Аннотация: Интересны жизни людские, словно, взвешенные на невидимых весах. Кому какая жизнь отмерена, кому какая судьба уготована... (Из цикла "Урал. Наш старый двор") Маме моей - Зое М., посвящаю.
"Верное средство облегчить свою скорбь -
облегчить скорби чужие"
- Пьер Буаст.
Жили мы на челябстрое в старом обшарпанном бараке. Трухлявый дом горбился во дворе за высоким деревянным забором и ворчливыми шаткими воротами. У забора с улицы притулилась автобусная остановка, всегда полная народу. Здесь же проходила и автотрасса с бешеным движением.
Когда-то аккуратно, камушек к камушку, выложенная дорога сейчас имела плачевный вид. Глубокие колдобины с радужно-грязной жижей проверяли транспорт на прочность, водителей - на выносливость. Но, интересное дело, лихачи не снижали скорость. Машины, хрипя и рявкая, неслись с грузом днём и ночью. Высоко подпрыгивали на ухабах и под мат-перемат шоферов с размаху тяжело плюхались в ямы. Вязкое месиво со свистом разлеталось, окатывая людей. Те, завидев очередной поток самосвалов, шарахались к забору, желая срастись с ним воедино. Увы... не помогало. И после "душа" облитые посылали вслед нерадивому водиле проклятия. Более смышлёные прятались во дворе. Но вот, наконец, по израненной мостовой ковылял чумазый уродец. Изрыгая копоть и чихая, он подруливал к остановке. Страдальцы, нещадно давя друг друга, торопливо забивали нутро старенького измученного автобуса.
За углом нашего барака соседями были торговая база и железнодорожный переезд. Два раза в день, утром и вечером, паровоз, шипя и охая, тащил на базу гружёные составы. Те надсадно визжали на поворотах, дробили колёсами стыки путей. Сизые клубы пара и сажи зависали рваными облаками на сером небе.
Круглые сутки лязг и грохот сотрясали воздух. Копоть и гарь оседали тёмной каймой на дома и деревья, кружились в воздухе. Разъедали внутренности.
Казалось бы, ну как можно жить в этом кромешном аду? Но так казалось человеку нездешнему. Ведь человек, как известно, к плохому тоже привыкает. Да, наверное, дело и не в привычке вовсе, а в том, что просто деться некуда. Хотя, конечно, можно взять и - в деревню какую податься!.. Но, как бы то ни было, люди жили и в соседних домах и в нашем бараке тоже - хлебали досыта крепкий смердючий коктейль. А к транспортному лязгу и шуму даже как-то и привыкли.
Соседи были как родные. В праздники собирались во дворе за большим дощатым столом. Принаряженные и раскрасневшиеся хозяюшки выкладывали наливки, стряпню и разносолы. Благоверные "гоголем" прохаживались около, нетерпеливо крякали в ожидании "поправки". Все с аппетитом пили-ели. Потом во всё горло с бродягой судьбу проклинали сердечным
разноголосьем. Мужички, хорошо захмелев, недрачливо за жизнь спорили, о текущей политике громко разговаривали. Рассудительно объясняли тонкости руками. Ребятишки воробьями крутились неподалёку - опасливо выхватывали со стола то солёный огурец, то кусок пирога. (Детвору кормили загодя, и со взрослыми на гулянках за одним столом им сидеть не разрешалось).
Жили все одинаково бедно. И, когда соседка-тётя Шура первая купила телевизор - о!.. это было значительным событием для нашего дома! Особенно, для женщин. Если вечерами мужская половина, как обычно, пропадала во дворе, "забивая" бессмертного "козла", то женщины теперь спешно кормили домочадцев и вместе с детьми прибегали к тёте Шуре. Рассаживались в большой тётишуриной комнате -ребятишки на жёлтом крашеном полу, взрослые - на табуретках. И смотрели телевизор. Перебивая друг друга, узнавали артистов. Обсуждали только что увиденное кино. Пили чай с вареньем, угощались сдобой. Детвора, посмотрев "Спокойной ночи, малыши", убегала во двор доигрывать - стоял день-деньской, и до ночи было далеко.
