от АВТОРА: Дорогой читатель, здесь вы не найдёте ни единого слова, с буквами: Й, Х, У
---
Истина, как и свет, ослепляет (А. Камю).
Истина не страдает от того, что кто-либо её не признает (И. Шиллер).
Мамочки родные! Барбоскина-то жена, слышь, как выскочила в сени, как зацепила грабли да как взялась ими потчевать своего благоверного - отставника-полковника! Нич-чего себе! едва до смерти не зашибла! Гоняла бедного, ажник, притомилась. Cела на пень, что во дворе торчал, и запричита-ала...
На крик да визг высыпал из салона народ.
'Вы зачем же его так-то, в самом деле?' - пожалела страдальца Порося.
А Барбоскин ершом ощетинился. 'Это чё же мне... на склоне-то летов?.. перед людями... а-ивв' - жалобно подвывал пёс, зализывая ссадины.
'Скажит-те, на милость, какие мы гордыя! Перед людями нам стыдно!' - ядовито изгалялась Матильда. - Да как же его, Порося Борисовна, не трепать, ежлиф он, кобель, волочится за всем, что движется. Мои-то нервы, поди, тоже не верёвки! Сколь же можно испытывать меня-а-ав-ав!' - Она закашлялась.
Да-а ревность - тебе не тётка! Вот и миска разбилась, вроде, к счастью, а оно, видишь, какое счастье? - горе одно! А ведь начиналось-то всё как славно!
Не понятно что ли, о чём калякаю? И то правда, я чё-то тороплюсь... тороплюсь... Ладно, рассказываю с самого начала.
Значит, так:
***
Когда-то в недавние времена жила-была одинокая вдова - Порося. И была она из себя такая краля, ого! - Белая да пышная! Да чего там говорить, всем Порося взяла: и рылом, и станом. Нрава сдержанного - слова лишнего не обронит.
Ещё чем она завидная была - зажиточная! Прям, барыня. - Домище аж трескалось от добра! Её боров-то, Карл Фролович, помираючи, мно-ого чего пооставил. Перед смертью наказывал, мол, блюди себя, Порося, и добро наше береги, тогда, дескать, и без меня заживёшь, припеваючи. Порося и жила, горя не знала, как сыр в масле раскатывалась. Правда, печалило её одно: сколь годов с Карлом в мире и согласии провели, а поросяток и не нарожали. Да...
А ещё приказывал боров Поросе: ты, дескать, жена, за первого встречного не торопись, дескать, присмотрись вначале как и чё.
Но Порося и сама разбиралась, кого надо, а кого не надо привечать.
Так вот. - Решила богатая невеста построить... этот... ммм... салон, где бы люд при капитале мог чинно время проводить: выставки всякие, посиделки... то да сё - в картишки поиграть, винца попить да песенки попеть. Предполагала вдова там и кавалера себе подыскать. А чего? Всё может быть. Есть ещё время себе родственников понаделать.
Порося слов на ветер не бросала, сказала: 'построить салон' - построила!
И попёр народ с толстыми кошельками к вдове на огонёк! -
Здесь и Полкан Барбоскин - оставник-пограничник с обветренным лбом и растрёпанными нервами. Здесь же и разлюбезная его Матильда, овчарка злая да ревнивая, одно слово - собака!
И осёл-интеллигент, Пим Размазякин - в салоне. Пим, как облюбовал себе кресло, так в нём и покачивался днём и ночью да в дрёме сигары посасывал. И было в его облике что-то доброе, лошадиное. 'Только не ссорьтесь, господа! Только без мордобоя...' - поправляя белоснежные манжеты, просил кого-то во сне Размазякин.
Индюк-Платон здесь тоже не новичок. А как же без Платона-то? Нет, без него нельзя, он - птица ва-ажная - счетовод на ферме. При нём же и полюбовница - тетёрочка-Мотя. - всегда в обновке! Вот и теперь растопыренная по моде юбочка 'соблазниться-облизаться', выдавала тетёркины формы. Барышня - очаровашка! А имя-то какое сладкое: Мо-о-тя...тя...
