выходить на лов рыбы: ветер еще не совсем утих, и волнение достигало нескольких баллов. Солнце то выглядывало из-за туч, то вновь скрывалось. Но всё говорило о том, что завтра с утра будет подходящая погода для промысла.
Пора было возвращаться домой.
Едва рыбаки перебрались через завал из камней, сплошь облепленных водорослями, и стали подниматься по откосу, как один из них воскликнул:
- Смотрите! Похоже, на берег выбросило какую-то рыбину.
И в самом деле, в нескольких ярдах от линии прибоя из последних сил билась о камни приличных размеров рыба, издали похожая на тунца. Острые края камней, по-видимому, сильно поранили ее, и она издыхала от ран и удушья.
Все поспешили туда, куда указывал рукой рыбак, и проворнее всех оказался он сам, Пит Коуленс или "выскочка Пит", как его здесь называли. Рыбаки, народ серьезный, молчаливый и честный, недолюбливали этого высокомерного, грубого человека с остроносым, вытянутым лицом (вылитый хорёк!) и близко посаженными глазами. За то недолгое время, что он появился здесь, Пит приобрел незавидную репутацию: жаден, зол, вспыльчив, готов из-за любой мелочи пустить в ход кулаки. Как-то спьяну он разболтал в трактире о своем прошлом, с тех пор все стали сторониться его, никто не желал иметь с ним ничего общего. Тем не менее, отделаться от него было невозможно, он принадлежал к той категории людей, от присутствия которых избавляет только смерть...
Детство и юность Пита прошли в Манчестере. В последний раз он работал в порту: грузил уголь, дрова, сахар, мануфактуру. Но чтобы хватало на жизнь, надо было трудиться в поте лица, а Пит был человеком не такого склада характера. Он всегда считал, что деньги можно заработать и другим путем, надо только проявить немного смекалки и умения. Он стал напиваться и кричать во всеуслышание, что не рожден для такой каторжной работы, пусть вкалывают другие, а с него хватит. Все чаще он появлялся в порту нетрезвым, потом взял за правило постоянно опаздывать к началу смены, а дальше и вовсе стал отлынивать от своих обязанностей и прогуливать рабочие дни. Если кто возмущался, Пит начинал кричать, обзывая "обидчика" самыми последними словами, и угрожал "заткнуть глотку" каждому, кто посмеет пожаловаться на него начальству. Но оно и без того знало о его выходках, и в один прекрасный день Пита уволили, выплатив ему жалкие крохи.
Пит послал всех к черту и моментально спустил деньги в портовой таверне. Теперь он остался без гроша и стал бродягой. Вскоре он подружился с такими же изгоями, как сам и стал шататься с ними по вечерним городским улицам, ища, чем поживиться. Прохожие шарахались от этой компании, а сами эти отщепенцы избегали встреч с полицией, с которой давно уже были не в ладах, имея на своем счету кое-какие грязные делишки.
Однажды Пит с компанией дружков прогуливался по одной из улиц. Навстречу шла пара: женщина под руку с мужчиной. По всему видно - муж и жена. Пита ничуть не смутило это обстоятельство: выросший без отца, избалованный, он воображал, что ему всегда все позволено, стоит только захотеть.
Члены компании переглянулись. Едва Пит поравнялся с парой, как тут же оттолкнул мужчину, бесцеремонно схватил его спутницу за руку и потащил за собой. Муж оказался не робкого десятка, настиг негодяя и одним ударом свалил с ног. На него, как свора псов на загнанного оленя, тотчас набросились подельники. Его жена закричала, но Пит зажал ей рот рукой.
- За этот удар расплачиваться будешь ты, красотка, - прорычал он, остановил кэб, грубо втолкнул в него жертву, сел сам, и кэб умчался.
Через минуту шайка разбежалась, оставив беднягу мужа избитого, без чувств лежать на мостовой.
Дружки знали, куда Пит увез "добычу" и поспешили туда. Каждому хотелось получить свою долю.
Через час эта женщина, в разодранной одежде и растрепанная, вышла из какого-то подвала и повалилась на тротуар, орошая его слезами. Насильники расхохотались и напутствовали бедняжку:
- Смотри, не вздумай проболтаться, не то тебе крышка.
Но она не испугалась их угроз и заявила в полицию. В тот же день всю шайку обезвредили, упрятав за решетку. Но все на этом свете рано или поздно кончается; пришел конец и их заключению. Питу, как зачинщику, дали больше, и дружкам пришлось подождать его. Когда он вышел из тюрьмы, они, собравшись вместе, устроили веселую попойку, а потом, как ни в чем не бывало, вновь занялись насилием и грабежом, повязав себе на лица, чтобы не быть узнанными, черные платки.
Но недолго вилась веревочка и на этот раз. Пита снова посадили, теперь за ограбление почтового дилижанса. Он сидел за решеткой и думал, что, как только его освободят, он вновь останется без единого пенса. А это значит, надо снова идти воровать. Хорошо, что на нем нет "мокрых" дел, ему бы не выбраться отсюда. Пит стал думать о том, как он всегда испытывал досаду, когда приходилось делить деньги с дружками. И хотя он играл главную роль во всех "подвигах", но возмутитьсяравным дележом не смел. Компаньоны могли превратно его понять. И он решил действовать один. Уж если взять куш, то все достанется одному; какое ему дело до этих ублюдков, пусть сами добывают себе кусок хлеба.
Теперь Пит жил одной мечтой - поскорее выбраться отсюда - и, как одержимый, считал дни и часы до освобождения.
Наконец долгожданный день настал. Два дня слонялся по городу Пит Коуленс без гроша в кармане, холодный и голодный, ночуя, где придется: то у подворотни, то в старой корзине из-под цветов, выброшенной на помойку. Все это время он тщательно обдумывал некий план, смакуя его и разбирая по полочкам, как писатель составляет в голове замысел будущего произведения. Наконец, случай подвернулся. Некий зажиточный господин во фраке и цилиндре выходил белым днем из отделения местного банка и на ходу засовывал во внутренний карман жилета пухлый бумажник. Непростительная оплошность с его стороны, это надо было сделать не выходя из здания, но, видимо, он торопился. Этот человек был богат и имел обширные связи в деловых кругах не только Манчестера, но и всей Англии. Пит, конечно, не догадывался об этом и никогда не поднял бы на него руки, если бы знал, что одно слово этого человека способно упрятать его на далекий тропический материк, откуда он уже не вернется.
Сейчас Пит потирал руки. Он претворял в жизнь свой план, на остальное ему было наплевать. Недолго думая, он хватил прохожего булыжником по голове, едва тот завернул за угол, быстро вытащил бумажник и был таков. Теперь надо было спасать собственную шкуру. Кажется, он крепко треснул беднягу, тому не подняться. Его видели, без сомнения, в момент нападения. Хотя никто за ним и не погнался, но приметы его, надо думать, вскоре будут известны в полицейском участке.
Пит тотчас обрядился в новый костюм, отправился в порт, купил билет и первым же пароходом отплыл в Индию. Там его не найдут, он знал это, хотя и не представлял себе, чем будет заниматься в этой далекой жаркой стране, где не прекращается война с аборигенами. И все же это было лучше, чем оставаться здесь, когда бродячие собаки давно перестали на тебя лаять, потому что знают в лицо, а "фараоны" с нетерпением ждут тебя как старого знакомого, по которому они уже начали скучать.