А за столом скромно оставалась троица: мальчик-розовощёкий крепыш, лет четырёх, и две девочки-близняшки, чуть постарше. Женщины их дружно подкармливали.
- Томочка, садись, давай, поближе. Во-от сюда... И ты, Танюшка, не стесняйся,- приговаривала тётя Шура. Ешьте, детки
Женщина отвернулась, прошептала:
- Ой, девчаты, - Зоя-то ведь совсем плохая, завтра привезут домой... помирать... - она беззвучно заплакала. Соседки запричитали.
Зоя, молодая женщина - мать ребятишек. С детства жила в бараке на первом этаже. Она рано осталась сиротой. Родителей не помнила, бабушку мамой называла. Росла тихой и послушной. Бабушка в ней души не чаяла. Одна беда - внучка хворала много - то воспаление лёгких, то бронхит. Как и чем её только ни лечили! И бабушкины растирания она принимала и отвары пила. Врачи советовали на лето в лесную зону выезжать, а ещё лучше район поменять, дескать, этот слишком загазованный. Бабушка на всё лето отправляла внучку то на курорт, то в лесной санаторий (спасибо, здравоохранение помогало). А уж совсем-то уезжать было некуда. Да и что там, в деревне, девчонке молоденькой делать? Хвосты что ли коровам крутить? Деревня - она и есть деревня.
Зоя повзрослела и забыла о болезнях - пропали незаметно куда-то. Видно, всё же лечение да бабушкины снадобья помогли.
После школы девушка поступила в торговый институт. Вечерами училась, а днём работала продавцом в книжном магазине напротив. Там и познакомилась с Вадимом, серьёзным парнем - курсантом лётного училища. Незадолго до окончания училища Вадим предложил Зое стать его женой.
- Ну вот и ладно, вот и слава Богу!- радовалась бабушка. - Успела внученьку поднять да в люди вывести. Вот теперь только взамуж отдам, а там и помирать могу спокойно.
Бабушка благословила молодых, а через полгода скоропостижно умерла...
Внучка от горя была сама не своя.
- Знаешь, Зоя, горюй не горюй, а жить надо, - сказала тётя Шура, женщина немолодая, рассудительная. Она жила одна в комнате над Зоей. Все её уважали за доброту и сердечность. У кого, бывало, стрясётся чего - к ней бегут, знают - не оставит!
- О-хо-хо... - глубоко вздохнула тётя Шура - На всё воля Божья... Бабушка, царство ей небесное, пожила, сколь Бог отпустил, а тебе, дева, ещё жить да жить...- тётя Шура бережно подправила сморщенными прошлогодней картошкой пальцами Зоину прядь под чёрную косынку.
- Ты - мужняя жена. Теперь у тебя семья. Вон Вадим, - кивнула она в сторону, - вот о нём заботься. Он ведь тоже одинокий сирота. А там, Бог даст, детишки пойдут. Ну, чего ты? Господи, да у вас же вся жизнь - впереди! Эх, мне бы ваши годы...
Молодая семья жила дружно. Вадим учился в двух часах езды, часто бывал дома. Зоя по-прежнему работала в магазине, успевала в институте.
Прошёл год. Зоя родила сразу двух симпатичных девчушек! Счастливые родители назвали дочек Тамарой и Татьяной. С вечернего Зоя перевелась на заочное. Попросила соседку-бабу Полю присматривать за дочками, сама вышла на работу в магазин.
Скоротечно время! Вот уж у девулек первые зубки полезли.
Малышки росли крепкими и, на редкость, спокойными. Одинаковые, в задорных косыночках, словно, краснощёкие матрёшки с блестящими зелёными глазами, они забавлялись игрушками и улыбались двумя зубами. Зоя любовалась дочками.