Заскакивали в салон и молодожёны - козочка Доля (така-ая озорница!) с барашком Виталиком. Они - аспиранты. Торопливые, деловые.
Однажды новобрачные пришли не одни - сзади переминался замызганного вида козёл в возрасте. 'Модест Сократович, профессор, - приподняв цилиндр с засаленными пятнами, он почтительно склонил рога-огрызки, - Долюшкин... эээ... дядя'. Заботливая Доля (чего ж скрывать?) давно мечтала пристроить своего подержанного родственника - без гроша в кармане, к Поросе - вдове 'с золотым мешком'. Козлова племянница надоедала: 'Присмотритесь, Порося Борисовна... Модест-то Сократович... он... - Доля волновалась, - он может Вам... партию составить. Ведь дядя не женат'.
Вдова и, правда, после этого на козла запоглядывала: 'Ладно, что плешив маленько да бородёнка жидковата. Авось... оно - самое то? Говорят же: 'Стерпится - слюбится' Посмотрим...' - решила Порося.
И гость пользовался её особым вниманием. Не в пример молодёжи, он засиживался в салоне и наслаждённо глагольствовал с Пимом на разные темы.
О-о, Модест Сократович в своё время повесели-ился! Есть, что вспомнить! Не раз-не два бока-то мяли объегоренные им рогоносцы-приятели, да волосья драли соблазнённые прелестницы. А теперь, изрядно поизносившись-промотавшись, старичишка спал и видел: домик с садиком, себя в гамаке... а рядом... вот она! - тёплая жёночка качает его и отгоняет стрекоз, которые так и нор-ровят, подлые, все разом сесть на его физиономию - кошмар и только! -'Кыш-ш, бестыжие!' - кричит жена, и... козёл просыпается...
***
Вечерело. Солнце желтком болталось над крышами, обливая небосклон. Бесстыдник-ветер раздевал берёзки. Он горстями метал осенние листья и разносил серебряное пенье мандолины...
Порося Борисовна полдничала на балконе крыжовником со сливками и, поёживаясь, сбрасывала носочком 'дары осени' - гнилые ветки, а в голове её червями ползали безотрадные мысли: 'Вот и лета, как не бывало... И вас нет, годы золотые... И ты где, моя половинка?.. встретишься ли когда?.."
***
А сегодня Порося именинница. Она ещё толком глаза не продрала ото сна, а поздравители весь звонок издёргали!
'Один момент! - кричит заспанная свинка, - Открываю!' Быстренько наряжается в платье лазоревое, подбивает перманент и спешит к гостям.
На пороге Модест Сократович при шляпе да при бабочке. Франт! '...Вроде... ничего ещё козёл'. Модест протягивает розы: 'Вы сегодня, эээ... Порося Борисовна, красавица невозможная!'
'Мерси!'
Примчались наседка Глаша и сожитель её - Петро-певец - на цыплят молодец. Отдышались и - разом: 'С днём ангела вас, Порося Борисовна-а! - и бочонок с красным бантом вкатывают, - Примите от нас!'
'Мёд, что ли?..' - скривилась Порося.
'Грязь!'
'Да вы что-о?! - именинница так и села, - Как-кая пре-елесть! - серые глазки её засмеялись, - Ребятки, да где же вы грязь-то раздобыли? Я вот не нашла...'
'Договорились... кое с кем... на дальнем болоте. - заскромничал Петро, негромко сказал, - Лично для вас, Порося Борисовна!'
'Спасибо, родные! По теперешним-то временам это - большая ценность.' - Дама осторожно подняла бочонок: 'я счас...', - и заспешила в покои опробовать подарок.