Индия была английской колонией вот уже более ста лет. Коренное население нещадно эксплуатировалось английскими колонизаторами, выкачивавшими из страны миллионы, бесконечным потоком уплывавшие в Европу и оседавшие в сундуках богатеющих предпринимателей. Неоднократные восстания индийцев жестоко подавлялись, развитие производительных сил сводилось к нулю, страна превращалась в сферу вывоза английского капитала. В 1876 году королева Виктория была торжественно провозглашена императрицей Индии.
В эту страну и плыл сейчас Пит Коуленс. Там он решил заняться каким-нибудь стоящим делом и сколотить себе состояние.
В пути он познакомился с плантатором, которому нужен был компаньон для присмотра за аборигенами, трудившимися на его плантациях. Дело сулило немалые выгоды, и они быстро договорились. Пит проработал у него два месяца, но на большее его не хватило. Какой-то проходимец уговорил его ограбить одного индийского набоба, и Пит, чуя легкую поживу, с радостью согласился.
Набив карманы жемчугом и драгоценными камнями, Пит задумался, как ему жить дальше. Решение нашлось быстро. Его подельник показал ему портрет человека, разыскиваемого полицией; лицо преступника, за голову которого было обещано солидное вознаграждение, красовалось уже во всех местных газетах. Пит не поверил своим глазам: с газетной полосы на него вызывающе смотрел его собственный портрет с подробным описанием. Ему тут же вспомнился случай близ Манчестерского порта. Уж не того ли богача это дело рук? Но как узнали, что он здесь?
Пит забил тревогу. Ему совсем не улыбалось возвращаться в Англию, да еще и затем только, чтобы на шею ему надели "пеньковый галстук". Дабы не быть узнанным, он приклеил себе усы, бороду, сделал повязку, прикрывающую один глаз, и стал околачиваться в порту, прислушиваясь к тому, что происходило окрест, и намереваясь поступить сообразно услышанному. Вскоре от моряков, прибывших из Австралии, он узнал, что, хотя "золотая лихорадка" и кончилась, но там будто бы вновь нашли золото.
Пит не стал долго раздумывать. Он мгновенно решил, что его вряд ли станут разыскивать в этом краю, где хватает и своих беглых каторжников, к тому же это было так далеко от его родины, что никому бы и в голову не пришло искать его там. Пройдет время, и все забудется, да и облик свой он сумеет изменить до неузнаваемости.
И он первым же пароходом отплыл в Австралию.
Насчет золота, как и следовало ожидать, все оказалось выдумкой, но Пита оно уже не интересовало. Сейчас ему надо было затаиться до поры до времени. И он не придумал ничего лучшего, как пристать к рыбакам, живущим на западном побережье, невдалеке от Джералдтона.
Жарким солнцем и душными ночами встретил его чуждый и незнакомый пустынный край тропических саванн. Но выбор был сделан.
Пит купил дом на окраине рыбацкого поселка. Теперь его окружали только акации, эвкалипты, папуасские свиньи, большеноги, райские птицы и попугаи. Питу нужен был год, быть может, полтора. За это время утихнет шумиха, поднятая вокруг его имени, и тогда можно будет заняться чем-нибудь. А сейчас ему хватит и тех денег, которые он привез из Индии.
Рыбаки жили в небольшом селении на берегу океана. Почти все - англичане. Иные прибыли сюда в поисках золота, но им не посчастливилось, а на обратный путь домой уже не имелось средств. Другие были просто массовыми иммигрантами, устремившимися на материк в надежде стать хозяевами-колонизаторами. Третьи - кто мечтая скрыться от правосудия, кто желая поправить свои дела - нашли здесь работу и крышу над головой.
Некий предприниматель однажды приобрел здесь ферму и стал разводить овец. Дело пошло на лад, цены на шерсть необычайно выросли, и фермер сказочно богател. А через несколько лет на этом месте построили фабрику, и сюда стала стекаться рабочая сила. Бывший фермер сделался крупным фабрикантом, его успехи в торговых делах стали вызывать зависть и уважение. Теперь это была довольно солидная фирма с огромным штатом рабочих. Один из ее представителей, некий мистер Гастингс, обратился однажды к местным рыбакам с деловым предложением и получил согласие. Теперь рыбаки с побережья были причислены к штату рабочих фирмы и подчинялись профсоюзам.
С разрешения главы фирмы Гастингс построил рядом рыбный цех. Потом купил баркас и привел его однажды в бухту. На нем можно было выходить далеко в море в поисках акул. С тех пор дела пошли вдвое лучше, и рыбаки почти всегда возвращались с хорошим уловом. Обе стороны при этом чувствовали себя превосходно. Гастингс исправно платил людям за работу, а они снабжали его рыбой, которая использовалась теперь не только в пищу. Из кожи акул, например, изготовляли дамские сумочки, кошельки и бумажники, из зубов вытачивали сувениры и другие всевозможные поделки, из скелета делали клей, из печени добывали рыбий жир, а белое мясо хищниц было питательным и приятным на вкус. Все это изготовлялось на фабрике и составляло неотъемлемую часть доходов фирмы.
Итак, рыбаки сносно зарабатывали, а Гастингс отправлял во все уголки земного шара агентов, с успехом продававших необычные изделия.
Рыбаки не нуждались в пополнении штата, но Пит уж очень настойчиво просил и был принят в артель.
Теперь несколько слов о Денни Паркере, одном из рыбаков поселка, человеке, являющимся еще одним героем этой повести.
Все звали его здесь просто Дэн. Он был сослан на материк как каторжник сразу же после "золотой лихорадки". Его дело, в общем-то, не стоило и выеденного яйца, таких дел насчитывались тысячи, и среди заключенных, сосланных в Австралию, были неплохие ребята, все преступления которых походили одно на другое как бильярдные шары. Кого-то судили за убийство, другие попадали за разбой, но в основном каторжники представляли собой участников забастовок и их лидеров, к которым, как выражались судейские, "иные меры неприменимы".
Дэн был одним из таких "преступников". Рабочие суконной фабрики требовали повышения зарплаты, улучшения жилищных условий, восьмичасового рабочего дня. С ними расправились как обычно - вызвали наряд полиции. Наиболее рьяных манифестантов схватили, в их числе оказался и Паркер.
По истечении срока заключения Дэн не вернулся в Англию, а остался здесь. Никто его там не ждал, и терять ему было нечего. В этом рыбацком поселке он познакомился с Бертой Марсделл, она жила с больной матерью-старухой. Миссис Марсделл овдовела совсем недавно, ее муж погиб недалеко отсюда во время обвала в горах. Видимо, не всем поиски золота принесли счастье.
Берта хотела тотчас покинуть Австралию и вернуться на родину, но мать возразила. Здесь могила ее мужа, и здесь умрет она сама. И они остались.
Обаятельная, миловидная девушка сразу же привлекла к себе внимание холостых мужчин поселка. Стройная, тонкие черные брови дугами, глаза цвета лазури; правда, немного худа, зато добра, приветлива и, при случае, за словом в карман не полезет. Однако ей самой никто не нравился, да и не желала она, похоже, для себя ничего. Ее мать была больна, и дочь, дождавшись конца рабочего дня, покидала стойку трактира и спешно уходила домой. Пришли к выводу, что Берта не торопится выходить замуж, и число воздыхателей тут же поубавилось.