- Ну почему ты не дожила до этих дней?.. Вот бы увидела моих девчонок, порадовалась бы со мной... - грустно шептала она бабушке на фотографии. - Посмотри, какие они хорошенькие!
Девочкам уже третий год пошёл, когда родился сын. Нарекли Василием - в честь деда - отца Вадима. Молодой папа любил дочек, но сына обожал.
- Как Васютка? - первым делом спрашивал он, приезжая домой. - Зой, одень-ка сынульку - пройдусь с ним, пусть воздухом подышит! - И долго гулял с ребёнком в дальнем парке.
- Знаешь, Зоя, девчонки вырастут, замуж повыскакивают и разлетятся в разные строны, а Васютка с нами останется, опорой будет в
старости... - мечтал Вадим.
- Да уж не больно-то дети сейчас с родителями живут. Хоть девчонки, хоть парни, разве только в деревне где...- возражала Зоя.
Вадим заканчивал учёбу и со дня на день должен был получить назначение в другой город. Зоя сидела в декретном отпуске. - Обиходила ребятишек, хлопотала по дому. Не спеша, упаковывала вещи. Молодые в приподнятом настроении ожидали скорых перемен, мечтали, строили планы...
Любопытная сирень заглядывала в окна. И - была весна!
В тот вечер Зоя покормила детей, поиграла с ними и уложила спать. Вадим уже два дня был в полётах, с минуты на минуту должен вернуться. Женщина прикрыла в комнате дверь, захватила проигрыватель, вышла на кухню. Поставила любимую пластинку на малую громкость и, подпевая, взялась простирывать детские вещи. С улицы постучали. Хозяйка вытерла руки, открыла дверь. На пороге стояли курсант - друг Вадима, и незнакомый офицер. Женщина заволновалась. Посторонилась, пригласила войти... Военные вошли, молча встали у порога... Зоя поняла: стряслось непоправимое...
- Что... с ним?.. - выдохнула она.
- Пожалуйста... возьмите себя в руки...- начал медленно офицер, - Ваш муж... погиб... выполняя полёт... - выдавил он с трудом.
Что было дальше, Зоя не помнила...
Похоронили Вадима в цинковом гробу со всеми воинскими почестями. Соседи помогли с поминками.
- Ну... вот и всё... Как жить дальше?.. И... стоит ли... - отрешённо прошептала Зоя. Она, вся в чёрном, сидела на стуле, уронив на колени руки.
- Господь с тобой, Зоя!- громко испугалась тётя Шура. - Ты чего это такое говоришь? Чего удумала-то? Выкинь чёрные мысли из головы и думать забудь о дурном! - женщина пристально посмотрела на Зою. Та слушала и не слушала...
Тётя Шура продолжала:
- Подумай, Зоя, ведь дети у тебя. Да и грех большой - на себя руки накладывать! Тебе ребятёшек подымать надо. Ты им теперь - и отец и мать - всё сама. Смотри, сколь кругом одиноких-то матерей! Да вон хотя бы Нюрку возьми - баба тянет безотцовщину. И не одного, не двух - четверых! И не горюет. Конешно, государство ей помогает. Дак и у тебя на детей пенсия хорошая будет. Опеть же мы - тут, с тобой. - Тётя Шура положила тёплые руки на Зоины плечи, погладила. - Э-э-э... Зоя... - горестно покачала головой, - Сколь в войну-то вдов поосталось с ребятишками мал-мала-меньше. Подумать только: по шесть, по семь штук, а то и поболе...- она вздохнула, - И ничего - вырастили... Тяжело, конешно. Ну а у тебя их всего-то трое... Ты - молодая, сдюжишь. Знаешь, время... оно ведь лечит... Недаром же говорят: "После дождичка всегда выглянет солнышко!"