Оно и, в самом деле, с грязью творится чё-то неладное. -
Встала вчера Порося на зорьке и - бегом к местным котловинам - там-то завсегда грязи полно (и пациенто-ов - словно, грязи!). Решила Порося, как обычно, свободное очко занять: ко дню ангела намарафетиться - грязевые ванны принять (она же чистюля - страсть!) Примчалась, а та-ам... вот те и на! - ни пациентов, ни грязи! Как же так? А ещё говорят: 'Свинья везде грязи сыщет' Ничего подобного! Борисовна все лежбища облазила, все ямины-колдобины проверила - грязи... тю-тю!
Так свинья грязи и не нашла! Сильно расстроилась.
И вот... бочонок... точно, с неба свалился!
Вышло: грязь нашла свинью! Всё правильно.
***
'Кадриль моя
Простая и серьёзная!' - Неслось из радиолы.
Гости занимались кто чем: кто плясал-дробь рассыпал, а кто просто беседовал. Мотя, например, цветочки на окошке поливала.
'Мои чада, - Платон гордо разложил перед ослом фотокарточки индюшат, - Смышлёные-е! Этот толстячок ест, всё, что-о... так скать... не приколочено! - Отец восторженно посмотрел на соседа, - Я, братец, семьянин, и целиком за-а... так скать... - счетовод понизил голос и, покосившись на Мотю, заговорил в нос, - я целиком за крепкие отношения.'
'Отлично...' - осёл подавил зевок, он, как всегда, был рассеян. Да и отцовства Размазякин не ведал.
'Нет, в семье не должно быть серости и... так скать... одинаковости. Не должно быть... дигаль-дигаль-дигаль... - Платон напыщился и неожиданно вывалил соплю: она повисла на клюве. Собеседник, сноровисто втягивая свою индюшачью гордость на место, закончил, - Избегать этого - наша, так скать... задача!'
'Точно! - живо вмешалась в разговор наседка-Глаша и быстро-быстро затараторила, - Далеко за примерами и бежать не надо: вон соседи наши всегда цыплят по осени считают, как ненормальные! А то не сообразят, что детвора за лето повырастет: большеньким-то цыплятам всё любопытно. Мы вначале тоже, как и все, цыпляток осенью считали. А осенью на дворе последняя теплынь стоит. Несмышлёныши так и норовят со двора на волю смыться - посмотреть, что там на белом свете творится?! - трещала квочка, - А ты в это время, как начнёшь за ними гоняться, как начнёшь считать!.. ооо... одно наказанье! со счёта сбиваешься! Ты за ними, они - от тебя! Ищешь потом, кого-где... Тогда мы стали Платон Трофимыча в помощники звать. - Глаша благодарно посмотрела на счетовода. Тот от дифирамба распыжился. - А это, - продолжала балабонить Глаша, - это - лишние... тити-мити... Извините, Платон Трофимыч! - Индюк огорчённо пригладил перья. А наседка лопотала, - Теперь мы с Петюшиком цыплят... по весне считаем! Как родятся, так и считаем, пока они в гнезде. Зато мы - не такие, как все, и денежки экономим! Да-да! Для подсчёта цыплят годится только весна!'
С бокалом вина появился Модест Сократович (ага, давно его не видали!). Профессор звонко прищёлкивал языком, - 'Ммм... пикантно... отдаёт шоколадом с анисовыми орешками... - Козёл опростал бокал. - О чём спор, молодёжь?'
'Об жизни калякаем. - Платон встал, - Позвольте... так скать... отбыть! Приспичило...'
'Да-да, идите, конечно! Терпеть вредно... - профессор посторонился и, оседлав кресло, поставленным фальцетом завёл, - Итак, господа, так называемые ... ээээ... прекрасные представительницы нашего мира до сего времени ещё никем не оценены, знаете ли. Особенно, конечно, нами... ээээ... козлами', - профессор замолчал, обвёл взглядом зал. Дамы щебетали о своём. И лишь Осёл, казалось, вникал.
'Засиделся, надо бы продышаться', - осёл неожиданно поднялся с кресла и зашаркал к дверям.
'Мы - с вами!' - Дамочки следом повскакали с мест.
Модест Сократович остался один и чего-то затосковал... Он запозевал...