Найти друг друга этим двоим помог случай. Вот как это произошло. Однажды один из посетителей выпил лишнего. За столиком ему не сиделось. Он встал, пошатываясь подошел к стойке и стал приставать к Берте. Та, хоть и была бойкой на язычок и пыталась обратить это в шутку, видя, что клиент начинает наглеть, совсем растерялась, не зная, куда от него деться. Ни один из поклонников не вступался за девушку, хотя все и видели, в каком неловком положении она оказалась. Захмелевший старатель, убедившись, что никто не намерен ему мешать, перелез через барьер и потянул Берту к себе, пытаясь впиться лиловыми пухлыми губами с пеной в уголках в ее алые, манящие губы. Она вскрикнула, и Дэн мгновенно, в два прыжка очутился у стойки. Он был силен, этот парень. У себя в Англии он одно время выступал на ринге в одном из клубов; несколько боев он выиграл, другие проиграл, но ему хорошо платили, и проигрыши были запланированы.
Наглый посетитель тотчас понял, что защитник нашелся, и собрался померяться с ним силами, но Дэн не стал церемониться. Он вытащил его из-за барьера легко, как щенка, и врезал ему в челюсть. Тот улетел к входным дверям и там нашел себе угол. Дэн спокойно смотрел на него, сжимая кулаки и ожидая нападения, но "боец" с мясистыми слюнявыми губами уже успокоился и зло махнул рукой в сторону стойки.
Дэн вернулся за столик и, как ни в чем не бывало, продолжал пить пиво. Посетители трактира многозначительно переглянулись. Каждый из них видел, каким взглядом одарила дочь золотоискателя Денни Паркера, и каждый понял, что его собственная карта бита. Пальма первенства отныне принадлежала Дэну. Кое-кто подошел даже поздравить его, но он не обратил на это никакого внимания. Опорожнив кружку, он ушел, даже не взглянув на прекрасную дочь миссис Марсделл.
Она и сама удивилась и с минуту стояла в оцепенении, не веря, что он ушел, такой гордый, сильный и такой недоступный. В ней заговорило уязвленное женское самолюбие, и она недолго думая решила, что этот парень - тот, с которым она найдет свое счастье.
Итак, она вытянула свой жребий. Скорее бы наступило завтра! Она опять увидит Дэна, обслужит его столик, она задержится у него дольше, чем у других и посмотрит на него таким взглядом!.. А потом скажет ему... Но нет, она положительно не представляла себе - как сделать так, чтобы они познакомились ближе, как влюбить его в себя? Мужчинам это, видимо, легче. Но она девушка. Что она может? Тем более, он был так холоден с ней сегодня, да и вообще... Значит, она ему безразлична. Но ведь он-то ей - нет! Как же заставить его обратить на себя внимание? Прибегнуть разве к чьим-нибудь услугам? Боже, да она сгорит тогда от стыда...
В таких мыслях Берта провела беспокойную ночь и утром, не выспавшаяся, помчалась в трактир. Но ни в этот день, ни на следующий Дэн не приходил. Бедная девушка погрустнела, стала рассеянной. Люди видели ее печаль, понимающе качали головами, но никто не мог ей помочь.
Если деятельная женщина становится ленивой - это первый признак того, что она полюбила. И все чаще Берта ловила себя на том, что становится вялой и задумчивой.
Прошло три дня. Был теплый, безветренный вечер. Берта сидела у огня и вязала матери кофту, машинально работая спицами, вся во власти неотвязных дум. Она вспомнила, как отец говорил ей: "Запомни, дочка, если счастье не идет к тебе в руки, иди сама ему навстречу. Без этого не будет удачи". Как током ударили ее сейчас эти слова в самое сердце. Правду сказал отец: ничего так не высидишь. И последнее потеряешь...
Ее колебаниям наступал конец. Надо было на что-то решаться. Никто ей ни в чем не поможет и ничего за нее не решит. Только отец смог бы подсказать ей правильное решение, дать нужный совет, которому она, не задумываясь, последовала бы, ибо он был мудр и боготворим ею. Мать была ей не столь близка, между ними чувствовалась некая холодность, и Берте вовсе не хотелось посвящать ее в свои сердечные дела. Но отца уже нет, значит, думать надо ей самой. Сейчас или никогда! Так ведь и вовсе можно остаться старой девой.
И она решилась. Накинула на плечи светло-зеленую легкую кофточку, повязала платок вокруг шеи и только собралась выйти на улицу, как к ним постучали... Мать и дочь переглянулись. Небывалый случай: к ним никто не ходил, исключение составляли разве что врач да подруга дочери, работавшая судомойкой. Но первый был у них недавно, а другая стучала бы совсем не так... Берта почувствовала, как ноги не держат ее, и упала на стул. Мать, хромая, ворча пошла к двери и отодвинула засов.
Дэн вошел, затворил за собой дверь и молча уставился на Берту. Она поднялась со стула, вся дрожа и чувствуя, как сердце будто остановилось и упало... Он шагнул ей навстречу, и она тоже. Оба не сводили друг с друга сияющих глаз. Радостные улыбки одновременно осветили их лица, и бедная девушка, заплакав, приникла к широкой груди Дэна Паркера.
А старуха-мать, стоя у дверей, хоть и хмурилась, утирала краешком платка слезы.
Дело шло к свадьбе, и тут в поселке появился Пит Коуленс. Девушка сразу же привлекла его внимание, и он начал увиваться вокруг нее. Берту это ничуть не трогало, но Пит тотчас возомнил, что эта хорошенькая дочь старателя создана для того, чтобы быть ему спутником жизни. Вначале он не сводил с нее глаз, затем попытался увлечь беседой, потом, применяя тактику стремительного наступления, не раз делал попытку поцеловать ее, но неизменно натыкался на равнодушный взгляд и решительный отпор.
Однажды во время одного из таких "ухаживаний" Пита окружили рыбаки и предупредили, что поломают ребра, если еще увидят его домогательства к мисс Марсделл. Коли и это не поможет, с ним поговорит Денни Паркер, ее жених. Пит усмехнулся. Так она невеста? Вот оно в чем дело. Что ж, прекрасно, тем слаще будет победа! Где же он сам, этот жених? Что-то его не видно.
Но Дэн ушел в океан на промысел и со дня на день должен был вернуться. Они охотились в каком-то новом районе, далеко от побережья.
Тогда Пит стал штурмовать крепость с другого направления. Он навестил вдову Марсделл и попытался ласками и лестью склонить ее на свою сторону, а потом уже с обоих флангов бомбить неприступную цитадель. Но и тут его постигла неудача. Старуха просто выдворила его за дверь, несмотря даже на то, что он выложил перед ней целую горсть драгоценных камней.
Потерпев фиаско, несостоявшийся жених попробовал было соблазнить своими бриллиантами Берту, но та лишь презрительно фыркнула, а потом одарила его одним из тех взглядов, которые ясно дают понять, что надеяться не на что.
И Пит затаил злобу. Он поставил перед собой цель, и теперь ему надо было приложить все усилия к тому, чтобы достичь этой столь желанной цели. Впрочем, теперь уже он смотрел на жертву не как на спутницу жизни, а как на объект утоления его страсти.