- Милая, добрая тётя Шура. Как хорошо, что Вы есть... Дай, Бог, Вам здоровья... - Зоя прижалась к тёте Шуре. - Спасибо...
Заскрипела, набирая обороты, вдовья жизнь...
Близняшек Зоя определила в детский сад. За Васильком присматривала та же баба Поля. Зоя окончила институт, уже работала заведующей магазином. Дети подрастали.
И снова была весна. Ранняя, тёплая, но... уже без Вадима.
Грустная рябина за окном раскудрявилась, и сирень опять стучалась в окно! Жизнь продолжалась...
Зоя наседкой хлопотала около детей, всегда накормленных, ухоженных. В дни отдыха она их уводила в парк. Часто малыши играли у своих окон в палисаднике или с другими ребятишками ковырялись в песочнице на глазах у соседей.
Рядом в подъезде, в угловой квартире на первом этаже, проживала ещё нестарая парочка.
Он - Николай - долговязый, как шланг, тощий и плоский с квадратными острыми плечами и впалой грудью. Костюм-балахон мешком сидел на его нескладной фигуре. Николай крупно вышагивал, смешно загребая ногами в несуразно длинных ржавых ботинках, похожих на лыжи. Маленькие косые глазки зло смотрели на мир. Соседи так и называли его: "Колька-Косой". Портрет дополняли тонкие упрямые губы на тяжёлой челюсти да нос, размазанный по скуластому лицу (пострадал в какой-то драке). Одним словом, не красавец.
Зато жена его, Мария, смешливая и добрая, была хороша собой - полная, "породистая" с высокой грудью - "кровь с молоком"! (Вот уж и вправду - "любовь зла...") Одевалась со вкусом. Роскошные волосы укладывала в пышную причёску.
Они жили без детей, и ребёнком им была маленькая кудрявая собачонка, которую Мария везде и всюду таскала за собой. Сюсюкалась с ней, ласкала.
Мария очень любила Зоиных малышей. То конфет им занесёт, то фруктов. Бывало, увидит кого из ребят на улице и сторожко, чтобы Николай не заметил, ну их обнимать-целовать!
Супруги вместе жили двенадцать лет. Все эти годы почти каждый день скандалили. Он частенько бил её. То и дело из их окон доносился его тонкий, как у молодого козла, голос:
- Ну чего ты ему глазки-то строишь? Кого из себя корчишь? Да посмотри на себя - страшнее атомной войны, а всё - туда же...тьфу-у! - плевался Николай. И, передохнув, с новой силой начинал тираду, - Ты хоть понимаешь, что ты - инвалид? Бесплодная! Кому ты нужна такая? Только я один дурак нашёлся - подобрал тебя и мучаюсь! Ты же мне всю жизнь отравила, до тебя хоть это доходит?.. - визгливо кричал он на жену.
Скандалы всегда заканчивались одинаково. - Косой хватал жену в охапку, наотмашь ударял её кулаком. Мария, когда - увернувшись, а, когда и,
подгадывая под крутой мужнин кулак, выскакивала во двор. Там были соседи, которые в одну секунду могли скрутить драчуна. Николай - за ней. В скандальной кутерьме выясняли отношения на глазах у всего двора и сбежавшихся на крики пассажиров, ожидавших автобус. Скрученный по рукам, помятый и красный, буян исходил "ядом" в неистовых воплях. Он оскорблял жену, обрызгивая слюной державших его соседей.
Мария молча сносила унижения. Она, как большой ребёнок, всхлипывала, подбирала трясущимися руками растрёпанные густые волосы, пытаясь собрать их в узел. Растирала багровые ссадины на руках и теле. Немного успокоившись, подходила к бьющемуся в истерике мужу, заговаривала:
Мария дрожащими пальцами осторожно поглаживала мужа, бормоча извинения. Николаю только этого и надо было. Он тут же затихал. Соседи отпускали его, зная, что воинствующий супруг при них не тронет жену. Осмелев совсем, Мария застегивала на Кольке рубаху, плохо попадая в петельки, пыталась заправить её в штаны. Она поднималась на цыпочки, приминала торчащие после битвы редкие мужнины волосёшки. Гладила впалые щеки, нежно целовала. Косой глаз Николая глядел куда-то в сторону, а здоровый, петушиный, впивался сурово в жену.