'Старость... Когда-то цистернами глотал, а щас... от бокала опьяне-ел... Да-а, старость. - повторил козёл. - Не заметишь, как и смерть явится. А любовь... мимо... - Глаза слипались. - Порося Борисовна обещала, вроде... а сама - ноль... внимания...' Козёл совсем распозевался. Его поклонило в сон...
***
А в те времена, промеж прочим, летала над землёю пакостная особа - волшебница-Любовь. И вершила Любовь свои подлые дела: по шептанию и мановению её палочки женатики моментально влюблялись в девок и бросали на произвол рока жён с детишками. Стариканы кидали матрён с разбитыми корытами и напролёт катавасились с молодками. Молодки влюблялись в дедов, оставляя женишков 'с носом'.
Чё творилось... оё-ё! Немало бед начинила эта зленная Любовь.
И вот, значит, разомлел козёл да и прилёг на диванчик. И слышит он Голос: 'Зна-аю, что ты с Поро-оською жизнь связа-ать не прочь.'
'О, да! - вспомнил профессор, - Поскорее бы... а то всё один да один. Тоскливо. - Модест Сократович смешался, - Только вот... осилить бы Поросю-то... ядрёна больно! Голодна.'
'Не печалься, юноша, я всё обстряпаю, как надо - 'спасибо' скажешь!' - пообещал Голос.
'Мммэ... 'юноша'... давненько меня так не называли! А вы кто?'
'Любовь. Правда, народ меня боится, крестит вовсю - мол, она такая-сякая, мол, берегитесь её! Любовь, мол, зла! А какое во мне зло? Одна сладость. Как считаешь?'
'Наверное...' -Честно говоря, Модест Сократович толком-то и не знал про Любовь.
'После моего приворота свинья твоею станет! - твёрдо пообещала волшебница. - Ты полежи-подремли пока, а я мигом к Пороське слётаю!'
***
А Порося-именинница еле тащится- запрела вся, ищет место, где бы оклематься. Она, выпив наливочки, с кочетом-Петром кадриль отплясывала! Кадриль да наливочка-то и разморили. Только поднесла, родимая, к лавочке свои бюст да тело - повалилась без ног! И забылась...
Но что-то не по себе Поросюшке стало. В голове засвистело: 'Любовь зла-а, полюби-и-иш-шь ты козла-а...'
'Во напилась!' Пытается вдова сбросить наваждение - перманентом мотает, а под черепком снова: 'Любовь зла-а, полюби-и-иш-шь ты козла-а...'
'Не полюблю!' - пьяно взревела свинья, но из пятачка вышло соловьиное: 'фрр-фррю...'
'Полюбиш-шь козла-а! - Фея, воздела длинные пальцы к небесам и, раскачиваясь, три раза прошипела: 'Я, Любовь зла-а... Полюбишь ты козла-а... Заклинаю!'
Волшебница жезлом задела свинью, и та жаворонком перелетела на диван!
'Проснитесь счастл-ливыми!' - изрекла волшебница.
Вмиг свинья и козёл воскресли! И... вот это да! - они, обнявшись, лежат на одном диване! Вперились глаза в глаза - ничего не сообразят...
И стало с ними твориться для волшебницы непонятное: Порося покрылась изморозью, потом из неё пар повалил, как из котла! А пото-ом... коченеть взялась...
И сделалась она вся такая ледяная-я-а!
Тогда-то и взыгрался в Поросе вместо приворота - отворот... от кавалера безрогого!
'Какое счастье?! - гневно зафыркала свинья, вскочивши с дивана, - Како-ое счастье-то? - она взмокла от злости, - Запомни, ты, сводня: Я никогда не полюблю козла! Слышишь? Никогда! - Порося разошлась. Она вальяжно рассмеялась, - И вобще... на фиг он мне сдался! Ты только гляди: плешина во всю башкень, в бороде три волоска, и те тряска избила, а рога... Бр-р-р! аж тошнит... Короче... противен он мне. Всё. Раз и навсегда!'