Однажды поздним вечером он подстерег Берту на одной из тропинок, ведущих к ее дому, набросился сзади, зажал рот и потащил в заросли филлодийной акации. Берте удалось укусить его за руку, и когда он отдернул ее, девушка закричала.
Но никого не было поблизости, никто не мог прийти на помощь. Пит знал это, злорадно улыбался и продолжал свое дело.
До дома было недалеко, и мать услыхала крик о помощи. Она поняла: надо спешить на выручку, что-то случилось с дочерью, она сразу узнала ее по голосу. А вдруг это насильники, пытающиеся обесчестить ее девочку? Сколько их нынче развелось. Старуха поискала глазами, увидела кочергу, встала с постели и вышла из дому в ночную темь.
Берта сопротивлялась до последнего, и когда уже едва не случилось непоправимое, услышала, как мать зовет ее. Она громко отозвалась. Пит замер. Черт возьми, и принесла же нелегкая старуху! Только он разжал руки, собираясь оставить жертву и бежать, как миссис Марсделл изо всех сил огрела его кочергой по голове.
Пит потерял сознание...
Они наконец-то встретились однажды вечером, когда Дэн вернулся с лова. Пришелец распивал пиво в трактире; к нему подошли и сказали, что с ним хотят поговорить, его ждут у входа, под сенью большого эвкалипта. У Пита был с собой нож, с ним он ничего не боялся. Едва он вышел, перед ним вырос Дэн и объявил, кто он такой и чего хочет от него, Пита Коуленса. Пит натянуто заулыбался, что-то залепетал в свое оправдание, а сам тем временем обдумывал, как незаметнее вынуть нож. Наконец ему это удалось, и он чуть не пырнул Дэна в живот, но тот опередил его, врезав кулаком в челюсть, и Пит упал, выронив оружие. Но быстро вскочил на ноги, и они сцепились. Дэн тоже получил несколько крепких ударов, но сам отделал противника так, что тот уже не поднялся.
Мужчины стояли вокруг и, попыхивая трубками, наблюдали за поединком. Никто не помог Питу и даже не подошел посмотреть, жив ли он. Все, и Дэн в том числе, вошли в трактир и, потягивая пиво из кружек, стали обсуждать планы будущего лова.
Казалось, на этом инцидент исчерпан. Пит, конечно же, остался жив и больше не предъявлял претензий ни к кому. Смирился он или нет - кто знает, во всяком случае, ни на Берту, ни на Дэна он не обращал теперь никакого внимания. И все решили, что он успокоился. Но никто не догадывался, что было у него на уме.
А Пит вынашивал план мести.
Он искал подходящего случая.
И случай этот представился. Правда, не так пришелец мечтал отомстить.
Прошел почти год. Однажды Пит заболел тропической лихорадкой и несколько дней провалялся в постели. Вскоре врач разрешил больному небольшую прогулку, и тот отправился к берегу моря. Все мужчины с утра ушли, - кто на лов, кто на охоту, - в поселке оставались только их семьи. Каждый занимался своим делом, и никто не обращал внимания на человека, одиноко шагающего по тропинкам близ домов.
И вдруг Пит насторожился: кто-то кричал. Он остановился. Крик повторился. Сомнений быть не могло - голос женский. Пит недоумевал: кто же это так орет? Наконец, догадался: кричали в доме Денни Паркера. Значит, это Берта, больше некому, ее мать умерла полгода назад. Причина тотчас стала ясна: дочь старателя была беременна, весь поселок знал об этом. Видимо, подошел срок.
Пит знал: когда кричит роженица, ей необходимо немедленно оказать помощь, иначе быть беде. Он злорадно усмехнулся, подошел к хижине и заглянул в окно. Он увидел, как Берта медленно, осторожно сползает с кровати на пол. Каждое ее неловкое движение при этом сопровождалось отчаянным криком и выражением невыносимого страдания на лице. Но никто не слышал ее, и она стала ползти, чтобы открыть дверь. Теперь ее вопли, конечно же, услышат соседи, и она будет спасена.
Ей осталось преодолеть всего несколько шагов, но Пит оказался проворнее и уже стоял у двери... На какое-то время перед ним неожиданно возник образ дочери миссис Марсделл: страдальческое лицо со слипшимися на лбу волосами. Образ этот, чем-то схожий с "Кающейся Магдалиной" Тициана, не уходил и как немой укор стоял перед глазами, но, тем не менее, нисколько ему не помешал. Хладнокровно и быстро, словно желая поскорее избавиться от преследовавшей его святой Магдалины, обратившей взор к Создателю, он выдернул из земли торчавший в ограде кол и подпер им дверь снаружи. И тотчас кто-то глухо ударил в нее изнутри. Потом еще и еще... Но дверь не открывалась. И вновь послышался мученический крик роженицы и ее возглас, обращенный к небесам. Потом снова удары и те же крики. С каждым разом удары эти становились все слабее, а голос все тише...
Пит ждал, укрывшись в кустарнике. Он знал, что несчастной женщине уже не доползти до окна, последние надежды она возлагала только на дверь и все свои силы оставила возле нее. Она была не заперта, и Берта не могла понять: неужели она настолько ослабла, что не может открыть эту проклятую дверь? Ей даже и в голову не пришло добраться до окна и попытаться выбраться наружу другим способом. А когда эта мысль озарила ее, она удивилась, что не подумала об этом раньше. Сколько упущено времени и ушло сил... Но она хотела выйти во двор, только об этом и думала, ведь там ее сразу увидели бы и услышали соседи, а теперь, когда у нее ничего не вышло... Кто-то закрыл дверь, но только не Дэн... Значит, ее заперли? Зачем?..
Она подумала, что ей не удастся вывалиться из окна. Было высоко, вылезти осторожно она не сможет, стало быть, придется падать вниз, на землю!.. Но тогда она убьет свое дитя, которое уже рвалось на свет божий, разрывало все внутри, не понимая, почему это люди так медлят, почему не торопятся освободить его из плена, дать ему свободу!
Он был настырный, ее младенец, и решил сам проложить себе дорогу к свету, к воздуху. Этим он чуть не убил мать. Она раскрыла рот, собираясь заорать от боли и с ужасом поняла, что не слышит собственного голоса. Господи, да у нее нет сил даже на то, чтобы кричать! Как же она доберется до окна и раскроет его?! И все же она решилась на этот шаг. Ударила последний раз локтем в дверь, развернулась и поползла...
А Пит, убедившись, что вокруг ни души, вышел из своего укрытия, осторожно заглянул в окно и, кивнув, криво усмехнулся. Потом подошел к двери, снял подпорку и спокойно отправился дальше.
... Берта упала животом вниз. В глазах потемнело. Внутри будто ворочали острым колом. Волосы слиплись, пот заливал глаза, мокрые пальцы судорожно скребли половые доски. Но у нее еще хватило сил, чтобы подняться. Так, опершись о стену, она побрела к окну, но дошла только до угла, как боль снова скрутила ее и заставила упасть. Больше ей не подняться, она знала об этом, хотя до окна оставалось всего около двух ярдов. Она устремила безнадежный, уже потухающий взор на оконные рамы, думая о том, как сильно она любила Дэна и как ему больно будет видеть ее мертвой на полу. Бедный Дэн, он так хотел иметь сына... Перед ней вдруг пронеслись те несколько месяцев, что они прожили вместе. Это были дни ее безоблачного счастья. Наверное, каждый умирающий в последние минуты мысленно видит самые светлые мгновения своей жизни так, будто это происходило с ним только вчера... Интересно, женится ли Дэн после ее смерти? Пусть бы женился, так он быстрее забудет ее, незачем ему обременять себя воспоминаниями о мертвой.