Мужики чертыхались, качали головами. Пассажиры удивлённо похохатывали, шли на остановку. И хоть соседи
были постоянными зрителями этого "спектакля двух актёров", они никак не могли привыкнуть к такому нежному финалу. Одни Марию жалели, другие называли дурой...
Не знаю, что являлось настоящей причиной скандалов в их семье. Судить не мне. Да и есть ли у кого право на осуждение? Любил бы Николай своих детей, если бы имел? - Тоже не могу сказать, но соседских ребятишек он люто ненавидел. Всегда гонял их от своих окон. Ребячий крик его раздражал. Особенно почему-то он терпеть не мог Зоиных. Может, и к ним ревновал свою Марию? Однажды, увидев, как Мария угостила Василька яблочком, чуть не избил жену. Ребята старались обходить его окна стороной. Косой переругался со всеми соседями-родителями маленьких детей. Что за человек был? Откуда столько злобы? - Неизвестно. Сказать, что по пьяни злился, нельзя - пьяным его никто никогда не видел. Может, психическое расстройство какое имел?..
У Зои в постоянных заботах бежали дни. Сын и дочки подрастали весёлыми, здоровыми.
А вот Зоя что-то стала прихварывать. Быстро уставала. Появилась непонятная слабость, донимал кашель... Таяла прямо на глазах...
Первое же врачебное обследование показало рак лёгких. Женщину положили в больницу. За детьми присматривали соседи. За главную няньку была, конечно же, тётя Шура - золотая душа. Зоя прошла все виды лечения - ничего не помогло. После проведённого курса химиотерапии Зою выписали домой. Ей становилось всё хуже. Она уже почти не вставала. Соседки по очереди дежурили у её постели. Детей не забывали.
Приходится только удивляться насколько хрупок наш мир, насколько тонка нить человеческой жизни... Смерть хладнокровно из людской толпы намечает жертву и, невзирая на лица, хватает свою жертву мёртвой хваткой, вгрызается и с хрустом, с аппетитом каждый день съедает по кусочку или большому куску, в зависимости от этого аппетита...
На сей раз она выбрала жертвой Зою, одинокую мать троих детей, и безжалостно пожирала молодую женщину, делая круглыми сиротами её малышей...
Зою обуревал страх по мере того, как крепло сознание неизбежного конца. Нет, не за себя - страх за детей... И она, мать, ничего не в состоянии сделать... Женщина понимала, что умирает. И нет никакой надежды...
- А как же дети?.. Ведь они же совсем маленькие... Как они будут жить без меня одни-одинёшеньки?.. На кого оставлю?.. Что будет с ними?.. Ведь пропадут...
Как обычно после мучительных горестных раздумий и бессонной ночи женщина впала в лёгкое забытьё...
Она явственно услышала осторожный стук в дверь, и чей-то голос за дверью спросил:
- К вам можно?.. - кто-то вошёл в комнату. Это была... Зоина бабушка. Добрая, милая бабушка.
- Я болею...- слабо пожаловалась Зоя. - Я умираю...
- Зоенька, вставай, пойдём со мной, - бабушка подошла к постели и зовёт, манит к себе рукой.
- Куда?.. Куда ты зовёшь меня?..
- Пойдём... - увидишь... Там хорошо-то как...
Зоя медленно встала... Бабушка крепко взяла её за руку и тихо повела куда-то из комнаты...
Зоя очнулась и поняла - это конец...