От 'ласки' свинюшки последние козлиные волосёнки дыбом поднялись! 'Ты, Любовь! - завизжал профессор не по-профессорски, - Ты чего это мне эээ... свинью-то подкладываешь, а?'
'В-во! - опешила злодея. - Ладно она, свинья, не понимает своего дамского счастья, но ты-то, козлина, чё бекаешь? ты ж симпатизировал Пороське... - Фея расстроилась, белое лицо её покрылось красными пятнами, - Ё-олки-палки! Во дебилы попались... О-ё-ё-о! Цирк с вами да и только!
Герои- нелюбовники молчали. Пристыженная чародея поостыла: 'Ладно, чёрт с вами! Живите, как знаете...' - сказала так и... растворилась...
Да... вот тебе и 'Любовь зла, полюбишь и козла'! И кто сказал такое?..
***
В парке стоял галдёж: вороны проводили собрание.
По аллее, распинывая опавшие листья, брели двое.
'Слышь... - Полкан Барбоскин поискал в кармане спички, остановился, - Вот разорались, а! вороньё чёртово! - посетовал он, заговорил громче, - Слышь, говорю... есть здесь така- ая плюшечка... ммм-авв.. пальчики оближешь!' - отгоняя дым, Полкан загадочно посмотрел на приятеля.
'Где? - оживился собеседник, - А ты сам-то видел?'
'Спрашиваешь! Даже на именины сёдня приглашён! Составишь компанию?'
'Идём! Кстати, а где твоя Матильда?'
'Ммм... - скислился пёс. Брось, без тебя тошно, - Он подобрал с земли голышок, - Знаешь, Юлька, пацанов жалко, а то давно бы... - Полкан зафитилил камнем в стаю ворон, - Неча здесь околачиваться! Вон идите червяков ловите!'
'Сам лови!' - Вороны, недовольно каркая, снялись с дерева.
***
Звонок. - На пороге Барбоскин. А с ним... что з-за богатырь?! О-о-о... - Поросю, прям, в жар бросило: она знала его. Заочно. Это - рисовальщик. Щеголеват! Смоляная с проседью окраска и тяжёлая челюсть выказывали благородство пришельца. А как он талантли-ив! В салоне даже висит его полотно 'Рожки да ножки'.
'Добро пожаловать, добро пожаловать!' - пригласила именинница.
'Знакомьтесь, Порося Борисовна: Юлиан! побратим!'
'Как трогательно!'
'А есть гитара?' -с налёта огорошил Поросю Барбоскин. Что делать, он любил петь...
'Барабан, так барабан! - боевито отчеканил гость, - Как говорится: 'нам, собакам, всё равно!'
***
'О-о-оч-чень аппетитная свинка! мням-мням... - восторженно отметил волк, когда Порося отошла, - Конфетка просто! Не ожидал... А какая больша-ая!' - Волк проглотил незваные слюни.
'Ага-а! Нравится? - Полкан победителем смотрел на Юлиана. - А я, что говорил!'
'Слышь, Барбос, а ведь я здесь бывал когда-то, - признался рисовальщик, - но дамочка эта мне... не встречалась...'
Да, в салон вместе со всеми изредка заглядывал распотешиться и Юлиан - волк-живописец, с тонкими манерами. Обитал он в здешнем лесочке и жил бобылём. Окрест славился картинами, которые бередили нервишки. Вот и сегодня Юлиан приволок имениннице своё последнее выстраданное творение 'Казнь на рассвете или свиные потрошки'.
До главного пиршества побратимы приняли по стопочке: 'Обмоем, чтоб моя картина висела-не падала, да нас, ччеловеков, ррадовала!' Барбоскин поднёс блюдо с порционом: 'Ешь, а то окосеем и не повеселимся, как надо'. Неожиданно тарелка выпала и разбилась. 'Ё-моё!'
'К счастью!' - сказал волк. Приятели выпили ещё. Ещё и ещё...
На запашок к ним присоседились генерал-пенсионер - медведь-Берлогин и барашек-Виталик с кочетом-Петром.