Так думала Берта, уже зная, что малыш задохнулся там, в ее утробе, и ни о чем теперь не жалеет, разве только о том, что не увидел своего отца. Ей вдруг стало обидно от этой мысли, и она заплакала; но слез не было, была только мучительная боль в сознании, в сердце и еще там, в паху. Впрочем, теперь там осталась лишь тяжесть... И ничего уже не поправить. Но, быть может, она останется жива и тогда уж непременно родит Дэну сына! Ради этого стоит бороться за жизнь! Во всяком случае, надо попытаться.
Эта мысль подняла ее дух, и она приподнялась с пола, потом встала на колени, оперлась о стену и выпрямилась во весь рост. Перед глазами пошли круги, все поплыло и стало меркнуть, окутываться туманом. И вдруг она почувствовала, как малыш шевельнулся! О небеса, значит, он жив, и он уже совсем близко к выходу, кажется, даже уже вылез наполовину!.. Только почему-то не слышно его крика. Это мешает пуповина, она держит его, не дает ему выйти... А окно - вот оно, совсем рядом!
Берта собрала остаток сил, собираясь локтем выдавить стекло, и уже замахнулась рукой, и взгляд загорелся надеждой... но вместо этого упала грудью на подоконник, разбив все-таки окно... Хотела еще крикнуть, но голос ушел вместе с кровью... Ее последняя мысль была о Дэне: "Вот как он меня найдет: одна половина в доме, другая на улице. А ведь малыш еще жив там, во мне... а меня уже нет..."
Так ее и нашли соседи через полчаса: наполовину высунувшуюся из окна, с перерезанными осколками стекла венами...
Рыбаки вернулись поздно вечером. Они приплыли из Джералдтона на баркасе, груженном товарами, продуктами. Их семьи в скорбном молчании застыли на берегу, и по тому, как все смотрели на Дэна, рыбаки поняли, что случилось несчастье. Его жене оставалось уже совсем немного...
Мать и ребенка хоронили всем селением. Море слез сопровождало печальное шествие. Дэн чуть не помешался от горя, ведь он так любил Берту и их малыша, которого уже столько раз мысленно целовал и прижимал к груди...
Теперь все это перечеркнула смерть. Дэн стал угрюм, неразговорчив, избегал общества товарищей и, хотя по-прежнему продолжал работать в артели, никто уже не узнавал его. Впрочем, этому не удивлялись. Каждый ставил себя на его место и понимающе качал головой.
*****
... Дэн нехотя подошел и молча уставился на предмет, вызвавший общий интерес. Это была сельдевая акула. Детеныши этой породы обычно не превышают двух футов в длину при рождении. Видимо, эта совсем еще молодая акула погналась за рыбой и, не рассчитав траекторию, выскочила из воды. Возможно также, она ударилась головой о подводный камень; оглушенную, штормом ее и выбросило на берег.
Пит поднял изуродованную рыбину и стал разглядывать.
- Неплохая добыча, верно? - повернулся он к подошедшим рыбакам.
- Бедняга... совсем еще сосунок, - заметил один, - два фута с лишком.
- Попробуй-ка, сунь палец ему в пасть и увидишь, какой это сосунок, - сострил Пит.
Но никто не улыбнулся в ответ.
К Питу подошел Самюэль Барроу, старшина рыбаков.
- Видно, так стукнулся башкой, - кивнул он на акулу, - что даже перестал сопротивляться волнам. Те и начали швырять его, ударяя о камни, пока одна не сжалилась и не выбросила его на берег.
Подошел второй рыбак, внимательно осмотрел рыбу:
- Самка, спору нет.
- Досталось же ей, - сочувственно проговорил третий.
Действительно, акула была вся в порезах и ссадинах, но все еще шевелила грудными плавниками. К счастью, жабры у нее не успели высохнуть.
- Бросать в море нельзя, с такими ранами ей не жить, - обронил кто-то.
- Кто знает, - протянул Самюэль и, увидев, как Пит Коуленс вытащил из-за голенища сапога рыбацкий нож, схватил его за руку: - Что ты собираешься делать?
- Прикончить ее.
- И у тебя поднимется рука?
- Будь спокоен, приятель, поднимется, - ухмыльнулся Пит. - Что же мне, целоваться с нею?
- А что потом?
- Я возьму ее себе, жена сварит мне отменный суп. - И он опять склонился над акулой, которую во время беседы положил на песок.
- Добыча принадлежит всем, - снова попытался остановить его Самюэль, - так у нас заведено, ты же знаешь.
Пит резко поднялся и решительно объявил:
- Я увидел ее первым, и она моя! - Потом окинул всех злыми глазами: - И я сделаю с ней все что захочу, понятно вам? Пусть кто-нибудь попробует мне помешать!
Старшина сплюнул. Он знал, что этого человека привел Гастингс, и скрипел зубами от досады, что не может вышвырнуть отсюда пришельца. Но Гастингсу было заплачено, и Пит плевать хотел как на Самюэля, так и на остальных.
Артельщики между тем обменялись между собой несколькими словами.
- Ты все-таки негодяй, Коуленс, - покачал головой старшина, - я всегда знал это, теперь убедился еще раз. Отдай акулу Дэну, так мы решили. Он болел и не ходил на лов, дома у него - как у голодного вомбата.
- Ха, как бы не так! - вскричал Пит. - Пусть сначала хорошенько потрудится, прежде чем разевать рот на добычу. Таких охотников сыщется немало.
- Ты-то трудился, что ли? - хмуро спросил один из рыбаков.
- Не твое дело, - огрызнулся Пит. - А рыба моя. Я первый нашел.
Дэн посмотрел на акулу, увидел ее страшные раны, печальные глаза, ее жадно ищущую воду полуоткрытую пасть и представил, какКоуленс варит из нее суп, а из кожи делает кошелек для подруги, которую неизвестно почему назвал женой. И ему вдруг стало жаль эту молодую самку; это было даже нечто большее, чем жалость. У него чуть слезы не выступили на глазах, едва он увидел мысленным взором Пита, разрубающего акулу на куски. Внезапно он вздрогнул, будто к спине приложили кусок льда: он вспомнил Берту, свою жену. Вот так и она, бедняжка, лежала на полу обессиленная, сломленная болью, и никто не пришел ей на помощь. Так же теперь и эта маленькая акула. В этом они были сродни, и Дэн совершенно резонно их отождествлял. Ему даже показалось, что и глаза у рыбы такие же грустные, какие бывали нередко у его жены, и что она скосила их на него, умоляя взглядом о милосердии... Странно, почему же Берта решила тогда в окно?.. Почему не в дверь?
Самка тем временем тяжело, неспешно, видимо из последних усилий приподняла хвост, и так же медленно, умирая, опустился он на песок, словно этим взмахом она прощалась с жизнью, которая так нелепо от нее уходила, едва начавшись. Это ее вымученное движение и подтолкнуло Дэна на отчаянный шаг.