- Господи, ну за что? За какие грехи умираю?.. За что Ты оставляешь сиротами детей? В чём моя вина перед Тобой?..
Осунувшаяся, сильно похудевшая, с провалившимися глазами, она ещё жила и уже... не жила - существовала в другой жизни, в другом мире...
Утром у Зои дежурила соседка - пятиклассница Алина. Подушку поправить, воды подать, покормить - под силу девочке. После очередной бессонной ночи больная, казалось, задремала... Алина подтянула простыню, подоткнула одеяло и, убедившись, что женщина спит, ушла ненадолго...
Зоины дети играли во дворе. Тамара с Танюшей в песочнице лепили домики. Василёк с дружком - Игорьком, мальчиком чуть постарше, пинали мячик на площадке недалеко от Кольки-Косого окон. Игорёк разбежался, ударил, и... мячик влетел... в окно Косого. Не прошло и двух минут, как из подъезда выскочил разъярённый, белый от гнева, Николай. Он, простреливая ребятишек глазами, что-то грозно кричал, размахивал длинными руками. Игорёк испугался и убежал. Косой подскочил к Васильку, присевшему на завалинке, с силой схватил его за ухо и поволок зачем-то к забору. От страха и боли ребёнок громко заплакал. Верзила пригнул голову мальчика к своему колену и... тут взгляд его упёрся в чьи-то ноги... Он быстро поднял глаза. Перед ним стояла, держась за стену дома, смерть... - жёлтый скелет, обтянутый кожей, со впалыми щеками и потухшим взглядом... Это была Зоя.
- Отпусти... - еле слышно, но твёрдо прошептала она сухими, бескровными губами.
Детина от неожиданности растерялся, разжал руки - отпустил ребёнка. Громко матерясь, он отошёл от площадки. Зоя, совсем обессиленная, медленно сползала по стенке на грязную завалинку. Слёзы текли по измождённому лицу...
- Слушай, ты... заступница! Чё ты припёрлась? - кричал на весь двор Колька. - Ты понимаешь, что они у меня сейчас чуть окно не разбили, а ?! Не воспитала вовремя своих уродов, - Колька сплюнул, -теперь поздно за них заступаться... Поздно. И вообще... Чего тебе неймётся? Ведь подохнешь же скоро! - Косой понизил голос, злорадно улыбнулся. - Тебе жить-то осталось два месяца! Ты!... чё тебе надо, а?..
- Зоя! Ну разве можно было тебе вставать, а?! Как же ты сумела выйти-то? А ты... Колька... ну что ж ты делаешь-то, язвило бы тебя в душу -прости меня, Господи! - напустилась она на соседа. - Да где же у тебя сердце-то? Чего же это ты мелешь, а?! Твоим бы языком да вот эти помои мешать!..- она кивком показала на ведро. - Ведь и ты не бессмёртный... Все там будем... Эх ты, дурак ты, дурак...- тётя Шура с сердцем махнула рукой.
На шум вышла беременная Тося. Они с тётей Шурой вдвоём осторожно привели Зою домой и уложили в постель...
Прошла ночь.
На следующий день, ближе к вечеру, к тёте Шуре ввалилась со своей лохматой собачонкой Мария. Она кулём упала на пол и в голос заревела. Собачушка прижалась к ногам хозяйки, жалобно заскулила.
- Гос-споди, что стряслось-то?.. - перепугалась тётя Шура. Мария сквозь рыдания бормотала что-то бессвязное.