'Здорово! Праздник, и без нас?!' - обиделся Петро.
Выпили снова. И снова! Косточки заиграли - всем стало беззаботно и радостно! Волк обнял Виталика и, причмокивая, явно поглядывал на Долю. Та незаметно отправляла в ответ синеокие моргалочки.
***
'Говорят, концепция - истина! - это появился профессор в компании осла. Модест Сократович был изрядно помят, но держался молодцом. - Не-ет, не скажите, коллега, не согласен, - Козёл через пенсне таращился на Пима Размазякина. Тот кивал.
'А, как Вы, батенька, считаете, в чём заключается этот парадокс жизни?' - спросил козёл Барбоскина, протирая очки. - Парадокс, ведь он...'
'Ты, оратор! - раздражённо перебил Барбоскин, - заткнись, а! Вот, блин, заколебал... Мы на твою лекцию пришли, что ли? Селезёнка ноет, песни просит, а ты...'
'Конечно, конечно! Я не против!'
'Он не против! Да я и спрашивать тебя не собираюсь!' - И Барбоскин, облизывая чинарик, сердечно запел:
'Отречёмся от старого ми-и-ра...
Кто был никем...'
Песня терзала, вонзалась в почки. Виталик плакал.
'Виталик, сынок... не ннаддо! - Волк смачно поцеловал барашка, - Нне гони на меня печаль...'
'Кто был никем,
Тот станет все-ем. Тра-та-та!'
'Ага, таким 'всем', что без портков нас и оставили...' - зачем-то съязвил Берлогин.
Барбоскин побагровел, задёргал желваками: 'Слышь, Берлогин... - он отбросил барабан, тот, подпрыгивая, скатился на пол. - Я чё-то не понял... - певец встал, нервно подтягивая галифе, медленно попёр на Берлогина, - Ты чё это мне... товарищ генерал, палки вставляешь, а? Ты мою песню...'
'Больно надо, - незло ответил медведь. Поразмыслив, добавил, - Вы, милок, безмозглы и дальше своего сапога ничего не видите!'
'Молчать! - взвился Полкан, - Я вам не милок! Слышите, вы?! Я - сол-дат! - Барбоскин часто дышал, - В тяжёлые дни я под жинкиными сиськами не отлёживался, как некоторые... оофф... генералы... - Барбоскин был по-солдатски прямолинеен. - Потащили меня на север - я готов! Потащили на юг - я всегда готов!..Оофф!'
'Мальчики, мальчики! - зацыкали дамы, - Что за манеры! Щас же прекратите!'
Платон заталдыкал презрительно: 'Стыдно, господа! Вы же... дигаль-дигаль... не на базаре!'
'Э, дядя Берлогин! - Виталик вытер сопли. - Я - вам за Барбоскина... да я...'
'Козёл - ваш дядя, - поправил барашка медведь. - Пшёл строиться!' - привычно скомандовал генерал. Но, спрятав гляделки, он замолчал как партизан - не накликать бы повального скандала.
Воцарилась неприятная тишина. Только слышно было, как щёлкаются в 'козла' осёл Размазякин с козлом - Модестом Сократовичем.
'Вот и счас ты, Берлогин, чё-то, смотрю...' - не отставал от генерала Полкан
'Ооо... залютовал пограничник, завё-ёлся! - Осёл-Размазякин перебирал доминошки. - Таак... а мы вам: четыре-шесть! - он, вколачивая печатки, наблюдал за соперником, - Этот Барбоскин, как выпьет - начинает права качать. Нервишки подводят, вот он и...'
'Вся беда в том, что пить не можем, - прервал осла козёл и резонно заметил, - закваска, не та...'
'Слышите, вы! Это мы, санитары лесные, говорим вам, копытным...' - не выдержал волк, - это мы скажем вам своё последнее...'
'Рры-ы-ыба!' - С тарарамом опрокидывая кресло и рассыпая костяшки, громовым басом взгремел козёл, - Рры-ыба-а!'
Волк от неожиданности подскочил и - скоропостижно... облегчился...