- А, ты еще шевелишься, тварь! - воскликнул Пит и замахнулся ножом, собираясь ударить рыбу в голову, но Дэн мгновенно подскочил сзади и удержал его руку.
Пит недоуменно оглянулся; надменная улыбка скривила его губы:
- Хочешь померяться со мною силой, приятель? Но запомни, сила всегда на стороне правого, а рыбу нашел я. И учти, что нож я не брошу.
Он поднялся и, крепко сжав рукоять, повернулся к рыбакам:
- Попрошу не вмешиваться. Мы будем драться один на один.
И стал лицом к врагу, готовясь к нападению.
Но Дэн неожиданно предложил:
- Я куплю у тебя эту рыбу. Сколько ты хочешь?
Пит сразу остыл. Дело уже сулило выгоду. Он помедлил, пожевав губами, покосился на акулу и сказал:
- Десять фунтов - и делай с ней что хочешь.
- Десять фунтов? - возмутился старшина рыбаков. - Да есть ли у тебя совесть просить столько за эту дохлятину? На ней места живого нет! На что годится теперь ее кожа?
Но Пит, почуяв, что Дэн торговаться не станет, вновь криво усмехнулся:
- Торг исключается. Цену я назвал.
Он снова присел и занес нож над головой акулы.
- Ну, как, - посмотрел он на Дэна, - идет?
Дэну вдруг представилось, будто это не акула, а Берта лежит на песке и обреченно ждет, когда Пит хладнокровно всадит в нее стальной клинок. Если бы знал он тогда, как недалек был от истины, и что тот, с кем он ходил в море и кто собирался продать ему сейчас раненую самку - убийца его жены и сына!
- Ну? - повторил Пит.
Дэн кивнул:
- Моя наличность на счету, а дома такой суммы нет. Рассчитаемся через неделю у Гастингса.
- Хорошо, - махнул рукой Пит, пряча нож в голенище, - на это я согласен. Все мы, в конечном счете, живем от зарплаты до зарплаты. Ты малый честный, я знаю, не обманешь. Можешь забирать свой приз.
Рыбаки, покачивая головами, отправились по домам, и Пит, насвистывая, пошел вслед за ними.
Дэн остался один на берегу моря, если не считать полумертвой рыбы на песке. Он проводил рыбаков взглядом, потом поднял акулу и окунул ее в воду. Затем обвязал ей жабры мокрым платком, чтобы они не высохли по дороге, взял свою ношу на руки, как взял бы ребенка, и направился к дому.
Дерзкая мысль завладела им: он решил, что вылечит акулу, чего бы ему это ни стоило. Дэн любил птиц и животных и всегда проявлял сострадание к беззащитному существу, кто бы то ни был. Шагая, он думал, что теперь ему будет чем заняться. У него появится необычный друг. Но его еще предстоит вылечить. Что будет дальше, он пока не представлял.
У самого дома он встретил забавного светловолосого мальчугана Билли. Они давно уже были знакомы, эти двое. Мальчик частенько приходил в гости к другу; они вдвоем коротали теплые тропические вечера. Дэн всегда умел рассказать что-нибудь интересное, и мальчишка был от него в восторге.
Билли жил в хижине вдвоем с дедом. Тот ловил рыбу, иногда охотился на страусов. Мальчик помогал ему. Когда охота бывала удачной, они устраивали дома настоящий пир, приглашая к себе и Дэна. Но иногда у них кончались припасы, а на охоте не везло, и тогда Дэн помогал им, делясь мясом кенгуру и рыбой. Мальчик нередко оставался ночевать у приятеля. Старик не возражал: пусть себе дружат; должно быть, с Дэном мальчику интереснее. И ложился в постель. Он часто теперь отдыхал: силы были уже не те, его все больше тянуло на покой.
- Привет, дружище! - воскликнул Билли и зашагал рядом с Дэном. Потом посмотрел на акулу: - Что это у тебя?
- Привет, мальчуган! Да вот, видишь, несу раненого зверя.
- Зверя? Похоже, ты несешь макрель. Как тебе удалось ее поймать, ведь на море все еще штормит?
Дэн ласково поглядел на него сверху вниз:
- Это акула.
Мальчишка поднял голову и с интересом заглянул приятелю в глаза.
- Раненная, понимаешь?
Билли кивнул и с состраданием посмотрел на рыбу.
- Ее выбросило на берег? - спросил он.
- Да, и она здорово расшиблась.
- Что же ты собираешься с ней делать?
Дэн скупо улыбнулся, поправил соскользнувший платок на жабрах акулы.
- Лечить.
Мальчик не удивился. Больше того, он даже не стал задавать вопросов. Они вообще были немногословны, потому что легко понимали один другого. Зачем же лишние слова? Билли всецело доверял своему старшему другу: раз тот сказал, стало быть, так надо.
И он проговорил:
- Что ж, значит, мы будем ее лечить.
У двери он остановился.
- Тебе нужен будет помощник, Дэн?
- Конечно, малыш.
- Можешь рассчитывать на меня.
И мальчик распахнул дверь, пропуская вперед друга с его ношей.
Дома у Дэна было большое корыто, и он положил туда раненую рыбу. Потом налил ведро воды и подсыпал немного соли. Это было временно, теперь надо идти к морю за свежей водой. Они принесли два ведра и еще бидон и вылили в корыто. Этого оказалось мало, пришлось сходить еще. Акула не проявляла явных признаков жизни, если не считать, что пасть ее слегка вздрагивала. Это означало, что она еще жива.
Дэн задумался. Необходимо создать искусственную циркуляцию воды, иначе молодой самке не выжить. Он знал, что акулы не могут нагнетать и выжимать воду из жаберной полости, поэтому они не способны пропустить через жабры необходимое количество воды, а следовательно, доставить им растворенный в ней кислород для нормального дыхания. Это заставляет акулу непрерывно двигаться. Она может находиться в спокойном состоянии только час, в исключительных случаях немногим больше. Но и это время, скупо отпущенное ей природой, она проводит на дне, так как плавательного пузыря у нее нет и, едва она прекращает движение, как тут же медленно тонет.
Но для циркуляции нужен был насос, а его у них не было. Они долго думали, сидя вдвоем у корыта, прикидывали так и этак и, наконец, решили эту проблему. Дэн взял большое ведро, проделал в нем отверстие у самого днища, наполнил его, поставил сверху на край корыта и засек время. Билли остался стеречь их сокровище, а хозяин, погрузив на телегу две пустые бочки, поехал к морю за водой.
Они установили норму расхода жидкости: одно ведро через каждые полчаса. Проделывать такую же дыру в корыте с противоположной стороны было не обязательно, достаточно слегка наклонить его, чтобы вода переливала через борт, ближе к углу, и поставить вниз другое ведро. Оно должно было наполняться за те же полчаса. По истечении этого времени нижнее ведро следовало перелить в верхнее. Через три часа вода менялась на свежую, ибо прежняя, обедненная кислородом, уже никуда не годилась.