- Да погоди ты реветь-то, успокойся сперва... На-кась, водички выпей. - Тётя Шура принесла из кухни стакан холодной воды, подала Марии. - Ну вот и ладно... ну а теперь толком расскажи, приключилось-то чего? - она взяла у Марии пустой стакан. Та успокоилась Громко всхлипывая и высмаркиваясь, сообщила, что Николай не ночевал дома после второй смены:
- Обычно работает до одиннадцати вечера... Дома должен быть в двенадцать, - рассказывала женщина, - прождала всю ночь, думала, он остался работать до утра... Утром вон с базы на работу позвонила, сказали, что ушёл домой, как обычно... Обзвонила работяг, у которых телефоны... никто ничего не знает... Вот сейчас уже вторая смена идёт вовсю, а его нет ни на работе, ни... дома... - Мария всхлипнула, снова покатились слёзы...- Уж, кабы, чего не случилось... Боюсь я что-то, тётя Шура... По больницам да по моргам побегать бы надо... В милицию уже заявила... Раньше-то никогда такого не бывало...
- Слышь, Маруськ, а может, он... бабу каку нашёл?..- предположила было тётя Шура.
- Ну да Вы что?! Нет, нет!.. - замотала головой Мария.
- Шур, Шура! Выдь-ка сюды или к окошку подойди! - это с улицы звала Ефремовна, соседка Марии.
Тётя Шура подошла к окну, открыла:
- Ну чего тебе?!
- Марея не у тебя ли?..
- Тут она...
- Покличь-ка её. Пришли к ней.
Мария подскочила к окну, засуетилась:
- Кто там? Здесь я, здесь, - посмотрела вниз.
Внизу стоял участковый.
Мария с тётей Шурой спустились во двор.
Милиционер лишнего не говорил, коротко, по-военному, сообщил, что на его участке обнаружен труп мужчины без документов.
- Поступило заявление гражданки, - он указал на Марию, - надо прибыть на опознание.
Мария уцепилась за тётю Шуру, заголосила:
- Это он! Это точно он!.. Тёть Шур, пойдёмте со мной - я боюсь.
С Марией на опознание поехали Ефремовна и тётя Шура.
Изуродованного Николая Мария узнала по большому родимому пятну под коленкой, по одежде да по несуразно-длинным, похожим на лыжи, ржавым ботинкам.
Ночью, совсем близко от дома, его сбила шальная машина, когда он перебегал в неположенном месте бурную дорогу автотрассы. Документов Николай при себе не имел...
Странно, но Мария недолго горевала. Отвела сороковину и вскоре вышла замуж за хорошего человека... Никто из соседей, ни один человек, не осудил её за столь поспешный брак.
А Зоя? - Зоя прожила ещё пять месяцев...
Это была моя мама.
Мария и её муж Юрий дежурили с остальными наравне у постели умирающей.
Бездетные супруги с величайшей деликатностью попросили Зоиного согласия усыновить-удочерить её троих ребятишек, которых оба полюбили, как родных. Муж с женой заранее обсудили с соседями подробности столь необычного предложения к ещё живой матери. (Соседи были просто счастливы от такого поворота событий).
Материнский инстинкт подсказывал умирающей Зое, что это предложение будет спасением её детям, остающимся на этом свете без неё. Мужественная женщина согласилась с благодарностью. Просила супругов стать хорошими родителями, не обижать малышей...
Уходя из жизни, Зоя уносила уверенность в том, что её дети не будут сиротски скитаться по разным углам, домам-приютам, по чужим людям и ещё неизвестно где, а обретут заботливых и ласковых родителей. Так она хотела. Так клятвенно обещали Мария и Юрий умирающей матери.
Так и случилось... Все нерастраченные материнские чувства, Мария отдала нам - детям. Хорошим отцом оказался и её муж-Юрий, скромный, заботливый человек. Всех нас родители подняли-воспитали, дали образование. Всем свадьбы сыграли. А теперь они радуются внукам! Ждут правнуков.
Мы, дети, и внуки, платим родителям любовью. Да хранит их Господь, и - низкий поклон им!
А Зое - пусть земля будет пухом! Первую маму свою мы никогда не забываем... Память о ней - в наших сердцах...
Интересны жизни людские, словно взвешенные на невидимых весах - кому какая жизнь отмерена, кому какая судьба уготована...