Итак, задача была решена, и их сооружение заработало подобно вечному двигателю: по мере того как одно ведро пустело, другое наполнялось водой до уровня первого. Но тут возникла другая проблема: приходилось всегда быть рядом, не отлучаясь больше чем на полчаса, чтобы успеть перелить ведро. Можно было бы, конечно, и увеличить это время, довести его, к примеру, с получаса до четырех или восьми часов, но для этого требовалась другая емкость, гораздо больше ведра, а ее под рукой не оказалось. К тому же встал бы вопрос об установке такого бака над корытом и еще одного - под ним. Претворить такую затею в жизнь не представлялось возможным, поэтому, какими бы заманчивыми не казались такие баки, решили обходиться ведрами. В одном из них, к слову сказать, никак нельзя было уменьшить диаметр сливного отверстия для увеличения времени, ибо циркуляция воды в этом случае получалась ничтожной.
Ну, а ночью? Как быть в этом случае, ведь человеку необходим отдых от дневных забот? Билли готов был и на такую жертву. Ради друга он мог не спать всю ночь. Следующая очередь Дэна, потом опять его. Им поможет дед, страдающий бессонницей. Зато каков будет результат! И Дэн красочно и с энтузиазмом описал приятелю, как они скоро отпустят акулу в море, и как она будет им благодарна за это... Но его работа! Лов?.. Ерунда, он возьмет краткосрочный отпуск.
Итак, засучив рукава, одержимые на первый взгляд бредовой, поистине фантастической идеей, друзья взялись за дело. Первые два дня акула плавала кверху брюхом, но все же она дышала, и это вселяло надежду. Дэн перевязал ее раны, наложив на них морские водоросли с листьями скрэба и эвкалипта, и она вся теперь была в повязках. Через три дня он снял ту, которая стягивала грудной плавник. Плавник вздрогнул и чуть шевельнулся, но не больше. Значит, было рано. Она еще не набралась сил и одним планктоном здесь не обойтись. Тогда Дэн разрезал на части и мелко искрошил ставриду, потом взял эту рыбью кашу и осторожно вложил несколько щепоток в пасть своей питомице. Когда эти порции исчезли одна за другой, акула шевельнула грудными плавниками, потом еще несколько раз, и затихла. Не было сил. Теперь ее надо было усиленно кормить; дело, кажется, пошло на поправку.
Вечером пришел мальчик, и Дэн объяснил ему суть процесса кормления. Билли понял все с полуслова, но выразил сомнение: не оттяпает ли Берта ему пальцы?
Дэн удивленно посмотрел на него:
- Берта? Ты сказал - Берта?..
- Да, - ответил мальчик, - так я назвал ее. Мне почему-то пришло в голову это имя, и я всю дорогу твердил его, чтобы не забыть. Тебе оно нравится?
Наивный мальчуган. Знай он о том, что связано с этим именем, он никогда бы не решился произнести его в присутствии Дэна. Но Билли не интересовали подобные истории, и, если он и был на похоронах жены Денни Паркера, то, видимо, не полюбопытствовал, как звали усопшую и отчего она вдруг умерла. Не знал мальчик, что при упоминании этого имени у Дэна екнуло сердце и мелко задрожали руки.
"Вот как, - подумал Дэн, - выходит, Берта воскресла, но уже в другом обличии. Теперь Бертой стала... рыба. Что ж, пусть так. Я буду любить ее так же, как любил ту... как если бы это была моя жена..."
- Так как же? Нравится? - повторил мальчик.
Дэн подумал, что, как только он произнесет это имя, в памяти всплывет другая Берта - та, которой уже нет. Он знал: это будет больно ранить сердце. Интересно, что навело Билли на такую мысль? Дэн посмотрел в его вопрошающие глаза и понял, что малый не хитрит, настолько чист и наивен был детский взгляд. Значит, он не знал, как звали его жену.
Мальчуган ждал ответа. Дэн приподнял брови, потом плечи. Он еще не решил. Но, посмотрев на мальчика, понял, что тот теперь не отступится. Да и в самом деле, почему бы нет?
Он склонился над акулой, взял в руки оба ее плавника и сказал:
- Ну, красавица, отныне ты будешь Бертой. Понимаешь?
И он слегка покачал ее слева направо.
- Ты не возражаешь?
Она повела глазом на Дэна. Оба, мужчина и мальчик, переглянулись.
- Берта! - воскликнул Дэн.
И вдруг она задвигала плавниками - вначале медленно, потом все быстрее, все резче. Видимо, хотела перевернуться на брюхо, но никак не могла. Она снова скосила глаз в сторону Дэна, и ему показалось, что ее зрачок выражал просьбу. Тогда он осторожно перевернул ее. Она раздвинула в стороны плавники и замерла в таком положении, уставив глаза вперед и чуть шевеля хвостом.
Но прошло немного времени, и она снова завалилась набок. Нет, пожалуй, еще рано, пусть поправится до конца. Пусть сама начнет есть рыбу, а для этого ей необходимо держаться спиной кверху, или "твердо стоять на ногах", как принято говорить у людей. Пока что ее надо кормить планктоном и рыбной кашей, а когда она примет нормальное положение, можно снять все повязки, которые Дэн замачивал в растворе йода с марганцовкой и каждый день менял, обтягивая их тонкой резиной.
Прошло еще два дня. И случилось так, что Билли уснул во время ночного дежурства. Он сам не заметил, как это произошло. Сидел у окна и читал книгу. Сон сморил его быстро, он проспал неизвестно сколько времени, как вдруг вскочил, будто ужаленный чешуеногом, и уставился на циферблат. Прошло два часа!
- Дэн! - закричал мальчик сам не свой от сознания непоправимой беды. - Я проспал два часа!..
Дэна как пружиной подбросило с кровати! Оба как по команде кинулись к корыту. Каково же было их удивление, когда они увидели, что акула преспокойно плавает в своей "больнице" в нормальном положении! И только плавники ее быстро работали, создавая хоть и слабую, но все же циркуляцию воды.
Друзья будто онемели. Они не верили своим глазам. Во-первых, акула не задохнулась; а во-вторых, их лечение увенчалось успехом, и их питомице, кажется, теперь будет тесен этот аквариум.
Они переглянулись и, улыбнувшись друг другу, обменялись крепким рукопожатием. Внезапно Дэн сдвинул брови.
- Видишь, - он кивнул на акулу, - она начинает уставать. Еще несколько минут, и ее силы иссякнут, тогда она непременно задохнется. Надо по-прежнему переливать воду.
- Как ты думаешь, - спросил Билли, - надолго это?
Дэн положил руку ему на плечо.
- Ты устал, малыш?
- Нет. Но мне интересно, что ты об этом думаешь.
Дэн помолчал. Что он мог ответить?
- Надо принести ей свежей рыбы. Я схожу к Самюэлю Барроу, у него всегда есть.
- Я с тобой.
- Кто же присмотрит за нашей питомицей?
Так прошло много дней, в течение которых Дэн, когда был свободен от работы, строил рядом с домом бассейн водоизмещением в несколько десятков тонн. Эта мысль пришла ему в голову, когда мальчик внезапно спросил, не пора ли выпускать акулу в море? Дэн даже вздрогнул, услышав это. А ведь и в самом деле, разве не настало время? Еще день, два, быть может, неделя... И тут он почувствовал, как сердце встрепенулось, словно к нему поднесли клещи. Как будто бы ему, Дэну, предстояло лишиться собственной ноги, руки, словом, части его самого! Точно намеревались отнять у него нечто такое, без чего он уже не мог обойтись, что стало для него неизмеримо дорогим и важным! Что это было? Сожаление? Возможно. Привязанность? Не без этого. Дружба, нежность, любовь?.. Скорее, все вместе взятое.
И он решительно тряхнул головой: нет! А мальчику сказал:
- Не могу. Ты уж прости, дружище...
- Молодец, Дэн! Я знал, что ты так скажешь, - обрадовался Билли. Потом прибавил, понизив голос и виновато улыбаясь: - Я ведь тоже, знаешь... полюбил ее.
На этом решено было тему закрыть. И само собой напросилось другое решение, которое вполне устраивало обоих: вырыть для акулы бассейн. Собственно, тут уже постаралась сама природа. Дело в том, что в качестве котлована Дэн выбрал большой овраг вблизи дома. Надо было только кое-где хорошенько поработать лопатой, а потом обложить дно и стены плитами.
Сказано - сделано. Дэн съездил однажды в Джералдтон и привез оттуда две телеги цемента, на что ушло почти все его месячное жалование. Потом друзья помогли ему раздобыть частично разбитые бетонные плиты, после чего он начал готовить котлован. Мальчик принес еще одну лопату, и они принялись за дело, не забывая при этом переливать нижнее ведро и временами менять воду. Теперь перед ними была цель, им некогда стало отдыхать, прохлаждаясь в тени акаций и казуаринов.
Дэн был доволен. Это отвлекало его от ежедневных невеселых дум, которые точили его изо дня в день, как древесный жук точит кору дерева. Образ Берты, воспоминания об их короткой, но счастливой жизни - все это неотступно преследовало его. Ныне же он настолько самозабвенно отдался труду, что постепенно перестал думать об этом. У него были друзья, и он чувствовал себя счастливым оттого, что не один на этом свете и кому-то нужен. Сейчас надо было жить настоящим, он должен выручать друга из беды; и сильный, неутомимый Дэн не жалел для этого ни времени, ни средств, ни сил. В его жизни отныне появился смысл.
Порой он забывал покормить теленка, и тот мычанием напоминал ему об этом; бывало, он по целым дням не брал в руки газет, и лишь на борту баркаса, когда они уходили на лов, он с жадностью набрасывался на "Ардат" и "Австралийский вестник".
Рыбаки нет-нет да и подшучивали над ним, но осторожно и беззлобно, потому что уважали его. Он понимал это и отвечал, что занят одной срочной работой, которая отнимает все свободное время.
Наконец, не без помощи кое-кого из соседей, бассейн был готов, оставалось залить его морской водой. Дэн достал у механиков в порту два бака емкостью по сто литров каждый (как бы они пригодились ему совсем недавно), погрузил их на подводу и поехал к морю. Целый день он возил воду, заполняя ею свой искусственный водоем. Сюда же он набросал водорослей, камней, ракушек и всевозможных червей.
К вечеру пятого дня бассейн был почти наполнен.
Друзья стояли у самого его края и с сознанием честно выполненного долга упивались своей победой. Им было чем гордиться, они знали это. Билли вдруг спросил:
- Можно мне искупаться, дружище?
- Валяй, малыш! Можешь даже нырнуть, но учти, глубина как раз с твой рост.
Мальчик был ростом почти в четыре фута. Нырять он, конечно, не собирался, просто спустился по ступеням и бултыхнулся в воду.
Дэн с умилением глядел на приятеля. Было видно, какое удовольствие доставляло Билли купание в их собственном маленьком море.
- Представляешь, - крикнул Дэн, - мы запустим сюда акулу, и ты будешь плавать с ней наперегонки!
- Я не против, - отвечал мальчик, отфыркиваясь, - да боюсь, она сожрет меня в два счета.
- Чтобы этого не случилось, ее надо кормить, малыш. И потом, сельдевая акула никогда не нападает на человека, разве только в исключительном случае, когда он ей досадит. А поскольку Берта наш друг, то ты можешь быть совершенно спокоен, друзья ведь всегда живут в мире.
Билли вылез из бассейна и стоял, мокрый и счастливый, с восторгом глядя на друга.
- Вспомни, - продолжал Дэн начатую мысль, - каждый раз, когда мы подходим к корыту, она начинает усиленно работать плавниками и ворочает глазами. Думаешь почему? Берта слышит наши голоса и понимает их. Она привыкла к нам.
- Она просто пугается человека, - ответил мальчик, - потому что дикая.
Они сели на траву, помолчали. Дэн проговорил:
- Нет, Билли, дружок, уж ты послушай меня, я говорю верно. Она понимает, что мы ее друзья, но не знает, как дать понять нам об этом. Она благодарна людям, которые спасли ее от смерти. Желая показать это, наша питомица поднимает целую бурю, когда один из нас подходит к корыту и говорит с нею.
Мальчик только вздохнул в ответ. Дэн взял его за руку:
- Завтра утром мы выпустим ее в бассейн.
Билли захлопал в ладоши и немедля пожелал уточнить:
- Выходит, этой ночью мы оба будем спать?
- С чего ты взял? Нет, малыш, она ничем не будет отличаться от остальных, ведь акула нуждается в постоянной циркуляции воды. Но эту последнюю ночь мы поделим пополам.
- Может, поставим баки? - подал мысль мальчик. - У одного в пробке проделаем дыру, другой установим под корытом.
Дэн поразмыслил над этим предложением, потом ответил:
- Боюсь, мы провозимся с этим еще бог знает сколько времени, а между тем мы оба устали, да и стемнеет скоро. Пусть уж все останется как есть. Нам осталось совсем немного.
- А что если отпустить ее сейчас? -вновь задал Билли резонный вопрос.
Дэн помотал головой:
- Думаешь, мне не приходила в голову эта мысль, когда вода уже поднялась на пять дюймов? Нет, дружище, нам необходимо убедиться в прочности швов. Представляешь, просыпаемся мы утром - а воды в бассейне нет!
- Куда же она может подеваться?
- Уйти через трещину или размыть где-нибудь брешь. Вода - штука хитрая, с ней надо быть настороже.
Мальчик понимающе кивнул.
Дэн неожиданно улыбнулся:
- Наша девочка сегодня два раза опрокинула корыто. Тебя как раз не было, я кормил ее ставридой. Она перемалывает ее, как Уим-Крикская мельница. Когда она захотела меня поблагодарить, то так ударила хвостом, что положила корыто на бок. Хорошо, вода была рядом, я залил уже к этому времени три четверти объема.
- Жаль, меня не было, - вздохнул Билли. - Старику вздумалось поохотиться на казуаров. Одного мы принесли, а в капкане нашли мурашееда. Сейчас дед готовит мясо с рисом, который ты принес. Пойдем к нам, я и пришел за тобой.
- Что ж, пойдем, - согласился Дэн, - признаться, я чертовски голоден, целый день провозился с бассейном. Корыто я укрепил, теперь она не перевернет его.
Они вернулись поздно вечером, заглянули в корыто, поменяли воду, пожелали своей малютке спокойной ночи, и мальчик улегся спать. Перед рассветом он сменит приятеля. Берта вздрогнула, услышав их голоса, и завозилась было, но когда они погасили свет и отошли, успокоилась.
Оба так и не выспались в эту ночь. То один, то другой ежечасно просыпался, но, убедившись, что еще рано, укладывался вновь. Наконец, около семи утра, Дэн проснулся, и они вышли во двор.